Перевод с латинского С. В. Шервинского.
Комментарий Е. Г. Рабинович.
Лат. текст приводится по изд.: Virgil. T. II. Aeneid VII—XII // Loeb Classical Library, 1950 (2-е испр. переизд. 1918, репр. 1934).
«Приложение» включает в себя как юношеские стихотворения Вергилия, так и приписанные ему позднее. На фоне несомненной авторской принадлежности «Буколик», «Георгик» и «Энеиды» в данном случае авторство Вергилия всегда представлялось сомнительным и вызывало неиссякаемые споры. Еще знаменитый комментатор Вергилия Сервий (V в. н. э.) перечислил в своем обширном труде восемь юношеских произведений Вергилия: «Комар», «Скопа́», «Проклятья», «Трактирщица», «Завтрак», «Этна», «Меценат», «Смесь». Упоминаются некоторые из этих стихотворений и у других античных авторов. Позднее, в эпоху гиперкритического подхода к текстам, все юношеское наследие Вергилия было отвергнуто как неподлинное. Исключение составили только V и VI стихотворения из «Смеси». Однако сейчас гиперкритический негативизм уступает место более гибкому анализу. Таким образом, можно полагать, что если и не все стихи, традиционно включаемые в «Приложение», написаны самим Вергилием, то некоторые из них все-таки принадлежат ему, а некоторые написаны членами того же поэтического кружка. Тем не менее и в настоящее время существуют крайние точки зрения: так, немецкий филолог Бюхнер (и его последователи) отрицает авторство Вергилия во всех случаях, кроме упомянутых двух эпиграмм, а итальянский литературовед Ростаньи (и большинство итальянских ученых) вслед за Сервием приписывает Вергилию все перечисленные произведения. Из двух эпиллиев, помещенных в настоящем «Приложении», «Комар» почти наверняка принадлежит Вергилию — в отличие от «Скопы», написанной, по всей видимости, после «Энеиды» (о «Скопе» см. ниже). «Проклятья» и «Лидия» (объединявшиеся большинством манускриптов под общим названием «Проклятья») явно соотносятся с биографией Вергилия, и нет оснований считать, будто они написаны кем-то другим, как и большая часть «Смеси». В «Трактирщице» заметно подражание Катуллу (Бюхнер), однако Вергилий в годы ученичества не миновал влияния Катулла. «Завтрак», вероятно, представляет собой перевод, но тематика этого стихотворения столь близка склонностям и интересам Вергилия, что и тут нет оснований отрицать его авторство. «Этна» и элегия на смерть Мецената в «Приложение» не включены, поскольку несомненно не принадлежат Вергилию. Этот эпиллий написан Вергилием в шестнадцатилетнем возрасте, когда он учился в Риме. По мнению большинства исследователей, в «Комаре» пародируется стиль ритора Эпидия, преподававшего как Вергилию, так и его младшему другу Октавию, адресату поэмы. Однако Ф. Зелинский небезосновательно предполагает, что «Комар» — перевод с греческого.
В шутку, Октавий, я пел под флейту резвой Тали́и, Сплел покуда зачин, паутине тонкой подобный; В шутку! Так пусть комара стихи ученые славят, Пусть же повесть моя и далее будет забавной, |
|
Lusimus, Octavi, gracili modulante Thalia atque ut araneoli tenuem formavimus orsum. lusimus: haec propter Culicis sint carmina dicta, omnis ut historiae per ludum consonet ordo |
|
5 | Даже коль речь о вождях — и пусть косится завистник! Всякого, кто обвинять шаловливую музу возьмется, Будет людскою молвой комара ничтожнее признан. Позже с тобой говорить величавей моя обещает Муза, когда небеса принесут мне плод непременный |
notitiae. doctrina, vaces licet: invidus absit. quisquis erit culpare iocos Musamque paratus, pondere vel Culicis levior famaque feretur. posterius graviore sono tibi Musa loquetur nostra, dabunt cum securos mihi tempora fructus, |
|
10 | И отшлифую стихи, твоего достойные вкуса. Феб, Латоны благой и Юпитера вышнего отпрыск, Сам да пребудет вождем и создателем этой поэмы И опекает ее, бряцая на лире певучей, В Арне ли был он, где Ксанф струит химерейскую влагу, |
ut tibi digna tuo poliantur carmina sensu. Latonae magnique Iovis decus, aurea proles, Phoebus erit nostri princeps et carminis auctor et recinente lyra fautor, sive educat illum Arna Chimaereo Xanthi perfusa liquore, |
|
15 | Или в Астерии был рожден, или там, где разлатый Широколобый Парнас рога свои врозь расставляет, Там, где струистой стопой скользят кастальские воды. Так поспешайте сюда, украшенье Пиерии влажной, Сестры наяды, и здесь хороводами бога прославьте! |
seu decus Asteriae seu qua Parnasia rupes hinc atque hinc patula praepandit cornua fronte, Castaliaeque sonans liquido pede labitur unda. quare, Pierii laticis decus, ite, sorores Naides, et celebrate deum ludente chorea. |
|
20 | Палес святая, и ты, кого почитают селяне Ради грядущих благ, ты, хранящая люд деревенский, Рощ воздушных красу и лесов зеленые чащи, — Как я счастлив бродить средь долин и пещер, где царишь ты! Также и ты, чьи не зря мне внушили доверие книги, |
et tu, sancta Pales, ad quam ventura recurrunt agrestum bona fetura — sit cura tenentis aerios nemorum cultus silvasque virentis: te cultrice vagus saltus feror inter et antra. Et tu, cui meritis oritur fiducia chartis, |
|
25 | Чтимый Октавий, к моим начинаньям будь благосклонен! Мальчик святой, для тебя эта песня, в которой прискорбной Битвы Юпитера нет, ни построенных ратей, от коих Флиры дрожала земля, орошенная кровью гигантов; В ней не поется о том, как с кентаврами бились лапифы, |
