Конфликт Красса и Помпея в 70 г. до н. э.: его зарождение и причины
с.136 Первое консульство Помпея и Красса стало поворотным пунктом в римской политической жизни тех лет: в 70 г.1 были проведены крупные реформы, предусматривавшие отмену ряда узаконений Суллы, и главной из них являлось восстановление трибунской власти. Тем более примечателен тот факт, что консулы этого года, согласно сообщениям многих источников, находились в конфликте друг с другом. Саллюстий пишет, что «Красс больше противоречил коллеге, чем серьёзно заботился об общем благе или бедствии» (Sall. Hist. IV. 51. Пер.
Ясно, что он возник в самом начале совместного консульства Помпея и Красса, а возможно, судя по свидетельству Аппиана и выражению Плутарха (Pomp. 23. 1), ἀποδειχθέντες ὕπατοι, — даже до их вступления в должность2. Иногда утверждается, что консулы поссорились сразу после с.137 принятия закона о полномочиях трибунов3. Однако такая хронология не вытекает напрямую из источников и основывается только на том, что Помпей и Красс провели этот закон совместно.
Предположения исследователей о причинах их ссоры, как правило, либо неконкретны, либо спекулятивны, либо предполагают ошибку источника. Так, В. Друман отвергает утверждение Плутарха о том, что разногласия консулов были очевидны с самого начала; по его мнению, Красс обозлился на коллегу значительно позднее, только когда увидел, что тому досталась вся слава4. К. Декнател считает, что Красс воспротивился намерениям Помпея отправиться на войну против Митридата5, — однако нет никаких свидетельств о подобных замыслах или попытках Помпея в 70 г.; напротив, Веллей сообщает, что во время консульства Помпей дал клятву не отправляться в провинцию (II. 31. 1). А. Гарцетти объясняет конфликт честолюбивым соперничеством, преимущественно со стороны Красса, и нежеланием последнего обострять отношения с сенатом, поддерживая слишком радикальную программу Помпея6 — и слова Плутарха (Pomp. 22. 3) о том, что Красс обладал влиянием в сенате, а Помпей в народе, как будто это подтверждают7. Однако наиболее радикальный закон, возвративший полномочия трибунам, был проведён консулами совместно, а соперничество, как с.138 представляется, — объяснение универсальное, но слишком расплывчатое8. Б. Тваймен полагает, что Помпей и Красс принадлежали к двум враждующим группировкам нобилитета (соответственно Клавдии — Метеллы и партия Катула), так что их конфликт был продолжением фракционной борьбы — однако сам автор признаёт, что свидетельств о связях Красса с окружением Катула очень мало9; а конфликт этих двух политиков в их совместную цензуру в 65 г.10 делает такое объяснение ещё менее убедительным. Ф. Мильтнер считает, что первым поводом для ссоры консулов стало дело Верреса11 — однако Цицерон, подробно перечисляющий сторонников и противников обвиняемого, ни словом, ни намёком не упоминает об интересе Красса к этому делу. A. Уорд полагает, что разногласия консулов возникли в связи с судебной реформой: по его мнению, Красс стремился полностью передать суды всадникам, а Помпей — сохранить участие в них сенаторов, хотя бы частично12.
с.139 Некоторые исследователи, не видя повода для ссоры Помпея и Красса, просто ставят под сомнение сам факт конфликта14 — что едва ли правомерно, учитывая многочисленные свидетельства историков, в т. ч. Саллюстия, современника событий15. Сцена примирения консулов в конце 70 г., о которой рассказывают Плутарх и Аппиан, состоялась публично и вряд ли могла быть вымышлена (Plut. Pomp. 23. 1—
Таким образом, свидетельства источников о конфликте консулов 70 г. довольно скудны и расплывчаты, а гипотезы современных исследователей, напротив, многочисленны и нередко исключают друг друга. Поэтому представляется целесообразным ещё раз проанализировать эти события и начать рассмотрение с предыстории взаимоотношений Красса и Помпея.
