САНДАЛИЯ (so­lea).

1. Самой при­ми­тив­ной фор­мой обу­ви явля­ют­ся сан­да­лии. Они состо­ят про­сто из пле­тё­ной, кожа­ной, вой­лоч­ной или дере­вян­ной подош­вы, при­вя­зан­ной к ноге рем­ня­ми и завяз­ка­ми. Их носи­ли не толь­ко гре­ки и рим­ляне во все вре­ме­на — они суще­ст­ву­ют и поныне. Для иссле­до­ва­ния исполь­зо­ва­ния сан­да­лий в клас­си­че­скую эпо­ху огром­ную труд­ность пред­став­ля­ет их отли­че­ние от раз­ных типов баш­ма­ков и туфель, кото­рые исполь­зо­ва­лись наряду с ними. Даже если бы мы мог­ли иден­ти­фи­ци­ро­вать раз­лич­ные фор­мы, упо­мя­ну­тые в лите­ра­ту­ре, с теми, кото­рые изо­бра­же­ны на памят­ни­ках, это не реши­ло бы вопрос, ибо суще­ст­ву­ет столь­ко про­ме­жу­точ­ных форм, пере­хо­дя­щих от одно­го клас­са к дру­го­му, что меж­ду ними невоз­мож­но про­ве­сти твёр­дую и чёт­кую гра­ни­цу.

В гоме­ров­скую эпо­ху πέ­διλα, кото­рые носи­ли муж­чи­ны (Il. II. 44 и т. д.), несо­мнен­но, были сан­да­ли­я­ми, так как они назы­ва­лись ὑπο­δήμα­τα (Od. VIII. 368) и при­вя­зы­ва­лись к ногам (Il. XXIV. 340 и т. д.). Неиз­вест­но, исполь­зо­ва­ли ли их жен­щи­ны, одна­ко боги­ни носи­ли их вне дома (Il. XIV. 186). Эпи­те­ты «пре­крас­ные» (κα­λά), «золотые» (χρυ­σεῖα), «боже­ст­вен­ные» (ἀμβρό­σια), кото­рые им дают­ся, не содер­жат ника­ких сведе­ний об их фор­ме и спо­со­бе изготов­ле­ния. Одна­ко сан­да­лии, кото­рые носил про­стой народ, види­мо, были чрез­вы­чай­но про­сты, ибо сооб­ща­ет­ся, что когда Эвмей отправ­лял­ся в город, он сде­лал себе пару из хоро­шо выде­лан­ной воло­вьей кожи (Od. XIV. 23). Такие сан­да­лии носи­ли в сель­ской мест­но­сти и позд­нее: их упо­ми­на­ет Сап­фо (Frag. 98, Bergk, τὰ δὲ σάμ­βα­λα πεμ­πε­βόηα^[1]), а совет Геси­о­да высти­лать их вой­ло­ком (Op. 541) пред­по­ла­га­ет, что они отно­си­лись к тому же типу, что и сан­да­лии, кото­рые наде­ва­ют на очень тол­стые чул­ки наро­ды ниж­не­го Дуная; луч­ше все­го извест­на фор­ма, при­ня­тая в бол­гар­ской армии. В слу­чае край­ней необ­хо­ди­мо­сти такие сан­да­лии дела­ли даже из недуб­лё­ной кожи, и они были извест­ны как кар­ба­ти­ны (καρ­βα­τίναι, Xen. Anab. IV. 5).

