История Рима от основания города

Книга III

т. I, с. 117 1. (1) После захва­та Антия¹ кон­су­ла­ми ста­ли Тит Эми­лий и Квинт Фабий [467 г.]. Это был един­ст­вен­ный уцелев­ший из истреб­лен­но­го при Кре­ме­ре рода Фаби­ев. (2) Эми­лий уже при пер­вом сво­ем кон­суль­стве рато­вал за наде­ле­ние пле­бе­ев зем­лею, а теперь, когда он сде­лал­ся кон­су­лом во вто­рой раз, укре­пи­лись в сво­их надеж­дах и те, кто домо­гал­ся при­ня­тия зако­на о разде­ле зем­ли, и три­бу­ны взя­лись за дело в уве­рен­но­сти, что с помо­щью кон­су­ла суме­ют добить­ся того, чему обык­но­вен­но кон­су­лы и про­ти­ви­лись; кон­сул не отсту­пал от сво­его замыс­ла. (3) Земле­вла­дель­цы и зна­чи­тель­ная часть сена­то­ров роп­та­ли, что гла­ва государ­ства, усво­ив замаш­ки три­бу­нов, выка­зы­ва­ет-де щед­рость к наро­ду за чужой счет, и всю свою нена­висть обра­ти­ли с три­бу­нов на кон­су­ла. Пред­сто­я­ла жесто­кая борь­ба, не най­ди Фабий реше­ния, не ущем­ля­ю­ще­го ни одной из сто­рон: (4) в про­шлом году под вер­хов­ным руко­вод­ст­вом Тита Квинк­ция у воль­сков отня­ли мно­го зем­ли, (5) и мож­но было выве­сти посе­ле­ние в удоб­но рас­по­ло­жен­ный при­мор­ский город Антий, дабы пле­беи полу­чи­ли свои наде­лы, земле­вла­дель­цы не роп­та­ли, а в государ­стве бы воца­ри­лось согла­сие². Так и реши­ли. (6) Три­ум­ви­ра­ми для разда­чи наде­лов Фабий поста­вил Тита Квинк­ция, Авла Вер­ги­ния и Пуб­лия Фурия. (7) Все, кто хотел полу­чить зем­лю, долж­ны были объ­явить об этом. Но, как водит­ся, сама воз­мож­ность сра­зу отби­ла охоту и желаю­щих ока­за­лось так мало, что в чис­ло посе­лен­цев при­шлось вклю­чить воль­сков³; боль­шин­ство же поже­ла­ло полу­чить наде­лы не где-нибудь, а в Риме. (8) Эквы запро­си­ли мира у Квин­та Фабия, кото­рый при­шел к ним с вой­ском, но сами же и нару­ши­ли его вне­зап­ной вылаз­кой в зем­ли лати­нов.

2. (1) На сле­дую­щий год [466 г.] Квинт Сер­ви­лий — он стал кон­су­лом вме­сте с Спу­ри­ем Посту­ми­ем — был послан про­тив эквов, но из-за болез­ней в вой­ске не начал воен­ных дей­ст­вий, а про­сто­ял лаге­рем во вла­де­ни­ях лати­нов. (2) Вой­на затя­ну­лась на тре­тий год, когда кон­су­ла­ми ста­ли Квинт Фабий и Тит Квинк­ций [465 г.]. Фабий был вне поряд­ка⁴ назна­чен пол­ко­вод­цем, так как имен­но он, одер­жав одна­жды победу над эква­ми, дал им мир. (3) Он высту­пил, нисколь­ко не сомне­ва­ясь в том, что один звук его име­ни ути­хо­ми­рит эквов, и велел послам объ­явить в собра­нии это­го наро­да, что-де кон­сул Квинт Фабий, вер­нув­ший­ся от эквов в Рим с миром, идет к ним из Рима с с.118 вой­ной, взяв­ши ору­жие в ту же руку, кото­рую преж­де про­тя­ги­вал им для при­ми­ре­ния. (4) Нын­че боги будут свиде­те­ля­ми про­тив того, кто веро­лом­но нару­шил клят­вы, а вско­ре и ото­мстят за это. Сам он, одна­ко же, и теперь еще пред­по­чи­та­ет, чтоб эквы рас­ка­я­лись по соб­ст­вен­ной воле и не пали жерт­вой вой­ны. (5) Если они рас­ка­ют­ся, он-де обес­пе­чит их без­опас­ность, ведь его доб­рота им извест­на; если же они хотят остать­ся клят­во­пре­ступ­ни­ка­ми, то вой­ну им при­дет­ся вести не столь­ко с непри­я­те­лем, сколь­ко с раз­гне­ван­ны­ми бога­ми. (6) Сло­ва эти нико­го ни в чем не убеди­ли, и послов чуть было не рас­тер­за­ли, а на Аль­гид⁵ про­тив рим­лян было дви­ну­то вой­ско. (7) Когда об этом ста­ло извест­но в Риме, дру­гой кон­сул был вынуж­ден оста­вить город, при­чем ско­рее вслед­ст­вие оскорб­ле­ния, чем под­лин­ной угро­зы. Итак, два кон­суль­ских вой­ска в бое­вом поряд­ке пошли на вра­га, чтобы немед­лен­но завя­зать сра­же­ние. (8) Но, так как день уже был на исхо­де, кто-то из вра­же­ско­го ста­на про­кри­чал: (9) «Это не вой­на, а хва­стов­ство, рим­ляне, кто ж на ночь глядя гото­вит­ся к бою! Для пред­сто­я­щей бит­вы нам нужен целый день. Воз­вра­щай­тесь зав­тра на рас­све­те, и мы сра­зим­ся, не бой­тесь!»

(10) Разо­злен­ные эти­ми сло­ва­ми, рим­ляне ото­шли в лагерь, и ночь пока­за­лась им дол­гой отсроч­кой сра­же­ния. Но все-таки они выспа­лись и под­кре­пи­лись и, когда на сле­дую­щий день рас­све­ло, уже были гото­вы к бою; вско­ре яви­лись и эквы. (11) Обе сто­ро­ны сра­жа­лись с оже­сто­че­ни­ем, рим­ляне — пото­му, что были испол­не­ны нена­ви­сти и гне­ва, а эквы были гото­вы на все, пото­му что осо­зна­ли навле­чен­ную на себя соб­ст­вен­ным про­ступ­ком угро­зу и отча­я­лись сно­ва вой­ти в дове­рие к рим­ля­нам. (12) Одна­ко они не усто­я­ли перед натис­ком рим­лян и, раз­би­тые, убра­лись в свои вла­де­ния, нисколь­ко не скло­нив­шись к при­ми­ре­нию, а необуздан­ная тол­па даже набро­си­лась на пол­ко­вод­цев за то, что те вели сра­же­ние бое­вым поряд­ком, в кото­ром рим­ляне были искус­нее; (13) эквы же силь­ны в опу­сто­ши­тель­ных набе­гах и луч­ше ведут вой­ну мно­же­ст­вом мел­ких отрядов, чем одним боль­шим и спло­чен­ным вой­ском.

3. (1) И тогда, оста­вив в лаге­ре при­кры­тие, эквы вторг­лись в рим­ские вла­де­ния и этим вызва­ли столь вели­кое смя­те­ние, что даже Город был охва­чен стра­хом. (2) Неожи­дан­ность напа­де­ния усу­губ­ля­ла этот страх, ведь все­го менее мож­но было опа­сать­ся, что побеж­ден­ный и почти оса­жден­ный в лаге­ре непри­я­тель станет думать о набе­ге, и вот трус­ли­вые посе­ляне, со стра­ху пре­уве­ли­чи­вая опас­ность, (3) при­бе­жа­ли в Город с воп­ля­ми, что-де не малень­кие отряды зани­ма­ют­ся гра­бе­жом и раз­бо­ем, но леги­о­ны непри­я­тель­ских вои­нов неудер­жи­мым пото­ком несут­ся на Рим. (4) Те, кто услы­шал от них эти небы­ли­цы, пере­ска­зы­ва­ли потом дру­гим еще боль­шую неле­пи­цу. Сума­то­хи и кри­ков «К ору­жию!» было не мень­ше, чем в захва­чен­ном горо­де — стра­ха. (5) По сча­стью, в Рим с Аль­гида вер­нул­ся кон­сул Квинк­ций, с.119 что и послу­жи­ло лекар­ст­вом про­тив стра­ха: пода­вив вол­не­ния и обви­нив рим­лян в том, что те боят­ся побеж­ден­но­го вра­га, он рас­ста­вил у ворот кара­у­лы. (6) Затем Квинк­ций созвал сенат, с его одоб­ре­ния при­оста­но­вил рас­смот­ре­ние судеб­ных дел⁶, оста­вил Рим на попе­че­ние Квин­та Сер­ви­лия и высту­пил на защи­ту рим­ских гра­ниц, но непри­я­те­ля не нашел. (7) У дру­го­го кон­су­ла дела шли пре­вос­ход­но: зная, где пока­жет­ся отя­го­щен­ный добы­чей и из-за это­го поте­ряв­ший бое­вой порядок непри­я­тель, он ата­ко­вал эквов, кото­рых погу­бил их соб­ст­вен­ный раз­бой. (8) Немно­гие вра­ги избе­жа­ли заса­ды, а добы­ча была отня­та у них цели­ком. Вос­ста­но­вив рас­смот­ре­ние судеб­ных дел — на четы­ре дня оно было при­оста­нов­ле­но, — кон­сул Квинк­ций воз­вра­тил­ся в город.