Первый опыт совместных действий они получили в ходе гражданской войны. В 82 г. Красс и Помпей вели военные операции в Умбрии и ненадолго объединились, чтобы дать бой Карринату. Молодые полководцы нанесли ему поражение под Сполетием и заперли в городе, однако Карринату удалось бежать (App. BC. I. 90. 413). По-видимому, на данном этапе между Помпеем и Крассом не существовало серьёзных разногласий, и они готовы были координировать свои действия и сотрудничать ради победы над общим врагом.
Плутарх, однако, сообщает, что вскоре Красса охватило желание соперничать с Помпеем, что его «раззадоривала и раздражала» (διέκαιε καὶ παρώξυνε) и даже «мучила» (ἠνία) слава Магна (Plut. Crass. 6. 5; 7. 1). Действительно, после взятия Рима Сулла, по-видимому, поручил Крассу розыск и уничтожение проскрибированных в Бруттии, что не сулило славы и популярности17, а вскоре и вовсе отстранил его от государственных дел, обнаружив, что Красс самовольно внёс кого-то в проскрипционные списки (Plut. Crass. 6. 7). В это же самое время Помпей, который был младше Красса на семь или восемь лет18, самостоятельно вёл масштабные военные с.140 действия, сперва на Сицилии, затем в Африке во главе шести легионов, был провозглашён императором и получил триумф (Plut. Pomp. 10—
В 73 г. некий Плотий обвинил Красса в связи с весталкой, и высказывалось предположение, что за этим человеком стоял Помпей22. Данный инцидент действительно мог породить со стороны Красса непримиримую вражду — но лишь в том случае, если он знал, по чьему наущению действует его обвинитель. Однако Плотии (Плавтии) появляются в окружении Помпея лишь с 70 г.23, а о предшествующем сотрудничестве членов этого рода с Помпеем или его отцом никаких сведений обнаружить не удаётся. Также не слишком убедительной представляется гипотеза Э. Грюэна о том, что Красс стал одной из жертв закона Лентула Клодиана, консула 72 г. и союзника Помпея, о взыскании денег, которые Сулла простил покупателям конфискованного имущества (Sall. Hist. IV. 1)24. В основе состояния Красса действительно лежало имущество проскрибированных; однако, как с.141 говорилось выше, его отношения с Суллой быстро испортились, поэтому маловероятно, что диктатор мог бы простить Крассу причитавшиеся с него платежи, даже если поначалу что-то и дарил (Plut. Crass. 6. 8).
Следующий эпизод во взаимоотношениях Красса и Помпея связан с восстанием Спартака. Аппиан сообщает, что когда римские граждане узнали о том, что Красс запер восставших рабов на Бруттийском полуострове и приступил к их осаде, то, «считая позором, если война с гладиаторами затянется, выбрали вторым главнокомандующим Помпея» (BC. I. 119. 554. Пер.
Таким образом, если в конце 72 г. Красс и испытывал по отношению к Помпею какое-то чувство соперничества, то оно было не слишком острым: в условиях серьёзной военной опасности он счёл разумным и с.142 оправданным обратиться к Помпею за помощью27. Впрочем, к концу 72 г. это соперничество должно было несколько ослабеть: Красс теперь тоже обладал чрезвычайными проконсульскими полномочиями и возглавлял крупное войско, причём уже достиг ранга претория, тогда как Помпей всё ещё оставался римским всадником. Решение сената вызвать Помпея в Италию действительно вызвало у Красса досаду и заставило его активизировать военные действия28, однако такая реакция объясняется тем, что в изменившихся обстоятельствах он уже не нуждался в помощи и не желал делиться военной славой. Несомненно, назначению Помпея содействовали его сторонники в Риме29, однако вряд ли их поведение можно было расценить как открыто враждебное по отношению к Крассу, т. к. они воспользовались его собственной просьбой. И действительно, известно, что Красс сожалел о своём поспешном письме (Plut. Crass. 11. 3), однако ничего не сообщается о его обиде или претензиях в адрес Помпея, М. Лукулла или их сторонников.