В клас­си­че­скую эпо­ху гре­ки неред­ко ходи­ли боси­ком. У спар­тан­цев это даже было пред­у­смот­ре­но их дис­ци­пли­ной (Xen. Rep. Lac. II. 3, и пас­са­жи к ἀνυ­ποδη­σία в Becker-Göll, Cha­rik­les, III. 267), а фило­со­фы с.685 и дру­гие аске­ты при­ня­ли этот обы­чай в Афи­нах и в дру­гих местах (ср. Theocr. XIV. 5, Πυ­θαγο­ρικ­τὰς ὠχρὸς κἀνυ­πόδη­τος^[2]). Но даже Сократ, самый извест­ный из босых фило­со­фов (Aris­toph. Nub. 103), хотя и не носил обу­ви в сне­гах и льдах при Поти­дее, надел сан­да­лии, отправ­ля­ясь на ужин к Ага­фо­ну (Plat. Symp. 174), как было при­ня­то (Aris­toph. Eq. 889). Фасон и под­бор сан­да­лий и баш­ма­ков был дале­ко не послед­ней заботой гре­че­ско­го щёго­ля (Pla­to, Phae­do, с. 64 D), и извест­но мно­го шуток о не под­хо­дя­щей по раз­ме­ру обу­ви (Aris­toph. Eq. 321), что было явным при­зна­ком неотё­сан­но­сти (Theophr. Char. 4). Общим назва­ни­ем для всех сан­да­лий было ὑπό­δημα, в этом же смыс­ле исполь­зо­ва­лось сло­во σαν­δά­λιον или σάν­δα­λον (при­ня­тое ранее раз­гра­ни­че­ние этих слов было след­ст­ви­ем ошиб­ки Сал­ма­сия; ср. Pol­lux, VII. 84, ed. Kuhn).

Подош­ва сан­да­лии (πέλ­μα, κάτ­τυ­μα) пред­став­ля­ла собой один кусок или несколь­ко сло­ёв кожи. Напри­мер, одна сан­да­лия, обна­ру­жен­ная в Хер­со­не­се Таври­че­ском и хра­ня­ща­я­ся сего­дня в Санкт-Петер­бур­ге, име­ет подош­ву из один­на­дца­ти или две­на­дца­ти сло­ёв кожи, а её верх­няя поверх­ность укра­ше­на золо­том (Ste­pha­ni, Compte Ren­du, 1865; ср. 1881, с. 142, и табл. III. 4 и 5). Тол­стые подош­вы — как и совре­мен­ные высо­кие каб­лу­ки — носи­ли жен­щи­ны, чтобы казать­ся выше (ср. Xen. Oec. 10, 2). Кро­ме кожи, исполь­зо­ва­лось дере­во, не толь­ко для гру­бых и дешё­вых «сабо» (κρού­πεζαι, scul­po­neae), но и для доро­гих и изящ­ных жен­ских сан­да­лий (τυρ­ρη­νικά, Poll. VII. 92; Clem. Alex. Paed. II. 11, 116). В 1876 г. воз­ле Кер­чи в Кры­му был най­ден экзем­пляр, кото­рый, одна­ко, ско­рее все­го отно­сит­ся к рим­ской эпо­хе. Он состо­ит из трёх сло­ёв, соеди­нён­ных дере­вян­ны­ми гвоздя­ми; верх­ний слой выкра­шен в крас­ный цвет и покрыт кожей. По краю име­ет­ся несколь­ко пар отвер­стий для завя­зок или ремеш­ков (Compte Ren­du, 1881, p. 143, с рис.). Подош­вы дела­ли так­же из проб­ко­во­го дере­ва (ср. Ale­xis ap. Athen. XIII. 568).

