Перевод с англ. Т. Г. Баранниковой под ред. О. В. Любимовой.
IX. Гражданская война против Помпея и оптиматов
с.205 К настоящему моменту должно быть ясно, что когда Цезарь остановился у реки Рубикон в тот роковой день в январе 49 г., под угрозой были не только его карьера, будущее и жизнь. В течение предыдущих 20 лет он зарекомендовал себя как лидер широкого политического движения. Он работал, чтобы поднять разгромленное политическое движение из пепла и снова превратить его в мощный фактор римской жизни. Всё, чего он достиг, — конечно, содействуя собственной карьере и укрепляя своё положение, — в то же самое время делалось ради блага широких слоёв римского общества, которые так или иначе были обделены традиционной олигархией, и ради фундаментальной реформы римской системы управления. Десять лет, в течение которых он создавал несравненную армию в ходе завоевательных войн в Галлии, принесли ему не просто личных политических сторонников и последователей, но что ещё более важно — армию, способную поддержать политическое движение, которое он, Цезарь, возглавлял против олигархов-оптиматов, исполненных крайней решимости подавить это движение, предотвратить существенные реформы и сохранить традиционную систему неизменной — если понадобится, с помощью силы.
Осознание этого жизненно важно для правильного понимания того, что произошло в гражданской войне, которую оптиматы, враги Цезаря, развязали против него, и которую он принял, перейдя Рубикон с войском. Ибо случившееся очень удивило некоторых якобы хорошо осведомлённых и проницательных современников Цезаря — и продолжает удивлять многих современных учёных. До последнего момента, Помпей — который лучше всех должен был понимать общественные настроения в Италии — утверждал, что окажись Цезарь столь глуп, чтобы предпринять сопротивление, ему (Помпею) надо только топнуть ногой, чтобы армии выросли из-под италийской земли для защиты традиционного правительства1. Когда Цезарь вступил в северную Италию, Домиций Агенобарб помчался укреплять Корфиний на севере Апеннин — центр родовых поместий его семьи, область, где его личный престиж и последователи, якобы, преобладали. Очевидно, Агенобарб ожидал, что люди этого региона стекутся под его знамена и последуют за ним, чтобы вытеснить Цезаря из Италии2. Даже такой хорошо осведомлённый человек, как Цицерон с его несравненными связями и влиянием среди высших сословий италийских городов, с.206 ожидал, что Италия отвергнет Цезаря и твёрдо встанет на поддержку Помпея, сената, олигархии, традиционной res publica3.
Но армии Помпея так и не материализовались. Агенобарб обнаружил, что жители Корфиния и его окрестностей не склонны следовать за ним — и очень даже готовы принять Цезаря. К огромному изумлению и тревоге Цицерона, города Италии один за другим распахивали ворота перед Цезарем и принимали его, если не с распростёртыми объятьями, то, во всяком случае, с большой обходительностью, — местные высшие сословия брали эту инициативу на себя. Почему это произошло, и как вышло, что люди вроде Помпея, Агенобарба и Цицерона — люди, которые могли и должны были знать лучше, — так ошиблись? Это произошло именно потому, что Цезарь не был корыстным, властолюбивым оппортунистом, каким его часто изображали — сначала противники из числа современников, а затем историки на протяжении веков; и он не был просто безжалостным аристократом, который играл по правилам аристократической борьбы за власть, установленными Суллой и Помпеем, как думали другие. Народ Италии, города Италии, высшие сословия Италии приняли Цезаря, примкнули к нему, даже пошли к нему на службу, так как понимали, что именно он отстаивает, и были согласны с его политической программой. Они знали, что Цезарь поддерживает политику Мария и Цинны: предоставление всех привилегий римского гражданства на справедливой и равной основе населению Италии, открытие старших магистратур и коридоров власти для высших сословий Италии, надлежащая ответственность римских магистратов за их поступки и, особенно, проступки, распространение римского гражданства на жителей Цизальпийской Галлии — которая должна стать Северной Италией. Они понимали, что Цезарь хочет взломать замок, на который традиционная знатная олигархия заперла власть и привилегии римского мира, и что победа Цезаря отвечает их интересам и пойдёт им на пользу.
Цезарь приобрёл контроль над всей Италией всего за несколько месяцев, практически без борьбы, не только благодаря своему великолепию и решительности, не только благодаря совершенству и превосходящей силе своей армии. На самом деле, в этой кампании он мог использовать лишь небольшую часть своих ветеранов, первоначально чуть более одного легиона. Цезарь достиг этого успеха не благодаря какому-то малодушию своих противников. Италия решила поддержать Цезаря, и положение Помпея и оптиматов в Италии стало ненадёжным, потому что италийцы знали, что Цезарь — наконец — предоставит им в полной мере то, за что они боролись со времён Гая Гракха: равное участие и положение в римском государстве со старыми гражданами и олигархией. Только понимая Цезаря-политика и возглавляемое им политическое движение, можно понять успех Цезаря — полководца в гражданской войне.
Олигархи-оптиматы всегда противились распространению гражданства, равному обращению с новыми гражданами, открытию политической карьеры для италийских высших сословий (domi nobiles). Как мы уже видели, законы Помпея и оптиматов, введённые после беспорядков середины
Детали не столь важны, как это понимание главного, и их можно рассмотреть вкратце. Первоначально Цезарь имел в наличии только Тринадцатый легион, размещённый в Цизальпийской Галлии, и небольшую конницу со вспомогательными войсками4. Он закрепил за собой важнейшие города Аримин и Арреций, послав туда отряды солдат, прежде чем разнеслась весть о вспыхнувшей войне, и с большой скоростью двинулся на соединение с ними в Аримине5. Там к нему присоединились бежавшие из Рима трибуны Квинт Кассий и Марк Антоний, а также молодой Луций Цезарь (сын его кузена и легата Луция Цезаря, консула 64 г.) и претор Луций Росций с посланиями от сената и Помпея.
Получив официальное уведомление о принятых против него действиях и личное послание с оправданиями от Помпея, Цезарь представил обоим посыльным мирное предложение для передачи Помпею и сенату. Помпей должен уехать в свои испанские провинции, набор солдат в Италии должен прекратиться, Цезарь и Помпей должны оба предпринять шаги для роспуска армий, должны быть проведены свободные выборы магистратов на следующий год, сенат и народ должны управлять Римом в полном покое. Для обсуждения конкретных условий и сроков Цезарь предложил Помпею личную встречу6. Это было сродни тому предложению, которое Курион выдвигал на голосование в конце предыдущего года, и которое сенат всецело одобрил. Когда Луций Цезарь и Росций разыскали Помпея и консулов и передали им предложение Цезаря, ответ был следующим: сначала Цезарь должен покинуть Аримин и вернуться в свою провинцию, а также начать роспуск войск; только тогда Помпей уедет в Испанию. Очевидно, что для Цезаря это было неприемлемо, и он возобновил продвижение по Италии, — поначалу весьма осторожно. Антоний с пятью когортами был послан в Арреций, а Курион с тремя когортами в Игувий, сам же Цезарь остался в Аримине для набора новых войск в регионе.
Претор Терм удерживал Игувий пятью недавно набранными когортами, но горожане были так благосклонны к Цезарю, что заслышав о приближении Куриона, Терм бежал со своими войсками; в пути они покинули его и вернулись домой. Игувий оказал Куриону тёплый прием — и благодаря этому Цезарь понял, что италийские города не станут сопротивляться, и стал продвигаться на юг быстро и уверенно7.
с.208 Похожая сцена произошла и в Ауксиме, который занимал Аттий Вар. Горожане дали понять, что не будут противиться Цезарю, и посоветовали Аттию спасаться. Ауксим приветствовал Цезаря, Аттий же с войском бежал, но оно отказалось поддерживать его — кто-то вернулся домой, а кто-то присоединился к Цезарю. Быстро продвигаясь на юг через Пиценскую область, он получил такой же тёплый приём и в других городах. На пути к нему присоединился Двенадцатый легион — из всех галльских легионов он первым достиг его. С двумя легионами ветеранов и большим количеством недавно набранных войск, Цезарь направился в Аскул — главный город Пицена, который Лентул Спинтер удерживал силами десяти когорт. Спинтер не посмел остаться и бежал в сторону Корфиния, большинство солдат покинуло его так же, как Терма и Аттия. По дороге он наткнулся на Вибуллия Руфа, офицера Помпея с новобранцами из Пицена, и Луцилия Гирра, сбежавшего из Камерина с шестью когортами, и все вместе они присоединились к Домицию Агенобарбу, который удерживал Корфиний двадцатью местными когортами и собирался заменить Цезаря в качестве проконсула Галлии. Вчетвером они решили укрепиться в Корфинии, где было велико влияние Агенобарба, набранные ими войска составляли примерно три легиона (тридцать когорт)8.
Тем временем вести о быстром продвижении Цезаря и дружественном приёме северных италийских городов достигли Рима и вызвали панику, поскольку все опасались, что в любой момент может нагрянуть конница Цезаря. Консулы бежали, оставив в казначействе деньги, и присоединились к Помпею в Капуе. Помпей направлялся в Апулию на соединение с двумя размещёнными там легионами, которые он получил от Цезаря в предыдущем году, якобы для войны в Сирии. Все вместе они приказали магистратам и сенаторам оставить Рим и присоединиться к ним, предупреждая, что в противном случае будут считать их врагами по принципу «кто не с нами, тот против нас»9.
Достигнув Корфиния, Цезарь обнаружил, что город хорошо укреплён, и приступил к осаде. Осада Корфиния стала важнейшим событием этой италийской кампании — она обеспечила контроль над Италией и установила основную политику, которой Цезарь собирался придерживаться в отношении врагов. Поначалу Агенобарб обеспечил себе верность солдат, пообещав им земельные наделы из собственных владений в этом регионе и подав надежду на прибытие Помпея со вспомогательными войсками. Он отправлял депеши Помпею в южную Италию, предупреждая об опасности, грозящей ему и его армии в Корфинии, и умолял прийти на помощь, уверяя, что вдвоём они смогут победить Цезаря раз и навсегда. Однако Помпей не собирался приближаться к Цезарю с двумя легионами, которые ещё недавно находились под командованием последнего; он приказал Домицию покинуть Корфиний с войсками и поспешить на юг на соединение с ним (Помпеем) в Брундизии. Домиций не мог сделать этого: к Цезарю уже присоединился ещё один легион ветеранов — Восьмой, а также двадцать две когорты новобранцев из Цизальпийской Галлии, и с.209 весь город был окружён осадными работами. Поэтому он начал готовиться к побегу с ближайшими друзьями, но солдаты заподозрили его в этом, схватили и открыли Цезарю ворота, передав ему Агенобарба и других сенаторов и офицеров.
Тридцать когорт Агенобарба Цезарь зачислил в свою армию, одним махом почти удвоив её, а после беседы с Агенобарбом, Лентулом Спинтером и другими выдающимися римлянами, оказавшимися у него в плену, всех их отпустил на свободу, даже позволив Агенобарбу сохранить 6 миллионов сестерциев, которые тот привёз с собой, чтобы заплатить солдатам10. Цезарь хотел, чтобы все знали — он сражается за сохранение своей чести и положения (dignitas) и за права своих сторонников и не причинит вред другому римлянину, пока может этого избежать. Он не будет с лёгкостью убивать или грабить соотечественников и намерен придерживаться этой политики вне зависимости от политики другой стороны. Он позаботился, чтобы этот акт прощения — clementia, как называли его римляне — был широко проафиширован через его главных политических агентов Оппия и Бальба, и придерживался этой политики на протяжении всей гражданской войны11.
