Fides в «Гражданской войне» Юлия Цезаря:
Исследование римской политической идеологии конца республиканской эпохи

с.139

Гла­ва 3.
Fi­des сена­та и оли­гар­хия (pau­ci) в BC. I. 1—9

В пред­ва­ри­тель­ном иссле­до­ва­нии в пер­вых двух гла­вах основ­ное вни­ма­ние уде­ля­лось мно­го­об­ра­зию рим­ских воз­зре­ний на fi­dem. Зада­ча состо­я­ла в том, чтобы рас­смот­реть эту про­бле­му с рим­ской точ­ки зре­ния, её идео­ло­ги­че­ские, исто­ри­че­ские и прак­ти­че­ские аспек­ты, хотя, пожа­луй, все изу­чен­ные нами тек­сты до неко­то­рой сте­пе­ни отра­жа­ют идео­ло­ги­че­ские пред­став­ле­ния, даже когда (как в неко­то­рых пись­мах Цице­ро­на) непо­сред­ст­вен­ной целью авто­ра не явля­ет­ся откры­тое поуче­ние. Мы не стре­мим­ся чёт­ко раз­гра­ни­чить, ска­жем, то, что дела­ет с исто­ри­ей Вале­рий Мак­сим («поучаю­щий мора­лист»), и то, что дела­ет Ливий («исто­рик»). Нам не тре­бу­ет­ся решать, мог­ло ли мора­ли­за­тор­ство, содер­жа­ще­е­ся в лич­ных наблюде­ни­ях Цице­ро­на за живым поли­ти­че­ским про­цес­сом, где-то сни­зить точ­ность этих наблюде­ний, и если да, то в каком отно­ше­нии. Цель пред­ва­ри­тель­но­го разде­ла состо­я­ла про­сто в том, чтобы дать доста­точ­но широ­кую выбор­ку антич­ных воз­зре­ний. С её помо­щью нам теперь будет про­ще оце­нить, что имен­но Цезарь хотел сооб­щить пер­во­му поко­ле­нию чита­те­лей в пер­вых гла­вах «Граж­дан­ской вой­ны», где дей­ст­вие сосре­дото­че­но в сена­те.

Таким обра­зом, в насто­я­щей гла­ве вни­ма­ние будет сосре­дото­че­но на том, как Цезарь изо­бра­жа­ет нару­ше­ние fi­dei в сена­те, кото­рое при­пи­сы­ва­ет­ся глав­ным обра­зом дур­ной fi­dei его вра­гов (ini­mi­ci). Явное пре­не­бре­же­ние fi­de со сто­ро­ны его вра­гов про­яв­ля­ет­ся в тек­сте в том, что они застав­ля­ют мол­чать неза­ви­си­мые голо­са в сена­те, исполь­зу­ют обще­ст­вен­ные ресур­сы для дости­же­ния част­ных целей, что выра­жа­ет­ся в назна­че­нии в про­вин­ции с.140 част­ных лиц (pri­va­ti), при­ни­ма­ют чрез­вы­чай­ное поста­нов­ле­ние сена­та (se­na­tus con­sul­tum ul­ti­mum) вопре­ки пре­цеден­там и лиша­ют три­бу­нов пра­ва вето. Я дока­зы­ваю, что Цезарь неяв­но вклю­ча­ет в этот рас­пад и про­яв­лен­ное сена­том пре­не­бре­же­ние к соб­ст­вен­но­му голо­со­ва­нию — когда в преды­ду­щем меся­це подав­ля­ю­щее боль­шин­ство выска­за­лось за ком­про­мисс­ное реше­ние. В этой гла­ве так­же начи­на­ет­ся иссле­до­ва­ние тех мето­дов, с помо­щью кото­рых Цезарь, изо­бра­жаю­щий себя защит­ни­ком кон­сти­ту­ции от пом­пе­ян­цев, начи­на­ет свя­зы­вать защи­ту соб­ст­вен­ной чести (dig­ni­tas) с pub­li­ca fi­de. Одна­ко про­грамм­ный пас­саж (BC. I. 22. 5), важ­ный для пони­ма­ния идео­ло­ги­че­ско­го обос­но­ва­ния Цеза­ря и его свя­зи с народ­ной сво­бо­дой (li­ber­tas), рас­смат­ри­ва­ет­ся не здесь, а в при­ло­же­нии к дис­сер­та­ции: здесь он отвле­кал бы вни­ма­ние от основ­ной темы.

Усми­ре­ние сена­та пом­пе­ян­ца­ми 1 янва­ря 49 г. (BC. I. 1—2)

Крат­ко обоб­щим дея­тель­ность сена­та, изо­бра­жён­ную в BC. I. 1—2. В гла­ве 1 Цезарь начи­на­ет сочи­не­ние с опи­са­ния собы­тий, про­изо­шед­ших после того, как его мир­ные пред­ло­же­ния (lit­te­ris Cae­sa­ris) были пере­да­ны кон­су­лам. Лишь после сло­вес­ной стыч­ки (sum­ma con­ten­tio­ne) с кон­су­ла­ми три­бу­нам уда­ёт­ся добить­ся, чтобы их зачи­та­ли сена­ту. Когда три­бу­ны пыта­ют­ся потре­бо­вать, чтобы сена­ту был пред­став­лен доклад о пред­ло­же­ни­ях Цеза­ря, им это­го не поз­во­ля­ют. Вме­сто это­го кон­су­лы дела­ют доклад о состо­я­нии Рес­пуб­ли­ки (de re pub­li­ca). Кон­сул Луций Лен­тул ока­зы­ва­ет дав­ле­ние (in­ci­tat) на сенат, заяв­ляя, что он не пре­не­бре­жёт служ­бой государ­ству, если сена­то­ры выска­жут свои суж­де­ния (sen­ten­tiae) сме­ло и муже­ст­вен­но. Но, при­бав­ля­ет он, если сена­то­ры ста­нут огляды­вать­ся на Цеза­ря и искать его рас­по­ло­же­ния (gra­tia), как, по его сло­вам, они посту­па­ли ранее (su­pe­rio­ri­bus tem­po­ri­bus), то он, Лен­тул, не рас­кро­ет сво­их пла­нов и не будет под­чи­нять­ся авто­ри­те­ту (auc­to­ri­tas) сена­та. Дей­ст­ви­тель­но, с.141 заяв­ля­ет Лен­тул, в этом слу­чае он и сам может доби­вать­ся рас­по­ло­же­ния и друж­бы Цеза­ря (ha­be­re se quo­que ad Cae­sa­ris gra­tiam at­que ami­ci­tiam re­cep­tum). После это­го Метелл Сци­пи­он (по-види­мо­му, после того, как Лен­тул пре­до­ста­вил ему сло­во) выра­жа­ет такое же мне­ние. Сци­пи­он гово­рит, что Пом­пей (кото­рый, меж­ду про­чим, явля­ет­ся зятем Сци­пи­о­на) серд­цем и душой (in ani­mo) стре­мит­ся не под­ве­сти Рес­пуб­ли­ку — и не под­ведёт до тех пор, пока сенат сле­ду­ет за ним. Если же сенат про­мед­лит и про­явит мяг­кость, то в даль­ней­шем тщет­но будет про­сить его о помо­щи. Речь Сци­пи­о­на, — ком­мен­ти­ру­ет это Цезарь, — каза­лась исхо­дя­щей пря­мо из уст Пом­пея, ибо послед­ний нахо­дил­ся неда­ле­ко от Рима, где заседал сенат. Под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, что это само по себе нару­ша­ет pub­li­cam fi­dem (и поэто­му Луп не был про­сто рупо­ром Пом­пея в кон­це 57 и нача­ле 56 гг.)¹.

На про­тя­же­нии боль­шей части вто­рой гла­вы Цезарь опи­сы­ва­ет, что про­ис­хо­дит, когда сенат пыта­ет­ся рацио­наль­но отве­тить Лен­ту­лу и Сци­пи­о­ну. Несколь­ко сена­то­ров выска­зы­ва­ют не столь жёст­кие суж­де­ния (le­nio­rem sen­ten­tiam). Марк Мар­целл (кон­сул 51 г.) заяв­ля­ет, что доклад о Рес­пуб­ли­ке (de ea re) дол­жен быть пред­став­лен сена­ту не ранее, чем мож­но будет про­ве­сти воен­ный набор по всей Ита­лии. Тогда, по его сло­вам, сенат будет иметь сме­лость без­опас­но и сво­бод­но при­ни­мать любое реше­ние, какое поже­ла­ет, под защи­той набран­ной им армии (quo prae­si­dio tu­to et li­be­re se­na­tus, quae vel­let, de­cer­ne­re aude­ret). Марк Кали­дий (пре­тор 57 г.) гово­рит, что Пом­пею сле­ду­ет отпра­вить­ся в его соб­ст­вен­ные про­вин­ции, ибо это устра­нит опас­ность гряду­ще­го кон­флик­та (ne qua es­set ar­mo­rum cau­sa). Как объ­яс­ня­ет Кали­дий, Цезарь боит­ся (ti­me­re), что два леги­о­на, взя­тые из его армии (для вой­ны с Пар­фи­ей) на самом деле удер­жа­ны Пом­пе­ем и сто­ят в Риме, чтобы их мож­но было с.142 исполь­зо­вать про­тив него (ad eius pe­ri­cu­lum). Марк Целий Руф (три­бун 52 г., эдил 50 г.) выска­зы­ва­ет такое же мне­ние.

Мне­ния Кали­дия и Целия важ­ны здесь в том чис­ле пото­му, что под­чёр­ки­ва­ют глав­ную мысль Цеза­ря: обе­им сто­ро­нам ещё не позд­но отсту­пить от про­па­сти. Меся­цем ранее кон­су­лы преды­ду­ще­го года про­си­ли Пом­пея при­нять вер­хов­ное коман­до­ва­ние над все­ми рес­пуб­ли­кан­ски­ми сила­ми в Ита­лии, явно и осо­знан­но пре­не­бре­гая тем, что подав­ля­ю­щее боль­шин­ство сена­та (370 про­тив 22) про­го­ло­со­ва­ло за ком­про­мисс (см. ниже). Суж­де­ние (sen­ten­tia) Кали­дия пред­по­ла­га­ет, что ауди­то­рия зна­ет об этом собы­тии. Ины­ми сло­ва­ми, отча­сти он и Целий несо­мнен­но име­ют в виду, что Пом­пей ещё может воз­вра­тить меч, кото­рый ему поспеш­но и неза­кон­но вру­чи­ли кон­су­лы. У него и сена­та есть вре­мя вер­нуть­ся по сво­им следам на месяц назад и ещё раз всё обду­мать. Кри­зис мож­но пред­от­вра­тить пря­мо сей­час, если Пом­пей про­сто отпра­вит­ся в соб­ст­вен­ную про­вин­цию (см. ниже), где он в любом слу­чае дол­жен нахо­дить­ся. Посту­пив так, он помо­жет смяг­чить гос­под­ст­ву­ю­щую атмо­сфе­ру стра­ха. Тем самым он про­явит так­же свою pub­li­cam fi­dem — пото­му что будет выглядеть чело­ве­ком, кото­рый не толь­ко жерт­ву­ет сво­им досто­ин­ст­вом (dig­ni­tas), но и ува­жа­ет истин­ные наме­ре­ния сена­та.

Одна­ко Лен­тул не жела­ет это­го тер­петь. Он гром­ко и оскор­би­тель­но напа­да­ет на всех высту­паю­щих (con­vi­cio L. Len­tu­li con­su­lis cor­rep­ti exa­gi­ta­ban­tur). Он отка­зы­ва­ет­ся поста­вить на голо­со­ва­ние пред­ло­же­ние Кали­дия, а Мар­целл так запу­ган напад­ка­ми Лен­ту­ла, что отзы­ва­ет соб­ст­вен­ное пред­ло­же­ние (per­ter­ri­tus con­vi­ciis a sua sen­ten­tia dis­ces­sit). В ито­ге — соглас­но Цеза­рю — боль­шин­ство сена­та в свою оче­редь усту­па­ет устра­ше­нию. Сена­то­ры испу­га­ны рез­ки­ми выра­же­ни­я­ми кон­су­ла, испы­ты­ва­ют страх (ter­ror) перед сто­я­щей неда­ле­ко арми­ей (под коман­до­ва­ни­ем Пом­пея) и угро­за­ми (mi­nae) дру­зей Пом­пея. с.143 Поэто­му сенат при­ни­ма­ет реше­ние про­тив воли и под при­нуж­де­ни­ем (ple­ri­que com­pul­si in­vi­ti et coac­ti). Он согла­ша­ет­ся с пред­ло­же­ни­ем Сци­пи­о­на о состо­я­нии государ­ства (de re pub­li­ca), соглас­но кото­ро­му Цезарь дол­жен сдать коман­до­ва­ние сво­ей арми­ей к опре­де­лён­но­му сро­ку, а если не сде­ла­ет это­го, то будет счи­тать­ся вра­гом Рес­пуб­ли­ки. Три­бу­ны Марк Анто­ний и Квинт Кас­сий нала­га­ют запрет на реше­ние сена­та. Их вето немед­лен­но ста­вит­ся на обсуж­де­ние сена­та. Все выска­зан­ные суж­де­ния (sen­ten­tiae) о нём рав­но гру­бы и жесто­ки (acer­bis­si­me cru­de­lis­si­me­que), и чем рез­че мне­ние, тем боль­ше его одоб­ря­ют лич­ные вра­ги Цеза­ря (ita quam ma­xi­me ab ini­mi­cis Cae­sa­ris col­lau­da­tur).

Если рас­смат­ри­вать то поведе­ние, кото­рое мы виде­ли на заседа­ни­ях сена­та в 57 и 56 гг., как стан­дарт для оцен­ки пред­став­ле­ния рим­ской ауди­то­рии того вре­ме­ни о том, как долж­на выглядеть тра­ди­ци­он­ная или фор­маль­но допу­сти­мая дея­тель­ность маги­ст­ра­тов, вли­я­тель­ных поли­ти­ков и рядо­вых чле­нов сена­та, то оче­вид­но, что опи­са­ние сена­та в нача­ле янва­ря у Цеза­ря пред­став­ля­ет собой обви­не­ние в отсут­ст­вии fi­dei, направ­лен­ное преж­де все­го про­тив кон­су­ла Лен­ту­ла, кон­су­ля­ра Сци­пи­о­на и само­го Пом­пея. В каче­стве осно­ва­ний Цезарь при­во­дит сле­дую­щее: эти люди и их союз­ни­ки исполь­зо­ва­ли так­ти­ку устра­ше­ния, наси­лия и при­нуж­де­ния (в нару­ше­ние нра­вов и обы­ча­ев пред­ков, mos maio­rum), чтобы поме­шать сво­бод­но­му обсуж­де­нию (а этот про­цесс пред­по­ла­га­ет, что чле­нов сена­та спра­ши­ва­ют об их суж­де­ни­ях в соот­вет­ст­вии с про­цеду­рой и без запу­ги­ва­ния), не допу­стить рас­смот­ре­ния закон­ных инте­ре­сов Цеза­ря в уста­нов­лен­ном поряд­ке, поме­шать три­бу­нам вос­поль­зо­вать­ся их обще­при­знан­ны­ми пра­ва­ми так, как они счи­та­ют нуж­ным, и вынудить сенат объ­явить вой­ну про­тив Цеза­ря, кото­рая в дей­ст­ви­тель­но­сти будет вестись ради част­ных инте­ре­сов этих людей, а не ради государ­ства. Выст­ра­и­вая свою аргу­мен­та­цию, Цезарь с.144 стре­мит­ся убедить чита­те­ля, что, под­ни­мая ору­жие, он защи­щал­ся и имел мораль­ное пра­во это сде­лать.

Как я ука­зы­вал выше, мож­но ска­зать, что в неко­то­ром смыс­ле предъ­яв­лен­ное Цеза­рем обви­не­ние в отсут­ст­вии fi­dei может отно­сить­ся к сена­ту как государ­ст­вен­но­му орга­ну. Сенат усту­пил перед лицом дав­ле­ния, — чего нико­гда не сде­лал бы сенат Поли­бия вре­мён Вто­рой Пуни­че­ской вой­ны (и ауди­то­рия, несо­мнен­но, это пони­ма­ла — не было нуж­ды это про­пи­сы­вать). Одна­ко Цезарь не обви­ня­ет сенат в тех пря­мых выра­же­ни­ях, кото­рые употреб­ля­ет для харак­те­ри­сти­ки сво­их про­тив­ни­ков. Его неже­ла­ние пря­мо при­пи­сать сена­ту недо­ста­ток fi­dei, когда обсто­я­тель­ства дава­ли для это­го неко­то­рые осно­ва­ния, ско­рее все­го сле­ду­ет рас­смат­ри­вать одно­вре­мен­но как при­зыв занять более твёр­дую пози­цию, обра­щён­ный к это­му орга­ну, и как знак fi­dei само­го Цеза­ря — свиде­тель­ство его рес­пуб­ли­кан­ских убеж­де­ний. Воз­мож­но, это так­же напо­ми­на­ние (для чита­те­лей, при­над­ле­жав­ших в основ­ном к поли­ти­че­ско­му клас­су) о том, что если сенат не будет соблюдать бла­го­род­ных тра­ди­ций и слу­жить неза­ви­си­мым и вер­ным защит­ни­ком рес­пуб­ли­ки, то он рис­ку­ет утра­тить ува­же­ние и пре­дан­ность рим­ско­го наро­да (po­pu­lus Ro­ma­nus) и, сле­до­ва­тель­но, руко­во­дя­щую роль.

