Становление официальной идеологии принципата императора Августа

Гла­ва 3
Идео­ло­ги­че­ская поли­ти­ка Авгу­ста в 20-е гг. до н. э.: «тра­ди­цио­на­лизм» и монар­хи­че­ские тен­ден­ции

с.127 Раз­гром М. Анто­ния и фак­ти­че­ски неза­кон­ный при­ход к вла­сти заста­ви­ли Окта­ви­а­на при­ло­жить боль­шие уси­лия в сфе­ре про­па­ган­ды для оправ­да­ния сво­их дей­ст­вий. В пери­од с 30 г. до н. э. по 18—17 гг. до н. э. офи­ци­аль­ная идео­ло­гия ран­не­го Прин­ци­па­та в общих чер­тах уже сфор­ми­ро­ва­лась. Одна­ко стрем­ле­ние Авгу­ста к вла­сти, с одной сто­ро­ны, и исполь­зо­ва­ние им поли­ти­че­ских лозун­гов эпо­хи Позд­ней рес­пуб­ли­ки, с дру­гой, остав­ля­ет откры­тым вопрос о сущ­но­сти и направ­лен­но­сти этой идео­ло­гии. Сто­рон­ни­ки «инте­граль­ной кон­цеп­ции» и «тео­рии рес­пуб­ли­ка­низ­ма Авгу­ста» в таких лозун­гах, как res pub­li­ca res­ti­tu­ta, vin­dex li­ber­ta­tis, pax, видят жела­ние прин­цеп­са если не воз­ро­дить, то опе­реть­ся на рес­пуб­ли­кан­ские поряд­ки, тогда как при­вер­жен­цы «тео­рии фаса­да» — стрем­ле­ние импе­ра­то­ра заву­а­ли­ро­вать монар­хи­че­ский строй с помо­щью рес­пуб­ли­кан­ской рито­ри­ки. Но и те, и дру­гие никак не диф­фе­рен­ци­ру­ют «рес­пуб­ли­кан­ские» заим­ст­во­ва­ния, фак­ти­че­ски при­пи­сы­вая их «сто­рон­ни­кам» ста­ро­го режи­ма. Наряду с этим недо­ста­точ­ное вни­ма­ние уде­ля­ет­ся «монар­хи­че­ским» тен­ден­ци­ям в идео­ло­гии Авгу­ста: про­зви­ще augus­tus, поня­тия vir­tus, ius­ti­tia, cle­men­tia, pie­tas в боль­шин­стве слу­ча­ев рас­смат­ри­ва­ют­ся сквозь приз­му рес­пуб­ли­кан­ских реа­лий.

Сле­до­ва­тель­но, для нас важ­но не толь­ко дать свое тол­ко­ва­ние целям и наме­ре­ни­ям прин­цеп­са в обла­сти идео­ло­гии, уста­но­вить связь офи­ци­аль­ных лозун­гов с «рес­пуб­ли­ка­низ­мом» (если тако­вая суще­ст­во­ва­ла), но и пока­зать, какая из тен­ден­ций пре­ва­ли­ро­ва­ла — «тра­ди­цио­на­лизм» или «монар­хизм».

Лозунг res pub­li­ca res­ti­tu­ta при­влек боль­шое вни­ма­ние иссле­до­ва­те­лей в свя­зи с их тол­ко­ва­ни­я­ми сущ­но­сти поли­ти­че­ско­го режи­ма импе­ра­то­ра Авгу­ста. Сто­рон­ни­ки «тео­рии фаса­да» счи­та­ют его рес­пуб­ли­кан­ской вывес­кой монар­хи­че­ско­го режи­ма¹, тогда как их про­тив­ни­ки — дока­за­тель­ст­вом с.128 «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» Авгу­ста². Так, по мне­нию П. Цан­ке­ра, «Окта­виан спас Рес­пуб­ли­ку от раз­ру­ше­ния, но теперь нуж­но было “вос­ста­но­вить” ее. Никто… не ожи­дал, что победи­тель воз­вра­тит всю власть сена­ту, но он, по край­ней мере, дол­жен был най­ти спо­соб сде­лать монар­хию при­ем­ле­мой для ста­рых ари­сто­кра­ти­че­ских родов»³. Напро­тив, Я. Ю. Меже­риц­кий отме­ча­ет, что «прин­ци­пат Авгу­ста имел едва ли не офи­ци­аль­ное наиме­но­ва­ние “вос­ста­нов­лен­ная рес­пуб­ли­ка” (res pub­li­ca res­ti­tu­ta)»⁴.

Меж­ду тем в 1973 и 1974 гг. вышли ста­тьи Ф. Мил­ла­ра⁵ и Э. А. Джа­д­жа⁶, в кото­рых уче­ные поста­ви­ли под сомне­ние не толь­ко трак­тов­ку res pub­li­ca res­ti­tu­ta как «вос­ста­нов­лен­ная Рес­пуб­ли­ка», но даже суще­ст­во­ва­ние это­го лозун­га в эпо­ху Авгу­ста. Ф. Мил­лар, срав­нив изме­не­ния в про­вин­ци­аль­ном управ­ле­нии и поло­же­нии рим­ских маги­ст­ра­тов и сена­та в пери­од три­ум­ви­ра­та и после 27 г. до н. э., при­шел к выво­ду, что дея­тель­ность Окта­ви­а­на в 28—27 гг. до н. э. не име­ла в себе ниче­го «рес­пуб­ли­кан­ско­го». В резуль­та­те иссле­до­ва­тель зада­ет­ся вопро­сом: «Име­ем ли мы какое-либо свиде­тель­ство, чтобы под­твер­дить утвер­див­шу­ю­ся точ­ку зре­ния, что в 27 г. до н. э. мож­но видеть либо дей­ст­ви­тель­ное, либо объ­яв­лен­ное “вос­ста­нов­ле­ние Рес­пуб­ли­ки”?»⁷ Рас­смот­рев свиде­тель­ства источ­ни­ков, Ф. Мил­лар ука­зы­ва­ет на пока­за­тель­ный факт, что поэты эпо­хи Авгу­ста не исполь­зо­ва­ли выра­же­ние res pub­li­ca res­ti­tu­ta. Этот тер­мин встре­ча­ет­ся лишь два раза в доку­мен­тах, совре­мен­ных рас­смат­ри­вае­мо­му нами пери­о­ду, а имен­но в над­пи­сях, где он вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся по эмен­да­ци­ям эпи­гра­фи­стов (CIL, I², p. 231; VI, № 1527, II, 26—27). Кро­ме того, Ф. Мил­лар при­шел к прин­ци­пи­аль­но важ­но­му заклю­че­нию, что еди­но­го тер­ми­на, обо­зна­чав­ше­го sta­tus no­vus, не суще­ст­во­ва­ло, а выра­же­ние res pub­li­ca озна­ча­ло «государ­ство, государ­ст­вен­ные дела», а вовсе не «Рес­пуб­ли­ка»⁸.

Э. А. Джадж, в свою оче­редь счи­тая, что ста­рые рес­пуб­ли­кан­ские инсти­ту­ты и обы­чаи сохра­ни­ли свою силу и после 27 г. до н. э., так­же усо­мнил­ся в «вос­ста­нов­ле­нии» Окта­виа­ном Рес­пуб­ли­ки. Он при рас­смот­ре­нии свиде­тельств источ­ни­ков уде­лил все вни­ма­ние уже упо­мя­ну­тым нами двум аутен­тич­ным над­пи­сям: «Пре­не­стин­ским фастам» и так назы­вае­мой «Lau­da­tio Tu­riae». Э. А. Джадж ука­зал, что в «Пре­не­стин­ских фастах», кро­ме момм­зе­нов­ской эмен­да­ции «co­ro­na quern[a uti su­per ianuam с.129 do­mus imp. Cae­sa­ris] Augus­ti po­ner[etur se­na­tus dec­reuit quod rem pub­li­cam] p(opu­lo) R(oma­no) rest[it]u[it] (сенат поста­но­вил, чтобы над две­рью дома импе­ра­то­ра Цеза­ря Авгу­ста был раз­ме­щен дубо­вый венок за то, что он вос­ста­но­вил res pub­li­ca рим­ско­го наро­да)» (CIL, I², p. 231), воз­мож­ны и дру­гие вос­ста­нов­ле­ния. В част­но­сти, он пред­ло­жил свое доволь­но сомни­тель­ное исправ­ле­ние: «Co­ro­na querc[ea autem id est ci­vi­ca uti su­per ianuam] Augus­ti po­ner[etur quod ci­vi­bus ab eo ser­va­tis ip­se] p(opu­lo) R(oma­no) rest[it]u[i si­bi vi­de­ba­tur eodem s. c. sanctum est]»⁹. Сле­до­ва­тель­но, по мне­нию иссле­до­ва­те­ля, при­во­дить этот источ­ник в каче­стве при­ме­ра «вос­ста­нов­ле­ния» Рес­пуб­ли­ки не пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ным.

Вме­сте с тем Э. А. Джадж согла­сил­ся с допол­не­ни­ем pa­ca­to or­be ter­ra­rum res[ti­tut]a re­pub­li­ca («после уми­ротво­ре­ния кру­га земель была вос­ста­нов­ле­на res pub­li­ca») (CIL, VI, № 1527, II, 26—27) в «Lau­da­tio Tu­riae» и отверг эмен­да­цию Р. Фаб­рет­ти «re[ddit]a (воз­вра­ще­на)», так как в самой над­пи­си все же замет­на бук­ва s: res…a re­pub­li­ca¹⁰. Одна­ко, по его мне­нию, в этом отрыв­ке речь идет не о «вос­ста­нов­ле­нии» Рес­пуб­ли­ки, а о поми­ло­ва­нии Авгу­стом проскри­би­ро­ван­но­го ари­сто­кра­та. Сле­до­ва­тель­но, под res­ti­tu­ta re­pub­li­ca нуж­но пони­мать «оте­че­ство было воз­вра­ще­но в преж­нее состо­я­ние» или еще точ­нее — «оте­че­ство было вос­ста­нов­ле­но для нас». Дру­ги­ми сло­ва­ми, выра­же­ние res pub­li­ca res­ti­tu­ta здесь исполь­зо­ва­но для обо­зна­че­ния воз­вра­ще­ния из изгна­ния. В резуль­та­те он сде­лал вывод, что нет ни одно­го свиде­тель­ства, соглас­но кото­ро­му Август утвер­ждал, что «вос­ста­но­вил» Рес­пуб­ли­ку¹¹.

Одна­ко выво­ды Ф. Мил­ла­ра и Э. А. Джа­д­жа не нашли повсе­мест­но­го при­зна­ния у совре­мен­ных уче­ных¹², сре­ди кото­рых уже ста­ло пра­ви­лом хоро­ше­го тона делать на эти работы лишь ссыл­ку, ино­гда даже без ком­мен­та­ри­ев к ней¹³. Д. Шот­тер, Ю. Г. Чер­ны­шов, К. Бринг­манн и вовсе не ссы­ла­ют­ся на эти ста­тьи¹⁴. С дру­гой сто­ро­ны, часть исто­ри­ков — и сто­рон­ни­ки «тео­рии фаса­да», и сто­рон­ни­ки «инте­граль­ной кон­цеп­ции» — под­верг­ли взгляды Ф. Мил­ла­ра и Э. А. Джа­д­жа кри­ти­ке, кото­рая каса­ет­ся сла­бых мест в общих рас­суж­де­ни­ях этих уче­ных, но само­го раз­бо­ра лозун­га res pub­li­ca res­ti­tu­ta непо­сред­ст­вен­но не затра­ги­ва­ет.

с.130 Ф. Юрле и Б. Минео совер­шен­но спра­вед­ли­во кри­ти­ку­ют Э. А. Джа­д­жа, кото­рый отме­чал, что ни в каком виде не суще­ст­во­ва­ло Авгу­сто­вой про­грам­мы вос­ста­нов­ле­ния, при этом фак­ти­че­ски не при­вел убеди­тель­ных при­ме­ров в под­держ­ку сво­ей точ­ки зре­ния¹⁵.

В то же вре­мя П. А. Карт­лидж, пола­гая, что Август был спо­со­бен на любой обман, высту­пил про­тив рас­суж­де­ний Ф. Мил­ла­ра на том осно­ва­нии, что извест­ный отры­вок из «Дея­ний Авгу­ста» «rem pub­li­cam ex mea po­tes­ta­te in se­na­tus po­pu­li­que Ro­ma­ni ar­bit­rium transtu­li (я пере­дал res pub­li­ca из сво­ей вла­сти в управ­ле­ние сена­та и рим­ско­го наро­да)» (RGDA, 34) яко­бы дол­жен озна­чать «вос­ста­нов­ле­ние Рес­пуб­ли­ки» и, сле­до­ва­тель­но, под тер­ми­ном res pub­li­ca нуж­но пони­мать «Рес­пуб­ли­ку»¹⁶. В свою оче­редь Я. Ю. Меже­риц­кий кри­ти­ку­ет Ф. Мил­ла­ра за то, что тот, ука­зы­вая на монар­хи­че­ские изме­не­ния в про­вин­ци­аль­ном управ­ле­нии, исполь­зу­ет толь­ко мате­ри­а­лы из восточ­ных про­вин­ций, тогда как, по мне­нию Я. Ю. Меже­риц­ко­го, поли­ти­че­ские и идео­ло­ги­че­ские струк­ту­ры двух частей импе­рии выст­ра­и­ва­лись на раз­лич­ных фун­да­мен­тах, а при­ро­ду прин­ци­па­та Авгу­ста мож­но уяс­нить, толь­ко при­ни­мая во вни­ма­ние спе­ци­фи­ку рим­ско­го мен­та­ли­те­та¹⁷.

Таким обра­зом, с одной сто­ро­ны, боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей про­дол­жа­ют тра­ди­ци­он­но пере­во­дить сло­во­со­че­та­ние res pub­li­ca res­ti­tu­ta как «вос­ста­нов­лен­ная» Рес­пуб­ли­ка, что не соот­вет­ст­ву­ет, по наше­му мне­нию, зна­че­нию это­го лозун­га, кото­рое в него вкла­ды­ва­ли в 20-е гг. до н. э. С дру­гой сто­ро­ны, нам труд­но согла­сить­ся с неко­то­ры­ми поло­же­ни­я­ми в выво­дах Ф. Мил­ла­ра и Э. А. Джа­д­жа. Поэто­му име­ет смысл вновь обра­тить­ся к трак­тов­ке выра­же­ния res pub­li­ca res­ti­tu­ta.

Пока­за­тель­но, что сам Август не исполь­зо­вал лозун­га res pub­li­ca res­ti­tu­ta¹⁸. В сво­ем поли­ти­че­ском заве­ща­нии он заяв­ля­ет, что «in con­su­la­tu sex­to et sep­ti­mo, postquam bel­la ci­vi­lia exstin­xe­ram, per con­sen­sum uni­ver­so­rum po­tens¹⁹ re­rum om­nium, rem pub­li­cam ex mea po­tes­ta­te in se­na­tus po­pu­li­que Ro­ma­ni ar­bit­rium transtu­li (в шестое и седь­мое кон­суль­ство, после того как я поту­шил граж­дан­ские вой­ны, по все­об­ще­му согла­сию достиг­ший выс­шей вла­сти, я пере­дал res pub­li­ca из сво­ей вла­сти в управ­ле­ние сена­ту и рим­ско­му наро­ду)» (RGDA, 34). П. А. Карт­лидж и Э. Рэмейдж счи­та­ют, что в этом месте под тер­ми­ном res pub­li­ca сле­ду­ет с.131 пони­мать «Рес­пуб­ли­ка»²⁰. Одна­ко из это­го отрыв­ка мож­но толь­ко сде­лать вывод, что Окта­виан преж­де все­го ста­вил себе в заслу­гу пре­кра­ще­ние граж­дан­ских войн и сло­же­ние пол­но­мо­чий три­ум­ви­ра. Сам кон­текст гово­рит в поль­зу пере­во­да res pub­li­ca как «государ­ст­вен­ные дела», но никак не Рес­пуб­ли­ка.

Такая трак­тов­ка под­твер­жда­ет­ся инте­рес­ным линг­ви­сти­че­ским наблюде­ни­ем, сде­лан­ным К. Галин­ски. Иссле­до­ва­тель ука­зы­ва­ет на тот факт, что Август два раза под­ряд исполь­зу­ет тер­мин res: «он был гос­по­ди­ном “всех вещей” (po­ti­tus re­rum om­nium), из них он пере­дал “обще­ст­вен­ную вещь” (rem pub­li­cam transtu­li) в ar­bit­rium сена­та и рим­ско­го наро­да»²¹. Ar­bit­rium, в свою оче­редь, так­же несет опре­де­лен­ную смыс­ло­вую нагруз­ку. Пер­во­на­чаль­ное зна­че­ние ar­bit­rium — реше­ние, сво­бод­ное суж­де­ние о том, что хоро­шо и спра­вед­ли­во. Ar­bit­rium озна­ча­ет общий оце­ноч­ный про­цесс²². К. Галин­ски пояс­ня­ет, что этот тер­мин — при­знак людей, кото­рые осу­ществля­ют po­tes­tas, но это не про­сто власть (im­pe­rium), но так­же и ius, и cu­ra²³. В этом отно­ше­нии важ­но свиде­тель­ство Т. Ливия, кото­рый раз­ли­ча­ет зако­но­да­тель­ную власть народ­но­го собра­ния (po­tes­tas po­pu­li) и кон­суль­та­тив­ные пол­но­мо­чия сена­та (ar­bit­rium se­na­tus) (Liv., X, 24). В таком све­те трак­тов­ка Авгу­стом собы­тий 28—27 гг. до н. э. выглядит сле­дую­щим обра­зом: он пере­да­ет res pub­li­ca из его вла­сти (po­tes­tas) не во власть (po­tes­tas) сена­та и рим­ско­го наро­да, а в их ar­bit­rium. Сила их ar­bit­rium, учи­ты­вая трак­тов­ку res pub­li­ca как «государ­ст­вен­ные дела», будет про­пор­цио­наль­на их обя­за­тель­ствам в отно­ше­нии мораль­ных цен­но­стей, кото­рые явля­ют­ся суще­ст­вен­ны­ми для того, чтобы под­дер­жи­вать ius и cu­ra и, сле­до­ва­тель­но, спо­соб­ст­во­вать дли­тель­но­му суще­ст­во­ва­нию рим­ской общи­ны. Август, таким обра­зом, при­гла­ша­ет сенат и народ участ­во­вать с ним в забо­те о государ­стве на осно­ве зако­на (ius) и заботы (cu­ra) ради обще­ст­вен­ной поль­зы (res pub­li­ca)²⁴.

В дока­за­тель­ство «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» Авгу­ста иссле­до­ва­те­ли часто при­во­дят извест­ный отры­вок из бре­виа­рия Вел­лея Патер­ку­ла: «Fi­ni­ta vi­ce­si­mo an­no bel­la ci­vi­lia, se­pul­ta ex­ter­na, re­vo­ca­ta pax… res­ti­tu­ta vis le­gi­bus, iudi­ciis auc­to­ri­tas, se­na­tui maies­tas, im­pe­rium ma­gistra­tuum ad pris­ti­num re­dac­tum mo­dum… Pris­ca il­la et an­ti­qua rei pub­li­cae for­ma re­vo­ca­ta (по про­ше­ст­вии два­дца­ти лет окон­че­ны граж­дан­ские вой­ны и похо­ро­не­ны внеш­ние, воз­об­нов­лен мир… вос­ста­нов­ле­на сила зако­нов, воз­вра­щен авто­ри­тет судам, сена­ту — вели­чие, маги­ст­ра­там — власть и ста­рин­ные пол­но­мо­чия… Воз­об­нов­ле­на ста­рин­ная и древ­няя фор­ма res pub­li­ca)» с.132 (Vell. Pat., II, 89)²⁵. При­ме­ча­тель­но, что Вел­лей Патер­кул так­же дела­ет акцент на окон­ча­нии граж­дан­ских войн и уста­нов­ле­нии мира. Вос­ста­нов­ле­ние древ­ней фор­мы res pub­li­ca он свя­зы­ва­ет с вос­ста­нов­ле­ни­ем зако­нов, пол­но­мо­чий судов, сена­та и маги­ст­ра­тов. Дру­ги­ми сло­ва­ми, исто­рик под­чер­ки­ва­ет заслу­гу Авгу­ста в наступ­ле­нии мира и вос­ста­нов­ле­нии пол­но­мо­чий государ­ст­вен­ных орга­нов вла­сти, чья работа была нару­ше­на во вре­ме­на граж­дан­ских войн. Кро­ме того, Ф. Мил­лар отме­ча­ет, что это не ори­ги­наль­ное суж­де­ние Вел­лея Патер­ку­ла, а, веро­ят­нее, «более деталь­ная и укра­шен­ная вер­сия» обра­ще­ния Цице­ро­на к Г. Юлию Цеза­рю из его речи «По пово­ду воз­вра­ще­ния М. Клав­дия Мар­цел­ла»: «Om­nia sunt ex­ci­tan­da ti­bi, C. Cae­sar, uni… con­sti­tuen­da iudi­cia, re­vo­can­da fi­des, compri­men­dae li­bi­di­nes, pro­pa­gan­da sub­oles: om­nia, quae di­lap­sa iam difflu­xe­runt, se­ve­ris le­gi­bus vin­cien­da sunt (тебе одно­му, Гай Цезарь, при­хо­дит­ся вос­ста­нав­ли­вать все… учреж­дать суд, вос­ста­нав­ли­вать кредит, обузды­вать стра­сти, забо­тить­ся о гряду­щих поко­ле­ни­ях, а все то, что рас­па­лось и раз­ва­ли­лось, свя­зы­вать суро­вы­ми зако­на­ми)» (Cic., Pro Marc., 23, пер. В. О. Горен­штей­на)²⁶.

К тому же почти в тех же сло­вах, что и при­ход к вла­сти Авгу­ста, Вел­лей опи­сы­ва­ет при­ход к вла­сти Тибе­рия: «…на форум при­зва­но дове­рие, с фору­ма уда­лен мятеж, с Мар­со­ва поля — домо­га­тель­ства, из курии — раздо­ры, и воз­вра­ще­ны государ­ству одряхлев­шие от дол­го­го без­дей­ст­вия и погре­бен­ные пра­во­судие, спра­вед­ли­вость, энер­гия; к маги­ст­ра­там при­шел авто­ри­тет, к сена­ту — вели­чие, к судьям — вес­кость» (Vell. Pat., II, 126, пер. А. И. Неми­ров­ско­го, М. Ф. Даш­ко­вой). Таким обра­зом, при­веден­ные выше дово­ды свиде­тель­ст­ву­ют, по наше­му мне­нию, о том, что сооб­ще­ние Вел­лея нель­зя трак­то­вать как под­твер­жде­ние «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» Авгу­ста.

Т. Ливий един­ст­вен­ный из совре­мен­ни­ков Авгу­ста, кто исполь­зу­ет выра­же­ние res pub­li­ca res­ti­tu­ta. Прав­да, он употреб­ля­ет его все­го лишь один раз в третьей кни­ге, опуб­ли­ко­ван­ной в соста­ве пер­вой дека­ды неза­дол­го после 27 г. до н. э.²⁷. Рас­ска­зы­вая о борь­бе пат­ри­ци­ев и пле­бе­ев во вре­мя заго­во­ра Аппия Гер­до­ния, Ливий так опи­сы­ва­ет реак­цию плеб­са и сена­та на пат­рио­ти­че­скую речь кон­су­ла 460 г. до н. э. Л. Квинк­ция Цин­цин­на­та: «Mo­ve­rat ple­bem ora­tio con­su­lis; erec­ti pat­res res­ti­tu­tam cre­de­bant rem pub­li­cam (речь кон­су­ла взвол­но­ва­ла плебс, а вооду­шев­лен­ные сена­то­ры ста­ли пола­гать, что государ­ст­вен­ные дела вос­ста­нов­ле­ны)» (Liv., III, 20). Несо­мнен­но, здесь res pub­li­ca озна­ча­ет «государ­ство» или даже, ско­рее, «государ­ст­вен­ные дела», но никак не Рес­пуб­ли­ка²⁸.

с.133 В эпи­гра­фи­че­ских источ­ни­ках res pub­li­ca так­же име­ет зна­че­ние «государ­ство» либо «общи­на»²⁹. Так, в над­пи­си, най­ден­ной на рим­ском фору­ме и отно­ся­щей­ся к 29 г. до н. э., гово­рит­ся о сохра­не­нии государ­ства: «Se­na­tus po­pu­lus­que Ro­ma­nus imp. Cae­sa­ri di­vi Iuli f… re pub­li­ca con­ser­va­ta (сенат и народ рим­ский импе­ра­то­ру Цеза­рю, сыну боже­ст­вен­но­го Юлия… за сохра­нен­ное государ­ство)» (ILS, № 81). Здесь «вос­ста­нов­ле­ние» государ­ства свя­зы­ва­ет­ся с победой Окта­ви­а­на над М. Анто­ни­ем. Еще более ярко эта связь про­яв­ля­ет­ся в свиде­тель­ствах пре­не­стин­ских и ами­терн­ских фаст, а так­же отче­тов арваль­ских бра­тьев. Под 1 авгу­ста 30 г. до н. э. мы чита­ем: «… eo die im­pe­ra­tor Cae­sar Augus­tus rem pub­li­cam tris­tis­si­mo pe­ri­cu­lo li­be­ra­vit (… в этот день импе­ра­тор Цезарь Август осво­бо­дил государ­ство от вели­чай­шей опас­но­сти)» (EJ, p. 49). Тот же смысл выра­же­ние res pub­li­ca несет в над­пи­си, дати­ру­ю­щей­ся 29 г. до н. э., кото­рая была начер­та­на на побед­ном памят­ни­ке Окта­ви­а­на, рас­по­ла­гав­шем­ся на месте Актий­ской бит­вы близ горо­да Нико­по­ля, осно­ван­но­го в честь победы над М. Анто­ни­ем: «…Imp Cae­sa]r Div[i Iuli] f(ili­us) vict[oriam con­se­cu­tus bell]o quod pro [r]e p[u]blic[a] ges[si]t in hac re­gion[e con­s]ul [quin­tum i]mpe­rat[or se]pti­mum pa­ce par­ta ter­ra [ma­ri­que Nep]tu­no [et Ma]rt[i c]astra [ex] qui­bu[s ad hos­tem in]seq[uen­dum egr]es­su[s est na­va­li­bus spo­li]is [exor­na]ta c[on­sac­ra­vit… (Импе­ра­тор Цезарь, сын Боже­ст­вен­но­го Юлия, одер­жав недав­нюю победу в войне, кото­рую он вел ради государ­ства в этом реги­оне, когда был кон­су­лом в пятый раз и импе­ра­то­ром в седь­мой, после утвер­жде­ния мира на суше и море, Неп­ту­ну и Мар­су лагерь, из кото­ро­го он высту­пил, чтобы пре­сле­до­вать вра­га, укра­сив мор­ской добы­чей, посвя­тил)»³⁰.

Что каса­ет­ся вос­ста­нов­ле­ния res pub­li­ca res­ti­tu­ta в «Пре­не­стин­ских фастах», то, по наше­му мне­нию, оно мало­ве­ро­ят­но³¹. Сле­ду­ет согла­сить­ся с точ­кой зре­ния Э. А. Джа­д­жа, что, кро­ме момм­зе­нов­ской эмен­да­ции «…quod rem pub­li­cam] p(opu­lo) R(oma­no) rest[it]u[it] (…за то, что он вос­ста­но­вил res pub­li­ca рим­ско­го наро­да)» (CIL, I², p. 231), воз­мож­ны и дру­гие добав­ле­ния³². Одна­ко здесь нуж­но отме­тить, что и сам Т. Момм­зен с.134 вна­ча­ле при­зна­вал, что res pub­li­ca была неудач­ной эмен­да­ци­ей и в сво­ем изда­нии «Res ges­tae di­vi Augus­ti» пред­ла­гал pro­vin­ciae: «…quod pro­vin­cias] p R rest[it]u[it] (за то, что он вос­ста­но­вил про­вин­ции рим­ско­го наро­да)»³³, то есть речь идет о «вос­ста­нов­ле­нии» кон­тро­ля над «все­ми» про­вин­ци­я­ми. На наш взгляд, эта эмен­да­ция более при­ем­ле­ма. Об этом совер­шен­но опре­де­лен­но свиде­тель­ст­ву­ют дан­ные Овидия и Т. Ливия. Овидий ука­зы­ва­ет, что Окта­виан полу­чил про­зви­ще Август за то, что «воз­вра­тил» про­вин­ции рим­ско­му наро­ду: «Red­di­ta­que est om­nis po­pu­lo pro­vin­cia nostro / et tuus Augus­to no­mi­ne dic­tus avus» (Ovid., Fas­ti, I, 589—590). На то же ука­зы­ва­ет и Ливий: «C. Cae­sar re­bus com­po­si­tis et om­ni­bus pro­vin­ciis in cer­tam for­mam re­dac­tis Augus­tus quo­que cog­no­mi­na­tus est (Г. Цезарь, при­ведя в порядок дела и уста­но­вив долж­ное устрой­ство во всех про­вин­ци­ях, был назван Авгу­стом)» (Liv., Epit., 134).