(9) Про­ведя пере­пись⁷, Квинк­ций при­нес очи­сти­тель­ную жерт­ву. Гово­рят, по все­об­щей пере­пи­си, насчи­ты­ва­лись сто четы­ре тыся­чи семь­сот четыр­на­дцать граж­дан, не счи­тая вдов и сирот. У эквов же не про­изо­шло ниче­го достой­но­го упо­ми­на­ния: (10) они укры­лись в горо­дах, поз­во­лив жечь и опу­сто­шать свои вла­де­ния. Прой­дя вдоль и попе­рек вра­же­ские зем­ли со сво­им гроз­ным вой­ском, гото­вым опу­сто­шить все вокруг, кон­сул воз­вра­тил­ся в Рим, стя­жав и сла­ву, и добы­чу.

4. (1) Затем кон­су­ла­ми ста­ли Авл Посту­мий Альб и Спу­рий Фурий Фуз [464 г.]. Неко­то­рые вме­сто Фурия писа­ли Фузий; гово­рю это, чтоб кто-нибудь не поду­мал, что речь идет о дру­гом чело­ве­ке, а не о дру­гом напи­са­нии его име­ни. (2) Оче­вид­но было, что одно­му из кон­су­лов при­дет­ся вести вой­ну с эква­ми. Вот поче­му эквы запро­си­ли помо­щи у эце­т­рий­ских воль­сков; тако­вая была охот­но пре­до­став­ле­на — оба наро­да сопер­ни­ча­ли в посто­ян­ной нена­ви­сти к рим­ля­нам, — и под­готов­ка к войне пошла пол­ным ходом. (3) Гер­ни­ки заме­ти­ли и донес­ли рим­ля­нам о том, что эце­т­рий­цы пере­шли на сто­ро­ну эквов. Под подо­зре­ни­ем было и посе­ле­ние Антий, ведь по взя­тии горо­да мно­гие его граж­дане пере­бра­лись к эквам; во вре­мя вой­ны с эква­ми эти сол­да­ты дра­лись сви­ре­пее всех. (4) Когда нако­нец эквы были раз­би­ты и укры­лись в кре­по­стях, то сра­жав­ши­е­ся на их сто­роне воро­ти­лись в Антий и суме­ли отко­лоть от рим­лян и без того уже невер­ных посе­лен­цев. (5) Сена­ту донес­ли о гото­вя­щем­ся отпа­де­нии, и, пока еще реше­ние не вполне созре­ло, кон­су­лам пору­чи­ли вызвать в Рим вождей это­го посе­ле­ния и рас­спро­сить, в чем там дело. (6) И, хотя те яви­лись без про­мед­ле­ния и были пред­став­ле­ны кон­су­ла­ми сена­ту, они дава­ли такие отве­ты на задан­ные вопро­сы, что отпра­ви­лись восво­я­си под еще боль­шим подо­зре­ни­ем, чем до при­бы­тия в Рим.

(7) Отныне не было сомне­ний в том, что пред­сто­я­ла вой­на. Спу­рий Фурий, кото­ро­му выпа­ло быть воен­ным кон­су­лом, высту­пил про­тив эквов, вторг­ших­ся во вла­де­ния гер­ни­ков для гра­бе­жа; и, хотя он не пред­став­лял себе чис­лен­но­сти вра­гов, кото­рые с.120 нико­гда не пока­зы­ва­лись все вме­сте, опро­мет­чи­во ввел в бой вой­ско, усту­пав­шее про­тив­ни­ку в силе. (8) Полу­чив отпор при пер­вом же напа­де­нии, оно воро­ти­лось в лагерь. Но поло­же­ние не ста­ло от это­го менее опас­ным, пото­му что на сле­дую­щую ночь и на дру­гой день лагерь оса­ди­ла и пошла на при­ступ такая сила, что невоз­мож­но было даже отпра­вить в Рим гон­ца. (9) О про­иг­ран­ном сра­же­нии и об оса­де, в кото­рую попал с вой­ском кон­сул, сооб­щи­ли гер­ни­ки, до того напу­гав этим изве­сти­ем сена­то­ров, что те пору­чи­ли кон­су­лу Посту­мию следить, чтобы государ­ство не потер­пе­ло ущер­ба, а сенат­ские поста­нов­ле­ния в таких выра­же­ни­ях при­ни­ма­лись лишь в обста­нов­ке, чре­ва­той исклю­чи­тель­ной опас­но­стью⁸. (10) Само­го кон­су­ла сочли необ­хо­ди­мым оста­вить в Риме для про­веде­ния набо­ра всех, кто толь­ко спо­со­бен носить ору­жие, а вме­сто него отпра­вить в лагерь под­креп­ле­ние союз­ни­ков под нача­лом Тита Квинк­ция. (11) Лати­нам, гер­ни­кам и посе­лен­цам Антия было при­ка­за­но соста­вить вой­ско из сол­дат непред­виден­но­го набо­ра — так назы­ва­лось тогда сроч­но собран­ное под­креп­ле­ние.

5. (1) Пре­вос­хо­дя­щие силы непри­я­те­ля дей­ст­во­ва­ли в те дни повсюду, нано­ся одно­вре­мен­ные уда­ры с раз­ных сто­рон в надеж­де измотать рим­лян, у кото­рых не было сил обес­пе­чить кру­го­вую обо­ро­ну. (2) Одно­вре­мен­но с оса­дою лаге­ря часть непри­я­тель­ско­го вой­ска была посла­на опу­сто­шать рим­ские вла­де­ния, а если пове­зет, попы­тать­ся захва­тить и Город. (3) Обо­ро­нять Рим дол­жен был Луций Вале­рий, тогда как кон­су­ла Посту­мия посла­ли для пре­се­че­ния гра­бе­жей в стране. (4) Ничто не оста­лось без вни­ма­ния, поза­бо­ти­лись обо всем: в Горо­де рас­став­ле­на стра­жа, у ворот — кара­у­лы, вдоль стен — дозор­ные, и перед лицом столь тре­вож­ных обсто­я­тельств на несколь­ко дней при­оста­нов­ле­но было судо­про­из­вод­ство.

(5) Тем вре­ме­нем в лаге­ре кон­сул Фурий, пона­ча­лу лег­ко выдер­жи­вав­ший оса­ду, сде­лал вылаз­ку через зад­ние ворота и, хотя мог пре­сле­до­вать утра­тив­ше­го бди­тель­ность непри­я­те­ля, замеш­кал­ся в стра­хе, как бы по лаге­рю не уда­ри­ли с дру­гой какой-нибудь сто­ро­ны. (6) Но брат кон­су­ла — легат Фурий⁹ — вырвал­ся слиш­ком дале­ко и в упо­е­ньи боя не заме­тил, что свои отсту­па­ют, а непри­я­тель захо­дит с тыла. Отре­зан­ный от сво­их, он тщет­но пытал­ся про­ло­жить себе доро­гу в лагерь и пал в оже­сто­чен­ной руб­ке; кон­сул же, узнав о том, что брат его окру­жен, вновь устре­мил­ся в бой, но выка­зал боль­ше без­рас­суд­ства, чем осто­рож­но­сти, (7) зате­сав­шись в самую гущу сра­жав­ших­ся, он был тяже­ло ранен и едва спа­сен теми, кто сто­ял рядом. (8) Гибель лега­та и рана кон­су­ла поко­ле­ба­ли бое­вой дух рим­лян и еще боль­ше раз­за­до­ри­ли вра­гов: их теперь не мог­ло оста­но­вить ника­кое сопро­тив­ле­ние, тогда как запер­тые в лаге­ре рим­ляне обо­ро­ня­лись, не наде­ясь боль­ше на свои силы, и дело уже шло к гибель­но­му исхо­ду, не подо­спей Тит Квинк­ций с чуже­зем­ным с.121 под­креп­ле­ни­ем — вой­ском лати­нов и гер­ни­ков. (9) Он подо­шел к эквам с тыла, когда те уже наце­ли­лись взять лагерь, в неистов­стве потря­сая отре­зан­ной голо­вой лега­та, но тут по дан­но­му изда­ли зна­ку из лаге­ря была пред­при­ня­та вылаз­ка, и зна­чи­тель­ная часть вра­же­ско­го вой­ска попа­ла в окру­же­ние. (10) В рим­ских вла­де­ни­ях бой был сла­бей, зато отступ­ле­ние эквов — бес­по­рядоч­ней: Посту­мий, рас­ста­вив­ший отряды в несколь­ких удоб­ных для напа­де­ния местах, уда­рил на эквов, когда те разде­ли­лись, уго­няя свою добы­чу. Рас­сы­пав­ше­е­ся воин­ство ста­ло быст­ро отсту­пать, но наткну­лось на Квинк­ция, уже одер­жав­ше­го победу и воз­вра­щав­ше­го­ся вме­сте с ране­ным кон­су­лом. (11) Тут уж вой­ско кон­су­ла, отлич­но про­ведя бой, ото­мсти­ло за его рану, за гибель когорт и лега­та. Обе сто­ро­ны понес­ли в те дни боль­шие поте­ри. (12) За дав­но­стью собы­тий труд­но с уве­рен­но­стью назвать точ­ное чис­ло сра­жав­ших­ся и уби­тых, одна­ко Вале­рий Анти­ат реша­ет­ся под­ве­сти такие ито­ги: (13) в стране гер­ни­ков пало пять тысяч восемь­сот рим­лян, Авл Посту­мий убил две тыся­чи четы­ре­ста эквов из тех, кто опу­сто­шал вла­де­ния рим­лян, те же, кто уже ухо­дил с добы­чей и наткнул­ся на Квинк­ция, понес­ли еще боль­ший урон: из них истреб­ле­ны были четы­ре тыся­чи, а если верить Анти­а­ту и быть точ­ным до кон­ца — то четы­ре тыся­чи две­сти трид­цать чело­век¹⁰.

