Легендарные родословные в позднереспубликанском Риме

с.153

Род моей тёт­ки Юлии вос­хо­дит по мате­ри к царям, по отцу же к бес­смерт­ным богам: ибо от Анка Мар­ция про­ис­хо­дят Мар­ции-цари, имя кото­рых носи­ла её мать, а от боги­ни Вене­ры — род Юли­ев, к кото­ро­му при­над­ле­жит и наша семья*.

Когда кве­стор Г. Юлий Цезарь в 69 г. до н. э. начал эти­ми сло­ва­ми речь на похо­ро­нах сво­ей род­ной тёт­ки¹, он не при­тя­зал на какую-то уни­каль­ную сла­ву, при­су­щую толь­ко для «вели­ко­леп­но­го Цеза­ря», но отда­вал дань осо­бой фор­ме фамиль­ной гор­до­сти, разде­ля­е­мой мно­ги­ми ари­сто­кра­та­ми позд­ней Рес­пуб­ли­ки.

Юл, на про­ис­хож­де­ние от кото­ро­го пре­тен­до­ва­ли Юлии, обыч­но иден­ти­фи­ци­ро­вал­ся с Аска­ни­ем, сыном Энея. Одна­ко были и дру­гие вер­сии, одна из кото­рых счи­та­ет Юла сыном Аска­ния и бра­том Эми­ла, пред­ка-эпо­ни­ма пат­ри­ци­ев Эми­ли­ев². Поми­мо Вене­ры, мате­ри Энея, цар­ский дом Трои, а так­же, сле­до­ва­тель­но, и дина­стия Аль­бы Лон­ги, осно­ван­ная Аска­ни­ем, вели про­ис­хож­де­ние от Юпи­те­ра через Дар­да­на, Эрих­то­ния и Троя³; поэто­му более позд­няя вер­сия про­ис­хож­де­ния Эми­ли­ев, свя­зы­вав­шая их с Аму­ли­ем, царём Аль­бы, дела­ла их потом­ка­ми Юпи­те­ра через Асса­ра­ка, сына Троя и пра­деда Энея⁴. Долж­но быть, по той же при­чине импе­ра­тор Галь­ба, послед­ний из пат­ри­ци­ан­ских Суль­пи­ци­ев, начи­нал своё фамиль­ное дре­во с Юпи­те­ра, посколь­ку один из Суль­пи­ци­ев, быв­ший в кон­це II в. до н. э. маги­ст­ра­том по чекан­ке моне­ты, изо­бра­зил на сво­ей моне­те Лави­ний­скую сви­нью, что может озна­чать при­тя­за­ние на про­ис­хож­де­ние от Троя и аль­бан­ских царей⁵.

Без­услов­но, не все тро­ян­цы были Эне­ада­ми. Гий и Кло­ний были сре­ди спо­движ­ни­ков Энея и осно­ва­ли рода Гега­ни­ев и Кле­ли­ев, две аль­бан­ские фами­лии, кото­рые пред­по­ло­жи­тель­но полу­чи­ли пат­ри­ци­ан­ское досто­ин­ство от Тул­ла с.154 Гости­лия⁶. Пат­ри­ции Сер­гии вели про­ис­хож­де­ние от тро­ян­ца Сер­ге­ста, Нав­тии — от Нав­та, полу­чив­ше­го от Дио­меда Пал­ла­дий и, таким обра­зом, осно­вав­ше­го культ Минер­вы (т. е. Пал­ла­ды), за кото­рый были ответ­ст­вен­ны Нав­тии⁷. Сре­ди чле­нов сена­та неиз­вест­но ни одно­го пат­ри­ция Нав­тия после кон­су­ла 287 г., и ни одно­го Гега­ния — после середи­ны 4 века, так что исто­рия об их тро­ян­ских пред­ках, веро­ят­но, име­ет очень дав­нее про­ис­хож­де­ние.

Вели­чай­шим из пат­ри­ци­ан­ских домов, по край­ней мере, по сво­ей соб­ст­вен­ной оцен­ке⁸, явля­лись Фабии, мне­ния кото­рых о сво­ём про­ис­хож­де­нии были весь­ма раз­но­об­раз­ны. Их пред­ком счи­тал­ся пер­вый чело­век, выко­пав­ший в зем­ле запад­ни для лов­ли диких зве­рей (fo­veae), в честь кото­ро­го его потом­ки пер­во­на­чаль­но име­но­ва­лись Фови­я­ми или Фоди­я­ми⁹. Объ­яс­не­ние доста­точ­но необыч­ное, чтобы быть прав­дой, но слиш­ком при­зем­лён­ное, чтобы остать­ся неис­прав­лен­ным. Его свя­за­ли с леген­дой о посе­ще­нии Герак­лом обла­сти буду­ще­го Рима (тогда насе­лён­ной Эван­дром и его арка­дя­на­ми) на обрат­ном пути после деся­то­го подви­га, свя­зан­но­го со ста­дом Гери­о­на: в такой яме у бере­гов Тиб­ра он зачал прото-Фабия с «то ли ним­фой, то ли мест­ной жен­щи­ной», опре­де­лён­ной в неко­то­рых вер­си­ях как дочь Эванд­ра¹⁰. Пина­рии так­же были свя­за­ны с визи­том Герак­ла к Эван­д­ру; они пре­тен­до­ва­ли на про­ис­хож­де­ние не от само­го героя, а от одно­го из двух арка­дян, кото­рым он пору­чил отправ­ле­ние сво­его соб­ст­вен­но­го куль­та¹¹. Как и у Нав­ти­ев, эта исто­рия име­ет этио­ло­ги­че­ский харак­тер и объ­яс­ня­ет обя­зан­ность отправ­ле­ния куль­та Герак­ла на Боль­шом алта­ре, кото­рую Пина­рии и Поти­ции разде­ля­ли меж­ду собой до кон­ца IV века.