В сво­ём пер­вом выступ­ле­нии в сена­те в Риме после Руби­ко­на, опи­сан­ном в BC. I. 32. 7, Цезарь вполне бук­валь­но пыта­ет­ся усты­дить отцов, чтобы они взя­ли на себя бре­мя управ­ле­ния рес­пуб­ли­кой: «Ввиду это­го он насто­я­тель­но пред­ла­гал сена­то­рам взять на себя заботу о государ­стве и управ­лять им сооб­ща с Цеза­рем. Но если они из стра­ха будут укло­нять­ся от это­го, то он не станет им надо­едать и само­лич­но будет управ­лять государ­ст­вом»^[1].

с.145 Оши­боч­но видеть в этом заяв­ле­нии Цеза­ря что-то нерес­пуб­ли­кан­ское. Напри­мер, Цице­рон (Cael. 59) вспо­ми­на­ет обра­щён­ные к нему лич­но сло­ва кон­су­ля­ра Метел­ла Целе­ра, когда тот лежал на смерт­ном одре: creb­ro Ca­tu­lo, sae­pe me, sae­pis­si­me rem pub­li­cam no­mi­na­bat, ut non tam se emo­ri quam spo­lia­ri suo prae­si­dio eum pat­riam, tum etiam me do­le­ret («… то и дело обра­щал­ся к Кату­лу, часто — ко мне, но чаще все­го — к государ­ству, скор­бя не столь­ко из-за того, что уми­ра­ет, сколь­ко из-за того, что и отчиз­на, и я лиша­ем­ся его защи­ты [suo prae­si­dio]»)^[2]. На самом деле, с идео­ло­ги­че­ской точ­ки зре­ния, Цезарь в BC. I. 32 не пред­по­ла­га­ет для себя какой-то иной роли по отно­ше­нию к сена­ту и рес­пуб­ли­ке. Цице­рон очень часто изо­бра­жа­ет себя как чело­ве­ка, кото­рый более или менее в оди­ноч­ку защи­тил и сохра­нил рес­пуб­ли­ку и её учреж­де­ния. Тако­го рода защи­ту (prae­si­dio) государ­ства (res pub­li­ca) или оте­че­ства (pat­ria) каж­дый чело­век, наде­лён­ный fi­de, берёт на себя доб­ро­воль­но, и в сово­куп­но­сти с раз­лич­ны­ми при­ме­ра­ми fi­dei, рас­смот­рен­ны­ми ранее, она может рас­смат­ри­вать­ся как клас­си­че­ский граж­дан­ский гума­низм³.

Нач­нём иссле­до­ва­ние пер­вых двух глав «Граж­дан­ской вой­ны» с неуда­чи, постиг­шей три­бу­нов, когда они попы­та­лись добить­ся согла­сия кон­су­лов на немед­лен­ное голо­со­ва­ние по пово­ду мир­ных пред­ло­же­ний, содер­жав­ших­ся в пись­ме Цеза­ря (lit­te­ris Cae­sa­ris). Види­мо, преж­де все­го име­ет­ся в виду Лен­тул, так как его кол­ле­гу Гая Мар­цел­ла Цезарь не назы­ва­ет. Три­бу­нам при­шлось выдер­жать с.146 труд­ную борь­бу (sum­ma tri­bu­no­rum ple­bis con­ten­tio­ne) с кон­су­ла­ми, кото­рые про­ти­во­дей­ст­во­ва­ли огла­ше­нию посла­ния в сена­те. Но вме­сто того, чтобы раз­ре­шить голо­со­ва­ние по пово­ду мир­ных пред­ло­же­ний, кон­су­лы выдви­ну­ли соб­ст­вен­ное пред­ло­же­ние «о поло­же­нии государ­ства» (de re pub­li­ca), как выра­жа­ет­ся Цезарь — воз­мож­но, с наме­рен­ной иро­ни­ей⁴.

Име­ет­ся несколь­ко осно­ва­ний, поз­во­ля­ю­щих Цеза­рю убеди­тель­но опи­сать обструк­ци­о­низм кон­су­лов как нару­ше­ние fi­dei. Ему не нуж­но при­тя­ги­вать фак­ты, чтобы сде­лать fi­dem глав­ным вопро­сом. Во-пер­вых, тре­мя неде­ля­ми ранее сенат подав­ля­ю­щим боль­шин­ст­вом (370 про­тив 22) про­го­ло­со­вал за то, чтобы и Цезарь, и Пом­пей сло­жи­ли коман­до­ва­ние. Ранее в дан­ной гла­ве это важ­ное голо­со­ва­ние уже упо­ми­на­лось⁵. Более того, в июне 50 г. сенат про­го­ло­со­вал за то, чтобы поз­во­лить Цеза­рю заоч­но доби­вать­ся кон­суль­ства, не тре­буя от него отка­зать­ся от армии или про­вин­ций (см. Fam. VIII. 13. 2: Tra­sie­rant il­luc, ut ra­tio es­set eius ha­ben­da, qui ne­que exer­ci­tum ne­que pro­vin­cias tra­de­re vel­let). Сами эти голо­со­ва­ния уже пред­став­ля­ли собой вес­кие выска­зы­ва­ния сена­та de re pub­li­ca в поль­зу ком­про­мис­са ради внут­рен­не­го мира (и о том, что к это­му момен­ту раз­лич­ные фор­маль­ные юриди­че­ские вопро­сы име­ют срав­ни­тель­но мало зна­че­ния). Ред­ко при­зна­ёт­ся, до какой сте­пе­ни Цезарь счи­та­ет здесь само собой разу­ме­ю­щим­ся декабрь­ское голо­со­ва­ние 370 про­тив 22 и, я пола­гаю, рас­счи­ты­ва­ет с.147 на зна­ние чита­те­ля о нём, хотя ни разу не упо­ми­на­ет об этом голо­со­ва­нии пря­мо⁶. Он так­же не сооб­ща­ет чита­те­лю точ­ное содер­жа­ние сво­его пись­ма. Но из дру­гих источ­ни­ков нам извест­но, что в его пись­ме к сена­ту содер­жа­лось пред­ло­же­ние, чтобы он и Пом­пей сло­жи­ли коман­до­ва­ние — то самое пред­ло­же­ние, кото­рое сенат так реши­тель­но и, что более суще­ст­вен­но, доб­ро­воль­но одоб­рил на преды­ду­щем заседа­нии⁷. Ско­рее все­го, Цезарь знал, что его ауди­то­рия пом­нит это голо­со­ва­ние за мир как вопло­ще­ние истин­ных чувств сена­та в декаб­ре.

В пись­ме Fam. I. 7. 4 (напи­сан­ном в 56 г.) Цице­рон пере­ска­зы­ва­ет Лен­ту­лу, как сам Пом­пей недав­но разде­лил поста­нов­ле­ния сена­та на два рода. Один из них — это про­сто вспыш­ки неких озлоб­лен­ных людей (на кон­крет­ное поста­нов­ле­ние, о кото­ром он гово­рит, был нало­жен запрет, и это пред­по­ла­га­ло, что «систе­ма» работа­ла эффек­тив­но, подав­ляя эмо­цио­наль­ные вспыш­ки⁸), тогда как дру­гой — это «спо­кой­но выне­сен­ное реше­ние сена­та» (con­stan­tis se­na­tus с.148 con­si­lium). Голо­со­ва­ние сена­та боль­шин­ст­вом в 370 про­тив 22 за пред­ло­же­ние Кури­о­на, веро­ят­но, пред­став­ля­ет собой «спо­кой­но выне­сен­ное реше­ние сена­та», как выра­зил­ся сам Пом­пей. Когда три­бу­нат Кури­о­на подо­шёл к кон­цу (9 декаб­ря), все­го через несколь­ко дней после голо­со­ва­ния, он созвал сход­ку, на кото­рой осудил дей­ст­вия Пом­пея и Гая Мар­цел­ла, пред­при­ня­тые вопре­ки мне­нию подав­ля­ю­ще­го боль­шин­ства сена­та⁹. Фер­г­юс Мил­лар отме­ча­ет, что Дион Кас­сий опи­сы­ва­ет это собы­тие в самом кон­це XL кни­ги (то есть, на середине пути) сво­ей «Исто­рии», состо­яв­шей из 80 книг. Ины­ми сло­ва­ми, как пред­по­ла­га­ет Мил­лар, через 250 лет Дион Кас­сий счи­тал три­бу­нат Кури­о­на глав­ным пово­рот­ным пунк­том рим­ской исто­рии¹⁰.

Вполне пра­во­мер­но задать­ся вопро­сом: какое зна­че­ние имел Кури­он? В кон­це кон­цов, Дион Кас­сий не все­гда пра­виль­но пони­ма­ет Рес­пуб­ли­ку и рес­пуб­ли­кан­скую поли­ти­ку. Это так. Но неко­то­рые её аспек­ты он пони­ма­ет и, что важ­нее, ему были доступ­ны источ­ни­ки, теперь исчез­нув­шие. В кон­це XL кни­ги Дион Кас­сий гово­рит и кое-что ещё, о чём Мил­лар не упо­ми­на­ет. А это важ­но. Пря­мо перед опи­са­ни­ем речи Кури­о­на на его послед­ней сход­ке (XL. 66. 4) Дион Кас­сий отме­ча­ет, что резуль­та­ты поступ­ка кон­су­ла (упо­ми­на­ет­ся толь­ко Гай Мар­целл), пере­дав­ше­го коман­до­ва­ние Пом­пею, совер­шен­но с.149 не соот­вет­ст­во­ва­ли тому, что мож­но было бы (по логи­ке вещей) ожи­дать от столь вели­ко­го замыс­ла. Как выра­жа­ет­ся Дион Кас­сий, они (то есть, узкий круг сена­то­ров, под­дер­жи­вав­ших Мар­цел­ла) про­сто выра­зи­ли свою нена­висть к Цеза­рю (ἀλλὰ τὴν ἔχθραν μό­νον τὴν πρὸς τὸν Καίσα­ρα ἐνδει­ξάμε­νοι αὐτοὶ), но (что уди­ви­тель­но) боль­ше не пред­при­ня­ли ника­ких воен­ных мер, хотя сво­им поступ­ком дали Цеза­рю под­хо­дя­щий пред­лог для удер­жа­ния за собой леги­о­нов. Здесь важ­но наблюде­ние Дио­на Кас­сия (вос­хо­дя­щее, воз­мож­но, к хоро­ше­му источ­ни­ку), что сра­зу после того, как Мар­целл дерз­ко пре­не­брёг мне­ни­ем боль­шин­ства сена­та, в Риме счи­та­лось, что он и его сто­рон­ни­ки руко­вод­ст­ву­ют­ся нена­ви­стью к Цеза­рю (част­ной и лич­ной), то есть, не pub­li­ca fi­de.

Непо­сред­ст­вен­ные совре­мен­ни­ки Цеза­ря не мог­ли пред­видеть все исто­ри­че­ские послед­ст­вия дея­тель­но­сти Кури­о­на в послед­ние неде­ли его три­бу­на­та. Но от них, веро­ят­но, не ускольз­ну­ло их поли­ти­че­ское зна­че­ние для обос­но­ва­ния дей­ст­вий Цеза­ря. Соглас­но Дио­ну Кас­сию, Цезарь обра­тил­ся к Кури­о­ну за помо­щью, в част­но­сти, пото­му, что Кури­он (как поли­ти­че­ский лидер и ора­тор) «был крайне убеди­те­лен для наро­да»¹¹. То есть, Кури­он был не про­сто крас­но­ре­чив — это­му поли­ти­ку дове­рял народ. Поэто­му когда в про­щаль­ной речи в послед­ний день три­бу­на­та он осудил Пом­пея и кон­су­лов за то, что они пре­не­брег­ли сове­том сена­та, его крас­но­ре­чие, веро­ят­но, ока­за­ло боль­шое вли­я­ние на фор­ми­ро­ва­ние обще­ст­вен­но­го мне­ния и фор­му­ли­ров­ку про­бле­мы в Риме в декаб­ре.

Как отме­ча­лось в гла­ве 1, поли­ти­ка опре­де­ля­ет­ся вос­при­я­ти­ем. Цеза­рю не тре­бо­ва­лось опи­сы­вать содер­жа­ние сво­его пись­ма. Неза­ви­си­мо от того, что ещё мог бы ска­зать Цезарь, с.150 его изна­чаль­ная ауди­то­рия, веро­ят­но, хоро­шо зна­ла, что он при­нял усло­вия сена­та, как они были сфор­му­ли­ро­ва­ны голо­со­ва­ни­ем 370 про­тив 22. Так что в созна­нии чита­те­лей было две твёр­дых отправ­ных точ­ки: (1) ком­про­мисс декаб­ря 50 г. в поль­зу мира, одоб­рен­ный сена­то­ра­ми, кото­рые тогда не под­вер­га­лись угро­зам и при­нуж­де­нию; и (2) наме­рен­ный срыв иду­ще­го про­цес­са стар­ши­ми маги­ст­ра­та­ми и их немно­го­чис­лен­ны­ми сообщ­ни­ка­ми в сена­те при мол­ча­ли­вом согла­сии Пом­пея¹². Таким обра­зом, для чита­те­ля пер­вых глав наи­бо­лее яркой была про­бле­ма fi­dei: отсут­ст­вие fi­dei у тех, кто пре­пят­ст­ву­ет рабо­те сена­та, и вопрос об обос­но­ва­нии их дей­ст­вий, а не дей­ст­вий Цеза­ря.

Рас­смот­рим дело подроб­нее. В рас­ска­зе Цеза­ря (как и в дру­гих источ­ни­ках) Лен­тул не обос­но­вы­ва­ет свой отказ поста­вить на голо­со­ва­ние пред­ло­же­ния Цеза­ря. Это мож­но пред­ста­вить как нару­ше­ние fi­dei. Счи­та­лось, что маги­ст­ра­ты, как мы пом­ним, долж­ны дей­ст­во­вать e re pub­li­ca fi­de­que sua^[4]13. Судя по рас­смот­рен­ным выше рас­ска­зам о сенат­ской про­цеду­ре, голо­со­ва­ние сена­та по пред­став­лен­ным ему вопро­сам было рутин­ным делом. В декаб­ре 57 г., как мы виде­ли, избран­ный три­бун Рути­лий Луп спе­ци­аль­но откло­нил­ся от темы, чтобы объ­яс­нить, поче­му он не соби­ра­ет­ся про­сить о голо­со­ва­нии (QF. II. 1. 1). Через месяц он объ­яс­нил, поче­му пре­пят­ст­ву­ет голо­со­ва­нию по пред­ло­же­нию Гор­тен­зия отно­си­тель­но Лен­ту­ла Спин­те­ра (Fam. I. 2. 2). Отсюда мож­но сде­лать вывод, что с высо­кой веро­ят­но­стью сенат обыч­но спра­ши­ва­ли о его мне­нии отно­си­тель­но постав­лен­ных перед ним вопро­сов. Эту веро­ят­ность мож­но при­рав­нять к нра­вам и обы­ча­ям пред­ков (mos maio­rum). В кон­це кон­цов, зада­ча сена­та состо­я­ла имен­но в том, чтобы давать сове­ты. В пись­ме Цице­ро­на QF. II. 1. 3 мы виде­ли, с.151 что после речи Анти­стия Вета (iba­tur in eam sen­ten­tiam) голо­со­ва­ние состо­я­лось как нечто само собой разу­ме­ю­ще­е­ся — настоль­ко уко­ре­нён был обы­чай. Избран­ный кон­сул Мар­цел­лин, отве­чая Лупу, пря­мо заявил, что по мол­ча­нию сена­та нель­зя судить о том, что он одоб­ря­ет, а что не одоб­ря­ет (QF. II. 1. 1: no­li, in­quit, ex ta­ci­tur­ni­ta­te nostra, Lu­pe, quid aut pro­be­mus hoc tem­po­re aut impro­be­mus, iudi­ca­re). Он одоб­рил реше­ние Лупа не про­сить о голо­со­ва­нии — но по сво­им соб­ст­вен­ным при­чи­нам, кото­рые счёл необ­хо­ди­мым изло­жить. Мар­цел­лин явно счи­тал, что дол­жен это про­яс­нить, так как нор­маль­ная про­цеду­ра тре­бо­ва­ла частых голо­со­ва­ний. Таким обра­зом, любое реше­ние не про­во­дить голо­со­ва­ние долж­но было осно­вы­вать­ся на fi­de маги­ст­ра­та, кото­рый пыта­ет­ся отло­жить какие-то дей­ст­вия или поме­шать им, — если он хотел, чтобы эта обструк­ция счи­та­лась леги­тим­ной. При­чи­ны по кото­рым Мар­цел­лин не желал рас­смот­ре­ния вопро­са, явно свиде­тель­ст­во­ва­ли о его fi­de.