Octavi venerande, meis adlabere coeptis, sancte puer: tibi namque canit non pagina bellum triste Iovis ponitque . . . . . . . . . Phlegra, Giganteo sparsa est quae sanguine tellus, nec Centaureos Lapithas compellit in ensis, |
|
30 | В ней не сжигает восток огнем твердыню Кекропа; Пусть ни прорытый Афон, ни Понт в бессильных оковах В свитке не ищут моем своей славы отзвуков поздних, Ни Геллеспонт, что был истоптан копытами коней, Греция в страхе когда ожидала нашествия персов: |
urit Erichthonias Oriens non ignibus arces; non perfossus Athos nec magno vincula ponto iacta meo quaerent iam sera volumine famam, non Hellespontus pedibus pulsatus equorum, Graecia cum timuit venientis undique Persas: |
|
35 | Тихая песня моя, стихом текущая плавным, Рада шутить, зная силы свои, вдохновляема Фебом. Это, о мальчик святой, ты должен помнить. Да будет Слава, сияя в веках, навсегда неразлучна с тобою. Место навечно твое да будет в ряду благочестных, |
mollia sed tenui pede currere carmina, versu viribus apta suis Phoebo duce ludere gaudet. hoc tibi, sancte puer: memorabilis et tibi certet gloria perpetuum lucens, mansura per aevum, et tibi sede pia maneat locus, et tibi sospes |
|
40 | Жизнь твоя не спеша да течет по счастливому руслу, Добрым на радость светя; а я свою песнь зачинаю. Солнце уже, распалясь, поднималось в твердыни эфира, Светоч слепящий взнося в золотой своей колеснице, Розовокудрая, встав, прогнала уже сумрак Аврора, |
debita felicis memoretur vita per annos, grata bonis lucens. sed nos ad coepta feramur. Igneus aetherias iam Sol penetrarat in arces, candidaque aurato quatiebat lumina curru, crinibus et roseis tenebras Aurora fugarat: |
|
45 | Вот уж пастух перегнал из загона на злачную пажить Коз, а сам забрался на вершину крутого пригорка, Где пожелтелой травой покрыты просторные склоны. Вот уже козы его по лесам, по кустам разбрелися, Скрылись в долинах одни, а другие, блуждая на воле, |
propulit e stabulis ad pabula laeta capellas pastor et excelsi montis iuga summa petivit, lurida qua patulos velabant gramina collis. iam silvis dumisque vagae, iam vallibus abdunt corpora, iamque omni celeres e parte vagantes |
|
50 | Нежные трав стебельки осторожным срезали укусом. Там, где в щербинах нагих нависали над пропастью скалы, С веток повисших они земляничника ягоды щиплют, С жадностью в частых кустах виноградины дикие ищут; Эта спешит оборвать верхушку склоненную ивы |
tondebant tenero viridantia gramina morsu. scrupea desertis errabant ad cava ripis pendula proiectis carpuntur et arbuta ramis densaque virgultis avide labrusca petuntur; haec suspensa rapit carpente cacumina morsu |
|
55 | Юной, а та — обглодать едва подросшие ольхи, Эта терновых кустов обдирает побеги, а эта Не отойдет от ручья, и собой, и водою любуясь. Счастлива жизнь пастуха, — если кто, возгордившись наукой, Бедность простую не стал презирать и ценою роскошеств |
vel salicis lentae vel quae nova nascitur alnus, haec teneras fruticum sentis rimatur, at illa imminet in rivi, praestantis imaginis, undam. O bona pastoris (si quis non pauperis usum mente prius docta fastidiat et probet illis |
|
60 | Все, что ни есть, измерять, кто сумел забыть о заботе, Непримиренных людей терзающей алчную душу; Кто и не мыслит о том, омыта ли в пурпуре дважды Шерсть, что ценою равна богатствам Аттала; чью душу Алчную ни потолок не томит золоченый, наборный, |
somnia luxuriae spretis), incognita curis, quae lacerant avidas inimico pectore mentes! si non Assyrio fuerint bis lauta colore Attalicis opibus data vellera, si nitor auri sub laqueare domus animum non tangit avarum |
|
65 | Или картин красота; кто не видит пользы в сверканье Пестрых камней, чьи кубки чекан не украсил Алькона Или Боета резец, кто не ценит жемчуг индийский — Раковин редкостный дар, но зато, с душою невинной, Часто на мягкой траве простирает усталое тело |
picturaeque decus, lapidum nec fulgor in ulla cognitus utilitate manet, nec pocula gratum Alconis referunt Boethique toreuma nec Indi conchea baca maris pretio est: at pectore puro saepe super tenero prosternit gramine corpus, |
|
70 | В дни благодатной весны, когда распускаются почки И многоцветной травой земля украшает поляны; Радует душу его звучанье болотной тростинки, Жизнь досужна его, в ней ни зависти нет, ни обмана. Сам он хозяин себе, лозою Тмола укрытый — |
florida cum tellus, gemmantis picta per herbas vere notat dulci distincta coloribus arva; atque illum, calamo laetum recinente palustri otiaque invidia degentem et fraude remota pollentemque sibi, viridi iam palmite lucens |
|
75 | Нежной одеждой ее, из листьев зеленых сплетенной. Сердцу любезны его и млекоточивые козы, Палес, что множит приплод, и леса, и пещеры средь горных Троп, где все время ручьев нарождаются новые струи. Жизни желанный срок провесть возможно ль счастливей |
Tmolia pampineo subter coma velat amictu. illi sunt gratae rorantes lacte capellae et nemus et fecunda Pales et vallibus intus semper opaca novis manantia fontibus antra. Quis magis optato queat esse beatior aevo, |
|
80 | Тех, чьи чувства чисты, кто душой отвергает богатства, Алчность будящие в ней и ни войн не боится плачевных, Ни погибельных битв, когда флоты встречаются в море, Кто, дабы храмы богов украсить блистаньем доспехов Вражьих и все перейти рубежи в стяжанье надменно, |