Отно­си­тель­но исполь­зо­ва­ния лозун­га res pub­li­ca res­ti­tu­ta в так назы­вае­мой «Lau­da­tio Tu­riae», где гово­рит­ся, что «pa­ca­to or­be ter­ra­rum res[ti­tut]a re­pub­li­ca» (CIL, VI, № 1527, II, 26—27), мож­но ска­зать, что эта эмен­да­ция вполне веро­ят­на. Но опять-таки нет ника­ких осно­ва­ний видеть в этом выра­же­нии «вос­ста­нов­лен­ную» Рес­пуб­ли­ку, как это дела­ет боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей. При­веден­ные выше свиде­тель­ства источ­ни­ков в отно­ше­нии res pub­li­ca пока­зы­ва­ют, что под этим тер­ми­ном в отрыв­ке из «Lau­da­tio Tu­riae» сле­ду­ет пони­мать «государ­ство», то есть: «После уми­ротво­ре­ния кру­га земель были вос­ста­нов­ле­ны государ­ст­вен­ные дела»³⁴.

Таким обра­зом, в 20-е гг. до н. э. поня­тие res pub­li­ca трак­то­ва­лось преж­де все­го как «государ­ство» или «государ­ст­вен­ные дела». Еди­но­го тер­ми­на, обо­зна­чав­ше­го sta­tus no­vus, в источ­ни­ках мы не встре­ча­ем³⁵. Сам Август и совре­мен­ные ему поэты (Вер­ги­лий, Гора­ций, Овидий) выра­же­ние res pub­li­ca res­ti­tu­ta вооб­ще не исполь­зу­ют³⁶. Вел­лей Патер­кул употреб­ля­ет выра­же­ние pris­ca il­la et an­ti­qua rei pub­li­cae for­ma, а в офи­ци­аль­ной над­пи­си и на леген­дах монет встре­ча­ет­ся res pub­li­ca con­ser­va­ta. По одно­му разу res pub­li­ca res­ti­tu­ta встре­ча­ет­ся у Т. Ливия и в над­пи­си «Lau­da­tio Tu­riae», где обо­зна­ча­ет «государ­ство».

На пер­вый взгляд, такие выво­ды под­твер­жда­ют мне­ние Ф. Мил­ла­ра о том, что лозунг res pub­li­ca res­ti­tu­ta вооб­ще не суще­ст­во­вал. Одна­ко эта с.135 точ­ка зре­ния спра­вед­ли­ва лишь в том слу­чае, если выра­же­ние res pub­li­ca res­ti­tu­ta употреб­ля­ет­ся в зна­че­нии «вос­ста­нов­лен­ная Рес­пуб­ли­ка». Но если под ним пони­мать «вос­ста­нов­лен­ное государ­ство», то ситу­а­ция меня­ет­ся.

Абсо­лют­но для всех сто­рон­ни­ков «инте­граль­ной кон­цеп­ции» и «тео­рии рес­пуб­ли­ка­низ­ма Авгу­ста» само собой под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, что лозунг res pub­li­ca res­ti­tu­ta в таком же виде был заим­ст­во­ван из поли­ти­че­ско­го сло­ва­ря op­ti­ma­tes. Меж­ду тем Цице­рон, гово­ря о «вос­ста­нов­ле­нии» res pub­li­ca, в вось­ми слу­ча­ях из 14-ти исполь­зу­ет не rem pub­li­cam res­ti­tui­re, а rem pub­li­cam re­ci­pe­ra­re (Cic., Att., VIII, 3, 2; XIV, 4, 1; 14, 6; XV, 13, 4; Fam., XII, 2, 1; 6, 2; Brut., II, 1, 1), а еще в 3-х слу­ча­ях — rem pub­li­cam li­be­ra­re (Cic., Fam., XI, 5, 3; 8, 1; Brut., II, 5, 1). Выра­же­ние res pub­li­ca res­ti­tu­ta употреб­ля­ет­ся зна­ме­ни­тым ора­то­ром толь­ко два раза, но в обо­их слу­ча­ях речь идет о «вос­ста­нов­ле­нии государ­ства» (Cic., In Cat., III, 1; De se­nect., 20)³⁷.

При такой трак­тов­ке ста­но­вит­ся понят­ным выбор окру­же­ни­ем Окта­ви­а­на при­ла­га­тель­но­го res­ti­tu­ta. Гла­гол res­ti­tuo озна­ча­ет «вос­ста­нав­ли­вать, как было до того», «при­во­дить в преж­нее состо­я­ние»³⁸. Види­мо, Август исполь­зо­вал этот тер­мин, чтобы пока­зать, что государ­ст­вен­ные дела при­веде­ны в порядок, граж­дан­ским вой­нам при­шел конец и насту­пил мир³⁹. Re­ci­pe­ro, в свою оче­редь, име­ет зна­че­ние «опять, сно­ва полу­чать», «воз­вра­щать себе», «сно­ва осво­бож­дать»⁴⁰. Исполь­зо­ва­ние это­го гла­го­ла Цице­ро­ном так­же вполне логич­но. Ведь «опти­ма­ты», как мы пока­за­ли в пер­вой гла­ве, под res pub­li­ca пони­ма­ли не «государ­ство», а «общее дело всех чест­ных». Дру­ги­ми сло­ва­ми, один из вид­ных op­ti­ma­tes при­зы­вал не к «вос­ста­нов­ле­нию государ­ства», а к воз­вра­ще­нию вла­сти «опти­ма­там».

Употреб­ле­ние Т. Ливи­ем и неиз­вест­ным ора­то­ром в «Lau­da­tio Tu­riae» выра­же­ния res pub­li­ca res­ti­tu­ta доку­мен­таль­но под­твер­жда­ет суще­ст­во­ва­ние это­го лозун­га в эпо­ху Авгу­ста. Прав­да, по наше­му мне­нию, res pub­li­ca res­ti­tu­ta нуж­но рас­смат­ри­вать на более широ­ком фоне исполь­зо­ва­ния поня­тия res­ti­tu­tio, свя­зан­но­го не толь­ко с «вос­ста­нов­ле­ни­ем государ­ства», но и с про­па­ган­дист­ски­ми заяв­ле­ни­я­ми о «вос­ста­нов­ле­нии» всех сфер рим­ско­го обще­ства.

с.136 Тра­ди­ци­он­но вре­мя нача­ла про­па­ган­дист­ской «пере­ори­ен­та­ции» Окта­ви­а­на увя­зы­ва­лось с «отка­зом» быв­ше­го три­ум­ви­ра от вла­сти и «вос­ста­нов­ле­ни­ем» Рес­пуб­ли­ки в 27 г. до н. э.⁴¹. Обыч­но спо­ры велись толь­ко по пово­ду искрен­но­сти или лице­мер­но­сти его наме­ре­ний⁴². Пер­вым попыт­ку пере­не­сти «осно­ва­ние» прин­ци­па­та на 28 г. до н. э. сде­лал П. Гре­над⁴³, но это вызва­ло рез­кие воз­ра­же­ния П. А. Бран­та⁴⁴. Толь­ко в послед­нее вре­мя, после пуб­ли­ка­ции в 1999 г. уни­каль­но­го ауре­уса Окта­ви­а­на⁴⁵, в спе­ци­аль­ной лите­ра­ту­ре все чаще про­па­ган­дист­ский пово­рот дати­ру­ют 28 г. до н. э.⁴⁶. Дей­ст­ви­тель­но, вопрос о хро­но­ло­гии чрез­вы­чай­но важен, так как его пра­виль­ная интер­пре­та­ция помо­жет чет­че пред­ста­вить себе сущ­ность офи­ци­аль­ной идео­ло­гии вре­ме­ни прав­ле­ния Авгу­ста. Мы так­же пола­га­ем, что широ­ко­мас­штаб­ная аги­та­ция res­ti­tu­tio rei pub­li­cae нача­лась в 28 г. до н. э., все­го лишь через пол­го­да после воз­вра­ще­ния при­ем­но­го сына Юлия Цеза­ря с Восто­ка. Про­па­ган­да Окта­ви­а­на в кон­це 30-х гг. при­нес­ла ему мно­го дивиден­дов, но после того, как он стал един­ст­вен­ным пра­ви­те­лем Рима, воз­ник­ли опре­де­лен­ные труд­но­сти. Воз­вра­ще­ние победо­нос­но­го пол­ко­во­д­ца вызва­ло зна­чи­тель­ное бес­по­кой­ство в Риме, так как вос­по­ми­на­ния о про­скрип­ци­ях еще не стер­лись из памя­ти, а совре­мен­ни­ки вполне отчет­ли­во осо­зна­ва­ли, что вой­на меж­ду Окта­виа­ном и М. Анто­ни­ем была борь­бой за власть, а не пат­рио­ти­че­ским похо­дом про­тив Восто­ка. Так, Кор­не­лий Непот в био­гра­фии Атти­ка, кото­рая была опуб­ли­ко­ва­на око­ло 29 г. до н. э., мимо­хо­дом заме­ча­ет: «…se uter­que [Окта­виан и М. Анто­ний] prin­ci­pem non so­lum ur­bis Ro­mae, sed or­bis ter­ra­rum es­se cu­pe­ret (…каж­дый из них жаж­дал пер­вен­ст­во­вать не толь­ко в горо­де Риме, но во всем мире)» (Nep., Att., 20; ср.: Pro­pert., II, 15, 45—46). При­ме­ча­тель­но, что саму борь­бу он назы­ва­ет не про­сто сопер­ни­че­ст­вом (aemu­la­tio), а завист­ли­вой враж­деб­но­стью (obtrec­ta­tio) (Nep., Att., 20). Кро­ме того, Д. Эрл ука­зы­ва­ет на еще одно затруд­не­ние. Мно­гие ноби­ли, кото­рые вста­ли на сто­ро­ну Окта­ви­а­на в борь­бе про­тив Анто­ния, сде­ла­ли это в соб­ст­вен­ных инте­ре­сах. По мне­нию иссле­до­ва­те­ля, с пора­же­ни­ем Анто­ния часть из них вполне мог­ла решить­ся вос­ста­но­вить власть bo­ni, совер­шив поку­ше­ние на Окта­ви­а­на, с.137 так как вряд ли мно­гие из них пол­но­стью разде­ля­ли взгляды пле­мян­ни­ка Юлия Цеза­ря и его бли­жай­ше­го окру­же­ния⁴⁷.

В такой ситу­а­ции для Окта­ви­а­на было важ­но обос­но­вать свою некон­сти­ту­ци­он­ную власть и исклю­чи­тель­ное поло­же­ние в государ­стве. Про­па­ган­да без­опас­но­сти, про­цве­та­ния и мира, несмот­ря на всю свою при­вле­ка­тель­ность, в дан­ном слу­чае не оправ­ды­ва­ла пол­но­стью ново­го поло­же­ния вещей. Выход был най­ден в объ­яв­ле­нии о вос­ста­нов­ле­нии всех сфер рим­ско­го обще­ства, устои кото­ро­го были яко­бы пол­но­стью нис­про­вер­же­ны в пери­од Вто­ро­го три­ум­ви­ра­та⁴⁸. Таким обра­зом, лозунг res­ti­tu­tio rei pub­li­cae мог дать воз­мож­ность мораль­но­го оправ­да­ния неза­кон­ной вла­сти Окта­ви­а­на.

Уже в нача­ле 28 г. до н. э. Окта­виан «вос­ста­но­вил» власть сена­та, про­ведя lec­tio и соста­вив новый спи­сок сена­то­ров, где его имя было постав­ле­но на пер­вое место, в свя­зи с чем он был при­знан «пер­во­при­сут­ст­ву­ю­щим» в сена­те (prin­ceps se­na­tus). Мы не будем оста­нав­ли­вать­ся на трак­тов­ке это­го тер­ми­на, так как он подроб­но рас­смот­рен в исто­рио­гра­фии⁴⁹. Сле­ду­ет лишь заме­тить, что титул prin­ceps давал Окта­виа­ну важ­ные про­па­ган­дист­ские пре­иму­ще­ства. С одной сто­ро­ны, он ука­зы­вал на наи­выс­ший авто­ри­тет (auc­to­ri­tas) в государ­стве, с дру­гой — на неопре­де­лен­ность пол­но­мо­чий, что дава­ло воз­мож­ность его широ­кой трак­тов­ки. Объ­яв­ляя себя лиде­ром общи­ны (prin­ceps ci­vi­ta­tis), Окта­виан имел пол­ное мораль­ное пра­во на «вос­ста­нов­ле­ние государ­ства», кото­ро­го не было у пол­ко­во­д­ца, победив­ше­го в граж­дан­ской войне.

После избра­ния в том же году кон­су­лом в шестой раз Окта­виан «вос­ста­но­вил» и пол­но­мо­чия выс­ших рим­ских маги­ст­ра­тов, урав­няв с собой в пра­вах сво­его кол­ле­гу М. Агрип­пу (Dio Cass., LIII, 1)⁵⁰.

с.138 Кро­ме того, на про­тя­же­нии все­го года Окта­виан пози­ци­о­ни­ро­вал себя как res­ti­tu­tor рим­ской рели­гии. Сам Август осо­бо отме­ча­ет, что в 28 г. до н. э. вос­ста­но­вил 82 рим­ских хра­ма (RGDA, 20), за что Т. Ливий назы­ва­ет его осно­ва­те­лем и вос­ста­но­ви­те­лем всех рим­ских хра­мов: «Augus­tus Cae­sar, templo­rum om­nium con­di­tor aut res­ti­tu­tor» (Liv., IV, 20)⁵¹. Более того, в сле­дую­щем году Окта­виан оза­бо­тил­ся судь­бой всех сакраль­ных мест и свя­ти­лищ во всем государ­стве. В осо­бом эдик­те кон­су­лы 27 г. до н. э. Август и М. Агрип­па рас­по­ряди­лись вос­ста­но­вить обще­ст­вен­ные и свя­щен­ные участ­ки в горо­дах или на при­ле­гаю­щей к ним хоре по всем про­вин­ци­ям (δη­μόσιοι τό­ποι ἢ ἱεροὶ ἐν πό­λεσ[ιν ἢ ἐν χώ­ραι π]όλεως ἑκάσ­της ἐπαρ­χείας)⁵², а на буду­щее запре­ти­ли уни­что­жать, с.139 про­да­вать или дарить эти участ­ки, кото­рые так­же выво­ди­лись из-под юрис­дик­ции рим­ской про­вин­ци­аль­ной адми­ни­ст­ра­ции (IKy­me, № 17 I, 1—11; SEG, XVIII, № 555 I, 1—11, XX, № 15).

Весь­ма при­ме­ча­тель­но, что этот эдикт мож­но напря­мую увя­зать с исполь­зо­ва­ни­ем лозун­га res­ti­tu­tio. От того же вре­ме­ни до нас дошло пись­мо про­кон­су­ла Азии Л. Вини­ция жите­лям горо­да Кимы, в кото­ром идет речь об алта­ре Дио­ни­са. Некий Лисий при­об­рел этот алтарь, а тиа­соты напрас­но пыта­лись его выку­пить. Рим­ский про­кон­сул, ссы­ла­ясь на упо­мя­ну­тый выше эдикт Авгу­ста (…ius­su Au[gus]ti Cae­sa­ris…), реша­ет дело в поль­зу почи­та­те­лей Дио­ни­са и отме­ча­ет, что на воз­вра­щен­ном алта­ре сле­ду­ет поме­стить над­пись «Imp(era­tor) Cae­sar dei­vei f. Augus­tu[s] re[sti]tuit (Имп. Цезарь сын боже­ст­вен­но­го Август вос­ста­но­вил)» (IKy­me, № 17 II, 12—22; SEG, XVIII, № 555 II, 12—22). И это был не еди­нич­ный слу­чай, а целе­на­прав­лен­ная поли­ти­ка пра­ви­тель­ства: жите­ли Ита­лии и про­вин­ций, вос­ста­нав­ли­вая за свой счет хра­мы, алта­ри и др., долж­ны были поме­щать на них подоб­ные над­пи­си. Как при­мер мож­но при­ве­сти храм в Вен­аф­ре, свя­щен­ный уча­сток Диа­ны в Эфе­се и др. (AE 1903, № 188; 1998, № 1345; 2002, № 1349).

В 28 г. до н. э. Окта­виан так­же объ­явил себя «вос­ста­но­ви­те­лем» зако­нов и пра­ва рим­ско­го наро­да. Было воз­ве­ще­но об отмене всех реше­ний три­ум­ви­ров (Dio Cass. LIII, 2; Tac., Ann., III, 28), о сожже­нии спис­ков долж­ни­ков каз­ны (Suet., Div. Aug., 32), об осво­бож­де­нии рим­ских граж­дан, неза­кон­но содер­жа­щих­ся в эрга­сту­лах (Suet., Tib., 8). Ярким под­твер­жде­ни­ем дан­ных лите­ра­тур­ных источ­ни­ков ста­ла наход­ка ново­го ауре­уса, дати­ро­ван­но­го 28 г. до н. э.⁵³. На его ревер­се изо­бра­жен оде­тый с.140 в тогу Окта­виан, сидя­щий на куруль­ном крес­ле и дер­жа­щий в руках сви­ток с зако­на­ми, сле­ва от него поме­щен ларец для свит­ков, вокруг — леген­да LE­GES ET IV­RA P(opu­li) R(oma­ni) RES­TIT­VIT (он вос­ста­но­вил зако­ны и пра­ва рим­ско­го наро­да)⁵⁴ (прил. А, рис. 39).

На то, что про­па­ган­дист­ские заяв­ле­ния Окта­ви­а­на име­ли успех, а лозунг res­ti­tu­tio поль­зо­вал­ся зна­чи­тель­ной попу­ляр­но­стью, ука­зы­ва­ет огром­ное чис­ло над­гроб­ных памят­ни­ков, зафик­си­ро­вав­ших имя RES­TI­TU­TUS (RES­TI­TU­TA), кото­рое рим­ляне ста­ли давать сво­им детям начи­ная с эпо­хи ран­не­го Прин­ци­па­та (напр., см.: CIL, II, №№ 145, 367, 3659, 4118, 5968; III, №№ 3643, 4731; V, №№ 1270, 2126, 4270, 4860; VI, № 23054; IX, № 2711; AE, 1987, № 1080; 1989, № 26).

Логи­че­ским завер­ше­ни­ем постро­ен­ной нами цепоч­ки антич­ных свиде­тельств явля­ет­ся, по наше­му мне­нию, эдикт Окта­ви­а­на, цита­ту из кото­ро­го при­во­дит Све­то­ний: «Итак, да будет мне дано воз­ве­сти государ­ство на преж­нее место целым и невреди­мым и пожи­нать пло­ды это­го дела с тем, чтобы я мог назы­вать­ся созда­те­лем луч­ше­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства и при кон­чине унес бы с собой надеж­ду на то, что осно­ва­ния государ­ства, кото­рые я воз­двиг, оста­нут­ся неиз­мен­ны­ми (Ita mi­hi sal­vam ac sos­pi­tem rem pub­li­cam sis­te­re in sua se­de li­ceat at­que eius rei fruc­tum per­ci­pe­re, quem pe­to, ut op­ti­mi sta­tus auc­tor di­car et mo­riens ut fe­ram me­cum spem, man­su­ra in ves­ti­gio suo fun­da­men­ta rei pub­li­cae quae iece­ro⁵⁵)» (Suet., Div. с.141 Aug., 28). Одна­ко сре­ди уче­ных до сих пор ведут­ся спо­ры не толь­ко о его дати­ров­ке, но и о его про­па­ган­дист­ской направ­лен­но­сти: К.-М. Гирар­дет счи­та­ет, что он был издан в 29 г. до н. э.⁵⁶; Дж. Рич отно­сит его к 28 г. до н. э.⁵⁷; Д. Уордл — к 28—27 г. до н. э.⁵⁸; К. Скотт, П. Гре­над, В. Фадин­гер, А. Х. М. Джо­у­нз и П. Чеу­шеску — к 27 г. до н. э.⁵⁹; А. фон Пре­мер­штейн, Дж. И. Ф. Чил­вер, Э. Сал­мон, Э. Р. Бер­ли и Дж. Цек­ки­ни — к 23 г. до н. э.⁶⁰; Э. А. Джадж — к 19 или даже к 2 г. до н. э.⁶¹; Дж. Вильямс — к 17 г. до н. э.⁶²; в то же вре­мя Х. Стю­арт Джо­у­нз, Р. Сайм и Д. Кинаст ука­зы­ва­ют на невоз­мож­ность дати­ро­вать этот эдикт⁶³. Так­же раз­нят­ся оцен­ки идео­ло­ги­че­ско­го содер­жа­ния это­го доку­мен­та. Выска­зы­ва­лись мне­ния, что этот эдикт — «объ­яв­ле­ние» о вос­ста­нов­ле­нии Рес­пуб­ли­ки, акт учреж­де­ния Прин­ци­па­та, про­воз­гла­ше­ние монар­хии, заяв­ле­ние о нача­ле ста­би­ли­за­ции и пре­об­ра­зо­ва­ния рас­ша­тан­но­го граж­дан­ски­ми вой­на­ми сре­ди­зем­но­мор­ско­го мира, «тра­ди­ци­он­ная пат­ри­ци­ан­ская» само­ре­кла­ма Авгу­ста, через кото­рую он под­чер­ки­вал, что без­опас­ность и бла­го­со­сто­я­ние государ­ства зави­се­ли от него лич­но⁶⁴, часть пуб­лич­но­го отве­та Окта­ви­а­на на декрет сена­та о вру­че­нии ему почет­но­го име­ни Augus­tus и пре­до­став­ле­нии про­кон­суль­ско­го импе­рия на 10 лет⁶⁵, или про­сто про­грам­ма широ­кой стро­и­тель­ной дея­тель­но­сти Авгу­ста в Риме⁶⁶.

Дей­ст­ви­тель­но, очень труд­но трак­то­вать этот доку­мент из-за его отры­воч­но­сти и мно­го­знач­но­сти. Одна­ко если рас­смот­реть кон­текст, в кото­ром он употреб­ля­ет­ся у Све­то­ния, а так­же сопо­ста­вить дан­ные эдик­та со свиде­тель­ства­ми источ­ни­ков о res­ti­tu­tio в 28 г. до н. э., то мож­но прий­ти к опре­де­лен­ным выво­дам.

Серь­ез­ной про­бле­мой явля­ет­ся то, что Све­то­ний цити­ру­ет толь­ко послед­нее пред­ло­же­ние из эдик­та (vo­lun­tas Окта­ви­а­на), тогда как само содер­жа­ние оста­ет­ся неиз­вест­ным. К. М. Гирар­дет обра­ща­ет вни­ма­ние, с.142 что в цита­те исполь­зо­ван конъ­юнк­тив насто­я­ще­го вре­ме­ни, выра­жаю­щий поже­ла­ние, наме­ре­ние⁶⁷, то есть в пред­ше­ст­ву­ю­щем неиз­вест­ном для нас тек­сте речь шла о каких-то кон­крет­ных обе­ща­ни­ях и заве­ре­ни­ях. То, что этот эдикт не имел ника­ко­го отно­ше­ния к «вос­ста­нов­ле­нию» Рес­пуб­ли­ки, как пере­во­дит это место М. Л. Гас­па­ров⁶⁸, пока­зы­ва­ет сам текст Све­то­ния⁶⁹. Древ­ний автор увя­зы­ва­ет цита­ту не с «вос­ста­нов­ле­ни­ем» Рес­пуб­ли­ки, а с нача­лом еди­но­лич­но­го прав­ле­ния Авгу­ста: «О воз­вра­ще­нии государ­ст­вен­ных дел [сена­ту] он заду­мы­вал­ся два­жды: впер­вые сра­зу после победы над Анто­ни­ем, когда его зло­пы­ха­те­ли часто попре­ка­ли тем, что яко­бы толь­ко из-за него [государ­ст­вен­ные дела] не уста­нов­ле­ны и не воз­вра­ще­ны, и еще раз после тяже­лой и про­дол­жи­тель­ной болез­ни… Но посчи­тав, что и ему небез­опас­но будет жить част­ным лицом, и управ­ле­ние государ­ст­вом было бы необ­ду­ман­но отда­вать во власть (ar­bit­rium) мно­гих, он без коле­ба­ний удер­жал власть за собой… О таком реше­нии он неод­но­крат­но объ­яв­лял, а эти выска­зы­ва­ния к тому же под­твер­жда­ют­ся в одном его эдик­те…» (Suet., Div. Aug., 28).

С нашей точ­ки зре­ния, в эдик­те речь шла о «вос­ста­нов­ле­нии» рим­ско­го обще­ства, на что ука­зы­ва­ют сло­ва само­го Авгу­ста «rem pub­li­cam sis­te­re in sua se­de», что мож­но пере­ве­сти как «вер­нуть обще­ст­вен­ные дела на свое место», «при­ве­сти в порядок все устои государ­ства». Вме­сте с тем эта res­ti­tu­tio напря­мую увя­зы­ва­ет­ся с лич­но­стью Окта­ви­а­на: «Да будет мне дано… пожи­нать пло­ды это­го дела, чтобы я мог назы­вать­ся созда­те­лем луч­ше­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства». Исполь­зо­ва­ние тер­ми­на auc­tor (осно­ва­тель, вос­ста­но­ви­тель) так­же под­чер­ки­ва­ет связь это­го эдик­та с res­ti­tu­tio rei pub­li­cae 28 г. до н. э. В свою оче­редь, употреб­ле­ние конъ­юнк­ти­ва, выра­жаю­ще­го поже­ла­ние, ука­зы­ва­ет на то, что эти дей­ст­вия еще не совер­ше­ны, что, по наше­му мне­нию, дает воз­мож­ность дати­ро­вать этот эдикт нача­лом 28 г. до н. э. и под­ра­зу­ме­вать под ним офи­ци­аль­ное объ­яв­ле­ние о нача­ле res­ti­tu­tio rei pub­li­cae.

В под­твер­жде­ние нашей гипо­те­зы мож­но при­ве­сти и дру­гие дово­ды. В 27 г. до н. э., сло­жив свои некон­сти­ту­ци­он­ные пол­но­мо­чия, Окта­виан полу­чил про­кон­суль­ский импе­рий, кото­рый, одна­ко, был огра­ни­чен деся­тью года­ми. Таким обра­зом, срок его пол­но­мо­чий исте­кал 31 декаб­ря 18 г. до н. э., и Август вос­поль­зо­вал­ся этим собы­ти­ем для про­веде­ния новой мощ­ной про­па­ган­дист­ской кам­па­нии, в резуль­та­те кото­рой на про­тя­же­нии 18—17 гг. до н. э. был про­веден целый ряд меро­при­я­тий: состо­я­лись секу­ляр­ные игры, при­ня­то семей­ное зако­но­да­тель­ство, с.143 объ­яв­ле­но о наступ­ле­нии «золо­то­го» века⁷⁰. Таким обра­зом под­чер­ки­ва­лось, что за вре­мя деся­ти­лет­них «чрез­вы­чай­ных пол­но­мо­чий» Август сво­и­ми дей­ст­ви­я­ми настоль­ко спо­соб­ст­во­вал воз­рож­де­нию рим­ской общи­ны, что логи­че­ским завер­ше­ни­ем нахож­де­ния его у вла­сти ста­ло окон­ча­тель­ное очи­ще­ние воз­ро­див­ше­го­ся обще­ства от сквер­ны граж­дан­ских войн и его вступ­ле­ние в новую счаст­ли­вую эпо­ху. Тем самым оправ­ды­ва­лось исклю­чи­тель­ное поло­же­ние Авгу­ста в государ­стве, кото­рый имел все осно­ва­ния нахо­дить­ся у вла­сти далее, ведь его лич­ность ста­ла зало­гом бла­го­со­сто­я­ния и про­цве­та­ния рим­ской общи­ны.

