Римские древности

Книга X

1. После это­го кон­суль­ства состо­я­лась вось­ми­де­ся­тая Олим­пи­а­да, в кото­рой в беге на ста­дий победил фес­са­ли­ец Торимб, архон­том в Афи­нах был Фра­си­клей, а кон­су­ла­ми в Риме были избра­ны Пуб­лий Волум­ний и Сер­ви­лий Суль­пи­ций Каме­рин¹. Эти кон­су­лы не совер­ши­ли ни одно­го похо­да ни для нака­за­ния обид­чи­ков, как сво­их, так и союз­ни­ков, ни для охра­ны сво­их пре­де­лов. Напро­тив того, они были заня­ты ула­жи­ва­ни­ем внут­ри­го­род­ских бед, а имен­но, как бы народ, вновь при­дя в смя­те­ние и под­няв сму­ту про­тив сена­та, не совер­шил чего-нибудь ужас­но­го, (2) под­стре­кае­мый пле­бей­ски­ми три­бу­на­ми, кото­рые утвер­жда­ли, что для сво­бод­ных людей наи­луч­шей фор­мой государ­ст­вен­но­го устрой­ства явля­ет­ся равен­ство граж­дан­ских прав², и тре­бо­ва­ли, чтобы част­ные и обще­ст­вен­ные дела отправ­ля­лись соглас­но зако­нам. Ведь в те вре­ме­на у рим­лян не было ни равен­ства зако­нов, ни равен­ства прав для всех, и еще не все прин­ци­пы спра­вед­ли­во­сти были пись­мен­но закреп­ле­ны. В древ­но­сти их цари выно­си­ли судеб­ные реше­ния по прось­бе тяжу­щих­ся, и это-то запи­сан­ное царя­ми реше­ние и было зако­ном³. (3) Когда же рим­ляне осво­бо­ди­лись от цар­ско­го прав­ле­ния, то на еже­год­но сме­ня­е­мых кон­су­лов были воз­ло­же­ны сре­ди про­чих обя­зан­но­стей царей раз­би­ра­тель­ство судеб­ных дел и кон­су­лы тво­ри­ли суд для всех тяжу­щих­ся. (4) Боль­шая часть этих реше­ний соот­вет­ст­во­ва­ла нра­вам вла­стей, изби­рае­мых на свои долж­но­сти исхо­дя из знат­но­сти про­ис­хож­де­ния. Лишь очень немно­гие пра­во­вые уста­нов­ле­ния, имев­шие силу зако­на, были зане­се­ны в свя­щен­ные кни­ги⁴. Зна­ни­ем этих зако­нов вла­де­ли исклю­чи­тель­но пат­ри­ции бла­го­да­ря сво­е­му посто­ян­но­му пре­бы­ва­нию в горо­де. Боль­шин­ство же жите­лей, зани­маю­щих­ся тор­гов­лей и зем­леде­ли­ем, ред­ко воз­вра­ща­ясь в город для поку­пок, было еще неопыт­ным в делах пра­ва. (5) Пер­вым попы­тал­ся вве­сти это поли­ти­че­ское нов­ше­ство Гай Терен­ций⁵, пле­бей­ский три­бун преды­ду­ще­го года, но он вынуж­ден был оста­вить свое начи­на­ние неза­вер­шен­ным, посколь­ку пле­беи были в воен­ном похо­де, а кон­су­лы нароч­но удер­жи­ва­ли вой­ска во враж­деб­ной зем­ле, покуда не исте­чет вре­мя их пол­но­мо­чий.

2. Тогда же три­бу­ны во гла­ве с Авлом Вер­ги­ни­ем, пере­няв этот замы­сел, реши­ли дове­сти его до кон­ца. А кон­су­лы, сенат и боль­шин­ство из вли­я­тель­ных в горо­де граж­дан, дабы это­го не слу­чи­лось и чтобы не быть вынуж­ден­ны­ми жить в государ­стве по зако­нам, посто­ян­но изо­бре­та­ли про­тив это­го замыс­ла все­воз­мож­ные сред­ства. Про­во­ди­лись мно­го­чис­лен­ные заседа­ния сена­та, непре­рыв­ные народ­ные собра­ния и пред­при­ни­ма­лись все­воз­мож­ные напад­ки вла­стей друг на дру­га. Поэто­му всем ста­ло оче­вид­но, что из-за это­го пре­пи­ра­тель­ства для горо­да может воз­ник­нуть вели­кое и непо­пра­ви­мое бед­ст­вие. (2) К люд­ским рас­суж­де­ни­ям при­со­еди­ня­лись и страш­ные зна­ме­ния богов. Неко­то­рые из них не обна­ру­жи­ва­лись преж­де в обще­ст­вен­ных запи­сях и не сохра­ни­лись в чьей-либо памя­ти. (3) Ведь мно­го­чис­лен­ные небес­ные сия­ния и вспыш­ки огня, остаю­щи­е­ся на одном месте, мыча­ние и посто­ян­ное дро­жа­ние зем­ли, нося­щи­е­ся по возду­ху в раз­ных местах раз­но­об­раз­ные при­зра­ки и голо­са, при­во­дя­щие в смя­те­ние умы людей, — все это и тому подоб­ное, как выяс­ни­лось, про­ис­хо­ди­ло в боль­шей или мень­шей сте­пе­ни и в преж­ние вре­ме­на. Но то, в чем люди еще не име­ли опы­та и о чем еще не слы­ха­ли, но от чего осо­бен­но впа­ли в страх, было сле­дую­щим. С неба на зем­лю пала силь­ная снеж­ная буря, неся с собой не снег, но боль­ше­го или мень­ше­го раз­ме­ра кус­ки мяса. (4) Мно­гие кру­жив­ши­е­ся в возду­хе кус­ки это­го мяса унес­ли в сво­их клю­вах стаи все­воз­мож­ных птиц, а те, что упа­ли на зем­лю и лежа­ли в самом горо­де и на полях, сохра­ня­лись дол­гое вре­мя, не меняя сво­его цве­та на тот, какой име­ет зале­жа­лая плоть, не раз­ла­га­лись до гни­ли и не име­ли дур­но­го запа­ха. (5) Понять это зна­ме­ние мест­ные про­ри­ца­те­ли ока­за­лись не в состо­я­нии, но в Сивил­ли­ных про­ро­че­ствах было най­де­но, что, когда ино­зем­ные вра­ги вой­дут в город­ские сте­ны, вой­на охва­тит город, а поло­жит нача­ло войне с чуже­зем­ца­ми внут­рен­ний мятеж, кото­рый в самом его заро­ды­ше необ­хо­ди­мо было изгнать из горо­да и, уми­ло­стив­ляя богов жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми и молит­ва­ми, отвра­тить эти ужас­ные собы­тия. В этом слу­чае рим­ляне ока­жут­ся силь­нее сво­их вра­гов. (6) Когда народ был изве­щен об этом тол­ко­ва­нии, то пер­вым делом совер­ши­ли жерт­во­при­но­ше­ния тем богам, кому вме­ня­лось попе­че­ние об этом, а имен­но богам исце­ля­ю­щим и отвра­щаю­щим несча­стья, затем сена­то­ры, собрав­шись в Курии, в при­сут­ст­вии пле­бей­ских три­бу­нов ста­ли сове­щать­ся о без­опас­но­сти и спа­се­нии горо­да.

3. Все согла­ша­лись пре­кра­тить вза­им­ные обви­не­ния и про­явить еди­но­ду­шие в обще­ст­вен­ном бла­ге, как на том наста­и­ва­ли ора­ку­лы. Но то, как это сле­ду­ет сде­лать и кто имен­но, начав уступ­ки про­ти­во­по­лож­ной сто­роне, поло­жит конец сму­те, вызва­ло у них нема­лые затруд­не­ния. (2) Кон­су­лы и пер­вые лица сена­та объ­яв­ля­ли винов­ни­ка­ми это­го потря­се­ния пле­бей­ских три­бу­нов, вно­ся­щих поли­ти­че­ские нов­ше­ства и тре­бу­ю­щих уни­что­же­ния оте­че­ско­го поряд­ка в государ­стве. Пле­бей­ские же три­бу­ны заяви­ли, что сами они не тре­бу­ют ниче­го про­ти­во­ре­ча­ще­го спра­вед­ли­во­сти и поль­зе, стре­мясь вве­сти бла­го­за­ко­ние и рав­но­пра­вие в выска­зы­ва­нии сво­их мне­ний, но что пат­ри­ции ста­нут винов­ни­ка­ми сму­ты, умно­жая без­за­ко­ние и свое­ко­ры­стие и под­ра­жая нра­вам тира­нов. (3) Это и тому подоб­ное в тече­ние мно­гих дней выска­зы­ва­лось обе­и­ми сто­ро­на­ми, и вре­мя ухо­ди­ло впу­стую, посколь­ку в горо­де ниче­го не испол­ня­лось ни из государ­ст­вен­ных, ни из част­ных дел. Но так как не выхо­ди­ло ника­ко­го про­ку, то пле­бей­ские три­бу­ны пре­кра­ти­ли пре­ния и обви­не­ния, кото­ры­ми они зани­ма­лись в сена­те. Собрав пле­бе­ев на сход­ку, они пообе­ща­ли при­дать силу зако­на сво­им тре­бо­ва­ни­ям. (4) Полу­чив одоб­ре­ние наро­да, три­бу­ны без вся­ких даль­ней­ших про­во­ло­чек огла­си­ли зара­нее заготов­лен­ный текст зако­на. Глав­ным в его содер­жа­нии было сле­дую­щее: пусть народ избе­рет на закон­ных изби­ра­тель­ных собра­ни­ях десять мужей, умуд­рен­ных года­ми и разу­мом, из тех, что более всех заботят­ся о чести и доб­рой сла­ве. Пусть они, соста­вив зако­ны обо всех государ­ст­вен­ных и част­ных делах⁶, пред­ста­вят их наро­ду. Пусть зако­ны, кото­рые пред­сто­ит им соста­вить, будут выстав­ле­ны на Фору­ме для всех еже­год­но изби­рае­мых маги­ст­ра­тов и част­ных лиц в каче­стве сво­да норм вза­им­ных прав граж­дан. (5) Пред­ста­вив этот зако­но­про­ект, они дали пра­во всем желаю­щим под­вер­гать его обсуж­де­нию, назна­чив для него тре­тий рыноч­ный день⁷ Было мно­го весь­ма зна­чи­тель­ных людей из сена­та, ста­рых и моло­дых, кото­рые осуж­да­ли этот закон, изли­вая по сему пово­ду ста­ра­тель­но заготов­лен­ные речи. И это про­дол­жа­лось мно­го дней. (6) Затем пле­бей­ские три­бу­ны, доса­дуя на поте­рю вре­ме­ни, пре­кра­ти­ли пре­ния и назна­чи­ли день для утвер­жде­ния зако­на. Они при­зва­ли всех пле­бе­ев собрать­ся в этот день уже не для того, чтобы удру­чать себя слу­ша­ньем длин­ных раз­гла­голь­ст­во­ва­ний, но для про­веде­ния голо­со­ва­ния по три­бам. Посу­лив это, пле­бей­ские три­бу­ны рас­пу­сти­ли собра­ние.

4. После это­го кон­су­лы и наи­бо­лее вли­я­тель­ные из пат­ри­ци­ев нача­ли уже более суро­во упре­кать пле­бей­ских три­бу­нов, гово­ря, что они не поз­во­лят им пред­ла­гать зако­ны, еще не полу­чив­шие пред­ва­ри­тель­но­го одоб­ре­ния сена­та⁸, посколь­ку-де зако­ны явля­ют­ся общи­ми уста­нов­ле­ни­я­ми государств, а вовсе не какой-то части живу­щих в государ­стве людей. Они заяв­ля­ли, что государ­ства пости­га­ет отвра­ти­тель­ная и необ­ра­ти­мая поги­бель вся­кий раз, когда худ­шие граж­дане уста­нав­ли­ва­ют зако­ны для луч­ших. (2) «Какое вы, пле­бей­ские три­бу­ны, — вопро­ша­ли они, — име­е­те пра­во вно­сить и отме­нять зако­ны? Раз­ве не на опре­де­лен­ных усло­ви­ях полу­чи­ли вы от сена­та вашу власть, а имен­но выпро­си­ли, чтобы пле­бей­ские три­бу­ны ока­зы­ва­ли помощь тер­пя­щим неспра­вед­ли­вые обиды и наси­лия пле­бе­ям, а не затем, чтобы замыш­лять ново­введе­ния? А если и была преж­де у вас власть, кото­рую вы полу­чи­ли от нас вопре­ки спра­вед­ли­во­сти, раз уж сенат был тогда скло­нен усту­пать вся­ко­му неза­кон­но­му тре­бо­ва­нию, то раз­ве не поте­ря­ли вы и ее с изме­не­ни­ем поряд­ка ваших выбо­ров? (3) Раз­ве реше­ние сена­та все еще назна­ча­ет вас на эту долж­ность, раз­ве φρατρία пода­ют еще за вас голос, раз­ве жерт­во­при­но­ше­ния, кото­рые сле­ду­ет совер­шать соглас­но зако­нам, совер­ша­ют­ся перед ваши­ми собра­ни­я­ми, раз­ве про­ис­хо­дит что-либо дру­гое, к чему име­ет отно­ше­ние и закон, свя­зан­ный со свя­щен­ным стра­хом перед бога­ми или бла­го­че­сти­ем перед людь­ми, раз вы отрек­лись от все­го закон­но­го?» (4) Тако­вые сло­ва вну­ша­ли пле­бей­ским три­бу­нам пожи­лые пат­ри­ции, а моло­дые рас­ха­жи­ва­ли со сво­и­ми сто­рон­ни­ка­ми по горо­ду и лас­ко­вы­ми уле­ща­ни­я­ми скло­ня­ли на свою сто­ро­ну более или менее при­лич­ных людей из чис­ла пле­бе­ев, а несо­глас­ных и склон­ных к вол­не­ни­ям запу­ги­ва­ли угро­за­ми, если те не обра­зу­мят­ся, а неко­то­рых из самых бед­ных и пре­зрен­ных, кото­рым не было ника­ко­го дела до судь­бы государ­ства, но забо­ти­ла лишь соб­ст­вен­ная выго­да, изби­вая, слов­но рабов, изго­ня­ли с Фору­ма.

5. Самым вли­я­тель­ным из тогдаш­ней моло­де­жи и имев­шим наи­боль­шее чис­ло сто­рон­ни­ков был Цезон Квин­ций⁹, сын Луция Квин­ция, про­зван­но­го Цин­цин­на­том¹⁰. Был он знат­но­го рода и в богат­стве не усту­пал нико­му. Он был самым кра­си­вым из моло­дых людей, более дру­гих сла­вил­ся в воен­ном деле и по при­ро­де отли­чал­ся крас­но­ре­чи­ем. В то вре­мя он силь­но напа­дал на пле­бе­ев, не жалея слов, кото­рые чело­ве­ку сво­бод­но­му и слу­шать непри­лич­но, и не воз­дер­жи­вал­ся от поступ­ков, кото­рые соот­вет­ст­во­ва­ли его сло­вам. Пат­ри­ции цени­ли его за это и про­си­ли про­дол­жать дей­ст­во­вать даль­ше, обе­щая со сво­ей сто­ро­ны обес­пе­чить ему без­на­ка­зан­ность, пле­беи же нена­виде­ли изо всех сил. (2) Пле­бей­ские три­бу­ны реши­ли устра­нить это­го мужа, дабы устра­шить осталь­ных моло­дых пат­ри­ци­ев и заста­вить их стать бла­го­ра­зум­ны­ми. При­няв это реше­ние и при­гото­вив обви­не­ния и мно­го­чис­лен­ных свиде­те­лей, они вме­ня­ют ему в вину пре­ступ­ле­ние про­тив наро­да, тре­буя в нака­за­ние смерт­ной каз­ни. При­ка­зав ему явить­ся на суд перед наро­дом, три­бу­ны, когда наста­ло вре­мя, кото­рое они назна­чи­ли для судо­го­во­ре­ния, созвав собра­ние, высту­пи­ли про­тив него с про­стран­ны­ми реча­ми, рас­ска­зы­вая о том, сколь мно­го наси­лия, жертв кото­ро­го они при­во­ди­ли в каче­стве свиде­те­лей, он при­чи­нил пле­бе­ям. (3) Когда они дали сло­во юно­ше, он, хотя его при­зы­ва­ли высту­пить в свою защи­ту, не под­чи­нил­ся, но потре­бо­вал пра­ва дер­жать ответ перед част­ны­ми лица­ми за те пре­ступ­ле­ния, вслед­ст­вие кото­рых те, по их сло­вам, от него постра­да­ли, при­чем он тре­бо­вал раз­би­ра­тель­ства в при­сут­ст­вии кон­су­лов. Его отец, видя, что пле­беи него­ду­ют на высо­ко­ме­рие моло­до­го чело­ве­ка, начал оправ­ды­вать его, дока­зы­вая, что боль­шая часть обви­не­ний про­тив его сына лож­на и состря­па­на по зло­му умыс­лу, (4) а те из обви­не­ний, кото­рые нель­зя было опро­верг­нуть, незна­чи­тель­ны, сла­бы и недо­стой­ны народ­но­го гне­ва. Сын его, — гово­рил он, — сде­лал это не по зло­бе и не из высо­ко­ме­рия, а из-за юно­ше­ско­го често­лю­бия, кото­рое-де подвиг­ло его совер­шить в поли­ти­че­ских стыч­ках мно­го необ­ду­ман­ных поступ­ков, а рав­ным обра­зом заста­ви­ло и пре­тер­петь мно­го вреда для себя, посколь­ку он еще не созрел года­ми и разу­мом. (5) Он про­сил пле­бе­ев не толь­ко не дер­жать на сына зла за то, что он при­чи­нил немно­гим отдель­ным людям, но так­же быть бла­го­дар­ны­ми за ту поль­зу, кото­рую тот при­нес всем в воен­ное вре­мя, добы­вая для част­ных лиц сво­бо­ду, для оте­че­ства гос­под­ство, а для себя само­го снис­хож­де­ние и помощь сограж­дан, если он не ровен час в чем осту­пит­ся. И он рас­ска­зы­вал обо всех его воен­ных похо­дах и обо всех сра­же­ни­ях, за кото­рые тот полу­чил награ­ды и вен­ки от пол­ко­вод­цев, о том, сколь­ких граж­дан в бит­вах он спас, и о том, сколь мно­гие вра­же­ские сте­ны он поко­рил пер­вым. (6) Под конец он опу­стил­ся до уни­жен­ных просьб, вспо­ми­ная свою кротость и обхо­ди­тель­ность по отно­ше­нию ко всем и свой образ жиз­ни, чистоту кото­ро­го от вся­кой кле­ве­ты он свиде­тель­ст­во­вал, и про­сил народ об одной лишь мило­сти — сохра­нить ему его сына.

6. Народ был весь­ма убла­жен его сло­ва­ми и готов был отдать юно­шу его отцу. Но Вер­ги­ний, видя, что в слу­чае если тот не поне­сет нака­за­ния, наг­лость над­мен­ных моло­дых людей станет неснос­ной, встал и ска­зал: (2) «В тебе, Квин­ций, оче­вид­ны как вся твоя доб­лесть, так и твое бла­го­мыс­лен­ное отно­ше­ние к наро­ду, за что тебя и почи­та­ют. Но тяже­лый нрав это­го юно­ши и его над­мен­ность по отно­ше­нию ко всем нам не допус­ка­ют ни изви­не­ния, ни про­ще­ния. Он, взра­щен­ный в тво­их столь наро­до­лю­би­вых и уме­рен­ных нра­вах, как о том мы все зна­ем, с пре­зре­ни­ем отверг твой образ жиз­ни и пред­по­чел тира­ни­че­ское высо­ко­ме­рие и вар­вар­скую над­мен­ность и ввел в наш город и уко­ре­нил в нем стрем­ле­ние к постыд­ным делам. (3) Так вот, пусть ты рань­ше не заме­чал, что он таков. Но теперь, когда ты об этом узнал, ты дол­жен по спра­вед­ли­во­сти испол­нить­ся него­до­ва­ния за нане­сен­ные нам обиды, а если ты и преж­де знал это и содей­ст­во­вал тем оскорб­ле­ни­ям, кото­ры­ми тот поно­сил участь бед­ных сограж­дан, то и сам ты был негод­ным чело­ве­ком, и сла­ва о тво­ей чест­но­сти и бла­го­род­стве доста­лась тебе не по пра­ву. Но то, что ты не знал, что сын недо­сто­ин тво­ей доб­ро­де­те­ли, я готов тебе в том свиде­тель­ст­во­вать. Одна­ко, осво­бож­дая тебя от обви­не­ния в соуча­стии в неспра­вед­ли­во­стях про­тив нас, я пори­цаю тебя за то, что ты не него­ду­ешь сей­час вме­сте с нами. А чтобы ты луч­ше понял, какое зло ты неза­мет­но для себя взрас­тил для наше­го оте­че­ства — зло жесто­кое и тира­ни­че­ское и запят­нан­ное уби­е­ни­ем сограж­дан, выслу­шай рас­сказ о его често­лю­би­вом дея­нии и сопо­ставь с ним его подви­ги на войне. И сколь мно­гие из вас толь­ко что сочув­ст­во­ва­ли это­му вызы­ваю­ще­му состра­да­ние мужу, смот­ри­те, бла­го ли для вас щадить таких сограж­дан».

7. Ска­зав это, он побудил под­нять­ся Мар­ка Волус­ция одно­го из сво­их кол­лег по три­бу­на­ту, и поведать все, что тот зна­ет об этом юно­ше. Когда воца­ри­лось мол­ча­ние и все напря­жен­но жда­ли, Волус­ций, выждав неко­то­рое вре­мя, ска­зал: (2) «Я более все­го хотел бы, сограж­дане, взыс­кать с это­го чело­ве­ка мою лич­ную обиду, на что дает мне пра­во закон, посколь­ку я пре­тер­пел от него ужас­ные вещи¹¹. Но я не имел воз­мож­но­сти добить­ся это­го как из-за сво­ей бед­но­сти и бес­си­лия, так и из-за того, что явля­юсь одним из пле­бе­ев. Теперь, когда мне поз­во­ля­ет сде­лать это поло­же­ние свиде­те­ля, я взыс­ки­ваю с него в этом моем каче­стве, посколь­ку я сей­час не могу быть обви­ни­те­лем. (3) Послу­шай­те, сколь жесто­кие и непо­пра­ви­мые беды я выстра­дал. Был у меня брат Луций, кото­ро­го я любил боль­ше всех дру­гих людей. Как-то раз обедал он вме­сте со мной у одно­го наше­го дру­га и после тра­пезы с наступ­ле­ни­ем ночи мы под­ня­лись и отпра­ви­лись домой. Когда мы пере­се­ка­ли Форум, нам повстре­чал­ся вот этот Цезон, справ­ляв­ший гулян­ку вме­сте с дру­ги­ми дерз­ки­ми юно­ша­ми. Они сна­ча­ла ста­ли шутить и изде­вать­ся над нами так, как это дела­ют пья­ные и над­мен­ные юно­ши с бед­ны­ми и скром­ны­ми людь­ми, а когда мы воз­не­го­до­ва­ли на них, то Луций без оби­ня­ков выска­зал­ся в его адрес. Этот Цезон, сочтя себя оскорб­лен­ным тем, что услы­шал не то, что хотел, под­ско­чил к бра­ту и начал его коло­тить и пинать нога­ми и, выка­зы­вая всю свою жесто­кость и наг­лость, уби­ва­ет его. (4) А когда я закри­чал и попы­тал­ся помочь бра­ту, насколь­ко было в моих силах, тот, оста­вив его уже лежа­щим без­ды­хан­ным, начал изби­вать меня и пре­кра­тил не преж­де, чем увидел, что я лежу без дви­же­ния, поте­ряв дар речи, решив, оче­вид­но, что я мертв. После это­го он уда­лил­ся, раду­ясь, слов­но совер­шил хоро­шее дело. При­быв­шие затем люди под­ни­ма­ют нас, обаг­рен­ных кро­вью, и несут в дом мое­го бра­та Луция, как я ска­зал, его уже мерт­во­го, а меня полу­мерт­во­го, почти без надеж­ды остать­ся в живых. (5) Слу­чи­лось это в кон­суль­ство Пуб­лия Сер­ви­лия и Луция Эбу­ция, когда наш город постиг страш­ный мор, кото­рый кос­нул­ся и нас обо­их. В то вре­мя у меня не было воз­мож­но­сти при­звать его к отве­ту, так как оба кон­су­ла скон­ча­лись. А когда их пре­ем­ни­ка­ми ста­ли Луций Лукре­ций и Тит Вету­рий, вой­на поме­ша­ла мне при­звать его к суду, посколь­ку оба кон­су­ла поки­ну­ли город. (6) Когда же они воз­вра­ти­лись из похо­да, я неод­но­крат­но вызы­вал его на суд, и вся­кий раз как я под­хо­дил к нему — и это зна­ют мно­гие из сограж­дан, — я полу­чал от него побои. Это то, что пре­тер­пел я, о сограж­дане, и рас­ска­зал я вам о том по всей прав­де».

8. После таких слов под­нял­ся крик при­сут­ст­ву­ю­щих, и у мно­гих воз­ник­ла жаж­да тот­час рас­пра­вить­ся с винов­ни­ком. Одна­ко это­му вос­пре­пят­ст­во­ва­ли кон­су­лы и боль­шая часть пле­бей­ских три­бу­нов, не желав­ших пота­кать в горо­де дур­ным нра­вам. Здра­вая часть наро­да так­же не хоте­ла лишать обви­ня­е­мых в самых тяж­ких пре­ступ­ле­ни­ях воз­мож­но­сти оправ­дать­ся. (2) Так вот в тот миг попе­че­ние о спра­вед­ли­во­сти сдер­жа­ло порыв дерз­ких людей, и судеб­ное раз­би­ра­тель­ство полу­чи­ло отсроч­ку. При этом с нема­лым тща­ни­ем обсуж­дал­ся вопрос, сле­ду­ет ли пока взять обви­ня­е­мо­го под стра­жу или дать ему пору­чи­те­лей, как о том про­сил его отец. Собрав­ший­ся сенат поста­но­вил дать ему сво­бо­ду до суда с пре­до­став­ле­ни­ем денеж­но­го пору­чи­тель­ства. (3) На сле­дую­щий день пле­бей­ские три­бу­ны, созвав пле­бе­ев, осуди­ли юно­шу, посколь­ку он на суд не явил­ся, и взыс­ка­ли с его деся­ти пору­чи­те­лей уста­нов­лен­ные день­ги. (4) Итак, Цезон, под­верг­нув­шись таким напад­кам (при­чем все обви­не­ния были сфаб­ри­ко­ва­ны пле­бей­ски­ми три­бу­на­ми, а Волус­ций, как со вре­ме­нем выяс­ни­лось, дал лож­ное свиде­тель­ство), бежал в Тирре­нию. Отец его, про­дав боль­шую часть сво­его иму­ще­ства, запла­тил назна­чен­ный пору­чи­те­лям денеж­ный залог. Сохра­нив за собой неболь­шой уча­сток зем­ли по ту сто­ро­ну Тиб­ра, где у него была малень­кая хижи­на, он вел там тяже­лую от печа­ли и бед­но­сти и испол­нен­ную трудов жизнь, зани­ма­ясь зем­леде­ли­ем с помо­щью несколь­ких рабов, не глядя в сто­ро­ну горо­да, не обща­ясь с дру­зья­ми, не при­ни­мая ника­ко­го уча­стия в празд­ни­ках и про­чих радо­стях. (5) Одна­ко пле­бей­ские три­бу­ны силь­но обма­ну­лись в сво­их надеж­дах, посколь­ку рве­ние юно­ше­ства нисколь­ко не уме­ри­лось несча­сти­ем Цезо­на, но, напро­тив, сде­ла­лось боль­ше и силь­нее. Сло­вом и делом они про­ти­ви­лись введе­нию пле­бей­ско­го зако­на, так что пле­бей­ские три­бу­ны не смог­ли ниче­го добить­ся, так как весь срок их пол­но­мо­чий ушел на пре­пи­ра­тель­ства. На гряду­щий год пле­беи выбра­ли тех же самых три­бу­нов¹².