Следующий шаг Помпея, однако, уже давал Крассу более серьёзные основания для недовольства. Красс разбил Спартака без помощи других полководцев, но прибывший в Италию Помпей истребил 5000 повстанцев, спасшихся после решающего сражения, и на этом основании утверждал в письме сенату, «что Красс разбил гладиаторов в открытом бою, а он, Помпей, вырвал войну с корнем» (Plut. Pomp. 21. 2; Crass. 11. 11). Это было открытое притязание на славу победителя Спартака30, и оно, по-видимому, встретило определённую поддержку в римском обществе (Plut. Pomp. 21. 2)31. Так, Цицерон не только восхваляет Помпея за победу над рабами в речи о Манилиевом законе (30), где естественно было бы ожидать преувеличения его военных заслуг, но и в речи против Верреса (II. 5. 5) называет его победителем Спартака наряду с Крассом, хотя в данном случае не требовалось специально подчёркивать роль Помпея в этой войне32. Таким с.143 образом, опасения Красса, что ему придётся разделить славу с другими полководцами, оказались не лишёнными основания.
Ситуация осложнилась и тем, что сенат предоставил Помпею триумф за победы в Испании, а подавление восстания Спартака счёл достойным лишь овации, да и по её поводу многие высказывали серьёзные сомнения (Plut. Crass. 11. 11). На фоне Помпея слава Красса несколько потускнела и, видимо, поэтому он приложил немало усилий, чтобы, по крайней мере, добиться разрешения надеть во время овации лавровый венок вместо миртового (Cic. Pis. 58; Plin. NH. XV. 29. 125; Gell. NA. V. 6. 23)33. Впрочем, в этом случае Красс вряд ли мог иметь претензии к Помпею: согласно Плутарху (loc. cit.), он сам понимал, что у него нет надежды на триумф за победу над рабами34.
Таким образом, можно сделать вывод, что на момент консульских выборов 71 г. между Крассом и Помпеем, вероятно, существовало соперничество, а притязания Помпея на славу победителя Спартака могли вызвать у Красса недобрые чувства. Однако всё же этот инцидент был не настолько серьёзным, чтобы породить ненависть или жестокую вражду, ибо, как показал Б. Маршалл, Красс получил все формальные почести за победу над Спартаком — и даже больше, чем мог ожидать35.
Сведения источников о дальнейших событиях содержат серьёзные противоречия. Согласно Аппиану (BC. I. 121. 563), Помпей и Красс стали соперниками в борьбе за славу; они оба были избраны консулами, но и после этого отказались распускать свои армии. Помпей объяснил это тем, что ожидает триумфа, а Красс — тем, что Помпей сохраняет за собой войско. В Риме воцарился страх перед новой гражданской войной, и лишь в ответ на настоятельные просьбы народа консулы (уже вступившие в должность) примирились друг с другом и распустили свои армии. На этом Аппиан заканчивает описание событий 70 г.
Плутарх излагает события второй половины 71 и 70 гг. совсем иначе. По его словам, в Риме опасались, что Помпей откажется распускать войско, однако он рассеял все страхи, объявив, что сделает это после своего триумфа. Красс, решив добиваться консульства, заручился поддержкой Помпея, который охотно пошёл ему навстречу. Однако после вступления в должность консулы начали враждовать и ссориться по всем вопросам, и с.144 лишь в конце 70 г. примирились по настоянию некоего всадника Г. Аврелия (Plut. Crass. 12; Pomp. 21. 3—