До сих пор мы рас­смат­ри­ва­ли толь­ко пат­ри­ци­ан­ские фами­лии, но и воз­вы­ше­ние пле­бей­ской зна­ти есте­ствен­ным обра­зом дало нача­ло подоб­ным исто­ри­ям, про­слав­ля­ю­щим её чле­нов. Юнии не толь­ко пре­тен­до­ва­ли на пер­во­го кон­су­ла Рес­пуб­ли­ки, но и дали ему тро­ян­ское про­ис­хож­де­ние¹². Тем не менее, пле­бей­ским родам про­ще было обос­но­вать мест­ное рим­ское (или сабин­ское) про­ис­хож­де­ние. Мар­ции, как ука­зы­вал Цезарь, воз­во­ди­ли своё про­ис­хож­де­ние к Анку Мар­цию — и ещё даль­ше, посколь­ку дедом Анка Мар­ция по мате­рин­ской линии был Нума Пом­пи­лий, кото­рый, ста­ло быть, выдал свою дочь за одно­го из Мар­ци­ев. Маги­ст­ра­ты по чекан­ке моне­ты из рода Мар­ци­ев изо­бра­зи­ли Нуму, так же как и Анка, на сво­их моне­тах, и поз­же исто­ри­ки вве­ли фигу­ру род­ст­вен­ни­ка Нумы по име­ни Мар­ций, кото­рый убеж­дал его при­нять цар­скую власть в Риме¹³. По сведе­ни­ям неко­то­рых антич­ных авто­ров, с.155 у Мар­ция, кро­ме доче­ри, кото­рую он выдал за Нуму, было четы­ре сына: Пом­пон, Пин, Кальп и Мамерк. Пин пре­до­ста­вил Пина­ри­ям ещё одну родо­слов­ную, аль­тер­на­тив­ную выше­из­ло­жен­ной арка­дий­ской, в то вре­мя как Пом­пон и Кальп дали воз­мож­ность Пом­по­ни­ям и Каль­пур­ни­ям Пизо­нам, двум вли­я­тель­ным пле­бей­ским родам, про­слав­лять на моне­тах своё цар­ское про­ис­хож­де­ние¹⁴. Что же каса­ет­ся Мамер­ка, то, хотя Плу­тарх и гово­рит, что он осно­вал дом Мамер­ци­ев, кото­рые носи­ли ког­но­мен Рекс (явно оши­боч­ная отсыл­ка к Мар­ци­ям), это имя фак­ти­че­ски исполь­зо­ва­лось пат­ри­ци­я­ми Эми­ли­я­ми как пре­но­мен. Это объ­яс­ня­ли тем, что так зва­ли сына Пифа­го­ра, кото­рый был настоль­ко при­ят­ной лич­но­стью, что полу­чил в каче­стве про­зви­ща гре­че­ское при­ла­га­тель­ное hai­my­los — отсюда и Эми­лий¹⁵. Те авто­ры, кото­рые счи­та­ли, что Нума был уче­ни­ком Пифа­го­ра, соеди­ни­ли эти исто­рии, заявив, что Нума назвал сына Мамер­ком в честь сына сво­его учи­те­ля¹⁶.

Но вер­нём­ся к пле­бей­ским фами­ли­ям: неко­то­рые из тех, кото­рые при­об­ре­ли вли­я­ние в Риме в кон­це IV — нача­ле III вв., про­ис­хо­ди­ли из латин­ских муни­ци­пи­ев, являв­ших­ся в то вре­мя союз­ни­ка­ми или вклю­чён­ных в состав рим­ско­го государ­ства¹⁷. Такие общи­ны име­ли свои соб­ст­вен­ные, мест­ные или заим­ст­во­ван­ные извне, леген­ды об осно­ва­нии, с кото­ры­ми были ино­гда свя­за­ны выдаю­щи­е­ся фами­лии. К при­ме­ру, пре­не­стин­цы счи­та­ли, что осно­ва­те­лем их горо­да был Цекул, сын Вул­ка­на, назван­ный так за малень­кие глаз­ки; от него про­ис­хо­ди­ли Цеци­лии, из кото­рых пер­вым извест­ным рим­ским сена­то­ром был Л. Цеци­лий Метелл Ден­тер, кон­сул 284 г.¹⁸ Гре­че­ская вер­сия осно­ва­ния Пре­не­сте свя­зы­ва­ла его с Одис­се­ем и Цир­це­ей: осно­ва­те­лем был либо их сын Теле­гон, либо эпо­ним Пре­нест, сын их сына Лати­на¹⁹. Теле­го­ну гораздо более уве­рен­но при­пи­сы­ва­ют осно­ва­ние Туску­ла, а его доче­ри Мами­лии — осно­ва­ние дома Мами­ли­ев, кото­рый достиг кон­суль­ства в Риме в 265 г.²⁰