(14) По воз­вра­ще­нии вой­ска в Риме воз­об­но­ви­лось судо­про­из­вод­ство. На небе было виде­ние — мно­же­ство пылаю­щих огней; и дру­гие пугаю­щие явле­ния мож­но было либо наблюдать воочию, либо рисо­вать со стра­ху в соб­ст­вен­ном вооб­ра­же­нии. Чтобы про­гнать стра­хи, было назна­че­но трех­днев­ное празд­не­ство, когда тол­пы муж­чин и жен­щин напол­ня­ли хра­мы, моля богов о мире¹¹. (15) Вой­ска лати­нов и гер­ни­ков были отпу­ще­ны домой с бла­го­дар­но­стью от сена­та за без­упреч­ную служ­бу. А тыся­ча антий­ских вои­нов, опоздав­ших с помо­щью — они яви­лись, когда сра­же­ние уже кон­чи­лось, — были ото­сла­ны домой, мож­но ска­зать, опо­зо­рен­ны­ми.

6. (1) Затем состо­я­лись выбо­ры; кон­су­ла­ми ста­ли Луций Эбу­ций и Пуб­лий Сер­ви­лий [463 г.]. Они всту­пи­ли в долж­ность в секс­тиль­ские кален­ды, с кото­рых тогда начи­нал­ся год¹². (2) Вре­мя было тяже­лое: как раз в тот год на Город и окрест­но­сти напал мор, пора­зив­ший рав­но и людей, и скот¹³; мор уси­ли­вал­ся отто­го, что из стра­ха перед опу­сто­ши­тель­ны­ми набе­га­ми посе­ляне и их ста­да были раз­ме­ще­ны в горо­де. (3) При таком скоп­ле­нии вся­ко­го рода живых существ горо­жане испы­ты­ва­ли муче­ния из-за непри­выч­ной вони, посе­ляне — из-за того, что юти­лись в тес­ных поме­ще­ни­ях, где духота не дава­ла заснуть, а уход за боль­ны­ми и про­сто обще­ние с ними рас­про­стра­ня­ли зара­зу. (4) И вдруг в Город, едва сно­сив­ший эту гибель­ную напасть, яви­лись послы от гер­ни­ков, сооб­щав­шие о том, что воль­ски и эквы рас­по­ло­жи­лись в их зем­лях лаге­рем, откуда все вой­ско с.122 совер­ша­ло опу­сто­ши­тель­ные набе­ги на вла­де­ния гер­ни­ков. (5) И не толь­ко сама мало­чис­лен­ность сена­та пока­за­ла послам от союз­ни­ков, что силы рим­ско­го государ­ства подо­рва­ны мором, но так­же и пере­дан­ный им удру­чаю­щий ответ, что пусть, мол, гер­ни­ки с лати­на­ми защи­ща­ют­ся само­сто­я­тель­но: из-за вне­зап­но­го гне­ва богов болезнь опу­сто­ша­ет Рим, но, если беда хоть немно­го отсту­пит, рим­ляне, как и в про­шлом году и как все­гда, ока­жут союз­ни­кам помощь. (6) Союз­ни­ки воз­вра­ти­лись домой с горест­ной вестью — куда горест­ней, чем та, с кото­рой они отбы­ва­ли: еще бы, ведь им самим теперь нуж­но было высто­ять в войне, в кото­рой и с рим­ской под­держ­кой они едва б усто­я­ли. (7) Непри­я­тель, одна­ко, недол­го оста­вал­ся у гер­ни­ков и ринул­ся оттуда во вла­де­ния рим­лян, разо­рен­ные и без бед­ст­вий вой­ны. Не встре­тив на сво­ем пути даже без­оруж­ных — ведь про­дви­га­лись они не толь­ко по неза­щи­щен­ной, но и по запу­стев­шей мест­но­сти, — непри­я­те­ли достиг­ли третье­го кам­ня на Габий­ской доро­ге.

(8) Рим­ский кон­сул Эбу­ций умер, а в его сото­ва­ри­ще Сер­ви­лии жизнь еле теп­ли­лась, не остав­ляя надежд на выздо­ров­ле­ние. Болезнь пора­зи­ла боль­шин­ство знат­ных людей, боль­шую часть сена­то­ров и почти всех, кто по воз­рас­ту под­ле­жал при­зы­ву на воен­ную служ­бу, так что не толь­ко для похо­дов, столь необ­хо­ди­мых при нынеш­них обсто­я­тель­ствах, но даже для кара­уль­ной служ­бы сил не хва­та­ло. (9) Стра­жу нес­ли сами сена­то­ры, насколь­ко поз­во­ля­ли им воз­раст и здо­ро­вье, а обхо­дом сто­ро­же­вых постов зани­ма­лись пле­бей­ские эди­лы¹⁴: к ним теперь пере­шли и вер­хов­ная власть, и кон­суль­ское вели­чие.

7. (1) В этом все­об­щем запу­сте­нии обез­глав­лен­но­му и обес­си­лен­но­му Горо­ду при­шли на помощь боги и покро­ви­тель­ни­ца Рима — Фор­ту­на, вну­шив­шая эквам и вольскам мысль занять­ся не вой­ной, а раз­бо­ем. (2) Они сочли без­на­деж­ным делом не то что взять, но даже при­бли­зить­ся к сте­нам Рима, и, еще изда­ле­ка завидев кры­ши Горо­да на хол­мах, отка­за­лись от это­го наме­ре­ния, (3) а по все­му лаге­рю про­ка­тил­ся ропот, что-де не сто­ит попу­сту тра­тить вре­мя в этой опу­сто­шен­ной и бро­шен­ной стране, сре­ди пада­ли и тру­пов, тогда как мож­но дви­нуть­ся в без­опас­ные места, напри­мер в бога­тые добы­чей окрест­но­сти Туску­ла; и вот, вне­зап­но сняв­шись с места, они про­шли сто­ро­ной, пере­сек­ли лаби­кан­ские зем­ли и взо­шли на Туску­лан­ские хол­мы. Здесь и раз­ра­зи­лись со всей силою бед­ст­вия вой­ны. (4) Тем вре­ме­нем гер­ни­ки и лати­ны, дви­жи­мые состра­да­ни­ем и сты­дясь не высту­пить про­тив обще­го вра­га, рья­но насту­пав­ше­го на Рим, и не послать оса­жден­ным союз­ни­кам ника­ко­го под­креп­ле­ния, соеди­нив свои вой­ска, дви­ну­лись на помощь рим­ля­нам. (5) Не обна­ру­жив там непри­я­те­ля, они ста­ли его высле­жи­вать и встре­ти­ли, когда тот уже спус­кал­ся с Туску­лан­ских хол­мов в Аль­бан­скую доли­ну. Сра­же­нье было нерав­ным, и вер­ность союз­ни­ков не при­нес­ла успе­ха.

с.123 (6) В Риме от болез­ни умер­ло не мень­ше людей, чем погиб­ло у союз­ни­ков на поле боя. Умер и дру­гой кон­сул, умер­ли про­чие слав­ные мужи, авгу­ры Маний Вале­рий и Тит Вер­ги­ний Рутил, вер­хов­ный кури­он¹⁵ Сер­вий Суль­пи­ций; в пол­ной мере всю свою силу пока­за­ла болезнь сре­ди про­сто­го люда. (7) Не наде­ясь на чело­ве­че­ские силы, сенат велел наро­ду дать обе­ты богам: всем было при­ка­за­но, взяв жен и детей, идти и молить богов, чтоб сми­ло­сти­ви­лись. (8) То, к чему каж­до­го понуж­да­ла своя беда, теперь почи­та­лось обще­ст­вен­ным дол­гом, и хра­мы запол­ни­лись людь­ми. Повсюду рас­про­стер­тые ниц мат­ро­ны мели воло­са­ми хра­мы, про­ся небо­жи­те­лей уто­лить свой гнев и поло­жить конец чуме.

