Становление официальной идеологии принципата императора Августа

Гла­ва 1.
Основ­ные чер­ты рим­ских поли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок и харак­тер­ные осо­бен­но­сти поли­ти­че­ской идео­ло­гии в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки

с.28 Ана­лиз идео­ло­ги­че­ских пред­став­ле­ний эпо­хи Позд­ней рес­пуб­ли­ки явля­ет­ся важ­ным момен­том в изу­че­нии исто­ков и ста­нов­ле­ния офи­ци­аль­ной идео­ло­гии пери­о­да прав­ле­ния импе­ра­то­ра Авгу­ста.

Обра­ще­ние к идео­ло­гии это­го пери­о­да объ­яс­ня­ет­ся тем фак­том, что иссле­до­ва­ния в обла­сти идео­ло­гии вре­мен Позд­ней рес­пуб­ли­ки и ран­не­го Прин­ци­па­та прак­ти­че­ски не пере­се­ка­ют­ся. Это в ито­ге при­ве­ло к тому, что в совре­мен­ной исто­рио­гра­фии все боль­шей попу­ляр­но­стью поль­зу­ет­ся мне­ние, соглас­но кото­ро­му суще­ст­вен­ное вли­я­ние на фор­ми­ро­ва­ние офи­ци­аль­ной идео­ло­гии ран­не­го Прин­ци­па­та ока­зал «рес­пуб­ли­ка­низм». При этом все лозун­ги, все идео­ло­ги­че­ские пред­став­ле­ния рес­пуб­ли­кан­ской эпо­хи при­зна­ют­ся «рес­пуб­ли­кан­ски­ми». При­чем выра­зи­те­ля­ми этих пред­став­ле­ний высту­па­ют «защит­ни­ки рес­пуб­ли­ки», «сто­рон­ни­ки сена­та» и т. д.¹. Эти выво­ды дела­ют­ся без глу­бо­ко­го ана­ли­за поли­ти­че­ских реа­лий Позд­ней рес­пуб­ли­ки, без при­вле­че­ния резуль­та­тов иссле­до­ва­ний тех исто­ри­ков, кото­рые непо­сред­ст­вен­но зани­ма­лись изу­че­ни­ем идео­ло­ги­че­ских кон­тро­верз эпо­хи рес­пуб­ли­ки. То есть вопрос о при­над­леж­но­сти «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» к тем или иным тече­ни­ям или поли­ти­че­ским груп­пи­ров­кам оста­ет­ся в сто­роне. Поэто­му важ­ным явля­ет­ся поста­нов­ка про­бле­мы о соот­но­ше­нии «рес­пуб­ли­ка­низ­ма» с «тра­ди­цио­на­лиз­мом» и с идео­ло­ги­че­ски­ми пред­став­ле­ни­я­ми раз­лич­ных поли­ти­че­ских сил, суще­ст­во­вав­ших в Риме в этот пери­од.

Обыч­но идео­ло­ги­че­ская борь­ба в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки свя­зы­ва­ет­ся с дву­мя латин­ски­ми тер­ми­на­ми — op­ti­ma­tes и po­pu­la­res. Одна­ко ост­рая поле­ми­ка, раз­вер­нув­ша­я­ся в послед­нее вре­мя отно­си­тель­но зна­че­ния этих поня­тий и шире — вокруг вопро­са о фор­мах поли­ти­че­ских объ­еди­не­ний в Риме в I в. до н. э. — застав­ля­ет нас вна­ча­ле уде­лить вни­ма­ние имен­но этой про­бле­ма­ти­ке.

с.29

Вопрос о фор­мах поли­ти­че­ских объ­еди­не­ний в Риме в I в. до н. э. оста­ет­ся крайне дис­кус­си­он­ным. В исто­рио­гра­фии сло­жи­лось два направ­ле­ния: «тра­ди­ци­он­ное» и «про­со­по­гра­фи­че­ское». В кон­це XIX в. в анти­ко­веде­нии сфор­ми­ро­ва­лось пред­став­ле­ние о поли­ти­че­ской ситу­а­ции в Древ­нем Риме в I в. до н. э. как о борь­бе меж­ду дву­мя поли­ти­че­ски­ми пар­ти­я­ми — «попу­ля­ра­ми» и «опти­ма­та­ми», одна из кото­рых пред­став­ля­ла демо­кра­ти­че­ские силы, а дру­гая — инте­ре­сы зна­ти. Впер­вые эти тер­ми­ны в таком смыс­ле стал исполь­зо­вать В. Дру­манн². Но осно­во­по­лож­ни­ком «тра­ди­ци­он­но­го» направ­ле­ния при­ня­то счи­тать Т. Момм­зе­на. Имен­но в его труде «Исто­рия Рима» эта тео­рия полу­чи­ла наи­боль­шее раз­ви­тие³. Сре­ди сто­рон­ни­ков это­го направ­ле­ния мож­но назвать Эд. Мей­е­ра, Г. Ферре­ро, Ж. Кар­ко­пи­но, Х. Хил­ла, Э. Н. Шер­вин-Уай­та и др.⁴. Осо­бен­но широ­кую попу­ляр­ность «тра­ди­ци­он­ное» направ­ле­ние полу­чи­ло сре­ди совет­ских иссле­до­ва­те­лей⁵.

«Про­со­по­гра­фи­че­ское» направ­ле­ние ста­ло скла­ды­вать­ся в 20-е гг. XX в. Его осно­ва­те­лем при­ня­то счи­тать М. Гель­це­ра, моно­гра­фия кото­ро­го «Знать рим­ской рес­пуб­ли­ки» ста­ла клас­си­че­ской. Он при­шел к выво­ду, что власть ноби­лей осно­вы­ва­лась на поли­ти­че­ской друж­бе и патро­нат­но-кли­ент­ских отно­ше­ни­ях⁶. Его после­до­ва­те­ли (Ф. Мюн­цер, Х. Х. Скал­лард и др.), опи­ра­ясь на эти раз­ра­бот­ки, созда­ли кон­цеп­цию, соглас­но кото­рой в эпо­ху рес­пуб­ли­ки поли­ти­че­ская жизнь опре­де­ля­лась сопер­ни­че­ст­вом за власть и вли­я­ние меж­ду коа­ли­ци­я­ми ари­сто­кра­ти­че­ских семей⁷. Наи­бо­лее чет­ко эту точ­ку зре­ния сфор­му­ли­ро­вал Л. А. Томп­сон. Он ука­зы­ва­ет, что «про­ти­во­ре­чия меж­ду “опти­ма­та­ми” и “попу­ля­ра­ми” ни в коем слу­чае не были незна­чи­мы­ми; но гораздо более важ­ным фак­то­ром явля­лась меж­до­усоб­ная борь­ба знат­ных рим­ских домов за моно­по­лию поли­ти­че­ской вла­сти и дру­гих пре­иму­ществ обще­ст­вен­ной жиз­ни»⁸.

с.30 С 30-х гг. XX в. в рам­ках «про­со­по­гра­фи­че­ско­го» направ­ле­ния полу­ча­ет раз­ви­тие так назы­вае­мая «тео­рия лидер­ских пар­тий». По мне­нию ее сто­рон­ни­ков, поли­ти­че­ская борь­ба в пери­од Позд­ней рес­пуб­ли­ки харак­те­ри­зо­ва­лась преж­де все­го про­ти­во­бор­ст­вом par­tes или fac­tio­nes, а так­же их амби­ци­оз­ных лиде­ров⁹. Так, Р. Сайм заяв­ля­ет: «Вли­я­ние на поли­ти­че­скую жизнь рим­ской рес­пуб­ли­ки ока­зы­ва­ли не пар­тии и про­грам­мы совре­мен­но­го, пар­ла­мент­ско­го харак­те­ра, не мни­мое про­ти­во­сто­я­ние меж­ду сена­том и плеб­сом, “опти­ма­та­ми” и “попу­ля­ра­ми”, ноби­ля­ми и ho­mi­nes no­vi, — но борь­ба за власть, богат­ство и сла­ву. Сопер­ни­ка­ми были ноби­ли, кото­рые боро­лись меж­ду собой… откры­то на выбо­рах и в судах или скры­ва­ли свои дей­ст­вия тай­ной интри­гой»¹⁰.

Одна­ко с 80-х гг. XX в. выво­ды «шко­лы Мюн­це­ра» и «тео­рия лидер­ских пар­тий» начи­на­ют под­вер­гать­ся кри­ти­ке. Это было вызва­но пере­смот­ром кон­цеп­ции М. Гель­це­ра. Мно­гие совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли пола­га­ют, что немец­кий исто­рик силь­но пре­уве­ли­чил роль патро­на­та, кли­ен­те­лы и поли­ти­че­ской друж­бы (ami­ci­tia) в поли­ти­че­ской жиз­ни Позд­ней рес­пуб­ли­ки¹¹.

Сум­ми­руя нара­бот­ки этих уче­ных, мож­но гово­рить о том, что ноби­ли не име­ли тако­го кон­тро­ля над народ­ным собра­ни­ем и сена­том, как это себе пред­став­лял М. Гель­цер. Опи­ра­ясь на эти выво­ды, Ф. Мил­лар, П. А. Брант и их после­до­ва­те­ли счи­та­ют, что гово­рить о боль­ших поли­ти­че­ских груп­пи­ров­ках сле­ду­ет толь­ко для вре­ме­ни граж­дан­ских войн (так назы­вае­мые par­tes). В мир­ное вре­мя таких объ­еди­не­ний не суще­ст­во­ва­ло, а име­ла место борь­ба меж­ду ари­сто­кра­ти­че­ски­ми fac­tio­nes. Но под послед­ни­ми сле­ду­ет под­ра­зу­ме­вать очень неболь­шие, нестой­кие сою­зы ноби­лей, непро­дол­жи­тель­ные и не имев­шие воз­мож­но­сти опре­де­ля­ю­ще­го вли­я­ния на внеш­нюю и внут­рен­нюю поли­ти­ку. Мно­гие рим­ские поли­ти­ки руко­вод­ст­во­ва­лись в сво­ей дея­тель­но­сти род­ст­вен­ны­ми свя­зя­ми или непо­ли­ти­че­ски­ми моти­ва­ми, а не «пар­тий­ны­ми» инте­ре­са­ми или поли­ти­че­ски­ми взгляда­ми¹².

с.31 По наше­му мне­нию, точ­ка зре­ния пред­ста­ви­те­лей «тра­ди­ци­он­но­го» направ­ле­ния совер­шен­но не при­ем­ле­ма для опи­са­ния поли­ти­че­ской борь­бы в Риме в I в. до н. э. Ошиб­ка Т. Момм­зе­на и его после­до­ва­те­лей состо­ит в том, что они исполь­зо­ва­ли рим­ские тер­ми­ны в несвой­ст­вен­ном кон­тек­сте, отры­вая их от реаль­но­го смыс­ло­во­го содер­жа­ния и созда­вая сво­его рода «исто­рио­гра­фи­че­ский миф»¹³. С дру­гой сто­ро­ны, все три «шко­лы» «про­со­по­гра­фи­че­ско­го» направ­ле­ния име­ют прин­ци­пи­аль­ные недо­стат­ки, кото­рые не поз­во­ля­ют в пол­ной мере отра­зить сущ­ность поли­ти­че­ской борь­бы в это вре­мя.

Наши заме­ча­ния мож­но разде­лить на три части: 1) тер­ми­но­ло­гия, в кото­рой крайне слож­но разо­брать­ся и кото­рая не все­гда соот­вет­ст­ву­ет рим­ским реа­ли­ям; 2) невни­ма­ние сто­рон­ни­ков «про­со­по­гра­фи­че­ско­го» направ­ле­ния к нали­чию раз­лич­ных тен­ден­ций в идео­ло­гии Позд­ней рес­пуб­ли­ки; 3) игно­ри­ро­ва­ние отсут­ст­вия у рим­ских поли­ти­че­ских групп и груп­пи­ро­вок соб­ст­вен­ных идео­ло­ги­че­ских и поли­ти­че­ских про­грамм.

Тер­ми­но­ло­гия в работах сто­рон­ни­ков «про­со­по­гра­фи­че­ско­го» направ­ле­ния совер­шен­но запу­та­на. В боль­шин­стве слу­ча­ев пред­ста­ви­те­ли это­го направ­ле­ния, спра­вед­ли­во отка­зы­ва­ясь от употреб­ле­ния тер­ми­на «пар­тия», исполь­зу­ют вза­мен тер­ми­ны fac­tio и par­tes¹⁴. Одна­ко неко­то­рые из них употреб­ля­ют тер­ми­ны «пар­тия» и fac­tio как рав­но­знач­ные сино­ни­мы¹⁵, дру­гие — не видят опре­де­ля­ю­щей раз­ни­цы меж­ду fac­tio и par­tes¹⁶.

Fac­tio¹⁷. Впро­чем, боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей раз­ли­ча­ют зна­че­ние fac­tio и par­tes. Так, одна их часть счи­та­ет, что тер­мин fac­tio исполь­зо­вал­ся для обо­зна­че­ния поли­ти­че­ских объ­еди­не­ний ноби­лей, а par­tes — для груп­пи­ро­вок «попу­ля­ров»¹⁸. По мне­нию дру­гих, fac­tio­nes — это поли­ти­че­ские объ­еди­не­ния, фор­ми­ро­вав­ши­е­ся вокруг отдель­ных поли­ти­ков и состо­яв­шие из их кли­ен­тов для вопло­ще­ния их лич­ных поли­ти­че­ских жела­ний¹⁹. Третьи пола­га­ют, что fac­tio­nes — это неболь­шие кон­ку­ри­ру­ю­щие меж­ду собой в мир­ный пери­од груп­пи­ров­ки ари­сто­кра­тов, прак­ти­че­ски иден­тич­ные с точ­ки зре­ния сослов­ной струк­ту­ры²⁰.

с.32 Пред­по­ло­же­ние Р. В. Лапы­рён­ка о том, что имен­но Сал­лю­стий пер­вым ввел в поли­ти­че­скую лек­си­ку того вре­ме­ни этот тер­мин, весь­ма сомни­тель­но²¹. Пол­но­стью про­ти­во­ре­чит тако­му взгляду исполь­зо­ва­ние Цице­ро­ном в иро­ни­че­ском смыс­ле тер­ми­на fac­tio в пись­ме к бра­ту Квин­ту: «…Ga­bi­nium tres ad­huc fac­tio­nes pos­tu­lant: L. Len­tu­lus, fla­mi­nis fi­lius, …Ti. Ne­ro cum bo­nis sub­scrip­to­ri­bus; C. Mem­mius tri­bu­nus pl. cum L. Ca­pi­to­ne…» (Габи­ния при­вле­ка­ют к суду три fac­tio­nes: Л. Лен­тул, сын фла­ми­на, …Тибе­рий Нерон с чест­ны­ми обви­ни­те­ля­ми, Г. Мем­мий, пле­бей­ский три­бун с Л. Капи­то­ном) (Cic., Q. fr., III, 1, V. 15). Язык Цице­ро­на очень богат. Он часто исполь­зу­ет латин­ские сло­ва в несвой­ст­вен­ном для них зна­че­нии. Далее мы увидим это на при­ме­ре таких слов, как bo­ni, com­mi­li­tio­nes и augus­tus. Здесь Цице­рон очень иро­нич­но (ведь Пом­пей вынудил Цице­ро­на защи­щать Габи­ния, кото­рый был лич­ным вра­гом зна­ме­ни­то­го рим­ско­го адво­ка­та) назы­ва­ет поли­ти­че­ским тер­ми­ном, обо­зна­чав­шим «пре­ступ­ную» груп­пи­ров­ку, все­го лишь несколь­ких обви­ни­те­лей; так­же сле­ду­ет учесть, что само сло­во сто­ит во мно­же­ст­вен­ном чис­ле — это един­ст­вен­ный слу­чай во всем пись­мен­ном наследии зна­ме­ни­то­го ора­то­ра. Если бы это был новый тер­мин, то его корре­спон­дент вряд ли понял, в чем здесь юмор.

С нашей точ­ки зре­ния, исполь­зо­ва­ние fac­tio для обо­зна­че­ния рим­ских поли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок некоррект­но. Здесь мы при­со­еди­ня­ем­ся к мне­нию Р. Сидже­ра²². Он отме­ча­ет тот факт, что рим­ские авто­ры эпо­хи Рес­пуб­ли­ки ино­гда употреб­ля­ли этот тер­мин во мно­же­ст­вен­ном чис­ле, но толь­ко тогда, когда речь шла о дру­гих стра­нах (см., напр.: Caes., Bell. Gall., I, 31; Bell. Civ. III, 35; Cic., Fam., VIII, 15, 2; Nep., Pel., I, 2; Phoc., III, 1; Dion, VI, 3). По отно­ше­нию к Риму источ­ни­ки все­гда гово­рят толь­ко об одной fac­tio. Впер­вые исполь­зо­вать fac­tio во мно­же­ст­вен­ном чис­ле для опи­са­ния поли­ти­че­ской борь­бы в Риме стал Тацит (Tac., Hist., I, 13)²³. То есть, по пред­став­ле­ни­ям самих рим­лян, в государ­стве вре­мя от вре­ме­ни воз­ни­ка­ла толь­ко одна груп­пи­ров­ка. Поэто­му нель­зя гово­рить о борь­бе ари­сто­кра­ти­че­ских fac­tio­nes. Fac­tio все­гда обо­зна­ча­ет поли­ти­че­скую груп­пи­ров­ку ноби­ли­те­та (Sall., Bell. Iug., 41; Cic., De re pub., I, 45; Caes., Bell. Civ., I, 22; Ps.-Caes. Bell. Gall., VIII, 50). Вслед­ст­вие это­го в корне не вер­но обо­зна­чать этим сло­вом поли­ти­че­ские груп­пи­ров­ки, воз­глав­ля­е­мые с.33 Грак­ха­ми, Г. Мари­ем, Г. Юли­ем Цеза­рем или Окта­виа­ном, как это дела­ют, к при­ме­ру, Р. Сайм, Э. Беди­ан, С. Л. Утчен­ко, А. Б. Его­ров, П. А. Брант, А. В. Зар­щи­ков и др.²⁴. Fac­tio все­гда несёт в себе нега­тив­ный отте­нок (ORF², 48, Fr., 55; Sall., Bell. Iug., 31; Caes., Bell. Gall., VI, 22; Bell. Civ., I, 22; RGDA, 1)²⁵.

К харак­те­ри­сти­ке Р. Сидже­ра сле­ду­ет доба­вить сле­дую­щее наблюде­ние. По сути, этот тер­мин при­над­ле­жит поли­ти­че­ско­му лек­си­ко­ну «попу­ля­ров». Неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли отри­ца­ют при­над­леж­ность fac­tio к попу­ля­рам на том осно­ва­нии, что этим тер­ми­ном Цице­рон назы­ва­ет союз Цеза­ря, Пом­пея и Крас­са (Cic. Att., VII, 9, 4)²⁶. Одна­ко этот союз был объ­еди­не­ни­ем ноби­лей (и Цезарь, и Пом­пей, и Красс при­над­ле­жа­ли к знат­ным фами­ли­ям)²⁷, что не про­ти­во­ре­чит попу­ляр­ско­му зна­че­нию fac­tio. Po­pu­la­res при­ме­ня­ли его к той груп­пи­ров­ке ноби­лей, кото­рая в тот или иной момент кон­тро­ли­ро­ва­ла государ­ст­вен­ные дела. Fac­tio име­ла нега­тив­ное зна­че­ние, так как, с точ­ки зре­ния «попу­ля­ров», дея­тель­ность такой груп­пи­ров­ки была неза­кон­ной. «Sed haec in­ter bo­nos ami­ci­tia, in­ter ma­los fac­tio est» (но это сре­ди чест­ных людей — друж­ба, сре­ди дур­ных — пре­ступ­ное сооб­ще­ство) (Sall., Bell. Iug., 31, пер. В. О. Горен­штей­на). Ее сино­ни­мом был тер­мин, опять же отно­ся­щий­ся к лек­си­ко­ну «попу­ля­ров», — pau­ci (немно­гие). Таким обра­зом, fac­tio в пери­од позд­ней Рес­пуб­ли­ки исполь­зу­ет­ся оппо­зи­ци­он­ны­ми писа­те­ля­ми для харак­те­ри­сти­ки оли­гар­хи­че­ской кли­ки ноби­ли­те­та вооб­ще, а не каких-либо отдель­ных поли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок в его среде²⁸.

Для самих рим­лян не суще­ст­во­ва­ло одно­го тер­ми­на для обо­зна­че­ния поли­ти­че­ской груп­пи­ров­ки. Харак­тер­ной чер­той рим­ско­го поли­ти­че­ско­го сло­ва­ря явля­ет­ся то, что раз­лич­ные виды поли­ти­че­ских объ­еди­не­ний име­ли раз­лич­ные наиме­но­ва­ния. Кро­ме fac­tio, исполь­зо­ва­лись такие тер­ми­ны, как «coi­tio» (лич­ност­ный союз), — в сущ­но­сти, объ­еди­не­ние несколь­ких поли­ти­ков для полу­че­ния маги­ст­ра­ту­ры на выбо­рах; «col­le­gium» и «so­da­li­tas» (объ­еди­не­ния несколь­ких людей для дости­же­ния общих целей); «res», «cau­sa» (дело, сто­ро­на)²⁹. На пер­вый взгляд, тер­ми­ны «co­niu­ra­tio» (союз, осно­ван­ный на вза­им­ной клят­ве), «con­spi­ra­tio» (тай­ное согла­ше­ние), «ma­nus» (груп­па, шай­ка, бан­да), «castra» (зд. поли­ти­че­ский с.34 лагерь), нес­ли более узкое зна­че­ние, одна­ко Ж. Элле­гу­ар пока­зал, что все они мог­ли обо­зна­чать поли­ти­че­скую груп­пи­ров­ку³⁰.

Вооб­ще, сле­ду­ет отме­тить очень важ­ный факт: любой тер­мин, обо­зна­чаю­щий некое поли­ти­че­ское объ­еди­не­ние граж­дан, фак­ти­че­ски все­гда несет в себе в той или иной сте­пе­ни нега­тив­ный смысл. Таким обра­зом, не толь­ко fac­tio, но и все осталь­ные тер­ми­ны име­ли отри­ца­тель­ное зна­че­ние³¹. То есть, с точ­ки зре­ния рим­лян, все поли­ти­че­ские объ­еди­не­ния граж­дан были неза­кон­ны­ми, если это были не сенат или одна из форм народ­но­го собра­ния. Попыт­ка выбрать тот или иной латин­ский тер­мин для обо­зна­че­ния поли­ти­че­ской груп­пи­ров­ки очень затруд­ня­ет интер­пре­та­цию самих латин­ских опре­де­ле­ний и ведет к иска­жен­но­му вос­при­я­тию рим­ской поли­ти­че­ской жиз­ни. С нашей точ­ки зре­ния, ско­рее сле­ду­ет исполь­зо­вать рус­ские тер­ми­ны. Напри­мер, такие, как «поли­ти­че­ская груп­пи­ров­ка», «кли­ка» и др. Употреб­ле­ние латин­ских тер­ми­нов ведет толь­ко к еще боль­шей пута­ни­це. Меж­ду тем само опре­де­ле­ние ари­сто­кра­ти­че­ских коте­рий как кон­ку­ри­ру­ю­щих меж­ду собой в мир­ный пери­од груп­пи­ро­вок ари­сто­кра­тов, кото­рые объ­еди­ня­лись вокруг поли­ти­ка-лиде­ра и состав­ля­ли его con­si­lium, вполне мож­но при­нять.

Par­tes³². Трак­тов­ка зна­че­ния par­tes так­же вызва­ла неко­то­рую дис­кус­сию. Мы уже гово­ри­ли выше, что часть уче­ных не видит опре­де­ля­ю­щей раз­ни­цы меж­ду fac­tio и par­tes, а дру­гие иссле­до­ва­те­ли счи­та­ют, что fac­tio обо­зна­ча­ет груп­пи­ров­ку ноби­лей, а par­tes — «попу­ля­ров». Эти пред­по­ло­же­ния убеди­тель­но опро­верг еще Ж. Элле­гу­ар³³.

с.35 Более спра­вед­ли­вой, по наше­му мне­нию, явля­ет­ся точ­ка зре­ния, соглас­но кото­рой par­tes обо­зна­ча­ет рас­плыв­ча­тую груп­пи­ров­ку, вклю­чаю­щую в себя как сто­рон­ни­ков, так и про­сто «сочув­ст­ву­ю­щих»³⁴. Суще­ст­во­ва­ние тако­го объ­еди­не­ния пред­по­ла­га­ет глу­бо­кий рас­кол внут­ри обще­ства, когда раз­ме­же­ва­ние охва­ты­ва­ет все соци­аль­ные слои, то есть, по сути, эта поли­ти­че­ская груп­пи­ров­ка суще­ст­ву­ет толь­ко в пери­о­ды граж­дан­ских войн (Caes., Bell. Gall., VII, 32; Tac., Ann., XVI, 7)³⁵. При­ме­ча­тель­но, что Лукан, повест­вуя о граж­дан­ской войне Пом­пея и Цеза­ря, для обо­зна­че­ния про­ти­во­бор­ст­ву­ю­щих груп­пи­ро­вок ни разу не исполь­зо­вал fac­tio, тогда как о par­tes он гово­рит посто­ян­но (Lu­can., I, 274, 280, 534, 692, II, 59, 229, 391, 513, IV, 403, V, 14 и др.). Гово­рить о суще­ст­во­ва­нии par­tes в мир­ное вре­мя абсо­лют­но некоррект­но³⁶.