Самой харак­тер­ной осо­бен­но­стью сан­да­лий был ζυ­γὸς, или ζυ­γόν — полос­ка, про­хо­див­шая попе­рёк паль­цев и удер­жи­вав­шая обувь на ноге (Arist. Lys. 416, и Schol. ad loc.). (У Стра­бо­на (VI. p. 259), одна­ко, выра­же­ние ἄζυ­γα σαν­δά­λια^[3] опре­де­лён­но озна­ча­ет, как счи­та­ет Бек­кер вопре­ки мне­нию Бёт­тихе­ра, раз­ные сан­да­лии, то есть, непар­ные). К этой полос­ке был при­креп­лён реме­шок, про­хо­див­ший меж­ду боль­шим и вто­рым паль­цем. Этот и дру­гие ремеш­ки, удер­жи­вав­шие дру­гие части подош­вы, обыч­но скреп­ля­лись пряж­кой (lin­gu­la) над подъ­ёмом. Она была метал­ли­че­ской и име­ла серд­це­вид­ную или листо­вид­ную фор­му. При­стра­стие Парра­сия к рос­ко­ши выра­жа­лось, в част­но­сти, в том, что он затя­ги­вал рем­ни на сан­да­ли­ях золоты­ми пряж­ка­ми (χρυ­σοῖς τε ἀνασ­παστοῖς ἐπέσ­φιγ­γε τῶν βλαυ­τῶν τοὺς ἀνα­γωγέας, Ath. XII. 543 f). Сеть из ремеш­ков и поло­сок ино­гда была настоль­ко плот­ной, что сан­да­лии прак­ти­че­ски пре­вра­ща­лись в баш­ма­ки и часто дохо­ди­ли до икры. Таки­ми, несо­мнен­но, были ῥαΐδια, кото­рые Пол­лукс (VII. 64) опи­сы­ва­ет как πο­λυ­έλικ­τον ὑπό­δημα^[4].

Что каса­ет­ся раз­лич­ных видов сан­да­лий, то о βλαῦται см. ста­тью Cal­ceus, т. I. с. 332. Бав­киды (βαυ­κίδες), тоже мод­ные и доро­гие (Poll. VII. 94), веро­ят­но, были на них похо­жи, но их носи­ли толь­ко жен­щи­ны. Кро­ме того, Ари­сто­фан упо­ми­на­ет πε­ριβα­ρίδες как рос­кош­ную раз­но­вид­ность сан­да­лий (Lys. 45, 47, 53), хотя Пол­лукс сооб­ща­ет, что их носи­ли толь­ко рабы. [О кре­пидах (κρῆ­πις) см. ста­тью Cre­pi­da.]

Как уже гово­ри­лось, сло­во ὑπο­δήμα­τα употреб­ля­лось доволь­но нечёт­ко, и хотя обыч­но оно обо­зна­ча­ло сан­да­лии, но ино­гда мог­ло ука­зы­вать и на закры­тую обувь. Так, в эдик­те Дио­кле­ти­а­на упо­ми­на­ют­ся ὑπο­δήμα­τα Βα­βυλω­νικά, а их латин­ски­ми экви­ва­лен­та­ми явля­ют­ся вави­лон­ские сан­да­лии (so­leae Ba­by­lo­ni­cae, IX. 17) и вави­лон­ские туфли (soc­ci Ba­by­lo­ni­ci, IX. 23). И περ­σι­καί, излюб­лен­ная жен­ская обувь в Афи­нах (Arist. Thesm. 734; Eccl. 319), долж­на была иметь закры­тый верх (ср. Id. Nub. 151).

В Риме не при­ня­то было появ­лять­ся на ули­це с откры­ты­ми нога­ми, и все сво­бод­ные люди, выхо­дя из дома, наде­ва­ли баш­ма­ки или туфли. Сан­да­лии и шлё­пан­цы носи­ли толь­ко в поме­ще­ни­ях, и выхо­дить в них нару­жу по гре­че­ско­му обы­чаю счи­та­лось при­зна­ком жен­ст­вен­но­сти. Дей­ст­ви­тель­но, это была излюб­лен­ная насмеш­ка рим­лян, при­вер­жен­ных древним тра­ди­ци­ям, над теми, кто счи­тал пал­лий и кре­пиды более удоб­ны­ми, чем тога и каль­цеи. При­вер­жен­цев при­стой­но­сти шоки­ро­ва­ли таким обра­зом Сци­пи­он Стар­ший (Liv. XXIX. 19, 12), Веррес (Cic. in Verr. V. 33), Анто­ний (Cic. Phil. II. 30), Гер­ма­ник (Tac. Ann. II. 59) и Кали­гу­ла (Suet. Cal. 52), и это пред­убеж­де­ние сохра­ня­лось ещё до прав­ле­ния Адри­а­на (Gell. XIII. 22, 1).

