История рабства в античном мире
Том II
Рабство в Риме
Глава третья
ЧИСЛО РАБОВ И ИХ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ
Перевод с франц. С. П. Кондратьева.
Под редакцией и с предисловием проф. А. В. Мишулина.
с.335
Ни трагедия, ни комедия не носили в Риме национального характера, не имел его даже тот вид комедий, который черпал свой сюжет непосредственно из жизни народа и назывался togata — одетая в тогу1. Они всегда являлись более или менее точными подражаниями греческому образцу, продуктом иностранного влияния. Поэтому вне рядов римских граждан они должны искать исполнителей этих представлений — за ними они обратились к миру рабов2. С этой целью рабов подготовляли для выполнения главных ролей. Среди развалин древнего мира сохранилась гробница театрального комика, надпись на которой ничуть не скрывает его настоящего звания: stupidis gregis — сценический дурак3. Имелись и хорошо подобранные труппы актеров (включая суфлера)4, которые продавались все вместе и которые также все вместе подлежали возврату, если к одному из них можно было применить право «принудительного возврата»5. Антрепренеры возили их из города в город, входя в соглашения с эдилами, магистратами или с кандидатами на магистратуру по поводу постановки спектакля. Для второстепенных ролей им всегда удавалось находить подходящих лиц в том же городе среди сдававшихся внаем рабов6. Итак, раб являлся истолкователем благородных вдохновений трагедии и свободных острот комедии: странное противоречие кажущегося и действительности, которое заставляла воспринимать сценическая фикция и в котором моралист узнавал слишком обычную картину реальной жизни7. Сам поэт с некоторым злорадством с.336 приподнимал завесу со всех этих фигур в пышных одеяниях, показывал нам раба в образе высокомерного господина и публичную девку в образе целомудренной женщины8; словом, под внешней оболочкой этих великолепных персонажей он показывал нам группу беспощадно эксплуатируемых (в колониальном смысле) людей9.
Они смеялись, и, однако, если присмотреться к ним ближе, можно было бы заметить, что под этой дышащей комическим весельем маской они, по словам Лукиана, разыгрывали трагедию, полную печали и горя10.
Трагедия, будучи слишком идеальной, всегда отступала на задний план в Риме перед носившими более народный характер сценами комедии. Но даже комедия не смогла надолго завоевать любовь римлянина. Ни остроты Плавта, ни изящество Теренция не могли конкурировать с тем новым искусством, чья немая и выразительная пантомима соблазняла глаз своей чувственной стороной. Известно, с каким непреодолимым энтузиазмом народ стремился на эти представления с самых первых времен Империи; и мы увидим, какая счастливая судьба досталась в удел Бафиллу и Пиладу в эпоху Августа. Благосклонность народа ни в чем не отказывала своим любимцам — ни в богатстве, ни в свободе, ни даже в почестях. Но не было ли у нее также и своих жертв? Мы знаем надпись в честь юного сына севера, который, имея 12 лет от роду, «появился на подмостках театра Антиба, танцевал два дня кряду и сумел понравиться»11. Какая злая судьба так рано похитила и забросила его так далеко от его родной страны туда, где небо манило к жизни, соблазняя всеми чарами более мягкого климата? «Он танцевал два дня и сумел понравиться». Эти два прожитых дня заменили ему долгую жизнь; они обессмертили его славу, но и его несчастие.
В Риме игры в цирке предшествовали по времени театральным представлениям, и так как они изображали только военные действия, то вначале в них выступали исключительно воины. Это были римляне, сражавшиеся пешими, конными или на колесницах, оспаривая друг у друга награду за скорость бега, ловкость или силу, проявленные в борьбе или в кулачном бою. Но мало-помалу граждане исчезали, уступая место профессиональным атлетам. Вместо того чтобы самим бегать, стали заставлять бегать других, и раб, который прежде только прислуживал своему господину, стал главным действующим лицом. Имена возниц (agitatores), вольноотпущенников и рабов и их изображения были запечатлены на каменных плитах их гробниц12.
Другим видом игр, несравненно более жестоким, кровопролитным, пользовавшимся исключительным успехом у римлян, был бой гладиаторов. Эти кровавые зрелища были первоначально погребальными играми13. В начале Пунических войн они были впервые введены в Риме Брутами при погребении их отца; природа, как говорили, возмутилась против этой профанации смерти: вспышку одной из эпидемий, столь обычных в Риме, приписали гневу богов, и народ посредством религиозных церемоний старался с.337 искупить это святотатство14. Но после искупления этой вины игры опять возобновились: жажда крови вытеснила суеверие или, вернее, она преобразила его. Нетрудно было найти таких богов, которых можно было сделать покровителями этих народных игр и участниками в этих кровопролитиях. Это были Марс и Диана, два божества, всегда изображавшиеся вооруженными, подземный Юпитер, Меркурий, приводящий к нему тени умерших, и в особенности Сатурн15. Бои гладиаторов устраивались преимущественно в праздники, посвященные этому богу, в праздники рабов; и он присутствовал сам на этих зрелищах; его открытый рот пил кровь, текущую по арене, через отверстия сточной трубы16.
Эти игры продолжали существовать как игры погребальные17, совершавшиеся или по воле умершего18, или в знак благочестия семьи19, или, наконец, в знак общественной благодарности20. Вот потому-то мы и встречаем сцены гладиаторских боев, вырезанные на надгробных камнях, как, например, в Помпеях на памятнике Скавра21; вот потому и на погребальных лампадах изображены сражающиеся гладиаторы22. Это был своеобразный экономический способ устраивать гладиаторские бои в честь умерших. И как хорошо было бы, если бы никогда не было других! Они были введены и как общественные игры, и устройство их являлось одной из статей государственных расходов (munus). Оно вошло в обязанность магистратов, ведавших внутренней полицией, — эдилов и приняло, таким образом, периодический и постоянный характер. Афиши, написанные на стенах, или программы, раздаваемые народу (gladiatorum libeli), объявляли о дне и об особенностях предстоящего сражения23. Объявления подобного рода были найдены среди развалин Помпей24. Вначале гладиаторов набирали из осужденных на смерть преступников25, но вскоре число их оказалось недостаточным для этой цели, и тогда пришлось прибегнуть к купленным варварам и рабам.