quam qui mente procul pura sensuque probando non avidas agnovit opes nec tristia bella nec funesta timet validae certamina classis nec, spoliis dum sancta deum fulgentibus ornet templa vel evectus finem transcendat habendi, |
|
85 | Не подставляет груди добровольно врагу под удары? Он серпоносного чтит безыскусно точеного бога, Рощи священные чтит, и взамен благовоний панхайских Служат ему полевые цветы и пахучие травы, Сладостен сон у него, его наслажденья невинны, |
adversum saevis ultro caput hostibus offert? illi falce deus colitur, non arte politus, ille colit lucos, illi Panchaia tura floribus agrestes herbae variantibus addunt; illi dulcis adest requies et pura voluptas, |
|
90 | Просты заботы, и все об одном, к одному устремляет Все свои помыслы он, об одном тревожится сердце: Чтоб не нуждаться ни в чем, любой довольствуясь пищей, И чтобы сладостный сон освежил усталое тело. Вы, о стада! Вы, о Паны! И вы, Темпейские долы, |
libera, simplicibus curis; huc imminet, omnis derigit huc sensus, haec cura est subdita cordi, quolibet ut requie victu contentus abundet, iucundoque liget languentia corpora somno. o pecudes, o Panes et o gratissima Tempe |
|
95 | Гамадриад святые места, где попросту чтит их Каждый пастух, что с самим потягаться аскрейским поэтом Может, мирную жизнь проводя с душой безмятежной. Так размышляя, пастух отгоняет заботы дневные И, опираясь на свой изогнутый посох, выводит, |
fontis Hamadryadum, quarum non divite cultu aemulus Ascraeo pastor sibi quisque poetae securam placido traducit pectore vitam! Talibus in studiis baculo dum nixus apricas pastor agit curas et dum non arte canora |
|
100 | Дуя в тростинку, напев привычной пастушеской песни; Гиперионов огонь между тем лучи простирает До океанских брегов, впереди и сзади лежащих, В царстве эфирном раздел светозарным отметив сияньем. И уж пастух погонял своих коз, и они поспешали |
compacta solitum modulatur harundine carmen, tendit inevectus radios Hyperionis ardor, lucidaque aetherio ponit discrimina mundo, qua iacit Oceanum flammas in utrumque rapacis. et iam compellente vagae pastore capellae |
|
105 | Вниз, туда, где журчал ручей с неглубокой водою И голубея бежал по лону из свежего моха. На половине пути уже солнца была колесница, И уж в глубокую тень пастух позагнал свое стадо; Издали стал он глядеть, как они разлеглись, отдыхая, |
ima susurrantis repetebant ad vada lymphae, quae subter viridem residebant caerula muscum. iam medias operum partis evectus erat Sol, cum densas pastor pecudes cogebat in umbras. ut procul aspexit luco residere virenti, |
|
110 | В роще тенистой твоей, Делийская дева-богиня. Встарь прибежала сюда, одержима безумьем, Агава: Гнал Никтелий ее, обагрившую руки убийством, Вдаль по холодным хребтам, и она задремала в пещере После вакхических буйств, чтобы вскоре ответить за сына. |
Delia diva, tuo, quo quondam victa furore venit Nyctelium fugiens Cadmeis Agaue, infandas scelerata manus e caede cruenta — quae gelidis bacchata iugis requievit in antro, posterius poenam nati de morte datura. |
|
115 | Здесь же и Паны в те дни на злачных резвились лужайках, В сонме наяд и дриад здесь вели хороводы сатиры; С меньшею силой Орфей удержал течение Гебра Меж берегов и леса покорял сладкозвучною песней, Чем удержало тебя, богиня, быстрая в беге, |
hic etiam viridi ludentes Panes in herba et Satyri Dryadesque chorus egere puellae Naiadum coetu: tantum non Orpheus Hebrum restantem tenuit ripis silvasque canendo, quantum te, pernix, remorantur, diva, chorea |
|
120 | Пляски веселье, твой лик заливая румянцем восторга. Здесь природа сама создала приют шелестящий, Чтобы в прохладной тени обновлялись усталые силы. Там из пологих долин подъемлются к небу высоко Кроны платанов, меж них возрастает погибельный лотос, |
multa tuo laetae fundentes gaudia voltu, ipsa loci natura domum, resonante susurro, quis dabat et dulci fessas refovebat in umbra. Nam primum prona surgebant valle patentes aeriae platanus, inter quas impia lotos, |
|
125 | Гибельный, ибо друзей он увел горемыки-Улисса, Сладостью их чрезмерной пленив на далекой чужбине; Здесь же и те, кого, огненогими сброшен конями, В горе поверг Фаэтон и тоской изменил их обличья — Купы сестер — Гелиад, с чьих рук, что стали ветвями, |
impia, quae socios Ithaci maerentis abegit, hospita dum nimia tenuit dulcedine captos. at quibus insigni curru proiectus equorum ambustus Phaethon luctu mutaverat artus, Heliades, teneris implexae bracchia truncis, |
|
130 | Ныне густая листва опускается белым покровом. Рядом и ты, кому уготовил печальную участь Демофоонт — всю жизнь об измене рыдать, вероломный Демофоонт, девических слез и доныне причина. Возле нее и дубы, глашатаи вышних вещаний, |
candida fundebant tentis velamina ramis. posterius, cui Demophoon aeterna reliquit perfidiam lamentanti mala: perfide multis, perfide, Demophoon, et nunc dicende puellis! quam comitabantur, fatalia carmina, quercus, |
|
135 | Старцы-дубы, нам дававшие жизнь прежде злаков Цереры (Колосом их заменила потом борозда Триптолема), Здесь же рядом сосна, которою славился Арго, Ныне шершавой корой и стройностью лес украшает, С гор поднебесных стремясь до звезд дотянуться верхушкой. |
quercus ante datae Cereris quam semina vitae: illas Triptolemi mutavit sulcus aristis. hic magnum Argoae navi decus edita pinus proceros decorat silvas hirsuta per artus, ac petit aeriis contingere montibus astra. |