Сле­дую­щий год после гран­ди­оз­ных празд­неств, орга­ни­зо­ван­ных Авгу­стом, стал для рим­ско­го обще­ства пер­вым годом «золо­то­го века», вре­ме­нем про­цве­та­ния и могу­ще­ства рим­ско­го государ­ства. Имен­но в 16 г. до н. э. моне­та­ри­ем Л. Мес­ци­ни­ем Руфом был отче­ка­нен дена­рий, на авер­се кото­ро­го поме­ще­на над­пись, явля­ю­ща­я­ся по сути логи­че­ским про­дол­же­ни­ем эдик­та, кото­рый при­во­дит Све­то­ний: I[ovi] O[pti­mo] M[axi­mo] S[ena­tus] P[opu­lus]Q[ue] R[oma­nus] V[ota] S[us­cep­ta] PR[o] S[alu­te] IMP[era­to­ris] CAE[sa­ris] QUOD PER EU[m] R[es] P[ub­li­ca] IN AMP[lio­re] ATQ[ue] TRAN[quil­lio­re] S[ta­tu] E[st] (Юпи­те­ру Наи­луч­ше­му Вели­чай­ше­му сенат и народ рим­ский по при­ня­то­му обе­ту за здо­ро­вье Импе­ра­то­ра Цеза­ря, так как бла­го­да­ря ему государ­ство нахо­дит­ся в про­цве­таю­щем и спо­кой­ном поло­же­нии) (EJ, p. 61, № 35; CREBM I, Augus­tus № 91; RIC I, Augus­tus № 358) (прил. А, рис. 40). Здесь выра­же­ние «quod per eum res pub­li­ca in amplio­re at­que tran­quil­lio­re sta­tu est» фак­ти­че­ски явля­ет­ся сбыв­шим­ся поже­ла­ни­ем Авгу­ста, кото­рый хотел, с.144 чтобы его име­но­ва­ли «op­ti­mi sta­tus auc­tor»⁷¹. Поэто­му вряд ли мож­но согла­сить­ся с необос­но­ван­ным мне­ни­ем Я. Ю. Меже­риц­ко­го, что этот дена­рий явля­ет­ся свиде­тель­ст­вом «заботы» Авгу­ста о Рес­пуб­ли­ке⁷².

Весь­ма пока­за­тель­но, что по окон­ча­нии вто­ро­го 5-лет­не­го сро­ка нахож­де­ния у вла­сти Авгу­ста в 12 г. до н. э. моне­та­рий Косс Кор­не­лий Лен­тул выпу­стил ауре­ус, реверс кото­ро­го в алле­го­ри­че­ской фор­ме (изо­бра­же­ние коле­но­пре­кло­нен­ной res pub­li­ca, кото­рую под­ни­ма­ет с зем­ли Август, в сопро­вож­де­нии леген­ды AUGUST[us] и RES PUB[li­ca]) вновь напо­ми­нал рим­ским граж­да­нам о res­ti­tu­tio rei pub­li­cae и об Авгу­сте как учреди­те­ле наи­луч­ше­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства (op­ti­mi sta­tus auc­tor) (RIC I, Augus­tus № 413)⁷³ (прил. А, рис. 41). Такая интер­пре­та­ция изо­бра­же­ния на ревер­се моне­ты Кос­са Кор­не­лия Лен­ту­ла явля­ет­ся, по наше­му мне­нию, наи­бо­лее при­ем­ле­мой. Рас­смот­ре­ние же это­го изо­бра­же­ния в отры­ве от res­ti­tu­tio rei pub­li­cae при­во­дит к боль­шим затруд­не­ни­ям. В част­но­сти, К. Вер­мель, М. Фул­лер­тон и Э. Уол­лас-Хед­рилл видят в этом изо­бра­же­нии акт «вос­ста­нов­ле­ния» Рес­пуб­ли­ки и наряду с этим трак­ту­ют его как сим­во­ли­че­ское пре­вос­ход­ство Авгу­ста над Рес­пуб­ли­кой⁷⁴. Но, с одной сто­ро­ны, коле­но­пре­кло­нен­ный образ res pub­li­ca явно про­ти­во­ре­чит иде­ям «рес­пуб­ли­ка­низ­ма», а с дру­гой — демон­стра­ция уни­жен­но­го поло­же­ния res pub­li­ca была бы откро­вен­ным вызо­вом обще­ст­вен­но­му мне­нию, за кото­рое так борол­ся Август. Я. Ю. Меже­риц­кий в свою оче­редь спра­вед­ли­во отбра­сы­вая эти точ­ки зре­ния, в кон­це кон­цов так и не реша­ет­ся дать с.145 объ­яс­не­ние это­му ревер­су, кото­рый так рез­ко кон­тра­сти­ру­ет с его тео­ри­ей «рес­пуб­ли­ка­низ­ма»⁷⁵.

Итак, под­ведем итог наше­му раз­бо­ру. Широ­ко рас­про­стра­нен­ная и глу­бо­ко уко­ре­нив­ша­я­ся точ­ка зре­ния о «вос­ста­нов­ле­нии» Рес­пуб­ли­ки Авгу­стом в 27 г. до н. э. (все рав­но, насто­я­щем или мни­мом), на наш взгляд, явля­ет­ся невер­ной. Так­же сле­ду­ет отка­зать­ся от мне­ния Ф. Мил­ла­ра и Э. А. Джа­д­жа, соглас­но кото­ро­му пер­вый импе­ра­тор нико­гда не исполь­зо­вал лозун­га res pub­li­ca res­ti­tu­ta. Наша трак­тов­ка источ­ни­ков дает воз­мож­ность пола­гать, что res pub­li­ca res­ti­tu­ta не было заим­ст­во­ва­ни­ем из поли­ти­че­ско­го сло­ва­ря op­ti­ma­tes, как счи­та­ют мно­гие иссле­до­ва­те­ли, а ско­рее соот­вет­ст­во­ва­ла зна­че­нию «общее дело», кото­рое вкла­ды­ва­ли в поня­тие res pub­li­ca «попу­ля­ры». Начи­ная с 20-х гг. до н. э. выра­же­ние res pub­li­ca трак­то­ва­лось имен­но как «государ­ство» или «государ­ст­вен­ные дела».

В то же вре­мя не сле­ду­ет счи­тать этот лозунг одним из основ­ных в поли­ти­че­ской про­па­ган­де Авгу­ста. На самом деле еди­но­го тер­ми­на, обо­зна­чав­ше­го sta­tus no­vus, мы не встре­ча­ем: ни сам Август, ни зна­ме­ни­тые поэты той поры его не исполь­зу­ют, тогда как в дру­гих источ­ни­ках употреб­ля­ют­ся такие кон­струк­ции, как res pub­li­ca con­ser­va­ta, pris­ca rei pub­li­cae for­ma. Объ­яс­ня­ет­ся это тем, что окру­же­ние прин­цеп­са исполь­зо­ва­ло более широ­кое поня­тие res­ti­tu­tio, вклю­чав­шее в себя выше­пе­ре­чис­лен­ные лозун­ги. Это «вос­ста­нов­ле­ние» про­изо­шло в 28 г. до н. э. прак­ти­че­ски сра­зу же после воз­вра­ще­ния Окта­ви­а­на с Восто­ка, в то вре­мя как в 27 г. до н. э. пер­вый импе­ра­тор толь­ко уза­ко­нил свою власть, полу­чив про­кон­суль­ский импе­рий на 10 лет.

Широ­кая аги­та­ция res­ti­tu­tio (эдикт Окта­ви­а­на о «вос­ста­нов­ле­нии государ­ства», о кото­ром упо­ми­на­ет Све­то­ний; употреб­ле­ние лозун­га res pub­li­ca res­ti­tu­ta не толь­ко близ­ким Авгу­сту Т. Ливи­ем, но и неиз­вест­ным ора­то­ром в погре­баль­ной речи; попу­ляр­ность име­ни Res­ti­tu­tus сре­ди низ­ших сло­ев насе­ле­ния), отно­си­тель­но корот­кий про­ме­жу­ток вре­ме­ни, за кото­рый были про­веде­ны эти «рефор­мы», пери­о­ди­че­ские напо­ми­на­ния о заслу­гах Авгу­ста в «вос­ста­нов­ле­нии государ­ства», кото­рые сов­па­да­ли с окон­ча­ни­ем сро­ков его пол­но­мо­чий (дена­рии 16 и 12 гг. до н. э.), — поз­во­ля­ют нам утвер­ждать, что это было не реше­ни­ем насущ­ных про­блем, а толь­ко про­па­ган­дист­ской акци­ей, при­зван­ной оправ­дать захват вла­сти быв­шим три­ум­ви­ром.

В сво­ем заве­ща­нии Август заяв­ля­ет, что «…exer­ci­tum pri­va­to con­si­lio et pri­va­ta im­pen­sa com­pa­ra­vi, per quem rem pub­li­cam a do­mi­na­tio­ne fac­tio­nis oppres­sam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­vi (…по сво­е­му почи­ну и на част­ные сред­ства с.146 я сна­рядил вой­ско, с помо­щью кото­ро­го осво­бо­дил государ­ство от гос­под­ства пре­ступ­ной кли­ки)» (RGDA, 1). Так­же в 28 г. до н. э. в Эфе­се была отче­ка­не­на тет­ра­д­рах­ма, на авер­се кото­рой раз­ме­ще­на леген­да IMP[era­tor] CAE­SAR DI­VI F[ili­us] COS[ul] VI LI­BER­TA­TIS P[opu­li] R[oma­ni] VIN­DEX (импе­ра­тор Цезарь, сын боже­ст­вен­но­го, кон­сул шестой раз, вос­ста­но­ви­тель сво­бо­ды рим­ско­го наро­да) (CREBM I, Augus­tus № 691; RIC I, Augus­tus № 476) (прил. А, рис. 42).

Таким обра­зом, дан­ные этих источ­ни­ков свиде­тель­ст­ву­ют об актив­ном исполь­зо­ва­нии Авгу­стом в про­па­ган­дист­ских целях сло­во­со­че­та­ния rem pub­li­cam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­re. Одна­ко, как мы отме­ти­ли выше, в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки суще­ст­во­ва­ли две интер­пре­та­ции это­го выра­же­ния: «опти­мат­ская» и «попу­ляр­ская». Поэто­му в свя­зи с трак­тов­кой лозун­га Авгу­ста иссле­до­ва­те­ли по-раз­но­му выхо­дят из это­го поло­же­ния.

Часть из них, не обра­щая вни­ма­ния на позд­не­рес­пуб­ли­кан­скую ситу­а­цию, без­апел­ля­ци­он­но утвер­жда­ет, что Август, объ­яв­ляя себя «защит­ни­ком сво­бо­ды», под­ра­жал Цице­ро­ну и его идео­ло­ги­че­ским сто­рон­ни­кам⁷⁶. Й. Бляй­кен, желая обос­но­вать эту точ­ку зре­ния, ука­зы­ва­ет, что пер­вый импе­ра­тор яко­бы все­ми сила­ми стре­мил­ся опе­реть­ся на ари­сто­кра­тию и, так как она с его бла­го­сло­ве­ния при­ни­ма­ла уча­стие в управ­ле­нии государ­ст­вом, Август мог для сво­ей поль­зы обра­щать­ся к ари­сто­кра­ти­че­ско­му поня­тию li­ber­tas. Соот­вет­ст­вен­но, он исполь­зо­вал «опти­мат­скую» трак­тов­ку li­ber­tas. Ведь такие учреж­де­ния, как народ­ное собра­ние и народ­ный суд, теперь исчез­ли окон­ча­тель­но, и уже никто не гово­рил о них, вклю­чая оппо­зи­ци­он­ную ари­сто­кра­тию импе­ра­тор­ско­го вре­ме­ни, когда речь шла об опре­де­ле­нии сво­бо­ды. Поэто­му в «Res ges­tae» Август гово­рит об ари­сто­кра­ти­че­ской сво­бо­де, а не о li­ber­tas po­pu­li, так как его дей­ст­вия нуж­но рас­смат­ри­вать в каче­стве ком­про­мис­са меж­ду вла­стью одно­го чело­ве­ка и вла­стью ари­сто­кра­ти­че­ско­го обще­ства⁷⁷. В свою оче­редь Г. Ванот­ти пред­по­ла­га­ет, что Август исполь­зо­вал все же обе тра­ди­ции — и «опти­ма­тов», и «попу­ля­ров», хотя, по ее мне­нию, бо́льшее вни­ма­ние уде­ля­лось идео­ло­ги­че­ским пред­став­ле­ни­ям op­ti­ma­tes⁷⁸. Схо­же­го взгляда при­дер­жи­ва­ет­ся В. Кун­кель. Он счи­та­ет, что пер­вый импе­ра­тор дол­жен был интен­сив­но исполь­зо­вать «рес­пуб­ли­кан­скую идею сво­бо­ды», но пред­у­преж­да­ет, что наряду с ари­сто­кра­ти­че­ской li­ber­tas нель­зя недо­оце­ни­вать и исполь­зо­ва­ние «попу­ляр­ской» интер­пре­та­ции с.147 «сво­бо­ды». По его мне­нию, о зна­чи­мо­сти li­ber­tas po­pu­li гово­рит при­ня­тие Авгу­стом tri­bu­ni­cia po­tes­tas. Послед­няя не толь­ко дава­ла закон­ное пра­во для осу­щест­вле­ния его поли­ти­че­ской воли, но и через ius auxi­lii посто­ян­но демон­стри­ро­ва­ла рим­ско­му плеб­су, что теперь инди­виду­аль­ная сво­бо­да граж­дан была гораздо эффек­тив­нее защи­ще­на, чем в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки⁷⁹. Точ­ка зре­ния Р. Шее­ра и Д. Манн­шпер­ге­ра отли­ча­ет­ся от взглядов В. Кун­ке­ля толь­ко тем, что они в выра­же­нии vin­dex li­ber­ta­tis допол­ни­тель­но отме­ча­ют мно­го­знач­ность, кото­рая поз­во­ля­ла Окта­виа­ну одно­вре­мен­но апел­ли­ро­вать к раз­лич­ным сло­ям насе­ле­ния как в каче­стве защит­ни­ка сво­бо­ды «опти­ма­тов», так и в каче­стве мсти­те­ля за Цеза­ря⁸⁰.

Дру­гая часть совре­мен­ных исто­ри­ков зани­ма­ет более осто­рож­ную пози­цию. Г. У. Бена­рио ука­зы­ва­ет, что Август не отбро­сил «рес­пуб­ли­кан­скую» li­ber­tas, но толь­ко изме­нил смыс­ло­вую нагруз­ку, кото­рую ста­ли вкла­ды­вать в этот лозунг⁸¹. К.-В. Вель­вай отме­ча­ет, что выра­же­ние vin­dex li­ber­ta­tis в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки актив­но исполь­зо­ва­ли op­ti­ma­tes и po­pu­la­res, поэто­му оно доволь­но ско­ро пре­вра­ти­лось толь­ко в лозунг, пред­на­зна­чен­ный для обма­на обще­ст­вен­но­го мне­ния и дис­креди­та­ции поли­ти­че­ских про­тив­ни­ков. Но в нача­ле «Res Ges­tae» и на авер­се тет­ра­д­рах­мы 28 г. до н. э. это выра­же­ние полу­ча­ет новый акцент. Иссле­до­ва­тель пола­га­ет, что Август дей­ст­ви­тель­но про­па­ган­ди­ро­вал «воз­вра­ще­ние» рес­пуб­ли­кан­ской li­ber­tas, хотя его истин­ной целью было жела­ние скрыть фак­ти­че­ское гос­под­ство одно­го чело­ве­ка с помо­щью обра­ще­ния к рес­пуб­ли­кан­ским тра­ди­ци­ям. При­чем пер­вый импе­ра­тор апел­ли­ро­вал не толь­ко к ари­сто­кра­ти­че­ской li­ber­tas, но и к сво­бо­де «попу­ля­ров», наде­ясь при­влечь на свою сто­ро­ну как мож­но более широ­кие кру­ги насе­ле­ния⁸².

Э. Рэмейдж, со сво­ей сто­ро­ны, пола­га­ет, что посколь­ку li­ber­tas встре­ча­ет­ся уже в пер­вом пред­ло­же­нии «Res ges­tae», то она, несо­мнен­но, при­вле­ка­ет вни­ма­ние чита­те­лей как «рес­пуб­ли­кан­ская» кон­нота­ция, так как этот тер­мин «посто­ян­но исполь­зо­вал­ся в каче­стве сво­его рода бое­во­го кли­ча раз­лич­ны­ми fac­tio­nes в борь­бе за власть». Мало того, даже кон­текст, с точ­ки зре­ния уче­но­го, явля­ет­ся пол­но­стью «рес­пуб­ли­кан­ским» и име­ет оче­вид­ные парал­ле­ли с Цице­ро­ном (sic!). С дру­гой сто­ро­ны, извест­ная моне­та 28 г. до н. э., где Окта­виан назван vin­dex li­ber­ta­tis, а так­же неко­то­рые пас­са­жи в его поли­ти­че­ском заве­ща­нии и спе­ци­фи­че­ские упо­ми­на­ния о «сво­бо­де» в дру­гих источ­ни­ках пока­зы­ва­ют Авгу­сто­ву интер­пре­та­цию «рес­пуб­ли­кан­ской» li­ber­tas. Дру­ги­ми сло­ва­ми, Август не толь­ко «вос­ста­но­вил» li­ber­tas, но рас­ши­рил и при­спо­со­бил этот лозунг для сво­ей идео­ло­гии. Что каса­ет­ся тет­ра­д­рах­мы, то для Авгу­ста было более с.148 важ­но сооб­ще­ние ревер­са. В то вре­мя как на авер­се быв­ший три­ум­вир изо­бра­жен в каче­стве рестав­ра­то­ра li­ber­tas, на ревер­се поме­ще­на боги­ня Pax, кото­рая ясно демон­стри­ру­ет, что под «вос­ста­нов­ле­ни­ем сво­бо­ды» сле­ду­ет пони­мать в первую оче­редь «осво­бож­де­ние» Окта­виа­ном рим­ских граж­дан от угро­зы их «пора­бо­ще­ния» Восто­ком (то есть М. Анто­ни­ем)⁸³.

Меж­ду тем неко­то­рые уче­ные, при­ни­мая во вни­ма­ние поли­се­ман­тич­ность лозун­га li­ber­tas в позд­не­рес­пуб­ли­кан­скую эпо­ху, отри­ца­ют «опти­мат­ские» заим­ст­во­ва­ния Авгу­ста. Так, Р. Сайм отме­ча­ет, что в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки li­ber­tas была клю­че­вым лозун­гом, кото­рый часто ассо­ции­ро­вал­ся с «рес­пуб­ли­кан­ским» пра­ви­тель­ст­вом (sic!), но в то же вре­мя был неопре­де­лен­ным и отри­ца­тель­ным поня­ти­ем «сво­бо­да от тира­на или пар­тии», то есть li­ber­tas как reg­num или do­mi­na­tio являл­ся удоб­ным тер­ми­ном для поли­ти­че­ско­го «мошен­ни­че­ства». Для Р. Сай­ма лозунг li­ber­ta­tis P. R. vin­dex, кото­рый появил­ся на моне­тах после бит­вы при Акции, был сим­во­лом победы в граж­дан­ской войне и нико­го не мог обма­нуть. Он зна­ме­но­вал не «воз­вра­ще­ние к сво­бо­де», а то, чего жела­ли рим­ские граж­дане, — «воз­вра­ще­ние к граж­дан­ско­му и орга­ни­зо­ван­но­му пра­ви­тель­ству, одним сло­вом, к нор­маль­ной жиз­ни»⁸⁴.

Еще более скеп­ти­чен Х. Вир­шуб­ски. Он счи­та­ет, что li­ber­tas не игра­ла осо­бой роли в идео­ло­гии Авгу­ста. Иссле­до­ва­тель, ком­мен­ти­руя свиде­тель­ства источ­ни­ков, спра­вед­ли­во зада­ет­ся вопро­сом: хотел ли сам Август, чтобы его совре­мен­ни­ки вос­при­ни­ма­ли пас­саж из «Res Ges­tae» как «вос­ста­нов­ле­ние сво­бо­ды»? Он ука­зы­ва­ет, что наме­ре­ния пер­во­го импе­ра­то­ра ста­но­вят­ся ясны­ми, если это свиде­тель­ство рас­смат­ри­вать на фоне собы­тий кон­ца 44 — нача­ла 43 гг. до н. э., а не в све­те 27 г. до н. э., к кото­ро­му оно не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния. Его дей­ст­вия в 40-х гг. до н. э. были, в сущ­но­сти, государ­ст­вен­ной изме­ной, и для Авгу­ста было важ­но оправ­дать свои поступ­ки перед совре­мен­ни­ка­ми. В поли­ти­че­ском заве­ща­нии он посто­ян­но под­чер­ки­вал закон­ность сво­их дей­ст­вий, и этот отры­вок из «Res Ges­tae» сле­ду­ет пони­мать так: «Я набрал армию на свои сред­ства и по соб­ст­вен­ной ини­ци­а­ти­ве, но сде­лал это для защи­ты государ­ства, что было одоб­ре­но сена­том». Что каса­ет­ся фра­зы «rem pub­li­cam do­mi­na­tio­ne fac­tio­nis oppres­sam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­vi», то те, кто был зна­ком с поли­ти­че­ским сло­ва­рем Позд­ней рес­пуб­ли­ки, не при­да­ва­ли ей боль­шо­го зна­че­ния, не гово­ря уже о том, чтобы пони­мать ее бук­валь­но. Поэто­му кажу­ще­е­ся сход­ство это­го выра­же­ния с фра­зео­ло­ги­ей po­pu­la­res не име­ет под собой боль­ших осно­ва­ний. По мне­нию уче­но­го, лозун­ги do­mi­na­tio fac­tio­nis и rem pub­li­cam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­re яко­бы слиш­ком часто исполь­зо­ва­лись раз­ны­ми поли­ти­че­ски­ми сила­ми, чтобы сохра­нить с.149 свое ори­ги­наль­ное содер­жа­ние. В луч­шем слу­чае это озна­ча­ло пат­рио­ти­че­ское поведе­ние поли­ти­ка, поэто­му заяв­ле­ние о том, что rem pub­li­cam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­vi, было обыч­ным спо­со­бом ска­зать: я защи­щал инте­ре­сы государ­ства. Х. Вир­шуб­ски ука­зы­ва­ет, что в той же мане­ре несоот­вет­ст­ву­ю­щее зна­че­ние при­пи­сы­ва­ет­ся моне­те 28 г. до н. э., чье свиде­тель­ство отно­сит­ся к победе при Акции, то есть к осво­бож­де­нию рим­ских граж­дан от опас­но­сти гос­под­ства Клео­пат­ры, а не к «вос­ста­нов­ле­нию» Рес­пуб­ли­ки⁸⁵.

Этой же линии при­дер­жи­ва­ет­ся и Л. Викерт. Он пола­га­ет, что «рес­пуб­ли­кан­ская» li­ber­tas, под кото­рой он пони­ма­ет толь­ко ее «опти­мат­скую» трак­тов­ку, пере­ста­ла суще­ст­во­вать с нача­лом Прин­ци­па­та. Толь­ко узкий круг лиц в рим­ском обще­стве ост­ро реа­ги­ро­вал на ее исчез­но­ве­ние, тогда как для подав­ля­ю­ще­го боль­шин­ства насе­ле­ния не толь­ко в про­вин­ци­ях, но и в Ита­лии «сво­бо­да» озна­ча­ла не ари­сто­кра­ти­че­скую li­ber­tas, а состо­я­ние, кото­рое харак­те­ри­зу­ет­ся обес­пе­че­ни­ем пра­во­по­ряд­ка. Это новое пони­ма­ние «сво­бо­ды» и лежит в осно­ве про­па­ган­ды Прин­ци­па­та. Сино­ни­ма­ми li­ber­tas ста­но­вят­ся такие поня­тия, как pax и se­cu­ri­tas⁸⁶.

То же мне­ние у В. де Соузы. Он ука­зы­ва­ет, что в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки раз­лич­ные поли­ти­че­ские силы часто зло­употреб­ля­ли лозун­гом li­ber­tas. Окта­виан тоже вос­поль­зо­вал­ся неопре­де­лен­но­стью это­го поня­тия для того, чтобы добить­ся пре­иму­ще­ства в сфе­ре про­па­ган­ды. Одна­ко Август под li­ber­tas пони­мал мир и бла­го­со­сто­я­ние все­го обще­ства, а не рес­пуб­ли­кан­скую «сво­бо­ду»⁸⁷.

Ана­ло­гич­ная точ­ка зре­ния и у Дж. Р. Фир­за. Допол­няя сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков, он гово­рит, что не толь­ко окру­же­ние Авгу­ста навя­зы­ва­ло обще­ству свою интер­пре­та­цию li­ber­tas, но пере­осмыс­ле­ние поня­тия «сво­бо­ды» про­хо­ди­ло и внут­ри рим­ско­го обще­ства. Мно­гие выход­цы из ниж­них сло­ев обще­ства ста­ли вос­при­ни­мать импе­ра­то­ра как гаран­та и опе­ку­на их «сво­бо­ды», под кото­рой пони­ма­лись лич­ная сво­бо­да, сво­бод­ная эко­но­ми­че­ская дея­тель­ность и без­опас­ность⁸⁸.

Повто­ря­ет эту мысль и А. Масти­но, кото­рый отме­ча­ет, что Окта­виан про­ти­во­по­ста­вил поле­мич­ной «рес­пуб­ли­кан­ской» li­ber­tas свою «сво­бо­ду», кон­крет­ную и насто­я­щую, осно­ван­ную на про­па­ган­де pax⁸⁹.

Таким обра­зом, жар­кая поле­ми­ка, раз­вер­нув­ша­я­ся вокруг кон­цеп­ции «сво­бо­ды» в эпо­ху ран­не­го Прин­ци­па­та, остав­ля­ет нераз­ре­шен­ным вопрос о месте лозун­га li­ber­tas (vin­dex li­ber­ta­tis) в про­па­ган­де импе­ра­то­ра Авгу­ста и поз­во­ля­ет нам дать свое виде­ние этой про­бле­мы.

с.150 В первую оче­редь обра­тим­ся к трак­тов­ке извест­ной тет­ра­д­рах­мы 28 г. до н. э. Заяв­ле­ния неко­то­рых исто­ри­ков о том, что леген­ду на авер­се этой моне­ты нуж­но пони­мать как ари­сто­кра­ти­че­скую интер­пре­та­цию vin­dex li­ber­ta­tis⁹⁰, явля­ют­ся след­ст­ви­ем их невни­ма­ния к позд­не­рес­пуб­ли­кан­ско­му идео­ло­ги­че­ско­му про­ти­во­сто­я­нию меж­ду раз­лич­ны­ми поли­ти­че­ски­ми сила­ми. Было бы уди­ви­тель­но, если бы Окта­виан, ни разу не исполь­зо­вав­ший до это­го идео­ло­ги­че­ские уста­нов­ки op­ti­ma­tes, стал употреб­лять их в сво­ей про­па­ган­де, осо­бен­но если учесть, что li­ber­tas в пери­од граж­дан­ских войн 40—30-х гг. до н. э. была клю­че­вым лозун­гом «опти­ма­тов». В леген­де im­pe­ra­tor Cae­sar di­vi fi­lius con­sul VI li­ber­ta­tis p(opu­li) r(oma­ni) vin­dex, на наш взгляд, сле­ду­ет обра­тить осо­бое вни­ма­ние на добав­ле­ние p(opu­li) r(oma­ni), кото­рое вызы­ва­ет оче­вид­ные ассо­ци­а­ции с поли­ти­че­ски­ми лозун­га­ми po­pu­la­res. Напом­ним, что выра­же­ние vin­dex li­ber­ta­tis было кра­е­уголь­ным кам­нем в идео­ло­гии «попу­ля­ров». На зва­ние «осво­бо­ди­тель рим­ско­го наро­да» пре­тен­до­ва­ли почти все сколь-нибудь зна­чи­тель­ные поли­ти­ки: Грак­хи, Г. Мем­мий, Кати­ли­на, Г. Юлий Цезарь и др. Имен­но для того, чтобы отли­чать «свою» li­ber­tas от ари­сто­кра­ти­че­ской «сво­бо­ды», Август, при­ме­нив кли­ше «попу­ля­ров», спе­ци­аль­но под­черк­нул, что он явля­ет­ся защит­ни­ком сво­бо­ды имен­но рим­ско­го наро­да. Такое поведе­ние не было чем-то осо­бен­ным в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки. Как мы уже упо­ми­на­ли, «попу­ля­ры» в выра­же­нии rem pub­li­cam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­re все­гда заме­ня­ли res pub­li­ca на po­pu­lus Ro­ma­nus или plebs, а сто­рон­ни­ки М. Бру­та и Г. Кас­сия чека­ни­ли моне­ту с леген­дой lei­ber­tas, где ста­рин­ное напи­са­ние это­го сло­ва долж­но было ука­зы­вать на то, что это лозунг «опти­ма­тов».