Харак­тер­ной осо­бен­но­стью рим­ских par­tes было то, что обыч­но они носи­ли имя того или ино­го поли­ти­че­ско­го лиде­ра³⁷. В 80-х гг. I в. до н. э. суще­ст­во­ва­ли par­tes Сул­лы и Мария (par­tes Sul­la­nae и Ma­ria­nae), в нача­ле 40-х гг. — Цеза­ря и Пом­пея (par­tes Cae­sa­ris, или Iulia­nae, и Pom­peia­nae, или Pom­peia­ni), а в кон­це 40-х и 30-х гг. — par­tes Окта­ви­а­на и Анто­ния (par­tes Cae­sa­ris и An­to­nii, или An­to­ni­nia­ni), Бру­та и Кас­сия (Bru­tia­nis Cas­sia­nis­que par­tes или Cas­sia­nae par­tes)³⁸. Пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­ность рим­ских par­tes поз­во­ля­ет гово­рить неко­то­рым иссле­до­ва­те­лям о том, что после гибе­ли сво­его лиде­ра эти поли­ти­че­ские груп­пи­ров­ки пре­кра­ща­ли свое суще­ст­во­ва­ние³⁹. Одна­ко сле­ду­ет иметь в виду, что с пре­кра­ще­ни­ем граж­дан­ских войн пре­кра­ща­ли свое суще­ст­во­ва­ние и сами par­tes. При усло­вии, что граж­дан­ская вой­на не пре­кра­ща­лась, после гибе­ли сво­его лиде­ра par­tes про­дол­жа­ли носить имя сво­его осно­ва­те­ля. Цице­рон через месяц после смер­ти Цеза­ря пишет: «Par­tium Cae­sa­ris, quo mo­do etiam nunc par­tes ap­pel­lan­tur (par­tes Цеза­ря, как даже теперь назы­ва­ет­ся эта par­tes)» (Cic., Brut., II, 4, 5). Такое же свиде­тель­ство в отно­ше­нии пом­пе­ян­ской par­tes оста­вил Вел­лей Патер­кул: «Nus­quam erat Pom­pei­us cor­po­re, ad­huc ubi­que vi­ve­bat no­mi­ne. Quip­pe in­gens par­tium eius fa­vor bel­lum ex­ci­ta­ve­rat Af­ri­cum (тела Пом­пея уже не было, но до сих пор повсюду жило его имя. Огром­ная при­вер­жен­ность к его par­tes воз­буди­ла Афри­кан­скую вой­ну)» (Vell. Pat., II, 54).

Еще одной отли­чи­тель­ной чер­той рим­ских par­tes, на кото­рую до сих пор иссле­до­ва­те­ли не обра­ща­ли вни­ма­ния, явля­ет­ся их ярко выра­жен­ный с.36 дуа­лизм. В Риме нико­гда не суще­ст­во­ва­ло боль­ше двух par­tes одно­вре­мен­но, так­же как и не суще­ст­во­ва­ло одной par­tes. Сал­лю­стий так гово­рит о борь­бе зна­ти и плеб­са: «Так все разде­ли­лось на две части» (Ita om­nia in duas par­tis abstrac­ta sunt) (Sall., Bell. Iug., 41). Фак­ти­че­ски повто­ря­ет это утвер­жде­ние Цезарь. «Они [мас­си­лий­цы] видят, что рим­ский народ разде­лил­ся на две части (se di­vi­sum es­se po­pu­lum Ro­ma­num in par­tes duas)… Их гла­вы — Гн. Пом­пей и Г. Цезарь» (Caes., Bell. Civ., I, 35; cр.: Cic., Att., VII, 3, 5; Fam., X, 31, 2; De re pub., I, 19, 31; Flor., II, 5; Plut., Brut., 4; Dio Cass., XLI, 39). Рим­ляне даже пере­но­си­ли свои поли­ти­че­ские обы­чаи на чуже­зем­ные наро­ды. Цезарь, гово­ря о борь­бе галль­ских пле­мен за геге­мо­нию, счи­та­ет, что они так­же дели­лись на две части: «om­nes ci­vi­ta­tes [в Гал­лии] in par­tes di­vi­sae sunt duas» (Caes., Bell. Gall., VI, 11; cр.: I, 31).

В заклю­че­ние сле­ду­ет ска­зать несколь­ко слов о струк­ту­ре рим­ских par­tes во вре­мя граж­дан­ских войн 49—30 гг. до н. э. А. Б. Его­ров гово­рит о двух­част­ной струк­ту­ре. Он пола­га­ет, что par­tes состав­ля­ли: те, чей выбор был обу­слов­лен срав­ни­тель­но ста­биль­ны­ми при­чи­на­ми, и те, кто при­нял дан­ную сто­ро­ну в силу слу­чай­ных обсто­я­тельств или под вли­я­ни­ем про­па­ган­ды⁴⁰. По наше­му мне­нию, струк­ту­ра такой груп­пи­ров­ки была трех­част­ной. В ее состав вхо­ди­ли: 1) акти­ви­сты (ядро par­tes) — обык­но­вен­но вер­хуш­ка ноби­ли­те­та⁴¹; 2) рядо­вые сена­то­ры и всад­ни­ки, разде­ляв­шие те или иные взгляды на государ­ст­вен­ное устрой­ство (Hor., Od., II, 7; Vell. Pat., II, 63); 3) граж­дан­ское насе­ле­ние и вете­ра­ны, на кото­рых, в сущ­но­сти, и была направ­ле­на про­па­ган­да (напр., см.: App., B. C., IV, 89—101). Источ­ни­ки очень часто назы­ва­ют имен­но леги­о­не­ров (Cic., Fam., X, 30, 3; 34, 1; XI, 20, 3; Caes., Bell. Civ., I, 28, 47, 70, 71, 74, 87; III, 9, 42, 44, 48, 51, 63, 65—67, 93—95; Ps.-Caes., Bell. Alex., 45; Bell. Afr., 13, 14, 19, 23, 24, 66), намно­го реже жите­лей горо­дов и даже обла­стей и про­вин­ций (Cic., Fam., VIII, 17, 2; Caes., Bell. Civ., II, 18; Ps.-Caes., Bell. Afr., 87, 88) «цеза­ри­ан­ца­ми», «юли­ан­ца­ми», «пом­пе­ян­ца­ми» и др. Имен­но эта третья состав­ля­ю­щая, являв­ша­я­ся фак­ти­че­ски осно­вой par­tes (здесь наби­ра­ли сол­дат, здесь же фор­ми­ро­ва­лось обще­ст­вен­ное мне­ние), поз­во­ля­ет нам утвер­ждать, что идео­ло­гия име­ла боль­шое зна­че­ние в фор­ми­ро­ва­нии и борь­бе за власть рим­ских par­tes и отка­зать­ся от мне­ния, соглас­но кото­ро­му рим­ское обще­ство в пери­о­ды меж­до­усоб­ных войн дей­ст­ви­тель­но «раз­ме­же­вы­ва­лось, но не по прин­ци­пу един­ства идео­ло­гии, а в зави­си­мо­сти от субъ­ек­тив­ных непо­ли­ти­че­ских моти­вов»⁴².

с.37 Прин­ци­пы фор­ми­ро­ва­ния само­го ядра поли­ти­че­ской груп­пи­ров­ки оста­ют­ся спор­ны­ми. В послед­нее вре­мя А. В. Зар­щи­ко­вым вновь было выска­за­но мне­ние в под­держ­ку тео­рии, соглас­но кото­рой ядро par­tes фор­ми­ро­ва­ли вокруг лиде­ра его fa­mi­lia­res и ami­ci. Уче­ный счи­та­ет, что идео­ло­гия не игра­ла важ­ной роли в фор­ми­ро­ва­нии осно­вы par­tes. Так как круг «близ­ких» и «дру­зей» был доволь­но широк, то имен­но лич­ное рас­по­ло­же­ние, а не поли­ти­че­ские взгляды лежа­ли в осно­ве выбо­ра той или иной сто­ро­ны во вре­мя граж­дан­ских войн⁴³. Внут­ри par­tes не было и речи о поли­ти­че­ском еди­но­мыс­лии. Очень мно­гое опре­де­ля­ли лич­ные моти­вы: напри­мер, ядро пом­пе­ян­ской par­tes соста­ви­ла груп­пи­ров­ка вра­гов Цеза­ря во гла­ве с М. Като­ном Млад­шим. Идея сохра­не­ния государ­ства в неиз­мен­ном виде (res pub­li­ca li­be­ra), кото­рую обыч­но при­пи­сы­ва­ют Пом­пею и всем, кто к нему при­со­еди­нил­ся в 49 г. до н. э. (то есть, так назы­вае­мым «рес­пуб­ли­кан­цам»), озна­ча­ла преж­де все­го сохра­не­ние их преж­не­го поло­же­ния в государ­стве⁴⁴.

Свою тео­рию А. В. Зар­щи­ков стро­ит вокруг пере­пис­ки Цице­ро­на с Г. Мати­ем. Г. Матий в ответ на обви­не­ния Цице­ро­на в том, что он состо­ял в par­tes Цеза­ря, заяв­ля­ет, что: «я после­до­вал не за Цеза­рем в граж­дан­ских сму­тах, но лишь за дру­гом и, хотя мне вовсе не нра­ви­лось это дело, я не поки­нул дру­га» (Cic., Fam., XI, 28, 2, пер. С. Л. Утчен­ко). Ошиб­ка иссле­до­ва­те­ля состо­ит в том, что он под­ме­ня­ет рим­ские поня­тия мне­ни­ем само­го Г. Матия. Послед­ний был типич­ным пред­ста­ви­те­лем элли­ни­сти­че­ской куль­ту­ры, жив­шим в мире фило­соф­ских идей, искус­ства и т. п.⁴⁵ (Ср.: Cic., Fam., XI, 27, 5). Глав­ные чер­ты лич­но­сти Матия в изо­бра­же­нии Цице­ро­на — это le­pos (вкус), hu­ma­ni­tas (обхо­ди­тель­ность), lit­te­rae (обра­зо­ван­ность). Это отнюдь не «древ­не­рим­ские доб­ро­де­те­ли»⁴⁶. Он защи­щал элли­ни­сти­че­скую кон­цеп­цию «чистой друж­бы»⁴⁷, абсо­лют­но чуж­дую рим­ско­му поня­тию «ami­ci­tia»⁴⁸.

Пока­за­тель­но, что А. В. Зар­щи­ков дает точ­ку зре­ния «цеза­ри­ан­ца» и совер­шен­но игно­ри­ру­ет мне­ние Цице­ро­на. Зна­ме­ни­тый ора­тор, напро­тив, счи­та­ет, что of­fi­cia ami­ci­tiae (обя­зан­но­сти друж­бы) тес­но свя­за­ны и соот­но­сят­ся с инте­ре­са­ми res pub­li­ca (мы так­же можем доба­вить и par­tes). Цице­рон заяв­ля­ет, что если Цезарь был тира­ном, то все of­fi­cia в отно­ше­нии него отпа­да­ют, ибо они в этом слу­чае неиз­беж­но начи­на­ют с.38 про­ти­во­ре­чить инте­ре­сам res pub­li­ca: «…сво­бо­ду оте­че­ства над­ле­жит ста­вить выше, чем жизнь дру­га» (Cic., Fam., XI, 27, 8, пер. С. Л. Утчен­ко. Ср.: Fam., X, 5, 1; De ami­cit., 42). Дру­ги­ми сло­ва­ми, во гла­ве угла долж­ны сто­ять поли­ти­че­ские иде­а­лы, а не лич­ные отно­ше­ния. Сле­ду­ет отме­тить, что для мно­гих рим­ских поли­ти­ков эти посту­ла­ты Цице­ро­на были пра­ви­лом. «Ведь пока­за­лось бы, что он [Т. Лаби­ен] ради res pub­li­ca осудил дру­га [Г. Юлия Цеза­ря] за пре­ступ­ле­ние; это кажет­ся и теперь, но при­но­сит мень­шую поль­зу» (Cic., Att., VII, 12, 5, пере­вод В. О. Горен­штей­на. Ср.: Att., VII, 13, 1). «И это сде­лал я [П. Кор­не­лий Лен­тул Спин­тер] — тот, кто был това­ри­щем и бли­жай­шим дру­гом (so­da­lis et fa­mi­lia­ris­si­mus) Дола­бел­лы, свя­зан­ный близ­ким кров­ным род­ст­вом (co­niunctis­si­mus san­gui­ne) с Анто­ни­я­ми, …но, оте­че­ство свое любя силь­нее, я пер­вый объ­явил вой­ну всем сво­им (om­ni­bus meis)» (Cic., Fam., XII, 14, 7, пер. В. О. Горен­штей­на. Ср.: Cic., Fam., I, 9, 2 (Катон Ути­че­ский); V, 1; V, 2, 6 (сам Цице­рон); VIII, 14, 1; X, 33, 2 (Ази­ний Пол­ли­он); XIV, 14, 2; XVI, 12, 5 (П. Кор­не­лий Дола­бел­ла); Att., VI, 3, 4 (Г. Кури­он-млад­ший и Л. Эми­лий Павел); VII, 13, 1 (Л. Каль­пур­ний Пизон, тесть Цеза­ря); VII, 17, 1 (Аттик, хотя он был «пом­пе­ян­цем» Att., VII, 7, 7); Plut., Brut., 4 (М. Брут)).

Опре­де­лен­ное зна­че­ние в фор­ми­ро­ва­нии par­tes име­ла «друж­ба» (Cic., Att., VII, 20, 2; VIII, 3, 2; Fam., IX, 9, 2; Q. fr., III, 6, 1). Какую-то роль, несо­мнен­но, сле­ду­ет отдать и лич­ным моти­вам рим­ских поли­ти­ков. Но эти при­ме­ры встре­ча­ют­ся намно­го реже (Cic., Fam., VIII, 17, 1 (М. Целий Руф); IX, 25, 3 (М. Фадий Галл); X, 31, 2 (Ази­ний Пол­ли­он — см., одна­ко, про­ти­во­по­лож­ное свиде­тель­ство Вел­лея Патер­ку­ла: Vell. Pat., II, 63); XI, 22, 1 (Г. Клав­дий Пуль­хр-сын); Att., IX, 19, 2). И воз­во­дить их в абсо­лют нет ника­ких осно­ва­ний. Поведе­ние мно­гих рим­ских поли­ти­ков (напри­мер, П. Кор­не­лий Дола­бел­ла, Г. Муна­ций Планк, Г. Кури­он млад­ший, Кв. Тул­лий Цице­рон-сын и др.)⁴⁹ пока­зы­ва­ет, что «друж­ба» или лич­ное рас­по­ло­же­ние не были осно­вой их дея­тель­но­сти⁵⁰.

Таким обра­зом, ядро par­tes фор­ми­ро­ва­лось, ско­рее все­го, вокруг окру­же­ния поли­ти­ка-лиде­ра, состо­я­ще­го из его ami­ci, fa­mi­lia­res, но весь­ма суще­ст­вен­ную роль игра­ли и его поли­ти­че­ские сто­рон­ни­ки. Сле­до­ва­тель­но, в ста­нов­ле­нии par­tes боль­шое зна­че­ние име­ли и идео­ло­ги­че­ские пред­став­ле­ния рим­ских поли­ти­ков.

Из-за отка­за от «двух­пар­тий­ной систе­мы» сто­рон­ни­ки «про­со­по­гра­фи­че­ско­го» направ­ле­ния совер­шен­но не в силах объ­яс­нить нали­чие двух чет­ко про­сле­жи­ваю­щих­ся тен­ден­ций в идео­ло­гии эпо­хи Позд­ней с.39 рес­пуб­ли­ки⁵¹. Все их попыт­ки вызы­ва­ют боль­шие воз­ра­же­ния. А. В. Зар­щи­ков, допол­няя мысль Л. Р. Тей­лор, отме­ча­ет, что «из-за …субъ­ек­тив­но­го фак­то­ра совер­шен­но наду­ман­ным выглядит тезис о поли­ти­че­ской пре­ем­ст­вен­но­сти, кото­рая обна­ру­жи­ва­ет­ся на про­тя­же­нии послед­не­го сто­ле­тия Рим­ской рес­пуб­ли­ки. Нель­зя отри­цать нали­чие некой пре­ем­ст­вен­но­сти, но это не есть пре­ем­ст­вен­ность идеи, на кото­рой так наста­и­ва­ют защит­ни­ки “двух­пар­тий­ной схе­мы”, а ско­рее пре­ем­ст­вен­ность мето­да (кур­сив наш — А. Т.). Рим­ские “попу­ля­ры” дей­ст­во­ва­ли так, а не ина­че не из-за того, что разде­ля­ли схо­жие взгляды на государ­ство, а пото­му, что в их ситу­а­ции не было дру­го­го выхо­да»⁵².

Симп­то­ма­тич­но, что речь идет имен­но о po­pu­la­res, так как отри­цать идео­ло­ги­че­скую пре­ем­ст­вен­ность op­ti­ma­tes фак­ти­че­ски невоз­мож­но⁵³. Меж­ду тем «идей­ная пре­ем­ст­вен­ность» рим­ских поли­ти­ков от Грак­хов до Окта­ви­а­на, кото­рые полу­чи­ли назва­ние «попу­ля­ров», чет­ко фик­си­ру­ет­ся в дошед­ших до нас источ­ни­ках.

В каче­стве при­ме­ра мож­но при­ве­сти свиде­тель­ства о Л. Апу­лее Сатур­нине, пле­бей­ском три­буне 103 и 100 гг. до н. э., Г. Юлии Цеза­ре и П. Кор­не­лии Дола­бел­ле, кон­су­ле 44 г. до н. э. «Убив откры­то на коми­ци­ях Авла Ниния, доби­вав­ше­го­ся вла­сти три­бу­на, Апу­лей пытал­ся поста­вить на его место неко­е­го Г. Грак­ха, чело­ве­ка, не при­над­ле­жав­ше­го к какой-либо три­бе, нико­му не извест­но­го, без родо­во­го име­ни, но при­чис­ляв­ше­го себя, под­ме­нив имя, к зна­ме­ни­той фами­лии» (Flor., III, 16, пер. А. И. Неми­ров­ско­го, М. Ф. Даш­ко­вой; ср.: Cic., Pro Sest., 101; Val. Max., III, 8, 6). «Он [Г. Юлий Цезарь] вос­ста­но­вил памят­ни­ки побед Гая Мария над Югур­той, ким­вра­ми и тев­то­на­ми, неко­гда раз­ру­шен­ные Сул­лой …Он даже нанял чело­ве­ка, кото­рый обви­нил в государ­ст­вен­ной измене Гая Раби­рия, чьи­ми ста­ра­ни­я­ми неза­дол­го до того сенат пода­вил мятеж три­бу­на Луция Сатур­ни­на» (Suet., Div. Iul., 11—12, пер. М. Л. Гас­па­ро­ва; ср.: Ps.-Caes., Bell. Afr., 32). «Суще­ст­ву­ет ста­туя неко­е­го Кло­дия; знай, что она — после того как он [Дола­бел­ла] при­ка­зал вос­ста­но­вить ее в Анконе — была вме­сте с гос­по­ди­ном сбро­ше­на на осно­ва­нии поста­нов­ле­ния сена­та» (Cic., Epist. Fr., IV, 20, пер. В. О. Горен­штей­на).

Клю­че­вы­ми лозун­га­ми в идео­ло­гии дви­же­ния Грак­хов были выра­же­ния vin­di­ca­re ple­bem in li­ber­ta­tem (сво­бо­да рим­ско­го наро­да), pau­ci sce­le­ri (пре­ступ­ная куч­ка зна­ти) и fac­tio pau­co­rum (кли­ка зна­ти) (Sall., Iug., с.40 42). Такие же выра­же­ния исполь­зо­ва­ли и сто­рон­ни­ки Кати­ли­ны (Sall., Cat., 20). В подоб­ных сло­вах свое поли­ти­че­ское кредо опи­сы­ва­ет Г. Юлий Цезарь: «Po­pu­lum Ro­ma­num fac­tio­ne pau­co­rum oppres­sum in li­ber­ta­tem vin­di­ca­ret» (Caes., Bell. Civ., I, 22). Сло­во в сло­во эти выра­же­ния повто­ря­ет заяв­ле­ние Окта­ви­а­на: «Rem pub­li­cam a do­mi­na­tio­ne fac­tio­nis oppres­sam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­vi» (RGDA, 1).

Со всей опре­де­лен­но­стью мож­но гово­рить, что поли­ти­че­ский лек­си­кон позд­не­рес­пуб­ли­кан­ской эпо­хи был разде­лен на две про­ти­во­по­лож­ные части⁵⁴. Осно­ву идео­ло­гий и op­ti­ma­tes, и po­pu­la­res состав­ля­ли такие лозун­ги, как res pub­li­ca, li­ber­tas, pax, но вкла­ды­вал­ся в них раз­лич­ный смысл. Кро­ме того, каж­дый из них при­ме­нял соб­ст­вен­ные набо­ры тер­ми­нов, кото­рые прак­ти­че­ски не употреб­ля­ла дру­гая сто­ро­на. Напри­мер, op­ti­ma­tes не исполь­зо­ва­ли выше­на­зван­ные нами выра­же­ния vin­di­ca­re ple­bem in li­ber­ta­tem, pau­ci sce­le­ri, fac­tio pau­co­rum. И наобо­рот, тер­ми­ны, употреб­ляв­ши­е­ся идео­ло­ги­че­ски­ми про­тив­ни­ка­ми «попу­ля­ров» (напри­мер, op­ti­ma­tes, po­pu­la­res, bo­ni, impro­bi), не встре­ча­ют­ся в про­из­веде­ни­ях Сал­лю­стия или Цеза­ря. При­ла­га­тель­ное op­ti­mus (но не op­ti­ma­tus) у Сал­лю­стия встре­ча­ет­ся все­го три раза (Sall., Iug., 22, 92, 102): в пер­вый раз в каче­стве ней­траль­но­го, не нося­ще­го идео­ло­ги­че­ско­го ярлы­ка «op­ti­mi quo­qui» (луч­шие люди); во вто­рой раз op­ti­mi назва­ны сол­да­ты Мария; в тре­тий раз op­ti­mus назван царь Бокх. У Цеза­ря тер­мин употреб­ля­ет­ся два­жды: в пер­вый раз так назва­ны сол­да­ты Цеза­ря, а во вто­рой — дело (то есть par­tes) Цеза­ря (Caes., Bell. Civ., I, 12, 39). Еди­но­жды у Гая Грак­ха, кото­рый назы­ва­ет op­ti­mus сво­его бра­та Тибе­рия (ORF², 48, Fr., 17). Сал­лю­стий и Цезарь нико­гда не исполь­зо­ва­ли тер­мин po­pu­la­res для само­на­зва­ния. Один раз Сал­лю­стий назы­ва­ет «угод­ным наро­ду» (po­pu­la­ris) царя Югур­ту, дру­гой раз — знат­но­го нуми­дий­ца Наб­дал­су (Sall., Iug., 7, 70). Эти же авто­ры нико­гда не употреб­ля­ли тер­мин bo­ni для обо­зна­че­ния сво­их про­тив­ни­ков.

с.41 Гово­рить о «пре­ем­ст­вен­но­сти мето­да» рим­ских po­pu­la­res, по наше­му мне­нию, совер­шен­но некоррект­но. Такая точ­ка зре­ния про­ти­во­ре­чит дан­ным источ­ни­ков. Сре­ди пле­бей­ских три­бу­нов-«попу­ля­ров» кон­ца II — нач. I вв. до н. э. суще­ст­во­ва­ли раз­но­гла­сия по пово­ду линии поведе­ния в отно­ше­нии борь­бы с «pau­ci»: воору­жен­ная борь­ба или мир­ные акты⁵⁵. Ярким при­ме­ром так­же явля­ет­ся нега­тив­ное отно­ше­ние Г. Юлия Цеза­ря, кото­рый сам актив­но исполь­зо­вал лозун­ги po­pu­la­res, к дея­тель­но­сти бра­тьев Грак­хов⁵⁶, М. Целия Руфа (Caes., Bell. Civ., III, 20—21), народ­ных три­бу­нов 47 г. до н. э. (Ps.-Caes., Bell. Alex., 65).