8. (1) Мало-пома­лу — по мило­сти ли богов или пото­му, что мино­ва­ло самое труд­ное вре­мя года, — те, кто пере­нес болезнь, ста­ли поправ­лять­ся. Сно­ва пред­ме­том общей заботы сде­ла­лись дела государ­ства, а после несколь­ких (2) пери­о­дов меж­ду­цар­ст­вия¹⁶ Пуб­лий Вале­рий Пуб­ли­ко­ла, став интеррек­сом, на тре­тий день [462 г.] объ­явил кон­су­ла­ми Луция Лукре­ция Три­ци­пи­ти­на и Тита Вету­рия (или, может быть, Вету­зия) Геми­на. (3) Они всту­пи­ли в долж­ность кон­су­лов нака­нуне третье­го дня после секс­тиль­ских ид¹⁷, когда государ­ство уже вполне окреп­ло и было в силах не толь­ко отра­зить напа­де­ние вра­га, но и само начать вой­ну. (4) Вот поче­му гер­ни­кам, сооб­щив­шим о том, что непри­я­те­ли вторг­лись в их вла­де­ния, была немед­лен­но обе­ща­на помощь. Набра­ли два кон­суль­ских вой­ска. Вету­рий был послан начать вой­ну с вольска­ми, (5) Три­ци­пи­тин оста­вал­ся в стране гер­ни­ков, охра­няя их вла­де­ния от гра­бе­жей. Вету­рий раз­бил и обра­тил непри­я­те­ля в бег­ство в пер­вом же сра­же­нии; (6) Лукре­ций же не заме­тил, как гра­би­те­ли пере­ва­ли­ли за Пре­не­стин­ские горы и спу­сти­лись в доли­ну. Там они разо­ри­ли окрест­но­сти Пре­не­сты и Габий, а потом повер­ну­ли к Туску­лан­ским хол­мам. (7) Силь­ный страх охва­тил и Рим, но вызван он был ско­рее вне­зап­но­стью напа­де­ния, пото­му что в Горо­де было доволь­но сил для отра­же­ния непри­я­те­ля.

Рим был остав­лен на попе­че­ние Квин­та Фабия. Воору­жив моло­дежь, он рас­ста­вил кара­у­лы, обез­опа­сив и успо­ко­ив Город. (8) Итак, непри­я­тель гра­бил бли­жай­шие окрест­но­сти, не реша­ясь под­сту­пить­ся к Риму, но, когда, раз­вер­нув­шись, дви­нул­ся назад, по мере уда­ле­ния от вра­же­ско­го горо­да стал терять бди­тель­ность и наткнул­ся на кон­су­ла Лукре­ция, кото­рый зара­нее раз­ведал доро­ги и теперь сто­ял нагото­ве в ожи­да­нии сра­же­ния. (9) Напав, таким обра­зом, из заса­ды на пере­пу­ган­но­го от неожи­дан­но­сти непри­я­те­ля, рим­ляне, хотя и усту­па­ли ему чис­лом, раз­гро­ми­ли и обра­ти­ли в бег­ство мно­же­ство вра­гов, загна­ли их в уще­лье, откуда невоз­мож­но было выбрать­ся, и окру­жи­ли. (10) Там было истреб­ле­но чуть ли не все пле­мя воль­сков. В неко­то­рых лето­пи­сях я нашел сведе­ния о три­на­дца­ти тыся­чах с.124 четы­рех­стах семи­де­ся­ти пав­ших в бою и во вре­мя бег­ства, о тыся­че семи­стах пяти­де­ся­ти взя­тых в плен живы­ми и о два­дца­ти захва­чен­ных зна­ме­нах¹⁸: даже если это и несколь­ко пре­уве­ли­чен­ные сведе­ния, пере­би­ты там были дей­ст­ви­тель­но мно­гие. (11) Одер­жав победу, кон­сул с бога­той добы­чей вер­нул­ся в свой лагерь. Затем оба кон­су­ла объ­еди­ни­ли вой­ска и эквы с вольска­ми собра­ли свои раз­дроб­лен­ные силы. Про­изо­шло третье за этот год сра­же­ние. И сно­ва уда­ча была на сто­роне победи­те­лей, непри­я­тель раз­гром­лен, а лагерь его захва­чен.

9. (1) Таким обра­зом, рим­ское государ­ство вер­ну­лось в преж­нее поло­же­ние, но воен­ные успе­хи немед­лен­но вызва­ли сму­ту в Горо­де. Народ­ным три­бу­ном был в тот год Гай Терен­ти­лий Гар­са. (2) Сочтя, что в отсут­ст­вие кон­су­лов три­бу­ну открыт путь к дей­ст­ви­ям, он несколь­ко дней кряду обви­нял перед пле­бе­я­ми пат­ри­ци­ев в высо­ко­ме­рии, но осо­бен­но опол­чил­ся он про­тив кон­суль­ской вла­сти, кото­рую объ­яв­лял ненуж­ной и нетер­пи­мой в сво­бод­ном обще­стве. (3) Само-то имя не вызы­ва­ет нена­ви­сти, но, по суще­ству, она страш­ней даже цар­ской; (4) ведь вме­сто одно­го госуда­ря здесь — двое, и власть их без­гра­нич­на и без­мер­на: свое­воль­ные и необуздан­ные, они кара­ми вну­ша­ют пле­бе­ям страх перед зако­ном. (5) Так вот, дабы не про­сти­рать это вла­ды­че­ство на веч­ные вре­ме­на, он пред­ла­га­ет при­нять закон об избра­нии пяти упол­но­мо­чен­ных для состав­ле­ния зако­нов о кон­суль­ской вла­сти, соглас­но кото­рым кон­су­лы поль­зо­ва­лись бы лишь теми пра­ва­ми, каки­ми наде­лит их народ, и не счи­та­ли бы зако­ном соб­ст­вен­ные при­хо­ти и про­из­вол¹⁹.

(6) Пат­ри­ции опа­са­лись в отсут­ст­вие кон­су­лов попасть под ярмо ново­го зако­на, и тогда Квинт Фабий, на чье попе­че­ние был остав­лен Город, созвал сенат и с такой стра­стью обру­шил­ся на само это пред­ло­же­ние и на того, кто его внес, (7) что и обо­им кон­су­лам нече­го было бы доба­вить к про­из­не­сен­ным угро­зам и бра­ни, ока­жись они теперь воз­ле нена­вист­но­го три­бу­на, кото­ро­го обви­ни­ли в зло­коз­нен­ном напа­де­нии на государ­ство при пер­вом же удоб­ном слу­чае: (8) «Если бы боги в гне­ве награ­ди­ли нас таким три­бу­ном в про­шлом году, в раз­гар вой­ны и чумы, мы не смог­ли бы оста­но­вить его. А ведь тогда — после смер­ти двух кон­су­лов, в ослаб­лен­ном болез­ня­ми Горо­де, при рас­строй­стве всех дел — вне­сти закон об упразд­не­нии кон­суль­ской вла­сти озна­ча­ло бы стать пол­ко­вод­цем оса­ждав­ших Рим воль­сков и эквов. И для чего все это? (9) Раз­ве за свое­воль­ное и жесто­кое обра­ще­ние кон­су­ла с любым граж­да­ни­ном не может три­бун вызвать кон­су­ла в суд и обви­нить его перед теми самы­ми судья­ми, одним из кото­рых ока­зал­ся бы тот, кто стал жерт­вой кон­суль­ской жесто­ко­сти. (10) Терен­ти­лий дела­ет невы­но­си­мым и нена­вист­ным не кон­суль­ское прав­ле­ние, но власть три­бу­нов, уже при­ми­рив­ших­ся было с пат­ри­ци­я­ми и теперь вновь совра­щен­ных на преж­ний гибель­ный путь. (11) Не уго­ва­ри­вая Гар­су пре­кра­тить то, с.125 что он начал, я про­шу вас, три­бу­ны, не забы­вать о том, что вы наде­ле­ны пол­но­мо­чи­я­ми для помо­щи отдель­ным граж­да­нам, а не для все­об­щей поги­бе­ли: вы избра­ны три­бу­на­ми про­сто­го наро­да, а не вра­га­ми отцов. (12) Напад­ки на наше бро­шен­ное на про­из­вол судь­бы государ­ство сде­ла­ют нас жал­ки­ми, а вас — нена­вист­ны­ми. Речь идет об умень­ше­нии не ваших прав, но нена­ви­сти к вам. Дого­во­ри­тесь с вашим това­ри­щем отло­жить все это дело до воз­вра­ще­ния кон­су­лов. Даже эквы с вольска­ми, когда в про­шлом году чума унес­ла обо­их кон­су­лов, не ста­ли глу­мить­ся над нами и воз­дер­жа­лись от напа­де­ния».

(13) Три­бу­ны пере­го­во­ри­ли с Терен­ти­ли­ем, и пред­ло­же­ние его было как буд­то отло­же­но, а на деле про­ва­ле­но; кон­су­лов же немед­лен­но ото­зва­ли в Рим.

10. (1) Стя­жав боль­шую добы­чу и гораздо бо́льшую сла­ву, вер­нул­ся Лукре­ций. Сла­ва же его воз­рос­ла отто­го, что тот­час по воз­вра­ще­нии он раз­ло­жил всю добы­чу на Мар­со­вом поле, чтобы каж­дый мог в тече­ние трех дней уно­сить домой то, что при­зна­ет сво­им. То, что не нашло хозя­и­на, рас­про­да­ли. (2) По обще­му мне­нию, кон­су­лу пола­гал­ся три­умф, но дело было отло­же­но из-за три­бу­на, не давав­ше­го покоя с новым зако­ном, кото­рый и кон­су­лу казал­ся более важ­ным делом. (3) Несколь­ко дней кряду этот вопрос раз­би­рал­ся то в сена­те, то в собра­нии. Нако­нец три­бун, под­чи­нив­шись вли­я­нию кон­су­ла, отсту­пил­ся. Тогда пол­ко­вод­цу и вой­ску возда­ли при­чи­таю­щи­е­ся им поче­сти: (4) за победу над вольска­ми и эква­ми Лукре­ций был удо­сто­ен три­ум­фа, вслед за пол­ко­вод­цем шест­во­ва­ли его леги­о­ны. Дру­го­му кон­су­лу при­суди­ли ова­цию, и он вошел в Рим без вой­ска²⁰.