Однако рассказ Плутарха тоже не свободен от неточностей. В жизнеописании Помпея (22. 1) сообщается, что Красс, несмотря на всё своё красноречие, богатство и влияние, «не решился всё же домогаться консульства, не испросив согласия у Помпея». Помпей же с удовольствием принял его просьбу и заявил в народном собрании, что «столь же будет благодарен за товарища по должности, как и за само консульство» (Plut. Crass. 12. 2; Pomp. 22. 1). Эти слова предполагают, что Красс был обязан Помпею своим консульством. По мнению К. Декнатела и М. Гельцера, Красс опасался, что Помпей пожелает сделать коллегой не его, а кого-то менее влиятельного; т. е. Помпей был настолько могуществен, что мог не только сам победить Красса на выборах, но и провести себе в коллеги более слабого, чем Красс, соискателя (или, по меньшей мере, создать победителю Спартака ощутимые трудности на выборах)37. Однако уже А. Гарцетти отметил, что в 71 г. победа Красса на выборах не вызывала особых сомнений: он удовлетворял требованиям возрастного закона38, только что избавил Италию от страшной угрозы рабской войны; кроме того, под Римом стояло десять легионов его с.145 солдат39. Как подчёркивает Т. Хиллмен, и сам Плутарх, по-видимому, знал, что у Красса были все основания рассчитывать на консульство вне зависимости от поддержки Помпея: в жизнеописании Красса (Crass. 12. 1) говорится, что он, «имея надежду стать коллегой, всё равно не отказался просить Помпея»40. С другой стороны, охотное согласие Помпея Плутарх объясняет тем, что «ему хотелось, чтобы Красс так или иначе всегда был обязан ему за какую-нибудь любезность» (Crass. 12. 2) — следовательно, он рассматривал Красса как влиятельную фигуру. Таким образом, хотя Красс имел прекрасные шансы на избрание, союз с Помпеем всё же для чего-то ему требовался, так что он готов был связать себя долгом благодарности за оказанную услугу. По-видимому, на данный момент он либо не испытывал к Помпею сильной вражды, либо готов был забыть о ней ради каких-то более важных соображений. Что же побудило его предложить этот союз?
А. Гарцетти предполагает, что Красс, разочарованный пренебрежением к себе оптиматов, пожелал завоевать поддержку народа и ради этого даже готов был сблизиться с «ненавистным соперником». Однако далее итальянский исследователь отмечает, что вся программа реформ 70 г. принадлежала одному Помпею и ему же досталась любовь народа, а Красс не одобрял не в меру демагогическую политику коллеги и не желал слишком отдаляться от оптиматов, что и привело к ссоре консулов41. Представляется, что если бы расчёты Красса в 71 г. выглядели так, как предполагает А. Гарцетти, то победитель Спартака действовал бы прямо противоположным образом: он добился бы избрания собственными силами, чтобы выступать на политической арене как самостоятельная фигура, а затем поддержал бы мероприятия Помпея и разделил бы с ним популярность.
По мнению Б. Маршалла, предвыборный союз Красса с Помпеем вообще не нуждается в каких-то особых объяснениях: оба полководца не имели причин для вражды или страха друг перед другом и в целом придерживались одной и той же политической линии. Это была обычная amicitia, в результате которой Красс получал выгоду от популярности Помпея, а Помпей — от обширных связей Красса42. Более того, нет с.146 оснований считать, что сенат был враждебен союзу и политическим планам Помпея и Красса и стремился что-то им противопоставить43. Однако если оба кандидата в консулы были естественными союзниками и не имели других соперников, то остаётся неясным, почему Плутарх так сильно акцентирует внимание на том, что Красс стремился заключить союз с Помпеем, а Помпей охотно на это согласился. В тех политических условиях, которые предполагает Б. Маршалл, победа Помпея и Красса была бы гарантирована и без всяких специальных договорённостей.