В кон­це кон­цов, не при­ни­ма­ет­ся во вни­ма­ние опре­де­ля­ю­щий момент. Раз­лич­ные коте­рии зна­ти в мир­ное вре­мя или про­ти­во­бор­ст­ву­ю­щие par­tes во вре­мя меж­до­усоб­ных столк­но­ве­ний не име­ли соб­ст­вен­ных идео­ло­ги­че­ских или поли­ти­че­ских про­грамм. Все их идео­ло­ги­че­ские воз­зре­ния сво­ди­лись к лозун­гам двух идей­но-поли­ти­че­ских «тече­ний»⁵⁷ — «опти­ма­тов» и «попу­ля­ров». Г. Марий (Liv., Per., 84; Eut­rop., V, 8, 9; VI, 1; Oros., V, 20, 5), Кати­ли­на (Cic., Att., I, 14, 5; Sall., Cat., 14), Г. Юлий Цезарь (Cic., Fam., VIII, 6, 5; 17, 2; Vell. Pat., II, 55, 63; Liv., Per., 111, 116; Suet., Div. Iul., 75), П. Кло­дий (Cic., Q. fr., I, 4, 3; In Vat., XVII, 40), М. Анто­ний (Cic., Att., XIV, 6; Brut., II, 4, 5; Fam., X, 33, 1; Phil., V, 12, 32; XI, 4, 9; XIII, 18, 38; 39, 20; Vell. Pat., II, 86), Окта­виан (Suet., Div Aug., 9, 17; Tib., 6) сто­я­ли во гла­ве сво­их коте­рий или par­tes. Но все они в гла­зах совре­мен­ни­ков были «попу­ля­ра­ми» (Г. Марий: Cic., Ac., II, 13; Кати­ли­на: Cic., In Cat., IV, 10; Г. Юлий Цезарь: Cic., Att., XVI, 16a, 5; In Cat., IV, 9; П. Кло­дий: Cic., De gar. resp., 42—44; De do­mo suo, 77, 80; De leg., III, 26; Pro Sest., 116; М. Анто­ний: Cic., Phil., I, 37; Окта­виан⁵⁸: RGDA, 1). То же мож­но ска­зать и о Л. Сул­ле (Nep., Att., 2; Suet., Div. Iul., 1; Vell. Pat., II, 26), Гн. Пом­пее (Liv., Per., 109—110, 113; Vell. Pat., II, 53, 63, 65; Suet., Div. Iul., 35), Милоне (Cic., Att., IV, 3, 4; Pro Mi­lo­ne, XVIII, 47), М. Бру­те и Г. Кас­сии (Vell. Pat., II, 74; Tac., Ann., XVI, 7), за тем исклю­че­ни­ем, что они име­ну­ют­ся «опти­ма­та­ми» или защит­ни­ка­ми дела сена­та и зна­ти (Л. Сул­ла: Cic., Att., XI, 21, 3; Pro Rosc. Am., 16, 21, 135, 138, 141, 142; Гн. Пом­пей Магн⁵⁹: Caes., Bell. Civ., I, 1—3; Cic., Att., VII, 3, 2, 5; VIII, 3, 2—3; 12b, 1; 12c, 3; 12d, 1; IX, 6, 4; Flor., II, 19; Милон: Cic., Att., V, 8, 2; Fam., II, 6, 1; VIII, 3, 2; Pro Mi­lo­ne, XXIII, 62; М. Брут и Г. Кас­сий: Cic., с.42 Att., II, 24, 3; Fam., XV, 18, 1). Таким обра­зом, эти коте­рии и par­tes в гла­зах самих рим­лян как бы насле­до­ва­ли одна дру­гой в идео­ло­ги­че­ском смыс­ле⁶⁰.

Итак, даже такой крат­кий ана­лиз пока­зы­ва­ет, насколь­ко слож­ной и запу­тан­ной была ситу­а­ция в поли­ти­че­ской жиз­ни Позд­ней рес­пуб­ли­ки. Несо­мнен­но, гово­рить о суще­ст­во­ва­нии поли­ти­че­ских пар­тий в Риме абсо­лют­но невер­но. Послед­ние иссле­до­ва­ния пока­зы­ва­ют, что в мир­ное вре­мя суще­ст­во­ва­ли ари­сто­кра­ти­че­ские коте­рии, не имев­шие, прав­да, того вли­я­ния и той орга­ни­зо­ван­но­сти, о кото­рых сло­жи­лось устой­чи­вое пред­став­ле­ние в исто­рио­гра­фии. Так­же сле­ду­ет отме­тить осо­бые поли­ти­че­ские груп­пи­ров­ки (par­tes), скла­ды­вав­ши­е­ся во вре­мя граж­дан­ских войн, кото­рые име­ли свои спе­ци­фи­че­ские рим­ские осо­бен­но­сти, такие как пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­ность, дуа­лизм и др. Все эти поли­ти­че­ские орга­ни­за­ции (ари­сто­кра­ти­че­ские коте­рии и par­tes) обла­да­ли отли­чи­тель­ной чер­той — у них не было сво­их «пар­тий­ных идео­ло­гий», в то вре­мя как в позд­не­рес­пуб­ли­кан­ской идео­ло­гии наблюда­ют­ся две чет­ко про­сле­жи­ваю­щи­е­ся и про­ти­во­сто­я­щие друг дру­гу тен­ден­ции.

Рас­смот­ре­ние вопро­са о поли­ти­че­ских груп­пи­ров­ках в Риме было бы непол­ным без трак­тов­ки поня­тий op­ti­ma­tes и po­pu­la­res.

Для сто­рон­ни­ков «тра­ди­ци­он­но­го» направ­ле­ния поня­тия op­ti­ma­tes и po­pu­la­res озна­ча­ют в той или иной мере поли­ти­че­скую пар­тию. Так, Т. Момм­зен пола­гал, что op­ti­ma­tes — это пред­ста­ви­те­ли ноби­ли­те­та, а так­же под­дер­жи­вав­шие их при­вер­жен­цы тра­ди­ци­он­но­го поли­ти­че­ско­го строя Рес­пуб­ли­ки из раз­лич­ных сло­ев рим­ско­го обще­ства, состав­ляв­шие «ари­сто­кра­ти­че­скую пар­тию», а «попу­ля­ры» — выход­цы из обще­ст­вен­ных низов, кото­рые фор­ми­ро­ва­ли «демо­кра­ти­че­скую пар­тию»⁶¹. Точ­ка зре­ния Т. Момм­зе­на разде­ля­ет­ся, в общем, боль­шин­ст­вом сто­рон­ни­ков «тра­ди­ци­он­но­го» направ­ле­ния⁶². Одна­ко про­веден­ный выше крат­кий ана­лиз поли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок пока­зал, что нет ника­ких осно­ва­ний гово­рить о суще­ст­во­ва­нии в рес­пуб­ли­кан­ском Риме поли­ти­че­ских пар­тий.

Наобо­рот, иссле­до­ва­те­ли, при­над­ле­жа­щие к «про­со­по­гра­фи­че­ско­му» направ­ле­нию, а так­же после­до­ва­те­ли Ф. Мил­ла­ра и П. А. Бран­та тра­ди­ци­он­но вслед за Ж. Элле­гу­а­ром ста­ли отде­лять эту про­бле­му от вопро­са о поли­ти­че­ских груп­пи­ров­ках, счи­тая, что она явля­ет­ся лишь частью послед­не­го.

с.43 Обра­тим­ся в нача­ле к раз­бо­ру тер­ми­на op­ti­ma­tes. Слож­ность ана­ли­за это­го сло­ва заклю­ча­ет­ся в том, что един­ст­вен­ным аутен­тич­ным источ­ни­ком для эпо­хи Позд­ней рес­пуб­ли­ки явля­ют­ся сочи­не­ния Цице­ро­на. В речи в защи­ту П. Сестия Цице­рон дает соб­ст­вен­ное тол­ко­ва­ние поня­тия op­ti­ma­tes. По мне­нию рим­ско­го ора­то­ра, «опти­ма­ты» — это «бла­го­на­ме­рен­ные» граж­дане всех сосло­вий, даже воль­ноот­пу­щен­ни­ки (etiam li­ber­ti­ni); «те, кто не пре­сту­пен, кто от при­ро­ды не скло­нен ни к бес­чест­но­сти, ни к необуздан­но­сти, кто не обре­ме­нен рас­стро­ен­ным состо­я­ни­ем»; те, кто про­ти­во­сто­ит mul­ti­tu­do (пре­зр. мно­же­ство, народ­ная мас­са) и ple­be­cu­la (пре­зр. чернь, про­сто­на­ро­дье) (Cic., Pro Sest., 96 sqq., пер. В. О. Горен­штей­на). Неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли дела­ют это пояс­не­ние Цице­ро­на исход­ной точ­кой сво­его ана­ли­за тер­ми­на op­ti­ma­tes. В резуль­та­те они при­хо­дят к выво­ду, что под «опти­ма­та­ми» сле­ду­ет пони­мать меж­со­слов­ное поня­тие «доб­ро­по­рядоч­но­го» граж­да­ни­на, а не поли­ти­че­скую груп­пи­ров­ку или сослов­ное обо­зна­че­ние ари­сто­кра­тов, и таким обра­зом, по сути, отвер­га­ют суще­ст­во­ва­ние «широ­ко­го» и «узко­го» зна­че­ний поня­тия op­ti­ma­tes⁶³.

Про­тив такой интер­пре­та­ции совер­шен­но спра­вед­ли­во высту­па­ют Х. Штрас­бур­гер, Х. Вир­шуб­ски, Б. П. Селец­кий, П. А. Брант, Х. Моурит­сен и К. Фили, кото­рые счи­та­ют опре­де­ле­ние Цице­ро­на автор­ским тол­ко­ва­ни­ем уже суще­ст­ву­ю­ще­го зна­че­ния⁶⁴. Ж. Элле­гу­ар идет еще даль­ше. Он пола­га­ет, что никто из совре­мен­ни­ков Цице­ро­на, кро­ме него и его бли­жай­ше­го окру­же­ния, не пони­мал тер­мин op­ti­ma­tes в «цице­ро­нов­ском» смыс­ле⁶⁵.

Одна­ко ни один из иссле­до­ва­те­лей не объ­яс­ня­ет при­чин такой «цице­ро­нов­ской» интер­пре­та­ции. Выво­ды К. Фили, кото­рая счи­та­ет, что Цице­рон наме­рен­но при­спо­саб­ли­вал зна­че­ния слов po­pu­la­res и op­ti­ma­tes, чтобы заво­е­вать дове­рие и плеб­са, и сена­то­ров, весь­ма сомни­тель­ны⁶⁶. По наше­му мне­нию, такая трак­тов­ка op­ti­ma­tes была вызва­на вре­мен­ным про­ти­во­сто­я­ни­ем Цице­ро­на после воз­вра­ще­ния из изгна­ния с его быв­ши­ми союз­ни­ка­ми, кото­рых назы­ва­ли op­ti­ma­tes (речь идет о М. Катоне, Кв. Гор­тен­зии, Ап. Клав­дии Пуль­х­ре, Кв. Аррии и др.). Послед­ние все­гда смот­ре­ли на Цице­ро­на, как на выскоч­ку (ho­mo no­vus), и после его изгна­ния попы­та­лись не допу­стить вос­ста­нов­ле­ния того поло­же­ния, кото­рое зна­ме­ни­тый ора­тор зани­мал после сво­его кон­суль­ства: «Не испы­ты­ваю ника­кой скор­би отто­го, что все­си­лен один чело­век [Гн. Пом­пей], но от это­го гото­вы лоп­нуть те, кто скор­бел отто­го, что я обла­дал с.44 неко­то­рой силой» (Cic., Att., IV, 18, 2, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Att., IV, 2, 5; 5, 2; Fam., I, 9, 10; XIV, 1, 1). В ответ рим­ский ора­тор выска­зы­ва­ет сомне­ние, что эта груп­па име­ет мораль­ное пра­во носить назва­ние op­ti­ma­tes — «луч­шие» (Cic., Att., I, 5, 1; VIII, 16, 1—2; IX, 1, 2—3)⁶⁷. Далее Цице­рон заяв­ля­ет, что глав­ное это не про­ис­хож­де­ние, а доб­лесть: «Неуже­ли и ты [Ап. Клав­дий Пуль­хр, кон­сул 54 г.] …нахо­дишь, что эти пустя­ки, какая-нибудь аппий­ность или лен­туль­ность име­ет в моих гла­зах боль­шее зна­че­ние, неже­ли укра­ше­ние доб­ле­сти? …после того как я взял на себя и осу­ще­ст­вил такую вели­чай­шую власть, …у меня появи­лась надеж­да, что я… ни разу не пре­взой­дя вас, сде­лал­ся рав­ным вам» (Cic., Fam., III, 7, 5, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: De re pub., I, 51—52). Про­дол­же­ни­ем имен­но этой сен­тен­ции и явля­ет­ся трак­тов­ка тер­ми­на op­ti­ma­tes в речи за Сестия, когда «наи­луч­ши­ми людь­ми» в государ­стве ста­но­вят­ся не бла­го­да­ря про­ис­хож­де­нию, а бла­го­да­ря лич­ным каче­ствам.

Такая трак­тов­ка Цице­ро­на пред­по­ла­га­ет тот факт, что поня­тие op­ti­ma­tes было само­на­зва­ни­ем рим­ской ари­сто­кра­тии (ср.: Cic., De leg., II, 30; III, 10, 33, 38; Liv., III, 39; VI, 39), кото­рая исполь­зо­ва­ла его в поли­ти­че­ской борь­бе для того, чтобы под­черк­нуть свое нрав­ст­вен­ное пре­вос­ход­ство (ср.: Cic., De re pub., I, 50). И имен­но с этим и свя­за­на такая болез­нен­ная реак­ция рим­ско­го ора­то­ра. Меж­ду тем такое пони­ма­ние Цице­ро­ном op­ti­ma­tes гово­рит и о том, что боль­шую роль играл мораль­ный отте­нок это­го тер­ми­на⁶⁸.

Боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей, опи­ра­ясь на употреб­ле­ние тер­ми­на «опти­ма­ты» в речах, трак­та­тах, пере­пис­ке Цице­ро­на и на свиде­тель­ства более позд­них источ­ни­ков (Т. Ливия, Вел­лея Патер­ку­ла и др.), как раз ука­зы­ва­ет на то, что тер­мин op­ti­ma­tes имел несколь­ко зна­че­ний: «широ­кое (или мораль­ное)» и «узкое»⁶⁹.

«Широ­кое» зна­че­ние не вызва­ло осо­бой дис­кус­сии. По мне­нию Х. Штрас­бур­ге­ра, в этом зна­че­нии op­ti­ma­tes исполь­зо­ва­лось для харак­те­ри­сти­ки «неопре­де­лен­ной эли­ты, состо­я­щей из отдель­ных лич­но­стей или семей, кото­рые наи­бо­лее совер­шен­но пред­став­ля­ют свою сущ­ность» (die sein Wesen am reinsten rep­rä­sen­tie­ren)⁷⁰. Ж. Элле­гу­ар и Б. П. Селец­кий, напро­тив, наста­и­ва­ют на том, что «широ­кое» зна­че­ние — это, в сущ­но­сти, цице­ро­нов­ское пони­ма­ние это­го тер­ми­на⁷¹.

с.45 Гораздо боль­ше спо­ров ведет­ся вокруг «узко­го» зна­че­ния тер­ми­на op­ti­ma­tes. М. Гель­цер, Х. Штрас­бур­гер, Ж. Элле­гу­ар, Г. Фольк­манн, Д. Кинаст, А. В. Зар­щи­ков, Ф. де Оли­вей­ра и А. М. Уорд счи­та­ют, что op­ti­ma­tes — это наиме­но­ва­ние рим­ской ари­сто­кра­тии, состав­ляв­шей or­do⁷². Одна­ко эта точ­ка зре­ния пол­но­стью не отра­жа­ет суще­ст­во­вав­ше­го поло­же­ния дел. Ведь po­pu­la­res так­же при­над­ле­жа­ли к это­му сосло­вию, и мно­гие из них были родо­ви­ты­ми ари­сто­кра­та­ми. На это ука­зы­ва­ет сам Ж. Элле­гу­ар⁷³.

С точ­ки зре­ния Х. Вир­шуб­ски, Э. А. М. Беди­а­на и К. Фили, op­ti­ma­tes — это само­на­зва­ние рим­ской оли­гар­хии, состав­ляв­шей ядро рим­ской no­bi­li­tas, вокруг кото­рой объ­еди­ня­лись раз­лич­ные по соци­аль­но­му соста­ву сто­рон­ни­ки уста­но­вив­ше­го­ся поряд­ка, кото­рые, впро­чем, не фор­ми­ро­ва­ли пар­тии в совре­мен­ном пони­ма­нии и не име­ли отчет­ли­вой поли­ти­че­ской про­грам­мы⁷⁴. Недо­стат­ком этой тео­рии явля­ет­ся игно­ри­ро­ва­ние фак­та неста­биль­но­сти поли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок. Кро­ме того, сомни­тель­ным выглядит утвер­жде­ние о реаль­ной под­держ­ке поли­ти­ки рим­ской оли­гар­хии раз­лич­ны­ми соци­аль­ны­ми сло­я­ми. Гово­рить об актив­ном уча­стии в поли­ти­ке широ­ких сло­ев насе­ле­ния мож­но лишь для пери­о­да граж­дан­ских войн, когда прак­ти­че­ски все рим­ское обще­ство дели­лось на два про­ти­во­бор­ст­ву­ю­щих лаге­ря.

Рез­ко отли­ча­ет­ся от выше­пе­ре­чис­лен­ных взглядов мне­ние А. С. Бала­хван­це­ва. Рос­сий­ский исто­рик пола­га­ет, что тер­мин op­ti­ma­tes впер­вые появил­ся око­ло 63 г. до н. э. Его автор­ство при­над­ле­жит Цице­ро­ну, кото­рый так обо­зна­чал состо­я­тель­ных граж­дан, защит­ни­ков суще­ст­ву­ю­ще­го строя⁷⁵. Фак­ти­че­ски иден­тич­на пред­по­ло­же­нию А. С. Бала­хван­це­ва точ­ка зре­ния Р. В. Лапы­рён­ка. Он счи­та­ет, что op­ti­ma­tes — это коа­ли­ция рим­ских соб­ст­вен­ни­ков с доволь­но раз­но­шерст­ным соци­аль­ным соста­вом, пред­став­ляв­шая все сосло­вия рим­ско­го обще­ства: как быв­ших мари­ан­цев, так и быв­ших сул­лан­цев. Эта коа­ли­ция суще­ст­во­ва­ла толь­ко на про­тя­же­нии 60—50-х гг. до н. э., объ­еди­нив­шись для того, чтобы про­ти­во­сто­ять дви­же­нию плеб­са, воз­глав­ля­е­мо­му амби­ци­оз­ны­ми поли­ти­ка­ми (Л. Кати­ли­ной и П. Кло­ди­ем), стре­мив­ши­ми­ся создать режи­мы лич­ной вла­сти⁷⁶. Попыт­ки иссле­до­ва­те­ля дока­зать, что тер­мин op­ti­ma­tes не употреб­лял­ся в дру­гие хро­но­ло­ги­че­ские отрез­ки абсо­лют­но неубеди­тель­ны.

с.46 С нашей точ­ки зре­ния, более объ­ек­тив­но к интер­пре­та­ции это­го поня­тия под­хо­дят К. В. Лей­си, Э. Грю­эн, А. Б. Его­ров, Г. Ашар, Д. Эрл, Д. Шотер, П. А. Брант, А. Лин­тотт, Л. Бурк­хардт и К. Лопес⁷⁷. Рас­хо­дясь в мел­ких дета­лях, они согла­ша­ют­ся с тем, что тер­мин op­ti­ma­tes был само­на­зва­ни­ем части ари­сто­кра­тии, кото­рая защи­ща­ла пер­вен­ство сена­та в поли­ти­че­ской жиз­ни Древ­не­го Рима и при­дер­жи­ва­лась тра­ди­ци­он­ных мораль­ных и идео­ло­ги­че­ских пред­став­ле­ний. Неко­то­рое сомне­ние вызы­ва­ет тезис об ори­ен­та­ции толь­ко этой груп­пы поли­ти­ков на тра­ди­ци­он­ные идео­ло­ги­че­ские пред­став­ле­ния⁷⁸. Как мы пока­жем ниже, их поли­ти­че­ские сопер­ни­ки в сво­ей дея­тель­но­сти так­же опи­ра­лись на рим­ские тра­ди­ции и mos maio­rum.

Раз­бор пере­пис­ки Цице­ро­на ясно демон­стри­ру­ет, что op­ti­ma­tes не были еди­ной груп­пи­ров­кой или объ­еди­не­ни­ем, а состо­я­ли из несколь­ких неболь­ших групп или отдель­ных знат­ных поли­ти­ков. В част­но­сти, коте­рия Като­на Млад­ше­го актив­но боро­лась за вли­я­ние с груп­пой сена­то­ров, в состав кото­рой вхо­ди­ли П. Кор­не­лий Лен­тул Спин­тер и Цице­рон (Cic., Fam., I, 9, 2; ср.: Att., V, 17, 5; VI, 8, 5; VII, 2, 6—7; Fam., I, 5, 3—4; 5a, 2; 7, 2, 4, 7—8; Q. fr., II, 3, 2; 4a, 3). Катон так­же про­ти­во­дей­ст­во­вал и дру­гой груп­пе ноби­лей, в состав кото­рой вхо­ди­ли Г. Помп­тин (пре­тор 61 г. до н. э.) и Аппий Клав­дий (Cic., Att., IV, 18, 4). Сле­ду­ет отме­тить пока­за­тель­ный факт, что Цице­рон так­же недоб­ро­же­ла­тель­но отно­сил­ся к послед­ней груп­пи­ров­ке (Cic., Att., V, 16, 2; ср.: Att., V, 17, 6; Fam., III, 6 и др.)⁷⁹. И все это уже после сове­ща­ния Пом­пея, Цеза­ря и Крас­са в Лук­ке и во вре­мя бес­по­ряд­ков, тво­ри­мых воору­жен­ны­ми груп­па­ми Кло­дия и Мило­на! Одна­ко после нача­ла граж­дан­ской вой­ны все пере­чис­лен­ные рим­ские поли­ти­ки при­ня­ли сто­ро­ну Пом­пея и актив­но про­ти­во­дей­ст­во­ва­ли Цеза­рю. Неза­дол­го до нача­ла про­ти­во­сто­я­ния меж­ду Цеза­рем и Пом­пе­ем уже упо­ми­нав­ший­ся Ап. Клав­дий в пись­ме Цице­ро­ну отме­ча­ет, что «все мужи государ­ства спло­ти­лись вокруг Пом­пея» (Cic., Fam., III, 11, 4). Сам Цице­рон, гото­вясь к войне с М. Анто­ни­ем, в мар­те 43 г. до н. э. повто­ря­ет подоб­ную мысль: «Поэто­му, мой Квинт [Кор­ни­фи­ций], взой­ди с нами на кор­му; ведь теперь один корабль у всех чест­ных, кото­рый мы ста­ра­ем­ся напра­вить по пря­мо­му пути» (Cic., Fam., XII, 25, 5, пер. В. О. Горен­штей­на). Таким обра­зом, толь­ко непо­сред­ст­вен­ная опас­ность изме­не­ния государ­ст­вен­но­го строя и угро­за их доми­ни­ру­ю­ще­му поло­же­нию застав­ля­ла объ­еди­нять­ся сто­рон­ни­ков сена­та, кото­рые в мир­ное вре­мя были посто­ян­ны­ми сопер­ни­ка­ми.

с.47 В общем, сле­дуя такой трак­тов­ке, тер­мин op­ti­ma­tes мож­но опре­де­лить как «идей­но-поли­ти­че­ское тече­ние»⁸⁰, в рам­ках кото­ро­го суще­ст­во­ва­ли неболь­шие коте­рии ари­сто­кра­тов, стре­мив­ши­е­ся сохра­нить гос­под­ст­ву­ю­щее поло­же­ние и опи­рав­ши­е­ся в сво­ей поли­ти­ке на сенат.

Одна­ко op­ti­ma­tes не был един­ст­вен­ным тер­ми­ном для харак­те­ри­сти­ки этой груп­пы поли­ти­ков. Более рас­про­стра­нен­ным было поня­тие bo­ni («чест­ные»).

Н. Н. Тру­хи­на, раз­ре­шая это про­ти­во­ре­чие, счи­та­ет, что bo­ni — это поли­ти­че­ская пар­тия сред­них сло­ев, про­во­див­шая свою поли­ти­ку и в раз­лич­ных ситу­а­ци­ях при­мы­кав­шая или к ноби­лям, или к демо­кра­ти­че­ской пар­тии⁸¹. Выво­ды иссле­до­ва­тель­ни­цы не под­твер­жда­ют­ся свиде­тель­ства­ми источ­ни­ков. Как уже ука­зы­ва­лось, гово­рить о пар­ти­ях в Риме нет ника­ких осно­ва­ний, тем более выде­лять в отдель­ную пар­тию bo­ni.