В то время как народ Италии не проявил, мягко говоря, никакой склонности выступать против Цезаря, реакция традиционной правящей элиты Рима на гражданскую войну была более неоднозначной. Как и всегда, особенно интересна в этом отношении переписка Цицерона. Сам Цицерон никогда не сомневался, что вторжение Цезаря в Италию и его военные действия против врагов неправомерны. Но в то же время ясно, что он не считал правыми тех оптиматов, которые довели политическую ситуацию до гражданской войны. В последние месяцы 50 г. и первые несколько недель 49 г., он приложил все усилия, чтобы найти компромисс между Цезарем и оптиматами и сохранить мир12. Когда вспыхнула война, он принял на себя обязанности по набору войск и охране области Капуя от имени Помпея, но ничего не сделал, кроме попытки посредничества. Эвакуация Италии, предпринятая Помпеем, поставила его в затруднительное положение и в переписке с агентами Цезаря Оппием и Бальбом и со своим другом Аттиком он не скрывает, что не одобряет войну и не хочет выбирать, к кому примкнуть13. В беседе с самим Цезарем он признал, что с тем поступили несправедливо, но заступился за Помпея и отказался присутствовать на заседании сената, которое созовёт Цезарь14. Сам же Цезарь только просил его оставаться нейтральным; но в конце концов, в мае, Цицерон решил присоединиться к Помпею, скорее из чувства личного долга, чем из убеждения в правоте дела оптиматов15.
Молодой друг Цицерона Целий Руф в письме проанализировал перспективы гражданской войны, и хотя его симпатии были на стороне традиционной правительственной системы, заявил, что в гражданской войне старые узы верности не играют роли и нужно выбрать ту сторону, у которой больше шансов на победу. Он пришёл к выводу, что благодаря армии ветеранов победит, скорее всего, Цезарь. Интересно, что Целий не стал объявлять одну сторону правой, а другую неправой16. В конечном счёте, многие сенаторы и нобили рассуждали так же, как Цицерон и с.210 Целий: обе стороны виноваты в начале войны, и разумнее всего оставаться в стороне или присоединиться к будущим победителям. Однако, в отличие от Целия, большинство рассудило, что вероятным победителем станет Помпей. Силы, которые казались доступными ему, и репутация величайшего полководца Рима по-прежнему перевешивали армию Цезаря и его достижения, вынуждая многих нобилей и сенаторов следовать за Помпеем. Тем не менее, более половины сената тихонько сидели в Италии на протяжении всей гражданской войны, и нобилей, примкнувших к Цезарю по тем или иным причинам, было не намного меньше, чем у Помпея17.
Падение Корфиния и публичный акт милосердия Цезаря вынудили Помпея эвакуировать Италию и в то же время укрепили популярность Цезаря по всей стране. Это побудило многих колеблющихся сенаторов спокойно остаться в Италии. Многие боялись, что Цезарь окажется жестоким и беспощадным правителем, вторым Суллой, и его действия в Корфинии отчасти предназначались для того, чтобы развеять этот страх. Цезарь показал, что не только не желает причинять вред своим противникам, если этого можно избежать, но и не заставляет тех, кто ещё не определился, выбирать сторону. Его политика состояла в том, что все, кто не настроен против него — на его стороне, и он оставит в покое всех, кто не будет ему противодействовать.
Задержавшись на семь дней из-за обороны Агенобарба в Корфинии, Цезарь как можно быстрее двинулся в Брундизий, где Помпей сосредоточил все свои силы, чтобы эвакуировать их из Италии. Цезарь надеялся помешать отъезду Помпея и послал несколько писем, приглашая его на личную встречу и утверждая, что ещё не поздно уладить спор мирным путём, если оба лидера смогут напрямую переговорить друг с другом. Помпей отказался от встречи. Он собрал столько судов, сколько мог, и под командованием двух консулов отослал на них большую часть армии. Сам он остался в Брундизии с двадцатью когортами, ожидая возвращения пустых кораблей. Цезарь опередил корабли и решил осадить Помпея и помешать флоту достигнуть его, но попытка не удалась: корабли прибыли, Помпей посадил на них людей и сумел выскользнуть из порта, прежде чем Цезарь успел помешать ему18. Было ясно, что грядёт настоящая война, и было ясно, что так случилось потому, что Помпей и оптиматы желали этого. Со своей стороны, Цезарь никогда не прекращал добиваться мирного урегулирования, вплоть до последней битвы с Помпеем.
На данном этапе стратегия Помпея состояла в том, чтобы отплыть в Грецию, организовать новую армию на основе войск, эвакуированных из Италии, и привлечь все ресурсы Востока Римской империи, который был твёрдо на его стороне. Восточные народы считали Помпея — после его кампаний в
Как только Помпей отплыл, Цезарь отправился в Рим, где должен был организовать своего рода правительство, в условиях, когда большинство магистратов года и многие сенаторы последовали за Помпеем. Один из преторов, Марк Эмилий Лепид (сын давнего противника Помпея в 77 г.), решил примкнуть к Цезарю и созвал заседание сената от его имени. Так как многие сенаторы сбежали с Помпеем, послушать Цезаря пришло в значительной степени «охвостье», но разницу между сенатом Цезаря и Помпея не следует преувеличивать. Цицерон хвастался, что в лагере Помпея было десять консуляров, включая его самого; но, как минимум, четырнадцать консуляров осталось в Риме и добавило блеска сенату Цезаря, включая несколько очень важных людей: к примеру, Публий Сервилий Ватия, консул 79 г. и чуть ли не старейший сенатор; родственники Цезаря Луций Аврелий Котта (консул 65 г.), Луций Юлий Цезарь (консул 64 г.) и Луций Кальпурний Пизон (консул 58 г.); а также ряд других консулов
Цезарь призвал их управлять Римом совместно с ним и, самое главное, — продолжать добиваться мира. Сенаторы охотно поддержали его миротворческую миссию к Помпею, но никто не вызвался поехать: они помнили, что Помпей угрожал рассматривать всех оставшихся в Риме, как врагов. Волей-неволей смирившись с этим, Цезарь вверил ответственность за Рим Лепиду, как претору, дав ему в помощь то, что осталось от сената, поставил ответственным за безопасность Италии Марка Антония с пропреторской властью и принялся обдумывать военную стратегию. Ему помогло, что, спеша покинуть Рим, консулы не успели опустошить казну. Несмотря на попытки одного из трибунов, Луция Метелла, помешать ему, Цезарь завладел хранящимися там миллионами, чтобы оплачивать свои операции21.
Цезарь получил контроль над Италией и наладил управление Римом, но стратегическая ситуация, с которой он столкнулся, была, безусловно, очень трудной, хотя в то же время давала интересные возможности. Сила Цезаря заключалась в несравненном качестве его ветеранов, закалённых в ходе девятилетней войны в Галлии, а также в контроле над Италией и Римом: Италия была базой для вербовки римских солдат, а Рим — резиденцией правительства. Хотя многие сенаторы и большинство магистратов сбежали с Помпеем, возможность осуществлять контроль и управление из Рима придали Цезарю неоспоримую форму законности. С другой стороны, его положение имело очевидные слабости. Уже много десятилетий Рим поддерживали ресурсы не только Италии: продовольствие в больших количествах завозили из-за моря (из Сицилии, Египта, Киренаики), но море контролировал Помпей. с.212 Если бы в Риме возникла нехватка продовольствия, популярность Цезаря и его власть, скорее всего, быстро пошли бы на спад. Испанией всё ещё управляли легаты, преданные Помпею, во главе семи опытных легионов. Восточная половина Римской империи с её обширными ресурсами была полностью под контролем Помпея и верна ему, а пример Суллы показал, что римская армия, размещённая в эллинистическом мире, может вторгнуться в Италию и завладеть ею. Цезарю приходилось опасаться тех угроз, которые представляли ресурсы Помпея на Востоке и его контроль над морем, и всё же он не мог разобраться с этой угрозой, пока многочисленная армия Помпея занимала Испанию и угрожала вторгнуться в Галлию и Италию, как только он отвернётся.
Цезарь подытожил эту дилемму так: в Испании его ждёт армия без полководца, а на Востоке полководец без армии22; это должно было продемонстрировать его уверенность, и не отдавало должного ни военному опыту и способностям полководцев Помпея в Испании (Афраний и Петрей), ни армии, которую Помпей создавал и обучал в Греции. Однако Цезарь избрал правильный курс действий. Армии Помпея требовались месяцы для дальнейшей вербовки и обучения, прежде чем она сможет угрожать вторжением в Италию, тогда как Цезарь не мог вторгнуться в Грецию, пока цела испанская армия. Как бы ни было неприятно позволить Помпею наращивать силы, жизненно важно было сначала разобраться с испанской армией. Однако ещё важнее было укрепить поддержку в Италии и решить вопрос поставки продовольствия в Рим.
Цезарь приказал претору Луцию Росцию провести закон, предоставляющий полное римское гражданство транспаданцам, выполнив давнее обещание и продемонстрировав, что он (Цезарь) наградит тех, кто его поддержит23. Также он отправил армию из четырёх легионов (недавно набранных) под командованием Куриона на Сицилию, чтобы взять под контроль эту важную провинцию, поставлявшую зерно. В случае успешного выполнения этого задания Курион должен был продолжить путь в северную Африку — ещё один регион, откуда можно было импортировать продовольствие24. Он распорядился, чтобы из всех доступных мест были собраны корабли и сосредоточены в Брундизии, наготове для перевозки армии в Грецию, когда он вернётся из Испании. Затем Цезарь отправился на соединение с ветеранами галльской войны, которым было велено собраться в южной Галлии для вторжения в Испанию.
Прибыв в южную Галлию, он столкнулся с ещё одной досадной проблемой. Домиций Агенобарб явился в Массилию с маленьким войском и убедил массилийцев примкнуть к Помпею. Ни девять лет дружеского взаимодействия с Цезарем, когда он был наместником Провинции, ни милосердие, оказанное Агенобарбу в Корфинии, ни на йоту не ослабили ненависть Агенобарба к нему и не убедили массилийцев сохранить верность наместнику, который так хорошо к ним относился. Так как это был крупнейший город и ключевой порт Провинции, прямо на коммуникациях Цезаря с Римом, враждебность Массилии представляла серьёзную проблему. Однако Цезарь не позволил отвлечь себя от главной задачи: он начал осаждать Массилию силами с.213 трёх недавно набранных легионов и двенадцати специально построенных осадных кораблей и оставил Требония и Децима Брута во главе операции25. А сам продолжил путь в Испанию, где посланные вперёд ветераны уже обеспечили проход через Пиренеи.