|
140 | Тут же и каменный дуб с кипарисом безрадостным рядом, В тень тут буки манят, и плющ тополям обвивает Руки, чтоб в грудь не били они, о брате тоскуя, Сам же неспешно ползет до верхушки и там оттеняет Цвет золотистых кистей зеленой бледностью листьев. |
ilicis et nigrae species et fleta cupressus umbrosaeque manent fagus hederaeque ligantes bracchia, fraternos plangat ne populus ictus, ipsaeque escendunt ad summa cacumina lentae pinguntque aureolos viridi pallore corymbos; |
|
145 | Здесь же и мирты росли, что судьбу свою прошлую знают. Много ютится и птиц на ветвях развесистых в роще, Где на все голоса раздаются их нежные песни. Под деревами внизу, из ключей ледяных вытекая И принимая ручьи, поток миротворно струился. |
quis aderat veteris myrtus non nescia fati. at volucres patulis residentes dulcia ramis carmina per varios edunt resonantia cantus. his suberat gelidis manans e fontibus unda, quae levibus placidum rivis sonat acta liquorem; |
|
150 | Всюду, где только в ушах ни звенит щебетание пернатых, Слышны и жалобы тех, чье пловучее тело лелеет Илистых вод теплота: разносит их возгласы эхо И оглашается зной цикад пронзительным звоном. Там и сям разлеглись жарой утомленные козы |
et quaqua geminas avium vox obstrepit auris, hac querulae referunt voces, quis nantia limo corpora lympha fovet; sonitus alit aeris echo, argutis et cuncta fremunt ardore cicadis. at circa passim fessae cubuere capellae |
|
155 | Между высоких кустов, чьи ветки спутать не может Тихим дыханьем своим набегающий ласковый ветер. Только улегся пастух в тени отдохнуть у потока, Как погрузился тотчас в глубокую сладкую дрему; Козней ничьих не боясь, на зеленой траве развалившись, |
excelsis subter dumis, quos leniter adflans aura susurrantis poscit confundere venti. Pastor, ut ad fontem densa requievit in umbra, mitem concepit proiectus membra soporem, anxius insidiis nullis, sed lentus in herbis |
|
160 | Он безмятежному сну поручил разомлевшее тело. Так, на земле распростерт, услаждал бы он сердце покоем, Если бы рок не велел вещам нежданным случиться, Ибо в положенный час, повторяя все те же извивы, К речке змея приползла, испещренное пятнами тело |
securo pressos somno mandaverat artus. stratus humi dulcem capiebat corde quietem, ni Fors incertos iussisset ducere casus. nam solitum volvens ad tempus tractibus isdem immanis vario maculatus corpore serpens, |
|
165 | Спрятать от зноя спеша поглубже в тине прохладной. Все на пути языком дрожащим она обрывала, Мерзким смрадом дыша, изгибая долгое тело. Взор ее, видящий все, поневоле внушал опасенье. Круче и круче она извилистый хвост извивает, |
mersus ut in limo magno subsideret aestu, obvia vibranti carpens, gravis aere, lingua, squamosos late torquebat motibus orbis: tollebant irae venientis ad omnia visus. iam magis atque magis corpus revolubile volvens |
|
170 | Вверх поднимается грудь в сверкающих блестках, и шея Тянется ввысь, вознося венчанную гребнем огромным Голову; пятна мрачат пурпурного блеск одеянья, Мрачно сверкают глаза, горящие пламенем злобным. Вот великанша-змея примерилась к месту и видит: |
attollit nitidis pectus fulgoribus, effert sublimi cervice caput, cui crista superne edita, purpureo lucens maculatur amictu, aspectuque micant flammarum lumina torvo. metabat sese circum loca, cum videt ingens |
|
175 | Прямо напротив нее разлегся пастух у отары. Зорче вперяется гад — и вперед устремляется яро, Все крушит на пути, затем что к воде его близко Некто посмел подойти; грозит природным оружьем: Злобно дух в нем горит, шипящая пасть извергает |
adversum recubare ducem gregis. acrior instat lumina diffundens intendere et obvia torvus saepius arripiens infringere, quod sua quisquam ad vada venisset. naturae comparat arma: ardet mente, furit stridoribus, insonat ore, |
|
180 | Страшные звуки, и все извивается кольцами тело. Где проползает он — след орошают кровавые капли, Шея раздута… Но все ж того, кому смерть угрожала, Крошечный прежде вспугнул питомец тины болотной, Жалом заставив его избегнуть смерти: мгновенно |
flexibus eversis torquentur corporis orbes, manant sanguineae per tractus undique guttae, spiritus erumpit fauces. cui cuncta parantur, parvulus hunc prior umoris conterret alumnus, et mortem vitare monet per acumina. namque |
|
185 | Там, где зрачок-самоцвет обнажают веки, раскрывшись, В глаз старику он вонзает копье, что природа вострила; В бешенстве старый вскочил — и смерти был предан обидчик, Быстрой раздавлен рукой, и дух его растворился, Чувства навек угасив. А пастух горящие злобой |
qua diducta genas pandebant lumina, gemmans hac senioris erat naturae pupula telo icta levi, cum prosiluit furibundus et illum obtritum Morti misit, cui dissitus omnis spiritus excessit sensus. tum torva tenentem |
|
190 | Рядом глаза увидал, заметил змею и тотчас же Дух занялся у него, без памяти прочь он пустился К дубу — и сук отломил от него огромных размеров. Был ли то случай простой или дело божественной воли, Трудно сказать, но сил пастуху для победы достало: |
lumina respexit serpentem comminus; inde impiger, exanimis, vix compos mente refugit, et validum dextra detraxit ab arbore truncum. qui casus sociarit opem numenve deorum, prodere sit dubium, valuit sed vincere talis |
|