Одна­ко Август, исполь­зо­вав лозунг po­pu­la­res, напол­нил его новым «монар­хи­че­ским» смыс­лом. Об этом гово­рит раз­ме­ще­ние на ревер­се тет­ра­д­рах­мы сим­во­ли­ки pax. И вооб­ще, вся ком­по­зи­ция ревер­са под­чер­ки­ва­ет лич­ные заслу­ги Окта­ви­а­на в «осво­бож­де­нии» рим­ско­го обще­ства от граж­дан­ских войн и в наступ­ле­нии мира⁹¹. В цен­тре поме­ще­но изо­бра­же­ние боги­ни Мира, кото­рая дер­жит в пра­вой руке каду­цей, сим­во­ли­зи­ру­ю­щий мир и согла­сие. Нога­ми боги­ня попи­ра­ет образ граж­дан­ской вой­ны — сло­ман­ный меч⁹², а вовсе не факел, как дума­ют неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли⁹³. Сле­ва от нее изо­бра­же­ние cis­ta mys­ti­ca с под­ни­маю­щей­ся над ней зме­ей — намек на рели­ги­оз­ное воз­рож­де­ние общи­ны. Вся ком­по­зи­ция окру­же­на лав­ро­вым вен­ком — сим­во­лом победы в граж­дан­ской войне. Таким обра­зом, лозунг «попу­ля­ров» vin­dex li­ber­ta­tis P R уже с.151 озна­ча­ет не «защит­ник инте­ре­сов плеб­са», а «осво­бо­ди­тель рим­ско­го наро­да от восточ­ной угро­зы». Дру­ги­ми сло­ва­ми, тет­ра­д­рах­ма сим­во­ли­зи­ру­ет не «вос­ста­нов­ле­ние» Рес­пуб­ли­ки (рес­пуб­ли­ка­низм Авгу­ста), а ука­зы­ва­ет на лич­ные заслу­ги Окта­ви­а­на в пре­кра­ще­нии граж­дан­ских войн⁹⁴.

Отры­вок из «Res Ges­tae» так­же не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния к «вос­ста­нов­ле­нию» ари­сто­кра­ти­че­ской li­ber­tas. Здесь мы при­со­еди­ня­ем­ся к мне­нию Х. Вир­шуб­ски и Дж. Р. Фир­за, соглас­но кото­ро­му этот пас­саж явля­ет­ся попыт­кой Окта­ви­а­на оправ­дать перед совре­мен­ни­ка­ми свои анти­кон­сти­ту­ци­он­ные дей­ст­вия в кон­це 40-х гг. до н. э.⁹⁵ Поэто­му заяв­ле­ния Р. Шее­ра, Д. Манн­шпер­ге­ра, В. Трилль­ми­ха, К.-В. Вель­вая и А. Масти­но о том, что отры­вок из «Дея­ний» име­ет пря­мые парал­ле­ли с дан­ны­ми эфес­ской моне­ты⁹⁶, совер­шен­но без­осно­ва­тель­ны⁹⁷. Кро­ме того, от чекан­ки моне­ты сооб­ще­ние «Res Ges­tae» отсто­ит по мень­шей мере на пять лет. Август несколь­ко раз пере­пи­сы­вал свое поли­ти­че­ское заве­ща­ние. В самом тек­сте сохра­ни­лись ука­за­ния лишь на 14 г. н. э. (RGDA, 4; 35), но, воз­мож­но, пер­вая редак­ция отно­сит­ся к 23 г. до н. э.⁹⁸. Даже в этом слу­чае пред­по­чти­тель­на точ­ка зре­ния Х. Вир­шуб­ски: тяже­лая болезнь прин­цеп­са и заго­вор Муре­ны вынуж­да­ли Авгу­ста пояс­нять свои дей­ст­вия с кон­сти­ту­ци­он­ной точ­ки зре­ния, а не поль­зо­вать­ся полу­за­бы­ты­ми лозун­га­ми сво­их про­тив­ни­ков, что мог­ло толь­ко усу­гу­бить ситу­а­цию. Воз­мож­но, имен­но поэто­му пер­вый импе­ра­тор исполь­зо­вал ту же интер­пре­та­цию это­го выра­же­ния, что и «попу­ля­ры». Заме­ча­ние Х. Вир­шуб­ски о том, что фра­за «rem pub­li­cam do­mi­na­tio­ne fac­tio­nis oppres­sam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­vi» не име­ет ника­ко­го сход­ства с лозун­га­ми po­pu­la­res⁹⁹, про­ти­во­ре­чит наше­му ана­ли­зу тер­ми­на fac­tio, кото­рый, как мы пока­за­ли ранее, в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки при­над­ле­жал исклю­чи­тель­но поли­ти­че­ско­му сло­ва­рю «попу­ля­ров».

К.-В. Вель­вай все же наста­и­ва­ет на том, что «вос­ста­нов­ле­ние рес­пуб­ли­кан­ской сво­бо­ды» было одной из целей в про­па­ган­дист­ской поли­ти­ке Окта­ви­а­на. В дока­за­тель­ство он при­во­дит, в общем, кос­вен­ные дово­ды. На «вос­ста­нов­ле­ние» Авгу­стом li­ber­tas яко­бы наме­ка­ет Т. Ливий, кото­рый несколь­ко раз исполь­зу­ет выра­же­ние vin­dex li­ber­ta­tis в пер­вой дека­де сво­его труда, напи­сан­но­го вско­ре после 27 г. до н. э.¹⁰⁰. На это же с.152 буд­то бы ука­зы­ва­ет и рестав­ра­ция в 28 г. до н. э. хра­ма Юпи­те­ра Осво­бо­ди­те­ля¹⁰¹. Кро­ме того, он при­ни­ма­ет точ­ку зре­ния К. Краф­та, сде­лав­ше­го вывод о том, что серии монет с изо­бра­же­ни­ем Козе­ро­га, зна­ка Авгу­ста по горо­ско­пу, пред­став­ля­ют прин­цеп­са как na­tus ad rei pub­li­cae sa­lu­tem (и, сле­до­ва­тель­но, ad rem pub­li­cam li­be­ran­dam) и тема­ти­че­ски тес­но свя­за­ны с монет­ным типом vin­dex li­ber­ta­tis¹⁰².

На самом деле Т. Ливий в пер­вой дека­де употреб­ля­ет выра­же­ние vin­dex li­ber­ta­tis толь­ко два раза. В пер­вом слу­чае он назы­ва­ет «защит­ни­ком сво­бо­ды» Л. Бру­та, изгнав­ше­го из Рима послед­не­го рим­ско­го царя Тарк­ви­ния Гор­до­го (Liv., II, 1), а во вто­ром слу­чае — М. Ман­лия Капи­то­лий­ско­го, кото­рый борол­ся про­тив пат­ри­ци­а­та, отста­и­вая инте­ре­сы долж­ни­ков (Liv., VI, 14). То, что Ливий име­ну­ет vin­di­ces li­ber­ta­tis древ­не­рим­ских геро­ев полу­ле­ген­дар­ных родо­вых ска­за­ний, вряд ли может быть дока­за­тель­ст­вом «вос­ста­нов­ле­ния» Авгу­стом «рес­пуб­ли­кан­ской» li­ber­tas. К I в. до н. э. Л. Брут уже дав­но пре­вра­тил­ся в сим­вол в поли­ти­че­ской борь­бе для op­ti­ma­tes, а М. Ман­лий — для po­pu­la­res. Мало того, о жиз­ни и поступ­ках зна­ме­ни­тых дея­те­лей состав­ля­лись неболь­шие рас­ска­зы, так назы­вае­мые exempla, кото­рые дети на про­тя­же­нии мно­гих поко­ле­ний изу­ча­ли в рито­ри­че­ских шко­лах. Вряд ли Т. Ливий в этом слу­чае мог чем-то уди­вить сво­их чита­те­лей, знав­ших о поступ­ках Л. Бру­та и М. Ман­лия с само­го дет­ства.

Что каса­ет­ся вос­ста­нов­ле­ния хра­ма Iup­pi­ter Li­ber­tas, то Август в 28 г. до н. э. отре­мон­ти­ро­вал не один храм, а целых 82. В таком слу­чае сле­ду­ет искать скры­тый смысл в вос­ста­нов­ле­нии каж­до­го из этих хра­мов. Но даже если бы прин­цепс реста­ври­ро­вал толь­ко храм Юпи­те­ра Осво­бо­ди­те­ля, то все рав­но нель­зя объ­еди­нять это собы­тие с «вос­ста­нов­ле­ни­ем» ари­сто­кра­ти­че­ской li­ber­tas, так как храм был свя­зан с поли­ти­че­ской дея­тель­но­стью семьи Грак­хов. Он был постро­ен двою­род­ным дедом Тибе­рия Грак­ха в кон­це I Пуни­че­ской вой­ны на день­ги от штра­фов бога­тых соб­ст­вен­ни­ков, а двою­род­ный дядя зна­ме­ни­то­го три­бу­на посвя­тил хра­му кар­ти­ну, изо­бра­жав­шую празд­не­ство в честь победы в бит­ве с кар­фа­ге­ня­на­ми, в кото­рой впер­вые при­ня­ли уча­стие быв­шие рабы, осво­бож­ден­ные сена­том для борь­бы с Ган­ни­ба­лом (Liv., XXIV, 16). Так­же важ­но и то, что храм Юпи­те­ру Либер­тас был постро­ен на Авен­тине, хол­ме, кото­рый издав­на был цен­тром рели­ги­оз­ной и поли­ти­че­ской жиз­ни пле­бе­ев.

Выво­ды К. Краф­та¹⁰³ о том, что серии монет с сим­во­ли­кой Козе­ро­га исполь­зо­ва­лись, чтобы пред­ста­вить Окта­ви­а­на как na­tus ad rei pub­li­cae sa­lu­tem (рож­ден­но­го для бла­го­ден­ст­вия государ­ства), пред­став­ля­ют­ся нам с.153 вполне обос­но­ван­ны­ми. Меж­ду тем нет ника­ких пря­мых под­твер­жде­ний тому, что они име­ли отно­ше­ние к идее na­tus ad rem pub­li­cam li­be­ran­dam (рож­ден­ный для осво­бож­де­ния Рес­пуб­ли­ки). Немец­кий иссле­до­ва­тель выст­ра­и­ва­ет свою гипо­те­зу толь­ко на сти­ли­сти­че­ском един­стве меж­ду един­ст­вен­ной пер­гам­ской тет­ра­д­рах­мой с сим­во­ли­кой Козе­ро­га (CREBM I, Augus­tus № 698) (прил. А, рис. 43) и близ­ки­ми меж­ду собой эфес­ски­ми типа­ми cap­ri­cor­nus (CREBM I, Augus­tus № 696) (прил. А, рис. 44) и vin­dex li­ber­ta­tis (прил. А, рис. 42). Одна­ко осталь­ные моне­ты, име­ю­щие на ревер­се изо­бра­же­ние Козе­ро­га, отче­ка­не­ны поз­же на дру­гих монет­ных дво­рах и в дру­гом сти­ле (напр.: CREBM I, Augus­tus №№ 344—348, 664) (прил. А, рис. 45—46), поэто­му нам пред­став­ля­ет­ся, что К. Крафт непра­виль­но рас­ста­вил акцен­ты. Пер­гам­ский кисто­фор выпол­нен не толь­ко в похо­жем сти­ле, но и тема­ти­че­ски тес­но свя­зан с эфес­ской тет­ра­д­рах­мой, кото­рая, как мы выяс­ни­ли, ука­зы­ва­ет на лич­ные заслу­ги Окта­ви­а­на в уста­нов­ле­нии мира, а не на «вос­ста­нов­ле­ние» li­ber­tas. Более логич­но свя­зать выпуск этих монет и вооб­ще образ Козе­ро­га с про­па­ган­дой три­ум­фа и тео­ло­ги­ей Победы, а через них с бого­из­бран­но­стью его обла­да­те­ля и тем самым с оправ­да­ни­ем вла­сти Авгу­ста, как это дела­ет Дж. Р. Фирз¹⁰⁴.

Это пред­по­ло­же­ние под­твер­жда­ет­ся так­же дан­ны­ми глип­ти­ки. На ран­них деше­вых стек­лян­ных пас­тах, кото­рые, воз­мож­но, разда­ва­лись сто­рон­ни­кам Окта­ви­а­на во вре­мя игр в честь победы Цеза­ря при Тап­се, часто встре­ча­ет­ся изо­бра­же­ние Козе­ро­га¹⁰⁵ (прил. Б, рис. 2). Как мы уже упо­ми­на­ли, эти гем­мы были пред­на­зна­че­ны имен­но для демон­стра­ции свя­зи Окта­ви­а­на с погиб­шим дик­та­то­ром. На более позд­них инта­ли­ях и каме­ях изо­бра­же­ния Козе­ро­га прак­ти­че­ски все­гда сопро­вож­да­ют­ся сим­во­ла­ми воен­но­го три­ум­фа и гос­под­ства или пло­до­ро­дия и бла­го­со­сто­я­ния ново­го вре­ме­ни (прил. Б, рис. 3—7)¹⁰⁶. Так­же сле­ду­ет отме­тить, что изо­бра­же­ние Козе­ро­га поль­зо­ва­лось боль­шой попу­ляр­но­стью у леги­о­не­ров. Cap­ri­cor­nus был сим­во­лом несколь­ких леги­о­нов: I Вспо­мо­га­тель­но­го, II Авгу­сто­во­го, XIII Близ­не­ца, XXII Пер­во­род­но­го. Ино­гда эти изо­бра­же­ния появ­ля­ют­ся на штем­пе­лях стро­и­тель­ных кир­пи­чей, а так­же на ору­жии (прил. Б, рис. 8—9)¹⁰⁷.

Таким обра­зом, эти свиде­тель­ства источ­ни­ков не дают каких-либо допол­ни­тель­ных дан­ных в поль­зу «вос­ста­нов­ле­ния сво­бо­ды» в 27 г. до н. э. В то же вре­мя сохра­ни­лись пря­мые ука­за­ния на то, что Август на с.154 про­тя­же­нии всей сво­ей жиз­ни борол­ся про­тив ари­сто­кра­ти­че­ской li­ber­tas¹⁰⁸. Све­то­ний сооб­ща­ет, что Окта­виан сна­ча­ла нало­жил огром­ную пеню, а затем выгнал из горо­да жите­лей Нур­сии за то, что они погиб­шим в Мутин­ской войне поста­ви­ли памят­ник с над­пи­сью: «Они погиб­ли за сво­бо­ду» (Suet., Div. Aug., 12; ср.: Dio Cass., XLVIII, 13). Тот же рим­ский автор сохра­нил еще одно уни­каль­ное свиде­тель­ство: «Свою нена­висть к род­ст­вен­ни­кам он (Тибе­рий) вна­ча­ле обра­тил про­тив сво­его бра­та Дру­за, выдав его пись­мо, в кото­ром тот пред­ла­гал добить­ся от Авгу­ста вос­ста­нов­ле­ния сво­бо­ды (qua se­cum de co­gen­do ad res­ti­tuen­dam li­ber­ta­tem Augus­to age­bat)» (Suet., Tib., 50). Совер­шен­но абсурд­ная ситу­а­ция: если li­ber­tas уже была вос­ста­нов­ле­на в 27 г. до н. э., то зачем ее опять вос­ста­нав­ли­вать?

В эпо­ху Импе­рии боль­шой попу­ляр­но­стью поль­зо­ва­лись рито­ри­че­ские упраж­не­ния, кото­рые оправ­ды­ва­ли или осуж­да­ли поступ­ки зна­ме­ни­тых рим­лян. В част­но­сти, широ­кое рас­про­стра­не­ние полу­чи­ло одоб­ре­ние дей­ст­вий М. Бру­та и обви­не­ние при­ем­но­го сына Юлия Цеза­ря за то, что он уни­что­жил «сво­бо­ду». До наших дней дошло «Пись­мо Цице­ро­на к Окта­виа­ну», явля­ю­ще­е­ся сочи­не­ни­ем неиз­вест­но­го рито­ра I в. н. э., кото­рое пере­пол­не­но жало­ба­ми на утра­чен­ную li­ber­tas и упре­ка­ми в адрес Окта­ви­а­на за его стрем­ле­ние к «тира­нии»: «…вся Ита­лия подав­ле­на леги­о­на­ми, набран­ны­ми ради нашей сво­бо­ды и при­веден­ны­ми тобой [Окта­виа­ном] для пора­бо­ще­ния… я [Цице­рон] уйду из Рима, кото­рый я, сохра­нив его, чтобы он был сво­бод­ным, не смо­гу видеть в раб­стве… услы­шит Брут, что тот народ, кото­рый сна­ча­ла он, а впо­след­ст­вии его потом­ки изба­ви­ли от царей, отдан в раб­ство…» (Ps.-Cic., Epist. ad Oc­tav., 1 sqq., пер. В. О. Горен­штей­на). Ино­гда рим­ские писа­те­ли исполь­зо­ва­ли эти заготов­ки в тек­сте сво­их про­из­веде­ний. Вот, напри­мер, сен­тен­ция Лак­тан­ция: «Лишен­ный сво­бо­ды, чей вождь и защит­ник Брут потер­пел пора­же­ние, Рим вслед­ст­вие это­го стал при­хо­дить в упа­док» (Lac­tant., Div. Inst., VII, 15, 16). Так­же Фла­вий Вописк при­во­дит рас­про­стра­нен­ное в эпо­ху Импе­рии крат­кое опи­са­ние рим­ской исто­рии: «Затем, после победы над Кар­фа­ге­ном, оно [государ­ство] воз­рос­ло еще боль­ше, рас­про­стра­нив свою власть за моря, но, пора­жен­ное граж­дан­ски­ми рас­пря­ми, утра­тив ощу­ще­ние сча­стья, оно вплоть до Авгу­ста исто­ща­ло свои силы в граж­дан­ских вой­нах. Оно было вновь вос­ста­нов­ле­но бла­го­да­ря Авгу­сту, если мож­но гово­рить о вос­ста­нов­ле­нии, когда поте­ря­на сво­бо­да» (SHA, v. Ca­ri, XXX, 4, пер. С. П. Кон­дра­тье­ва; ср.: Tac., Ann., I, 2). О том же гово­рит и неиз­вест­ный автор «Epi­to­me de vi­ta et mo­ri­bus im­pe­ra­to­rum Ro­ma­no­rum»: «в самом деле, доби­ва­ясь прин­ци­па­та, он [Август] высту­пал как пода­ви­тель сво­бо­ды (oppres­sor li­ber­ta­tis)…» ([Aur. Vict.], Epi­tom. de Cae­sar., I, 29, пер. В. С. Соко­ло­ва).

с.155 Такие пря­мо­ли­ней­ные обви­не­ния Окта­ви­а­на в уни­что­же­нии ари­сто­кра­ти­че­ской li­ber­tas дают допол­ни­тель­ные дово­ды в поль­зу нашей точ­ки зре­ния. Широ­кие мас­сы насе­ле­ния не были заин­те­ре­со­ва­ны в вос­ста­нов­ле­нии «сво­бо­ды» op­ti­ma­tes и рав­но­душ­но отнес­лись к ее гибе­ли. Зато с вооду­шев­ле­ни­ем при­ня­ли новую трак­тов­ку li­ber­tas, соглас­но кото­рой Окта­виан «осво­бо­дил» государ­ство от вели­чай­шей опас­но­сти, даро­вал граж­да­нам мир и воз­мож­ность сво­бод­но зани­мать­ся сво­и­ми дела­ми. Об этом свиде­тель­ст­ву­ют не толь­ко офи­ци­аль­ные источ­ни­ки и при­бли­жен­ные к импе­ра­то­ру писа­те­ли и поэты (EJ, p. 49; ILS, № 81; Pro­pert., IV, 6, 41; Vit­ruv., Praef., 1; Phi­lo, Le­gat. ad Gai., 21), но и один любо­пыт­ный эпи­зод из жиз­ни Авгу­ста, упо­ми­на­ние о кото­ром сохра­нил древ­ний писа­тель: «Про­ез­жая гавань Путе­ол, он [Август] встре­тил толь­ко что при­быв­ший алек­сан­дрий­ский корабль; моря­ки и путе­ше­ст­вен­ни­ки, в белых одеж­дах, в лав­ро­вых вен­ках, с куре­ни­я­ми в руках, при­вет­ст­во­ва­ли его доб­ры­ми поже­ла­ни­я­ми и осы­па­ли высо­чай­ши­ми хва­ла­ми: в нем вся их жизнь, в нем весь их путь, в нем их сво­бо­да и богат­ство (li­ber­ta­te at­que for­tu­nis per il­lum frui)» (Suet., Div. Aug., 98, пер. М. Л. Гас­па­ро­ва).

Таким обра­зом, широ­ко рас­про­стра­нен­ное в исто­рио­гра­фии мне­ние о том, что Окта­виан исполь­зо­вал в сво­ей про­па­ган­де «опти­мат­скую» интер­пре­та­цию li­ber­tas, пред­став­ля­ет­ся нам совер­шен­но необос­но­ван­ным. Август вос­поль­зо­вал­ся «попу­ляр­ской» трак­тов­кой это­го лозун­га для того, чтобы под­черк­нуть идео­ло­ги­че­ские раз­ли­чия со сво­и­ми про­тив­ни­ка­ми. Но в то же вре­мя он стал вкла­ды­вать в него новое содер­жа­ние, в резуль­та­те чего поня­тие «сво­бо­да» все чаще ста­ли пере­осмыс­ли­вать как сино­ним слов pax и se­cu­ri­tas.

Поня­тие pax игра­ло важ­ную роль в идео­ло­гии ран­не­го Прин­ци­па­та, поэто­му от его интер­пре­та­ции зави­сит оцен­ка про­па­ган­ды Авгу­ста в целом. Исполь­зо­ва­ние пер­вым импе­ра­то­ром лозун­га pax, по мне­нию неко­то­рых иссле­до­ва­те­лей, явля­ет­ся под­твер­жде­ни­ем того, что прин­цепс после окон­ча­ния граж­дан­ских войн сме­нил акцен­ты в сво­ей про­па­ган­де в сто­ро­ну «рес­пуб­ли­кан­ской» идео­ло­гии, в резуль­та­те чего аги­та­ция мира и согла­сия яко­бы кос­вен­но свиде­тель­ст­ву­ет о воз­рож­де­нии ста­ро­рим­ских тра­ди­ций и даже о «вос­ста­нов­ле­нии» Рес­пуб­ли­ки¹⁰⁹.

На наш взгляд, эта точ­ка зре­ния в корне невер­на. Поня­тие pax было пер­со­ни­фи­ци­ро­ва­но толь­ко в кон­це Рес­пуб­ли­ки¹¹⁰. Пер­вым аги­та­цию мира и согла­сия актив­но стал исполь­зо­вать Г. Юлий Цезарь. Воз­мож­но, что он, как мы упо­ми­на­ли выше, даже хотел вве­сти культ боги­ни Pax в с.156 офи­ци­аль­ный рим­ский пан­те­он. Эту поли­ти­ку про­дол­жи­ли его эпи­го­ны, в резуль­та­те чего лозунг pax на про­тя­же­нии граж­дан­ских войн, после­до­вав­ших за смер­тью Юлия Цеза­ря, фак­ти­че­ски при­над­ле­жал поли­ти­че­ско­му лек­си­ко­ну «цеза­ри­ан­цев». Таким обра­зом, про­па­ган­да Авгу­стом это­го поня­тия не ука­зы­ва­ет на вос­ста­нов­ле­ние ста­ро­рим­ских тра­ди­ций. Напро­тив, все гово­рит о том, что Окта­виан стре­мил­ся под­ра­жать погиб­ше­му дик­та­то­ру¹¹¹.

Но это не было про­стым копи­ро­ва­ни­ем цеза­ри­ан­ских меро­при­я­тий, как ука­зы­ва­ют, напри­мер, К. Кох, С. Вейн­сток, В. де Соуза. Послед­ний, в част­но­сти, назы­ва­ет Авгу­ста «миротвор­цем», в то вре­мя как пре­тен­ден­том на этот эпи­тет был имен­но Юлий Цезарь¹¹². По наше­му мне­нию, семан­ти­ка лозун­га pax на про­тя­же­нии послед­них деся­ти­ле­тий I в. до н. э. про­де­ла­ла опре­де­лен­ную эво­лю­цию.

Мы уже гово­ри­ли о том, что после раз­гро­ма Секс­та Пом­пея в 36 г. до н. э. сто­рон­ни­ки Окта­ви­а­на рас­про­стра­ня­ли li­bel­li, в кото­рых объ­яв­ля­лось об уста­нов­ле­нии мира и окон­ча­нии граж­дан­ских войн, а так­же упо­ми­на­лось, что сенат уста­но­вил ста­тую Окта­ви­а­на с над­пи­сью: «На суше и на море он вос­ста­но­вил… мир». Одна­ко к кон­цу 30-х гг. до н. э. Август сме­нил акцен­ты в про­па­ган­де pax, уси­лив «монар­хи­че­ское» зву­ча­ние это­го лозун­га.

С одной сто­ро­ны, по-преж­не­му экс­плу­а­ти­ро­ва­лись ста­рые моти­вы воз­вра­ще­ния к мир­ной жиз­ни. Под­ра­жая Юлию Цеза­рю, его при­ем­ный сын осно­вал в Гал­лии коло­нии Pax Augus­ta (Strab., III, 2, 15) и Fo­rum Iulii Co­lo­nia Oc­ta­va­no­rum Pa­cen­sis Clas­si­ca¹¹³. Он так же, как и Цезарь, про­во­дил поли­ти­ку «мило­сер­дия», о чем не пре­ми­нул упо­мя­нуть в сво­их «Дея­ни­ях» (RGDA, 3, 34, ср.: ILS, № 3784, 3785)¹¹⁴.

В 29 г. до н. э. была про­веде­на одна из важ­ней­ших про­па­ган­дист­ских акций Авгу­ста: были закры­ты ворота хра­ма Яну­са, что озна­ча­ло уста­нов­ле­ние мира на всей зем­ле (Liv., I, 19; Dio Cass., LI, 20; Plut., Fort. Rom., 9; Oros., VI, 20). Позд­нее, в 25 г. до н. э. и в еще один неиз­вест­ный год, этот цере­мо­ни­ал был повто­рен (RGDA, 13; Dio Cass., LIII, 27; Oros., VI, 21). Вме­сте с закры­ти­ем хра­ма Яну­са был воз­об­нов­лен полу­за­бы­тый обряд augu­rium Sa­lu­tis, свя­зан­ный с окон­ча­ни­ем войн и испра­ши­ва­ни­ем у богов бла­го­ден­ст­вия для рим­ско­го наро­да (Suet., Div. Aug., 31; Dio Cass., LI, 20)¹¹⁵. На Восто­ке после 29 г. до н. э. был отче­ка­нен дена­рий с изо­бра­же­ни­ем боги­ни Pax, дер­жа­щей в пра­вой руке олив­ко­вую ветвь (CRRBM, № East 236; RIC I, Augus­tus № 476) (прил. А, рис. 47), а чуть с.157 поз­же были выпу­ще­ны ауре­усы и дена­рии с изо­бра­же­ни­ем иду­ще­го быка как сим­во­ла воз­вра­ще­ния к мир­ной жиз­ни (CREBM I, Augus­tus №№ 659—663) (прил. А, рис. 48).

Для рим­ско­го обще­ства эти меро­при­я­тия ста­ли свое­об­раз­ным водо­разде­лом¹¹⁶. Об этом гово­рит Све­то­ний, сооб­щая о лите­ра­тур­ных заня­ти­ях импе­ра­то­ра Клав­дия: «Начал он свою исто­рию с убий­ства дик­та­то­ра Цеза­ря, но потом… взял нача­лом уста­нов­ле­ние граж­дан­ско­го мира» (Suet., Div. Claud., 41, пер. М. Л. Гас­па­ро­ва). Неуди­ви­тель­но, что с это­го вре­ме­ни ста­но­вят­ся попу­ляр­ны­ми име­на, обра­зо­ван­ные от осно­вы pax, тогда как ранее они дава­лись толь­ко рабам¹¹⁷. Напри­мер, жену намест­ни­ка Мезии Пом­по­ния Лабео­на, кото­рый покон­чил с собой в 34 г. н. э., зва­ли Pa­xaea (Tac., Ann., VI, 29). В над­гроб­ной над­пи­си из Рима встре­ча­ют­ся такие име­на, как Pa­xaea Vi­ti­cu­la, Pa­xae­us Phi­lo­xe­nus, Pa­xae­us Ru­fus (ILS, № 8088)¹¹⁸.

С дру­гой сто­ро­ны, ста­ла под­чер­ки­вать­ся тес­ная вза­и­мо­связь меж­ду pax и vic­to­ria. Дж. Р. Фирс совер­шен­но спра­вед­ли­во отме­ча­ет, что рим­ско­му обще­ству навя­зы­ва­лись пред­став­ле­ния о том, что pax мог­ла быть достиг­ну­та толь­ко через победу и посто­ян­ный мир может гаран­ти­ро­вать­ся толь­ко посто­ян­ной vic­to­ria. Дру­ги­ми сло­ва­ми, победа была суще­ст­вен­ной пред­по­сыл­кой для мира¹¹⁹. Весь­ма пока­за­тель­но, что имен­но в эту эпо­ху зна­ки победы и три­ум­фа лавр и tro­pae­um ста­но­вят­ся так­же и сим­во­ла­ми мира (Ovid., Fas­ti, I, 711—722; Trist., III, 1, 39—44; Plin., N. H., XV, 133—138)¹²⁰. Таким обра­зом, не толь­ко уста­нов­ле­ние, но и само суще­ст­во­ва­ние мира напря­мую свя­зы­ва­лось с лич­но­стью победо­нос­но­го пол­ко­во­д­ца Авгу­ста¹²¹.