(5) И на сле­дую­щий год закон Терен­ти­лия, пред­ло­жен­ный теперь уже все­ми три­бу­на­ми, доса­ждал новым кон­су­лам, како­вы­ми ста­ли Пуб­лий Волум­ний и Сер­вий Суль­пи­ций. (6) В тот год [461 г.] в небе сто­я­ло заре­во, а зем­ля сотря­са­лась страш­ны­ми толч­ка­ми²¹. Гово­ря­щая коро­ва, в кото­рую в про­шлом году никто не верил, теперь не вызы­ва­ла сомне­ний. Сре­ди про­чих зна­ме­ний упо­ми­на­ют о падав­ших с неба кус­ках мяса и об огром­ной стае птиц, кото­рые на лету скле­вы­ва­ли этот дождь, а то, что упа­ло и рас­сы­па­лось по зем­ле, не протух­ло и по про­ше­ст­вии несколь­ких дней. (7) Через дуум­ви­ров по свя­щен­ным делам обра­ти­лись к Сивил­ли­ным кни­гам²²: пред­ска­за­но было, что угро­за исхо­дит от собрав­ших­ся вме­сте чуже­зем­цев, кото­рые могут напасть на Город и погу­бить его; было дано так­же пре­до­сте­ре­же­ние не зате­вать смут. Три­бу­ны обжа­ло­ва­ли его как умыш­лен­ное пре­пят­ст­во­ва­ние зако­ну, и теперь пред­сто­я­ла откры­тая борь­ба.

(8) Как вдруг, слов­но собы­тия обра­ти­лись вспять, гер­ни­ки сооб­ща­ют о том, что эквы и воль­ски, несмот­ря на подо­рван­ные силы, вновь сна­ря­жа­ют вой­ско; глав­ную став­ку они дела­ют на Антий, жите­ли кото­ро­го откры­то соби­ра­ют­ся и сове­ща­ют­ся в Эце­т­рах; отсюда, по их сло­вам, вой­на берет нача­ло и силы. с.126 (9) Как толь­ко сенат был изве­щен об этом, объ­яви­ли набор. Одно­му кон­су­лу при­ка­за­ли идти на воль­сков, дру­го­му — на эквов.

(10) Но три­бу­ны объ­яви­ли вой­ну с вольска­ми разыг­ран­ной на фору­ме комеди­ей, в кото­рой была заготов­ле­на роль и для гер­ни­ков: не умея отнять у рим­лян сво­бо­ду в откры­том бою, они лов­чат и лгут; (11) никто не пове­рит, чтоб почти уни­что­жен­ные воль­ски и эквы по соб­ст­вен­но­му почи­ну вновь под­ня­ли ору­жие, и вот выис­кал­ся новый враг: (12) невин­ным антий­цам объ­яв­ля­ют вой­ну, а вое­вать будут рим­ские пле­беи. Обре­ме­нен­ных ору­жи­ем, кон­су­лы быст­ро пого­нят их из Рима, мстя три­бу­нам уда­ле­ни­ем, а вер­нее, изгна­ни­ем граж­дан; (13) закон, таким обра­зом, не прой­дет, нече­го и думать об этом, если толь­ко пле­беи, пока они еще дома, пока они еще не на воен­ной служ­бе, не поза­ботят­ся о том, чтоб не попасть под ярмо и навсе­гда не лишить­ся Горо­да. (14) Было бы толь­ко муже­ство, а силы най­дут­ся: все три­бу­ны уве­ре­ны в этом. Ничто не угро­жа­ет нам извне, и ника­ких труд­но­стей тоже нет: в про­шлом году боги поза­бо­ти­лись о том, чтоб народ смог защи­тить сво­бо­ду. Так ска­за­ли три­бу­ны.

11. (1) На гла­зах у них кон­су­лы рас­ста­ви­ли в про­ти­во­по­лож­ной сто­роне фору­ма крес­ла и нача­ли набор. Туда, увле­кая за собой собрав­шу­ю­ся тол­пу, сбе­жа­лись три­бу­ны. Кое-кого вызва­ли как бы для выяс­не­ний, но тот­час при­ме­не­на была сила. (2) Кого бы по при­ка­зу кон­су­ла ни хва­тал лик­тор, три­бун повеле­вал отпу­стить; стрем­ле­ние соблю­сти лич­ные пра­ва нару­ши­ло порядок, каж­дый пола­гал­ся на себя, и желае­мое при­хо­ди­лось выры­вать силой.

(3) Точ­но так же, как вели себя, запре­щая набор, три­бу­ны, дей­ст­во­ва­ли сена­то­ры, не допус­кая голо­со­ва­ния о законе, кото­рый пред­ла­гал­ся народ­но­му собра­нию вся­кий раз, как оно созы­ва­лось. (4) Дра­ка начи­на­лась все­гда с того, что вся­кий раз, как три­бу­ны при­ка­зы­ва­ли наро­ду разой­тись для голо­со­ва­ния, пат­ри­ции отка­зы­ва­лись дви­гать­ся с мест. Знат­ней­шие почти не при­ни­ма­ли в этом уча­стия, ибо дело вер­шил не разум, а наг­лый про­из­вол.

(5) По боль­шей части в сто­роне дер­жа­лись и кон­су­лы, чтоб при таком обо­ро­те дела не было как-нибудь оскорб­ле­но их досто­ин­ство.

(6) Боль­ше дру­гих сво­ей знат­но­стью и силой кичил­ся в то вре­мя стат­ный юно­ша Цезон Квинк­ций. К тому, чем награ­ди­ли его боги, он при­со­во­ку­пил бле­стя­щие подви­ги на войне и крас­но­ре­чие на фору­ме, так что никто в Риме не мог счи­тать­ся ни более храб­рым, ни более речи­стым. (7) Появ­ля­ясь сре­ди пат­ри­ци­ев, он выде­лял­ся из всех, в его голо­се и силе слов­но бы вопло­ща­лись все кон­суль­ства и дик­та­ту­ры. Он в оди­ноч­ку сдер­жи­вал натиск три­бу­нов и неистов­ство наро­да. (8) Под его пред­во­ди­тель­ст­вом с фору­ма неред­ко про­го­ня­ли три­бу­нов, рас­тал­ки­ва­ли и обра­ща­ли в бег­ство тол­пу; сопро­тив­ляв­ших­ся изби­ва­ли и с.127 выго­ня­ли, сорвав с них одеж­ду, и не оста­ва­лось сомне­ний, что если он и впредь так будет себя вести, то закон не прой­дет.

(9) И тут, при почти пол­ном заме­ша­тель­стве осталь­ных три­бу­нов, один из них, Авл Вер­ги­ний, обви­нив Цезо­на в уго­лов­ном пре­ступ­ле­нии²³, вызы­ва­ет его в суд. Но это вовсе не устра­ши­ло, а толь­ко рас­па­ли­ло неукро­ти­мый дух Цезо­на; он стал еще непри­ми­ри­мее к пред­ло­жен­но­му зако­ну, воз­му­тил народ и пошел насто­я­щей вой­ной про­тив три­бу­нов. (10) Обви­ни­тель не сдер­жи­вал обви­ня­е­мо­го, поз­во­лив ему само­му воз­будить про­тив себя нена­висть и дать новые дока­за­тель­ства сво­ей винов­но­сти: закон вно­сил­ся на обсуж­де­ние уже не затем, чтобы быть при­ня­тым, а чтобы раз­драз­нить опро­мет­чи­во­го Цезо­на. (11) К тому же мно­гие необ­ду­ман­ные сло­ва и поступ­ки моло­де­жи при­пи­сы­ва­лись Цезо­ну, ибо толь­ко его и счи­та­ли на них спо­соб­ным. Но про­ти­во­дей­ст­вие зако­ну не пре­кра­ща­лось. (12) Авл же Вер­ги­ний все твер­дил наро­ду: «Неужто вам непо­нят­но, кви­ри­ты, что нель­зя одно­вре­мен­но чис­лить Цезо­на сре­ди сограж­дан и полу­чить желан­ный закон? (13) Да что гово­рить о законе! Ведь он отни­ма­ет у вас сво­бо­ду, пре­вос­хо­дя гор­ды­ней всех Тарк­ви­ни­ев. Вы дожде­тесь, что тот, кто, будучи част­ным лицом, бла­го­да­ря сво­ей силе и наг­ло­сти ведет себя как царь, сде­ла­ет­ся кон­су­лом или дик­та­то­ром!» Мно­гие согла­ша­лись с ним, жалу­ясь на нане­сен­ные побои и тре­буя от три­бу­на, чтобы тот довел дело до кон­ца.