Но в течение года устраивались не только эти официальные игры, к которым очень скоро присоединили бои людей с дикими зверями (venationes)26. Их устраивали сами полководцы перед началом похода, для того чтобы совершить жертвоприношения в честь подземных богов и тем самым обратить их гнев против врагов или для того чтобы закалить солдата видом ран и крови27. Что касается частных лиц, то к мотивам личного благочестия присоединялись и мотивы честолюбия, способствуя распространению обычая. Лица, домогавшиеся общественных должностей, старались добиться расположения народа, используя с этой целью его страсть к подобным зрелищам. Поэтому число этих последних постоянно возрастало, так же как увеличивалось и число рабов, сражавшихся во время каждого из этих праздников28. Цезарь, будучи эдилом в начале своей политической карьеры, собирался выпустить такое большое количество гладиаторов, что сенат, испугавшись, воспротивился этому, и Цезарь был вынужден ограничиться 320 парами29. Но когда во время его последнего триумфа ничто не могло уже его остановить, с.338 он не ограничился обычными боями; то, что происходило, давало полную иллюзию войны, навмахии — морского боя; это была настоящая битва, где смешались люди, лошади и слоны30.
Эти игры были заимствованы у Рима его соседями. Вначале они внушали отвращение, потом к ним привыкли, и привычка стала вскоре сопровождаться удовольствием. Особенно прочно утвердились они в провинциях: об этом свидетельствуют историки, надписи и самые памятники. Повсеместно возвышались амфитеатры, и их развалины до сих пор господствуют во всех частях римской Галлии, от Нима до Трева, среди памятников и воспоминаний о принесенной туда Римом цивилизации31. Даже Греция, родина столь многочисленных блестящих игр, слава которых нашла свое отражение в самых прекрасных страницах ее истории, даже она допустила к себе гладиаторов. Но это не везде прошло без протеста. Однажды, когда афиняне обсуждали вопрос о допущении у себя гладиаторских игр по примеру Коринфа, Демонакс, явившись на собрание, заявил: «Афиняне, не приступайте к голосованию, прежде чем вы не разрушите алтарь Милосердия»32. Алтарь остался нетронутым, но это нисколько не помешало введению гладиаторских игр. Итак, эти игры стали всеобщим обычаем, который повсеместно, как и в Риме, стал постоянным и регулярным33. Юлиев закон о муниципиях содержит статью о пособиях на эти игры34. Тем не менее в Риме, так же как и в провинциях, почувствовали необходимость поставить границы этому широкому кровопролитию35 не столько, конечно, из чувства гуманности, сколько вследствие вполне справедливого недоверия к той цели, которая при этом преследовалась. Этой именно мыслью руководился Цицерон при издании своего ограничительного закона36. Август, подражавший экстравагантностям Цезаря в то время, когда он боролся за власть37, казалось, стал доступен лучшим чувствам, когда эта власть оказалась у него в руках. Он ввел целый ряд ограничений при организации этих игр. Он запретил магистратам допускать каждый раз к участию в сражении более шестидесяти пар и устраивать их более двух раз в году; несколько позднее он разрешил три таких представления в год38, но сам он не считал себя связанным этими оговорками. Анкирская надпись свидетельствует о том, что от своего имени или от имени своих детей он заставил выступить в качестве гладиаторов десять тысяч человек39. Тиберий нисколько не стремился снискать этим путем расположения толпы40, но еще менее желал он, чтобы его домогались другие в ущерб ему. В отличие от Августа он лишь изредка устраивал эти бои и подобно ему ограничил число участвующих в публичных состязаниях гладиаторов41.
Этому обычаю ставились также и некоторые другие препятствия, несмотря на пристрастие народа к этим играм. Закон, изданный в начале царствования Нерона, освободил квесторов от обязанности устраивать их перед своим вступлением в должность; другой закон запретил делать это наместникам при их прибытии в провинцию; эти увеселения, забавляя толпу, в то же самое с.339 время помогали прикрывать злоупотребления администрации42, можно указать еще на некоторые аналогичные мероприятия Антонина Пия, Марка Аврелия43. Но, как правило, эти постановления были бессильны. Большинство императоров не только не поддерживало эти стеснения, но, наоборот, действовало совершенно в противоположном духе. Калигула и Клавдий, как бы соревнуясь, отменили все запрещения44. Также и Нерон, вопреки двум указанным законам, которые, без сомнения, следует отнести за счет постороннего влияния, находил удовольствие в увеличении числа этих зрелищ45; в этом отношении Флавии превзошли всех. Это они выстроили Колизей, — Веспасиан его начал, Тит открыл его праздником, который длился сто дней (80 г. н. э.)46. При императоре Домициане уже не хватало дня, сражались ночью при свете факелов47. И в этих зрелищах находили удовольствие не только прославившиеся своей жестокостью императоры; выше мы назвали Тита, а Траян, чья память так дорога человечеству, бросил на арену в течение одного лишь праздника десять тысяч пленных48.
Это была эпоха расцвета императорской власти. Народ охотно отрекался от своих старинных прав ради зрелищ, а императоры ничего не имели против такого обмена. Но заинтересованность в них частных лиц значительно упала; это движение, против которого напрасно боролись, когда оно грозило безопасности государства или императора, замирало само собой и, казалось, должно было совсем угаснуть в тот момент, когда в этом оказалась заинтересованной власть. Правда, теперь уже не было народа, расположения которого приходилось добиваться, теперь был только господин, желания которого надо было удовлетворять, и поэтому в расчеты императора не входила отмена этой формы повинности; он сохранил ее, сделав ее легальной. Кандидаты на должности все реже и реже стали устраивать подобные зрелища; тогда император распространил эту повинность, возложив ее на магистратуру, и тем самым привлек на сторону верховной власти благосклонность народа, которой этот последний платил за проявления частной щедрости. Некогда одни только эдилы были уполномочены устраивать эти игры; однако и другие магистраты, не менее заинтересованные в том, чтобы заручиться расположением народа как для будущего, так и для настоящего момента, не пренебрегали этим способом достигнуть успеха. Примером этого служит Помпей во время своего консульства и Брут во время своей претуры49. То, что раньше им только разрешалось, теперь было вменено им в обязанность. Должность претора, начиная с правления Августа, была связана с этой повинностью50. При Клавдии она стала условием или, как говорит Тацит, ценой получения квестуры51; вскоре эти слова можно было приложить ко всем политическим и религиозным должностям52, особенно к тем, о которых мы упоминали выше и которые по самому своему характеру должны были быть недоступны для подкупа. Обязанность справлять эти игры была теперь так тесно связана с этими должностями, что с.340 в конце концов окончательно поглотила все остальные обязанности и дала им названия. Претор продолжал, как и прежде, председательствовать и во время судебных процессов и во время общественных игр, но он назывался теперь только «устроителем игр» (editor).