9. Когда Пуб­лий Вале­рий Попли­ко­ла и Гай Клав­дий Сабин¹³ при­ня­ли кон­суль­скую власть¹⁴, Рим постиг­ла такая силь­ная опас­ность, какая еще не слу­ча­лась от ино­зем­ных втор­же­ний¹⁵. Опас­ность эту при­ве­ла в сте­ны горо­да поли­ти­че­ская сму­та, как о том пред­ве­ща­ли Сивил­ли­ны про­ро­че­ства¹⁶ и ука­зы­ва­ли боже­ст­вен­ные зна­ме­ния пред­ше­ст­ву­ю­ще­го года. Я поведаю о при­чине, по кото­рой при­шла эта вой­на, и о том, что было совер­ше­но кон­су­ла­ми в тогдаш­ней борь­бе. (2) При­няв­шие вто­рич­но три­бун­ские пол­но­мо­чия в надеж­де про­ве­сти пле­бей­ский закон, видя, что один из кон­су­лов, Гай Клав­дий, из-за врож­ден­ной, иду­щей от пред­ков, рав­но как и при­об­ре­тен­ной нена­ви­сти к пле­бе­ям все­ми спо­со­ба­ми пре­пят­ст­ву­ет про­ис­хо­дя­ще­му, а наи­бо­лее вли­я­тель­ные из моло­дых людей, кото­рых невоз­мож­но было победить силой, дошли до пол­но­го без­рас­суд­ства, а осо­бен­но то, что боль­шая часть наро­да под­да­лась угож­де­нию со сто­ро­ны пат­ри­ци­ев и уже не раде­ет как рань­ше о пле­бей­ском законе, реши­ли всту­пить на куда более сме­лый путь, с тем чтобы одно­вре­мен­но устра­шить народ и сбро­сить кон­су­ла. (3) Пер­вым делом они под­гото­ви­ли раз­лич­ные слу­хи, чтобы рас­про­стра­нять их по горо­ду. Затем, заседая с само­го утра, они целый день сове­ща­лись на виду у всех, не допус­кая нико­го извне к уча­стию в их обсуж­де­ни­ях. Когда же они реши­ли, что настал удоб­ный момент для осу­щест­вле­ния сво­его замыс­ла, они изгото­ви­ли пись­мо и при­том сде­ла­ли вид, что пере­дал им его во вре­мя их заседа­ния на Фору­ме некий неиз­вест­ный им чело­век. Про­чи­тав пись­мо, они под­ни­ма­ют­ся, поту­пив взо­ры и уда­ряя себя по лбу. (4) Когда сбе­жа­лось мно­же­ство наро­да и нача­ли делать­ся пред­по­ло­же­ния о боль­шом несча­стье, содер­жа­щим­ся в этом пись­ме, пле­бей­ские три­бу­ны, потре­бо­вав тиши­ны, воз­ве­сти­ли: «Сограж­дане, мы нахо­дим­ся в край­ней опас­но­сти. И если бы бла­го­склон­ность богов не поза­бо­ти­лась о тех, кому гро­зит пре­тер­петь неспра­вед­ли­вость, мы все ока­за­лись бы в ужас­ной беде. Мы про­сим вас подо­ждать совсем немно­го, пока мы не сооб­щим сена­ту о полу­чен­ных изве­сти­ях и общим разу­ме­ни­ем не пред­при­мем необ­хо­ди­мые меры». (5) Ска­зав это, они отпра­ви­лись к кон­су­лам. Пока соби­рал­ся сенат, на Фору­ме рои­лось мно­же­ство раз­но­об­раз­ных слу­хов. Одни при­на­род­но рас­ска­зы­ва­ли в соот­вет­ст­вии с уго­во­ром то, что при­ка­за­ли им пле­бей­ские три­бу­ны, а дру­гие гово­ри­ли, что имен­но то, чего они боль­ше все­го боя­лись, было воз­ве­ще­но три­бу­нам. (6) Некий чело­век утвер­ждал, что эквы и воль­ски, при­няв к себе осуж­ден­но­го наро­дом Цезо­на Квин­ция, избра­ли его воен­ным дик­та­то­ром сво­их пле­мен и, собрав боль­шие силы, наме­ре­ва­ют­ся дви­нуть­ся на Рим, а дру­гой уве­рял, что Цезон воз­вра­ща­ет­ся на роди­ну в сопро­вож­де­нии ино­зем­ных войск, чтобы ныне и навсе­гда раз­ру­шить оплот наро­до­вла­стия, тре­тий же наста­и­вал, что не все пат­ри­ции участ­ву­ют в этом заго­во­ре, а лишь моло­дежь. (7) Неко­то­рые люди осме­ли­ва­лись утвер­ждать, что Цезон пря­чет­ся в горо­де и соби­ра­ет­ся захва­тить его наи­бо­лее удоб­ные места. И в то вре­мя, как город сотря­сал­ся в ожи­да­нии бед­ст­вий и все с подо­зре­ни­ем и насто­ро­жен­но­стью взи­ра­ли друг на дру­га, кон­су­лы созва­ли сенат, а пле­бей­ские три­бу­ны, высту­пив, предъ­яви­ли полу­чен­ные ими изве­стия. От их лица высту­пил Авл Вер­ги­ний и ска­зал сле­дую­щее:

10. «Все это вре­мя, пока мы не зна­ли ниче­го опре­де­лен­но­го о сооб­щен­ных нам опас­но­стях, но носи­лись лишь неопре­де­лен­ные слу­хи и не было ника­ких точ­ных сведе­ний, мы не реша­лись, отцы-сена­то­ры, выно­сить эти изве­стия на обсуж­де­ние, подо­зре­вая, что воз­ник­нут боль­шие потря­се­ния, как обыч­но быва­ет при воз­ник­но­ве­нии страш­ных слу­хов, и опа­са­ясь, как бы у вас не сло­жи­лось впе­чат­ле­ние, что мы даем сове­ты ско­рее поспеш­ные, неже­ли обду­ман­ные. (2) Мы отнюдь не пре­не­бре­га­ем эти­ми веща­ми, но напро­тив, насколь­ко в наших силах, зани­ма­ем­ся тща­тель­ной про­вер­кой дей­ст­ви­тель­но­го поло­же­ния дел. Бла­го­да­ря попе­че­нию боже­ства, кото­рое все­гда спа­са­ет наше государ­ство¹⁷, и, тво­ря доб­ро, выво­дит на свет скры­тые замыс­лы и нече­сти­вые начи­на­ния тех, кто враж­ду­ет с бога­ми, к нам попа­ла гра­мота, полу­чен­ная недав­но от чуже­стран­цев, выка­зы­ваю­щих к нам бла­го­склон­ность, кото­рых вы выслу­ша­е­те позд­нее, и то, о чем доно­сят нам в горо­де, пол­но­стью сов­па­да­ет с изве­сти­я­ми, при­сы­лае­мы­ми извне. Дело это, нахо­дя­ще­е­ся в наших руках, уже не допус­ка­ет ни малей­шей отсроч­ки. Преж­де чем выне­сти этот вопрос на обсуж­де­ние наро­да, мы реши­ли, как того тре­бу­ет спра­вед­ли­вость, сна­ча­ла доло­жить о нем вам. (3) Так знай­те, что про­тив наше­го наро­да очень знат­ные люди соста­ви­ли заго­вор, в кото­ром, по слу­хам, заме­ша­ны и мно­гие вхо­дя­щие в этот совет сена­то­ры, но боль­шую часть заго­вор­щи­ков состав­ля­ют нахо­дя­щи­е­ся вне сена­та всад­ни­ки, назвать име­на кото­рых еще не наста­ло вре­мя. (4) Так вот, они соби­ра­ют­ся, выждав ночь потем­нее, напасть на нас, объ­ятых сном, когда мы будем не в состо­я­нии ни пред­видеть про­ис­хо­дя­щее, ни защи­тить себя, не будучи вме­сте. Ворвав­шись в наши дома, они соби­ра­ют­ся заре­зать нас — пле­бей­ских три­бу­нов, а из чис­ла пле­бе­ев тех, кто преж­де про­ти­ви­лись им, борясь за сво­бо­ду, или соби­ра­ют­ся про­ти­вить­ся впредь. (5) А когда они убьют нас, тогда уже, как им кажет­ся, они суме­ют добить­ся от вас отме­ны общим поста­нов­ле­ни­ем сена­та всех ваших согла­ше­ний с наро­дом¹⁸. Заго­вор­щи­ки, видя, что для это­го им нужен тай­но под­готов­лен­ный и при­том зна­чи­тель­ный отряд наем­ных сол­дат, взя­ли для это­го в пред­во­ди­те­ли Цезо­на Квин­ция из чис­ла ваших изгнан­ни­ков, кото­ро­го, когда он был ули­чен в убий­ствах граж­дан и сея­нии раздо­ра в нашем горо­де, спас­ли от нака­за­ния неко­то­рые из при­сут­ст­ву­ю­щих здесь и дали ему без­на­ка­зан­но поки­нуть город. Они пообе­ща­ли вер­нуть его из изгна­ния и пред­ла­га­ют ему почет­ные долж­но­сти и дру­гую пла­ту за его помощь. (6) А тот пообе­щал им при­ве­сти под­мо­гу от эквов и воль­сков, какая им толь­ко потре­бу­ет­ся. Ско­ро он при­будет и сам, ведя самых отча­ян­ных людей, тай­но, неболь­ши­ми груп­па­ми вво­дя их в город, а осталь­ное его вой­ско, когда мы, пред­ста­ви­те­ли наро­да, будем уби­ты, напа­дет на про­чих бед­ня­ков, если те ста­нут цеп­лять­ся за свою сво­бо­ду. (7) Тако­вы, отцы-сена­то­ры, их тай­ные замыс­лы — страш­ные и нече­сти­вые, кото­рые они соби­ра­ют­ся осу­ще­ст­вить, не стра­шась божье­го гне­ва и не сты­дясь люд­ско­го воз­му­ще­ния.

11. Нахо­дясь, слов­но сре­ди волн, в столь боль­шой опас­но­сти, мы про­сим вас, сена­то­ры, при­зы­вая в свиде­те­ли богов и млад­ших божеств, кото­рым мы сов­мест­но при­но­сим жерт­вы, и взы­вая к памя­ти о тех боль­ших и мно­го­чис­лен­ных вой­нах, в кото­рых мы сто­я­ли пле­чом к пле­чу вме­сте с вами, не оста­вить без вни­ма­ния нас, пре­тер­пев­ших жесто­ко­сти и оскорб­ле­ния от наших вра­гов, но напро­тив, помочь и, испол­нив­шись него­до­ва­ния, вме­сте с нами под­верг­нуть подо­баю­ще­му нака­за­нию замыс­лив­ших этот заго­вор, луч­ше все­го всех заго­вор­щи­ков, а не буде такой воз­мож­но­сти, то по край­ней мере зачин­щи­ков пре­ступ­но­го замыс­ла. (2) Но преж­де все­го мы про­сим вас, сена­то­ры, при­нять самое спра­вед­ли­вое реше­ние, а имен­но, чтобы рас­сле­до­ва­ние заго­во­ра было пору­че­но нам — пле­бей­ским три­бу­нам. Ведь это не про­сто дань спра­вед­ли­во­сти. Самое тща­тель­ное рас­сле­до­ва­ние может про­из­во­дить­ся толь­ко теми людь­ми, кото­рые более все­го в него вовле­че­ны. (3) А если неко­то­рые из вас и вовсе не спо­соб­ны разум­но мыс­лить, но лишь про­ти­во­по­став­ля­ют себя всем высту­паю­щим в инте­ре­сах наро­да, то я охот­но, пожа­луй, задам им вопрос. Каким из тре­бо­ва­ний они недо­воль­ны и в чем они соби­ра­ют­ся вас убедить: не про­из­во­дить ника­ко­го дозна­ния и не обра­щать вни­ма­ния на боль­шое и отвра­ти­тель­ное зло, зате­вае­мое про­тив наро­да? И кто спо­со­бен счесть, что гово­ря­щие так блюдут свою чест­ность, не под­верг­лись про­даж­но­сти и не участ­ву­ют в этом заго­во­ре, что в стра­хе за самих себя (как бы их не раз­об­ла­чи­ли) они не пыта­ют­ся откло­нить рас­сле­до­ва­ние истин­ных обсто­я­тельств? Смею пред­по­ло­жить, что вы совер­шен­но спра­вед­ли­во не ста­не­те при­слу­ши­вать­ся к мне­нию подоб­ных лиц. (4) Или эти люди ста­нут утвер­ждать, что не мы долж­ны воз­глав­лять это рас­сле­до­ва­ние, а сенат и кон­су­лы? Так что же поме­ша­ет пред­ста­ви­те­лям наро­да утвер­ждать то же самое, если кто-то из пле­бе­ев, устро­ив заго­вор про­тив кон­су­лов и сена­та, нис­про­вергнет этот государ­ст­вен­ный совет, — а имен­но, что спра­вед­ли­вость тре­бу­ет, чтобы след­ст­вие над пле­бе­я­ми про­во­ди­ли люди, взяв­шие на себя защи­ту наро­да? И что же из это­го вый­дет? А вый­дет так, что нико­гда не полу­чит­ся рас­сле­до­ва­ние ни о каком тай­ном деле. (5) Но мы не ста­нем, пожа­луй, тре­бо­вать это­го (ведь такое рве­ние подо­зри­тель­но), и вы совер­ши­те непра­виль­ный шаг, обра­щая вни­ма­ние на людей, кото­рые тре­бу­ют подоб­ные вещи в отно­ше­нии нас, но буде­те пра­вы, счи­тая их общи­ми вра­га­ми наше­го горо­да. В этом деле, сена­то­ры, нет нуж­ды ни в чем ином, кро­ме быст­ро­ты. Ибо угро­за ост­ра и про­мед­ле­ние с при­ня­ти­ем мер без­опас­но­сти в несча­стьях, не знаю­щих про­мед­ле­ния, нам не ко вре­ме­ни. Итак, оста­вив пре­пи­ра­тель­ства и дол­гие сло­во­пре­ния, про­го­ло­суй­те же за то, что сочте­те полез­ным для обще­го дела».

12. После таких слов ужас и отча­я­ние охва­ти­ли сенат. Сена­то­ры нача­ли раз­мыш­лять и обсуж­дать меж­ду собой, что то и дру­гое реше­ние опас­но: как поз­во­лить, так и не поз­во­лить пле­бей­ским три­бу­нам учи­нить след­ст­вие про­тив сена­то­ров в общем и важ­ном деле. Один из кон­су­лов, Гай Клав­дий, подо­зре­вая зло­умыш­ле­ния пле­бей­ских три­бу­нов, выска­зал сле­дую­щее: (2) «Я не боюсь, Вер­ги­ний, что твои сото­ва­ри­щи запо­до­зрят меня в при­част­но­сти к заго­во­ру, кото­рый, как вы утвер­жда­е­те, зате­ва­ет­ся про­тив вас и наро­да, и что я под­нял­ся, соби­ра­ясь воз­ра­зить вам, из опа­се­ния за себя или за кого-нибудь из моих близ­ких, заме­шан­но­го в этих пре­ступ­ле­ни­ях. Ибо мой образ жиз­ни осво­бож­да­ет меня от всех таких подо­зре­ний. А то, что я счи­таю полез­ным для сена­та и наро­да, я выска­жу из луч­ших побуж­де­ний и без вся­кой опас­ки. (3) Вер­ги­ний, мне кажет­ся, заблуж­да­ет­ся во мно­гом, а ско­рее даже во всем, если он решил, что кто-то из нас заявит, буд­то не нуж­но рас­сле­до­вать столь серь­ез­ное и важ­ное дело, или что не сле­ду­ет допус­кать к уча­стию в след­ст­вии людей, взяв­ших на себя началь­ство над наро­дом. Никто не глуп настоль­ко и не столь враж­де­бен наро­ду, чтобы гово­рить это. (4) Так вот, если кто-нибудь спро­сит меня, поче­му я встал, чтобы спо­рить с тем, с чем я согла­сен и что счи­таю спра­вед­ли­вым, я, кля­нусь Юпи­те­ром, ска­жу вам. Я счи­таю необ­хо­ди­мым, чтобы бла­го­ра­зум­ные люди под­вер­га­ли точ­но­му иссле­до­ва­нию при­чи­ны и пер­во­ос­но­вы вся­ко­го дела. Ведь каки­ми они ока­жут­ся, такой долж­на быть и речь о них. (5) Узнай­те же от меня, како­во осно­ва­ние это­го дела и каков замы­сел пле­бей­ских три­бу­нов. У них не было воз­мож­но­сти испол­нить что-либо из тех наме­ре­ний, зате­вая кото­рые в про­шлом году, они потер­пе­ли неуда­чу. Ведь теперь и мы им пре­пят­ст­ву­ем, как и преж­де, и народ уже не в такой мере готов их под­дер­жи­вать. Поняв это, они ста­ли при­киды­вать, как бы вынудить вас усту­пить им вопре­ки вашим соб­ст­вен­ным убеж­де­ни­ям, а народ заста­вить во всем им содей­ст­во­вать. (6) Так вот, им не уда­ва­лось най­ти ника­ко­го истин­но­го и спра­вед­ли­во­го осно­ва­ния, с помо­щью кото­ро­го испол­нят­ся оба их наме­ре­ния. Пере­про­бо­вав все­воз­мож­ные спо­со­бы и то так, то этак вер­тя это дело, они при­шли к тако­му реше­нию: “А ну-ка заявим, что-де неко­то­рые из вид­ных людей устро­и­ли заго­вор, цель кото­ро­го — уни­что­жить народ, и что они-де реши­ли убить тех, кто хра­нит без­опас­ность пле­бе­ев”. (7) Зара­нее рас­про­стра­нив эти слу­хи по горо­ду, когда боль­шин­ству людей они пока­жут­ся прав­до­по­доб­ны­ми, — а они, бла­го­да­ря стра­ху, имен­но так и будут вос­при­ня­ты, — мы возь­мем и сде­ла­ем так, что некий нико­му не извест­ный чело­век пере­даст нам гра­моту в при­сут­ст­вии мно­го­чис­лен­ных свиде­те­лей. Затем, при­дя в сенат, мы при­мем­ся него­до­вать, и жало­вать­ся, и тре­бо­вать пра­ва рас­сле­до­вать этот донос. (8) Ведь если пат­ри­ции ста­нут нам про­ти­во­ре­чить, мы полу­чим повод окле­ве­тать их перед наро­дом, и таким обра­зом озве­ре­лый плебс будет готов на все, что толь­ко мы поже­ла­ем, а если пат­ри­ции пой­дут на уступ­ки, мы ста­нем пре­сле­до­вать самых знат­ных из них, а рав­но и тех, кто более все­го нам про­ти­вил­ся — как из сена­то­ров, так и из чис­ла моло­де­жи, — слов­но уже изоб­ли­чив их при­част­ность к это­му пре­ступ­ле­нию. (9) А те, боясь осуж­де­ния, или согла­сят­ся ни в чем нам более не пере­чить, или будут вынуж­де­ны поки­нуть город. Тем самым мы пол­но­стью осво­бо­дим­ся от наших вра­гов.

13. Тако­ва была их задум­ка, сена­то­ры, и в то вре­мя, как вам каза­лось, что они сидят и сове­ща­ют­ся, они пле­ли свои ковар­ные сети про­тив луч­ших из вас, сеть пле­лась и про­тив бла­го­род­ней­ших из всад­ни­ков. (2) А то, что это имен­но так, мне нет нуж­ды дол­го дока­зы­вать. Ибо ска­жи­те мне, Вер­ги­ний, ты и твои сто­рон­ни­ки, соби­раю­щи­е­ся пре­тер­петь ужас­ные опас­но­сти, от каких таких чуже­стран­цев полу­чи­ли вы ваше пись­ме­цо? В каком краю они живут, и откуда они вас зна­ют, и каким обра­зом про­веда­ли они о здеш­них заго­во­рах? Поче­му вы мед­ли­те и обе­ща­е­те назвать их после, а не назва­ли их преж­де? Что за чело­век при­нес вам это пись­мо? Отче­го вы не выво­ди­те его на середи­ну, чтобы мы пер­вым делом с него мог­ли начать рас­сле­до­ва­ние, дей­ст­ви­тель­но ли дело обсто­ит таким обра­зом, или, как я утвер­ждаю, явля­ет­ся вашей выдум­кой? (3) А здеш­ние доно­сы, под­твер­ждаю­щие чуже­зем­ное пись­мо, — чем они явля­ют­ся и от каких людей они исхо­дят? Поче­му вы скры­ва­е­те ваши дока­за­тель­ства, вме­сто того чтобы выне­сти их на свет? Одна­ко труд­но, я пола­гаю, най­ти под­твер­жде­ние тому, чего не было и не будет. (4) Это пока­за­ния, сена­то­ры, не заго­во­ра про­тив пле­бей­ских три­бу­нов, а ковар­ства и зло­го умыс­ла про­тив вас, кото­рый эти люди тай­но вына­ши­ва­ют. Ибо сами дела их вопи­ют об этом. Мы сами вино­ва­ты, с само­го нача­ла усту­пив им и воору­жив боль­шой вла­стью их безум­ную кол­ле­гию. Мы винов­ны, так как поз­во­ли­ли в про­шлом году осудить по лож­ным обви­не­ни­ям Квин­ция Цезо­на и рав­но­душ­но взи­ра­ли, как тако­го исто­го защит­ни­ка ари­сто­кра­тии кра­дут у вас пле­бей­ские три­бу­ны. (5) Они и так не зна­ют ника­кой меры и уже не пооди­ноч­ке отсе­ка­ют знат­ных людей, но, пой­мав луч­ших людей ско­пом, гонят вон из горо­да. И ко всем про­чим несча­сти­ям они не поз­во­ля­ют нико­му из вас давать им отпор. Они под­вер­га­ют их подо­зре­ни­ям и кле­ве­те, слов­но соучаст­ни­ков тай­ных дел, запу­ги­ва­ют и объ­яв­ля­ют наро­до­не­на­вист­ни­ка­ми и вызы­ва­ют на суд наро­да за все, что обсуж­да­ет­ся в сена­те. Но гово­рить об этом будет дру­гой, более под­хо­дя­щий слу­чай, а ныне я огра­ни­чу свое выступ­ле­ние и обой­дусь без дол­гих речей. Я при­зы­ваю вас осте­ре­гать­ся этих людей, при­во­дя­щих наш город к сму­там и кла­ду­щих нача­ла вели­ких бед. И я не таков, чтобы толь­ко здесь гово­рить об этом, а от наро­да скры­вать. Нет, я и там ска­жу без вся­кой огляд­ки, вну­шая им, что над ними не висит ника­кой опас­но­сти, кро­ме дур­ных и ковар­ных их защит­ни­ков, кото­рые под видом дру­зей тво­рят дела вра­гов». (7) Когда кон­сул ска­зал это, под­нял­ся силь­ный одоб­ри­тель­ный гам при­сут­ст­ву­ю­щих, и сена­то­ры, не дав боль­ше сло­ва пле­бей­ским три­бу­нам, рас­пу­сти­ли заседа­ние. После это­го Вер­ги­ний, созвав народ­ное собра­ние, начал обви­нять сенат и кон­су­лов, а Клав­дий высту­пал с защи­той, гово­ря те же самые сло­ва, кото­рые были про­из­не­се­ны им в сена­те. При­лич­ные люди из чис­ла пле­бе­ев нача­ли подо­зре­вать, что их страх был пустым, а те что пона­ив­ней, дове­ряв­шие слу­хам, вери­ли в суще­ст­во­ва­ние опас­но­сти. А что каса­ет­ся людей зло­нрав­ных и посто­ян­но тре­бу­ю­щих пере­во­ротов, то у них не было ника­кой заботы о полу­че­нии дока­за­тельств истин­но­сти или лож­но­сти слу­хов. Вме­сто это­го они иска­ли пово­да для раздо­ра и сму­ты.

14. Пока город пере­жи­вал это потря­се­ние, некий чело­век из наро­да саби­нян, имев­ший знат­ных роди­те­лей и бога­тый, по име­ни Аппий Гер­до­ний, решил уни­что­жить рим­ское вла­ды­че­ство¹⁹. Воз­мож­но, он стре­мил­ся добыть себе тира­нию, либо власть и силу для сабин­ско­го пле­ме­ни, либо хотел удо­сто­ить­ся гром­кой сла­вы. Поде­лив­шись со мно­ги­ми из дру­зей сво­им наме­ре­ни­ем и поведав о спо­со­бе осу­щест­вле­ния сво­его пред­при­я­тия, он с их согла­сия начал соби­рать сво­их кли­ен­тов и тех из чис­ла рабов, кого счи­тал самы­ми сме­лы­ми. Собрав за корот­кое вре­мя вой­ско при­бли­зи­тель­но в четы­ре тыся­чи чело­век и при­гото­вив ору­жие, про­до­воль­ст­вие и все про­чее, в чем на войне есть нуж­да, погру­зил их на реч­ные суда. (2) При­плыв по реке Тиб­ру, он при­ча­лил в том месте Рима, где нахо­дит­ся холм Капи­то­лий, отсто­я­щий от реки менее чем на сто ста­дий. Была пол­ночь и мерт­вая тиши­на в горо­де. Вос­поль­зо­вав­шись этим, Аппий Гер­до­ний быст­ро выса­дил сво­их людей и через откры­тые ворота (ибо на Капи­то­лий ведут свя­щен­ные ворота, кото­рые оста­ют­ся неза­пер­ты­ми на осно­ва­нии неко­го боже­ст­вен­но­го рече­ния и назы­ва­ют­ся Кар­мен­таль­ски­ми) воз­вел отряд на вер­ши­ну хол­ма и занял кре­пость. Дви­нув­шись оттуда к ска­ле — она гра­ни­чит с Капи­то­ли­ем, — завла­дел и ею. (3) Была у него мысль: захва­тив наи­бо­лее удоб­ные места горо­да, при­нять к себе изгнан­ни­ков, при­звать рабов к сво­бо­де, пообе­щать бед­ня­кам про­ще­ние дол­гов, а про­чим граж­да­нам, кото­рые, живя в недо­стат­ке, с нена­ви­стью и отвра­ще­ни­ем отно­си­лись к вла­стям и с удо­воль­ст­ви­ем при­ня­ли бы уча­стие в пере­во­ро­те, разде­лить полу­чен­ную добы­чу. Побуж­дав­шая его дер­зость и сби­вав­шая с пути истин­но­го надеж­да на успех дела была не чем иным, как поли­ти­че­ской сму­той, из-за кото­рой, как он пола­гал, у наро­да уже не воз­никнет ника­кой люб­ви и общ­но­сти с пат­ри­ци­я­ми. (4) А если ниче­го из это­го не вый­дет, на этот слу­чай у него было заду­ма­но при­звать саби­нян и воль­сков со все­ми сила­ми и из про­чих живу­щих округ пле­мен тех, кото­рые захотят изба­вить­ся от нена­вист­ной вла­сти рим­лян.