195 | В кольца дракон извивал чешуей покрытое тело, И, защищаясь, вперед устремлялся отвратно — но все же Кости пастух размозжил там, где гребень виски опоясал. Отяжелевший от сна, он, как видно, думал неспоро, Не ослеплял его долгий испуг при взгляде на гада, |
horrida squamosi volventia membra draconis, atque reluctantis crebris foedeque petentis ictibus ossa ferit, cingunt qua tempora cristae. et quod erat tardus somni languore remoti nec senis aspiciens timor obcaecaverat artus, |
|
200 | Духа его потому не сковал помрачающий ужас. Видя, что сдохла змея, им убитая, сел он, как прежде. Ночь погоняла уже коней, из Эреба поднявшись, Веспер ленивый взошел, золотистую Эту покинув, Тени стали длинней, и пастух, погоняя отару, |
hoc minus implicuit dira formidine mentem. quem postquam vidit caesum languescere, sedit. Iam quatit et biiugis oriens Erebois equos Nox et piger aurata procedit Vesper ab Oeta, cum grege compulso pastor, duplicantibus umbris, |
|
205 | К дому идет, чтобы дать отдохнуть усталому телу. Вот объемлет его легчайшая первая дрема, Вот глубокого сна разлилась истома по членам; Тут явился ему комара умершего призрак И, о кончине скорбя, пропел, упрекая убийцу: |
vadit et in fessos requiem dare comparat artus. cuius ut intravit levior per corpora somnus languidaque effuso requierunt membra sopore, effigies ad eum Culicis devenit et illi tristis ab eventu cecinit convicia mortis. |
|
210 | «Ах, за какую вину я должен терпеть эту долю? Жизнь твоя мне была драгоценнее собственной жизни, — Ветер за это ль меня по пустому гоняет пространству? Ты наслаждаешься здесь целительной дремой, избавлен От ужасающих бед, а маны меж тем повелели |
«quis», inquit, «meritis ad quae delatus acerbas cogor adire vices? tua dum mihi carior ipsa vita fuit vita, rapior per inania ventis. tu lentus refoves iucunda membra quiete, ereptus taetris e cladibus; at mea Manes |
|
215 | Жалким останкам моим переплыть за летейские воды. Прочь уводят меня, добычу Харона; я вижу В блеске факелов вход, ненавистных сводов сверканье. Мне навстречу идет в уборе из змей Тизифона, Хлещет жестоко меня, потрясая факелом. Следом |
viscera Lethaeas cogunt transnare per undas; praeda Charonis agor, vidi et flagrantia taedis limina: conlucent infernis omnia templis. obvia Tisiphone, serpentibus undique compta, et flammas et saeva quatit mihi verbera. pone |
|
220 | Цербер: три пасти его вместе с лаем огонь извергают, Змеи вокруг его шей шипят и вьются, сплетаясь, И вырывается жар из глаз, налившихся кровью. Горе мне! Почему благодарность в разлуке с заслугой? К жизни тебя я вернул от самого смерти порога. |
Cerberus, et diris flagrant latratibus ora, anguibus hinc atque hinc horrent cui colla reflexis, sanguineique micant ardorem luminis orbes. heu, quid ab officio digressa est gratia, cum te restitui superis leti iam limine ab ipso? |
|
225 | За благочестие где же награда? Почет благочестью Сделался словом пустым. И недаром ушла Справедливость С Верностью вместе былой. Я, чуть только увидел угрозу Жизни чужой, позабыв о себе и о собственной жизни, Тот же исход уготовил себе, избавитель наказан! |
praemia sunt pietatis ubi, pietatis honores? in vanas abiere vices, et rure recessit Iustitiae prior illa fides. instantia vidi alterius, sine respectu mea fata relinquens ad parilis agor eventus: fit poena merenti. |
|
230 | Пусть мне карою смерть — лишь бы только признал за собою Ты благодарности долг. Я пустынным мчусь бездорожьем, Мчусь к пустынным местам, что лежат среди рощ киммерийских. Там повсеместно кругом теснятся скорбные Кары, Тут же меж ними сидит, огромными змеями связан, |
poena sit exitium; modo sit tum grata voluntas, exsistat par officium. feror avia carpens, avia Cimmerios inter distantia lucos; quam circa tristes densentur in omnia poenae! nam vinctus sedet immanis serpentibus Otos, |
|
235 | От и уныло глядит издалека на плен Эфиальта, Ибо пытались они в старину взобраться на небо. Рядом Титий лежит, вспоминая гнев твой, Латона, Непримиримый, тебя на съеденье отдавший пернатым. Страшно мне, страшно в толпе средь этих теней оставаться. |
devinctum maestus procul aspiciens Ephialten, conati quondam cum sint rescindere mundum; et Tityos, Latona, tuae memor anxius irae (implacabilis ira nimis) iacet alitis esca. terreor, a, tantis insistere, terreor, umbris, |
|
240 | Здесь же и тот, кто пищу богов нектарную предал: Призванный к Стиксу, едва из воды он торчит головою, Жажда в глотке сухой извиваться его заставляет. А обреченный навек с расстоянья далекого в гору Вкатывать камень? А тот, пренебрегший богами, который |
ad Stygias revocatus aquas! vix ultimus amni exstat, nectareas divum qui prodidit escas, gutturis arenti revolutus in omnia sensu. quid saxum procul adverso qui monte revolvit, contempsisse dolor quem numina vincit acerbans? |
|
245 | Отдыха просит вотще от мук? Уходите, о девы, Свадебный факел зажгла вам Эриния мрачной рукою, Вас со смертью связал Гименей предсказанным браком. К строю теней ты прибавь еще и еще вереницы: Вот между ними стоит безрассудная мать из Колхиды, |
otia quaerentem frustra sinite; ite puellae, ite, quibus taedas accendit tristis Erinys: sicut Hymen praefata dedit conubia Mortis. atque alias alio densas super agmine turmas: impietate fera vecordem Colchida matrem, |
|
250 | Втайне кровавый конец замышляя испуганным детям; Здесь же достойные слез Пандионова племени девы — “Итис, Итис!” — зовут; из-за них бистонийский владыка, Сына лишась, на крыльях взлетел, превращенный в удода; Тут и два брата, враждой ослепленные, Кадмово семя, |