А. Уорд, напротив, считает, что оптиматы, контролировавшие сенат, были враждебно настроены по отношению как к Помпею, так и к Крассу и добивались избрания в консулы своего кандидата — вероятнее всего, Квинта Метелла (в будущем Критского). Именно участие сильного и опасного соперника побудило Красса и Помпея временно забыть о взаимной неприязни и объединить усилия в борьбе с ним44. Это объяснение выглядит вполне убедительным с политической точки зрения, однако, как представляется, оно недостаточно подтверждено источниками. А. Уорд указывает на то, что в 74 г. Квинт Метелл был претором и, следовательно, имел право стать консулом в 70 г. Но в действительности имеются сведения лишь о том, что Метелл добивался претуры в 75 г., причём во время предвыборной кампании произошёл мятеж, вызванный нехваткой продовольствия, и консулы, поддерживавшие Метелла, подверглись нападению мятежной толпы (Sall. Hist. II. 45). Точная дата претуры Метелла не засвидетельствована, и Т. Броутон отмечает, что Цицерон, многократно упоминающий этого человека и его братьев в «Верринах», ни разу не называет его коллегой Верреса по претуре 74 г.45 Кроме того, Цицерон в этих речах прозрачно намекает на то, что Квинт Метелл получил консульство на 69 г. благодаря деньгам Верреса (Verr. I. 26—
Высказывалось также предположение о том, что Красс и Помпей нуждались друг в друге, чтобы получить от сената разрешение добиваться консульства заочно и вопреки возрастному закону Суллы47. Однако Е. Линдерский убедительно показал, что консулы 70 г. избирались не заочно48. Что касается возрастного закона, то Помпей действительно нуждался в освобождении от его действия, но инициатива союза исходила от Красса, а он удовлетворял всем необходимым требованиям (см. выше, прим. 38).
Итак, расстановка сил в предвыборной кампании 71 г. не позволяет понять, для чего Крассу понадобился союз с Помпеем. Возможно, ответ на этот вопрос следует искать в его политических планах на предстоящее консульство. Д. Дзино полагает, что, помимо избрания, Помпей и Красс не имели никаких видимых общих интересов49, но представляется, что это не так.
В рассматриваемое время одним из наиболее острых вопросов в римской политической жизни было восстановление прав плебейских трибунов. Диктатор Сулла лишил трибунов возможности вносить законы и созывать сенат, а также ограничил их право вето50. На протяжении
В 75 г. этот лозунг выдвигал Квинт Опимий (Ps.-Ascon. p. 200 Orelli), который мог быть близок к Помпею, т. к. его брат ранее служил в штабе Помпея Страбона54. По меньшей мере, с 73 г. с этим требованием стали связывать имя самого Помпея, находившегося в то время в Испании (Sall. Hist. III. 48. 21—
Красс, насколько известно, подобных намёков не делал, однако, судя по некоторым сведениям в источниках, проблема восстановления трибунской власти для него тоже представляла интерес. Три плебейских трибуна, выдвигавших этот лозунг на протяжении
При этом Красс не мог не заметить, что эта агитация вызвала достаточно резкую реакцию консервативных кругов в сенате. Так, в речи, изложенной Саллюстием, Лициний Макр утверждает, что Сициний был «осаждён» (circumventus) знатью и «владычество Г. Куриона привело к гибели (exitium) ни в чём не повинного трибуна»; против Квинкция выступил консул Л. Лукулл, а теперь опасность грозит и ему самому (Sall. Hist. III. 48. 8. 10—
Обстоятельства, при которых закон о трибунской власти был принят, не излагаются последовательно ни в одном источнике, имеются лишь краткие упоминания и отдельные детали. По-видимому, в начале года Помпей, обладавший в январе фасциями, представил закон сенату63. Катул, один из самых влиятельных консерваторов в сенате, вынужден был признать, что законопроект слишком популярен и помешать его принятию невозможно; он лишь отметил, что сенаторы сами навлекли на себя народное недовольство, ибо в сенатских судах процветает коррупция (Cic. Verr. I. 44)64. Закон, видимо, был одобрен сенатом и принят народным собранием.
Роль Помпея в этих событиях хорошо засвидетельствована, однако участие Красса вызывает гораздо больше вопросов, так что некоторые исследователи считают, что он лишь номинально считался автором с.151 закона65, а У. Мак-Дермотт даже доказывает, что законопроект внёс один Помпей66. Действительно, во многих источниках восстановление прав трибунов приписано только Помпею, а об участии Красса и даже о его позиции по данному вопросу не говорится ни слова (Vell. Pat. II. 30. 4; Plut. Pomp. 22. 4; App. BC. II. 29; Dio Cass. XXXVIII. 30. 3). У. Мак-Дермотт признаёт, что данные этих поздних историков не могут считаться независимыми свидетельствами об авторстве закона67, и анализирует более надёжные и близкие по времени источники. Представляется, однако, что его выводы являются недостаточно обоснованными.
