Становление официальной идеологии принципата императора Августа

Гла­ва 2
Зарож­де­ние офи­ци­аль­ной идео­ло­гии прин­ци­па­та импе­ра­то­ра Цеза­ря Авгу­ста (44—30 гг. до н. э.)

с.78 Уже дол­гое вре­мя уче­ных инте­ре­су­ет про­цесс пере­хо­да от идео­ло­ги­че­ских «полис­ных» уста­но­вок Рес­пуб­ли­ки к про­па­ган­де монар­хи­че­ских идей в эпо­ху Прин­ци­па­та. Это­му вопро­су посвя­ще­но боль­шое коли­че­ство иссле­до­ва­ний. Одна­ко посто­ян­ные попыт­ки срав­не­ния про­па­ган­ды про­ти­во­бор­ст­ву­ю­щих сто­рон с идео­ло­ги­ей эпо­хи Прин­ци­па­та, сте­рео­ти­пы, пере­хо­дя­щие из одной работы в дру­гую, заяв­ле­ния о широ­ком исполь­зо­ва­нии млад­шим Цеза­рем «рес­пуб­ли­кан­ских» лозун­гов поз­во­ля­ют вновь обра­тить­ся к этой про­бле­ме. Подроб­ная трак­тов­ка про­па­ган­дист­ской поли­ти­ки Окта­ви­а­на в пер­вые меся­цы после смер­ти Цеза­ря и в эпо­ху Вто­ро­го три­ум­ви­ра­та (44—30 гг. до н. э.) во мно­гом будет спо­соб­ст­во­вать не толь­ко пра­виль­но­му пони­ма­нию про­цес­сов и изме­не­ний, про­хо­див­ших в сфе­ре идео­ло­гии в это вре­мя, но и в эпо­ху ран­не­го Прин­ци­па­та.

Вывод, кото­рый мы сде­ла­ли во вто­рой гла­ве о том, что в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки суще­ст­во­ва­ло раз­лич­ное вос­при­я­тие «опти­ма­та­ми» и «попу­ля­ра­ми» таких цен­ност­ных поня­тий, как res pub­li­ca, li­ber­tas, pax, в свою оче­редь, ста­вит новые вопро­сы: исполь­зо­ва­лись ли эти «пар­тий­ные» пред­став­ле­ния в эпо­ху Вто­ро­го три­ум­ви­ра­та про­ти­во­бор­ст­ву­ю­щи­ми сила­ми? Если да, то насколь­ко они были эффек­тив­ны­ми? И какое место они зани­ма­ли в про­па­ган­де Окта­ви­а­на? Кро­ме того, пока­зан­ное нами раз­ли­чие поня­тий «тра­ди­цио­на­лиз­ма» и «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» выдви­га­ет про­бле­му их соот­но­ше­ния в идео­ло­ги­че­ской поли­ти­ке Окта­ви­а­на и в конеч­ном сче­те вопрос о спра­вед­ли­во­сти заяв­ле­ний об исполь­зо­ва­нии млад­шим Цеза­рем в это вре­мя «рес­пуб­ли­кан­ских» лозун­гов.

Выво­ды боль­шин­ства иссле­до­ва­те­лей, изу­чав­ших идео­ло­ги­че­ское про­ти­во­сто­я­ние кон­ца 40 гг. до н. э., сво­дят­ся к тому, что убий­ство Г. Юлия Цеза­ря вызва­ло новый рас­кол сре­ди рим­ской ари­сто­кра­тии на сто­рон­ни­ков и про­тив­ни­ков погиб­ше­го дик­та­то­ра. «Цеза­ри­ан­цы» объ­яви­ли сво­их вра­гов «отце­убий­ца­ми», в свою оче­редь их про­тив­ни­ки назы­ва­ли сто­рон­ни­ков Цеза­ря «убий­ца­ми оте­че­ства», а себя — с.79 «спа­си­те­ля­ми» и «осво­бо­ди­те­ля­ми» res pub­li­ca¹. Тира­но­убий­цы свое дея­ние про­воз­гла­ша­ли актом «осво­бож­де­ния» рим­ско­го наро­да, в свя­зи с чем в сво­ей про­па­ган­де широ­ко исполь­зо­ва­ли лозунг li­ber­tas, без кото­рой не может суще­ст­во­вать res pub­li­ca². Таким обра­зом, про­па­ган­да li­be­ra­to­res отча­сти иде­а­ли­зи­ру­ет­ся, так как все их идео­ло­ги­че­ские лозун­ги и акции рас­смат­ри­ва­ют­ся как «рес­пуб­ли­кан­ский обра­зец»³. По мне­нию части совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей, точ­ка зре­ния кото­рых в послед­нее вре­мя обре­та­ет все боль­шую попу­ляр­ность, в даль­ней­шем li­ber­tas в сво­ей про­па­ган­де стал исполь­зо­вать Август, что яко­бы ука­зы­ва­ет на его ори­ен­та­цию на «рес­пуб­ли­ка­низм»⁴. Такая трак­тов­ка собы­тий застав­ля­ет нас обра­тить вни­ма­ние на идео­ло­ги­че­скую аги­та­цию и про­па­ган­ду li­be­ra­to­res.

Преж­де все­го сле­ду­ет под­черк­нуть, что «осво­бо­ди­те­ли», или «тира­но­убий­цы», были наслед­ни­ка­ми op­ti­ma­tes. Источ­ни­ки пря­мо ука­зы­ва­ют на то, что par­tes Pom­peia­nae (а затем и Bru­tia­nis Cas­sia­nis­que par­tes) сфор­ми­ро­ва­лась на осно­ве поли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок «чест­ных», объ­еди­нив­ших­ся перед лицом общей для них опас­но­сти (ср.: Cic., Fam., VIII, 14, 3; XII, 25, 5; Plut., Brut., 10, 12; Cic., 37; Pomp., 64; App., B. C., IV, 94). с.80 В осно­ве идео­ло­ги­че­ских пред­став­ле­ний «пом­пе­ян­цев» так­же лежат лозун­ги op­ti­ma­tes. Антич­ные исто­ри­ки харак­те­ри­зу­ют li­be­ra­to­res как ярых про­тив­ни­ков «тира­нии» и защит­ни­ков li­ber­tas (App., B. C., II, 120—121, 137—141; IV, 67; Plut., Brut., 9—10, 18, 30; Dio Cass., XLVII, 42—43).

Одна­ко усло­вия граж­дан­ской вой­ны при­ве­ли к опре­де­лен­ным изме­не­ни­ям в поли­ти­че­ской про­па­ган­де «осво­бо­ди­те­лей». Наша трак­тов­ка источ­ни­ков поз­во­ля­ет по-дру­го­му посмот­реть на сущ­ность этой аги­та­ции. Преж­де все­го здесь сле­ду­ет отме­тить сохра­нив­шу­ю­ся у Аппи­а­на речь Г. Кас­сия Лон­ги­на, адре­со­ван­ную вой­ску «пом­пе­ян­цев» перед бит­вой при Филип­пах, а так­же нумиз­ма­ти­че­ские источ­ни­ки как наи­бо­лее аутен­тич­ный мате­ри­ал.

Мне­ния совре­мен­ных уче­ных об исто­ри­че­ской цен­но­сти речи Г. Кас­сия разде­ли­лись. Н. А. Маш­кин и А. Берне пола­га­ют, что она явля­ет­ся сво­бод­ной кон­струк­ци­ей антич­но­го исто­ри­ка⁵. А. Гоуинг в свою оче­редь счи­та­ет, что Аппи­ан все же исполь­зо­вал ори­ги­нал, но под­верг его зна­чи­тель­ной сти­ли­сти­че­ской пере­ра­бот­ке. В свя­зи с этим он отме­ча­ет, что Аппи­ан не пере­во­дил речь Кас­сия, а толь­ко пере­дал общий смысл, ском­пи­ли­ро­вав ее из отдель­ных фраг­мен­тов исто­рии Вале­рия Мес­са­лы и, воз­мож­но, Ази­ния Пол­ли­о­на⁶. По мне­нию П. Валль­ман­на и Э. Габ­бы, сле­ду­ет исхо­дить из того, что эта речь непо­д­лин­на в име­ю­щем­ся у нас виде. Одна­ко может быть вполне веро­ят­ным, что по мень­шей мере ее основ­ные момен­ты вос­хо­дят не к Аппи­а­ну, а к его источ­ни­ку. Иссле­до­ва­те­ли ука­зы­ва­ют на то, что мно­го подроб­но­стей, сооб­щен­ных лиде­ром li­be­ra­to­res, пол­но­стью мог­ли быть понят­ны толь­ко его совре­мен­ни­кам⁷.

Выво­ды Э. Габ­бы, А. Гоуин­га и П. Валль­ман­на, соглас­но кото­рым Аппи­ан заим­ст­во­вал речь Кас­сия через вто­рые руки и под­верг ее сти­ли­сти­че­ской пере­ра­бот­ке, вполне мож­но при­нять⁸. Одна­ко сохра­нив­ши­е­ся с.81 дан­ные и сам кон­текст у Аппи­а­на поз­во­ля­ют нам гово­рить, что антич­ный исто­рик в этом фраг­мен­те зави­сит от сво­его источ­ни­ка гораздо боль­ше, чем на это ука­зы­ва­ют совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли. Суще­ст­вен­ным дово­дом в поль­зу такой точ­ки зре­ния явля­ет­ся тот факт, что прак­ти­че­ски каж­дый абзац этой речи мож­но про­ком­мен­ти­ро­вать с помо­щью монет, кото­рые мас­со­во чека­ни­ли М. Брут и Г. Кас­сий в это вре­мя.

Обра­тим­ся к раз­бо­ру тек­ста. В отрыв­ке у Аппи­а­на Г. Кас­сий при­во­дит «опти­мат­ские» дово­ды убий­ства Цеза­ря и раз­вя­зы­ва­ния граж­дан­ской вой­ны: «В обла­сти мир­ных дел он [Г. Юлий Цезарь] ока­зал­ся заслу­жи­ваю­щим пори­ца­ния… в отно­ше­нии зако­нов, в отно­ше­нии государ­ст­вен­но­го строя: ведь более ни одно­го не оста­ва­лось в силе зако­на, ни свя­зан­но­го с вла­стью зна­ти, ни с вла­стью наро­да (οὐδεὶς νό­μος οὔτε ἀρισ­τοκρα­τικὸς κύ­ριος οὔτε δη­μοτι­κὸς). А все это уста­но­ви­ли еще наши пред­ки (οἱ πα­τέρες ἡμῶν), когда по изгна­нии царей они дали клят­ву и зарок нико­гда более не потер­петь новых царей (οὐκ ἀνέ­ξεσ­θαι βα­σιλέων ἐς τὸ μέλ­λον ἑτέ­ρων). Хра­ня эту клят­ву и отвра­щая от себя про­кля­тие, мы, потом­ки кляв­ших­ся, не мог­ли доль­ше допус­кать, чтобы один чело­век… в себе одном сосре­дото­чил всю власть, от наро­да взял себе рас­по­ря­же­ние государ­ст­вен­ной каз­ной и вой­ском и выбо­ры маги­ст­ра­тов, от сена­та — управ­ле­ние про­вин­ци­я­ми, чтобы вме­сто всех зако­нов он сам стал един­ст­вен­ным зако­ном; чтобы вме­сто вла­сти наро­да яви­лась власть гос­по­ди­на (ὁ αὐτοκ­ρά­τωρ) тобы вме­сто сена­та занял место во всем само­дер­жец…» (App., B. C., IV, 91, 93, пер. Т. Н. Кни­по­вич; ср.: App., B. C., II, 111, 113—114, 119). Вслед за этим Г. Кас­сий при­зы­ва­ет бороть­ся за li­ber­tas: «…идем, сорат­ни­ки, … идем вое­вать за сво­бо­ду (ὑπὲρ ἐλευ­θερίας), на поль­зу одно­му толь­ко рим­ско­му сена­ту и наро­ду» (App., B. C., IV, 98, пер. Т. Н. Кни­по­вич).

Эти же идеи нашли свое яркое отра­же­ние и в монет­ной чекан­ке «тира­но­убийц»⁹. На мно­го­чис­лен­ных моне­тах встре­ча­ет­ся изо­бра­же­ние боги­ни Сво­бо­ды и леген­да li­ber­tas (Ba­be­lon, № Junia 31, 33—34; CRRBM, №№ Ro­me 3861, East 83—84; RRC, № 433/1, 505/1, 505/3)¹⁰ (прил. А, рис. 12, 22—23). Ино­гда встре­ча­ет­ся ста­рин­ное напи­са­ние lei­ber­tas (CRRBM, №№ East 38—39; RRC, №№ 501/1—2) (прил. А, рис. 13, 16), кото­рое, по спра­вед­ли­во­му мне­нию Д. Манн­шпер­ге­ра, пояс­ня­ет, что этот лозунг с.82 «осво­бо­ди­те­лей» сле­ду­ет пони­мать как древ­нюю «сво­бо­ду отцов», кото­рые изгна­ли царя¹¹, то есть в «опти­мат­ском» смыс­ле. Пока­за­тель­но, что в Афи­нах брон­зо­вые ста­туи М. Бру­та и Г. Кас­сия были постав­ле­ны рядом с изва­я­ни­я­ми тира­но­убийц Гар­мо­дия и Ари­сто­ги­то­на (Dio Cass., XLVII, 20)¹².

Ссыл­ки на «отцов», боров­ших­ся про­тив цар­ской вла­сти, име­ют свою парал­лель в дру­гой эмис­сии, кото­рую Дж. Сами вслед за Х. А. Грю­бе­ром не вполне обос­но­ван­но дати­ру­ет 59 г. до н. э.¹³. Дати­ров­ка М. Х. Кра­у­фор­да — 54 г. до н. э. — так­же сомни­тель­на¹⁴. По наше­му мне­нию, боль­ше дове­рия заслу­жи­ва­ет точ­ка зре­ния Э. Бабе­ло­на и Н. А. Маш­ки­на, отно­ся­щих эти дена­рии к 44—43 гг. до н. э.¹⁵. На этих моне­тах изо­бра­же­ны герои ста­рин­ных ари­сто­кра­ти­че­ских пре­да­ний, кото­рых М. Брут счи­тал сво­и­ми пред­ка­ми по отцов­ской и мате­рин­ской лини­ям: леген­дар­ный рим­ский кон­сул Л. Юний Брут, изгнав­ший Тарк­ви­ния Гор­до­го, и Г. Сер­ви­лий Ага­ла, убив­ший по пре­да­нию в 439 г. до н. э. Спу­рия Мелия, кото­ро­го подо­зре­ва­ли в стрем­ле­нии к тира­нии из-за того, что он во вре­мя голо­да разда­вал хлеб неиму­щим (CRRBM, №№ Ro­me 3861, 3864; RRC, №№ 433/1, 433/2) (прил. А, рис. 12, 14).

Обви­не­ния Г. Кас­сия в стрем­ле­нии Юлия Цеза­ря к тира­нии и цар­ской вла­сти и оправ­да­ние его убий­ства так­же нахо­дят под­твер­жде­ния в нумиз­ма­ти­че­ских источ­ни­ках. На ревер­се одно­го из дена­ри­ев Л. Пле­то­рия и М. Бру­та поме­ще­но изо­бра­же­ние фри­гий­ско­го кол­па­ка (pi­leus) меж­ду дву­мя кин­жа­ла­ми. Фри­гий­ский кол­пак был сим­во­лом осво­бож­де­ния раба, но в такой трак­тов­ке это изо­бра­же­ние озна­ча­ло избав­ле­ние от раб­ства¹⁶. Соот­вет­ст­вен­но, убий­ство Цеза­ря при­зна­ва­лось закон­ным, а леген­да EID[ibus] MAR[tiis] (то есть «в мар­тов­ские иды»), сопро­вож­дав­шая эту ком­по­зи­цию, ука­зы­ва­ла на то, что в этот день рим­ский народ был осво­бож­ден от ига тира­нии и цар­ской вла­сти (CRRBM, № East 68; RRC, № 508/3) (прил. А, рис. 15).

Одна­ко на этом сов­па­де­ния меж­ду речью Г. Кас­сия у Аппи­а­на и нумиз­ма­ти­че­ски­ми свиде­тель­ства­ми не закан­чи­ва­ют­ся. Лиде­ры li­be­ra­to­res, стре­мясь раз­ве­ять сло­жив­ший­ся у мно­гих рим­ских леги­о­не­ров роман­ти­че­ский оре­ол вокруг Цеза­ря-пол­ко­во­д­ца¹⁷, наряду с тра­ди­ци­он­ны­ми лозун­га­ми с.83 op­ti­ma­tes актив­но про­па­ган­ди­ро­ва­ли свои vir­tus и fe­li­ci­tas как воен­ных вождей, под­чер­ки­вая так­же един­ство и общ­ность пол­ко­вод­цев и вой­ска. То есть «пом­пе­ян­цы» исполь­зо­ва­ли рито­ри­ку «цеза­ри­ан­цев»¹⁸.

Уже Децим Брут в октяб­ре 44 г. до н. э. заяв­ля­ет в пись­ме к Цице­ро­ну, что он стре­мит­ся пере­ма­нить сол­дат на сто­ро­ну «пом­пе­ян­цев»: «Я про­дви­нул­ся с вой­ском в область иналь­пий­цев— не столь­ко гоня­ясь за зва­ни­ем импе­ра­то­ра (no­men im­pe­ra­to­rium cap­tans), сколь­ко желая удо­вле­тво­рить сол­дат и сде­лать их надеж­ны­ми для защи­ты наше­го дела (fir­mos eos ad tuen­das nostras­res ef­fi­ce­re)» (Cic., Fam., XI, 4, 1, пер. В. О. Горен­штей­на).

Отго­лос­ки этой аги­та­ции мож­но, по наше­му мне­нию, заме­тить и в речи Кас­сия. Аппи­ан, пред­ва­ряя ее, пояс­ня­ет, что обра­ще­ние с речью к вой­ску (а ско­рее все­го, рас­про­стра­не­ние li­bel­li подоб­но­го содер­жа­ния сре­ди леги­о­не­ров) как раз и было заду­ма­но для того, «чтобы кто-нибудь из них из-за вида или сход­ства [име­ни] ново­го Цеза­ря не попы­тал­ся перей­ти на дру­гую сто­ро­ну (μή τις ἐς τὴν ὄψιν ἢ ὁ­μω­νυμίαν τοῦ νέου Καίσα­ρος νεω­τερί­σειεν ἐλθόν­τος)» (App., B. C., IV, 89). Г. Кас­сий на про­тя­же­нии всей речи ста­ра­ет­ся под­черк­нуть вза­им­ное дове­рие и еди­не­ние лиде­ров «осво­бо­ди­те­лей» и про­стых вои­нов: «Во вза­им­ном друг к дру­гу дове­рии нас объ­еди­ня­ет глав­ным обра­зом опас­ность, явля­ю­ща­я­ся для нас общей. Но нас объ­еди­ня­ет так­же и выпол­не­ние на деле всех дан­ных нами обе­ща­ний как самое надеж­ное руча­тель­ство в том, что мы обе­ща­ем вам в буду­щем… Так что есть ли нуж­да при­зы­вать вас речью к пре­дан­но­сти, да и к еди­но­мыс­лию, коль ско­ро нас свя­зы­ва­ет воору­же­ние и общее дело?… Пусть не тре­во­жит­ся и тот, кому, может быть, при­шлось быть вои­ном у Цеза­ря. Даже и тогда ведь мы при­над­ле­жа­ли не ему, а родине, и давав­ше­е­ся нам жало­ва­нье и награ­ды дава­лись не Цеза­рем, а государ­ст­вом; и теперь вы не боль­ше явля­е­тесь вой­ском Кас­сия или Бру­та, чем рим­ским вой­ском; мы же, рим­ские пол­ко­вод­цы, — ваши това­ри­щи по воен­ной служ­бе» (App., B. C., IV, 90, 98, пер. Т. Н. Кни­по­вич). Так­же Г. Кас­сий под­чер­ки­ва­ет заботу о сол­да­тах и зна­ние воен­но­го дела пол­ко­во­д­ца­ми (App., B. C., IV, 99).

К это­му сле­ду­ет доба­вить важ­ный факт, на кото­рый иссле­до­ва­те­ли обра­ща­ли мало вни­ма­ния. Г. Кас­сий несколь­ко раз назы­ва­ет сол­дат οἱ συστρα­τιῶται (сорат­ни­ки) (App., B. C., IV, 90, 91, 98—100). Но этот тер­мин явля­ет­ся экви­ва­лен­том латин­ско­му сло­ву com­mi­li­to­nes¹⁹, кото­рое цели­ком при­над­ле­жит лек­си­ко­ну цеза­ри­ан­цев! При­ведем несколь­ко при­ме­ров. «На сход­ках (pro con­tio­ne) он [Г. Юлий Цезарь] обра­щал­ся с.84 к ним не “вои­ны!” (mi­li­tes), а лас­ко­вее: “сорат­ни­ки!”(com­mi­li­to­nes)» (Suet., Div. Iul., 67, пер. М. Л. Гас­па­ро­ва; ср.: Suet., Div. Claud., 10; Gal­ba, 20; Vi­tell., 11; ILS, № 2609, 5; Caes., B. C., III, 71; [Caes.] De bel­lo af­ric., 45; Liv., II, 55; Tac., Hist., I., 29—30, 35, 37—38, 83—84; II, 66; IV, 72; App., B. C., III, 65). «После граж­дан­ских войн (post bel­la ci­vi­lia) он [Август] уже ни разу ни на сход­ке, ни в эдик­те (aut in con­ti­nio­ne aut per edic­tum) не назы­вал вои­нов “сорат­ни­ка­ми” (com­mi­li­to­nes), а толь­ко “вои­на­ми” (mi­li­tes), и не раз­ре­шал ино­го обра­ще­ния ни сыно­вьям, ни пасын­кам, когда они были вое­на­чаль­ни­ка­ми: он нахо­дил это слиш­ком льсти­вым и для воен­ных поряд­ков, и для мир­но­го вре­ме­ни, и для досто­ин­ства сво­его и сво­их ближ­них» (Suet., Div. Aug., 25, пер. М. Л. Гас­па­ро­ва; ср.: [Aur. Vict.], Epi­tom. de Cae­sar., I, 14).