с.158 Эта новая тен­ден­ция чет­ко про­сле­жи­ва­ет­ся и в нумиз­ма­ти­ке¹²². Об извест­ной эфес­ской тет­ра­д­рах­ме с изо­бра­же­ни­ем боги­ни Мира на ревер­се мы уже упо­ми­на­ли. Дру­гая моне­та — это ауре­ус 27 г. до н. э. На его авер­се поме­ще­но изо­бра­же­ние голо­вы Авгу­ста, кото­рое окру­жа­ет леген­да CAE­SAR COS VII CI­VI­BUS SER­VA­TEIS (Цезарь, кон­сул в седь­мой раз, за спа­сен­ных граж­дан), на ревер­се — изо­бра­же­ние орла, дер­жа­ще­го в ког­тях дубо­вый венок, над кото­рым раз­ме­ще­на леген­да AUGUS­TUS (CREBM I, Augus­tus № 656) (прил. А, рис. 49). Тот же Дж. Р. Фирз трак­ту­ет эту моне­ту таким обра­зом: орел¹²³ дару­ет победи­те­лю Авгу­сту дубо­вый венок, три­ум­фаль­ное отли­чие, за то, что он спас рим­ских граж­дан в войне про­тив Восто­ка. Обна­жен­ная голо­ва прин­цеп­са, ссыл­ки на его долж­ность кон­су­ла ука­зы­ва­ют на при­ход новой эры мира, кото­рая насту­пи­ла в резуль­та­те боже­ст­вен­но пре­до­став­лен­ной Авгу­сту победы и его fe­li­ci­tas¹²⁴. Сена­тор­ский декрет, соглас­но кото­ро­му кося­ки две­рей дома прин­цеп­са были укра­ше­ны дубо­вым вен­ком, так­же свиде­тель­ст­ву­ет о вза­и­мо­свя­зи меж­ду pax и vic­to­ria (RGDA, 34). Дион Кас­сий, во вся­ком слу­чае, отчет­ли­во ука­зы­ва­ет на это: «Цезарь полу­чил мно­го поче­стей; в том чис­ле тогда было поста­нов­ле­но, чтобы в честь его, неиз­мен­но­го победи­те­ля вра­гов и спа­си­те­ля граж­дан (τό­τε οἱ ὡς καὶ τούς τε πο­λεμίους νι­κῶν­τι καὶ τοὺς πο­λί­τας σώ­ζον­τι ἐψη­φίσ­θη), перед его двор­цом выстав­ля­лись лав­ры и над ними вешал­ся дубо­вый венок» (Dio Cass., LIII, 16, пер. Н. Н. Тру­хи­ной; ср.: Val. Max., II, 8, 7).

Раз­ви­ти­ем этих пред­став­ле­ний ста­ла уже ассо­ци­а­ция само­го Авгу­ста с pax. Так, жите­ли Бети­ки уста­но­ви­ли золотую ста­тую импе­ра­то­ру в Риме «за то, что бла­го­де­я­ни­я­ми его и посто­ян­ны­ми забота­ми про­вин­ция нахо­дит­ся в мире (pa­ca­ta est)» (ILS, № 103). Над­пись из Кум назы­ва­ет Авгу­ста «cus­tos im­pe­rii Ro­ma­ni pa­cis­que or­bis ter­ra­rum (хра­ни­те­лем рим­ско­го государ­ства и мира все­го кру­га земель)» (ILS, № 108). В неко­то­рых декре­тах, издан­ных мало­азий­ски­ми горо­да­ми, он назван спа­си­те­лем все­го чело­ве­че­ско­го рода, уста­но­вив­шим мир на суше и на море, кото­рый рож­ден на бла­го все­го мира (CIG, № 3957 b, 6—7; IGRR, IV, № 490; SEG, IV, № 490; V, № 815)¹²⁵. Жите­ли мно­гих горо­дов дела­ли посвя­ще­ния в честь Pax Augus­ta. В Испа­нии най­де­но посвя­ще­ние: «Augus­to, Pa­ci Per­pe­tuae et Con­cor­diae Augus­tae (Авгу­сту, Веч­но­му Миру и Согла­сию Авгу­ста)» (CIL, II № 3349), в Пре­не­сте — Pa­ci Augus­ti с.159 (ILS, № 3787), в Мирине Цеза­рей­ской — ὑπὲρ Εἰρή­νης Σε­βασ­τῆς (IGRR, IV, № 1173).

В кон­це кон­цов в 13 г. до н. э. был учреж­ден культ Pax Augus­ta, а в 9 г. до н. э. в Риме на Мар­со­вом поле освя­щен Ara Pa­cis (RGDA, 12; EJ, p. 49)¹²⁶. Подоб­ные алта­ри были воз­двиг­ну­ты в Нар­боне (ILS, № 3789) и, воз­мож­но, в Испа­нии и Лугду­ну­ме¹²⁷.

Чуть позд­нее «монар­хи­че­ский» под­текст pax еще боль­ше уси­лил­ся. Несмот­ря на то, что поня­тие pax прак­ти­че­ски с само­го нача­ла свя­зы­ва­лось с se­cu­ri­tas (без­опас­но­стью) и pros­pe­ri­tas (про­цве­та­ни­ем), про­веде­ние секу­ляр­ных игр спо­соб­ст­во­ва­ло более тес­но­му сбли­же­нию pax с таки­ми лозун­га­ми, как abun­dan­tia (изоби­лие) и sae­cu­lum aure­um (золо­той век), при­ход кото­рых напря­мую свя­зы­вал­ся с лич­но­стью Авгу­ста¹²⁸. В Юби­лей­ном гимне, кото­рый хор юно­шей и деву­шек пел во вре­мя секу­ляр­ных игр, Гора­ций смог свя­зать вме­сте наступ­ле­ние «золо­то­го века», уста­нов­ле­ние мира и при­ход изоби­лия: «Iam Fi­des et Pax et Ho­nos Pu­dor­que / pris­cus et neg­lec­ta re­di­re Vir­tus / audet ad­pa­ret­que bea­ta ple­no / Co­pia cor­nu (Вот и Вер­ность, Мир, вот и Честь, и древ­ний Стыд, и Доб­лесть вновь, из забве­ния вый­дя, к нам назад идут, и Оби­лие с пол­ным бли­зит­ся рогом)» (Ho­rat., Carm. Saec., 57—60, пер. Н. Гинц­бур­га).

Рим­ское пра­ви­тель­ство широ­ко под­дер­жи­ва­ло подоб­ные тен­ден­ции, напри­мер, осно­вы­вая коло­нии для вете­ра­нов, полу­чав­шие назва­ния с оче­вид­ным под­тек­стом. Так, Co­pia Augus­ta Lug­du­num (совр. Лион) и Co­lo­nia Iulia Augus­ta Flo­ren­tia Vien­na (совр. Вена) свя­зы­ва­ли Авгу­ста с наступ­ле­ни­ем изоби­лия (co­pia) и про­цве­та­ния (flo­ren­tia)¹²⁹.

Эти же идеи были ярко выра­же­ны и на мно­го­чис­лен­ных гем­мах, изо­бра­же­ния на кото­рых соеди­ня­ют воеди­но при­ход мира, наступ­ле­ние «золо­то­го века» и лич­ность само­го импе­ра­то­ра. С середи­ны 20-х гг. до н. э. про­ис­хо­дит зна­ме­на­тель­ная мета­мор­фо­за: обра­зы воин­ст­вен­ных рим­ских божеств, «покро­ви­тель­ст­во­вав­ших» Окта­виа­ну во вре­мя Актий­ской бит­вы, полу­ча­ют несвой­ст­вен­ные им чер­ты, или атри­бу­ты¹³⁰. Так, Марс Уль­тор на одной из гемм изо­бра­жен вме­сте с Мер­ку­ри­ем — богом мир­ной тор­гов­ли¹³¹. Вене­ра Победи­тель­ни­ца при­об­ре­та­ет атри­бу­ты, при­су­щие обра­зу Вене­ры Пра­ро­ди­тель­ни­цы, боже­ства, явля­ю­ще­го­ся сим­во­лом мир­ной жиз­ни. На гем­ме из яшмы Вене­ра Вик­трикс дер­жит в руках с.160 ски­петр и рог изоби­лия, рядом с ней сто­ят Амур и При­ап¹³². Впер­вые появ­ля­ет­ся изо­бра­же­ние Апол­ло­на с каду­це­ем в руке¹³³. Нако­нец, даже Вик­то­рия ста­но­вит­ся про­воз­вест­ни­цей мира и пло­до­ро­дия. На камее из стек­ла, хра­ня­щей­ся в Бри­тан­ском музее, эта боги­ня вме­сто харак­тер­ных для нее паль­мо­во­го вен­ка или тро­фея дер­жит в руках рог изоби­лия и вино­град­ную ветвь¹³⁴.

Не мень­шее рас­про­стра­не­ние полу­чил образ боги­ни Зем­ли, заклю­чав­ший в себе пред­став­ле­ния о про­цве­та­нии и изоби­лии. На так назы­вае­мой «Гем­ме Авгу­ста», на верх­нем уровне спра­ва от Авгу­ста, сидя­ще­го на троне рядом с боги­ней Ромой, поме­ще­но изо­бра­же­ние Тел­лус с дву­мя мла­ден­ца­ми и рогом изоби­лия, кото­рое одно­вре­мен­но сим­во­ли­зи­ру­ет pax и abun­dan­tia (прил. Б, рис. 10)¹³⁵. Похо­жая ком­по­зи­ция была раз­ме­ще­на на восточ­ной сто­роне сте­ны Ara Pa­cis. Левый рельеф изо­бра­жа­ет ту же боги­ню Tel­lus с дву­мя мла­ден­ца­ми на руках и пло­да­ми на коле­нях, у ее ног спо­кой­но лежат бык и ягне­нок (прил. Б, рис. 11)¹³⁶. Такие же моти­вы с обра­зом боги­ни Тел­лус с рогом изоби­лия встре­ча­ют­ся на зна­ме­ни­том кар­фа­ген­ском алта­ре (прил. Б, рис. 12)¹³⁷, на пан­ци­ре со ста­туи пол­ко­во­д­ца из Шер­ше­ля (прил. Б, рис. 13)¹³⁸ и на пан­ци­ре со ста­туи Авгу­ста из При­ма Пор­та (прил. Б, рис. 14)¹³⁹.

Таким обра­зом, гово­рить о свя­зи «мир­ной» аги­та­ции с воз­рож­де­ни­ем «рес­пуб­ли­кан­ских» тра­ди­ций и тем более с «вос­ста­нов­ле­ни­ем» Рес­пуб­ли­ки не при­хо­дит­ся. Напро­тив, этот лозунг явля­ет­ся важ­ным зве­ном в про­па­ган­де еди­но­лич­ной вла­сти Авгу­ста. Одна­ко в то же вре­мя нель­зя согла­сить­ся с рас­про­стра­нен­ным в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии мне­ни­ем, соглас­но кото­ро­му пер­вый рим­ский импе­ра­тор толь­ко копи­ро­вал меро­при­я­тия Г. Юлия Цеза­ря. Зна­че­ние pax на про­тя­же­нии послед­них деся­ти­ле­тий I в. до н. э. посте­пен­но транс­фор­ми­ро­ва­лось от про­сто­го поня­тия, выра­жаю­ще­го согла­сие в граж­дан­ском кол­лек­ти­ве, до поли­се­ман­тич­ной идеи, одно­вре­мен­но свя­зан­ной и с бла­го­ден­ст­ви­ем рим­ской общи­ны, и с лич­но­стью одно­го чело­ве­ка, объ­еди­ня­ю­ще­го в себе как чер­ты победо­нос­но­го пол­ко­во­д­ца, так и образ пода­те­ля мира и про­цве­та­ния.

с.161

После того как Окта­виан в 27 г. до н. э. объ­явил о сло­же­нии сво­их три­ум­вир­ских пол­но­мо­чий, он полу­чил мно­го раз­лич­ных поче­стей, сре­ди кото­рых почет­ное имя Augus­tus (греч. Ζε­βασ­τός), кото­рое сыг­ра­ло важ­ную роль в фор­ми­ро­ва­нии идео­ло­гии эпо­хи ран­не­го Прин­ци­па­та.

В исто­рио­гра­фии доста­точ­но боль­шое вни­ма­ние уде­ля­ет­ся изу­че­нию как эти­мо­ло­гии¹⁴⁰, так и семан­ти­ки¹⁴¹ латин­ско­го тер­ми­на augus­tus, меж­ду тем как семан­ти­ка его гре­че­ско­го ана­ло­га σε­βασ­τός фак­ти­че­ски не изу­че­на. Мы можем ука­зать толь­ко четы­ре работы¹⁴². Вовсе не пред­при­ни­ма­лась срав­ни­тель­ная харак­те­ри­сти­ка зна­че­ний латин­ско­го тер­ми­на augus­tus и гре­че­ско­го σε­βασ­τός. С нашей точ­ки зре­ния, она поз­во­лит более точ­но рас­крыть зна­че­ние каж­до­го из них, пока­зать изме­не­ние их семан­ти­ки в эпо­ху Прин­ци­па­та, когда оба тер­ми­на вхо­дят в состав име­ни рим­ско­го импе­ра­то­ра. Это, в свою оче­редь, раз­ре­шит рас­крыть осо­бен­но­сти про­па­ган­ды Авгу­ста, направ­лен­ной на обос­но­ва­ние исклю­чи­тель­но­го поло­же­ния пер­во­го импе­ра­то­ра в государ­стве.

Эти­мо­ло­гия латин­ско­го при­ла­га­тель­но­го augus­tus до сих пор оста­ет­ся спор­ной и не вполне ясной, хотя сре­ди уче­ных пре­об­ла­да­ет мне­ние о свя­зи augus­tus с латин­ским гла­го­лом augeo. Здесь наме­ти­лось два пути реше­ния про­бле­мы. Одни иссле­до­ва­те­ли пола­га­ют, что это отгла­голь­ное при­ла­га­тель­ное, обра­зо­ван­ное от гла­го­ла augeo «уве­ли­чи­вать», «умно­жать»¹⁴³. По мне­нию дру­гих, и augus­tus, и augeo име­ют один общий источ­ник, гипо­те­ти­че­ски вос­ста­нав­ли­вае­мый как *augus, и тогда augus­tus — оты­мен­ное обра­зо­ва­ние от суще­ст­ви­тель­но­го сред­не­го рода *augus, -eris «рас­ши­ре­ние»¹⁴⁴. Меж­ду тем уже в древ­но­сти дела­лись попыт­ки эти­мо­ло­ги­че­ски свя­зать augus­tus с augur (авгур). Первую попыт­ку обна­ру­жить такую связь мож­но най­ти у Све­то­ния, кото­рый пред­ла­га­ет несколь­ко вер­сий с.162 про­ис­хож­де­ния это­го сло­ва. Соглас­но одной из них, augus­tus и augur име­ют общий корень avi от avis (пти­ца): *avi-gur, *avi-gus-tu-s (Suet. Div. Aug., 7). Одна­ко изыс­ка­ния в обла­сти эти­мо­ло­гии латин­ских слов пока­за­ли, что такая трак­тов­ка абсо­лют­но невер­на¹⁴⁵. С дру­гой сто­ро­ны, А. Цим­мер­ман, опи­ра­ясь на свиде­тель­ства Энния и Овидия, впер­вые пред­ло­жил дру­гое объ­яс­не­ние эти­мо­ло­ги­че­ской свя­зи меж­ду augus­tus и augur. Он не согла­ша­ет­ся с трак­тов­кой augur от avis¹⁴⁶, а счи­та­ет, что это сло­во, так же как и augus­tus, про­изо­шло от *augus (*augus > gen. *auge­ris > *auger > augur)¹⁴⁷. В даль­ней­шем эту гипо­те­зу раз­ра­ба­ты­вал А. Эрну¹⁴⁸, ее сто­рон­ни­ка­ми явля­ют­ся Ж. Гаже, К. Скотт, В. де Соуза, Г. Ной­манн, М. Мора­ни, Дж. Лин­дер­ски, Дж. Цек­ки­ни, М. Спан­на­гель¹⁴⁹. Сей­час эта точ­ка зре­ния почти обще­при­зна­на, хотя про­тив такой трак­тов­ки име­ют­ся доволь­но вес­кие воз­ра­же­ния¹⁵⁰.

Вопрос о семан­ти­ке augus­tus еще более сло­жен. В общих и спе­ци­аль­ных работах нико­гда не под­ни­ма­лась про­бле­ма эво­лю­ции и мета­мор­фоз зна­че­ний это­го сло­ва на про­тя­же­нии раз­лич­ных эпох: для его объ­яс­не­ния берут­ся при­ме­ры из раз­ных пери­о­дов рим­ской исто­рии¹⁵¹. С нашей точ­ки зре­ния, такая эво­лю­ция име­ла место.

В извест­ных нам памят­ни­ках латин­ско­го язы­ка сло­во augus­tus впер­вые встре­ча­ет­ся в зна­ме­ни­том сти­хе Энния (239—169 гг. до н. э.): «augus­to augu­rio postquam incli­ta con­di­ta Ro­ma est (про­слав­лен­ный Рим был осно­ван после свя­щен­но­го гада­ния)» (Enn., 501—502 ed. Vah­len). Одна­ко дан­ные Вер­ги­лия и Сер­вия пока­зы­ва­ют, что при­ла­га­тель­ное augus­tus, веро­ят­но, суще­ст­во­ва­ло уже в цар­ский пери­од рим­ской исто­рии. Вер­ги­лий, пере­ска­зы­вая леген­дар­ные пре­да­ния о при­бы­тии Энея в Ита­лию, несколь­ко раз назы­ва­ет цар­скую рези­ден­цию (re­gia) лав­рен­тий­ских царей augus­ta. Кро­ме того, Сер­вий упо­ми­на­ет, что такой же эпи­тет име­ла и re­gia Нумы Пом­пи­лия (Serv., In Ver. Aen., VII, 153). В пер­вый раз Вер­ги­лий назы­ва­ет цар­ский дво­рец moe­nia augus­ta re­gis (Verg., Aen., VII, 153), во вто­рой раз — tec­tum augus­tum in­gens (Verg., Aen., VII, 170). Сер­вий, ком­мен­ти­руя эти места Эне­иды, осо­бо под­чер­ки­ва­ет, что moe­nia augus­ta пол­но­стью соот­вет­ст­ву­ет tec­tum augus­tum (Serv., In Ver. Aen., VII, 153). Ком­мен­та­тор Вер­ги­лия ясно ука­зы­ва­ет, что цар­ский дво­рец назван augus­tus, пото­му что он отно­сит­ся к lo­ci augu­rio con­sec­ra­ti (об этом см. ниже) (Serv., In Ver. Aen., VII, 153; XI, 235; Serv., In с.163 Ver. Georg., IV, 228), т. е. в пред­став­ле­нии древ­них рим­лян цар­ский дво­рец являл­ся хра­мом (Verg., Aed., VII, 173—174; Serv., In Ver. Aen., XI, 235). Таким обра­зом, рези­ден­ция латин­ских и рим­ских царей явля­лась свя­щен­ным зда­ни­ем, кото­рое было освя­ще­но авгу­ри­ем и поэто­му, вне вся­ких сомне­ний, мог­ло назы­вать­ся augus­tus.

Свиде­тель­ства антич­ных авто­ров пока­зы­ва­ют, что при­ла­га­тель­ное augus­tus отно­си­лось не толь­ко к место­жи­тель­ству царя, но и к самой его пер­соне, что, впро­чем, и не уди­ви­тель­но, ведь осо­ба царя счи­та­лась свя­щен­ной¹⁵². Ливий гово­рит, что, когда Ромул при­нял цар­ские инсиг­нии, т. е. стал царем, он стал augus­tior (Liv., I, 8). Г. Эркель отме­ча­ет: «Ромул не пока­зы­ва­ет­ся ни у Ливия, ни у дру­гих латин­ских авто­ров, так чтобы он сам мог про­из­ве­сти впе­чат­ле­ние augus­tior hu­ma­no, чтобы стать им, он дол­жен был при­нять in­sig­nia im­pe­rii»¹⁵³, т. е., по сути, стать царем. Хотя Флор сооб­ща­ет о том, что Ромул «…augus­tio­re for­ma fuis­set…» толь­ко после смер­ти (Flor., I, 1), Мани­лий под­твер­жда­ет свиде­тель­ство Ливия, назы­вая всех (рим­ских!) царей augus­ti (Ma­ni­lius, Astro­nom., I, 8).

Одна­ко к свиде­тель­ствам антич­ных авто­ров о суще­ст­во­ва­нии сло­ва augus­tus в цар­скую эпо­ху сле­ду­ет отно­сить­ся cum gra­no sa­lis. Дело в том, что все источ­ни­ки доволь­но позд­ние и созда­ны уже после 27 г. до н. э., когда Окта­виан при­нял свое новое имя, и ино­гда рим­ские авто­ры, употреб­ляя сло­во augus­tus, хоте­ли намек­нуть на имя пер­во­го рим­ско­го импе­ра­то­ра. К при­ме­ру, одно место в «Эне­иде» Вер­ги­лия) вызва­ло вполне одно­знач­ные тол­ко­ва­ния у его антич­ных ком­мен­та­то­ров:

с.164 Пом­по­ний пря­мо гово­рит, что в этом месте «он [Вер­ги­лий] опи­сал храм Апол­ло­на, постро­ен­ный на Пала­тине Авгу­стом» (Pom­pon. Sab., In Aen., VII, 170). Сер­вий, напро­тив, не сомне­ва­ет­ся, что здесь вели­кий рим­ский поэт опи­сал пала­тин­ский дво­рец Авгу­ста: «Tec­tum augus­tum in­gens do­mum, quam in Pa­la­tio di­xi­mus ab Augus­to fac­tam, per tran­si­tum lau­dat: quam qua­si in Lau­ro­la­vi­nio vult fuis­se (свя­щен­ный дво­рец, огром­ный — это дом, кото­рый, как гово­рят, был постро­ен Авгу­стом на Пала­тине, [Вер­ги­лий] хва­лит по ходу изло­же­ния: он захо­тел сде­лать его похо­жим на дво­рец в Лави­нии)» (Serv., In Ver. Aen., VII, 170)¹⁵⁴, и еще «пото­му что… Вер­ги­лий пере­ме­стил [пала­тин­ский] дво­рец во вре­ме­на Лати­на» (Serv., In Ver. Aen., XI, 235)¹⁵⁵. Намек на дво­рец Авгу­ста мож­но увидеть и в дру­гом ком­мен­та­рии Сер­вия: «arie­te cae­so — это жерт­во­при­но­ше­ние [упо­ми­нае­мое Вер­ги­ли­ем], кото­рое совер­ша­лось в празд­нич­ные дни у две­рей импе­ра­тор­ско­го двор­ца» (Serv., In Ver. Aen., VII, 175).

В под­твер­жде­ние дан­ных Сер­вия мож­но при­ве­сти свиде­тель­ство Таци­та: «… Гор­тал¹⁵⁶, …в то вре­мя сенат заседал во двор­це, попе­ре­мен­но смот­ря то на ста­тую Гор­тен­зия, рас­по­ло­жен­ную сре­ди [изо­бра­же­ний] ора­то­ров, то на [ста­тую] Авгу­ста…» (Tac., Ann., II, 37), — ср. у Вер­ги­лия: «Дедов цар­ст­вен­ных здесь изва­я­нья из кед­ра сто­я­ли… Были в пред­две­рье двор­ца и вла­сти­те­лей обра­зы древ­них» (Verg., Aen., VII, 177, 181, пер. С. А. Оше­ро­ва). Сто­ит так­же отме­тить, что нача­ло про­ци­ти­ро­ван­но­го нами фраг­мен­та Вер­ги­лия было заим­ст­во­ва­но в пере­де­лан­ном виде рим­ским поэтом Ста­ци­ем для опи­са­ния двор­ца Доми­ци­а­на: «Tec­tum augus­tum, in­gens, non cen­tum in­sig­ne co­lum­nis, / sed quan­tae su­pe­ros cae­lum­que At­lan­te re­mis­so / sus­ten­ta­re queant (Огром­ный свя­щен­ный дво­рец без ста вели­ча­вых колонн, но с таки­ми, что могут и верх­нее небо дер­жать вме­сто Атлан­та)» (Stat., Silv., II, 18—20). Таким обра­зом, здесь вряд ли мож­но сомне­вать­ся, что этот пас­саж был создан Вер­ги­ли­ем в уго­ду пер­во­му рим­ско­му импе­ра­то­ру.

Но все же мож­но пола­гать, что в цар­ский пери­од рим­ской исто­рии при­ла­га­тель­ное augus­tus было тес­но свя­за­но как с лич­но­стью само­го царя, так и с его рези­ден­ци­ей, кото­рая счи­та­лась свя­щен­ной.

От эпо­хи Рес­пуб­ли­ки до нас дошло 16 аутен­тич­ных памят­ни­ков, в кото­рых содер­жит­ся сло­во augus­tus (Enn., 501—502 ed. Vah­len; Acc., Trag., 510; Cic., De do­mo sua, 137; De ha­rusp. resp., 12; Pro Mi­lo, XVI, 43; In Verr., II, 5, 186; Tusc. dis­put., V, 12, 36; De leg., II, 35; Brut., 83, 295; De nat. deo­rum, I, 119, II, 62, 79, III, 53; Frag. de phi­lo­soph., IX, Fr., 11; CIL, V, № 4087). Одна­ко М. Г. Абрам­зон пола­га­ет, что Окта­виан еще до с.165 27 г. до н. э. был назван Augus­tus на одном из дена­ри­ев¹⁵⁷. Уче­ный ссы­ла­ет­ся на моне­ты, кото­рые чека­ни­лись Л. Пина­ри­ем Скар­пом на про­тя­же­нии 29—28 гг. до н. э. в про­вин­ции Кире­на­и­ка. Мне­ния нумиз­ма­тов по это­му вопро­су разде­ли­лись. Э. Бабе­лон и Г. Грю­бер счи­та­ют, что эту моне­ту сле­ду­ет дати­ро­вать 27 г. до н. э., то есть вре­ме­нем после при­ня­тия Окта­виа­ном титу­ла augus­tus, и таким обра­зом уве­ли­чи­ва­ют срок намест­ни­че­ства Л. Пина­рия в Кирене на один год¹⁵⁸. Напро­тив, Г. Мэт­тингли отме­ча­ет, что «этот дена­рий … с леген­дой AVGVSTVS DI­VI F может быть отбро­шен как фаль­ши­вый или в луч­шем слу­чае как гибрид­ный (mu­le)»¹⁵⁹. Дей­ст­ви­тель­но, скла­ды­ва­ет­ся впе­чат­ле­ние, что эта моне­та состо­ит из двух типов раз­ных эмис­сий. Аверс дена­рия при­над­ле­жит афри­кан­ской чекан­ке Л. Пина­рия, а реверс — более позд­ней чекан­ке. Рас­по­ло­же­ние леген­ды на ревер­се име­ет отли­чия по срав­не­нию с над­пи­ся­ми на дру­гих моне­тах Л. Пина­рия: в фор­му­ле AVGVSTVS DI­VI F. augus­tus раз­вер­ну­то на 180°, тогда как на дру­гих моне­тах Скар­па раздель­ные над­пи­си на ревер­се парал­лель­ны друг дру­гу. И глав­ное, сама леген­да AVGVSTVS DI­VI F. при­над­ле­жит к более позд­не­му вре­ме­ни, так как пер­во­на­чаль­но в 27 г. до н. э. на моне­тах появ­ля­ет­ся леген­да AVGVSTVS. Таким обра­зом, есть все осно­ва­ния счи­тать эту моне­ту фаль­ши­вой или под­дель­ной.