Испанская кампания Цезаря — это классика военных анналов. Китайский философ войны Сунь Цзы провозгласил, что в войне «высшее достижение состоит в том, чтобы сломить сопротивление врага без боя», и именно этого добился Цезарь. По прибытии в северную Испанию он обнаружил, что помпеянцы сосредоточили пять опытных легионов в Илерде, а два других под командованием антиквара Теренция Варрона поставили гарнизоном в Дальней Испании. В дополнение к пяти легионам, у Афрания и Петрея, полководцев Помпея, было, согласно оценке Цезаря, около восьмидесяти когорт испанских вспомогательных войск (то есть, эквивалент восьми римских легионов) и 5 тыс. конницы. Этим войскам Цезарь мог противопоставить шесть легионов и около 6 тыс. конницы.
Афраний и Петрей заняли город Илерду и запаслись продовольствием из соседних областей. Когда они отказались выйти на открытую равнину перед городом, чтобы принять вызов на битву, Цезарь понял, что ему придётся осаждать Илерду, а это представляло большую трудность из-за ландшафта; положение усугубили неожиданные проливные дожди, из-за которых две реки, протекающие через равнину перед Илердой, вышли из берегов и армия Цезаря на время оказалась заточённой между ними. Известия о трудностях Цезаря достигли Рима и убедили многих колеблющихся присоединиться к Помпею, чтобы оказаться на стороне победителя. Однако, когда солдаты Цезаря построили лодки, чтобы пересечь разлившуюся реку Сикорис, а затем мост через неё, им удалось преодолеть опасность затопления и снова взять верх. Цезарь воспользовался превосходством в коннице, стал беспокоить вражеских фуражиров и, в конце концов, запер помпеянцев в городе. Видя это, соседние племена и общины стали примыкать к нему, а Афраний с Петреем решили покинуть Илерду, пока ещё имели такую возможность, и двинуть войска к югу от реки Эбро26.
Здесь показали себя несравненное рвение и качество ветеранов Цезаря. Поняв, что армия помпеянцев уходит, конница Цезаря стала преследовать и беспокоить их, чтобы замедлить их марш, а тем временем его легионы переправлялись через глубокую и стремительную реку Сикорис, затем форсированным маршем они догнали армию помпеянцев, которая выступила на несколько часов раньше. В последующие дни, благодаря быстрому и умелому маневрированию и чрезвычайным усилиям солдат, Цезарь сумел изолировать армию помпеянцев на сухом холме без доступа к продовольствию и воде. Каждое движение врага солдаты Цезаря стремительно отбивали; каждую попытку достичь воды или продовольствия пресекала конница Цезаря; и вскоре Афраний и Петрей были вынуждены сдаться, чтобы спасти своих солдат от жажды и голода27.
с.214 Таким образом, Цезарь победил грозную армию помпеянцев всего за несколько недель и с минимальными потерями, и ему не пришлось для этого вступать в крупное сражение. Афраний и Петрей были отпущены и вольны идти, куда пожелают: оба воспользовались милосердием противника, присоединились к Помпею и продолжили сражаться против Цезаря. Армия помпеянцев была распущена и всем позволено было вернуться домой, за исключением тех, кто вызвался продолжить службу под командованием Цезаря. Когда распространились вести об этой практически бескровной войне, общины по всей Испании стали примыкать к Цезарю, и Варрон, полководец Помпея в Дальней Испании, вскоре счёл своё положение ненадёжным. Отправив Цезарю предложение о капитуляции, он передал войска его представителю — кузену Сексту Цезарю, и представил полный отчёт о своём управлении лично Цезарю, после чего вернулся в Рим и ушёл из политической жизни. Быстро уладив дела в Испании, и поставив Квинта Кассия во главе этого региона с четырьмя легионами в качестве гарнизона, Цезарь направился в Рим28.
Требоний и Брут очень успешно осаждали Массилию, доведя город до отчаянного положения. Когда прибыли вести об успехе Цезаря в Испании, Агенобарб в бурную ночь взял корабль и сумел бежать из Массилии. Сами массилийцы были вынуждены сдаться Цезарю, который избавил их от сурового наказания, но разоружил город и назначил ему большой штраф29. Находясь в Массилии, он узнал, что, получив известия о его победах, Лепид провёл в Риме закон о назначении Цезаря диктатором. Оставив в Массилии гарнизон из двух легионов, Цезарь решил вернуться в Рим и подготовиться к схватке с Помпеем на Востоке.
По пути в Рим Цезарь столкнулся с первым крупным признаком напряжённости в собственной армии: Девятый легион его ветеранов взбунтовался в Плаценции и потребовал вознаграждений за преданность, которые Цезарь обещал в начале войны. Видимо, солдат раздражали ограничения, наложенные Цезарем в этой гражданской войне: они не могли грабить своих противников, а в Испании были лишены возможности сражаться и убивать врага, так как Цезарь настаивал на том, чтобы избегать по возможности кровопролития. Цезарь, как это было ему свойственно, встретил этот бунт смело и решительно. Он объявил, что накажет их за неповиновение децимацией легиона (выбрав по жребию каждого десятого для казни), а оставшихся уволит с военной службы. Обещанные награды будут предоставлены в установленном порядке. Легионеры считали, что Цезарь нуждается в них больше, чем они в нём, они были изумлены и стали молить о прощении и возвращении на службу. В конце концов, Цезарь смягчился, при условии, что 120 зачинщиков бунта будут выданы для наказания. Затем он децимировал эти 120 человек, и двенадцать несчастливцев непреклонно предал казни30.
В Риме Цезарь столкнулся с серьёзным кредитным кризисом, вызванным превратностями войны. Деньги ушли в подполье, процентные ставки и цены резко возросли, и должники перестали платить долги. Как диктатор, Цезарь издал эдикт, в котором объявил, что вся собственность должна быть оценена по довоенным с.215 ценам и принята в уплату долгов по этой оценке, а уже выплаченные проценты должны быть засчитаны в счёт основного долга. Кроме того, он ограничил процентные ставки и восстановил старый закон о том, что никто не может иметь в личном владении более 15 тыс. денариев наличными. Целью было восстановление кредитного рынка31. Ходили слухи, что Цезарь намеревается отменить долги и устроить широкомасштабное распределение частных богатств, как обычный популярный революционер. В ответ Цезарь хотел разъяснить имущим классам, что он им не враг и что традиционные права собственности будут соблюдаться, хотя некоторые меры по предоставлению помощи лицам, наиболее обременённым и находящимся под финансовой угрозой, необходимы. Его целью было восстановить доверие и ликвидность экономики, вдобавок он решительно отверг идею о вознаграждении рабов, обвинивших своих хозяев в накоплении наличных. Эти меры, конечно, не удовлетворили ни имущих, ни должников, но на время облегчили кредитный кризис. В качестве дополнительный меры помощи беднякам, Цезарь приказал провести распределение зерна и денег32.
Скорее всего, главной целью диктатуры Цезаря было предоставление ему полномочий для руководства выборами на следующий год. Как только текущий год закончился, и магистраты, примкнувшие к Помпею, перестали занимать должности, новые магистраты, избранные при Цезаре и из числа его сторонников, значительно повысили легитимность его дела. Сам он был избран на второе консульство на 48 г., его коллегой стал Публий Сервилий Исаврик, сын его бывшего командира Сервилия Ватии33. Были сделаны провинциальные назначения, а испанскому городу Гадесу предоставлено римское гражданство в награду за инициативу восстания против Варрона, помпеянского наместника. Другие важные законы были проведены трибуном Марком Антонием: сыновьям проскрибированных Суллой, наконец, восстановили полное гражданство, а изгнанники, осуждённые судами Помпея по его закону в 52 г., были возвращены, кроме Милона, который был прямо исключён34.
На жалобы, что Цезарь окружил себя отбросами общества, прямо-таки восставшими из мёртвых (nekuia), как выразился Цицерон, Цезарь, как сообщается, ответил, что даже если бы его поддержали бандиты и головорезы, он бы и им отплатил за верность35. Цезарь всегда отличался верностью обязательствам и всегда помнил о проявленной по отношению к нему верности.
Разрешив все важнейшие дела в Риме, Цезарь сложил диктатуру и отправился к армии, собранной в Брундизии для противостояния с Помпеем. Для этой задачи были предназначены двенадцать легионов, но когда Цезарь прибыл на место, то к своему разочарованию обнаружил, что для их перевозки недостаточно кораблей. Были и другие неутешительные вести. Куриону удалость захватить контроль над Сицилией силами четырёх легионов, порученных ему Цезарем; но, переправившись в Африку, он стал слишком самонадеян и позволил нумидийскому царю Юбе и его союзникам-оптиматам заманить себя в ловушку. Армия Куриона была уничтожена, а сам он погиб в сражении. Согласно благоприятному для него рассказу Цезаря, он с.216 решительно не пожелал пережить свою неудачу в должности командующего36. Кроме того, войска, посланные под командованием Публия Долабеллы для обеспечения судоходства в Адриатическом море, и под командованием Гая Антония — для охраны южных подступов к Иллирии, были жестоко разбиты37. Эти неудачи в некоторой степени служили противовесом успеху Цезаря в Испании, тем более, что постоянно приходили вести о том, что Помпей контролирует море и ведётся масштабная подготовка для весеннего вторжения в Италию.
В этих условиях Цезарь был полон решимости не дожидаться, когда Помпей сделает первый ход, но при первой же возможности встретиться с ним на Балканах, как обычно, перехватив инициативу. Хотя стояла зима и потому опасно было выходить в море, а для транспортировки армии не хватало кораблей, Цезарь погрузил как можно больше людей на все имеющиеся корабли и отплыл в Эпир в первый же достаточно спокойный день. Он рассказывает, что взял с собой семь легионов, но они сильно не дотягивали до положенных 35 тыс. человек, поскольку Цезарь избегал пополнять легионы ветеранов новобранцами, из-за чего они были сильно недоукомплектованы. Семь легионов, возможно, насчитывали около 20 тыс. человек. У Помпея было девять полностью укомплектованных легионов, а также многочисленные вспомогательные войска и конница, так что Цезарь отважился на огромный риск, переправляясь со столь малыми силами38. Пустые корабли были тут же отправлены назад с приказом перевезти оставшуюся армию, как можно скорее, но флот Помпея — размещённый в Коркире под командованием Бибула и довольно небрежно блокировавший побережье, так как полагали, что Цезарь не посмеет отплыть в это время года — узнал о его прибытии и помешал кораблям переправиться во второй раз39. Таким образом, в течение нескольких решающих месяцев Цезарь был вынужден противостоять огромной армии Помпея с малочисленными войсками. Он пошёл на огромный риск, как делал это раньше, и будет делать снова, и подвергся за это критике военных аналитиков. Следует иметь в виду, что такие рискованные решения были приняты Цезарем не на основе военных расчетов, а политических.
Чтобы сохранить свою политическую силу перед лицом широко распространённого убеждения, что Помпей, скорее всего, победит, Цезарь должен был удерживать инициативу и демонстрировать колеблющимся, что Помпей уступает ему. На основе чисто военных расчётов, возможно, следовало бы отдохнуть и восстановить свои легионы в Италии, дождаться вторжения Помпея и напасть на него во время высадки; но с политической точки зрения такая пассивность была бы самоубийством. Политические соображения обязывали Цезаря рисковать, и чтобы риск оправдался, он полагался на свою изобретательность, быстроту решений и передвижений и на несравненную способность своих ветеранов преодолевать трудности.