Двойное влияние — с одной стороны, честолюбия (в эпоху Республики), а с другой — власти (в эпоху Империи) и высокомерная алчность народа, который, независимо от того, был ли он господином или рабом, требовал, чтобы его забавляли устройством кровавых празднеств, содействовали тому, что гладиаторы были всегда многочисленны. Их выбирали среди самых сильных пленников или рабов, предназначенных к продаже, среди самых воинственных племен, порабощенных или разбитых римлянами. Некоторые категории этих гладиаторов сохранили свои прежние племенные названия: «самниты» (это название относится еще к эпохе, когда этруски, будучи господами Кампании, ввели у себя этот обычай, — значительно раньше, чем он перешел в Рим), «галлы», «фракийцы» и многие другие народы со всех частей света по очереди пополняли их число, также и блеммии (одно из диких нубийских племен. — Прим. перев.), германцы, сарматы, исавры и другие53. Одна из надписей посвящена некоему Луцию Дидию Марину, который сперва был прокуратором императора в различных провинциях, а затем получил должность интенданта, в обязанность которого несомненно входил также набор императорских гладиаторов; в первый раз набор был в Азии, Вифинии, Галатии, Каппадокии, Ликии, Памфилии, Киликии на Кипре, в Понте и в Пафлагонии, а во второй раз — в Галлии, Британии, Испании, Германии и Реции54.
Их содержали в школах (ludi)55, расположенных в местностях, славившихся своим здоровым климатом, как, например, в Равенне или Кампании56, где они вели суровый, но здоровый образ жизни (gladiatoria sagina)57. Там специальные учителя обучали их самым различным видам борьбы, так как это искусство становилось все сложней, чтобы как можно больше разнообразить народные удовольствия. Прежних «бустуариев», сражавшихся грудь с грудью вокруг погребального костра (bustuaires), заменили различные пары бойцов, воспроизводившие на арене все отдельные моменты войны.
Как и на войне, здесь были легковооруженные и тяжеловооруженные люди. Из числа первых выступали прежде всего велиты, начинавшие сражение, бросая друг в друга дротики; это было соревнование в ловкости, где ставкой была человеческая жизнь и нравившееся, как говорят, народу больше всех других видов боя58. Затем следовали ретиарии, вооруженные для защиты сеткой, чтобы накрывать ею противника, трезубцем, чтобы повергнуть его на землю, и, наконец, кинжалом, чтобы прикончить его. На обнаженное тело они надевали тунику или набедренную повязку (subligaculum), концы которой соединялись несколькими складками или связывались над бедрами. Кроме того, они имели для защиты пояс, в котором, вероятно, можно видеть тот с.341 нагрудник, панцирь, о котором упоминает Тертуллиан59; на левой руке — нарукавник (manica), спускавшийся довольно низко, чтобы прикрывать руку, и наплечник, достаточно высокий, чтобы защищать шею и, в случае необходимости, — голову60. Наконец, «лаквеарий» (арканщик), который пользовался петлей так же, как ретиарий сеткой, и подобно ему имел для защиты наплечник, а в качестве оружия — меч или загнутую палку61.
Тяжеловооруженные гладиаторы были снабжены различного рода оружием, употреблявшимся на войне как для нападения, так и для защиты, с теми характерными различиями, которые их практика внесла как в оружие солдата, так и в оружие гладиатора; причем различия эти были не в пользу солдата, так как, обрекая гладиатора на смерть, в то же время хотели, чтобы он как можно дороже продал свою жизнь; это было в интересах хозяина школы гладиаторов и не в ущерб толпе, удовольствие которой благодаря этому длилось дольше. Наступательным оружием служило иногда копье, чаще прямой меч (gladius), кривой меч (sica), а также меч, согнутый наподобие косы (falx). Оборонительное оружие состояло из шлема, простого или с нашлемником украшенным иногда султаном и снабженным набородником, и забрала с пробитыми отверстиями или приспособлением из цельного куска, закрывавшим голову и не имевшим иных отверстий, кроме отверстий для глаз и рта; щита круглого, овального, чаще всего четырехугольного, выгнутого для лучшей защиты туловища, а иногда закругленного или с выемкой с нижней стороны; нарукавника на правую руку, поножей на левую ногу, иногда и на обе; нарукавники прикрывали предплечье или всю руку, а поножи — ногу до колен и выше заканчивались раструбами наподобие ботфортов. У некоторых икры, руки и все туловище были защищены металлическими бляхами или ремнями из кожи. Кожа нередко заменяла железо или медь на шлемах, точно так же как и для защиты рук и ног62.