Прав­да, этот тер­мин исполь­зо­вал и Цице­рон. Но все­го два раза: в XIII Филип­пи­ке и в пись­ме к Деци­му Бру­ту. В XIII Филип­пи­ке употреб­ле­ние com­mi­li­to­nes неса­мо­сто­я­тель­но, так как Цице­рон цити­ру­ет откры­тое пись­мо М. Анто­ния к А. Гир­цию и Окта­виа­ну (Cic., Phil., XIII, 33). В пись­ме к Бру­ту рим­ский ора­тор назы­ва­ет вете­ра­нов его «сорат­ни­ка­ми», кото­рые пере­шли на сто­ро­ну сена­та: «…нако­нец, не счи­тай, что дере­вен­ские люди [т. е. вете­ра­ны], но храб­рей­шие мужи и чест­ней­шие граж­дане были безум­ны — во-пер­вых, сол­да­ты-вете­ра­ны, твои сорат­ни­ки; затем Мар­сов леги­он, чет­вер­тый леги­он, кото­рые при­зна­ли сво­его кон­су­ла вра­гом и пре­до­ста­ви­ли себя для защи­ты бла­га res pub­li­ca» (Cic., Fam., XI, 7, 2, пер. В. О. Горен­штей­на). Но сам кон­текст это­го пас­са­жа, когда Цице­рон назы­ва­ет вете­ра­нов Цеза­ря вна­ча­ле дере­вен­ски­ми людь­ми (ho­mi­nes rus­ti­ci), затем храб­рей­ши­ми мужа­ми (vi­res for­tis­si­mi) и чест­ней­ши­ми граж­да­на­ми (ci­ves op­ti­mi) и в кон­це допус­ка­ет, что кто-то счи­та­ет их безум­ны­ми (de­men­ti), — ука­зы­ва­ет на несколь­ко иро­нич­ный смысл (com­mi­li­to­nes tui, т. е. твои бое­вые това­ри­щи), кото­рый вкла­ды­ва­ет в этот тер­мин зна­ме­ни­тый ора­тор. Иро­ния так­же заклю­ча­ет­ся в том, что Цице­рон крайне нега­тив­но отно­сил­ся к сель­ским жите­лям, кото­рых во вре­мя граж­дан­ской вой­ны наби­ра­ли в леги­о­ны, он пря­мо назы­ва­ет их ско­ти­ной (pe­cus) и чумой (pes­tis) (Cic., Phil., VIII, 9, ср.: Phil., X, 22)²⁰. На наш взгляд, еди­нич­ность употреб­ле­ния и иро­нич­ность кон­тек­ста под­твер­жда­ют, что это сло­во, вышед­шее из сол­дат­ско­го слен­га, все­це­ло при­над­ле­жа­ло имен­но лек­си­ко­ну «цеза­ри­ан­цев».

Таким обра­зом, здесь мож­но при­нять две вер­сии. Либо Аппи­ан, сти­ли­зи­руя латин­ский ори­ги­нал, исполь­зо­вал усто­яв­ший­ся шаб­лон обра­ще­ния пол­ко­во­д­ца к сол­да­там (в эпо­ху граж­дан­ских войн I в. до н. э.). Такое же обра­ще­ние к сол­да­там гре­че­ский исто­рик при­пи­сы­ва­ет и с.85 Гн. Пом­пею, и М. Бру­ту, и Л. Анто­нию, и М. Анто­нию (App., B. C., II, 72; III, 38; IV, 117, 119; V, 39). Либо такое обра­ще­ние Г. Кас­сия дей­ст­ви­тель­но име­ло место. В поль­зу вто­рой вер­сии свиде­тель­ст­ву­ет то, что такое обра­ще­ние не еди­нич­но (App., B. C., IV, 90, 91, 98—100). Кро­ме того, ора­тор употреб­ля­ет дру­гие «нестан­дарт­ные» обра­ще­ния по отно­ше­нию к сол­да­там: ὁ δῆ­μος (плебс) (App., B. C., IV, 92), οἱ πο­λῖται (граж­дане) (App., B. C., IV, 92, 96).

При­ме­ча­тель­но, что в нумиз­ма­ти­че­ской про­па­ган­де эти идеи выра­же­ны более ярко. Руко­во­ди­те­ли «анти­це­за­ри­ан­цев» вся­че­ски стре­ми­лись под­черк­нуть свои vir­tus и fe­li­ci­tas, осо­бен­но боль­шое вни­ма­ние уде­ляя про­па­ган­де воен­ных побед²¹. На ревер­се уже рас­смот­рен­но­го нами дена­рия М. Бру­та (прил. А, рис. 13) изо­бра­же­на лира меж­ду плек­тром и лав­ро­вой вет­вью. Исхо­дя из того, что лира и лавр были сим­во­ла­ми Апол­ло­на, а так­же учи­ты­вая, что гре­че­ский город Апол­ло­ния с I в. до н. э. стал чека­нить на сво­их моне­тах лиру (CGCBM VII, №№ Apol­lo­nia 80—82), Х. А. Грю­бер, а вслед за ним и П. Валль­манн при­шли к выво­ду, что это изо­бра­же­ние сим­во­ли­зи­ру­ет победу М. Бру­та над Г. Анто­ни­ем и захват Апол­ло­нии²². На одном из кви­на­ри­ев при­сут­ст­ву­ет изо­бра­же­ние яко­ря и кора­бель­но­го носа, соот­но­ся­ще­е­ся с мор­ским гос­под­ст­вом (прил. А, рис. 16). По-види­мо­му, это напо­ми­на­ние о мор­ской победе М. Бру­та, воз­мож­но, над тем же Г. Анто­ни­ем²³. На ревер­сах еще несколь­ких монет при­сут­ст­ву­ют изо­бра­же­ния боги­ни Вик­то­рии с лав­ро­вым вен­ком в руке, воен­ных тро­фе­ев в знак побед над ликий­ца­ми и фра­кий­ца­ми, что, несо­мнен­но, сим­во­ли­зи­ру­ет vir­tus и fe­li­ci­tas пол­ко­во­д­ца, нахо­дя­ще­го­ся под покро­ви­тель­ст­вом боже­ства (CRRBM, №№ East 46, 55, 59, 63; RRC, №№ 502/1, 504/1, 506/2, 507/1b, 507/2)²⁴ (прил. А, рис. 17—21). Моне­ты Кас­сия так­же несут изо­бра­же­ния (ap­lustre и розы — сим­вол о. Родос), кото­рые ука­зы­ва­ют на его мор­ские победы над родос­ца­ми (Co­hen I, №№ Cas­sius 3—6, 8—10; CRRBM, №№ East 83—84; RRC, № 505/1, 505/3)²⁵ (прил. А, рис. 22—23). Таким обра­зом, и в монет­ной про­па­ган­де про­смат­ри­ва­ют­ся заим­ст­во­ва­ния из «цеза­ри­ан­ской» аги­та­ции²⁶.

Такая важ­ная про­бле­ма во вза­и­моот­но­ше­ни­ях с вете­ра­на­ми, как финан­со­вый вопрос, так­же нашла свое отра­же­ние и в речи Г. Кас­сия, и в монет­ной чекан­ке. Вне вся­ких сомне­ний, лиде­ры li­be­ra­to­res отчет­ли­во осо­зна­ва­ли, что их аги­та­ция име­ла неболь­шой успех сре­ди леги­о­не­ров, с.86 мно­гие из кото­рых слу­жи­ли под началь­ст­вом Цеза­ря²⁷. С этой про­бле­мой столк­нул­ся уже Гн. Пом­пей. В пись­ме к Л. Доми­цию он пишет: «…ведь в настро­е­нии тех сол­дат, кото­рые нахо­дят­ся со мной, я не уве­рен доста­точ­но, чтобы сра­зить­ся за всю судь­бу res pub­li­ca» (Cic., Att., VIII, 12d, 1, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Att., VII, 13, 2). Поэто­му do­na­ti­va исполь­зо­ва­лись для укреп­ле­ния авто­ри­те­та М. Бру­та и Г. Кас­сия в гла­зах сол­дат­ской мас­сы. Тот же Гн. Пом­пей в 49 г. до н. э. откры­то обе­щал сол­да­там пре­взой­ти щед­ро­стью Г. Юлия Цеза­ря (Cic., Att., IX, 9, 2). Вооб­ще, «анти­це­за­ри­ан­цы» обра­ща­ли осо­бое вни­ма­ние на денеж­ные разда­чи. В день убий­ства Цеза­ря сорат­ни­ки Бру­та и Кас­сия даже при­ня­ли реше­ние раздать день­ги плеб­су, чтобы пере­ма­нить часть наро­да на свою сто­ро­ну (App., B. C., II, 120).

Г. Кас­сий в сво­ей речи два раза воз­вра­ща­ет­ся к денеж­ным разда­чам. В середине речи, рас­ска­зы­вая о про­скрип­ци­ях, он заяв­ля­ет: «…посту­пая таким обра­зом, они [три­ум­ви­ры] все же не выпла­ти­ли сво­им вои­нам обе­щан­ных подар­ков. Мы же… выпла­ти­ли нашим вои­нам все обе­щан­ное и име­ем сред­ства для еще боль­ших наград» (App., B. C., IV, 96 пер. Т. Н. Кни­по­вич). Во вто­рой раз «пом­пе­я­нец» гово­рит о денеж­ных выпла­тах в кон­це речи. Симп­то­ма­тич­но, что этим пас­са­жем он и закан­чи­ва­ет свое выступ­ле­ние: «…денег, кото­рые назы­ва­ют глав­ным нер­вом вой­ны, у них [три­ум­ви­ров] нет: они не выпла­ти­ли вой­ску обе­щан­ных наград; не соот­вет­ст­ву­ют их ожи­да­ни­ям и дохо­ды от про­скрип­ций, … не посту­па­ют к ним сред­ства и из дру­гих источ­ни­ков… У нас же бла­го­да­ря нашим ста­ра­ни­ям и налич­ные сред­ства име­ют­ся в изоби­лии, так что вам может быть тот­час же выда­но все, что потре­бу­ет­ся; и сверх того посту­па­ет еще мно­го из нахо­дя­щих­ся у нас в тылу про­вин­ций… мы, по при­ме­ру преж­них слу­ча­ев, отдав вам все, что обе­ща­ли, и воз­на­гра­див вашу вер­ность мно­же­ст­вом даров, возда­дим и за боль­шее дело по заслу­гам, если на то будет воля богов… мы теперь же, с этой же кафед­ры, выда­дим день­ги: каж­дый сол­дат полу­чит тыся­чу пять­сот ита­лий­ских драхм, цен­ту­ри­он — в пять раз боль­ше и воен­ный три­бун — соот­вет­ст­ву­ю­щую его зва­нию сум­му» (App., B. C., IV, 99—100 пер. Т. Н. Кни­по­вич; ср.: Plut., Brut., 38, 46).

Изо­бра­же­ния на моне­тах Л. Сестия, моне­та­рия li­be­ra­to­res, про­па­ган­ди­ру­ют те же идеи. На авер­сах этих дена­ри­ев поме­ще­на покры­тая голо­ва боги­ни Цере­ры с оже­ре­льем и вен­ком из коло­сьев (CRRBM, №№ East 41, 46; RRC, №№ 502/1, 502/2) (прил. А, рис. 18, 24). Вокруг нее раз­ме­ще­на леген­да L[uci­us] SES­TI[us] PRO Q[uaes­tor] (Л. Сестий про­кве­стор). По мне­нию Х. А. Грю­бе­ра, М. Брут назна­чил Л. Сестия про­кве­сто­ром для снаб­же­ния про­до­воль­ст­ви­ем сво­их леги­о­нов, — на что с.87 со всей оче­вид­но­стью ука­зы­ва­ет изо­бра­же­ние боги­ни пло­до­ро­дия²⁸. К это­му П. Валль­манн добав­ля­ет заме­ча­ние, что изо­бра­же­ние Цере­ры сим­во­ли­зи­ру­ет изоби­лие и пото­му долж­но демон­стри­ро­вать для полу­ча­те­лей денеж­ных подар­ков, что финан­сы име­ют­ся в изоби­лии, — таким обра­зом, все это долж­но укреп­лять связь тира­но­убийц с вой­ском²⁹. Та же идея зало­же­на в дена­рии Л. Пле­то­рия Сести­а­на, на авер­се кото­ро­го поме­ще­но все то же изо­бра­же­ние Цере­ры (CRRBM, № East 66; RRC, № 508/2) (прил. А, рис. 25).

Под­во­дя итог, сле­ду­ет отме­тить, что Аппи­ан для состав­ле­ния речи Г. Кас­сия исполь­зо­вал доку­мент эпо­хи граж­дан­ских войн, кото­рый явля­ет­ся важ­ным источ­ни­ком для изу­че­ния про­па­ган­ды «анти­це­за­ри­ан­цев». Сведе­ния, извле­чен­ные из это­го доку­мен­та, и дан­ные монет­ной чекан­ки li­be­ra­to­res пока­зы­ва­ют, что наряду с маги­ст­раль­ной идео­ло­ги­че­ской уста­нов­кой «опти­ма­тов» сто­рон­ни­ки М. Бру­та и Г. Кас­сия актив­но исполь­зо­ва­ли лозун­ги и про­па­ган­дист­ские кли­ше «цеза­ри­ан­цев», тогда как мно­гие совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли отме­ча­ют толь­ко «опти­мат­скую» тра­ди­цию. По наше­му мне­нию, имен­но сла­бость идео­ло­ги­че­ских пози­ций сре­ди плеб­са и вете­ра­нов вынуж­да­ла «осво­бо­ди­те­лей» созна­тель­но заим­ст­во­вать удач­ные идео­ло­ги­че­ские лозун­ги и акции, харак­тер­ные для «цеза­ри­ан­цев». Сле­до­ва­тель­но, такой под­ход вынуж­да­ет нас с иной точ­ки зре­ния подой­ти к изу­че­нию про­па­ган­ды Окта­ви­а­на в кон­це 40-х — нача­ле 20-х гг. до н. э. и пере­смот­реть вопрос зна­чи­мо­сти «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» для идео­ло­ги­че­ской поли­ти­ки наслед­ни­ка Цеза­ря.

В совре­мен­ных иссле­до­ва­ни­ях, кото­рые были вызва­ны в первую оче­редь посто­ян­ным инте­ре­сом исто­ри­ков к вза­и­моот­но­ше­ни­ям меж­ду Окта­виа­ном и Цице­ро­ном, идей­ным вдох­но­ви­те­лем li­be­ra­to­res³⁰, все чаще встре­ча­ют­ся утвер­жде­ния о «пре­да­тель­стве» Окта­виа­ном в нача­ле его поли­ти­че­ской карье­ры Цице­ро­на, сена­та и Рес­пуб­ли­ки³¹. Так­же свою роль сыг­ра­ло заяв­ле­ние Окта­ви­а­на в заве­ща­нии о том, что он в 19 лет от роду вер­нул сво­бо­ду государ­ству (rem pub­li­cam… in li­ber­ta­tem vin­di­ca­vi) (RGDA, 1). Иссле­до­ва­те­ли усмат­ри­ва­ют в этом заяв­ле­нии исполь­зо­ва­ние «рес­пуб­ли­кан­ской фра­зео­ло­гии» и рас­смат­ри­ва­ют его в кон­тек­сте собы­тий 27 г. до н. э., когда Окта­виан «отка­зал­ся» от вла­сти и «вос­ста­но­вил с.88 Рес­пуб­ли­ку»³². Таким обра­зом, с одной сто­ро­ны, уде­ля­ет­ся чрез­мер­ное вни­ма­ние вли­я­нию на идео­ло­гию Окта­ви­а­на «рес­пуб­ли­кан­ских» лозун­гов, с дру­гой — про­па­ган­дист­ские уста­нов­ки более позд­не­го вре­ме­ни пере­но­сят­ся на 40-е гг. до н. э. В резуль­та­те аги­та­ция наслед­ни­ка Цеза­ря в нача­ле его поли­ти­че­ской карье­ры сре­ди вете­ра­нов и плеб­са, ока­зав­шая суще­ст­вен­ное вли­я­ние на даль­ней­шее фор­ми­ро­ва­ние идео­ло­ги­че­ских обра­зов и не свя­зан­ная с «рес­пуб­ли­ка­низ­мом», отча­сти оста­ет­ся «за кад­ром»³³. Поэто­му обра­ще­ние к пер­вым шагам Окта­ви­а­на в сфе­ре идео­ло­гии, несмот­ря на отно­си­тель­ную изу­чен­ность этой темы, пред­став­ля­ет­ся нам вполне обос­но­ван­ным.

Убий­ство Цеза­ря заста­ло Г. Окта­вия³⁴ в Апол­ло­нии, где он про­хо­дил обу­че­ние воен­но­му делу сре­ди македон­ских леги­о­нов, гото­вив­ших­ся к войне с пар­фя­на­ми (App., B. C., III, 9). Их пред­ста­ви­те­ли, а так­же дру­зья Окта­вия из Рима сове­то­ва­ли под­нять с помо­щью этих леги­о­нов вос­ста­ние, при­чем Саль­види­ен Руф и Агрип­па реко­мен­до­ва­ли при­нять это пред­ло­же­ние (Nic. Dam., Vi­ta Caes., 16; App., B. C., III, 10). Одна­ко наслед­ник Цеза­ря бла­го­ра­зум­но отка­зал­ся (Suet., Div. Aug., 8).

Во-пер­вых, Окта­вий был част­ным лицом и такие дей­ст­вия одно­знач­но сле­до­ва­ло бы трак­то­вать как мятеж про­тив закон­ной вла­сти³⁵. Во-вто­рых, ему шел толь­ко девят­на­дца­тый год и даже его леги­тим­ная поли­ти­че­ская дея­тель­ность была для рим­ско­го обще­ства, осно­ван­но­го на тра­ди­ци­ях (рим­ский «тра­ди­цио­на­лизм»), чем-то из ряда вон выхо­дя­щим³⁶. Цице­рон, М. Брут и Т. Аттик неод­но­крат­но назы­ва­ют его в пись­мах puer («маль­чи­ком») (Cic., Ad Att., XIV, 12, 2; XVI, 11, 6; 15, 3; Fam., X, 28, 3; XI, 7, 2; Brut., I, 15, 7; 16, 2, 5—6; 17, 1, 4; 18, 3; ср.: Ad Att., XVI, 8, 1; Phil., IV, 3), М. Анто­ний — «маль­чи­ком, всем обя­зан­ным сво­е­му име­ни (puer, qui om­nia no­mi­ni de­bes)» (Cic., Phil., XIII, 24; ср.: App., B. C., III, 43)³⁷, хотя, по рим­ским пред­став­ле­ни­ям, он был уже adu­les­cens (юно­ша)³⁸. Скры­тый смысл заклю­чал­ся в том, что puer имел и дру­гое зна­че­ние — взбал­мош­ный, лег­ко­мыс­лен­ный, слу­га, раб³⁹. Пока­за­тель­но, что после Мутин­ской вой­ны употреб­ле­ние это­го сло­ва (в при­ме­не­нии к Окта­виа­ну) было запре­ще­но поста­нов­ле­ни­ем сена­та (Serv., In Ver. Bu­col., I, 42)⁴⁰, а Све­то­ний гово­рит, с.89 что это оскорб­ле­ние яко­бы даже ста­ло пово­дом к раз­ры­ву с «опти­ма­та­ми» (Suet., Div. Aug., 12; ср.: Dio Cass., XLVI, 41). В-третьих, обста­нов­ка в Риме была неста­биль­ной и вряд ли Окта­вий имел более или менее досто­вер­ные сведе­ния о про­ис­хо­дя­щих там собы­ти­ях⁴¹. Мож­но толь­ко пред­по­ла­гать, что до наслед­ни­ка Цеза­ря дохо­ди­ли слу­хи о дву­смыс­лен­ных поступ­ках М. Анто­ния, пре­тен­до­вав­ше­го на лидер­ство в «цеза­ри­ан­ской» par­tes. Это тоже не дава­ло пово­да для нача­ла актив­ных воен­ных дей­ст­вий, ведь заго­вор­щи­ки и М. Анто­ний вполне мог­ли объ­еди­нить­ся про­тив выскоч­ки (в 40 г. до н. э. М. Анто­ний едва не начал штурм Брун­ди­зия, соеди­нив­шись с Секс­том Пом­пе­ем), чтобы заво­е­вать поли­ти­че­ские сим­па­тии рим­ско­го обще­ства⁴².

Окта­вий, отка­зав­шись от аван­тю­ры, при­был в Ита­лию в каче­стве част­но­го лица. О том, что он вряд ли обла­дал обшир­ной инфор­ма­ци­ей о поло­же­нии в Риме, гово­рит тот факт, что выса­дил­ся он рядом с неболь­шим город­ком Лупии на Адри­а­ти­че­ском побе­ре­жье (Nic. Dam., Vi­ta Caes., 17)⁴³. Одна­ко при­быв в Брун­ди­зий, пле­мян­ник погиб­ше­го дик­та­то­ра полу­чил тор­же­ст­вен­ный при­ем со сто­ро­ны вете­ра­нов (App., B. C., III, 12). По мне­нию мно­гих иссле­до­ва­те­лей, имен­но эти настро­е­ния сол­дат повли­я­ли на окон­ча­тель­ное реше­ние Окта­вия пре­тен­до­вать на наслед­ство и при­нять имя погиб­ше­го дик­та­то­ра⁴⁴.

Это дава­ло ему весо­мые пре­иму­ще­ства. Усы­нов­ле­ние Цеза­рем и при­ня­тие его име­ни озна­ча­ло в гла­зах мно­го­чис­лен­ной цеза­ри­ан­ской кли­ен­те­лы и насле­до­ва­ние поло­же­ния дик­та­то­ра⁴⁵. Сол­да­ты и вете­ра­ны Цеза­ря, по сооб­ще­нию Нико­лая Дамас­ско­го, так­же смот­ре­ли на Окта­вия, как на поли­ти­че­ско­го наслед­ни­ка (Nic. Dam., Vi­ta Caes., 29)⁴⁶.