12. (1) При­бли­жал­ся день суда, и люди, каза­лось, уве­ро­ва­ли в то, что от осуж­де­ния Цезо­на зави­сит их сво­бо­да. Толь­ко это и заста­ви­ло его, вызы­вая еще боль­шую нена­висть, кое-кого про­сить о помо­щи. С ним при­шли его близ­кие, пер­вые люди государ­ства. (2) Тит Квинк­ций Капи­то­лин, три­жды быв­ший кон­су­лом, мно­го гово­рил о сво­их и рода сво­его подви­гах, чтобы объ­явить, (3) что нико­гда еще ни в роду Квинк­ци­ев, ни в целом Риме не было чело­ве­ка, от при­ро­ды наде­лен­но­го такой доб­ле­стью. Цезон, гово­рил он, уже в самом нача­ле сво­ей воин­ской служ­бы на его гла­зах всту­пал в еди­но­бор­ство с непри­я­те­лем. (4) Спу­рий Фурий рас­ска­зал, как Цезон, будучи послан Квин­том Капи­то­ли­ном^[2], в труд­ный час подо­спел к нему на выруч­ку: «Нико­му не обя­зан я так, как ему, спа­се­ни­ем дела». (5) Кон­сул про­шло­го года Луций Лукре­ций, чья сла­ва еще не успе­ла померк­нуть, заявил, что делит свои заслу­ги с Цезо­ном, вспом­нил о боях, пере­чис­лил подви­ги его в похо­дах и сра­же­ни­ях, про­сил и наста­и­вал на том, что (6) столь заме­ча­тель­но­го, щед­ро ода­рен­но­го при­ро­дой и судь­бой юно­шу, при­зван­но­го занять выдаю­ще­е­ся место в любом государ­стве, куда бы он ни при­шел, пред­по­чти­тель­ней чис­лить в сво­их, а не в чужих сограж­да­нах. (7) Его горяч­но­сти и дер­зо­сти, вызы­ваю­щих теперь непри­язнь, с воз­рас­том убудет, а рас­суди­тель­ность, в кото­рой он так нуж­да­ет­ся, день за днем при­бы­ва­ет; чтоб пороч­ность его исто­щи­лась, а доб­лесть созре­ла, тако­му чело­ве­ку надоб­но дать соста­рить­ся в Риме.

с.128 (8) Сре­ди защи­щав­ших Цезо­на был и отец его, Луций Квинк­ций, по про­зва­нию Цин­цин­нат, кото­рый про­сил про­стить его сыну ошиб­ки моло­до­сти и, чтобы пере­ч­нем сынов­них заслуг не усу­гу­бить нена­ви­сти, умо­лял поми­ло­вать его и напо­ми­нал о том, что сам он, Цин­цин­нат, ни сло­вом ни делом ни перед кем не про­ви­нил­ся. (9) Одни не слу­ша­ли эти моль­бы — кто из застен­чи­во­сти, кто из стра­ха, дру­гие в ответ жало­ва­лись сами, выстав­ляя следы побо­ев, и их зло­ба пред­ве­ща­ла при­го­вор.

13. (1) Все­об­щую нена­висть к обви­ня­е­мо­му усу­губ­ля­ло еще одно пре­ступ­ле­ние, свиде­те­лем кото­ро­го высту­пил Марк Вольс­ций Фик­тор, быв­ший за несколь­ко лет до того народ­ным три­бу­ном. (2) Вско­ре после избав­ле­ния Горо­да от чумы он наткнул­ся на Субу­ре²⁴ на шай­ку бес­чин­ст­ву­ю­щих юнцов. Завя­за­лась ссо­ра, во вре­мя кото­рой Цезон уда­рил и сбил с ног стар­ше­го бра­та Фик­то­ра, еще не вполне окреп­ше­го после болез­ни: (3) полу­жи­во­го, его на руках отнес­ли домой, и умер он, как пола­га­ли, от это­го уда­ра, но кон­су­лы про­шлых лет не дали дове­сти до кон­ца рас­сле­до­ва­ние столь тем­но­го дела. Людей так взбудо­ра­жи­ли раз­об­ла­че­ния Вольс­ция, что тол­па едва не рас­тер­за­ла Цезо­на.

(4) Вер­ги­ний при­ка­зал схва­тить Цезо­на и зато­чить в тем­ни­цу. Но пат­ри­ции на силу отве­ти­ли силой. Тит Квинк­ций гово­рил, что нель­зя напа­дать на того, кто обви­нен в уго­лов­ном пре­ступ­ле­нии и дол­жен пред­стать перед судом. (5) Три­бун воз­ра­зил, что не каз­нит Цезо­на до выне­се­ния при­го­во­ра, но что до суда тот оста­нет­ся в тем­ни­це и толь­ко рим­ский народ выне­сет свой при­го­вор убий­це. (6) Были при­зва­ны дру­гие три­бу­ны, и они при­ня­ли про­ме­жу­точ­ное реше­ние: вос­поль­зо­вав­шись сво­им пра­вом заступ­ни­че­ства, они запре­ти­ли дер­жать Цезо­на в зато­че­нии, но объ­яви­ли о при­вле­че­нии его к суду и ска­за­ли, что в слу­чае неяв­ки потре­бу­ют обе­ща­ния об упла­те пени. (7) О раз­ме­рах пени, доста­точ­ной для обе­ща­ния, дого­во­рить­ся не уда­лось, и вопрос пере­да­ли сена­ту. Пока сове­ща­лись с сена­то­ра­ми, обви­ня­е­мо­го дер­жа­ли под стра­жей. (8) Было реше­но назна­чить пору­чи­те­лей, из кото­рых каж­дый вно­сил залог в три тыся­чи мед­ных ассов. Опре­де­лить чис­ло пору­чи­те­лей было вве­ре­но три­бу­нам. Сошлись на деся­ти: столь­ко пору­чи­те­лей обви­ни­тель счел доста­точ­ной пору­кой для обви­ня­е­мо­го. Так Цезон пер­вым в Риме пред­ста­вил обще­ст­вен­ных пору­чи­те­лей. Отпу­щен­ный с фору­ма, он бли­жай­шей ночью уда­лил­ся в Этру­рию²⁵. (9) И, хотя в день суда в его оправ­да­ние гово­ри­ли, что он ушел как изгнан­ник, тем не менее Вер­ги­ний не закры­вал собра­ния²⁶ и люди были отпу­ще­ны дру­ги­ми три­бу­на­ми. (10) У отца Цезо­на без­жа­лост­но ото­бра­ли все день­ги; рас­про­дав свое иму­ще­ство, он доволь­но дол­го жил, точ­но в ссыл­ке, в забро­шен­ной лачу­ге где-то за Тиб­ром.

14. (1) И судеб­ное раз­би­ра­тель­ство, и закон зани­ма­ли государ­ство, а непри­я­тель не тре­во­жил ору­жи­ем. (2) И, хотя три­бу­ны, сочтя себя победи­те­ля­ми, не сомне­ва­лись в при­ня­тии с.129 зако­на, пат­ри­ции после изгна­ния Цезо­на пали духом, а знат­ней­шие из них гото­вы были усту­пить управ­ле­ние государ­ст­вом; но моло­дежь, осо­бен­но из Цезо­но­ва окру­же­ния, не оро­бе­ла и все боль­ше оже­сто­ча­лась про­тив пле­бе­ев; (3) прав­да, успех им сопут­ст­во­вал, когда они несколь­ко сдер­жи­ва­ли свой пыл. (4) Как толь­ко после изгна­ния Цезо­на был вне­сен на рас­смот­ре­ние закон, они во гла­ве цело­го воин­ства кли­ен­тов²⁷ высту­пи­ли про­тив три­бу­нов, лишь тогда, когда те, попы­тав­шись про­гнать их, сами пре­до­ста­ви­ли повод к напа­де­нию. Затем юно­ши разо­шлись по домам, рав­но увен­чан­ные сла­вой и нена­ви­стью: вме­сто одно­го Цезо­на, жало­вал­ся про­стой народ, яви­лась тыся­ча.

(5) В обыч­ные дни, когда три­бу­ны не доби­ва­лись при­ня­тия зако­на, никто не вел себя тише и миро­лю­би­вее этих юно­шей: они радуш­но при­вет­ст­во­ва­ли пле­бе­ев и гово­ри­ли с ними, при­гла­ша­ли домой, часто были вме­сте на фору­ме, не чиня ни малей­ших помех три­бу­нам, когда те созы­ва­ли дру­гие собра­ния. (6) Ни в обще­ст­вен­ной, ни в част­ной жиз­ни они нико­му не угро­жа­ли до тех пор, пока не начи­на­лось обсуж­де­ние зако­на; во всех дру­гих слу­ча­ях эти юно­ши поль­зо­ва­лись рас­по­ло­же­ни­ем наро­да. А три­бу­ны не толь­ко спо­кой­но завер­ши­ли осталь­ные дела, но даже были вновь избра­ны на сле­дую­щий год. Без еди­но­го гру­бо­го сло­ва, не гово­ря уже о при­ме­не­нии силы, но одним лишь лас­ко­вым обхож­де­ни­ем пле­беи были посте­пен­но укро­ще­ны. В про­дол­же­ние цело­го года эти улов­ки поз­во­ля­ли укло­нять­ся от при­ня­тия зако­на.