с.156 Дио­мед, подоб­но Одис­сею, после паде­ния Трои ски­тал­ся по далё­ким зем­лям; пред­по­ла­га­ли, что он осно­вал Лану­вий. Пер­сей, как и Геракл, совер­шал геро­и­че­ские подви­ги вда­ли от дома; ему и его мате­ри Данае при­пи­сы­ва­ют осно­ва­ние Ардеи. Орест, пре­сле­ду­е­мый Фури­я­ми, при­был в Ари­цию; он не был её осно­ва­те­лем, но гово­ри­ли, что его неза­кон­но­рож­ден­ный брат Галез осно­вал Фале­рии, а один из вари­ан­тов леген­ды об осно­ва­нии Пизы в Этру­рии при­пи­сы­ва­ет это дея­ние семье Ага­мем­но­на²¹. Суще­ст­во­ва­ла устой­чи­вая тра­ди­ция счи­тать латин­ский город Тибур арги­вской коло­ни­ей, осно­ван­ной Катил­лом и его бра­тья­ми, сыно­вья­ми Амфи­а­рая; здесь моти­ва­ция их появ­ле­ния в Ита­лии менее оче­вид­на, но дру­гие авто­ри­тет­ные источ­ни­ки обхо­дят этот факт, делая Катил­ла арка­дя­ни­ном, фло­то­вод­цем Эванд­ра²². Мы не зна­ем, сколь­ко из этих элли­ни­зи­ро­ван­ных легенд об осно­ва­нии было свя­за­но с фамиль­ны­ми родо­слов­ны­ми, но, воз­мож­но, сле­дом подоб­но­го при­тя­за­ния явля­ет­ся изо­бра­же­ние Пега­са и Бел­ле­ро­фон­та на моне­те, отче­ка­нен­ной Л. Кос­су­ци­ем Сабу­лой в 70-е гг. I в. до н. э. Хотя Цезарь едва не женил­ся на одной из них, Кос­су­ции были незна­чи­тель­ным родом по сенат­ским стан­дар­там; они вполне мог­ли избрать стран­ст­вия Бел­ле­ро­фон­та в каче­стве «крюч­ка», на кото­ром будет дер­жать­ся про­ис­хож­де­ние их рода или их горо­да²³.

Связь рода и леген­ды об осно­ва­нии, веро­ят­но, могут быть про­ил­лю­ст­ри­ро­ва­ны мате­рин­ской лини­ей фамиль­но­го дре­ва импе­ра­то­ра Галь­бы, кото­рое тянет­ся к Паси­фае²⁴. Сре­ди детей Паси­фаи от Мино­са, был сын по име­ни Главк, при­быв­ший в Ита­лию в поис­ках цар­ства для себя; позна­ко­мив народ, кото­рый он стре­мил­ся воз­гла­вить, с пря­мо­уголь­ным щитом, он полу­чил имя Лаби­ка по гре­че­ско­му сло­ву, обо­зна­чаю­ще­му руко­ять щита, а народ, в свою оче­редь, в его честь был про­зван лаби­ка­ми. Мате­рью Галь­бы была Мум­мия Аха­и­ка, из рода раз­ру­ши­те­ля Корин­фа, кон­су­ла 146 г. до н. э. Отец кон­су­ла, пре­тор 177 г., был пер­вым извест­ным сена­то­ром из рода Мум­ми­ев, и, вполне воз­мож­но, этот род при­был из латин­ско­го горо­да Лаби­ки (меж­ду Туску­лом и Пре­не­сте) и, сле­до­ва­тель­но, вёл про­ис­хож­де­ние от «Лаби­ка»²⁵. В этой свя­зи сле­ду­ет назвать ещё одно позд­не­рес­пуб­ли­кан­ское изо­бра­же­ние на моне­те: Л. Воль(тей?) Стра­бон, чека­нив­ший моне­ту око­ло 81 г. до н. э., укра­сил свои дена­рии сце­ной из мифа о Евро­пе, чьим сыном от Юпи­те­ра был Минос²⁶.

Неко­то­рые дру­гие семьи, выдви­нув­ши­е­ся во II в. до н. э., гор­ди­лись леген­дар­ны­ми родо­слов­ны­ми столь же экзо­тич­ны­ми, что и у с.157 Мум­ми­ев — Анто­нии вели род­ство от Анто­на, сына Гер­ку­ле­са, Мем­мии, оче­вид­но, от Мене­сфея, афин­ско­го царя, Плав­ции Гип­сеи — от тестя Неп­ту­на, чьё имя они взя­ли себе в каче­стве ког­но­ме­на²⁷. (В том же поко­ле­нии одна из вет­вей Авре­ли­ев ста­ла назы­вать себя «Оре­ста­ми», но какое отно­ше­ние это име­ет к стран­ст­ви­ям сына Ага­мем­но­на, неиз­вест­но.) И тро­ян­ская леген­да всё ещё сохра­ня­ла свою при­тя­га­тель­ность: позд­ний источ­ник свиде­тель­ст­ву­ет о при­тя­за­нии Аци­ли­ев Глаб­ри­о­нов, пер­вым сена­то­ром в роду кото­рых был кон­сул 191 г. до н. э., на про­ис­хож­де­ние от Энея. Цеци­лии, оче­вид­но, отка­за­лись от сво­его пред­ка Цеку­ла с поро­ся­чьи­ми глаз­ка­ми в поль­зу Цека (Cae­cas), спут­ни­ка Энея, и к тому вре­ме­ни, когда Лукре­ций в поэ­ме, посвя­щён­ной Мем­мию, обра­тил­ся к обра­зу «родо­на­чаль­ни­цы Эне­а­дов», про­ис­хож­де­ние его патро­на велось уже не от афин­ско­го царя, но от тро­ян­ца Мне­сфея²⁸.