Ж. Элле­гу­ар в сво­ем фун­да­мен­таль­ном труде пред­ло­жил дру­гой выход из ситу­а­ции. По его мне­нию, bo­ni — это «сто­рон­ни­ки пре­вос­ход­ства сена­та; люди, рас­по­ла­гаю­щие опре­де­лен­ным богат­ст­вом, для сохра­не­ния кото­ро­го сена­тор­ский режим им кажет­ся наи­луч­шей защи­той; но в то же самое вре­мя они рас­смат­ри­ва­ют­ся как при­вер­жен­цы чест­но­сти и охран­ни­ки мора­ли в поли­ти­че­ских отно­ше­ни­ях». В свою оче­редь op­ti­ma­tes — это «ари­сто­кра­ты, кото­рые, состав­ляя сена­тор­ское сосло­вие, оче­вид­но, так­же были заин­те­ре­со­ва­ны в под­держ­ке сена­та; но глав­ное для них — укреп­ле­ние и сохра­не­ние при­ви­ле­гий сво­ей касты; bo­ni для них — мас­са чер­но­ра­бо­чих, кото­рые полез­ны для осу­щест­вле­ния их наме­ре­ний»⁸². Таким обра­зом, исто­рик так­же разде­ля­ет поня­тия op­ti­ma­tes и bo­ni, в целом не при­во­дя убеди­тель­ных дово­дов в поль­зу это­го. В источ­ни­ках во мно­гих слу­ча­ях най­ти разде­ле­ние или про­ти­во­по­став­ле­ние этих тер­ми­нов прак­ти­че­ски невоз­мож­но (напр., см.: Cic., Att., I, 13, 2)⁸³.

Во мно­гом с мне­ни­ем Ж. Элле­гу­а­ра сход­на точ­ка зре­ния П. А. Бран­та. Он отме­ча­ет крайне нега­тив­ное отно­ше­ние к низам обще­ства и вооб­ще к плеб­су Цице­ро­на⁸⁴, про­ти­во­по­став­ляв­ше­му про­сто­му наро­ду bo­ni — людей состо­я­тель­ных, заботя­щих­ся о без­опас­но­сти государ­ства (Cic., Att., I, 19, 4; Phil., XIII, 16; In Cat., IV, 19). В эту кате­го­рию, по мне­нию П. А. Бран­та, вхо­ди­ли сена­то­ры, всад­ни­ки и муни­ци­паль­ная ари­сто­кра­тия, кото­рые долж­ны были слу­жить опо­рой для op­ti­ma­tes⁸⁵.

с.48 Х. Моурит­сен, так­же согла­ша­ясь с фран­цуз­ским иссле­до­ва­те­лем, счи­та­ет, что тер­мин bo­ni озна­чал зажи­точ­ную часть плеб­са, сто­я­щую на соци­аль­ной лест­ни­це сра­зу за сена­то­ра­ми и всад­ни­ка­ми⁸⁶.

Напро­тив, С. Л. Утчен­ко, А. Лин­тотт и М. Робб пола­га­ют, что op­ti­ma­tes и bo­ni были сино­ни­мич­ны­ми поня­ти­я­ми и явля­лись латин­ски­ми экви­ва­лен­та­ми гре­че­ских οἱ ἄρισ­τοι (луч­шие), οἱ χρησ­τοί (порядоч­ные, чест­ные)⁸⁷. При этом С. Л. Утчен­ко наста­и­ва­ет на том, что тер­мин bo­ni (как и op­ti­ma­tes в его трак­тов­ке) — это толь­ко обо­зна­че­ние «бла­го­на­ме­рен­ных» граж­дан, в сущ­но­сти, латин­ский экви­ва­лент греч. οἱ ἄρισ­τοι⁸⁸. На этом осно­ва­нии совет­ский иссле­до­ва­тель даже дати­ро­вал воз­ник­но­ве­ние тер­ми­на «опти­ма­ты», беря за точ­ку отсче­та нача­ло широ­ко­го про­ник­но­ве­ния гре­че­ских вли­я­ний на рим­скую поли­ти­че­скую мысль с кон­ца II в. до н. э.⁸⁹.

С нашей точ­ки зре­ния, более спра­вед­ли­во мне­ние В. К. Лей­си, кото­рый, уточ­няя зна­че­ние bo­ni, ука­зы­ва­ет на то, что тер­мин имел несколь­ко оттен­ков. В поли­ти­че­ском смыс­ле bo­ni был сино­ни­мом поня­тия op­ti­ma­tes. Bo­ni и op­ti­mi были само­на­зва­ни­ем чле­нов пом­пе­ян­ской par­tes (Cic., Att., VII, 23, 1; VIII, 12d). Одна­ко Цице­рон в опре­де­лен­ных слу­ча­ях (осо­бен­но в поли­ти­че­ских речах) исполь­зо­вал этот тер­мин так же, как и op­ti­ma­tes, то есть не как обо­зна­че­ние пар­тии или сослов­ной харак­те­ри­сти­ки, а как сино­ним всех «доб­ро­по­рядоч­ных» граж­дан. Для рим­ско­го ора­то­ра bo­ni — это те, кто под­дер­жи­ва­ет зако­ны, граж­дан­ский мир (oti­um), ищет граж­дан­ское согла­сие, защи­ща­ет инте­ре­сы res pub­li­ca⁹⁰. В сущ­но­сти, иден­тич­ную точ­ку зре­ния выска­зал Б. П. Селец­кий. Толь­ко совет­ский иссле­до­ва­тель гово­рит с.49 о трех зна­че­ни­ях тер­ми­на bo­ni: мораль­ном (= οἱ ἄρισ­τοι), поли­ти­че­ском (= op­ti­ma­tes) и соци­аль­ном (= выс­шие сосло­вия)⁹¹.

К это­му сле­ду­ет доба­вить один пока­за­тель­ный факт, на кото­рый иссле­до­ва­те­ли ранее не обра­ща­ли вни­ма­ния, а имен­но употреб­ле­ние поня­тия bo­ni в пись­мах адре­са­тов Цице­ро­на. В подав­ля­ю­щем боль­шин­стве слу­ча­ев корре­спон­ден­ты рим­ско­го ора­то­ра исполь­зу­ют bo­ni толь­ко в поли­ти­че­ском зна­че­нии, как сино­ним тер­ми­на op­ti­ma­tes. Его употреб­ля­ют М. Целий Руф (Cic., Fam., VIII, 4, 2), П. Кор­не­лий Лен­тул Спин­тер (Cic., Fam., XII, 15, 3), Г. Муна­ций Планк (Cic., Fam., X, 4, 3; 8, 2; 18, 1), М. Юний Брут (Cic., Att., XIII, 40, 1; Brut., I, 16, 1), Гн. Пом­пей Магн (Cic., Att., VIII, 12d, 1). Д. Брут Аль­бин и Г. Кас­сий Лон­гин исполь­зу­ют в схо­жих слу­ча­ях и в этом же зна­че­нии op­ti­mus (Cic., Fam., XI, 19, 2; XII, 11, 1; 12, 4). Сам Цице­рон, обра­ща­ясь к сво­им поли­ти­че­ским союз­ни­кам, намно­го чаще исполь­зу­ет поня­тие bo­ni как сино­ним op­ti­ma­tes, чем в пись­мах к Атти­ку (напр., см.: Cic., Fam., X, 13, 2; 22, 3; 27, 2; XI, 28, 1; XII, 5, 3; 6, 1—3; 14, 7; 22, 2; 23, 2; XIV, 18; XVI, 12, 1; Brut., II, 5, 3 и др.). Кро­ме того, сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние, что доволь­но часто, но не все­гда, Цице­рон назы­ва­ет воль­ноот­пу­щен­ни­ков и муни­ци­па­лов ho­mo bo­nus или ci­vis bo­nus (Cic., Fam., VI, 9, 1; XIII, 11, 3; 12, 2; 13, 1; 17, 3; 19, 3; 70, 1), тогда как сво­их поли­ти­че­ских сто­рон­ни­ков име­ну­ет vir bo­nus (напр., см.: Cic., Att., IV, 6, 1)⁹².

Таким обра­зом, поня­тие op­ti­ma­tes не было еди­ным обо­зна­че­ни­ем груп­пы рим­ских поли­ти­ков, ори­ен­ти­ро­вав­ших­ся на сенат. Bo­ni был более широ­ко­употреб­ля­е­мым тер­ми­ном. Цице­рон толь­ко в сво­ей пере­пис­ке исполь­зо­вал это сло­во более 160 раз⁹³, тогда как тер­мин op­ti­ma­tes все­го 17 раз⁹⁴. Объ­яс­не­ни­ем это­му может послу­жить его наме­рен­ное исполь­зо­ва­ние в поли­ти­че­ской борь­бе, так как в отли­чие от op­ti­ma­tes поня­тие vir bo­nus доста­точ­но рано, а воз­мож­но, и изна­чаль­но, име­ло ярко выра­жен­ное зна­че­ние мораль­но­го пре­вос­ход­ства (ср.: Plaut., Pseu­dol., 1143—1144; Ca­to, De ag­ri cult., Pref.). О широ­ком употреб­ле­нии bo­ni гово­рит и то, что этот тер­мин про­дол­жа­ли исполь­зо­вать и в эпо­ху импе­рии. Во вто­рой поло­вине с.50 I в. н. э. сенат делил­ся на «mul­ti bo­ni (чест­ное боль­шин­ство)» и «pau­ci et va­li­di (могу­ще­ст­вен­ное мень­шин­ство)», то есть этот тер­мин, даже полу­чив новый смысл, все рав­но сохра­нил отте­нок мораль­но­го пре­вос­ход­ства⁹⁵.

Трак­тов­ка поня­тия po­pu­la­res⁹⁶ вызы­ва­ет у совре­мен­ных уче­ных мень­ше спо­ров. Тща­тель­ный ана­лиз источ­ни­ков при­вел к тому, что мне­ние Т. Момм­зе­на и его после­до­ва­те­лей о том, что этот тер­мин обо­зна­чал «демо­кра­ти­че­скую пар­тию», фор­ми­ро­вав­шу­ю­ся из обще­ст­вен­ных низов, было отверг­ну­то. Боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей пола­га­ет, что поня­тие po­pu­la­res обо­зна­ча­ло некую сово­куп­ность раз­роз­нен­ных поли­ти­ков или неболь­ших групп (по про­ис­хож­де­нию ари­сто­кра­тов или выход­цев из всад­ни­че­ских семей), опи­рав­ших­ся в сво­ей поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти на народ­ное собра­ние, кото­рых объ­еди­ня­ли неко­то­рые общие при­зна­ки: апел­ля­ция к народ­но­му собра­нию в обход сена­та, аги­та­ция введе­ния тай­но­го голо­со­ва­ния, при­ня­тие аграр­ных и хлеб­ных зако­нов и др.⁹⁷. Кро­ме того, мно­гие уче­ные раз­ли­ча­ют «ран­них» и «позд­них» po­pu­la­res. «Ран­ние» — это Грак­хи, Л. Апу­лей Сатур­нин, М. Ливий Друз, кото­рые явля­лись пред­ста­ви­те­ля­ми рим­ской демо­кра­тии; «позд­ние» — это дема­го­ги и поли­ти­че­ские аван­тю­ри­сты, исполь­зо­вав­шие тра­ди­ци­он­ные лозун­ги толь­ко для дости­же­ния вла­сти⁹⁸.

На этом фоне несколь­ко выде­ля­ет­ся точ­ка зре­ния Х. Мей­е­ра, кото­рый в сво­ей фун­да­мен­таль­ной ста­тье, посвя­щен­ной po­pu­la­res, чрез­вы­чай­но пони­жа­ет зна­че­ние это­го тер­ми­на. Немец­кий уче­ный наста­и­ва­ет на том, что «попу­ля­ры» — это не пар­тия и не опре­де­лен­ная груп­па поли­ти­ков, а поли­ти­че­ский стиль, линия поведе­ния⁹⁹. «Попу­ляр­ская поли­ти­ка (po­pu­la­ris ra­tio) в целом в поли­ти­че­ской жиз­ни для отдель­но­го поли­ти­ка была толь­ко доро­гой к полу­че­нию и удер­жа­нию вла­сти… В поли­ти­че­ские буд­ни она с.51 была пери­фе­рий­ным явле­ни­ем. Боль­шин­ство “попу­ля­ров” явля­лись тако­вы­ми толь­ко один год или очень крат­кий про­ме­жу­ток вре­ме­ни в их поли­ти­че­ской карье­ре (един­ст­вен­ные зна­ме­ни­тые исклю­че­ния — Цезарь и Кло­дий), и это явля­лось толь­ко частью (и необя­за­тель­но самой важ­ной) в их поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти»¹⁰⁰.

Точ­ка зре­ния Х. Мей­е­ра вызва­ла боль­шие деба­ты и при­ве­ла к пере­смот­ру роли и места «попу­ля­ров» в поли­ти­че­ской жиз­ни Позд­ней рес­пуб­ли­ки в работах неко­то­рых уче­ных. Р. Сиджер, Л. Пере­л­ли, Н. Мак­ки, Ж.-Л. Ферра­ри, Л. Бурк­хардт в сво­их иссле­до­ва­ни­ях пред­ста­ви­ли, по наше­му мне­нию, весо­мые дово­ды в поль­зу того, что в Риме все же суще­ст­во­ва­ла отно­си­тель­но устой­чи­вая груп­па ноби­лей, ори­ен­ти­ро­вав­ших­ся на опре­де­лен­ный поли­ти­че­ский лек­си­кон и избрав­ших для себя линию поведе­ния «попу­ля­ров» в поли­ти­ке¹⁰¹. Подоб­ные взгляды разде­ля­ли и совре­мен­ни­ки рас­смат­ри­вае­мых нами собы­тий. Сал­лю­стий отме­ча­ет, что «когда при кон­су­лах Гнее Пом­пее и Мар­ке Крас­се была вос­ста­нов­ле­на власть три­бу­нов, моло­дые люди¹⁰², дерз­кие ввиду сво­его воз­рас­та и по скла­ду ума, нача­ли, достиг­нув выс­шей вла­сти, сво­и­ми обви­не­ни­я­ми про­тив сена­та вол­но­вать плебс, затем еще боль­ше раз­жи­гать его подач­ка­ми и посу­ла­ми; таким обра­зом, они при­об­ре­та­ли извест­ность и силу. С ними оже­сто­чен­но боро­лась боль­шая часть зна­ти — под видом защи­ты сена­та, на деле ради соб­ст­вен­но­го воз­вы­ше­ния. Ибо — ска­жу корот­ко прав­ду — из всех тех, кто с это­го вре­ме­ни пра­вил государ­ст­вом, под бла­го­вид­ным пред­ло­гом одни, буд­то бы отста­и­вая пра­ва наро­да, дру­гие — наи­боль­шую власть сена­та, каж­дый, при­тво­ря­ясь защит­ни­ком обще­ст­вен­но­го бла­га, борол­ся за соб­ст­вен­ное вли­я­ние» (Sall., Cat., 38, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Sall., Bell. Iug., 41; Cic., De re pub., I, 31; Flor., III, 13). Ему вто­рит Цице­рон: «Сре­ди наших граж­дан было два рода людей (duo ge­ne­ra), стре­мив­ших­ся участ­во­вать в государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти и играть в государ­стве выдаю­щу­ю­ся роль: одни из этих людей хоте­ли и счи­тать­ся, и быть попу­ля­ра­ми, дру­гие — опти­ма­та­ми. Те, кто хотел, чтобы их поступ­ки и выска­зы­ва­ния были при­ят­ны тол­пе (mul­ti­tu­di­ni iucun­da), счи­та­лись попу­ля­ра­ми…» (Cic., Pro Sest., 96, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Cic., Comm. pet., I, 5).

А. Б. Его­ров при­шел к сход­ным выво­дам, подой­дя к раз­ре­ше­нию про­бле­мы с иной сто­ро­ны. Рос­сий­ский иссле­до­ва­тель для изу­че­ния струк­ту­ры ноби­ли­те­та в кон­це II — нач. I в. до н. э. (133—88 гг. до н. э.) и его с.52 поли­ти­че­ской пози­ции при­ме­нил про­со­по­гра­фи­че­ский метод. Уче­ный раз­бил ноби­ли­тет на груп­пы по коли­че­ству зани­мае­мых кон­сульств знат­ны­ми семья­ми. В резуль­та­те полу­чи­лось четы­ре груп­пы: груп­па A (груп­па семей, име­ю­щая три и более кон­сульств), груп­па B1 (груп­па семей, име­ю­щая два кон­суль­ства), груп­па B2 (груп­па семей, име­ю­щая одно кон­суль­ство) и груп­па C (груп­па семей, не име­ю­щая кон­сульств). Это поз­во­ли­ло пока­зать раз­лич­ную сте­пень уча­стия знат­ных родов в управ­ле­нии государ­ст­вом и разде­лить весь ноби­ли­тет на две груп­пы: пра­вя­щую no­bi­li­tas (груп­пы A и отча­сти B1) и аут­сай­де­ров (груп­пы B2 и C). Имен­но этот кон­фликт меж­ду пра­вя­щи­ми ноби­ля­ми и аут­сай­де­ра­ми и являл­ся опре­де­ля­ю­щим для вре­ме­ни Позд­ней рес­пуб­ли­ки¹⁰³. А. Б. Его­ров отме­ча­ет, что при сопо­став­ле­нии тер­ми­нов no­bi­li­tas и op­ti­ma­tes (в узком смыс­ле) вид­но, что в поли­ти­че­ском кон­тек­сте они часто игра­ют роль сино­ни­мов¹⁰⁴. Так­же сле­ду­ет отме­тить и тот факт, что «попу­ля­ра­ми» были имен­но ари­сто­кра­ты и выход­цы из всад­ни­че­ских семей. Еще более отчет­ли­во этот кон­фликт заме­тен на при­ме­ре граж­дан­ской вой­ны меж­ду Цеза­рем и Пом­пе­ем. «В этих раздо­рах, как я [Цице­рон] пре­д­ви­жу, на сто­роне Гнея Пом­пея будет сенат и те, кто про­из­во­дит суд; к Цеза­рю при­мкнут те, кто живет стра­хом или без надежд (qui cum ti­mo­re aut ma­la spe vi­vant)…» (Cic., Fam., VIII, 14, 3).

Таким обра­зом, гово­ря о po­pu­la­res, сле­ду­ет под­ра­зу­ме­вать опре­де­лен­ную груп­пу рим­ских поли­ти­ков (родом из выс­ших сосло­вий), опи­рав­ших­ся на народ­ное собра­ние, кото­рые, вне вся­ких сомне­ний, не фор­ми­ро­ва­ли поли­ти­че­ской пар­тии. Но в то же вре­мя не сле­ду­ет впа­дать в дру­гую край­ность и сво­дить эту тра­ди­цию до уров­ня поли­ти­че­ско­го сти­ля или линии поведе­ния боль­шин­ства рим­ских поли­ти­ков.

Под­во­дя итог, сле­ду­ет под­черк­нуть, что тер­ми­ны op­ti­ma­tes/bo­ni и po­pu­la­res не обо­зна­ча­ли поли­ти­че­ских пар­тий. Эти поня­тия явля­лись наиме­но­ва­ни­я­ми двух идей­но-поли­ти­че­ских тече­ний, внут­ри кото­рых суще­ст­во­ва­ли неболь­шие коте­рии, опи­рав­ши­е­ся в сво­ей поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти на сенат, или дей­ст­во­ва­ли отдель­ные поли­ти­ки, рас­счи­ты­вав­шие на под­держ­ку народ­но­го собра­ния. Все они при­над­ле­жа­ли к рим­ской ари­сто­кра­тии, то есть борь­ба шла внут­ри ноби­ли­те­та. Поли­ти­че­ские аут­сай­де­ры, не имев­шие воз­мож­но­сти опе­реть­ся в сво­ей дея­тель­но­сти на сенат, стре­ми­лись сде­лать карье­ру или прий­ти к вла­сти, исполь­зуя народ­ное собра­ние. Одна­ко отка­зы­вать­ся от исполь­зо­ва­ния этих тер­ми­нов, опи­сы­вая поли­ти­че­скую борь­бу в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки, в поль­зу fac­tio и par­tes (как это дела­ют неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли) не совсем коррект­но, так как имен­но с эти­ми тер­ми­на­ми в гла­зах самих древ­них рим­лян и свя­за­но идео­ло­ги­че­ское про­ти­во­сто­я­ние в рим­ском обще­стве.

с.53

Изу­че­ние идео­ло­гии op­ti­ma­tes явля­ет­ся отдель­ным и доволь­но объ­ем­ным вопро­сом. Поэто­му мы огра­ни­чим­ся раз­бо­ром неко­то­рых клю­че­вых лозун­гов — res pub­li­ca (res­ti­tu­ta), li­ber­tas, pax, исполь­зо­ва­ние кото­рых Окта­виа­ном, по мне­нию неко­то­рых иссле­до­ва­те­лей, под­ра­зу­ме­ва­ет под собой его ори­ен­та­цию на «рес­пуб­ли­ка­низм»¹⁰⁵. Такой под­ход в целом явля­ет­ся доста­точ­но обос­но­ван­ным, так как эти лозун­ги пред­став­ля­ют собой осно­ву идео­ло­гии «опти­ма­тов»¹⁰⁶.

Res pub­li­ca как лозунг «опти­ма­тов»

Совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли, тол­ку­ю­щие зна­че­ние поня­тия res pub­li­ca, оттал­ки­ва­ют­ся от выска­зы­ва­ния Цице­ро­на о том, что «est… res pub­li­ca res po­pu­li» (res pub­li­ca — это дело наро­да) (Cic., De re pub., I, 39)¹⁰⁷. Одна­ко трак­тов­ка это­го тер­ми­на затруд­ня­ет­ся тем, что Цице­рон доволь­но часто вкла­ды­ва­ет в него раз­ные смыс­ло­вые оттен­ки: «государ­ство», «обще­ст­вен­ная дея­тель­ность», «обще­ст­вен­ные дела», «обще­ст­вен­ный инте­рес», «сооб­ще­ство», «стра­на»¹⁰⁸. В резуль­та­те исто­ри­ки пред­ла­га­ют раз­лич­ные тол­ко­ва­ния дан­но­го тер­ми­на.

По мне­нию мно­гих уче­ных, семан­ти­че­ски поня­тие res pub­li­ca у рим­лян в боль­шей или мень­шей мере соот­вет­ст­во­ва­ло поня­тию «государ­ство». При этом оно не явля­ет­ся экви­ва­лен­том совре­мен­но­го тер­ми­на «рес­пуб­ли­ка», так как res pub­li­ca не было про­ти­во­по­лож­но­стью авто­кра­ти­че­ской систе­ме пра­ви­тель­ства прин­ци­па­та, ведь Цице­рон при­ни­ма­ет цар­скую власть (авто­кра­тию) в каче­стве одно­го из поло­же­ний сво­его иде­аль­но­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства¹⁰⁹. Такое же зна­че­ние res pub­li­ca взя­то В. О. Горен­штей­ном за основ­ное в рус­ском пере­во­де сочи­не­ний Цице­ро­на. А. А. Дерев­нин и П. А. Брант соот­но­сят res pub­li­ca с тер­ми­ном ci­vi­tas, что, в общем, доволь­но близ­ко к выше­на­зван­ной точ­ке зре­ния¹¹⁰. Прак­ти­че­ски ту же мысль выска­зы­ва­ет и В. В. Демен­тье­ва, кото­рая пола­га­ет, что поня­ти­ем res pub­li­ca рим­ляне обо­зна­ча­ли сфе­ру поли­ти­че­ско­го управ­ле­ния сво­ей общи­ной¹¹¹.

Точ­ка зре­ния Р. Ю. Вип­пе­ра отли­ча­ет­ся от совре­мен­ных дефи­ни­ций.

Уче­ный под­чер­ки­ва­ет, что, хотя для Цице­ро­на res pub­li­caэто все­на­род­ное дело (res po­pu­li), тем не менее народ­ное вер­хо­вен­ство для него — с.54 лишь общий прин­цип, кото­рый оста­ет­ся в тео­рии и допу­стим толь­ко в каче­стве фик­ции¹¹². Напро­тив, М. Шофилд отвер­га­ет это мне­ние и наста­и­ва­ет на том, что фор­му­ли­ров­ка Цице­ро­на «res pub­li­ca = res po­pu­li» была для рим­лян не види­мо­стью, а пря­мым выра­же­ни­ем суве­ре­ни­те­та рим­ско­го наро­да, харак­те­ри­зу­ю­ще­го систе­му, кра­е­уголь­ным кам­нем кото­рой явля­ют­ся закон­ность и порядок¹¹³. Таким обра­зом, он пыта­ет­ся, види­мо, под­дер­жать попу­ляр­ную сей­час сре­ди неко­то­рых аме­ри­кан­ских и евро­пей­ских уче­ных тео­рию, трак­ту­ю­щую государ­ст­вен­ное устрой­ство Древ­не­го Рима эпо­хи Позд­ней рес­пуб­ли­ки как раз­но­вид­ность демо­кра­тии¹¹⁴.