15. Слу­чи­лось так, что он про­счи­тал­ся во всем, на что наде­ял­ся, посколь­ку ни рабы не пере­шли на его сто­ро­ну, ни изгнан­ни­ки не вер­ну­лись в Рим, ни люди, лишен­ные граж­дан­ских прав и нахо­дя­щи­е­ся в дол­гах, не про­ме­ня­ли обще­ст­вен­ную поль­зу на лич­ную корысть, а внеш­няя под­мо­га не име­ла доста­точ­но­го вре­ме­ни для воен­ных при­готов­ле­ний, так как все пред­при­я­тие завер­ши­лось все­го за три или четы­ре дня, доста­вив рим­ля­нам боль­шой страх и мно­го потря­се­ний. (2) Ибо когда вра­ги захва­ти­ли кре­пость, под­ня­ли вне­зап­ный крик и люди, жив­шие в этих местах и уцелев­шие от рез­ни, бро­си­лись в бег­ство, боль­шин­ство рим­лян не веда­ло, что слу­чи­лось. Схва­тив ору­жие, нача­ли сбе­гать­ся одни на воз­вы­ше­ния в горо­де, дру­гие — на его мно­го­чис­лен­ные откры­тые пусто­ши, третьи — на лежа­щие у горо­да рав­ни­ны. Люди пожи­лые и немощ­ные телом заня­ли вме­сте со сво­и­ми жена­ми кры­ши домов, чтобы оттуда отра­жать вторг­нув­ших­ся захват­чи­ков, посколь­ку им каза­лось, что все охва­че­но вой­ной. (3) Когда же занял­ся день и ста­ло извест­но, что захва­че­на город­ская кре­пость, и о том, кто ее захва­тил, кон­су­лы, взой­дя на Форум, нача­ли при­зы­вать граж­дан к ору­жию. Но пле­бей­ские три­бу­ны, склик­нув народ на сход­ку, заяви­ли, что они не про­ти­вят­ся поль­зе государ­ства, но счи­та­ют спра­вед­ли­вым, чтобы народ, соби­ра­ясь выдер­жать столь боль­шую бит­ву, всту­пил в это рис­ко­ван­ное пред­при­я­тие на точ­но опре­де­лен­ных усло­ви­ях. (4) «Итак, — ска­за­ли они, если пат­ри­ции обе­ща­ют вам и соглас­ны дать клят­ву перед ликом богов, что после окон­ча­ния этой вои­ны они согла­сят­ся назна­чить для вас зако­но­да­те­лей и впредь жить по прин­ци­пу рав­но­пра­вия, то мы при­мем вме­сте с ними уча­стие в осво­бож­де­нии наше­го оте­че­ства. Но если они не счи­та­ют для себя воз­мож­ным выпол­нить эти уме­рен­ные тре­бо­ва­ния, зачем тогда мы ста­нем под­вер­гать себя опас­но­сти и класть за них наши жиз­ни, не ожи­дая полу­чить от это­го ника­ких благ?» (5) Когда они ска­за­ли это, народ скло­нил­ся на их сто­ро­ну и не желал ждать выступ­ле­ний с дру­ги­ми пред­ло­же­ни­я­ми. Клав­дий же не счел воз­мож­ным про­сить о воен­ной помо­щи людей, кото­рые гото­вы под­дер­жать оте­че­ство, но не по доб­рой воле, а за пла­ту и при­том нема­лую. Сами пат­ри­ции, ска­зал он, воору­жив себя и нахо­дя­щих­ся при них кли­ен­тов, а так­же и тех дру­гих, кто вме­сте с ними при­мет уча­стие в этой войне по доб­рой воле, пой­дут на при­ступ кре­по­сти. А если ока­жет­ся, что это­го воин­ства недо­ста­точ­но, то они при­зо­вут на помощь лати­нов и гер­ни­ков, а если воз­никнет необ­хо­ди­мость, то пообе­ща­ют сво­бо­ду рабам и ско­рее при­зо­вут на помощь кого угод­но, кро­ме тех, кто в столь ответ­ст­вен­ный миг соби­ра­ет­ся мстить им за ста­рые обиды. (6) Вто­рой кон­сул, Вале­рий, начал на это воз­ра­жать, пола­гая, что раз­дра­жен­ный плебс не сле­ду­ет вко­нец делать вра­гом пат­ри­ци­ев. Он сове­то­вал усту­пить сло­жив­шим­ся обсто­я­тель­ствам и спо­рить суро­во о пра­вах с внеш­ни­ми вра­га­ми, а во внут­ри­по­ли­ти­че­ских раздо­рах при­дер­жи­вать­ся уме­рен­но­го и разум­но­го поведе­ния. (7) Когда у боль­шин­ства сена­то­ров сло­жи­лось впе­чат­ле­ние, что Вале­рий пред­ла­га­ет наи­луч­шее реше­ние, тот, при­дя в народ­ное собра­ние и высту­пив с подо­баю­щей речью, в кон­це ее при­нес клят­ву, что если народ с готов­но­стью разде­лит уча­стие в этой войне и вос­ста­но­вит пошат­нув­ши­е­ся устои государ­ства, то он дает согла­сие пле­бей­ским три­бу­нам выста­вить для народ­но­го обсуж­де­ния закон, кото­рый те вно­си­ли по пово­ду рав­но­пра­вия, и поста­ра­ет­ся, чтобы за вре­мя его пол­но­мо­чий реше­ние наро­да было выпол­не­но до кон­ца. Но ему не суж­де­но было испол­нить обе­щан­ное, посколь­ку смерт­ный час его был уже неда­лек.

16. После роспус­ка собра­ния позд­ним вече­ром все нача­ли сте­кать­ся в назна­чен­ные места, вно­ся в спис­ки коман­ди­ров свои име­на и при­но­ся воин­скую при­ся­гу. Они зани­ма­лись этим в тече­ние дня и всей после­дую­щей ночи, а на сле­дую­щий день кон­су­лы ста­ли назна­чать цен­ту­ри­о­нов и ста­вить их под свя­щен­ные зна­ме­на. В это вре­мя народ с полей про­дол­жал при­бы­вать в город. (2) Когда все было быст­ро под­готов­ле­но, кон­су­лы, рас­пре­де­лив вой­ска, поде­ли­ли меж­ду собой пол­но­мо­чия. Клав­дию жре­бий вру­чил охра­ну город­ских стен, чтобы ника­кое вой­ско извне не при­шло на помощь нахо­дя­щим­ся внут­ри непри­я­те­лям, посколь­ку всех охва­ти­ло пред­чув­ст­вие очень силь­но­го поли­ти­че­ско­го потря­се­ния и страх, как бы вра­ги не напа­ли на них сра­зу все вме­сте. Вале­рию же воля боже­ства отве­ла оса­ду кре­по­сти. (3) И на про­чие укреп­лен­ные места, какие были внут­ри горо­да, были назна­че­ны коман­ди­ры, а дру­гие заня­ли пути, веду­щие на Капи­то­лий, чтобы вос­пре­пят­ст­во­вать пере­хо­ду на сто­ро­ну вра­га рабов и бед­но­ты. А это­го рим­ляне боя­лись более все­го. Помощь союз­ни­ков не подо­спе­ла к ним вовре­мя, кро­ме отряда из Туску­ла²⁰, жите­ли кото­ро­го в первую ночь услы­ша­ли о про­ис­хо­дя­щем и сна­ряди­лись в поход. Пред­во­ди­тель­ст­во­вал ими Луций Мами­лий, чело­век дея­тель­ный, обле­чен­ный на тот момент выс­шей вла­стью в сво­ем горо­де. И одни толь­ко туску­лан­цы разде­ли­ли с Вале­ри­ем опас­ность и вме­сте с ним взя­ли кре­пость, выка­зав при этом все свое рве­ние и бла­го­склон­ность к рим­ля­нам. (4) При­ступ кре­по­сти начал­ся со всех сто­рон. Одни при­ла­жи­ва­ли к пра­щам сосуды с зажжен­ным асфаль­том и смо­лой и мета­ли их с крыш бли­жай­ших домов на холм, дру­гие соби­ра­ли охап­ки сухо­го хво­ро­ста, нагро­мож­да­ли под обры­ва­ми ска­лы высо­кие кучи и под­жи­га­ли, вру­чая пла­мя несу­ще­му­ся вет­ру. А самые сме­лые, постро­ив­шись по цен­ту­ри­ям, плот­ным стро­ем нача­ли под­ни­мать­ся наверх по искус­ст­вен­но про­ло­жен­ным доро­гам. (5) Одна­ко они не извле­ка­ли ника­ко­го пре­иму­ще­ства из сво­его чис­лен­но­го пере­ве­са над вра­га­ми, посколь­ку им при­хо­ди­лось дви­гать­ся вверх по узкой троп­ке, зава­лен­ной летя­щи­ми свер­ху кам­ня­ми. При таком поло­же­нии дел незна­чи­тель­ный по чис­лен­но­сти отряд неми­ну­е­мо дол­жен был срав­нять­ся в силе с боль­шим. Не было рим­ля­нам поль­зы и от их муже­ст­вен­ной стой­ко­сти, кото­рую они при­об­ре­ли в мно­го­чис­лен­ных вой­нах, посколь­ку им при­шлось под­ни­мать­ся на кру­тые высоты. Ведь им при­хо­ди­лось выка­зы­вать отва­гу и твер­дость духа, не сой­дясь с вра­гом в руко­паш­ной бит­ве, а изда­ли метать копья. (6) Уда­ры копий, бро­шен­ных сни­зу вверх, даже если и попа­да­ли в цель, ока­зы­ва­лись мед­лен­ны­ми и сла­бы­ми, что и было есте­ствен­но, напро­тив, уда­ры направ­лен­ные свер­ху, были быст­ры­ми и силь­ны­ми, посколь­ку брос­ки уси­ли­ва­ла соб­ст­вен­ная тяжесть мета­тель­ных орудий. Одна­ко натиск оса­ждав­ших на укреп­ле­ния не осла­бе­вал. Пре­тер­пе­вая все труд­но­сти, они ни днем, ни ночью не пре­кра­ща­ли сво­его наступ­ле­ния. Нако­нец, на тре­тий день, когда у оса­жден­ных кон­чи­лись дро­ти­ки и исто­щи­лись телес­ные силы, рим­ляне взя­ли кре­пость. (7) В этом сра­же­нии они поте­ря­ли мно­го храб­рых мужей и в том чис­ле кон­су­ла, ока­зав­ше­го­ся, по обще­му мне­нию, самым храб­рым. Тот, полу­чив мно­же­ство ран, не покидал поля боя до тех пор, покуда бро­шен­ный свер­ху огром­ный камень не отнял у него, взби­рав­ше­го­ся на укреп­ле­ния, разом и победу, и жизнь. Во вре­мя взя­тия укреп­ле­ний Гер­до­ний, отли­чав­ший­ся силой и мастер­ски вла­дев­ший ору­жи­ем, усе­яв про­стран­ство вокруг себя тела­ми вра­гов, погиб под уда­ра­ми дро­ти­ков, а из захва­тив­ших вме­сте с ним кре­пость лишь немно­гие были взя­ты в плен живы­ми. Боль­шая часть его сто­рон­ни­ков зако­ло­лись сами или бро­си­лись вниз со ска­лы.

17. Так завер­ши­лась вой­на с раз­бой­ни­ка­ми. После это­го пле­бей­ские три­бу­ны вновь ста­ли разду­вать поли­ти­че­скую сму­ту, тре­буя от остав­ше­го­ся в живых кон­су­ла выпол­нить обе­ща­ния погиб­ше­го в сра­же­нии Вале­рия и вне­сти пле­бей­ский закон. Но Клав­дий тянул вре­мя, то совер­шая очи­ще­ние горо­да, то устра­и­вая бла­годар­ст­вен­ные жерт­во­при­но­ше­ния богам, то раз­вле­кая народ игри­ща­ми и зре­ли­ща­ми. (2) Когда же у него были израс­хо­до­ва­ны все отго­вор­ки, он заявил, что необ­хо­ди­мо избрать на место погиб­ше­го кон­су­ла дру­го­го. Ведь дей­ст­вия, про­из­во­ди­мые им одним, не будут-де иметь закон­ной силы, а реше­ния обо­их кон­су­лов, наобо­рот, ста­нут закон­ны­ми и пра­во­моч­ны­ми. Отде­лав­шись от них под этим пред­ло­гом, он назна­чил день кон­суль­ских выбо­ров, в кото­рый соби­рал­ся назна­чить сво­его кол­ле­гу. Тем вре­ме­нем пер­вен­ст­ву­ю­щие в сена­те на закры­том сове­ща­нии дого­во­ри­лись меж­ду собой, кому они пере­да­дут власть. (3) Когда наста­ло вре­мя кон­суль­ских выбо­ров и гла­ша­тай вызвал граж­дан пер­во­го иму­ще­ст­вен­но­го раз­ряда²¹, при­шед­шие в назна­чен­ное место восем­на­дцать цен­ту­рий всад­ни­ков и восемь­де­сят цен­ту­рий пеших изби­ра­ют из чис­ла наи­бо­лее почтен­ных граж­дан кон­су­лом Луция Квин­ция Цин­цин­на­та. Сына его Цезо­на Квин­ция пле­бей­ские три­бу­ны, обви­нив в уго­лов­ном пре­ступ­ле­нии, вынуди­ли поки­нуть город. И уже ни один из иму­ще­ст­вен­ных раз­рядов не был более при­гла­шен к голо­со­ва­нию, посколь­ку про­го­ло­со­вав­ших цен­ту­рий было на три боль­ше остав­ших­ся. Народ разо­шел­ся, счи­тая для себя тяж­ким несча­стьем то обсто­я­тель­ство, что чело­век, питаю­щий нена­висть к пле­бе­ям, будет обле­чен кон­суль­ской вла­стью. Сенат же отпра­вил посыль­ных, чтобы доста­вить кон­су­ла в сенат. (4) Как раз в то вре­мя Квин­ций обра­ба­ты­вал поле для посе­ва, сам идя за пашу­щи­ми новь быка­ми. Он был без хито­на²², в набед­рен­ной повяз­ке и в вой­лоч­ной шап­ке на голо­ве. Увидев мно­же­ство людей, иду­щих к нему на поле, он оста­но­вил свой плуг и дол­гое вре­мя недо­уме­вал, кто они такие и о чем при­шли про­сить его. Затем, когда к нему под­бе­жал кто-то и посо­ве­то­вал при­ве­сти себя в порядок, он зай­дя в свою хижи­ну и одев­шись, вышел навстре­чу при­быв­шим. (5) Те при­вет­ст­во­ва­ли его, но не по име­ни, а назвав кон­су­лом. Они обла­чи­ли его в пур­пур­ную одеж­ду и поста­ви­ли вокруг него секи­ры и про­чие зна­ки его вла­сти и ста­ли про­сить его после­до­вать за ними в город. И тот, помол­чав немно­го и про­сле­зив­шись, ска­зал: «Неза­се­ян­ным оста­нет­ся у меня в этот год уча­сток и, похо­же, у нас не будет, чем себя про­кор­мить». Затем, поце­ло­вав жену и нака­зав ей поза­бо­тить­ся о домаш­них делах, он отпра­вил­ся в город. Я решил­ся рас­ска­зать об этом толь­ко для того, чтобы всем ста­ло ясно, что за люди сто­я­ли тогда во гла­ве рим­ско­го государ­ства, сколь были они непри­тя­за­тель­ны и бла­го­ра­зум­ны, не тяго­ти­лись чест­ной бед­но­стью и не стре­ми­лись к цар­ским поче­стям, но напро­тив, отка­зы­ва­лись, когда им их дава­ли. Ведь тогда станет ясно, что нынеш­ние нисколь­ко на них не похо­жи²³. Напро­тив, они ведут совер­шен­но дру­гой образ жиз­ни, за очень малым исклю­че­ни­ем. Имен­но бла­го­да­ря этим немно­гим еще сохра­ня­ет­ся досто­ин­ство это­го государ­ства и подо­бие тем вели­ким мужам. Но об этом ска­за­но доста­точ­но.

18. При­няв кон­суль­ство, Квин­ций пер­вым делом отре­шил пле­бей­ских три­бу­нов от уча­стия в государ­ст­вен­ных делах и запре­тил им зани­мать­ся пле­бей­ским зако­ном, заявив, что если они не пре­кра­тят устра­и­вать в горо­де бес­по­ряд­ки, он, объ­явив вой­ну про­тив воль­сков, выведет всех рим­лян из горо­да. (2) А когда пле­бей­ские три­бу­ны нача­ли гово­рить, что они вос­пре­пят­ст­ву­ют набо­ру вой­ска, Квин­ций, созвав пле­бе­ев на собра­ние, заявил, что все они при­ня­ли воин­скую при­ся­гу сле­до­вать за сво­и­ми кон­су­ла­ми, на какую бы вой­ну те их не позва­ли, не покидать свой строй и не совер­шать ниче­го про­ти­во­ре­ча­ще­го это­му зако­ну. При­няв кон­суль­ские пол­но­мо­чия, он дер­жит пле­бе­ев в сво­ей вла­сти, посколь­ку все они свя­за­ны сво­ей при­ся­гой. (3) Ска­зав это и покляв­шись, что вос­поль­зу­ет­ся этим зако­ном про­тив ослуш­ни­ков, он пове­лел выне­сти из хра­мов зна­ме­на. «И чтобы вы, — ска­зал он, — во вре­мя мое­го кон­суль­ства оста­ви­ли вся­кую дема­го­гию, я при­ве­ду вой­ско назад с вой­ны не преж­де, чем исте­чет срок моих пол­но­мо­чий. Так вот, при­готовь­те на это вре­мя все необ­хо­ди­мое, чтобы про­ве­сти зиму под откры­тым небом». Эти­ми сло­ва­ми он совсем запу­гал пле­бе­ев. Увидев, что они ведут себя бла­го­при­стой­нее и про­сят его отка­зать­ся от мыс­ли об этом похо­де, он ска­зал, что пода­рит им пере­дыш­ку от войн на усло­вии, что они ниче­го более не ста­нут замыш­лять и поз­во­лят ему до кон­ца кон­суль­ства дей­ст­во­вать так, как он хочет, а так­же раз­ре­шать вза­им­ные судеб­ные тяж­бы²⁴.

19. Когда смя­те­ние утих­ло, Квин­ций начал по прось­бе тяжу­щих­ся про­во­дить уже дол­гое вре­мя не про­хо­див­шие судеб­ные раз­би­ра­тель­ства и сам, заседая целы­ми дня­ми на три­бу­на­ле, спра­вед­ли­во и бес­при­страст­но раз­би­рал боль­шую часть жалоб. Он был досту­пен и, чело­ве­ко­лю­би­во обра­ща­ясь со все­ми, кто обра­щал­ся к нему за раз­ре­ше­ни­ем судеб­ных дел, добил­ся того, что государ­ст­вен­ное устрой­ство ока­за­лось настоль­ко ари­сто­кра­ти­че­ским²⁵, что люди, тер­пя­щие обиды от силь­ней­ших из-за сво­ей бед­но­сти, низ­ко­го про­ис­хож­де­ния или ино­го уни­зи­тель­но­го поло­же­ния, уже не обра­ща­лись с прось­ба­ми к пле­бей­ским три­бу­нам и желаю­щие обре­сти поли­ти­че­ское рав­но­пра­вие уже не стре­ми­лись к введе­нию новых зако­нов. Напро­тив, все были доволь­ны и радо­ва­лись царя­ще­му в горо­де бла­го­за­ко­нию. (2) Народ одоб­рил образ дей­ст­вий Квин­ция и то, что он, по исте­че­нии вре­ме­ни, отведен­но­го для его пол­но­мо­чий, не при­нял во вто­рой раз пред­ла­гае­мую ему долж­ность и даже не выска­зал удо­воль­ст­вия, полу­чив столь высо­кую почесть. (3) Сенат, обра­ща­ясь к Квин­цию с мно­го­чис­лен­ны­ми прось­ба­ми, пытал­ся удер­жать его в кон­суль­ской долж­но­сти, чтобы он, посколь­ку пле­бей­ские три­бу­ны в тре­тий раз доби­лись про­дле­ния сво­их пол­но­мо­чий, ока­зы­вая им про­ти­во­дей­ст­вие и вну­шая им стыд и страх, пре­кра­тил их поли­ти­че­ские ново­введе­ния, тем более что и народ не был про­тив вла­сти хоро­ше­го мужа. Квин­ций отве­чал, что он не одоб­ря­ет пле­бей­ских три­бу­нов за их неже­ла­ние сло­жить свои пол­но­мо­чия и что сам он не хочет навлечь на себя подоб­ную дур­ную сла­ву. (4) Созвав народ­ное собра­ние, он обви­нил не желаю­щих сло­жить с себя власть три­бу­нов. При­не­ся клят­ву, что он не при­мет вновь кон­суль­ства преж­де, чем сло­жит преж­нюю власть, Квин­ций назна­чил день выбо­ров. Утвер­див в этот день кон­су­лов, он опять уда­лил­ся в свою малень­кую хижи­ну и стал, как и преж­де, про­во­дить свою жизнь в трудах.

20.²⁶ Когда Квинт Фабий Вибу­лан (это было его третье кон­суль­ство) и Луций Кор­не­лий, при­няв кон­суль­ские пол­но­мо­чия²⁷, спра­ви­ли уста­нов­лен­ные пред­ка­ми игры, отбор­ный отряд эквов чис­лом око­ло шести тысяч, сна­ря­жен­ный лег­ким воору­же­ни­ем, вый­дя ночью, еще в тем­но­те под­хо­дит к горо­ду туску­лан­цев, при­над­ле­жав­ших к пле­ме­ни лати­нов. Город нахо­дил­ся не менее чем в ста ста­ди­ях от Рима. (2) Обна­ру­жив, что ворота, как во вре­мя мира, не запер­ты, а сте­ны не охра­ня­ют­ся стра­жей, они с ходу захва­ты­ва­ют город, мстя туску­лан­цам за их посто­ян­ную готов­ность помо­гать рим­ско­му государ­ству и за ока­зан­ное ими един­ст­вен­ны­ми содей­ст­вие в Капи­то­лий­ской войне²⁸. (3) Во вре­мя захва­та горо­да эквам не уда­лось уни­что­жить боль­шое чис­ло жите­лей, посколь­ку те, опе­ре­див вра­гов, бежа­ли во вре­мя напа­де­ния через дру­гие ворота. В горо­де оста­лись лишь те, кто не в состо­я­нии был спа­стись из-за хво­рей или ста­ро­сти. Эквы захва­ти­ли в раб­ство жен­щин, детей и рабов туску­лан­цев и раз­гра­би­ли их иму­ще­ство. (4) Когда избе­жав­шие пле­на донес­ли в Риме эту ужас­ную новость, кон­су­лы посчи­та­ли необ­хо­ди­мым ока­зать бег­ле­цам немед­лен­ную помощь и воз­вра­тить им город. Одна­ко пле­бей­ские три­бу­ны попы­та­лись ока­зать про­ти­во­дей­ст­вие, не поз­во­ляя про­ве­сти набор вой­ска, покуда их зако­ны не будут постав­ле­ны на голо­со­ва­ние. Сенат него­до­вал, а выступ­ле­ние в поход затя­ги­ва­лось. В это вре­мя при­бы­ли дру­гие послан­цы пле­ме­ни лати­нов с изве­сти­ем, что город анци­а­тов откры­то отло­жил­ся, после того как воль­ски, корен­ные жите­ли горо­да, и при­быв­шие к ним рим­ские посе­лен­цы, дого­во­рив­шись, поде­ли­ли меж­ду собой зем­лю. В то же самое вре­мя при­бы­ли послы от гер­ни­ков с изве­сти­ем, что воль­ски и эквы, высту­пив с боль­шой ратью, уже нахо­дят­ся на их зем­ле. (5) Когда об этом ста­ло извест­но, сена­то­ры реши­ли далее не мед­лить и отпра­вить со всем вой­ском обо­их кон­су­лов для ока­за­ния помо­щи, а если кто из рим­лян или союз­ни­ков отка­жет­ся от уча­стия в этом похо­де, счи­тать их вра­га­ми. (6) Пле­бей­ские три­бу­ны усту­пи­ли тре­бо­ва­ни­ям. Кон­су­лы, набрав в вой­ско все взрос­лое насе­ле­ние и отпра­вив к союз­ни­кам тре­бо­ва­ние о при­сыл­ке вспо­мо­га­тель­ных сил, оста­ви­ли для защи­ты горо­да третью часть рим­ско­го вой­ска и поспеш­но высту­пи­ли из горо­да. (7) Фабий быст­рым мар­шем повел свой отряд про­тив засев­ших в Туску­ле эквов, боль­шая часть кото­рых уже ушла, раз­гра­бив город, а неболь­шая часть оста­лась для охра­ны верх­ней кре­по­сти. Цита­дель эта была силь­но укреп­ле­на и не тре­бо­ва­ла боль­шо­го гар­ни­зо­на. Неко­то­рые утвер­жда­ют, что охра­на кре­по­сти, завидев выхо­дя­щее из Рима вой­ско, — про­стран­ство меж­ду горо­да­ми хоро­шо про­смат­ри­ва­ет­ся с высот, — уда­ли­лась по сво­ей воле, а дру­гие — что они, оса­жден­ные Фаби­ем, заклю­чи­ли дого­вор, сда­ли кре­пость и, выго­во­рив для себя лич­ную без­опас­ность, были про­веде­ны под ярмом²⁹.

21. Воз­вра­тив туску­лан­цам их город, Фабий высту­пил позд­ним вече­ром с вой­ском и насколь­ко мог быст­ро повел его на про­тив­ни­ка, слы­ша, что силы воль­сков и эквов собра­лись вме­сте око­ло горо­да Аль­гида. Идя всю ночь быст­рым шагом, наут­ро он появил­ся перед непри­я­те­лем. Те сто­я­ли лаге­рем на рав­нине, не поза­бо­тив­шись даже обне­сти его часто­ко­лом, слов­но нахо­дясь в соб­ст­вен­ных пре­де­лах и пре­зи­рая про­тив­ни­ка. (2) При­звав сво­их вои­нов к муже­ству, Фабий пер­вым вме­сте со всад­ни­ка­ми напал на лагерь вра­гов. Пешие вои­ны с бое­вым кли­чем после­до­ва­ли за ним. Одни из вра­гов поги­ба­ли спя­щи­ми, дру­гие — толь­ко что проснув­шись и пыта­ясь сопро­тив­лять­ся, а боль­шая часть рас­се­я­лась в бег­стве. (3) Захват лаге­ря не потре­бо­вал боль­шо­го труда. Отдав сво­им вои­нам захва­чен­ное иму­ще­ство и плен­ни­ков, кро­ме туску­лан­цев, и про­быв там немно­го вре­ме­ни, Фабий дви­нул­ся с вой­ском к горо­ду Эце­т­ре. Этот город был в те вре­ме­на наи­бо­лее зна­чи­тель­ным у воль­сков и рас­по­ла­гал­ся в самом труд­но­до­ступ­ном месте³⁰. (4) Он про­сто­ял мно­го дней лаге­рем непо­да­ле­ку от горо­да в надеж­де на то, что жите­ли горо­да вый­дут на сра­же­ние. Так как вра­же­ское вой­ско не выхо­ди­ло, Фабий начал опу­сто­шать их окру­гу, бога­тую людь­ми и скотом. Воль­ски не успе­ли увез­ти свое иму­ще­ство с полей, посколь­ку напа­де­ние рим­лян слу­чи­лось для них неожи­дан­но. Фабий, поз­во­лив сво­им вои­нам раз­гра­бить и эту добы­чу и потра­тив несколь­ко дней на заготов­ку про­до­воль­ст­вия, повел вой­ско домой.

(5) Вто­рой кон­сул Кор­не­лий, дви­га­ясь про­тив засев­ших в Анции³¹ рим­лян и воль­сков, наткнул­ся на под­жидав­шую его у гра­ниц рать. Всту­пив в сра­же­ние, Кор­не­лий мно­гих истре­бил, а осталь­ных обра­тил в бег­ство. Затем он раз­бил лагерь неда­ле­ко от горо­да. Жите­ли его не реша­лись вый­ти на сра­же­ние. Кон­сул спер­ва начал опу­сто­шать их зем­лю, а затем обно­сить город сте­ной и валом. Тогда насе­ле­ние было вынуж­де­но высту­пить со все­ми сила­ми, пред­став­ляв­ши­ми собой бес­по­рядоч­ную тол­пу, из горо­да. Сой­дясь в бит­ву, они сра­жа­лись еще хуже, чем в пер­вый раз. Пустив­шись в позор­ное и недо­стой­ное муж­чин бег­ство, они вто­рой раз ока­зы­ва­ют­ся запер­ты­ми в горо­де. (6) Кон­сул, не дав им ника­кой пере­дыш­ки, при­ка­зал под­став­лять к сте­нам лест­ни­цы и раз­би­вать тара­на­ми ворота. Хотя жите­ли с боль­шим трудом отби­ва­лись, Кор­не­лий без осо­бых затруд­не­ний берет при­сту­пом город. Иму­ще­ство оби­та­те­лей, состо­яв­шее из золота, сереб­ра и меди, он при­ка­зал отпра­вить в государ­ст­вен­ную каз­ну, а кве­сто­рам дал рас­по­ря­же­ние рас­про­дать рабов и про­чую добы­чу. Вои­нам кон­сул поз­во­лил взять одеж­ду, про­пи­та­ние и про­чий скарб, из кото­ро­го те мог­ли извлечь для себя поль­зу. (7) Затем, выде­лив из чис­ла посе­лен­цев и корен­ных жите­лей Анция наи­бо­лее знат­ных и винов­ных в мяте­же — а их ока­за­лось нема­ло, — при­ка­зал дол­го сечь их роз­га­ми, а затем обез­гла­вить. Закон­чив с этим, он так­же отвел вой­ско домой. (8) Сенат вышел навстре­чу под­хо­дя­щим к горо­ду кон­су­лам и удо­сто­ил обо­их про­ве­сти три­умф. С эква­ми, при­слав­ши­ми про­сить мира, был заклю­чен дого­вор об окон­ча­нии вой­ны, в кото­ром было запи­са­но, что эквы, сохра­няя свои горо­да и зем­ли, кото­ры­ми они вла­де­ли во вре­мя заклю­че­ния дого­во­ра, нахо­дят­ся под вла­стью рим­лян, не пла­тят ника­кой дани, но при­сы­ла­ют, как и про­чие союз­ни­ки, такое чис­ло бой­цов, какое потре­бу­ет­ся. С тем год и подо­шел к кон­цу.