Работы de fa­mi­liis Troia­nis Варро­на и Гиги­на свиде­тель­ст­ву­ют об инте­ре­се к вопро­су о тро­ян­ских пред­ках, суще­ст­во­вав­шем в пери­од Позд­ней Рес­пуб­ли­ки и Три­ум­ви­ра­та²⁹. В самом деле, тот факт, что Гигин писал кни­гу на эту же тему вско­ре после Варро­на, озна­ча­ет, что про­пу­щен­ные Варро­ном рода тре­бо­ва­ли созда­ния исправ­лен­ной вер­сии. Мы можем дога­ды­вать­ся об име­нах одно­го или двух из них. Атии из Ари­ции, род мате­ри Окта­ви­а­на, — воз­мож­ный при­мер: Вер­ги­лий вво­дит юно­го тро­ян­ца по име­ни Атис, близ­ко­го дру­га Юла, от кото­ро­го «ведут… лати­няне Атии род свой». Так­же в V кни­ге «Эне­иды» тро­я­нец Кло­анф, пред­ок «Клу­ен­ция-рим­ля­ни­на» — хоро­шее свиде­тель­ство того, что семья Цице­ро­но­ва кли­ен­та А. Клу­ен­ция Габи­та из Лари­на вошла в рим­ский сенат в нача­ле прин­ци­па­та Авгу­ста³⁰. Нако­нец, Дио­ни­сий Гали­кар­насский доба­вил Мети­ли­ев в спи­сок аль­бан­ских — а сле­до­ва­тель­но, и тро­ян­ских — семейств, полу­чив­ших пат­ри­ци­ан­ский ста­тус при Тул­ле Гости­лии; один из его патро­нов име­но­вал­ся Мети­ли­ем Руфом³¹.

К тому вре­ме­ни импе­ра­тор­ский дом при­дал тро­ян­ско­му про­ис­хож­де­нию пре­стиж гораздо боль­ший, чем любо­му дру­го­му. Но в послед­ние деся­ти­ле­тия Рес­пуб­ли­ки, когда потом­ки Юла всё ещё были лишь одним из мно­гих домов, про­ис­хо­дя­щих от царей, геро­ев или богов, дру­гие нити, спо­соб­ные свя­зать семью с миром легенд, были столь же попу­ляр­ны. Изо­бра­же­ния на моне­тах Воль(тея?) с.158 Стра­бо­на и Кос­су­ция Сабу­лы, демон­стри­ру­ю­щие, соот­вет­ст­вен­но, Евро­пу и Бел­ле­ро­фон­та, уже упо­ми­на­лись выше; око­ло 72 г. до н. э. ещё один чекан­щик монет из новой фами­лии, Кв. Кре­пе­рей Рок, поме­стил на свои моне­ты Неп­ту­на и Амфи­т­ри­ту, воз­мож­но, ссы­ла­ясь на пред­по­ла­гае­мо­го пред­ка сре­ди бес­чис­лен­ных потом­ков мор­ско­го бога³².

Дан­ную линию про­следить не уда­ёт­ся, но в слу­чае Л. Элия Ламии мы в гораздо луч­шем поло­же­нии. Друг Цице­ро­на, выдаю­щий­ся пред­ста­ви­тель всад­ни­че­ско­го сосло­вия, и сам пред­ок зна­ме­ни­то­го семей­ства вре­мён Импе­рии, Элий про­ис­хо­дил из Фор­мий, горо­да воль­сков, на терри­то­рии кото­ро­го гео­гра­фы еди­но­душ­но поме­ща­ют Теле­пил, зем­лю лестри­го­нов³³. Царём лестри­го­нов был Лам, по сведе­ни­ям неко­то­рых авто­ров, сын Неп­ту­на, и Элий Ламия мог пре­тен­до­вать на неко­то­рую знат­ность имен­но «через древ­не­го Лама»³⁴. «Неуме­рен­но­го, лег­ко­мыс­лен­но­го и пороч­но­го, соглас­но гре­че­ским мифам», заме­ча­ет с непри­яз­нью про­фес­сор Сайм³⁵. Но так ли каза­лось совре­мен­ни­кам?

* * * * *

Серь­ёз­ные исто­ри­ки зна­ли, что погре­баль­ным похваль­ным речам, напо­до­бие той, что про­из­нёс Цезарь в честь сво­ей тёт­ки, нель­зя дове­рять в отно­ше­нии исто­ри­че­ских фак­тов. В их вымыш­лен­ном содер­жа­нии наи­бо­лее печаль­ную извест­ность име­ли при­ду­ман­ные три­ум­фы и кон­суль­ства³⁶, но, по сло­вам Цице­ро­на, они вклю­ча­ли в себя так­же и фаль­ши­вые родо­слов­ные — «как если бы я ска­зал, что про­ис­хо­жу от пат­ри­ция Мания Тул­лия, кото­рый был кон­су­лом вме­сте с Сер­ви­ем Суль­пи­ци­ем в деся­тый год Рес­пуб­ли­ки»³⁷. Тот же харак­тер име­ли исто­рии, сочи­нён­ные кли­ен­та­ми-гре­ка­ми для сво­их патро­нов: чис­ло родо­слов­ных, осно­ван­ных на гре­че­ской эти­мо­ло­гии, пора­зи­тель­но³⁸, и Плу­тарх зафик­си­ро­вал про­тест неко­то­рых авто­ров про­тив при­пи­сы­ва­ния Нуме четы­рёх сыно­вей с целью уго­дить семей­ствам, чьи­ми эпо­ни­ма­ми они явля­лись³⁹. Одним из таких «пури­стов» был Аскле­пи­ад из Мир­леи, кото­рый око­ло 100 г. до н. э. разде­лил исто­рию на три кате­го­рии: прав­ди­вую, кажу­щу­ю­ся прав­ди­вой и лжи­вую; к послед­ней кате­го­рии, более лжи­вой, неже­ли «кажу­ща­я­ся прав­да» комедий и пан­то­мим, он отнёс толь­ко одно — родо­слов­ные⁴⁰.