Одна­ко при­ня­то было при­хо­дить в сан­да­ли­ях на зва­ный ужин; дело в том, что, соглас­но обы­чаю, когда гость ложил­ся за стол, раб его разу­вал (so­leas de­me­re, Plaut. Tru­cul. 367; so­leas de­po­ne­re, Mart. III. 50, 3), и сан­да­лии были гораздо удоб­нее баш­ма­ков. Поэто­му фра­за «тре­бо­вать сан­да­лии» (so­leas pos­ce­re, Hor. Sat. II. 8, 77 и т. д.) озна­ча­ла «соби­рать­ся ухо­дить». Боль­шин­ство гостей при­бы­ва­ло в носил­ках, но те, кто не мог себе это­го поз­во­лить, шли в баш­ма­ках и нес­ли сан­да­лии с собой, под мыш­кой. (Hor. Epp. I. 13, 15). Общим латин­ским назва­ни­ем сан­да­лий было so­lea, а san­da­lium — это транс­ли­те­ра­ция, так нико­гда и не при­жив­ша­я­ся в Риме. [О кре­пидах см. ста­тью Cre­pi­da.] Из дру­гих раз­но­вид­но­стей наи­бо­лее извест­ны галль­ские сан­да­лии (gal­li­cae); они исполь­зо­ва­лись доль­ше все­го. В эдик­те Дио­кле­ти­а­на пере­чис­ле­но несколь­ко раз­ных видов муж­ских и жен­ских галль­ских сан­да­лий с оди­нар­ны­ми или двой­ны­ми подош­ва­ми, для путе­ше­ст­вий или сель­ской мест­но­сти (gal­li­cae vi­ri­les rus­ti­ca­nae bi­so­les, gal­li­cae vi­ri­les mo­no­so­les, gal­li­cae cur­so­riae, tau­ri­nae mu­lieb­res bi­so­les и mo­no­so­les, IX. 12), и это свиде­тель­ст­ву­ет, что они были попу­ляр­ны и очень рас­про­стра­не­ны. Что каса­ет­ся дру­гих раз­но­вид­но­стей, то патар­ские и вави­лон­ские, а так­же тиррен­ские (см. выше) сан­да­лии не были соб­ст­вен­но рим­ски­ми — их носи­ли во всём элли­ни­сти­че­ском мире.

Сан­да­лии на рим­ских памят­ни­ках не име­ют ника­ких суще­ст­вен­ных отли­чий от гре­че­ской фор­мы. (Becker-Göll, Cha­rik­les, III. 267, 281; Gal­lus, III. 227; — Her­mann-Blüm­ner, Lehrbuch, 181 foll., 196; Guhl and Ko­ner, с. 225; Iwan Mül­ler, Handbuch, IV. с. 404, 409, 427, 432, 806, 880, 930; Mar­quardt, Pri­vat­le­ben, 1886, с. 322, 595, 705; Bau­meis­ter, Denkmä­ler, art. Fussbek­lei­dung; Da­rem­berg and Sag­lio, Dict. d’An­tiq., arts. Blau­tai, Cre­pi­da; — Blüm­ner, Tech­no­lo­gie, I. 276; Le­ben u. Sit­ten, I. 60; — Büch­senschütz, Hauptstät­te, с. 91.)

