Corona graminea и император Август
с.410 До недавнего времени никто из исследователей не задавался вопросом, почему первый римский император отказался от высшей республиканской награды — травяного венка — и сделал символом своей власти венок дубовый. В 2010 г. попытку дать этому объяснение предприняла Б. Бергман. По мнению исследовательницы, неопознанный венок, изображенный на поздних монетах Юлия Цезаря, — это corona graminea, и Август отказался принять эту награду по причине ее тесной связи с последним римским диктатором. На наш взгляд, причины такого отказа кроются скорее в сфере религии. В глазах современников Августа травяной венок с его долгой и сложной историей ассоциировался с гражданской войной и ее пагубными последствиями. Поэтому первый император предпочел принять практически сравнявшийся к тому времени по значимости с corona graminea дубовый венок, листья которого символизировали благополучие и благоденствие.
Ключевые слова: древний Рим, corona graminea, corona civica, Г. Юлий Цезарь, Август
Andrey N. Tokarev
Until recently, it has not been discussed in modern scholarship why the first Roman emperor refused the highest republican award — the grass wreath, but made the oak wreath a symbol of his power. In 2010 B. Bergmann made an attempt to explain this. According to her, the unidentified wreath on the late coinage of Julius Caesar is corona graminea, and Augustus refused to accept this award because of its close connection with the last Roman dictator. In our opinion, the reasons for this refusal lie in the religious sphere. A grass wreath with its long and complex history was associated in the eyes of Augustus’ contemporaries with the civil с.411 war and its disastrous consequences. Therefore, the first emperor preferred to accept the oak wreath, the leaves of which symbolized well-being and prosperity, an award almost equal in honour by that time with the corona graminea.
Keywords: ancient Rome, corona graminea, corona civica, C. Iulius Caesar, Augustus
Тит Ливий в своем знаменитом труде описывает историю Рима эпохи царей и времен Республики как череду бесконечных войн. Поэтому совсем неудивительно, что в таком милитаризованном обществе воинская доблесть занимала особое место. В глазах римлян величие и слава государства напрямую зависели от доблести воинов. Из всех добродетелей Цицерон ставит ее на первое место: «Воинская доблесть, бесспорно, превосходит все остальные. Это она возвысила имя римского народа; это она овеяла наш город вечной славой; это она весь мир подчинила нашей державе» (Cic. Mur. 22; пер. В. О. Горенштейна). Virtus давала любому гражданину уважение и престиж, во многом от нее зависели успешная карьера и слава.
Ее внешними атрибутами были многочисленные воинские награды, среди которых выделяются венки, сплетенные из листьев различных деревьев. Но особое место занимал травяной (corona graminea), или осадный, венок (corona obsidionalis). Плиний Старший подчеркивает, что «не было венка почетнее травяного среди наград за славные деяния в руках самодержавного народа, властителя земель»1.
Очевидно, было бы справедливо предположить, что для римских политиков, чья деятельность на форуме была тесно связана с военной карьерой, эта награда была самой желанной. И совершенно особую роль corona graminea должна была играть в легитимации власти римских полководцев I в. до н. э., стремившихся к установлению в том или ином виде единоличного режима. Не стоит и говорить о важности травяного венка для обоснования власти Августа, который сосредоточил в своих руках практически все значительные должности и награды республиканского времени.
Действительно, тот же Плиний Старший сообщает, что сенат преподнес Августу осадный венок (NH. XXII. 13). Казалось бы, внучатый племянник Цезаря, получив высочайшую награду, должен был не только всячески подчеркивать этот факт, но и демонстрировать связь corona graminea со своими особыми заслугами перед государством. Поразительно, но ничего подобного в его политическом завещании мы не встречаем: «В шестое и седьмое консульство, после того как я потушил гражданские войны, по всеобщему согласию достигший высшей власти, я передал государственные дела из своей власти в управление сенату и римскому народу. За эти мои заслуги по решению сената я был назван Августом, также дверные косяки моего дома были официально покрыты лаврами и над моей дверью закреплен гражданский венок (coronaque civica super ianuam meam fixa est)» (RGDA 34; пер. А. Л. Смышляева). Другими словами, здесь бывший триумвир подводит итог своим заслугам, высочайшей наградой за которые служит его с.412 увенчание не травяным, а гражданским венком. Вызывает удивление, что ни один ученый не обратил на это внимание, притом что 34 глава «Деяний», изученная историками вдоль и поперек2, является, пожалуй, самой цитируемой из всех источников по истории раннего Принципата.
Таким образом, перед нами встает вопрос о причинах отказа Августа от использования corona graminea для легитимации собственной власти. Но прежде чем на него ответить, следует обратить внимание на характерные особенности и эволюцию значений травяного венка в эпоху Республики, что позволит дать более объективную оценку мотивов такого поведения первого императора.
Corona graminea
Прежде всего нужно сказать, что данных об этом венке у нас очень мало, более того, мы даже не знаем, как он выглядел3. В. Максфилд заметила, что большая неуверенность относительно внешнего вида награды — один из прискорбных результатов того, что она прекратила свое существование в эпоху Принципата4. Не сохранилось ни одного изображения corona graminea на монетах или в скульптуре, хотя античные авторы сообщают, что на тускуланской вилле Суллы была картина со сценой вручения ему травяного венка (Plin. NH. XXII. 12), а на рострах находилась статуя Юлия Цезаря, им увенчанная (Cass. Dio XLIV. 4. 5).Все попытки идентифицировать этот венок с известными на сегодняшний день примерами coronae militares не выдерживают критики. Еще в конце XIX в. О. Бендорф считал, что на шлеме с личиной, найденном около немецкого местечка Беттенберге, выгравирована corona graminea5. К его мнению присоединились Э. Сальо и Х. Фибигер6, однако К. Крафт вслед за П. Штайнером7 справедливо указывает, что это предположение ничем не обосновано, а сама гравировка никак не напоминает венок, сплетенный из стеблей травы. То же можно сказать8 и о венке на бронзовом шлеме из Руво-ди-Пулья (Италия), найденном в первой половине XIX в. во время раскопок О. Бонги9.