Для начала Цезарю была необходима безопасная база в Эпире, где можно было разместить солдат, и откуда можно было производить операции и получать припасы. Он быстро подчинил города Орик и Аполлонию, а затем стал добиваться максимального расширения контроля над Эпирским побережьем — чтобы предоставить оставшимся войскам, которых он ожидал со дня на день, безопасное место высадки и улучшить ситуацию с поставками, которая была, с.217 как минимум, трудной. Фактически ситуация зашла в тупик — флот Бибула блокировал гавани и препятствовал подходу кораблей, в то время как солдаты Цезаря контролировали побережье и не давали кораблям Бибула приставать к берегу, чтобы запастись водой и провизией, так что за всем необходимым им приходилось плыть до Коркиры40.
Тем временем армия Помпея, проходившая обучение в Македонии и неспешно направлявшаяся в Эпир для зимовки, узнала о прибытие Цезаря и захвате Аполлонии, что вызвало панику. Помпей никак не ожидал, что Цезарь пересечёт Адриатическое море, и ему пришлось ускорить марш в отчаянном порыве достичь Диррахия, прежде чем Цезарь возьмёт под контроль этот важный порт. Диррахий должен был стать для Помпея базой для весеннего вторжения в Италию, в результате чего он был полон всевозможных запасов и снаряжения. Помпей выиграл гонку и разместил армию в укреплённом лагере под Диррахием, в то время как Цезарь расположил свою армию на южном берегу реки Апс, между Диррахием и Аполлонией41.
Цезарь привёз с собой Вибуллия Руфа, офицера Помпея, которого захватил во второй раз в Испании, и отправил его к Помпею с новым мирным предложением. Цезарь отмечал, что обе стороны потерпели серьёзные неудачи — он потерял Куриона и его армию в Африке и армию Гая Антония в Иллирии, а Помпей был изгнан из Италии и Сицилии, и потерял армию и провинции в Испании — поэтому будет благоразумнее прийти к компромиссу, прежде чем обе стороны понесут дальнейший урон. Он предложил, чтобы обе стороны поклялись сложить оружие и распустить армии в течение трёх дней и позволить сенату и народу Рима уладить разногласия между ними. Это было равнозначно возвращению к нормальной политике, до учреждения крупных командований Цезаря и Помпея; но это предложение было отклонено Помпеем без обсуждения42. Однако поскольку обе армии располагались недалеко друг от друга, и солдаты имели обыкновение спускаться за водой к реке Апс по соответствующим берегам, между людьми из противоположных лагерей происходило определённое братание, которое Цезарь поощрял. Его кульминацией стал обмен речами между Ватинием на стороне Цезаря и Лабиеном на стороне Помпея, в ходе которого Лабиен неожиданно приказал своим людям запустить град метательных снарядов в людей Цезаря и завершил все это заявлением, что единственным приемлемым условием мира будет голова Цезаря на блюде43.
Флот Помпея энергично держал блокаду всю зиму, несмотря на смерть Бибула от перенапряжения, что всё более и более затрудняло продовольственное положение Цезаря и препятствовало остальной армии соединиться с ним, вызывая у него большое беспокойство44. Помпей не сумел воспользоваться ситуацией, и в этом проявилась его слабость как военачальника: поистине великий полководец, несомненно, сумел бы навязать малочисленной армии Цезаря решающую битву и выиграл бы войну. Этого не произошло. Помпей довольствовался выжидательной тактикой, полагая, что с помощью своих превосходящих ресурсов будет держать Цезаря отрезанным от остальной части войск в Италии и, в конце концов, измотает его. Однако когда утихли особенно сильные зимние шторма, с.218 Цезарь сумел отправить сообщение Антонию в Брундизий, чтобы тот погрузил остальную часть армии и переправился любой ценой.
10 апреля Цезарь испытал одновременно облегчение и тревогу, увидев, что его корабли с солдатами плывут вдоль эпирского побережья: облегчение, что они ускользнули от блокады Помпея; тревогу, потому что сильный южный ветер, хотя и уносил их от погони кораблей Помпея, но также уводил их мимо его лагеря и лагеря Помпея в Лисс, к северу от базы Помпея в Диррахии45. Это дало Помпею ещё одну возможность для победы, которая могла бы стать решающей, если бы он смог добраться до Антония и его относительно небольшого войска и уничтожить их, прежде чем они соединятся с Цезарем. Отлично сознавая опасность, Цезарь немедля снялся, и его ветераны героическим походом сумели обогнать армию Помпея и соединиться с силами Антония, так что его армия увеличилась до 35 тыс. пехотинцев и 1400 конницы, что позволяло ему дать бой с хорошими перспективами на успех. Он подошёл к позициям Помпея под Аспагарием и построил войска в боевой порядок, но Помпей держал свою армию в лагере, несмотря на большое численное превосходство, особенно в коннице46.
Теперь Цезарь попробовал ещё одну чрезвычайно смелую уловку, какими славится как полководец. Видя, что лагерь Помпея находится к югу от базы под Диррахием, Цезарь начал продвижение вглубь, как бы уходя из региона, но затем трудным переходом по узким дорогам сумел встать между Помпеем и Диррахием. Когда Помпей укрепил лагерь как можно ближе к Диррахию и использовал суда, чтобы перевозить провиант из своей базы в лагерь, Цезарь построил полевые укрепления до самого побережья и начал осаждать более многочисленную армию Помпея. Чтобы окончить осаду, он должен был запереть Помпея и на юге. Помпей хорошо понимал это и построил на юге свои собственные полевые укрепления, вынуждая Цезаря все дальше расширять свои линии, чтобы полностью окружить Помпея. В краткосрочной перспективе, Цезарь добился огромного пропагандистского успеха, так как всем стало известно, что армия Помпея осаждена и бездействует; зажатие на узком участке побережья имело вредное воздействие на конницу Помпея, он не мог ни использовать лошадей должным образом, ни получать для них достаточно фуража. Помпей ответил тем, что морем переправил конницу из окружения в Диррахий, откуда они могли делать вылазки в окрестную местность и мешать солдатам Цезаря добывать продовольствие, так что осаждающая армия Цезаря стала, в некотором смысле, осаждённой47.
В надежде привести войну к быстрому исходу, солдаты Цезаря переносили огромные тяготы, питаясь кореньями и всем, что казалось съедобным. Известен эпизод, когда солдаты Цезаря перебрасывали «хлеб» из кореньев в лагерь Помпея, и Помпей приказал уничтожить его, чтобы его солдаты не узнали, с какими зверьми они сражаются48. Однако в этот раз тактика Помпея оказалась разумнее: вынуждая Цезаря постоянно расширять осадные линии, он, в конце концов, заставил его перенапрячься, что позволило войскам Помпея прорваться сквозь недоукомплектованные линии Цезаря.
с.219 Когда Цезарь увидел, что брешь слишком велика и непоправима, он понял, что ему грозит большая опасность потерпеть сокрушающее поражение и начал с бешеной скоростью выводить войска и разъединять их с армией Помпея, оставляя осадные работы и уходя вглубь Эпира. Помпей, опасаясь уловок Цезаря, преследовал его недостаточно энергично и потерял связь с его армией, позволив им уйти в безопасное место. Цезарь сказал своим офицерам, что если бы Помпей действительно знал, как выиграть битву, война была бы окончена в тот день49. Теперь же Цезарь и его солдаты выжили, чтобы сразиться в другой день, и полководец был вынужден полностью пересмотреть свою стратегию. Он решил, что ошибся, позволив связать свою армию в таких сложных условиях, как под Диррахием, ведь её сила состояла в превосходной дисциплине и манёвренности.
Новая стратегия Цезаря заключалась в том, чтобы двинуться в Грецию, чтобы увести за собой Помпея и попытаться навязать ему сражение на более подходящей местности в Фессалии. Существовал риск, что вместо этого Помпей отплывёт в Италию и возвратит себе контроль над Италией и Римом в отсутствие Цезаря, но был один важный фактор, увеличивавший вероятность того, что Помпей сочтёт необходимым продолжить преследование. Его союзник и тесть Метелл Сципион продвигался через Македонию к Фессалии с двумя легионами из Сирии, чтобы соединиться с Помпеем. Цезарь правильно рассчитал, что Помпей не станет рисковать, видя, что Метелл Сципион отрезан и уступает превосходящей армии Цезаря.
Ранее, в начале весны, сам Цезарь отправил войска под командованием доверенных легатов взять под контроль как можно большую часть Греции. В частности, Домиций Кальвин с двумя легионами следовал за Сципионом, и Цезарь надеялся соединиться с ним и уничтожить силы Сципиона, прежде чем Помпей подоспеет ему на помощь. Оставив раненных и тяжёлый обоз в Аполлонии с несколькими когортами в качестве гарнизона, он направился в Фессалию со всей возможной скоростью; его спешка была также продиктована отсутствием запасов продовольствия. В Фессалии было развито сельское хозяйство, и он надеялся найти обилие провианта для своих людей50. Его выносливые ветераны опередили армию Помпея достаточно легко, но новости о неудаче под Диррахием распространялись ещё быстрее, и когда Цезарь достиг границы Фессалии, то обнаружил, что города заперли перед ним ворота, решив, что он проиграет войну. Цезарь получил возможность восстановить дух своих войск. Гомфы, первый город, отказавшийся впустить Цезаря, подвергся нападению его солдат, которые через несколько часов ворвались внутрь и облегчили свои огорчения (и голод), предаваясь в течение нескольких часов убийствам и грабежу. Вести об ужасающей участи Гомф научили другие города Фессалии, что не следует презирать армию Цезаря, и с этого момента он мог добывать припасы без особого труда51. В конце концов, и Сципион, и Домиций благополучно объединили силы с армиями своих начальников, и оба войска сошлись на широкой фессалийской равнине близ древнего города Фарсал.
Цезарь неоднократно выводил свою армию на открытую местность для битвы. Помпей, расположившись на холмах с видом на равнину, отказывался спускаться, с.220 и размещал армию на склонах перед лагерем, будучи уверен, что Цезарь не отправит своих людей в гору атаковать превосходящего численностью врага. Каждый день происходили конные стычки, в которых Цезарь компенсировал огромную численную нехватку своей конницы, смешивая с ней легковооружённых пехотинцев, специально отобранных за их молодость и ловкость. В своих комментариях Цезарь утверждает, что в лагере Помпея в это время царило высокомерие и ссоры. После успеха при Диррахии ведущие сторонники Помпея стали слишком самонадеянны и начали критиковать его за то, что он излишне затягивает войну и таким образом продлевает собственное положение главнокомандующего, и спорить о замещении жреческих и государственных должностей, распределении имущества противников и наказании всех, кто не присоединился к ним, как будто они уже победили52. Отчёт Цезаря, конечно, узкопартийный; но в какой-то мере подтверждается Цицероном, который находился на стороне Помпея и тоже весьма критично отзывался о высокомерии, жадности и жестокости большинства лидеров оптиматов53.
На Помпея оказывали огромное давление, требуя отказаться от избранной им стратегии медленного истощения и дать сражение. Конечно, легко понять нетерпение сторонников Помпея из числа оптиматов: их армия превосходила Цезаря в соотношении два к одному в пехоте: двенадцать легионов Цезаря насчитывали только 22 тыс. человек, в то время как у Помпея было 47 тыс. В коннице неравенство было ещё больше: более 7 тыс. на стороне Помпея против менее 1, 5 тыс. у Цезаря. Оптиматы, не имевшие богатого военного опыта Помпея и его стратегического чутья, не разделяли его убеждения, что сражение — это риск, которого желательно избегать, если нет необходимости сражаться. Но я не могу избавиться от ощущения, что осторожность Помпея была признаком старости, которая уменьшила его уверенность в себе и боевой дух: молодой и свирепый Помпей сразился бы и сразился бы лучше.