Эти виды оружия, представлявшие более или менее законченное целое при всем своем многообразии и в различных комбинациях, служили отличительным признаком разного рода гладиаторов: гладиатора во всеоружии (гоплимаха), этого прежнего гоплита, «вооруженного всеми видами оружия», фракийца, заимствованного, вероятно, у отрядов тяжеловооруженных македонян, самнита, галла, которые чем-нибудь должны были напоминать вооружение своего народа, и «мирмиллона», гладиатора из племени галлов, обычного противника ретиария63. Гладиаторы, выступавшие друг против друга в качестве противников, принадлежали иногда к одной категории, иногда к различным. Заставляли сражаться фракийца против фракийца, самнита против самнита или фракийца против самнита64. Но главной и наиболее популярной борьбой, изображение которой мы чаще всего видим на барельефах, мозаиках, так же как и в грубых набросках, сделанных рукой какого-нибудь праздношатающегося на стенах домов, как, например, в Помпеях, была борьба с.342 легковооруженного гладиатора против тяжеловооруженного, ретиария против мирмиллона65. Эта борьба походила на охоту за морским чудовищем, во время которой ретиарий, с сеткой и трезубцем Нептуна в руках, начинал преследовать своего противника, называвшегося мирмиллоном, так как эта рыба была изображена на его шлеме66. Он преследовал его, напевая: «Не тебя ловлю, рыбу ловлю; зачем бежишь ты от меня, галл?»67 И он бросал свою сеть точь-в-точь как закидывают сеть рыболовную. Но горе ему, если он промахнулся. Тогда он в свою очередь должен бежать от своего противника, называвшегося вследствие этого «секутором», преследователем; благодаря неравенству вооружений он неминуемо должен был погибнуть, если ему во время не удавалось подтянуть к себе сетку, чтобы снова бросить ее на противника. Итак, обычным противником ретиария был галл; но против него выступал также и самнит, а иногда мы видим сражающихся против него гладиаторов, которых, судя по их вооружению, можно принять за фракийцев68.
Независимо от этих классических сражений, следует упомянуть различные виды гладиаторских игр, которые требовали не меньшего количества людей и не меньшего числа жертв. Действующими лицами в этих зрелищах были: «андабаты» — бродящие на ощупь, шлем которых так низко спускался на глаза, что им приходилось двигаться почти наугад; гладиаторы, сражавшиеся на лошадях (equites), на колесницах (essedarii), целыми отрядами (catervarii). В этих кровопролитных схватках они представляли собой солдат, которых со времен Цезаря посылали на арену, чтобы дать народу реальное изображение настоящего сражения69. Прибавьте к ним еще тех, кого держали в резерве, чтобы выпустить их против победителя (supposititii); победивший один раз не мог быть спокоен за свою жизнь даже на этот день. Одного гладиатора, по имени Бато, Каракалла (правда, его упрекали за это, как за крайне жестокий акт) заставил сражаться три раза70. Прибавьте еще «меридианов» — полудневников, выступавших около полудня почти обнаженными перед началом других сражений или после боя зверей, так как праздник считался неполным, если не было боя людей с животными, во-первых, — боя с быками. Тореадоры (их происхождение, как мы видим, очень древнее) назывались «тавроцентами», или «сукцессорами», если они приходили на смену другим, а иногда «сукцензорами», если метод их борьбы состоял в том, чтобы увернуться от натиска зверя и прыгнуть ему на спину; во-вторых — боя со львами, медведями и пантерами. Бестиарий выходил на арену, вооруженный рогатиной или копьем, имея для защиты ремни на ногах и несколько металлических пластинок на плечах или груди. Некоторых (вероятно, приговоренных к смерти преступников) выпускали против зверей обнаженными. Это называли охотой. Но при таких условиях зверь реже становился жертвой охотника, чем охотник — жертвой зверя71. Такое огромное количество рабов, которых держали только для того, чтобы они уничтожали друг друга, и которые в случае с.343 поражения погибали, а в случае победы нередко получали вольную от господина, требовало колоссальных расходов; и тем не менее многие владели ими на правах собственности. В правление Цезаря был издан закон, запрещающий иметь рабов больше определенного числа, закон, подтвержденный еще раз Тиберием72. Менее состоятельные могли нанимать их у спекулянтов, избравших это своим ремеслом; их называли именем, означавшим «продавцы мяса» (lanistae от слова lanius)73. В более позднюю эпоху стало менее необходимым покупать или нанимать рабов для этой цели. Пыл сражения передался зрителям. На арену спустились свободные люди, всадники и императоры. Роковое увлечение, свидетельствующее о том, как низко пали общественные нравы.
ПРИМЕЧАНИЯ
Игры на ристалище, игры греческие, введенные в Риме во время триумфа Фульвия Нобилиор (186 г. до н. э.), для римлян были всегда играми чужими; и должно думать, что, как и у греков, участвовали в этих играх только люди свободные. Нерон, который хотел их популяризировать, заставлял лиц высших классов принимать в них участие. Домициан выстроил на Марсовом с.510 поле стадион, который мог вмещать в себя от 32 до 33 тысяч зрителей, и он сам председательствовал на этих играх в греческом костюме. «Капитолийские игры», которые он основал, соперничали с играми олимпийскими; но этот вид игр всегда пользовался меньшим расположением в провинциях с латинским языком, чем в греческих. Расположение к атлетам в Риме была чисто индивидуальным и главным образом среди женщин (см. Фридлендер, Картины из бытовой истории Рима в эпоху Августа до конца династии Антонинов, рус. перев., изд. Брокгауза и Эфрона, 1914 г., т. I, стр. 613 и сл.).
Кроме этих игр, «устраивалось в течение года несколько других гладиаторских, не столь роскошных» (Тит Ливий, XLI, 28).
Что касается Италии, то надписи сообщают нам об играх, устроенных в Экулануме, в области самнитов (Вилльманс, Exempla Inscriptionum Latinarum, № 1838), в Беневенте (№ 1877), в Гиспеллум в Умбрии (2102), в Минтурнах (2040), в Синуэссе (2037), в Триесте (2613), в Вольсиниях (2843).
Народ города Полленции в Этрурии не позволял хоронить умершего центуриона до тех пор, пока его наследники не согласятся пожертвовать определенную сумму денег для устройства боя гладиаторов. Следует сказать, что Тиберий наказал их за это (Светоний, Тиберий, 37).
с.512 Гладиаторские бои были введены в Сирии Антиохом Эпифаном, в Иудее — Иродом и Агриппой, пославшим за один день на бой семьсот пар (Тит Ливий, X, I, 20; и Иосиф Флавий, Иудейские древности, т. XIX, 7, 5; сравн. XV, 8, I и Juste Lipse, Sat. I, глава X).
Что касается западных провинций, то в Галлии, Испании и Африке они были введены самими римлянами. В надписях эти игры упоминаются для Бетики в Кармоне (Вилльманс, наз. раб., 2329), для Лузитании — в Акве Флавии («Флавиевы воды», там же, 2475), для Лиссабона (там же, 1441) и для окрестностей Севильи: двадцать пар гладиаторов сражались там «во славу императора» (
Игры повсеместно были введены задолго до постройки амфитеатров. Бои устраивались на площадях. Витрувий (V, 1) говорит, что в итальянских городах при устройстве форумов это принималось в расчет.