В свою очередь, Б. Цан думал, что «единственное надежное изображение» corona graminea сохранилось на римско-италийской глиняной сковороде10, происходящей из древней Театы, главного города сабелльского племени марруцинов. Но и здесь, с.413 по мнению Крафта, не может быть и речи о травяном венке, так как значительный размер «травинок» делает подобное заявление чересчур уж смелым11.
По осторожному предположению Г. Фурмана, есть некоторая вероятность того, что на известном рельефе, найденном в 1935 г. на Кассиевой дороге недалеко от Рима, вырезан травяной венок12. В центре композиции изображен военачальник, который опирается одной рукой на копье, а вторую протягивает к женской фигуре, стоящей на коленях слева от него. Она, в свою очередь, удерживая копье левой рукой, правую подает полководцу. Немецкий исследователь считал, что в этой руке она якобы держала диадему. На особые военные заслуги полководца указывают подлетающая к нему слева богиня Виктория, которая увенчивает его венком (это и мог быть травяной венок), и сооруженный позади него tropaeum с двумя связанными варварами. Изображение обрамлено с обеих сторон стенами и подъемными машинами13. Между тем уже С. Вейнсток отверг гипотезу с.414 Фурмана, так как наличие сразу двух венков вызывает большие сомнения; к тому же он не нашел никаких остатков изображения диадемы в руках коленопреклоненной богини14. Кроме того, нумизматы давно обратили внимание, что персонификация триумфа на монетах всегда увенчана зеленым лавром15, и нет никаких оснований думать, что композиция рельефа нарушает это правило.
В качестве примера ненадежной интерпретации Максфилд приводит неидентифицируемый венок, помещенный на надгробии Г. Вибия Макра, жившего в эпоху Августа, который имеет мало сходства с любой другой известной формой corona militaris. Во всяком случае исследовательница полагает, что он не является травяным венком и, возможно, это corona aurea, вырезанная в весьма странной манере16.
Относительно недавно Б. Бергман выдвинула весьма спорную гипотезу, согласно которой венок Г. Юлия Цезаря, часто изображавшийся на монетах в последний год его жизни и на протяжении нескольких лет после смерти, не что иное, как corona graminea17. Впрочем, вопрос о венке Цезаря уже многие десятилетия является весьма дискуссионным и еще далек от своего разрешения18.
Отсутствие иконографических примеров дополняется довольно скудной письменной традицией. К сожалению, следует, по всей видимости, поддержать мнение, высказанное Л. Мерклином еще в середине XIX в., что все основные имеющиеся у нас данные о военных венках, очевидно, восходят только к одному источнику — М. Теренцию Варрону19. Действительно, Фест, Плиний Старший и Авл Геллий зачастую сообщают одни и те же подробности.
Согласно этим свидетельствам, corona graminea вручалась полководцу, освободившему от осады отдельные воинские части или даже целую армию20, из-за чего она и называлась также осадным венком (corona obsidionalis)21. Этот венок с.415 сплетался из свежей травы, сорванной на месте осады22. Он считался самым древним военным венком у римлян (Plin. NH. XXII. 6). И хотя, безусловно, проверить утверждение Плиния Старшего нет никакой возможности, все же, по словам Максфилд23, нет конкретных причин сомневаться в этом24.
Чествование происходило самым возвышенным и торжественным образом. Сведений о нем крайне мало, так как только Тит Ливий и Плиний Старший кратко описывают две церемонии: в честь военного трибуна П. Деция Муса и в честь с.416 центуриона Гн. Петрея. По всей видимости, подобное мероприятие выглядело следующим образом. Консул собирал военную сходку (advocata contione), на которой выступал с торжественной речью, где всячески расхваливал и подчеркивал особые заслуги отличившегося военачальника и его солдат (Liv. VII. 37. 1). После этого консул одаривал виновников торжества. Полководец увенчивался золотым венком, получал различные материальные ценности, легионерам жаловалось, причем до конца службы, двойное довольствие, по две туники и прочее. Скорее всего, особенно при первых чествованиях, каждый солдат, спасший осажденных, получал в дар быка. Все это сопровождалось одобрительными дружными криками простых воинов. Вслед за консульским потоком благодеяний они же возлагали на голову полководца травяной венок (Liv. VII. 37. 1—
Наивысший авторитет и чрезвычайную значимость corona graminea придавало то, что она устанавливала особые взаимоотношения между спасенными и их спасителем, которого, согласно римским обычаям, они были обязаны почитать как отца27. Такие условия вели к тому, что лишь немногие воины желали вручения corona graminea, а, следовательно, и попадания в зависимость от удачливого полководца или командующего (и пополнения его клиентелы). Поэтому с.417 неудивительно, что за всю историю Рима травяной венок получили менее десяти человек, особенно если учесть, насколько редко вообще возникала ситуация, при которой войско или его часть оказывалось в окружении28.