Ещё одним при­ме­ром того, как кон­сул дол­жен вести себя в сена­те, ста­ли фор­маль­но коррект­ные дей­ст­вия само­го Цеза­ря при рас­смот­ре­нии его земель­но­го зако­но­про­ек­та¹⁴. В дан­ном слу­чае Цезарь пыта­ет­ся про­ве­сти голо­со­ва­ние по пово­ду соб­ст­вен­но­го пред­ло­же­ния. Дже­ре­ми Патер­сон отме­тил, что в Позд­ней рес­пуб­ли­ке сенат и кон­су­лы ред­ко ини­ции­ро­ва­ли круп­ные соци­аль­ные зако­но­про­ек­ты; важ­ные рефор­мы про­во­ди­ли три­бу­ны, часто вопре­ки жесто­ко­му сопро­тив­ле­нию дру­гих сена­то­ров¹⁵. Как отме­ча­ет Патер­сон, мно­гие сена­то­ры даже не при­зна­ва­ли нали­чие про­бле­мы¹⁶. В своё кон­суль­ство в 59 г. Цезарь попы­тал­ся сотруд­ни­чать с сена­том при про­веде­нии крайне необ­хо­ди­мо­го земель­но­го зако­но­про­ек­та. Рафлауб недав­но опи­сал эту меру Цеза­ря как с.152 «обра­зец уме­рен­но­сти и здра­во­го смыс­ла»¹⁷. Из рас­ска­за Дио­на Кас­сия об этих собы­ти­ях ясно, что, како­вы бы ни были моти­вы Цеза­ря, при вне­се­нии сво­его пред­ло­же­ния он тща­тель­но соблюдал нра­вы и обы­чаи пред­ков (mos maio­rum). Как пред­седа­тель­ст­ву­ю­щий кон­сул, Цезарь поимён­но пред­ла­гал каж­до­му сена­то­ру выска­зать его суж­де­ние (sen­ten­tia), обе­щая изме­нить или исклю­чить любую ста­тью, кото­рая кого-либо не устро­ит¹⁸. Ни один сена­тор не смог най­ти в зако­но­про­ек­те реаль­ных недо­стат­ков¹⁹. Таким обра­зом, с точ­ки зре­ния pub­li­cae fi­dei, сенат дол­жен был одоб­рить зако­но­про­ект, преж­де чем он будет выне­сен на народ­ное голо­со­ва­ние. Но под руко­вод­ст­вом Като­на боль­шин­ство сена­та сочло, что любое изме­не­ние ста­тус-кво неже­ла­тель­но в прин­ци­пе, и при помо­щи раз­лич­ных обструк­ци­о­нист­ских мер откло­ни­ло попыт­ку Цеза­ря полу­чить одоб­ре­ние сена­та, так что у него остал­ся един­ст­вен­ный выход — напря­мую пред­ста­вить эту меру наро­ду²⁰. Даже тогда Цезарь не отка­зал­ся от попы­ток добить­ся сотруд­ни­че­ства сена­та. Перед народ­ным собра­ни­ем он спро­сил сво­его кол­ле­гу Бибу­ла, есть ли у него какие-либо воз­ра­же­ния про­тив зако­на. Бибул имел воз­мож­ность либо под­дер­жать зако­но­про­ект, либо под­верг­нуть его кон­струк­тив­ной кри­ти­ке. Вме­сто это­го Бибул гром­ко заявил, что закон не будет при­нят, даже если весь народ это­го хочет. В этом заяв­ле­нии выра­зи­лось нескры­вае­мое пре­зре­ние не толь­ко к Цеза­рю, но и к мне­нию, инте­ре­сам и пра­вам (iura) наро­да²¹.

с.153 Заяв­ле­ние Бибу­ла сход­но по духу с дей­ст­ви­я­ми Гая Мар­цел­ла и его кол­ле­ги в декаб­ре 50 г., когда они пре­не­брег­ли волей сена­та, явно выра­жен­ной в голо­со­ва­нии за ком­про­мисс боль­шин­ст­вом 370 голо­сов про­тив 22 (само это голо­со­ва­ние, как мы толь­ко что виде­ли, отра­жа­ло истин­ные чув­ства насе­ле­ния о том, что ком­про­мисс пред­по­чти­тель­нее граж­дан­ской вой­ны), и пере­да­ли воен­ное коман­до­ва­ние в государ­стве Пом­пею. Поэто­му вполне воз­мож­но, что ауди­то­рия Цеза­ря сра­зу вспом­ни­ла бы это сле­пое, высо­ко­мер­ное, непри­ми­ри­мое поведе­ние мень­шин­ства (pau­ci) в сена­те, нано­ся­щее ущерб инте­ре­сам обще­ства. Напро­тив, в рас­ска­зе Дио­на Кас­сия Цезарь скру­пу­лёз­но про­яв­ля­ет pub­li­cam fi­dem в 59 г., когда пыта­ет­ся выяс­нить мне­ние сена­та; это образ­цо­вое поведе­ние кон­су­ла, в про­ти­во­вес запу­ги­ва­нию в янва­ре 49 г.

В BC. I. 1. Луций Лен­тул не про­сто не допус­ка­ет голо­со­ва­ния по пово­ду пись­мен­ных пред­ло­же­ний Цеза­ря, но и не объ­яс­ня­ет сена­ту при­чин сво­его реше­ния. Напро­тив в сво­ём даль­ней­шем поведе­нии он про­дол­жа­ет демон­стри­ро­вать отсут­ст­вие fi­de. Слов­но обме­няв­шись роля­ми с сена­том, он обра­ща­ет­ся с ним так, как буд­то в конеч­ном счё­те этот орган дол­жен про­сто пас­сив­но выслу­ши­вать сове­ты, а не давать их. Но совет Лен­ту­ла вряд ли мож­но назвать тра­ди­ци­он­ным. Вме­сто того, чтобы, как стар­ший маги­ст­рат, выска­зать мне­ние о том, какой курс разум­нее все­го при­нять сена­ту (выше мы виде­ли, что Мар­цел­лин посту­пил имен­но так), он выдви­га­ет уль­ти­ма­тум, слов­но пред­ла­га­ет усло­вия капи­ту­ля­ции сдав­ше­му­ся вра­гу. Лен­тул ока­зы­ва­ет дав­ле­ние на сенат (in­ci­tat), обе­щая, что не под­ведёт рес­пуб­ли­ку, если сена­то­ры сме­ло выска­жут свои мне­ния (se­na­tum rei pub­li­cae se non de­fu­tu­rum pol­li­ce­tur, si audac­ter ac for­ti­ter sen­ten­tias di­ce­re ve­lint)²². Если же они, напро­тив, решат искать рас­по­ло­же­ния Цеза­ря, с.154 как, по его сло­вам, они посту­па­ли преж­де, то он не под­чи­нит­ся их авто­ри­те­ту и поза­бо­тит­ся о сво­их инте­ре­сах (se si­bi con­si­lium cap­tu­rum ne­que se­na­tus auc­to­ri­ta­ti ob­tem­pe­ra­tu­rum)²³. Воз­мож­но, он даже станет доби­вать­ся друж­бы Цеза­ря (ha­be­re se quo­que ad Cae­sa­ris gra­tiam at­que ami­ci­tiam re­cep­tum). Лен­тул дал понять, что в опре­де­лён­ных обсто­я­тель­ствах вполне может поста­вить свои инте­ре­сы выше инте­ре­сов государ­ства, и это было явным нару­ше­ни­ем fi­dei маги­ст­ра­та²⁴. Выска­зан­ные им обви­не­ния в том, что сенат ранее доби­вал­ся рас­по­ло­же­ния Цеза­ря, — это, веро­ят­но, намёк на декабрь­ское голо­со­ва­ние в поль­зу ком­про­мис­са, потре­бо­вав­шее жерт­вы со сто­ро­ны как Пом­пея, так и Цеза­ря. Так что это ещё один при­мер отсут­ст­вия у него fi­dei. Это явно нечест­ное заяв­ле­ние, кото­рое совер­шен­но иска­жа­ет извест­ный факт: в декаб­ре сенат дей­ст­во­вал доб­ро­воль­но и желал ком­про­мис­са как с Цеза­рем, так и с Пом­пе­ем.

Хотя оба новых кон­су­ла, несо­мнен­но, при­сут­ст­во­ва­ли, имен­но Лен­тул недву­смыс­лен­но изо­бра­жён гос­под­ст­ву­ю­щим над сво­им парт­нё­ром. Его кол­ле­га Гай Мар­целл не упо­мя­нут по име­ни; о его при­сут­ст­вии на заседа­нии свиде­тель­ст­ву­ет толь­ко употреб­ле­ние Цеза­рем мно­же­ст­вен­но­го чис­ла: con­su­les и con­su­li­bus. При­чи­ны это­го мы, пожа­луй, нико­гда в точ­но­сти не узна­ем. Конеч­но, вполне воз­мож­но, что имен­но так всё и про­изо­шло, то есть, Мар­целл огра­ни­чил­ся при­сут­ст­ви­ем на зад­нем плане и имен­но Лен­тул воз­гла­вил ата­ку. Одна­ко Мак­фар­лейн ука­зал на обсто­я­тель­ство, из-за кото­ро­го это выглядит стран­но. Имен­но Мар­целл назван с.155 пер­вым в кон­суль­ских фастах, и поэто­му (по край­ней мере, тео­ре­ти­че­ски «кон­сти­ту­ция» это пред­пи­сы­ва­ла) имен­но он дол­жен был руко­во­дить обсуж­де­ни­ем в янва­ре, так как он был избран пер­вым, одна­ко в тек­сте ему отведе­на пас­сив­ная роль. Лен­тул был вто­рым кон­су­лом. Поэто­му он (опять-таки, тео­ре­ти­че­ски) дол­жен был полу­чить фас­ции и при­сту­пить к актив­но­му руко­вод­ству в сена­те толь­ко в фев­ра­ле²⁵. Но Цезарь наме­рен­но дати­ру­ет бег­ство три­бу­нов из Рима кон­суль­ст­вом одно­го Лен­ту­ла (BC. I. 5. 4: …qua ex die con­su­la­tum iniit Len­tu­lus)²⁶. Пер­во­на­чаль­ная ауди­то­рия долж­на была немед­лен­но это заме­тить. Вне зави­си­мо­сти от того, дей­ст­ви­тель­но ли Мар­целл был так неза­ме­тен, как в тек­сте «Граж­дан­ской вой­ны», в рас­ска­зе Цеза­ря под­чёр­ки­ва­ет­ся, что 1 янва­ря кон­сти­ту­ци­он­ная прак­ти­ка с само­го нача­ла пред­став­ля­ла собой точ­ную про­ти­во­по­лож­ность с.156 пред­пи­са­ни­ям тра­ди­ци­он­ной идео­ло­гии. Таким обра­зом, pub­li­ca fi­des была отверг­ну­та в тот самый миг, когда Лен­тул, «не тот» кон­сул, открыл рот.

Таким обра­зом, ясно, что в «Граж­дан­ской войне» Лен­тул вытес­ня­ет Мар­цел­ла не слу­чай­но. Мак­фар­лейн пред­по­ла­га­ет, что это может объ­яс­нять­ся дву­мя при­чи­на­ми, и обе очень прав­до­по­доб­ны. В тек­сте Цезарь утвер­жда­ет, что огром­ные дол­ги и рас­то­чи­тель­ный образ жиз­ни побуж­да­ли Лен­ту­ла рас­ша­ты­вать государ­ство (BC. I. 4. 2.)²⁸. Дру­гие антич­ные источ­ни­ки под­твер­жда­ют, что Лен­тул нахо­дил­ся в тяжё­лом финан­со­вом поло­же­нии²⁹. Мож­но сде­лать вывод, что ауди­то­рия долж­на была знать о дол­гах Лен­ту­ла и при­зна­вать, что у Цеза­ря есть осно­ва­ния при­пи­сы­вать ему такую моти­ва­цию³⁰. Мак­фар­лейн отме­ча­ет так­же оше­лом­ля­ю­щее утвер­жде­ние Цеза­ря (BC. I. 4. 2), буд­то Лен­тул похва­лял­ся сво­им дру­зьям, что станет вто­рым Сул­лой (se­que al­te­rum fo­re Sul­lam in­ter suos glo­ria­tur)³¹. Совре­мен­но­му чита­те­лю может пока­зать­ся, что это утвер­жде­ние, сто­я­щее в повест­во­ва­нии так близ­ко, зву­чит слиш­ком рез­ко, что обви­не­ние Цеза­ря содер­жит все­го лишь то, чего мож­но было бы ожи­дать от отча­яв­ше­го­ся чело­ве­ка. Одна­ко Мак­фар­лейн дела­ет ещё два наблюде­ния, объ­яс­ня­ю­щие, поче­му Цеза­рю мог­ло быть поли­ти­че­ски выгод­но про­ци­ти­ро­вать дерз­кое и нече­сти­вое заяв­ле­ние Лен­ту­ла имен­но здесь. Во-пер­вых, с.157 надёж­но уста­нов­ле­но, что бра­том Лен­ту­ла был Пуб­лий Кор­не­лий Лен­тул, сто­рон­ник Кати­ли­ны³². Во-вто­рых, Пуб­лий Лен­тул выска­зы­вал очень похо­жую похваль­бу во вре­ме­на заго­во­ра Кати­ли­ны³³. Мож­но пред­по­ло­жить, что пер­во­на­чаль­ная ауди­то­рия Цеза­ря зна­ла об этой исто­рии. Она пони­ма­ла, на что наме­ка­ет Цезарь: ябло­ко от ябло­ни неда­ле­ко пада­ет.

Над­мен­ное и оскор­би­тель­ное поведе­ние кон­су­ла Лен­ту­ла пред­став­ля­ет собой про­ти­во­по­лож­ность поведе­нию Мар­цел­ли­на в 57/56 гг. Дей­ст­вия Мар­цел­ли­на, как их опи­сы­ва­ет Цице­рон (в основ­ном одоб­ря­ю­щий их), напо­ми­на­ли о тра­ди­ци­ях, кото­рые как древ­ние, так и совре­мен­ные авто­ры часто отно­сят в основ­ном к Сред­ней Рес­пуб­ли­ке, высо­ко цени­мой Цице­ро­ном. Воз­мож­но, эта одна из при­чин вос­хи­ще­ния Цице­ро­на кон­су­лом Мар­цел­ли­ном. Послед­ний явно счи­тал, что сенат и сенат­ская про­цеду­ра важ­нее, чем вре­мен­ные и ино­гда явно лич­ные цели неко­то­рых его чле­нов³⁴. Цезарь, види­мо, обра­ща­ет­ся к той же самой рес­пуб­ли­кан­ской тра­ди­ции, за соблюде­ние кото­рой Цице­рон хва­лил Мар­цел­ли­на в его кон­суль­ство в 56 г. Види­мо, он желал или ожи­дал, что его чита­те­ли узна­ют иде­ал, к кото­ро­му он апел­ли­ру­ет, и знал, что этот иде­ал ещё важен для них (и поэто­му и обра­щал­ся к нему).

с.158 Сци­пи­он, тесть Пом­пея, про­из­нёс речь, похо­жую на речь Лен­ту­ла. Каза­лось, что Сци­пи­он гово­рит за Пом­пея (ex ip­sius ore Pom­pei mit­ti vi­de­ba­tur). Он про­сто выдви­нул уль­ти­ма­тум: Пом­пей искренне (in ani­mo) готов помочь рес­пуб­ли­ке, если сенат после­ду­ет за ним, но у послед­не­го есть лишь один шанс. Эти утвер­жде­ния Цеза­ря, веро­ят­но, долж­ны были вос­при­ни­мать­ся, как обви­не­ния в отсут­ст­вии fi­dei, направ­лен­ные про­тив как Сци­пи­о­на, так и Пом­пея. Конеч­но, пред­по­ла­га­лось, что суж­де­ние (sen­ten­tia) сена­то­ра долж­но быть его соб­ст­вен­ным. Кон­су­ляр Сци­пи­он изо­бра­жён здесь про­сто как рупор Пом­пея. Если выше я пра­виль­но истол­ко­вал выра­же­ние ex ani­mo age­re в «Настав­ле­ни­ях по соис­ка­нию» как мета­фо­ру для fi­dei, то оно лишь уси­ли­ва­ет явное впе­чат­ле­ние, что Сци­пи­он, кото­рый про­сто гово­рит за Пом­пея, нару­ша­ет pub­li­cam fi­dem, при­ли­че­ст­ву­ю­щую кон­су­лу. Хуже того, он заяв­ля­ет о fi­de Пом­пея в отно­ше­нии рес­пуб­ли­ки, но это услов­ное заяв­ле­ние, кото­рое к тому же содер­жит доволь­но про­зрач­ную угро­зу. Сле­до­ва­тель­но, это лож­ная fi­des.

В гла­ве BC. I. 2, крат­ко пере­ска­зан­ной выше, речь идёт о реак­ции отдель­ных сена­то­ров на тре­бо­ва­ния Лен­ту­ла и Сци­пи­о­на. Пом­пей, через сво­его «заме­сти­те­ля» Сци­пи­о­на, пред­у­смот­рел, что кто-то может попы­тать­ся доне­сти до сена­то­ров более уме­рен­ные мне­ния (si cuncte­tur at­que agat le­nius). Он неяв­но оха­рак­те­ри­зо­вал этих людей как сла­бых. Поэто­му двой­ная иро­ния (кото­рая, ско­рее все­го, была оче­вид­на пер­во­на­чаль­ной антич­ной ауди­то­рии) состо­я­ла в том, что пер­вым выска­зал уме­рен­ное мне­ние Марк Мар­целл (кон­сул 51 г.), злей­ший враг Цеза­ря, свя­зан­ный лич­ны­ми, поли­ти­че­ски­ми и род­ст­вен­ны­ми уза­ми с раз­лич­ны­ми чле­на­ми пом­пе­ян­ской кли­ки (а так­же кров­ный род­ст­вен­ник кон­су­лов 50 и 49 гг., тоже враж­деб­ных Цеза­рю). В своё кон­суль­ство Мар­целл пытал­ся под­нять вопрос о назна­че­нии пре­ем­ни­ка Цеза­рю в Гал­лии, но его кол­ле­га Сер­вий Суль­пи­ций Руф и Пом­пей поме­ша­ли ему. Кро­ме того, имен­но Мар­целл при­ка­зал с.159 высечь жите­ля Ново­го Кома, чтобы про­де­мон­стри­ро­вать, что он не при­зна­ёт реше­ние Цеза­ря пре­до­ста­вить это­му горо­ду рим­ское граж­дан­ство³⁵. Одна­ко теперь Мар­целл занял, или попы­тал­ся занять, неза­ви­си­мую пози­цию. Имен­но он выска­зал суж­де­ние (sen­ten­tia), что не сле­ду­ет ста­вить перед сена­том ника­ких вопро­сов, пока по всей Ита­лии не будет про­из­ведён набор. Затем, под защи­той этих войск, сенат най­дёт в себе сме­лость поста­но­вить то, что сочтёт нуж­ным, сво­бод­но и в без­опас­но­сти (quo prae­si­dio, и т.д.). Мар­целл пытал­ся добить­ся для сена­та неза­ви­си­мо­го поло­же­ния и осво­бо­дить его от зави­си­мо­сти от Пом­пея или Цеза­ря (с идео­ло­ги­че­ской точ­ки зре­ния Цезарь не воз­ра­жа­ет про­тив это­го). Кон­крет­нее, Мар­целл пытал­ся вер­нуть сена­ту то поло­же­ние, кото­рое он утра­тил меся­цем ранее, когда его кузен, кон­сул Гай Мар­целл, пре­не­брёг голо­со­ва­ни­ем подав­ля­ю­ще­го боль­шин­ства, 370 про­тив 22, в поль­зу ком­про­мис­са. Гай Мар­целл отпра­вил­ся пря­мо к Пом­пею, в бук­валь­ном смыс­ле вло­жил меч в его руки и попро­сил его лич­но воз­гла­вить вой­ска рес­пуб­ли­ки и пове­сти их про­тив Цеза­ря (App. BC. II. 31).