с.159 И даже Поли­бий при­зна­вал, что суще­ст­ву­ет осо­бый вид исто­рии, зани­маю­щий­ся гене­а­ло­ги­я­ми, уза­ми род­ства, осно­ва­ни­ем горо­дов и выво­дом коло­ний. Он отка­зал­ся от его исполь­зо­ва­ния в соб­ст­вен­ной рабо­те, счи­тая его низ­шим по отно­ше­нию к «праг­ма­тич­ной исто­рии» и при­вле­ка­тель­ным толь­ко для «тех, кто любит поба­сен­ки» — и он был абсо­лют­но прав⁴¹. Но в поль­зу рас­ска­зов, «сме­ши­ваю­щих чело­ве­че­ское с боже­ст­вен­ным», мож­но най­ти убеди­тель­ный довод, как это сде­лал Ливий, гово­ря об осно­ва­нии Рима⁴². Подоб­но ему, кри­ти­че­ски мыс­ля­щий рим­ский ари­сто­крат мог ска­зать, что вели­чию его рода подо­ба­ет боже­ст­вен­ный осно­ва­тель (даже если его нали­чие не вполне истин­но).

Но дело даже не в кри­ти­че­ском под­хо­де. Как ска­зал Ливий, такие исто­рии более подо­ба­ют поэ­зии, и, нако­нец, этим спо­со­бом «грек-голо­дра­нец» мог свя­зать сво­его патро­на с Или­о­ном или Олим­пом, не вызвав удив­ле­ния. Геро­и­че­ская леген­да была есте­ствен­ной темой поэта, и гре­ки во II—I вв. до н. э. тво­ри­ли этио­ло­ги­че­скую поэ­зию в тра­ди­ции Кал­ли­ма­ха, кото­рая сде­ла­ла вполне есте­ствен­ны­ми поис­ки «про­ис­хож­де­ния» семейств, так же, как и имён и обы­ча­ев. И, когда тре­бо­ва­лось уго­дить патро­ну, пра­ви­ло Кал­ли­ма­ха «не петь о том, что не засвиде­тель­ст­во­ва­но» не слиш­ком стро­го соблюда­лось⁴³. Обя­зан ли тро­я­нец Цек сво­им суще­ст­во­ва­ни­ем поэ­ме, кото­рую Архий начал в 61 г. до н. э. в честь Цеци­ли­ев Метел­лов? Или Антон, сын Герак­ла — эпо­су Боэфа из Тар­са о геро­и­че­ской филип­пий­ской кам­па­нии?⁴⁴

Мы смо­жем луч­ше про­ник­нуть­ся духом леген­дар­ных родо­слов­ных, если попы­та­ем­ся пред­ста­вить себе ауди­то­рию, кото­рой они были адре­со­ва­ны: гости, при­гла­шён­ные на обед в вели­ко­леп­ный дом, вни­маю­щие ана­гно­стам, кото­рые зачи­ты­ва­ют выдерж­ки из не слиш­ком стро­го­го исто­ри­че­ско­го труда⁴⁵; празд­но­ша­таю­щи­е­ся в эксед­ре бани, в то вре­мя как поэт чита­ет свою пане­ги­ри­че­скую эпо­пею⁴⁶; тол­па на фору­ме, наслаж­даю­ща­я­ся вели­ко­ле­пи­ем обще­ст­вен­ных похо­рон и слу­шаю­щая декла­ма­цию о вели­чии покой­но­го и все­го его рода⁴⁷. Это были phi­le­kooi, кото­рых Поли­бий имел в виду, про­ти­во­по­став­ляя гене­а­ло­гию тому роду исто­рии, кото­рым он зани­мал­ся. Разу­ме­ет­ся, тут не ожи­да­лись наи­выс­шие исто­ри­че­ские стан­дар­ты, но это не озна­ча­ет, что полу­вы­мыш­лен­ные фамиль­ные дре­ва не при­ни­ма­лись всерь­ёз на сво­ём уровне. Они долж­ны были впе­чат­лять, и они дей­ст­ви­тель­но про­из­во­ди­ли впе­чат­ле­ние. Граж­дане Рима или, по край­ней мере, те, с.160 из них, кому было при­выч­но дер­жать в руках моне­ты, долж­ны были быть зна­ко­мы с эти­ми гене­а­ло­ги­че­ски­ми голо­во­лом­ка­ми не хуже, чем с соб­ст­вен­ны­ми исто­ри­че­ски­ми и рели­ги­оз­ны­ми тра­ди­ци­я­ми, чтобы суметь понять сим­во­ли­че­ские сце­ны, кото­ры­ми чекан­щи­ки укра­ша­ли свои дена­рии⁴⁸.