Плиний перечисляет всего восемь полководцев, которые, насколько известно ему, получили эту награду, и заявляет, что больше никто до его времени ее не удостаивался (NH. XXII. 5—
Л. Квинкций Цинциннат, диктатор 458 г. до н. э. | De vir. ill. 17. 2 | |
Л. Сикций (или Сициний) Дентат до 450/449 г. до н. э. | Plin. NH. XXII. 9; ср. VII. 102; Val. Max. III. 2. 24; Gell. II. 11. 2; Fest. 208. 23 L | |
П. Деций Мус, военный трибун 343 г. до н. э. | Plin. NH. XXII. 9; Liv. VII. 37. 2; Fest. 208. 17— | |
М. Кальпурний Фламма, военный трибун 258 г. до н. э. | Plin. NH. XXII. 11 | |
Кв. Фабий Максим Веррукоз Кунктатор, диктатор 203 (?) г. до н. э. | Plin. NH. XXII. 10; Gell. V. 6. 10 | |
П. Корнелий Сципион Эмилиан, военный трибун 149 г. до н. э. | Plin. NH. XXII. 13; Vell. I. 12. 4; De vir. ill. 58. 4 | |
Гн. Петрей, центурион 101 г. до н. э. | Plin. NH. XXII. 11 | |
Л. Корнелий Сулла, легат 89 г. до н. э. | Plin. NH. XXII. 12 | |
Г. Юлий Цезарь, диктатор 45 г. до н. э. | Cass. Dio XLIV. 4. 5 | |
Август 30 г. до н. э. | Plin. NH. XXII. 13 |
Первые два имени вызывают большие сомнения, так как сообщения источников о получении corona graminea Цинциннатом и Сикцием Дентатом явно легендарны29. Вручение этой награды Дециму Мусу также вызывает некоторые с.418 вопросы30, однако многие исследователи полагают, что его награждение — это исторический факт31. В любом случае можно отметить, что первые подробности того, как проходила церемония передачи травяного венка, упоминаются Титом Ливием и Плинием Старшим именно в связи с историей Децима Муса (Liv. VII. 37. 2; Plin. NH. XXII. 9)32.
Историчность получения corona graminea военным трибуном Кальпурнием Фламмой в 258 г. до н. э. современные исследователи под сомнение не ставят33. Он был удостоен подобной награды за спасение консульской армии под командованием Авла Атилия Калатина, попавшей в окружение неподалеку от сицилийского города Камарины во время Первой Пунической войны. Фламма во главе отряда из 300 человек пошел на прорыв и отвлек врага на себя, тем самым позволив римскому войску выйти на безопасную позицию (Liv. XXII. 60. 11; Per. 17; Sen. Epist. LXXXII. 22; Flor. I. 18. 13—
Следующим в списке награжденных идет Фабий Максим Кунктатор. Обстоятельства вручения ему травяного венка были необычными и выходили за рамки римской традиции. Знаменитый полководец, по сообщениям античных авторов, получил corona graminea в самом конце Второй Пунической войны из рук сената и народного собрания34 за то, что спас римское государство от грозящей ему опасности35.
В итоге мнения ученых об историчности награждения Фабия разделились. Часть из них относится к литературным источникам с доверием36, другая ставит под сомнение факт того, что такие чествования состоялись. Так, Ф. Мюнцер с.419 в пассажах о награждении Фабия quod urbem Romam obsidione hostium liberasset (Gell. V. 6. 10) и Hannibale Italia pulso (Plin. NH. XXII. 10) видит возможные заимствования из Энния, вероятно, через Варрона. При этом все почести, приписываемые Фабию, напоминают почести императора Августа; именно поэтому сообщения античных авторов следует принимать с большой осторожностью37. Штайнер также полагал, что сообщения о вручении Фабию Кунктатору травяного венка относятся к области мифотворчества38.
В свою очередь, Вейнсток обратил внимание на события 217 г. до н. э., когда Фабий спас войско начальника конницы (или содиктатора) М. Мину- ция Руфа, но был почтен только именем pater, а венка не получил (Polyb. III. 104—
Мы полагаем, что нет никаких причин отвергать данные источников о награждении Фабия Кунктатора венком в конце войны с Ганнибалом. Отказ от вручения венка во время событий 217 г. до н. э. вполне компенсировался дарованием ему титула pater, который, учитывая специфику патрон-клиентских отношений в Риме, имел довольно большие политические преимущества42.
В то же время чествование Фабия corona graminea сенатом и народным собранием следует рассматривать в рамках политической борьбы в эпоху Второй Пунической войны. Тит Ливий сохранил прямые указания на противостояние с.420 Фабия Кунктатора и Сципиона Африканского (Liv. XXVIII. 40—
с.421 Относительно точки зрения Мюнцера, призывавшего относиться с осторожностью к данным источников о почестях для Фабия Кунктатора, так как они напоминают праздничные церемонии в честь Августа, следует сказать, что, на наш взгляд, эту проблему необходимо рассматривать под другим углом. Мы полагаем, что сторонники первого императора сознательно их копировали, желая представить того в качестве своеобразного наследника древнего полководца и его заслуг. Аппиан сохранил любопытное замечание о том, что Август ставил в пример именно Фабия и в военном искусстве старался ему подражать46. Среди прочих статуй summi viri, установленных на форуме Августа47, находилась и статуя Фабия Максима с элогием в его честь (CIL I2 p. 193 No. 12). Так вот, в расширенной версии этого элогия из Арреция о Фабии говорится следующее: dux aetatis suae cautissimus et rei militaris peritissimus habitus est (ILS 56)48.
Кроме того, Октавиан, так же как и Фабий, получил травяной венок из рук сената и народного собрания. Древний полководец, как мы уже упоминали, был награжден за то, что rem omnem Romanam restituit (Plin. NH. XXII. 10). Это, собственно, парафраз стиха Энния, посвященного Фабию: unus homo nobis cunctando restituit rem. И он имеет вполне очевидные коннотации с пропагандистскими мероприятиями Августа, стремившегося показать себя как restitutor et conservator rei publicae49.
Плиний подчеркивает особую торжественность вручения corona graminea Фабию, заявляя, что она единственная, данная ему от лица всей Италии: sola a tota Italia data (NH. XXII. 10). Выражение tota Italia можно встретить и у Августа, который в своем завещании заявляет, что вся Италия поклялась ему в верности: iuravit in mea verba tota Italia (RGDA 25. 2).