Более емкое опре­де­ле­ние поня­тия res pub­li­ca мы нахо­дим у Я. Ю. Меже­риц­ко­го. Для рим­лян послед­не­го века Рес­пуб­ли­ки rеs pub­li­ca было цен­ност­ным поня­ти­ем, ассо­ции­ро­вав­шим­ся с при­о­ри­те­том инте­ре­сов граж­дан­ской общи­ны над чьи­ми бы то ни было лич­ны­ми, с вер­хо­вен­ст­вом тра­ди­ции и зако­на, с li­ber­tas, свя­зан­ной с функ­ци­о­ни­ро­ва­ни­ем народ­ных собра­ний, сена­та и маги­ст­ра­тур. Все это было при­зва­но обес­пе­чить равен­ство граж­дан с уче­том их соци­аль­но­го ста­ту­са меж­ду собой и их пре­иму­ще­ство над неграж­дан­ским насе­ле­ни­ем Ита­лии и про­вин­ций¹¹⁵.

Одна­ко эти трак­тов­ки мало что дают для пони­ма­ния того, какой смысл вкла­ды­ва­ли в поня­тие res pub­li­ca как поли­ти­че­ский лозунг op­ti­ma­tes. Поли­ти­че­ские и судеб­ные речи Цице­ро­на, как и его трак­та­ты, на кото­рые опи­ра­ет­ся боль­шин­ство уче­ных¹¹⁶, не могут быть осно­вой для иссле­до­ва­ния идео­ло­ги­че­ских взглядов про­се­нат­ских поли­ти­ков, так как они крайне необъ­ек­тив­ны и тен­ден­ци­оз­ны¹¹⁷. Как при­мер мож­но при­ве­сти «при­зна­ние» Цице­ро­на в сво­ей неис­крен­но­сти. «Моя основ­ная мысль была сле­дую­щей: зна­че­ние сосло­вия сена­то­ров, согла­сие с всад­ни­ка­ми, еди­но­ду­шие в Ита­лии, зату­ха­ние заго­во­ра, пони­же­ние цен, граж­дан­ский мир. Тебе [Атти­ку] зна­ко­мы мои зво­ны, когда я гово­рю по это­му пово­ду» (Cic., Att., I, 14, 4). Меж­ду тем даже при поверх­ност­ном чте­нии писем Цице­ро­на и его корре­спон­ден­тов бро­са­ет­ся в гла­за доволь­но спе­ци­фи­че­ское исполь­зо­ва­ние ими рим­ско­го тер­ми­на res pub­li­ca, кото­рое не соот­вет­ст­ву­ет разо­бран­ным выше трак­тов­кам.

Рас­смот­рим несколь­ко при­ме­ров. «… ni­hil agens [М. Пупий Пизон Каль­пу­ри­ан, кон­сул 61 г. до н. э.] cum re pub­li­ca, seiunctus ab op­ti­ma­ti­bus, a quo ni­hil spe­res bo­ni rei pub­li­cae… Eius autem col­le­ga [М. Вале­рий с.55 Мес­са­ла, кон­сул 61 г. до н. э.]… par­tium stu­dio­sus de­fen­sor bo­na­rum (…он совер­шен­но не забо­тит­ся о res pub­li­ca, дер­жит­ся в сто­роне от опти­ма­тов; от него не при­хо­дит­ся ждать чего-либо хоро­ше­го для res pub­li­ca, …зато его кол­ле­га… усерд­ный защит­ник дела чест­ных)» (Cic., Att., I, 13, 2). В рус­ском пере­во­де В. О. Горен­штей­на кар­ти­на доволь­но неле­па: кон­сул (выс­ший маги­ст­рат государ­ства) не зани­ма­ет­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми. А каки­ми тогда? Мало того, «от него не при­хо­дит­ся ждать ниче­го хоро­ше­го для государ­ства». И все пото­му, что он дер­жит­ся в сто­роне от «наи­луч­ших». Про­ти­во­по­став­ле­ни­ем это­му явля­ет­ся образ Мес­са­лы, но толь­ко пото­му, что он явля­ет­ся усерд­ным защит­ни­ком инте­ре­сов «чест­ных». Какое отно­ше­ние име­ет защи­та инте­ре­сов «чест­ных» к забо­те о «делах государ­ства», «циви­тас», «деле наро­да» или «общем бла­ге»?

Сле­дую­щий при­мер. В нача­ле мая 43 г. до н. э. из Дирра­хия М. Брут пишет Цице­ро­ну в отно­ше­нии вой­ска Анти­стия Вета, пере­шед­ше­го на сто­ро­ну убийц Цеза­ря: «Hunc exer­ci­tum es­se uti­lem rei pub­li­cae (это вой­ско долж­но быть полез­ным res pub­li­ca)» (Cic., Brut., I, 11, 2). А 7 мая 43 г. до н. э. из лаге­ря в Сирии Г. Кас­сий Лон­гин в подоб­ных же сло­вах (sic!) пишет Цице­ро­ну: «Cre­de mi­hi, hunc exer­ci­tum, quem ha­beo, se­na­tus at­que op­ti­mi cui­us­que es­se (верь мне, это вой­ско, кото­рым я рас­по­ла­гаю, при­над­ле­жит сена­ту и наи­луч­шим мужам)» (Cic., Fam., XII, 12, 4). Вся раз­ни­ца состо­ит в том, что в пер­вом слу­чае вой­ско долж­но защи­щать res pub­li­ca, а во вто­ром — «se­na­tus et op­ti­mi qui­que»! Какое отно­ше­ние здесь res pub­li­ca име­ет к «государ­ству», «циви­тас», «делу наро­да», «обще­му бла­гу» (ср. так­же: Cic., Fam., X, 18, 3; 32, 5; XII, 10, 2)?

Еще один при­мер. «…оправ­да­ние Кло­дия [когда тот про­ник к жене Цеза­ря и оскор­бил Доб­рую боги­ню] — это тяже­лая рана res pub­li­ca» (Cic., Att., I, 16, 7). Вполне мож­но заявить, что был нару­шен закон — и это «тяже­лая рана государ­ству». Но чуть ниже Цице­рон пишет, что имен­но «сена­то­ры не долж­ны пасть духом от уда­ра, им нане­сен­но­го» (Cic., Att., I, 16, 9). При чем здесь сена­то­ры к «государ­ству», «делу наро­да» или «обще­му бла­гу»?

Смот­рим далее. П. Кор­не­лий Дола­бел­ла, цеза­ри­а­нец, пишет Цице­ро­ну: «Если он [Пом­пей] теперь избегнет этой опас­но­сти и уда­лит­ся на кораб­ли, ты заботь­ся о сво­их делах и будь, нако­нец, дру­гом луч­ше себе само­му, чем кому бы то ни было. Ты уже удо­вле­тво­рил и чув­ство дол­га, и друж­бу, удо­вле­тво­рил так­же par­tes и то государ­ст­вен­ное дело, кото­рое ты одоб­рял (sa­tis­fac­tum etiam par­ti­bus et ei rei pub­li­cae, quam tu pro­ba­bas)» (Cic., Fam., IX, 9, 2, пер. В. О. Горен­штей­на). Пока­за­тель­но, что Дола­бел­ла гово­рит «ei rei pub­li­cae, quam tu pro­ba­bas», — зна­чит, есть и дру­гое «государ­ст­вен­ное дело», кото­рое отста­и­ва­ют про­тив­ни­ки Цице­ро­на? Если нет, поче­му тогда «дело Цице­ро­на» государ­ст­вен­ное? А «дело Дола­бел­лы», выхо­дит, «него­судар­ст­вен­ное»? Из кон­тек­ста совер­шен­но ясно, с.56 что речь идет вовсе не о государ­стве. Так­же не под­хо­дят и дру­гие опре­де­ле­ния, пред­ло­жен­ные иссле­до­ва­те­ля­ми («дело наро­да», «общее бла­го» и др.)¹¹⁸.

Утвер­жде­ние Цице­ро­на о том, что res pub­li­ca — это res po­pu­li, не более чем попу­лист­ское заяв­ле­ние одно­го из «чест­ных» перед граж­дан­ской вой­ной Цеза­ря и Пом­пея¹¹⁹. Мож­но ука­зать и на еще одно с.57 подоб­ное заяв­ле­ние. В сво­ей речи перед вой­ском неза­дол­го до бит­вы при Филип­пах Г. Кас­сий Лон­гин захо­дит так дале­ко, что объ­яв­ля­ет «народ» (ὁ δῆ­μος — в пере­да­че Аппи­а­на, то есть народ­ное собра­ние) чуть ли не сре­дото­чи­ем всей вла­сти (App., B. C., IV, 91, 92).

Op­ti­ma­tes, или bo­ni, вкла­ды­ва­ли в это поня­тие совер­шен­но дру­гой смысл. Res pub­li­ca была для них «общим делом», — но не «делом наро­да», а «делом чест­ных». Для того чтобы отли­чать res pub­li­ca как лозунг op­ti­ma­tes от дру­гих его зна­че­ний, мы пред­ла­га­ем употреб­лять рас­ши­рен­ное выра­же­ние, а имен­но res pub­li­ca om­nium bo­no­rum (общее дело всех чест­ных), что, несо­мнен­но, и име­ли в виду «опти­ма­ты», когда исполь­зо­ва­ли этот тер­мин в при­веден­ных выше при­ме­рах. Дру­ги­ми сло­ва­ми, res pub­li­ca om­nium bo­no­rum — это защи­та вла­сти, доми­ни­ру­ю­ще­го поло­же­ния (в государ­стве) и инте­ре­сов всех op­ti­ma­tes, или bo­ni (ср.: Cic., Fam., I, 8, 3—4). Толь­ко в этом слу­чае при­веден­ные нами при­ме­ры из писем Цице­ро­на и его корре­спон­ден­тов полу­ча­ют внут­рен­нюю логи­ку и смысл.

Кон­сул не забо­тит­ся об «инте­ре­сах чест­ных», и поэто­му от него не при­хо­дит­ся ждать ниче­го хоро­ше­го для «обще­го дела». Совер­шен­но логич­но, что он дер­жит­ся в сто­роне от «опти­ма­тов». Поэто­му и его кол­ле­га, «усерд­ный защит­ник пар­тии чест­ных», вполне есте­ствен­но, харак­те­ри­зу­ет­ся с самой поло­жи­тель­ной сто­ро­ны. Рим­ское вой­ско при­над­ле­жит не «государ­ству», а защи­ща­ет инте­ре­сы сена­та и «общее дело чест­ных». И «дело Цице­ро­на» — это не государ­ст­вен­ное дело, а «инте­ре­сы чест­ных», кото­рые он и отста­и­вал.

Так­же под­твер­жда­ет нашу точ­ку зре­ния то, что Цице­рон и его корре­спон­ден­ты вре­мя от вре­ме­ни исполь­зо­ва­ли вме­сто res pub­li­ca выра­же­ния «res nostra», «res com­mu­nis», «cau­sa com­mu­nis», «cau­sa pub­li­ca», «ea cau­sa», «cau­sa li­ber­ta­tis», «cau­sa», «sum­ma», кото­рые мож­но пере­ве­сти как «общее (наше) дело». Это гово­рит о том, что и res pub­li­ca (как лозунг «чест­ных») сле­ду­ет пони­мать толь­ко как «общее дело», но никак не «государ­ство», «дело наро­да» или «общее бла­го».

При­ведем при­ме­ры. «Так как Рос­ций-отец все­гда сочув­ст­во­вал зна­ти (no­bi­li­ta­tis), то и во вре­мя послед­них потря­се­ний, когда высо­ко­му поло­же­нию и жиз­ни всех знат­ных людей (om­nium no­bi­lium) угро­жа­ла опас­ность, он …рев­ност­но отста­и­вал на сво­ей родине их дело (cau­sam)» (Cic., Pro Rosc. Am., 16). «…защи­щаю­ще­му не свое дело, а общее (qui­dem ro­gan­ti nec suam cau­sam, …sed pub­li­cam)» (Cic., Att., IX, 1, 4, пер. В. О. Горен­штей­на, с изме­не­ни­я­ми). «В моем и общем деле при­нял сто­ро­ну кон­су­лов (in mea at­que in pub­li­ca cau­sa con­su­lum par­tes sus­ce­pis­ti)» (Cic., Fam., XV, 21, 2, пер. В. О. Горен­штей­на, с изме­не­ни­я­ми). «Несмот­ря на гибель все­го, сама доб­лесть может под­дер­жать себя. Но если есть какая-нибудь надеж­да на с.58 общее дело (re­bus com­mu­ni­bus), ты [А. Торк­ват] при любом поло­же­нии не дол­жен быть лишен ее» (Cic., Fam., VI, 1, 4, пер. В. О. Горен­штей­на). «Мы уже дав­но погиб­ли …дело погибнет (cau­sam pe­ris­se), если ему [Цеза­рю] будет устро­е­но погре­бе­ние» (Cic., Att., XIV, 10, 1). «Я [Цице­рон] все же скорб­лю из-за того, что общее дело (rem com­mu­nem) настоль­ко рас­па­лось, что не оста­ет­ся даже надеж­ды, что когда-либо станет луч­ше» (Cic., Fam., VII, 28, 3, пер. В. О. Горен­штей­на). «Впро­чем, нера­зу­мие людей [«опти­ма­тов»] неве­ро­ят­но …меня [Цице­ро­на], кото­ро­го они, отно­сясь ко мне бла­го­же­ла­тель­но, мог­ли бы иметь помощ­ни­ком в общем деле (in com­mu­ni cau­sa)…» (Cic., Fam., I, 7, 7, пер. В. О. Горен­штей­на). «Перед сена­том и рим­ским наро­дом я [Цице­рон] объ­явил себя гла­вой, а после того, как я взял на себя дело сво­бо­ды (cau­sam li­ber­ta­tis), не упу­стил ни малей­ше­го слу­чая защи­тить все­об­щее бла­го­ден­ст­вие и сво­бо­ду (sa­lu­tis li­ber­ta­tis­que com­mu­nis)» (Cic., Fam., XII, 24, 2). «Я [Аль­бин Брут] про­дви­нул­ся с вой­ском в область иналь­пий­цев — не столь­ко гоня­ясь за зва­ни­ем импе­ра­то­ра, сколь­ко желая удо­вле­тво­рить сол­дат и сде­лать их надеж­ны­ми для защи­ты наше­го дела (nostras res)» (Cic., Fam., XI, 4, 1, пер. В. О. Горен­штей­на; ср. так­же: Fam., VIII, 11, 1; Cic., Att., VII, 13, 1; VIII, 1, 3; 11c, 1; Fam., I, 9, 14; V, 17, 2; VI, 1, 5; 10, 5; IX, 5, 2; XII, 4, 1; 5, 2; 9, 1; XIII, 52, 1; XV, 21, 2; Brut., I, 3, 1; II, 1, 3; 3, 1).

Весь­ма пока­за­тель­но, что, харак­те­ри­зуя дея­тель­ность Цеза­ря и его сто­рон­ни­ков, Цице­рон и его корре­спон­ден­ты исполь­зу­ют те же тер­ми­ны. «Когда наш Брут и Кас­сий напи­са­ли мне, чтобы я сво­им авто­ри­те­том сде­лал более чест­ным Гир­ция, кото­рый до сего вре­ме­ни был чест­ным. Я знал, но не был уве­рен, что он будет таким; ведь он, быть может, несколь­ко сер­дит на Анто­ния, но делу очень пре­дан (cau­sae ve­ro ami­cis­si­mus) [«делу» цеза­ри­ан­цев, кото­рое про­ти­во­по­став­ля­ет­ся «обще­му делу»]» (Cic., Att., XV, 6, 1). «Я [Целий Руф] гово­рю это не пото­му, что не верю в это дело (huic cau­sae); верь мне, луч­ше погиб­нуть, чем видеть этих [цеза­ри­ан­цев у вла­сти]» (Cic., Fam., VIII, 17, 1).

Сле­ду­ет отме­тить, что на спе­ци­фи­че­ское употреб­ле­ние res pub­li­ca в пере­пис­ке Цице­ро­на иссле­до­ва­те­ли обра­ща­ли вни­ма­ние и ранее. Но нуж­но сде­лать уточ­не­ние: они в первую оче­редь стре­ми­лись объ­яс­нить толь­ко те места в корре­спон­ден­ции, где исполь­зо­ва­лись такие выра­же­ния, как «res pub­li­ca amis­sa (утра­чен­ная)», «nul­la (отсут­ст­вие) res pub­li­ca», «res pub­li­ca per­di­ta (поте­рян­ная)» и т. п. Одна­ко их попыт­ки выглядят запу­тан­но и сбив­чи­во, если не ска­зать боль­ше.

В част­но­сти, Х. Мей­ер, кото­рый под­дер­жи­ва­ет точ­ку зре­ния, соглас­но кото­рой res pub­li­ca = «государ­ство», заяв­ля­ет, что выра­же­ние res pub­li­ca amis­sa и подоб­ные ему озна­ча­ли толь­ко то, что на более или менее про­дол­жи­тель­ный пери­од вре­ме­ни основ­ные государ­ст­вен­ные функ­ции цели­ком или частич­но были огра­ни­че­ны (работа­ли с пере­бо­я­ми, с.59 нахо­ди­лись в опас­но­сти, aus­setzten) и что государ­ство не соот­вет­ст­во­ва­ло очень высо­ко­му стан­дар­ту, кото­рый был тео­ре­ти­че­ски уста­нов­лен. Ввиду это­го стан­дар­та мож­но было дей­ст­ви­тель­но гово­рить о том, что res pub­li­ca исчез­ла или уни­что­же­на. То есть это зна­чит, что явное рас­хож­де­ние меж­ду стан­дар­том и дей­ст­ви­тель­но­стью весь­ма ярко про­яв­ля­лось в государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти. Одна­ко же зна­че­ние цице­ро­нов­ских выска­зы­ва­ний огра­ни­чи­ва­ет­ся тем, что их автор из огром­ной раз­дра­жи­тель­но­сти и иде­а­лиз­ма яко­бы часто чрез­мер­но дра­ма­ти­зи­ро­вал суть дела (sic!)¹²⁰.

М. Шофилд, напро­тив, оспа­ри­ва­ет эту точ­ку зре­ния. Англий­ский исто­рик гово­рит, что в заяв­ле­ни­ях Цице­ро­на об утра­те и поте­ре res pub­li­ca речь идет вовсе не о том, что от «рес­пуб­ли­ки» оста­лось лишь назва­ние. В дей­ст­ви­тель­но­сти рим­ский ора­тор, по его мне­нию, сожа­ле­ет о пре­не­бре­же­нии древни­ми обы­ча­я­ми и отсут­ст­вии пат­рио­ти­че­ски настро­ен­ных людей (sic!)¹²¹. К. Бринг­манн, в сущ­но­сти, объ­еди­ня­ет обе точ­ки зре­ния. По его мне­нию, соци­аль­ные кон­флик­ты, граж­дан­ские вой­ны вели к «паде­нию» res pub­li­ca. Одна­ко для самих рим­лян важ­ную роль играл и мораль­ный упа­док рим­ско­го обще­ства, отход от mos maio­rum, забве­ние кото­рых вело, по их пред­став­ле­ни­ям, к «гибе­ли» res pub­li­ca¹²².

По наше­му мне­нию, выска­зы­ва­ния Цице­ро­на о «поте­ре», «гибе­ли» res pub­li­ca явля­ют­ся еще одним дока­за­тель­ст­вом того, что зна­ме­ни­тый ора­тор и его союз­ни­ки име­ли в виду преж­де все­го защи­ту вла­сти и инте­ре­сов сто­рон­ни­ков сена­та.

Цице­рон доволь­но часто пишет о том, что res pub­li­ca уже нет (Cic., De off., II, 29; Cic., Att., II, 25, 2; VIII, 11d, 6; Fam., II, 5, 2; Cic., Q. fr., III, 4, 1; 5, 4 и др.). Одна­ко он сожа­ле­ет не толь­ко об утра­те res pub­li­ca. Он сожа­ле­ет о «былом блес­ке на фору­ме, авто­ри­те­те в сена­те и вли­я­нии у чест­ных людей» (Cic., Att., IV, 1, 3, пер. В. О. Горен­штей­на). Рим­ский ора­тор под­чер­ки­ва­ет: «Ведь то, на что я рас­счи­ты­вал, выпол­нив почет­ней­шие обя­зан­но­сти и пере­не­ся вели­чай­шие труды, — с досто­ин­ст­вом выска­зы­вать свое мне­ние (dig­ni­tas in sen­ten­tiis di­cen­dis) и неза­ви­си­мо зани­мать­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми (li­ber­tas in re pub­li­ca ca­pes­sen­da), — все это пол­но­стью уни­что­же­но, и при­том в такой же сте­пе­ни для меня, как и для всех. Оста­ет­ся либо без вся­ко­го досто­ин­ства согла­шать­ся с немно­ги­ми, либо тщет­но не согла­шать­ся… Изме­ни­лось все поло­же­ние сена­та, судов, все­го государ­ства» (Cic., Fam., I, 8, 3—4, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Cic., Fam., II, 5, 2; Q. fr., III, 4, 1).

с.60 Таким обра­зом, Цице­рон гово­рит о поте­ри dig­ni­tas и li­ber­tas, двух фун­да­мен­таль­ных качеств, харак­те­ри­зу­ю­щих поло­же­ние имен­но рим­ских ари­сто­кра­тов в государ­стве¹²³ (ср.: Cic., Fam., I, 9, 25; In Verr., II, 1; Pro Marc., 8; Phil., I, 34). То есть для того, чтобы res pub­li­ca суще­ст­во­ва­ла, необ­хо­ди­мо усло­вие, при кото­ром лиде­ры «опти­ма­тов» были бы окру­же­ны поче­том и име­ли непо­сред­ст­вен­ный доступ к управ­ле­нию государ­ст­вом. Цице­рон выра­зил это поло­же­ние в крат­ком лозун­ге cum dig­ni­ta­te oti­um: «При управ­ле­нии государ­ст­вом все мы, как я очень часто гово­рил, долж­ны ста­вить себе целью покой, соеди­нен­ный с досто­ин­ст­вом» (Cic., Fam., I, 9, 21, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Pro Sest., 98; De orat., I, 1). Под этим он пони­мал внут­рен­нюю ста­биль­ность, граж­дан­ский мир и пер­вен­ст­ву­ю­щее поло­же­ние «чест­ных» в государ­стве¹²⁴.

Любое изме­не­ние сло­жив­ше­го­ся поло­же­ния, по мне­нию op­ti­ma­tes, ведет к потря­се­нию res pub­li­ca. При­ня­тие новых зако­нов, введе­ние новых долж­но­стей или сосре­дото­че­ние боль­шой вла­сти в руках одно­го чело­ве­ка вос­при­ни­ма­лось как пося­га­тель­ство на li­be­ra res pub­li­ca. Имен­но поэто­му Цице­рон часто гово­рит о том, что res pub­li­ca не может суще­ст­во­вать без сена­та, маги­ст­ра­тур, судов, спра­вед­ли­во­сти, зако­нов (Cic., Att., VII, 13, 1; IX, 7, 5; Fam., I, 8, 3; IV, 1, 2; X, 1, 1; XII, 2, 3; Q. fr., III, 4, 1 и др.), — то есть тех уже сло­жив­ших­ся усло­вий, кото­рые опре­де­ля­ли доми­ни­ру­ю­щее поло­же­ние лиде­ров «опти­ма­тов» в государ­стве. Когда эти усло­вия нару­ша­лись, их сле­до­ва­ло вер­нуть. Тогда часто зву­ча­ли при­зы­вы к вос­ста­нов­ле­нию li­be­ra res pub­li­ca (осо­бен­но в пери­од граж­дан­ских войн, когда на пер­вен­ст­ву­ю­щее поло­же­ние пре­тен­до­ва­ли дру­гие груп­пы ноби­лей) (см.: Cic., Fam., XI, 5, 3; Att., VIII, 3, 2; 3, 4; 12c, 3; XIV, 4, 1; 14, 6; XV, 13, 4; Fam., XI, 8, 1; XII, 2, 1; 6, 2; 10, 4; Brut., II, 1, 1; 5, 1; De do­mo suo, 146; De se­nect., 20 и др.).

Сле­до­ва­тель­но, поня­тие res pub­li­ca как поли­ти­че­ский лозунг op­ti­ma­tes (res pub­li­ca om­nium bo­no­rum) озна­ча­ло в мир­ное вре­мя государ­ст­вен­ный строй, при кото­ром op­ti­ma­tes зани­ма­ли гос­под­ст­ву­ю­щее поло­же­ние в государ­стве. Во вре­мя граж­дан­ских неурядиц это поня­тие обо­зна­ча­ло защи­ту «дела опти­ма­тов», то есть борь­бу за преж­ний государ­ст­вен­ный строй, вос­ста­нов­ле­ние преж­не­го поло­же­ния op­ti­ma­tes в государ­стве. Имен­но эту идею и выра­жал лозунг res pub­li­ca res­ti­tu­ta.