Как отме­ча­лось выше, Мар­целл никем не был упол­но­мо­чен; его посту­пок нару­шал волю сена­та, был совер­шен­но бес­пре­цеден­тен и, мож­но ска­зать, «выхо­дил за пре­де­лы кон­сти­ту­ции». Он руко­вод­ст­во­вал­ся лож­ным слу­хом, вызвав­шим пани­ку в горо­де, о том, что Цезарь втор­га­ет­ся в Ита­лию с арми­ей³⁶. Гай Мар­целл не попы­тал­ся удо­сто­ве­рить­ся в истин­но­сти слу­ха; таким обра­зом, он нару­шил fi­dem маги­ст­ра­та — его обя­зан­ность обес­пе­чить ком­пе­тент­ный и бес­при­страст­ный совет, что вдвойне важ­но, когда люди, кото­ры­ми, как пред­по­ла­га­ет­ся, он дол­жен руко­во­дить, испы­ты­ва­ют эмо­цио­наль­ное смя­те­ние. Маги­ст­рат не был без­услов­но обя­зан сове­щать­ся с сена­том, преж­де чем что-либо пред­при­нять³⁷. Тео­ре­ти­че­ски эта пре­ро­га­ти­ва мог­ла даже про­сти­рать­ся так дале­ко, чтобы допус­кать с.160 дей­ст­вия, пря­мо нару­шаю­щие инструк­ции или сове­ты сена­та. Но кон­сул, посту­паю­щий таким обра­зом, несо­мнен­но, дол­жен был сослать­ся на то, что его поли­ти­ка была про­дик­то­ва­на необ­хо­ди­мо­стью отвра­тить непо­сред­ст­вен­ную опас­ность.

Похо­жая, если не ана­ло­гич­ная ситу­а­ция воз­ник­ла в 211—210 гг. в отно­ше­ни­ях сена­та и Мар­ка Клав­дия Мар­цел­ла по пово­ду ряда спор­ных реше­ний, кото­рые он в каче­стве пол­ко­во­д­ца при­нял на Сици­лии³⁸. Но в декаб­ре 50 г. сенат был нали­цо, и с ним мож­но было про­кон­суль­ти­ро­вать­ся. Таким обра­зом, про­бле­ма Лен­ту­ла состо­я­ла в том, что он и Сци­пи­он (и Пом­пей и их дру­зья (ami­ci)) пове­ли себя так, слов­но ока­за­лись в кри­ти­че­ском поло­же­нии, и это ста­ло уже вто­рым слу­ча­ем менее чем за месяц, в то вре­мя, как лег­ко мож­но было обра­тить­ся к сена­ту за сове­том о том, дей­ст­ви­тель­но ли это необ­хо­ди­мо, с учё­том пред­ло­же­ний Цеза­ря. Поэто­му вопрос о том, «выхо­дил ли этот посту­пок за пре­де­лы кон­сти­ту­ции», неиз­беж­но зави­сел от вос­при­я­тия. Как повёл себя дан­ный маги­ст­рат в кон­крет­ных обсто­я­тель­ствах? Дей­ст­ви­тель­но ли он дей­ст­во­вал в инте­ре­сах рес­пуб­ли­ки и соб­ст­вен­ной fi­dei или нет? Глав­ным кри­те­ри­ем были нра­вы и обы­чаи пред­ков (mos maio­rum), к кото­рым фак­ти­че­ски апел­ли­ро­ва­ли и Цезарь, и Катон, отста­и­вая про­ти­во­по­лож­ные пози­ции в «Заго­во­ре Кати­ли­ны» Сал­лю­стия. Пред­став­ля­ли ли тре­бо­ва­ния Цеза­ря, осно­ван­ные на законе Деся­ти три­бу­нов, реаль­ную угро­зу для рес­пуб­ли­ки? Дей­ст­ви­тель­но ли Лен­тул осо­знан­но раз­вя­зал в государ­стве ненуж­ную вой­ну ради лич­ных и эго­и­сти­че­ских инте­ре­сов? Что это гово­рит о его fi­de, то есть, в рим­ском пони­ма­нии, об умест­но­сти его поведе­ния и поведе­ния его пред­ше­ст­вен­ни­ка? Имен­но эти вопро­сы Цезарь ста­вит перед сво­им чита­те­лем. Веро­ят­но, Цезарь хочет, чтобы его чита­тель с.161 увидел, что истин­ная цель пред­ло­же­ний Лен­ту­ла и Сци­пи­о­на состо­я­ла в том, чтобы вынудить сенат лега­ли­зо­вать пост­фак­тум оче­вид­ное нару­ше­ние его воли, совер­шён­ное Гаем Мар­цел­лом в декаб­ре³⁹.

Не может быть сомне­ний в том, что декабрь­ское голо­со­ва­ние искренне пред­на­зна­ча­лось для наи­луч­ше­го соблюде­ния инте­ре­сов государ­ства в столь тяжё­лом поло­же­нии. В душе каж­до­го сена­то­ра мыс­ли о том, в чём состо­ит их долг в момент кри­зи­са, долж­ны были зани­мать пер­вое место. Сенат часто менял своё мне­ние или меш­кал. Но если сенат под дав­ле­ни­ем отме­ня­ет совет, дан­ный искренне, не пере­ме­нив при этом сво­его истин­но­го мне­ния, то это оче­вид­ное нару­ше­ние fi­dei и постыд­ный посту­пок. Несо­мнен­но, пред­став­ле­ние об этом отча­сти лежит в осно­ве как насто­я­тель­но­го тре­бо­ва­ния Мар­ка Мар­цел­ла о том, чтобы сенат оста­вал­ся в сто­роне от обе­их пар­тий и сохра­нял неза­ви­си­мость от них (quo prae­si­dio tu­to et li­be­re se­na­tus, quae vel­let, de­cer­ne­re aude­ret), так и рито­ри­че­ско­го реше­ния Цеза­ря поста­вить это суж­де­ние на столь вид­ное место в сво­ём тек­сте. Цезарь хочет пока­зать, что Пом­пей, Лен­тул и их союз­ни­ки при­бе­га­ют к наси­лию и при­нуж­де­нию, что не про­сто нару­ша­ет fi­dem, но и вооб­ще уни­что­жа­ет все усло­вия, необ­хо­ди­мые для про­дол­же­ния како­го-либо поли­ти­че­ско­го про­цес­са, осно­ван­но­го на дове­рии, в сена­те и, более того, во всём обще­стве.

В осталь­ной части гла­вы BC. I. 2 Цезарь ещё силь­нее выдви­га­ет на пер­вый план мето­ды пом­пе­ян­цев. Марк Кали­дий, к кото­ро­му при­со­еди­нил­ся Марк Целий Руф (то есть, корре­спон­дент Цице­ро­на) с.162 объ­яс­нил моти­ва­цию Цеза­ря в момент кри­зи­са стра­хом перед Пом­пе­ем: если Цезарь разору­жит­ся и вер­нёт­ся в Рим, а Пом­пей сохра­нит коман­до­ва­ние арми­ей у ворот Рима, то у Цеза­ря будут серь­ёз­ные осно­ва­ния опа­сать­ся Пом­пея и не дове­рять ему. Поэто­му Кали­дий пред­ло­жил, чтобы Пом­пей всё-таки отпра­вил­ся в Испа­нию, назна­чен­ную его про­вин­ци­ей, где он и дол­жен был нахо­дить­ся, тем самым раз­ве­яв опа­се­ния Цеза­ря (ut Pom­pei­us in suas pro­vin­cias pro­fi­cis­ce­re­tur)⁴⁰. По умол­ча­нию здесь пред­по­ла­га­ет­ся, что Цезарь дей­ст­ви­тель­но выпол­нит своё недав­нее обе­ща­ние сло­жить бо́льшую часть сво­их пол­но­мо­чий и вер­нуть­ся в город в разум­ные (с его точ­ки зре­ния) сро­ки, если явная угро­за для его без­опас­но­сти со сто­ро­ны потен­ци­аль­но враж­деб­ных войск Пом­пея под Римом будет устра­не­на⁴¹. Пред­ло­же­ние Кали­дия не вполне соот­вет­ст­во­ва­ло декабрь­ско­му голо­со­ва­нию, соглас­но кото­ро­му оба сопер­ни­ка долж­ны были отка­зать­ся от про­вин­ций, так как оно поз­во­ля­ло Пом­пею сохра­нить за собой импе­рий. Но оно соот­вет­ст­во­ва­ло лежав­ше­му в осно­ве это­го голо­со­ва­ния пред­став­ле­нию о том, что обе сто­ро­ны долж­ны доб­ро­воль­но чем-то пожерт­во­вать ради мира. Посколь­ку тео­ре­ти­че­ски пред­ло­же­ние Кали­дия пред­у­смат­ри­ва­ла бо́льшую жерт­ву со сто­ро­ны Цеза­ря (и в BC. I. 9. 5 Цезарь под­ра­зу­ме­ва­ет, что это при­ем­ле­мо), дан­ный пас­саж явно под­чёр­ки­ва­ет fi­dem Цеза­ря. Он так­же под­чёр­ки­ва­ет, что fi­des Пом­пея явля­ет­ся сомни­тель­ной, так как в нём пока­за­но, что «заме­сти­те­ли» Пом­пея реши­тель­но отвер­га­ют воз­мож­ность жерт­вы, кото­рая может спа­сти мно­же­ство рим­ских жиз­ней и сохра­нить мир и согла­сие в обще­стве. Пред­ло­же­ние Кали­дия выгляде­ло как уступ­ка Пом­пею по срав­не­нию с реше­ни­ем, при­ня­тым 370 голо­са­ми про­тив 22. с.163 Когда союз­ни­ки Пом­пея поме­ша­ли его обсуж­де­нию, это мож­но было рас­це­нить лишь как ещё одну чёр­ную мет­ку. Поэто­му веро­ят­но, что одна из целей Цеза­ря здесь — пред­ста­вить Пом­пея как чело­ве­ка, не желаю­ще­го пой­ти на жерт­ву ради мира, хотя сенат (Кали­дий) попы­тал­ся учесть его закон­ные инте­ре­сы и умень­шить цену тре­бу­е­мой от него жерт­вы. Явное неже­ла­ние Пом­пея это сде­лать и неже­ла­ние Лен­ту­ла допу­стить обсуж­де­ние это­го вопро­са — в дан­ных обсто­я­тель­ствах — ста­вят перед ауди­то­ри­ей Цеза­ря вопро­сы о pub­li­ca fi­de обо­их⁴².

Мар­цел­ла и Кали­дия заста­ви­ли замол­чать, и отнюдь не веж­ли­во. Их про­тив­ни­ки при­бег­ли к так­ти­ке устра­ше­ния и запу­ги­ва­ния. Лен­тул про­из­нёс тира­ду про­тив высту­пав­ших. Он пря­мо отка­зал­ся поста­вить пред­ло­же­ние Кали­дия на голо­со­ва­ние сена­та и, по-види­мо­му, никак это не объ­яс­нил (Len­tu­lus sen­ten­tiam Ca­li­dii pro­nun­tia­tu­rum se om­ni­no ne­ga­vit). Мар­целл, услы­шав речь Лен­ту­ла, из стра­ха взял назад своё пред­ло­же­ние (Mar­cel­lus per­ter­ri­tus con­vi­ciis a sua sen­ten­tia dis­ces­sit). Сле­ду­ет отме­тить повто­ре­ние в этой части BC. I. 2 раз­лич­ных слов, обо­зна­чаю­щих страх и неуве­рен­ность: ti­me­re (2. 3), per­ter­ri­tus (2. 5), ter­ro­re (2. 6); prae­si­dio (2. 2), erep­tis, pe­ri­cu­lum (2. 3), cor­rep­ti (2. 5), mi­nis, com­pul­si, in­vi­ti, coac­ti (2. 6), acer­bis­si­me, cru­de­lis­si­mi (2. 8)^[5]. Вспом­ним, какое воздей­ст­вие ока­за­ло на сенат физи­че­ское устра­ше­ние в пись­ме Цице­ро­на QF. II. 1. 3: Кло­дий про­из­но­сил злоб­ную речь с.164 (fu­re­bat), его бан­да голо­во­ре­зов гром­ко его под­дер­жа­ла (cla­mo­rem… sus­tu­le­runt), сенат испу­гал­ся (eo me­tu iniec­to) и имен­но из-за пря­мой угро­зы разо­шёл­ся. Если при­нять точ­ку зре­ния Цеза­ря, то мож­но ска­зать, что в янва­ре 49 г. в сена­те слу­чи­лось нечто подоб­ное (хоть и в гораздо бо́льших мас­шта­бах) тому, что мог­ло бы слу­чить­ся в 57 г., если бы бан­да Кло­дия дей­ст­ви­тель­но окру­жи­ла бегу­щих сена­то­ров и заста­ви­ла их про­го­ло­со­вать под свою дик­тов­ку. Но когда в 57 г. сенат ощу­тил страх, он имел воз­мож­ность разой­тись. В 49 г. его поло­же­ние было совсем иным. Имен­но это Мар­целл и желал выра­зить в сво­ём суж­де­нии⁴³.

Далее в остав­шей­ся части гла­вы BC. I. 2 Цезарь при­во­дит новые иллю­ст­ра­ции тех послед­ст­вий, кото­рые име­ла сла­бость сена­та для кон­сти­ту­ции, как и в гла­вах BC. I. 3—6, где он под­во­дит итог пер­вой части сво­ей аргу­мен­та­ции утвер­жде­ни­ем (BC. I. 6. 8), что вся­кое боже­ст­вен­ное и чело­ве­че­ское пра­во (iura) было попра­но (om­nia di­vi­na hu­ma­na­que iura per­mis­cen­tur). Эта фра­за (о кото­рой гораздо боль­ше будет ска­за­но ниже) сиг­на­ли­зи­ру­ет чита­те­лю, что, с точ­ки зре­ния Цеза­ря, пред­став­лен­ные им в гла­вах 1—6 свиде­тель­ства доста­точ­но убий­ст­вен­ны, чтобы он мог обос­но­вать своё пра­во на закон­ную само­обо­ро­ну в фор­ме воору­жён­но­го сопро­тив­ле­ния, к чему он затем и пере­хо­дит. В гла­ве BC. I. 2, сохра­няя акцент на запу­ги­ва­нии сена­то­ров со сто­ро­ны пом­пе­ян­цев, Цезарь созна­тель­но остав­ля­ет отча­сти откры­тым вопрос о том, в какой мере уяз­ви­мость сена­та в конеч­ном счё­те была обу­слов­ле­на его недо­ста­точ­ной твёр­до­стью. Его чле­ны не под­дер­жа­ли Мар­цел­ла. Боль­шин­ство сена­то­ров, хотя, как под­чёр­ки­ва­ет Цезарь, и не все (ple­ri­que), про­тив с.165 воли усту­пи­ли дав­ле­нию, кото­рое ока­зал на них кон­сул Лен­тул сво­и­ми сло­ва­ми, дру­зья Пом­пея — сво­и­ми угро­за­ми, а так­же армия Пом­пея — сво­им при­сут­ст­ви­ем непо­да­лё­ку. Они про­го­ло­со­ва­ли за пред­ло­же­ние Сци­пи­о­на о том, что Цезарь дол­жен рас­пу­стить армию к опре­де­лён­но­му сро­ку, а если не сде­ла­ет это­го, то будет счи­тать­ся измен­ни­ком (Sic vo­ci­bus con­su­lis, ter­ro­re prae­sen­tis exer­ci­tus, mi­nis ami­co­rum Pom­pei ple­ri­que com­pul­si in­vi­ti et coac­ti Sci­pio­nis sen­ten­tiam se­quun­tur: uti an­te cer­tam diem Cae­sar exer­ci­tum di­mit­tat; si non fa­ciat, eum ad­ver­sus rem pub­li­cam fac­tu­rum vi­de­ri). Итак, сенат более не являл­ся цита­де­лью fi­dei.