15. (1) Кон­су­лы Гай Клав­дий, сын Аппия, и Пуб­лий Вале­рий Пуб­ли­ко­ла заста­ют государ­ство уже вполне успо­ко­ен­ным. Новый год [460 г.] не при­нес новых вол­не­ний. Про­ве­сти и при­нять ли закон — вот о чем была забота в Горо­де. (2) Чем силь­нее пат­ри­ци­ан­ская моло­дежь рас­по­ла­га­ла к себе пле­бе­ев, тем ярост­ней про­ти­во­дей­ст­во­ва­ли ей три­бу­ны, сво­и­ми обви­не­ни­я­ми вну­шая подо­зре­ние пле­бе­ям: уже состав­лен заго­вор, Цезон в Риме; (3) пер­вым делом поре­ши­ли убить три­бу­нов и обез­гла­вить пле­бе­ев; стар­шие пат­ри­ции пору­чи­ли моло­дым уни­что­жить власть три­бу­нов и воз­вра­тить государ­ству тот образ прав­ле­ния, что был в нем до захва­та Свя­щен­ной горы.

(4) Опа­са­лись и став­шей почти при­выч­ной вой­ны с вольска­ми и эква­ми, кото­рая воз­об­нов­ля­лась чуть ли не каж­дый год, но вдруг гораздо бли­же гря­ну­ла новая неждан­ная беда²⁸. (5) Изгнан­ни­ки и рабы, чис­лом до двух с поло­ви­ною тысяч²⁹, ведо­мые саби­ня­ни­ном Аппи­ем Гер­до­ни­ем, ночью заня­ли капи­то­лий­скую Кре­пость. (6) Те в Кре­по­сти, кто отка­зал­ся при­мкнуть к ним и взять­ся за ору­жие, были пере­би­ты; осталь­ные в сума­то­хе и стра­хе помча­лись сло­мя голо­ву на форум. «К ору­жию! Враг в горо­де!» — кри­ча­ли они. (7) Не зная, откуда — извне или изнут­ри — при­шла неждан­ная беда, из-за нена­ви­сти ли пле­бе­ев, из-за пре­да­тель­ства ли, рабов раз­ра­зи­лась она над Римом, с.130 кон­су­лы опа­са­лись и воору­жать пле­бе­ев и остав­лять их без­оруж­ны­ми. Кон­су­лы обузды­ва­ли вол­не­ния, но, обузды­вая, лишь воз­буж­да­ли новые, и охва­чен­ная стра­хом тол­па была уже не в их вла­сти. (8) Они все же разда­ли ору­жие, но не всем, а столь­ко, сколь­ко нуж­но, чтоб иметь надеж­ную охра­ну про­тив неиз­вест­но­го вра­га. Оста­ток ночи они про­ве­ли в заботах, рас­став­ляя кара­у­лы в клю­че­вых местах по все­му горо­ду, не зная о вра­гах, ни сколь­ко их, ни кто они такие. (9) Утром ста­ло ясно, кто напа­да­ет и под чьим пред­во­ди­тель­ст­вом. Аппий Гер­до­ний с Капи­то­лия при­зы­вал рабов к сво­бо­де: он-де встал на защи­ту самых несчаст­ных³⁰, наме­ре­ва­ясь вер­нуть на роди­ну неспра­вед­ли­во изгнан­ных и снять с рабов их тяж­кое иго; он пред­по­чи­та­ет, чтоб рим­ляне совер­ши­ли все сами, но, если надеж­да эта не оправ­да­ет­ся, решит­ся на самые край­ние меры и³¹ при­зо­вет на помощь воль­сков и эквов.

16. (1) Сена­то­рам и кон­су­лам все ста­ло ясно. Кро­ме того что им было извест­но, они опа­са­лись заго­во­ра вей­ян и саби­нян, кото­рым сто­и­ло толь­ко под­ве­сти зара­нее набран­ные леги­о­ны к Горо­ду, где уже угнездил­ся непри­я­тель, (2) а тогда воль­ски и эквы, веч­ные вра­ги Рима, явят­ся не для опу­сто­ше­ния стра­ны, как преж­де, но вой­дут в самый Город, уже отча­сти взя­тый. (3) Мно­гое вызы­ва­ло опа­се­ния, но силь­ней все­го был страх перед раба­ми: в каж­дом доме мог ока­зать­ся враг, кото­ро­му опас­но дове­рять и опас­но не дове­рять, чтобы не оже­сто­чить еще силь­ней. Каза­лось, согла­сию сосло­вий при­шел конец. (4) В захле­сты­ваю­щей пучине бед­ст­вий никто не боял­ся ни три­бу­нов, ни пле­бе­ев: эта беда, про­буж­даю­ща­я­ся, лишь толь­ко прой­дут дру­гие беды, каза­лось, усту­пи­ла место внеш­ним угро­зам. (5) Но нет, она-то и обру­ши­лась в час худ­ших испы­та­ний. Три­бу­на­ми овла­де­ло насто­я­щее безу­мие, и они уве­ря­ли, что на Капи­то­лии дело идет не о войне, но лишь о при­зра­ке вой­ны, при­зван­ном отвлечь вни­ма­ние пле­бе­ев от обсуж­де­ния их зако­на; если же по при­ня­тии зако­на гости и кли­ен­ты пат­ри­ци­ев увидят, что их напрас­но рас­тре­во­жи­ли, то они уйдут оттуда тише, чем при­шли.

(6) После это­го три­бу­ны при­зва­ли народ, оста­вив ору­жие, про­го­ло­со­вать за при­ня­тие зако­на. Тем вре­ме­нем кон­су­лы, кото­рым три­бу­ны вну­ша­ли боль­ше стра­ха, чем ноч­ное напа­де­ние на Капи­то­лий, созва­ли сенат.

17. (1) После того как ста­ло извест­но, что люди, бро­сив ору­жие, оста­ви­ли кара­у­лы, Пуб­лий Вале­рий вышел из курии³², где дру­гой кон­сул задер­жи­вал сенат, и при­шел к три­бу­нам на освя­щен­ное место³³. (2) «В чем дело, три­бу­ны? — спро­сил он. — Под води­тель­ст­вом и с бла­го­сло­ве­ния Аппия Гер­до­ния вы наме­ре­ва­е­тесь нис­про­верг­нуть государ­ство? Счаст­лив же тот, кто, не сумев воз­му­тить рабов ваших, совра­тил вас самих! И вот вы бро­са­е­те ору­жие и обсуж­да­е­те зако­ны, когда враг у вас над голо­ва­ми?» (3) Затем он обра­тил­ся с речью к тол­пе: «Если вас, с.131 кви­ри­ты, не каса­ют­ся дела Горо­да и ваши соб­ст­вен­ные, то потре­вожь­тесь за ваших богов, захва­чен­ных непри­я­те­лем. Оса­жде­ны и Юпи­тер Все­бла­гой Вели­чай­ший, и цари­ца Юно­на, и Минер­ва³⁴, и про­чие боги­ни и боги, лагерь рабов зани­ма­ет место ваших пена­тов. (4) Зна­чит, так, по-ваше­му, долж­но выглядеть про­цве­таю­щее государ­ство? Враг не толь­ко за город­ски­ми сте­на­ми — он уже в Кре­по­сти, над фору­мом и кури­ей, а тем вре­ме­нем на фору­ме тол­пит­ся народ, в курии заседа­ет сенат, сена­тор высту­па­ет так, слов­но кви­ри­ты голо­су­ют и царит мир. (5) Но не пора ли пат­ри­ци­ям и пле­бе­ям, кон­су­лам, три­бу­нам, богам и людям, воору­жив­шись, бро­сить­ся на Капи­то­лий, осво­бо­дить и вер­нуть мир в свя­щен­ную оби­тель Юпи­те­ра Все­бла­го­го Вели­чай­ше­го? (6) Отец наш Ромул, даруй сво­им потом­кам ту волю, с кото­рой ты неко­гда отнял Кре­пость у тех же саби­нян, захва­тив­ших ее с помо­щью денег!³⁵ Вели нам идти тем же путем, каким ты, вождь, шел и вел свое вой­ско! А я, кон­сул, пер­вым после­дую за тобой, если я, смерт­ный, смо­гу идти по сто­пам бога!» (7) Под конец речи он ска­зал, что берет­ся за ору­жие сам и всех кви­ри­тов при­зы­ва­ет к ору­жию. Если же кто ему поме­ша­ет, он не станет и думать ни о кон­суль­ских пол­но­мо­чи­ях, ни о вла­сти три­бу­нов, ни о законе об их непри­кос­но­вен­но­сти, но поведет себя с ним как с вра­гом, кто б он ни был, где б ему ни попал­ся — на Капи­то­лии или на фору­ме. (8) Пусть-ка три­бу­ны при­ка­жут повер­нуть ору­жие про­тив кон­су­ла Пуб­лия Вале­рия, раз они запре­ти­ли под­нять его про­тив Аппия Гер­до­ния: он, Вале­рий, осме­лит­ся высту­пить про­тив три­бу­нов, как когда-то осно­ва­тель его рода высту­пил про­тив царей³⁶.

(9) Каза­лось, раз­ра­зит­ся жесто­кая борь­ба и рас­прю меж­ду рим­ля­на­ми будет наблюдать непри­я­тель. Закон не мог быть вне­сен, кон­су­лу не было пути на Капи­то­лий. Ночь пре­кра­ти­ла раз­го­рев­ший­ся спор, ночью, устра­шен­ные кон­суль­ским ору­жи­ем, три­бу­ны отсту­пи­ли. (10) Когда зачин­щи­ки сму­ты уда­ли­лись, пат­ри­ции обо­шли пле­бе­ев и, нахо­дясь сре­ди них, искус­но завя­зы­ва­ли раз­го­во­ры, застав­ляя понять, како­му испы­та­нию те под­вер­га­ют государ­ство: (11) борь­ба, мол, идет не меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми, но Кре­пость, и хра­мы богов, и обще­ст­вен­ные, и част­ные пена­ты³⁷ выда­ют­ся вра­гу. (12) Пока на фору­ме пыта­лись спра­вить­ся с раздо­ра­ми, кон­су­лы обо­шли ворота и сте­ны, дабы удо­сто­ве­рить­ся, не замет­но ли при­готов­ле­ний саби­нян или вей­ян.