с.61

Li­ber­tas в трак­тов­ке «чест­ных»

Тер­мин li­ber­tas доста­точ­но подроб­но разо­бран в исто­рио­гра­фии, его трак­тов­ке посвя­ще­но огром­ное коли­че­ство науч­ных работ¹²⁵. Боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей согла­ша­ет­ся с тем, что те или иные поли­ти­че­ские силы вкла­ды­ва­ли в этот тер­мин раз­лич­ный смысл, вслед­ст­вие чего мно­го вни­ма­ния уде­ля­ет­ся интер­пре­та­ции li­ber­tas и как лозун­га op­ti­ma­tes, и как лозун­га po­pu­la­res¹²⁶. Одна­ко, в сущ­но­сти, эти тол­ко­ва­ния не вызва­ли боль­шой дис­кус­сии, так как выво­ды исто­ри­ков во мно­гом схо­жи, а раз­ли­чия каса­ют­ся толь­ко част­ных момен­тов¹²⁷. Поэто­му перед нами не сто­ит зада­ча пол­но­цен­но­го раз­бо­ра или даже само­сто­я­тель­ной трак­тов­ки это­го поня­тия. Суще­ст­вен­но, что выво­ды несколь­ких иссле­до­ва­те­лей по отдель­но­му вопро­су цели­ком впи­сы­ва­ют­ся в кон­текст наших общих рас­суж­де­ний. Вслед­ст­вие это­го для нас важ­но акцен­ти­ро­вать вни­ма­ние на харак­тер­ных осо­бен­но­стях поня­тия li­ber­tas как лозун­га bo­ni, пока­зать смыс­ло­вую нагруз­ку, кото­рую вкла­ды­ва­ли в этот тер­мин сто­рон­ни­ки «чест­ных».

Op­ti­ma­tes счи­та­ли, что после свер­же­ния цар­ской вла­сти в государ­стве гос­под­ст­ву­ет li­ber­tas. Но этот «сво­бод­ный порядок» посто­ян­но пыта­ют­ся сверг­нуть отдель­ные поли­ти­ки, стре­мя­щи­е­ся к неогра­ни­чен­ной вла­сти, или поли­ти­ки, опи­раю­щи­е­ся в сво­ей дея­тель­но­сти на народ­ное собра­ние и при­зы­ваю­щие к при­ня­тию аграр­ных и земель­ных зако­нов или отмене дол­гов¹²⁸. Эти попыт­ки рас­смат­ри­ва­лись как стрем­ле­ние к тира­нии (ty­ran­nis) или цар­ской вла­сти (reg­num), то есть попыт­ке огра­ни­чить власть ноби­лей (ser­vi­tas)¹²⁹. Обви­не­ние в стрем­ле­нии к цар­ской вла­сти поли­ти­ков, аги­ти­ро­вав­ших за при­ня­тие земель­ных зако­нов или отме­ну дол­гов (в этом обви­ня­ли Спу­рия Кас­сия, Ман­лия Капи­та­лий­ско­го, бра­тьев Грак­хов и др.), ста­ло клас­си­че­ским¹³⁰. В эпо­ху Цице­ро­на это уже было lo­cus com­mu­nis (напр., см.: Cic., De amit., 41; De leg. ag., II, 8, 15, 20, 32, 35).

с.62 Поэто­му на про­тя­же­нии всей исто­рии рес­пуб­ли­ки в ари­сто­кра­ти­че­ской среде суще­ст­во­ва­ла опре­де­лен­ная жест­кая оппо­зи­ция «тира­ния—сво­бо­да» (ty­ran­nis—li­ber­tas). Про­ти­во­сто­я­ние li­ber­tas три­а­де ty­ran­nis—reg­num—ser­vi­tas крас­ной нитью про­хо­дит в пись­мен­ном наследии Цице­ро­на: «…поче­му мне назы­вать царем (re­gem) …чело­ве­ка, жаж­ду­ще­го гос­под­ства или еди­но­лич­ной вла­сти (ho­mi­nem do­mi­nan­di cu­pi­dum aut im­pe­rii sin­gu­la­ris), угне­таю­ще­го народ, а не назы­вать его тира­ном (ty­ran­num)? Ведь и тиран может быть мило­сер­ден в такой же мере, в какой царь нестер­пим, так что для наро­дов име­ет зна­че­ние лишь одно: у мило­сти­во­го ли вла­сти­те­ля они в раб­стве или у суро­во­го; но совсем не быть в раб­стве они не могут (quin ser­viant qui­dem fie­ri non po­test)» (Cic., De re pub., I, 50; ср.: De off., I, 112; II, 23; III, 19, 32, 82; De amit., 52; De leg. ag., II, 8, 15, 20, 32, 35; Pro Sul­la, 25; Att., I, 16, 10; II, 12, 1; 13, 2; 18, 1; 22, 6; XIV, 4, 4; Fam., VI, 19, 1; IX, 19, 1; XI, 5, 3; XI, 8, 1; XII, 1, 1; XII, 1, 2; Q. fr., III, 6, 4; Brut., I, 4, 5). Эти взгляды разде­лял и М. Брут, кото­рый пишет Цице­ро­ну: «…ни одно усло­вие раб­ства, каким бы хоро­шим оно ни было, не отпугнет меня от веде­ния вой­ны с самим раб­ст­вом, то есть с цар­ской вла­стью и с чрез­вы­чай­ны­ми воен­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми, и с гос­под­ст­вом, и с могу­ще­ст­вом, кото­рое хочет быть пре­вы­ше зако­нов» (Cic., Brut., I, 17, 6, пер. В. О. Горен­штей­на).

Под li­ber­tas op­ti­ma­tes под­ра­зу­ме­ва­ли не «лич­ную сво­бо­ду», а преж­де все­го dig­ni­tas, auc­to­ri­tas, то есть воз­мож­ность опре­де­ля­ю­ще­го вли­я­ния на управ­ле­ние государ­ст­вен­ны­ми дела­ми, сово­куп­ность поли­ти­че­ских прав зна­ти¹³¹. Тер­ми­ны reg­num, ty­ran­nis или ser­vi­tas выра­жа­ли собой ситу­а­цию, когда вла­сти рим­ской ари­сто­кра­тии суще­ст­во­ва­ла непо­сред­ст­вен­ная угро­за (см.: Cic., Att., IV, 8a, 2; Fam., I, 8, 3; Q. fr., III, 5, 4).

У рим­ско­го плеб­са, по мне­нию «опти­ма­тов», li­ber­tas так­же суще­ст­ву­ет, но это ско­рее «лич­ная сво­бо­да» (см.: Cic., Pro Sest., 137). Пока­за­тель­но, что Цице­рон назы­ва­ет «древ­нюю сво­бо­ду» li­ber­tas ple­bis (Cic., Pro Flac­co, 137), в то вре­мя как li­ber­tas po­pu­li он все­гда исполь­зу­ет, гово­ря о совре­мен­ном ему поло­же­нии (напр., см.: Cic., Pro Sull., 86; Pro Sest., 103; De re pub., I, 55; II, 53; III, 23). Li­ber­tas ple­bis для него — это про­из­вол плеб­са. Само выра­же­ние ука­зы­ва­ет на пери­од, когда народ имел соб­ст­вен­ные инте­ре­сы, кото­рые в эпо­ху Цице­ро­на утра­тил. Исполь­зуя же выра­же­ние li­ber­tas po­pu­li, зна­ме­ни­тый ора­тор зату­ше­вы­ва­ет соб­ст­вен­ные инте­ре­сы плеб­са иде­ей общих инте­ре­сов, то есть фак­ти­че­ски инте­ре­сов «чест­ных»¹³². Li­ber­tas плеб­са Цице­рон под­ме­ня­ет aequi­tas. Под этим поня­ти­ем рим­ский ора­тор пони­ма­ет «равен­ство» граж­дан общи­ны перед с.63 зако­ном, но отвер­га­ет как соци­аль­но-поли­ти­че­ское равен­ство, так и равен­ство изби­ра­тель­ных прав (Cic., De re pub., I, 52—53; II, 39—40), исполь­зуя, в сущ­но­сти, идеи, раз­ра­ботан­ные гре­че­ской поли­ти­че­ской тео­ри­ей¹³³. Дру­ги­ми сло­ва­ми, bo­ni исполь­зо­ва­ли иерар­хи­че­скую кон­цеп­цию li­ber­tas¹³⁴, когда рим­ский народ был сво­бо­ден, но отстра­нен от управ­ле­ния государ­ст­вом. Знать же име­ла непо­сред­ст­вен­ную воз­мож­ность для реа­ли­за­ции кол­лек­тив­но­го управ­ле­ния государ­ст­вом через сенат и маги­ст­ра­ту­ры.

Итак, нали­чие «сво­бо­ды» в res pub­li­ca явля­ет­ся непре­мен­ным усло­ви­ем, при кото­ром op­ti­ma­tes могут нахо­дить­ся у вла­сти. Для них li­ber­tas — это не «лич­ная сво­бо­да», а воз­мож­ность сво­бод­но зани­мать­ся государ­ст­вен­ны­ми дела­ми. Li­ber­tas no­bi­lium кон­сер­ва­тив­на и ста­тич­на. Для Цице­ро­на и его поли­ти­че­ских союз­ни­ков li­ber­tas была нераз­рыв­но свя­за­на со спо­кой­ст­ви­ем (oti­um), то есть с внут­рен­ней ста­биль­но­стью в государ­стве. Любое пося­га­тель­ство на геге­мо­нию «чест­ных», по их мне­нию, — это узур­па­ция и свер­же­ние закон­ной вла­сти, попыт­ка уста­нов­ле­ния «тира­нии».

Pax в идео­ло­гии op­ti­ma­tes

Pax как поли­ти­че­ский лозунг имел два раз­лич­ных аспек­та. Один касал­ся рим­ской общи­ны, дру­гой — осталь­но­го мира. Основ­ной акцент совре­мен­ные исто­ри­ки дела­ют на изу­че­нии вто­ро­го аспек­та, рас­смат­ри­вая pax в кон­тек­сте «импер­ской» идео­ло­гии Рима, его агрес­сив­ной внеш­ней поли­ти­ки. Они под­чер­ки­ва­ют тес­ную семан­ти­че­скую связь это­го тер­ми­на с латин­ским гла­го­лом pa­ca­re, кото­рый, с одной сто­ро­ны, име­ет зна­че­ние «делать мир­ным», а с дру­гой — «усми­рять», «укро­щать»¹³⁵. Что каса­ет­ся «граж­дан­ско­го» зна­че­ния pax, то ему уде­ля­ет­ся зна­чи­тель­но мень­ше вни­ма­ния. Обыч­но иссле­до­ва­те­ли огра­ни­чи­ва­ют­ся заме­ча­ни­ем, что pax озна­ча­ет внут­рен­ний мир, отсут­ст­вие граж­дан­ских раздо­ров. Состо­я­ние pax зави­сит от граж­дан­ско­го согла­сия (con­cor­dia)¹³⁶. Его про­ти­во­по­лож­но­стью явля­ют­ся граж­дан­ские раздо­ры (dis­sen­sio), граж­дан­ская вой­на (bel­lum ci­vi­le). По рим­ским пред­став­ле­ни­ям, те, кто пытал­ся начать граж­дан­скую сму­ту, были нече­стив­ца­ми (im­pii) и угро­жа­ли само­му суще­ст­во­ва­нию ci­vi­tas.

Pax как лозунг bo­ni вовсе не при­вле­кал к себе вни­ма­ния, хотя исполь­зо­ва­ние Авгу­стом это­го поня­тия в сво­ей идео­ло­гии неко­то­ры­ми исто­ри­ка­ми свя­зы­ва­ет­ся с заим­ст­во­ва­ни­ем рим­ским импе­ра­то­ром лозун­гов с.64 «рес­пуб­ли­кан­ской идео­ло­гии»¹³⁷. Основ­ным источ­ни­ком для трак­тов­ки pax как лозун­га «чест­ных» явля­ет­ся корре­спон­ден­ция Цице­ро­на. Инте­рес вызы­ва­ет эво­лю­ция зна­че­ний, кото­рые зна­ме­ни­тый ора­тор вкла­ды­вал в это поня­тие в сво­их пись­мах.

Соглас­но пред­став­ле­ни­ям «чест­ных», любое выступ­ле­ние про­тив их гос­под­ст­ву­ю­ще­го поло­же­ния в государ­стве было пося­га­тель­ст­вом на pax. Рим­ский поли­ти­че­ский дея­тель дол­жен под­дер­жи­вать обще­ст­вен­ное спо­кой­ст­вие и охра­нять суще­ст­ву­ю­щий порядок, то есть власть bo­ni¹³⁸. Таких взглядов «опти­ма­ты» при­дер­жи­ва­лись и во вре­мя граж­дан­ской вой­ны меж­ду Сул­лой и Мари­ем. Об этом опре­де­лен­но свиде­тель­ст­ву­ет один из сохра­нив­ших­ся фраг­мен­тов исто­рии Гра­ния Лици­ни­а­на (Gran. Li­ci­nian., p. 15 ed. Fle­mi­sch). Род­ной брат Цице­ро­на Квинт спе­ци­аль­но напи­сал для него настав­ле­ние по соис­ка­нию кон­суль­ства, где ука­зы­ва­ет, что кан­дидат дол­жен дей­ст­во­вать так, «чтобы рим­ские всад­ни­ки и чест­ные и бога­тые мужи сочли…, что ты будешь под­дер­жи­вать тиши­ну и обще­ст­вен­ное спо­кой­ст­вие…» (Cic., Comm. pet., XIII, 53, пер. В. О. Горен­штей­на). Сам зна­ме­ни­тый ора­тор гово­рит о том, что все долж­ны стре­мить­ся к тому, «чтобы речь шла о покое, о мире, о согла­сии меж­ду граж­да­на­ми» (Cic., Att., IX, 11a, 1, пер. В. О. Горен­штей­на). Это op­ta­tis­si­ma pax (наи­луч­ший мир) для всех op­ti­ma­tes. Имен­но такой смысл вкла­ды­ва­ли в поня­тие pax «чест­ные», к тако­му миру они стре­ми­лись. Одна­ко если их вла­сти была реаль­ная угро­за или управ­ле­ние государ­ст­вом пере­хо­ди­ло в руки их про­тив­ни­ков, то они трак­то­ва­ли pax ина­че.

Несо­мнен­но, Цице­рон в сво­ей пере­пис­ке выра­жал взгляды «чест­ных». Об этом он гово­рит сам. В 59 г. до н. э. в пись­ме к Атти­ку зна­ме­ни­тый ора­тор заяв­ля­ет, что «после смер­ти Кату­ла я дер­жусь пути опти­ма­тов» (Cic., Att., I, 20, 3, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Att., IX, 11a, 3; Fam., XII, 25, 5; Brut., I, 4, 3; Plut., Cras., 14). Нахо­дясь на пике сво­ей поли­ти­че­ской карье­ры, Цице­рон крайне враж­деб­но отре­а­ги­ро­вал на созда­ние Пер­во­го три­ум­ви­ра­та. В июне 59 г. он пишет Атти­ку: «Я не счи­таю, чтобы мож­но было ока­зать про­ти­во­дей­ст­вие без кро­во­про­ли­тия; с дру­гой сто­ро­ны, не вижу, где пре­дел уступ­кам, если не в поги­бе­ли» (Cic., Att., II, 20, 3, пер. В. О. Горен­штей­на). Здесь он фак­ти­че­ски при­зы­ва­ет к раз­вя­зы­ва­нию граж­дан­ской вой­ны! Таким обра­зом, «чест­ные» в слу­чае угро­зы для сво­ей вла­сти были гото­вы даже начать такую вой­ну.

Но менее чем через год поли­ти­че­ская карье­ра Цице­ро­на потер­пе­ла пол­ный крах. Он отпра­вил­ся в изгна­ние, после чего его вли­я­ние нико­гда, за исклю­че­ни­ем несколь­ких меся­цев в 44 г. до н. э., не дости­га­ло преж­не­го уров­ня. Вер­нув­шись из изгна­ния, зна­ме­ни­тый ора­тор с.65 столк­нул­ся с про­ти­во­дей­ст­ви­ем со сто­ро­ны его быв­ших союз­ни­ков, кото­рые посчи­та­ли, что его поли­ти­че­ская карье­ра закон­че­на. Коте­рия Като­на ста­ла откро­вен­но бороть­ся с Цице­ро­ном. В этих усло­ви­ях, лишен­ный под­держ­ки, Цице­рон пошел на вре­мен­ный союз с три­ум­ви­ра­ми. После раз­ва­ла три­ум­ви­ра­та Цице­рон ока­зал­ся не у дел. Ско­рее все­го, он был лиде­ром сенат­ско­го «болота» и выра­жал «общее» мне­ние. Боль­шая часть рим­ско­го обще­ства страст­но жела­ла мира: «Ты [Аттик] счи­та­ешь чест­ны­ми… откуп­щи­ков, кото­рые нико­гда не были надеж­ны­ми, а теперь луч­шие дру­зья Цеза­рю, или ростов­щи­ков, или зем­ледель­цев, для кото­рых самое желан­ное — это мир. Если ты толь­ко счи­та­ешь, боят­ся быть под цар­ской вла­стью те, кто нико­гда не отвер­гал ее, лишь бы жить спо­кой­но» (Cic., Att., VII, 7, 5, пер. В. О. Горен­штей­на). В это вре­мя Цице­рон гово­рит абсо­лют­но про­ти­во­по­лож­ное тем заяв­ле­ни­ям, кото­рые он делал до изгна­ния: «Со сво­ей сто­ро­ны, не пере­стаю скло­нять к миру. Даже неспра­вед­ли­вый, он полез­нее, чем самая спра­вед­ли­вая вой­на с граж­да­на­ми» (Cic., Att., VII, 14, 3, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Att., VII, 3, 5; 5, 4; Fam., XVI, 12, 2).

Напро­тив, взгляды на pax op­ti­ma­tes, кото­рые в это вре­мя пошли на союз с Пом­пе­ем, не пре­тер­пе­ли изме­не­ний. «Я [Цице­рон] пред­по­чел раз­ре­ше­ние посред­ст­вом согла­ше­ния…, они [пом­пе­ян­цы] же — ору­жи­ем» (Cic., Att., VIII, 11d, 8, пер. В. О. Горен­штей­на). «Ты [Аттик] спра­ши­ва­ешь, есть ли какая-нибудь надеж­да на при­ми­ре­ние; насколь­ко я понял из длин­ных и обсто­я­тель­ных рас­суж­де­ний Пом­пея, нет и жела­ния» (Cic., Att., VII, 8, 4, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Cic., Att., VII, 4, 2; Att., VIII, 11c, 1; Fam., IX, 6, 2; Caes., Bell. Civ., I, 4, 26; III, 19; Sall., Hist., I, 77, 2).

Вско­ре после нача­ла граж­дан­ской вой­ны и пере­ми­рия со сво­и­ми быв­ши­ми союз­ни­ка­ми рим­ский ора­тор при­со­еди­ня­ет­ся к par­tes Пом­пея. Его интер­пре­та­ция pax вновь кар­ди­наль­но меня­ет­ся. «Если будет вой­на, — дело полез­ное. О этот позор для res pub­li­ca, кото­рый едва ли мож­но воз­на­гра­дить каким-либо миром!» (Cic., Att., VII, 18, 2, пер. В. О. Горен­штей­на). «Дру­гой [Пом­пей]… под­готов­ля­ет вой­ну… не неспра­вед­ли­вую, с его сто­ро­ны, но и закон­ную, и необ­хо­ди­мую» (Cic., Att., X, 4, 3, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Att., VII, 9, 4; 26, 2; Fam., VI, 1, 3; 4, 2).

После убий­ства Г. Юлия Цеза­ря Цице­рон на корот­кое вре­мя вновь выхо­дит на пер­вые роли. Он ста­но­вит­ся фак­ти­че­ски идей­ным вдох­но­ви­те­лем «опти­ма­тов»/пом­пе­ян­цев¹³⁹. Содер­жа­ние его заяв­ле­ний ста­но­вит­ся еще более кате­го­рич­ным. «…не могу пере­но­сить тех, кото­рые, при­тво­ря­ясь, что хотят мира, защи­ща­ют пре­ступ­ные дей­ст­вия» (Cic., Att., XIV, 15, 3, пер. В. О. Горен­штей­на). «…самый мир, пола­гал я, мож­но было создать посред­ст­вом вой­ны и ору­жия; я — все в целях сво­бо­ды, кото­рой без мира не с.66 быва­ет» (Cic., Brut., II, 5, 1, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Cic., Att., XIV, 14, 6; XVI, 1, 4; Fam., X, 27, 1, 2; 6, 1; XI, 6, 3; 18, 2; XII, 3, 1).

В это вре­мя исполь­зо­ва­ние лозун­га pax в поли­ти­че­ской борь­бе достиг­ло таких мас­шта­бов, что появ­ля­ет­ся новый поли­ти­че­ский тер­мин — pa­ci­fi­ca­to­rius, или pa­ci­fi­ca­tor. При­чем эти сло­ва име­ли для «чест­ных» ярко выра­жен­ный нега­тив­ный смысл и исполь­зо­ва­лись ими в иро­ни­че­ском смыс­ле для обо­зна­че­ния сво­их поли­ти­че­ских про­тив­ни­ков (Cic., Att., XV, 7, 1; Fam., X, 27, 2; Phil., XII, 3; ср.: Dio Cass., XLIV, 49)¹⁴⁰.

Таким обра­зом, если вла­сти op­ti­ma­tes начи­на­ет что-либо угро­жать, они были гото­вы начать граж­дан­ские раздо­ры и даже граж­дан­скую вой­ну. «Чест­ные» не жела­ли мирить­ся с тем, что власть нахо­ди­лась в руках дру­гих. Такое поло­же­ние, по их мне­нию, не было насто­я­щим миром. Это был tur­pa pax (постыд­ный мир) (Cic., Att., VII, 18, 1), и про­тив него сле­до­ва­ло бороть­ся.

Меж­ду тем С. Вейн­сток при­во­дит в при­мер два дена­рия, чека­нен­ных «пом­пе­ян­ца­ми», кото­рые, по его мне­нию, содер­жат «мир­ную про­па­ган­ду». Пер­вый — это дена­рий Кв. Сици­ния (ок. 49 г. до н. э.), на ревер­се кото­ро­го при­сут­ст­ву­ет изо­бра­же­ние каду­цея (сим­во­ла мира)¹⁴¹ (прил. А, рис. 1). Меж­ду тем сам каду­цей не явля­ет­ся цен­тром все­го изо­бра­же­ния, как это име­ет место на «цеза­ри­ан­ских» дена­ри­ях: он состав­ля­ет еди­ное целое с паль­мо­вой вет­вью и вен­ком над ними. Поэто­му более спра­вед­ли­ва, по наше­му мне­нию, интер­пре­та­ция Х. А. Грю­бе­ра, кото­рый пола­га­ет, что здесь век­тор аги­та­ции направ­лен не в буду­щее, а в про­шлое. С его точ­ки зре­ния, моне­та­рий Кв. Сици­ний осо­знан­но выбрал этот тип чекан­ки, чтобы под­черк­нуть про­шлые заслу­ги Гн. Пом­пея перед рим­ским наро­дом. Так, паль­мо­вая ветвь сим­во­ли­зи­ру­ет мно­го­чис­лен­ные победы Пом­пея во всех частях or­bis ter­ra­rum, каду­цей — вос­ста­нов­ле­ние мор­ской тор­гов­ли после кам­па­нии про­тив пира­тов, лав­ро­вый венок — золо­той венец, даро­ван­ный ему рим­ски­ми граж­да­на­ми в знак при­зна­ния его дея­ний. Эти дея­ния были след­ст­ви­ем осо­бо­го рас­по­ло­же­ния к нему боги­ни Фор­ту­ны, чья голо­ва изо­бра­же­на на авер­се¹⁴². Подоб­ную пози­цию зани­ма­ет и М. Х. Кра­у­форд, отме­чаю­щий, что изо­бра­же­ния на моне­те под­чер­ки­ва­ли fe­li­ci­tas и воен­ные заслу­ги Гн. Пом­пея¹⁴³.