По-види­мо­му, уже на этой сход­ке Окта­вий под­дер­жал лозунг «Месть за Цеза­ря», впер­вые про­воз­гла­шен­ный М. Лепидом еще 16 мар­та, через день после убий­ства дик­та­то­ра (Nic. Dam., Vi­ta Caes., 27)⁴⁷, кото­рый сыг­рал клю­че­вую роль в фор­ми­ро­ва­нии про­па­ган­ды Авгу­ста в началь­ный пери­од его поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти⁴⁸. Тогда же, ско­рее все­го, были выдви­ну­ты и с.92 дру­гие лозун­ги, тес­но свя­зан­ные с послед­ним: pie­tas Cae­sa­ris (что пол­но­стью соот­вет­ст­во­ва­ло тра­ди­ци­он­ным рим­ским пред­став­ле­ни­ям о mos maio­rum) и имя Cae­sar. Все совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли отме­ча­ют огром­ную важ­ность име­ни дик­та­то­ра для его при­ем­но­го сына⁴⁹. Оно име­ло настоль­ко боль­шое зна­че­ние для Окта­вия, что он даже пошел про­тив тра­ди­ций, играв­ших огром­ную роль в рим­ской поли­ти­че­ской жиз­ни. Объ­явив об усы­нов­ле­нии на сход­ке, он вел себя так, как буд­то оно было закон­ным, хотя на самом деле леги­тим­ное adop­tio состо­я­лось толь­ко по кури­ат­но­му зако­ну в авгу­сте 43 г.⁵⁰. с.93 Сверх это­го, при­няв имя умер­ше­го дик­та­то­ра, Окта­виан отка­зал­ся от обык­но­вен­но­го в этом слу­чае добав­ле­ния сво­его преды­ду­ще­го no­men, что, как заме­ча­ет В. Шмитт­хен­нер, «было пол­но­стью необыч­ным и совер­шен­но про­тив тра­ди­ции»⁵¹.

Одна­ко сто­ит отме­тить, что даль­ше вете­ра­нов и плеб­са эти лозун­ги не шли. Бла­го­да­ря сво­ей инту­и­ции, а воз­мож­но, и по сове­ту сво­его «шта­ба» Окта­виан занял откро­вен­но выжида­тель­ную, ней­траль­ную пози­цию по отно­ше­нию к ари­сто­кра­тии и «пом­пе­ян­цам». Это рас­це­ни­ва­ет­ся сто­рон­ни­ка­ми «вос­ста­нов­ле­ния Рес­пуб­ли­ки» как ори­ен­та­ция при­ем­но­го сына Цеза­ря на «рес­пуб­ли­ка­низм» уже в нача­ле его поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти⁵². На самом деле наслед­ник дик­та­то­ра про­во­дил мно­го­чис­лен­ные кон­суль­та­ции с раз­лич­ны­ми пред­ста­ви­те­ля­ми сенат­ской ари­сто­кра­тии, про­щу­пы­вая поч­ву для лега­ли­за­ции сво­его поло­же­ния⁵³.

Д. Кинаст осо­бо под­чер­ки­ва­ет, что тра­ди­ци­он­ное пред­став­ле­ние о суще­ст­во­ва­нии в сена­те в 44 г. до н. э. трех поли­ти­че­ских групп — сто­рон­ни­ков М. Анто­ния, li­be­ra­to­res и уме­рен­ных «цеза­ри­ан­цев», кото­рые не рас­смат­ри­ва­ли вос­ста­нов­ле­ние «опти­мат­ской» res pub­li­ca как угро­зу сво­е­му поло­же­нию⁵⁴, — ведет к силь­но­му упро­ще­нию поли­ти­че­ской ситу­а­ции это­го вре­ме­ни. Так, пле­бей­ский три­бун Л. Анто­ний, брат кон­су­ла М. Анто­ния, пред­ста­вил перед народ­ной сход­кой Окта­ви­а­на, толь­ко что при­быв­ше­го в Рим, в надеж­де запо­лу­чить в нем для коте­рии Мар­ка про­ти­во­вес в борь­бе с П. Кор­не­ли­ем Дола­бел­лой, дру­гим кон­су­лом-«цеза­ри­ан­цем», пре­тен­до­вав­шим на лиди­ру­ю­щие пози­ции в поли­ти­че­ской борь­бе того вре­ме­ни⁵⁵. Сле­ду­ет иметь в виду, что боль­шин­ство в сена­те состав­ля­ли не «пом­пе­ян­цы», а «цеза­ри­ан­цы». Нель­зя забы­вать и того, что Цезарь рас­ши­рил сенат до 900 чле­нов и при­мер­но 400 чело­век полу­чи­ли бла­го­да­ря ему ранг сена­то­ра. Кро­ме того, лиде­ры «осво­бо­ди­те­лей» не при­сут­ст­во­ва­ли на заседа­ни­ях, опа­са­ясь за свою жизнь, а вско­ре и вовсе отпра­ви­лись на Восток, куда за ними после­до­ва­ли мно­гие пред­ста­ви­те­ли моло­дой ари­сто­кра­тии, настро­ен­ные «пом­пе­ян­ски»⁵⁶.

К наблюде­нию Д. Кина­ста мож­но доба­вить, что вза­и­моот­но­ше­ния меж­ду поли­ти­ка­ми неред­ко про­хо­ди­ли на уровне меж­лич­ност­ных свя­зей. Весь­ма пока­за­тель­но, что Окта­виан сотруд­ни­чал не с «пом­пе­ян­ской» par­tes в целом, а толь­ко с Цице­ро­ном и еще неко­то­ры­ми про­се­нат­ски настро­ен­ны­ми ари­сто­кра­та­ми, то есть это были кон­так­ты част­но­го рода. с.94 Так, его отчим Л. Мар­ций Филипп несколь­ко раз встре­чал­ся с Цице­ро­ном. По мне­нию М. Дж. Дж. Гро-Фоу и И. Ш. Шиф­ма­на, эти встре­чи сле­ду­ет, по-види­мо­му, рас­це­ни­вать как эле­мент в поли­ти­че­ской игре Окта­ви­а­на, кото­рый стре­мил­ся вну­шить ора­то­ру пре­врат­ные пред­став­ле­ния о сво­их целях⁵⁷. Нуж­но под­черк­нуть, что Брут и Кас­сий отно­си­лись к само­му Окта­виа­ну и к его свя­зям с Цице­ро­ном весь­ма отри­ца­тель­но (Cic., Brut., I, 4, 5; 16, 1—2, 4—6; 17, 5; Plut., Cic., 45; Brut., 22).

Рас­суж­де­ния Я. Ю. Меже­риц­ко­го о том, что «из дале­кой Апол­ло­нии Цице­рон пред­став­лял­ся Окта­вию живым клас­си­ком и роман­тич­ным бор­цом за сво­бо­ду», так же мало соот­вет­ст­ву­ют дей­ст­ви­тель­но­сти, как и заяв­ле­ния Ф. Б. Мар­ша о том, что юно­ша изна­чаль­но про­ник­ся боль­шой любо­вью к «рес­пуб­ли­кан­ским» обы­ча­ям и тра­ди­ци­ям⁵⁸. Несо­мнен­но, «вос­хи­ще­ние» Окта­вия Цице­ро­ном⁵⁹ — это «каби­нет­ные рекон­струк­ции» совре­мен­ных исто­ри­ков. Как мы пока­за­ли во вто­рой гла­ве, в рим­ском обще­стве суще­ст­во­ва­ли раз­лич­ные пони­ма­ния таких фун­да­мен­таль­ных для рим­лян поня­тий, как «сво­бо­да», «рес­пуб­ли­ка», «мир». Это­го же мне­ния при­дер­жи­ва­ет­ся Д. Кинаст. Он на осно­ве пере­пис­ки Цице­ро­на и Г. Матия обра­ща­ет вни­ма­ние на то, что зна­ме­ни­тый ора­тор под сво­бо­дой пони­мал «сво­бо­ду опти­мат­ско­го государ­ства», без кото­рой невоз­мож­на res pub­li­ca, тогда как для «цеза­ри­ан­ца» Г. Матия послед­нее было абстракт­ным поня­ти­ем. Так­же Д. Кинаст ука­зы­ва­ет, что Г. Матий имел иное пред­став­ле­ние о li­ber­tas, и дает при­ме­ры попу­ляр­ско­го пони­ма­ния li­ber­tas дру­ги­ми «цеза­ри­ан­ца­ми». Поэто­му, как спра­вед­ли­во заклю­ча­ет иссле­до­ва­тель, «нель­зя было ожи­дать от Окта­ви­а­на како­го-либо пони­ма­ния ари­сто­кра­ти­че­ской li­ber­tas и нель­зя было тре­бо­вать от него защи­ты li­be­ra res pub­li­ca, о кото­рой он ниче­го не знал»⁶⁰.

Вме­сте с тем не сто­ит рас­смат­ри­вать зна­ме­ни­то­го ора­то­ра как эта­лон рим­ско­го пат­риота и про­ни­ца­тель­но­го поли­ти­ка или носи­те­ля высо­ких мораль­ных качеств⁶¹. Цице­рон заяв­лял, что Окта­ви­а­на нуж­но исполь­зо­вать до тех пор, пока он будет нужен в борь­бе про­тив М. Анто­ния (Cic., Att. XV, 12, 2; XVI, 8, 1; Fam., XII, 25, 4; Brut., I, 10, 3; I, 15, 7, 9; ср.: Att., XVI, 14, 1; Brut., I, 14, 2), а затем и его «сле­ду­ет вос­хва­лить, укра­сить, под­нять (lau­dan­dum, or­nan­dum, tol­len­dum)» (Cic., Fam., XI, 20, 1; Suet., Div. Aug., 12)⁶². Ю. Малиц отме­ча­ет, что такая пози­ция Цице­ро­на выте­ка­ла из того, что про­тив­ни­ки силь­но недо­оце­ни­ва­ли юно­го с.95 наслед­ни­ка дик­та­то­ра⁶³, и осо­бен­но этим стра­дал сам зна­ме­ни­тый ора­тор. Воз­мож­но, как пола­га­ет Д. Шотер, он хотел воз­ро­дить поли­ти­ку страв­ли­ва­ния меж­ду собой Цеза­ря и Пом­пея, кото­рую про­во­дил Катон Млад­ший⁶⁴. С. Л. Утчен­ко оправ­ды­ва­ет Цице­ро­на, счи­тая, что это была чрез­вы­чай­но пер­спек­тив­ная попыт­ка добить­ся рас­ко­ла в лаге­ре «цеза­ри­ан­цев» их рука­ми⁶⁵. Одна­ко сле­ду­ет напом­нить, что Цице­рон неод­но­крат­но делал став­ку на моло­дых поли­ти­ков, кото­рые с таким же посто­ян­ст­вом «пре­да­ва­ли» его. В годы Пер­во­го три­ум­ви­ра­та он пытал­ся при­влечь на свою сто­ро­ну Г. Кури­о­на Млад­ше­го, вско­ре бла­го­по­луч­но пере­шед­ше­го на сто­ро­ну Цеза­ря (Cic., Att., II, 8, 1; 12, 2; 18, 1; Fam., II, 5, 2; VIII, 4, 2; ср.: Att., VI, 3, 4; Fam., VIII, 6, 5), его при­ме­ру после­до­вал и М. Целий Руф (Cic., Fam., VIII, 17, 1). Окта­виан не стал пер­вым моло­дым поли­ти­ком после смер­ти Цеза­ря, на кото­ро­го обра­тил вни­ма­ние зна­ме­ни­тый ора­тор. Пер­вой его став­кой был Дола­бел­ла. Цице­рон с радо­стью вос­при­нял раз­молв­ку меж­ду кон­су­ла­ми-«цеза­ри­ан­ца­ми» и пред­при­нял все уси­лия, чтобы уве­ли­чить раз­рыв меж­ду ними (Cic., Att., XIV, 15, 2; 16, 2; 17a; 18, 1; 19, 5; 20, 2, 4). Пока­за­тель­но, что, как и в слу­чае с Окта­виа­ном, «пом­пе­ян­цы» упре­ка­ли ора­то­ра за его чрез­мер­ные похва­лы в адрес Дола­бел­лы (Cic., Att., XIV, 18, 1). И толь­ко после неуспе­ха с послед­ним Цице­рон обра­тил свое вни­ма­ние на Окта­ви­а­на, но и здесь потер­пел неуда­чу.

Менее раз­ра­ботан­ным явля­ет­ся вопрос о вза­и­моот­но­ше­ни­ях Окта­ви­а­на и плеб­са и его дея­тель­но­сти как po­pu­la­ris. Оста­но­вим­ся на нем подроб­нее. Наряду с под­держ­кой вете­ра­нов для Окта­ви­а­на в нача­ле его поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти так­же было важ­но фор­ми­ро­ва­ние обще­ст­вен­но­го мне­ния в бла­го­при­ят­ном для себя све­те. В сущ­но­сти, эта зада­ча сто­я­ла перед все­ми борю­щи­ми­ся за власть поли­ти­че­ски­ми груп­па­ми, кото­рые для это­го исполь­зо­ва­ли аги­та­цию сре­ди рим­ско­го плеб­са на сход­ках (con­tio­nes), раз­лич­ные разда­чи и зре­ли­ща. Как ни стран­но, но имен­но Окта­виан в этой гон­ке выглядел бес­спор­ным фаво­ри­том. Лиде­ры li­be­ra­to­res поль­зо­ва­лись такой непри­яз­нью плеб­са, что, опа­са­ясь за свою жизнь, были вынуж­де­ны поки­нуть Рим уже в нача­ле апре­ля (Nic. Dam., Vi­ta Caes., 52; App., B. C., III, 6; Dio Cass., XLV, 6; ср.: Cic., Att., XIV, 11, 1; XV, 20, 2)⁶⁶. М. Анто­ний утра­тил дове­рие рим­ской чер­ни, разо­гнав дви­же­ние Лже-Мария, и поль­зо­вал­ся, по сло­вам Аппи­а­на, не мень­шей нена­ви­стью со сто­ро­ны наро­да (App., B. C., III, 3—4)⁶⁷. В то же вре­мя наслед­ник дик­та­то­ра вновь исполь­зо­вал поли­ти­че­ский капи­тал Юлия с.96 Цеза­ря, вовсю экс­плу­а­ти­руя его имя. Таким обра­зом, под­держ­ка плеб­са была гаран­ти­ро­ва­на ему a prio­ri. Одна­ко вни­ма­ние Окта­ви­а­на к про­па­ган­де сре­ди город­ской бед­но­ты не уди­ви­тель­но, так как успе­хи его при­ем­но­го отца не дава­ли, конеч­но, весо­мых пре­иму­ществ в буду­щем.

Пре­об­ла­даю­щей точ­кой зре­ния сре­ди совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей на харак­тер дей­ст­вий Окта­ви­а­на в этот пери­од ста­ло авто­ри­тет­ное мне­ние Р. Сай­ма, соглас­но кото­ро­му поступ­ки млад­ше­го Цеза­ря мож­но ква­ли­фи­ци­ро­вать как дема­го­гию и попу­лизм, пере­пле­тен­ные с «цеза­ри­ан­ской» про­па­ган­дой⁶⁸. Такая оцен­ка, под­ра­зу­ме­ваю­щая абсо­лют­ную бес­прин­цип­ность наслед­ни­ка дик­та­то­ра, и ведет к даль­ней­шим выво­дам о его «рес­пуб­ли­ка­низ­ме» и защи­те «пом­пе­ян­ской» li­ber­tas в пери­од Мутин­ской вой­ны⁶⁹. Меж­ду тем, по наше­му мне­нию, дей­ст­вия Окта­ви­а­на мож­но оха­рак­те­ри­зо­вать, опи­ра­ясь на дан­ные дошед­ших до нас источ­ни­ков, как дея­тель­ность «попу­ля­ра».

В рим­ском обще­стве по-преж­не­му счи­та­ли, что стар­ший Цезарь был защит­ни­ком рим­ско­го плеб­са⁷⁰. Цице­рон в нача­ле июня 44 г. до н. э. в пись­ме к Л. Муна­цию План­ку заме­ча­ет: «…ведь он [Цезарь-стар­ший] был попу­ля­ром, как ты зна­ешь (erat enim po­pu­la­ris, ut no­ras)» (Cic., Att., XVI, 16a, 5; ср.: Nic. Dam., Vi­ta Caes., 50)⁷¹. Окта­виан, при­быв в Рим и объ­явив город­ско­му пре­то­ру Г. Анто­нию о жела­нии при­нять соглас­но заве­ща­нию наслед­ство и имя Цеза­ря (App., B. C., III, 14; ср.: Dio Cass., XLV, 5), таким обра­зом заяв­лял и о насле­до­ва­нии поли­ти­ки погиб­ше­го дик­та­то­ра как «попу­ля­ра». Дей­ст­ви­тель­но, вско­ре высту­пив с речью на народ­ной сход­ке, он сооб­щил, что соби­ра­ет­ся всту­пить в наслед­ство для того, чтобы выпол­нить волю Цеза­ря и раздать каж­до­му пле­бею по 300 сестер­ци­ев (соот­вет­ст­ву­ю­щее тра­ди­ци­ям про­яв­ле­ние pie­tas по отно­ше­нию к при­ем­но­му отцу) (Cic., Att., XIV, 20, 5; 21, 3; XV, 2, 3; Nic. Dam., Vi­ta Caes., 28).

Эти заяв­ле­ния еще боль­ше уве­ли­чи­ли попу­ляр­ность Окта­ви­а­на и при­ве­ли к кон­флик­ту с М. Анто­ни­ем, кото­рый, опа­са­ясь ново­го кон­ку­рен­та, поме­шал про­ве­сти закон о его усы­нов­ле­нии в кури­ат­ных коми­ци­ях и про­дол­жал про­ти­во­дей­ст­во­вать ему в даль­ней­шем (Liv., Epit., 117; Cass. Dio, XLV, 5; Flor., IV, 4)⁷². В сло­жив­ших­ся усло­ви­ях про­ти­во­сто­я­ние с М. Анто­ни­ем было его един­ст­вен­ным шан­сом начать борь­бу за власть. с.97 Пока­за­тель­но, что и здесь Окта­виан вел себя как po­pu­la­ris. В эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки гром­кие про­цес­сы над извест­ны­ми поли­ти­ка­ми были обыч­ным поли­ти­че­ским дебю­том для моло­дых рим­лян. Этой доро­гой пошел и Окта­виан. Он так­же начал обви­нять в раз­лич­ных «пре­ступ­ле­ни­ях» одно­го из самых вли­я­тель­ных поли­ти­ков сво­его вре­ме­ни, что еще боль­ше спо­соб­ст­во­ва­ло росту его извест­но­сти сре­ди про­стых граж­дан Рима.

В част­но­сти, его сто­рон­ни­ки рас­про­стра­ня­ли слу­хи о том, что М. Анто­ний скры­вал хлеб, когда в апре­ле 44 г. до н. э. в Риме появи­лись задерж­ки с постав­кой зер­на (ср.: Cic., Att., XIV, 3, 1)⁷³. К это­му добав­ля­лись еще более тяж­кие обви­не­ния в рас­пра­ве М. Анто­ния над бед­но­той, вос­став­шей под руко­вод­ст­вом П. Дола­бел­лы еще при жиз­ни Г. Юлия Цеза­ря (Dio Cass., XLV, 6; см.: Liv., Epit., 113; Plut., Ant., 9; Dio Cass., XLII, 29—33)⁷⁴. Сам Окта­виан на мно­го­чис­лен­ных сход­ках напо­ми­нал пле­бе­ям о том, что М. Анто­ний допу­стил пре­ступ­ную неспра­вед­ли­вость по отно­ше­нию к памя­ти его при­ем­но­го отца, не став мстить его убий­цам, как и выпла­чи­вать наро­ду заве­щан­ных дик­та­то­ром подар­ков (App., B. C., III, 28; ср.: Dio Cass., XLV, 6). Млад­ший Цезарь, израс­хо­до­вав на выпол­не­ние воли Цеза­ря свое состо­я­ние, денеж­ные сред­ства мате­ри и отчи­ма, а так­же части наслед­ства Л. Пина­рия и Кв. Педия и заслу­жив этим боль­шое одоб­ре­ние плеб­са, при­ло­жил огром­ные уси­лия для того, чтобы разда­чи вос­при­ни­ма­лись как подар­ки не от стар­ше­го Цеза­ря, а уже как денеж­ные дары от лица само­го Окта­ви­а­на (App., B. C., III, 23).

На волне успе­ха сре­ди рим­ско­го плеб­са он пред­при­нял первую попыт­ку лега­ли­зо­вать свое по сути неза­кон­ное поло­же­ние, выдви­нув соб­ст­вен­ную кан­дида­ту­ру на место недав­но скон­чав­ше­го­ся пле­бей­ско­го три­бу­на, хотя он был пат­ри­ци­ем и еще не был сена­то­ром (Suet., Div. Aug., 10). Смысл этой акции вполне созна­вал уже Дион Кас­сий: «Тогда он попы­тал­ся полу­чить долж­ность пле­бей­ско­го три­бу­на (ἐπε­χείρη­σε μὲν δη­μαρ­χῆ­σαι), кото­рая явля­лась исход­ной точ­кой попу­ляр­но­сти сре­ди плеб­са (τὴν τῆς δη­μαγω­γίας ἀφορ­μήν), и обес­пе­чить себе власть, кото­рая долж­на сле­до­вать из это­го» (Dio Cass., XLV, 6). Види­мо, под­держ­ка народ­но­го собра­ния была настоль­ко серь­ез­ной, что, совер­шен­но уве­рен­ный в его победе, М. Анто­ний попро­сту отме­нил довы­бо­ры в кол­ле­гию три­бу­нов (App., B. C., III, 31)⁷⁵.

Несмот­ря на эту неуда­чу, попу­ляр­ность Окта­ви­а­на, как отме­тил В. Экк, ста­ла поли­ти­че­ским фак­то­ром⁷⁶. На это вполне опре­де­лен­но ука­зы­ва­ет Аппи­ан: «Цезарь… выбе­жал к ним… и кри­чал, что он сам с.98 под­вер­га­ет­ся пре­сле­до­ва­ни­ям со сто­ро­ны Анто­ния за свою друж­бу к наро­ду (ἐς τὴν πα­ρὰ τῷ δή­μῳ φι­λίαν), кото­рая все еще явля­лась един­ст­вен­ным его досто­я­ни­ем» (App., B. C., III, 39; пер. O. О. Крю­ге­ра; ср.: Cic., Att., XVI, 8, 2). Уже в июне, чтобы про­ве­сти закон об обмене про­вин­ций, М. Анто­ний был вынуж­ден пой­ти на союз с Окта­виа­ном, кото­рый, по сути, кон­тро­ли­ро­вал народ­ное собра­ние (см.: App., B. C., III, 29—30). Поз­же, осе­нью 44 г. до н. э., поли­ти­ка наслед­ни­ка Цеза­ря как «попу­ля­ра» при­нес­ла ему еще более зна­чи­мые дивиден­ды. Окта­виан, начав вер­бов­ку сол­дат, избрал сво­им плац­дар­мом Этру­рию (ср.: Cic., Att., XVI, 8, 1), область, кото­рая со вре­мен Г. Мария явля­лась тра­ди­ци­он­ной опо­рой po­pu­la­res⁷⁷. По мне­нию М. Сор­ди, имен­но здесь млад­ший Цезарь из сво­их поли­ти­че­ских сто­рон­ни­ков создал свою пре­тор­скую когор­ту⁷⁸.