Для трак­тов­ки выше­пе­ре­чис­лен­ных 16 памят­ни­ков рес­пуб­ли­кан­ской эпо­хи, с нашей точ­ки зре­ния, очень удач­на харак­те­ри­сти­ка augus­tus в «Теза­у­ру­се латин­ско­го язы­ка»¹⁶⁰. Здесь основ­ное зна­че­ние это­го сло­ва объ­яс­ня­ет­ся как «quod re­li­gio­nem sancti­ta­tem­que aut na­tu­ra pos­si­det aut con­sec­ra­tio­ne ac­ce­pit (то, что от при­ро­ды или посред­ст­вом кон­сек­ра­ции свя­то и свя­щен­но)» и что отно­сит­ся к: 1) templa, tec­ta, lo­ca и т. д.; 2) sac­ra et quae in iis ob­ser­van­tur (к свя­щен­но­дей­ст­ви­ям и к тому, что во вре­мя их про­веде­ния почи­та­ет­ся); 3) res in qui­bus nu­men vel ali­quid di­vi­ni inest quae­que in cae­ri­mo­niis ad­hi­ben­tur (к вещам, в кото­рых нумен или нечто боже­ст­вен­ное заклю­че­но и кото­рые исполь­зу­ют­ся в куль­то­вых цере­мо­ни­ях); 4) de dis ip­sis (к самим богам); 5) ho­mi­nes (к людям). То есть при­ла­га­тель­ное augus­tus в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки употреб­ля­лось толь­ко с огра­ни­чен­ным набо­ром тер­ми­нов, при­над­ле­жа­щих к сфе­ре нацио­наль­ной рим­ской рели­гии.

Ко вто­рой и третьей груп­пе ком­мен­та­рии излиш­ни. Чет­вер­тую (de dis ip­sis) и пятую (ho­mi­nes) груп­пу мы оха­рак­те­ри­зу­ем ниже, а сей­час обра­тим­ся к пер­вой (templa, tec­ta, lo­ca и т. д.) груп­пе доку­мен­тов в «Теза­у­ру­се латин­ско­го язы­ка». К ней, с нашей точ­ки зре­ния, сле­ду­ет сде­лать несколь­ко пояс­не­ний. Место (lo­cus) может быть свя­щен­ным (sanctus vel sa­cer), но не все­гда augus­tus. Augus­tus оно ста­но­вит­ся толь­ко с.166 после того, как «fuit augu­rio con­sec­ra­tum», то есть освя­ще­но авгу­ри­ем (Suet., Div. Aug., 7; Serv., In Ver. Aen., VII, 153; Serv., In Ver. Georg., IV, 228). Этот про­цесс заклю­чал­ся в том, что авгур с помо­щью неко­то­рых сакраль­ных дей­ст­вий и про­из­не­се­ния тор­же­ст­вен­ной фор­му­лы огра­ни­чи­вал и отде­лял от осталь­ной части зем­ли место, все­гда пред­на­зна­чав­ше­е­ся для рели­ги­оз­ных дей­ст­вий, кото­рое затем под­вер­га­лось кон­сек­ра­ции пон­ти­фи­ка­ми (Serv., In Ver. Aen., I, 446)¹⁶¹. В резуль­та­те этих дей­ст­вий освя­щен­ное место как бы ста­но­ви­лось бли­же к богам; дру­ги­ми сло­ва­ми, lo­cus augus­tus — это наи­бо­лее при­бли­жен­ное к богам место, где встре­ча­лось чело­ве­че­ское и боже­ст­вен­ное (см.: Cic., In Cat., II, 29). Разу­ме­ет­ся, что оно соот­вет­ст­ву­ет поня­тию templum¹⁶². Таким обра­зом, lo­cus augus­tus — это в первую оче­редь рим­ский храм, и, сле­до­ва­тель­но, любой templum, de­lub­rum, aedes и т. д. явля­ет­ся augus­tus (напр., см.: Cic., Frag. de phi­lo­soph., IX, Fr., 11: … augus­tis­si­ma de­lub­ra ve­ne­re­mur; Ovid., Fas­ti, I, 609—610: augus­ta vo­can­tur templa…). Поэто­му мно­го­знач­ные рим­ские сло­ва aedes, tec­tum, moe­nia, кото­рые мож­но пере­ве­сти и как зда­ние, и как жили­ще, и как дво­рец, в слу­чае сов­мест­но­го употреб­ле­ния с augus­tus все­гда озна­ча­ют храм, свя­ти­ли­ще.

Теперь обра­тим­ся к послед­ним двум груп­пам доку­мен­тов в «Теза­у­ру­се латин­ско­го язы­ка» (dii и ho­mi­ni). В ука­зан­ных выше 16 доку­мен­тах рим­ской пись­мен­но­сти эпо­хи Рес­пуб­ли­ки при­ла­га­тель­ное augus­tus ни разу не отно­сит­ся к чело­ве­ку или боже­ст­вен­но­му созда­нию¹⁶³, за исклю­че­ни­ем над­пи­си CIL, V, № 4087: «[A]VG(us­tis) LA­RIBVS D(onum) D(edit)… (вели­че­ст­вен­ным Ларам дано в дар…)», дати­ро­ван­ной 59 г. до н. э., кото­рую неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли счи­та­ют либо оши­боч­ной, либо под­дель­ной¹⁶⁴ в свя­зи с тем, что подоб­ные над­пи­си ста­ли появ­лять­ся толь­ко со вре­ме­ни рефор­мы куль­та la­res com­pi­ta­les импе­ра­то­ром Авгу­стом. Это доволь­но уди­ви­тель­но, ведь в эпо­ху ран­ней Импе­рии это сло­во часто харак­те­ри­зу­ет либо чело­ве­ка, либо боже­ство.

С нашей точ­ки зре­ния, чтобы объ­яс­нить такое про­ти­во­ре­чие и вме­сте с тем более точ­но опре­де­лить зна­че­ние сло­ва augus­tus в ран­ние пери­о­ды рим­ской исто­рии, сле­ду­ет подроб­нее оста­но­вить­ся на три­а­де di­vi­nus—augus­tus—hu­ma­nus. Дело в том, что для рим­лян вооб­ще при­су­ще пол­ное про­ти­во­по­став­ле­ние di­vi­nus и hu­ma­nus, то есть боже­ст­вен­но­го и чело­ве­че­ско­го (напри­мер, у Ливия толь­ко в пер­вой дека­де 36 раз встре­ча­ют­ся пар­ные устой­чи­вые сло­во­со­че­та­ния di­vi­nus—hu­ma­nus и deus—ho­mo). Таким обра­зом, перед нами вста­ет дилем­ма: с каким из миров, боже­ст­вен­ным или чело­ве­че­ским, мож­но соот­не­сти augus­tus? с.167 Свиде­тель­ство Овидия (Ovid., Fas­ti, I, 607—608; см. так­же: Liv., I, 7; V, 41; VIII, 6, 9; Ovid., Trist., I, 1, 71; Val. Max., I, 8, 8) ясно пока­зы­ва­ет, что augus­tus про­ти­во­сто­ит hu­ma­nus¹⁶⁵. С дру­гой сто­ро­ны, как мы ука­за­ли выше, от эпо­хи Рес­пуб­ли­ки до нас дошла лишь одна над­пись, где augus­tus отно­сит­ся к боже­ст­вен­ным созда­ни­ям. Одна­ко изу­че­ние источ­ни­ков эпо­хи ран­не­го Прин­ци­па­та так­же пока­зы­ва­ет, что сло­во augus­tus во вре­ме­на Рес­пуб­ли­ки нико­гда не отно­си­лось к богам, а исполь­зо­ва­лось толь­ко для опи­са­ния того, что свя­за­но с ними. Г. Эркель¹⁶⁶, изу­чив­ший свиде­тель­ства Ливия (Liv., I, 7, 8, VIII, 6, 9), Овидия (Ovid., Met., VI, 72, IX, 270), Вале­рия Мак­си­ма (Val. Max., I, 8, 8, VIII, 11, ext. 5), Фло­ра (Flor., I, 1), Ста­ция (Stat., Theb., X, 757), Све­то­ния (Suet., Ne­ro, 1), при­шел к обос­но­ван­но­му выво­ду, соглас­но кото­ро­му при­ла­га­тель­ное augus­tus при­ме­ня­лось для харак­те­ри­сти­ки не людей или богов, а существ, сто­я­щих вне чело­ве­че­ско­го мира, но в то же вре­мя и не явля­ю­щих­ся насто­я­щи­ми бога­ми. Это — герои, души мерт­ве­цов, лары, de­vo­ti, при­зра­ки. Исхо­дя из таких пред­по­ло­же­ний, над­пись CIL, V, № 4087 вполне мож­но счи­тать аутен­тич­ной. Е. М. Шта­ер­ман не без осно­ва­ний счи­та­ла, что «ее уни­каль­ность обу­слов­ле­на скудо­стью эпи­гра­фи­че­ско­го мате­ри­а­ла, что в первую оче­редь отно­сит­ся к над­пи­сям част­ных лиц»¹⁶⁷. Из это­го ста­но­вит­ся ясным, что в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки тер­мин augus­tus не отно­сил­ся к людям и богам, а толь­ко к боже­ст­вен­ным созда­ни­ям, сто­я­щим ран­гом ниже «насто­я­щих» богов.

Таким обра­зом, в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки augus­tus был доста­точ­но спе­ци­фи­че­ским тер­ми­ном, отно­ся­щим­ся к сфе­ре куль­та и рели­гии. Его отли­чи­тель­ной чер­той явля­ет­ся то, что не употреб­ляв­ший­ся непо­сред­ст­вен­но как эпи­тет богов (это сло­во было эпи­те­том se­mi­dii, кото­рый как бы под­чер­ки­вал их нече­ло­ве­че­скую при­ро­ду, augus­tior hu­ma­no, когда насто­я­щая сущ­ность бога выяв­ля­лась посред­ст­вом чело­ве­че­ско­го обра­за, то есть они были свя­зу­ю­щим зве­ном меж­ду дву­мя мира­ми)¹⁶⁸, он харак­те­ри­зо­вал вещи и поня­тия, тес­но свя­зан­ные с бога­ми. Augus­tus было свя­за­но с поня­ти­я­ми, веща­ми, нахо­дя­щи­ми­ся как бы на гра­нич­ной терри­то­рии чело­ве­че­ско­го и боже­ст­вен­но­го миров при посто­ян­ном усло­вии, что боже­ство при­сут­ст­во­ва­ло рядом или нахо­ди­лось внут­ри. Очень точ­но соот­вет­ст­ву­ет тако­му пони­ма­нию augus­tus в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки его пере­вод «умно­жен­ный боже­ст­вом», «воз­ве­ли­чен­ный боже­ст­вом», «вели­че­ст­вен­ный», пред­ло­жен­ный неко­то­ры­ми иссле­до­ва­те­ля­ми¹⁶⁹. Пере­вод «свя­щен­ный» и интер­пре­та­ция augus­tus, напри­мер, с.168 М. Хэм­мон­дом и И. С. Свен­циц­кой, как эпи­те­та, при­ме­няв­ше­го­ся по отно­ше­нию к богам, таким обра­зом, совер­шен­но непри­ем­ле­мы¹⁷⁰.

Одна­ко к кон­цу Рес­пуб­ли­ки ситу­а­ция начи­на­ет менять­ся. Изу­че­ние лите­ра­тур­но­го наследия Цице­ро­на пока­зы­ва­ет, что к кон­цу I в. до н. э. сакраль­ное зву­ча­ние сло­ва augus­tus осла­бе­ва­ет. Хотя augus­tus озна­ча­ло более высо­кую сте­пень свя­то­сти, чем sanctus, Цице­рон посто­ян­но исполь­зу­ет эти сло­ва как рав­но­знач­ные сино­ни­мы, то есть в зна­че­нии «свя­щен­ный» (Cic., De ha­rusp. resp., 12; In Verr., II, 5. 186; Tusc. dis­put., V, 12. 36; De nat. deo­rum, I, 119, II, 62, 79, III, 53)¹⁷¹. Но в эту эпо­ху augus­tus употреб­ля­лось в еще более ослаб­лен­ном зна­че­нии: его сино­ни­ма­ми ста­но­вят­ся сло­ва mag­ni­fi­cus, ad­mi­ra­bi­lis¹⁷². При­ме­ры это­му так­же мож­но най­ти у Цице­ро­на (Cic., Brut., 295).

Преж­де чем перей­ти к рас­смот­ре­нию вопро­са о зна­че­нии augus­tus в эпо­ху прав­ле­ния импе­ра­то­ра Авгу­ста, сле­ду­ет оста­но­вить­ся на двух момен­тах, а имен­но: на про­бле­ме выбо­ра име­ни для быв­ше­го три­ум­ви­ра и на меха­низ­мах вру­че­ния это­го име­ни. Это свя­за­но с тем, что, во-пер­вых, дан­ные вопро­сы доста­точ­но одно­сто­ронне трак­ту­ют­ся в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии, а во-вто­рых, их интер­пре­та­ция поз­во­лит глуб­же понять мета­мор­фо­зы семан­ти­ки augus­tus в эпо­ху импе­ра­то­ра Авгу­ста.

Обра­тим­ся к про­бле­ме выбо­ра име­ни. В исто­рио­гра­фии утвер­ди­лось мне­ние, осно­ван­ное на ука­за­нии Дио­на Кас­сия (Dio Cass., LIII, 16), соглас­но кото­рой в сена­те Окта­виа­ну пред­ла­га­ли раз­лич­ные име­на, но сам импе­ра­тор очень хотел име­но­вать­ся Рому­лом, одна­ко, опа­са­ясь того, что такое имя может вызвать ассо­ци­а­ции с рим­ски­ми царя­ми и его будут подо­зре­вать в стрем­ле­нии к цар­ской вла­сти, он при­нял имя Augus­tus, посред­ст­вом кото­ро­го ассо­ции­ро­вал­ся с пер­вым царем Рима. Такая точ­ка зре­ния разде­ля­ет­ся мно­ги­ми иссле­до­ва­те­ля­ми, кото­рые рас­хо­дят­ся толь­ко в опре­де­ле­нии моти­вов откло­не­ния име­ни Ro­mu­lus¹⁷³, но она не лише­на с.169 неко­то­рых недо­стат­ков и про­ти­во­ре­чий¹⁷⁴. Доволь­но ори­ги­наль­ную гипо­те­зу выдви­нул Ф. Хавер­филд, кото­рый объ­яс­ня­ет выбор име­ни Augus­tus сле­дую­щим обра­зом: «Моне­ты Мар­ка Анто­ния, осо­бен­но его сереб­ря­ные дена­рии, кото­рые, веро­ят­но, были выпу­ще­ны в боль­шом коли­че­стве неза­дол­го до бит­вы при Акции, очень часто име­ют леген­ду ANT[oni­us] AVG[ur] III VIR R[ei] P[ub­li­cae] C[onsti­tuen­dae]. Здесь AVG, конеч­но, сокра­ще­ние от augur. Но это так­же оче­вид­ное сокра­ще­ние от augus­tus (оно име­ет­ся уже в Mo­nu­men­tum An­cy­ra­num, то есть ранее 13 г. до н. э.). Посколь­ку эти сереб­ря­ные дена­рии Анто­ния, веро­ят­но, сво­бод­но рас­про­стра­ня­лись в рим­ском мире при­бли­зи­тель­но до 28 г. до н. э., это мог­ло бы быть хоро­шим пово­дом для при­ня­тия име­ни Augus­tus»¹⁷⁵. Но и эта гипо­те­за не выдер­жи­ва­ет кри­ти­ки¹⁷⁶. Пере­се­ка­ет­ся с дву­мя выше­на­зван­ны­ми вер­си­я­ми пред­по­ло­же­ние, соглас­но кото­ро­му выбор име­ни Augus­tus был обу­слов­лен его тес­ной свя­зью с авгу­ра­том. Таким обра­зом, Окта­виан рас­смат­ри­вал­ся как «op­ti­mus augur» — эпи­тет, кото­рый пря­мо наме­кал на Рому­ла — пер­во­го авгу­ра в исто­рии Рима¹⁷⁷.

С нашей точ­ки зре­ния, более пред­по­чти­тель­но мне­ние Г. Эрке­ля, кото­рый, кри­ти­куя пере­чис­лен­ные гипо­те­зы, счи­та­ет, что «при­чи­на выбо­ра име­ни Augus­tus лежа­ла в обыч­ном (ско­рее в спе­ци­фи­че­ском — А. Т.) зна­че­нии это­го сло­ва. Имен­но то обсто­я­тель­ство, что сло­во augus­tus в опре­де­лен­ных, более или менее широ­ких, гра­ни­цах име­ло пере­мен­ное зна­че­ние, дела­ло воз­мож­ным исполь­зо­вать это сло­во до неко­то­рой сте­пе­ни в новом зна­че­нии. Таким обра­зом, зна­че­ние augus­tus было так опре­де­ле­но, что никто не сомне­вал­ся в том, что носи­тель это­го име­ни счи­тал­ся свя­щен­ным, сто­я­щим над миром людей; одно­вре­мен­но имя было так неопре­де­лен­но, что его носи­тель не иден­ти­фи­ци­ро­вал­ся с тем, что уже суще­ст­во­ва­ло. Окта­виан не стал ни di­vus, ни геро­ем, ни de­vo­tus, но счи­тал­ся род­ст­вен­ным им»¹⁷⁸. К это­му мож­но доба­вить несколь­ко соб­ст­вен­ных сооб­ра­же­ний.

Вряд ли мож­но согла­сить­ся с тем, что имен­но «бла­го­дар­ные» сена­то­ры обсуж­да­ли, какое имя даро­вать быв­ше­му три­ум­ви­ру. Ско­рее все­го, при­ня­тие ново­го име­ни было санк­ци­о­ни­ро­ва­но самим Окта­виа­ном и его бли­жай­шим окру­же­ни­ем, и сре­ди это­го окру­же­ния, по-види­мо­му, суще­ст­во­ва­ла жар­кая поле­ми­ка в вопро­се о выбо­ре име­ни. На этот момент с.170 мало кто из исто­ри­ков обра­ща­ет вни­ма­ние. Тако­му пред­по­ло­же­нию не про­ти­во­ре­чит офи­ци­аль­ная вер­сия собы­тий, изло­жен­ная в Res Ges­tae, где сооб­ща­ет­ся, что 16 янва­ря 27 г. до н. э. осо­бым реше­ни­ем сена­та Окта­виа­ну было даро­ва­но имя Augus­tus за осо­бые заслу­ги перед государ­ст­вом (RGDA, 34; Liv., Epit., 134). Здесь гово­рит­ся толь­ко лишь о спе­ци­аль­ном сена­тус­кон­суль­те. Све­то­ний сооб­ща­ет, что «поз­же он при­нял… ког­но­мен Август… соглас­но мне­нию Муна­ция План­ка, в то вре­мя как неко­то­рые пола­га­ли, что ему сле­ду­ет назы­вать­ся Рому­лом, напо­до­бие само­го осно­ва­те­ля горо­да, одна­ко пере­вес полу­чи­ло мне­ние, что луч­ше его назвать Авгу­стом, не толь­ко новым, но так­же и более воз­вы­шен­ным име­нем» (Suet., Div. Aug., 7). Из это­го сооб­ще­ния вид­но, что имя Рому­ла имен­но пред­ла­га­ли Окта­виа­ну, а не сам он его желал. Кро­ме того, сло­ва «пере­вес полу­чи­ло мне­ние (prae­va­luis­set)» гово­рят о том, что реше­ние при­ни­ма­лось кол­ле­ги­аль­но, но Све­то­ний нигде не упо­ми­на­ет о том, что обсуж­де­ние про­ис­хо­ди­ло в сена­те. Хотя Флор мно­гие реа­лии II в. н. э. пере­но­сит в эпо­ху Авгу­ста, он так­же не гово­рит о том, что сам Окта­виан желал назы­вать­ся Рому­лом, толь­ко «реше­ние сена­та» о даро­ва­нии име­ни он заме­ня­ет «обсуж­де­ни­ем в сена­те»: «Даже обсуж­да­лось в сена­те, не назвать ли его Рому­лом, пото­му что он осно­вал импе­рию; но более свя­щен­ным и более почтен­ным пока­за­лось имя Август…» (Flor., II, 34). Дион Кас­сий един­ст­вен­ный, кто гово­рит о том, что Окта­виан сам хотел назы­вать­ся Рому­лом: «Когда Цезарь на деле испол­нил обе­ща­ние, то сенат и народ дали ему имя Авгу­ста. В то вре­мя, когда они поже­ла­ли назвать его как-нибудь осо­бен­но, при­чем одни пред­ла­га­ли то, а дру­гие иное имя, Цезарь чрез­вы­чай­но хотел име­но­вать­ся Рому­лом, но, поняв, что из-за это­го его подо­зре­ва­ют в стрем­ле­нии к цар­ской вла­сти, не при­сво­ил себе это­го име­ни; так что ему дали про­зви­ще Авгу­ста как наме­каю­щее на нечто сверх­че­ло­ве­че­ское» (Dio Cass., LIII, 16, пер. Н. Н. Тру­хи­ной). Одна­ко К. Гат­ти счи­та­ет сооб­ще­ние Дио­на Кас­сия о том, что Окта­виан сам хотел име­но­вать­ся Рому­лом, оши­боч­ным и при­во­дит, в общем, убеди­тель­ные дово­ды в поль­зу это­го¹⁷⁹. Но Дион Кас­сий так­же не гово­рит, что имен­но в сена­те обсуж­да­лось реше­ние о выбо­ре име­ни. Он толь­ко лишь ука­зы­ва­ет, что «сенат и народ дали ему имя Авгу­ста» и что «одни пред­ла­га­ли то, а дру­гие иное имя». Таким обра­зом, соглас­но Све­то­нию, Фло­ру и Дио­ну Кас­сию, Окта­виа­ну пред­ла­га­ли два име­ни — Ro­mu­lus и Augus­tus. Меж­ду тем Сер­вий и Иоанн Лидий­ский сохра­ни­ли ука­за­ние на то, что сре­ди новых про­звищ фигу­ри­ро­ва­ло имя Qui­ri­nus (Serv., In Ver. Aen., I, 292; Serv., In Ver. Georg., III, 27; Ioan. Lyd., De mens., IV, 72)¹⁸⁰. Сле­до­ва­тель­но, мож­но пред­по­ло­жить с.171 такой ход собы­тий. Выбор ново­го име­ни обсуж­дал­ся сре­ди бли­жай­ше­го окру­же­ния Окта­ви­а­на. Види­мо, было пред­ло­же­но несколь­ко вари­ан­тов: «одни пред­ла­га­ли то, а дру­гие иное имя». Нам извест­но три вари­ан­та — Ro­mu­lus, Qui­ri­nus и Augus­tus. После того как выбра­ли послед­нее, Муна­ций Планк в сена­те пред­ло­жил это имя, за кото­рое сена­то­ры и про­го­ло­со­ва­ли.

Теперь сле­ду­ет оста­но­вить­ся на вопро­се, каким обра­зом про­ис­хо­ди­ло вру­че­ние это­го име­ни Окта­виа­ну. В Res Ges­tae гово­рит­ся об осо­бом сена­тус­кон­суль­те (RGDA, 34). Вел­лей Патер­кул, Дион Кас­сий и Цен­зо­рин ука­зы­ва­ют, что состо­я­лось не толь­ко реше­ние сена­та, но и поста­нов­ле­ние народ­но­го собра­ния (Vell. Pat., II, 91; Dio Cass., LIII. 16; Cen­so­rin., XXI, 8). Меж­ду тем Иоанн Лидий­ский упо­ми­на­ет и о реше­нии кол­ле­гии пон­ти­фи­ков по это­му пово­ду: «Ψήφῳ δὲ κοινῇ τῶν ἀρχιερέων καὶ τῆς βου­λῆς Αὔγουσ­τος ἐπεκ­λή­θη (реше­ни­ем сов­мест­но пон­ти­фи­ков и сена­та он был назван Авгу­стом)» (Ioan. Lyd., De mens., IV, 72). На пер­вый взгляд, это свиде­тель­ство вызы­ва­ет удив­ле­ние. И мно­гие иссле­до­ва­те­ли отбра­сы­ва­ют его как недо­сто­вер­ное¹⁸¹. По наше­му мне­нию, оно явля­ет­ся аутен­тич­ным и заслу­жи­ва­ет осо­бо­го вни­ма­ния. Сле­ду­ет вспом­нить, что вещь ста­но­ви­лась augus­tus толь­ко после обряда con­sec­ra­tio, про­во­ди­мо­го пон­ти­фи­ка­ми. Чело­век же ста­но­вил­ся augus­tus толь­ко после обряда de­vo­tio, после кото­ро­го он соб­ст­вен­но пере­ста­вал быть чело­ве­ком, так как, посвя­щен­ный под­зем­ным богам, покидал мир людей. Еще одним, даже более важ­ным момен­том явля­ет­ся то, что име­нем augus­tus нико­гда до это­го не назы­вал­ся чело­век. Окта­виан удо­сто­ил­ся это­го име­ни пер­вым. И если вспом­нить то спе­ци­фи­че­ское зна­че­ние сло­ва augus­tus, кото­рым его наде­ля­ли в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки, то нет ниче­го уди­ви­тель­но­го в том, что обра­ти­лись к пон­ти­фи­кам за разъ­яс­не­ни­ем¹⁸². Таким обра­зом, из-за спе­ци­фи­ки сло­ва augus­tus, поми­мо поста­нов­ле­ния сена­та и, весь­ма веро­ят­но, реше­ния народ­но­го собра­ния, так­же состо­я­лось реше­ние кол­ле­гии пон­ти­фи­ков о даро­ва­нии Окта­виа­ну ново­го име­ни. Это гово­рит о том, что, во-пер­вых, вряд ли это было неожи­дан­ное реше­ние сена­та — ско­рее, зара­нее под­готов­лен­ное пред­ло­же­ние сто­рон­ни­ков импе­ра­то­ра, во-вто­рых, уде­ля­лось боль­шое вни­ма­ние выбо­ру име­ни, а в-третьих, сло­во augus­tus рас­смат­ри­ва­ли в его пер­во­на­чаль­ном зна­че­нии.

Как мы уже гово­ри­ли, к кон­цу Рес­пуб­ли­ки сакраль­ное зна­че­ние augus­tus посте­пен­но осла­бе­ва­ет, но в эпо­ху Авгу­ста мы сно­ва стал­ки­ва­ем­ся с его пер­во­на­чаль­ным зна­че­ни­ем. С боль­шой долей веро­ят­но­сти мож­но пред­по­ло­жить, что ини­ци­а­то­ром «воз­рож­де­ния» сакраль­но­го зву­ча­ния augus­tus стал сам импе­ра­тор. Пово­дом для тако­го утвер­жде­ния с.172 ста­но­вит­ся зна­ком­ство с источ­ни­ка­ми эпо­хи Авгу­ста. Имен­но от этой эпо­хи до нас дошли пер­вые попыт­ки объ­яс­не­ния эти­мо­ло­гии и семан­ти­ки augus­tus. С нашей точ­ки зре­ния, эти­мо­ло­ги­че­ские изыс­ка­ния Све­то­ния и Пав­ла Диа­ко­на вос­хо­дят к одно­му источ­ни­ку, а имен­но к огром­но­му тру­ду воль­ноот­пу­щен­ни­ка и учи­те­ля детей Авгу­ста Мар­ка Веррия Флак­ка «De ver­bo­rum sig­ni­fi­ca­tu». Само сочи­не­ние при­двор­но­го грам­ма­ти­ка до нас не дошло, но сохра­ни­лись его сокра­ще­ние, сде­лан­ное Пом­пе­ем Фестом (конец II — нач. III в.), и извле­че­ния Пав­ла Диа­ко­на (VIII в.), сде­лан­ные, в свою оче­редь, из эпи­то­мы Феста¹⁸³. Вот это место: «Augus­tus lo­cus sanctus ab avi­um ges­tu, id est, quia ab avi­bus sig­ni­fi­ca­tus est … si­ve ab avi­um gus­ta­tu, quia aves pas­tae id ra­tum fe­ce­runt (augus­tus lo­cus — это свя­щен­ное место от поле­та птиц, пото­му что пти­ца­ми ука­зы­ва­ет­ся … или от корм­ле­ния птиц, пото­му что пти­цы корм­ле­ни­ем одоб­ря­ли это)» (Fest., s. v. augus­tus, ed. Lindsay). Почти дослов­но с ним сов­па­да­ет вто­рая часть сооб­ще­ния Све­то­ния об augus­tus: «Quod lo­ca quo­que re­li­gio­sa et in qui­bus augu­ra­to quid con­sec­ra­tur augus­ta di­can­tur, ab auc­tu vel ab avi­um ges­tu gus­tu­ve (ибо и почи­тае­мые места, где авгу­ры совер­ши­ли обряд посвя­ще­ния, назы­ва­ют­ся augus­ta — то ли от сло­ва auc­tus, то ли от поле­та или корм­ле­ния птиц)» (Suet., Div. Aug., 7, пер. М. Л. Гас­па­ро­ва). Таким обра­зом, свиде­тель­ства Пав­ла Диа­ко­на и Све­то­ния, несо­мнен­но, вос­хо­дят к Веррию Флак­ку. Вполне воз­мож­но допу­стить, что у Веррия суще­ст­во­ва­ло и ука­за­ние на про­ис­хож­де­ние augus­tus от auc­tus (augeo). Во-пер­вых, сохра­ни­лось свиде­тель­ство Све­то­ния; во-вто­рых, по сло­вам само­го Феста, цель его труда состо­я­ла в том, чтобы из обшир­но­го лек­си­ко­на Веррия сде­лать по воз­мож­но­сти самое крат­кое извле­че­ние, про­пу­стив вышед­шие из употреб­ле­ния или уста­рев­шие сло­ва¹⁸⁴; в-третьих, от эпо­хи Авгу­ста сохра­ни­лась тра­ди­ция, про­из­во­дя­щая augus­tus от augeo. Ее, в част­но­сти, упо­ми­на­ет Овидий: «Hui­us et augu­rium de­pen­det ori­gi­ne ver­bi / et quod­cum­que sua Iup­pi­ter auget ope (и авгу­рий про­ис­хо­дит от это­го сло­ва / и все то, что Юпи­тер умно­жа­ет сво­ей силой)» (Ovid., Fas­ti, I, 611—612). Пока­за­тель­но, что Овидий, как и Све­то­ний, дает два вари­ан­та про­ис­хож­де­ния augus­tus.