Вто­рой дена­рий был выпу­щен Кв. Метел­лом Пием Сци­пи­о­ном и П. Лици­ни­ем Крас­сом Юни­а­ном в 47—46 гг. до н. э. в Ути­ке. Здесь на ревер­се изо­бра­же­на боги­ня Победа с каду­це­ем в пра­вой руке и щитом в левой (RRC, № 460/4)¹⁴⁴ (прил. А, рис. 2). Как и в пер­вом слу­чае, каду­цей с.67 не игра­ет глав­ной роли, а наряду со щитом явля­ет­ся атри­бу­том Вик­то­рии, сим­во­ли­зи­руя вой­ну и мир, то есть речь идет не о «граж­дан­ском» pax, а о внеш­нем. Под­твер­жде­ни­ем это­му, по наше­му мне­нию, явля­ет­ся похо­жее изо­бра­же­ние боги­ни Победы с каду­це­ем и тро­фе­ем из галль­ско­го ору­жия (tro­pae­um) вме­сто щита на «цеза­ри­ан­ском» дена­рии 48 г. до н. э. (CRRBM, № Ro­me 3989; RRC, № 448/1а) (прил. А, рис. 3). Здесь на связь каду­цея с «внеш­ним» миром ука­зы­ва­ет tro­pae­um gal­li­cum. Пока­за­тель­но, что в этой же эмис­сии Л. Гости­лия Сазер­ны на одной из монет при­сут­ст­ву­ет изо­бра­же­ние Вер­цин­ге­то­ри­га, про­слав­ля­ю­щее заслу­ги Цеза­ря в Галль­ской войне (CRRBM, № Ro­me 3994; RRC, № 448/2а). Сле­ду­ет так­же отме­тить изо­бра­же­ние жре­ца-салия с кры­ла­тым каду­це­ем и круг­лым щитом на ауре­усе 17 г. до н. э. (Ba­be­lon, № San­qui­nia 1; CREBM I, Augus­tus №№ 69—70). Как извест­но, дея­тель­ность кол­ле­гии сали­ев нахо­ди­лась в свя­зи с воин­ст­вен­ной сто­ро­ной куль­та бога Мар­са и род­ст­вен­ных ему божеств, то есть с внеш­ни­ми вой­на­ми. Таким обра­зом, тип «боги­ня Вик­то­рия с каду­це­ем и щитом (или тро­фе­ем)» сим­во­ли­зи­ру­ет победу рим­ско­го пол­ко­во­д­ца над внеш­ним вра­гом и вряд ли име­ет отно­ше­ние к внут­ри­по­ли­ти­че­ской «мир­ной» аги­та­ции.

Раз­бор pax как лозун­га «опти­ма­тов» пока­зы­ва­ет, что он имел спе­ци­фи­че­ский смысл и не был попу­ляр­ным сре­ди широ­ких сло­ев рим­ско­го обще­ства. Bo­ni были гото­вы защи­щать свою власть любой ценой, и такие их про­па­ган­дист­ские заяв­ле­ния и лозун­ги оттал­ки­ва­ли широ­кие мас­сы. В 49 г. до н. э. Цице­рон с горе­чью пишет о том, что жите­ли ита­лий­ских горо­дов и муни­ци­пи­ев с радо­стью встре­ча­ли Цеза­ря, наде­ясь, что он быст­ро завер­шит граж­дан­скую вой­ну, и боя­лись воз­вра­ще­ния Пом­пея (Cic., Att., VIII, 13, 2, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: VIII, 16, 1; IX, 10, 2; 13, 4; Suet., Div. Iul., 75, Ne­ro, 2).

Под­во­дя итог, сле­ду­ет ска­зать, что «чест­ные», по сути, исполь­зо­ва­ли обще­рим­ские тра­ди­ци­он­ные цен­но­сти — «общее дело наро­да», «сво­бо­да», «граж­дан­ский мир» — в сво­их инте­ре­сах. В устах op­ti­ma­tes li­be­ra res pub­li­ca, li­ber­tas, pax в первую оче­редь выра­жа­ли закон­ность их гос­под­ст­ву­ю­ще­го поло­же­ния в государ­стве. Мало того, они свя­зы­ва­ли нали­чие этих цен­но­стей в государ­стве с суще­ст­во­ва­ни­ем сво­ей вла­сти. В слу­чае утра­ты вла­сти «опти­ма­та­ми» долж­ны были исчез­нуть и «пра­виль­ный» государ­ст­вен­ный строй, и сво­бо­да, и граж­дан­ское согла­сие. Оче­вид­но, что эти лозун­ги не были «нацио­наль­ны­ми», при­ни­мае­мы­ми все­ми сло­я­ми рим­ско­го обще­ства. Они выра­жа­ли идео­ло­ги­че­ские взгляды лишь ее неболь­шой части, а имен­но части рим­ской ари­сто­кра­тии, имев­шей непо­сред­ст­вен­ный доступ к управ­ле­нию государ­ст­вом. Соб­ст­вен­но, то, что сре­ди боль­шин­ства граж­дан эти лозун­ги не были осо­бо попу­ляр­ны, и было одной из при­чин, поче­му bo­ni потер­пе­ли столь сокру­ши­тель­ное пора­же­ние в граж­дан­ской войне.

с.68 Из это­го выте­ка­ет, что рим­ский «рес­пуб­ли­ка­низм» сле­ду­ет свя­зы­вать имен­но с идео­ло­ги­ей «чест­ных», после­до­ва­тель­но отста­и­вав­ших суще­ст­во­ва­ние сена­тор­ско­го режи­ма, а в сущ­но­сти тимо­кра­ти­че­скую «кон­сти­ту­цию». Поэто­му такие поня­тия, как рим­ский «тра­ди­цио­на­лизм» и «рес­пуб­ли­ка­низм», не явля­ют­ся тож­де­ст­вен­ны­ми. Послед­ний у́же и явля­ет­ся толь­ко частью «тра­ди­цио­на­лиз­ма», то есть «тра­ди­цио­на­лизм» был не идео­ло­ги­ей «опти­ма­тов», а ее осно­вой.

Харак­тер­ной чер­той рес­пуб­ли­кан­ской идео­ло­гии было то, что и op­ti­ma­tes, и po­pu­la­res доволь­но часто исполь­зо­ва­ли в идео­ло­ги­че­ской борь­бе одни и те же лозун­ги. Пока­за­тель­но, что осно­ву идео­ло­гии «попу­ля­ров» состав­ля­ли все те же поня­тия res pub­li­ca, li­ber­tas, pax¹⁴⁵. Прав­да, гла­вен­ст­ву­ю­щее место здесь зани­ма­ет li­ber­tas, а res pub­li­ca и pax игра­ют ско­рее вто­ро­сте­пен­ную роль.

Res pub­li­ca как лозунг «попу­ля­ров»

Из тек­стов, совре­мен­ных рас­смат­ри­вае­мым нами собы­ти­ям и оппо­зи­ци­он­ных идео­ло­гии op­ti­ma­tes, до наших дней сохра­ни­лись толь­ко несколь­ко фраг­мен­тов речей Г. Сем­п­ро­ния Грак­ха, а так­же сочи­не­ния Г. Юлия Цеза­ря и Г. Сал­лю­стия Кри­спа. Сего­дня иссле­до­ва­те­ли при трак­тов­ке поня­тия res pub­li­ca прак­ти­че­ски не обра­ща­ют вни­ма­ния на то, что и Г. Гракх, и Цезарь, и Сал­лю­стий ни разу не исполь­зо­ва­ли тер­мин res pub­li­ca в «опти­мат­ском» зна­че­нии, но, как и дру­гие рим­ские поли­ти­ки, при­ме­няв­шие в сво­ей дея­тель­но­сти лозун­ги «попу­ля­ров», часто под­ра­зу­ме­ва­ли под res pub­li­ca «res po­pu­li Ro­ma­ni» (дело рим­ско­го наро­да) или «sa­lus pub­li­ca» (общее бла­го).

Одна­ко пря­мое ука­за­ние на такую трак­тов­ку res pub­li­ca мы встре­ча­ем у Цице­ро­на. В сво­ем сочи­не­нии «De re pub­li­ca» зна­ме­ни­тый ора­тор, опи­сы­вая три «чистые» фор­мы государ­ства — цар­скую власть, власть «опти­ма­тов» и власть наро­да, рас­ска­зы­ва­ет о послед­ней, с точ­ки зре­ния сто­рон­ни­ков «народ­ной вла­сти», то есть po­pu­la­res: «…когда в наро­де нахо­дил­ся один или несколь­ко более бога­тых и более могу­ще­ст­вен­ных чело­век, тогда — гово­рят они [сто­рон­ни­ки народ­ной вла­сти] — из-за их высо­ко­ме­рия и над­мен­но­сти и созда­ва­лось выше­ука­зан­ное поло­же­ние [раб­ство]… Но если народ сохра­ня­ет свои пра­ва, то — гово­рят они — это наи­луч­шее поло­же­ние, сама сво­бо­да, само бла­го­ден­ст­вие, так как он — гос­по­дин над зако­на­ми, над пра­во­суди­ем, над дела­ми вой­ны и мира, над союз­ны­ми дого­во­ра­ми, над пра­ва­ми каж­до­го граж­да­ни­на и над его иму­ще­ст­вом. По их мне­нию, толь­ко такое устрой­ство и назы­ва­ет­ся с пол­ным с.69 осно­ва­ни­ем res pub­li­ca, то есть дело наро­да (hanc unam ri­te rem pub­li­cam, id est rem po­pu­li)» (Cic., De re pub., I, 48). Такую же интер­пре­та­цию res pub­li­ca мы нахо­дим в одном из отрыв­ков речей Г. Грак­ха, кото­рый заяв­ля­ет, что, «если ко мне обра­тит­ся народ с прось­бой, я одоб­рю выго­ду обще­го дела (rei pub­li­cae com­mo­da)» (ORF², 48, Fr., 30), и у Гра­ния Лици­ни­а­на, исполь­зо­вав­ше­го здесь грак­хан­скую рито­ри­ку: «…в самом деле, с такой уме­рен­но­стью он [П. Лен­тул] вел дело, чтобы и обще­му делу услу­жить (rei pub­li­cae com­mo­da­ret)» (Gran. Li­ci­nian., p. 9 ed. Fle­mi­sch). То есть они напря­мую свя­зы­ва­ли «общее дело» с делом наро­да.

В таком же смыс­ле res pub­li­ca употреб­ля­ет Цезарь: «Что при вели­чии вла­сти рим­ско­го наро­да (in tan­to im­pe­rio po­pu­li Ro­ma­ni), он [Цезарь] счи­тал вели­чай­шим позо­ром для себя и для обще­го дела (si­bi et rei pub­li­cae)» (Caes., Bell. Gall., I, 33). Буду­щий дик­та­тор соеди­ня­ет «общее дело» с «вели­чи­ем вла­сти рим­ско­го наро­да». В сле­дую­щем фраг­мен­те при­ме­ча­тель­но разде­ле­ние Цеза­рем «обще­го» и «част­но­го» дел. Здесь под «общим делом» под­ра­зу­ме­ва­ет­ся веде­ние внеш­них войн, что, оче­вид­но, было делом все­го рим­ско­го наро­да: «Этим [раз­гро­мив часть гель­ве­тов] Цезарь ото­мстил не толь­ко за государ­ство, но и за себя лич­но (in re Cae­sar non so­lum pub­li­cas, sed etiam pri­va­tas iniu­rias ul­tus est), так как в упо­мя­ну­том сра­же­нии тигу­рин­цы уби­ли вме­сте с Кас­си­ем его лега­та Л. Пизо­на, деда цеза­ре­ва тестя Л. Пизо­на)» (Caes., Bell. Gall., I, 12, пер. М. М. Покров­ско­го). В дру­гом месте res pub­li­ca у Цеза­ря име­ет отте­нок «обще­ст­вен­ные дела». «…si­mul iudi­cio­rum me­tus, adu­la­tio at­que os­ten­ta­tio sui et po­ten­tium, qui in re pub­li­ca iudi­ciis­que tum plu­ri­mum pol­le­bant (…к это­му при­со­еди­ня­ет­ся страх перед судеб­ны­ми про­цес­са­ми, тще­слав­ное само­хваль­ство и осно­ван­ные на вза­им­ной лести свя­зи с могу­ще­ст­вен­ней­ши­ми людь­ми, кото­рые тогда име­ли очень боль­шое вли­я­ние на обще­ст­вен­ные и судеб­ные дела)» (Caes., Bell. Civ., I, 4, пер. М. М. Покров­ско­го, с изме­не­ни­я­ми). Харак­тер­ной осо­бен­но­стью употреб­ле­ния Цеза­рем поня­тия res pub­li­ca было и то, что ино­гда он под­ме­ня­ет этот тер­мин выра­же­ни­ем po­pu­lus Ro­ma­nus или счи­та­ет их рав­но­знач­ны­ми поня­ти­я­ми (см.: Caes., Bell. Gall., I, 20, 31, 34—36, 42, 44; II, 1, 3, 15, 34; IV, 16, 22; V, 41; VI, 1; VIII, 6, 52; Bell. Civ., I, 7—9; ср.: Ps.-Caes., Bell. Alex., 65—67; Bell. Afr., 64, 77, 97).

Сал­лю­стий так­же доволь­но часто под­ра­зу­ме­ва­ет под res pub­li­ca «общее дело рим­ско­го наро­да»: «…но когда их [пле­бе­ев], мало-пома­лу согнан­ных с земель, празд­ность и бед­ность лиши­ли посто­ян­но­го жилья, они нача­ли пося­гать на чужое иму­ще­ство, сво­бо­ду свою и общее дело выста­ви­ли на про­да­жу (li­ber­ta­tem suam cum re pub­li­ca ve­na­lem ha­be­re)» (Sall., Epist. ad Caes., II, 5; ср.: II, 11; Sall., Cat., 4, 18, 20; Bell. Iug., 30, 31, 40). Рим­ский исто­рик в неко­то­рых слу­ча­ях заме­ня­ет res pub­li­ca выра­же­ни­ем im­pe­rium po­pu­li Ro­ma­ni: «…более того, ради тво­ей поги­бе­ли они [«опти­ма­ты»] с.70 пред­по­чли под­верг­нуть опас­но­сти сво­бо­ду, чем допу­стить, чтобы бла­го­да­ря тебе дер­жа­ва рим­ско­го наро­да из вели­кой ста­ла вели­чай­шей (quam per te po­pu­li ro­ma­ni im­pe­rium ma­xu­mum ex mag­no fie­ri)» (Sall., Epist. ad Caes., II, 4). «Не допус­кай [Цезарь], чтобы вели­чай­шая и непо­беди­мая дер­жа­ва рим­ско­го наро­да (po­pu­li ro­ma­ni sum­mum at­que in­vic­tum im­pe­rium) при­хо­ди­ла в упа­док от дрях­ло­сти и рас­па­да­лась из-за внут­рен­них раздо­ров» (Sall., Epist. ad Caes., II, 12, пер. В. О. Горен­штей­на).

Цице­рон, когда это было ему выгод­но, так­же неред­ко исполь­зо­вал тер­ми­но­ло­гию «попу­ля­ров», осо­бен­но в сво­их речах. Как мы уже отме­ча­ли, речи Цице­ро­на сле­ду­ет исполь­зо­вать для трак­тов­ки раз­лич­ных поли­ти­че­ских лозун­гов cum gra­no sa­lis. В част­но­сти, в них встре­ча­ет­ся выра­же­ние po­pu­li Ro­ma­ni cau­sa (дело рим­ско­го наро­да) (Cic., Pro Caec., 76), что в прин­ци­пе невоз­мож­но в его пере­пис­ке. В речах про­тив Верре­са Цице­рон часто исполь­зу­ет выра­же­ние com­mu­nis cau­sa, но кон­текст его «Веррин» не остав­ля­ет сомне­ний в том, что здесь рим­ский ора­тор исполь­зу­ет лек­си­кон «попу­ля­ров», так как «общее дело» неиз­мен­но употреб­ля­ет­ся с li­ber­tas (po­pu­li): «…общее дело рим­ско­го наро­да (po­pu­li Ro­ma­ni com­mu­nis cau­sa)…; …это близ­ко каса­ет­ся все­об­ще­го дела сво­бо­ды и досто­ин­ства (ad com­mu­nem cau­sam li­ber­ta­tis et dig­ni­ta­tis)…; …ты [Веррес] был недру­гом обще­му делу сво­бо­ды (cau­sae com­mu­ni li­ber­ta­tis)…; …все­об­щую сво­бо­ду и граж­дан­ские пра­ва (com­mu­nem li­ber­ta­tis et ci­vi­ta­tis cau­sam) обрек на муки и на рас­пя­тие…» (Cic., In Verr., II, I, 84; V, 143, 169, 170). Все это гово­рит о том, что Цице­рон имел в виду весь рим­ский народ, а не толь­ко no­bi­li­tas.

С нашей точ­ки зре­ния, ярким при­ме­ром того, что поли­ти­ки, исполь­зо­вав­шие в сво­ей дея­тель­но­сти идео­ло­гию «попу­ля­ров», пони­ма­ли под res pub­li­ca преж­де все­го «дело наро­да», явля­ет­ся их трак­тов­ка осно­во­по­ла­гаю­ще­го лозун­га в поли­ти­че­ской борь­бе это­го вре­ме­ни — rem pub­li­cam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­re (вос­ста­нав­ли­вать сво­бо­ду в государ­стве). Одна­ко боль­шин­ство иссле­до­ва­те­лей счи­та­ет, что этот лозунг в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки стал все­го лишь раз­мен­ной моне­той в про­па­ган­де раз­лич­ных поли­ти­че­ских сил и слу­жил «для обма­на обще­ст­вен­но­го мне­ния и кле­ве­ты на поли­ти­че­ских про­тив­ни­ков»¹⁴⁶. Меж­ду тем, по наше­му мне­нию, кон­текст сохра­нив­ших­ся источ­ни­ков поз­во­ля­ет опро­верг­нуть такую точ­ку зре­ния и вполне раз­ре­ша­ет пока­зать раз­ли­чие в трак­тов­ке это­го выра­же­ния теми или ины­ми поли­ти­че­ски­ми сила­ми.

В сочи­не­ни­ях Цице­ро­на, кото­рый разде­лял взгляды «опти­ма­тов», мы встре­ча­ем эту фор­му­ли­ров­ку четы­ре раза. В трех слу­ча­ях — в трак­та­те «Брут» и в пись­мах к Г. Кури­о­ну Млад­ше­му и Окта­виа­ну — зна­ме­ни­тый ора­тор исполь­зу­ет имен­но res pub­li­ca. «Неда­ром я уже гово­рил… с.71 о Пуб­лии Сци­пи­оне, кото­рый, будучи част­ным лицом, осво­бо­дил res pub­li­ca от тира­нии Тибе­рия Грак­ха (qui ex do­mi­na­tu Ti. Grac­chi pri­va­tus in li­ber­ta­tem rem pub­li­cam vin­di­ca­vit)» (Cic., Brut., 212, пер. И. П. Стрель­ни­ко­вой; ср.: Ps.-Caes., Bell. Afr., 22). «…под­готов­ляй, раз­мыш­ляй, обду­мы­вай то, чем дол­жен обла­дать граж­да­нин и муж, наме­ре­ваю­щий­ся воз­вра­тить пора­жен­ной и подав­лен­ной res pub­li­ca… былое досто­ин­ство и сво­бо­ду (rem pub­li­cam adflic­tam et oppres­sam… in ve­te­rem dig­ni­ta­tem et li­ber­ta­tem vin­di­ca­tu­rus)» (Cic., Fam., II, 5, 2, пер. В. О. Горен­штей­на). «…если бы ты [Окта­виан] ниче­го не при­бав­лял к той услу­ге, бла­го­да­ря кото­рой я при тво­ем посред­стве осво­бо­дил бы себя заод­но с res pub­li­ca (me una cum re pub­li­ca in li­ber­ta­tem vin­di­cas­sem)» (Cic., Epist., fr., V, 14, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Cic., Pro Flac­co, 25; Pro Sest., 144).

Одна­ко в чет­вер­том слу­чае Цице­рон вме­сто res pub­li­ca исполь­зу­ет res po­pu­li: «Поэто­му, по их [po­pu­la­res] сло­вам, дело наро­да обыч­но осво­бож­да­ет­ся и от гос­под­ства царей и отцов, но не быва­ет, чтобы сво­бод­ные наро­ды иска­ли для себя царей или вла­сти и могу­ще­ства опти­ма­тов (et a re­gum et a pat­rum do­mi­na­tio­ne so­le­re in li­ber­ta­tem rem po­pu­li vin­di­ca­ri, non ex li­be­ris po­pu­lis re­ges re­qui­ri aut po­tes­ta­tem at­que opes op­ti­ma­tium)» (Cic., De re pub., I, 48, пер. В. О. Горен­штей­на). Объ­яс­нить такую мета­мор­фо­зу доста­точ­но про­сто. Этот отры­вок из сочи­не­ния «De re pub­li­ca» мы уже цити­ро­ва­ли выше и отме­ча­ли, что зна­ме­ни­тый ора­тор рас­ска­зы­ва­ет о «народ­ной вла­сти» с точ­ки зре­ния «попу­ля­ров».

Дей­ст­ви­тель­но, и Цезарь, и Сал­лю­стий в выра­же­нии rem pub­li­cam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­re заме­ня­ют res pub­li­ca на po­pu­lus Ro­ma­nus или plebs. В нача­ле граж­дан­ской вой­ны Цезарь заяв­ля­ет Лен­ту­лу Спин­те­ру, что он начал воен­ные дей­ст­вия для того, «чтобы осво­бо­дить и себя, и народ рим­ский от при­тес­не­ний пре­ступ­ной кли­ки (ut se et po­pu­lum Ro­ma­num fac­tio­ne pau­co­rum oppres­sum in li­ber­ta­tem vin­di­ca­ret)» (Caes., Bell. Civ., I, 22). Сал­лю­стий, рас­ска­зы­вая о нача­ле граж­дан­ских раздо­ров, отме­ча­ет, что бра­тья Грак­хи впер­вые ста­ли тре­бо­вать сво­бо­ды для плеб­са (Ti. et C. Grac­chus… vin­di­ca­re ple­bem in li­ber­ta­tem… coe­pe­re) (Sall., Bell. Iug., 42, пер. В. О. Горен­штей­на). В тех же сло­вах рим­ский исто­рик опи­сы­ва­ет дея­тель­ность пле­бей­ско­го три­бу­на 111 г. до н. э. Г. Мем­мия: «Гай Мем­мий… скло­нял на сход­ках народ к вос­ста­нов­ле­нию сво­бо­ды (con­tio­ni­bus po­pu­lum ad vin­di­can­dum hor­ta­ri)» (Sall., Bell. Iug., 30).

Таким обра­зом, для op­ti­ma­tes лозунг rem pub­li­cam in li­ber­ta­tem vin­di­ca­re озна­чал вос­ста­нов­ле­ние «сво­бо­ды» в государ­стве, то есть вос­ста­нов­ле­ние их вла­сти. Для po­pu­la­res же po­pu­lum Ro­ma­num in li­ber­ta­tem vin­di­ca­re озна­ча­ло вос­ста­нов­ле­ние «сво­бо­ды» плеб­са, пере­да­чу плеб­су бо́льших поли­ти­че­ских прав и т. д. В сущ­но­сти, для «попу­ля­ров» поня­тия res pub­li­ca и res po­pu­li Ro­ma­ni явля­лись сино­ни­мич­ны­ми и отча­сти вза­и­мо­за­ме­ня­е­мы­ми.

с.72 Итак, дан­ные источ­ни­ков опре­де­лен­но свиде­тель­ст­ву­ют о том, что в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки «опти­ма­ты» и «попу­ля­ры» по-раз­но­му трак­то­ва­ли res pub­li­ca как поли­ти­че­ский лозунг. Под res pub­li­ca «попу­ля­ры» под­ра­зу­ме­ва­ли «общее дело все­го наро­да», а в неко­то­рых слу­ча­ях зна­че­ние res pub­li­ca сужа­ет­ся до поня­тия res po­pu­li и даже res ple­bis¹⁴⁷.

Li­ber­tas po­pu­li Ro­ma­ni

При харак­те­ри­сти­ке li­ber­tas как лозун­га po­pu­la­res перед нами (вслед­ст­вие того, что он подроб­но разо­бран иссле­до­ва­те­ля­ми) оста­ют­ся те же зада­чи, кото­рые мы сфор­му­ли­ро­ва­ли в отно­ше­нии «опти­мат­ско­го» пони­ма­ния li­ber­tas: сосре­дото­чить вни­ма­ние на харак­тер­ных осо­бен­но­стях поня­тия li­ber­tas как лозун­га po­pu­la­res; пока­зать то зна­че­ние, кото­рое вкла­ды­ва­ли в этот тер­мин сто­рон­ни­ки «попу­ля­ров».

В идео­ло­гии po­pu­la­res li­ber­tas игра­ла клю­че­вую роль. Под li­ber­tas они пони­ма­ли не «лич­ную», а преж­де все­го «поли­ти­че­скую сво­бо­ду», поли­ти­че­ские пра­ва плеб­са. Цице­рон уста­ми po­pu­la­res гово­рит: «Если народ сохра­ня­ет свои пра­ва, то… это наи­луч­шее поло­же­ние, сама сво­бо­да, само бла­го­ден­ст­вие, так как он — гос­по­дин над зако­на­ми, над пра­во­суди­ем, над дела­ми вой­ны и мира, над союз­ны­ми дого­во­ра­ми, над пра­ва­ми каж­до­го граж­да­ни­на и над его иму­ще­ст­вом…» (Cic., De re pub., I, 48, пер. В. О. Горен­штей­на).

