Письма Марка Туллия Цицерона

144. Квин­ту Тул­лию Цице­ро­ну, в Бри­та­нию

Рим, конец авгу­ста 54 г.

1. Когда ты будешь полу­чать от меня пись­ма, напи­сан­ные рукой пись­мо­во­ди­те­ля, счи­тай, что я не рас­по­ла­гал даже малым досу­гом; если же моей, — то досуг у меня малый. Так и знай: нико­гда не раз­ры­вал­ся я в боль­шей сте­пе­ни из-за дел и по судам, и при­том в самое тяж­кое вре­мя года, в силь­ней­шую жару. Но раз ты так пред­пи­сы­ва­ешь, это при­хо­дит­ся пере­но­сить и не давать пово­да думать, что я не оправ­дал ваших надежд и замыс­лов¹, осо­бен­но же когда — при всей обре­ме­ни­тель­но­сти — этот труд все же при­не­сет мне боль­шое вли­я­ние и боль­шую честь. Итак, соглас­но тво­е­му жела­нию, я ста­ра­юсь нико­го не оби­жать и снис­кать любовь даже тех, кто огор­чен моей столь тес­ной друж­бой с Цеза­рем, и глу­бо­кое ува­же­ние и любовь со сто­ро­ны бес­при­страст­ных людей, а так­же тех, кто скло­ня­ет­ся к этой сто­роне.

2. В тече­ние мно­гих дней, пока в сена­те с вели­ким оже­сто­че­ни­ем обсуж­да­лось дело о под­ку­пе изби­ра­те­лей², пото­му что кан­дида­ты в кон­су­лы зашли так дале­ко, что это ста­ло невы­но­си­мым, я не бывал в сена­те, решив не при­сту­пать ни к како­му лече­нию государ­ства, не имея силь­ной опо­ры.

3. В день, когда я пишу это, три­бу­ны каз­на­чей­ства в общем боль­шин­ст­вом четы­рех голо­сов оправ­да­ли Дру­за по обви­не­нию в сго­во­ре с про­тив­ной сто­ро­ной³; сена­то­ры и всад­ни­ки при­зна­ли его винов­ным. В тот же день после полу­дня я явил­ся защи­щать Вати­ния. Это лег­кое дело. Коми­ции⁴ отло­же­ны на сен­тябрь месяц. Суд над Скав­ром будет очень ско­ро; не остав­лю его без под­держ­ки. «Сотра­пез­ни­ков» Софок­ла⁵ я никак не мог одоб­рить, хотя и вижу, что ты мило играл в этой малень­кой комедии.

4. Пере­хо­жу теперь к тому, с чего мне, пожа­луй, сле­до­ва­ло начать. О, каким при­ят­ным было для меня твое пись­мо из Бри­та­нии! Меня стра­шил Оке­ан, стра­ши­ли бере­га ост­ро­ва. Про­чее я, пра­во, не счи­таю пустя­ка­ми, но все же оно вну­ша­ет не столь­ко страх, сколь­ко надеж­ду, и ожи­да­ние вол­ну­ет меня боль­ше, чем опа­се­ние. У тебя, я вижу, есть пре­вос­ход­ная тема для опи­са­ния. Какая перед тобой мест­ность, какая при­ро­да, какие нра­вы, какие пле­ме­на, какие бит­вы и, нако­нец, какой импе­ра­тор!⁶ По тво­ей прось­бе, охот­но помо­гу тебе, чем хочешь, и при­шлю тебе сти­хи, кото­рых ты про­сишь, то есть сову в Афи­ны⁷.

5. Но послу­шай, ты, види­мо, кое-что скры­ва­ешь от меня. Как отзы­вал­ся Цезарь о моих сти­хах⁸, брат мой? Ведь он уже писал мне, что про­чел первую кни­гу, и нача­ло, по его сло­вам, такое, что даже по-гре­че­ски он не читал ниче­го луч­ше­го. Осталь­ное же до како­го-то места пока­за­лось ему менее про­ду­ман­ным; он употреб­ля­ет имен­но это сло­во. Ска­жи мне прав­ду: пред­мет ли не нра­вит­ся ему, или же харак­тер повест­во­ва­ния. Тебе нече­го боять­ся: мое ува­же­ние к себе не умень­шит­ся ни на волос. Напи­ши мне об этом прав­до­лю­би­во и, как обыч­но, по-брат­ски.