Искус­ство нумиз­ма­ти­ки было подоб­но мону­мен­таль­ной скульп­ту­ре: оно исполь­зо­ва­ло те же иди­о­мы и мог­ло употреб­лять­ся для пере­да­чи того же типа визу­аль­но­го сооб­ще­ния⁴⁹. Подоб­но тому, как на моне­тах Авгу­сто­вой «про­па­ган­ды» мож­но увидеть раз­ви­тие мето­дов, исполь­зу­е­мых рес­пуб­ли­кан­ски­ми поли­ти­ка­ми для само­ре­кла­мы, релье­фы Алта­ря Мира долж­ны были иметь рес­пуб­ли­кан­ский экви­ва­лент в хра­мах, пор­ти­ках и три­ум­фаль­ных арках, кото­рые были воз­веде­ны выдаю­щи­ми­ся дея­те­ля­ми вто­ро­го и пер­во­го веков до н. э.⁵⁰, нани­мав­ши­ми ради про­слав­ле­ния сво­его вели­чия не толь­ко гре­че­ских поэтов, но так­же гре­че­ских архи­тек­то­ров и скуль­п­то­ров. На мой взгляд, суще­ст­ву­ет вели­ко­леп­ный при­мер это­го, кото­рый до сих пор не рас­смат­ри­вал­ся с такой точ­ки зре­ния.

* * * * *

Под цер­ко­вью С. Саль­ва­то­ре в Кам­по и ста­рин­ны­ми дома­ми непо­да­лё­ку от неё нахо­дят­ся остан­ки неуста­нов­лен­но­го рим­ско­го хра­ма, кото­рый сто­ял в южной части Мар­со­ва поля — на рас­сто­я­нии око­ло 200 м от Тиб­ра, в 120 м к югу от пор­ти­ка Пом­пея и в 240 м на запад от Боль­шой кло­аки, теку­щей на юго-юго-восток от Пьяц­ца Мат­теи к реке, кото­рая иден­ти­фи­ци­ру­ет­ся как ручей Пет­ро­ния⁵¹. Цер­ковь была постро­е­на в 1639—1640 гг. под руко­вод­ст­вом архи­тек­то­ра Фран­че­ско Пепа­рел­ли, кото­рый был занят в то же вре­мя на заклю­чи­тель­ных ста­ди­ях вос­ста­нов­ле­ния Палац­цо семьи Сан­та Кро­че, рас­по­ло­жен­но­го по диа­го­на­ли на восток от церк­ви С. Саль­ва­то­ре. Бла­го­да­ря бле­стя­щей архив­ной, в неко­то­ром смыс­ле даже детек­тив­ной рабо­те док­то­ра Филип­по Коарел­ли⁵², мы теперь зна­ем исто­рию заме­ча­тель­но­го откры­тия, про­ис­шед­ше­го в то вре­мя.

Во вре­мя рас­ко­пок фун­да­мен­та церк­ви, кото­рые про­из­во­ди­лись в 1638 г. или даже рань­ше, были обна­ру­же­ны и извле­че­ны на свет 110 мра­мор­ных фраг­мен­тов; но в пере­чне этих работ, дати­ро­ван­ном 12 июня 1638 г., фраг­мен­ты под номе­ра­ми 72—74 и 91—99 отсут­ст­ву­ют. Меж­ду тем, к 4 нояб­ря 1637 г. вели­ко­леп­ный мра­мор­ный баре­льеф, состо­я­щий из трёх частей, был поме­щён во внут­рен­ний дво­рик ново­го Палац­цо Сан­та Кро­че, и к 4 фев­ра­ля 1639 г. к нему при­со­еди­ни­ли дру­гой, более обшир­ный баре­льеф, состо­я­щий из 9 частей! Хотя они навер­ня­ка были добы­ты нечест­ным путём, но оста­ва­лись в с.161 Палац­цо до 1811 г., когда были куп­ле­ны дядей Напо­лео­на кар­ди­на­лом Фешем⁵³.

Релье­фы фор­ми­ро­ва­ли мра­мор­ную обли­цов­ку пря­мо­уголь­но­го мону­мен­та дли­ной око­ло 5,65 м и шири­ной 1,75 м, обыч­но и невер­но назы­вае­мо­го «алта­рём Доми­ция Аге­но­бар­ба», хотя на самом деле место наход­ки свиде­тель­ст­ву­ет о том, что это осно­ва­ние куль­то­вой ста­туи (или груп­пы ста­туй) внут­ри хра­мо­вой ниши. Пер­вые три обна­ру­жен­ных фраг­мен­та фор­ми­ро­ва­ли одну из длин­ных сто­рон, кото­рая, воз­мож­но, была обра­ще­на на восток, к вхо­ду в храм. Сей­час они нахо­дят­ся в Лув­ре; на них изо­бра­жён рим­ский ценз на Мар­со­вом поле и жерт­во­при­но­ше­ние на алта­ре Мар­са, являв­ше­е­ся куль­ми­на­ци­он­ной цере­мо­ни­ей цен­за. Дру­гая длин­ная сто­ро­на и две корот­кие — все­го девять фраг­мен­тов — ныне в Мюн­хен­ской глип­то­те­ке; на них пока­за­на сва­деб­ная про­цес­сия Неп­ту­на и Амфи­т­ри­ты, повоз­ку кото­рых тянут два три­то­на и сопро­вож­да­ют нере­иды вер­хом на мор­ских чуди­щах, а так­же купидо­ны, дер­жа­щие вож­жи⁵⁴.