Еще одним «полем боя» для Окта­ви­а­на ста­ли теат­раль­ные пред­став­ле­ния и зре­ли­ща, кото­рые не толь­ко были сред­ства­ми мас­со­вой про­па­ган­ды⁷⁹, но и вооб­ще игра­ли боль­шую роль в духов­ной жиз­ни рим­лян⁸⁰. Цице­рон в пись­ме к Атти­ку в середине июля 59 г. до н. э. заяв­лял, что «о настро­е­нии наро­да мож­но судить глав­ным обра­зом по теат­ру и зре­ли­щам» (Cic., Att., II, 19, 3, пер. В. О. Горен­штей­на)⁸¹. На про­тя­же­нии всей сво­ей пере­пис­ки он посто­ян­но инте­ре­су­ет­ся реак­ци­ей про­сто­го наро­да на те или иные собы­тия (см.: Cic., Att., X, 12a, 6; XIII, 44, 1; XIV, 2, 1; 3, 2; XVI, 2, 3).

В сло­жив­ших­ся обсто­я­тель­ствах, когда широ­кие слои насе­ле­ния не вос­при­ни­ма­ли «опти­мат­скую» идео­ло­гию⁸², li­be­ra­to­res заду­ма­ли про­ве­сти рос­кош­ные игры, наде­ясь, что «народ во вре­мя зре­ли­ща изме­нит свое мне­ние и вызо­вет обрат­но сто­рон­ни­ков Бру­та» (App., B. C., III, 23, пер. O. О. Крю­ге­ра; ср.: Plut. Brut., 21). Игры в честь Апол­ло­на (lu­di Apol­li­na­res), про­шед­шие в нача­ле июля 44 г. до н. э. на сред­ства М. Бру­та, не при­нес­ли ожи­дае­мо­го эффек­та. Про­па­ган­дист­ский успех был сорван Окта­виа­ном, кото­рый в это вре­мя спе­ци­аль­но начал денеж­ные разда­чи пле­бе­ям по заве­ща­нию Цеза­ря (App., B. C., III, 24).

Что каса­ет­ся само­го Окта­ви­а­на, то он с помо­щью обще­ст­вен­ных пред­став­ле­ний и теат­раль­ных зре­лищ пытал­ся добить­ся для себя одно­го весо­мо­го пре­иму­ще­ства. Как мы уже упо­ми­на­ли, он при­нял имя Cae­sar и объ­явил о при­ня­тии наслед­ства, тогда как М. Анто­ний не допу­стил офи­ци­аль­но­го усы­нов­ле­ния через кури­ат­ные коми­ции. Меж­ду тем толь­ко юриди­че­ское поста­нов­ле­ние мог­ло ему дать пра­во на насле­до­ва­ние с.99 кли­ен­те­лы Цеза­ря⁸³, кото­рая, как мы зна­ем, сыг­ра­ла чрез­вы­чай­но важ­ную роль в воз­вы­ше­нии Окта­ви­а­на⁸⁴. Сле­до­ва­тель­но, пуб­лич­ное про­яв­ле­ние чувств по отно­ше­нию к при­ем­но­му отцу долж­но было заме­нить при­ня­тие lex cu­ria­ta.

Уже во вре­мя празд­но­ва­ний в честь Мар­са (lu­di Mar­tia­les) и про­шед­ших позд­нее игр в честь Цере­ры (lu­di Ce­rea­les), орга­ни­зо­ван­ных эди­лом Кри­то­ни­ем, по всей веро­ят­но­сти, в середине мая⁸⁵, он попы­тал­ся выста­вить на все­об­щее обо­зре­ние куруль­ное крес­ло Цеза­ря (sel­la cu­ru­lis) и его диа­де­му (co­ro­na aurea) (App., B. C., III, 28). Изо­бра­же­ния im­pe­rii in­sig­nia (зна­ки выс­шей вла­сти) игра­ли огром­ную роль в пред­вы­бор­ной борь­бе за выс­шие (куруль­ные) долж­но­сти в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки. Но золо­той трон Цеза­ря после того, как состо­я­лось сенат­ское поста­нов­ле­ние, на осно­ва­нии кото­ро­го во вре­мя всех зре­лищ пола­га­лось выстав­лять его в честь дик­та­то­ра рядом с места­ми для богов, стал инди­ка­то­ром не толь­ко выс­шей вла­сти, но и наме­кал на его боже­ст­вен­ность⁸⁶. Для Окта­ви­а­на демон­стра­ция этих сим­во­лов под­чер­ки­ва­ла сынов­нюю pie­tas⁸⁷, то есть вво­ди­ла его в круг семьи Цеза­ря. И хотя М. Анто­ний не поз­во­лил про­ве­сти эти акции, он все рав­но сумел исполь­зо­вать игры с выго­дой для себя.

Еще боль­ше­го Окта­виан добил­ся в кон­це июля, во вре­мя про­веден­ных им самим игр в честь победы Цеза­ря при Тап­се (lu­di Vic­to­riae Cae­sa­ris), пре­вра­тив­ших­ся в мощ­ную про­па­ган­дист­скую кам­па­нию при­ем­но­го сына дик­та­то­ра⁸⁸. Рос­кош­ные зре­ли­ща были увя­за­ны с про­дол­жав­ши­ми­ся денеж­ны­ми разда­ча­ми и широ­кой аги­та­ци­ей (Nic. Dam., Vi­ta Caes., 28). В част­но­сти, он исполь­зо­вал в сво­их целях рели­ги­оз­ное почи­та­ние Цеза­ря плеб­сом, воз­ник­шее сра­зу после его гибе­ли⁸⁹. В пери­од игр на небе появи­лась коме­та, что было рас­це­не­но про­стым наро­дом как несо­мнен­ное дока­за­тель­ство при­ня­тия стар­ше­го Цеза­ря в сонм богов (Hor., Od., I, 12, 46—48; Suet., Div. Iul., 88; Plin., N. H., II, 93—94; Dio Cass., XLV, 7). Вос­поль­зо­вав­шись слу­ча­ем, Окта­виан раз­ме­стил над голо­ва­ми ста­туй погиб­ше­го пол­ко­во­д­ца звезду как сим­вол его «бес­смер­тия»⁹⁰. Эта акция была широ­ко рас­ти­ра­жи­ро­ва­на с помо­щью монет­ной аги­та­ции с.100 (CRRBM, № Ro­me 4165, Af­ri­ca 33; CREBM I, Augus­tus №№ 124, 323—328; RIC I, Augus­tus №№ 37—38; RRC, №№ 480/5b, 540/2)⁹¹ (прил. А, рис. 26—28). Сле­до­ва­тель­но, он ни мно­го ни мало про­дол­жал линию поведе­ния Лже-Мария как «попу­ля­ра», кото­рая сто­и­ла тому жиз­ни. М. Анто­ний и на этих играх не раз­ре­шил показ in­sig­nia Cae­sa­ris, но для Окта­ви­а­на было важ­ным, что в их орга­ни­за­ции при­ня­ли уча­стие ami­ci и fa­mi­lia­res Цеза­ря (Cic., Att., XV, 2, 3; XVI, 15, 3; Fam., XI, 28, 6), а мно­гие пле­беи и вете­ра­ны ста­ли смот­реть на него, как на ново­го Цеза­ря (App., B. C., III, 28; ср.: Dio Cass., XLV, 7).

Было бы стран­ным, если бы в этих усло­ви­ях Окта­виан пере­шел на сто­ро­ну «пом­пе­ян­цев» или заклю­чил с ними союз. Но имен­но такое мне­ние утвер­ди­лось в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии. Исто­ри­ки даже ста­ли назы­вать этот «аль­янс» «про­ти­во­есте­ствен­ным сим­би­о­зом»⁹² или «la cu­rieu­se al­lian­ce»⁹³. На самом деле, на наш взгляд, собы­тия раз­ви­ва­лись несколь­ко ина­че. Осе­нью 44 г. до н. э. раз­но­гла­сия меж­ду наслед­ни­ком Цеза­ря и М. Анто­ни­ем достиг­ли кри­ти­че­ской точ­ки. После того как кон­сул отпра­вил­ся в Брун­ди­зий, куда при­бы­ли леги­о­ны из Македо­нии, Окта­виан, опа­са­ясь остать­ся перед ним без­оруж­ным, сумел доста­точ­но быст­ро собрать в Кам­па­нии око­ло 3 тыс. вете­ра­нов (Nic. Dam., Vi­ta Caes., 31; App., B. C., III, 40). С эти­ми сила­ми он дви­нул­ся к Риму. При этом Окта­виан объ­явил себя «вождем» в пред­сто­я­щей войне с М. Анто­ни­ем.

Цице­рон 2 нояб­ря сооб­ща­ет об этих собы­ти­ях Атти­ку, но сомне­ва­ет­ся в этой аван­тю­ре: «За кем сле­до­вать? При­ми во вни­ма­ние имя, при­ми… воз­раст». Ора­тор отме­ча­ет, что, по сло­вам Окта­ви­а­на, «мы не долж­ны отка­зы­вать ему в под­держ­ке» (Cic., Att., XVI, 8, 1—2; пер. В. О. Горен­штей­на). Итак, до 2 нояб­ря ника­ких дого­во­рен­но­стей не было. Наслед­ник Цеза­ря все­го лишь решил исполь­зо­вать лич­но­го вра­га М. Анто­ния, Цице­ро­на⁹⁴, для укреп­ле­ния сво­их пози­ций. Окта­виан 4 и 5 нояб­ря зава­ли­ва­ет его пись­ма­ми с прось­бой о том, чтобы тот «взял­ся за дело», явил­ся в Рим (Cic., Att., XVI, 9, 1; 11, 6). Конеч­но же, Цице­рон не при­ехал в Рим и «не взял­ся за дело»⁹⁵. В середине нояб­ря он пишет Атти­ку: «Если Окта­виан очень силен, то ука­зы тира­на будут одоб­ре­ны гораздо твер­же… и это будет направ­ле­но про­тив Бру­та» (Cic., Att., XVI, 14, 1; пер. В. О. Горен­штей­на).

При­чи­ны этой интен­сив­ной пере­пис­ки были баналь­ны­ми. В сущ­но­сти, млад­ший Цезарь был бун­тов­щи­ком, набрав­шим на част­ные сред­ства «лич­ную» армию и высту­пив­шим про­тив рим­ско­го кон­су­ла. Это с.101 был мятеж про­тив закон­ной вла­сти⁹⁶. Окта­виан крайне нуж­дал­ся в лега­ли­за­ции сво­его поло­же­ния. Ведь «цеза­ри­ан­ский» сенат, кото­рый до кон­ца наде­ял­ся на мир с М. Анто­ни­ем, вполне мог при­знать наслед­ни­ка дик­та­то­ра «вра­гом государ­ства». Насколь­ко была нуж­на ему помощь Цице­ро­на? И мно­го ли было сто­рон­ни­ков Цице­ро­на в сена­те? Ведь лиде­ры li­be­ra­to­res, как мы упо­ми­на­ли, поки­ну­ли Рим еще вес­ной, и вско­ре за ними отпра­ви­лись мно­гие «пом­пе­ян­ски» настро­ен­ные ари­сто­кра­ты. Все дело, разу­ме­ет­ся, было в самой про­цеду­ре заседа­ний рим­ско­го сена­та. Моло­до­му Цеза­рю была нуж­на auc­to­ri­tas ора­то­ра. Цице­рон был кон­су­ля­ром, зна­ме­ни­тым поли­ти­ком и в обсуж­де­нии выска­зы­вал свое мне­ние одним из пер­вых. Как обще­из­вест­но, боль­шин­ство сена­то­ров про­сто под­дер­жи­ва­ло ту или иную точ­ку зре­ния одно­го из авто­ри­тет­ных поли­ти­ков. То есть с его помо­щью Окта­виан наде­ял­ся полу­чить офи­ци­аль­ную под­держ­ку сво­им дей­ст­ви­ям со сто­ро­ны выс­ше­го государ­ст­вен­но­го орга­на⁹⁷.

При­быв в Рим, он обра­тил­ся с речью к народ­ной сход­ке. С точ­ки зре­ния сто­рон­ни­ков «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» и «инте­граль­ной кон­цеп­ции», мож­но было бы ожи­дать от это­го выступ­ле­ния «рес­пуб­ли­кан­ской» рито­ри­ки. Одна­ко оно было выдер­жа­но в духе pie­tas Cae­sa­ris⁹⁸. Мало того, Дж. Сами при­во­дит серь­ез­ные дово­ды в поль­зу того, что Окта­виан апел­ли­ро­вал к самым горя­чим сто­рон­ни­кам Юлия Цеза­ря, из-за кото­рых лиде­ры li­be­ra­to­res и были вынуж­де­ны поки­нуть Рим⁹⁹. В сво­ей речи млад­ший Цезарь напом­нил о заслу­гах сво­его при­ем­но­го отца, обру­шил­ся с обви­не­ни­я­ми на М. Анто­ния и объ­явил, что готов начать воен­ные дей­ст­вия про­тив него, но в то же вре­мя наста­и­вал на легаль­но­сти сво­их дей­ст­вий, под­чер­ки­вая, что все­гда будет сто­ять на стра­же зако­нов (ср.: Dio Cass., XLV, 12; App., B. C., III, 41, 48). Послед­нее заяв­ле­ние поз­во­ля­ет думать, что Окта­виан яко­бы объ­явил себя сто­рон­ни­ком сенат­ской res pub­li­ca. Так, пола­га­ют Г. Валь­зер и В. Эдер¹⁰⁰. Одна­ко тот же Дж. Сами обос­но­ван­но счи­та­ет, что с помо­щью таких заяв­ле­ний Окта­виан стре­мил­ся заву­а­ли­ро­вать свое неза­кон­ное поло­же­ние (pri­va­tus)¹⁰¹. Неуди­ви­тель­но, что, полу­чив эту речь, Цице­рон был крайне воз­му­щен: «Но какая речь на народ­ной сход­ке! Он кля­нет­ся [в вер­но­сти зако­нам]… и одно­вре­мен­но про­тя­ги­ва­ет пра­вую руку к ста­туе [Юлия Цеза­ря]. Не с.102 рас­счи­ты­вай на спа­се­ние под нача­лом вот это­го» (Cic., Att., XVI, 15, 3; пер. В. О. Горен­штей­на).

Меж­ду тем неко­то­рые совре­мен­ные исто­ри­ки все рав­но отме­ча­ют в аги­та­ции наслед­ни­ка Цеза­ря в это вре­мя «рес­пуб­ли­кан­ские» чер­ты. В част­но­сти, Э. Рэмейдж видит его стрем­ле­ние про­ти­во­по­ста­вить свои дей­ст­вия поли­ти­ке Г. Юлия Цеза­ря, кото­ро­го «счи­та­ли» тира­ном, дес­потом и «раз­ру­ши­те­лем» Рес­пуб­ли­ки¹⁰². В каче­стве при­ме­ра иссле­до­ва­тель при­во­дит ауре­ус Окта­ви­а­на, чека­нен­ный, по-види­мо­му, в 43 г. до н. э.¹⁰³. На авер­се изо­бра­жен Окта­виан с непо­кры­той голо­вой, вокруг леген­да C CAE­SAR COS[ul] PONT[ifex] AUG[ur] (Г. Цезарь кон­сул, пон­ти­фик, авгур); на ревер­се изо­бра­же­на голо­ва Цеза­ря в золо­той диа­де­ме, окру­жен­ная леген­дой C CAE­SAR DICT[ator] PERP[etuo] PONT[ifex] MAX[imus] (Г. Цезарь веч­ный дик­та­тор, вели­кий пон­ти­фик) (прил. А, рис. 29).

По мне­нию Э. Рэмей­джа, здесь изо­бра­же­ны раз­ру­ши­тель и рестав­ра­тор Рес­пуб­ли­ки, на что ука­зы­ва­ет леген­да. Цезарь назван веч­ным дик­та­то­ром, но эта экс­тра­ор­ди­нар­ная маги­ст­ра­ту­ра была запре­ще­на по пред­ло­же­нию М. Анто­ния сра­зу после смер­ти Цеза­ря как раз из-за того, что тот зло­употре­бил сво­им поло­же­ни­ем. Тогда как Окта­виан назван кон­су­лом, что яко­бы долж­но наме­кать на его при­вер­жен­ность к «рес­пуб­ли­кан­ским цен­но­стям». Кро­ме того, иссле­до­ва­тель отме­ча­ет, что Окта­виан изо­бра­жен с непо­кры­той голо­вой, а Цезарь носит золотую диа­де­му, что как буд­то свиде­тель­ст­ву­ет о его монар­хи­че­ских наклон­но­стях¹⁰⁴. Тон­кое наблюде­ние Э. Рэмей­джа за стрем­ле­ни­ем Окта­ви­а­на вый­ти из тени сво­его при­ем­но­го отца и при­умень­шить его успе­хи заслу­жи­ва­ет боль­шо­го вни­ма­ния с точ­ки зре­ния фор­ми­ро­ва­ния офи­ци­аль­ной идео­ло­гии Прин­ци­па­та, одна­ко, по наше­му мне­нию, эта тен­ден­ция заро­ди­лась поз­же. В 40-х гг. до н. э. для Окта­ви­а­на была важ­на леги­ти­ми­за­ция его поло­же­ния. Образ Цеза­ря был одним из кра­е­уголь­ных кам­ней про­па­ган­ды наслед­ни­ка дик­та­то­ра, направ­лен­ной на его инте­гра­цию в поли­ти­че­скую систе­му Рима¹⁰⁵. Выпуск монет с сов­мест­ным изо­бра­же­ни­ем Окта­ви­а­на и Цеза­ря как раз и слу­жил таким целям.

Во-пер­вых, моне­та долж­на была под­твер­дить усы­нов­ле­ние Цеза­рем Окта­ви­а­на, что было нема­ло­важ­но, так как офи­ци­аль­но закон­ное с.103 усы­нов­ле­ние состо­я­лось толь­ко в авгу­сте 43 г. до н. э. Во-вто­рых, юный наслед­ник демон­стри­ро­вал свою pie­tas по отно­ше­нию к погиб­ше­му отцу¹⁰⁶. Что каса­ет­ся леген­ды, то сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние на то, что наряду с титу­ла­ми «кон­сул» и «дик­та­тор» нахо­дит­ся жре­че­ская титу­ла­ту­ра «пон­ти­фик», «авгур». Дру­ги­ми сло­ва­ми, ауре­ус дол­жен был про­де­мон­стри­ро­вать высо­кое обще­ст­вен­ное поло­же­ние обо­их поли­ти­ков.

В поль­зу наше­го мне­ния свиде­тель­ст­ву­ют так­же дан­ные К. Мадер­ны-Лау­тер, изу­чив­шей гем­мы эпо­хи Авгу­ста. Иссле­до­ва­тель­ни­ца отме­ча­ет, что поли­ти­че­ские цели моло­до­го Цеза­ря про­па­ган­ди­ро­ва­лись в этот пери­од так­же с помо­щью зна­чи­тель­ной серии порт­рет­ных гемм (сохра­ни­лось более чем 100 экзем­пля­ров), изготов­лен­ных пре­иму­ще­ст­вен­но из стек­ла, кото­рые вновь и вновь ука­зы­ва­ют на тес­ную связь Окта­ви­а­на с его при­ем­ным отцом¹⁰⁷. Она под­чер­ки­ва­ет, что прак­ти­че­ски вся эта серия состо­я­ла из недо­ро­го­го стек­ла и, весь­ма веро­ят­но, что эти камеи нахо­ди­лись во вла­де­нии мно­го­чис­лен­ной кли­ен­те­лы, кото­рую Окта­виан уна­сле­до­вал от Цеза­ря и кото­рая состав­ля­ла важ­ную осно­ву его коте­рии. Любо­пыт­но, что К. Мадер­на-Лау­тер­да­же пред­по­ла­га­ет, что эти гем­мы мог­ли выпол­нять функ­цию «пар­тий­но­го знач­ка» и рас­пре­де­ля­лись, воз­мож­но, в боль­ших коли­че­ствах сре­ди опре­де­лен­ных кру­гов насе­ле­ния, чтобы заво­е­вать новых при­вер­жен­цев. По ее мне­нию, моло­дой поли­тик разда­вал мно­го­чис­лен­ные гем­мы с порт­ре­том Цеза­ря для того, чтобы под­черк­нуть выра­же­ние закон­но­сти его при­тя­за­ний на наслед­ство и его связь с погиб­шим дик­та­то­ром¹⁰⁸.

Что каса­ет­ся непо­кры­той голо­вы Окта­ви­а­на на ауре­усе как сим­во­ла его «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» и золо­той диа­де­мы Цеза­ря как инди­ка­то­ра монар­хиз­ма, то и здесь пред­по­ло­же­ние Э. Рэмей­джа име­ет сла­бые обос­но­ва­ния. Изо­бра­же­ние диа­де­мы на моне­те, по наше­му мне­нию, слу­жит напо­ми­на­ни­ем про­па­ган­дист­ской акции моло­до­го наслед­ни­ка, пред­при­ня­той на lu­di Vic­to­riae Cae­sa­ris, когда он попы­тал­ся выста­вить на все­об­щее обо­зре­ние золо­той трон и диа­де­му погиб­ше­го дик­та­то­ра с целью почтить его память¹⁰⁹. Т. Шефер пред­ло­жил ост­ро­ум­ное реше­ние про­бле­мы мно­го­чис­лен­но­сти выше­упо­мя­ну­тых порт­рет­ных гемм. Кста­ти, на неко­то­рых из них как раз и был изо­бра­жен золо­той трон Цеза­ря. По его мне­нию, эти гем­мы были пред­на­зна­че­ны для мас­со­вой разда­чи имен­но во вре­мя игр в честь Цеза­ря¹¹⁰.

Еще одним под­твер­жде­ни­ем это­му слу­жит изо­бра­же­ние дена­рия, чека­нен­но­го, по всей веро­ят­но­сти, в 43—42 гг. до н. э. На авер­се — все та же с.104 обна­жен­ная голо­ва Окта­ви­а­на, на ревер­се изо­бра­же­но куруль­ное крес­ло, увен­чан­ное диа­де­мой. На sel­la cu­ru­lis поме­ще­на та же леген­да, что и на ауре­усе: CAE­SAR DIC[ta­tor] PER[pe­tuo] (CRRBM, № Gaul 76; RRC, № 497/2а) (прил. А, рис. 30). Ника­ко­го про­ти­во­по­став­ле­ния юно­го наслед­ни­ка дик­та­то­ру здесь нет и в помине. Напро­тив, Окта­виан стре­мит­ся как мож­но тес­нее свя­зать себя со зна­ме­ни­тым пол­ко­вод­цем, созда­вая образ «ново­го Цеза­ря».