anxia sollicitis meditantem volnera natis; iam Pandionias miseranda prole puellas, quarum vox Ityn edit Ityn, quo Bistonius rex orbus epops maeret volucris evectus in auras. at discordantes Cadmeo semine fratres |
|
255 | Оба друг друга разят нечестивыми взглядами злобы Через мгновение вновь обращаясь друг к другу спиною, Ибо единая кровь обагряет преступные руки. Неисчерпаем мой труд! Все дальше меня увлекает, К новым местам, где новые я имена замечаю; |
iam truculenta ferunt infestaque lumina corpus alter in alterius, iamque aversatur uterque, impia germani manat quod sanguine dextra. eheu, mutandus numquam labor! auferor ultra in diversa magis, distantia nomina cerno, |
|
260 | К струям меня Элизийским несет, переплыть я их должен. Мне Персефона ведет героинь, своих спутниц, навстречу, Факелы всем им вручив. Алкестида свободна от всяких Мук и тревог, ибо встарь во граде она Халкедонском Злую Адмета судьбу своей отсрочила смертью. |
Elysiam tranandus agor delatus ad undam. obvia Persephone comites heroidas urget adversas praeferre faces. Alcestis ab omni inviolata vacat cura, quod saeva mariti in Chalcodoniis Admeti fata morata est. |
|
265 | Вот Итакийца жена, краса неизменная дома, Племени женщин краса, Икария дочь, а поодаль Буйных толпа женихов, пронзенных стрелами мужа. Ты, Эвридика, зачем отступила печально в сторонку, — Все ли казнит тебя взгляд, Орфеем вспять обращенный? |
ecce, Ithaci coniunx semper decus, Icariotis, femineum concepta decus, manet et procul illa turba ferox iuvenum, telis confixa, procorum. quid, misera Eurydice, tanto maerore recesti poenaque respectus et nunc manet Orpheos in te? |
|
270 | Смел, однако же, тот, кто поверил, что кроток бывает Цербер, что можно смягчить хоть чем-нибудь волю Плутона, Не устрашила кого Флегетона волна огневая, Или же Дитовых царств безрадостных ржавая темень, Или в кровавую ночь погруженные Тартара ямы, |
audax ille quidem, qui mitem Cerberon umquam credidit aut ulli Ditis placabile numen nec timuit Phlegethonta, furens, ardentibus undis nec maesta obtenta Ditis ferrugine regna defossasque domos ac Tartara nocte cruenta |
|
275 | Или дворец божества, недоступный без изволенья Тех, кто посмертный суд вершит над жизнью людскою. Впрочем, веленьем судьбы он и раньше был уж могучим: Реки быстрый свой бег прекращали и ближе к Орфею Стаи теснились зверей, за пеньем следуя сладким, |
obsita nec faciles Ditis sine iudice sedes, iudice, qui vitae post mortem vindicat acta. sed Fortuna valens audacem fecerat ante: iam rapidi steterant amnes et turba ferarum blanda voce sequax regionem insederat Orphei, |
|
280 | Дуб из влажной земли глубинный вытаскивал корень, Чтоб устремиться к певцу, и ответно рощи звучали, Жадной впивая корой напев Орфея отрадный. Даже Луна, между звезд скользя в колеснице двуконной, Остановилась… О да, ведущая месяцы дева, |
iamque imam viridi radicem moverat alte quercus humo . . . . . . silvaeque sonorae sponte sua cantus rapiebant cortice avara. labentis biiugis etiam per sidera Lunae pressit equos, et tu cupientis, menstrua virgo, |
|
285 | Лире ты стала внимать и покинула небо ночное. Лира смогла и тебя победить, царица Эреба, Но Эвридику певцу возвратить беззаконием было б, Коль против воли твоей умолили бы смерти богиню. Манов суровость узнав, указанной шла Эвридика |
auditura lyram, tenuisti nocte relicta. haec eadem potuit, Ditis, te vincere, coniunx, Eurydicenque ultro ducendam reddere: non fas, non erat invictae divae exorabile mortis. illa quidem, nimium Manis experta severos, |
|
290 | Следом за мужем тропой, оглянуться назад не дерзала. Слова не смея сказать, чтобы дар не нарушить богини. Ты же, Орфей, бессердечный Орфей, об одном лишь мечтая — О поцелуях ее, — пренебрег приказаньем бессмертных. Стоит прощенья любовь. Когда б ее в Тартаре знали, |
praeceptum signabat iter, nec rettulit intus lumina nec divae corrupit munera lingua; sed tu crudelis, crudelis tu magis, Orpheu, oscula cara petens rupisti iussa deorum. dignus amor venia; gratum, si Tartara nossent, |
|
295 | Грех тебе был бы прощен. Тяжело вспоминать! Но обитель Душ благочестных вас ждет и героев сонм. Перед вами Рядом Эака сыны — Теламон и Пелеева Доблесть; Оба ликуют они под опекой отца-полубога, Свадьбу обоих почтив, к ним являлись Венера и Доблесть; |
peccatum: meminisse grave est. vos sede piorum, vos manet heroum contra manus. hic et uterque Aeacides: Peleus namque et Telamonia virtus per secura patris laetantur numina, quorum conubis Venus et Virtus iniunxit honorem: |
|
300 | Был безрассуден один, другой был любим Нереидой. С ними — их сыновья, единимые славою бранной; Первый твердит без конца, как его безудержным гневом Был фригийский огонь оттеснен от судов арголидских; Впрочем, кто бы не стал твердить о войне и о битве |
hunc rapuit serva: ast illum Nereis amavit. assidet hac iuvenis; sociat te gloria sortis, alter, in excessum, referens a navibus ignis Argolicis Phrygios torva feritate repulsos. O quis non referat talis divortia belli, |
|
305 | Той, что Трои сыны видали и греки видали В день, когда Тевкра земля обагрилась обильною кровью, Кровью алел Симоент и Ксанф, и к Сигейскому брегу Гектора яростный гнев увлек пылавших враждою Мужей троянских и вплоть до судов их привел пеласгийских, |