В периохе XCVII книги Ливия сообщается следующее: «Марк Красс и Гней Помпей становятся консулами (Помпей — по постановлению сената из всаднического сословия, так и не побывав квестором) и восстанавливают трибунскую власть»68. У. Мак-Дермотт считает это сообщение ошибкой эпитоматора, который сократил целую книгу до нескольких строк, соединил три разных вопроса в одном предложении, и вообще не отличался большой точностью: на самом деле, по мнению исследователя, Ливий приписывал этот закон одному Помпею69. В периохах Ливия действительно встречаются ошибки, однако вряд ли оправданно только на этом основании отвергать свидетельство, которое само по себе не содержит ничего невероятного и подтверждается другими (пусть и не всеми) источниками.
По мнению У. Мак-Дермотта, два упоминания Цицерона о восстановлении прав трибунов в речах против Верреса свидетельствуют о том, что эта инициатива принадлежала одному Помпею70. Однако в первом из с.152 этих пассажей Цицерон говорит о заседании сената, на котором обсуждался законопроект (Cic. Verr. I. 44): Помпей, избранный старшим консулом, председательствовал на этом заседании, поэтому именно он совещался с сенатом и спрашивал мнение Катула (Cn. Pompeio… de tribunicia potestate referente). В силу формальностей Красс не мог играть здесь активной роли, однако это не доказывает, что он не был соавтором законопроекта. Что же касается второго пассажа (Cic. Verr. I. 45), то в нём описано не обнародование законопроекта, а речь Помпея на сходке, произнесённая ещё до его вступления в должность71.
В трактате «О законах» (III. 22 и 26) Цицерон действительно говорит о восстановлении прав трибунов так, словно его осуществил один Помпей, и У. Мак-Дермотт считает этот факт решающим72. Однако, как представляется, его можно объяснить самой постановкой проблемы, которую рассматривают действующие лица. В этом отрывке Цицерон и его брат Квинт рассуждают о том, как вышло, что Помпей, столь мудрый (sapiens) человек, заслуживающий величайших и высших похвал (amplissimis summisque laudibus), восстановил столь пагубный (pestifera: ibid. 19) институт, как трибунская власть. Красса же Цицерон считал негодяем (homo nequam: Att. IV. 13. 2), поэтому его участие в данном мероприятии не представляло проблемы, а следовательно, и интереса для трактата.
Наиболее серьёзным препятствием для того, чтобы принять гипотезу У. Мак-Дермотта, остаётся фрагмент речи Цицерона в защиту Корнелия, произнесённой в 65 г., и комментарий Аскония к нему (Ascon. 76 C)73. Его следует процитировать полностью:
«Он говорит, что из-за несчастья Манилия плебс побеждён и покорён:
Утверждают, что из-за безрассудства этого трибуна ваши души можно склонить к тому, чтобы они отвратились от самого имени этой власти; что один из восстановивших эту власть ничего не может сделать против большинства, а другой далеко.
с.153 Полагаю, вам ясно, что имеются в виду Марк Красс и Гней Помпей, из которых Марк Красс тогда являлся судьёй в деле Корнелия, а Помпей вёл войну с Митридатом в Азии»74.
У. Мак-Дермотт не отрицает, что Цицерон прямо приписывает восстановление трибунской власти обоим консулам. Однако, по его мнению, оратор таким образом просто хотел польстить Крассу, который был одним из судей на процессе и желал в то время казаться популяром. Асконий же, тоже называющий Красса соавтором закона (хотя в 81 C он говорит об одном лишь Помпее), был введён Цицероном в заблуждение75. Но представляется невероятным, чтобы всего через пять лет после событий, в речи, обращённой к хорошо осведомлённым людям, Цицерон мог настолько сильно исказить действительность. Сомнительно также, что данное заявление было сделано, чтобы польстить Крассу: ведь оно подразумевало его неспособность повлиять на ход процесса в желательном для себя направлении. Вряд ли Крассу была приятна такая констатация его бессилия, — особенно на фоне Помпея, который не может ничего сделать по объективным причинам.