У. В. Кло­зен ука­зы­ва­ет на еще один при­мер исполь­зо­ва­ния моло­дым поли­ти­ком «рес­пуб­ли­кан­ских» лозун­гов. Ком­мен­ти­руя 27 строч­ку пер­вой экло­ги «Буко­лик» Вер­ги­лия, иссле­до­ва­тель счи­та­ет, что сло­ва li­ber­tas и ser­vi­tas исполь­зо­ва­ны поэтом как поли­ти­че­ские мета­фо­ры. По его мне­нию, «li­ber­tas была лозун­гом Окта­ви­а­на и его пар­тии. Вер­ги­лий пред­на­ме­рен­но пута­ет част­ный и обще­ст­вен­ный отте­нок li­ber­tas и так реша­ет лите­ра­тур­ную про­бле­му выра­же­ния бла­го­дар­но­сти Окта­виа­ну в пас­то­раль­ном сти­ле»¹¹¹. С нашей точ­ки зре­ния, ника­ко­го сме­ше­ния част­но­го и обще­ст­вен­но­го пони­ма­ния li­ber­tas нет. Пер­вая экло­га напи­са­на в виде беседы меж­ду дву­мя пас­ту­ха­ми Мели­бе­ем и Тити­ром. В ходе раз­го­во­ра Мели­бей инте­ре­су­ет­ся у Тити­ра при­чи­ной его посе­ще­ния Рима. Тот отве­ча­ет, что в Риме он выку­пил­ся на волю за свои сбе­ре­же­ния¹¹². Дру­ги­ми сло­ва­ми, Титир был рабом.

Напом­ним, что выра­же­ние in li­ber­ta­tem vin­di­ca­re основ­ным зна­че­ни­ем име­ло осво­бож­де­ние раба на волю. О том, что тер­мин li­ber­tas употреб­лен Вер­ги­ли­ем в юриди­че­ском смыс­ле, гово­рит после­дую­щая тира­да Тити­ра: «Не было надеж­ды ни на сво­бо­ду, ни на полу­че­ние иму­ще­ства (nec spes li­ber­ta­tis erat nec cu­ra pe­cu­li)» (Verg., Bu­col., I, 32). Харак­тер­но, что li­ber­tas сто­ит рядом с тер­ми­ном pe­cu­lium. Как извест­но, осво­бож­де­ние на волю раба ино­гда сопро­вож­да­лось пере­да­чей ему неко­то­ро­го иму­ще­ства, кото­рое и носи­ло назва­ние «пеку­лий». Таким обра­зом, Вер­ги­лий употре­бил здесь сло­во li­ber­tas в его пер­во­на­чаль­ном юриди­че­ском смыс­ле, опи­сы­вая обще­ст­вен­ное и иму­ще­ст­вен­ное поло­же­ние быв­ше­го раба, пас­ту­ха Тити­ра.

В. Трилль­мих видит в серии ауре­усов моне­та­рия три­ум­ви­ров Л. Ливи­нея Регу­ла «рес­пуб­ли­кан­ский» харак­тер. На авер­сах поме­ще­ны порт­ре­ты три­ум­ви­ров М. Эми­лия Лепида, М. Анто­ния и Окта­ви­а­на. На ревер­сах изо­бра­же­ны мифи­че­ские пред­ки соот­вет­ст­ву­ю­ще­го рода: вестал­ка Эми­лия, сын Герак­ла Антон и Эней, родо­на­чаль­ник Юли­ев (RRC, №№ 494/1, 494/2a, 494/3a)¹¹³ (прил. А, рис. 31—33). Здесь нали­цо сме­ше­ние поня­тий «рес­пуб­ли­ка­низм» и «тра­ди­цио­на­лизм». Поме­ще­ние на моне­тах сим­во­лов и изо­бра­же­ний, про­слав­ля­ю­щих или под­чер­ки­ваю­щих с.105 знат­ность и древ­ность рода, было харак­тер­но для всех без исклю­че­ния рим­ских поли­ти­ков, неза­ви­си­мо от их поли­ти­че­ских взглядов¹¹⁴. Обра­зы леген­дар­ных пред­ков поме­ща­ли на дена­ри­ях и Г. Юлий Цезарь во вре­мя дик­та­ту­ры (CRRBM, № East 31; RRC, № 458/1) (прил. А, рис. 34), и М. Брут после мар­тов­ских ид (прил. А, рис. 12, 14).

Воз­вра­ща­ясь к рас­смот­ре­нию про­па­ган­дист­ских акций Окта­ви­а­на, сле­ду­ет отме­тить, что он в кон­це кон­цов (бла­го­да­ря в том чис­ле и Цице­ро­ну) добил­ся того, чего так страст­но желал с нача­ла сво­ей поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти, а имен­но лега­ли­за­ции сво­его поло­же­ния. Он стал сена­то­ром, полу­чил ранг про­пре­то­ра и воз­гла­вил сов­мест­но с новы­ми кон­су­ла­ми воен­ные дей­ст­вия про­тив М. Анто­ния (RGDA, 1; Liv., Epit., 118; App., B. C., III, 51; Plut., Cic., 45; Dio Cass., XLVI, 29). Вынуж­ден­ный пере­дать свою «армию» под коман­до­ва­ние А. Гир­ция и Г. Пан­сы, млад­ший Цезарь в этом «три­ум­ви­ра­те» играл вто­ро­сте­пен­ную роль. И толь­ко «счаст­ли­вый» для него слу­чай — гибель обо­их кон­су­лов — поз­во­лил ему стать во гла­ве вой­ска. Стре­мясь сохра­нить свою власть, Окта­виан при­нял реше­ние доби­вать­ся кон­суль­ства. С помо­щью вой­ска он достиг постав­лен­ной цели, став кон­су­лом 19 авгу­ста 43 г. до н. э. (RGDA, 1; Dio Cass., XLVI, 45).

Полу­чив сво­бо­ду дей­ст­вий, наслед­ник Цеза­ря не изме­нил сво­им убеж­де­ни­ям. Через кури­ат­ные коми­ции он про­вел закон о сво­ем усы­нов­ле­нии (App., B. C., III, 94; Dio Cass., XLVI, 47). Так­же с его пода­чи был при­нят закон Кв. Педия, по кото­ро­му убий­цы Цеза­ря под­вер­га­лись судеб­но­му пре­сле­до­ва­нию (RGDA, 2; Liv., Epit., 120; Dio Cass., XLVI, 48). Кро­ме того, при­ем­ный сын дик­та­то­ра смог сде­лать самое важ­ное: выпла­тить вете­ра­нам обе­щан­ные им подар­ки (Dio Cass., XLVI, 46; App., B. C., III, 94), ведь разда­ча do­na­ti­va игра­ла в его поли­ти­ке одну из глав­ных ролей. Поэто­му не слу­чай­но, что все источ­ни­ки посто­ян­но сооб­ща­ют о под­ку­пах Окта­виа­ном вете­ра­нов Цеза­ря (напр., см.: Cic., Att., XVI, 8, 1; App., B. C., III, 42; Dio Cass., XLV, 12).

Несколь­ко позд­нее меж­ду М. Анто­ни­ем, М. Лепидом и Окта­виа­ном был заклю­чен союз, оформ­лен­ный в виде чрез­вы­чай­ной маги­ст­ра­ту­ры, полу­чив­шей назва­ние tres vi­ri rei pub­li­cae con­sti­tuen­dae per quin­quen­nium (три­ум­ви­ры для устро­е­ния государ­ст­вен­ных дел сро­ком на пять лет) (Liv., Epit., 120). А вслед за этим после­до­ва­ли про­скрип­ции. Апо­ге­ем «цеза­ри­ан­ской» про­па­ган­ды стал эдикт о про­скрип­ци­ях, пол­но­стью дошед­ший до нас в изло­же­нии Аппи­а­на (App., B. C., IV, 8—11). Клю­че­вым в нем был лозунг «Месть за Цеза­ря». С точ­ки зре­ния Я. Ю. Меже­риц­ко­го, этот доку­мент вооб­ще не содер­жал «рес­пуб­ли­кан­ской фра­зео­ло­гии», что, по мне­нию иссле­до­ва­те­ля, гово­рит о его «монар­хи­че­ском» харак­те­ре¹¹⁵. с.106 Одна­ко П. Валль­манн более обос­но­ван­но ука­зы­ва­ет на то, что три­ум­ви­ры ста­ра­лись под­черк­нуть легаль­ность их дей­ст­вий: они яко­бы все­гда дей­ст­во­ва­ли в рам­ках зако­на, тогда как убий­цы дик­та­то­ра обви­ня­лись в «государ­ст­вен­ных пре­ступ­ле­ни­ях», «измене родине»¹¹⁶. Три­ум­ви­ры стре­ми­лись пока­зать, что их инте­ре­сы и инте­ре­сы плеб­са пол­но­стью сов­па­да­ют, и вооб­ще, эдикт дол­жен был вызвать сим­па­тии ниж­них сло­ев насе­ле­ния¹¹⁷. Дру­ги­ми сло­ва­ми, этот доку­мент был пол­но­стью выдер­жан в рам­ках рим­ско­го «тра­ди­цио­на­лиз­ма» и про­пи­тан духом аги­та­ции «попу­ля­ров». Есте­ствен­но, что о его «монар­хи­че­ском» харак­те­ре речь не идет.

Одна­ко после победы над М. Бру­том и Г. Кас­си­ем в бит­ве при Филип­пах в идео­ло­ги­че­ской кам­па­нии Окта­ви­а­на стал про­яв­лять­ся кри­зис, ведь его глав­ный зажи­га­тель­ный лозунг «Месть за Цеза­ря» во мно­гом поте­рял свое зна­че­ние¹¹⁸. Еще одним уда­ром стал рез­ко воз­рос­ший авто­ри­тет М. Анто­ния сре­ди вете­ра­нов, так как победа над «пом­пе­ян­ца­ми» при­пи­сы­ва­лась пол­но­стью ему (см.: App., B. C., V, 14, 53, 58)¹¹⁹. Наслед­ник дик­та­то­ра не слиш­ком удач­но попы­тал­ся испра­вить ситу­а­цию. Воз­вра­ща­ясь в Рим, он в пись­ме к сена­ту заявил, что его дей­ст­вия будут уме­рен­ны­ми и гуман­ны­ми, то есть он фак­ти­че­ски объ­яв­лял, что будет сле­до­вать при­ме­ру Цеза­ря и его поли­ти­ке cle­men­tia (Dio Cass., XLVIII, 3). Впро­чем, этот «новый курс», как назвал его П. Валль­манн¹²⁰ (в кото­ром, как вид­но из ссы­лок на погиб­ше­го дик­та­то­ра, так­же не было ниче­го «рес­пуб­ли­кан­ско­го»), потер­пел крах. На имидж Окта­ви­а­на рез­ко повли­ял раз­гул сол­дат­ни¹²¹, кро­ме того, ему пред­сто­я­ло изъ­ять в поль­зу вете­ра­нов зем­ли 18 ита­лий­ских горо­дов, что в кон­це кон­цов вызва­ло взрыв него­до­ва­ния и ослаб­ле­ние вли­я­ния его идео­ло­ги­че­ских лозун­гов.

Кри­зис еще боль­ше уси­лил­ся во вре­мя Перу­зин­ской вой­ны про­тив кон­су­ла 41 г. до н. э. Л. Анто­ния. Опи­ра­ясь на сооб­ще­ния Аппи­а­на, соглас­но кото­рым брат Мар­ка был чело­ве­ком, настро­ен­ным «демо­кра­ти­че­ски»¹²² и высту­пав­шим про­тив три­ум­ви­ра­та (App., B. C., V, 19 sqq.), мно­гие совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли дела­ют выво­ды о том, что Л. Анто­ний исполь­зо­вал в сво­ей про­па­ган­де «рес­пуб­ли­кан­ские» лозун­ги¹²³.

На самом деле, вой­на была вызва­на спо­ром меж­ду ними из-за того, кто дол­жен был рас­пре­де­лять зем­лю меж­ду вете­ра­на­ми. Ведь тот, кто осно­вы­вал с.107 новую коло­нию, ста­но­вил­ся ее патро­ном¹²⁴. Л. Анто­ний, отста­и­вая пози­ции сво­его стар­ше­го бра­та, актив­но про­па­ган­ди­ро­вал свою pie­tas, то есть почи­та­ние бра­та¹²⁵. Он даже при­нял про­зви­ще Pie­tas (Dio Cass., XLVIII, 5), а на серии монет поме­стил над­пись PIE­TAS COS[ulis] (CRRBM, № Gaul 70; RRC, № 516/2) (прил. А, рис. 35). Пыта­ясь уве­ли­чить попу­ляр­ность Мар­ка, Л. Анто­ний объ­явил, что после воз­вра­ще­ния с Восто­ка тот отка­жет­ся от зва­ния три­ум­ви­ра и удо­воль­ст­ву­ет­ся долж­но­стью кон­су­ла. В допол­не­ние к это­му он инкри­ми­ни­ро­вал Окта­виа­ну узур­па­цию вла­сти и без­за­ко­ние, охва­тив­шее Ита­лию¹²⁶. Поло­же­ние ослож­ня­лось тем, что, обви­няя наслед­ни­ка дик­та­то­ра в кон­фис­ка­ци­ях земель, про­тив него вос­ста­ли не толь­ко жите­ли горо­дов, чьи зем­ли были пред­на­зна­че­ны для раздач вете­ра­нам, но и дру­гие ита­ли­ки, опа­сав­ши­е­ся буду­щих земель­ных пере­де­лов. Л. Анто­ний в свою оче­редь актив­но под­дер­жи­вал эти настро­е­ния (App., B. C., V, 19)¹²⁷.

Аги­та­ция Окта­ви­а­на меж­ду тем была выдер­жа­на пол­но­стью в «цеза­ри­ан­ском» духе и направ­ле­на исклю­чи­тель­но на вете­ра­нов. Наслед­ник дик­та­то­ра обви­нял Л. Анто­ния в про­ти­во­дей­ст­вии вла­сти три­ум­ви­ров, в раз­вя­зы­ва­нии граж­дан­ской вой­ны и, самое глав­ное, в стрем­ле­нии не допу­стить разда­чи земель вете­ра­нам (Dio Cass., XLVIII. 5; ср.: App., B. C., V, 19)¹²⁸. Дру­ги­ми сло­ва­ми, он пози­ци­о­ни­ро­вал себя как «сол­дат­ско­го вождя», как ново­го Цеза­ря. «Штаб» моло­до­го три­ум­ви­ра по инер­ции еще исполь­зо­вал лозунг «Месть за Цеза­ря», по-види­мо­му, наме­кая на то, что леги­о­не­ры Окта­ви­а­на сра­жа­лись не про­тив «цеза­ри­ан­ских» войск, а про­тив ита­ли­ков, недо­воль­ных экс­про­при­а­ци­ей земель¹²⁹. Это вид­но из крат­ких над­пи­сей, най­ден­ных на ядрах для пра­щи, кото­рые исполь­зо­ва­лись во вре­мя Перу­зин­ской вой­ны: «Mars Ul­tor» (Марс Мсти­тель), «di­vus Iuli­us» (боже­ст­вен­ный Юлий) (CIL, XI, № 6721, 26)¹³⁰. Воз­мож­но, что «рес­пуб­ли­ка­низм» Л. Анто­ния — это контр­про­па­ган­да наслед­ни­ка дик­та­то­ра сре­ди «цеза­ри­ан­ских» посе­лен­цев, бояв­ших­ся утра­тить свои при­об­ре­тен­ные наде­лы. Ито­гом аги­та­ции во вре­мя Перу­зин­ской вой­ны ста­ло укреп­ле­ние авто­ри­те­та Окта­ви­а­на сре­ди вете­ра­нов, с одной сто­ро­ны, но рез­кое его паде­ние сре­ди граж­дан­ско­го насе­ле­ния — с дру­гой.

Сокра­ще­ние попу­ляр­но­сти при­ем­но­го сына Цеза­ря сре­ди город­ско­го плеб­са, не гово­ря уже об ари­сто­кра­тии, при­ве­ло к серь­ез­ным послед­ст­ви­ям. Его ката­ли­за­то­ром стал раз­го­рев­ший­ся в 41 г. до н. э. кон­фликт с.108 с С. Пом­пе­ем, дей­ст­вия кото­ро­го по бло­ка­де Ита­лии при­ве­ли к пере­бо­ям в постав­ках зер­на (App., B. C., V, 67). В Риме в это вре­мя несколь­ко раз вспы­хи­ва­ли бун­ты бед­но­ты про­тив Окта­ви­а­на (App., B. C., V, 67—68; Dio Cass., XLVIII, 31)¹³¹, а во вре­мя цир­ко­вых зре­лищ зри­те­ли демон­стра­тив­но апло­ди­ро­ва­ли ста­туе Неп­ту­на (Dio Cass., XLVIII, 31; ср.: Suet., Div. Aug., 16), счи­тав­ше­го­ся покро­ви­те­лем С. Пом­пея (App., B. C., V, 100)¹³². Недо­воль­ство млад­шим Цеза­рем при­ня­ло такие мас­шта­бы, что он был вынуж­ден пой­ти на заклю­че­ние мира с С. Пом­пе­ем в 39 г. до н. э. (Suet., Div. Aug., 16; App., B. C., V, 69)¹³³. Путе­о­лан­ское согла­ше­ние ста­ло началь­ной точ­кой в транс­фор­ма­ции поли­ти­че­ской про­па­ган­ды. «Рес­пуб­ли­кан­ская» аги­та­ция Пом­пея-млад­ше­го дала шанс Окта­виа­ну вновь исполь­зо­вать свой глав­ный козырь — лозунг «Месть за Цеза­ря». Одна­ко с это­го вре­ме­ни в его про­па­ган­де, направ­лен­ной на граж­дан­ское насе­ле­ние, начи­на­ют, прав­да, еще ред­ко, появ­лять­ся такие лозун­ги, как pax (мир), se­cu­ri­tas (без­опас­ность), pros­pe­ri­tas (бла­го­со­сто­я­ние) (ср.: Fas­ti Ca­pi­to­li­ni, p. 109 ed. A. Deg­ras­si; Verg., Bu­col., I, 6—10, 44—45).

Таким обра­зом, по наше­му мне­нию, для Окта­вия пер­во­сте­пен­ной зада­чей в нача­ле его поли­ти­че­ской карье­ры была лега­ли­за­ция его дея­тель­но­сти. В сфе­ре идео­ло­гии суще­ст­во­ва­ла не менее амби­ци­оз­ная цель, а имен­но созда­ние обра­за «ново­го Цеза­ря» в первую оче­редь у вете­ра­нов и плеб­са. И то, и дру­гое ему при всех издерж­ках уда­лось. Заяв­ле­ния неко­то­рых совре­мен­ных иссле­до­ва­те­лей об ори­ен­та­ции Окта­ви­а­на на «рес­пуб­ли­ка­низм» в те или иные пери­о­ды его ран­ней карье­ры по боль­шо­му сче­ту некоррект­ны, так как ни один из его поступ­ков нель­зя напря­мую интер­пре­ти­ро­вать как «рес­пуб­ли­кан­скую» акцию. В сво­ей дея­тель­но­сти Окта­виан опи­рал­ся на тра­ди­ци­он­ные рим­ские пред­став­ле­ния, широ­ко исполь­зо­вал «цеза­ри­ан­ские» лозун­ги, а самое глав­ное, его дея­тель­ность чет­ко впи­сы­ва­ет­ся в рам­ки поли­ти­ки «попу­ля­ров». Созда­ние обра­за «ново­го Цеза­ря» тре­бо­ва­ло от него насле­до­ва­ния дей­ст­вий «попу­ля­ра» Юлия Цеза­ря.

По мне­нию боль­шин­ства иссле­до­ва­те­лей, 36 г. до н. э. явля­ет­ся пово­рот­ным пунк­том в эво­лю­ции поли­ти­че­ской про­па­ган­ды Окта­ви­а­на, так как меро­при­я­тия это­го года нес­ли в себе рост­ки буду­ще­го Прин­ци­па­та с.109 и его идео­ло­гии¹³⁴. Одна­ко в послед­нее вре­мя разда­ет­ся все боль­ше голо­сов в поль­зу того, что в новых тен­ден­ци­ях мож­но видеть стрем­ле­ние Окта­ви­а­на исполь­зо­вать в про­па­ган­дист­ских демар­шах 36 г. до н. э. эле­мен­ты «рес­пуб­ли­кан­ской идео­ло­гии» и попыт­ку ори­ен­та­ции три­ум­ви­ра на «рес­пуб­ли­кан­скую» ари­сто­кра­тию¹³⁵. По наше­му мне­нию, такая точ­ка зре­ния явля­ет­ся оши­боч­ной и про­бле­ма тре­бу­ет более деталь­но­го изу­че­ния.

Из-за скудо­сти источ­ни­ков и их про­ти­во­ре­чи­во­сти вопрос о сбли­же­нии Окта­ви­а­на в пер­вой поло­вине 30-х гг. до н. э. с рим­ской ари­сто­кра­ти­ей явля­ет­ся спор­ным. Р. Сайм отме­ча­ет отсут­ст­вие сена­то­ров и их детей в «рево­лю­ци­он­ной пар­тии» Окта­ви­а­на до 39 г. до н. э.¹³⁶. Не луч­ше скла­ды­ва­лась ситу­а­ция для Окта­ви­а­на и в после­дую­щие годы. Ноби­ли и муни­ци­паль­ная ари­сто­кра­тия ста­ли воз­вра­щать­ся в Рим и Ита­лию после заклю­че­ния Путе­о­лан­ско­го согла­ше­ния в 39 г. до н. э. (Vell. Pat., II, 77, 3). Пред­ста­ви­те­ли сена­тор­ской зна­ти уже не мог­ли наде­ять­ся на вос­ста­нов­ле­ние пом­пе­ян­ской par­tes. Пре­бы­ва­ние в Сици­лии пока­за­ло им, что С. Пом­пей дале­ко не похож на того иде­аль­но­го спа­си­те­ля res pub­li­ca, каким его пред­став­ля­ли¹³⁷. Демо­ра­ли­зо­ван­ные в поли­ти­че­ском отно­ше­нии пред­ста­ви­те­ли ноби­ли­те­та гото­вы были идти на согла­ше­ние с три­ум­ви­ра­ми¹³⁸. Но в то же вре­мя мно­гие из них оста­ва­лись в оппо­зи­ции к Окта­виа­ну. Наи­бо­лее вид­ные из при­быв­ших ари­сто­кра­тов при­мкну­ли к М. Анто­нию, а неко­то­рые даже вер­ну­лись обрат­но к С. Пом­пею¹³⁹. Окта­виан в это вре­мя не поль­зо­вал­ся попу­ляр­но­стью¹⁴⁰.