То, что вручение corona graminea Фабию Максиму выходило за рамки римских традиций, показывает дальнейшая история, связанная с награждением этим венком Сципиона Эмилиана50 и центуриона Гн. Петрея. Оба они получили венок как donum militare на поле боя согласно всем правилам. Плиний со слов Варрона передает, что Сципиона наградили осадным венком в 149 г. до н. э. во время осады Карфагена за то, что он, будучи военным трибуном, спас три когорты (Plin. NH. XXII. 13; см. также: Vell. I. 12. 4; De vir. ill. 58. 4). Весьма примечательно, что Август на своем форуме поместил статую Сципиона с надписью, сообщавшей об этом деянии (Plin. NH. XXII. 13)51. Primus pilus Гн. Петрей во время войны с.422 с кимврами в 101 г. до н. э. собственноручно убил нерешительного военного трибуна, командовавшего легионом, и смог вывести солдат из окружения, за что удостоился высочайшей чести (Plin. NH. XXII. 11)52.
Такая своеобразная попытка восстановить традиции награждения corona graminea закончилась неудачей, так как всего через дюжину лет престижу этой награды был нанесен серьезный ущерб. Во время Союзнической войны в 89 г. до н. э. Сулла в качестве легата, по сути, узурпировал травяной венок53. В битве под Нолой будущий диктатор наголову разгромил войска италиков под командованием Луция Клуенция (Cic. Div. I. 72; II. 65; Liv. Per. 75; App. BC. I. 50. 218—
После Суллы травяной венок как donum militare больше никогда не вручался. Новый удар по его престижу был нанесен в результате политических интриг в
Согласно сообщению Кассия Диона, Юлий Цезарь в 45 г. до н. э. получил травяной венок из рук сената и народного собрания (XLIV. 4. 5), возможно, подражая истории с Фабием Максимом. Однако этот вопрос требует более пристального рассмотрения, и мы обратимся к нему чуть ниже в связи с критикой гипотезы Бергман о причинах отказа Августа от corona graminea.
Последний60, кто был награжден травяным венком, — Октавиан. Плиний сообщает, что сенат преподнес ему венок в качестве государственной награды с.424 13 сентября 30 г. до н. э.61 Однако уже через три года Август объявил, что наивысшей наградой для него является гражданский венок, ни словом не обмолвившись о corona graminea (RGDA 34). Почему же это произошло?
Мотивы отказа Августа от corona graminea
В своей монографии, вышедшей в 2010 г., Б. Бергман впервые предприняла попытку ответить на вопрос о мотивах отказа Августа от травяного венка. Она полагает, что венок Г. Юлия Цезаря, часто изображавшийся на монетах в последний год его жизни и на протяжении нескольких лет после смерти, не что иное, как corona graminea. Исследовательница предположила, что отказ Октавиана от травяного венка был связан с прямой ассоциацией последнего с личностью Цезаря. Многочисленные изображения диктатора в этом венке, по ее мнению, говорят о его решении сделать corona graminea одной из регалий своей власти. В свою очередь, Август, проводивший более осторожную политику, демонстративно стал использовать corona civica, чтобы никому не казалось, что он стремится к царской власти62.Это построение, на наш взгляд, вызывает большие сомнения.
Во-первых, на сегодняшний день нет веских оснований утверждать, что «венок Цезаря» — это corona graminea. В историографии на сей счет существуют различные точки зрения. Так, если широко распространенное в первой половине XX в. мнение о том, что это лавровый венок63, сейчас признано устаревшим64, а гипотеза С. Л. Чезано65, видевшей в corona Caesaris миртовый венок, справедливо критикуется за отсутствие веских доказательств66, то выводы К. Крафта, что Цезарь носил этрусский золотой венок67, с оговорками принимаются многими современными специалистами68, хотя и у этой точки зрения есть свои слабые стороны69. Например, М. Кроуфорд отказывается видеть в этом золотом украшении Цезаря этрусский венок, однако в конечном счете приходит к выводу, что это особый триумфальный золотой венок, который ранее был вручен Гн. Помпею Магну (Vell. II. 40. 4), а триумфальный венок, как известно, был заимствован римлянами из той же Этрурии70. А. Альфёльди по-своему исправляет Крафта, отмечая, что это была не corona aurea etrusca, а особый золотой венок с.425 архаизированно-этрусского стиля71. Тем не менее, как справедливо отметил французский нумизмат П. Бастьен, «венок Цезаря в монетной чеканке 44 г. до н. э., к сожалению, еще не открыл своей тайны, и различные предложенные интерпретации остаются весьма спорными»72.
Во-вторых, возникает вопрос, почему о Юлии Цезаре ничего не говорит Плиний, который утверждает, что приводит полный список тех, кто удостоился corona graminea, но имени Цезаря в нем нет73. Можно было бы предположить, что последний не был включен в него из-за желания сделать этот венок атрибутом царской власти, к которой тот якобы стремился. Однако Плиний не только упоминает увенчание Суллы, но как раз таки подчеркивает свое негативное отношение к этому. Поэтому то, что Плиний ничего не говорит о Цезаре, вызывает большое удивление, особенно если принять во внимание тезис Бергман о широком распространении изображений corona graminea на монетах и вполне определенной ассоциации этого венка с личностью диктатора74.
Нужно сказать, что и Аппиан не упоминает о травяном венке Цезаря, хотя перечисляет многочисленные почести, дарованные полководцу после битвы при Мунде в 45 г.75 При этом историк специально выделяет из «разнообразных украшений» над его изображениями именно corona civica ob cives servatos (στέφανος ἐκ δρυὸς ὡς σωτῆρι τῆς πατρίδος), которую позднее вместо corona graminea примет Август, чтобы, согласно Бергман, не походить на Цезаря.
Собственно, о вручении приемному отцу Октавиана травяного венка мы узнаём только из сообщения Кассия Диона: по решению сената на рострах были с.426 установлены две статуи, одна из которых представляла Цезаря как спасителя граждан, а другая — как освободителя города от осады; их украсили соответствующими венками76. Не доверять сообщению Кассия Диона особых оснований у нас нет, и современные ученые полностью принимают его77. Однако никто из античных авторов об этом чествовании больше не упоминает. В данном отрывке смущает факт вручения Цезарю двух, по сути, сходных венков, их различие заключалось в том, что corona civica ob cives servatos была гражданским вариантом corona graminea78. И в таком случае вообще можно задаться вопросом, а было ли само награждение corona graminea, притом что Аппиан, как было сказано выше, особо подчеркивает увенчание Цезаря гражданским венком. Впрочем, это тема требует отдельного исследования.