Кро­ме того, уже дав­но обра­ти­ло вни­ма­ние уче­ных частое и осо­бен­ное исполь­зо­ва­ние Т. Ливи­ем сло­ва augus­tus в пер­вой дека­де сво­его труда, кото­рый он начал писать в 27 г. до н. э. (Liv., Praef. 7; I, 7, 8, 29, III, 17, V, 41, VIII, 6, 9). Л. Р. Тей­лор пола­га­ет, что Т. Ливий созна­тель­но про­ти­во­по­став­лял augus­tus и hu­ma­nus, что, оче­вид­но, явля­лось наме­рен­ным ком­мен­та­ри­ем к зна­че­нию ново­го име­ни импе­ра­то­ра¹⁸⁵. Г. Эркель с.173 пред­ла­га­ет дру­гое объ­яс­не­ние: Т. Ливий стре­мил­ся пред­от­вра­тить пони­ма­ние augus­tus в ослаб­лен­ном зна­че­нии и, соб­ст­вен­но гово­ря, исполь­зо­вал это сло­во в его преж­нем зна­че­нии¹⁸⁶. Какой бы ни была истин­ная при­чи­на тако­го употреб­ле­ния сло­ва augus­tus Т. Ливи­ем, для нас важ­но то, что здесь доста­точ­но ясно мож­но увидеть вли­я­ние Окта­ви­а­на на зна­ме­ни­то­го рим­ско­го исто­ри­ка в этом вопро­се.

Таким обра­зом, при­ня­тие име­ни Augus­tus ста­ло замет­ным собы­ти­ем в ста­нов­ле­нии идео­ло­гии ран­не­го Прин­ци­па­та, впер­вые этот сакраль­ный тер­мин был исполь­зо­ван для харак­те­ри­сти­ки чело­ве­ка. В фор­му­ле Im­pe­ra­tor Cae­sar di­vi fi­lius Augus­tus, кото­рая с 27 г. до н. э. ста­но­вит­ся офи­ци­аль­ным име­нем прин­цеп­са, Augus­tus игра­ет опре­де­ля­ю­щую роль. Этот эпи­тет сим­во­ли­зи­ру­ет бого­из­бран­ность его обла­да­те­ля (Ovid., Fas­ti, I, 607—608, 612)¹⁸⁷, ото­б­ра­жа­ет наступ­ле­ние «ново­го века»¹⁸⁸, хотя и не так ярко, как про­зви­ще Сул­лы Fe­lix¹⁸⁹. «Вос­ста­нов­лен­ное» сакраль­ное зна­че­ние augus­tus ука­зы­ва­ло на сверх­че­ло­ве­че­скую сущ­ность Окта­ви­а­на, поэто­му вряд ли мож­но согла­сить­ся с рас­про­стра­нен­ным мне­ни­ем, соглас­но кото­ро­му Окта­виан оста­но­вил свой выбор на Augus­tus, так как оно каза­лось скром­нее Ro­mu­lus¹⁹⁰ и не име­ло ниче­го прин­ци­пи­аль­но ново­го в срав­не­нии с рес­пуб­ли­кан­ски­ми пре­цеден­та­ми¹⁹¹.

Сле­ду­ет ска­зать несколь­ко слов об эво­лю­ции семан­ти­ки augus­tus в эпо­ху импе­рии. Здесь наблюда­ют­ся две тен­ден­ции. С одной сто­ро­ны, augus­tus начи­на­ют исполь­зо­вать как эпи­кле­зу для богов, чего не было в эпо­ху рес­пуб­ли­ки. Впер­вые augus­tus как эпи­тет боже­ства был исполь­зо­ван в 13 г. до н. э. для рим­ской пер­со­ни­фи­ка­ции мира — Pax Augus­ta (RGDA, 12)¹⁹². Осо­бен­но часто Augus­tus встре­ча­ет­ся в обо­зна­че­ни­ях Эску­ла­па, Апол­ло­на, Гер­ку­ле­са, Юпи­те­ра, Либе­ра, Мар­са, Мер­ку­рия, Неп­ту­на, Сатур­на, Силь­ва­на, реже Диа­ны, Солн­ца, Фор­ту­ны и др.¹⁹³. Таким обра­зом, augus­tus полу­ча­ет новое зна­че­ние «свя­щен­ный» (sanctus, sa­cer). С дру­гой сто­ро­ны, тен­ден­ция к деса­кра­ли­за­ции зна­че­ния augus­tus уси­ли­ва­ет­ся. Рим­ские авто­ры все чаще исполь­зу­ют это сло­во в зна­че­нии ad­mi­ra­bi­lis, mag­ni­fi­cus (напр.: Sil., Pu­ni­ca, I, 609; Stat., Theb., XII, 281; Silv., V, 2; Quint., Inst., XI, 1, XII. 10; Tac., Dial., 4, 12; Plin., Epist., II, 11, 10; Pa­neg., 60, 92)¹⁹⁴.

с.174 При­ла­га­тель­ное σε­βασ­τός в отли­чие от augus­tus име­ет ясную эти­мо­ло­гию. Это сло­во про­ис­хо­дит от кор­ня -σεβ- (> *-σαυ-) со зна­че­ни­ем «почи­тать», «боготво­рить», «пре­кло­нять­ся», кото­рый явля­ет­ся весь­ма про­дук­тив­ным¹⁹⁵. Τὸ σέ­βας (бла­го­го­ве­ние), ἡ σέ­βασις (покло­не­ние), τὸ σέ­βασ­μα (пред­мет покло­не­ния), ἡ εὐσέ­βεια (бла­го­че­стие), εὐσε­βής (бла­го­че­сти­вый), ἡ ἀσέ­βεια (нече­стие) были очень употре­би­тель­ны в гре­че­ском язы­ке. Сло­ва, одно­ко­рен­ные Σε­βασ­τός, появ­ля­ют­ся очень рано. Так, гла­го­лы σέ­βω (покло­нять­ся), σε­βάζο­μαι (почи­тать богов) встре­ча­ют­ся уже в «Илиа­де» Гоме­ра (Hom., Il., IV, 242: σέ­βεσ­θε, VI, 167, 417: σε­βάσ­σα­το).

На пер­вый взгляд, вопрос о семан­ти­ке σε­βασ­τός не пред­став­ля­ет осо­бых труд­но­стей. Все сло­ва­ри дают его пере­вод «высо­кий», «свя­щен­ный», «почтен­ный», «достой­ный покло­не­ния», не забы­вая при этом ука­зы­вать, что это сло­во явля­ет­ся гре­че­ским экви­ва­лен­том латин­ско­го Augus­tus¹⁹⁶. Совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли, сле­дуя сооб­ще­нию Дио­на Кас­сия (Dio Cass., LIII, 16), под­чер­ки­ва­ют, что сами гре­ки пере­во­ди­ли augus­tus сло­вом σε­βασ­τός¹⁹⁷. Но здесь мы как раз и встре­ча­ем­ся с пер­вой труд­но­стью. Ведь σε­βασ­τός в сохра­нив­ших­ся источ­ни­ках впер­вые встре­ча­ет­ся толь­ко в над­пи­сях IKy­me, № 17 (27/26 гг. до н. э.) и AE, 1975, № 799 (26/25 гг. до н. э.) (sic!). На это мож­но было бы воз­ра­зить, что источ­ни­ки с σε­βασ­τός не сохра­ни­лись. Но широ­кое исполь­зо­ва­ние одно­ко­рен­ных ему слов уже с эпо­хи Гоме­ра, как ука­за­но выше, дела­ет это воз­ра­же­ние несо­сто­я­тель­ным. С дру­гой сто­ро­ны, М. А. Леви счи­та­ет, что исполь­зо­ва­ние σε­βασ­τός после 27 г. до н. э. в неко­то­рых памят­ни­ках гре­че­ско­го язы­ка не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния к импе­ра­то­ру¹⁹⁸.

Оста­но­вим­ся на них подроб­нее. Дио­ни­сий Гали­кар­насский исполь­зу­ет при­ла­га­тель­ное σε­βασ­τός в каче­стве при­зна­ка τὸ πρᾶγ­μα (вещь, пред­мет) (Dio­nys. Hal., II, 75). В свя­зи с этим сто­ит напом­нить об обсто­я­тель­ствах жиз­ни гре­че­ско­го рито­ра. Дио­ни­сий Гали­кар­насский при­ехал в Рим око­ло 30 г. до н. э., а свой труд «Рим­ские древ­но­сти» начал писать еще поз­же¹⁹⁹. К это­му вре­ме­ни новое сло­во вполне мог­ло утвер­дить­ся сре­ди с.175 гре­че­ско­го насе­ле­ния Рима. Вполне воз­мож­но, что Дио­ни­сий исполь­зо­вал σε­βασ­τός, обо­зна­чав­шее осо­бу рим­ско­го импе­ра­то­ра, в каче­стве эпи­те­та, чтобы пока­зать осо­бую свя­тость пред­ме­та. Над­пись Syll³, № 820 (83/84 г. н. э.), на кото­рую так­же ссы­ла­ет­ся италь­ян­ский исто­рик, содер­жит инфор­ма­цию о мисте­ри­ях в Эфе­се, сре­ди кото­рых упо­ми­на­ют­ся мисте­рии, посвя­щен­ные «Δή­μητ­ρι Καρ­πο­φόρῳ καὶ Θεσ­μο­φόρῳ καὶ θεοῖς Σε­βασ­τοῖς (Демет­ре Пло­до­но­си­це и Зако­но­да­тель­ни­це и свя­щен­ным богам)». По наше­му мне­нию, θεοὶ Σε­βασ­τοί =di­vi Augus­ti =di­vi im­pe­ra­to­res²⁰⁰. Содер­жа­ние мно­го­чис­лен­ных посвя­ти­тель­ных гре­че­ских над­пи­сей с θεοὶ Σε­βασ­τοί ясно ука­зы­ва­ет на то, что под этим тер­ми­ном пони­ма­ли умер­ших рим­ских импе­ра­то­ров, кото­рые обо­жествля­лись после смер­ти²⁰¹. Это же отно­сит­ся и к над­пи­си IG, VII, № 2233, о кото­рой гово­рит М. А. Леви. Поэто­му не без осно­ва­ний мож­но счи­тать, что гре­че­ское при­ла­га­тель­ное Σε­βασ­τός отно­си­лось толь­ко к рим­ско­му импе­ра­то­ру. Таким обра­зом, σε­βασ­τός явля­ет­ся нео­ло­гиз­мом для эпо­хи Авгу­ста. Еще одним дово­дом в поль­зу это­го явля­ет­ся то, что в гре­че­ском язы­ке уже было сло­во с таким зна­че­ни­ем — σε­βάσ­μιος. Пока­за­тель­но, что в эпо­ху импе­рии это сло­во ино­гда заме­ня­ло σε­βασ­τός (σε­βάσ­μιος ἀρχή =Augus­ta dig­ni­tas)²⁰².

Вто­рая труд­ность заклю­ча­ет­ся в том, что σε­βασ­τός не явля­ет­ся ни дослов­ным, ни точ­ным пере­во­дом клас­си­че­ско­го зна­че­ния augus­tus «умно­жен­ный боже­ст­вом», «вели­че­ст­вен­ный». Срав­не­ние зна­че­ний одно­ко­рен­ных слов τὸ σέ­βας («бла­го­го­вей­ный страх, бла­го­го­ве­ние»), σε­βάζο­μαι («стра­шить­ся, боять­ся»), σε­βάσ­μιος («свя­щен­ный») и сино­ни­мов πότ­νιος («могу­ще­ст­вен­ный, глу­бо­ко­по­чи­тае­мый»), προσ­κυ­νητός («бла­го­го­вей­ный»), σεπ­τός («бла­го­го­вей­но чти­мый»), ἔντι­μος («почи­тае­мый»), ἄγιος («свя­щен­ный») раз­ре­ша­ют уточ­нить пере­вод σε­βασ­τός как «вну­шаю­щий бла­го­го­ве­ние». Свиде­тель­ства гре­че­ских над­пи­сей поз­во­ля­ют гово­рить о том, что это сло­во исполь­зо­ва­лось в гре­че­ском мире в первую оче­редь для харак­те­ри­сти­ки боже­ства или рим­ско­го импе­ра­то­ра (то есть чело­ве­ка), что пол­но­стью про­ти­во­ре­чит клас­си­че­ско­му зна­че­нию augus­tus (Ca­rie, II, № 67 — σε­βασ­τὸς Ἡρακ­λῆς (Геракл); Kos PH, № 119, Kos EV, № 216, 219 — Σε­βαστὴ Ῥέα (Рея); Kos PH, № 411 — σε­βαστὴ θεὰ Δα­μάτηρ (боги­ня с.176 Демет­ра); Kos EV, № 135 — σε­βασ­τὸς Ζεὺς Κα­πετώ­λιος (Юпи­тер Капи­то­лий­ский); OGIS, № 457 — Ἀπόλ­λων ἐλευ­θέριος σε­βασ­τός (Апол­лон Осво­бо­ди­тель)). По это­му пово­ду М. А. Леви заме­ча­ет, что εὐσε­βής или εὐερ­γε­τής боль­ше бы соот­вет­ст­во­ва­ли латин­ско­му сло­ву²⁰³.

Весь­ма инте­рес­ные дан­ные дает сопо­став­ле­ние употреб­ле­ния слов σε­βασ­τός и αὔγουσ­τος в гре­ко­языч­ных источ­ни­ках. Если в I—II вв. н. э. в трудах антич­ных авто­ров пре­об­ла­да­ет сло­во σε­βασ­τός то в III—VI вв. н. э. αὔγουσ­τος посте­пен­но начи­на­ет вытес­нять его (см.: прил. В и прил. Г). По наше­му мне­нию, это может свиде­тель­ст­во­вать об искус­ст­вен­ном харак­те­ре σε­βασ­τός. То есть это сло­во, впер­вые исполь­зо­ван­ное в гре­че­ском язы­ке после 27 г. до н. э., явля­лось офи­ци­аль­ным пере­во­дом латин­ско­го титу­ла рим­ских импе­ра­то­ров и нео­ло­гиз­мом для гре­ков эпо­хи импе­ра­то­ра Авгу­ста²⁰⁴. Вполне есте­ствен­но, что ког­но­мен импе­ра­то­ров Αὔγουσ­τος стал посте­пен­но вытес­нять ново­введен­ное сло­во. Пав­са­ний, жив­ший во II в. н. э., отме­чал, как буд­то это было не извест­но: «τὸ δὲ ὄνο­μα ἦν τού­τῳ Αὔγουσ­τος, ὃ κα­τὰ γλῶσ­σαν δύ­ναται τὴν ῾Ελλή­νων σε­βασ­τός (ибо имя Август на язы­ке гре­ков зна­чит себастос)» (Pau­san., III, 11, 4). К это­му сле­ду­ет доба­вить один инте­рес­ный момент. В гре­че­ских над­пи­сях ино­гда σε­βασ­τός и αὔγουσ­τος употреб­ля­ют­ся сов­мест­но как два раз­лич­ных сло­ва. Вряд ли это была тав­то­ло­гия, как ука­зы­ва­ют авто­ры «Теза­у­ру­са гре­че­ско­го язы­ка»²⁰⁵. Ско­рее все­го, это гово­рит о том, что для гре­ков Σε­βασ­τός зву­ча­ло боль­ше как офи­ци­аль­ный титул, было обо­зна­че­ни­ем рим­ско­го пра­ви­те­ля, а Αὔγουσ­τος — неофи­ци­аль­ным име­нем импе­ра­то­ра (ср.: TAM, IV, 1, № 25: «Ἰουλίαν Αὐγούσ­ταν Σε­βασ­τήν (Юлии Авгу­сты Свя­щен­ной)»; SEG, XLII, № 1135, XLIV, № 1011a; AE, 1969—1970, № 606, 1976, № 678, 1992, № 1511, 1994, № 1929a, 1998, № 1423). У гре­че­ских богов была эпи­кле­за σε­βασ­τός но нико­гда αὔγουσ­τος.

Итак, по наше­му мне­нию, выбор гре­че­ско­го пере­во­да латин­ско­го augus­tus был сде­лан не сами­ми гре­ка­ми, а окру­же­ни­ем пер­во­го рим­ско­го импе­ра­то­ра и вряд ли был слу­ча­ен. При­чи­ны тако­го пере­во­да не вполне ясны. Види­мо, выбор σε­βασ­τός («вну­шаю­щий бла­го­го­ве­ние») был свя­зан с тем, что в восточ­ных гре­ко­языч­ных обла­стях рим­ско­го государ­ства пра­ви­тель­ст­вом Авгу­ста созна­тель­но про­во­ди­лась поли­ти­ка, направ­лен­ная на сакра­ли­за­цию лич­но­сти импе­ра­то­ра²⁰⁶.

с.177 Таким обра­зом, иссле­до­ва­ние зна­че­ния augus­tus пока­за­ло, что это сло­во было доста­точ­но спе­ци­фи­че­ским тер­ми­ном, отно­ся­щим­ся к сфе­ре куль­та и рели­гии, кото­рый харак­те­ри­зо­вал вещи и поня­тия, тес­но свя­зан­ные с бога­ми. Одна­ко его семан­ти­ка изме­ня­лась на про­тя­же­нии раз­лич­ных эпох рим­ской исто­рии. Изу­че­ние семан­ти­ки σε­βασ­τός поз­во­ли­ло заклю­чить, что это сло­во в эпо­ху импе­ра­то­ра Авгу­ста явля­лось нео­ло­гиз­мом, кото­рый был «изо­бре­тен» сре­ди окру­же­ния пер­во­го импе­ра­то­ра. Выбор Окта­виа­ном ново­го име­ни, как латин­ско­го, так и его гре­че­ско­го пере­во­да, был осо­знан­ным и тща­тель­ным. Для него было важ­но, чтобы augus­tus и σε­βασ­τός выра­жа­ли его осо­бое поло­же­ние в рим­ском государ­стве (ведь юриди­че­ски Окта­виан не был монар­хом), что осо­бен­но при­су­ще гре­че­ско­му име­ни, в кото­ром в боль­шей мере была выра­же­на идея еди­но­лич­ной вла­сти импе­ра­то­ра.

По мне­нию мно­гих уче­ных, на пря­мую пре­ем­ст­вен­ность идей Цице­ро­на и идео­ло­гии прин­ци­па­та Авгу­ста ука­зы­ва­ет сов­па­де­ние тер­ми­но­ло­гии, кото­рой поль­зо­ва­лись, с одной сто­ро­ны, Цице­рон, а с дру­гой — Август в «Res Ges­tae»²⁰⁷. В част­но­сти, каче­ства, кото­рые Цице­рон при­пи­сы­вал «иде­аль­но­му» рим­ско­му поли­ти­ку, — vir­tus, ius­ti­tia, cle­men­tia, pie­tas — были пере­чис­ле­ны в над­пи­си на золо­том щите, вру­чен­ном сена­том Авгу­сту²⁰⁸. Одна­ко, с нашей точ­ки зре­ния, это упро­щен­ный взгляд на собы­тия. На самом деле вру­че­ние Окта­виа­ну clu­peus vir­tu­tis никак не свя­за­но с «рес­пуб­ли­ка­низ­мом», а было ответ­ной реак­ци­ей на собы­тия, про­изо­шед­шие в нача­ле 20-х гг. до н. э.

В 30 г. до н. э. кон­су­лом стал М. Лици­ний Красс. Сме­нен­ный через несколь­ко меся­цев на сво­ем посту, он полу­чил в управ­ле­ние про­вин­цию Македо­нию, где на про­тя­же­нии 30—29 гг. до н. э. добил­ся впе­чат­ля­ю­щих воен­ных успе­хов. В одном из сра­же­ний Красс лич­но убил вождя пле­ме­ни бастар­нов Дель­до­на. Победа рим­ско­го пол­ко­во­д­ца в поедин­ке с гла­вой непри­я­тель­ско­го вой­ска была неор­ди­нар­ным собы­ти­ем. По древ­ней рим­ской тра­ди­ции вое­на­чаль­ник, совер­шив­ший подоб­ный подвиг, имел пра­во на осо­бо тор­же­ст­вен­ные поче­сти, а имен­но пра­во поме­стить доспе­хи вра­же­ско­го вождя (spo­lia opi­ma) в храм Юпи­те­ра Фере­трия. До эпо­хи Авгу­ста такой обряд имел место лишь три раза. Этой чести были яко­бы удо­сто­е­ны леген­дар­ный Ромул, А. Кор­не­лий Косс (437 г. до н. э.) и М. Клав­дий Мар­целл (222 г. до н. э.).

Идео­ло­ги­че­скую подо­пле­ку этих собы­тий мож­но ясно пред­ста­вить себе из рас­ска­за Т. Ливия о посвя­ще­нии spo­lia opi­ma А. Кор­не­ли­ем с.178 Кос­сом. «Повсюду добив­шись успе­ха, дик­та­тор [Мамерк Эми­лий] по поста­нов­ле­нию сена­та и веле­нию наро­да воз­вра­тил­ся в город с три­ум­фом. Самое рос­кош­ное зре­ли­ще являл в три­ум­фаль­ном шест­вии Косс, нес­ший туч­ные доспе­хи уби­то­го царя. Вои­ны рас­пе­ва­ли о нем нестрой­ные песен­ки, в кото­рых упо­доб­ля­ли его Рому­лу. Доспе­хи, снаб­див их обыч­ной посвя­ти­тель­ной над­пи­сью, он пре­под­нес хра­му Юпи­те­ра Фере­трия, где укре­пил их воз­ле тех, что посвя­тил Ромул…; он отвлек на себя вни­ма­ние сограж­дан от колес­ни­цы дик­та­то­ра и, в сущ­но­сти, один пожал тогда сла­ву» (Liv., IV, 20, пер. Г. Ч. Гусей­но­ва). Так­же сле­ду­ет отме­тить, что пол­ко­во­дец, посвя­щав­ший spo­lia op­ti­ma, по рим­ским пред­став­ле­ни­ям, напря­мую обра­щал­ся к Юпи­те­ру и к Рому­лу (Liv., IV, 20). Таким обра­зом, М. Красс пре­тен­до­вал не толь­ко на выс­шую vir­tus и fe­li­ci­tas в рим­ском государ­стве, не толь­ко на неофи­ци­аль­ный титул «вто­ро­го Рому­ла»²⁰⁹, но и на покро­ви­тель­ство само­го Юпи­те­ра²¹⁰. Все это нес­ло боль­шую опас­ность для меня­ю­щих­ся в это вре­мя про­па­ган­дист­ских обра­зов Окта­ви­а­на. Дж. Рич и Х. Флау­эр даже пола­га­ют, что успе­хи М. Крас­са послу­жи­ли моти­вом для отка­за Окта­ви­а­на от име­ни Ro­mu­lus, так как на их фоне ярко про­яв­ля­лись лич­ные воен­ные недо­стат­ки пер­во­го рим­ско­го импе­ра­то­ра²¹¹.

Чтобы не допу­стить подоб­ных поче­стей, М. Крас­су было отка­за­но в поме­ще­нии spo­lia opi­ma в храм Юпи­те­ра Фере­трия на том осно­ва­нии, что он одер­жал победу под чужи­ми ауспи­ци­я­ми (ср.: Dio Cass., LI, 24). Види­мо, сто­рон­ни­ки Крас­са воз­ра­жа­ли про­тив подоб­но­го запре­та, при­во­дя в при­мер А. Кор­не­лия Кос­са, кото­рый убил вра­же­ско­го пол­ко­во­д­ца, будучи не кон­су­лом, а воен­ным три­бу­ном (см.: Liv., IV, 20). Авгу­сту в ито­ге при­шлось даже пой­ти на пря­мой под­лог. Он объ­явил, что во вре­мя рестав­ра­ции хра­ма Юпи­те­ра Фере­трия была най­де­на над­пись на льня­ном нагруд­ни­ке доспе­хов, посвя­щен­ных А. Кор­не­ли­ем Кос­сом, кото­рая яко­бы свиде­тель­ст­во­ва­ла о том, что послед­ний совер­шил свой подвиг, будучи кон­су­лом, то есть воюя под соб­ст­вен­ны­ми ауспи­ци­я­ми. Эти заяв­ле­ния поста­вил под сомне­ния даже лояль­ный к импе­ра­то­ру Т. Ливий (Liv., IV, 20). В кон­це кон­цов М. Лици­ний Красс отпразд­но­вал толь­ко три­умф [374, p. 35], а вско­ре и вовсе сошел с поли­ти­че­ской сце­ны. Пока­за­тель­но, что Август в сво­их «Дея­ни­ях» ни сло­вом не обмол­вил­ся о зна­чи­тель­ных успе­хах Крас­са на Бал­ка­нах и отби­тых им у вар­ва­ров рим­ских зна­ме­нах (ср.: RGDA, 29—30). За свою попыт­ку воз­вы­сить­ся на поли­ти­че­ском небо­склоне он был нака­зан забве­ни­ем²¹².

с.179 В совре­мен­ной исто­рио­гра­фии при­ня­то счи­тать, что выше­опи­сан­ные собы­тия яко­бы уско­ри­ли про­веде­ние меро­при­я­тий по «вос­ста­нов­ле­нию» Рес­пуб­ли­ки в 27 г. до н. э. и заста­ви­ли Авгу­ста учесть настро­е­ния сто­рон­ни­ков «пом­пе­ян­цев»²¹³. Одна­ко, как мы пока­за­ли выше, нет ника­ких с.180 осно­ва­ний гово­рить о вли­я­нии «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» на изме­не­ние идео­ло­ги­че­ских обра­зов Окта­ви­а­на на про­тя­же­нии 28—27 гг. до н. э. С дру­гой сто­ро­ны, собы­тия, свя­зан­ные с дея­тель­но­стью М. Крас­са, дей­ст­ви­тель­но ока­за­ли опре­де­лен­ное воздей­ст­вие на фор­ми­ро­ва­ние офи­ци­аль­ной идео­ло­гии ран­не­го Прин­ци­па­та. Толь­ко нам пред­став­ля­ет­ся, что здесь сле­ду­ет сме­нить акцент с «кон­сти­ту­ци­он­но­го» пре­об­ра­зо­ва­ния на изме­не­ния в сфе­ре идео­ло­гии.

Слу­чай с Крас­сом пока­зал, что даже на пике попу­ляр­но­сти (сра­зу после раз­гро­ма М. Анто­ния) в кон­це 30—29 гг. до н. э. пози­ции Окта­ви­а­на были уяз­ви­мы­ми. Если бы состо­ял­ся три­умф Крас­са вме­сте с обрядом посвя­ще­ния spo­lia opi­ma, кото­рый дол­жен был быть про­веден все­го лишь через пару лет после гран­ди­оз­но­го про­па­ган­дист­ско­го дей­ства Окта­ви­а­на, он, несо­мнен­но, лег­ко бы затмил и заста­вил бы забыть о три­ум­фаль­ных поче­стях для Авгу­ста²¹⁴ из-за совер­ше­ния ста­рин­но­го и очень ред­ко­го обряда, свя­зан­но­го с самым древним рим­ским хра­мом²¹⁵. Кро­ме того, Красс, как «новый Ромул» — победо­нос­ный пол­ко­во­дец, про­явив­ший лич­ное муже­ство в бою и в свя­зи с этим пре­тен­до­вав­ший на обла­да­ние наи­боль­ши­ми «доб­ро­де­те­ля­ми» в рим­ской общине, ото­брал бы у Окта­ви­а­на пра­во на мораль­ное пре­вос­ход­ство, а в гла­зах рим­лян мораль­ные каче­ства поли­ти­ков игра­ли боль­шую роль в борь­бе за власть и часто исполь­зо­ва­лись в про­па­ган­дист­ских целях.