В свя­зи с этим доволь­но стран­но выглядит мне­ние Дж. Кар­те­ра и Д. Шоте­ра, кото­рые утвер­жда­ют, что уже в 39 г. до н. э. гла­вы «опти­мат­ских» семей мог­ли, нако­нец, вер­нуть­ся в обще­ст­вен­ную жизнь под патро­на­том ново­го Цеза­ря¹⁴¹. На самом деле Р. Сайм насчи­ты­ва­ет толь­ко три фами­лии ари­сто­кра­тов, при­няв­ших сто­ро­ну наслед­ни­ка Цеза­ря до 36 г. до н. э., и несколь­ко мало­зна­чи­тель­ных ho­mi­nes no­vi. Так, Ап. Клав­дий Пульхер был даль­ним род­ст­вен­ни­ком Окта­ви­а­на со сто­ро­ны его новой жены Ливии Дру­зил­лы. П. Эми­лий Лепид был пле­мян­ни­ком с.110 три­ум­ви­ра М. Лепида, кото­рый запи­сал имя его отца в про­скрип­ци­он­ные спис­ки. М. Вале­рий Мес­са­ла был проскри­би­ро­ван, но в даль­ней­шем про­щен Окта­виа­ном. Из них толь­ко послед­ний играл зна­чи­тель­ную роль в после­дую­щих собы­ти­ях¹⁴².

Заяв­ле­ния неко­то­рых иссле­до­ва­те­лей о том, что раз­вод со Скри­бо­ни­ей и брак млад­ше­го Цеза­ря с Ливи­ей в 39 г. до н. э. были попыт­кой сбли­же­ния с «пом­пе­ян­ца­ми» в сена­те¹⁴³, вызва­ли спра­вед­ли­вую кри­ти­ку со сто­ро­ны П. Валль­ман­на. Он отме­ча­ет, что сама Скри­бо­ния при­над­ле­жа­ла к ари­сто­кра­ти­че­ско­му и к тому же «пом­пе­ян­ски» настро­ен­но­му роду¹⁴⁴. Поэто­му этот раз­вод сто­рон­ни­ки li­be­ra res pub­li­ca долж­ны были вос­при­ни­мать как оскорб­ле­ние. Скан­даль­ные обсто­я­тель­ства бра­ка с Ливи­ей так­же не спо­соб­ст­во­ва­ли заво­е­ва­нию попу­ляр­но­сти Окта­виа­ном сре­ди ари­сто­кра­тии¹⁴⁵.

О ситу­а­ции в 36 г. до н. э. источ­ни­ки дают про­ти­во­ре­чи­вую инфор­ма­цию. Оста­ет­ся неяс­ным, про­стил ли Окта­виан после победы над С. Пом­пе­ем его при­вер­жен­цев из выс­ших сосло­вий. В то вре­мя как Аппи­ан (App., B. C., V, 127) гово­рит, что он отпу­стил «пом­пе­ян­ских» руко­во­ди­те­лей без­на­ка­зан­но, Дион Кас­сий (Dio Cass., XLIX, 12) сооб­ща­ет, что все за немно­гим исклю­че­ни­ем были каз­не­ны. Поэто­му нель­зя напря­мую утвер­ждать, что Окта­виан про­стил всех при­вер­жен­цев С. Пом­пея, как это дела­ет В. Экк¹⁴⁶.

Таким обра­зом, нель­зя согла­сить­ся с точ­кой зре­ния, соглас­но кото­рой Окта­виан в пер­вой поло­вине 30-х гг. до н. э. идет на сбли­же­ние с рим­ской ари­сто­кра­ти­ей. Ско­рее сле­ду­ет гово­рить о том, что неболь­шая часть рим­ской зна­ти, сре­ди кото­рой мало кто покло­нял­ся иде­а­лам сенат­ской res pub­li­ca, пере­хо­дит на сто­ро­ну наслед­ни­ка Цеза­ря. Н. А. Маш­кин спра­вед­ли­во ука­зы­ва­ет, что «бла­го­да­ря победе над С. Пом­пе­ем Окта­виа­ну уда­лось добить­ся пере­ло­ма в настро­е­нии ита­лий­ских рабо­вла­дель­че­ских кру­гов. Прав­да, мож­но гово­рить еще толь­ко о пере­ло­ме настро­е­ний, а не о под­держ­ке»¹⁴⁷.

Обра­тим­ся теперь непо­сред­ст­вен­но к меро­при­я­ти­ям 36 г. до н. э. Аппи­ан сооб­ща­ет, что при воз­вра­ще­нии победо­нос­но­го три­ум­ви­ра в Рим сена­то­ры и народ, укра­шен­ные вен­ка­ми, встре­ти­ли его, вый­дя на дале­кое рас­сто­я­ние от горо­да (App., B. C., V, 132). З. Явец пола­га­ет, что эти демон­стра­ции были орга­ни­зо­ва­ны искус­ст­вен­но¹⁴⁸. Одна­ко эта точ­ка зре­ния не с.111 нахо­дит опо­ры в источ­ни­ках. Нуж­но ска­зать, что такое вни­ма­ние было очень ред­ким¹⁴⁹. В послед­ний раз подоб­ная честь была ока­за­на Цице­ро­ну в 57 г. до н. э., когда тот вер­нул­ся из изгна­ния, и это ста­ло, по сути, поли­ти­че­ской акци­ей «опти­ма­тов» (Cic., Att., IV, 1, 4—5)¹⁵⁰. Ана­ло­гич­ные поче­сти были ока­за­ны Авгу­сту еще два раза: в 30 г. до н. э. (Dio Cass., LI, 4) и в 19 г. до н. э. (Dio Cass., LIV, 10; RGDA, 11—12). При­чем пер­вый раз рим­ляне встре­ча­ли пол­ко­во­д­ца-победи­те­ля, «защи­тив­ше­го» Ита­лию от «при­тя­за­ний» Восто­ка, а вто­рой раз — прин­цеп­са, пре­кра­тив­ше­го граж­дан­ские раздо­ры. По это­му слу­чаю был даже освя­щен алтарь For­tu­na Re­dux (RGDA, 12).

Сенат и народ­ное собра­ние заоч­но осы­па­ли Окта­ви­а­на раз­лич­ны­ми поче­стя­ми. Он полу­чил пра­во носить лав­ро­вый венок, пра­во на пере­д­нее место в теат­ре, при­ви­ле­гию ездить вер­хом в горо­де, в его честь была постро­е­на арка, увен­чан­ная тро­фе­я­ми (Dio Cass. XLIX, 15). Его изо­бра­же­ния были постав­ле­ны в горо­дах рядом со ста­ту­я­ми мест­ным богам (App., B. C., V, 132).

Кро­ме того, сенат дал ему пра­во либо при­нять все эти поче­сти в целом, либо выбрать то, что он поже­ла­ет сам (Dio Cass., XLIX, 15). Дион Кас­сий ука­зы­ва­ет, что от неко­то­рых из них Окта­виан отка­зал­ся, так как они были чрез­мер­ны­ми (Dio Cass., XLIX, 15). Три­ум­вир при­нял толь­ко ова­цию, еже­год­ный празд­ник дня победы над С. Пом­пе­ем и золотую ста­тую на фору­ме. В свя­зи с этим П. Валль­манн заме­ча­ет, что скром­ность ста­ла сред­ст­вом про­па­ган­ды, кото­рая долж­на была при­об­ре­сти для него сим­па­тии наро­да и сена­та¹⁵¹. Так, три­ум­вир отка­зал­ся от пере­да­чи ему от М. Лепида зва­ния вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка, о чем было при­ня­то реше­ние народ­но­го собра­ния (App., B. C., V, 131; Dio Cass., XLIX, 15; Suet., Div. Aug., 31; RGDA, 10). С точ­ки зре­ния Э. Хью­зар, М. Лепид был остав­лен в живых после извест­ных собы­тий толь­ко пото­му, что Окта­виан счи­тал вер­хов­ный пон­ти­фи­кат одним из сим­во­лов «рес­пуб­ли­кан­ско­го» строя¹⁵². Поче­му pon­ti­fex ma­xi­mus являл­ся сим­во­лом сенат­ской res pub­li­ca, оста­ет­ся неяс­ным. Вер­хов­ный пон­ти­фик был гла­вой рим­ской рели­гии, эта долж­ность была пожиз­нен­ной, поэто­му В. Н. Пар­фё­нов спра­вед­ли­во заме­ча­ет, что лише­ние М. Лепида это­го зва­ния шоки­ро­ва­ло бы рим­ское обще­ст­вен­ное мне­ние, за кото­рое так борол­ся Окта­виан¹⁵³. Кро­ме того, по мне­нию Ф. Ина­ра, наслед­ник дик­та­то­ра наде­ял­ся на ско­рый уход из жиз­ни М. Лепида, кото­рый при­над­ле­жал к стар­ше­му поко­ле­нию (он родил­ся, види­мо, в 89 г. до н. э.)¹⁵⁴.

с.112 Ова­ция состо­я­лась 13 нояб­ря 36 г. до н. э. (EJ, p. 34). Несо­мнен­но, млад­ший Цезарь наме­рен­но отка­зал­ся от три­ум­фа, чтобы под­черк­нуть, что победа была одер­жа­на не в граж­дан­ской войне над С. Пом­пе­ем, а в войне с бег­лы­ми раба­ми (RGDA, 25). Кро­ме учреж­де­ния еже­год­но­го празд­ни­ка в честь одер­жан­ной победы над С. Пом­пе­ем (App., B. C., V, 130), сенат­ским поста­нов­ле­ни­ем «сыну боже­ст­вен­но­го» еже­год­но в годов­щи­ну победы было поз­во­ле­но про­во­дить пир с женой и детьми в хра­ме Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го (Dio Cass. XLIX, 15). 3 сен­тяб­ря, день победы над С. Пом­пе­ем, стал посто­ян­ным днем про­из­не­се­ния бла­годар­ст­вен­но­го молеб­на (Dio Cass. XLIX, 15). Все эти поче­сти, осо­бен­но пред­ло­же­ние о бла­годар­ст­вен­ном молебне, гово­рят о том, что Окта­виан защи­тил рим­скую общи­ну от опас­но­сти, отвел внеш­нюю угро­зу, то есть эта вой­на была внеш­ней, а не граж­дан­ской¹⁵⁵. Дру­ги­ми сло­ва­ми, в про­па­ган­де Окта­ви­а­на он и в борь­бе с С. Пом­пе­ем, и в войне про­тив М. Анто­ния непре­мен­но высту­па­ет как пред­ста­ви­тель рим­ской циви­тас. Его образ пер­со­ни­фи­ци­ру­ет­ся с рим­ской ci­vi­tas, тогда как обра­зы С. Пом­пея и М. Анто­ния про­ти­во­сто­ят ей. Победа была одер­жа­на не над С. Пом­пе­ем, а над раба­ми, широ­ко сте­кав­ши­ми­ся под зна­ме­на сына Гн. Пом­пея Маг­на (ср.: Hor., Epod., IV, 17—19; IX, 7—10; Vell. Pat., II, 73). Так же и вой­на про­тив М. Анто­ния пред­став­ля­ет­ся как вой­на про­тив Клео­пат­ры¹⁵⁶. Х. Мей­ер отно­сит ста­нов­ле­ние это­го обра­за к кон­цу 30-х гг. до н. э.: «Окта­виан сумел пред­ста­вить себя защит­ни­ком Ита­лии. В горо­дах по всей стране он при­ни­мал меры, чтобы была под­твер­жде­на при­ся­га, что так или ина­че влек­ло за собой тре­бо­ва­ние, чтобы он стал лиде­ром в борь­бе про­тив Клео­пат­ры. Та же самая при­ся­га была под­твер­жде­на горо­да­ми запад­ных обла­стей. Таким обра­зом, про­яви­лась новая ситу­а­ция: di­vi fi­lius имел хоро­шее осно­ва­ние, посред­ст­вом кото­ро­го он мог иден­ти­фи­ци­ро­вать себя с рим­ским обще­ст­вом»¹⁵⁷. Одна­ко наша трак­тов­ка пока­зы­ва­ет, что фор­ми­ро­ва­ние это­го обра­за нача­ло скла­ды­вать­ся уже в 36 г. до н. э.

Несколь­ко иную идео­ло­ги­че­скую нагруз­ку нес­ла ста­туя Окта­ви­а­на в золо­той одеж­де, уста­нов­лен­ная на фору­ме на колонне с рост­ра­ми с над­пи­сью «на суше и на море он вос­ста­но­вил нару­шав­ший­ся дол­ги­ми рас­пря­ми мир» (App., B. C., V, 130, пер. А. И. Тюме­не­ва). Несо­мнен­но, эта ста­туя сим­во­ли­зи­ро­ва­ла окон­ча­ние граж­дан­ских войн и под­чер­ки­ва­ла гла­вен­ст­ву­ю­щую заслу­гу в этом млад­ше­го Цеза­ря¹⁵⁸. Одна­ко она име­ла и допол­ни­тель­ное про­па­ган­дист­ское зна­че­ние. Дело в том, что ста­туя сто­я­ла рядом с колон­ной Дуи­лия, кото­рая была уста­нов­ле­на в честь мор­ской победы у мыса Милы в 260 г. до н. э., пол­но­стью копи­руя ее с.113 фор­му (изо­бра­же­ние сохра­ни­лось на одном из дена­ри­ев Окта­ви­а­на (RIC I, Augus­tus № 271)) и тем самым вновь под­чер­ки­вая внеш­ний харак­тер вой­ны с С. Пом­пе­ем (прил. А, рис. 36). Ком­мен­ти­руя этот посту­пок, П. Цан­кер отме­ча­ет, что «при­вер­жен­цы Окта­ви­а­на не чув­ст­во­ва­ли ника­ких рас­ка­я­ний в упо­доб­ле­нии победы в граж­дан­ской войне с победой над внеш­ним вра­гом, уста­нав­ли­вая новую колон­ну рядом со ста­рой на ора­тор­ском воз­вы­ше­нии»¹⁵⁹.

Тот же иссле­до­ва­тель на осно­ва­нии нумиз­ма­ти­че­ских дан­ных счи­та­ет, что в Риме в это вре­мя была уста­нов­ле­на еще одна ста­туя наслед­ни­ка дик­та­то­ра. Это изо­бра­же­ние появ­ля­ет­ся в эмис­сии, чека­нен­ной вско­ре после бит­вы при Нав­ло­хе. Как победи­тель в мор­ском сра­же­нии, Окта­виан дер­жит в пра­вой руке верх­нюю часть кор­мы (τὸ ἄφλασ­τον) вра­же­ско­го кораб­ля в каче­стве тро­фея. Копье в левой руке пока­зы­ва­ет, что перед нами пол­ко­во­дец. Пра­вой ногой он опи­ра­ет­ся на шар (ἡ σφαῖρα), сим­вол все­объ­ем­лю­щей вла­сти над миром (CRRBM, № Ro­me 4341; RIC I, Augus­tus № 256) (прил. А, рис. 37). Крайне экс­прес­сив­ная поза уже исполь­зо­ва­лась в изо­бра­же­ни­ях элли­ни­сти­че­ских пра­ви­те­лей, под­чер­ки­вая идею бого­по­доб­ной силы. И хотя к это­му вре­ме­ни такой тип несколь­ко утра­тил свою эффек­тив­ность, П. Цан­кер под­чер­ки­ва­ет, что это изо­бра­же­ние нес­ло осо­бое «монар­хи­че­ское» зна­че­ние¹⁶⁰. Одна­ко мы счи­та­ем, что на самом деле это изо­бра­же­ние было не ста­ту­ей, а монет­ным типом. Бого­по­доб­ная экс­прес­сия изо­бра­же­ния в усло­ви­ях про­воз­гла­ше­ния мира и окон­ча­ния граж­дан­ских войн в первую оче­редь пред­на­зна­ча­лась для сол­дат Окта­ви­а­на, а не для граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва. Кро­ме того, сам П. Цан­кер ука­зы­ва­ет, что этот монет­ный тип мог быть отве­том на более ран­нюю про­па­ган­ду С. Пом­пея, так как он очень силь­но напо­ми­на­ет реверс одно­го из его дена­ри­ев¹⁶¹. Ста­туя сто­ит в той же позе, но это не изо­бра­же­ние боже­ства, как счи­та­ют неко­то­рые нумиз­ма­ты¹⁶², а побед­ный памят­ник С. Пом­пея¹⁶³. Победи­тель, как и на изо­бра­же­нии Окта­ви­а­на, дер­жит в руке изо­гну­тую часть кора­бель­ной кор­мы (ap­lustre), но ногой опи­ра­ет­ся на рост­ру кораб­ля, сим­во­ли­зи­руя мор­скую победу над при­ем­ным сыном Цеза­ря (прил. А, рис. 38). Так­же нуж­но ука­зать, что образ­цом для чека­на Секс­та Пом­пея, в свою оче­редь, послу­жи­ла тет­ра­д­рах­ма Демет­рия Поли­ор­ке­та, реверс кото­рой с изо­бра­же­ни­ем Посей­до­на моне­та­рии Пом­пея фак­ти­че­ски ско­пи­ро­ва­ли.

Кро­ме пере­чис­лен­ных поче­стей, Окта­виа­ну была так­же даро­ва­на tri­bu­ni­cia po­tes­tas (App., B. C., V, 132, см.: Dio Cass. XLIX, 15; Oros. VI, с.114 18)¹⁶⁴. Как объ­яс­ня­ет Аппи­ан, «чтобы этой пожиз­нен­ной вла­стью побудить отка­зать­ся от преж­ней» (App., B. C., V, 132, пер. А. И. Тюме­не­ва)¹⁶⁵. Совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли отме­ча­ют важ­ную роль три­бун­ской вла­сти в даль­ней­шем фор­ми­ро­ва­нии идео­ло­гии Окта­ви­а­на. В част­но­сти, А. Х. М. Джо­у­нз отме­ча­ет, что sac­ro­sancti­tas не толь­ко дела­ла пося­га­тель­ство на лич­ность млад­ше­го Цеза­ря нече­сти­вым, но и под­чер­ки­ва­ла связь с его при­ем­ным отцом и демон­стри­ро­ва­ла его под­держ­ку «попу­ля­ров»¹⁶⁶. Как мы видим, при­ня­тие три­бун­ской вла­сти никак не увя­зы­ва­ет­ся с «рес­пуб­ли­кан­ской» идео­ло­ги­ей. Tri­bu­ni­cia po­tes­tas декла­ри­ру­ет совер­шен­но иную поли­ти­ку, про­ти­во­по­лож­ную «рес­пуб­ли­ка­низ­му» (ср.: Tac., Ann., I, 2).

Таким обра­зом, поче­сти, пре­до­став­лен­ные наслед­ни­ку Цеза­ря сена­том и плеб­сом, едва ли мож­но счи­тать «рес­пуб­ли­кан­ски­ми». Это были поче­сти, кото­рые полу­чил все­силь­ный дик­та­тор, а не рес­пуб­ли­кан­ский маги­ст­рат. Сле­ду­ет отме­тить нагро­мож­де­ние раз­лич­ных поче­стей, весь­ма харак­тер­ное для эпо­хи ран­не­го Прин­ци­па­та, но никак не для эпо­хи Рес­пуб­ли­ки.

Гораздо боль­ше «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» мож­но было бы усмот­реть в меро­при­я­ти­ях само­го Окта­ви­а­на. Дион Кас­сий пере­да­ет, что когда Окта­виан при­был в Рим, он собрал сена­то­ров вне горо­да, соглас­но древ­ней тра­ди­ции, и дал им отчет того, что сде­лал (Dio Cass. XLIX, 15)¹⁶⁷. Одна­ко Аппи­ан изла­га­ет эту исто­рию несколь­ко ина­че, делая акцент не на древ­ней тра­ди­ции, а на аги­та­ции млад­ше­го Цеза­ря. Соглас­но антич­но­му исто­ри­ку, Окта­виан высту­пил с речью, где изла­гал свои дела и «меры управ­ле­ния государ­ст­вом» с нача­ла поли­ти­че­ской карье­ры и до победы над С. Пом­пе­ем. При­чем три­ум­вир высту­пил не толь­ко перед сена­то­ра­ми, но и перед наро­дом. Для нас очень важ­но заме­ча­ние Аппи­а­на о том, что это выступ­ле­ние Окта­ви­а­на было запи­са­но и рас­про­стра­ня­лось в виде отдель­ной книж­ки (li­bel­lus) (App., B. C., V, 130), то есть это было про­грамм­ное выступ­ле­ние, и оно долж­но было быть доступ­но по воз­мож­но­сти как мож­но боль­ше­му чис­лу граж­дан¹⁶⁸. Смысл и общую направ­лен­ность это­го пам­фле­та вос­ста­но­вить неслож­но, имея перед собой «Дея­ния боже­ст­вен­но­го Авгу­ста» и сооб­ще­ния Дио­на Кас­сия и Аппи­а­на. Его речь была раз­ры­вом с три­ум­вир­ским про­шлым. Глав­ным содер­жа­ни­ем пам­фле­та было про­воз­гла­ше­ние мира (pax), без­опас­но­сти (se­cu­ri­tas), окон­ча­ния граж­дан­ских войн и про­слав­ле­ние дей­ст­вий Окта­ви­а­на (App., с.115 B. C., V, 131—132). Воз­мож­но, это было попыт­кой пере­ло­жить всю ответ­ст­вен­ность за про­изо­шед­шие во вре­мя про­скрип­ций пре­ступ­ле­ния толь­ко на М. Анто­ния и М. Лепида (см.: Dio Cass., XLIX, 15; Tac., Ann., I, 9). Весь­ма пока­за­тель­но, что с это­го вре­ме­ни с монет Окта­ви­а­на исче­за­ет леген­да tri­um­vir rei pub­li­cae con­sti­tuen­dae(«три­ум­вир для устро­е­ния государ­ст­вен­ных дел»)¹⁶⁹, хотя в над­пи­сях этот титул исполь­зу­ет­ся до 33 г. до н. э. (ILS, № 77)¹⁷⁰. Мож­но пред­по­ла­гать, что вой­на с С. Пом­пе­ем объ­яв­ля­лась внеш­ней: это была вой­на про­тив бег­лых рабов¹⁷¹. Так­же Окта­виан обе­щал вос­ста­но­вить преж­ний строй после воз­вра­ще­ния М. Анто­ния из пар­фян­ско­го похо­да (App., B. C., V, 132).