В-третьих, нужно иметь в виду факт использования Цезарем различных венков. Всего он получил четыре разных венка, включая corona graminea. В частности, Светоний (Iul. 45. 2) упоминает, что Гай Юлий нередко носил corona laurea, опять-таки более подходившую для победоносного полководца, справившего несколько триумфов и вообще имевшего по решению сената ius laureae coronae perpetuo gestandae79. По-видимому, опираясь на этот декрет, Кассий Дион и вовсе утверждает, что в последние годы жизни Цезарь всегда и везде был увенчан лавровым венком80.
Важную роль в судьбе диктатора сыграл и дубовый, или гражданский, венок. Цезарь был награжден corona civica еще в 80 г. до н. э. в начале своей военной карьеры М. Минуцием Термом после осады малоазийского города Митилены (Suet. Iul. 2). Однако в годы гражданской войны он стал использовать дубовый венок вне военного контекста, а именно как ту самую corona civica ob cives servatos, на которую в свое время претендовал Цицерон. Альфёльди обратил внимание на то, что во время противостояния с Помпеем Цезарь в рамках политики clementia81 сделал ее символом своего милосердия по отношению к римским гражданам. Знаменитый ученый совершенно справедливо идентифицировал изображение увенчанной дубовым венком головы неизвестной богини на аверсах некоторых денариев и ауреусов как богиню Клементию82. Отсутствие подписи на аверсе Альфёльди объясняет стремлением Цезаря избегать самого слова clementia, чтобы не возбуждать боровшуюся против него олигархию еще больше, так как милосердие было возможно только в рамках отношения высшего к низшему83. После битвы при Мунде, в 45 г., Юлий Цезарь с.427 официально получил от сената corona civica ob cives servatos (Cass. Dio XLIV. 4. 5; ср. App. BC. II. 106. 441), причем именно как политик за спасение граждан (ср. Cic. Marcell. 12; 21). Бергман тонко подметила, что этот венок наряду с политической коннотацией (ей он обязан своим возникновением в контексте заговора Катилины) получил также и новое качество clementia, которое Цезарь придал ему уже в начале гражданской войны на своих монетах84. Однако развивать свою мысль дальше она не стала, хотя именно подобный символизм и был выигрышным в глазах Августа, который позднее сделал его главным атрибутом своей власти. И почему тогда первый император, принимая дубовый венок, не побоялся прямых ассоциаций со своим приемным отцом? Неудивительно, что символ «милосердия» диктатора широко рекламировался. Так, например, Цезарю устанавливались статуи, увенчанные гражданским венком. О скульптурах на рострах (Cass. Dio XLIV. 4. 5) мы уже говорили, еще одно такое изваяние находилось на о. Фасос, притом важно отметить, что оно имеет сходство с портретным типом из Кьярамонти, который, как считается, был создан незадолго или вскоре после 44 г. до н. э.85 Другими словами, изображения с дубовым венком тиражировались тогда, когда, по мнению Бергман, символом власти Цезаря должен был быть венок травяной.
Источники также говорят и о вручении Цезарю imperii insignia, т. е. золотого венка наряду с золотым курульным креслом и триумфальным одеянием (Cic. Phil. II. 85; App. BC. III. 28; Cass. Dio XLIV. 6. 3; 11. 2; XLV. 6. 5; RRC 497/2 a—
с.428 В-четвертых, возникают проблемы с хронологией. По свидетельству Кассия Диона, о котором речь шла выше, травяной венок якобы был вручен Юлию Цезарю сенатом в 45 г. до н. э. В феврале 44 г. при массовом скоплении народа во время празднования луперкалий он демонстративно отверг царскую диадему, которую ему преподнес Марк Антоний88, и это, в таком случае, наиболее вероятная дата начала использования corona graminea в пропагандистских акциях диктатора. Но уже 15 марта он был убит. Другими словами, у Цезаря был всего лишь месяц, чтобы сделать этот венок одним из символов своей власти, что, разумеется, совершенно невозможно, тем более чтобы венок напрямую воспринимался как символ его незаконной власти на протяжении нескольких десятилетий после смерти.
Таким образом, травяной венок был одним из многих, и даже если в последний месяц жизни диктатора ставка делалась именно на него, было слишком мало времени, чтобы он мог сыграть важную роль в обосновании власти Цезаря.
И последнее. Если говорить о политических мотивах отказа Августа использовать corona graminea в своих пропагандистских мероприятиях, то скорее следует иметь в виду незаконное чествование на фоне гражданской войны этой высокой наградой Корнелия Суллы, запятнавшего себя проскрипциями, о чем пишет Плиний Старший (см. выше, с.422). Если подобные настроения и оценки дожили до времен Флавиев, вполне вероятно, что в эпоху Августа многие могли бы провести очевидные параллели между награждением Суллы и чествованием в 30 г. до н. э. травяным венком бывшего триумвира Октавиана, отличавшегося, по словам Кассия Диона (XLIX. 15. 4), особой жестокостью во время проскрипций даже на фоне Лепида и Антония.