По поводу комментария Аскония У. Мак-Дермотт пишет, что «вряд ли мы нуждаемся в первых десяти словах его комментария» и сосредотачивает внимание лишь на том, что Красс был в числе судей. Однако, как представляется, именно первые слова Аскония очень важны для разрешения данной проблемы. Комментатор Цицерона, обращаясь к своим сыновьям, пишет: «Полагаю, вам ясно, что имеются в виду Марк Красс и Гней Помпей». Следовательно, спустя около века после событий тот факт, что права трибунов восстановили оба консула, был общеизвестен, и Асконий рассчитывал на то, что даже неопытные юноши должны это знать. Если бы он почерпнул сведения об авторстве Красса лишь из одного этого упоминания Цицерона, то можно было бы ожидать какого-то недоумения, разъяснений или оговорок о том, что это утверждение оратора противоречит общепринятой версии событий (ср., напр., комментарий к следующему фрагменту, 76—
с.154 Не следует также забывать о свидетельстве Псевдо-Аскония, который в одном месте называет автором закона одного Помпея (147 Or., комментарий к Cic. Verr. I. 44, где тоже говорится только о Помпее), а в другом — Помпея и Красса (103 Or., комментарий к Cic. Div. in Caec. 8, где авторы закона не упомянуты); в схолии Гроновия (397 Or., к Cic. Verr. I. 44) тоже сказано, что власть трибунов была восстановлена Помпеем и Крассом. Конечно, это поздние и не слишком надёжные источники. Однако, как указывалось выше, об участии Помпея в этом мероприятии было известно гораздо больше, чем об участии Красса, и если бы Помпей даже формально был единственным инициатором закона, то весьма сложно понять, каким образом сведения об авторстве Красса могли появиться у обоих схолиастов.
Итак, вряд ли можно согласиться с тезисом У. Мак-Дермотта о том, что законопроект о восстановлении трибунской власти был внесён одним Помпеем. Свидетельства Цицерона, Аскония и эпитоматора Ливия позволяют вполне уверенно утверждать, что Красс был соавтором этого закона. Но почему Красса постигло забвение и вся слава и популярность достались его коллеге?
Представляется, что анализ событий второй половины 71 г. позволяет ответить на этот вопрос. Как уже говорилось выше, до консульских выборов ни Помпей, ни Красс не заявляли открыто о том, что намерены восстановить власть трибунов (хотя Помпей, видимо, намекал на подобные планы). Такая предвыборная тактика была вполне традиционна. Х. Моритсен пишет, что соискатели перед выборами обычно избегали политических тем и представляли «популярные» программы лишь после вступления в должность76. Вероятно, именно так и предполагал сделать Красс, однако Помпей поступил иначе. Осенью или в первых числах декабря 71 г. плебейский трибун М. Лоллий Паликан созвал сходку вне городской черты, где Помпей изложил свой план действий на предстоящее консульство: он пообещал восстановить власть трибунов и принять меры в отношении сенатских судов, выносивших несправедливые приговоры (Sall. Hist. IV. 43—
Неудивительно также, что отношения Красса с коллегой резко ухудшились. Если перед выборами они договорились о совместном внесении закона, то Красс имел все основания расценить выступление Помпея на сходке как недружественный шаг, тем более что сам он, по-видимому, не получил слова на этом собрании. Таким образом, его будущий коллега перехватывал инициативу и присваивал себе львиную долю славы и популярности, на которые мог рассчитывать автор закона о правах трибунов78. Итак, точка зрения В. Друмана, согласно которой конфликт между консулами был вызван тем, что вся слава досталась Помпею, а Красс ушёл в тень, содержит рациональное зерно79, однако с его хронологией нельзя согласиться. Красс вполне способен был сразу же предугадать последствия выступления Помпея, и его вражда к коллеге возникла уже после сходки, в конце 71 г., а не по итогам реформ 70 г. Отголосок реакции Красса на действия Помпея, возможно, содержится в путаном рассказе Аппиана (BC. I. 121). Как указано выше, Аппиан безусловно ошибается, считая, что консулы 70 г. сохраняли за собой армии, вступив в должность; однако важно, что в изложении александрийского историка конфликт Красса и Помпея предшествует триумфу последнего, который состоялся 29 декабря 71 г. (Vell. Pat. II. 30. 2). Возможно, его ошибка просто в том, что он говорит о них как о действующих консулах, хотя на тот момент они были только с.156 десигнатами. Выражение Плутарха οὐ μὴν ἀλλ’ ἀποδειχθέντες ὕπατοι διεφέροντο πάντα (Pomp. 22. 3) тоже указывает на то, что Помпей и Красс начали ссориться, будучи избранными консулами.