Лузитанцы заставили сражаться двести гладиаторов во время похорон Вириата (Диодор, XXIII, фрагмент 13; Аппиан, Испанские войны, 75). На мозаике, найденной в деревне Бигнор в Суссексе, изображены сражающиеся гладиаторы, секуторы, ретиарии; рядом с ними изображен и торговец гладиаторами, который, по-видимому, руководит сражением («An account of the remains of a Roman villa, discovered at Bignor in Sussex», by S. Leysons. Archaeol., XVIII, стр. 210 и рисунок впереди статьи).
Согласно отрывку Лукиана (Демонакс, 57), можно предположить, что бои гладиаторов были введены в Афинах не раньше II века н. э. Согласно Филострату, афиняне уже раньше имели гладиаторов и очень дорого платили за всякого рода преступников, чтобы, вооружив их, послать на арену. Он говорит, что Аполлоний Тианский, будучи приглашен афинянами, отказался присутствовать на этих играх и высказал свое мнение в письме: «Я удивляюсь, — говорил он, — что Афина Паллада не покинула Акрополя, где на ее глазах вы проливаете столько крови. Если вы будете продолжать в том же духе во время празднования Панафиней, то принесете в жертву гекатомбы, состоящие не из быков, а из людей. И ты, о Вакх, как можешь ты удостаивать своим присутствием театр, где происходит такое побоище? И здесь-то, в этом месте, мудрые афиняне делают возлияния в твою честь! Уходи, Вакх: гора Киферон менее осквернена, чем этот театр» (Филострат, Жизнь Аполлония Тианского, кн. IV, гл. 22). Филострат ничего не сообщает нам о том, удалось ли Аполлонию убедить афинян. Во всяком случае, это свидетельство Лукиана следует подвергнуть сомнению, если только мы не предпочтем заподозрить Лукиана в его «Демонаксе».
Что касается гладиаторских игр в Греции или в ее колониях, то мы имеем в виду не только зрелища, устраиваемые римскими проконсулами в греческих провинциях, как, например, Лукуллом в Эфесе, Цицероном в Лаодикее (Плутарх, Лукулл, 23; Цицерон, К Аттику, VI, 3, 5), но и те, которые, по-видимому, привились в этих областях. Надпись в Фасосе содержит имена эсседариев (возниц) и «мирмиллонов» (гладиатор в галльском вооружении), отпущенных на волю женщиной (ими владела женщина) после того, как ими было одержано определенное число побед! (Бёк, Corpus Inscriptionum Graecarum, № 2164, 2511 и 2194, прилож. ко II тому, стр. 1028). Другие надписи свидетельствуют о том же обычае в Лаодикее Фригийской, в Синопе, в Сагалассе (там же, № 3942, 4157, 4377); надпись в Анкире упоминает в числе милостей, дарованных городу, устройство гладиаторских боев (Муратори, стр. 643, I; и Бёк, № 4039). Но здесь мы уже находимся в самом центре страны галатов.
О гладиаторах в Греции см. еще то, что Лукиан говорит об этих играх в Токсарисе, 58 и сл. (Сравн. Дион Хрисостом, Речь, XXXI, стр. 347 и Апулей, Превращения, IV, стр. 78 и X, стр. 239, editio «Bipontina»). Что касается Коринфа, то не следует забывать, что еще Цезарь отправил туда римских колонистов. Там были не только игры, но и амфитеатры. Они существовали в Коринфе, на острове Крите, в Кизике, в Пергаме, в Ниссе, в Карии, в Лаодикее, в Антиохии, в Бейруте, в Египетской Александрии, в Фисдрусе в Визацене (в Африке). См. Фридлендер, во многих местах его работы.
| Царь башмачников, ты гладиаторов ставишь, сапожник; Что даровало тебе шило, уносит кинжал. |
После этого башмачник мог получить ценз всадника.
К числу наиболее любопытных памятников, дающих нам указания о жизни древних, памятников, сохранившихся до наших дней в Помпеях благодаря лаве Везувия, следует отнести школу гладиаторов. «Это, — говорит М. Бретон (я предпочитаю его описание тому, какое я сам мог бы дать по своим воспоминаниям), — это обширный параллелограмм, своего рода монастырь, окруженный портиками, сооруженными перед зданиями в два этажа. Эти портики, поддерживаемые двадцатью двумя колоннами в одном направлении и семнадцатью в другом, считая по 2 раза угловые колонны, имеют большие стороны длиною в 55 метров и маленькие в 41,10 метра, при ширине в 4,30 метра. Они окружают обширную площадку, area (ток), служившую для упражнений. Она имела 46,60 метра на 54,80 метра. В середине стоял большой античный стол, а в северо-восточном углу — современный фонтан, под тенью плакучих ив. Семьдесят четыре колонны из туфа, покрытые штукатуркой, отличались первоначально своим дорическим, очень строгим стилем и свидетельствовали о хорошем вкусе. Во время реставрации капители были украшены большим количеством завитков. Эти колонны, высотой в 3,60 метра, снизу на одну треть высоты совершенно гладкие, а в остальной части имеют выемки. Они окрашены в красный цвет, а две средние колонны длинных сторон портика и одна колонна в середине двух коротких сторон — в синий цвет… Внутренняя сторона как портика, так и комнат была также окрашена и имела довольно изящные украшения, хотя весьма небрежно выполненные» (Помпеи, стр. 157, изд.