22. На сле­дую­щий год Гай Нав­ций, избран­ный во вто­рой раз, и Луций Мину­ций, при­няв кон­суль­ские пол­но­мо­чия³², до поры до вре­ме­ни вели в сте­нах горо­да вой­ну за поли­ти­че­ские пра­ва с пле­бей­ски­ми три­бу­на­ми во гла­ве с Вер­ги­ни­ем, чет­вер­тый срок уже удер­жи­ваю­щим свои пол­но­мо­чия. (2) Но когда живу­щие побли­зо­сти пле­ме­на объ­яви­ли рим­ско­му государ­ству вой­ну и рим­ляне опа­са­лись, как бы у них не отня­ли их вла­ды­че­ство, кон­су­лы с радо­стью вос­при­ня­ли слу­чив­ше­е­ся и нача­ли воен­ный набор. Разде­лив соб­ст­вен­ные и союз­ни­че­ские вой­ска на три части, одну треть они оста­ви­ли в Риме. Ею коман­до­вал Квинт Фабий Вибу­лан. Сами они, взяв две осталь­ные части, поспеш­но высту­пи­ли в поход, а имен­но, Нав­ций дви­нул­ся про­тив саби­нян, а Мину­ций про­тив эквов. (3) На ту пору оба эти пле­ме­ни отло­жи­лись от рим­ско­го гос­под­ства. Саби­няне сде­ла­ли это откры­то и про­дви­ну­лись вплоть до горо­да Фиде­ны, нахо­див­ше­го­ся под дла­нью рим­лян (меж­ду этим горо­дом и Римом рас­сто­я­ние в сорок ста­ди­ев). Эквы же, сохра­няя на сло­вах усло­вия недав­но заклю­чен­но­го мира, на деле вели себя как вра­ги. (4) Они высту­пи­ли в поход про­тив рим­ских союз­ни­ков лати­нов, посколь­ку, мол, у них не было с теми дого­во­ра о друж­бе. Коман­до­вал ими Кле­лий Гракх, чело­век дея­тель­ный, обле­чен­ный еди­но­лич­ной вла­стью, кото­рую он пре­вра­тил в цар­скую. Дой­дя до горо­да Туску­ла, из кото­ро­го в про­шлом году были изгна­ны рим­ля­на­ми заняв­шие и раз­гра­бив­шие его эквы, они захва­ти­ли на полях мно­го людей и скота, а созрев­шие посе­вы уни­что­жи­ли. (5) Когда при­бы­ло посоль­ство, кото­рое отпра­вил рим­ский сенат, желав­ший знать, из-за чего эквы вою­ют с рим­ски­ми союз­ни­ка­ми вопре­ки недав­но заклю­чен­но­му дого­во­ру о друж­бе, при­том что за истек­шее вре­мя у этих пле­мен не воз­ник­ло ника­ких спо­ров, послы убеж­да­ли Кле­лия отпу­стить захва­чен­ных им туску­лан­ских плен­ни­ков, уве­сти назад свое вой­ско и дать удо­вле­тво­ре­ние за неспра­вед­ли­во­сти и ущерб, нане­сен­ный жите­лям Туску­ла. Гракх дол­го тянул вре­мя, не всту­пая в пере­го­во­ры с посла­ми, посколь­ку ему-де недо­суг. (6) Когда же он решил выслу­шать послов и те пере­да­ли ему пору­че­ния сена­та, он ска­зал: «Я удив­ля­юсь, рим­ляне, поче­му вы счи­та­е­те всех людей сво­и­ми вра­га­ми — людей, от кото­рых вы не пре­тер­пе­ли ника­ко­го вреда, — но лишь ради вашей тира­ни­че­ской вла­сти, а эквам не поз­во­ля­е­те взыс­ки­вать нака­за­ние с их вра­гов туску­лан­цев. При этом, когда мы заклю­ча­ли с вами дого­вор, ника­ких согла­ше­ний о туску­лан­цах у нас с вами не было. (7) Так вот, если вы утвер­жда­е­те, что тер­пи­те от нас неспра­вед­ли­вость и вред, мы гото­вы дать вам удо­вле­тво­ре­ние соглас­но нашим дого­во­рам. А если вы при­шли взыс­кать с нас нака­за­ние за туску­лан­цев, то у вас нет для это­го ника­ко­го осно­ва­ния. Бесе­дуй­те тогда вот с этим буком», — и он пока­зал им на рас­ту­щее побли­зо­сти дере­во.

23. Но рим­ляне, хотя и оскорб­лен­ные, не ста­ли тот­час, дви­жи­мые гне­вом, выво­дить свои вой­ска. Напро­тив того, они отпра­ви­ли к нему вто­рое посоль­ство и посла­ли так назы­вае­мых свя­щен­ных мужей феци­а­лов³³, при­зы­вая в свиде­те­ли богов и духов, что если не суме­ют добить­ся спра­вед­ли­во­сти, будут вынуж­де­ны начать свя­щен­ную вой­ну. После это­го они отпра­ви­ли в поход кон­су­ла. (2) Когда Гракх узнал о при­бли­же­нии рим­лян, он снял­ся с места и стал уво­дить свои силы даль­ше, в то вре­мя как вра­ги сле­до­ва­ли за ним по пятам. Он стре­мил­ся заве­сти рим­лян в такие места, где бы он имел над ними пре­иму­ще­ство. Имен­но так и слу­чи­лось. Достиг­нув доли­ны, окру­жен­ной гора­ми, — когда пре­сле­дую­щие его про­тив­ни­ки всту­пи­ли в нее, — он пово­ра­чи­ва­ет вой­ско и ста­но­вит­ся лаге­рем на доро­ге, веду­щей из доли­ны. (3) В резуль­та­те это­го рим­ля­нам при­шлось выбрать для лаге­ря не то место, какое они хоте­ли, а то, какое им дал слу­чай. В этом месте не было воз­мож­но­сти раздо­быть доста­точ­но сена для лоша­дей, так как оно было окру­же­но голы­ми и труд­но­про­хо­ди­мы­ми гора­ми, ни для себя собрать про­до­воль­ст­вие во вра­же­ской зем­ле, когда закон­чи­лись при­не­сен­ные из дома при­па­сы. Пере­ме­нить рас­по­ло­же­ние так­же не было воз­мож­но­сти, посколь­ку вра­ги нахо­ди­лись напро­тив и пере­кры­ва­ли выхо­ды из доли­ны. Попы­тав­шись про­рвать окру­же­ние и всту­пив в сра­же­ние, рим­ляне были отби­ты и, поне­ся зна­чи­тель­ный урон, ока­за­лись запер­ты­ми в сво­ем лаге­ре. Окры­лен­ный сво­им успе­хом, Кле­лий начал окру­жать рим­лян рвом и валом, питая боль­шие надеж­ды на то, что те, под­чи­нив­шись голо­ду, сло­жат ору­жие. (4) Когда изве­стие об этом при­шло в Рим, Квинт Фабий, остав­лен­ный в горо­де глав­но­ко­ман­дую­щим, выбрав из сво­его вой­ска самых моло­дых и силь­ных, напра­вил их к кон­су­лу. Коман­до­вал этим отрядом кве­стор и про­кон­сул Тит Квин­ций. (5) Отпра­вив пись­мо вто­ро­му кон­су­лу Нав­цию, нахо­див­ше­му­ся с вой­ском у саби­нян, он изве­стил его о слу­чив­шем­ся с Мину­ци­ем и про­сил прий­ти как мож­но ско­рее. Тот, пору­чив охра­ну лаге­ря сво­им лега­там, бро­са­ет­ся с неболь­шим отрядом всад­ни­ков в Рим, без уста­ли пого­няя коней. При­быв в Рим еще глу­бо­кой ночью, Нав­ций начал сове­щать­ся с Фаби­ем и со ста­рей­ши­ми из граж­дан о том, что сле­ду­ет пред­при­нять. Посколь­ку всем каза­лось, что обсто­я­тель­ства тре­бу­ют дик­та­тор­ской вла­сти, они назна­ча­ют на эту долж­ность Луция Квин­ция Цин­цин­на­та. Сам Нав­ций, устро­ив дела, воз­вра­тил­ся обрат­но к вой­ску.

24. Пре­фект горо­да Фабий отпра­вил за Квин­ци­ем людей, чтобы те при­ве­ли его и вру­чи­ли долж­ность. Слу­чи­лось и в тот раз так, что сей муж возде­лы­вал свое поле. Увидя при­бли­жаю­щу­ю­ся тол­пу и пред­по­ло­жив, что они идут к нему, он одел­ся попри­стой­нее и отпра­вил­ся к ним навстре­чу. (2) Когда он подо­шел, ему под­ве­ли коней, укра­шен­ных кра­си­вой сбру­ей, и поста­ви­ли два­дцать четы­ре секи­ры вме­сте с фас­ци­я­ми, вру­чи­ли пур­пур­ную одеж­ду и про­чие зна­ки отли­чия, кото­ры­ми преж­де укра­ша­ли свое досто­ин­ство цари³⁴. А он, узнав, что назна­чен дик­та­то­ром в государ­стве, не толь­ко не обра­до­вал­ся полу­че­нию столь боль­шой поче­сти, но даже, не скры­вая сво­его неудо­воль­ст­вия, про­вор­чал: «И в этом году из-за моей заня­то­сти погибнет уро­жай и нам всем при­дет­ся креп­ко голо­дать». (3) При­дя затем в город, Квин­ций пер­вым делом начал обо­д­рять сограж­дан. Он про­из­нес перед наро­дом речь, кото­рая была спо­соб­на про­будить в душах бла­гую надеж­ду. Затем, собрав все взрос­лое насе­ле­ние из горо­да и с полей и отпра­вив послов к союз­ни­кам за помо­щью, он назна­чил началь­ни­ком кон­ни­цы Луция Тарк­ви­ния³⁵, чело­ве­ка без­вест­но­го по при­чине бед­но­сти, но пре­вос­ход­но­го в воен­ном деле. Высту­пив с набран­ным вой­ском и взяв с собой кве­сто­ра Тита Квин­ция, под­жидав­ше­го его при­бы­тия, он при­со­еди­нил его вой­ско к сво­е­му и повел на про­тив­ни­ков. (4) Осмот­рев усло­вия мест­но­сти, в кото­рой сто­ял лагерь, Квин­ций рас­по­ло­жил часть вой­ска на воз­вы­шен­но­сти, чтобы эквы не смог­ли полу­чить под­мо­гу и про­до­воль­ст­вие, а осталь­ное вой­ско, постро­ен­ное в бое­вой порядок, дви­нул впе­ред. Кле­лий не под­дал­ся стра­ху — ведь у него и рать была нема­лая, и сам он, как каза­лось, был хорош в делах вой­ны. Он при­ни­ма­ет наступ­ле­ние рим­лян, и завя­зы­ва­ет­ся тяже­лое сра­же­ние. (5) Вре­мя шло, но посколь­ку рим­ляне бла­го­да­ря сво­е­му воен­но­му опы­ту выдер­жи­ва­ли рат­ный труд и кон­ни­ца их посто­ян­но помо­га­ла пехо­те в том месте, где та была сла­бее, то Гракх, потер­пев пора­же­ние, ока­зы­ва­ет­ся запер­тым в сво­ем лаге­ре. После это­го Квин­ций окру­жил его укреп­ле­ния валом и высо­ким часто­ко­лом и воз­веден­ны­ми непо­да­ле­ку друг от дру­га баш­ня­ми. Когда он заме­тил, что непри­я­тель стра­да­ет от недо­стат­ка про­до­воль­ст­вия, он сам начи­на­ет частые напа­де­ния на лагерь эквов и Мину­цию при­ка­зал насту­пать со сво­ей сто­ро­ны. (6) В резуль­та­те эквы от нехват­ки съест­но­го и поте­ряв надеж­ду на помощь союз­ни­ков, тес­ни­мые со всех сто­рон, отправ­ля­ют к Квин­цию посоль­ство про­сить о заклю­че­нии друж­бы. Тот отве­чал, что с про­чи­ми эква­ми он готов заклю­чить дого­вор и пре­до­ста­вить им, если они сло­жат ору­жие и по одно­му прой­дут под ярмом, без­опас­ность. Что же каса­ет­ся их пред­во­ди­те­ля Грак­ха и тех, кто вме­сте с ним замыс­лил мятеж, то он будет обра­щать­ся с ними как с вра­га­ми и при­ка­зал послам при­ве­сти их к нему со свя­зан­ны­ми рука­ми. (7) Посколь­ку эквы не про­те­сто­ва­ли, то под конец он при­ка­зал им сле­дую­щее. Раз они обра­ти­ли в раб­ство и раз­гра­би­ли союз­ный рим­ля­нам город Тускул, не пре­тер­пев от туску­лан­цев ника­ко­го зла, то пусть они пре­до­ста­вят ему точ­но так же посту­пить с их горо­дом Кор­био­ном. (8) Полу­чив такой ответ, послы уда­ли­лись и спу­стя немно­го вре­ме­ни вер­ну­лись, ведя свя­зан­но­го Грак­ха и его сорат­ни­ков, а сами эквы, сло­жив ору­жие, поки­ну­ли свой лагерь, про­хо­дя, как и при­ка­зал Квин­ций, через рим­ский лагерь по одно­му под ярмом³⁶. Они пере­да­ли по дого­во­ру Кор­бион, выпро­сив поз­во­ле­ние сво­бод­но­му насе­ле­нию поки­нуть город, обме­няв их на туску­лан­ских плен­ни­ков.

25. Овла­дев Кор­био­ном, Квин­ций при­ка­зал наи­бо­лее важ­ную добы­чу отпра­вить в Рим, а все про­чее поз­во­лил разде­лить по цен­ту­ри­ям меж­ду вои­на­ми и теми, кто был послан вме­сте с кве­сто­ром Квин­ци­ем. А что каса­ет­ся кон­су­ла Мину­ция и его бой­цов, оса­жден­ных в соб­ст­вен­ном лаге­ре, то он, по его сло­вам, пода­рил им их соб­ст­вен­ные тела, при­не­ся спа­се­ние от смер­ти. (2) Испол­нив это и отре­шив от вла­сти кон­су­ла Мину­ция, Квин­ций вер­нул­ся в Рим и про­вел самый слав­ный три­умф. Все­го за шест­на­дцать дней со вре­ме­ни полу­че­ния пол­но­мо­чий он спас рим­ское вой­ско, уни­что­жил хоро­шо под­готов­лен­ные силы вра­га, раз­ру­шил их город, поста­вил в нем рим­ский гар­ни­зон и при­вел в Рим ско­ван­но­го цепя­ми пред­во­ди­те­ля вой­ны и с ним про­чих знат­ных мужей. (3) И что осо­бен­но заслу­жи­ва­ет все­об­ще­го удив­ле­ния — полу­чив свои пол­но­мо­чия на шесть меся­цев, он не вос­поль­зо­вал­ся спол­на сво­им пра­вом. Созвав народ на собра­ние и дав отчет о сво­их дей­ст­ви­ях, он сло­жил с себя власть. И хотя сенат про­сил его взять себе столь­ко заво­е­ван­ной зем­ли, сколь­ко поже­ла­ет, а так­же рабов и иму­ще­ство из добы­чи, чтобы закон­ным обра­зом попра­вить свое бед­ст­вен­ное поло­же­ние теми богат­ства­ми, кото­рые он добыл у вра­гов сво­и­ми слав­ны­ми труда­ми, Квин­ций не счел это для себя воз­мож­ным. И когда дру­зья и род­ст­вен­ни­ки пред­ла­га­ли ему боль­шие подар­ки и почи­та­ли за вели­чай­шее бла­го ока­зать услу­гу это­му мужу, Квин­ций, похва­лив их рве­ние, ниче­го из под­но­ше­ний не при­нял. Вме­сто это­го он сно­ва уда­лил­ся на свой кро­шеч­ный надел и пред­по­чел вме­сто цар­ской вла­сти свою преж­нюю испол­нен­ную труда жизнь, выка­зы­вая боль­ше досто­ин­ства в сво­ей бед­но­сти, неже­ли дру­гие в богат­стве. (4) Немно­го вре­ме­ни спу­стя и вто­рой кон­сул Нав­ций, одер­жав в сра­же­нии победу над саби­ня­на­ми и совер­шив вылаз­ку по их весям, повел вой­ско домой.

26. После этих собы­тий состо­я­лась восемь­де­сят пер­вая Олим­пи­а­да, на кото­рой в беге на ста­дий победил Полим­наст из Кире­ны, а в Афи­нах архон­том был Калий. В это вре­мя кон­суль­скую власть в Риме полу­чи­ли Гай Гора­ций³⁷ и Квинт Мину­ций³⁸. При этих кон­су­лах саби­няне, вновь дви­нув­шись похо­дом на Рим, опу­сто­ши­ли зна­чи­тель­ную часть их вла­де­ний. В Рим сте­ка­лись тол­пы людей, бежав­ших со сво­их земель­ных наде­лов, кото­рые утвер­жда­ли, что все про­стран­ство от Кру­сту­ме­рия до Фиден³⁹ захва­че­но саби­ня­на­ми. (2) Так­же и эквы, недав­но потер­пев­шие пора­же­ние, вновь взя­лись за ору­жие. Луч­шие их вои­ны, подой­дя ночью к горо­ду Кор­био­ну, кото­рый в минув­шем году они пере­да­ли рим­ля­нам, и обна­ру­жив, что сто­я­щий в нем гар­ни­зон спит, пере­би­ли всех, кро­ме тех, кто опоздал вер­нуть­ся в город. Осталь­ные эквы, высту­пив боль­шим отрядом про­тив горо­да Орто­ны, при­над­ле­жав­ше­го латин­ско­му пле­ме­ни, с ходу захва­ты­ва­ют его и то, что они не смог­ли при­чи­нить рим­ля­нам, в гне­ве сотво­ри­ли их союз­ни­кам. (3) Все взрос­лое насе­ле­ние, за исклю­че­ни­ем бежав­ших во вре­мя при­сту­па, было уби­то, а жен­щи­ны, дети и ста­ри­ки обра­ще­ны в раб­ство. Поспеш­но собрав все, что они мог­ли увез­ти с собой, эквы, преж­де чем лати­ны при­шли на помощь, дви­ну­лись в обрат­ный путь. (4) Когда лати­ны и уцелев­шие страж­ни­ки сооб­щи­ли об этом в Рим, сенат поста­но­вил отпра­вить вой­ско во гла­ве с обо­и­ми кон­су­ла­ми. Одна­ко пле­бей­ские три­бу­ны со сво­им вождем Вер­ги­ни­ем, уже пятый год сохра­няв­шие свои пол­но­мо­чия, ста­ли чинить пре­пят­ст­вия, как в преж­ние годы запре­щая кон­су­лам наби­рать вой­ско. Они тре­бо­ва­ли закон­чить сна­ча­ла вой­ну внут­ри стен горо­да, пере­дав наро­ду пра­во при­нять пле­бей­ский закон, вне­сен­ный по пово­ду рав­но­пра­вия. Народ под­дер­жи­вал три­бу­нов и с нена­ви­стью выска­зы­вал­ся в адрес сена­та. (5) Вре­мя шло, и ни кон­су­лы не поз­во­ля­ли при­нять пред­ва­ри­тель­ное реше­ние и выне­сти закон на обсуж­де­ние наро­да, ни пле­бей­ские три­бу­ны не жела­ли поз­во­лить набор и выступ­ле­ние вой­ска. И пока впу­стую рас­то­ча­лись в народ­ном собра­нии и в сена­те бес­чис­лен­ные вза­им­ные обви­не­ния, три­бу­ны внес­ли в сенат дру­гое поли­ти­че­ское начи­на­ние, кото­рое, введя сена­то­ров в заблуж­де­ние, пре­кра­ти­ло раз­го­рав­шу­ю­ся в эту пору сму­ту, но ока­за­лось при­чи­ной мно­гих зна­чи­тель­ных выгод для наро­да. Я рас­ска­жу, каким обра­зом народ полу­чил и это свое пре­иму­ще­ство.

27. Пока зем­ли рим­лян и их союз­ни­ков под­вер­га­лись опу­сто­ше­нию и раз­граб­ле­нию и вра­ги шага­ли, слов­но по пустыне, упо­вая на то, что из-за царя­щей в Риме неуряди­цы ника­кое вой­ско не высту­пит про­тив них, кон­су­лы ста­ли созы­вать сенат, чтобы при­нять окон­ча­тель­ное реше­ние о делах в целом. (2) После обиль­ных речей пер­вым пред­ло­же­но было выска­зать свое мне­ние Луцию Квин­цию, быв­ше­му дик­та­то­ром в пред­ше­ст­ву­ю­щем году, чело­ве­ку не толь­ко само­му спо­соб­но­му сре­ди совре­мен­ни­ков в воен­ном деле, но так­же, как пред­став­ля­лось, само­му бла­го­ра­зум­но­му в веде­нии государ­ст­вен­ных дел. Тот выска­зал сле­дую­щее мне­ние, а имен­но, что необ­хо­ди­мо все­ми сила­ми поста­рать­ся убедить три­бу­нов и дру­гих граж­дан пере­не­сти рас­смот­ре­ние пле­бей­ско­го зако­на, кото­рый в то вре­мя мог подо­ждать, на дру­гое, более удоб­ное вре­мя и все­ми сила­ми пове­сти воен­ные дей­ст­вия, кото­рые почти при­бли­зи­лись к горо­ду и не взи­рать с без­раз­ли­чи­ем на то, как позор­но и мало­душ­но гибнет рим­ское вла­ды­че­ство, добы­тое столь­ки­ми тяж­ки­ми труда­ми. (3) А если народ не под­чи­нит­ся, то пусть пат­ри­ции, воору­жив­шись и взяв сво­их кли­ен­тов и из про­чих граж­дан тех, кто готов был стать в строй в этой самой бли­ста­тель­ной борь­бе за оте­че­ство, высту­пят со всем пылом в поход, сде­лав его пред­во­ди­те­ля­ми богов, хра­ня­щих город рим­лян. (4) Про­изой­дет одно из двух пре­крас­ных и спра­вед­ли­вых дел: либо они одер­жат самую луч­шую из тех побед, каких доби­ва­лись они сами и их отцы, либо погиб­нут, храб­ро сра­жа­ясь за сла­дост­ные пло­ды победы. Я, доба­вил Цин­цин­нат, и сам при­му уча­стие в этом достой­ном дея­нии, сра­жа­ясь на рав­ных рядом с самы­ми силь­ны­ми вои­на­ми, как и вся­кий дру­гой из ста­ри­ков, заботя­щий­ся о сво­бо­де и доб­рой сла­ве.

28. Так как все с ним согла­си­лись и никто не соби­рал­ся воз­ра­жать, кон­су­лы ста­ли созы­вать народ на собра­ние. После того как весь город­ской плебс сошел­ся на общие слу­ша­ния, один из кон­су­лов, Гай Гора­ций, попы­тал­ся убедить про­стой народ по сво­ей воле при­нять уча­стие в похо­де. Но когда пле­бей­ские три­бу­ны нача­ли воз­ра­жать, а народ готов был к ним при­слу­шать­ся, вто­рой кон­сул, высту­пив впе­ред, про­из­нес: (2) «Хоро­шее и заме­ча­тель­ное дело, Вер­ги­ний, сде­ла­ли вы, ото­рвав народ от сена­та. По вашей вине мы поте­ря­ли все, что име­ли, — полу­чен­ное от наших пред­ков или добы­тое сво­и­ми труда­ми. (3) Но мы не отка­жем­ся от наше­го досто­я­ния без борь­бы. Взяв ору­жие вме­сте с теми, кто хочет спа­сти оте­че­ство, мы высту­пим в бой, выстав­ляя впе­ред, слов­но щит, наши бла­гие надеж­ды. И если кто-то из богов наблюда­ет за чест­ной и спра­вед­ли­вой борь­бой и бла­гая судь­ба, с дав­них вре­мен воз­ве­ли­чив­шая наш город, еще не совсем его поки­ну­ла, мы одо­ле­ем наших вра­гов. А если какое-то боже­ство упор­но про­ти­вит­ся спа­се­нию наше­го государ­ства, то в нас не иссякнет бла­го­мыс­лие и рве­ние. Напро­тив, мы избе­рем для себя самую луч­шую смерть за оте­че­ство. (4) А вы, пре­крас­ные и бла­го­род­ные защит­ни­ки наше­го государ­ства, оста­вай­тесь здесь и сте­ре­ги­те дома вме­сте со сво­и­ми жена­ми, поки­нув, а ско­рее, пре­дав нас. Для вас не будет хоро­шей жиз­ни и если мы победим, и в том слу­чае, если дело обер­нет­ся ина­че. (5) Неуже­ли вы, увле­чен­ные пустой надеж­дой, пола­га­е­те, что вра­ги, уни­что­жив пат­ри­ци­ев, оста­вят вас в покое, при­ни­мая в рас­чет вашу услу­гу, и отда­дут вам город, сво­бо­ду, геге­мо­нию и про­чие бла­га, каки­ми вы ныне обла­да­е­те. Ведь вы, когда при­дер­жи­ва­лись бла­го­мыс­лия, отня­ли у них мно­го зем­ли, сры­ли нема­ло город­ков, обра­тив жите­лей в раб­ство, и уста­но­ви­ли мно­же­ство вели­ких тро­фе­ев и памят­ни­ков вашей с ними враж­ды, кото­рые не исчез­нут во все вре­ме­на. (6) Но зачем я упре­каю в этом народ, кото­рый нико­гда не ста­но­вил­ся под­лым по доб­рой воле, а не вас, Вер­ги­ний, пле­бей­ских три­бу­нов, кото­рые так бле­стя­ще забо­ти­тесь о делах государ­ства? Так вот, мы — те, кто не име­ет пра­во мыс­лить недо­стой­но, при­ня­ли реше­ние, и ничто не поме­ша­ет нам всту­пить в борь­бу за наше оте­че­ство, а вас, бро­сив­ших и пре­дав­ших общее дело, постигнет послан­ная бога­ми спра­вед­ли­вая кара, даже если вам удаст­ся убе­речь­ся от люд­ско­го воз­мездия. (7) Но этой божьей кары вам избе­жать не удаст­ся. И не думай­те, что я соби­ра­юсь вас запу­ги­вать. Будь­те уве­ре­ны, что наша стра­жа горо­да, остав­лен­ная здесь, в слу­чае если вра­ги возь­мут верх, будет мыс­лить и дей­ст­во­вать так, как ей подо­ба­ет. Ведь даже вар­ва­рам, кото­рых берут в плен вра­ги, не при­хо­дит на ум отдать им сво­их жен, детей и горо­да. Напро­тив, они горо­да сжи­га­ют, а жен и детей уби­ва­ют. (8) Так неуже­ли рим­ляне, для кото­рых оте­че­ским заве­том явля­ет­ся власт­во­вать над дру­ги­ми, будут дер­жать­ся дру­го­го обра­за мыс­лей? Они не будут столь трус­ли­вы. Напро­тив, начав с вас — самых враж­деб­ных для них, тогда толь­ко перей­дут они к убий­ству доро­гих для них людей. Имея это в виду, устра­и­вай­те ваши собра­ния и вно­си­те новые зако­ны».