2. So­lea, под­ко­вы для лоша­дей и мулов. Вопрос о том, когда имен­но в Евро­пе вошло в обы­чай под­ко­вы­вать лоша­дей, явля­ет­ся спор­ным; дру­гой, сле­дую­щий вопрос состо­ит в том, когда под­ко­вы впер­вые ста­ли при­би­вать гвоздя­ми. В гре­че­ской лите­ра­ту­ре до рим­ско­го заво­е­ва­ния нет вооб­ще ника­ких при­зна­ков под­ков для живот­ных, исклю­чая вер­блюдов, у кото­рых, соглас­но Ари­сто­те­лю с.686 (H. A. II. 6 = с. 499 a), во вре­мя воен­но­го похо­да было что-то вро­де обу­ви (καρ­βα­τίνη), при­вя­зан­ной под ступ­ня­ми; но его заме­ча­ние, что это дела­ет­ся пото­му, что у вер­блюдов мяг­кие (σαρ­κώ­δης) ноги, дела­ет этот пас­саж аргу­мен­том про­тив суще­ст­во­ва­ния кон­ских под­ков в Гре­ции это­го вре­ме­ни. Вряд ли есть необ­хо­ди­мость ука­зы­вать, что гоме­ров­ский эпи­тет «мед­но­но­гий» (χαλ­κό­πους, Il. XIII. 23), как и «мед­но­гро­хо­чу­щий» (χαλ­κοκρό­τος) у Ари­сто­фа­на (Eq. 551), отно­сит­ся про­сто к сту­ку кон­ских копыт и свиде­тель­ст­ву­ет о мате­ри­а­ле не боль­ше, чем «мед­но­звуч­ный» (χαλ­κεόφω­νος). Кро­ме того, сочи­не­ние Ксе­но­фон­та «О кон­ни­це» даёт нам не толь­ко аргу­мент от умол­ча­ния; в нём (гл. 4) при­во­дят­ся ука­за­ния о том, какое наполь­ное покры­тие в конюшне или на кон­ном дво­ре луч­ше все­го спо­соб­ст­ву­ет затвер­де­нию копыт. В «Ана­ба­си­се» (IV. 5, 36) Ксе­но­фонт опи­сы­ва­ет суще­ст­ву­ю­щий в гор­ной Арме­нии обы­чай обвя­зы­вать меш­ка­ми (σακ­κία: если толь­ко не читать σα­κία, то есть, дис­ки, сво­его рода малень­кие щиты) ноги лоша­дей и мулов; но это дела­лось толь­ко когда лежал снег, чтобы они не про­ва­ли­ва­лись: и сего­дня нечто вро­де болот­ной обу­ви для лоша­дей точ­но так же исполь­зу­ет­ся в Гол­лан­дии и неко­то­рых обла­стях Шот­лан­дии (Fle­ming, Hor­se-shoes, p. 319). Нако­нец, антич­ное искус­ство свиде­тель­ст­ву­ет о том же. У нас нет изо­бра­же­ний под­ко­ван­ных коней, хотя мож­но было бы ожи­дать, что, напри­мер, на фри­зе из Пар­фе­но­на будут вид­ны следы под­ков, если они суще­ст­во­ва­ли, как и узды. Вполне воз­мож­но, что, несмот­ря на все мето­ды укреп­ле­ния копыт, они быст­ро стап­ты­ва­лись на доро­гах, и исто­ри­ки дей­ст­ви­тель­но отме­ча­ют, что такое слу­ча­лось (Thuc. VII. 27; Diod. XVII. 94).

В рим­ской лите­ра­ту­ре вскользь упо­ми­на­ют­ся под­ко­вы для мулов: желез­ная под­ко­ва (fer­rea so­lea), остав­лен­ная в гря­зи (Ca­tull. VIII. 23); под­ко­вы мулов Вес­па­си­а­на (Suet. Vesp. 23); сереб­ря­ные под­ко­вы мулов Неро­на (Id. Ner. 30) и золотые под­ко­вы мулов Поппеи (Plin. H. N. XXXIII. § 140; cf. Dio Cass. LXII. 28). Отно­си­тель­но этих пас­са­жей сле­ду­ет отме­тить, что 1) все они отно­сят­ся к мулам; 2) что это, веро­ят­но, исклю­чи­тель­ные слу­чаи: либо у мулов были сла­бые или повреж­дён­ные ноги, либо, как в двух послед­них слу­ча­ях, это дела­лось напо­каз. Вряд ли мож­но усо­мнить­ся и в том, что эти под­ко­вы были не при­би­ты, а при­вя­за­ны, как будет опи­са­но ниже; Арри­ан (in Epict. 3) гово­рит о под­ко­вах (ὑπο­δημά­τια) для ослов.