Во всяком случае, когда Цезарь, согласно его собственному рассказу, уже готов был оставить надежду на решающую битву и начать кампанию походов в надежде утомить менее выносливых солдат Помпея и (или) с помощью манёвров поставить Помпея в такое положение, когда он не сможет уклониться от битвы, — Помпей всё-таки решил сражаться. Он спустился с армией к нижним склонам холма, на котором расположился лагерем, и выставил её в боевом порядке. Правым крылом он упёрся в реку с крутыми берегами, что не позволяло окружить его, а слева выставил всю конницу при поддержке лучников и пращников. Было ясно, что он намеревается нанести решающий удар конницей, оттеснить малочисленную конницу Цезаря, а затем обойти справа и атаковать его линии справа налево. Конечно, эта тактика могла принести успех, но она едва ли была изобретательной, и его намерения были очевидны врагу.
Как только Цезарь заметил построение Помпея и угадал его намерение, он предпринял оригинальную и блестящую контрмеру. Построив легионы в обычные три линии, с самыми опытными солдатами в третьей линии и приказав им стоять в резерве, — он вывел из третьей линии каждого легиона по одной с.221 когорте и построил из них четвёртую, размещённую наискось позади его правого крыла, вероятно, численностью около 2 тыс. Коннице было приказано уступить превосходящим силам Помпея после начальной схватки, но когда конница Помпея повернёт, чтобы атаковать пехоту Цезаря с фланга и в тыл, особая четвёртая линия войска, вооружённая удлинёнными копьями, пойдёт в наступление, целясь в грудь и лица наездников. Цезарь призвал эти особые части яростно сражаться, дав им понять, что успех или неудача сражения зависят от них54.
Когда был дан сигнал к битве и солдаты Цезаря ринулись вперёд, они заметили, что солдаты Помпея стоят на месте и не идут им навстречу. Помпей надеялся, что солдаты Цезаря будут изнурены из-за необходимости пробежать вдвое большее расстояние, но опытные войска Цезаря лишили их этой надежды: они спонтанно остановились на передышку на полпути к боевой линии Помпея и снова ринулись, когда восстановили дыхание. Цезарь не одобрял решение Помпея, так как оно уменьшило воинственность солдат: сражение всегда устрашает, но когда большая масса с криками устремляется вперёд, это взвинчивает боевой дух, притупляет страх и увеличивает агрессивность солдат. Похоже, Помпей совершил ещё одну ошибку, приказав своим людям пассивно ждать солдат Цезаря.
Битва при Фарсале 9 августа 48 г. до н. э. была поворотным моментом в римской истории. В этом сражении фактически погибли надежды бескомпромиссной правящей элиты оптиматов на то, что они смогут сохранить своё традиционное господство и традиционный способ управления. Битва прошла согласно плану Цезаря. Хотя пехота Помпея выдержала первую атаку ветеранов Цезаря очень стойко и мужественно, исход сражения был решён на правом крыле Цезаря. Как он и планировал, когда конница Помпея попыталась провести обходной манёвр, она была застигнута врасплох появлением четвёртой линии и их боевой тактикой, и удивление быстро переросло в панику. Конница Помпея бежала, преследуемая конницей Цезаря, и оставила сопровождавших их лучников и пращников на растерзание войскам четвёртой линии. Затем эти выносливые ветераны начали обходить левое крыло Помпея, и в это же время Цезарь приказал своей третьей линии, державшейся позади, идти в бой. Обход слева и вступление в сражение свежих сил по всему фронту явилось двойным потрясением и сломило сопротивление пехоты Помпея, обратив её в бегство. Итак, битва была выиграна, и проиграна из-за того, что слишком очевидная тактика и пассивность одной стороны столкнулась с блестящей тактикой и твёрдой, опытной агрессивностью другой стороны55.
Помпей покинул поле боя, как только увидел разгром своей конницы, и удалился в лагерь дожидаться окончательного исхода. Цезарь призвал своих победоносных солдат не допустить, чтобы разбитая армия Помпея нашла убежище в лагере и выжила для новых сражений, и немедленно закончить войну, а для этого — догнать бегущего противника и захватить лагерь, прежде чем его укрепят. Так они и сделали, и когда шум борьбы возвестил, что войска Цезаря с.222 прорываются в лагерь, Помпей бежал на север в Македонию с небольшой конницей телохранителей. Изгнанные из лагеря, солдаты Помпея нашли убежище на соседних высотах, но там их окружили безжалостные ветераны Цезаря и до наступления ночи вынудили сдаться. Победа Цезаря была полной56.
Несколько оптиматов пали в бою, самый главный из них — Агенобарб. Глядя на павших врагов, Цезарь сказал: «Они сами этого хотели». С самого начала он отчетливо дал понять, что не хочет сражаться, готов к компромиссу и предпочитает принимать решения в ходе политического процесса, а не войны57. Тем не менее, можно предположить, что, как бы ему ни хотелось избежать риска открытой гражданской войны, — ибо он был уверен, что сумеет при помощи своих ветеранов одолеть противников в политической борьбе, — он не был недоволен результатом. После восьмидесяти с лишним лет регулярного политического насилия и гражданских войн Рим нуждался в окончательном разрешении спора между реакцией и реформой, и Цезарь был полон решимости не повторить ошибку Суллы, не упустить политический контроль и не позволить конфликту возобновиться.
После сражения, в котором, как сообщается, погибло 15 тыс. солдат Помпея, у Цезаря было две проблемы: предотвратить ненужные убийства по окончании битвы и преследовать Помпея, чтобы не позволить ему собрать новые войска и продолжить войну. С присущей ему дальновидностью, Цезарь всегда помнил, что гражданские войны носят временный характер и что сегодняшние враги завтра снова станут согражданами. Он хотел минимизировать неизбежное ожесточение войны, и его политика милосердия с самого начала была направлена на то, чтобы обеспечить основу для возобновления нормальных, мирных отношений с политическими противниками, как только будет достигнуто военное решение. Он дал указание пощадить всех сдавшихся и обращаться с ними, как с согражданами58. Среди тех, кто извлёк выгоду из этой политики, по иронии судьбы было несколько его будущих убийц, наиболее известен из них молодой Марк Брут. Что до Помпея, у него по-прежнему были потенциально большие ресурсы: его флот все ещё господствовал на море, а сторонники с победоносной армией контролировали Африку, и существовала вероятность, что восточные провинции и царства-клиенты поддержат его и обеспечат солдатами и деньгами, несмотря на поражение.
Следуя за бегущим Помпеем, Цезарь прибыл в Лариссу, где узнал, что Помпей недавно покинул город и направился на побережье всего с несколькими дюжинами всадников в качестве охраны. Поэтому Цезарь продолжил преследование в сопровождении конницы, приказав одному из своих легионов по возможности следовать за ним. След привёл в Амфиполь, где Помпей пытался собрать деньги и поставил на якорь недалеко от берега единственное судно. Услышав о приближении Цезаря, Помпей отплыл в Митилены, родной город одного из своих ближайших друзей и советников — Феофана. Оттуда, собрав ещё несколько кораблей, он отправился в Киликию, а затем на Кипр. Там он получил дурные вести: когда распространились донесения о великой победе Цезаря, города и общины с.223 Востока стали заключать мир с победившей стороной и отказывать проигравшим в приёме. Антиох закрыл перед ним ворота, и он не мог рассчитывать на помощь в Сирии. Присоединившиеся к нему консуляры Луций Корнелий Лентул и Публий Лентул Спинтер сообщили, что Родос отказался принять их, кипрские города тоже велели им уйти, заслышав о приближение Цезаря59.
Цезарь мчался на всех парусах, надеясь догнать Помпея и закончить гражданскую войну, взяв его под стражу и заключив с ним своего рода публичное соглашение. Как обычно, когда он ставил перед собой цель, которую считал политически важной, он отбрасывал всякую осторожность. Так, мы слышим, что когда он пересекал Геллеспонт на маленькой лодке всего с несколькими солдатами на борту, его перехватил отряд из десяти военных кораблей Помпея, которые с лёгкостью могли захватить его и (или) убить практически без борьбы.
Это ещё один типично цезарианский эпизод: даже не пытаясь сбежать, Цезарь приказал своей маленькой лодке повернуть к приближающимся военным кораблям и, поднявшись в ней во весь рост, громко объявил, что он Цезарь и готов принять их капитуляцию. Полностью одураченный этим, Луций Кассий, командир эскадры Помпея, безропотно сдал корабли Цезарю60. Прибыв в Азию, Цезарь посетил Илион, якобы родной город его предполагаемого мифического предка Энея, и предоставил общине автономию и освободил от налогов. Продвигаясь по провинции, он нашёл её в тяжёлом экономическом состоянии в результате денежных требований Помпея и его союзника Метелла Сципиона, который вымогал огромные суммы на военные нужды. Несмотря на собственную нужду в деньгах, Цезарь освободил греческие города от долгов, которые они таким образом накопили, сократил на будущее их подати на одну треть и не передал их сбор ненавистным вымогателям — римским откупщикам налогов, — а разрешил их собирать самим городам61. И снова мы видим как Цезарь, среди всех своих забот, уделяет внимание здравому и честному управлению римскими подданными.
В Азии Цезарь узнал, что Помпей отплыл в Египет в надежде использовать это царство в качестве убежища и базы. Это был странный выбор, ведь Помпей всё ещё имел верную римскую армию в Африке, но он, несомненно, рассчитывал на благодарность юного царя Птолемея XIII, отцу которого он помог возвратить египетский трон в 57 г. Это оказалось ошибкой. Хотя ядро армии Птолемея состояло из римских солдат, оставленных там Габинием, союзником Помпея, когда он силой восстановил Птолемея XII, юный царь — или скорее его советники, правившие за четырнадцатилетнего юношу — не испытывали благодарности, которую ожидал Помпей, и не собирались смотреть, как Египет станет сценой для продолжения римских внутренних раздоров. Помпея вежливо попросили спуститься на берег для переговоров с царем. Хотя его свита была встревожена тем, что в маленькой лодке, отправленной для перевозки великого полководца, не было места для его охраны, Помпей успокоился, когда увидел в лодке бывшего военного трибуна из своей собственной армии по имени Септимий, с.224 и сел в неё. Тогда Септимий, истинный наёмник, убил Помпея и отрезал ему голову, служа своим новым хозяевам62.
Цезарь прибыл несколько дней спустя с тридцатью пятью военными кораблями и 4 тыс. солдат, советники Птолемея вручили ему голову Помпея и его перстень, ожидая от него благодарности за избавление от великого соперника. Они ошиблись: наоборот, он был в ужасе от того, как обошлись с великим римским государственным деятелем и (несмотря на недавнее соперничество) его давним другом. Цезарь снова принял внезапное и смелое решение: остаться в Александрии и вмешаться в египетские дела, прежде чем вернуться в Рим, чтобы заняться римскими делами63. Чаще всего эти смелые шаги так или иначе удавались ему, но не в этот раз. Решение вступить в Египет оказалось почти губительным для него лично, и, безусловно, вредным из-за того, что его внимание срочно требовалось в других местах, не в последнюю очередь в Италии и Риме.