29. Ска­зав это и мно­гое дру­гое тако­го же рода, он вывел перед ними самых пожи­лых из пат­ри­ци­ев, обли­ваю­щих­ся сле­за­ми. Увидев их, мно­гие из пле­бе­ев и сами не смог­ли удер­жать­ся от слез. Когда стар­цы сво­им воз­рас­том и заслу­га­ми вызва­ли к себе боль­шое сочув­ст­вие, кон­сул, помол­чав немно­го, мол­вил: (2) «Неуже­ли вы не сго­ра­е­те от сты­да, сограж­дане, и зем­ля не раз­верз­нет­ся у вас под нога­ми, если вот эти стар­цы вме­сто вас, моло­дых, соби­ра­ют­ся взять­ся за ору­жие, и вы поз­во­ли­те себе бро­сить этих пред­во­ди­те­лей, кото­рых вы все­гда име­ну­е­те отца­ми? О вы, несчаст­ные и недо­стой­ные назы­вать­ся граж­да­на­ми этой зем­ли, кото­рую осно­ва­ли при­нес­шие отцов на сво­их пле­чах⁴⁰, кото­рым сре­ди бит­вы и огня боги дали без­опас­ные пути!» (3) Когда Вер­ги­ний заме­тил, что народ увле­ка­ет­ся эти­ми реча­ми, то, боясь, как бы пле­беи не согла­си­лись участ­во­вать в войне вопре­ки его мне­нию, он высту­пил впе­ред и вос­клик­нул: «Мы не покида­ем и не пре­да­ем вас, отцы, и ско­рее все­го будем участ­во­вать вме­сте с вами в похо­де, подоб­но тому как и преж­де мы счи­та­ли невоз­мож­ным отка­зать­ся от уча­стия в них. Мы пред­по­чи­та­ем и жить вме­сте с вами, и пере­но­сить вме­сте с вами все, что нис­по­шлет боже­ство. (4) Все­гда выка­зы­вая вам свое рве­ние, мы про­сим у вас неболь­шо­го одол­же­ния, а имен­но, чтобы нам — подоб­но тому как мы в рав­ной мере с вами участ­ву­ем во всех опас­но­стях — иметь рав­ную долю в делах спра­вед­ли­во­сти, утвер­див зако­ны стра­жа­ми нашей сво­бо­ды, кото­рой мы все вме­сте все­гда будем поль­зо­вать­ся. (5) А если это пре­тит вам и вы не счи­та­е­те достой­ным уде­лить эту милость сво­им сограж­да­нам и смер­тью кара­е­те стрем­ле­ние дать плеб­су рав­но­пра­вие, мы не ста­нем более с вами спо­рить, но попро­сим вас о дру­гой мило­сти, полу­чив кото­рую, мы, ско­рее все­го, уже не ста­нем доби­вать­ся введе­ния новых зако­нов. Но нас охва­ты­ва­ет опа­се­ние, что мы не полу­чим и это­го бла­го­де­я­ния, от кото­ро­го и сена­ту не будет вреда и кото­рое для плеб­са станет честью и дока­за­тель­ст­вом ваше­го чело­ве­ко­лю­бия».

30. На это кон­сул ответ­ст­во­вал, что если пле­бей­ские три­бу­ны поз­во­лят сена­ту осу­ще­ст­вить набор вой­ска, то впредь ни в каких уме­рен­ных прось­бах им не будет отка­за, и велел разъ­яс­нить, о чем они про­сят. Посо­ве­щав­шись немно­го с кол­ле­га­ми, Вер­ги­ний заявил, что ска­жет это в сена­те. (2) И когда кон­су­лы созва­ли заседа­ние, высту­пив с речью и изло­жив сена­ту все тре­бо­ва­ния наро­да, Вер­ги­ний стал про­сить удво­ить чис­ло пред­ста­ви­те­лей наро­да и назна­чать на каж­дый год вме­сто пяти десять пле­бей­ских три­бу­нов. Одни из сена­то­ров счи­та­ли, что это не при­не­сет вреда государ­ству и уго­ва­ри­ва­ли усту­пить им и не пре­пят­ст­во­вать. Глав­ным выра­зи­те­лем это­го мне­ния был Луций Квин­ций, поль­зо­вав­ший­ся в ту пору наи­боль­шим вли­я­ни­ем в сена­те. (3) Толь­ко один сена­тор начал воз­ра­жать — Гай Клав­дий, сын Аппия Клав­дия, кото­рый все­гда про­ти­вил­ся пле­бей­ским ново­введе­ни­ям, если они были про­ти­во­за­кон­ны. Гай пере­нял поли­ти­че­ские взгляды сво­его отца, и будучи кон­су­лом, вос­пре­пят­ст­во­вал пре­до­став­ле­нию пле­бей­ским три­бу­нам рас­сле­до­ва­ния дела рим­ских всад­ни­ков, обви­нен­ных в заго­во­ре. Высту­пив с про­дол­жи­тель­ной речью, он дока­зы­вал, что народ не станет уме­рен­нее, но ско­рее безум­нее и неснос­нее от того, что чис­ло пле­бей­ских три­бу­нов удво­ит­ся. (4) Ведь впредь назна­чае­мые на эту долж­ность будут полу­чать свои пол­но­мо­чия не на осно­ва­нии неких ого­во­рен­ных усло­вий, чтобы оста­вать­ся в их рам­ках. Нет, они опять заве­дут речь о рас­пре­де­ле­нии участ­ков зем­ли и о равен­стве в заня­тии почет­ных долж­но­стей и сно­ва ста­нут выис­ки­вать, каки­ми реча­ми и дела­ми они смо­гут умно­жить вли­я­ние наро­да и уни­что­жить при­ви­ле­гии сена­та. Его мне­ние силь­но подей­ст­во­ва­ло на мно­гих. (5) Затем Квин­ций пере­убедил их, дока­зы­вая, что уве­ли­че­ние чис­ла пле­бей­ских три­бу­нов будет в инте­ре­сах сена­та. Ведь, став мно­го­чис­лен­нее, они ста­нут менее еди­но­душ­ны, и для государ­ства суще­ст­ву­ет лишь одно спа­се­ние, кото­рое пер­вым увидел отец Гая Аппий Клав­дий, — если в кол­ле­гии пле­бей­ских три­бу­нов нач­нут­ся раздо­ры и одно и то же реше­ние не будет устра­и­вать всех. (6) Это сооб­ра­же­ние было при­ня­то, и сенат выно­сит реше­ние: раз­ре­шить наро­ду еже­год­но изби­рать десять пле­бей­ских три­бу­нов, но так, чтобы сре­ди них не было нико­го из вхо­див­ших в то вре­мя в кол­ле­гию. Полу­чив это поста­нов­ле­ние сена­та, пле­бей­ские три­бу­ны во гла­ве с Вер­ги­ни­ем вынес­ли его к наро­ду и, утвер­див напи­сан­ный на его осно­ва­нии закон, избра­ли на сле­дую­щий год десять сво­их кол­лег⁴¹.

(7) Когда сму­та улег­лась, кон­су­лы, набрав вой­ска, ста­ли по жре­бию рас­пре­де­лять коман­до­ва­ние. Мину­цию доста­лась вой­на с саби­ня­на­ми, а Гора­цию — с эква­ми, и оба кон­су­ла без про­мед­ле­ний высту­пи­ли в поход. Саби­няне, охра­няя свои горо­да, остав­ля­ли без вни­ма­ния раз­граб­ле­ние и разо­ре­ние сво­его иму­ще­ства на полях, а эквы высла­ли навстре­чу рим­ля­нам вой­ско. (8) Они храб­ро дра­лись, но не смог­ли одо­леть силу рим­лян и были вынуж­де­ны воз­вра­тить­ся в свои горо­да, усту­пив укреп­лен­ное местеч­ко, из-за кото­ро­го-то и шло сра­же­ние. Гора­ций, обра­тив вра­гов в бег­ство и разо­рив зна­чи­тель­ную часть их земель, срыл сте­ны Кор­био­на, срав­нял стро­е­ния с зем­лей и увел вой­ско домой.

31. На сле­дую­щий год, когда кон­суль­скую власть полу­чи­ли Марк Вале­рий и Спу­рий Вер­ги­ний⁴², рим­ляне не совер­ша­ли ни одно­го похо­да за пре­де­лы сво­их вла­де­ний. У пле­бей­ских три­бу­нов вновь воз­ник­ли раз­но­гла­сия с кон­су­ла­ми, бла­го­да­ря кото­рым три­бу­ны отня­ли у послед­них неко­то­рую часть их пол­но­мо­чий. Ведь в пред­ше­ст­во­вав­шее вре­мя пле­бей­ские три­бу­ны были хозя­е­ва­ми толь­ко народ­но­го собра­ния и у них не было пра­ва созы­вать сенат и выска­зы­вать свое мне­ние, так как эта почет­ная при­ви­ле­гия при­над­ле­жа­ла кон­су­лам⁴³. (2) Но в ту пору пле­бей­ские три­бу­ны впер­вые реши­лись созвать сенат. Вдох­но­ви­те­лем этой попыт­ки был Ици­лий, воз­глав­ляв­ший кол­ле­гию три­бу­нов, дея­тель­ный чело­век и, как рим­ля­нин, не лишен­ный дара крас­но­ре­чия. Он так­же пытал­ся вве­сти поли­ти­че­ское нов­ше­ство, выдви­гая тре­бо­ва­ние о выде­ле­нии пле­бе­ям в каче­стве места под застрой­ку домов так назы­вае­мый Авен­тин. Это доста­точ­но высо­кий холм не менее две­на­дца­ти ста­ди­ев в окруж­но­сти, нахо­дя­щий­ся внут­ри город­ских укреп­ле­ний. В ту пору он не был еще пол­но­стью застро­ен, но весь порос­ший лесом являл­ся обще­на­род­ной соб­ст­вен­но­стью. (3) С этим пред­ло­же­ни­ем пле­бей­ский три­бун стал обра­щать­ся к кон­су­лам и сена­ту, про­ся одоб­рить напи­сан­ный им зако­но­про­ект сенат­ским поста­нов­ле­ни­ем и выне­сти его на народ­ное обсуж­де­ние. Пока кон­су­лы откла­ды­ва­ли рас­смот­ре­ние и тяну­ли вре­мя, Ици­лий, отпра­вив к ним сво­его помощ­ни­ка, при­ка­зал им про­сле­до­вать на место испол­не­ния сво­ей долж­но­сти и созы­вать сенат. Но когда один из лик­то­ров по рас­по­ря­же­нию кон­су­лов про­гнал послан­ни­ка, Ици­лий со сво­и­ми кол­ле­га­ми, при­дя в него­до­ва­ние, схва­тил лик­то­ра и повел его, чтобы сбро­сить вниз со ска­лы⁴⁴. (4) У кон­су­лов не было воз­мож­но­сти, при­ме­нив силу, вырвать ведо­мо­го на казнь, хотя они счи­та­ли, что им нано­сят страш­ное оскорб­ле­ние. Тогда они нача­ли про­сить помо­щи у дру­гих пле­бей­ских три­бу­нов. Ведь нико­му, кро­ме дру­го­го пле­бей­ско­го три­бу­на, не поз­во­ля­ет­ся задер­жи­вать или пре­пят­ст­во­вать како­му-либо реше­нию этой кол­ле­гии. (5) С само­го нача­ла у пле­бей­ских три­бу­нов было реше­но, чтобы никто из них не вво­дил от себя ника­ких поли­ти­че­ских нов­шеств, если с этим не согла­сит­ся вся кол­ле­гия, и чтобы никто не про­ти­вил­ся тому, что будет одоб­ре­но мне­ни­ем всех три­бу­нов. Всту­пая в свои пол­но­мо­чия и совер­шая жерт­во­при­но­ше­ния, они покля­лись в этом друг дру­гу, пола­гая, что власть пле­бей­ских три­бу­нов будет труд­нее все­го раз­ру­шить, если из их кол­ле­гии будет устра­не­на вся­кая при­чи­на для раз­но­гла­сий. (6) Хра­ня эту дого­во­рен­ность, они при­ка­за­ли вести на казнь стра­жа кон­суль­ской вла­сти и заяви­ли, что это их общее реше­ние. Впро­чем, три­бу­ны не ста­ли до кон­ца упор­ст­во­вать в сво­ем гне­ве и, усту­пив прось­бам наи­бо­лее почтен­ных сена­то­ров, отда­ли им лик­то­ра. Три­бу­ны пони­ма­ли, что дело это может воз­будить про­тив них гнев, посколь­ку они пер­вы­ми соби­ра­лись пока­рать смер­тью чело­ве­ка, испол­нив­ше­го при­каз вла­стей, и боя­лись, что это собы­тие может вынудить пат­ри­ци­ев к отча­ян­ным мерам.

32. Когда после это­го про­ис­ше­ст­вия собрал­ся сенат, кон­су­лы выдви­ну­ли серь­ез­ные обви­не­ния про­тив пле­бей­ских три­бу­нов. Ици­лий, взяв сло­во, стал оправ­ды­вать вспыш­ку гне­ва, обра­щен­ную на лик­то­ра, ссы­ла­ясь при этом на свя­щен­ные зако­ны⁴⁵, по кото­рым ни маги­ст­ра­ту, ни част­но­му лицу не доз­во­ля­ет­ся ни в чем пре­пят­ст­во­вать пле­бей­ско­му три­бу­ну. И по пово­ду созы­ва сена­та он пытал­ся дока­зы­вать, что его дей­ст­вия были вполне пра­во­мер­ны. Для этой цели он при­пас мно­же­ство раз­но­об­раз­ных дока­за­тельств. (2) Опро­верг­нув обви­не­ния, он начал пред­ла­гать зако­но­про­ект каса­тель­но хол­ма. Содер­жа­ние зако­на было сле­дую­щим: все, что име­ли част­ные лица, при­об­ре­тя закон­ным обра­зом, пусть это оста­ет­ся в их вла­де­нии, а все то, что постро­и­ли, захва­тив место силой или мошен­ни­че­ст­вом, пусть пере­да­дут наро­ду, полу­чив назад затра­чен­ные на построй­ку день­ги в том раз­ме­ре, какой опре­де­лят посред­ни­ки. Про­чие уго­дья, кото­рые были обще­ст­вен­ны­ми, пусть плебс, полу­чив в соб­ст­вен­ность без вся­ко­го выку­па, разде­лит меж­ду собой. (3) Ици­лий дока­зы­вал, что зако­но­про­ект будет и во мно­гом дру­гом поле­зен для государ­ства, и осо­бен­но в том отно­ше­нии, что бед­ня­ки пере­ста­нут бун­то­вать из-за име­ний, нахо­дя­щих­ся во вла­де­нии пат­ри­ци­ев⁴⁶. Он гово­рил, что те удо­воль­ст­ву­ют­ся, полу­чив в удел часть город­ской терри­то­рии, посколь­ку не могут полу­чить досту­па к зем­лям город­ской окру­ги из-за мно­го­чис­лен­ных вли­я­тель­ных людей, кото­рые при­сво­и­ли ее себе. (4) Когда Ици­лий закон­чил свою речь, воз­ра­жать стал один лишь Гай Клав­дий. Боль­шин­ство сена­то­ров согла­си­лось, и было при­ня­то реше­ние отдать это место пле­бе­ям. После это­го в при­сут­ст­вии пат­ри­ци­ев, авгу­ров и двух наблюда­те­лей за жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми, совер­шив подо­баю­щие слу­чаю обе­ты и молит­вы⁴⁷, созван­ное кон­су­лом цен­ту­ри­ат­ное собра­ние утвер­ди­ло закон. Текст его был запи­сан на мед­ной дос­ке, кото­рую поме­сти­ли на Авен­тине в хра­ме Диа­ны. (5) После утвер­жде­ния зако­на пле­беи разде­ли­ли по жре­бию участ­ки зем­ли, сколь­ко каж­дый смог полу­чить места и ста­ли застра­и­вать их дома­ми. Слу­ча­лось, что люди по двое и по трое, и в боль­шем коли­че­стве в склад­чи­ну воз­во­ди­ли один дом, при этом одни по жре­бию полу­ча­ли ниж­нюю часть, а дру­гие верх­нюю. Итак, весь тот год ушел на стро­и­тель­ство жилья.

33. Сле­дую­щий год, в кото­ром кон­су­ла­ми ста­ли Тит Роми­лий и Гай Вету­рий⁴⁸, а пле­бей­ски­ми три­бу­на­ми были избра­ны во вто­рой раз под­ряд про­шло­год­ние во гла­ве с Луци­ем Ици­ли­ем, ока­зал­ся непро­стым и бога­тым раз­но­об­раз­ны­ми и зна­чи­тель­ны­ми собы­ти­я­ми. Граж­дан­ская рас­пря, кото­рая, каза­лось, уже лиши­лась сво­их сил, вновь полу­чи­ла тол­чок со сто­ро­ны пле­бей­ских три­бу­нов. Кро­ме того, воз­ник­ли вой­ны с сосед­ни­ми пле­ме­на­ми. Не при­чи­нив государ­ству вреда, они при­нес­ли нема­лую поль­зу, изъ­яв из него при­чи­ну сму­ты. (2) Ибо для рим­ско­го государ­ства вошло в посто­ян­ную при­выч­ку во вре­мя вой­ны сохра­нять еди­но­ду­шие, а в мир­ное вре­мя жить в состо­я­нии раздо­ра. Пони­мая это, все, кто полу­чал кон­суль­скую власть, если извне гро­зи­ла вой­на, с радо­стью при­ни­ма­ли ее. А если вра­ги вели себя тихо, то тогда сами кон­су­лы под­готав­ли­ва­ли обиды и пово­ды к войне, посколь­ку виде­ли, что бла­го­да­ря воен­ным дей­ст­ви­ям государ­ство уве­ли­чи­ва­ет­ся и про­цве­та­ет, а из-за смут теря­ет блеск и силу. (3) Исхо­дя из подоб­ных сооб­ра­же­ний, тогдаш­ние кон­су­лы реши­ли выве­сти вой­ско про­тив вра­гов, опа­са­ясь, как бы празд­ный и бед­ный люд, наслаж­да­ясь миром, не начал устра­и­вать обще­ст­вен­ные потря­се­ния. Они ясно виде­ли, что нуж­но отвлечь народ внеш­ней вой­ной, но невер­но рас­счи­та­ли послед­ст­вия это­го. Ведь им сле­до­ва­ло в усло­ви­ях, когда государ­ство нездо­ро­во, уме­рен­ны­ми сред­ства­ми про­во­дить воен­ный набор. Вме­сто это­го они нача­ли силой при­нуж­дать непо­ви­ну­ю­щих­ся, не давая нико­му ни про­ще­ния, ни снис­хож­де­ния, бес­по­щад­но при­ме­няя пред­у­смот­рен­ные зако­ном телес­ные нака­за­ния и денеж­ные пени. (4) Их дей­ст­вия дали пле­бей­ским три­бу­нам повод вновь начать мутить плебс. Созвав собра­ние, они нача­ли обви­нять кон­су­лов сре­ди про­чих пре­ступ­ле­ний в том, что те отпра­ви­ли в тем­ни­цу мно­гих из граж­дан, взы­ваю­щих о помо­щи к пле­бей­ским заступ­ни­кам. Три­бу­ны заяв­ля­ли, что име­ют закон­ное пра­во осво­бож­дать от набо­ра в вой­ско. (5) Но когда они ниче­го не доби­лись, то видя, что воен­ный набор набрал еще боль­шие обо­роты, они попы­та­лись поме­шать это­му сво­и­ми дей­ст­ви­я­ми. Кон­су­лы защи­ща­лись силой сво­ей вла­сти и поэто­му воз­ни­ка­ли вспыш­ки яро­сти и дело дохо­ди­ло до дра­ки. На сто­роне кон­су­лов высту­па­ла пат­ри­ци­ан­ская моло­дежь, а пле­бей­ских три­бу­нов под­дер­жи­ва­ла бед­но­та и празд­ная чернь. (6) В тот день кон­су­лы ока­за­лись намно­го силь­нее пле­бей­ских три­бу­нов. Одна­ко в после­дую­щие дни, посколь­ку в город сте­ка­лось мно­го наро­ду с сель­ской окру­ги, три­бу­ны, сочтя, что у них доста­точ­но сто­рон­ни­ков, нача­ли устра­и­вать одну за дру­гим народ­ные сход­ки. Они пока­зы­ва­ли сво­их пока­ле­чен­ных побо­я­ми при­служ­ни­ков и заяв­ля­ли, что сло­жат с себя власть, если не полу­чат помо­щи от наро­да.

34. Народ воз­му­щал­ся вме­сте с три­бу­на­ми. Тогда те ста­ли тре­бо­вать, чтобы кон­су­лы дали отчет в сво­их дей­ст­ви­ях перед плеб­сом. Послед­ние не обра­ща­ли на это ника­ко­го вни­ма­ния. Тогда три­бу­ны, высту­пив в сена­те, посколь­ку там обсуж­да­ли те же самые вопро­сы, ста­ли про­сить не остав­лять без вни­ма­ния их бед­ст­вен­ное поло­же­ние и не допу­стить, чтобы народ лишил­ся три­бун­ской под­держ­ки. Они рас­ска­зы­ва­ли, сколь­ко обид пре­тер­пе­ли они от кон­су­лов и от их заго­во­ра про­тив заступ­ни­ков наро­да, при­чем постра­да­ла не толь­ко их власть, но и сами они полу­чи­ли телес­ные повреж­де­ния. (2) Они тре­бо­ва­ли, чтобы кон­су­лы сде­ла­ли одно из двух: если они отри­ца­ют, что при­чи­ни­ли пле­бей­ским три­бу­нам что-нибудь из того, что запре­ща­ют зако­ны⁴⁹, то пусть они при­не­сут клят­ву в народ­ном собра­нии; если же они не могут в этом поклясть­ся, то пусть тогда дер­жат ответ перед пле­бе­я­ми, а они, три­бу­ны, поста­вят это на голо­со­ва­ние по три­бам. (3) Кон­су­лы оправ­ды­ва­ли себя, дока­зы­вая, что три­бу­ны, ведо­мые сво­им высо­ко­ме­ри­ем, пер­вы­ми обра­ти­лись к наси­лию и осме­ли­лись под­нять руку на кон­су­лов, что сна­ча­ла они при­ка­за­ли при­служ­ни­кам и эди­лам вести в тюрь­му обле­чен­ных выс­шей вла­стью маги­ст­ра­тов, а затем и сами вме­сте с самы­ми наг­лы­ми из пле­бе­ев осме­ли­лись напасть на них. (4) Они пока­зы­ва­ли, насколь­ко власть кон­су­лов отли­ча­ет­ся от три­бун­ской: кон­суль­ская власть сохра­ня­ет силу цар­ско­го могу­ще­ства, а власть три­бу­нов была введе­на для помо­щи оби­жен­ным и у нее совер­шен­но нет пра­ва устра­и­вать сре­ди пле­бе­ев голо­со­ва­ние про­тив кон­су­лов, и она не может сде­лать это­го даже в отно­ше­нии само­го рас­по­след­не­го из пат­ри­ци­ев. (5) Целый день спо­ря­щие сто­ро­ны вели такие речи, и сенат не вынес ника­ко­го реше­ния, кото­рое мог­ло бы умень­шить власть кон­су­лов и уве­ли­чить пол­но­мо­чия пле­бей­ских три­бу­нов^[2], пони­мая, что то и дру­гое реше­ние чре­ва­то боль­ши­ми опас­но­стя­ми.

35. Когда пле­бей­ские три­бу­ны поки­ну­ли сенат, не най­дя там под­держ­ки, то при­дя к наро­ду, они нача­ли при­киды­вать, как им посту­пить. Неко­то­рые наи­бо­лее мятеж­ные тре­бо­ва­ли, чтобы пле­беи вновь поки­ну­ли город, взяв ору­жие, отпра­ви­лись на Свя­щен­ную гору, где они ста­ли лаге­рем в пер­вый раз⁵⁰, и затем, насту­пая оттуда, пове­ли вой­ну с пат­ри­ци­я­ми, посколь­ку те нару­ши­ли свои дого­во­ры с наро­дом, откры­то упразд­нив пол­но­мо­чия пле­бей­ских три­бу­нов⁵¹. (2) Боль­шин­ство счи­та­ло ненуж­ным покидать город и огуль­но обви­нять всех за то, что отдель­ные лица оскор­би­ли три­бу­нов, в том, разу­ме­ет­ся, слу­чае, если три­бу­ны полу­чат удо­вле­тво­ре­ние по зако­нам, кото­рые пред­пи­сы­ва­ют карать смер­тью нане­се­ние побо­ев народ­ным заступ­ни­кам⁵². Самых при­лич­ных ни то, ни дру­гое реше­ние не устра­и­ва­ло — ни уход из горо­да, ни казнь без суда, и при­том казнь кон­су­лов, на кото­рых воз­ло­же­на самая боль­шая власть. Они сове­то­ва­ли пере­не­сти гнев на поли­ти­че­ских про­тив­ни­ков и взыс­ки­вать с них нака­за­ние по зако­нам. (3) Так вот, если бы в этот день пле­бей­ские три­бу­ны, увле­кае­мые гне­вом, реши­лись пред­при­нять что-либо про­тив кон­су­лов и сена­та, то уже ничто не поме­ша­ло бы это­му государ­ству погу­бить само­го себя — настоль­ко все были гото­вы взять­ся за ору­жие и вести друг про­тив дру­га вой­ну. Но, отсро­чив в тот момент при­ня­тие реше­ния и дав себе вре­мя хоро­шень­ко поду­мать, они и сами сде­ла­лись куда уме­рен­нее и охла­ди­ли гнев тол­пы. (4) В сле­дую­щие дни три­бу­ны назна­чи­ли тре­тий тор­го­вый день⁵³, для созы­ва народ­но­го собра­ния и нало­же­ния на кон­су­лов денеж­но­го штра­фа. После это­го они рас­пу­сти­ли сход­ку. Затем, когда назна­чен­ный срок был уже бли­зок, они оста­ви­ли и это наме­ре­ние, согла­сив­шись, как они утвер­жда­ли, на прось­бы самых пожи­лых и ува­жае­мых граж­дан. (5) Созвав после это­го собра­ние, они заяви­ли, что по мно­го­чис­лен­ным прось­бам луч­ших граж­дан, воз­ра­жать кото­рым было небла­го­че­сти­во, про­сти­ли все оскорб­ле­ния на свой счет, но что все неспра­вед­ли­во­сти, совер­шен­ные по отно­ше­нию к наро­ду, они будут пре­сле­до­вать и нака­зы­вать. Они-де соби­ра­ют­ся вновь пред­ло­жить закон о разде­ле земель­ных участ­ков, кото­рый затя­ги­ва­ет­ся уже трид­цать лет, а так­же закон о рав­но­пра­вии, кото­рый их пред­ше­ст­вен­ни­ки не смог­ли выне­сти на голо­со­ва­ние.

36. Пообе­щав и покляв­шись в этом, три­бу­ны назна­чи­ли дни, в кото­рые они устро­ят собра­ние наро­да и поста­вят на голо­со­ва­ние зако­ны. Когда срок настал, они нача­ли обсуж­дать закон о разде­ле земель­ных участ­ков и в длин­ных речах при­зы­ва­ли желаю­щих из наро­да под­дер­жать его. (2) Мно­гие выхо­ди­ли впе­ред, рас­ска­зы­вая о сво­их воен­ных подви­гах, и воз­му­ща­лись тем, что отняв так мно­го зем­ли у вра­гов, сами не полу­чи­ли даже малой ее части, что они видят, как бога­тые и вли­я­тель­ные люди, при­сво­ив себе общее досто­я­ние, полу­ча­ют от это­го выго­ды самым наг­лым обра­зом⁵⁴. Они тре­бо­ва­ли, чтобы народ не толь­ко пере­но­сил опас­но­сти за общее дело, но и полу­чал бы от это­го удо­вле­тво­ре­ние и поль­зу. Народ с радо­стью вни­мал этим речам, при­чем самое боль­шое впе­чат­ле­ние про­из­вел Луций Сик­ций, по про­зви­щу Ден­тат⁵⁵, кото­рый рас­ска­за­ми о сво­их мно­го­чис­лен­ных подви­гах добил­ся того, что народ уже не мог тер­петь воз­ра­же­ний. (3) Чело­век этот имел при­ме­ча­тель­ную внеш­ность и был в свои пять­де­сят восемь лет в рас­цве­те сил. Он был спо­со­бен пода­вать дель­ные сове­ты и, будучи вои­ном, не лишен крас­но­ре­чия. Высту­пив впе­ред, он ска­зал:

«Если я, сограж­дане, воз­на­ме­рюсь гово­рить обо всем, что совер­шил, то мне и дня не хва­тит. Но о самом глав­ном я ска­жу, как смо­гу, в немно­гих сло­вах. (4) Испол­ни­лось уже сорок лет, как я участ­вую в воен­ных похо­дах, и трид­цать, как меня посто­ян­но назна­ча­ют на команд­ные долж­но­сти. Я коман­до­вал то цен­ту­ри­ей, то целым леги­о­ном, начав при кон­су­лах Гае Акви­лии и Тите Сик­ции⁵⁶, при кото­рых сенат поста­но­вил начать вой­ну с вольска­ми. Мне было два­дцать семь лет, и я сто­ял еще под нача­лом цен­ту­ри­о­на⁵⁷. (5) Когда в завя­зав­шем­ся сра­же­нии нам слу­чи­лось отсту­пить и при этом погиб коман­дир нашей когор­ты⁵⁸, а наши знач­ки были захва­че­ны вра­гом, то я один при­нял на себя общую опас­ность, спас знач­ки цен­ту­рии, отбил натиск вра­гов и на гла­зах у всех спас наших цен­ту­ри­о­нов от веч­но­го позо­ра, от кото­ро­го остав­ша­я­ся жизнь была бы для них хуже смер­ти, как они сами то при­зна­ли, увен­чав меня золотым вен­ком, и засвиде­тель­ст­во­вал кон­сул Сик­ций, назна­чив меня коман­ди­ром когор­ты. 6. А когда нача­лось дру­гое сра­же­ние, в кото­ром пал при­ми­пил⁵⁹ наше­го леги­о­на и орел⁶⁰ был захва­чен вра­га­ми, я точ­но так же, сра­жа­ясь за весь леги­он, вер­нул назад орла и спас при­ми­пи­ла. Тот в бла­го­дар­ность за мою помощь хотел усту­пить мне свою долж­ность и пере­дать орла, но я не при­нял, счи­тая недо­стой­ным отнять поче­сти у того, кому спас жизнь, и лишить его полу­чае­мой от них радо­сти. Кон­сул в пол­ном вос­хи­ще­нии пере­дал мне долж­ность при­ми­пи­ла пер­во­го леги­о­на, кото­рый погиб в сра­же­нии.