Исполь­зо­ва­ние пень­ко­вых под­ков или сан­да­лий (spar­tei), кото­рые при­вя­зы­ва­ли к повреж­дён­ным копы­там, отме­ча­ют Колу­мел­ла (VI. 12), Гален (de Alim. I. 9) и Веге­ций (I. 26), даю­щий чёт­кие ука­за­ния, что чув­ст­ви­тель­ные или повреж­дён­ные копы­та долж­ны быть обу­ты (cal­cea­ti) в желез­ные или пень­ко­вые под­ко­вы, при­вя­зан­ные лен­та­ми (lem­nis­ci) или повяз­ка­ми (fas­cio­lae). Ясно, что эти авто­ры гово­рят о мерах, при­ни­мав­ших­ся в исклю­чи­тель­ных слу­ча­ях; более того, Колу­мел­ла (I. 73) реко­мен­ду­ет делать в конюш­нях дубо­вый пол, «nam hoc ge­nus lig­ni equo­rum un­gu­las ad sa­xo­rum instar ob­du­rat»^[5], а это пред­по­ла­га­ет, что, по его мне­нию, лоша­дей не под­ко­вы­ва­ли. Вывод о том, что кон­ские под­ко­вы исполь­зо­ва­лась толь­ко в исклю­чи­тель­ных слу­ча­ях, мож­но сде­лать и из их отсут­ст­вия в пере­чне кон­ско­го сна­ря­же­ния (ἱπ­πι­κὰ σκεύη), кото­рый при­во­дит Пол­лукс (X. 56).