На сцене цен­за в самом цен­тре нахо­дит­ся не Марс, а цен­зор, при­но­ся­щий жерт­ву; это озна­ча­ет, что здесь пред­став­ле­но опре­де­лён­ное собы­тие, ради чести и сла­вы цен­зо­ра, кото­рый в дей­ст­ви­тель­но­сти совер­шал очи­сти­тель­ное жерт­во­при­но­ше­ние⁵⁵. Про­фес­сор Келер в сво­ём подроб­ном иссле­до­ва­нии этих релье­фов на осно­ва­нии сти­ли­сти­ки дати­ру­ет их вто­рой чет­вер­тью I в. до н. э. и иден­ти­фи­ци­ру­ет цен­зо­ра либо как Л. Гел­лия, либо как Гн. Кор­не­лия Лен­ту­ла Кло­ди­а­на; оба они отправ­ля­ли эту долж­ность в 70—69 гг. и оба они впо­след­ст­вии при­ни­ма­ли уча­стие в кам­па­нии Пом­пея про­тив пира­тов — отсюда появ­ле­ние мор­ско­го бога на дру­гом изо­бра­же­нии. Док­тор Коарел­ли, с дру­гой сто­ро­ны, на сти­ли­сти­че­ских осно­ва­ни­ях пред­по­чи­та­ет более ран­нюю (при­мер­но на трид­цать лет) дати­ров­ку, опре­де­ляя цен­зо­ра как М. Анто­ния (97 г. до н. э.), кото­рый после пре­ту­ры про­вёл кам­па­нию про­тив пира­тов, и иден­ти­фи­ци­ру­ет храм как храм Неп­ту­на в цир­ке Фла­ми­ния — таким обра­зом, полу­чив сра­зу два объ­яс­не­ния релье­фа Неп­ту­на и Амфи­т­ри­ты⁵⁶. Но ни одно из этих реше­ний не явля­ет­ся пол­но­стью удо­вле­тво­ри­тель­ным.

Для нача­ла отме­тим, что очень мало­ве­ро­ят­но, что С. Саль­ва­то­ре нахо­дил­ся в цир­ке Фла­ми­ния, посколь­ку ни одно из доступ­ных иден­ти­фи­ка­ции мест, опи­сан­ных таким обра­зом, не нахо­дит­ся к запа­ду от ручья Пет­ро­ния. Рас­по­ло­же­ние Фла­ми­ни­е­ва цир­ка зафик­си­ро­ва­но на фраг­мен­те мра­мор­но­го пла­на вре­мён Севе­ра, отно­ся­щем­ся к запа­ду от теат­ра Мар­цел­ла и к югу от пор­ти­ка Окта­вии⁵⁷; с.162 С. Саль­ва­то­ре так­же далёк от него, как и Капи­то­лий­ский холм или Бычий форум. Таким обра­зом, этот храм, оче­вид­но, не явля­ет­ся хра­мом Неп­ту­на — и, в любом слу­чае, неве­ро­ят­но, чтобы бог в сво­ём соб­ст­вен­ном хра­ме был изо­бра­жён на зад­ней части осно­ва­ния ста­туи, тем более, что на его пере­д­ней части изо­бра­жён Марс⁵⁸. Таким обра­зом, объ­яс­не­ние сце­ны с Неп­ту­ном свя­за­но с кам­па­ни­ей про­тив пира­тов, пред­при­ня­той М. Анто­ни­ем (Коарел­ли) или Гел­ли­ем или Лен­ту­лом (Келер). И, хотя это объ­яс­ня­ет появ­ле­ние само­го бога, но ниче­го не гово­рит об Амфи­т­ри­те и купидо­нах. Поче­му же нам пока­зы­ва­ют свадь­бу Неп­ту­на? После пер­вой части этой ста­тьи ответ, веро­ят­но, будет ясен: эта сце­на пред­по­ло­жи­тель­но отно­сит­ся к леген­дар­ной родо­слов­ной семьи цен­зо­ра.

Из шест­на­дца­ти цен­зо­ров, зани­мав­ших долж­ность меж­ду 120 и 50 гг. (я не беру на себя сме­лость рас­судить спор меж­ду дву­мя сти­ли­сти­че­ски­ми дати­ров­ка­ми) и закон­чив­ших свою дея­тель­ность люст­ром⁵⁹, девять мож­но сра­зу же исклю­чить из чис­ла потен­ци­аль­ных «сыно­вей» Неп­ту­на. М. Анто­ний (97 г.), четы­ре Цеци­лия Метел­ла (120, 115, двое в 102 гг.), Л. Каль­пур­ний Пизон (120 г.), Кв. Фабий Мак­сим (108 г.), Л. Юлий Цезарь (89 г.) и Л. Мар­ций Филипп (86 г.) име­ли совер­шен­но иные родо­слов­ные. Мы можем так­же исклю­чить несколь­ко чело­век, чьи семьи, оче­вид­но, не при­тя­за­ли на про­ис­хож­де­ние от гре­че­ских и тро­ян­ских геро­ев. Всту­пи­тель­ные гла­вы «Неро­на» Све­то­ния, «Попли­ко­лы» и «Крас­са» Плу­тар­ха пока­зы­ва­ют, что ни Гн. Доми­ций Аге­но­барб (115 г.), ни Л. Вале­рий Флакк (97 г.), ни П. Лици­ний Красс (89 г.) не при­пи­сы­ва­ли себе боже­ст­вен­ное про­ис­хож­де­ние; слу­чай Крас­са даёт нам воз­мож­ность исклю­чить так­же и Г. Лици­ния Гету (108 г.). Пат­ри­ции Кор­не­лии, по-види­мо­му, не име­ли ни боже­ст­вен­ных, ни геро­и­че­ских пред­ков (Сци­пи­он Афри­кан­ский, как пола­га­ли, был сыном Юпи­те­ра, но это была лич­ная, не родо­вая леген­да); Силий Ита­лик умал­чи­ва­ет о геро­и­че­ском про­ис­хож­де­нии, гово­ря о Сул­ле, Цинне, Цете­ге и Лен­ту­ле⁶⁰. Итак, Гн. Кор­не­лий Лен­тул Кло­ди­ан (70 г.), оче­вид­но, не явля­ет­ся цен­зо­ром, объ­явив­шим сво­и­ми пред­ка­ми Неп­ту­на и Амфи­т­ри­ту. Фак­ти­че­ски, оста­лись толь­ко два име­ни: М. Пер­пер­на (86 г.) и Л. Гел­лий (70 г.) — и в слу­чае с одним из них свя­зи с Неп­ту­ном дей­ст­ви­тель­но могут быть уста­нов­ле­ны.

