Издательство Академии Наук СССР, Москва—Ленинград, 1951.
Перевод и комментарии В. О. Горенштейна.
799. Титу Помпонию Аттику, в Рим
Путеольская усадьба, 5 ноября 44 г.
1. В ноны я получил от тебя два письма, одно из которых ты отправил в календы, другое — накануне. Итак, сначала на более раннее. Радуюсь, что ты одобряешь мой труд1, из которого ты выбрал самые цветки. Они мне показались более пышными благодаря твоей оценке; ведь я страшился твоего знаменитого красненького карандашика2. Что касается Сикки, это так, как ты пишешь: я насилу удержался от упоминания о той страсти3. Поэтому коснусь этого без какого-либо осуждения Сикки или Септимии, только чтобы дети детей4 знали, что он5 без Луцилиева фалла6 имел детей от дочери Гая Фадия7. О, если бы я дождался дня, когда эта речь8 распространится так свободно, что проникнет даже в дом Сикки! Но «нужно то время, которое было при тех тресвирах»9. Пусть умру я, если не остроумно! Ты же прочтешь Сексту10 и напишешь мне о его суждении. «Один сто́ит для меня десяти тысяч»11. Остерегайся вмешательства Калена и Кальвены12.
2. Ты опасаешься показаться мне болтуном; кто в меньшей степени — мне, которому, как Аристофану ямб Архилоха13, так твое длиннейшее письмо кажется также наилучшим. Что касается твоего совета мне, то если бы даже ты и порицал, я не только легко терпел бы это, но даже радовался бы, так как в порицании содержится благоразумие и доброжелательность. Поэтому я охотно исправлю то, что ты заметил, — «по тому же праву, по какому и имущество Рубрия», вместо «по какому и Сципиона»14, — и сниму верхушку с похвал Долабелле. Однако в этом месте, как мне кажется, есть прекрасная ирония: я говорю, что он трижды был в строю против граждан15. Предпочитаю также твое: «самое недостойное — это, что он жив», а не «что недостойнее?»16.
3. Твое одобрение
4. Вот ответ на второе письмо.
Я и затребовал его книгу и написал Афинодору Кальву25, чтобы он прислал мне главное, — этого я жду. Пожалуйста, напомни ему и попроси — возможно скорее. У него говорится о должном сообразно с обстоятельствами. Ты спрашиваешь о названии; не сомневаюсь, что «должное» — это «обязанность», разве только ты предложишь что-нибудь другое; но название «Об обязанностях» полнее. Посвящаю я сыну Цицерону; это не показалось мне неуместным.
5. Насчет Миртила ясно26. О, как ты их всегда!.. Так ли? Против Децима Брута? Боги их!..
6. Как я писал, я не удалялся в помпейскую усадьбу, во-первых, из-за погоды, отвратительнее которой нет ничего; затем, — от Октавиана каждый день письмо, чтобы я взялся за дело, прибыл в Капую, вторично спас государство27, в Рим, во всяком случае, — немедленно.
Однако он действовал и действует очень решительно. В Рим он прибудет с большим отрядом; но он совсем мальчик: считает, что сенат соберется немедленно. Кто придет? Если придут, то кто, при неопределенности положения, заденет Антония? В январские календы29 он, пожалуй, будет оплотом, или же сразятся ранее. К мальчику муниципии удивительно расположены. Ведь он, совершая поездку в Самний, побывал в Калах, останавливался в Теане; удивительная встреча и поощрение. Ты бы это подумал. Поэтому в Рим я скорее, нежели решил. Как только приму решение, напишу.
7. Хотя я еще не читал договоров30 (ведь Эрот не приезжал), всё же, пожалуйста, заверши дело в канун ид. Мне будет удобнее послать письмо в Катину, Тавромений, Сиракузы, если переводчик Валерий сообщит мне имена влиятельных людей. Ведь одни — в одно время, другие в другое31, а мои близкие почти вымерли. Я все-таки написал официально, на случай, если бы Валерий захотел к ним прибегнуть; или пусть он сообщит мне имена.
8. Что касается Лепидовых празднеств32, то Бальб сказал мне, что они продлятся до дня за два дня до календ. Буду ждать твоего письма и рассчитываю узнать о дельце Торквата. Посылаю тебе письмо Квинта, чтобы ты знал, как сильно он любит того, кто, к его огорчению, менее любим тобой33. Я хочу, чтобы ты от моего имени поцеловал Аттику, так как она — что у детей самое лучшее — веселенькая34.
ПРИМЕЧАНИЯ