Таким обра­зом, были бы постав­ле­ны под сомне­ние все про­па­ган­дист­ские заво­е­ва­ния прин­цеп­са, и был бы нане­сен зна­чи­тель­ный ущерб его идео­ло­ги­че­ским постро­е­ни­ям, направ­лен­ным на фор­ми­ро­ва­ние еди­но­лич­ной вла­сти. По всей веро­ят­но­сти, Окта­виан так­же наде­ял­ся на такие поче­сти, если не для себя, то для одно­го из сво­их наслед­ни­ков²¹⁶. с.182 Но самым страш­ным для Авгу­ста было бы то, что М. Лици­ний Красс, «Новый Ромул», три­ум­фа­тор, пред­ста­ви­тель извест­ной ари­сто­кра­ти­че­ской фами­лии, кото­рый до недав­не­го вре­ме­ни борол­ся про­тив Авгу­ста на сто­роне Секс­та Пом­пея, а потом М. Анто­ния (EJ, p. 35; App., B. C., V, 50; Dio Cass., LI, 4)²¹⁷, вполне мог рас­смат­ри­вать­ся про­тив­ни­ка­ми импе­ра­то­ра как новый пре­тен­дент на власть²¹⁸.

Такая ситу­а­ция вынуж­да­ла наслед­ни­ка Цеза­ря актив­но искать пути к обос­но­ва­нию сво­его исклю­чи­тель­но­го поло­же­ния в государ­стве. Выход был най­ден в объ­яв­ле­нии Авгу­ста носи­те­лем наи­выс­ших «доб­ро­де­те­лей». 16 янва­ря 27 г. до н. э. сенат в «бла­го­дар­ность» за окон­ча­ние граж­дан­ских войн и «спа­се­ние» рим­ских граж­дан даро­вал Окта­виа­ну золо­той щит с над­пи­сью «за муже­ство, мило­сер­дие, спра­вед­ли­вость и бла­го­че­стие (vir­tu­tis cle­men­tiae­que et ius­ti­tiae et pie­ta­tis caus­sa)», кото­рый был уста­нов­лен в Юли­е­вой курии (RGDA, 34).

Интер­пре­та­ция про­ис­хож­де­ния и сущ­но­сти четы­рех «доб­ро­де­те­лей» Авгу­ста вызва­ла в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии дис­кус­сию. Х. Мар­ков­ски, А. фон Пре­мер­штейн, Х. Х. Скал­лард, Х. Кор­пан­ти, М. Уит­би, Б. Левик, М. Рей­н­хольд усмат­ри­ва­ют исто­ки этих качеств в пла­то­нов­ско-стои­че­ском каноне так назы­вае­мых глав­ных доб­ро­де­те­лей: ἡ ἀνδρεία (муже­ство), ἡ δι­καιοσύ­νη (спра­вед­ли­вость), ἡ σωφ­ρο­σύνη (бла­го­ра­зу­мие), ἡ φρό­νησις (рас­суди­тель­ность) либо ἡ σο­φία (муд­рость). В рим­ской вер­сии они пре­вра­ти­лись в for­ti­tu­do (отва­га), tem­pe­ran­tia (уме­рен­ность) / con­ti­nen­tia (воз­дер­жан­ность), ius­ti­tia (спра­вед­ли­вость), pru­den­tia (бла­го­ра­зу­мие) / sa­pien­tia (муд­рость) и яко­бы ока­за­ли боль­шое вли­я­ние на фор­ми­ро­ва­ние обра­за «иде­аль­но­го» поли­ти­ка в «рес­пуб­ли­кан­ской» идео­ло­гии²¹⁹. В част­но­сти, Хелен Норт заме­ча­ет, что «клас­си­че­ский канон импе­ра­тор­ских “доб­ро­де­те­лей” ведет свое нача­ло от над­пи­си на clu­peus vir­tu­tis… Одна­ко здесь мы с осо­бым инте­ре­сом отме­ча­ем заме­ну “муд­ро­сти” на “бла­го­че­стие”… и появ­ле­ния cle­men­tia на месте tem­pe­ran­tia»²²⁰. Э. Уол­лас-Хэд­рилл в свою с.183 оче­редь счи­та­ет, что эти четы­ре досто­ин­ства не пред­став­ля­ют фило­соф­ский канон, но свя­за­ны с гре­че­ской поли­ти­че­ской тра­ди­ци­ей²²¹.

С дру­гой сто­ро­ны, Э. Кор­не­манн, Дж. Лигле и Ф. Тегер наста­и­ва­ют на сугу­бо рим­ской спе­ци­фи­ке «доб­ле­стей», запи­сан­ных на clu­peus vir­tu­tis²²². Так­же боль­шую попу­ляр­ность полу­чи­ла точ­ка зре­ния, соглас­но кото­рой четы­ре «доб­ро­де­те­ли» Авгу­ста — это чер­ты харак­те­ра «насто­я­ще­го» рим­ско­го поли­ти­ка, играв­шие важ­ную роль в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки. Дру­ги­ми сло­ва­ми, прин­цепс, при­пи­сы­вая себе эти нрав­ст­вен­ные каче­ства, ста­рал­ся оправ­дать свою власть с помо­щью «рес­пуб­ли­кан­ской» идео­ло­гии²²³.

Как мы видим, несмот­ря на раз­лич­ные интер­пре­та­ции про­ис­хож­де­ния «доб­ро­де­те­лей», запи­сан­ных на золо­том щите, фак­ти­че­ски все иссле­до­ва­те­ли под­чер­ки­ва­ют стрем­ле­ние Авгу­ста опе­реть­ся на «рес­пуб­ли­кан­скую» идео­ло­гию. Одна­ко такие выво­ды боль­ше осно­вы­ва­ют­ся на логи­че­ских постро­е­ни­ях совре­мен­ных исто­ри­ков, чем на дан­ных источ­ни­ков.

Во-пер­вых, сле­ду­ет отме­тить, что набор «доб­ле­стей» clu­peus vir­tu­tis не иден­ти­чен с гре­че­ским кано­ном²²⁴. Гре­че­ский пере­вод соот­вет­ст­ву­ю­ще­го отрыв­ка из «Дея­ний» Авгу­ста «ἀρετὴν καὶ ἐπεί­κειαν κα[ὶ δ]ικαιοσύ­νην καὶ εὐσέ­βειαν ἐμοί» (EJ, p. 29) свиде­тель­ст­ву­ет о том, что поли­ти­че­ские иде­а­лы пла­то­ни­ков и сто­и­ков не были осно­вой для идео­ло­ги­че­ских постро­е­ний прин­цеп­са. Здесь были исполь­зо­ва­ны не спе­ци­фи­че­ские фило­соф­ские тер­ми­ны, а наи­бо­лее близ­кий по смыс­лу пере­вод латин­ских поли­ти­че­ских лозун­гов. Дру­ги­ми сло­ва­ми, гре­че­ские сло­ва явля­ют­ся зави­си­мы­ми по отно­ше­нию к латин­ско­му тек­сту, а не наобо­рот.

Во-вто­рых, доста­точ­но про­бле­ма­тич­но най­ти ана­ло­гич­ный четы­рем «доб­ро­де­те­лям», запи­сан­ным на золо­том щите, спи­сок нрав­ст­вен­ных качеств в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки. В эло­гии П. Сци­пи­о­на, кото­рый дати­ру­ет­ся III в. до н. э., пере­чис­ля­ют­ся такие «доб­ле­сти», как «ho­nos, fa­ma, vir­tus, glo­ria, in­ge­nium (честь, доб­рое имя, муже­ство, сла­ва, харак­тер)» (ILS, № 4). Здесь пред­став­лен иде­ал поли­ти­че­ско­го дея­те­ля, совре­мен­ни­ка пуни­че­ских войн. Оче­вид­но, что эта груп­па совер­шен­но не сов­па­да­ет с «доб­ро­де­те­ля­ми» clu­peus vir­tu­tis не толь­ко по отдель­ным пози­ци­ям, но даже по их чис­лу. Цице­рон в речи «О Мани­ли­е­вом законе» пред­ста­вил свой иде­ал победо­нос­но­го пол­ко­во­д­ца: «По мое­му мне­нию, выдаю­щий­ся импе­ра­тор дол­жен обла­дать сле­дую­щи­ми четырь­мя дара­ми: зна­ни­ем воен­но­го дела, доб­ле­стью, авто­ри­те­том, удач­ли­во­стью (scien­tiam rei mi­li­ta­ris, vir­tu­tem,] auc­to­ri­ta­tem, fe­li­ci­ta­tem)» (Cic., De imp. Gn. Pomp., пер. с.184 В. О. Горен­штей­на). Как мы видим, и этот пере­чень не стал осно­вой для «доб­ро­де­те­лей» Авгу­ста.

В-третьих, ана­лиз отдель­ных тер­ми­нов, содер­жа­щих­ся в над­пи­си на золо­том щите, пока­зы­ва­ет, что Окта­виан пред­на­ме­рен­но сде­лал свой выбор сре­ди груп­пы рим­ских «доб­ро­де­те­лей», кото­рые в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки часто исполь­зо­ва­лись как поли­ти­че­ские лозун­ги. В сво­ем выбо­ре он опи­рал­ся не на усто­яв­ший­ся канон, а на сло­жив­ши­е­ся обсто­я­тель­ства. Vir­tus харак­те­ри­зо­ва­ла его как победо­нос­но­го импе­ра­то­ра, кото­рый одер­жал победу в войне про­тив Восто­ка. Ius­ti­tia под­чер­ки­ва­ла его заслу­ги в вос­ста­нов­ле­нии зако­нов и усто­ев обще­ства: как мы уже гово­ри­ли выше, в 28 г. до н. э. Окта­виан объ­явил себя «вос­ста­но­ви­те­лем» зако­нов и пра­ва рим­ско­го наро­да. Cle­men­tia сим­во­ли­зи­ро­ва­ла про­ще­ние Авгу­стом сто­рон­ни­ков Анто­ния, при­чем не толь­ко ари­сто­кра­тов, но и вете­ра­нов. Кро­ме того, отсыл­ки к «мило­сер­дию» под­ра­зу­ме­ва­ли под собой ука­за­ние на пре­ем­ст­вен­ность поли­ти­ки Г. Юлия Цеза­ря. Pie­tas отме­ча­ла вос­ста­нов­ле­ние в 28 г. до н. э. 82 рим­ских хра­мов и почи­та­ние прин­цеп­сом оте­че­ских богов²²⁵. Таким обра­зом, про­сле­жи­ва­ет­ся связь не с отвле­чен­ны­ми поня­ти­я­ми и иде­а­ла­ми, а кон­крет­ной дея­тель­но­стью Авгу­ста, кото­рая чет­ко укла­ды­ва­ет­ся в неболь­шой хро­но­ло­ги­че­ский отре­зок от окон­ча­ния Актий­ской вой­ны до res­ti­tu­tio rei pub­li­cae в 28 г. до н. э. Не слу­чай­но, что в копии clu­peus vir­tu­tis, най­ден­ной в Арле, к пере­чис­лен­ным «доб­ле­стям» добав­ле­ны сло­ва «er­ga deos pat­riam­que (за отно­ше­ние к богам и оте­че­ству)» (EJ, p. 59).

Кро­ме того, мож­но отме­тить, что если vir­tus и pie­tas игра­ли важ­ную роль уже начи­ная с III в. до н. э.²²⁶, то cle­men­tia и ius­ti­tia ста­ли актив­но исполь­зо­вать­ся в идео­ло­ги­че­ской борь­бе толь­ко со вто­рой поло­ви­ны I в. до н. э. и во мно­гом увя­зы­ва­лись не с «рес­пуб­ли­ка­низ­мом», а с про­па­ган­дой нарож­даю­щей­ся еди­но­лич­ной вла­сти²²⁷.

Никак не впи­сы­ва­ет­ся в рам­ки «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» и широ­кая про­па­ган­дист­ская кам­па­ния пра­ви­тель­ства Авгу­ста, направ­лен­ная на тира­жи­ро­ва­ние сюже­тов, свя­зан­ных с clu­peus vir­tu­tis. Фак­ти­че­ски памят­ни­ком для «доб­ро­де­те­лей» Окта­ви­а­на ста­ло поли­ти­че­ское заве­ща­ние само­го импе­ра­то­ра. В RGDA он пред­став­лен как vic­tor, ius­tus, cle­mens и pius²²⁸. Как мы уже упо­ми­на­ли, золо­той щит был поме­щен в сенат­ской курии. Копии его изо­бра­же­ния были най­де­ны в Мав­зо­лее Авгу­ста в Риме²²⁹, в Аре­ла­те (Нар­бонн­ская Гал­лия) с.185 (AE 1952, № 165; EJ, p. 59), на силь­но раз­ру­шен­ных алта­рях из г. Потен­ции в Пицене (ILS, № 82) и Рима (ILS, № 83). Э. Рэмейдж даже счи­та­ет, что такие копии были раз­ме­ще­ны в каж­дом рим­ском горо­де на алта­рях, посвя­щен­ных La­res Augus­ti или Gens Augus­ta²³⁰. Боль­шое вни­ма­ние аги­та­ции обра­за clu­peus vir­tu­tis было уде­ле­но и в нумиз­ма­ти­ке. Сокра­ще­ние CL[upe­us] V[ir­tu­tis] в цен­тре неболь­шо­го круг­ло­го щита встре­ча­ет­ся на моне­тах раз­но­го досто­ин­ства не менее 35 раз (CREBM I, Augus­tus №№ 316, 321—322, 333—343, 353—356, 381—383, 403—409, 416—423)²³¹. «Доб­ро­де­те­ли» Авгу­ста тира­жи­ро­ва­лись и в искус­стве малых форм. Т. Хёль­стер отме­ча­ет, что похо­жую про­грам­му несут сце­ны, изо­бра­жен­ные на фри­зе из Капи­то­лий­ско­го музея, на Ara Pa­cis, на «Гем­ме Авгу­ста»²³². Образ Авгу­ста как три­ум­фа­то­ра, обла­даю­ще­го наи­выс­шей vir­tus, несут в себе изо­бра­же­ния на сереб­ря­ных бока­лах из Боско­ре­а­ле²³³.

Боль­шую роль в про­па­ган­де прин­цеп­са как носи­те­ля наи­боль­ших «доб­ле­стей» сыг­рал новый дом Окта­ви­а­на, постро­ен­ный на юго-запад­ном склоне Пала­ти­на. В отно­ше­нии раз­ме­ра и архи­тек­тур­ных реше­ний он не выде­лял­ся на общем фоне, мно­гие дома ноби­лей пре­вос­хо­ди­ли его в рос­ко­ши²³⁴. Но прин­цепс при­дал ему столь­ко сим­во­ли­че­ских зна­че­ний, что в конеч­ном сче­те назва­ние хол­ма, на кото­ром он был рас­по­ло­жен, ста­ло обо­зна­че­ни­ем рези­ден­ции рим­ских импе­ра­то­ров (pa­la­tium — дво­рец) (Dio Cass., LIII, 16). Само место­по­ло­же­ние долж­но было вызы­вать в памя­ти свя­щен­ные мифы и риту­а­лы про­ис­хож­де­ния и осно­ва­ния Рима²³⁵. Дом Авгу­ста нахо­дил­ся внут­ри Ro­ma Quad­ra­ta, осно­ван­но­го по пре­да­нию Рому­лом, рядом с хра­мом Вик­то­рии, осно­ван­ным, соглас­но леген­де, Еван­дром, неда­ле­ко от т. наз. «хижи­ны Рому­ла» и чуть выше «лест­ни­цы Кака». Таким обра­зом, это освя­ща­ло «бла­го­че­сти­ем ста­ри­ны» меро­при­я­тия 28—27 гг. до н. э. (res­ti­tu­tio rei pub­li­cae), а само­го Авгу­ста пред­став­ля­ло как завер­ши­те­ля рим­ской исто­рии, кото­рую, осно­вав город, нача­ли Ромул и Рем. Храм Апол­ло­на из вели­ко­леп­но­го каррар­ско­го мра­мо­ра, при­стро­ен­ный к дому Окта­ви­а­на и освя­щен­ный в 28 г. до н. э., созда­вал у совре­мен­ни­ков впе­чат­ле­ние того, что жили­ще прин­цеп­са было пред­две­ри­ем хра­ма и, соот­вет­ст­вен­но, ука­зы­вал на то, что в этом доме жил чело­век, кото­рый нахо­дил­ся под осо­бым бла­го­во­ле­ни­ем богов²³⁶. Сле­до­ва­тель­но, все это долж­но было ука­зы­вать на gra­vi­tas и pie­tas хозя­и­на.

с.186 Соглас­но сенат­ско­му поста­нов­ле­нию от 16 янва­ря 27 г. до н. э., наряду с дру­ги­ми зна­ка­ми бла­го­дар­но­сти, кося­ки дома были укра­ше­ны лав­ра­ми, а над две­рью был пове­шен лав­ро­вый венок (RGDA, 31). Эти поче­сти сим­во­ли­зи­ро­ва­ли три­ум­фаль­ные отли­чия Авгу­ста как пол­ко­во­д­ца (fe­li­ci­tas, vir­tus) и его заслу­ги в каче­стве спа­си­те­ля граж­дан (cle­men­tia) в войне про­тив М. Анто­ния (Ovid., Trist., III, 1, 33—48)²³⁷. Кро­ме того, А. Аль­фёль­ди осо­бо отме­тил риту­аль­ный харак­тер двух лав­ров, кото­ры­ми с неза­па­мят­ных вре­мен укра­шал­ся вход в зда­ния, имев­ших осо­бый рели­ги­оз­ный ста­тус, а имен­но re­gia, кото­рая вна­ча­ле слу­жи­ла куль­то­вым и слу­жеб­ным поме­ще­ни­ем для «царя свя­щен­но­дей­ст­вий», а позд­нее для вели­ко­го пон­ти­фи­ка, храм Весты и т. п.²³⁸. Дру­ги­ми сло­ва­ми, жили­ще Авгу­ста полу­чи­ло некий сакраль­ный ста­тус²³⁹. Не сто­ит забы­вать и о том, что лавр был сим­во­лом три­ум­фа и победы. Таким обра­зом, как само поло­же­ние дома Окта­ви­а­на, так и внеш­ние отли­чия, рас­по­ло­жен­ные рядом с его вхо­дом, опо­сре­до­ван­но выра­жа­ли тра­ди­ци­он­ные рим­ские доб­ро­де­те­ли его хозя­и­на: gra­vi­tas, fe­li­ci­tas, vir­tus, cle­men­tia, pie­tas.

Еще более ярко выра­жен­ную связь с аги­та­ци­ей «доб­ле­стей» прин­цеп­са и про­па­ган­дой его мораль­но­го пре­вос­ход­ства носит форум Авгу­ста, цен­тром кото­ро­го был храм Мар­са Мсти­те­ля. По сути Форум пред­став­лял собой как бы хра­мо­вый двор, окру­жен­ный высо­кой сте­ной, в нишах кото­рой рас­по­ла­га­лись ста­туи²⁴⁰. Заяв­ле­ния неко­то­рых иссле­до­ва­те­лей о том, что ком­по­зи­ция это­го соору­же­ния ука­зы­ва­ет на «рес­пуб­ли­ка­низм» Авгу­ста и его «искрен­нее вос­хи­ще­ние рес­пуб­ли­кан­ским режи­мом»²⁴¹, совер­шен­но без­осно­ва­тель­ны²⁴².

Клю­чом для пони­ма­ния зна­че­ния это­го архи­тек­тур­но­го ком­плек­са явля­ют­ся ста­туи, изо­бра­жав­шие зна­ме­ни­тых рим­лян, начи­ная с аль­бан­ских царей и закан­чи­вая совре­мен­ни­ка­ми Окта­ви­а­на, кото­рые сво­ей дея­тель­но­стью воз­вы­си­ли рим­ское государ­ство (Hor., Carm., IV, 8, 13—15; Suet., Div. Aug. 31; Lamprid., Vi­ta Alex., 28; ср.: Ovid., Fas­ti, V, 563 sqq.; Val. Max., III, 4, 3; Tac., Ann., IV, 15; XV, 72; Aul. Gell., IX, 11; Plin., N. H., XXII, 13)²⁴³. Сами ста­туи не сохра­ни­лись, но архео­ло­ги нашли несколь­ко десят­ков эло­гий к ним (CIL, I² p. 183—202; ILS, № 50—69)²⁴⁴ не толь­ко в Риме, но и в дру­гих ита­лий­ских горо­дах (напр.: Арре­ций (ILS, № 50, 54, 56—60, 62), Лави­ний с.187 (ILS, № 62), Пом­пеи (ILS, № 63—64), Сагунт (ILS, № 66)) бла­го­да­ря тому, что послед­ние раз­ме­ща­ли их копии у себя на фору­мах. Н. А. Маш­кин совер­шен­но спра­вед­ли­во ука­зы­ва­ет, что изу­че­ние эло­гий име­ет боль­шое зна­че­ние. Оно пока­зы­ва­ет, что Август уста­нав­ли­вал как бы бес­пре­рыв­ность раз­ви­тия от Энея до сво­их спо­движ­ни­ков и отте­нял те момен­ты, кото­рые соот­вет­ст­во­ва­ли его поли­ти­ке. Воз­ве­ли­че­ны были все леген­дар­ные пред­ки Авгу­ста (ср.: Tac., Ann., IV, 9; Dio Cass., LVI, 34). Эло­гий Рому­ла напи­сан был в тех же выра­же­ни­ях, что и эло­гии Дру­за или Мар­цел­ла²⁴⁵.

Перед посе­ти­те­ля­ми фору­ма про­хо­ди­ла, таким обра­зом, вся рим­ская исто­рия. И над всей этой исто­ри­ей воз­вы­шал­ся храм Мар­са Уль­то­ра, сим­вол fe­li­ci­tas рода Юли­ев²⁴⁶, кото­рый был постро­ен на огром­ной 3,5-мет­ро­вой цел­ле. В сущ­но­сти, этот архи­тек­тур­ный ком­плекс выра­жал идею «рим­ско­го мифа». Раз­ви­тие рим­ско­го государ­ства пред­став­ля­лось закон­чен­ным. Оно обре­ло свой логи­че­ский конец в новой государ­ст­вен­ной систе­ме, создан­ной Авгу­стом. Дея­тель­ность зна­ме­ни­тых рим­лян нахо­ди­ла свое логи­че­ское завер­ше­ние через Юлия Цеза­ря в дея­тель­но­сти «само­го вели­ко­го» рим­ля­ни­на, обла­да­те­ля наи­боль­ших «доб­ро­де­те­лей» — Авгу­ста, чьи тита­ни­че­ские уси­лия выве­ли общи­ну из пери­о­да про­дол­жи­тель­ных граж­дан­ских раздо­ров и при­ве­ли к про­цве­та­нию рим­ско­го государ­ства²⁴⁷. Полу­ча­ет­ся, что Август завер­шил зада­чу всех этих «геро­ев» и, сле­до­ва­тель­но, «рим­ский миф» замы­ка­ет­ся на нем.

Таким обра­зом, наш ана­лиз пока­зы­ва­ет, что про­па­ган­дист­ская кам­па­ния прин­цеп­са, направ­лен­ная на обос­но­ва­ние исклю­чи­тель­но­сти Окта­ви­а­на, была ответ­ной реак­ци­ей на стрем­ле­ние неко­то­рых оппо­зи­ци­он­ных ари­сто­кра­тов воз­вы­сить­ся в новых усло­ви­ях, что при­ве­ло бы к появ­ле­нию пре­тен­ден­тов, кото­рые мог­ли бы бро­сить вызов вла­сти Авгу­ста.

В свою оче­редь, «доб­ро­де­те­ли» clu­peus vir­tu­tis не име­ют ника­ко­го отно­ше­ния к «рес­пуб­ли­ка­низ­му». Так­же вряд ли сто­ит искать исто­ки этих «доб­ро­де­те­лей» в фило­соф­ском каноне пла­то­ни­ков и сто­и­ков или в «рес­пуб­ли­кан­ском» спис­ке нрав­ст­вен­ных качеств «иде­аль­но­го» рим­ля­ни­на. Август ори­ен­ти­ро­вал­ся в сво­ем выбо­ре не на какой-либо усто­яв­ший­ся канон, а на сло­жив­ши­е­ся обсто­я­тель­ства. Для про­па­ган­ды сво­его мораль­но­го пре­вос­ход­ства он исполь­зо­вал недав­ние собы­тия: Актий­скую вой­ну, «вос­ста­нов­ле­ние» государ­ства и свя­зан­ные с ним меро­при­я­тия. Сов­мест­ное употреб­ле­ние таких ста­рин­ных доб­ле­стей, как vir­tus и pie­tas, а так­же появив­ших­ся толь­ко в середине I в. до н. э. ius­ti­tia и cle­men­tia, гово­рит о том, что импе­ра­тор стре­мил­ся к идео­ло­ги­че­ско­му обос­но­ва­нию сво­ей еди­но­лич­ной вла­сти, а вовсе не к опо­ре на «рес­пуб­ли­ка­низм».

с.188 Итак, под­ведем итог. В целях оправ­да­ния сво­ей еди­но­лич­ной вла­сти Август исполь­зо­вал позд­не­рес­пуб­ли­кан­скую тер­ми­но­ло­гию и поли­ти­че­ские лозун­ги, широ­ко употреб­ляв­ши­е­ся в поли­ти­че­ской борь­бе эпо­хи Рес­пуб­ли­ки. Одна­ко, стре­мясь избе­жать воз­рож­де­ния оппо­зи­ции под фла­га­ми идео­ло­гии op­ti­ma­tes, он вся­че­ски под­чер­ки­вал «попу­ляр­ское» зву­ча­ние сво­ей аги­та­ции. Дру­ги­ми сло­ва­ми, идео­ло­гия ран­не­го Прин­ци­па­та не толь­ко не осно­вы­ва­лась на «рес­пуб­ли­ка­низ­ме», но и вся­че­ски про­ти­во­сто­я­ла ему. Меж­ду тем, исполь­зуя лозун­ги po­pu­la­res, осно­ван­ные на тра­ди­ци­он­ных рим­ских пред­став­ле­ни­ях, в несвой­ст­вен­ной им мане­ре и изме­няя их внут­рен­ний кон­текст и зна­че­ние, прин­цепс с их помо­щью навя­зы­вал рим­ско­му обще­ству монар­хи­че­ские идеи.

Выра­же­ние res pub­li­ca res­ti­tu­ta, взя­тое из сло­ва­ря «попу­ля­ров» и тес­но свя­зан­ное в эпо­ху Авгу­ста с поня­ти­ем res­ti­tu­tio, не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния к «вос­ста­нов­ле­нию» Рес­пуб­ли­ки. Напро­тив, в про­па­ган­де Авгу­ста оно слу­жи­ло оправ­да­ни­ем неза­кон­но­го захва­та вла­сти Окта­виа­ном. Так­же по-ино­му были рас­став­ле­ны акцен­ты в li­ber­tas «попу­ля­ров», в резуль­та­те чего поня­тие «сво­бо­да» все чаще вос­при­ни­ма­лось в каче­стве сино­ни­ма таких тер­ми­нов, как pax и se­cu­ri­tas. При­зы­вы же к миру и согла­сию внут­ри рим­ской общи­ны, имев­шие боль­шое зна­че­ние в идео­ло­ги­че­ских воз­зре­ни­ях «цеза­ри­ан­цев», пре­вра­ти­лись в поли­се­ман­тич­ную идею «импер­ско­го» мира, кото­рый самым непо­сред­ст­вен­ным обра­зом был свя­зан с лич­но­стью само­го Авгу­ста.

Еще более ярко монар­хи­че­ские идеи были выра­же­ны в при­ня­тии Окта­виа­ном ново­го име­ни Augus­tus. Этот сакраль­ный тер­мин в эпо­ху Рес­пуб­ли­ки был тес­но свя­зан с рели­ги­оз­ным куль­том. Ассо­ци­а­ция это­го поня­тия с живым чело­ве­ком, пред­на­ме­рен­ный выбор осо­бо­го тер­ми­на σε­βασ­τός для его пере­во­да на гре­че­ский язык ука­зы­ва­ют на попыт­ки рас­про­стра­не­ния в рим­ском обще­стве идей обо­жест­вле­ния Авгу­ста и рели­ги­оз­ной санк­ции его вла­сти. Опре­де­ля­ю­щим шагом в утвер­жде­нии еди­но­лич­ной вла­сти в Риме ста­ла про­па­ган­да «доб­ро­де­те­лей» пер­во­го импе­ра­то­ра. Вру­че­ние Окта­виа­ну золо­то­го щита за его «муже­ство», «спра­вед­ли­вость», «мило­сер­дие» и «бла­го­че­стие» рез­ко про­ти­во­по­став­ля­ло его все­му рим­ско­му обще­ству и объ­яв­ля­ло его носи­те­лем мораль­но­го пре­вос­ход­ства. Рим­ля­нам посто­ян­но навя­зы­ва­лись идеи, что имен­но от Авгу­ста зави­се­ли sa­lus pro­pe­ri­tas­que ci­vi­ta­tis.