quae Troiae videre viri videreque Grai, Teucria cum magno manaret sanguine tellus, et Simois Xanthique liquor, Sigeaque praeter litora, cum Troas saevi ducis Hectoris ira truderet in classis inimica mente Pelasgas |
|
310 | Раны, оружье, и смерть, и огонь принесших с собою? Даже Ида сама, широко простертая Ида, Гнева кормилицей став, доставила жадным питомцам Факелы, чтобы золой они берег Ретейский покрыли, Испепелив корабли огнем, источающим слезы. |
volnera tela neces ignis inferre paratos? ipsa vagis namque Ida potens feritatis, et ipsa Ida faces altrix cupidis praebebat alumnis, omnis ut in cineres Rhoetei litoris ora classibus ambustis flamma lacrimante daretur. |
|
315 | Встал против натиска их Теламонов герой, отбиваясь, Мощный выставил щит, а напротив воинствует Гектор, Перед героем — герой, украшенье лучшее Трои. Треск раздается и гром, грохочут, как молнии в небе, Копья, брони, мечи. Один желает у греков |
318a |
hinc erat oppositus contra Telamonius heros obiectoque dabat clipeo certamina, et illinc Hector erat, Troiae summum decus, acer uterque; fluminibus veluti fragor <est, cum vere vagantur> tegminibus telisque super, <quis hostibus arma> |
320 | Радость возврата отнять, другой, защищаясь оружьем, Тщится вспять отвратить от судов уязвленья Вулкана. С радостным взором сейчас вспоминал Эакид этот подвиг; Внук Эака другой гордится тем, что дарданской Кровью поля окропил и поверг на них Гектора тело. |
eriperet reditus, alter Volcania ferro volnera protectus depellere navibus instat. Hos erat Aeacides voltu laetatus honores, Dardaniaeque alter fuso quod sanguine campis Hectoreo victor lustravit corpore Troiam. |
|
325 | Снова ропщут они: один — что убит был Парисом, Ропщет другой — что Улисс одолел его доблесть коварством. Отпрыск Лаэрта взор от него отвращает враждебный, То кумиром гордясь Паллады, победой над Ресом И над Долоном, то вновь ужасаясь киконов угрозам, |
rursus acerba fremunt, Paris hunc quod letat, et huius firma dolis Ithaci virtus quod concidit icta. huic gerit aversos proles Laertia voltus, et iam Strymonii Rhesi victorque Dolonis, Pallade iam laetatur ovans, rursusque tremescit: |
|
330 | Вновь устрашает его свирепый закон лестригонов, Хищная Сцилла, чей стан опоясан молосскими псами, Скотник этнейский — циклоп, Харибда, достойная страха, Бледность подземных озер и мрачного Тартара своды. Вот с ним рядом Атрид, порожденье Танталова внука, |
iam Ciconas iamque horret atrox Laestrygonas ipse. illum Scylla rapax, canibus succincta Molossis, Aetnaeusque Cyclops, illum Zanclaea Charybdis pallentesque lacus et squalida Tartara terrent. Hic et Tantaleae generamen prolis Atrides |
|
335 | Светоч аргивян, при ком Эрихтония крепкие стены Были дотла сожжены дорическим пламенем грозным. Пеню, однако, тебе заплатили греки, о Троя, Пеню тебе, Геллеспонт, в чьих волнах они погибали. Оный поход показал, сколь изменчивы судьбы людские: |
assidet, Argivum lumen, quo flamma regente Doris Erichthonias prostravit funditus arces. reddidit, heu, Graius poenas tibi, Troia, ruenti, Hellespontiacis obiturus reddidit undis. illa vices hominum testata est copia quondam, |
|
340 | Пусть же никто никогда, богатый дарами Фортуны, Небо превысить не мнит! Весь блеск ненадежного счастья Может разрушиться вмиг под лезвием зависти близкой. По морю плыли уже, на родину правя с добычей Рати аргосские; им был ласковый ветер попутен, |
ne quisquam propriae Fortunae munere dives iret inevectus caelum super: omne propinquo frangitur invidiae telo decus. ibat in altum vis Argea petens patriam, ditataque praeda arcis Erichthoniae; comes huic erat aura secunda |
|
345 | Гладь безмятежна, и путь указуя судам, Нереиды Иль поднимались из волн, иль на гнутых кормах повисали. Вдруг, то ль по воле небес, то ль с восходом другого светила Неба меняется блеск; все в тревоге пред ветром растущим, В страхе пред вихрем — и вот всплеснулись волны морские, |
per placidum cursu pelagus; Nereis ad undas signa dabat, sparsim flexis super acta carinis: cum seu caelesti fato seu sideris ortu undique mutatur caeli nitor, omnia ventis, omnia turbinibus sunt anxia. iam maris unda |
|
350 | Тщатся подняться до звезд и выше звезд, состязаясь, Солнце и звезды сорвать грозят с высокого неба. С грохотом рушится весь небосвод; ликовавшее войско Видит в страхе вокруг отовсюду грозящую гибель И погибает в волнах, и на скалах крутых Кафарея, |
sideribus certat consurgere, iamque superne corripere et soles et sidera cuncta minatur ac ruere in terras caeli fragor. hic modo laetans copia nunc miseris circumdatur anxia fatis, immoriturque super fluctus et saxa Capherei, |
|
355 | И на Эвбейских камнях, и на всех побережьях Эгейских; А между тем по зыбям, как обломки кораблекрушенья, Носится взад и вперед из погубленной Трои добыча. Здесь же и те, чья доблесть и честь не уступят ахейским; Эти избранники все обитают в срединных покоях — |
Euboicas aut per cautis Aegaeaque late litora, cum Phrygiae passim vaga praeda peremptae omnis in aequoreo fluitat iam naufraga fluctu. Hic alii resident pariles virtutis honore heroes, mediisque siti sunt sedibus, omnes, |
|
360 | Целого мира краса, великим чтимые Римом. Фабии, Деции здесь, Горации, доблесть живая, Здесь и Камилл, чья вовек не исчезнет древняя слава, Здесь же и Курций, кого поглотила средь Города бездна, Тот, кто и в мирные дни добровольно принес себя в жертву; |