Таким обра­зом, за исклю­че­ни­ем обе­ща­ния о вос­ста­нов­ле­нии res pub­li­ca, в речи наслед­ни­ка Цеза­ря не про­смат­ри­ва­ет­ся «рес­пуб­ли­кан­ской» рито­ри­ки. Все это были обыч­ные заяв­ле­ния в духе рим­ско­го «тра­ди­цио­на­лиз­ма»¹⁷².

Окта­виан не толь­ко объ­явил об уста­нов­ле­нии мира и пре­кра­ще­нии граж­дан­ских войн, но и сде­лал к это­му реаль­ные шаги. В сущ­но­сти, все меро­при­я­тия были направ­ле­ны на внут­рен­нюю ста­би­ли­за­цию рим­ско­го обще­ства. Так, три­ум­вир вер­нул мно­гие пра­ва в государ­ст­вен­ном управ­ле­нии, за исклю­че­ни­ем кон­су­лов (Dio Cass., LIII, 1), еже­год­ным долж­ност­ным лицам (App., B. C., V, 132). Они ста­ли пред­ме­том насме­шек в эпо­ху три­ум­ви­ров, так как их чис­ло было силь­но уве­ли­че­но Цеза­рем. В кон­це кон­цов маги­ст­ра­ты отправ­ля­ли свою долж­ность в тече­ние несколь­ких недель толь­ко затем, чтобы их быст­ро заме­ни­ли суф­фек­та­ми: в 38 г. до н. э. было 67 пре­то­ров вме­сто вось­ми рес­пуб­ли­кан­ских и 16 Юлия Цеза­ря. Есте­ствен­но, их пол­но­мо­чия были силь­но уре­за­ны. Эти долж­но­сти оце­ни­ва­лись исклю­чи­тель­но как соци­аль­ный пре­стиж, как пре­до­став­ле­ние досту­па и более высо­кое поло­же­ние в сена­те¹⁷³.

Были про­ще­ны недо­им­ки по дол­гам в поль­зу государ­ства, так­же осво­бож­де­ны от навя­зан­ных силой финан­со­вых обя­за­тельств сбор­щи­ки нало­гов (App., B. C., V, 132; Dio Cass., XLIX, 15). Были сожже­ны мно­гие с.116 доку­мен­ты, отно­ся­щи­е­ся ко вре­ме­ни смут (App., B. C., V, 132), что сим­во­ли­зи­ро­ва­ло пре­кра­ще­ние про­скрип­ций¹⁷⁴. В самые крат­кие сро­ки Окта­виан вос­ста­но­вил порядок в Риме и Ита­лии (App., B. C., V, 131). Было объ­яв­ле­но о стро­и­тель­ной кам­па­нии. Окта­виан пре­до­ста­вил для обще­ст­вен­ных нужд мно­го­чис­лен­ные дома, при­об­ре­тен­ные через про­ку­ра­то­ров (Vell. Pat., II, 81, 3).

Еще одним важ­ным шагом ста­ло воз­вра­ще­ние 30 тыс. рабов их хозя­е­вам (App., B. C., V, 131; RGDA, 25; Oros., VI, 18; 20; Vell. Pat., II, 73), хотя поло­же­ния Путе­о­лан­ско­го дого­во­ра спе­ци­аль­но объ­яв­ля­ли этих рабов сво­бод­ны­ми (App., B. C., V, 131). Еще око­ло 6 тыс. рабов, у кото­рых не нашлось вла­дель­цев, были рас­пя­ты (App., B. C., V, 131; Dio Cass., XLIX, 12). Оче­вид­но, так как С. Пом­пей сно­ва спро­во­ци­ро­вал вой­ну, три­ум­вир рас­смат­ри­вал дого­вор как несо­сто­яв­ший­ся¹⁷⁵. Несо­мнен­но, эта акция сим­во­ли­зи­ро­ва­ла завер­ше­ние граж­дан­ских войн и уста­нов­ле­ние мира¹⁷⁶.

С точ­ки зре­ния ори­ен­та­ции Окта­ви­а­на на «рес­пуб­ли­кан­скую» идео­ло­гию, очень важ­ным явля­ет­ся вопрос о его обе­ща­нии «вос­ста­но­вить» res pub­li­ca в 36 г. до н. э., на кото­рое часто ссы­ла­ют­ся совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли. Един­ст­вен­ным источ­ни­ком по дан­но­му вопро­су явля­ет­ся Аппи­ан. Он сооб­ща­ет, что наслед­ник Цеза­ря «обе­щал вполне вос­ста­но­вить государ­ст­вен­ный строй после воз­вра­ще­ния М. Анто­ния из похо­да про­тив пар­фян, ибо он был убеж­ден, что и тот поже­ла­ет с пре­кра­ще­ни­ем граж­дан­ских войн сло­жить свою власть… и от себя напи­сал М. Анто­нию все, что думал отно­си­тель­но вер­хов­ной вла­сти» (App., B. C., V, 132, пер. А. И. Тюме­не­ва). Неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли, оттал­ки­ва­ясь от после­дую­щих собы­тий 27 г. до н. э., всерь­ез вос­при­ни­ма­ют заяв­ле­ния Окта­ви­а­на. Р. И. А. Пал­мер исхо­дит из дей­ст­ви­тель­но­го наме­ре­ния Окта­ви­а­на сло­жить с себя три­ум­вир­скую власть, кото­рое было яко­бы сорва­но поведе­ни­ем М. Анто­ния¹⁷⁷. Той же точ­ки зре­ния при­дер­жи­ва­ет­ся М. С. Сло­тер: «В 36 г. он [Окта­виан] впер­вые был сво­бо­ден, чтобы пока­зать свой насто­я­щий харак­тер. По харак­те­ру он был уме­рен­ным, кон­сер­ва­тив­ным и бла­го­ра­зум­ным (sic!)… Его инстинкт вла­сти не был воен­ным, но ярко выра­жен­ным граж­дан­ским, и он верил, что в посто­ян­ном вни­ма­нии к вос­ста­нов­ле­нию и сохра­не­нию Рес­пуб­ли­ки лежит его един­ст­вен­ный шанс для насто­я­щей служ­бы государ­ству»¹⁷⁸. Подоб­ное мне­ние разде­ля­ют так­же В. Эдер и Ф. Фадин­гер¹⁷⁹. При этом они упус­ка­ют из виду, что такие пред­ло­же­ния отка­за от вла­сти и со сто­ро­ны Окта­ви­а­на, и со сто­ро­ны М. Анто­ния дела­лись толь­ко тогда, с.117 когда дру­гая сто­ро­на не мог­ла согла­сить­ся на это. На явно про­во­ка­ци­он­ное содер­жа­ние таких заяв­ле­ний обра­ща­ет­ся так же мало вни­ма­ния, как и на исто­ри­че­ский кон­текст¹⁸⁰. Впер­вые такие заве­ре­ния про­зву­ча­ли во вре­мя Перу­зин­ской вой­ны 41—40 гг. до н. э. от Л. Анто­ния, кото­рый обви­нял Окта­ви­а­на в тира­нии и узур­па­ции вла­сти и объ­яв­лял, что М. Анто­ний вско­ре сло­жит свою власть три­ум­ви­ра (App., B. C., V, 30, 39, 42—43). В даль­ней­шем, во вре­мя заклю­че­ния Путе­о­лан­ско­го дого­во­ра в 39 г. до н. э., Окта­виан, М. Анто­ний и С. Пом­пей «изъ­яви­ли готов­ность» вос­ста­но­вить преж­ний государ­ст­вен­ный строй в неда­ле­ком буду­щем (App., B. C., V, 73). Сле­дую­щим идет рас­смат­ри­вае­мое заяв­ле­ние Окта­ви­а­на от 36 г. до н. э. В 32—31 гг. до н. э. такие шаги пред­при­ни­мал М. Анто­ний, кото­рый вновь обви­нил Окта­ви­а­на в узур­па­ции вла­сти и выра­зил готов­ность сло­жить свою чрез­вы­чай­ную маги­ст­ра­ту­ру (Dio Cass. XLIX, 41; L, 7; Suet., Div. Aug., 28)¹⁸¹. Если мы вспом­ним исто­ри­че­ские собы­тия, соот­вет­ст­ву­ю­щие каж­до­му тако­му «заяв­ле­нию», то ста­но­вит­ся ясно, что про­тив­ная сто­ро­на нико­им обра­зом не мог­ла согла­сить­ся с таким пред­ло­же­ни­ем.

Таким обра­зом, обе­ща­ние Окта­ви­а­на было, в сущ­но­сти, про­во­ка­ци­ей М. Анто­ния¹⁸². Ведь теперь послед­ний пред­став­лял­ся в нега­тив­ном све­те, так как имен­но он ста­но­вил­ся пре­гра­дой к вос­ста­нов­ле­нию «ста­ро­го поряд­ка»¹⁸³. Здесь, прав­да, нуж­но учесть и тот факт, что такие заяв­ле­ния мог­ли скло­нить часть ари­сто­кра­тии и сена­то­ров на сто­ро­ну Окта­ви­а­на. А. Х. М. Джо­у­нз, Х. Мей­ер и П. Валль­манн отме­ча­ют, что после заклю­че­ния Путе­о­лан­ско­го согла­ше­ния из Сици­лии и дру­гих мест в Ита­лию вер­ну­лось мно­го сена­то­ров и всад­ни­ков, и было бы бла­го­ра­зум­но про­бо­вать полу­чить их рас­по­ло­же­ние в слу­чае уже пла­ни­ро­вав­ше­го­ся столк­но­ве­ния с М. Анто­ни­ем¹⁸⁴. В любом слу­чае это заяв­ле­ние Окта­ви­а­на ста­ло выиг­рыш­ной поли­ти­че­ской акци­ей¹⁸⁵, кото­рой М. Анто­ний на тот момент ниче­го не смог про­ти­во­по­ста­вить¹⁸⁶.

Под­во­дя ито­ги, сле­ду­ет отме­тить, что к 36 г. до н. э. наслед­ник дик­та­то­ра не имел зна­чи­тель­ной под­держ­ки сре­ди рим­ской ари­сто­кра­тии и тем более сре­ди сто­рон­ни­ков сенат­ской res pub­li­ca. Его под­дер­жи­ва­ла неболь­шая часть ноби­лей, видев­ших в Окта­виане воз­мож­ность для удо­вле­тво­ре­ния сво­их поли­ти­че­ских амби­ций. Как мы виде­ли, млад­ший Цезарь не исполь­зо­вал в сво­ей про­па­ган­де «рес­пуб­ли­кан­ской» рито­ри­ки. В это вре­мя он выдви­нул дру­гие лозун­ги: pax, se­cu­ri­tas, pros­pe­ri­tas, — с.118 кото­рые не при­над­ле­жа­ли к поли­ти­че­ско­му лек­си­ко­ну «пом­пе­ян­цев»¹⁸⁷. Его про­па­ган­да не выхо­ди­ла за рам­ки рим­ско­го «тра­ди­цио­на­лиз­ма». Стрем­ле­ние к миру было основ­ным моти­вом, кото­рым руко­вод­ст­во­ва­лись ита­лий­ские жите­ли в сво­ем отно­ше­нии к раз­лич­ным поли­ти­че­ским дея­те­лям и собы­ти­ям во вре­мя Сици­лий­ской вой­ны. И Окта­виан чут­ко уло­вил эти настро­е­ния. Основ­ной чер­той его поли­ти­ки в сфе­ре идео­ло­гии после бит­вы при Нав­ло­хе ста­ли лозун­ги мира, ста­биль­но­сти и про­цве­та­ния. Имен­но в это вре­мя (в 37 или 36 г. до н. э.) под вли­я­ни­ем Меце­на­та Вер­ги­лий при­сту­па­ет к сво­им «Геор­ги­кам», где поэт при­зы­ва­ет к мир­но­му тру­ду, вос­хва­ля­ет зем­лю Ита­лии и т. д.¹⁸⁸ Эта же тен­ден­ция замет­на и в твор­че­стве Гора­ция (Hor., Epod., I, VII). Фак­ти­че­ски все меро­при­я­тия три­ум­ви­ра были в первую оче­редь направ­ле­ны на ста­би­ли­за­цию обще­ст­вен­ных отно­ше­ний. Кон­сти­ту­ци­он­ные момен­ты ото­шли в этой аги­та­ции на вто­рой план¹⁸⁹. Заяв­ле­ни­я­ми о сло­же­нии сво­их пол­но­мо­чий Окта­виан стре­мил­ся пере­иг­рать сво­его сопер­ни­ка попыт­кой заво­е­вать под­держ­ку сена­то­ров, в том чис­ле и вер­нув­ших­ся после Путе­о­лан­ско­го согла­ше­ния ноби­лей. Такие заяв­ле­ния были толь­ко «общим местом» в про­па­ган­де раз­лич­ных par­tes в эпо­ху Вто­ро­го три­ум­ви­ра­та.

Несмот­ря на то, что про­па­ган­дист­ской борь­бе меж­ду Окта­виа­ном и М. Анто­ни­ем посвя­ще­но боль­шое коли­че­ство науч­ных работ, в исто­рио­гра­фии уже доволь­но дав­но уста­но­ви­лась точ­ка зре­ния, что наслед­ник дик­та­то­ра выиг­рал борь­бу за обще­ст­вен­ное мне­ние, исполь­зуя «рес­пуб­ли­кан­ские» лозун­ги, кото­рые яко­бы вызы­ва­ли боль­шой резо­нанс в рим­ском обще­стве¹⁹⁰. Одна­ко, по наше­му мне­нию, клю­че­вым момен­том в пони­ма­нии изме­не­ний, про­изо­шед­ших в идео­ло­гии это­го вре­ме­ни, явля­ет­ся поста­нов­ка про­бле­мы о соот­но­ше­нии «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» и «тра­ди­цио­на­лиз­ма» в про­па­ган­де млад­ше­го Цеза­ря в кон­це 30-х гг. до н. э.

Рас­смот­рим все «рес­пуб­ли­кан­ские» акции, при­пи­сы­вае­мые Окта­виа­ну. Я. Ю. Меже­риц­кий заяв­ля­ет, что «при­об­ре­сти дове­рие граж­дан­ско­го насе­ле­ния Ита­лии… мож­но было, преж­де все­го, заре­ко­мен­до­вав себя при­вер­жен­цем “рес­пуб­ли­кан­ских”, искон­но рим­ских тра­ди­ций, заво­е­вав авто­ри­тет удач­ли­во­го воен­но­го вождя, стре­мя­ще­го­ся к граж­дан­ско­му миру и про­цве­та­нию “наро­да”. Имен­но такие про­па­ган­дист­ские цели и ста­ви­лись преж­де все­го перед илли­рий­ски­ми похо­да­ми (35—33 гг. до н. э.)»¹⁹¹. с.119 Здесь нали­цо сме­ше­ние поня­тий «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» и «тра­ди­цио­на­лиз­ма». Иссле­до­ва­тель под­ме­ня­ет тра­ди­ци­он­ные пред­став­ле­ния, харак­тер­ные для всех рим­лян, идео­ло­ги­че­ски­ми пред­став­ле­ни­я­ми сто­рон­ни­ков li­be­ra res pub­li­ca. С такой точ­ки зре­ния мож­но запо­до­зрить в «рес­пуб­ли­ка­низ­ме» и М. Анто­ния, кото­ро­го Я. Ю. Меже­риц­кий вся­че­ски «обви­ня­ет» в склон­но­сти к «монар­хиз­му». Ведь этот три­ум­вир в то же вре­мя орга­ни­зо­вал целых два воен­ных похо­да про­тив пар­фян. Конеч­но мож­но ука­зать, что пар­фян­ская кам­па­ния была аван­тю­рой, тогда как Илли­рия рас­по­ло­же­на рядом с Ита­ли­ей, и зами­ре­ние бес­по­кой­ных соседей было делом государ­ст­вен­ной важ­но­сти. Имен­но так посту­пил Окта­виан. По сло­вам Аппи­а­на, он, под­чи­нив Илли­рию, в про­ти­во­по­лож­ность без­дей­ст­вию М. Анто­ния доло­жил сена­ту, что уми­ротво­рил Ита­лию, осво­бо­див ее от наро­дов, с кото­ры­ми труд­но бороть­ся и кото­рые часто ее бес­по­ко­и­ли (App., B. Il­lir., 16). Одна­ко сто­ит напом­нить, что вна­ча­ле Окта­виан пла­ни­ро­вал гран­ди­оз­ную экс­пе­ди­цию про­тив Бри­та­нии (Dio Cass., XLIX, 38), кото­рая выгляде­ла не менее аван­тюр­ной, чем пар­фян­ская кам­па­ния.

Насто­я­щей целью Окта­ви­а­на было укреп­ле­ние соб­ст­вен­но­го пре­сти­жа как победо­нос­но­го пол­ко­во­д­ца в гла­зах вете­ра­нов и граж­дан­ско­го насе­ле­ния¹⁹². Ф. Гардт­гау­зен и Н. А. Маш­кин отме­ча­ют, что до это­го млад­ший Цезарь вел толь­ко граж­дан­ские вой­ны, и это была его пер­вая внеш­не­по­ли­ти­че­ская кам­па­ния¹⁹³. Дж. Кар­тер ука­зы­ва­ет на еще один нема­ло­важ­ный момент: Окта­виа­ну нуж­но было занять огром­ное коли­че­ство леги­о­нов, рас­счи­ты­вав­ших на посто­ян­ные разда­чи подар­ков¹⁹⁴. Илли­рий­ский поход дол­жен был при­не­сти необ­хо­ди­мые для это­го сред­ства¹⁹⁵.

Заяв­ле­ния пол­ко­во­д­ца о том, что он «уми­ротво­рял» пле­ме­на вар­ва­ров и дей­ст­во­вал в инте­ре­сах рим­ской ci­vi­tas, были совер­шен­но тра­ди­ци­он­ны­ми для рим­ской прак­ти­ки и ника­ко­го отно­ше­ния к «рес­пуб­ли­ка­низ­му» не име­ли. Для при­ме­ра срав­ним дей­ст­вия Юлия Цеза­ря и Окта­ви­а­на. Послед­ний, ста­ра­ясь пре­уве­ли­чить лич­ные заслу­ги, пре­вра­тил доклад сена­ту о сво­их воен­ных дей­ст­ви­ях про­тив илли­рий­цев в подроб­ный ката­лог поко­рен­ных пле­мен, под­час упо­ми­ная совер­шен­но неиз­вест­ные и незна­чи­тель­ные назва­ния¹⁹⁶. То же мы встре­ча­ем и в дей­ст­ви­ях Юлия Цеза­ря, кото­ро­го вряд ли мож­но запи­сать в «рес­пуб­ли­кан­цы» во вре­мя его галль­ских войн. Мало того, Цице­рон в речи о кон­суль­ских про­вин­ци­ях пол­но­стью одоб­ря­ет успе­хи пол­ко­во­д­ца с пози­ции «пат­риота»: «Так неуже­ли я могу быть недру­гом тому, чьи доне­се­ния, чья сла­ва, чьи послан­цы изо дня в день раду­ют мой с.120 слух новы­ми назва­ни­я­ми пле­мен, наро­дов, мест­но­стей? Поверь­те мне, отцы-сена­то­ры, … я горю неимо­вер­ной любо­вью к оте­че­ству… Это мое искон­ное и неиз­мен­ное отно­ше­ние к государ­ству мирит и сно­ва соеди­ня­ет меня с Гаем Цеза­рем и вос­ста­нав­ли­ва­ет доб­рые отно­ше­ния меж­ду нами» (Cic., Pro Marc., 9, пер. В. О. Горен­штей­на).

Я. Ю. Меже­риц­кий видит «рес­пуб­ли­кан­ские» чер­ты так­же и в эди­ли­те­те М. Агрип­пы. По его мне­нию, широ­ко­мас­штаб­ная стро­и­тель­ная дея­тель­ность бли­жай­ше­го сорат­ни­ка Окта­ви­а­на в 33 г. до н. э. и разыг­ран­ные им пыш­ные зре­ли­ща были состав­ной частью более мас­штаб­ной поли­ти­ки, под­чер­ки­вав­шей лояль­ность млад­ше­го Цеза­ря к ста­рой Рес­пуб­ли­ке¹⁹⁷. В част­но­сти, яко­бы толь­ко Окта­виа­ном уде­ля­лось боль­шое вни­ма­ние «нацио­наль­ной» рели­гии. Иссле­до­ва­тель ука­зы­ва­ет, что к это­му вре­ме­ни di­vi fi­lius был чле­ном несколь­ких жре­че­ских кол­ле­гий. В то же вре­мя вос­ста­нав­ли­ва­лись древ­ние хра­мы и запре­ща­лись ази­ат­ские и еги­пет­ские куль­ты, и имен­но в этом рус­ле сле­ду­ет рас­смат­ри­вать высыл­ку М. Агрип­пой магов из Ита­лии¹⁹⁸.