Что каса­ет­ся при­би­вае­мых под­ков, то, хотя кажет­ся, что стро­ки Три­фи­о­до­ра («Взя­тие Трои», 86) οὐ μὲν ἐπὶ κνήμῃσιν ἀχαλ­κέες ἔξε­χον ὁπλαί^[6] и т. д., дока­зы­ва­ют, что в его вре­мя (V в. н. э.?) коней обыч­но под­ко­вы­ва­ли, одна­ко невоз­мож­но ска­зать, име­ет ли он в виду при­би­тые или при­вя­зан­ные под­ко­вы. Беккман цити­ру­ет пас­саж из Льва (Tac­ti­ca, V. 4), кото­рый, по-види­мо­му, спра­вед­ли­во счи­та­ет пер­вым упо­ми­на­ни­ем о под­ко­вах, при­би­вае­мых гвоздя­ми. Сло­ва это­го пас­са­жа (где опи­сы­ва­ет­ся часть кон­но­го сна­ря­же­ния) тако­вы: σε­ληναῖα σι­δηρᾶ με­τὰ καρ­φίων, то есть, «желез­ные под­ко­вы с гвоздя­ми». Одна­ко, по наше­му мне­нию, оши­боч­но делать вывод, что в этом тек­сте IX в. н. э. отме­ча­ет­ся пер­вое исполь­зо­ва­ние кон­ских под­ков с гвоздя­ми в их нынеш­ней фор­ме. У нас име­ет­ся не толь­ко рельеф из Гал­лии (см. Bau­meis­ter, Denkm. fig. 2322) с повоз­кой (car­ru­ca), запря­жён­ной лошадь­ми, под­ко­вы кото­рых при­би­ты гвоздя­ми, но и антич­ные кон­ские под­ко­вы, не отли­чаю­щи­е­ся по фор­ме от нынеш­них, най­ден­ные во Фран­ции, Швей­ца­рии и Гер­ма­нии, а несколь­ко — и в нашей стране [в Англии. — Прим. ред. сай­та]. Их опи­са­ние с иллю­ст­ра­ци­я­ми мож­но най­ти у Фле­мин­га (op. cit. гл. 3—6). Нет сомне­ний в том, что они очень древ­ние, но, по наше­му мне­нию, Фле­минг оши­ба­ет­ся, отно­ся неко­то­рые из них к эпо­хе Юлия Цеза­ря. Место их обна­ру­же­ния не столь точ­но извест­но, чтобы под­твер­ждать подоб­ное убеж­де­ние; а если бы их тогда исполь­зо­ва­ли в Гал­лии, то, несо­мнен­но, заим­ст­во­ва­ли бы и в Ита­лии (хотя бы в каких-то мас­шта­бах), а в этом слу­чае они могут не встре­чать­ся в текстах обще­го харак­те­ра, но сле­до­ва­ло бы ожи­дать их упо­ми­на­ния у Веге­ция, и, тем более, мы несо­мнен­но нашли бы куз­ни­цу в Пом­пе­ях. Кро­ме того, было бы стран­но, что их не упо­ми­на­ет Цезарь. Ско­рее сле­ду­ет сде­лать вывод, что гал­лы нача­ли при­би­вать под­ко­вы гвоздя­ми гораздо поз­же эпо­хи Цеза­ря, воз­мож­но, уже после Веге­ция, а затем это изо­бре­те­ние рас­про­стра­ни­лось оттуда в Ита­лию и Гре­цию. Неиз­вест­но, суще­ст­во­вал ли в тогдаш­ней Гре­ции нынеш­ний обы­чай при­би­вать к копы­там желез­ные пла­сти­ны с одним лишь отвер­сти­ем в середине; но, посколь­ку сего­дня это турец­кий обы­чай, сле­ду­ет сде­лать вывод, что такие под­ко­вы при­нес­ли в Морею тур­ки, а сло­во σε­ληναῖα у Льва обо­зна­ча­ет насто­я­щие под­ко­вы. Изо­бра­жён­ные ниже пред­ме­ты часто назы­ва­ют «рим­ски­ми под­ко­ва­ми». Они най­де­ны во Фран­ции и в дру­гих местах; несколь­ко таких под­ков хра­нит­ся в музее Безан­со­на; на рис. 1 пред­став­ле­на под­ко­ва из Бри­тан­ско­го музея, най­ден­ная в Ренья­ке (Индр и Луа­ра); ещё одна, точ­но такая же, обна­ру­же­на в Тем­зе сре­ди рим­ских арте­фак­тов и опи­са­на в «Архео­ло­ги­че­ском жур­на­ле» как под­став­ка для лам­пы: Ar­chaeo­lo­gi­cal Jour­nal, XI. с.687 с. 416. На рис. 2 изо­бра­же­на под­ко­ва, кото­рая хра­нит­ся в Безан­соне. Мистер Фле­минг (гл. 7) счи­та­ет, что это тор­моз­ные колод­ки или тор­моз­ные баш­ма­ки для колёс [Suffla­men], но мно­гие из них, если не все, пло­хо годят­ся для этой цели. Мы пола­га­ем, что пра­виль­нее счи­тать их «кон­ски­ми сан­да­ли­я­ми», кото­рые кре­пи­лись так, как изо­бра­же­но на рис. 3, но исполь­зо­ва­лись лишь в исклю­чи­тель­ных слу­ча­ях, для повреж­дён­ных или потрес­кав­ших­ся копыт. Это поз­во­ля­ет объ­яс­нить, поче­му они обна­ру­жи­ва­ют­ся не так часто, а так­же тот факт, что они были най­де­ны рядом с древни­ми под­ко­ва­ми, кото­рые при­би­ва­лись гвоздя­ми. (См. так­же Beck­mann, Hist. of In­ven­tions, II. 270 ff.; более подроб­но: Fle­ming, Hor­se-shoes and Hor­se-shoeing, гл. 1—7.)

Рис. 1
Рис. 2	Рис. 3