Когда эта школа была открыта в 1776 г., то ее приняли за казармы. Найденное во многих местах оружие, военные трофеи, нарисованные на с.515 стенах одного из главных помещений, как и общее расположение здания-все это указывало на обычное жилище группы вооруженных людей, и поэтому ему дали название солдатского квартала. Но были ли это солдаты? Более внимательный осмотр оружия, «кнемид» (поножей) или бронзовых ботфортов, шлемов с забралами и с изображением портрета какого-нибудь императора, длинных или круглых щитов, трезубцев, наплечников, изогнутых мечей — все это указывает на гладиаторов (Гаруччи, Ludus gladiatoribus, или общежитие гладиаторов в Помпеях, в «Bulletin archéologique de Naples», новая серия 1853 г.), и все многочисленные надписи в виде непрерывных линий как снаружи, так и внутри, на колоннах и на стенах — все они касаются гладиаторских боев. Мазуа (Mazois), который не мог понять характера найденного в этом месте оружия, вынужден согласиться с тем, что здесь были гладиаторы. Но здание ему кажется слишком большим для такого маленького города, как Помпеи, так что он отказывается допустить, что они занимали его одни и постоянно. Этого же взгляда придерживается и М. Бретон. По мнению Мазуа, было бы достаточно той или другой труппы прибывших из Капуи или Неаполя, чтобы удовлетворить всем требованиям населения Помпей. Но амфитеатр в Помпеях, построенный, вероятно, в самом начале основания колонии ветеранов, посланных туда Августом в 745 г. римского летоисчисления, доказывает, что эти зрелища не являлись для города временными развлечениями; больше того, сохранившиеся афиши говорят нам о том, что в Помпеях было по крайней мере пять гладиаторских групп (см. Гаруччи, в указанной статье, стр. 115). Весьма вероятно, что они содержались все вместе, под одним общим руководством. Доказательство этого обычая дает нам памятник, воздвигнутый содержателю гладиаторской школы, на котором написаны имена рабов, принадлежавших разным хозяевам (Фабретти, стр. 39 по 202).
В одной из комнат, снова увидевших свет, были найдены три трупа, у которых ноги были забиты в своего рода колодки. В день катастрофы эти три закованных в цепи гладиатора были забыты и, не будучи в состоянии освободиться от цепей, были заживо засыпаны дождем из пепла.
В конце своего описания этих мест Мазуа вспоминает проведенные им там дни. «Я жил, — говорит он, — в течение нескольких лет в одной из этих маленьких каморок, и там я понял, что человек, соединяющий с удовлетворением самых необходимых потребностей очарование изучения и познания и известные высокие и благородные надежды, для того чтобы быть счастливым, не нуждается ни в роскошном жилище, ни в так называемых приятностях жизни» (стр. 14). Те, кто непосредственно предшествовал ему в этой каморке, занимались совершенно иной наукой и могли льстить себе лишь одной надеждой — что они сумеют перерезать горло нескольким из своих товарищей, прежде чем перережут горло им самим.
Во время боя содержатель школы давал сигнал. В числе фигур, сделанных штрихами и найденных на стенах Помпей, мы видим ретиария, стоящего против своего противника, а рядом с ним — содержателя школы, держащего свою палочку с следующей надписью: «Казунций говорит: подходи!» (Гаруччи, Надписи краской на стенах Помпей, таб. XII, фиг. 1). Учителям или «докторам» (ученым) было поручено обучать новичков. «Учитель фракийцев, учитель мирмиллонов» (Муратори, стр. 2019, 6; Орелли, № 2579 и 2580; Моммзен, Inscriptiones Neapolitanae Latinae, 2902 и
с.516 Гладиаторы делились по рангам. Rudis, или палочка, напоминающая рапиру, которой они пользовались во время своих упражнений, дала название этим различиям. Prima rudis (первая рапира), или summa rudis (главная), secunda (вторая). Говорили также primus palus (первый шест), deutoropalus (второй шест), так же как в легионе различали primipiles (первого ранга) — «первого копья» (см. Муратори, стр. 613, 3; 619, 2 и 3; 1252, 4; Грутер, стр. 57, 8; Орелли, 2872, 2575; Вилльманс, 2606—
Часто встречаются ретиарии и на погребальных лампадах, например на помпейской лампаде, опубликованной в Antichita di Ercolano с научным комментарием (т. VIII, стр. 75, табл. XII). Подобная же лампада имеется в Луврском музее: ретиарий изображен один, стоящим на коленях, с трезубцем и кинжалом. Кинжал он держит в левой руке, которая одновременно держит и верхний конец трезубца; наплечник прикрывает его левое плечо; он готовится, по-видимому, к нападению. На другой лампаде он также изображен на коленях перед своим противником, натиска которого он ждет. Летронн опубликовал («Revue archéologique», 1848, стр. 562) маленькую статуэтку, привезенную из Самоса. Он думает, что статуэтка изображает «димахера» — сражающегося с двумя мечами; но это может быть и ретиарий. Голова у него обнажена, на нем надет набедренник, наплечник с ремнями через плечо и пояс, который одновременно поддерживает нижнюю часть наплечника и набедренник. Наплечник служит защитой для человека, сражающегося одновременно двумя руками. Таков вид у этой статуэтки, обе руки которой как будто что-то держат. Но это с одинаковым успехом может быть как оружие ретиария, так и два меча «димахера».