Три­бу­ны Марк Анто­ний и Квинт Кас­сий немед­лен­но нало­жи­ли запрет. Вслед за этим вопрос об их запре­те был постав­лен перед сена­том⁴⁴. Когда Цезарь харак­те­ри­зу­ет после­дую­щее обсуж­де­ние как gra­vis, — это отча­сти иро­ния. Так­ти­ка запу­ги­ва­ния, к кото­рой при­бег­ли его вра­ги, при­во­дит к инвер­сии тра­ди­ци­он­ных тер­ми­нов сенат­ско­го дис­кур­са, в осно­ве кото­ро­го лежат поня­тия ком­пе­тент­но­сти, объ­ек­тив­но­сти и равен­ства. Выска­зы­ва­ния (sen­ten­tiae), с.166 адре­со­ван­ные двум три­бу­нам, были рез­ки­ми, жесто­ки­ми и ещё силь­нее раз­жи­га­ли пла­мя при­страст­но­сти (ut quis­que acer­bis­si­me cru­de­lis­si­me­que di­xit, ita quam ma­xi­me ab ini­mi­cis Cae­sa­ris col­lau­da­tur^[6]). Такое поведе­ние состав­ля­ет рез­кий кон­траст тому, что слу­чи­лось в декаб­ре 57 и янва­ре 56 г., когда мно­гие сена­то­ры сочли поведе­ние Лупа крайне про­во­ка­ци­он­ным. Как мы виде­ли выше, кон­сул Мар­цел­лин (при содей­ст­вии кол­ле­ги) не при­бе­гал к так­ти­ке запу­ги­ва­ния, наси­лия или устра­ше­ния, чтобы заста­вить три­бу­на замол­чать. Напро­тив, в этих преды­ду­щих слу­ча­ях Лупу поз­во­ле­но было дей­ст­во­вать совер­шен­но неза­ви­си­мо, несмот­ря даже на то, что он попы­тал­ся поста­вить на голо­со­ва­ние своё пред­ло­же­ние насчёт Пом­пея рань­ше кон­суль­ско­го. Его посту­пок был вос­при­нят как «неспра­вед­ли­вый и новый» (ini­qua et no­va) и силь­но рас­сер­дил мно­гих сена­то­ров, но пра­во три­бу­на исполь­зо­вать свои пре­ро­га­ти­вы в этом вопро­се (то есть про­во­дить поли­ти­ку, пред­по­ла­гаю­щую, что три­бун счи­та­ет её осу­щест­вле­ни­ем сво­их пре­ро­га­тив) не оспа­ри­ва­лось⁴⁵.

Цезарь часто под­чёр­ки­ва­ет жесто­кость выра­же­ний сво­их про­тив­ни­ков. Это не про­сто рито­ри­че­ское укра­ше­ние. Сле­ду­ет отме­тить, что в речи «За Раби­рия» (13) Цице­рон так же изо­бра­жа­ет рез­кие и жесто­кие выра­же­ния три­бу­на Лаби­е­на, кото­рые сами по себе под­ры­ва­ют сво­бо­ду, меша­ют наро­ду про­явить мило­сер­дие и угро­жа­ют усто­яв­шей­ся тра­ди­ции (sed etiam ver­bo­rum cru­de­li­ta­te inau­di­ta vio­la­re li­ber­ta­tem hui­us po­pu­li, tempta­re man­sue­tu­di­nem, com­mu­ta­re dis­cip­li­nam co­na­tus est). Посто­ян­но с.167 под­чёр­ки­вая эту осо­бен­ность пом­пе­ян­ских мето­дов в тек­сте, Цезарь желал про­де­мон­стри­ро­вать свою вер­ность тра­ди­ци­ям и изо­бра­зить сво­их про­тив­ни­ков насто­я­щи­ми ради­ка­ла­ми. Он хочет мира, а его вра­ги — не хотят. Его сло­ва и поступ­ки (ска­зал бы он) дока­зы­ва­ют, что он искре­нен и досто­ин дове­рия; выра­же­ния и мето­ды его вра­гов выстав­ля­ют их в про­ти­во­по­лож­ном све­те. Цезарь как буд­то гово­рит: люди, заяв­ля­ю­щие, буд­то пекут­ся о бла­ге рес­пуб­ли­ки, не долж­ны про­из­но­сить столь под­стре­ка­тель­ских инвек­тив про­тив поли­ти­че­ско­го про­тив­ни­ка, не напа­дав­ше­го на них, если толь­ко они искрен­ни. Имен­но эти люди, а не он, Цезарь, — насто­я­щие вра­ги кон­сти­ту­ции.

Сенат в оса­де (BC. I. 3—4)

Наси­лие пом­пе­ян­цев в отно­ше­нии сена­та ста­но­вит­ся ещё более вопи­ю­щим в тече­ние несколь­ких сле­дую­щих дней и дости­га­ет пика 7 янва­ря, при при­ня­тии чрез­вы­чай­но­го поста­нов­ле­ния сена­та (se­na­tus con­sul­tum ul­ti­mum) про­тив Цеза­ря. Для чита­те­ля сле­дую­щая фаза про­цес­са начи­на­ет­ся, когда в BC. I. 3 из тени выхо­дит сам Пом­пей. После того, как вече­ром 1 янва­ря сенат был рас­пу­щен, этот орган в пол­ном соста­ве был созван за горо­дом для встре­чи с Пом­пе­ем. Пом­пей выведен на сце­ну в BC. I. 3: теперь он лич­но ведёт ещё более мас­штаб­ную и неисто­вую кам­па­нию по запу­ги­ва­нию сена­та. Он хва­лит сво­их пре­дан­ных сто­рон­ни­ков и укреп­ля­ет их дух на буду­щее. Он осуж­да­ет и пону­ка­ет тех сена­то­ров, кото­рые про­яви­ли апа­тию. В тече­ние сле­дую­щих несколь­ких дней (это понят­но из тек­ста) из раз­ных мест в город вызы­ва­ют сол­дат; они и офи­це­ры навод­ня­ют город и коми­ций. Сенат наме­рен­но запол­ня­ют вра­га­ми Цеза­ря и дру­зья­ми кон­су­лов и Пом­пея. Бла­го­да­ря этим враж­деб­ным голо­сам в сена­те и дав­ле­нию сол­дат на ули­цах пом­пе­ян­цы испу­ган­ных ослаб­ля­ют, с.168 неопре­де­лив­ших­ся скло­ня­ют к под­держ­ке при­ня­той меры, а боль­шин­ство сена­та лиша­ют воз­мож­но­сти сво­бод­но при­ни­мать реше­ния (quo­rum vo­ci­bus et con­cur­su ter­ren­tur in­fir­mio­res, du­bii con­fir­man­tur, ple­ris­que ve­ro li­be­re de­cer­nen­di po­tes­tas eri­pi­tur). Выше мы отме­ча­ли выска­зы­ва­ние в «Настав­ле­ни­ях по соис­ка­нию» о том, что на выбо­рах изби­ра­те­лей, не пре­дан­ных все­це­ло како­му-либо кан­дида­ту, мож­но было закон­но рас­смат­ри­вать как откры­тых для аги­та­ции дру­гих кан­дида­тов. Подоб­ная логи­ка при­ме­ни­ма и к ситу­а­ции, опи­сан­ной в BC. I. 3. Цезарь ещё раз наме­ка­ет на то, что его пози­ция (если бы её пред­ста­ви­ли долж­ным обра­зом) вполне мог­ла бы убедить боль­шин­ство ещё неопре­де­лив­ших­ся сена­то­ров, если бы его вра­ги не при­бег­ли к угро­зе силой (ple­ris­que ve­ro li­be­re de­cer­nen­di po­tes­tas eri­pi­tur). В дан­ных обсто­я­тель­ствах при­ме­не­ние силы мож­но было убеди­тель­но пред­ста­вить как нару­ше­ние нра­вов и обы­ча­ев пред­ков (mos maio­rum).

В сво­их сочи­не­ни­ях Цице­рон мно­го раз, в раз­лич­ных кон­текстах отме­ча­ет, что при­ме­не­ние силы там, где долж­ны гос­под­ст­во­вать тра­ди­ция, закон и про­цеду­ра, нару­ша­ет спра­вед­ли­вость. В речи «О сво­ём доме» (53) он спра­ши­ва­ет, мож­но ли счи­тать осно­ван­ным на спра­вед­ли­во­сти (ius) резуль­тат любо­го пред­при­я­тия, реа­ли­зо­ван­но­го гру­бой силой (vis): aut quid­quam iure ges­tum vi­de­ri po­test, quod per vim ges­tum es­se con­stet? В пись­ме QF. II. 1. 3 мы виде­ли рас­сказ о том, как орга­ни­зо­ван­ные сенат­ские деба­ты были нару­ше­ны и сорва­ны из-за угро­зы непо­сред­ст­вен­но­го наси­лия. Конеч­но, когда сто­ял вопрос об SCU (при­ня­тие SCU про­тив Цеза­ря будет опи­са­но ниже), речь шла о том, достиг­ну­та ли точ­ка, после кото­рой уже невоз­мо­жен исход, бла­го­при­ят­ный для кон­сти­ту­ции и осно­ван­ный на законе и про­цеду­ре. В таком слу­чае обы­чаи пред­ков (хотя и поли­ти­че­ски взры­во­опас­ные) пред­пи­сы­ва­ли (после Грак­хов) исполь­зо­вать смер­то­нос­ную силу во внут­рен­нем кон­флик­те про­тив граж­дан, кото­рых при­ня­тое сена­том SCU при­зна­ло вра­га­ми государ­ства. Отно­си­тель­но сво­его соб­ст­вен­но­го дела Цезарь дока­зы­ва­ет, с.169 что эта точ­ка ещё не была достиг­ну­та, так как (1) объ­ек­тив­ные обсто­я­тель­ства в его слу­чае не пре­вы­си­ли исто­ри­че­ско­го поро­га (см. BC. I. 7) и (2) в его мир­ных пред­ло­же­ни­ях ясно вид­но его огром­ное ува­же­ние к кон­сти­ту­ции (см. BC. I. 9). Имен­но его вра­ги попи­ра­ют кон­сти­ту­цию. Имен­но они созда­ли этот ненуж­ный кри­зис⁴⁶.

Более того, инте­ре­сы Цеза­ря вооб­ще не были при­ня­ты во вни­ма­ние, хотя, как он вско­ре под­черкнёт для чита­те­ля, он заслу­жил ува­же­ние по мень­шей мере сво­ей служ­бой государ­ству. Несколь­ко храб­рых, по-види­мо­му, сена­то­ров — Луций Пизон, Луций Рос­ций и неко­то­рые дру­гие, не назван­ные по име­нам в BC. I. 3, пред­ло­жи­ли сохра­нить откры­ты­ми неко­то­рые кана­лы ком­му­ни­ка­ции с Цеза­рем, но их пред­ло­же­ния (напра­вить послов к Цеза­рю, чтобы сооб­щить ему о реше­нии сена­та) про­ва­ли­лись.

В гла­ве BC. I. 4 (кото­рую часто назы­ва­ют «гла­вой о моти­вах») Цезарь утвер­жда­ет, что его вра­ги отбро­си­ли эту, по-види­мо­му, послед­нюю воз­мож­ность для дого­во­рён­но­сти, пото­му что в первую оче­редь стре­ми­лись вопло­тить неко­то­рые свои често­лю­би­вые стрем­ле­ния, хотя с.170 утвер­жда­ли, что пекут­ся об обще­ст­вен­ном бла­ге (учи­ты­вая, что в сена­те велись деба­ты о состо­я­нии государ­ства (de re pub­li­ca)). Таким обра­зом, речь шла о pub­li­ca fi­de. Цезарь осо­бо упо­ми­на­ет речи Лен­ту­ла, Сци­пи­о­на и Като­на в сена­те про­тив пред­ло­же­ний Пизо­на и Рос­ция (и дру­гих), моти­вы, побуж­даю­щие этих людей про­ти­во­дей­ст­во­вать ему, а затем моти­вы Пом­пея⁴⁷. Като­ном дви­жет дав­няя враж­да с Цеза­рем и обида из-за неуда­чи в борь­бе за кон­суль­ство (Ca­to­nem ve­te­res ini­mi­ci­tiae Cae­sa­ris in­ci­tant et do­lor re­pul­sae). Таким обра­зом, его при­тя­за­ние на pub­li­cam fi­dem — все­го лишь пред­лог для сокры­тия его истин­ных, глу­бо­ко лич­ных моти­вов⁴⁸. Лен­тул руко­вод­ст­ву­ет­ся преж­де все­го сво­и­ми огром­ны­ми дол­га­ми, надеж­да­ми полу­чить замор­ское коман­до­ва­ние, про­вин­цию и взят­ки от тех, кто при­тя­за­ет на цар­ства (в про­вин­ции или рядом с ней). В кру­гу близ­ких он хва­ста­ет, что станет новым Сул­лой и вер­нёт­ся, рас­счи­ты­вая при­об­ре­сти выс­шую власть (Len­tu­lus aeris alie­ni mag­ni­tu­di­ne et spe exer­ci­tus ac pro­vin­cia­rum et re­gum ap­pe­lan­do­rum lar­gi­tio­ni­bus mo­ve­tur, se­que al­te­rum fo­re Sul­lam in­ter suos glo­ria­tur, ad spem sum­ma im­pe­rii re­deat). Эти лич­ные моти­вы явно пред­по­ла­га­ют, что fi­des кон­су­ла Лен­ту­ла вызы­ва­ет боль­шие сомне­ния. Даже более того, когда Лен­тул бес­стыд­но срав­ни­ва­ет себя само­го с Сул­лой, это свиде­тель­ст­ву­ет, что он уже замыш­ля­ет государ­ст­вен­ный пере­во­рот⁴⁹. Сци­пи­он руко­вод­ст­ву­ет­ся теми же надеж­да­ми на с.171 армию и про­вин­цию (и пола­га­ет, что полу­чит их бла­го­да­ря тому, что его дочь заму­жем за Пом­пе­ем), стра­хом перед судеб­ным обви­не­ни­ем и вза­им­ной лестью и похваль­бой — его само­го и неко­то­рых могу­ще­ст­вен­ных людей, очень вли­я­тель­ных тогда в рес­пуб­ли­ке и в судах. (Sci­pio­nem eadem spes pro­vin­ciae at­que exer­ci­tum im­pel­lit, quos se pro ne­ces­si­tu­di­ne par­ti­tu­rum cum Pom­peio ar­bit­ra­tur, si­mul iudi­cio­rum me­tus, adu­la­tio at­que os­ten­ta­tio sui et po­ten­tium, qui in re pub­li­ca iudi­ciis­que tum plu­ri­mum pol­le­bant)⁵⁰. Эти част­ные амби­ции тоже нару­ша­ют pub­li­cam fi­dem⁵¹. Напо­ми­на­ние о том, что род­ство Сци­пи­о­на с Пом­пе­ем гаран­ти­ру­ет ему доступ к богат­ству и вла­сти (как и опи­са­ние его кру­га обще­ния), ука­зы­ва­ет ауди­то­рии на то, что судеб­ное пра­во­судие и бла­га все­мир­ной импе­рии моно­по­ли­зи­ро­ва­ла спло­чён­ная кли­ка посвя­щён­ных, что нано­сит ущерб обще­ст­вен­ным инте­ре­сам. Сам Пом­пей преж­де все­го руко­вод­ст­ву­ет­ся стрем­ле­ни­ем к тому, чтобы в государ­стве не было нико­го, рав­но­го ему по досто­ин­ству (dig­ni­tas), а вра­ги (ini­mi­ci) Цеза­ря поощ­ря­ют его в этой реши­мо­сти (Ip­se Pom­pei­us, ab ini­mi­cis Cae­sa­ris in­ci­ta­tus et quod ne­mi­nem dig­ni­ta­te se­cum exae­qua­ri vo­le­bat). Пом­пей так­же жела­ет раз­ре­шить кри­зис воен­ным путём как мож­но ско­рее (под­ра­зу­ме­ва­ет­ся — в про­ти­во­по­лож­ность боль­шин­ству сена­та, кото­рое пред­по­чи­та­ет пере­го­во­ры и ком­про­мисс). Это объ­яс­ня­ет­ся тем, что он уязв­лён бес­че­стьем, ибо исполь­зо­вал два леги­о­на, пред­на­зна­чен­ных для вой­ны с Пар­фи­ей, для укреп­ле­ния соб­ст­вен­ной вла­сти и гос­под­ства (si­mul in­fa­mia dua­rum le­gio­num per­mo­tus, quas ab iti­ne­re Asiae Sy­riae­que с.172 ad suam po­ten­tiam do­mi­na­tum­que con­ver­te­rat, rem ad ar­ma de­du­ci stu­de­bat)⁵². Все подоб­ные моти­ва­ции для дей­ст­вий в сфе­ре обще­ст­вен­ных инте­ре­сов явно нару­ша­ют pub­li­cam fi­dem.

Пом­пей здесь так­же обви­нён в отсут­ст­вии част­ной fi­dei в его друж­бе (ami­ci­tia) с Цеза­рем. Цезарь утвер­жда­ет, что из-за сво­его неже­ла­ния тер­петь рав­но­го себе по досто­ин­ству (dig­ni­tas) Пом­пей не толь­ко совер­шен­но отка­зал­ся от друж­бы с Цеза­рем, но и сбли­зил­ся с людь­ми, кото­рые неко­гда были их общи­ми вра­га­ми, а так­же что он, Цезарь, пер­во­на­чаль­но при­нял на себя бре­мя враж­ды с ними, когда его дочь была заму­жем за Пом­пе­ем (to­tum se ab eius ami­ci­tia aver­te­rat et cum com­mu­ni­bus ini­mi­cis in gra­tiam re­die­rat, quo­rum ip­se ma­xi­mam par­tem il­lo af­fi­ni­ta­tis tem­po­re iniun­xe­rat Cae­sa­ri). Гово­ря это, Цезарь под­чёр­ки­ва­ет свою fi­dem как дру­га (и отсут­ст­вие у Пом­пея fi­dei и его небла­го­дар­ность как дру­га)⁵³.

В выше­при­ведён­ном кон­тек­сте оче­вид­но, что эти лич­ные и эго­и­сти­че­ские моти­вы, кото­рые Цезарь при­пи­сы­ва­ет сво­им про­тив­ни­кам, явля­ют­ся нару­ше­ни­ем pub­li­cae fi­dei. Эти люди утвер­жда­ют, что дей­ст­ву­ют во бла­го рес­пуб­ли­ки. Цезарь дока­зы­ва­ет, что это вовсе не так. Каж­дый из них забо­тит­ся лишь о дости­же­нии сво­их лич­ных целей.