37. Тако­вы мои подви­ги, сограж­дане, про­сла­вив­шие меня и сде­лав­шие коман­ди­ром. Когда, стя­жав гром­кую сла­ву, я был уже изве­стен и при­ни­мал уча­стие во всех осталь­ных сра­же­ни­ях, сты­дясь зама­рать позо­ром награ­ды и поче­сти за преж­ние подви­ги. И за все про­шед­шее с той поры вре­мя я участ­во­вал в похо­дах, пере­но­сил труд­но­сти, не испы­ты­вая стра­ха и не при­ни­мая в рас­чет опас­но­сти. За это я полу­чил от кон­су­лов награ­ды, тро­феи, вен­ки и про­чие поче­сти. (2) А чтобы мне не быть мно­го­слов­ным — за сорок лет мое­го уча­стия в воен­ных похо­дах я сра­жал­ся при­мер­но в ста два­дца­ти бит­вах, полу­чил сорок пять ран — все в грудь и ни одной в спи­ну. Из них две­на­дцать мне дове­лось полу­чить в один день, когда Гер­до­ний Саби­ня­нин захва­тил кре­пость на Капи­то­лии. (3) Из сра­же­ний при­нес я четыр­на­дцать вен­ков за граж­дан­ское муже­ство, кото­ры­ми увен­ча­ли меня спа­сен­ные мною на поле бра­ни, три — за взя­тие горо­дов, когда я захва­тил вра­же­ские сте­ны, пер­вым взой­дя на них, восемь вен­ков я полу­чил в сра­же­ни­ях от наших пол­ко­вод­цев. Кро­ме того, я полу­чил восемь­де­сят три золотых шей­ных грив­ны, сто шесть­де­сят золотых брас­ле­тов, восем­на­дцать копий, два­дцать пять чекан­ных меда­лей, <а так­же добы­чу от два­дца­ти побеж­ден­ных мною вра­гов>⁶¹, девять из кото­рых я победил в руко­паш­ном бою. (4) И вот я, этот самый Сик­ций, сограж­дане, я, кото­рый столь­ко лет сра­жа­юсь за вас, при­нял уча­стие в столь­ких бит­вах, удо­сто­ен столь­ких наград, я, кто нико­гда не мед­лил и не избе­гал опас­но­сти, но <участ­во­вал во всем, как в сра­же­ни­ях>⁶², так и в оса­дах кре­по­стей, пеший и кон­ный, вме­сте со все­ми и в чис­ле немно­гих и про­сто один, весь покры­тый рана­ми, — я добыл для наше­го оте­че­ства столь­ко туч­ных нив, отняв ее у тирре­нов и саби­нян, у эквов, воль­сков и поме­тин­цев, кото­рой вы сей­час вла­де­е­те, и не полу­чил при этом даже самой малой ее части, — ни я и никто дру­гой из вас, пле­беи, кто пере­нес тяготы, подоб­ные моим. А самые наг­лые и бес­сты­жие люди в этом государ­стве вла­де­ют луч­ши­ми име­ни­я­ми этой зем­ли и мно­гие годы поль­зу­ют­ся ее пло­да­ми. Они не полу­чи­ли эту зем­лю в дар от нас и не купи­ли за день­ги, и не могут пред­ста­вить ника­ко­го закон­но­го пра­ва на вла­де­ние ею. (5) И если бы они, пере­не­ся рав­ные с вами труды, захо­те­ли полу­чить боль­шую, неже­ли вы часть земель, кото­рые мы добы­ва­ли, то им — немно­гим людям — было бы нескром­но при­сва­и­вать себе общее досто­я­ние. Впро­чем, алч­ность этих людей име­ла бы в этом слу­чае неко­то­рое осно­ва­ние. Но посколь­ку они не могут пред­ста­вить нам ника­ких сво­их подви­гов, на осно­ва­нии кото­рых они насиль­но завла­де­ли нашим доб­ром, то кто смо­жет вытер­петь, когда они в сво­ем бес­стыд­стве, даже ули­чен­ные, не хотят от него отка­зы­вать­ся?

38. Но, име­нем Юпи­те­ра, если я лгу, пусть кто-нибудь из этих знат­ных гос­под, высту­пив перед вами, пока­жет, на осно­ва­нии каких таких слав­ных дел он счи­та­ет себя впра­ве иметь боль­ше, чем я. Быть может, он боль­ше лет про­вел в похо­дах или участ­во­вал в боль­шем чис­ле сра­же­ний, или полу­чил боль­ше ран, или пре­вос­хо­дит чис­лом полу­чен­ных вен­ков, меда­лей, тро­фе­ев и про­чих слав­ных наград? Быть может, бла­го­да­ря ему вра­ги наши сде­ла­лись сла­бее, а роди­на при­об­ре­ла сла­ву и зем­ли? Пусть он пред­ста­вит вам хоть деся­тую часть того, что пока­зал я. (2) Но даже несколь­ко из них не в состо­я­нии предъ­явить и самой малой толи­ки моих заслуг, а неко­то­рые, как кажет­ся, не испы­та­ли трудов в рав­ной мере даже с наи­худ­ши­ми пред­ста­ви­те­ля­ми плеб­са. Доб­лесть их не во вла­де­нии ору­жи­ем, а в речах, и сила их направ­ле­на не про­тив вра­гов, а про­тив дру­зей. Они не счи­та­ют, что живут вме­сте с нами в одном государ­стве. Нет, они пола­га­ют это государ­ство сво­ей соб­ст­вен­но­стью, слов­но не мы осво­бо­ди­ли их от тира­нии, а они полу­чи­ли нас в наслед­ство от тира­нов. Но пол­но, всю про­чую их наг­лость в боль­шом и малом, с кото­рой они измы­ва­ют­ся над нами, — ведь вы все это зна­е­те, — я обой­ду мол­ча­ни­ем. (3) Но они дошли до тако­го бес­стыд­ства, что не поз­во­ля­ют нико­му из нас ни сло­ва ска­зать о сво­бо­де наше­го оте­че­ства, ни даже рта рас­крыть. Пер­во­го, кто заго­во­рил о разде­ле зем­ли, — Спу­рия Кас­сия, три­жды удо­сто­ен­но­го кон­суль­ско­го зва­ния, про­слав­лен­но­го дву­мя три­ум­фа­ми, выка­зав­ше­го столь боль­шие спо­соб­но­сти в воен­ных и государ­ст­вен­ных делах, каки­ми не обла­дал никто из его совре­мен­ни­ков, — это­го чело­ве­ка они каз­ни­ли, сбро­сив со ска­лы⁶³. Они обви­ня­ли его в стрем­ле­нии к тира­нии, дони­мая лже­свиде­тель­ства­ми толь­ко за то, что он любил свою стра­ну и свой народ. А возь­ми­те наше­го три­бу­на Гая Гену­ция, кто спу­стя один­на­дцать лет пытал­ся воз­об­но­вить тот же зако­но­про­ект и отдал под суд кон­су­лов преды­ду­ще­го года⁶⁴, кото­рые пол­но­стью пре­не­брег­ли поста­нов­ле­ни­ем сена­та, при­ня­тым отно­си­тель­но назна­че­ния комис­сии для разде­ла зем­ли. Но они не мог­ли рас­пра­вить­ся с ним откры­то и поэто­му тай­но устра­ни­ли его нака­нуне суда. (5) Его пре­ем­ни­ков охва­тил силь­ный страх и никто уже не стал под­вер­гать себя такой опас­но­сти и уже трид­ца­тый год мы сто­ро­ним­ся это­го поста­нов­ле­ния, поте­ряв свою власть, слов­но при прав­ле­нии тира­на.

39. Про­че­го я касать­ся не буду. Но отно­си­тель­но ваших началь­ни­ков, кото­рых вы сво­им зако­ном сде­ла­ли свя­щен­ны­ми и непри­кос­но­вен­ны­ми, — каких толь­ко бед не натер­пе­лись они за то, что счи­та­ют сво­им дол­гом при­хо­дить на помощь оби­жен­ным пле­бе­ям? Раз­ве не поки­ну­ли они Форум, изби­вае­мые и гони­мые пин­ка­ми, под­вер­га­ясь вся­че­ским уни­же­ни­ям? И вы сно­си­те все это и тер­пи­те? И вы не най­де­те спо­со­ба нало­жить на них нака­за­ние, по край­ней мере при помо­щи ваше­го пра­ва голо­са⁶⁵, так как толь­ко оно поз­во­ля­ет вам дока­зать ваше пра­во на сво­бо­ду? (2) Еще сего­дня, сограж­дане, обре­тя образ мыс­лей сво­бод­ных людей, утвер­ди­те земель­ный закон, пред­ла­гае­мый пле­бей­ски­ми три­бу­на­ми, и не обра­щай­те вни­ма­ния на тех, кому это пре­тит. (3) А вы, три­бу­ны, бери­тесь за дело, не дожи­да­ясь при­гла­ше­ния. Ведь вы нача­ли его и хоро­шо сде­ла­ли, что не усту­пи­ли недру­гам. А если вам будет мешать наг­лость и рас­пу­щен­ность знат­ных юнцов, если те нач­нут опро­киды­вать урны или рас­хи­тят камеш­ки для голо­сов или еще каким-нибудь обра­зом попы­та­ют­ся поме­шать про­веде­нию голо­со­ва­ния, пока­жи­те им силу, какой обла­да­ет ваша кол­ле­гия, (4) и посколь­ку у вас нет пра­ва отре­шать кон­су­лов от их долж­но­сти, то, при­звав к суду част­ных лиц, рука­ми кото­рых те тво­рят свои наси­лия, про­веди­те по их пово­ду голо­со­ва­ние в собра­нии пле­бе­ев. Предъ­яви­те им обви­не­ние в том, что они вопре­ки свя­щен­ным зако­нам совер­ша­ют наси­лие и пыта­ют­ся нис­про­верг­нуть вашу власть».

40. Народ от его слов при­шел в такое воз­буж­де­ние и выка­зал столь­ко него­до­ва­ния в отно­ше­нии сво­их про­тив­ни­ков, что уже, как я ска­зал с само­го нача­ла, не желал слу­шать ника­ких воз­ра­же­ний. (2) Одна­ко пле­бей­ский три­бун Ици­лий, встав со сво­его места, ска­зал, что мне­ние Сик­ция в целом пра­виль­но, и ото­звал­ся о нем с боль­шой похва­лой. Но отка­зать в сло­ве желаю­щим выска­зать про­ти­во­по­лож­ное мне­ние, про­дол­жил он, неспра­вед­ли­во и не спо­соб­ст­ву­ет бла­го­по­лу­чию государ­ства, осо­бен­но когда дело каса­ет­ся зако­на, кото­рый дол­жен поста­вить спра­вед­ли­вость выше про­из­во­ла. Ведь так ста­нут дей­ст­во­вать лишь те, кто, не заботясь о равен­стве и пра­во­судии для боль­шин­ства, вновь соби­ра­ет­ся устра­и­вать сму­ты и раз­ру­шать то, что полез­но для государ­ства. (3) Закон­чив речь и назна­чив сле­дую­щий день для желаю­щих оспо­рить закон, Ици­лий рас­пу­стил собра­ние. Кон­су­лы, созвав спе­ци­аль­ное заседа­ние, состо­я­щее из самых храб­рых и вли­я­тель­ных в ту пору в горо­де пат­ри­ци­ев, нача­ли убеж­дать их в необ­хо­ди­мо­сти вос­пре­пят­ст­во­вать при­ня­тию зако­на — сна­ча­ла сло­вом, а если народ не под­чи­нит­ся, то и делом. Они побуж­да­ли всех с утра прий­ти на Форум, при­хва­тив с собой как мож­но боль­ше дру­зей и кли­ен­тов. (4) Затем одни долж­ны стать око­ло ора­тор­ской три­бу­ны, а дру­гие куч­ка­ми рас­по­ло­жить­ся в раз­ных частях Фору­ма так, чтобы мас­са пле­бе­ев ока­за­лась разо­рван­ной и из-за пат­ри­ци­ев не смог­ла собрать­ся в одном месте. Это реше­ние пока­за­лось самым наи­луч­шим, и преж­де чем настал день, пат­ри­ции заня­ли боль­шую часть Фору­ма.

41. После это­го при­шли пле­бей­ские три­бу­ны и кон­су­лы, и гла­ша­тай раз­ре­шил всем желаю­щим высту­пить с опро­вер­же­ни­ем зако­на. И хотя высту­па­ло мно­го ува­жае­мых людей, речей их никто не слы­шал из-за шума и бес­чинств участ­ни­ков собра­ния, посколь­ку одни ста­ра­лись под­дер­жать и обо­д­рить высту­паю­щих, а дру­гие согнать их с три­бу­ны и заглу­шить сво­и­ми кри­ка­ми. Ни одоб­ри­тель­ные воз­гла­сы сочув­ст­ву­ю­щих, ни рев их про­тив­ни­ков не мог­ли одо­леть друг дру­га. (2) Тогда кон­су­лы с воз­му­ще­ни­ем заяви­ли, что народ, не желая при­слу­ши­вать­ся к разум­ным дово­дам, зате­ва­ет наси­лие. Пле­бей­ские три­бу­ны нача­ли оправ­ды­вать­ся, гово­ря, что нет ниче­го уди­ви­тель­но­го в том, что пле­беи, слу­шая уже пятый год одно и то же, не жела­ют тер­петь ста­рые изби­тые воз­ра­же­ния. (3) Когда боль­шая часть дня была рас­тра­че­на на эти пре­пи­ра­тель­ства и народ начал тре­бо­вать про­веде­ния голо­со­ва­ния, пат­ри­ци­ан­ская моло­дежь, решив, что далее ждать нель­зя, ста­ла чинить пре­пят­ст­вия пле­бе­ям, когда те хоте­ли разой­тись по сво­им три­бам. Они нача­ли выры­вать у при­служ­ни­ков урны с камеш­ка­ми для голо­со­ва­ния и, изби­вая и тол­кая, гнать с пло­ща­ди тех, кто не хотел их отда­вать. (4) Когда три­бу­ны с кри­ком бро­си­лись в середи­ну тол­пы, пат­ри­ции усту­па­ли им доро­гу и поз­во­ля­ли им сво­бод­но прой­ти, куда те поже­ла­ют, но оттес­ня­ли тех из пле­бе­ев, кото­рые пыта­лись сле­до­вать за три­бу­на­ми, а так­же тех, кто в смя­те­нии и бес­по­ряд­ке тол­пи­лись в раз­ных частях Фору­ма. В резуль­та­те вме­ша­тель­ство три­бу­нов ока­за­лось бес­по­лез­ным. (5) Под конец пат­ри­ции взя­ли верх и не поз­во­ли­ли утвер­дить закон. Те, кто осо­бен­но помог кон­су­лам, при­над­ле­жа­ли к трем домам. Это были Посту­мии, Сем­п­ро­нии и Кле­лии, слав­ные сво­им про­ис­хож­де­ни­ем, вли­я­ни­ем, богат­ст­вом, а так­же гром­кой извест­но­стью и рат­ны­ми подви­га­ми. По обще­му мне­нию, имен­но они яви­лись глав­ны­ми винов­ни­ка­ми того, что закон не полу­чил утвер­жде­ния.

42. На сле­дую­щий день пле­бей­ские три­бу­ны при уча­стии наи­бо­лее вид­ных из чис­ла пле­бе­ев ста­ли смот­реть, как им дей­ст­во­вать даль­ше. Общим реше­ни­ем было отка­зать­ся от попыт­ки при­влечь кон­су­лов к суду, зато вме­сто них обви­нить част­ных лиц, кото­рые ока­зы­ва­ли им помощь. Их осуж­де­ние не долж­но было вызвать гром­ко­го откли­ка сре­ди граж­дан, как пола­гал Сик­ций. Они нача­ли тща­тель­но взве­ши­вать вопрос о коли­че­стве пред­по­ла­гае­мых обви­ня­е­мых, о фор­му­ли­ров­ке обви­не­ния и о том, какой долж­на быть тяжесть нака­за­ния. (2) Люди злоб­но­го нра­ва тре­бо­ва­ли более зна­чи­тель­ной и суро­вой кары, а те, кто порас­суди­тель­ней, напро­тив, скло­ня­лись к более уме­рен­ным и чело­ве­ко­лю­би­вым мерам. Глав­ным выра­зи­те­лем это­го мне­ния, одер­жав­ше­го верх, был Сик­ций, высту­пив­ший в народ­ном собра­нии с речью по пово­ду разде­ла участ­ков зем­ли. (3) Три­бу­ны реши­ли про­чих пат­ри­ци­ев оста­вить в покое, а Кле­ли­ев, Посту­ми­ев и Сем­п­ро­ни­ев пре­дать суду наро­да, дабы взыс­кать с них за то, что они соде­я­ли. Обви­нить их пред­по­ла­га­лось в том, что они, — вопре­ки свя­щен­ным зако­нам, при­ня­тым сена­том и наро­дом о три­бу­нах, кото­рые нико­му не поз­во­ля­ют чинить наси­лие пле­бей­ским три­бу­нам, рав­но как и про­чим граж­да­нам, — пре­пят­ст­вуя избран­ни­кам наро­да, поме­ша­ли им дове­сти до кон­ца при­ня­тие зако­на. (4) Что же каса­ет­ся нака­за­ния, то реши­ли не тре­бо­вать смерт­ной каз­ни, изгна­ния или чего-либо ино­го, спо­соб­но­го воз­будить нена­висть к пле­бе­ям и стать при­чи­ной оправ­да­ния для обви­ня­е­мых⁶⁶. Вме­сто это­го было пред­ло­же­но более уме­рен­ное нака­за­ние, допус­кае­мое зако­ном — посвя­ще­ние иму­ще­ства обви­ня­е­мых в соб­ст­вен­ность хра­ма Цере­ры. (5) Реше­ние было при­ня­то и наста­ло вре­мя, когда сле­до­ва­ло про­из­ве­сти суд над винов­ны­ми. Кон­су­лы при уча­стии про­чих пат­ри­ци­ев (а при­гла­ше­ны были самые вли­я­тель­ные) реши­ли усту­пить пле­бей­ским три­бу­нам и поз­во­лить про­ве­сти суд, чтобы те, раз­дра­жен­ные их сопро­тив­ле­ни­ем, не наде­ла­ли боль­ших бед, и поз­во­лить при­шед­шим в неистов­ство пле­бе­ям излить свой гнев на иму­ще­ство обви­ня­е­мых, чтобы те, взыс­кав со сво­их вра­гов сколь угод­но боль­шой штраф, сами ста­ли покла­ди­стее, тем более что денеж­ные пени при­чи­ня­ли осуж­ден­ным лег­ко попра­ви­мый ущерб. Имен­но так все и слу­чи­лось. (6) Когда пат­ри­ции были заоч­но осуж­де­ны, то и народ остудил свою ярость, и сами три­бу­ны сочли, что им воз­вра­ще­на их уме­рен­ная граж­дан­ская власть и пра­во ока­зы­вать под­держ­ку, а пат­ри­ции воз­вра­ти­ли осуж­ден­ным их иму­ще­ство, выку­пив его за рав­ную цену из государ­ст­вен­ной каз­ны. С помо­щью этих мер уда­лось пред­от­вра­тить навис­шую в тот момент угро­зу.

43. Немно­го вре­ме­ни спу­стя, когда три­бу­ны вновь нача­ли заво­дить речь о вне­се­нии сво­его зако­но­про­ек­та, при­шло вне­зап­ное изве­стие о напа­де­нии вра­гов на Тускул. Оно послу­жи­ло доста­точ­ной при­чи­ной поме­шать дей­ст­ви­ям три­бу­нов, так как мно­же­ство жите­лей Туску­ла при­бы­ли в Рим с сооб­ще­ни­ем, что к ним с боль­шим вой­ском вторг­лись эквы и уже раз­гра­би­ли их окру­гу и в счи­тан­ные дни, если не при­дет своевре­мен­ная помощь, завла­де­ют горо­дом. Сенат дал при­каз обо­им кон­су­лам высту­пить на помощь, а те, объ­явив набор вой­ска, ста­ли при­зы­вать всех граж­дан к ору­жию. (2) Так вот и тогда про­изо­шли неко­то­рые тре­ния, посколь­ку пле­бей­ские три­бу­ны нача­ли пре­пят­ст­во­вать воин­ско­му набо­ру и про­ти­вить­ся при­ме­не­нию закон­ных мер к ослуш­ни­кам. Одна­ко они ниче­го не доби­лись, ибо собрав­ший­ся сенат поста­но­вил, чтобы пат­ри­ции вме­сте со сво­и­ми кли­ен­та­ми высту­пи­ли на вой­ну, а что каса­ет­ся про­чих граж­дан, то сенат объ­явил, что боги будут мило­сти­вы к тем, кто поже­ла­ет участ­во­вать в борь­бе за сво­бо­ду оте­че­ства и пока­ра­ют поки­нув­ших сво­их кон­су­лов. (3) Когда поста­нов­ле­ние сена­та было зачи­та­но в народ­ном собра­нии, мно­гие из пле­бе­ев по доб­рой воле согла­си­лись участ­во­вать в войне. Наи­бо­лее порядоч­ные сде­ла­ли это из сты­да отка­зать в помо­щи союз­но­му государ­ству, посто­ян­но тер­пя­ще­му бед­ст­вия от вра­гов из-за сво­ей пре­дан­но­сти рим­ля­нам. В чис­ле их был и тот самый Сик­ций, что обви­нил в собра­нии тех пле­бе­ев, кто при­сво­ил себе народ­ные зем­ли^[3]. Он вел с собой отряд в восемь­сот чело­век⁶⁷, кото­рые, как и он сам, по воз­рас­ту уже не обя­за­ны были участ­во­вать в похо­де и не под­па­да­ли под ста­тьи зако­на, но почи­тая Сик­ция за мно­го­чис­лен­ные зна­чи­тель­ные услу­ги, счи­та­ли спра­вед­ли­вым после­до­вать за ним на вой­ну. (4) Отряд этот дале­ко пре­вос­хо­дил все про­чее высту­пив­шее в поход вой­ско сво­им опы­том веде­ния вой­ны и отва­гой в пре­одо­ле­нии опас­но­стей. Боль­шин­ство же после­до­ва­ло за кон­су­ла­ми, дви­жи­мое бла­го­дар­но­стью к стар­шим по воз­рас­ту и их при­зы­вам. Неко­то­рые же были гото­вы пре­тер­петь все опас­но­сти ради полу­чае­мой в похо­де добы­чи. В корот­кий срок из горо­да высту­пи­ло доста­точ­ное чис­лом и хоро­шо воору­жен­ное вой­ско. (5) Вра­ги, про­слы­шав, что рим­ляне соби­ра­ют­ся идти на них похо­дом, нача­ли уво­дить сво­их вои­нов домой. Кон­су­лы, ведя вой­ско быст­рым шагом, насти­га­ют их, когда те сто­я­ли лаге­рем на высо­ком кру­том хол­ме непо­да­ле­ку от горо­да Анция, и раз­би­ва­ют лагерь неда­ле­ко от них. (6) До поры до вре­ме­ни оба вой­ска дер­жа­лись в сво­их укреп­ле­ни­ях. Затем эквы ста­ли выка­зы­вать пре­зре­ние к рим­ля­нам за то, что те не реша­ют­ся напасть пер­вы­ми, пола­гая при этом, что у них недо­ста­точ­но сил. Делая вылаз­ки, эквы нача­ли отре­зать рим­ля­нам под­воз про­до­воль­ст­вия. Они вне­зап­но напа­да­ли на рим­ских вои­нов, отправ­ля­е­мых за при­па­са­ми и тра­вой для лоша­дей, и на тех, кто спус­кал­ся за водой, и неод­но­крат­но вызы­ва­ли про­тив­ни­ков на бой.

44. Кон­су­лы, видя это, реши­ли не затя­ги­вать далее про­ти­во­сто­я­ние. В эти дни пра­во веде­ния воен­ных дей­ст­вий доста­лось Роми­лию, и он, вру­чая услов­лен­ные зна­ки и строя бое­вые поряд­ки, был пол­ным хозя­и­ном того, в какой момент начи­нать и закан­чи­вать бит­ву. При­ка­зав дать сиг­нал к сра­же­нию и выведя вой­ско из лаге­ря, он рас­ста­вил кон­ни­цу и пехоту по сво­им отрядам в удоб­ных для них местах и, вызвав к себе Сик­ция, ска­зал ему: (2) «Мы, Сик­ций, будем сра­жать­ся с вра­га­ми здесь, а ты, пока мы и враг еще ждем и гото­вим­ся к схват­ке, сту­пай вон тем обход­ным путем на гору, где нахо­дит­ся стан вра­гов, и завя­жи сра­же­ние с нахо­дя­щи­ми­ся в лаге­ре, чтобы сра­жаю­щи­е­ся про­тив нас, испу­гав­шись за свои тылы и желая ока­зать им помощь, пока­за­ли нам спи­ну и ста­ли лег­ко уяз­ви­мы­ми, что и есте­ствен­но при поспеш­ном отступ­ле­нии, когда все ста­ра­ют­ся про­тис­нуть­ся по одной доро­ге, — либо, чтобы они, оста­ва­ясь здесь, поте­ря­ли свой лагерь. (3) Вой­ско, охра­ня­ю­щее лагерь, мало­чис­лен­но, как мож­но пред­по­ла­гать, посколь­ку вра­гам кажет­ся, что труд­но­до­ступ­ный вид места дает им пол­ную без­опас­ность. Отряда, кото­рый с тобой, будет вполне доста­точ­но, — ведь все восемь­сот про­шли через мно­гие вой­ны, — чтобы, напав на при­веден­ных в пани­ку обоз­ных вои­нов, одо­леть их сво­ей храб­ро­стью». (4) Но Сик­ций отве­тил: «Что каса­ет­ся меня, то я во всем готов тебе слу­жить. Одна­ко дело это не столь лег­кое, как тебе кажет­ся. Ска­ла, на кото­рой нахо­дит­ся укреп­ле­ние, — высо­кая и кру­тая, и я не вижу ника­кой доро­ги, веду­щей к лаге­рю, кро­ме той, по кото­рой будут спус­кать­ся про­тив вас вра­ги, и в самом лаге­ре, надо думать, доста­точ­но охра­ны. И даже если она ока­жет­ся не слиш­ком боль­шой и сла­бой, то все рав­но смо­жет выдер­жать натиск намно­го боль­ше­го отряда, чем тот, что у меня, и сама мест­ность спа­сет гар­ни­зон лаге­ря от захва­та. (5) Луч­ше отка­зать­ся от это­го наме­ре­ния — ведь это опас­ное пред­при­я­тие. Но если ты бес­по­во­рот­но решил дать одно­вре­мен­но два сра­же­ния, то при­ка­жи, чтобы за мной с мои­ми ста­ри­ка­ми сле­до­вал отряд отбор­ных вои­нов. Ведь мы пой­дем наверх не с тем, чтобы неза­мет­но овла­деть этим местом, но чтобы откры­то взять его силой».