На наш взгляд, причины отказа лежали в большей степени в религиозном значении, которое имела corona graminea. Дело в том, что трава и травяной венок являлись атрибутом Марса. Специально исследовавший представления римлян об ассоциации травы с богом войны Ж. Гийом-Куарье отмечает, что хотя напрямую ни один источник об этом не говорит, все же несколько отрывков из древних авторов позволяют сделать подобное заключение89. Согласно Павлу Диакону, загадочный эпитет Gradivus, который носил Марс, объясняется «тем, что он был рожден в траве… и поэтому травяной венок является высшей почестью за военные подвиги»90. Ту же этимологию — quod gramine sit ortus — дает Сервий (Aen. III. 35 Thilo). Правда, комментируя упоминание Вергилия (Aen. XII. 119) об алтарях из травы (arae gramineae), он предлагает несколько иное объяснение, которое позволяет нам точнее понять суть римских представлений. Сервий подчеркивает, что алтари «находились в траве… потому что речь идет о войне и жертвы приносились Марсу, которому посвящена трава, тому, кто, согласно Плинию в “Естественной с.429 истории”, рожден из человеческой крови»91. Ж. Гийом-Куарье справедливо замечает, что здесь подразумевается кровь, которая течет в бою: пропитывая землю, она порождает производящую зеленую траву, которая полна жизни. В подтверждение этого суждения французский ученый приводит примеры трехстороннего отношения — трава, кровь, Марс — из Тита Ливия, Плиния Старшего и Апулея (Liv. VII. 37. 1—
Кроме того, трава (точнее, пучок священной травы, собственно herba pura, или, по-другому, sagmina94) имела для римлян глубокое сакральное значение и олицетворяла родную землю95. Она срывалась консулом или претором в священном месте в городской крепости на Капитолии (Fest. 424. 34; ср. Dig. I. 8. 8. 1). Эта herba pura использовалась в религиозных обрядах глубоко архаической жреческой коллегии фециалов, ведавшей в том числе и ритуалом объявления войны. В церемонии участвовали два члена коллегии: вербенарий, который нес с собою вырванную с корнем траву из римской крепости, и отец-отряженный, который представлял городскую общину, как отец семейства — фамилию96. Здесь нужно вспомнить, что сам Октавиан в качестве pater patratus, согласно древним обычаям, провел ритуал объявления войны Клеопатре. Вот почему увенчание триумвира травяным венком могло быть воспринято как передача родной земли победителю в гражданской войне. Достаточно привести в пример эмоциональную реакцию Плиния Старшего на вручение corona graminea Сулле.
Еще один немаловажный момент. Римское выражение herbam dare, как указывают поздние комментаторы, отражало существование древней традиции, согласно которой побежденный отдавал победителю пучок травы, являвшийся символом отказа проигравшего «от обладания землей, от пользования производящей и питающей силой почвы, даже от погребения в земле»97. Другими словами, тот, кто с.430 получал стебли травы, получал право распоряжаться жизнью и смертью тех, кто эти стебли вручал. Выше мы уже говорили, что римские солдаты подпадали под отцовскую власть полководца, которого они увенчивали corona graminea. И здесь необходимо подчеркнуть, что, несмотря на архаичность этого ритуала в эпоху Августа, о нем хорошо помнили. Выражение herbam dare встречается в пьесах и комедиях Плавта, Акция и Афрания98, чья деятельность относится к III—
В то же время гражданский венок, который Август выбрал вместо corona graminea, изготавливавшийся из дубовых листьев, нес совсем другое значение. У римлян дуб был посвящен Юпитеру и считался felix, т. е. приносящим счастье и богатство, сулящим плодородие и благоденствие100. Соответственно эти ожидания, эта «сила», этот «успех», это «счастье» переходили на человека, которому вручался дубовый венок, его статус в общине резко возрастал101. Венок, таким образом, формировал образ, который ассоциировался с идеей прорастания, плодородия, а следовательно, мирной жизни и будущего благополучия.
Таким образом, по нашему мнению, причины отказа Августа от использования corona graminea для легитимации собственной власти лежат не в политической плоскости, а в сфере религии. Первый император через дубовый венок, который символизировал наступление благополучия и благоденствия, хотел ассоциироваться с земным Юпитером, идеальным правителем, чья деятельность вела к процветанию и мирной жизни. В свою очередь, травяной венок связывался с богом войны, а следовательно, имел коннотации с гражданской войной, что в корне не устраивало Августа, вскоре объявившего о возвращении мирной жизни и восстановлении всех сфер государства (restitutio rei publicae).
с.431
Литература / References
Akhiev, S. N. 2002: [Clementia Caesaris: intention, reasons, goals]. In: Antichnyy mir i arkheologiya [Ancient World and Archaeology]. Issue 11. Saratov, 71—
Ахиев, С. Н. Clementia Caesaris: сущность, причины, цели. В сб.: Античный мир и археология. Вып. 11. Саратов, 71—
Adcock, F. E. 1932: Caesar’s dictatorship. In: Cambridge Ancient History. Vol. IX. Cambridge, 691—
Adcock, F. E. 1951: The interpretation of Res gestae divi Augusti, 34. I. Classical Quarterly 1 (3/4), 130—
Alföldi, A. 1952: Die Geburt der kaiserlichen Bildsymbolik: Kleine Beiträge zu ihrer Entstehungsgeschichte. 3. Parens patriae. Museum Helveticum 9/4, 204—
Alföldi, A. 1953: Studien über Caesars Monarchie. Lund.
Alföldi, A. 1985: Caesar in 44 v. Chr. Bd. I. Studien zu Caesars Monarchie und ihren Wurzeln. (Antiquitas. Reihe 3, 16). Bonn.
André, J. 1964: Arbor felix, arbor infelix. In: M. Renard, R. Schilling (éds.), Hommages à Jean Bayet. Bruxelles, 35—
Babelon, E. 1886: Description historique et chronologique des monnaies de république romaine. T. II. Paris.
Balsdon, J. P. V. D. 1951: Sulla Felix. Journal of Roman Studies 41, 1—
Bastien, P. 1992: Le Buste monétaire des empereurs romains. T. I. Wetteren.
Belloni, G. G. 1987: Les “Res gestae Divi Augusti”. Augusto: il nuovo regime e la nuova urbe. Milano.
Benndorf, O. 1878: Antike Gesichtshelme und Sepulcralmasken. Wien.
Bergmann, B. 2010: Der Kranz des Kaisers. Genese und Bedeutung einer römischen Insignie. Berlin-New York.
Bonghi, O. 1834: Scavi apuli. Bullettino dell’instituto di corrispondenza archeologica II—
Brunt, P. A., Moore, J. M. (eds.) 1967: Res gestae divi Augusti: The Achievements of the Divine Augustus. Oxford.