В гла­ве BC. I. 4 замет­на и ещё одна тема. До сих пор иссле­до­ва­те­ли в долж­ной мере не при­зна­ли, что, начи­ная с это­го часто цити­ру­е­мо­го пас­са­жа, Цезарь ста­ра­ет­ся как мож­но силь­нее под­черк­нуть соб­ст­вен­ную fi­dem в пози­тив­ном смыс­ле⁵⁴. Это оче­вид­но в его опи­са­нии Пом­пея. Отдель­ные выска­зы­ва­ния Цеза­ря о Пом­пее не про­сто ука­зы­ва­ют на с.173 недо­ста­ток fi­dei у Пом­пея, но и под­ра­зу­ме­ва­ют доб­рую fi­dem Цеза­ря, ибо послед­ний, с его соб­ст­вен­ной точ­ки зре­ния, сохра­нил вер­ность сво­е­му дру­гу Пом­пею, невзи­рая на про­во­ка­ции. Гово­ря, что имен­но Пом­пей не жела­ет тер­петь рав­но­го себе по досто­ин­ству (quod ne­mi­nem dig­ni­ta­te se­cum exae­qua­ri vo­le­bat), Цезарь тем самым при­тя­за­ет на то, что явля­ет­ся более бла­го­на­дёж­ным рес­пуб­ли­кан­цем, ибо его кри­ти­ка не име­ла бы смыс­ла, если бы он сам не готов был допу­стить суще­ст­во­ва­ние рав­но­го ему по досто­ин­ству (что доб­рый рес­пуб­ли­ка­нец обя­зан допу­стить, и раз­лич­ные дипло­ма­ти­че­ские пред­ло­же­ния Цеза­ря в адрес Пом­пея, опи­сан­ные в «Граж­дан­ской войне», пред­по­ла­га­ют, что он готов к это­му). Таким обра­зом, дан­ное утвер­жде­ние — это заяв­ле­ние Цеза­ря о сво­ей fi­de. Сле­дую­щее заме­ча­ние Цеза­ря о его друж­бе (ami­ci­tia) с Пом­пем тоже под­чёр­ки­ва­ет его fi­dem. Он гово­рит, что Пом­пей не про­сто совер­шен­но отрёк­ся от друж­бы с Цеза­рем и объ­еди­нил­ся с вра­га­ми (ini­mi­ci) послед­не­го, но сде­лал это вслед­ст­вие под­стре­ка­тель­ства этих вра­гов (а так­же под воздей­ст­ви­ем толь­ко что ука­зан­но­го неже­ла­ния при­знать рав­но­го по досто­ин­ству). Как отме­ча­лось выше, Цезарь утвер­жда­ет, что Пом­пей сам навя­зал ему боль­шин­ство этих вра­гов в то вре­мя, когда был женат на его доче­ри (quo­rum ip­se ma­xi­mam par­tem il­lo af­fi­ni­ta­tis tem­po­re iniun­xe­rat Cae­sa­ri). Он хочет, чтобы чита­тель увидел, что когда Пом­пей стал дру­гом, поли­ти­че­ским союз­ни­ком и род­ст­вен­ни­ком Цеза­ря, то послед­ний доб­ро­воль­но и без про­те­ста при­нял допол­ни­тель­ное поли­ти­че­ское бре­мя борь­бы с эти­ми людь­ми, кото­рые на самом деле были вра­га­ми Пом­пея. Это может рас­смат­ри­вать­ся как при­знак fi­dei Цеза­ря. Это так­же намёк для чита­те­ля на то, что эти новые дру­зья, с кото­ры­ми Пом­пей сбли­зил­ся, — не надёж­ные дру­зья ему, в душе они оста­ют­ся его вра­га­ми, и ему сле­до­ва­ло бы при­знать это и вос­ста­но­вить друж­бу с Цеза­рем⁵⁵.

с.174 Послед­нее упо­ми­на­ние Цеза­ря о Пом­пее в этой гла­ве не толь­ко под­чёр­ки­ва­ет его соб­ст­вен­ную fi­dem, но и кос­вен­но напо­ми­на­ет ауди­то­рии о ком­про­мисс­ном голо­со­ва­нии сена­та 370 про­тив 22 пер­во­го декаб­ря. Совсем неза­дол­го до это­го Пом­пей одол­жил Цеза­рю один из сво­их леги­о­нов для вой­ны в Гал­лии. После пора­же­ния Крас­са при Каррах без­опас­ность на Восто­ке нахо­ди­лась под угро­зой. В сен­тяб­ре 51 г. угро­за обост­ри­лась, когда круп­ное пар­фян­ское вой­ско под коман­до­ва­ни­ем Пако­ра, сына царя, пере­шло Евфрат при Зевг­ме и, види­мо, при­гото­ви­лось к круп­ной ата­ке на уяз­ви­мую гра­ни­цу⁵⁶. В ответ на это сенат потре­бо­вал по леги­о­ну у Пом­пея и Цеза­ря для служ­бы на этом теат­ре воен­ных дей­ст­вий. Пом­пей решил, что из его леги­о­нов на Восток сле­ду­ет отпра­вить тот, кото­рый он ранее одол­жил Цеза­рю. В резуль­та­те Цезарь лишил­ся не одно­го леги­о­на, кото­рый от него потре­бо­ва­ли, а двух. Когда восточ­ный кри­зис мино­вал (пар­фяне про­сто пере­ду­ма­ли и отсту­пи­ли), два леги­о­на не вер­ну­лись к Цеза­рю, а были раз­ме­ще­ны на зим­ние квар­ти­ры в Капуе⁵⁷. Вспом­ним, что через несколь­ко дней после голо­со­ва­ния 1 декаб­ря кон­сул Гай Мар­целл, дей­ст­вуя от сво­его соб­ст­вен­но­го име­ни и без одоб­ре­ния сена­та, отпра­вил­ся к Пом­пею за город­скую чер­ту, теат­раль­ным жестом вру­чил ему меч и попро­сил его взять на себя ответ­ст­вен­ность за защи­ту Ита­лии. В дан­ном слу­чае Мар­целл — так­же не имея на то с.175 закон­ных пол­но­мо­чий — пре­до­ста­вил Пом­пею коман­до­ва­ние эти­ми дву­мя леги­о­на­ми⁵⁸. Таким обра­зом, в силу это­го нару­ше­ния зако­на — кото­рое в гла­зах ауди­то­рии, веро­ят­но, было пря­мо свя­за­но с непо­ви­но­ве­ни­ем Мар­цел­ла авто­ри­те­ту сена­та (Цезарь гово­рит о бес­че­стии (in­fa­mia), кото­рое навлек­ли собы­тия, свя­зан­ные с пере­да­чей леги­о­нов Пом­пею) — Цезарь мог обос­но­ван­но заяв­лять, что Пом­пей соби­рал­ся исполь­зо­вать эти леги­о­ны для укреп­ле­ния соб­ст­вен­но­го могу­ще­ства и гос­под­ства (ad suam po­ten­tiam do­mi­na­tum­que con­ver­te­rat) и, более того, что он отвлёк вой­ска от служ­бы государ­ству (res pub­li­ca) ради этой лич­ной цели, что, несо­мнен­но, явля­ет­ся нару­ше­ни­ем pub­li­cae fi­dei⁵⁹. Цезарь при­во­дит этот факт как допол­ни­тель­ное свиде­тель­ство того, что Пом­пей уже решил­ся на вой­ну и, сле­до­ва­тель­но, всерь­ёз не пытал­ся най­ти мир­ное реше­ние (rem ad ar­ma de­du­ci stu­de­bat). Тот факт, что Цезарь пол­но­стью под­чи­нил­ся тре­бо­ва­нию сена­та о пре­до­став­ле­нии леги­о­нов, хотя оно осла­би­ло его воен­ную мощь, мог рас­смат­ри­вать­ся как ещё одно свиде­тель­ство его pub­li­cae fi­dei⁶⁰. Сам Цице­рон при­зна­вал, что два леги­о­на с.176 у Цеза­ря забра­ли обман­ным путём (in­si­dio­se)⁶¹. Его заме­ча­ние — важ­ное свиде­тель­ство того, что он тоже счи­тал удер­жа­ние леги­о­нов нару­ше­ни­ем fi­dei.

Om­nia di­vi­na hu­ma­na­que iura per­mis­cen­tur: когда необыч­ные дей­ст­вия оправ­да­ны

Выше­при­ведён­ный ана­лиз, как пред­став­ля­ет­ся, пока­зы­ва­ет, что Цезарь в зна­чи­тель­ной мере разде­лял ком­плекс пред­став­ле­ний Цице­ро­на и Сал­лю­стия⁶². Как отме­ча­ет Нил Вудз, Цице­рон счи­тал оправ­дан­ным при­ме­не­ние наси­лия ради само­за­щи­ты и выжи­ва­ния в усло­ви­ях, когда рушат­ся закон и порядок⁶³. Конеч­но, учи­ты­вая, что Цезарь в прин­ци­пе не оспа­ри­вал пра­во сена­та при­нять SCU («кото­рое побуж­да­ло маги­ст­ра­тов при­ме­нять силу про­тив сограж­дан, не заботясь о стро­гой закон­но­сти сво­их дей­ст­вий», по сло­вам Лин­тот­та; см. выше), а Сал­лю­стий явно счи­тал оправ­дан­ным его при­ня­тие про­тив Кати­ли­ны, оба поли­ти­ка, види­мо, в каком-то важ­ном вопро­се сто­ят на той же поч­ве, что и Цице­рон.

Ещё один при­мер идео­ло­ги­че­ски общей точ­ки зре­ния мож­но най­ти в том, что все эти авто­ры исполь­зу­ют схо­жую фра­зео­ло­гию, чтобы ука­зать на то, что «боже­ст­вен­ное и чело­ве­че­ское пра­во» попра­но и, сле­до­ва­тель­но, закон и порядок уни­что­же­ны, и насиль­ст­вен­ные и нена­силь­ст­вен­ные фор­мы сопро­тив­ле­ния (напри­мер, сецес­сия) могут быть мораль­но оправ­дан­ным выхо­дом. Я с.177 пред­по­ла­гаю, что в язы­ко­вой куль­ту­ре сло­ва о попра­нии di­vi­na et hu­ma­na iura широ­ко исполь­зо­ва­лись, чтобы доне­сти до ауди­то­рии мысль, что перей­дён важ­ный порог на пути к необыч­ным дей­ст­ви­ям. То есть, когда di­vi­na et hu­ma­na нахо­дят­ся в край­ней опас­но­сти, необыч­ные дей­ст­вия могут не нару­шать pub­li­cam fi­dem.

Рас­смот­рим эту про­бле­му подроб­нее. В кон­це BC. I. 6 Цезарь утвер­жда­ет, что «попи­ра­ет­ся вся­кое пра­во: боже­ское и чело­ве­че­ское» (om­nia di­vi­na hu­ma­na­que iura per­mis­cen­tur). Эта фра­за име­ет семь при­ме­ча­тель­ных парал­ле­лей у Сал­лю­стия. Пер­вая из них содер­жит­ся в зна­ме­ни­том нра­во­учи­тель­ном пас­са­же «Заго­во­ра Кати­ли­ны» (12. 1—2).

Сал­лю­стий опи­сы­ва­ет про­цесс пор­чи нра­вов, кото­рый, по его мне­нию, ещё про­дол­жал­ся в совре­мен­ном ему Риме. В преды­ду­щей гла­ве он назы­ва­ет непо­сред­ст­вен­ной при­чи­ной этой пор­чи нра­вов дур­ные поступ­ки Сул­лы и осо­бен­но отсут­ст­вие у него fi­dei. В Азии (самой бога­той замор­ской про­вин­ции) Сул­ла поз­во­лил сво­ей армии наслаж­дать­ся бес­при­мер­ной рос­ко­шью и воль­но­стью, что име­ло дли­тель­ные и пагуб­ные послед­ст­вия, опи­сан­ные в BC. 12. 1—2. Соглас­но Сал­лю­стию, он так посту­пил, чтобы сохра­нить вер­ность армии лич­но себе (BC. 11. 5: quo si­bi fi­dum fa­ce­ret). Таким обра­зом, дей­ст­вия Сул­лы ста­ли нару­ше­ни­ем pub­li­cae fi­dei. И ито­го­вым резуль­та­том отсут­ст­вия у Сул­лы pub­li­cae fi­dei, в пони­ма­нии Сал­лю­стия, ста­ло то, что, как мы видим в BC. 12. 1—2, рим­ский народ стал вос­при­ни­мать как долж­ное наси­лие, гра­бе­жи, пре­не­бре­же­ние соб­ст­вен­ны­ми инте­ре­са­ми, стрем­ле­ние к чужо­му иму­ще­ству и не забо­тил­ся ни о сво­ей чести, ни о чисто­те, вооб­ще ни о чём с.178 боже­ст­вен­ном и чело­ве­че­ском (di­vi­na at­que hu­ma­na pro­mis­cua)⁶⁴. Похо­жее выра­же­ние Сал­лю­стий три­жды исполь­зу­ет в «Югур­тин­ской войне», в очень похо­жем кон­тек­сте⁶⁵. Оба пас­са­жа из гла­вы 31 вхо­дят в состав важ­ной речи Мем­мия, кото­рый осуж­да­ет жад­ность и над­мен­ность ноби­ли­те­та и при­зы­ва­ет про­стой народ вновь заявить о его закон­ных пра­вах. Во всех трёх этих пас­са­жах пред­став­ле­ние о том, что боже­ст­вен­ное и чело­ве­че­ское (di­vi­na et hu­ma­na) попи­ра­ет­ся, при­сва­и­ва­ет­ся или под­вер­га­ет­ся какой-то опас­но­сти, под­ра­зу­ме­ва­ет угро­зу для самых фун­да­мен­таль­ных чело­ве­че­ских прав (iura), в усло­ви­ях кото­рой необыч­ные дей­ст­вия могут являть­ся необ­хо­ди­мы и не будут нару­шать fi­dem pub­li­cam.

Рито­ри­ку, свя­зан­ную с упразд­не­ни­ем боже­ст­вен­но­го и чело­ве­че­ско­го, (di­vi­na et hu­ma­na) Сал­лю­стий раз­во­ра­чи­ва­ет и в трёх из пяти сочи­нён­ных им речей, сохра­нив­ших­ся от его «Исто­рии»⁶⁶. Во всех слу­ча­ях под­ра­зу­ме­ва­ет­ся одно и то же: необыч­ные или нетра­ди­ци­он­ные дей­ст­вия в самых чрез­вы­чай­ных обсто­я­тель­ствах не нару­ша­ют pub­li­cam fi­dem.

Веро­ят­но, это же под­чёр­ки­ва­ет­ся у Цице­ро­на. В трак­та­те «Об обя­зан­но­стях» (I. 26) Цице­рон разъ­яс­ня­ет изре­че­ние поэта Энния о fi­de. Энний ска­зал: Nul­la sancta so­cie­tas / Nec с.179 fi­des reg­ni est («…Нет свя­щен­ной общ­но­сти, / Нет и вер­но­сти во вла­сти цар­ской»)⁶⁷. Об этом утвер­жде­нии Цице­рон пишет, цити­руя фра­зу Энния, что в ситу­а­ци­ях, где лишь немно­гие спо­соб­ны под­нять­ся на вер­ши­ну, борь­ба в боль­шин­стве слу­ча­ев будет так силь­на, что труд­но сохра­нить «свя­щен­ную общ­ность»⁶⁸. В трак­та­те, сочи­нён­ном после смер­ти Цеза­ря, он утвер­жда­ет, что при­ме­ром это­го был Цезарь: чтобы занять пер­вое место в государ­стве, Цезарь попрал все боже­ские и чело­ве­че­ские зако­ны (om­nia di­vi­na et hu­ma­na). Далее Цице­рон пря­мо свя­зы­ва­ет это выра­же­ние с поня­ти­ем нару­ше­ния fi­dei и, сле­до­ва­тель­но, с теми гра­ни­ца­ми, кото­рые долж­ны соблюдать­ся, чтобы чело­ве­че­ское обще­ство было спра­вед­ли­вым. Он зани­ма­ет в точ­но­сти ту же пози­цию, что и Сал­лю­стий. Совер­шен­но то же самое мог бы ска­зать Мем­мий о ноби­лях — за исклю­че­ни­ем того, что для Цице­ро­на в Off. I. 26 необыч­ное дей­ст­вие, кото­ро­го тре­бу­ет pub­li­ca fi­des, — это убий­ство Цеза­ря.

В речи «За Флак­ка», про­из­не­сён­ной в 59 г., мы видим такое же выра­же­ние, в кото­ром нару­ше­ние fi­dei при­рав­ни­ва­ет­ся к нару­ше­нию друж­бы и дол­га (of­fi­cia) перед бога­ми и людь­ми (58: Ni­si for­te hae ci­vi­ta­tes exis­ti­ma­ri vo­lunt fa­ci­lius una se epis­tu­la Mith­ri­da­tis mo­ve­ri im­pel­li­que po­tuis­se ut ami­ci­tiam po­pu­li Ro­ma­ni, fi­dem suam, iura om­nia of­fi­ci hu­ma­ni­ta­tis­que vio­la­rent^[8]).