М. Шабулье (Chabouillet) опубликовал в том же сборнике 1851, стр. 397—
Другие фигуры ретиариев были опубликованы Леемансом по находящимся в Нидерландском музее барельефам и нескольким вазовым фрагментам (Revue archéologique, 1851, стр. 397, табл. 183. — «Ретиарий и мирмиллон»). На барельефе ретиарий также изображен с набедренником. На нем надет наплечник, а на верхней части левой руки ремни, а в правой руке он держит трезубец без кинжала. В вазовых фрагментах, где ретиарий изображен сражающимся, кинжал ясно виден в левой руке наряду с направленным трезубцем. С таким же оружием ретиарий изображен в многочисленных набросках, грубо сделанных в контурах, вероятно, детской рукой или каким-нибудь безработным, на стенах помпейских домов, набросках, опубликованных Гаруччи (Надписи черной краской на стенах Помпей, табл. XII; сравн. рисунки ретиариев, которые он собрал в «Bulletin archéologique de Naples», 1853—
Под номером 11 мы там видим маленькую бронзовую фигурку из музея в Неаполе, изображающую ретиария в вышеописанной оборонительной позе с направленным трезубцем, но без кинжала. До сих пор мы ни на одном памятнике не встречаем изображения той сетки, от которой ретиарий получил свое название. Утверждение, что ее не видно потому, что ретиарий держал ее спрятанной, неосновательно; вернее предположить, что ретиарий в большинстве случаев изображен в тот момент, когда он, бросив сеть, берется за оружие, или что художник намеренно опустил эту деталь, как более трудную для скульптурного воспроизведения (итальянская скульптура наверное не упустила бы случая рельефно выделить петли сети!). На одной из ваз, найденных в Нимвегене, мы видим ретиария, готового поразить своего противника; сетки не видно, но движения противника настолько стеснены, что кажется, будто он ею опутан (см. статью Лееманса в «Revue archéologique» за 1851 г., табл. 183, № 5). Но на других памятниках эта сетка, очевидно, изображена. Я не имею в виду гробницы Скавра, где, по словам Мазуа, первоначально были заметны некоторые следы, но столь слабые и столь сомнительные, что он не воспроизвел их в своем рисунке. Я прежде всего упомяну о том памятнике Юлия Валериана, где наряду с надписью имеется фигура ретиария, набедренник которого поддерживается поясом, украшенным вышивкой, и который держит в левой руке трезубец и кинжал, а в правой руке сетку (Горн, Inscriptiones, т. III, стр. 99 и сл.); затем мозаику, опубликованную Винкельманом, по рисунку, хранящемуся в библиотеке кардинала Альбани, рисунку, не совсем правильно воспроизводящему костюм, так как мирмиллон одет в тунику, а ретиарий — в своего рода плащ, но он не мог не изобразить того, что является самым выдающимся моментом картины. Ретиарий Календио набросил сеть на своего противника Астионакса и собирается поразить его трезубцем, но сетка покрыла его только наполовину; поэтому во второй сцене, изображенной под первой, мы видим, как Астионакс, высвободивши руки из-под сетки, устремляется на своего противника, который падает и, бросая свой трезубец, протягивает кинжал не столько для защиты, сколько моля зрителей о жалости (Monumenti inediti, часть IV, стр. 25 и табл. 197).
Мозаика, найденная в Бигноре (графство Суссекс), дает нам в образе крылатых детей обычное представление ретиария в его уже описанном одеянии и с оружием, сражающимся со своим противником. В первой группе сражение началось, но сетки не видно; то же самое и во второй группе, с.518 где ретиарий уже опрокинут, но в третьей группе, находящейся с левой стороны, мы видим приготовления к битве. Заведующий школой подает шлем и щит противнику ретиария, немного дальше другой ассистент ведет ретиария. В левой руке он держит трезубец и кинжал, а в правой — сетку (Lyson’s Reliquiae Britannicae Romanae, т. III, табл. 19, Лондон 1817).
На погребальных лампадах, находящихся в Музее древностей в Лувре, крылатые дети заменяют собой настоящих бойцов. Речь идет о «бестиариях» (сражающиеся с дикими животными): на одной лампаде крылатый ребенок поражает льва, на другой лев пожирает его. На мозаике, недавно найденной в Нейнинге, около Зирка (прирейнские провинции), изображен ретиарий, держащий только трезубец, без сетки и даже без кинжала. Его одежда и вооружение в общем соответствуют тому, которое мы описали: наплечник и наручник, набедренник и пояс, ремни вокруг голеней и сандалии (см. «Revue archéologique», 1855, стр. III).
Мы видели, что ретиарий, изображенный на памятниках, снабжен наплечником, о котором не упоминают письменные свидетельства, и что они говорят о своего рода головном уборе или galerus (шапочка из шкуры, с мехом), следов которого мы не находим на памятниках. Что представляет собой этот galerus авторов? Гаруччи предположил, что это не что иное, как наплечник памятников; в таком случае уже не придется больше отмечать этого странного пробела как в тех, так и в других. С своей стороны я придерживаюсь этого объяснения, подтверждаемого также одним комментатором Ювенала: «galerus лежит на плече гладиатора, чтобы тем скорее он мог собрать распущенный канат или брошенную сеть» (Scholia ad. Juvenalem, VIII, 208), несмотря на то, что некоторые археологи, и в том числе Лееманс в своей ученой статье, которую я приводил выше, понимают под этим словом колпак, камилавку или парик согласно с тем значением, какое оно имеет в другом месте у Ювенала: «Но покрывши черные волосы рыжим талером» (Сатиры, VI, 120). Ретиарий, изображенный на памятниках, по-видимому, не имеет никакого головного убора, и поэтому неправ Адриан де-Лонгперье, утверждая в одной из своих заметок о вооружении гладиаторов, что: «из того факта, что ретиарии носили туники, не следует, что они не имели шлемов и щитов. …Мы видим на мозаике кардинала Альбани ретиариев в тунике, со шлемом, снабженным забралом, и с четырехсторонним щитом, что не мешает им быть завернутыми в большую сетку, называемую Тертуллианом spongia» (первое значение этого слова — «губка») («Revue archéologique», 1851, стр. 324). Я оставляю без возражений эту интерпретацию слова spongia, не являющуюся однако общепринятой. Что же касается главного положения, то оно основано на недоразумении, так как фигура, опутанная сетью, со щитом и шлемом с забралом, изображает не ретиария, а мирмиллона. Миллен (Millin) вследствие противоположной ошибки принимает за мирмиллонов двух ретиариев, вооруженных трезубцем, изображенных на барельефах гробницы Скавра (Описание недавно найденных в Помпеях гробниц, Неаполь 1813, стр. 40).