По-видимому, Красс всё же настоял на том, чтобы этому закону было дано и его имя. Как было указано выше, противодействие консула могло бы стать серьёзным препятствием для проведения законопроекта, и Помпей, вероятно, предпочёл формально выполнить прежнее соглашение80, Красс же счёл, что выгоднее удовольствоваться малым, чем заблокировать законопроект и тем самым навлечь на себя ненависть плебса. Тем не менее дальнейшее пребывание консулов в должности было омрачено ссорами и соперничеством, причём Саллюстий свидетельствует, что Красс видел в этом чуть ли не главную свою задачу (Hist. IV. 51). Светоний же, рассказывая о создании первого триумвирата, называет Красса старым врагом (veterem inimicum) Помпея ещё со времён их консульства (Iul. 19. 2). Эти выражения, как представляется, подтверждают, что в 70 г. именно Красс имел претензии к Помпею, а не наоборот. Когда Плутарх называет консульство Помпея и Красса политически бездеятельным и бесполезным для них (ἀπολίτευτον καὶ ἄπρακτον αὑτοῖς), если не считать устроенного Крассом жертвоприношения Геркулесу (Plut. Crass. 12. 3), это утверждение выглядит ошибочным и парадоксальным на фоне проведённых в этом году реформ81. Однако в субъективном восприятии Красса итоги его консульства могли примерно так и выглядеть.
Б. Маршалл последовательно отстаивает точку зрения, что вражда Красса и Помпея — это в значительной мере миф, созданный Цицероном, который крайне неприязненно относился к Крассу, а также другими противниками первого триумвирата82. Действительно, нельзя отрицать, что Красс с Помпеем неоднократно вступали в союз, и их сотрудничество порой имело определяющее влияние на римскую политику. Вместе с тем конфликты и соперничество этих политиков слишком хорошо засвидетельствованы многими источниками, чтобы их можно было просто отбросить как результат враждебной пропаганды. Отношения между ними менялись с течением времени, и каждый эпизод необходимо рассматривать и оценивать по отдельности, не встраивая его в готовую схему. Нет серьёзных причин считать, что на протяжении
Liubimova O. V.
The conflict of Crassus and Pompey in 70 BC:
its background and causes.
In the article an attempt is undertaken to ascertain the background and the causes of the conflict of Crassus and Pompey in 70 BC. There is no reason to suggest bitter hatred between them until their joint consulship, although Crassus might feel some rivalry about the rapid career of Pompey, and the latter’s claim to the glory of Spartacus’ conqueror was not a friendly gesture. But in 71 BC Crassus found it expedient to offer Pompey an alliance because they both planned to restore the rights of tribunes and needed each other to overcome the opposition of the Sullans. Pompey agreed to the alliance but as consul designate he delivered a major speech to the people in which he for the first time publicly promised to restore the rights of the tribunes. So he alone acquired all the glory and popularity of the defender of people’s rights, and Crassus was pushed into the background and so became a bitter enemy of his colleague.
ПРИМЕЧАНИЯ
Aiunt vestros animos propter illius tribuni plebis temeritatem posse adduciut omnino nomine illius potestatis abalienentur; qui restituerunt eam potestatem, alterum nihil unum posse contra multor, alterum longe abesse?
Manifestum puto esse vobis M. Crassum et Cn. Pompeium significari, e quibus Crassus iudex tum sedebat in Cornelium, Pompeius in Asia bellum Mithridaticum gerebat.