В Италии не всё было гладко в отсутствие Цезаря. В начале 48 г. Марк Целий Руф, избранный претором в предыдущем году, когда Цезарь был диктатором, использовал своё положение и отсутствие Цезаря для агитации за более радикальные меры по облегчению долгового бремени, чем те, которые провёл Цезарь в качестве диктатора. Целий предложил полностью отменить долги и приостановить выплату арендной платы на год. Зная, что эти меры идут вразрез с пожеланиями Цезаря, консул Публий Сервилий и коллега Целия по претуре Требоний, выступили против него. Когда Целий прибег к насилию, Сервилий заставил сенат ввести чрезвычайное положение, возглавил отряд солдат, направлявшихся в Галлию, и с их помощью низложил Целия и изгнал его из города. Тогда Целий объединился с печально известным Милоном, который незаконно вернулся из изгнания и собрал несколько своих прежних гладиаторских банд, чтобы чинить беспорядки. Однако племянник Цезаря Квинт Педий, ещё один претор, выступил против них с легионом солдат и сокрушил восстание: Милон погиб в бою, а Целий был схвачен и убит вскоре после этого64. Когда вести о победе Цезаря под Фарсалом достигли Италии, Сервилий провозгласил его диктатором во второй раз, а Цезарь назначил Марка Антония своим начальником конницы (magister equitum, заместитель) и отправил его обратно в Италию с несколькими легионами, чтобы взять ситуацию под контроль.
Антоний оказался более чем ненадёжным наместником Италии. Он руководил конфискацией имущества некоторых непримиримых врагов Цезаря, но использовал конфискации для собственного обогащения, да и вообще подавал пример беспечной жизни и неумелого руководства. В это время флот Помпея под командованием Децима Лелия и Гая Кассия продолжал беспокоить берега Италии и Сицилии, которые ещё не слышали о Фарсале. Они остановились, только когда уверились, что Помпей действительно потерпел поражение, и стали искать прощения Цезаря. Решение Цезаря назначить Квинта Кассия наместником Испании оказалось губительным. Кассий был так жаден и жесток, что настроил провинциалов против Цезаря и, в конце концов, вызвал восстание части своих войск под командованием своего квестора Марцеллина65. Проконсулу с.225 ближней Испании Марку Лепиду пришлось вмешаться и навести порядок, но беспорядки в Испании продолжались.
Тем временем в Африке были организованы значительные антицезарианские силы, основу которых составили войска, победившие Куриона, и армия нумидийского царя Юбы. Многие из несгибаемых помпеянцев и (или) оптиматов, которые после Фарсала предпочли бежать из Греции, а не просить помилования у Цезаря, собрались там, пока Цезарь был занят в Египте. Сначала беглецы из Фарсала собрались в Диррахии, во главе которого Помпей поставил Катона и Цицерона. В ходе обсуждения, что делать в отсутствие Помпея и как продолжить борьбу, Катон — как всегда строгий конституционалист — заявил, что командование должен принять Цицерон как старший консуляр. Совершенно невоенный Цицерон, который и к войне присоединился только из личного чувства долга к Помпею, пришёл в ужас и сразу отказался, заявив о своём намерении сдаться Цезарю и просить о помиловании. Сын Помпея Гней Помпей-младший гневно угрожал убить Цицерона, но Катон встал на его защиту и предоставил Цицерону и всем, кто решил оставить борьбу, безопасный путь в Италию66.
Сам Катон добрался до Африки и среди прочих там также собрались оба сына Помпея, Метелл Сципион, Афраний, Петрей и Лабиен. Большинство лидеров очень разумно предложили командование Катону, но Катон возразил, что никогда не был консулом и поэтому командование должно перейти к консуляру Сципиону. Это ещё один пример в длинной череде случаев, когда Катон предпочёл формальную законность здравому смыслу. Вряд ли можно сомневаться, что Катон, который при всей своей строгости и несвоевременной щепетильности, почти равнозначной глупости, был честным, эффективным, решительным и всеми уважаемым лидером, стал бы намного более успешным командиром, чем продажный, корыстный и некомпетентный Метелл Сципион. Тем не менее, за то долгое время, пока Цезарь был занят в Египте, в Африке была создана грозная сила, с которой Цезарю пришлось бороться со значительным риском, как только он освободился из египетского плена67. Не в последнюю очередь это были войска царя Юбы, который испытывал глубокую личную неприязнь к Цезарю, ещё с тех времён, когда Цезарь, защищая своего клиента от нумидийского царя, схватил Юбу за бороду в римском суде — этот жест будет преследовать Цезаря в ближайшие месяцы.
Когда Цезарь прибыл в Александрию и получил голову Помпея, то обнаружил, что в Египте идёт гражданская война между армией юного царя Птолемея XIII и войсками, преданными его старшей сестре Клеопатре. Цезарь решил стать посредником в этом споре и расположился в царском дворце с 4 тыс. солдат в качестве охраны. Он потребовал у советников царя выплатить около 10 миллионов денариев, причитавшихся ему от Птолемея Авлета; главный советник царя Потин делал всё возможное, чтобы не платить, подстрекая тем временем народ Александрии против незваных римских гостей. Александрийцы в любом случае были склонны возмущаться римским вмешательством в египетские дела и не нуждались в сильном толчке, чтобы восстать против Цезаря, с.226 который объявил, что царь и его сестра Клеопатра должны предстать перед его судейским креслом, чтобы уладить свой спор. Когда Клеопатра, которая находилась со своей армией в Пелузии, услышала об этом, она смело пробралась тайком во дворец в Александрии. Как говорят, она велела слуге завернуть её в дорогой ковёр и отнести во дворец в качестве подарка Цезарю. Когда красивый ковёр развернули в присутствии Цезаря, из него появилась привлекательная царевна в возрасте двадцати одного года, которая затем пленила пятидесятидвухлетнего Цезаря своим очарованием и умом.
Цезарь решил, что юный Птолемей и Клеопатра должны править вместе, как муж и жена, в соответствии с египетской царской традицией близкородственных браков; но Потина это совершенно не удовлетворило, и он убедил командира царской армии, Ахиллу, вступить в Александрию с 20 тыс. солдат, чтобы «спасти» царя. Цезарь оказался осаждён во дворце. Он казнил Потина, но ему пришлось выдержать несколько месяцев напряжённой и опасной борьбы и защищать себя и своих солдат от нападений царской армии68.
Помимо защиты периметра царского квартала, главной заботой Цезаря было удержание контроля над гаванью Александрии, чтобы получать поставки и подкрепления. В тяжёлой борьбе ему это удалось. Этому очень способствовали прекрасные родосские корабли, которые он привёз с собой. Однако один раз он был отрезан вместе с отрядом солдат на дамбе в гавани, и спасся от смерти или плена лишь благодаря тому, что вплавь добрался до безопасного места; говорят, что он держал над водой одну руку с важными документами, а свой алый плащ тащил за собой в зубах. Важность этого успеха стала особенно очевидна, когда в начале 47 г. к нему прибыл конвой с зерном и легионом новобранцев69. Знаменитое сообщение, что в этом сражении сгорела великая Александрийская библиотека — преувеличение: засвидетельствовано, что Александрийская библиотека была невредима ещё много веков, вплоть до конца Римской империи. Самое большее, сгорела пристройка с запасными книгами.
В конце концов, Цезарь отослал юного царя к его армии в надежде, что он прекратит осаду дворца, но тот просто присоединился к врагам Цезаря. Только когда к Цезарю прибыли крупные подкрепления извне, у него появилась надежда избавиться от осады, и в марте 47 г. это, наконец, произошло. Ренегат, происходивший (предположительно) из галатской царской семьи, по имени Митридат Пергамский собрал армию из жителей Сирии и Палестины, напал на египетский гарнизон в Пелузии и сумел пробиться в Египет. Он спустился по пелузийскому рукаву Нила в Мемфис, захватил его, а затем поднялся по западному рукаву в направлении Александрии, чтобы выручить Цезаря. Царская армия покинула Александрию, чтобы перехватить его, но как только Цезарь услышал о приближении Митридата, он тоже вывел войска из Александрии и после трудного перехода сумел соединиться с Митридатом прежде, чем успела вмешаться царская армия. Затем Цезарь повёл свои объединённые силы на царскую армию, которая понесла сокрушительное поражение, а Птолемей XIII погиб в бою. Цезарь, наконец, получил с.227 контроль над Египтом: он вернулся в Александрию, которая сдалась ему, и посадил на трон Клеопатру с её младшим братом, формально ставшим её мужем и соправителем — Птолемеем XIV70.
Это египетское недоразумение стоило Цезарю шести потраченных месяцев, в течение которых его враги собрали в Африке армию из десяти римских и четырёх нумидийских легионов с сильной конницей. Согласно Цицерону, в Риме их шансы победить Цезаря оценивали весьма высоко и даже ходили разговоры, что они вторгнутся в Италию71. Кроме того, положение в Италии ухудшилось, так как трибун 47 г., Публий Долабелла, начал агитировать за ту же программу облегчения долгового бремени, что и Целий, и это привело к вооружённым столкновениям между его сторонниками и войсками под командованием Антония. В этой неопределённой ситуации ветераны Цезаря, собранные в Кампании для подготовки к войне против помпеянцев в Африке, стали волноваться и требовать выплаты обещанных подарков и демобилизации. Антонию пришлось уехать из Рима, чтобы успокоить их, оставив город погружённым в хаотичную борьбу между сторонниками Долабеллы и его соперника, трибуна по имени Требеллий; но в итоге Антонию не удалось уговорить легионы ветеранов вернуться к послушанию72.
Ситуация крайне нуждалась в присутствии Цезаря, только он мог контролировать и разрешить вопросы и проблемы. Однако Цезарь нашёл время на месячный круиз по Нилу с Клеопатрой, за который его часто сильно критиковали и понятно почему. В политическом и военном отношении это решение было бессмысленно. Но с начала своего консульства в 59 г. Цезарь непрерывно работал, необычайно активно и сосредоточенно, и напряжение этих двенадцати лет, вероятно, было огромным: и не в последнюю очередь напряжение тех отчаянных месяцев, которые он только что провёл в осаде в Александрии. Необыкновенная энергия Цезаря, его почти демоническая сила воли и неизменный успех создают такое впечатление, что он может показаться почти сверхчеловеком, но это не так. Мы не должны забывать, что, в конечном счёте, он был просто человеком. Людям необходимо время от времени восстанавливать силы, и даже самые лучшие и самые преданные поддаются случайным слабостям. Надо отметить, что Египет был стратегически важной страной. Он играл все более значительную роль в снабжении зерном, которое требовалось, чтобы кормить население Рима, и поэтому было важно установить порядок в Египте и оставить его в надёжных руках. Для поддержки Клеопатры Цезарь оставил три римских легиона под командованием некоего Руфиона, сына одного из своих вольноотпущенников: этот офицер был выбран, прежде всего, за личную верность и надёжность73.