45. Сик­ций еще хотел про­дол­жать свои дово­ды, но кон­сул, пре­рвав его, ответ­ст­во­вал: «Не нуж­но мно­го слов, но если ты готов выпол­нить при­каз, сту­пай как мож­но ско­рее и не вме­ши­вай­ся в пол­но­мо­чия глав­но­ко­ман­дую­ще­го, а если ты отка­зы­ва­ешь­ся и избе­га­ешь опас­но­сти, я вос­поль­зу­юсь в этом деле дру­ги­ми. (2) А ты — участ­во­вав­ший в ста два­дца­ти сра­же­ни­ях, сорок лет про­вед­ший в похо­дах и весь покры­тый рана­ми, посколь­ку ты сюда при­шел доб­ро­воль­но, ухо­ди прочь, даже не повидав­шись с вра­га­ми, и вме­сто ору­жия вновь отта­чи­вай свои речи, кото­ры­ми ты в изоби­лии поль­зу­ешь­ся про­тив пат­ри­ци­ев. (3) Где же теперь те твои мно­го­чис­лен­ные награ­ды — грив­ны и запя­стья, копья и меда­ли, вен­ки от кон­су­лов и тро­феи еди­но­борств и вся про­чая твоя суро­вость, кото­рую нам тогда при­шлось выне­сти от тво­их речей? Ведь в одном этом деле, под­вер­га­ясь испы­та­нию, где была дей­ст­ви­тель­ная опас­ность, ты про­явил себя таким, каков ты есть — хва­сту­ном, выка­зы­ваю­щим муже­ство на сло­вах, а не на деле». (4) А Сик­ций, раздо­са­до­ван­ный эти­ми упре­ка­ми, отве­тил: «Знаю, Роми­лий, что ты решил одно из двух: либо зажи­во меня погу­бить тем, что, ниче­го не совер­шив, я стя­жаю себе позор­ную сла­ву тру­са, либо жал­ким и бес­слав­ным обра­зом отдать на рас­пра­ву вра­гов, посколь­ку ока­за­лось, что и я из чис­ла побор­ни­ков сво­бо­ды, — ведь ты посы­ла­ешь меня на несо­мнен­ную гибель. (5) Впро­чем, я выпол­ню и этот при­каз и попы­та­юсь, пока­зав, что не слаб духом, или завла­деть лаге­рем, или, обма­нув­шись в надеж­дах, достой­но сло­жить голо­ву. А вас, мои сорат­ни­ки по ору­жию, про­шу быть мои­ми свиде­те­ля­ми перед лицом осталь­ных сограж­дан, если узна­е­те о моей гибе­ли, что меня сгу­би­ла моя доб­лесть и излиш­няя искрен­ность речей». (6) Дав такой ответ кон­су­лу, он, зары­дав и попро­щав­шись со все­ми сво­и­ми зна­ко­мы­ми, дви­нул­ся в путь, ведя восемь­сот сво­их сото­ва­ри­щей — опу­стив­ших гла­за в зем­лю и зали­тых сле­за­ми, слов­но иду­щих на смерть. Осталь­ное вой­ско вос­при­ня­ло это с состра­да­ни­ем, слов­но им уже не суж­де­но было вновь увидеть этих людей.

46. Сик­ций не пошел по той доро­ге, по какой пред­ло­жил Роми­лий, но, повер­нув на дру­гую, напра­вил свой отряд в обход горы. Затем, при­ведя сво­их сол­дат в густой дубо­вый лес, он оста­нав­ли­ва­ет­ся и гово­рит: «Как види­те, кон­сул отпра­вил нас на поги­бель. Ведь он думал, что мы пой­дем боко­вым путем, под­ни­ма­ясь по кото­ро­му невоз­мож­но было остать­ся неза­ме­чен­ны­ми вра­га­ми. Я пове­ду вас по неза­мет­но­му для вра­гов пути, и у меня боль­шая надеж­да най­ти тро­пин­ки, кото­рые при­ве­дут нас на вер­ши­ну к лаге­рю. Так что вы не теряй­те надеж­ды». (2) Про­из­не­ся это, Сик­ций дви­нул отряд через дуб­ра­ву и, прой­дя зна­чи­тель­ную ее часть, слу­чай­но нахо­дит чело­ве­ка, иду­ще­го откуда-то с поля. При­ка­зав самым моло­дым вои­нам схва­тить его, он застав­ля­ет его пока­зать доро­гу, и тот, ведя их дол­гое вре­мя вокруг горы, при­во­дит на лежа­щий рядом с часто­ко­лом холм, с кото­ро­го откры­вал­ся быст­рый и лег­кий путь к лаге­рю. (3) В это же самое вре­мя вой­ска рим­лян и эквов сошлись в сра­же­нии. Они были рав­ны сво­ей чис­лен­но­стью и воору­же­ни­ем и про­яв­ля­ли оди­на­ко­вое рве­ние. Дол­го ни одна из сто­рон не име­ла пере­ве­са. Вой­ска то насту­па­ли друг на дру­га, то отка­ты­ва­лись назад — кон­ни­ца на кон­ни­цу, а пехота на пехоту, и с обе­их сто­рон пали отбор­ные вои­ны. (4) Затем сра­же­ние вошло в решаю­щую часть, так как Сик­ций со сво­им отрядом, ока­зав­шись рядом с лаге­рем эквов, обна­ру­жил, что эта сто­ро­на часто­ко­ла не охра­ня­ет­ся — ведь вся стра­жа, желая посмот­реть на бит­ву, пере­шла на про­ти­во­по­лож­ный край, обра­щен­ный в сто­ро­ну сра­жаю­щих­ся. Бес­пре­пят­ст­вен­но ворвав­шись в лагерь, рим­ляне ока­зы­ва­ют­ся над голо­вой у защит­ни­ков. (5) Затем с бое­вым кри­ком они бро­са­ют­ся на них, а те, потря­сен­ные неожи­дан­ной бедой и пола­гая, что вра­гов не столь­ко, сколь­ко было на самом деле, а что при­шел вто­рой кон­сул, ведя свое вой­ско, бро­си­лись вон из лаге­ря, в боль­шин­стве сво­ем поза­быв об ору­жии, а бой­цы Сик­ция изби­ва­ли встре­чен­ных ими непри­я­те­лей. Завла­дев лаге­рем, они устре­ми­лись на тех, кто был на рав­нине. (6) Эквы, почув­ст­во­вав по кри­кам и бег­ству сво­их, что их лагерь захва­чен, и видя, что в ско­ром вре­ме­ни вра­ги напа­дут на них с тыла, оста­ви­ли сопро­тив­ле­ние и, рас­стро­ив свои ряды, ста­ли спа­сать­ся кто куда. Тогда-то и нача­лась самая боль­шая рез­ня. Рим­ляне не пре­кра­ща­ли пре­сле­до­ва­ние вплоть до самой ночи, уби­вая всех захва­чен­ных вра­гов. (7) Боль­ше все­го эквов уни­что­жил Сик­ций, совер­шив при этом слав­ные подви­ги. Когда уже пала темень, он, увидев, что с вра­га­ми покон­че­но, повел свой отряд в захва­чен­ный им лагерь. Он воз­вра­щал­ся туда испол­нен­ный боль­шой радо­сти и гор­до­сти. (8) А его бой­цы, все целые и невреди­мые, не толь­ко не пре­тер­пев­шие того, что ожи­да­ли, но напро­тив, стя­жав­шие пре­крас­ную сла­ву, назы­ва­ли Сик­ция сво­им отцом, спа­си­те­лем, богом и при­вет­ст­во­ва­ли все­ми почет­ны­ми наиме­но­ва­ни­я­ми. Они не мог­ли насы­тить­ся, обни­ма­ясь с Сик­ци­ем и выка­зы­вая про­чие зна­ки сво­ей радо­сти. В это вре­мя и осталь­ное рим­ское вой­ско вме­сте с кон­су­ла­ми вер­ну­лось из пого­ни в свой лагерь.

47. Была середи­на ночи, когда Сик­ций, пом­ня свою обиду на кон­су­лов, послав­ших его на смерть, решил отнять у них сла­ву победы. Он поде­лил­ся замыс­лом со сво­и­ми вои­на­ми. Когда все одоб­ри­ли, не было нико­го, кто бы не вос­хи­тил­ся уму и отва­ге Сик­ция, он, взяв ору­жие и при­ка­зав осталь­ным сде­лать то же самое, пер­вым делом пере­бил всех плен­ных эквов, лоша­дей и вьюч­ный скот, захва­чен­ный в лаге­ре. Затем он под­жег палат­ки, пол­ные ору­жия, про­до­воль­ст­вия, одеж­ды, воен­но­го сна­ря­же­ния и про­че­го иму­ще­ства из добы­чи, захва­чен­ной эква­ми в Туску­ле. Когда все сго­ре­ло в огне, на рас­све­те он дви­нул­ся в путь, не взяв с собой ниче­го, кро­ме ору­жия. Быст­ро про­де­лав путь, он при­был в Рим. Когда там увиде­ли быст­ро иду­щих воору­жен­ных людей, рас­пе­ваю­щих побед­ные пес­ни и забрыз­ган­ных кро­вью, под­ня­лась боль­шая сума­то­ха. Все стре­ми­лись увидеть их и услы­шать об их подви­гах. (3) При­дя на Форум, они сооб­щи­ли пле­бей­ским три­бу­нам о про­изо­шед­шем, а те, созвав сход­ку, при­ка­за­ли им высту­пить перед все­ми. Когда собра­лась боль­шая тол­па, Сик­ций, вый­дя впе­ред, воз­ве­стил о сво­ей победе и рас­ска­зал о том, как про­хо­ди­ло сра­же­ние и что бла­го­да­ря лич­ной доб­ле­сти его и нахо­див­ших­ся с ним вось­ми­сот пре­ста­ре­лых, кото­рых кон­су­лы отпра­ви­ли на смерть, был захва­чен лагерь эквов и вой­ско их, всту­пив­шее в сра­же­ние с кон­суль­ским вой­ском, вынуж­де­но было искать спа­се­ние в бег­стве. (4) Сик­ций про­сил, чтобы рим­ляне не бла­го­да­ри­ли за победу нико­го дру­го­го, и под конец ска­зал сле­дую­щее: «Мы при­шли, сохра­нив наши жиз­ни и ору­жие, не при­не­ся с собой ниче­го из захва­чен­ной добы­чи». (5) Услы­шав эту речь, народ начал сето­вать и пла­кать, видя воз­раст этих людей и их доб­лесть, него­дуя и гне­ва­ясь на тех, кто попы­тал­ся лишить их город таких геро­ев. Как Сик­ций и пред­по­ла­гал, у всех граж­дан вспых­ну­ла нена­висть про­тив кон­су­лов. (6) Даже сенат не остал­ся рав­но­душ­ным, не назна­чив кон­су­лам ни три­ум­фа, ни дру­гих поче­стей за одер­жан­ную победу. Когда настал срок выбо­ров, народ назвал Сик­ция пле­бей­ским три­бу­ном, возда­вая ему ту почесть, награж­дать кото­рой было в его вла­сти. Тако­вы были самые зна­чи­тель­ные из тогдаш­них собы­тий.

48. В сле­дую­щем году вслед за эти­ми кон­су­ла­ми власть при­ни­ма­ют Спу­рий Тар­пей и Авл Тер­ми­ний⁶⁸. Они посто­ян­но во всем угож­да­ли наро­ду и утвер­ди­ли поста­нов­ле­ни­ем сена­та пред­ло­же­ние пле­бей­ских три­бу­нов, так как виде­ли, что сопро­тив­ле­ние не толь­ко не при­но­сит пат­ри­ци­ям ника­ко­го успе­ха, но даже порож­да­ет зависть, нена­висть и несча­стье для тех, кто самым рев­ност­ным обра­зом отста­и­ва­ет их инте­ре­сы. (2) Но осо­бен­но при­ве­ло их в ужас недав­нее несча­стье с кон­су­ла­ми минув­ше­го года, постра­дав­ши­ми от пле­бе­ев и не нашед­ши­ми помо­щи у сена­та. Дело в том, что Сик­ций, уни­что­жив­ший вой­ско эквов вме­сте с их лаге­рем, был в ту пору, как я ска­зал, избран пле­бей­ским три­бу­ном и, совер­шив в пер­вый день сво­ей вла­сти⁶⁹ уста­нов­лен­ные зако­ном жерт­во­при­но­ше­ния, преж­де чем взять­ся за про­чие государ­ст­вен­ные дела, объ­явил в народ­ном собра­нии, чтобы Тит Роми­лий пред­стал в опре­де­лен­ный день перед судом пле­бе­ев по обви­не­нию в пре­ступ­ле­нии про­тив наро­да⁷⁰. (3) А Луций⁷¹, пле­бей­ский три­бун пред­ше­ст­ву­ю­ще­го года, быв­ший в то вре­мя эди­лом, обви­нил в таком же пре­ступ­ле­нии вто­ро­го из кон­су­лов про­шло­го года — Гая Вету­рия. В остав­ше­е­ся до суда вре­мя оба обви­ня­е­мых полу­ча­ли силь­ную под­держ­ку сво­их сто­рон­ни­ков, бла­го­да­ря чему они во всем пола­га­лись на сенат и в грош не ста­ви­ли гро­зя­щую опас­ность — ведь пожи­лые пат­ри­ции и моло­дежь обе­ща­ли им не допу­стить судеб­но­го раз­би­ра­тель­ства. (4) Что же каса­ет­ся пле­бей­ских три­бу­нов, то они заго­дя пред­у­смат­ри­ва­ли все воз­мож­но­сти и не при­ни­ма­ли в рас­чет прось­бы, угро­зы и опас­но­сти. Когда настал срок суда, они нача­ли созы­вать народ. А про­стой люд, живу­щий трудом сво­их рук, уже зара­нее собрал­ся в город со сво­их наде­лов и, сме­шав­шись с город­ским насе­ле­ни­ем, запол­нил Форум и веду­щие к нему ули­цы.

49. Пер­вым нача­ло рас­смат­ри­вать­ся дело Роми­лия. С речью высту­пил Сик­ций. Он стал обви­нять Роми­лия в тех наси­ли­ях, кото­рые он, будучи кон­су­лом, совер­шил про­тив пле­бей­ских три­бу­нов. В кон­це выступ­ле­ния он поведал о злом умыс­ле кон­су­ла про­тив него и его отряда. Он пред­став­лял суду в каче­стве свиде­те­лей самых вид­ных из сво­их това­ри­щей по похо­ду, при­чем не толь­ко пле­бе­ев, но так­же и пат­ри­ци­ев. Сре­ди них был юно­ша знат­но­го рода, отли­чав­ший­ся доб­ле­стью и зна­ни­ем воен­но­го дела. Зва­ли его Спу­рий Вер­ги­ний. (2) Юно­ша ска­зал, что он, желая осво­бо­дить от уча­стия в этой вылаз­ке сво­его сверст­ни­ка и дру­га Мар­ка Ици­лия, кото­рый был сыном одно­го из вои­нов в когор­те Сик­ция и вме­сте с отцом отправ­лял­ся на смерть, попро­сил сво­его дядю Авла Вер­ги­ния, участ­во­вав­ше­го в том похо­де в каче­стве лега­та, пой­ти к кон­су­лам и про­сить их об этой услу­ге. (3) Кон­су­лы отка­за­ли в прось­бе, и у него, горю­ю­ще­го о печаль­ной судь­бе дру­га, поли­лись сле­зы, а моло­дой чело­век, за кото­ро­го пыта­лись про­сить, при­шел, узнав об этом, и, попро­сив сло­ва, ска­зал, что очень бла­го­да­рен тем, кто про­сил за него, но что сам он будет огор­чен, если полу­чит снис­хож­де­ние, спо­соб­ное отнять у него бла­го­че­сти­вое отно­ше­ние к роди­чам, и что он не покинет сво­его отца, тем более что тот идет на смерть и все об этом зна­ют. Напро­тив, он отпра­вит­ся вме­сте с отцом и будет защи­щать его, насколь­ко хва­тит сил, разде­лив с ним общую судь­бу. (4) Когда юно­ша рас­ска­зал об этом, то не было нико­го, кто не испы­тал бы состра­да­ния к судь­бе этих людей. А когда Ици­лий и его сын сами были при­зва­ны дать свиде­тель­ские пока­за­ния и рас­ска­за­ли о том, что с ними про­изо­шло, то боль­шая часть пле­бе­ев уже не мог­ла сдер­жать слез. (5) Роми­лий защи­щал себя, не уни­жа­ясь до просьб и не ста­ра­ясь при­ла­жи­вать свои сло­ва к сло­жив­шим­ся обсто­я­тель­ствам. Речь его была над­мен­ной и испол­не­на гор­до­сти от созна­ния сво­его кон­суль­ско­го досто­ин­ства. В резуль­та­те гнев боль­шин­ства про­тив Роми­лия удво­ил­ся, так что, когда нача­лось голо­со­ва­ние, его настоль­ко явно при­зна­ли винов­ным, что осуди­ли голо­са­ми всех триб. Нака­за­ни­ем был денеж­ный штраф в десять тысяч ассов. (6) Сик­ций, как мне кажет­ся, сде­лал это не без неко­то­ро­го умыс­ла, а имен­но, чтобы пат­ри­ции не про­яви­ли боль­шой заботы об этом чело­ве­ке и не сорва­ли голо­со­ва­ние, видя, что под­суди­мо­му гро­зит штраф, а не что-нибудь дру­гое, и чтобы пле­беи про­яви­ли боль­ше рве­ния, посколь­ку им не при­дет­ся лишать жиз­ни или оте­че­ства чело­ве­ка кон­суль­ско­го досто­ин­ства. Спу­стя несколь­ко дней после при­го­во­ра над Роми­ли­ем был осуж­ден и Вету­рий. Ему так­же был опре­де­лен денеж­ный штраф в пол­то­ра раза боль­ший, чем у Роми­лия.

50. Сто­яв­ших в то вре­мя у вла­сти кон­су­лов, раз­мыш­ляв­ших над про­ис­хо­дя­щим, охва­тил силь­ный страх, как бы с ними после окон­ча­ния кон­суль­ства не слу­чи­лось того же само­го, и они, не скры­вая сво­их мыс­лей, откры­то блюли инте­ре­сы плеб­са. Преж­де все­го они про­ве­ли в цен­ту­ри­ат­ном собра­нии закон, поз­во­ляв­ший всем долж­ност­ным лицам нака­зы­вать за оскорб­ле­ния и про­ти­во­дей­ст­вие их вла­сти. До той поры из всех такой вла­стью обла­да­ли толь­ко кон­су­лы. (2) Одна­ко пра­во опре­де­лять меру нака­за­ния было отня­то у тех, кто его при­ме­нял. Кон­су­лы сами опре­де­ли­ли эту меру, огра­ни­чив верх­ний пре­дел дву­мя быка­ми и трид­ца­тью голо­ва­ми мел­ко­го скота. Этот закон дол­го сохра­нял свою силу у рим­лян⁷². (3) Затем кон­су­лы поста­ви­ли на рас­смот­ре­ние сена­та зако­ны, кото­рые пле­бей­ские три­бу­ны стре­ми­лись сде­лать на веч­ные вре­ме­на общи­ми для все­го рим­ско­го наро­да. Высту­па­ли мно­гие из чис­ла наи­бо­лее вли­я­тель­ных людей, при­чем одни сове­то­ва­ли согла­сить­ся, а дру­гие при­зы­ва­ли вос­пре­пят­ст­во­вать. Одна­ко неожи­дан­но как для пат­ри­ци­ев, так и для пле­бе­ев победи­ло мне­ние Тита Роми­лия, пред­ло­жив­ше­го весь­ма демо­кра­ти­че­ское реше­ние, — ведь все жда­ли, что чело­век, недав­но осуж­ден­ный пле­бе­я­ми, будет выска­зы­вать­ся в совер­шен­но враж­деб­ном наро­ду духе. Но когда до него дошел черед выска­зать свое мне­ние — а он был из чис­ла сред­них по воз­рас­ту и досто­ин­ству сена­то­ров, — он, под­няв­шись со сво­его места, ска­зал:

51. «Будет, пожа­луй, лиш­ним подроб­но гово­рить и при­том в при­сут­ст­вии тех, кому это хоро­шо извест­но, сена­то­ры, о том, что пре­тер­пел я от наро­да, не совер­шая ниче­го про­ти­во­за­кон­но­го и дей­ст­вуя лишь в ваших инте­ре­сах. Я вынуж­ден упо­мя­нуть об этом лишь для того, чтобы вы зна­ли, что я не из угож­де­ния потвор­ст­вую пле­бе­ям, кото­рые мне враж­деб­ны. Нет, я буду гово­рить из луч­ших побуж­де­ний. Но пусть никто не удив­ля­ет­ся, что я, преж­де испо­ве­дуя дру­гое мне­ние, будучи кон­су­лом, теперь вне­зап­но пере­ме­нил­ся. И не думай­те, что я или тогда невер­но посту­пал, или теперь оши­боч­но изме­нил свои взгляды. (2) Все то вре­мя, сена­то­ры, пока я счи­тал, что сила на вашей сто­роне, я пре­зи­рал пле­бе­ев и воз­ве­ли­чи­вал, как и подо­ба­ло, ари­сто­кра­тию. Но когда мои несча­стья вра­зу­ми­ли меня боль­шим штра­фом, я понял, что ваша сила сла­бее ваше­го разу­ма, и видя, что уже мно­гих, кто всту­пил в борь­бу на вашей сто­роне, вы про­во­ди­ли рав­но­душ­ным взглядом, поз­во­лив наро­ду лишить их само­го необ­хо­ди­мо­го, я пере­ме­нил­ся в сво­ем мне­нии. (3) Более все­го я бы сей­час хотел, чтобы ни со мной, ни с моим кол­ле­гой по кон­суль­ству не слу­чи­лось того, за что вы все нам сочув­ст­ву­е­те. Но посколь­ку вопрос с нами исчер­пан, мож­но еще попра­вить то, что ждет впе­ре­ди и поза­бо­тить­ся, чтобы дру­гие не испы­та­ли того же. Я при­зы­ваю вас всех вме­сте и каж­до­го в отдель­но­сти разум­но дей­ст­во­вать в тепе­ре­ш­нем поло­же­нии. Луч­ше все­го устро­е­но то государ­ство, кото­рое при­спо­саб­ли­ва­ет­ся к обсто­я­тель­ствам, а наи­луч­шим совет­ни­ком явля­ет­ся тот, кто выска­зы­ва­ет мне­ние в целях общей поль­зы, а не из лич­ной враж­ды и друж­бы. И луч­шее реше­ние на гряду­щее при­ни­ма­ют те, кто извле­ка­ет при­ме­ры для буду­ще­го из про­шло­го. А вы, сена­то­ры, вся­кий раз когда у вас воз­ни­ка­ли спо­ры и рас­при с наро­дом, все­гда тер­пе­ли пора­же­ние — то обре­тая дур­ную сла­ву, то теряя вид­ных мужей, осуж­ден­ных на каз­ни, уни­же­ния и изгна­ния. Одна­ко какое боль­шее несча­стье может слу­чить­ся для государ­ства, чем лишить­ся (и при­том вопре­ки спра­вед­ли­во­сти) сво­их луч­ших пред­ста­ви­те­лей? Я при­зы­ваю вас береж­но отно­сить­ся к ним и не под­вер­гать нынеш­них кон­су­лов или дру­гих, от кого есть хоть малая поль­за государ­ству, оче­вид­ной опас­но­сти, чтобы потом, поки­нув их в несча­стье, не рас­ка­и­вать­ся в этом. (5) Но глав­ное, к чему я вас при­зы­ваю, — это назна­чить послов в гре­че­ские горо­да Ита­лии и в Афи­ны, чтобы они, испро­сив у элли­нов наи­луч­шие и более все­го под­хо­дя­щие к наше­му обра­зу жиз­ни зако­ны, доста­ви­ли их сюда. А когда они воз­вра­тят­ся, то пусть сто­я­щие в тот момент у вла­сти кон­су­лы пред­ло­жат сена­ту рас­смот­реть вопрос, кого сле­ду­ет выбрать в зако­но­да­те­ли, с каки­ми пол­но­мо­чи­я­ми, на какой срок и все про­чее, как то сена­то­ры сочтут для себя полез­ным. Осте­ре­гай­тесь враж­до­вать с пле­бе­я­ми, извле­кая из это­го лишь череду несча­стий. В осо­бен­но­сти же не сле­ду­ет пре­пи­рать­ся из-за зако­нов, кото­рые поми­мо про­че­го обла­да­ют вызы­ваю­щим ува­же­ние досто­ин­ст­вом».

52. Когда Роми­лий закон­чил, оба кон­су­ла, высту­пив с зара­нее под­готов­лен­ны­ми реча­ми, нача­ли его горя­чо одоб­рять. К ним при­со­еди­ни­лись мно­гие из сена­то­ров и боль­шин­ство под­дер­жа­ло мне­ние Роми­лия. (2) Когда дело дошло до напи­са­ния сенат­ско­го поста­нов­ле­ния, встал пле­бей­ский три­бун Сик­ций, кото­рый вызвал Роми­лия на суд, и про­из­нес длин­ную речь, в кото­рой хва­лил быв­ше­го кон­су­ла за пере­ме­ну мне­ния и за то, что он, не ста­вя лич­ные обиды выше обще­го бла­га, от чисто­го серд­ца пред­ло­жил полез­ные сове­ты. (3) «За это, — ска­зал он, — я в бла­го­дар­ность осво­бож­даю его от нака­за­ния. Я про­щаю ему при­суж­ден­ный штраф⁷³ и впредь готов с ним поми­рить­ся, так как он одер­жи­ва­ет над нами верх сво­ей чест­но­стью». И осталь­ные три­бу­ны в сво­их выступ­ле­ни­ях согла­ша­лись с Сик­ци­ем. Роми­лий, одна­ко, не при­нял это­го подар­ка. Похва­лив рве­ние пле­бей­ских три­бу­нов, он заявил, что запла­тит уста­нов­лен­ную судом пеню, посколь­ку это иму­ще­ство посвя­ще­но богам и неспра­вед­ли­во, рав­но как и небла­го­че­сти­во, ему лишать богов того, что отдал им закон⁷⁴. (4) Так он и посту­пил. Когда поста­нов­ле­ние сена­та было состав­ле­но, а затем утвер­жде­но народ­ным собра­ни­ем, назна­чи­ли послов, кото­рые долж­ны были полу­чить у элли­нов зако­ны. В посоль­ство вошли Спу­рий Посту­мий, Сер­вий Суль­пи­ций⁷⁵ и Авл Ман­лий. Для них за счет каз­ны были постро­е­ны три­е­ры и при­готов­ле­но про­чее сна­ря­же­ние, спо­соб­ное пока­зать рим­ское могу­ще­ство. И так вот завер­шил­ся этот год.