Имена ретиариев встречаются не только наряду с другими именами, стоящими на афишах, объявляющих о сражениях (Гаруччи, Надписи, сделанные краской на помпейских стенах, табл. IX и X), не только на посвятительных памятниках (
Надпись довольно поздней эпохи упоминает о ретиарии Декорате, который в восьми сражениях фигурировал в совершенно отличной роли секутора: Констанций, дававший гладиаторские игры, своим гладиаторам вследствие любви к такому зрелищу воздал дар в виде могилы Декорату ретиарию, который поразил Церулея и сам, пораженный, умер. Обоих погубило гладиаторское искусство, обоих покрыл погребальный костер. Декорат — секутор с.519 в восьми битвах, он впервые заставил скорбеть жену свою Валерию (
На одном памятнике, посвященном на этот раз секутору, над надписью с одной стороны изображена фигура стоящего гладиатора с кинжалом и щитом, а с другой стороны — шлем, лежащий на столбе, и собака. Гладиатор прожил двадцать два года и сражался тринадцать раз. Памятник поставлен ему дочерью и женой, прожившей с ним шесть лет (
Один гладиатор, уроженец Модены, вышедший победителем семь раз и убитый на восьмой (ему было 23 года), советует оставшимся не доверять созвездию, подобному его: «В упокой души! Главкон родом из Мутины, 7 раз сражавшийся, умер при
На одной медали Римини есть также изображение галльского солдата (круглый щит, более легкое вооружение, чем у фракийца, и близко подходящее к самниту); благодаря этому можно представить себе образ гладиатора этого рода. Прежде всего мы знаем, что галл имел некоторое отношение к мирмиллону, так как последний, по словам Феста (под словом ретиарий), принадлежал к племени галлов (см. вышецитированную статью Генцена, т. XII, стр. 111). Кроме того, мы имеем достоверные изображения мирмиллонов на барельефах гробницы Скавра, так как после некоторых имен стоит буква М (mirmillon). См. Мазуа, приведенное выше место, и Миллен, Описание гробниц, открытых в Помпеях в 1812 г., стр. 34. Его вооружение почти то же, что и у самнита, — шлем с султаном, наручник на правой руке, набедренник, придерживаемый поясом, неполные поножи на левой ноге и полусапог на правой, выгнутый щит, четырехугольный сверху и закругленный снизу, дающий представление о больших щитах мирмиллонов, упоминаемых Фестом под словом mirmillonica и на которые намекает Аммиан Марцеллин (XVI, 12 и XXIII, 16), говоря о персах. Это относится к мирмиллонам. Что касается галлов, то более точное изображение их мы имеем в двух фигурах гладиаторов того же барельефа, из которых один, раненный, подставляет другому свое горло, чтобы тот нанес ему смертельный удар. Это не фракийцы и не самниты; ничто в их вооружении не указывает на это; но это и не мирмиллоны, потому что они не отмечены, подобно другим, буквой М; кроме того (и это вполне согласуется с их предположительной с.521 принадлежностью к галлам), их противниками являются два ретиария: один из них отталкивает ногой мирмиллона, которого он только что ранил, другой как будто ожидает того, кто получил приказ прикончить сперва своего товарища по оружию. Их вооружение соответствует тому, которое мы считаем или по крайней мере предполагаем характерным для галлов: шлем без султана, наручник на правой руке и набедренник, как и у всех; кожаные ремни вокруг ног вместо поножей (кнемид), а рядом с ними на земле — овальные щиты, похожие на щиты галльского солдата (см. Мазуа, приведенное место).
Среди многочисленных фигур, нарисованных точками на помпейских стенах и опубликованных Гаруччи, Приск и Астеропей — фракийцы, Океан и непобедимый Ахилл — самниты или галлы (см. табл. XI, 1—
На погребальных лампадах, собранных в Луврском музее, можно видеть те же различия; но мы не можем отметить их здесь, так как эти лампады еще не нумерованы. Есть другие лампады, воспроизведенные с аналогичными фигурами в работе Бартоли «Древние погребальные фигурные лампады»; в этой последней группе гладиатор с змеей вместо султана — фракиец, другой — самнит. Другие лампады, составляющие собственность Константинопольского музея, были опубликованы в «Revue archéologique». Здесь сражающихся делят на фракийцев и самнитов исключительно по форме их меча и их щита. Но это, как мы видели, признак недостаточный («Revue archéologique», 1859, стр. 500 и табл. 371).
Что касается «димахера» (гладиатора с двумя мечами), которого Летронн признал в маленькой статуэтке, изображающей скорее ретиария, то более правдивое его изображение можно найти в двух статуях Неаполитанского музея (т. VIII, стр. 7 и 8); они держат одной рукой меч, а другой копье. Так как они должны сражаться без щита, то левое плечо снабжено наплечником, который мы встречали у ретиариев (см. Генцен в указ, работе; сравн. Гаруччи в «Bulletin archéologique de Naples», 1853—
Две надписи, из которых одна сохранила свое заглавие: семья гладиаторов (Моммзен, Inscriptiones Neapolitanae Latinae, № 736 и 737), хотя несколько испорченные, дают нам перечень всех ниже перечисленных видов с.522 гладиаторов (см. еще № 2910, а среди надписей Орелли № 2559, 2577, 2587). Для бестиариев и «охотников» (venationes) см. главным образом барельефы гробницы Скавра (Мазуа, Развалины Помпей, I, табл. XXXI и XXXII) и мозаику виллы Боргезе (Dissertatio della academia romana, т. XII, табл. 2, 4 и 5). На барельефе герцога Торлония (там же, табл. VI) и на лампаде, опубликованной Бертоли (I, 31), охотники имеют шлем и щит. Жалкая защита против львов, как это видно из сцен самого барельефа. Эти последние изображения, так же как и поясняющий их текст, можно найти в уже цитированной нами записке Генцена (Dissertatio della academia romana, т. XII, стр. 122 и сл.).
К числу любопытных вещиц, завещанных нам античностью, следует отнести таблички из простой или слоновой кости в виде длинного четырехугольника с ушком, чтобы при помощи нитки вешать их на шею, обычно содержащие следующие указания: 1) имя раба; 2) имя его господина; 3) буквы
| Меня уж смотрели довольно (spectatum), рапирой Я награжден (т. е. получил свободу как гладиатор), Ты же вновь заключить меня в школу стремишься. |
Но Фридлендер («Картины нравов римского общества») сохранил прежнее толкование этих маленьких памятников и, как нам кажется, вполне справедливо. Слово spectatus не является синонимом pugnavit. Оно имеет в виду не какое-либо сражение, но тот день, когда гладиатор впервые выступил на арене, тот день, когда, будучи еще новичком, поскольку он до сих пор упражнялся в боях лишь в школе, он был выставлен напоказ и продемонстрировал свои способности перед публикой в серьезном бою. Итак, эти «тессеры», таблички, отмечают дату, очень важную в жизни гладиатора: начало его служебного стажа.