Во всяком случае, только в июне 47 г. Цезарь, наконец, покинул Египет, но даже тогда он не мог направиться прямиком в Италию или Африку. Неожиданное поражение и смерть Помпея произвели сенсацию на Востоке, где, как уже говорилось, Помпей на протяжении более пятнадцати лет являлся фактически синонимом римской власти. Зимой 48/47 гг. к этому добавились известия о чрезвычайных затруднениях Цезаря в Александрии, и вряд ли стоит удивляться, что различные предприимчивые правители или потенциальные правители захотели извлечь выгоду из римских беспорядков. Некоторые, как Митридат Пергамский, воспользовались шансом помочь римскому лидеру, который казался сильнейшим. с.228 Другие же выбрали иной путь. Одним из них был Фарнак — сын великого Митридата Понтийского. За то, что Фарнак способствовал самоубийству Митридата и подчинился римскому господству, Помпей поставил его во главе крымской части царства его отца. Теперь Фарнак увидел возможность вернуть контроль над родовым царством отца и вторгся с армией в Понт, призывая бывших подданных отца поддержать его. Цезарь оставил опытного консуляра Домиция Кальвина во главе Малой Азии с достаточным, как казалось, войском, но Кальвин оказался не способен противостоять угрозе, которую представлял Фарнак: тот нанёс ему решающее поражение около Никополя, и Кальвин был вынужден отступить в Азию с остатками армии74.
Это, а также смятение в Сирии и Палестине вынуждало Цезаря остаться на Востоке, пока дела не будут улажены должным образом. Цезарь прибыл в Сирию со всего одним легионом ветеранов и навёл порядок в Сирии и Палестине в соответствии с несколькими ключевыми принципами. Те, кто помог спасательной экспедиции Митридата Пергамского в Египет были вознаграждены, в том числе отец знаменитого Ирода — Антипатр; те, кто примкнул к Помпею, были прощены, — если подчинились Цезарю, — при условии выплаты соответствующих штрафов; и все деньги, собранные для Помпея, были, конечно, конфискованы Цезарем.
Обогатившись в достаточной мере для дальнейших операций, Цезарь таким же образом выслушал просителей в киликийском Тарсе, а затем присоединился к Кальвину в центре Малой Азии, чтобы разделаться с Фарнаком75. Кальвин восстановил два разбитых легиона с помощью нового набора, а галатский правитель Дейотар, надеявшийся завоевать прощение Цезаря за то, что примкнул к Помпею, добавил к армии Цезаря свои войска. Даже теперь армия, с которой Цезарь двинулся на победоносного Фарнака, занявшего сильную позицию на холме у Зелы, была довольно скудной, ибо собственный легион Цезаря сократился так, что насчитывал не более тысячи здоровых мужчин. Однако это была та самая кампания, которую Цезарь подытожил в трёх кратких и знаменитых словах: veni, vidi, vici — пришёл, увидел, победил. В течение двух первых дней августа Цезарь подошёл на расстояние мили к лагерю Фарнака, а на третий день состоялась жестокая битва, в которой армия Фарнака была уничтожена; прежде всего, для новобранцев Фарнака ветераны Цезаря оказались чересчур дисциплинированы и свирепы. Фарнак бежал с несколькими солдатами в Синопу, но вскоре был убит какими-то мятежниками. Цезарь написал своему близкому другу Гаю Матию, заметив, что Помпею посчастливилось завоевать такую военную репутацию, сражаясь против таких соперников — довольно несправедливо, так как Митридат был более опасным противником, чем его сын76.
Передвигаясь по Малой Азии, Цезарь спешно уладил дела в регионе, простил Дейотара, наградил Митридата Пергамского, освободил Амис от налогов и вообще навёл порядок, насколько было возможно в такой спешке. Он отплыл в Грецию, а затем в Италию и в конце сентября, наконец, прибыл в Тарент. По дороге на север Цезаря встретил Цицерон, с большой тревогой ожидавший его окончательного решения относительно своей судьбы. с.229 Цезарь был само обаяние, он сошёл с повозки, чтобы пройтись с Цицероном, и говорил с ним совершенно на равных, дав понять, что ему нечего бояться. Цезарь всегда ценил многие превосходные качества Цицерона, как писателя, философа, остроумного человека и оратора и не собирался пятнать своё имя, причиняя вред человеку, которого, как он мог ясно видеть, будут помнить до тех пор, пока читают и ценят латинскую литературу77.
Самой неотложной задачей, требовавшей внимания Цезаря, была армия оптиматов в Африке, но Цезарь не мог взяться за них, пока не уладит дела в Риме. В его отсутствие в течение второй половины 48 г. и большей части 47 г. не было избрано ни одного магистрата, и управление осталось в руках тех, кого Цезарь назначил в спешке, в первую очередь Антония. Ничего существенного не было сделано. Все ждали направляющей руки и решимости диктатора, поэтому Цезаря ожидало много дел в Риме, куда он прибыл в начале октября. Он быстро организовал выборы магистратов на оставшуюся часть года, и два верных союзника со времён его первого консульства, Квинт Фуфий Кален и Публий Ватиний, были избраны консулами до конца года.
На 46 г. сам Цезарь был в третий раз избран консулом, а Марк Эмилий Лепид его коллегой, что являлось двойным нарушением традиционных избирательных норм. Во-первых, юридически Цезарь не имел права на третье консульство, пока не истекут десять лет со второго консульства в 48 г., а во-вторых, они с Лепидом были патрициями, что нарушало правило, согласно которому один консул всегда должен был быть плебеем. С этого времени мы видим, что юридические тонкости волнуют Цезаря всё меньше по сравнению с тем, что было удобно и (или) необходимо с его точки зрения.
Как мы видели, проблема долга и кредита вновь всплыла на поверхность во время долгого пребывания Цезаря на Востоке. Теперь он отменил все проценты, причитавшиеся с начала войны, и освободил арендаторов в Риме от первых 500 денариев долга, а в остальной части Италии от первых 125 денариев78. После этой меры, которая облегчила худшие последствия долгового кризиса и в то же время убедила кредиторов, что простой отмены долгов или конфискации не будет, Цезарь должен был заняться подготовкой к следующему раунду войны. Прежде чем отправиться в Африку, ему нужно было успокоить волнения среди ветеранов. Различные эмиссары, посланные для подавления мятежа его легионов, в этот раз даже его любимого Десятого легиона, не добились успеха, и наконец солдаты решили идти на Рим, чтобы потребовать от своего командира вознаграждения и демобилизации.
Вопреки советам друзей, опасавшихся скверного настроения ветеранов, Цезарь в облачении императора вышел в одиночку, чтобы обратиться к солдатам на Марсовом поле, недалеко от границ Рима. Он поднялся на возвышение полководца и обратился к солдатам не по своему обыкновению, как к соратникам (commilites), но как к гражданам (quirites). Он заверил их, что не нуждается в их службе; он возьмет с собой в Африку другие, более верные войска, и когда победит последних своих врагов, то выплатит обещанные награды ветеранам, несмотря на их неверность. Эффект был волшебным. Свирепость солдат тут же исчезла, и они — пришедшие послушать, как Цезарь будет просить их о верности — вместо этого с.230 стали умолять своего почитаемого и любимого командира простить их и принять обратно на службу79.
Он так и сделал, конечно: несмотря на смелые слова, он нуждался в этих людях, но он не собирался позволять им диктовать условия. Цезарь и его ветераны были соединены удивительными узами; в летописях войны редко найдутся равные им, и осмелюсь сказать, они ни разу не были превзойдены. В течение многих месяцев солдатам Цезаря недоставало, прежде всего, его присутствия, и одно только присутствие Цезаря успокоило их гнев и вернуло им готовность делать всё необходимое. Затем Цезарь объяснил более подробно свои планы по вознаграждению их земельными наделами, когда их служба закончится; но хотя он не наказал солдат за бунт, однако отметил имена зачинщиков, чтобы использовать их в особенно опасных операциях в предстоящей борьбе. Он сложил диктатуру и приказал армии собраться в южной Сицилии, в Лилибее — порту, откуда обычно отправлялись в Африку. Рассказывают, что когда Цезарь присоединился к армии в декабре (на самом деле в сентябре, поскольку календарь был всё ещё неисправен), он разбил палатку на том участке земли, который дальше всего простирался по направлению к Африке, чтобы продемонстрировать своё рвение поскорее переправиться и вступить в схватку с врагом.
Как и в 49 г., его самой насущной проблемой была нехватка кораблей и, кроме того, четыре легиона ветеранов ещё не прибыли из Кампании. Тем не менее, Цезарь отплыл при первой же возможности с шестью легионами, только один из которых состоял из ветеранов. Он не мог указать штурманам точного пункта назначения, а просто приказал им плыть в Африку, а обстоятельства покажут, где можно высадиться. Он знал только то, что главная вражеская база находится в Утике, к северо-западу от Карфагена, поэтому его путь должен лежать на северо-восточное побережье провинции. К сожалению, ненастье рассеяло корабли, так что Цезарь, в конце концов, высадился около Гадрумета всего с 3 тыс. пехотинцев и 150 конниками, не имея понятия, где остальные его солдаты. Во время высадки он споткнулся и упал, но со свойственным ему присутствием духа обернул то, что его солдаты могли посчитать дурным предзнаменованием в свою пользу — обхватив землю, он воскликнул: «Ты моя, Африка» (teneo te, Africa)80.
Обнаружив, что Гадрумет удерживает сильный вражеский гарнизон, Цезарь отправился на юг к Лепте и устроил там базу, где 4 января к нему присоединилась остальная часть его войск. Во время фуражировки на него неожиданно напала и едва не отрезала от основных войск конница Лабиена, к которой вскоре присоединилась пехота под командованием Петрея, но с присущим ему хладнокровием и стратегическим чутьём Цезарь сумел удержать своё маленькое войско и пробиться к цепи холмов, вдоль которых ему удалось отступить к своей базе81.
На несколько недель кампания увязла в позиционной борьбе; для Цезаря она осложнялась вражеским превосходством в коннице, вследствие чего он должен был снабжать своих людей по морю. Оптиматы имели превосходную возможность: Цезарь был зажат с недостаточными силами и с.231 страдал от недостатка продовольствия, — но они не сумели этим воспользоваться. У оптиматов был вдохновенный и всеми почитаемый лидер в лице Катона и превосходный полководец в лице Лабиена, который отлично понимал военные методы Цезаря, но они не сумели правильно их использовать. Благодаря юридической щепетильности Катона командование принадлежало Метеллу Сципиону, и он позаботился, чтобы Катон со своим нежелательным влиянием находился подальше от места военных действий — во главе гарнизона Утики. А Лабиен не был нобилем и не обладал большим влиянием: на совещаниях у Сципиона его затмевали люди вроде Петрея и Афрания. Сципион любил хвалиться предопределённой непобедимостью всех Сципионов в Африке — ссылаясь на великого Сципиона Африканского и его внука Сципиона Эмилиана, первый из которых победил, а второй разрушил Карфаген — но Цезарь в насмешку ответил тем, что формально поставил во главе армии одного из собственных младших командиров, Публия Корнелия Сципиона Салютиона82. Проще говоря, Метелл Сципион был далеко не великим и даже не хорошим полководцем и, конечно, уступал Цезарю. Трудности с поставками Цезарь несколько смягчил, убедив мавретанского царя Бокха послать Публия Ситтия, римского командира-ренегата, состоявшего у него на службе, для вторжения в Нумидию, что вынудило царя Юбу на время отвести войска, чтобы защитить своё царство.