Одна­ко, с нашей точ­ки зре­ния, это слиш­ком упро­щен­ный взгляд на рас­смат­ри­вае­мые собы­тия. Во-пер­вых, стро­и­тель­ная дея­тель­ность М. Агрип­пы не была уни­каль­ной. Дж. Сами заме­ча­ет, что при жела­нии построй­ку в кон­це 40-х гг. до н. э. М. Лепидом Сеп­ты, сим­во­ла суве­ре­ни­те­та po­pu­lus Ro­ma­nus, и вос­ста­нов­ле­ние Г. Муна­ци­ем План­ком хра­ма Сатур­на, одно­го из древ­ней­ших памят­ни­ков рим­ско­го фору­ма, вполне мож­но трак­то­вать как стрем­ле­ние этих поли­ти­ков опе­реть­ся на иде­а­лы и идео­ло­гию Рес­пуб­ли­ки¹⁹⁹. Во-вто­рых, эди­ли­тет Агрип­пы никак не вкла­ды­ва­ет­ся в рам­ки «рес­пуб­ли­ка­низ­ма». Дело в том, что в рим­ской рес­пуб­ли­кан­ской прак­ти­ке сло­жи­лась чет­кая систе­ма заня­тия маги­ст­ра­тур эдил—пре­тор—кон­сул, а моло­дой пол­ко­во­дец уже был и пре­то­ром, и кон­су­лом. Таким обра­зом, его избра­ние эди­лом — это гру­бое нару­ше­ние тра­ди­ци­он­ной прак­ти­ки²⁰⁰. Кро­ме того, тот же Дж. Сами допус­ка­ет, что Агрип­па был в этом году един­ст­вен­ным эди­лом, что было бес­пре­цедент­ным для рим­ской прак­ти­ки²⁰¹. И вооб­ще, эди­ли­тет Агрип­пы ско­рее сле­ду­ет срав­нить с поведе­ни­ем «попу­ля­ров» Позд­ней рес­пуб­ли­ки, чем с дей­ст­ви­я­ми сто­рон­ни­ков li­be­ra res pub­li­ca²⁰². В-третьих, Я. Ю. Меже­риц­кий «забы­ва­ет» ука­зать, что М. Анто­ний так­же вхо­дил в состав раз­лич­ных жре­че­ских кол­ле­гий (он был авгу­ром, фла­ми­ном боже­ст­вен­но­го Юлия, то есть вхо­дил в кол­ле­гию пон­ти­фи­ков), посто­ян­но с.121 исполь­зо­вал сакраль­ные сим­во­лы в чекан­ке сво­их монет²⁰³, а М. Лепид и вовсе был вели­ким пон­ти­фи­ком. В-чет­вер­тых, вос­ста­нов­ле­ни­ем древ­них хра­мов зани­ма­лись и «анто­ни­ан­цы»²⁰⁴. В 34—32 гг. до н. э. Г. Сосий вос­ста­но­вил храм Апол­ло­на Вра­ча и укра­сил его шедев­ра­ми гре­че­ской живо­пи­си и скульп­ту­ры²⁰⁵. В свя­зи с этим Ф. В. Шип­ли кон­ста­ти­ру­ет, что «в это вре­мя в Риме шла оже­сто­чен­ная борь­ба за обще­ст­вен­ное мне­ние меж­ду дру­зья­ми Окта­ви­а­на и аген­та­ми М. Анто­ния. То, что Окта­виан стро­ил новый храм Апол­ло­на на Пала­тине, было доста­точ­ной при­чи­ной для “анто­ни­ан­цев” вос­ста­но­вить ста­рый храм с его 400-ми года­ми рели­ги­оз­ной тра­ди­ции, чтобы попы­тать­ся воз­ме­стить любое рели­ги­оз­ное пре­иму­ще­ство, кото­рое мог бы полу­чить Окта­виан»²⁰⁶. Ф. Инар добав­ля­ет к это­му тот факт, что отдел­ка хра­ма Апол­ло­на, вос­ста­нов­лен­но­го Г. Соси­ем на сред­ства от три­ум­фа над Иуде­ей, не соот­вет­ст­во­ва­ла восточ­но­му три­ум­фу, а была оформ­ле­на в тра­ди­ци­он­ном рим­ском сти­ле²⁰⁷. Иссле­до­ва­тель ука­зы­ва­ет на то, что в это вре­мя культ Апол­ло­на являл­ся пред­ме­том напря­жен­но­го сопер­ни­че­ства меж­ду три­ум­ви­ра­ми. Пока­за­тель­но, что Окта­виан «выку­пил» этот храм у Сосия, сохра­нив ему жизнь после бит­вы при Акции²⁰⁸. В-пятых, высыл­ка магов и аст­ро­ло­гов из Ита­лии свя­за­на, по спра­вед­ли­во­му мне­нию З. Яве­ца, с оже­сто­чен­ной про­па­ган­дист­ской борь­бой меж­ду три­ум­ви­ра­ми²⁰⁹. В кон­це 40-х — нача­ле 30-х гг. до н. э. боль­шое рас­про­стра­не­ние полу­чи­ла маги­че­ская лите­ра­ту­ра, во мно­гом оппо­зи­ци­он­ная Окта­виа­ну, поэто­му дей­ст­вия Агрип­пы, кото­рый перед нача­лом столк­но­ве­ния с М. Анто­ни­ем стре­мил­ся лик­види­ро­вать любые про­яв­ле­ния оппо­зи­ции, выглядят абсо­лют­но логич­ны­ми²¹⁰.

Еще одной «рес­пуб­ли­кан­ской» акци­ей млад­ше­го Цеза­ря Я. Ю. Меже­риц­кий счи­та­ет стро­и­тель­ство мав­зо­лея в кон­це 30-х гг. до н. э. (прил. Б, рис. 1)²¹¹. Он пола­га­ет, что мав­зо­лей дол­жен был стать «рес­пуб­ли­кан­ским» пат­рио­ти­че­ским отве­том на жела­ние М. Анто­ния быть похо­ро­нен­ным в Алек­сан­дрии. В сво­их выво­дах иссле­до­ва­тель опи­ра­ет­ся на мне­ния К. Краф­та и П. Цан­ке­ра. К. Крафт, кри­ти­куя преды­ду­щих иссле­до­ва­те­лей, кото­рые виде­ли в созда­нии это­го зда­ния про­яв­ле­ние монар­хиз­ма с.122 Окта­ви­а­на²¹², счи­та­ет, что стро­и­тель­ство мав­зо­лея было свя­за­но с про­па­ган­дист­ской борь­бой три­ум­ви­ров. В 32 г. до н. э. пле­мян­ник Юлия Цеза­ря неза­кон­но обна­ро­до­вал заве­ща­ние М. Анто­ния, в кото­ром тот яко­бы сооб­щал о пере­да­че рим­ских терри­то­рий в соб­ст­вен­ность Клео­пат­ры и ее детей²¹³ и о сво­ем жела­нии быть похо­ро­нен­ным в Алек­сан­дрии, что сто­рон­ни­ки Окта­ви­а­на счи­та­ли дока­за­тель­ст­вом наме­ре­ния М. Анто­ния пере­не­сти сто­ли­цу в Еги­пет. В ответ Окта­виан при­нял реше­ние о стро­и­тель­стве усы­паль­ни­цы, чтобы под­черк­нуть свою при­вер­жен­ность Риму и Ита­лии²¹⁴. П. Цан­кер при­ни­ма­ет эту точ­ку зре­ния толь­ко как объ­яс­не­ние пер­во­на­чаль­ных целей, но в даль­ней­шем, по его мне­нию, мону­мент под­чер­ки­вал дина­сти­че­ские при­тя­за­ния новой пра­вя­щей фами­лии²¹⁵. Таким обра­зом, К. Крафт и П. Цан­кер отме­ча­ют стрем­ле­ние «сына боже­ст­вен­но­го» опе­реть­ся в про­ти­во­сто­я­нии с М. Анто­ни­ем на Рим и Ита­лию и ука­зы­ва­ют на исполь­зо­ва­ние Окта­виа­ном тра­ди­ци­он­ных пат­рио­ти­че­ских лозун­гов, кото­рые, в сущ­но­сти, были харак­тер­ны для всех рим­лян вне зави­си­мо­сти от их поли­ти­че­ских устрем­ле­ний.

С. Л. Ф. Брен­дж­эрс пред­ла­га­ет иную интер­пре­та­цию. Она видит в мав­зо­лее памят­ник, кото­рый изна­чаль­но стро­ил­ся как побед­ный мону­мент. Он, сов­мест­но с дру­ги­ми стро­е­ни­я­ми в север­ной части cam­pus Mar­tius, алта­рем Мира и сол­неч­ны­ми часа­ми Авгу­ста (ho­ro­lo­gium), дол­жен был пере­да­вать сооб­ще­ние о победе над М. Анто­ни­ем и наступ­ле­нии мира²¹⁶. Кро­ме того, П. Рих­эк пола­га­ет, что место рас­по­ло­же­ния bus­tum, кото­рый нахо­дил­ся неда­ле­ко от мав­зо­лея, было выбра­но одно­вре­мен­но с нача­лом стро­и­тель­ства послед­не­го. При­чем, Окта­виан спе­ци­аль­но выбрал место в север­ной части Мар­со­ва поля, где, по рим­ским пре­да­ни­ям, Ромул под­нял­ся на небе­са. Если эта гипо­те­за вер­на, то сле­ду­ет гово­рить не о «рес­пуб­ли­ка­низ­ме» Окта­ви­а­на, а о стрем­ле­нии пер­во­го рим­ско­го импе­ра­то­ра ассо­ции­ро­вать себя с Рому­лом²¹⁷.

Сле­ду­ем далее. Я. Ю. Меже­риц­кий, под­дер­жи­вая мне­ние И. С. Свен­циц­кой, видит в М. Анто­нии «ори­ен­та­ли­ста», так как его поведе­ние на Восто­ке яко­бы совер­шен­но не соот­вет­ст­во­ва­ло рим­ским обы­ча­ям²¹⁸, тогда как врож­ден­ные «рес­пуб­ли­кан­ские пред­став­ле­ния и цен­но­сти» наслед­ни­ка дик­та­то­ра долж­ны были сфор­ми­ро­вать в нем «поклон­ни­ка с.123 Рес­пуб­ли­ки»²¹⁹. Здесь так­же про­смат­ри­ва­ет­ся сме­ше­ние поня­тий «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» и «тра­ди­цио­на­лиз­ма». На самом деле и сто­рон­ни­ки млад­ше­го Цеза­ря, и аген­ты М. Анто­ния стре­ми­лись опе­реть­ся в сво­ей про­па­ган­де на тра­ди­ци­он­ные рим­ские цен­но­сти. Такая борь­ба меж­ду ними в ито­ге при­ве­ла к тому, что сопер­ни­ки вся­че­ски пыта­лись обви­нить друг дру­га в «забве­нии» mos maio­rum. Дион Кас­сий сохра­нил свиде­тель­ство, соглас­но кото­ро­му уже в 36 г. до н. э. или чуть позд­нее сто­рон­ни­ки М. Анто­ния и М. Лепида под­чер­ки­ва­ли жесто­кость Окта­ви­а­на и пере­кла­ды­ва­ли на него ответ­ст­вен­ность за пре­ступ­ле­ния во вре­мя про­скрип­ций (Dio Cass., XLIX, 15). По всей веро­ят­но­сти, эти обви­не­ния име­ли под собой какие-то осно­ва­ния, на что ука­зы­ва­ет Све­то­ний (Suet., Div. Aug., 12—16). Как мы уже упо­ми­на­ли, М. Анто­ний так­же обви­нял Окта­ви­а­на в неже­ла­нии скла­ды­вать чрез­вы­чай­ную маги­ст­ра­ту­ру и воз­вра­щать власть сена­ту и наро­ду (Dio Cass., XLIX, 41; L, 7; Suet., Div. Aug., 28).

Одна­ко выиг­рать борь­бу за обще­ст­вен­ное мне­ние уда­лось Окта­виа­ну. И это­му во мно­гом спо­соб­ст­во­ва­ло, несмот­ря на все уси­лия его аген­тов в Ита­лии, поведе­ние М. Анто­ния на Восто­ке²²⁰. Пере­лом­ным момен­том в этом про­ти­во­сто­я­нии ста­ло реше­ние наслед­ни­ка Юлия Цеза­ря сде­лать в сво­ей контр­аги­та­ции став­ку на Клео­пат­ру, с кото­рой М. Анто­ний жил уже несколь­ко лет²²¹. Зимой 35 г. до н. э. млад­ший Цезарь отпра­вил свою сест­ру Окта­вию, кото­рая была офи­ци­аль­ной женой М. Анто­ния, на Восток, пред­ва­ри­тель­но пере­дав ей неболь­шие сред­ства и толь­ко 2 тыс. леги­о­не­ров в «под­держ­ку» пар­фян­ской кам­па­нии. Окта­виан рас­счи­ты­вал на рез­кую реак­цию М. Анто­ния, ведь, соглас­но дого­во­ру, заклю­чен­но­му в 37 г. до н. э., в обмен на 120 кораб­лей «сын боже­ст­вен­но­го» дол­жен был пере­дать 20 тыс. вете­ра­нов²²². Подач­ка в виде 2 тыс. леги­о­не­ров долж­на была взбе­сить импуль­сив­но­го М. Анто­ния. Дей­ст­ви­тель­но, он напи­сал пись­мо Окта­вии, нахо­див­шей­ся в Афи­нах, с тем, чтобы она воз­вра­ща­лась в Рим. Сто­рон­ни­ки Окта­ви­а­на раз­вер­ну­ли гран­ди­оз­ную про­па­ган­дист­скую акцию: рим­ский маги­ст­рат отверг закон­ную жену-рим­лян­ку ради восточ­ной цари­цы, запят­нав­шей себя мно­го­чис­лен­ны­ми поро­ка­ми²²³. Само­го М. Анто­ния обви­ня­ли в поведе­нии, про­ти­во­ре­чив­шем рим­ским тра­ди­ци­ям, а не «рес­пуб­ли­ка­низ­му»²²⁴. Ему инкри­ми­ни­ро­ва­ли воз­му­ти­тель­ные, с рим­ской точ­ки зре­ния, поступ­ки: он яко­бы отка­зал­ся от рим­ской одеж­ды и носит восточ­ную, Клео­пат­ру назы­ва­ет сво­ей «гос­по­жой» с.124 и «цари­цей», что он соби­ра­ет­ся пере­не­сти сто­ли­цу в Алек­сан­дрию, а рим­ских вои­нов сде­лал тело­хра­ни­те­ля­ми цари­цы, а ее имя напи­са­но на их щитах и др. (Hor., Epod., IX. 11—16; Liv., Epit., 132; Vell. Pat., II, 82; Dio Cass., L, 5; Eut­rop., VII, 7, 1; ср.: Pro­pert., II, 16, 37—40)²²⁵.

Одна­ко вряд ли мож­но согла­сить­ся с мне­ни­ем, соглас­но кото­ро­му «М. Анто­ний не ощу­щал сво­ей свя­зи с тра­ди­ци­я­ми рим­ской граж­дан­ской общи­ны»²²⁶. Е. В. Смы­ков совер­шен­но спра­вед­ли­во ука­зы­ва­ет на то, что три­ум­вир был про­дук­том этих тра­ди­ций даже в сво­их поро­ках, про­яв­ле­ния кото­рых носи­ли демон­стра­тив­ный харак­тер. Это было «анти­по­веде­ние», в кото­ром исход­ным момен­том для отри­ца­ния слу­жи­ли все-таки тра­ди­ци­он­ные цен­но­сти²²⁷. С. Д. Литов­чен­ко, изу­чая рим­ско-армян­ские отно­ше­ния в кон­це I в. до н. э., так­же отме­ча­ет, что дей­ст­вия М. Анто­ния не выхо­ди­ли за рам­ки рим­ской внеш­не­по­ли­ти­че­ской прак­ти­ки кон­ца Рес­пуб­ли­ки²²⁸.

В заклю­че­ние сле­ду­ет отме­тить важ­ный факт, на кото­рый совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли прак­ти­че­ски не обра­ща­ли вни­ма­ния, кон­цен­три­ру­ясь на выяв­ле­нии либо «рес­пуб­ли­кан­ских», либо «монар­хи­че­ских» черт в идео­ло­ги­че­ских акци­ях три­ум­ви­ров. Меж­ду тем их про­па­ган­дист­ские уси­лия фоку­си­ро­ва­лись в основ­ном на част­ных момен­тах. По наше­му мне­нию, это отли­чи­тель­ная чер­та вто­рой поло­ви­ны 30-х гг. до н. э., кото­рая была вызва­на тем, что в это вре­мя не исполь­зо­ва­лась «пар­тий­ная» идео­ло­гия. «Пом­пе­ян­ская» par­tes была раз­гром­ле­на, а ее лозун­ги даже в пору ее рас­цве­та поль­зо­ва­лись неболь­шой попу­ляр­но­стью сре­ди широ­ких кру­гов рим­ско­го обще­ства. Утра­ти­ла свое зна­че­ние и «цеза­ри­ан­ская» идео­ло­гия. Мстить за Цеза­ря было боль­ше неко­му.

В ито­ге боль­шую попу­ляр­ность при­об­ре­ли лич­ные напад­ки, паск­ви­ли, инвек­ти­вы, широ­ко исполь­зо­вав­ши­е­ся в поли­ти­че­ской борь­бе Позд­ней рес­пуб­ли­ки²²⁹. В част­но­сти, М. Анто­ний инкри­ми­ни­ро­вал Окта­виа­ну его низ­кое про­ис­хож­де­ние, жесто­кость, поло­вую рас­пу­щен­ность, амо­раль­ное поведе­ние, про­фа­на­цию сакраль­ных дей­ст­вий и увле­чен­ность азарт­ны­ми игра­ми (Suet., Div. Aug., 2, 4, 10, 16, 63, 68—70; Ne­ro, 3)²³⁰. К. Скотт отме­ча­ет, что в кон­це 30-х гг. до н. э. про­тив­ни­ки млад­ше­го Цеза­ря исполь­зо­ва­ли обви­не­ния, кото­рые были в ходу и в более ран­нее вре­мя²³¹. Окта­виан в свою оче­редь обви­нял сво­его сопер­ни­ка в тех же пре­гре­ше­ни­ях. Рим­ской обще­ст­вен­но­сти навя­зы­вал­ся образ М. Анто­ния как с.125 пья­ни­цы, рас­пут­ни­ка, рели­ги­оз­но­го отступ­ни­ка (FrGH, 192; Hor., Epod., IX, 11—16; Suet., Div. Aug., 69; Plin., N. H., XIV, 148; XXXIII, 50; Plut., Ant., 21, 24, 28, 36, 54, 58; Dio Cass., L, 5)²³². Он даже не гну­шал­ся исполь­зо­вать нецен­зур­ную лек­си­ку (Mart., XI, 20)²³³ и аги­та­цию пор­но­гра­фи­че­ско­го харак­те­ра²³⁴.

Таким обра­зом, в сво­ей про­па­ган­де в кон­це 30-х гг. до н. э. Окта­виан не исполь­зо­вал «рес­пуб­ли­кан­ских» лозун­гов, харак­тер­ных для сто­рон­ни­ков li­be­ra res pub­li­ca. Напро­тив, сто­рон­ни­ки млад­ше­го Цеза­ря в сво­ей дея­тель­но­сти вре­мя от вре­ме­ни исполь­зо­ва­ли тра­ди­цию «попу­ля­ров», на что со всей опре­де­лен­но­стью ука­зы­ва­ет эди­ли­тет Агрип­пы. Меро­при­я­тия и про­па­ган­дист­ские акции наслед­ни­ка Юлия Цеза­ря в первую оче­редь были направ­ле­ны на фор­ми­ро­ва­ние обра­за удач­ли­во­го пол­ко­во­д­ца и муд­ро­го поли­ти­ка, сто­я­ще­го на стра­же инте­ре­сов Ита­лии и Рима и заботя­ще­го­ся о бла­го­со­сто­я­нии рим­ских граж­дан. В его контр­про­па­ган­де М. Анто­ний изо­бра­жа­ет­ся как враг рим­ской общи­ны, кото­рый готов пре­дать оте­че­ство ради капри­зов еги­пет­ской цари­цы. Дру­ги­ми сло­ва­ми, здесь Окта­виан опи­ра­ет­ся на тра­ди­ци­он­ные рим­ские цен­но­сти. В то же вре­мя паде­ние зна­че­ния «пар­тий­ных» идео­ло­гий при­ве­ло к росту лич­ных напа­док и боль­ше­му зна­че­нию лич­но­го момен­та в контр­аги­та­ции.

Итак, под­ведем итог наше­му раз­бо­ру. В пери­од после смер­ти Цеза­ря наблюда­ет­ся кри­зис «пом­пе­ян­ской» идео­ло­гии, так как лозун­ги сто­рон­ни­ков li­be­ra res pub­li­ca не были попу­ляр­ны сре­ди плеб­са и вете­ра­нов. В то же вре­мя «цеза­ри­ан­ская» аги­та­ция поль­зо­ва­лась боль­шей под­держ­кой в свя­зи с тем, что вре­мя от вре­ме­ни лиде­ры «цеза­ри­ан­цев» при­ме­ня­ли лозун­ги или копи­ро­ва­ли поведе­ние po­pu­la­res. В этих усло­ви­ях уже в нача­ле сво­ей поли­ти­че­ской карье­ры Окта­виан сде­лал став­ку на «цеза­ри­ан­скую» идео­ло­гию. Его основ­ной и глав­ной зада­чей ста­ла лега­ли­за­ция его поло­же­ния в государ­стве. Эта цель про­хо­дит крас­ной нитью через все дей­ст­вия наслед­ни­ка дик­та­то­ра. Актив­но экс­плу­а­ти­руя имя сво­его при­ем­но­го отца, он стре­мил­ся создать сре­ди плеб­са и вете­ра­нов образ «ново­го Цеза­ря». В этот пери­од ни один из его поступ­ков нель­зя напря­мую интер­пре­ти­ро­вать как «рес­пуб­ли­кан­скую» акцию. Напро­тив, созда­ние обра­за «ново­го Цеза­ря» тре­бо­ва­ло от Окта­ви­а­на насле­до­ва­ния дей­ст­вий «попу­ля­ра» Юлия Цеза­ря. Имен­но аги­та­ция в духе «попу­ля­ров» при­нес­ла ему широ­кую извест­ность и боль­шие дивиден­ды. Изме­не­ние поли­ти­че­ской ситу­а­ции при­ве­ло к смене акцен­тов в идео­ло­гии Окта­ви­а­на в нача­ле 30-х гг. до н. э. Он посте­пен­но ото­шел от «пар­тий­ных» «цеза­ри­ан­ских» лозун­гов в поль­зу про­па­ган­ды мира, без­опас­но­сти и с.126 про­цве­та­ния всех граж­дан, руко­вод­ст­ву­ясь стрем­ле­ни­ем рим­ско­го обще­ства к миру. Сле­ду­ет под­черк­нуть, что эти лозун­ги все рав­но не вхо­ди­ли в поли­ти­че­ский лек­си­кон «пом­пе­ян­цев», а pax и con­cor­dia широ­ко при­ме­ня­лись в аги­та­ции «цеза­ри­ан­цев». Пери­од перед Актий­ской бит­вой харак­те­ри­зу­ет­ся еще боль­шим отхо­дом от «пар­тий­ной» идео­ло­гии, хотя буду­щий прин­цепс про­дол­жал исполь­зо­вать акции «попу­ля­ров». На пер­вый план выхо­дит про­па­ган­да тра­ди­ци­он­ных рим­ских цен­но­стей. Фор­ми­ру­ет­ся новый образ Окта­ви­а­на как удач­ли­во­го пол­ко­во­д­ца и защит­ни­ка этих цен­но­стей, кото­ро­му про­ти­во­сто­ит раз­вра­щен­ный Восто­ком М. Анто­ний. Таким обра­зом, млад­ший Цезарь в сво­ей про­па­ган­де не исполь­зо­вал «рес­пуб­ли­кан­скую» рито­ри­ку. Его аги­та­ция опи­ра­лась на тра­ди­ци­он­ные рим­ские пред­став­ле­ния, харак­тер­ные для всех рим­ских поли­ти­че­ских сил.