Гел­лии, по-види­мо­му, вошли в рим­ский сенат во II в. до н. э., чуть поз­же герак­лидов Анто­ни­ев и миной­цев Мум­ми­ев⁶¹. Откуда они про­ис­хо­ди­ли — неиз­вест­но, но при­над­ле­жа­ли они к Тро­мен­тин­ской три­бе, вклю­чав­шей, сре­ди про­че­го, горо­да воль­сков с.163 Фаб­ра­те­рию и Фре­гел­лы (поз­же Фаб­ра­те­рию Нову) в долине Лирис. Терри­то­рия Фаб­ра­те­рии Новы гра­ни­чит на юге с гора­ми Аврун­ков, на даль­нем склоне кото­рых лежат Мин­тур­ны, часть леген­дар­но­го цар­ства лестри­го­нов и город, в кото­ром Гел­лии были хоро­шо извест­ны: один из них был там мест­ным маги­ст­ра­том в пери­од Ран­ней Импе­рии⁶².

Как мы уже виде­ли, лестри­го­ны и их царь Лам были детьми Неп­ту­на. Но Гел­лии име­ли с Неп­ту­ном более опре­де­лён­ную связь. Ливий­ская царев­на Ламия, уби­вав­шая малень­ких детей из мести за смерть сво­его соб­ст­вен­но­го ребён­ка, в одной из вер­сий мифа была доче­рью Неп­ту­на⁶³. Этот факт и сов­па­де­ние име­ни есте­ствен­ным обра­зом спо­соб­ст­во­ва­ло тому, что мифо­гра­фы иден­ти­фи­ци­ро­ва­ли её как цари­цу Лестри­го­нов. Подоб­но Аска­нию-Юлу и, несо­мнен­но, по той же этио­ло­ги­че­ской при­чине, она име­ла двой­ную номен­кла­ту­ру и была извест­на так­же как Гел­ло⁶⁴.

В дей­ст­ви­тель­но­сти, сле­ду­ет гово­рить не о Неп­туне, а о Посей­доне, посколь­ку леген­да исклю­чи­тель­но гре­че­ская, так же, как гре­че­ским по духу и испол­не­нию явля­ет­ся мону­мен­таль­ный рельеф, на кото­ром Л. Гел­лий откры­то про­воз­гла­шал это — напро­тив свиде­тель­ства о его пре­бы­ва­нии на самой почёт­ной в Риме долж­но­сти, долж­но­сти цен­зо­ра — во всё ещё не иден­ти­фи­ци­ро­ван­ном хра­ме, кото­рый он, види­мо, постро­ил или вос­ста­но­вил. Неуди­ви­тель­но, что его внук, подоб­но ему, достиг­ший кон­суль­ства, в 50-е гг. до н. э. при­об­рёл при­стра­стие к Кал­ли­ма­ху и ком­па­нии элли­ни­зи­ро­ван­ных поэтов⁶⁵. Когда Катулл напа­дал на моло­до­го Гел­лия за его кро­во­сме­си­тель­ные наклон­но­сти, он обра­тил про­тив него его соб­ст­вен­ную родо­слов­ную: грех был слиш­ком велик, и его «ни край­ней Тефии, / Ни Оке­а­ну не смыть, лёг­ких роди­те­лю нимф». Как было извест­но обо­им, Тефида и Оке­ан при­хо­ди­лись баб­кой и дедом Амфи­т­ри­те⁶⁶.

Одна­ко важ­ность интер­пре­та­ции релье­фа из Палац­цо Сан­та Кро­че не в том, что она про­ли­ва­ет свет на сти­хотвор­ную стро­ку, и даже не в том, что она допол­ня­ет рес­пуб­ли­кан­скую ико­но­гра­фию порт­ре­том цен­зо­ра. Она пока­зы­ва­ет, каким обра­зом рим­ский государ­ст­вен­ный дея­тель, чело­век, пол­но­стью впи­тав­ший в себя тра­ди­ции пред­ков⁶⁷, желал пред­ста­вить себя граж­да­нам Рима — напо­ло­ви­ну как цен­зо­ра, напо­ло­ви­ну как потом­ка гре­че­ских мор­ских нимф. Хотя на осно­ва­нии изо­бра­же­ний на моне­тах и тех фраг­мен­тов пане­ги­ри­че­ско­го эпо­са и исто­рии, кото­рые мож­но вос­со­здать, мы мог­ли это­го ожи­дать, всё же столь пора­зи­тель­ное с.164 соче­та­ние дра­ма­ти­че­ским обра­зом напо­ми­на­ет нам о том, что люди позд­ней Рес­пуб­ли­ки жили одно­вре­мен­но в двух мирах и вос­при­ни­ма­ли всерь­ёз иди­о­мы каж­до­го из них.

В част­но­сти, гре­че­ский обы­чай был осо­бен­но поле­зен для Луция Гел­лия, «про­слав­лен­но­го мужа», но не ноби­ля⁶⁸. Имея бога сре­ди пред­ков, кто нуж­дал­ся в кон­су­лах?