Büttner, A. 1957: Untersuchungen über Ursprung und Entwicklung von Auszeichnungen im römischen Heer. Bonner Jahrbücher 157, 127—
Calasso, G. P. 1962: Appunti sul concetto di felicitas. Atene e Roma 7, 15—
Carson, R. A. G. 1956: [Rev.] K. Kraft. Der goldene Kranz Caesars und der Kampf um die Entlarvung des Tyrannen (from Jahrbuch für Numismatik und Geldgeschichte, 3 and 4, 1952—
Cesano, S. L. 1950: Le monete di Cesare. In: Atti della Pontificia Accademia Romana di Archeologia. Serie III. Rendiconti. Vol. XXIII—
Chamoux, F. 1953: Un portrait de Thasos: Jules César. Monuments et mémoires de la Fondation Eugène Piot 47, 131—
Champeaux, J. 1987: Fortuna. Recherches sur le culte de la Fortune à Rome et dans le monde romain des origines à la mort de César. T. II. Les transformations de Fortuna sous la République. Roma.
Cohen, H. 1880: Description historique des monnaies frappées sous l’Empire romain communément appelées médailles impériales. T. I. 2ème éd. Paris-Londres.
Collins, J. 1972: Caesar as political propagandist. In: H. Temporini (Hrsg.) Aufstieg und Niedergang der römischen Welt: Geschichte und Kultur Roms im Spiegel der neueren Forschung. I. Von den Anfängen Roms bis zum Ausgang der Republik. Bd. I. Politische Geschichte. Berlin-New York, 922—
Cornell, T. J. et al. 2013: The Fragments of Roman Historians. Vol. 3. Commentary. Oxford.
Crawford, M. H. 1974: Roman Republican Coinage. Vol. I. Cambridge.
Dart, C. J., Vervaet, F. J. 2014: Claiming triumphs for recovered territories: reflections on Valerius Maximus 2. 8. 4. In: C. H. Lange, F. J. Vervaet (eds.), The Roman Republican Triumph. Beyond the Spectacle. Roma, 53—
Deubner, L. 1933: Die Bedeutung des Kranzes im klassischen Altertum. Archiv für Religionswissenschaft 30, 70—
Dowling, M. B. 2006: Clemency and Cruelty in the Roman World. Ann Arbor.
Erkell, H. 1952: Augustus, felicitas, fortuna: lateinische Wortstudien. Göteborg.
Ernout, A., Meillet, A. 1951: Dictionnaire étymologique de la langue latine. T. I—
Fiebiger, H. O. 1901: Corona. In: RE. Hlbd. 8, 1636—
Fröhlich, F. 1900: Cornelius (392). In: RE. Hlbd. 7, 1522—
Fuhrmann, H. 1949: Zwei Reliefbilder aus der Geschichte Roms. Mitteilungen des Deutschen Archäologischen Institut 2, 23—
с.432 Gagé, J. 1969: Felicitas. Reallexicon für Antike und Christentum. Bd. 7. Stuttgart, 711—
Gelzer, M. 1968: Caesar: Politician and Statesman. Oxford.
Grueber, H. A. 1910: Coins of the Roman Republic in the British Museum. Vol. I. London.
Guillaume-Coirier, G. 1993: Couronnes militaires végétales à Rome. Vestiges indo-européens et croyances archaïques. Revue de l’histoire des religions 210, no. 4, 387—
Hafner, G. 1981: Prominente der Antike: 337 Portraits in Wort und Bild. Düsseldorf-Wien.
Hölkeskamp,
Johansen, F. 1987: The portraits in marble of Gaius Julius Caesar: a review. In: Ancient Portraits in the J. Paul Getti Museum. Vol. I. Malibu, 17—
Judge, E. A. 2008: The Eulogistic inscriptions of the Augustan Forum: Augustus on Roman history. In: E. A. Judge. The First Christians in the Roman World: Augustan and New Testament Essays. Tübingen, 165—
Koortbojian, M. 2013: The Divinization of Caesar and Augustus. Precedents, Consequences, Implications. Cambridge.
Korolenkov, A. V. 2009: [Marius and Catulus: the relationship history of homo novus and vir nobilissimus]. In: Antichnyy mir i arkheologiya [Ancient World and Archaeology]. Issue 13. Saratov, 214— Короленков, А. В. Марий и Катул: история взаимоотношений homo novus и vir nobilissimus. В сб.: Античный мир и археология. Вып. 13. Саратов, 214— Korolenkov, A. V., Smykov, E. V. 2007: Sulla [Sulla]. Moscow. Короленков, А. В., Смыков, Е. В. Сулла. М. Kraft, K. 1969: Der goldene Kranz Caesars und der Kampf um die Entlarvung des “Tyrannen”. 2. Aufl. Darmstadt. Le Bohec, Y. 1997: Auszeichnungen, militärische. In: H. Cancik, H. Schneider (Hrsg.), Der Neue Pauly. Bd. II. Stuttgart, 341— Luce, T. J. 1990: Livy, Augustus, and the Forum Augustum. In: K. Raaflaub, M. Toher (eds.), Between Republic and Empire: Interpretations of Augustus and His Principate. Berkeley, 123— Luschi, L. 1994: L’iscrizione di “C. Vibius Macer” e la necropoli romana di Villavallelonga (L’Aquila). Documentazione d’archivio. Studi Classici e Orientali 42, 241— Mantzilas, D. 2014: [Bibliography]. In: A. Panoutsopoulos, D. Mantzilas (eds.). Ta Pepragmena tou Theikou Augoustou [Res Gestae Divi Augusti]. Ioannina, 511— Μαντζίλας, Δ. Βιβλιογραφία. Στο βιβλ.: Α. Πανουτσόπουλος, Δ. Μαντζίλας (εκδ.), Τα Πεπραγμένα του Θεϊκού Αυγούστου. Ιωάννινα, 511— Massner, Maxfield, V. A. 1981: The Military Decorations of the Roman Army. London. McDonnell, M. 2006: Roman Manliness: Virtus and the Roman Republic. Cambridge. Mercklin, L. 1859: De Varrone coronarum Romanarum militarium interprete praecipuo quaestiones. Dorpati. Meyer, Ed. 1922: Caesars Monarchie und das Principat des Pompejus. 