По мне­нию «попу­ля­ров», li­ber­tas была в про­шлом, ее заво­е­вал плебс в борь­бе про­тив пат­ри­ци­ев. Пле­бей­ский три­бун 111 г. до н. э. Г. Мем­мий утвер­ждал, что плебс полу­чил «сво­бо­ду» от сво­их пред­ков (Sall., Bell. Iug., 31).

Но со вре­ме­нем плебс утра­тил li­ber­tas. «Рим­ский народ, еще недав­ний пове­ли­тель наро­дов, теперь, лишен­ный вер­хов­ной вла­сти, сла­вы, прав, воз­мож­но­сти суще­ст­во­вать и пре­зи­рае­мый, боль­ше не полу­ча­ет даже пищи, поло­жен­ной рабам» (Sall., Hist., I, 55, 11, пер. В. О. Горен­штей­на). Власть в государ­стве захва­ти­ли несколь­ко знат­ных чело­век, кото­рые осу­ществля­ют do­mi­na­tio (гос­под­ство = ty­ran­nis, reg­num). Кати­ли­на заяв­ля­ет сво­им при­спеш­ни­кам: «С того вре­ме­ни, как куч­ка могу­ще­ст­вен­ных людей цели­ком захва­ти­ла власть в государ­стве (postquam res pub­li­ca in pau­co­rum po­ten­tium ius at­que di­cio­nem con­ces­sit), цари и тет­рар­хи… наро­ды и пле­ме­на пла­тят им пода­ти, мы, все осталь­ные, дея­тель­ные, чест­ные, знат­ные и незнат­ные, были чер­нью, лишен­ной вли­я­ния, лишен­ной авто­ри­те­та…» (Sall., Cat., 20, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Sall., Bell. Iug., 31; Hist., I, 55, 2; III, 48, 3, 6, 11, 23, 28). Для их обо­зна­че­ния po­pu­la­res исполь­зо­ва­ли осо­бые тер­ми­ны pau­ci и fac­tio по отдель­но­сти, а неред­ко и в соче­та­нии, напри­мер «fac­tio pau­co­rum» (Sall., Bell. Iug., 3, 8, 27, 30, 41, 42; Cat., 20, 30, 39, 58; Hist., I, 55, 12, III, 48, 3, с.73 6, 8, 28; Caes., Bell. Gall., VIII, 50, 52; Bell. Civ., I, 22, 85), при­чем вкла­ды­ва­ли в них сугу­бо нега­тив­ный смысл (напр., см.: Sall., Bell. Iug., 31; Cat., 18, 32, 34).

Исхо­дя из это­го, поло­же­ние плеб­са в сло­жив­ших­ся обсто­я­тель­ствах — это про­ти­во­по­лож­ность li­ber­tas — ser­vi­tas. Пле­бей­ский три­бун отме­ча­ет, что все нахо­дит­ся в руках зна­ти: «Про­вин­ции, зако­ны, пра­во, суд, вой­на и мир, все дела боже­ские и чело­ве­че­ские нахо­дят­ся в руках немно­гих» (Sall., Bell. Iug., 31, пер. В. О. Горен­штей­на; ср.: Sall., Bell. Iug., 41; Cat., 33, Hist., I, 55, 13; III, 48, 6). Поэто­му «попу­ля­ры» хотят лишить вла­сти эту кли­ку и при­зы­ва­ют к борь­бе за «сво­бо­ду» (ср.: Sall., Bell. Iug., 30, 42; Hist., I, 55, 1—27; III, 48, 17—18).

Выше мы уже про­из­ве­ли раз­бор выра­же­ния ple­bem/po­pu­lum Ro­ma­num in li­ber­ta­tem vin­di­ca­re, отме­тив, что его исполь­зо­ва­ли обе сто­ро­ны. Одна­ко сле­ду­ет ука­зать, что в идео­ло­гии «попу­ля­ров» это выра­же­ние ста­ло клю­че­вым поли­ти­че­ским лозун­гом. На зва­ние vin­dex li­ber­ta­tis po­pu­li Ro­ma­ni (осво­бо­ди­те­ля рим­ско­го наро­да) пре­тен­до­ва­ли мно­гие po­pu­la­res и поли­ти­ки, исполь­зо­вав­шие лозун­ги «попу­ля­ров» в сво­ей дея­тель­но­сти: Грак­хи (Sall., Bell. Iug., 42), Г. Мем­мий (Sall., Bell. Iug., 30), Кати­ли­на (Sall., Cat., 20), Г. Юлий Цезарь (Caes., Bell. Civ., I, 22; Sall., Epist. ad Caes., II, 2).

Таким обра­зом, в отли­чие от «чест­ных» «попу­ля­ры» вкла­ды­ва­ли в li­ber­tas совер­шен­но про­ти­во­по­лож­ный смысл. Под «сво­бо­дой» они пони­ма­ли «поли­ти­че­скую сво­бо­ду» плеб­са, кото­рая исчез­ла из-за того, что «пре­ступ­ная груп­па» ноби­лей захва­ти­ла власть в государ­стве. Под этим лозун­гом они боро­лись со сво­и­ми поли­ти­че­ски­ми про­тив­ни­ка­ми. Такие лозун­ги, как vin­dex li­ber­ta­tis, in li­ber­ta­tem vin­di­ca­re, как мы виде­ли, нель­зя соот­не­сти толь­ко с одной поли­ти­че­ской силой. Они исполь­зо­ва­лись и op­ti­ma­tes, и po­pu­la­res, кото­рые совер­шен­но по-раз­но­му их интер­пре­ти­ро­ва­ли.

Pax в аги­та­ции «попу­ля­ров»

Pax как лозунг «попу­ля­ров», по нашим дан­ным, нико­гда не при­вле­кал к себе инте­ре­са иссле­до­ва­те­лей¹⁴⁸. Меж­ду тем свиде­тель­ства источ­ни­ков поз­во­ля­ют сде­лать несколь­ко заме­ча­ний о трак­тов­ке pax про­тив­ни­ка­ми «опти­ма­тов».

В отли­чие от «чест­ных», кото­рые виде­ли раз­ре­ше­ние про­ти­во­ре­чий в государ­стве и защи­ту сво­ей вла­сти толь­ко в раз­вя­зы­ва­нии граж­дан­ской вой­ны или раздо­ров, сре­ди «попу­ля­ров» были раз­но­гла­сия по пово­ду линии поведе­ния в отно­ше­нии борь­бы с pau­ci. Часть po­pu­la­res стре­ми­лась к воору­жен­но­му сопро­тив­ле­нию. Обра­ща­ясь к тол­пе, пле­бей­ский три­бун Г. Мем­мий при­зы­ва­ет к борь­бе: «Либо быть нам в раб­стве, либо ору­жи­ем вер­нуть сво­бо­ду (aut ser­vien­dum es­se aut per ma­nus li­ber­ta­tem re­ti­nen­dam)» с.74 (Sall., Bell. Iug., 30; ср.: Sall., Bell. Iug., 42; Hist., I, 55, 1—27). К воору­жен­ной борь­бе так­же при­зы­ва­ли Марк Лепид, Л. Квин­ций, П. Кло­дий и М. Целий Руф (Sall., Hist., I, 55, 7; Plut., Lu­cul., 5; Caes., Bell. Civ., III, 20—22).

Одна­ко сре­ди «попу­ля­ров» была и про­ти­во­по­лож­ная точ­ка зре­ния. Пле­бей­ский три­бун Г. Лици­ний Макр пре­до­сте­ре­гал от воору­жен­ной борь­бы: «Я не скло­няю вас к мще­нию за про­ти­во­за­ко­ния — луч­ше стре­ми­тесь к покою; не при­зы­ваю вас к раздо­рам, …но… тре­бую воз­вра­ще­ния нам наше­го досто­я­ния. Но если они [знать] ста­нут упор­но удер­жи­вать за собой при­над­ле­жа­щее нам, то я подам голос не за борь­бу с ору­жи­ем в руках и не за сецес­сию, а толь­ко за то, чтобы вы более не отда­ва­ли им сво­ей кро­ви» (Sall., Hist., III, 48, 17—18, пер. В. О. Горен­штей­на). То есть здесь речь идет толь­ко об акте непо­ви­но­ве­ния, отка­зе от воен­ной служ­бы¹⁴⁹. О сво­ей при­вер­жен­но­сти к pax гово­рит так­же Г. Матий (Cic., Fam., X, 31, 5). Заме­ча­тель­ное под­твер­жде­ние заяв­ле­ни­ям Г. Матия и Г. Лици­ния Мак­ра в пере­да­че Сал­лю­стия мы нахо­дим на одном из рим­ских дена­ри­ев. Этот дена­рий был выпу­щен Л. Лол­ли­ем, рим­ским моне­та­ри­ем, веро­ят­но, в 45 г. до н. э. в память о сво­ем отце, пле­бей­ском три­буне 71 г. до н. э. М. Лол­лии Пали­кане¹⁵⁰, боров­шем­ся за вос­ста­нов­ле­ние прав пле­бей­ских три­бу­нов, а поз­же — про­тив Г. Верре­са (Cic., In Verr., II, 2, 100). На авер­се пока­за­на голо­ва боги­ни Либер­тас в диа­де­ме, в левом поле — леген­да LI­BER­TA­TIS ([голо­ва боги­ни] Сво­бо­ды); на ревер­се изо­бра­же­на ора­тор­ская три­бу­на, укра­шен­ная рост­ра­ми (CRRBM, № Ro­me 4011; RRC, № 473/1) (прил. А, рис. 4). При­сут­ст­вие ора­тор­ской три­бу­ны пока­за­тель­но, так как под­чер­ки­ва­ет мир­ный харак­тер выступ­ле­ний Пали­ка­на¹⁵¹.

Эту линию поведе­ния про­дол­жил Цезарь. Он объ­яв­ля­ет себя «попу­ля­ром» и заяв­ля­ет, что стрем­ле­ние po­pu­la­res к воору­жен­ной борь­бе было делом минув­ших дней: «Это [объ­яв­ле­ние «опти­ма­та­ми» чрез­вы­чай­но­го поло­же­ния в государ­стве] дела­лось в слу­чае вне­се­ния гибель­ных зако­нов (per­ni­cio­sis le­gi­bus), наси­лия три­бу­нов (vi tri­bu­ni­cia)… подоб­ные дея­ния искуп­ле­ны, напри­мер, гибе­лью Сатур­ни­на и Грак­хов (Sa­tur­ni­ni at­que Grac­cho­rum ca­si­bus). Но таких дел в наше вре­мя не совер­ша­лось и не было в помыш­ле­нии (qua­rum re­rum il­lo tem­po­re ni­hil fac­tum, ne co­gi­ta­tum qui­dem)» (Caes., Bell. Civ., I, 7).

Цезарь посто­ян­но выстав­ля­ет себя защит­ни­ком мира и обви­ня­ет в раз­вя­зы­ва­нии граж­дан­ской вой­ны сво­их про­тив­ни­ков (Caes., Bell. Gall., VIII, 55; Caes., Bell. Civ., I, 4, 5, 9, 26, 32; III, 10; Cic., Att., VIII, 11c, 1; IX, 9, 4). Мно­го вни­ма­ния при­ем­ный отец Авгу­ста уде­лял аги­та­ции в поль­зу с.75 мира и согла­сия. Сохра­ни­лось несколь­ко его дена­ри­ев с изо­бра­же­ни­я­ми голо­вы Пакс, каду­цея, сим­во­ли­зи­ро­вав­ше­го мир, руко­по­жа­тия как сим­во­ла согла­сия, легенд PAXS и PAX IVL[ia] (Ba­be­lon, № Aemi­lia 17—18; CRRBM, №№ Ro­me 3964, 3987, 4157, 4162; RRC, № 480/6)¹⁵² (прил. А, рис. 5—6). Кро­ме того, было осно­ва­но несколь­ко рим­ских коло­ний с гово­ря­щи­ми назва­ни­я­ми. Напри­мер, Pax Iulia в Лузи­та­нии (CIL II, № 47—48, 55; ILS, № 6899—6900; Pto­lem., Geogr., II, 5, 5) и Co­lo­nia Pa­cen­sis или Fo­rum Iulii Pa­ca­tum в Нар­бонн­ской Гал­лии (CIL XII, № 3203; ILS, № 6984; Plin., N. H., III, 35). Изо­бра­же­ние на дена­рии вре­мен Авгу­ста ука­зы­ва­ет на то, что суще­ст­во­вал и алтарь Пакс¹⁵³. С. Вейн­сток пред­по­ла­га­ет, что Цезарь хотел вве­сти культ боги­ни Пакс в офи­ци­аль­ный рим­ский пан­те­он и что суще­ст­во­ва­ла некая про­грам­ма «цеза­ре­ва мира»¹⁵⁴. Во вся­ком слу­чае, эту гипо­те­зу под­твер­жда­ет свиде­тель­ство Дио­на Кас­сия, кото­рый при­во­дит речь М. Анто­ния на похо­ро­нах дик­та­то­ра. В ней буду­щий три­ум­вир объ­яв­ля­ет Цеза­ря ὁ εἰρη­νοροιός (миротвор­цем) (Dio Cass., XLIV, 49), что в пере­во­де на латынь долж­но озна­чать или pa­ci­fi­ca­tor, или pa­ci­fi­cus. Тот же иссле­до­ва­тель даже наста­и­ва­ет, что этот эпи­тет был осо­знан­ным выбо­ром само­го дик­та­то­ра¹⁵⁵.

Такую модель поведе­ния после смер­ти Цеза­ря про­дол­жи­ли его сто­рон­ни­ки. «Цеза­ри­ан­цы» очень актив­но исполь­зо­ва­ли этот лозунг в граж­дан­ской войне. Как и Цезарь, его эпи­го­ны актив­но исполь­зо­ва­ли моне­ты для «мир­ной» про­па­ган­ды (напр., см.: CRRBM, №№ Ro­me 3994, 4201, 4236, 4242, 4274, 4292; RRC, № 485/1; 494/10—12, 24, 41, 42a) (прил. А, рис. 7—11). Все это вызы­ва­ло раз­дра­жен­ные ком­мен­та­рии их про­тив­ни­ков. Цице­рон недо­воль­но бро­са­ет: «…не могу пере­но­сить тех, кото­рые, при­тво­ря­ясь, что хотят мира, защи­ща­ют пре­ступ­ные дей­ст­вия» (Cic., Att., XIV, 15, 3, пер. В. О. Горен­штей­на).

Вид­ней­шие дея­те­ли «цеза­ри­ан­ской» par­tes объ­яв­ля­ют себя при­вер­жен­ца­ми pax. Г. Ази­ний Пол­ли­он в пись­ме Цице­ро­ну фак­ти­че­ски повто­ря­ет про­па­ган­дист­ские заяв­ле­ния Цеза­ря: «Поэто­му счи­тай, что имен­но я явля­юсь… вели­чай­шим сто­рон­ни­ком мира (ведь я стрем­люсь к тому, чтобы все граж­дане были вполне невреди­мы)» (Cic., Fam., X, 31, 5, пер. В. О. Горен­штей­на). В таком же клю­че выска­зы­ва­лись и Г. Муна­ций Планк (Cic., Fam., X, 6, 1), и М. Лепид (Cic., Fam., X, 35, 1—2; ср.: Cic., Fam., X, 27, 1; XI, 18, 2). Подоб­ные взгляды разде­ля­ло так­же боль­шин­ство леги­о­не­ров, вое­вав­ших на сто­роне Цеза­ря и его сообщ­ни­ков: «…когда Лепид гово­рил на сход­ке, его сол­да­ты, бес­чест­ные сами по себе, …закри­ча­ли…, что они с.76 хотят мира и ни с кем не будут сра­жать­ся, после того как уже уби­то два выдаю­щих­ся кон­су­ла, пало за оте­че­ство столь­ко граж­дан, нако­нец, все вра­ги раз­об­ла­че­ны… Лепид это­го не пока­рал и не пре­сек» (Cic., Fam., X, 21, 4, пер. В. О. Горен­штей­на). Эти заяв­ле­ния вызы­ва­ли бес­по­кой­ство «чест­ных», кото­рые счи­та­ли, что такие настро­е­ния сол­дат опас­ны для их поло­же­ния. По их мне­нию, «эта часть вой­ска Лепида раз­вра­ти­лась и ста­ла враж­деб­ной обще­му делу» (Cic., Fam., X, 15, 3). Пока­за­тель­но, что во вре­ме­на импе­рии такие заяв­ле­ния пре­вра­ти­лись в пого­вор­ку у вос­хва­ли­те­лей tem­po­ri­bus ac­tis: «Cum do­mi­no pax is­ta ve­nit (мир при­хо­дит с гос­по­ди­ном)» (Lu­can., I, 670; ср.: App., B. C., I, 6).

Итак, дан­ные источ­ни­ков пока­зы­ва­ют, что сре­ди po­pu­la­res были раз­лич­ные под­хо­ды в трак­тов­ке pax как поли­ти­че­ско­го лозун­га. Та часть «сто­рон­ни­ков наро­да», кото­рая при­зы­ва­ла к воору­жен­ной борь­бе, ста­ра­лась не исполь­зо­вать это поня­тие. Дру­гая актив­но употреб­ля­ла его в поли­ти­че­ской борь­бе. Эту тра­ди­цию уна­сле­до­ва­ла «цеза­ри­ан­ская» par­tes. В резуль­та­те в пери­од граж­дан­ской вой­ны Пом­пея и Цеза­ря и после­до­вав­шей за ней Мутин­ской вой­ны лозунг pax фак­ти­че­ски при­над­ле­жал поли­ти­че­ско­му лек­си­ко­ну «цеза­ри­ан­цев».

Таким обра­зом, «попу­ля­ры» исполь­зо­ва­ли те же обще­рим­ские тра­ди­ци­он­ные цен­но­сти, что и bo­ni, то есть осно­вой их идео­ло­гии так­же был рим­ский «тра­ди­цио­на­лизм». Одна­ко «общее дело наро­да», «сво­бо­да», «граж­дан­ский мир» в их аги­та­ции полу­ча­ют совер­шен­но иное тол­ко­ва­ние. Ноби­ли-аут­сай­де­ры, опи­рав­ши­е­ся в сво­ей поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти на народ­ное собра­ние, вынуж­де­ны были отра­жать в них идею суве­ре­ни­те­та рим­ско­го наро­да, его гла­вен­ства в государ­стве. Res pub­li­ca в их аги­та­ции ста­но­вит­ся сино­ни­мом res po­pu­li Ro­ma­ni, а в неко­то­рых слу­ча­ях ее зна­че­ние сужа­ет­ся до поня­тия res po­pu­li и даже res ple­bis. Li­ber­tas озна­ча­ла «поли­ти­че­скую сво­бо­ду» плеб­са. Под ее фла­гом «попу­ля­ры» и вели свою борь­бу с «пре­ступ­ной шай­кой». Прак­ти­че­ски каж­дый зна­ме­ни­тый po­pu­la­ris объ­яв­лял себя vin­dex li­ber­ta­tis po­pu­li Ro­ma­ni или ple­bis — защит­ни­ком народ­ной сво­бо­ды. Эво­лю­ция трак­тов­ки pax при­ве­ла к широ­ко­му исполь­зо­ва­нию po­pu­la­res это­го лозун­га в пери­о­ды граж­дан­ских смут, и в резуль­та­те — его употреб­ле­ние рас­смат­ри­ва­лось их про­тив­ни­ка­ми как враж­деб­ная аги­та­ция.

Из это­го сле­ду­ет, что «рес­пуб­ли­ка­низм» нель­зя соот­но­сить с идео­ло­ги­ей «попу­ля­ров», кото­рая в целом про­ти­во­сто­ит ему в рам­ках Позд­ней рес­пуб­ли­ки.

Итак, под­ведем общий итог гла­вы. В Риме в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки не суще­ст­во­ва­ло поли­ти­че­ских пар­тий или даже более или менее посто­ян­ных и ста­биль­ных поли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок. Борь­ба шла меж­ду ари­сто­кра­ти­че­ски­ми коте­ри­я­ми (объ­еди­не­ни­я­ми ари­сто­кра­тов вокруг поли­ти­ка-лиде­ра, кото­рые состав­ля­ли его con­si­lium). На их осно­ве в пери­о­ды с.77 граж­дан­ских войн воз­ни­ка­ли аморф­ные, мно­го­чис­лен­ные поли­ти­че­ские груп­пи­ров­ки — par­tes, кото­рые име­ли такие спе­ци­фи­че­ски рим­ские чер­ты, как пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­ность, дуаль­ность и др. Осо­бен­но­стью поли­ти­че­ской борь­бы в Риме было то, что ни ари­сто­кра­ти­че­ские коте­рии, ни par­tes не име­ли соб­ст­вен­ных идео­ло­ги­че­ских про­грамм. Они исполь­зо­ва­ли лозун­ги op­ti­ma­tes и po­pu­la­res.

В свою оче­редь, эти тер­ми­ны не были наиме­но­ва­ни­ем поли­ти­че­ских пар­тий, как счи­та­ют сто­рон­ни­ки Т. Момм­зе­на. Один из них был обо­зна­че­ни­ем пра­вя­щей части ноби­ли­те­та, в сво­ей дея­тель­но­сти опи­рав­шей­ся на сенат, а дру­гой — знат­ных поли­ти­ков-аут­сай­де­ров, кото­рые в сво­ей поли­ти­че­ской карье­ре дела­ли став­ку на народ­ное собра­ние. То есть, в сущ­но­сти, «опти­ма­ты» и «попу­ля­ры» пред­став­ля­ли собой «идей­но-поли­ти­че­ские тече­ния».

Таким обра­зом, в идео­ло­гии Позд­ней рес­пуб­ли­ки суще­ст­во­ва­ло две тен­ден­ции: op­ti­ma­tes и po­pu­la­res. Харак­тер­ной осо­бен­но­стью идео­ло­ги­че­ской борь­бы в эпо­ху Позд­ней рес­пуб­ли­ки было то, что эти «тече­ния» исполь­зо­ва­ли в сво­ей аги­та­ции одни и те же тра­ди­ци­он­ные «полис­ные» цен­но­сти: res pub­li­ca, li­ber­tas, pax и др., — вкла­ды­вая в них при этом раз­лич­ный смысл, а зача­стую даже про­ти­во­по­лож­ный. Лозунг res pub­li­ca мог озна­чать и res pub­li­ca om­nium bo­no­rum, и res po­pu­li Ro­ma­ni; li­ber­tas — и сво­бод­ный доступ к управ­ле­нию государ­ст­вом «чест­ны­ми», и поли­ти­че­ские пра­ва наро­да; vin­dex li­ber­ta­tis — и защит­ни­ка вла­сти op­ti­ma­tes, и «осво­бо­ди­те­ля» рим­ско­го наро­да; pax — поло­же­ние, когда вла­сти «опти­ма­тов» ниче­го не угро­жа­ет, и граж­дан­ский мир в аги­та­ции «сто­рон­ни­ков наро­да». Дру­ги­ми сло­ва­ми, лозун­ги авгу­стов­ской эпо­хи (res pub­li­ca res­ti­tu­ta, vin­dex li­ber­ta­tis p. R., pax) мож­но рас­смат­ри­вать не толь­ко как «рес­пуб­ли­кан­скую идео­ло­гию», но и как тра­ди­цию «попу­ля­ров».

Раз­бор поли­ти­че­ских лозун­гов op­ti­ma­tes и po­pu­la­res пока­зы­ва­ет, что под «рес­пуб­ли­ка­низ­мом» сле­ду­ет пони­мать идео­ло­ги­че­ские пред­став­ле­ния bo­ni и про­ти­во­по­став­лять его идео­ло­гии «попу­ля­ров». Пол­но­стью сле­ду­ет отверг­нуть трак­тов­ку, соглас­но кото­рой «рес­пуб­ли­ка­низм» — это «тра­ди­цио­на­лизм». На наш взгляд, рим­ский «тра­ди­цио­на­лизм» сле­ду­ет отли­чать от «рес­пуб­ли­ка­низ­ма». Про­па­ган­да тра­ди­ци­он­ных цен­но­стей в поли­ти­че­ской борь­бе и «чест­ны­ми», и «попу­ля­ра­ми» пока­зы­ва­ет, что «тра­ди­цио­на­лизм» был осно­вой не толь­ко для идео­ло­гии op­ti­ma­tes, но так­же и для идео­ло­гии po­pu­la­res. Таким обра­зом, «рес­пуб­ли­ка­низм» име­ет более узкое зна­че­ние, чем «тра­ди­цио­на­лизм», и явля­ет­ся толь­ко его частью. Все это, по наше­му мне­нию, застав­ля­ет пере­смот­реть выво­ды ряда иссле­до­ва­те­лей, кото­рые слиш­ком сво­бод­но исполь­зу­ют эти тер­ми­ны при трак­тов­ке исто­ков офи­ци­аль­ной идео­ло­гии импе­ра­то­ра Авгу­ста.