Речь Цице­ро­на «В защи­ту Сестия», про­из­не­сён­ная в 56 г., содер­жит ещё одно свиде­тель­ство и пока­зы­ва­ет про­бле­му с новой сто­ро­ны. В пер­вой гла­ве Цице­рон исполь­зу­ет похо­жие выра­же­ния для опи­са­ния того смя­те­ния, в кото­рое с.180 дур­ные граж­дане суме­ли поверг­нуть доб­рых (eos [дур­ные граж­дане] autem, qui om­nia di­vi­na et hu­ma­na vio­la­rint^[9]). Под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, что подоб­ное напа­де­ние анну­ли­ру­ет fi­dem. Одна­ко в Sest. 90—92 Цице­рон при­во­дит аргу­мен­ты в защи­ту Тита Анния Мило­на, кото­рый исполь­зо­вал силу про­тив силы, что, по мне­нию неко­то­рых наблюда­те­лей, тоже, воз­мож­но, нару­ша­ло fi­dem. В гла­ве 91 он изо­бра­жа­ет чело­ве­че­ство, кото­рое суще­ст­ву­ет в при­ми­тив­ных усло­ви­ях, пред­ше­ст­ву­ю­щих поли­ти­че­ско­му государ­ству и любой обще­ст­вен­ной жиз­ни, а затем дости­га­ет (неваж­но каким спо­со­бом) неко­то­рой спра­вед­ли­во­сти и гуман­но­сти (ad ius­tiam at­que ad man­sue­tu­di­nem transdu­xe­runt). Сле­дую­щим эта­пом ста­ло созда­ние государ­ства, для кото­ро­го жиз­нен­но важ­ным явля­ет­ся «боже­ст­вен­ное и чело­ве­че­ское» пра­во (in­ven­to et di­vi­no iure et hu­ma­no). Затем в гла­ве 92 Цице­рон обос­но­вы­ва­ет поведе­ние Мило­на. Он утвер­жда­ет, что ничто так не отли­ча­ет циви­ли­зо­ван­ную жизнь от дико­сти, как закон и гру­бая сила (ni­hil tam in­te­rest quam ius at­que vis). Он гово­рит, что если мы не исполь­зу­ем одно, то долж­ны исполь­зо­вать вто­рое. Если мы хотим пре­кра­тить при­ме­не­ние силы, то обя­за­тель­но дол­жен воз­об­ла­дать закон (Vim vo­lu­mus exstin­gui; ius va­leat ne­ces­se est). Под этим Цице­рон под­ра­зу­ме­ва­ет про­цесс отправ­ле­ния пра­во­судия; имен­но эта дея­тель­ность обес­пе­чи­ва­ет власть зако­на (id est iudi­cia, qui­bus om­ne ius con­ti­ne­tur). Но если отправ­ле­ния пра­во­судия добить­ся невоз­мож­но, то пра­вить долж­на сила (Iudi­cia displi­cent aut nul­la sunt; vis do­mi­ne­tur ne­ces­se est). Далее Цице­рон утвер­жда­ет, что Милон обос­но­ван­но при­бег­нул к силе, ибо спер­ва он попы­тал­ся добить­ся пра­во­судия закон­ны­ми сред­ства­ми, но не сумел. Лин­тотт ком­мен­ти­ру­ет этот аргу­мент так: Цице­рон, види­мо, утвер­жда­ет, что когда циви­ли­зо­ван­ны­ми согла­ше­ни­я­ми (то есть, di­vi­na et hu­ma­na iura) пре­не­бре­га­ют, то при­ме­не­ние силы для раз­ре­ше­ния спо­ров мораль­но и юриди­че­ски обос­но­ван­но⁶⁹. Я пола­гаю, что с.181 Лин­тотт прав. Но если так, то мы наблюда­ем важ­ную часть миро­воз­зре­ния не толь­ко Цеза­ря, но и Цице­ро­на.

Итак: я дока­зы­ваю не воз­мож­ность пря­мо­го вли­я­ния како­го-либо из выше­при­ведён­ных пас­са­жей Цеза­ря, Цице­ро­на или Сал­лю­стия на дру­гие, но общее для куль­ту­ры употреб­ле­ние прак­ти­че­ски оди­на­ко­во­го выра­же­ния, обо­зна­чаю­ще­го попра­ние боже­ст­вен­но­го и чело­ве­че­ско­го пра­ва (di­vi­na et hu­ma­na iura), как ука­за­ния на сво­его рода погра­нич­ную точ­ку: её дости­же­ние озна­ча­ет для всех необ­хо­ди­мость спра­вед­ли­вой борь­бы, как мораль­ной, так и физи­че­ской⁷⁰. Ниже мы увидим, что имен­но так Цезарь и исполь­зу­ет это выра­же­ние.

Пом­пе­ян­ский coup d’etat и при­ня­тие se­na­tus con­sul­tum ul­ti­mum (BC. I. 5—6)

Цезарь — писа­тель, кото­рый не тра­тит слов зря. По-види­мо­му, все подроб­но­сти, свя­зан­ные с дея­тель­но­стью сена­та и вокруг сена­та, кото­рые он вклю­чил в пер­вые гла­вы, он счи­та­ет важ­ны­ми для обос­но­ва­ния сво­ей пози­ции перед чита­те­ля­ми. В BC. I. 5 и 6 он объ­яс­ня­ет, как наблюдае­мое мораль­ное и поли­ти­че­ское раз­ло­же­ние повли­я­ло в конеч­ном счё­те на кон­сти­ту­цию и на мир. Кро­ме того, он выби­ра­ет имен­но этот момент, чтобы в пер­вый раз изо­бра­зить себя с.182 как глав­но­го героя повест­во­ва­ния, при­чём в кон­тек­сте, кото­рый под­чёр­ки­ва­ет его fi­dem.

В пер­вых трёх гла­вах откры­то под­чёр­ки­ва­ет­ся дур­ное поведе­ние Пом­пея и его союз­ни­ков и отсут­ст­вие у них fi­de (хотя, как уже отме­ча­лось, явно под­ра­зу­ме­ва­ет­ся надёж­ность fi­dei Цеза­ря). В BC. I. 4, как мы виде­ли, вни­ма­ние начи­на­ет пере­клю­чать­ся на fi­dem Цеза­ря. В BC. I. 5 и 6 пред­став­лен­ное им опи­са­ние дей­ст­вий его про­тив­ни­ков как истин­но­го государ­ст­вен­но­го пере­во­рота (coup d’etat) под­чёр­ки­ва­ет его соб­ст­вен­ную неви­нов­ность в слу­чив­шем­ся, как и его сдер­жан­ность по отно­ше­нию к тому, что он пред­став­ля­ет чита­те­лю как вели­кую про­во­ка­цию, учи­ты­вая тер­пе­ние, кото­рое он про­явил, пыта­ясь пред­от­вра­тить вой­ну⁷¹. Эта сдер­жан­ность свиде­тель­ст­ву­ет о его fi­de. Цезарь хочет пока­зать, что он исчер­пал все реаль­ные сред­ства, чтобы при­ми­рить­ся с вра­га­ми на усло­ви­ях, достой­ных для обе­их сто­рон. Когда про­изо­шло всё опи­сан­ное, он ещё нахо­дил­ся в Равен­не, в пре­де­лах сво­ей про­вин­ции. Он не мог пред­став­лять непо­сред­ст­вен­ной угро­зы для без­опас­но­сти рес­пуб­ли­ки. Тем не менее, про­тив него было при­ня­то чрез­вы­чай­ное поста­нов­ле­ние сена­та, после того, как три­бу­ны, попы­тав­ши­е­ся это­му поме­шать, вынуж­де­ны были отсту­пить перед угро­зой для жиз­ни. Он объ­яс­ня­ет, что ранее SCU при­ни­ма­лось толь­ко в тех слу­ча­ях, когда горо­ду Риму угро­жа­ла какая-то непо­сред­ст­вен­ная опас­ность (BC. I. 5. 3)⁷². Цезарь с.183 под­ра­зу­ме­ва­ет, что это лишь отя­го­ща­ет оскорб­ле­ние, нане­сён­ное три­бу­нам, так как их попыт­ка нало­жить вето в его инте­ре­сах ни в коем слу­чае не мог­ла рас­смат­ри­вать­ся как нару­ше­ние кон­сти­ту­ции (в BC. I. 7 Цезарь сам при­зна­ёт, что наси­лие [vis] со сто­ро­ны три­бу­нов было доста­точ­ным осно­ва­ни­ем для при­ня­тия SCU). Чтобы обос­но­вать свою пози­цию, Цезарь про­дол­жа­ет урок исто­рии. Заявив, что SCU все­гда при­ни­мал­ся толь­ко для отвра­ще­ния непо­сред­ст­вен­ной угро­зы для горо­да и обще­ст­вен­ной без­опас­но­сти, он утвер­жда­ет, что вос­пре­пят­ст­во­ва­ние три­бун­ско­му пра­ву вето, кото­рое не отме­нил даже Сул­ла, не име­ет реаль­ных пре­цеден­тов (BC. I. 5. 1). В про­шлом даже самые мятеж­ные три­бу­ны под­вер­га­лись напа­де­нию лишь через восемь меся­цев после вступ­ле­ния в долж­ность, тогда как нынеш­ние три­бу­ны вынуж­де­ны были поза­бо­тить­ся о соб­ст­вен­ной без­опас­но­сти в первую же неде­лю года (BC. I. 5. 2)⁷³. Вско­ре Цезарь воз­вра­тит­ся к тем же самым исто­ри­че­ским темам в BC. I. 7. Дру­гие важ­ные нару­ше­ния исто­ри­че­ских пре­цеден­тов под­чёрк­ну­ты в сле­дую­щей гла­ве (BC. I. 6. 5—8).

После при­ня­тия SCU три­бу­ны бежа­ли из горо­да и при­со­еди­ни­лись к Цеза­рю: оче­вид­но, они иска­ли у него защи­ты, учи­ты­вая обсто­я­тель­ства (Pro­fu­giunt sta­tim ex ur­be tri­bu­ni ple­bis se­se­que ad Cae­sa­rem con­fe­runt). Пре­до­став­ле­ние защи­ты про­си­те­лю или сла­бо­му и бес­по­мощ­но­му было клас­си­че­ским спо­со­бом демон­стра­ции fi­dei. Вот лишь один при­мер: Цице­рон все­гда был глу­бо­ко бла­го­да­рен Гнею План­цию за fi­dem, кото­рую План­ций с.184 про­явил как кве­стор Македо­нии во вре­мя изгна­ния Цице­ро­на, когда защи­тил послед­не­го от смер­тель­ной угро­зы со сто­ро­ны его вра­гов (ini­mi­ci) — раз­лич­ных изгнан­ных дру­зей и союз­ни­ков Кати­ли­ны и Кло­дия (см. Planc. 1):

Цице­рон под­чёр­ки­ва­ет, что fi­des, про­яв­лен­ная План­ци­ем в деле его спа­се­ния, позд­нее при­нес­ла План­цию важ­ную поли­ти­че­скую под­держ­ку, бла­го­да­ря кото­рой он победил на выбо­рах эди­лов. Нет осно­ва­ний счи­тать, что защи­та, пре­до­став­лен­ная три­бу­нам Цеза­рем, не затро­ну­ла столь же чув­ст­ви­тель­ную стру­ну в душах по край­ней мере неко­то­рых его чита­те­лей. Нам она может пока­зать­ся совер­шен­но цинич­ной, и неко­то­рые из древ­них авто­ров счи­та­ли её про­сто улов­кой: Плу­тарх опи­сы­ва­ет защи­ту три­бу­нов Цеза­рем как pro­pha­sis, «пред­лог», но далее он так­же под­дер­жи­ва­ет мне­ние, что и Пом­пей, и Цезарь задол­го до того реши­ли устра­нить друг дру­га, и все мир­ные пред­ло­же­ния и воз­ра­же­ния во вре­мя кри­зи­са рас­смат­ри­ва­ет более или менее как пред­ло­ги (см. Caes. 28. 1 и 31. 3). Но даже если эта пози­ция не была искрен­ней, это не озна­ча­ет, что она была неэф­фек­тив­ной как сред­ство убеж­де­ния.

Затем Цезарь реша­ет вве­сти в повест­во­ва­ние само­го себя как актив­но­го пер­со­на­жа, — сра­зу после того, как сенат фор­маль­но объ­яв­ля­ет чрез­вы­чай­ное поло­же­ние, в кон­тек­сте, кото­рый пока­зы­ва­ет, что он (1) совер­шен­но не пред­став­ля­ет ника­кой физи­че­ской угро­зы для обще­ст­вен­ной без­опас­но­сти; (2) по-преж­не­му не толь­ко искренне стре­мит­ся к дости­же­нию мира путём пере­го­во­ров, но и, види­мо, верит, что разум и хлад­но­кро­вие долж­ны воз­об­ла­дать (он гово­рит, что ожи­дал отве­та с.185 на свои очень уме­рен­ные тре­бо­ва­ния, если бла­го­да­ря спра­вед­ли­во­му вза­и­мо­дей­ст­вию меж­ду людь­ми воз­мож­но будет вер­нуть­ся к мир­но­му поло­же­нию⁷⁵); (3) твёр­до защи­ща­ет кон­сти­ту­цию и угне­тён­ных, о чём свиде­тель­ст­ву­ет при­ём, ока­зан­ный им три­бу­нам. Что мог­ло силь­нее задеть чита­те­ля за живое в этих обсто­я­тель­ствах, чем тот факт, что те самые долж­ност­ные лица, кото­рые обя­за­ны были защи­щать нуж­даю­щих­ся, теперь сами нуж­да­лись в защи­те, при­чём от соб­ст­вен­но­го пра­ви­тель­ства?⁷⁶

Pri­va­ti cum im­pe­rio (BC. I. 6)

При­ня­тие SCU (BC. I. 5. 3—4) было не един­ст­вен­ным серь­ёз­ным нару­ше­ни­ем кон­сти­ту­ции. В гла­ве BC. I. 6 Цезарь про­дол­жа­ет под­чёр­ки­вать тему попра­ния кон­сти­ту­ции пом­пе­ян­ца­ми. Основ­ная затро­ну­тая им про­бле­ма свя­за­на с реше­ни­ем сена­та пре­до­ста­вить импе­рий тем, кого он назы­ва­ет част­ны­ми лица­ми (pri­va­ti). Его кон­крет­ная пре­тен­зия состо­ит в том, что поста­нов­ле­ния сена­та о пре­до­став­ле­нии импе­рия не были пред­став­ле­ны народ­но­му собра­нию для одоб­ре­ния (Ne­que exspec­tant, quod su­pe­rio­ri­bus an­nis ac­ci­de­rat, ut de eorum im­pe­rio ad po­pu­lum fe­ra­tur). Поэто­му импе­рий не может быть леги­тим­ным. Люди, утвер­ждаю­щие, что обла­да­ют им, — про­сто част­ные лица.

О чём здесь гово­рит Цезарь? В 53 г. было при­ня­то поста­нов­ле­ние сена­та о том, что кон­сул или пре­тор может полу­чить про­вин­цию лишь спу­стя пять лет по исте­че­нии сро­ка его долж­но­сти⁷⁷. Внешне целью этой меры было сдер­жи­ва­ние под­ку­па и с.186 неза­кон­ной дея­тель­но­сти, кото­рые рас­цве­ли пыш­ным цве­том на кон­суль­ских и пре­тор­ских выбо­рах (то есть, борь­бу за долж­но­сти всё силь­нее обост­ря­ла надеж­да обо­га­тить­ся путём ограб­ле­ния про­вин­ции после окон­ча­ния сро­ка долж­но­сти; на это ука­зы­ва­ет и выше­при­ведён­ная кри­ти­ка Цеза­ря в адрес Лен­ту­ла и Сци­пи­о­на). На сле­дую­щий год это поста­нов­ле­ние по пред­ло­же­нию Пом­пея ста­ло зако­ном (lex Pom­peia). Нет сомне­ний в том, что когда Цезарь писал «Граж­дан­скую вой­ну», то счи­тал, что этот закон был направ­лен про­тив него (BC. I. 85. 9—10). Совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли разде­ли­лись в вопро­се о том, прав ли Цезарь. Неко­то­рые из них вслед за Цеза­рем усмат­ри­ва­ют в законе ковар­ный замы­сел⁷⁸. Напро­тив, Грю­эн, Эдкок, Бал­сдон и Уайз­мен дока­зы­ва­ют — на мой взгляд, убеди­тель­но, — что закон, ско­рее все­го был искрен­ней рефор­ма­тор­ской мерой и Пом­пей пер­во­на­чаль­но не рас­смат­ри­вал его как юриди­че­ское ору­жие, кото­рое впо­след­ст­вии мож­но будет исполь­зо­вать про­тив Цеза­ря. Как отме­ча­ет Грю­эн, новый закон Пом­пея пря­мо допус­кал воз­мож­ность три­бун­ско­го запре­та в отно­ше­нии рас­пре­де­ле­ния про­вин­ций; лег­ко мож­но было най­ти три­бу­на, кото­рый поме­ша­ет про­цес­су, если тре­бо­ва­ния Цеза­ря будут постав­ле­ны под вопрос. Грю­эн дела­ет вывод, что Цезарь вряд ли мог сра­зу почув­ст­во­вать опас­ность это­го зако­на⁷⁹. Я пола­гаю, что эта интер­пре­та­ция — наи­бо­лее веро­ят­ная из всех. С моей точ­ки зре­ния, отсюда, види­мо, сле­ду­ет вывод, что тогда (в 52 г.) Цезарь дол­жен был счи­тать гаран­ти­ро­ван­ное три­бу­нам пра­во вето в этом деле надёж­ным зало­гом сво­их соб­ст­вен­ных прав по это­му зако­ну, как он их себе пред­став­лял — с.187 в допол­не­ние к лич­ной гаран­тии, кото­рую он дол­жен был усмат­ри­вать в fi­de сво­ей друж­бы (ami­ci­tia) с Пом­пе­ем. Конеч­но, это тоже долж­но было под­чёр­ки­вать и без того огром­ную поли­ти­че­скую важ­ность три­бу­нов и их прав (iura) — а этот факт, в свою оче­редь, мож­но исполь­зо­вать как под­твер­жде­ние мне­ния, что утвер­жде­ния Цеза­ря в BC. I. 1—9, веро­ят­но, искрен­ни. Утвер­жде­ние Цеза­ря об этом законе в «Граж­дан­ской войне», ско­рее все­го, явля­ет­ся ретро­спек­тив­ным суж­де­ни­ем.