53. Во вре­мя восемь­де­сят вто­рой Олим­пи­а­ды, в кото­рой в беге на ста­дий победил фес­са­ли­ец Лик из горо­да Лариссы, а архон­том в Афи­нах был Хэре­фан и от осно­ва­ния горо­да про­шло три­ста лет, в кон­суль­ство Пуб­лия Гора­ция⁷⁶ и Секс­та Квин­ти­лия, в Риме вспых­ну­ла моро­вая болезнь, самая страш­ная из тех, что упо­ми­на­лись в преж­ние вре­ме­на⁷⁷. От этой болез­ни погиб­ли почти все рабы, а из граж­дан до поло­ви­ны. У вра­чей не хва­та­ло сил помо­гать боль­ным, а род­ст­вен­ни­ки и дру­зья отка­зы­ва­лись их обслу­жи­вать. (2) Ведь желав­шие помочь несча­стью дру­гих, при­ка­са­ясь к телам боль­ных и нахо­дясь вме­сте с ними, зара­жа­лись той же самой болез­нью, так что из-за недо­стат­ка желаю­щих помочь мно­гие дома опу­сте­ли. Для горо­да нема­лой при­чи­ной этих бед и дол­го­го про­дол­же­ния мора было то, что умер­ших выбра­сы­ва­ли без погре­бе­ния. Пона­ча­лу люди, дви­жи­мые сты­дом и рас­по­ла­гая сред­ства­ми для похо­рон, сжи­га­ли и пре­да­ва­ли зем­ле тела мерт­ве­цов, но под конец одни — забыв о при­ли­чи­ях, а дру­гие — не имея средств, отно­си­ли покой­ни­ков в рас­по­ло­жен­ную под ули­ца­ми под­зем­ную кана­ли­за­цию и там бро­са­ли, а еще боль­ше мерт­вых тел кида­ли в реку, отче­го насе­ле­ние горо­да стра­да­ло более все­го. (4) Тела выно­си­ло вол­ной на берег и исхо­див­шее от них тяже­лое зло­вон­ное повет­рие насти­га­ло еще здо­ро­вых людей и вызы­ва­ло быст­рые изме­не­ния во внут­рен­но­стях, а при­не­сен­ная из реки вода была уже непри­год­на для питья из-за непри­ят­но­го запа­ха и отрав­ля­ла пищу вред­ны­ми при­ме­ся­ми. (5) Болезнь гос­под­ст­во­ва­ла не толь­ко в горо­де, но и за его пре­де­ла­ми. В осо­бен­но­сти постра­да­ло от нее сель­ское насе­ле­ние, посколь­ку оби­та­ло вме­сте со скотом и про­чей домаш­ней жив­но­стью. Пока у боль­шин­ства теп­ли­лась надеж­да, что бог им помо­жет, все зани­ма­лись жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми и риту­аль­ны­ми очи­ще­ни­я­ми. При этом рим­ляне вве­ли мно­го непо­до­баю­ще­го, что не было преж­де в их обы­чае, в обряды почи­та­ния богов. (6) Когда же рим­ляне поня­ли, что боже­ство не внем­лет и не про­яв­ля­ет ника­кой заботы о них, они пере­ста­ли устра­и­вать цере­мо­нии бого­по­чи­та­ния. Во вре­мя это­го бед­ст­вия умер один из кон­су­лов — Секст Квин­ти­лий, а так­же выбран­ный после него кон­су­лом Спу­рий Фурий, чет­ве­ро из пле­бей­ских три­бу­нов и мно­гие вид­ные сена­то­ры. (7) Пока город рим­лян был охва­чен болез­нью, эквы реши­ли пой­ти на них похо­дом и отпра­ви­ли послов к дру­гим враж­деб­ным рим­ля­нам пле­ме­нам с при­зы­вом при­нять уча­стие в войне. Одна­ко они не успе­ли выве­сти свои вой­ска из горо­дов. Ведь пока они еще гото­ви­лись к набе­гу, на них напа­ла та же самая хворь, (8) кото­рая про­шла не толь­ко по зем­лям эквов, но так­же воль­сков и саби­нян и унес­ла мно­го людей. Это послу­жи­ло при­чи­ной того, что забро­шен­ная и необ­ра­ба­ты­вае­мая зем­ля при­ба­ви­ла к болез­ни голод. Угне­тен­ные мором, рим­ляне не совер­ши­ли при этих кон­су­лах ни в воен­ных, ни в государ­ст­вен­ных делах ниче­го тако­го, что было бы достой­но исто­ри­че­ско­го рас­ска­за.

54. На сле­дую­щий год кон­су­ла­ми были избра­ны Луций Мене­ний⁷⁸ и Пуб­лий Сестий. Болезнь пол­но­стью пре­кра­ти­лась. После это­го нача­ли справ­лять­ся за счет каз­ны бла­годар­ст­вен­ные жерт­во­при­но­ше­ния богам и пыш­ные игры, сопро­вож­дав­ши­е­ся боль­ши­ми рас­хо­да­ми, и граж­дан­ство, что и есте­ствен­но, про­во­ди­ло вре­мя в пирах и раз­вле­че­ни­ях. И так про­шла вся зима. (2) С наступ­ле­ни­ем вес­ны из мно­гих мест в город был све­зен боль­шой запас хле­ба, часть кото­ро­го была закуп­ле­на государ­ст­вом, а часть достав­ле­на куп­ца­ми, посколь­ку насе­ле­ние силь­но стра­да­ло от недо­стат­ка про­до­воль­ст­вия. Ведь из-за болез­ни и гибе­ли зем­ледель­цев зем­ля оста­лась невозде­лан­ной.

(3) В это самое вре­мя из Афин и гре­че­ских горо­дов Ита­лии при­бы­ли послы, везя полу­чен­ные зако­ны. После это­го пле­бей­ские три­бу­ны ста­ли про­сить кон­су­лов назна­чить по реше­нию сена­та зако­но­да­те­лей. Те, не зная, как им отде­лать­ся от назой­ли­вых тре­бо­ва­ний, были весь­ма раздо­са­до­ва­ны. Им вовсе не хоте­лось, чтобы в их кон­суль­ство было упразд­не­но ари­сто­кра­ти­че­ское прав­ле­ние. Поэто­му они вос­поль­зо­ва­лись бла­го­вид­ным пред­ло­гом, гово­ря, что уже ско­ро насту­пит вре­мя кон­суль­ских выбо­ров и что им сна­ча­ла сле­ду­ет назна­чить новых кон­су­лов (4) и что сде­ла­ют они это вско­ре, а когда кон­су­лы будут назна­че­ны, то они вме­сте с ними пред­ло­жат сена­ту рас­смот­реть вопрос о зако­но­да­те­лях. Три­бу­ны согла­си­лись, а кон­су­лы, опре­де­лив срок выбо­ров намно­го рань­ше обыч­но­го, назна­ча­ют кон­су­ла­ми Аппия Клав­дия и Тита Гену­ция и после это­го, сло­жив с себя вся­кое попе­че­ние о государ­ст­вен­ных делах, слов­но дру­гие теперь долж­ны были о них забо­тить­ся, уже не обра­ща­ли на пле­бей­ских три­бу­нов вни­ма­ния, решив в празд­но­сти неза­мет­но про­ве­сти оста­ток сво­его кон­суль­ско­го сро­ка. (5) Но слу­чи­лось так, что одно­го из кон­су­лов — Мене­ния — постиг про­дол­жи­тель­ный недуг, и уже неко­то­рые пого­ва­ри­ва­ли, что воз­ник­шее от печа­ли и упад­ка духа вос­па­ле­ние при­ве­ло к неиз­ле­чи­мой болез­ни. Вос­поль­зо­вав­шись этим пред­ло­гом, что он-де ниче­го один делать не может, Сестий стал отвер­гать прось­бы три­бу­нов и тре­бо­вать, чтобы те обра­ща­лись к новым кон­су­лам. (6) А те, ока­зав­шись в без­вы­ход­ном поло­же­нии, вынуж­де­ны были при­бег­нуть к помо­щи Аппия и его кол­ле­ги, еще не всту­пив­ших в долж­ность. Они про­си­ли их и в народ­ных собра­ни­ях, и при лич­ных встре­чах. Нако­нец, они убеди­ли их, подав им боль­шие надеж­ды на поче­сти и власть, если те вста­нут на сто­ро­ну пле­бе­ев. (7) А Аппи­ем вла­де­ло стрем­ле­ние полу­чить новую маги­ст­ра­ту­ру и уста­но­вить зако­ны для оте­че­ства, поло­жить нача­ла еди­но­ду­шия и мира и добить­ся того, чтобы все счи­та­ли государ­ство одной общей отчиз­ной. Одна­ко полу­чив огром­ные пол­но­мо­чия, он не захо­тел остать­ся хоро­шим граж­да­ни­ном. Под конец его, раз­вра­щен­но­го сво­им гро­мад­ным вли­я­ни­ем, охва­ти­ло неодо­ли­мое стрем­ле­ние к вла­ды­че­ству и лишь немно­гое удер­жи­ва­ло его от тира­нии. В свое вре­мя я рас­ска­жу и об этом.

55. Итак, он хоро­шо все обду­мал и скло­нил кол­ле­гу на свою сто­ро­ну. Когда три­бу­ны ста­ли часто звать его в народ­ное собра­ние, он высту­пил и про­из­нес длин­ную, испол­нен­ную чело­ве­ко­лю­бия речь. Глав­ным ее содер­жа­ни­ем было сле­дую­щее: он-де и его кол­ле­га более все­го хотят назна­чить зако­но­да­те­лей и пре­кра­тить спо­ры граж­дан о рав­но­пра­вии и они не скры­ва­ют сво­его мне­ния по это­му пово­ду; сами они не име­ют пра­ва назна­чить зако­но­да­те­лей, посколь­ку не всту­пи­ли еще в долж­ность, но они нико­им обра­зом не толь­ко не будут пре­пят­ст­во­вать Мене­нию и его кол­ле­ге выпол­нить поста­нов­ле­ние сена­та, но даже наобо­рот, ста­нут помо­гать, дви­жи­мые бла­го­дар­но­стью. (2) А если те будут укло­нять­ся, ссы­ла­ясь на избра­ние новых кон­су­лов, что-де им нель­зя после утвер­жде­ния новых маги­ст­ра­тов назна­чать еще дру­гих с кон­суль­ской мастью, то с их сто­ро­ны не будет ника­ко­го пре­пят­ст­вия. Они-де доб­ро­воль­но гото­вы отка­зать­ся от сво­ей кон­суль­ской вла­сти в поль­зу тех, кого выбе­рут на их место, если на то будет воля сена­та. (3) Народ похва­лил рве­ние этих мужей и всей тол­пой устре­мил­ся в Курию. Сестий в оди­ноч­ку вынуж­ден был созвать сенат, посколь­ку Мене­ний по болез­ни не в силах был явить­ся, и пред­ло­жил обсуж­де­ние зако­нов. Мно­го про­зву­ча­ло речей с обе­их сто­рон, при­чем одни рато­ва­ли за то, чтобы государ­ство управ­ля­лось по зако­нам, а дру­гие тре­бо­ва­ли сохра­не­ния обы­ча­ев пред­ков⁷⁹. (4) Победи­ло мне­ние ново­из­бран­ных кон­су­лов, кото­рое выска­зал Аппий Клав­дий, когда ему пер­во­му пред­ло­же­но было сло­во, а имен­но: избрать из чис­ла сена­то­ров десять самых вид­ных мужей; пусть они пра­вят в тече­ние года со дня сво­их выбо­ров, имея пол­ную власть в государ­стве, какую име­ли кон­су­лы, а еще рань­ше цари, а все про­чие маги­ст­ра­ты долж­ны быть упразд­не­ны до тех пор, пока децем­ви­ры будут сохра­нять свою власть; (5) пусть эти мужи, выбрав из оте­че­ских обы­ча­ев и эллин­ских зако­нов, кото­рые доста­ви­ли послы, все самое луч­шее и при­год­ное для рим­ско­го государ­ства, уста­но­вят зако­ны; пусть напи­сан­ные децем­ви­ра­ми зако­но­про­ек­ты, если их одоб­рит сенат и утвер­дит голо­со­ва­ни­ем народ, будут пра­во­моч­ны­ми на все после­дую­щие вре­ме­на, и пусть маги­ст­ра­ты, кото­рые впо­след­ст­вии будут избра­ны, на осно­ва­нии этих зако­нов раз­би­ра­ют част­ные тяж­бы и заботят­ся о государ­ст­вен­ных делах⁸⁰.

56. Полу­чив это сенат­ское поста­нов­ле­ние, три­бу­ны при­шли в народ­ное собра­ние и, зачи­тав его, выска­за­ли мно­го похвал в адрес сена­та и Аппия, пред­ло­жив­ше­го это реше­ние. Когда наста­ло вре­мя кон­суль­ских выбо­ров, три­бу­ны, созвав народ­ное собра­ние, потре­бо­ва­ли, чтобы кон­су­лы, явив­шись, выпол­ни­ли перед наро­дом свои обе­ща­ния, и те, высту­пив впе­ред, клят­вен­но сло­жи­ли с себя свои пол­но­мо­чия. (2) Народ вос­хи­щал­ся ими, рас­сы­па­ясь в похва­лах, и когда настаю вре­мя пода­вать голо­са, они пер­вы­ми из про­чих были избра­ны зако­но­да­те­ля­ми. Итак, в цен­ту­ри­ат­ном собра­нии были избра­ны Аппий Клав­дий и Тит Гену­ций, кото­рым над­ле­жа­ло быть кон­су­ла­ми сле­дую­ще­го года, а так­же Пуб­лий Сестий, кон­сул теку­ще­го года, трое мужей, доста­вив­шие эллин­ские зако­ны — Спу­рий Посту­мий, Сер­вий Суль­пи­ций и Авл Ман­лий, а так­же один из кон­су­лов пред­ше­ст­ву­ю­ще­го года — Тит Роми­лий, с пода­чи Сик­ция осуж­ден­ный в народ­ном собра­нии, посколь­ку каза­лось, что он пере­шел на сто­ро­ну пле­бе­ев. Из чис­ла осталь­ных сена­то­ров были избра­ны Гай Юлий, Тит Вету­рий и Пуб­лий Гора­ций⁸¹ — все быв­шие кон­су­лы. Кол­ле­гии пле­бей­ских три­бу­нов, эди­лов и кве­сто­ров, а так­же все про­чие маги­ст­ра­ту­ры, какие были у рим­лян, были рас­пу­ще­ны.

57. На сле­дую­щий год, взяв­шись за дела государ­ст­вен­ные, зако­но­да­те­ли уста­нав­ли­ва­ют такой порядок: один из них полу­чал фас­ции и про­чие отли­чия кон­суль­ской вла­сти; он созы­вал сенат, утвер­ждал его реше­ния и выпол­нял все про­чее, что подо­ба­ет пер­во­му лицу в государ­стве; осталь­ные, отка­зав­шись от зна­ков вла­сти, вызы­ваю­щих нена­висть, оде­ва­лись на демо­кра­ти­че­ский лад и по виду мало чем отли­ча­лись от боль­шин­ства. Затем дру­гой из них полу­ча­ет пер­вен­ство, и так по оче­реди они меня­лись в тече­ние года, так как каж­дый ста­но­вил­ся глав­ным лицом на опре­де­лен­ное чис­ло дней. (2) Все они с ран­не­го утра сади­лись раз­би­рать част­ные и государ­ст­вен­ные тяж­бы, какие воз­ни­ка­ли с под­чи­нен­ны­ми наро­да­ми, рим­ски­ми союз­ни­ка­ми и теми пле­ме­на­ми, вер­ность кото­рых Риму была сомни­тель­на. Каж­дое дело они рас­смат­ри­ва­ли со всей чест­но­стью и спра­вед­ли­во­стью. (3) Каза­лось, что в тот год рим­ское государ­ство бла­го­да­ря децем­ви­рам управ­ля­лось наи­луч­шим обра­зом. Осо­бен­но вызы­ва­ла похва­лы их забота о пле­бе­ях и защи­те сла­бых от вся­ко­го наси­лия. Мно­гие пого­ва­ри­ва­ли, что впредь-де для государ­ства уже не будет надоб­но­сти в народ­ных пред­ста­ви­те­лях и про­чих долж­ност­ных лицах, посколь­ку одна кол­ле­гия разум­но справ­ля­ет­ся со все­ми дела­ми. Все счи­та­ли, что гла­вой децем­ви­ров явля­ет­ся Аппий Клав­дий. (4) Имен­но ему доста­ва­лась от наро­да похва­ла за дея­тель­ность всей кол­ле­гии. Ведь не толь­ко то, что он самым осно­ва­тель­ным обра­зом делал вме­сте с дру­ги­ми, при­но­си­ло ему сла­ву чест­но­го чело­ве­ка, но еще в боль­шей сте­пе­ни то, чем он посто­ян­но зани­мал­ся сам, бла­го­да­ря сво­ей при­вет­ли­во­сти, лас­ко­вой обхо­ди­тель­но­сти и про­че­му доб­ро­му отно­ше­нию к бед­ня­кам.

(5) Эти десять мужей, соста­вив зако­но­про­ек­ты как из эллин­ских зако­нов, так и из мест­ных непи­са­ных уста­нов­ле­ний, выста­ви­ли их на деся­ти таб­ли­цах на обо­зре­ние всем желаю­щим, при­ни­мая любые поправ­ки част­ных лиц и к обще­му удо­воль­ст­вию исправ­ляя начер­тан­ное. Они про­ве­ли мно­го вре­ме­ни, заседая вме­сте с луч­ши­ми людь­ми, и самым тща­тель­ным обра­зом про­ве­ря­ли состав­лен­ные зако­ны. (6) А когда они сочли зако­но­про­ект удо­вле­тво­ря­ю­щим тре­бо­ва­ни­ям, то созва­ли пер­вым делом собра­ние. Посколь­ку никто боль­ше не пори­цал их зако­ны, они утвер­ди­ли их поста­нов­ле­ни­ем сена­та. Затем они созва­ли народ на цен­ту­ри­ат­ное собра­ние в при­сут­ст­вии пон­ти­фи­ков, авгу­ров и дру­гих жре­че­ских кол­ле­гий. Совер­шив уста­нов­лен­ные зако­на­ми жерт­во­при­но­ше­ния, они разда­ли по цен­ту­ри­ям камеш­ки для голо­со­ва­ния. (7) Когда народ утвер­дил зако­ны, они веле­ли выре­зать их затем на мед­ных таб­ли­цах и поста­ви­ли их на Фору­ме, выбрав для это­го самое удоб­ное место. И когда оста­ва­лось уже немно­го вре­ме­ни до исте­че­ния их пол­но­мо­чий, децем­ви­ры созва­ли сена­то­ров и пред­ло­жи­ли им рас­смот­реть вопрос о кон­суль­ских выбо­рах.

58. После дол­гих речей верх одер­жа­ло мне­ние тех, кто пред­ла­гал вновь пору­чить децем­ви­рам заботу о государ­стве. Ведь и зако­но­да­тель­ная их дея­тель­ность каза­лась неза­кон­чен­ной, посколь­ку про­из­во­ди­лась в корот­кое вре­мя, и для поль­зы уже утвер­жден­ных зако­нов, чтобы им под­чи­ня­лись как по доб­рой воле, так и про­тив жела­ния, каза­лось необ­хо­ди­мым суще­ст­во­ва­ние некой неогра­ни­чен­ной вла­сти. Осо­бен­но же побуж­да­ло сена­то­ров отдать свое пред­по­чте­ние кол­ле­гии децем­ви­ров упразд­не­ние пле­бей­ских три­бу­нов — то, чего они хоте­ли более все­го. (2) Тако­во было мне­ние участ­ни­ков обще­го заседа­ния. Что же каса­ет­ся пер­вых лиц сена­та, то они отдель­но при­ня­ли реше­ние доби­вать­ся сво­его избра­ния в эту кол­ле­гию, опа­са­ясь, как бы какие-нибудь сму­тья­ны, полу­чив в свои руки столь боль­шую власть, не при­чи­ни­ли государ­ству серь­ез­но­го ущер­ба. Народ радост­но при­нял поста­нов­ле­ние сена­та и с боль­шой готов­но­стью про­го­ло­со­вал за него. Тогда децем­ви­ры назна­чи­ли срок для выбо­ров в кол­ле­гию, в кото­рых при­ня­ли уча­стие самые почтен­ные и пожи­лые из пат­ри­ци­ев. (3) На выбо­рах все осо­бен­но хва­ли­ли гла­ву децем­ви­ров Аппия и все пле­беи хоте­ли удер­жать его на этой долж­но­сти, слов­но счи­та­ли, что никто дру­гой не может быть луч­ше, чем он. А тот пона­ча­лу делал вид, что отка­зы­ва­ет­ся, и про­сил осво­бо­дить его от обре­ме­ни­тель­ной и вну­шаю­щей зависть обще­ст­вен­ной служ­бы. Нако­нец, посколь­ку все неот­ступ­но его упра­ши­ва­ли, Аппий согла­сил­ся участ­во­вать в выбо­рах. Обви­нив самых вид­ных из сво­их сопер­ни­ков в том, что они-де, дви­жи­мые зави­стью, недоб­ро­же­ла­тель­но к нему настро­е­ны, он откры­то под­дер­жи­вал сво­их дру­зей. (4) Цен­ту­ри­ат­ные коми­ции во вто­рой раз изби­ра­ют его зако­но­да­те­лем. Вме­сте с ним был избран Квинт Фабий, по про­зви­щу Вибу­лан, три раза быв­ший кон­су­лом, чело­век до той поры без­упреч­ный сво­ей доб­ро­де­те­лью, а из про­чих пат­ри­ци­ев те, к кому бла­го­во­лил Аппий: Марк Кор­не­лий, Марк Сер­гий, Луций Мину­ций, Тит Анто­ний и Марк Рабу­лей — люди не слиш­ком извест­ные. Из пле­бе­ев были избра­ны Квинт Пете­лий, Цезон Дуи­лий и Спу­рий Оппий⁸². Они были при­ня­ты Аппи­ем с целью польстить пле­бе­ям. Ибо он утвер­ждал, что, мол, спра­вед­ли­во, чтобы в кол­ле­гии, кото­рая будет управ­лять всем, была и части­ца наро­да. (5) Созда­вая себе всем этим ува­же­ние и сла­ву само­го луч­ше­го из царей и кон­су­лов, Аппий вновь полу­ча­ет власть в государ­стве на сле­дую­щий год. Такие собы­тия про­изо­шли у рим­лян в прав­ле­ние децем­ви­ров, а про­чие не заслу­жи­ва­ют упо­ми­на­ния.

59. На сле­дую­щий год⁸³ децем­ви­ры во гла­ве с Аппи­ем Клав­ди­ем подучи­ли в май­ские иды кон­суль­скую власть. Дело в том, что рим­ляне вели счет меся­цев по лун­но­му кален­да­рю и пол­но­лу­ние при­хо­ди­лось на иды. (2) Пер­вым делом они тай­но от боль­шин­ства при­ня­ли клят­вы и заклю­чи­ли про­меж себя дого­вор, что никто не будет пере­чить дру­го­му и что один из них сочтет спра­вед­ли­вым, то все будут счи­тать закон­ным; власть они будут удер­жи­вать до кон­ца сво­ей жиз­ни и не будут допус­кать дру­гих к сво­им делам; все они будут иметь рав­ное досто­ин­ство и одни и те же власт­ные пол­но­мо­чия; к реше­ни­ям сове­та и наро­да они будут обра­щать­ся ред­ко и лишь по необ­хо­ди­мо­сти и боль­шую часть дел будут вер­шить сво­ей вла­стью. (3) Когда насту­пил день, в кото­рый они долж­ны были при­нять маги­ст­ра­ту­ру, совер­шив пред­пи­сан­ные зако­ном жерт­во­при­но­ше­ния богам (а рим­ляне счи­та­ют этот день свя­щен­ным и осо­бен­но избе­га­ют тогда услы­шать или увидеть что-нибудь непри­ят­ное), все десять высту­пи­ли рано утром обле­чен­ные зна­ка­ми цар­ской вла­сти. (4) А народ, когда понял, что децем­ви­ры более не при­дер­жи­ва­ют­ся уме­рен­ной и наро­до­лю­би­вой фор­мы прав­ле­ния и не пере­да­ют друг дру­гу по оче­реди зна­ки цар­ско­го досто­ин­ства, при­шел в глу­бо­кое уны­ние и печаль. (5) Его пуга­ли встав­лен­ные в фас­ции секи­ры, кото­рые нес­ли впе­ре­ди каж­до­го из деся­ти мужей две­на­дцать лик­то­ров, раз­го­няв­шие уда­ра­ми народ, тол­пив­ший­ся на ули­цах, как это и дела­лось преж­де при царях. Уни­что­жен был этот обы­чай сра­зу после изгна­ния царей, совер­шен­но­го сто­рон­ни­ком пле­бе­ев Пуб­ли­ем Вале­ри­ем, пре­ем­ни­ком цар­ской вла­сти⁸⁴. Все после­дую­щие за ним кон­су­лы, счи­тая, что он подал хоро­ший при­мер, и под­ра­жая ему, не встав­ля­ли секи­ры в фас­ции, кро­ме тех слу­ча­ев, когда они были в похо­дах или по иным пово­дам покида­ли город. (6) Но ведя вой­ну за пре­де­ла­ми государ­ства или раз­би­рая дела под­власт­ных наро­дов, они добав­ля­ли к фас­ци­ям секи­ры, чтобы их устра­шаю­щий вид, пред­на­зна­чен­ный для вра­гов и рабов, казал­ся для граж­дан менее тяж­ким.

60. И дей­ст­ви­тель­но, всех, увидев­ших то, что они счи­та­ли при­зна­ком цар­ской вла­сти, охва­тил, как я уже ска­зал, силь­ный страх. Им каза­лось, что они утра­ти­ли свою сво­бо­ду и полу­чи­ли десять царей вме­сто одно­го. Запу­гав таким обра­зом пле­бе­ев и решив, что впредь им сле­ду­ет пра­вить с помо­щью стра­ха, децем­ви­ры, каж­дый в отдель­но­сти, нача­ли созда­вать това­ри­ще­ства сво­их сто­рон­ни­ков, наби­рая в них самых отча­ян­ных и пре­дан­ных им моло­дых людей. (2) Так вот, то обсто­я­тель­ство, что боль­шая часть людей неиму­щих и низ­ко­го про­ис­хож­де­ния, про­ме­няв­ших общую поль­зу на лич­ные выго­ды, ока­за­лась льсти­вы­ми при­спеш­ни­ка­ми вла­сти тира­нов, не было стран­ным и неожи­дан­ным. Но то, что нашлись мно­гие из пат­ри­ци­ев — люди, имев­шие осно­ва­ние гор­дить­ся сво­им богат­ст­вом и про­ис­хож­де­ни­ем, спо­соб­ст­во­вав­шие децем­ви­рам в уни­что­же­нии сво­бо­ды оте­че­ства, — это всем каза­лось уди­ви­тель­ным. А децем­ви­ры, угож­дая им вся­че­ски­ми удо­воль­ст­ви­я­ми, какие по при­ро­де сво­ей спо­соб­ны под­чи­нять себе людей, вполне без­бо­яз­нен­но пра­ви­ли государ­ст­вом, совер­шен­но не счи­та­ясь с сена­том и наро­дом, сде­лав­шись сами зако­но­да­те­ля­ми и судья­ми над все­ми. Мно­гих из граж­дан они каз­ни­ли, а у мно­гих неспра­вед­ли­во отня­ли иму­ще­ство. (3) Но чтобы при­дать при­лич­ный вид про­ис­хо­дя­ще­му, слов­но все совер­ша­ет­ся по спра­вед­ли­во­сти, — а все было без­за­кон­ным и ужас­ным, — децем­ви­ры устра­и­ва­ли по каж­до­му пово­ду судеб­ные раз­би­ра­тель­ства. Они под­сы­ла­ли обви­ни­те­лей из чис­ла сто­рон­ни­ков их тира­нии, а судей назна­ча­ли из чис­ла сво­их дру­зей, кото­рые вза­им­но ока­зы­ва­ли друг дру­гу услу­ги, выно­ся угод­ные реше­ния. (4) Мно­го из обви­не­ний, и при­том весь­ма серь­ез­ных, раз­би­ра­ли сами децем­ви­ры. В ито­ге люди, чьи пози­ции на суде были сла­бы, вынуж­де­ны были при­со­еди­нять­ся к груп­пи­ров­кам децем­ви­ров, посколь­ку у них не было ино­го спо­со­ба чув­ст­во­вать себя в без­опас­но­сти. Со вре­ме­нем раз­вра­щен­ная и боль­ная часть обще­ства пре­вы­си­ла здо­ро­вую. Ведь люди, у кото­рых дей­ст­вия децем­ви­ров вызы­ва­ли отвра­ще­ние, не счи­та­ли для себя воз­мож­ным далее оста­вать­ся в сте­нах горо­да. Они уда­ля­лись в свои усадь­бы и дожи­да­лись вре­ме­ни кон­суль­ских выбо­ров, когда децем­ви­ры, по их мне­нию, по исте­че­нии годич­но­го сро­ка долж­ны были, сло­жив свои пол­но­мо­чия, назна­чить дру­гих долж­ност­ных лиц. (5) А децем­ви­ры во гла­ве с Аппи­ем, напи­сав недо­стаю­щие зако­ны на двух таб­ли­цах, при­со­еди­ни­ли их к преды­ду­щим. Сре­ди них был и закон, запре­щав­ший пат­ри­ци­ям заклю­чать бра­ки с пле­бе­я­ми — как мне кажет­ся, не имев­ший иной цели, кро­ме жела­ния поме­шать сосло­ви­ям соеди­нить­ся с помо­щью вза­им­ных бра­ков и род­ст­вен­ных свя­зей⁸⁵. (6) Когда наста­ло вре­мя кон­суль­ских выбо­ров, децем­ви­ры, забыв об оте­че­ских обы­ча­ях и новых зако­нах и не дожи­да­ясь реше­ния сена­та и наро­да, удер­жа­ли за собой свою власть.