omnes Roma decus magni quos suspicit orbis. hic Fabii Deciique, hic est et Horatia virtus, hic et fama vetus, numquam moritura, Camilli, Curtius et, mediis quem quondam sedibus urbis devotum telis consumpsit gurges in unda, |
|
365 | Тут же и Муций прямой, испытанье огнем претерпевший, Тот, перед кем отступала и спесь владыки лидийцев; Здесь же и Курий — друг блистательной доблести, здесь же Храбрый Фламиний, себя на жертву обрекший для славы (Место он здесь заслужил, что дается в награду за доблесть); |
Mucius et, prudens ardorem corpore passus, cui cessit Lydi timefacta potentia regis. hic Curius clarae socius virtutis et ille Flaminius, devota dedit qui corpora flammae, (iure igitur tales sedes, pietatis honores), |
|
370 | Здесь Сципионы-вожди, чьим триумфом разрушены стены Града пунийцев и днесь зарастают дерном колючим. Пусть же их слава хранит! А я понуждаем — увы мне! — К Дитовым хлябям идти, лишенным Фебова света, Преодолеть Флегетон, которым, о Ми́нос великий, |
Scipiadaeque duces, quorum devota triumphis moenia Romanis Libycae Karthaginis horrent. Illi laude sua vigeant: ego Ditis opacos cogor adire lacus, viduos, a, lumine Phoebi, et vastum Phlegethonta pati, quo, maxime Minos, |
|
375 | Ты благочестных места отделил от проклятых узилищ. Дать пред судьею ответ за то, как жил я и умер, Жгучею плетью меня заставляют свирепые Кары; Ты ведь моей причина беды, а тебя и не видно, Да и не слушаешь ты, заботами мелкими занят, |
conscelerata pia discernis vincula sede. ergo iam causam mortis, iam dicere vitae verberibus saevae cogunt sub iudice Poenae, cum mihi tu sis causa mali, nec conscius adsis; sed tolerabilibus curis haec immemor audis |
|
380 | По ветру пустишь мои ты слова, чуть только проснешься. Я ухожу и назад не вернусь. А ты благоденствуй Близ родников, в зеленых лесах и на пастбищах злачных, Все же слова мои пусть воздушным развеет дыханьем». Молвил и, все досказав, в печали комар удалился. |
et tamen ut vades, dimittes omnia ventis. digredior numquam rediturus: tu cole fontem et viridis nemorum silvas et pascua laetus; et mea diffusas rapiantur dicta per auras». dixit et extrema tristis cum voce recessit. |
|
385 | Лишь отупение сна от внезапной исчезло тревоги, Тяжко вздохнул пастух: такой преисполнила чувства Болью смерть комара, что не в силах он вынести муку. Рьяно, насколько ему стариковской силы хватало (Гнусного все же в борьбе врага одолел он недавно!), |
Hunc ubi sollicitum dimisit inertia vitae, interius graviter regementem, nec tulit ultra sensibus infusum Culicis de morte dolorem, quantumcumque sibi vires tribuere seniles (quis tamen infestum pugnans devicerat hostem), |
|
390 | Там, где таился ручей, под густою листвой протекая, Место готовить он стал, чтобы круглую сделать гробницу. Снова и снова берет он лопату железную в руки, Землю, кормилицу трав, очищая усердно от дерна. Споро работу ведет его благодарное рвенье: |
rivum propter aquae viridi sub fronde latentem conformare locum capit impiger. hunc et in orbem destinat ac ferri capulum repetivit in usum, gramineam viridi ut foderet de caespite terram. iam memor inceptum peragens sibi cura laborem |
|
395 | Дело кипит, и земля громоздится насыпанной грудой, И уж из груды земли вырастает холмик округлый. Ставит ограду старик из гладкого мрамора, столь же К делу усердствуя. Здесь и аканф поднимется скоро, Будут и розы цвести, стыдясь своей прелести алой, |
congestum cumulavit opus, atque aggere multo telluris tumulus formatum crevit in orbem. quem circum lapidem levi de marmore formans conserit; assiduae curae memor. hic et acanthos et rosa purpureum crescent pudibunda ruborem |
|
400 | Здесь и фиалок семья взойдет; спартанские мирты И гиацинт зацветет, и крокус с полей киликийских, И олеандр, и возвышенный лавр, украшение Феба, Лилия и розмарин, полей недалеких питомец, Рядом с сабинской травой, фимиам заменявшей у древних, |
et violae omne genus; hic est et Spartica myrtus atque hyacinthos et hic Cilici crocus editus arvo, laurus item Phoebi surgens decus; hic rhododaphne liliaque et roris non avia cura marini herbaque turis opes priscis imitata Sabina |
|
405 | И златоцвет, и блистающий плющ с верхушкою бледной, И амаранфы, и бокх, о ливийском царе не забывший, И крупногроздный бумаст, и латук в постоянном цветенье; Здесь расцветет и нарцисс, в чьем теле прекрасном когда-то Был Купидонов огонь своей же зажжен красотою; |
chrysanthusque hederaeque nitor pallente corymbo, et bocchus Libyae regis memor, hic amarantus bumastusque virens et semper florida tinus. non illinc Narcissus abest, cui gloria formae igne Cupidineo proprios exarsit in artus; |
|
410 | Все остальные цветы, которым весеннее время Снова велит расцветать, над могилой посажены будут. Надпись надгробная здесь да гласит начертаньем безмолвным: «Милый комар, тебе по заслугам стада хранитель В поминовенье воздвиг сей дар за спасение жизни». |
et quoscumque novant vernantia tempora flores, his tumulus super inseritur. tum fronte locatur elogium, tacita format quod littera voce: «parve Culex, pecudum custos tibi tale merenti funeris officium vitae pro munere reddit». |
ПРИМЕЧАНИЯ
Химера — трехглавое огнедышащее чудовище, обитавшее в Ликии, а также название огнедышащей горы в Ликии.