Мы не можем вда­вать­ся в вопро­сы, свя­зан­ные с самим Пом­пе­е­вым зако­ном и общи­ми про­бле­ма­ми его интер­пре­та­ции. Но закон имел несколь­ко важ­ных след­ст­вий для поло­же­ния Цеза­ря. Эти вопро­сы в 1958 г. тща­тель­но иссле­до­вал П. Дж. Кафф. Он ста­вит вопрос: какое имен­но дей­ст­вие наро­да и маги­ст­ра­та в Позд­ней рес­пуб­ли­ке пре­до­став­ля­ло импе­рий?⁸⁰ Он сомне­ва­ет­ся, что рим­ский кон­сти­ту­цио­на­лист это­го вре­ме­ни мог бы одно­знач­но отве­тить на этот вопрос⁸¹. Но из антич­ных источ­ни­ков, кото­рые он при­во­дит, совер­шен­но ясно: не было ника­ких сомне­ний о том, что един­ст­вен­ным кон­сти­ту­ци­он­ным источ­ни­ком импе­рия был рим­ский народ⁸². В общем, пере­фра­зи­руя Каф­фа, до тех пор, пока суще­ст­во­ва­ла пре­ем­ст­вен­ность импе­рия меж­ду маги­ст­ра­ту­рой и про­ма­ги­ст­ра­ту­рой (как чаще все­го и про­ис­хо­ди­ло в рес­пуб­ли­кан­ской исто­рии), народ оста­вал­ся исход­ным источ­ни­ком импе­рия, так как имен­но он пре­до­став­лял долж­ность, хотя сенат мог про­длить с.188 его после завер­ше­ния годич­но­го сро­ка долж­но­сти⁸³. Пом­пе­ев закон 52 г. кар­ди­наль­но изме­нил это поло­же­ние дел⁸⁴. Теперь, под­чёр­ки­ва­ет Кафф, про­вин­ци­я­ми долж­ны были управ­лять люди, импе­рий кото­рых (по всем рес­пуб­ли­кан­ским нор­мам) уже дав­но истёк⁸⁵. Напри­мер, Цице­рон был направ­лен в Кили­кию в 51 г., хотя в послед­ние 13 лет не высту­пал перед наро­дом как кан­дидат на государ­ст­вен­ную долж­ность. Воз­мож­но, Цезарь пыта­ет­ся под­дер­жать пред­по­ла­гае­мую попу­ляр­скую док­три­ну, как счи­та­ет Кафф⁸⁶. Или, воз­мож­но, Цезарь про­сто защи­ща­ет тра­ди­ци­он­ные нра­вы и обы­чаи пред­ков (mos maio­rum), не обя­за­тель­но напря­мую свя­зан­ные с Сем­п­ро­ни­е­вым зако­ном. Утвер­жде­ния Цеза­ря в тек­сте, пожа­луй, сов­ме­сти­мы с любым или обо­и­ми отча­сти пере­се­каю­щи­ми­ся отве­та­ми на вопрос, в чём имен­но состо­я­ла про­бле­ма, — дело про­сто в том, что про­бле­ма была оче­вид­на, и ауди­то­рия Цеза­ря зна­ла о ней, так что он мог не тра­тить на неё вре­мя⁸⁷. Во вся­ком слу­чае, пред­став­ля­ет­ся с.189 логич­ным вывод, что Цезарь вполне мог опи­сать импе­рий, не одоб­рен­ный народ­ным голо­со­ва­ни­ем в изби­ра­тель­ном собра­нии в соот­вет­ст­вии с прак­ти­кой, суще­ст­во­вав­шей до 52 г., как пре­до­став­лен­ный «реше­ни­ем кли­ки (pau­ci)», выра­жа­ясь сло­ва­ми Каф­фа⁸⁸. Этот вопрос был очень важен для аргу­мен­та­ции Цеза­ря в BC. I. 1—9 о том, что с любой точ­ки зре­ния его про­тив­ни­ки в сена­те про­яви­ли откры­тое пре­зре­ние к pub­li­cae fi­dei.

Более все­сто­ронне Цезарь рас­смат­ри­ва­ет эту ситу­а­цию в BC. I. 85. 8—9⁸⁹. Его утвер­жде­ния здесь о том, что (по сути) импе­рий был пре­до­став­лен част­ным лицам (таким обра­зом, что это нару­ша­ет кон­сти­ту­цию), сто­ит сопо­ста­вить с утвер­жде­ни­ем Цице­ро­на в пись­ме к Атти­ку, кото­рое дати­ро­ван 17—21 декаб­ря 50 г., все­го за несколь­ко дней до того, как раз­ра­зи­лась буря. В Att. VII. 7. 4—5 Цице­рон сету­ет на дошед­шие до него слу­хи о том, что в слу­чае вой­ны ему пла­ни­ру­ют пре­до­ста­вить коман­до­ва­ние на Сици­лии. По его сло­вам, про­бле­ма состо­ит в том, что ни сенат не поста­но­вил, ни народ не при­ка­зал ему иметь импе­рий на Сици­лии: Nec enim se­na­tus dec­re­vit, nec po­pu­lus ius­sit me im­pe­rium in Si­ci­lia ha­be­re. Прав­да, Цице­рон, види­мо, готов согла­сить­ся с тем, что Пом­пей будет пре­до­став­лять импе­рий част­ным лицам, если спер­ва государ­ство долж­ным обра­зом вру­чит импе­рий ему само­му (то есть, Пом­пею): Sin hoc с.190 res pub­li­ca ad Pom­pei­um re­fert, qui me ma­gis quam pri­va­tum ali­quem mit­tat? («Если же государ­ство пору­ча­ет это Пом­пею, то поче­му ему посы­лать имен­но меня, а не какое-нибудь част­ное лицо?») В неко­то­ром смыс­ле Цице­рон и Цезарь согла­ша­ют­ся (а Цице­рон — даже зара­нее) в том, что отча­сти вопрос состо­ял в сле­дую­щем: дей­ст­ви­тель­но ли государ­ство закон­ным путём пре­до­ста­ви­ло Пом­пею такую власть по инсти­ту­цио­наль­ным кана­лам в пер­вые неде­ли янва­ря, или же нет? Цезарь явно очень ста­ра­ет­ся дока­зать, что это не было сде­ла­но. Его воз­ра­же­ния осно­ва­ны на pub­li­ca fi­de и таким обра­зом свиде­тель­ст­ву­ют, что его fi­des соот­вет­ст­ву­ет тра­ди­ции. В самом деле, как ни уди­ви­тель­но, мы видим, что Цице­рон и Цезарь не так уж дале­ки друг от дру­га в оцен­ке важ­ных состав­ля­ю­щих кон­сти­ту­ци­он­но­го и мораль­но­го (fi­des) поло­же­ния.

Если выдви­ну­тая выше гипо­те­за вер­на, то из неё сле­ду­ют важ­ные выво­ды для пони­ма­ния того обос­но­ва­ния, кото­рое Цезарь даёт сво­им дей­ст­ви­ям. Во-пер­вых, ясно, что его аргу­мен­та­ция в соб­ст­вен­ную защи­ту скон­цен­три­ро­ва­на, после­до­ва­тель­на и осно­ва­на на неко­то­рых объ­ек­тив­ных пре­тен­зи­ях, каж­дая из кото­рых так или ина­че коре­нит­ся в тра­ди­ци­он­ном рес­пуб­ли­ка­низ­ме. Это не бес­фор­мен­ная и рас­плыв­ча­тая рито­ри­ка. Конеч­но, при всём этом она слу­жит его инте­ре­сам. Поче­му бы и нет? Обос­но­ван­ная само­за­щи­та — а в чрез­вы­чай­ных обсто­я­тель­ствах, как мы виде­ли, даже воору­жён­ная само­за­щи­та, — была одной из гра­ней рес­пуб­ли­ка­низ­ма. Пре­тен­зии Цеза­ря были леги­тим­ны. Закон 52 г., уста­но­вив­ший пяти­лет­ний интер­вал меж­ду маги­ст­ра­ту­рой и про­ма­ги­ст­ра­ту­рой, разо­рвал связь меж­ду про­вин­ци­я­ми и народ­ны­ми выбо­ра­ми и тем самым уве­ли­чил власть самых вли­я­тель­ных сена­то­ров за счёт наро­да (po­pu­lus). Во вре­мя Вто­рой Пуни­че­ской вой­ны част­ных лиц с импе­ри­ем (pri­va­ti cum im­pe­rio) было мало. Но закон 52 г. затра­ги­вал все про­вин­ции, при­чём не в усло­ви­ях кри­зи­са, а на посто­ян­ной осно­ве. Воз­мож­но, Цезарь исполь­зо­вал этот аргу­мент, пото­му что в ретро­спек­ти­ве увидел, как дан­ный закон исполь­зо­ва­ли про­тив его с.191 инте­ре­сов в янва­ре 49 г.⁹⁰. Цезарь осно­вы­ва­ет аргу­мен­та­цию в свою защи­ту на пере­чис­лен­ных им нару­ше­ни­ях кон­сти­ту­ци­он­но­го про­цес­са, кото­рые про­изо­шли в опре­де­лён­ное вре­мя в опре­де­лён­ном месте и, по его сло­вам, были орга­ни­зо­ва­ны его вра­га­ми в сена­те, чтобы лишить его прак­ти­че­ски всех его прав (iura). Сле­ду­ет иметь в виду, что одной из глав­ных задач рес­пуб­ли­кан­ско­го пра­ви­тель­ства была защи­та прав и иму­ще­ства всех граж­дан и каж­до­го граж­да­ни­на в отдель­но­сти; в про­тив­ном слу­чае, пожа­луй, бо́льшая часть рес­пуб­ли­кан­ской исто­рии, в том виде, в каком она до нас дошла, была бы непо­сти­жи­ма⁹¹. Кро­ме того, ради дости­же­ния этой цели его вра­ги (ini­mi­ci) гото­вы были дой­ти до того, чтобы лишить народ веду­щей роли в государ­стве, наме­рен­но ото­рвав про­цесс пре­до­став­ле­ния импе­рия после долж­но­сти (im­pe­rium ex of­fi­cio) от его древ­них и неот­де­ли­мых демо­кра­ти­че­ских кор­ней в коми­ци­ях. Нетруд­но понять, поче­му в нача­ле 50 г. (как отме­ча­лось выше) Цице­рон мог пуб­лич­но заяв­лять, что одоб­ря­ет дело (cau­sa) Цеза­ря, не про­яв­ляя сму­ще­ния.

Дей­ст­ви­тель­но, Цезарь пред­став­ля­ет своё дело более или менее после­до­ва­тель­но на всём про­тя­же­нии «Граж­дан­ской вой­ны». Он оправ­ды­ва­ет свои дей­ст­вия после 7 янва­ря нару­ше­ни­я­ми инсти­ту­цио­наль­но­го про­цес­са (пред­на­зна­чен­но­го для обес­пе­че­ния не про­сто «прав» в соот­вет­ст­вии с бук­вой зако­на, но и долж­но­го ува­же­ния ко всем рес­пуб­ли­кан­ским участ­ни­кам про­цес­са), совер­шён­ны­ми в первую неде­лю янва­ря 49 г. Не замет­но, чтобы с.192 в тек­сте выра­жа­лась бы какая-то поли­ти­че­ская цель, исклю­чаю­щая воз­об­нов­ле­ние рес­пуб­ли­кан­ско­го прав­ле­ния на осно­ве преж­не­го поло­же­ния (sta­tus an­te quo), когда борь­ба закон­чит­ся, но сле­ду­ет так­же пред­по­ло­жить, что отме­на Пом­пе­е­ва зако­на почти навер­ня­ка долж­на была стать частью любой актив­ной про­грам­мы Цеза­ря, выпол­нен­ной ко вре­ме­ни напи­са­ния «Запи­сок». Если срав­нить глав­ные пас­са­жи, в кото­рых он объ­яс­ня­ет чита­те­лю, поче­му он сра­жа­ет­ся (BC. I. 7—9, I. 22; I. 32; I. 85), то рас­ста­нов­ка акцен­тов и выра­же­ния могут раз­ли­чать­ся, но они не про­ти­во­ре­чат друг дру­гу.

Это так­же нико­им обра­зом не пред­по­ла­га­ет, что Цеза­рю когда-либо недо­ста­ва­ло уве­рен­но­сти в спра­вед­ли­во­сти тех пра­во­вых, мораль­ных и поли­ти­че­ских тре­бо­ва­ний, кото­рые он в пись­мен­ной фор­ме выдви­нул перед сена­том 1 янва­ря. Когда в тек­сте под­ни­ма­ет­ся про­бле­ма три­бу­нов, это не улов­ка, кото­рая долж­на отвлечь чита­те­лей от про­бле­мы, зауряд­ность кото­рой обще­при­зна­на и оче­вид­на. Совре­мен­ни­ки бы вос­при­ня­ли такой авто­порт­рет как свиде­тель­ство того, что Цеза­рю недо­ста­ёт fi­dei и он не заслу­жи­ва­ет дове­рия. В декаб­ре 50 г. и янва­ре 49 г. оли­гар­хия (pau­ci) лиши­ла сво­бо­ды как сенат, так и пле­бей­ских три­бу­нов. Но имен­но из-за ущем­ле­ния прав послед­них сенат не имел воз­мож­но­сти дей­ст­во­вать, руко­вод­ст­ву­ясь pub­li­ca fi­de.

Под­ведём ито­ги этой части иссле­до­ва­ния. Цезарь завер­ша­ет гла­ву BC. I. 6 утвер­жде­ни­ем, что было попра­но всё боже­ст­вен­ное и чело­ве­че­ское пра­во (om­nia di­vi­na hu­ma­na­que iura per­mis­cen­tur). Выше я ука­зал, что и Сал­лю­стий, и Цице­рон исполь­зу­ют очень похо­жие фра­зы в сопо­ста­ви­мом кон­тек­сте. Они выра­жа­ют­ся так, чтобы под­черк­нуть, что совер­ша­ют­ся (неваж­но кем) некие непри­ем­ле­мые пуб­лич­ные дей­ст­вия, кото­рые не про­сто угро­жа­ют фун­да­мен­таль­ным мораль­ным и поли­ти­че­ским тра­ди­ци­ям, но уже поро­ди­ли ситу­а­цию, в кото­рой тра­ди­ции не соблюда­ют­ся, поэто­му крайне необ­хо­ди­мо пред­при­нять всё, что толь­ко мож­но, для её исправ­ле­ния и воз­вра­ще­ния с.193 к ста­биль­но­сти⁹². Ясно, что в умах дру­гих пред­ста­ви­те­лей пер­во­го поко­ле­ния чита­те­лей Цеза­ря эта фра­за тоже осо­знан­но ассо­ции­ро­ва­лась с серь­ёз­ным нару­ше­ни­ем фун­да­мен­таль­ных мораль­ных гаран­тий (то есть, fi­dei), а так­же с пред­став­ле­ни­ем о том, что необыч­ные дей­ст­вия, пред­при­ня­тые в ответ на попра­ние боже­ст­вен­ных и чело­ве­че­ских прав (di­vi­na et hu­ma­na) не нару­ша­ют pub­li­cam fi­dem. Я пола­гаю, что Цезарь, несо­мнен­но, исполь­зу­ет здесь это выра­же­ние, чтобы пока­зать, что были без­на­ка­зан­но нару­ше­ны мно­гие гра­ни­цы, жиз­нен­но важ­ные для работы рес­пуб­ли­кан­ско­го пра­ви­тель­ства. Его вра­ги уже пере­шли мораль­ный Руби­кон, а он тер­пе­ли­во ждёт в Равен­не, в пре­де­лах сво­ей про­вин­ции, рацио­наль­но­го отве­та на свои весь­ма уме­рен­ные тре­бо­ва­ния (le­nis­si­ma pos­tu­la­ta). Теперь для него настал момент пред­при­нять что-то для само­за­щи­ты. И пер­вым шагом долж­но было стать пря­мое объ­яс­не­ние, адре­со­ван­ное как про­тив­ни­ку, так и чита­те­лю, поче­му у него не было дру­го­го выхо­да. Он пере­хо­дит к это­му в гла­вах 7—9.

Под­ведём ито­ги этой гла­вы. Мы виде­ли, что Цезарь осно­вы­ва­ет свои вза­и­моот­но­ше­ния с сена­том на pub­li­ca fi­de. Цезарь утвер­жда­ет, что его тре­бо­ва­ния закон­ны и, види­мо, под­ра­зу­ме­ва­ет, что сенат при­знал бы это, если бы имел воз­мож­ность откры­то выска­зать своё мне­ние, даже если бы решил не удо­вле­тво­рять все его тре­бо­ва­ния без исклю­че­ния (in to­to). Но сенат пол­но­стью лишён пра­ва сво­бод­но решать этот вопрос. Союз­ни­ки Пом­пея в сена­те и сам Пом­пей за его пре­де­ла­ми при­бе­га­ют к так­ти­ке запу­ги­ва­ния и устра­ше­ния, чтобы пода­вить попыт­ки раз­лич­ных сена­то­ров с.194 откры­то обсудить тре­бо­ва­ния Цеза­ря. Три­бу­нам, кото­рые пыта­ют­ся защи­тить пра­ва Цеза­ря, не поз­во­ля­ют исполь­зо­вать их кон­сти­ту­ци­он­ные пол­но­мо­чия в инте­ре­сах Цеза­ря. В резуль­та­те сенат усту­па­ет дав­ле­нию. Запу­ган­ные сена­то­ры при­ни­ма­ют чрез­вы­чай­ное поста­нов­ле­ние (se­na­tus con­sul­tum ul­ti­mum); работа нор­маль­но­го рес­пуб­ли­кан­ско­го пра­ви­тель­ства в бук­валь­ном смыс­ле пре­кра­ще­на. Теперь Пом­пей и его дру­зья полу­чи­ли пра­во пред­при­нять самые суро­вые меры про­тив Цеза­ря. Но имен­но они, а не Цезарь, пред­став­ля­ют угро­зу для рес­пуб­ли­ки. Сре­ди про­чих воз­му­ти­тель­ных и бес­пре­цедент­ных реше­ний они даже наде­ля­ют част­ных лиц (pri­va­ti) импе­ри­ем. Мир поис­ти­не пере­вер­нул­ся — но не по вине Цеза­ря.