3. Aufl. Stuttgart-Berlin. Michel, D. 1967: Alexander als Vorbild für Pompeius, Caesar und Marcus Antonius: archäologische Untersuchungen. (Collection Latomus, 94). Bruxelles. Mommsen, Th. (ed.) 1883: Res gestae divi Augusti. Ex monumentis Ancyrano et Apolloniensi. 2 ed. Berolini. Münzer, F. 1901: Decius (15). In: RE. Hlbd. 8, 2279— Münzer, F. 1909: Fabius (116). In: RE. Hlbd. 12, 1814— Nicolet, C. 1991: Space, Geography, and Politics in the Early Roman Empire. Ann Arbor. North, J. A. 2008: Caesar at the Lupercalia. Journal of Roman Studies 98, 144— Ogilvie, R. M. 1965: A Commentary on Livy, Books I— Picard, G. Ch. 1957: Les trophées romains. Contributions à l’histoire de la religion et de l’art triomphal de Rome. Paris. Pollini, J. 2012: From Republic to Empire. Rhetoric, Religion, and Power in the Visual Culture of Ancient Rome. Norman (OK). Rodriguez, C. L. 1989: Poetry and Power: Studies on Augustan Monuments and the Poets of the Augustan Age. Diss. Vol. I. Baltimore. с.433 Sage, M. M. 1979: The “Elogia” of the Augustan Forum and the “de viris illustribus”. Historia. Zeitschrift für Alte Geschichte 28/2, 192— Salmon, E. T. 1967: Samnium and the Samnites. Cambridge. Scheid, J. (ed.) 2007: Res gestae divi Augusti. Hauts faits du divin Auguste. Paris. Schäfer, Th. 1988: Sella curulis und fasces als Paradigma. In: W. D. Heilmeyer, E. La Rocca, H. G. Martin (Hrsg.), Kaiser Augustus und die Verlorene Republik: Eine Ausstellung im Martin-Gropius-Bau, Berlin, 7. Juni — 14. August 1988. Berlin, 427— Sehlmeyer, M. 1999: Stadtrömische Ehrenstatuen der republikanischen Zeit. Stuttgart. Steiner, P. 1906: Die ‘dona militaria’. Bonner Jahrbücher 114/115, 1— Sutherland, C. H. V. 1987: Roman History and Coinage 44 BC— Sydenham, E. A. 1952: The Coinage of the Roman Republic. London. Syme, R. 1960: The Roman Revolution. 2nd ed. Oxford — New York. Thurmond, D. L. 1992: Felicitas: Public Rites of Human Fecundity in Ancient Rome. Ph. D. Diss. University of North Carolina. Chapel Hill. Tokarev, A. N. 2011: Stanovlenie ofitsial’noy ideologii printsipata Imperatora Avgusta [Formation of the Official Ideology of the Emperor Augustus’ Principate]. Kharkiv. Токарев, А. Н. Становление официальной идеологии принципата Императора Августа. Харьков. Treu, M. 1948: Zur clementia Caesaris. Museum Helveticum 5, 197— Tuchelt, K. 1979: Frühe Denkmäler Roms in Kleinasien. Teil I. Roma und Promagistrate. Tübingen. Versnel, H. S. 1970: Triumphus. An Inquiry into the Origin, Development and Meaning of the Roman Triumph. Leiden. Vervaet, F. J. 2017: Honour and shame in the Roman Republic. In: H. J. Kim, F. J. Vervaet, S. F. Adali (eds.), Eurasian Empires in Antiquity and the Early Middle Ages: Contact and Exchange between the Graeco-Roman World, Inner Asia, and China. Cambridge, 85— Walde, A. 1954: Lateinisches etymologisches Wörterbuch. 3. Aufl. Bd. I— Weinstock, S. 1971: Divus Julius. Oxford. Wistrand, E. 1987: Felicitas imperatoria. Göteborg. Zahn, B. 1909: Eine Tonpfanne im Antiquarium. Amtliche Berichte aus den Königlichen Kunstsammlungen 30 (11), 264— Zanker, P. 1988: Power of Images in the Age of Augustus. Transl. by Al. Shapiro. Ann Arbor.
Saglio, E. 1887: Corona. In: Ed. Ch. Daremberg, E. Saglio (eds.), Dictionnaire des antiquités grecques et romaines. T. I. Paris, 1520—
ПРИМЕЧАНИЯ
Впрочем, некоторые ученые сомневаются в том, что памятник с Кассиевой дороги имеет отношение к Юлию Цезарю. Так, Т. Шефер, соглашаясь с Д. Мишель в том, что изображение символизирует возрождение и усиление Рима, находит, что подобная тематика не принадлежала к самым важным мотивам цезарианской пропаганды. В то же время, уже начиная с Суллы, многие честолюбивые полководцы (и необязательно ключевые фигуры Поздней республики) претендовали на звание «спасителя» Рима. Но основным возражением против связи рельефа с Цезарем является его принадлежность к надгробному памятнику, на который он крепился и, соответственно, отмечал успехи владельца могилы (Schäfer 1988, 436). В свою очередь, Г. Хафнер вообще относит рельеф к III в. н. э. и считает, что на нем Рим чествует Аврелиана как своего спасителя и благодарит за постройку городской стены (Hafner 1981, 31).
liberasset: Gell. V. 6. 10).
Между тем предположение Вейнстока имеет довольно зыбкие основания. Во-первых, конкуренция между Фабиями и Корнелиями Сципионами длилась относительно долгое время и продолжалась даже после смерти Кунктатора, достаточно вспомнить знаменитые сципионовские процессы