Письма Марка Туллия Цицерона

746. Титу Пом­по­нию Атти­ку, в Рим

Анций, 8 июня 44 г.

1. В Анций я при­ехал за пять дней до ид. Бру­ту мой при­езд был при­я­тен. Затем он, в при­сут­ст­вии мно­гих — Сер­ви­лии, Тер­тул­лы, Пор­ции¹, — спро­сил, како­во мое мне­ние. При­сут­ст­во­вал и Фаво­ний². Я посо­ве­то­вал то, что обду­мал в доро­ге: чтобы он взял на себя постав­ку зер­на из Азии³; нам уже ниче­го не оста­ет­ся делать, кро­ме ста­ра­ния сохра­нить его; в нем — оплот и для само­го государ­ства.

После того как я начал эту речь, при­был Кас­сий; я повто­рил то же самое. В этом месте Кас­сий, со сме­ло­стью во взо­ре (мож­но было бы ска­зать — он дышит Мар­сом⁴), ска­зал, что он не поедет в Сици­лию. «Мне при­нять поно­ше­ние как милость?» — «Что ты в таком слу­чае сде­ла­ешь?» — гово­рю. А он — что поедет в Ахайю⁵. «Что ты, — гово­рю, — Брут?» — «В Рим, — гово­рит, — если ты нахо­дишь нуж­ным». — «Я — менее все­го: ведь в без­опас­но­сти ты не будешь». — «А что, если бы я мог быть, ты бы согла­сил­ся?» — «Вооб­ще нет, ни на твой отъ­езд в про­вин­цию теперь, ни после пре­ту­ры; но не сове­тую тебе дове­рять­ся Риму». Я гово­рил то, что тебе, конеч­но, при­хо­дит на ум, — поче­му он не будет в без­опас­но­сти.

2. Затем они дол­го сето­ва­ли, при­чем имен­но Кас­сий боль­ше все­го — на то, что слу­чаи упу­ще­ны, и тяж­ко обви­ня­ли Деци­ма⁶. Я гово­рил, что нече­го касать­ся про­шло­го, одна­ко согла­шал­ся. А когда я начал гово­рить о том, что над­ле­жа­ло сде­лать, но не ска­зал ниче­го ново­го, но то, что все гово­рят каж­дый день, одна­ко не затра­ги­вал того вопро­са, что надо было кос­нуть­ся еще кое-чего⁷, но ска­зал, что сле­до­ва­ло созвать сенат, более настой­чи­во воз­будить горя­щий рве­ни­ем народ, взять на себя все государ­ст­вен­ные дела, — твой друг⁸ вос­клик­ну­ла: «Но я нико­гда не слы­ха­ла, чтобы это кто-нибудь…». Я пре­рвал ее. Но мне каза­лось, что и Кас­сий выедет (ведь Сер­ви­лия обе­ща­ла поста­рать­ся, чтобы о том снаб­же­нии зер­ном было вычерк­ну­то из поста­нов­ле­ния сена­та), и наш⁹ быст­ро отка­зал­ся от той пустой речи, в кото­рой он ска­зал, что хочет быть в Риме. И вот он решил, чтобы игры¹⁰ были устро­е­ны в его отсут­ст­вие от его име­ни; выехать же в Азию он, как мне каза­лось, хочет из Анция.

3. Коро­че гово­ря, в этой поезд­ке меня обра­до­ва­ла одна толь­ко моя совесть. Ведь не сле­до­ва­ло допус­кать, чтобы он выехал из Ита­лии до встре­чи со мной. Когда я выпол­нил эти обя­зан­но­сти, нала­гае­мые при­яз­нью и дол­гом, мне сле­до­ва­ло ска­зать себе:

Корабль¹² я нашел совсем раз­ло­ман­ным, или, луч­ше, разо­бран­ным: ниче­го по пла­ну, ниче­го обду­ман­но, ниче­го после­до­ва­тель­но. Поэто­му, хотя я даже ранее не коле­бал­ся, теперь еще мень­ше колеб­люсь уле­теть отсюда и воз­мож­но ско­рее туда,

4. Но послу­шай! Чтобы ты слу­чай­но не был в неведе­нии: за три дня до нон Дола­бел­ла сде­лал меня сво­им лега­том¹⁴. Об этом меня изве­сти­ли вче­ра вече­ром. Посоль­ство во испол­не­ние обе­та¹⁵ не нра­ви­лось даже тебе. В самом деле, было бы неле­по для меня после нис­про­вер­же­ния государ­ст­вен­но­го строя выпол­нять те обе­ты, кото­рые я бы дал, если бы он удер­жал­ся. И, по-мое­му, сво­бод­ные посоль­ства, на осно­ва­нии Юли­е­ва зако­на¹⁶, пре­до­став­ля­ют­ся на огра­ни­чен­ное вре­мя, и про­длить его нелег­ко. Я хотел бы посоль­ства тако­го рода, чтобы доз­во­ля­лось при­ез­жать, выез­жать, когда захо­чешь; это теперь при­бав­ле­но мне¹⁷. Но пре­крас­на сво­бо­да на пяти­ле­тие, пре­до­став­ля­е­мая этим пра­вом! Впро­чем, зачем мне думать о пяти­ле­тии? Для меня срок, види­мо, сокра­ща­ет­ся¹⁸. Но оста­вим хулу.