Тем временем, Цезарь привлёк на свою сторону гетулов из внутренних районов Африки и Нумидии и распространил пропаганду о безрассудстве римских солдат, служащих под верховным командованием нумидийца Юбы, вместо избранного должным образом римского магистрата Цезаря, что привело к дезертирству из лагеря оптиматов. Когда четыре легиона ветеранов, наконец, присоединились к Цезарю, он решил, что готов завершить войну. Так как Метелл Сципион постоянно отказывался вступить в бой, Цезарь должен был вынудить его к этому. Как говорит Сунь Цзы, чтобы заставить врага сразиться нужно «выступать туда, куда он непременно направится». Цезарь отправился в порт Тапс, который твёрдо удерживали враги, и заставил Метелла Сципиона следовать за ним для защиты города83.
Тапс лежал на полуострове, отделённом от материка лагуной, но был связан с ним двумя узкими перешейками. Цезарь вошёл на полуостров, поэтому, чтобы защитить город, Сципиону пришлось разделить силы и попытаться заблокировать оба перешейка. Для Цезаря это был шанс. Когда часть армии Сципиона под предводительством его самого попыталась заблокировать северный перешеек, Цезарь отправил против них ветеранов, и после тяжёлого сражения враги обратились в паническое бегство. Тем временем другие войска схватились с остальной армией Сципиона на южном перешейке и отогнали её обратно, а появление во вражеском тылу победоносных ветеранов после сражения на северном участке довершило разгром противника.
Хотя Цезарь, как обычно, дал приказ щадить врагов, желающих сдаться, его солдаты отказались его исполнять и убили свыше 10 тыс. вражеских солдат и многих офицеров-оптиматов, разъярённые их решимостью продолжать войну, несмотря на неоднократные поражения и прощение. Когда офицеры Цезаря попытались удержать солдат, те ополчились даже с.232 на них, считая их — как нобилей — тоже ответственными за войну, в которой они вынуждены так долго сражаться. Конечно, легко винить других: солдаты также сражались из личного интереса — чтобы обеспечить себе деньги и землю, — как и остальные в этом конфликте.
Сципион бежал с поля боя, но погиб в море, когда его перехватили корабли ренегата Публия Ситтия. Фавст, сын великого Суллы, также был схвачен и убит Ситтием, как и Афраний, по приказу Цезаря: даже милосердие Цезаря имело пределы. Петрей и Юба бежали в Заму — столицу царства Юбы, но вести о поражении опередили их, и город закрыл перед ними ворота. Чтобы не попасться Цезарю живыми, они сразились в поединке друг против друга. Петрею не повезло выиграть, и тогда он приказал верному рабу заколоть его84. Однако Лабиен и два сына Помпея, Гней и Секст, бежали, чтобы сразиться вновь.
Цезарь оставил пять легионов для завершающих операций на юге и с остальной частью армии направился на север в Утику — этот город был базой оптиматов в Африке, и туда бежало большинство спасшихся. Командовавший там Катон сначала попытался организовать в городе оборону; но когда стало ясно, что горожане не хотят сражаться, он помог всем римлянам, желавшим уйти, а затем покончил с собой накануне прихода Цезаря. Он не хотел его милосердия. Сообщается, что он высказался так: «Я не желаю, чтобы тиран, творя беззаконие, ещё и связал бы меня благодарностью. Ведь он нарушает законы, даря, словно господин и владыка, спасение тем, над кем не должен иметь никакой власти». Это заявление, процитированное в биографии Плутарха, часто приводят с восхищением в доказательство выдающихся добродетелей Катона как человека и политического лидера85. Возможно, Катон заслуживает похвалы за свою искренность и честность. Но если бы он, как представляется, не верил в свою позицию совершенно искренне, то в его словах было бы очень легко усмотреть некое лицемерие. Он находился в Утике, городе финикийских колонистов на севере Африки, руководил городом и решал судьбы его жителей и других римлян и италийцев в нём, как будто считал, что имеет на это право. Кто дал ему это право?
Как римские нобили, вроде Катона, могли командовать и распоряжаться судьбами людей в северной Африке? Ответ прост — силой римского оружия: не более и не менее. И в сущности, именно римское оружие поставило Катона во главе его сограждан: он не имел никакой формальной должности или мандата, предоставленных римским народом. Цезарь мог решать судьбу других людей, в том числе таких римских нобилей, как Катон, на том же основании, что и сам Катон: силой оружия, римского оружия, римских солдат, решивших подчиняться ему и навязывать другим его волю. И у Цезаря был — чего бы он ни стоил — мандат от «римского народа» в поддержку его руководящей должности. Когда Цезаря называли «тираном», это было дешёвой и лёгкой политической насмешкой: не стоит забывать, что Катон и Помпея считал «тираном», пока Помпей не начал разделять его взгляд на вещи, или, по крайней мере, не стал полезен для его (Катона) политической с.233 программы. Катон был достаточно искренен и в этом смысле обладал цельной натурой; но он поддерживал неограниченную власть коррумпированной клики, которая ничем не зарекомендовала себя, кроме давней традиции удержания власти. Он не желал видеть, что в Риме, в Италии, в обширном мире Средиземноморья есть и другие люди, которые желают и заслуживают лучшей участи, чем подвергаться беспощадной эксплуатации тех, чья единственная претензия на власть сводится лишь к происхождению от прошлых консулов. Тем не менее, самоубийство превратило Катона в мученика своего дела, и с тех пор его почитали как идеального политического лидера, самоотверженного, честного и прямого.
Цезарь как можно быстрее уладил дела в Африке, налагая штрафы на римских граждан и африканские общины, которые поддерживали его противников, как в качестве наказания, так и для удовлетворения своей нужды в средствах, и поставил будущего историка Саллюстия Криспа во главе провинции в должности проконсула. Наиболее мятежных из своих ветеранов Цезарь разделил и предоставил им земли в Африке в двух новых колониях в прибрежных городах Клупея и Курубис. Затем он отплыл в Италию через Сардинию, где также собрал деньги86. Он был назначен диктатором в третий раз, и ему предстояло много работы, чтобы привести в порядок римское государство и империю после обширных разрушений гражданской войны. Чтобы отпраздновать победу, а также впечатлить и наградить людей, он провёл подряд четыре триумфа — над галлами, над Египтом, над Фарнаком и над царём Юбой, и каждый сопровождался удивительной пышностью и великолепием. Конечно же, его римские противники в гражданской войне не были упомянуты, хотя в африканском триумфе явно содержался намёк на них87. Но оказалось, что гражданская война ещё не окончена.
Почти до конца 46 года Цезарь имел возможность оставаться в Риме и работать над реформированием и возрождением Рима, Италии и империи, как мы ещё увидим. Но всё это время семена нового конфликта, посеянные в Испании в конце 49 г., когда Цезарь сделал пагубный выбор, назначив наместником жадного и жестокого Квинта Кассия, разрослись в последнюю стадию гражданской войны. Именно в Испанию отправились после Тапса Лабиен и сыновья Помпея со многими другими бежавшими командирами из числа помпеянцев и оптиматов. Цезарь попытался обуздать растущие силы «повстанцев», послав для борьбы с ними своих подчинённых: сначала Гая Требония, затем Квинта Педия и Квинта Фабия Максима. Однако они ничего не добились, и к середине 46 г. Гней Помпей-младший уже командовал армией, номинально насчитывавшей тринадцать легионов, а его брат Секст и Лабиен были его главными помощниками88.
Наконец, в ноябре, Цезарю пришлось самому ещё раз принять командование в Испании. Немногие из его ветеранов ещё оставались на службе, чтобы поддержать его в этой заключительной кампании гражданской войны, и позже он дал понять, что считает её одной из самых трудных кампаний в своей карьере. Большинство выживших оптиматов и помпеянцев уже давно примирились с Цезарем, а многие даже оказались в с.234 затруднительном положении, не зная, на какой исход надеяться. Гней Помпей и Лабиен были суровыми людьми и угрожали самыми жестокими и бесчеловечными репрессиями всем противникам и недостаточно верным бывшим союзникам. Даже будущий убийца Цезаря Гай Кассий отметил в письме, что, учитывая характер молодого Помпея, будет лучше, если победит «старый и снисходительный господин» (то есть Цезарь)89. И Цезарь победил, но не без тяжёлой борьбы. Теперь, когда в рядах оптиматов и помпеянцев поредели представители знати и престижа, Лабиен наконец смог выйти на первый план и противопоставить своё командование командованию своего бывшего начальника, а теперь ненавистного врага.
В конце 46 г. и начале 45 г., Цезарь постепенно взял верх в позиционной войне на истощение, и стало ясно, что помпеянцам придётся встретиться с ним в битве. Две армии сошлись под Мундой в южной Испании в марте 45 г. Из знаменитых ветеранов Цезаря только прославленный Десятый легион и галльский легион под названием «Алауда» были с ним: остальные были новобранцами. Битва была долгой и тяжёлой, не отмеченной какой-либо особой стратегической или тактической изобретательностью. Сначала солдаты Цезаря были в большом затруднении; в разгар сражения даже Десятый легион едва не бросился бежать и Цезарю пришлось лично вмешаться в борьбу, чтобы успокоить их90. Однако перелом произошёл благодаря тактической ошибке Лабиена. Сильная конница Цезаря была собрана слева для решающего нападения. Видя это, Лабиен вывел несколько когорт со своего левого крыла и приказал им пройти позади своих линий, чтобы укрепить правое крыло и остановить ожидавшуюся атаку цезарианской конницы — манёвр, напоминающий действия Цезаря в битве под Фарсалом. Но Цезарь разместил эти особые войска перед началом битвы, а манёвр Лабиена произошёл в её разгар. Увидев позади себя движение войск и не понимая, кто и зачем движется, солдаты помпеянцев, по-видимому, решили, что либо их соратники разбиты и бегут, либо вражеские войска готовятся ударить в тыл. Так или иначе, неуверенность и страх сломили их, и они обратились в бегство. Победоносная армия Цезаря преследовала их, устроив страшную резню: милосердие Цезаря было практически исчерпано. Приблизительно 30 тыс. помпеянцев, как сообщается, пало в бою, в их числе Лабиен, погибший с горьким осознанием того, что ни разу не смог взять вверх над Цезарем. Братья Помпеи бежали в разных направлениях. Гней был убит во время побега, и его голова доставлена Цезарю в Гиспалис. Секст добрался до Кордубы, а затем к морю, где начал карьеру пирата91.
Последнее слово о гражданских войнах и о благоговении, которое солдаты Цезаря испытывали к своему командиру должно принадлежать младшему офицеру — возможно, как предполагается, ветерану-центуриону — который составил «Записки» об испанской кампании, дошедшие до нас под именем Цезаря. Он приписывает Цезарю слова, обращённые к гражданам Гиспалиса: «Или вы не знаете, что мои легионы могут и небо разрушить?»92 Такова была уверенность с.235 ветеранов Цезаря и их преданность своему предводителю, определившие исход гражданских войн: полное поражение консервативных сил, дела оптиматов; безусловная победа Цезаря и дела, которое он возглавлял. Значение этой победы ещё предстояло увидеть. В любом случае, Цезарь уже начал демонстрировать, что возврата к старому порядку не будет.
ПРИМЕЧАНИЯ