Письма Марка Туллия Цицерона

726. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Пом­пей­ская усадь­ба, 8 мая 44 г.

1. В май­ские ноны, нахо­дясь в пом­пей­ской усадь­бе, я полу­чил от тебя два пись­ма: одно, отправ­лен­ное пять дней назад, дру­гое — четы­ре дня назад. Итак, сна­ча­ла на пер­вое. Как мне при­ят­но, что Бар­ней своевре­мен­но вру­чил тебе пись­мо!

Да, устрой с Кас­си­ем, как и про­чее. Но как удач­но, что о том самом, что ты сове­ту­ешь, я напи­сал ему четы­ре дня назад и послал тебе копию мое­го пись­ма! Но после того как я от жад­но­сти¹ Дола­бел­лы (ведь ты так и напи­сал мне) впал в боль­шое отча­я­ние, вдруг пись­ма и Бру­та и твое! Он² обду­мы­ва­ет уда­ле­ние в изгна­ние. Я же видел дру­гую гавань, более под­хо­дя­щую к мое­му воз­рас­ту³; в нее я, дей­ст­ви­тель­но, пред­по­чел бы при­быть при бла­го­ден­ст­вии для Бру­та и по вос­ста­нов­ле­нии государ­ст­вен­но­го строя. Но имен­но теперь, как ты пишешь, — не то, чего хочешь. Ведь ты согла­сен со мной в том, что наш воз­раст не при­го­ден для похо­да, осо­бен­но при граж­дан­ской войне.

2. Анто­ний отве­тил мне толь­ко насчет Кло­дия — что моя мяг­кость и снис­хо­ди­тель­ность при­ят­на ему и доста­вит боль­шое удо­воль­ст­вие мне⁴. Но Пан­са, види­мо, вне себя из-за Кло­дия, так­же из-за Дейота­ра⁵ и выска­зы­ва­ет­ся суро­во, если хочешь верить. Одно, как мне, по край­ней мере, кажет­ся, нехо­ро­шо — он рез­ко пори­ца­ет дей­ст­вия Дола­бел­лы⁶.

3. Что каса­ет­ся увен­чан­ных⁷, то после того как сын тво­ей сест­ры был обви­нен отцом, он напи­сал в ответ, что он носил венок в честь Цеза­ря, снял по при­чине скор­би; в кон­це — что он охот­но выслу­ши­ва­ет упре­ки за то, что любит Цеза­ря даже после его смер­ти.

4. Дола­бел­ле я напи­сал тща­тель­но⁸, как ты, по тво­им сло­вам, нахо­дишь нуж­ным; так­же Сик­ке; на тебя это­го бре­ме­ни не взва­ли­ваю. Не хочу, чтобы он был сер­дит на тебя. С реча­ми Сер­вия зна­ком­люсь: вижу, что в них боль­ше стра­ха, чем разу­ма; но так как все мы пере­пу­га­ны, согла­ша­юсь с Сер­ви­ем. Пуб­ли­лий хит­рил с тобой; ведь ими сюда была при­сла­на Церел­лия в каче­стве посла ко мне; я лег­ко убедил ее в том, что то, о чем она про­сит, мне даже не доз­во­ле­но, не толь­ко не угод­но⁹. Если уви­жу Анто­ния, насто­я­тель­но пого­во­рю насчет Бутро­та.

5. Пере­хо­жу к более све­же­му пись­му; впро­чем, насчет Сер­вия я уже отве­тил. «Я пред­став­ляю дея­ние Дола­бел­лы вели­ким»¹⁰. Кля­нусь, мне кажет­ся, что боль­шее не было воз­мож­но в таком деле и в такое вре­мя. Одна­ко, что бы я ни возда­вал ему, я воздаю на осно­ва­нии тво­е­го пись­ма. С тобой же согла­сен, что его более вели­ким дея­ни­ем будет, если он выпла­тит мне то, что был дол­жен. Я бы хотел, чтобы Брут был в Асту­ре.

6. Ты хва­лишь меня за то, что я не при­ни­маю реше­ния насчет отъ­езда, преж­де чем не уви­жу, во что это выльет­ся; я изме­няю мне­ние, но все-таки — ниче­го, пока не уви­жу тебя. Раду­юсь, что моя Атти­ка бла­го­да­рит меня за мать; ей я пре­до­ста­вил всю усадь­бу и кла­до­вую и думал увидеть ее за четы­ре дня до ид. Ты пере­дашь при­вет Атти­ке, я буду забот­ли­во обе­ре­гать Пилию.