18. (1) В ту же ночь о захва­те Кре­по­сти, заня­тии Капи­то­лия и об осталь­ном про­ис­хо­дя­щем в рас­тре­во­жен­ном Горо­де узна­ли в Туску­ле. (2) Дик­та­то­ром там был тогда Луций Мами­лий. Он тот­час созвал сенат и при­вел туда вест­ни­ков, настой­чи­во убеж­дая сена­то­ров не ждать, пока из Рима явят­ся послы с прось­бой о помо­щи: (3) ее тре­бу­ют и угро­жаю­щее поло­же­ние, и вер­ность дого­во­рам, и боги — покро­ви­те­ли сою­за³⁸. Такой с.132 воз­мож­но­сти ока­зать бла­го­де­я­ние столь же могу­ще­ст­вен­но­му, сколь и близ­ко­му государ­ству боги нико­гда боль­ше не пре­до­ста­вят. (4) Реше­но было помочь рим­ля­нам: начал­ся набор моло­де­жи и разда­ча ору­жия. Подой­дя на рас­све­те к Риму, они были изда­ли при­ня­ты за вра­гов (пока­за­лось, что это насту­па­ют эквы или воль­ски), но, когда нако­нец напрас­ный страх исчез, их впу­сти­ли в Город и они стро­ем про­шли на форум.

(5) Там уже выст­ра­и­вал вой­ско Пуб­лий Вале­рий, оста­вив дру­го­го кон­су­ла охра­нять ворота. (6) За ним пошли, дове­рив­шись его руча­тель­ству не чинить помех собра­нию, если, осво­бо­див Капи­то­лий и ути­хо­ми­рив Город, пле­беи поз­во­лят ему объ­яс­нить, что за ковар­ный умы­сел таит­ся в пред­ла­гае­мом три­бу­на­ми законе, и не забыть о сво­ем про­зви­ще, кото­рое ему как наслед­ство от пред­ков пере­да­ет заботу о наро­де. (7) За этим-то вождем, под напрас­ные при­зы­вы три­бу­нов вер­нуть­ся, пле­беи в бое­вом поряд­ке взо­бра­лись на Капи­то­лий­ский холм. К ним при­со­еди­нил­ся и туску­лан­ский леги­он. Союз­ни­ки и рим­ляне заспо­ри­ли, кому долж­на при­над­ле­жать честь осво­бож­де­ния Кре­по­сти: оба пол­ко­во­д­ца настра­и­ва­ли на это сво­их. (8) Тут непри­я­тель рас­те­рял­ся, не упо­вая более ни на что, кро­ме самой Кре­по­сти; вос­поль­зо­вав­шись этой рас­те­рян­но­стью, рим­ляне и их союз­ни­ки пошли на при­ступ и уже ворва­лись в пред­две­рие хра­ма, как вдруг уби­ва­ют Пуб­лия Вале­рия, кото­рый пошел в бой одним из пер­вых. Его паде­ние заме­тил быв­ший кон­сул Пуб­лий Волум­ний. (9) Он при­ка­зал сво­им вои­нам спря­тать тело, а сам быст­ро занял место уби­то­го кон­су­ла. В пылу ата­ки вои­ны не заме­ти­ли слу­чив­ше­го­ся и одер­жа­ли победу преж­де, чем увида­ли, что сра­жа­лись без пол­ко­во­д­ца.

(10) Мно­го изгнан­ни­ков осквер­ни­ло храм сво­ею кро­вью, мно­гих взя­ли в плен, Гер­до­ния каз­ни­ли. Так был отво­е­ван Капи­то­лий. Для плен­ных угото­ван был род каз­ни, соот­вет­ст­во­вав­ший их поло­же­нию сво­бод­ных или рабов³⁹; туску­лан­цев побла­го­да­ри­ли; Капи­то­лий очи­сти­ли и освя­ти­ли. (11) Пле­беи, как сооб­ща­ют, бро­са­ли к дому кон­су­ла по чет­вер­ти асса, чтоб почтить его более пыш­ны­ми похо­ро­на­ми⁴⁰.

19. (1) Когда спо­кой­ст­вие было вос­ста­нов­ле­но, три­бу­ны ста­ли взы­вать то к сена­то­рам, чтоб те выпол­ни­ли обе­щан­ное Пуб­ли­ем Вале­ри­ем, то к Гаю Клав­дию, чтобы тот изба­вил манов сво­его уби­то­го това­ри­ща⁴¹ от лжи и доз­во­лил обсуж­де­ние зако­на. Одна­ко до избра­ния ново­го кон­су­ла Клав­дий не давал раз­ре­ше­ния на обсуж­де­ние зако­на и голо­со­ва­ние. (2) Спо­ры эти затя­ну­лись до выбо­ров ново­го кон­су­ла. В декаб­ре ста­ра­ни­я­ми пат­ри­ци­ев кон­су­лом ста­но­вит­ся Луций Квинк­ций Цин­цин­нат, отец Цезо­на, кото­рый дол­жен был немед­лен­но всту­пить в долж­ность. (3) Пле­беи опа­са­лись иметь кон­су­лом чело­ве­ка, озлоб­лен­но­го про­тив них, твер­до опи­раю­ще­го­ся на под­держ­ку сена­то­ров и соб­ст­вен­ную доб­лесть, отца тро­их сыно­вей, из кото­рых ни один не усту­пал с.133 Цезо­ну в муже­стве, а рас­суди­тель­но­стью и сдер­жан­но­стью мог­ли бы, если потре­бу­ет­ся, пре­взой­ти бра­та.

(4) Всту­пив в долж­ность, Квинк­ций бес­пре­стан­но высту­пал с реча­ми, но выка­зал мень­ше стро­го­сти, сдер­жи­вая пле­бе­ев, чем выго­ва­ри­вая сена­то­рам за без­дей­ст­вие: три­бу­ны-де уже уве­ко­ве­чи­ли свою власть, кото­рой рас­по­ря­жа­ют­ся так, слов­но они не в государ­стве рим­ском, а в забро­шен­ном доме. (5) Вме­сте с его сыном Цезо­ном из Рима без­воз­врат­но изгна­ны доб­лесть, стой­кость и все про­чие досто­ин­ства моло­де­жи, необ­хо­ди­мые и для вой­ны, и для дома. А бол­ту­ны, заго­вор­щи­ки, сея­те­ли раздо­ров, в дру­гой и в тре­тий раз бла­го­да­ря самым гнус­ным ухищ­ре­ни­ям став­шие три­бу­на­ми, хозяй­ни­ча­ют вовсю.

(6) «Неужто этот вот Авл Вер­ги­ний за то, что не был с ними на Капи­то­лии, мень­ше заслу­жи­ва­ет каз­ни, чем Аппий Гер­до­ний? Готов поклясть­ся, что даже боль­ше, если толь­ко пра­виль­но смот­реть на вещи. Гер­до­ний по край­ней мере, объ­явив себя вра­гом, почти заста­вил вас взять­ся за ору­жие, а этот, отри­цая вся­кую вой­ну, лишил вас ору­жия и неза­щи­щен­ны­ми пре­дал вашим рабам и изгнан­ни­кам. (7) И вы — не в обиду Гаю Клав­дию и пав­ше­му Пуб­лию Вале­рию будь ска­за­но — пошли на при­ступ Капи­то­лий­ско­го хол­ма, не изгнав сна­ча­ла вра­гов с фору­ма? Перед бога­ми и людь­ми стыд­но! Враг был в Кре­по­сти, на Капи­то­лии, пред­во­ди­те­лю изгнан­ни­ков и рабов, осквер­ня­ю­ще­му все вокруг, жили­щем слу­жит храм Юпи­те­ра Все­бла­го­го Вели­чай­ше­го, а в Туску­ле взя­лись за ору­жие рань­ше, чем в Риме! (8) Сомне­ва­лись, Мами­лию ли, пред­во­ди­те­лю туску­лан­цев, или кон­су­лам Вале­рию и Клав­дию осво­бож­дать твер­ды­ню Рима, и вот теперь мы, не поз­во­ляв­шие лати­нам воору­жать­ся для их соб­ст­вен­ной защи­ты от вторг­ших­ся вра­гов, были б пле­не­ны и раз­би­ты, если б те же лати­ны по соб­ст­вен­ной воле не взя­лись за ору­жие. (9) Обречь без­оруж­ных на смерть от вра­же­ско­го меча — это зна­чит, три­бу­ны, по-ваше­му помочь наро­ду? Так что если какой-нибудь ничтож­ный чело­ве­чиш­ко из тех пле­бе­ев, что вы отторг­ли от осталь­но­го наро­да, создав этим как бы соб­ст­вен­ное оте­че­ство и отдель­ное государ­ство, если кто-то из них изве­стит вас о том, что дом его оса­жден воору­жен­ной челя­дью, то вы сочте­те необ­хо­ди­мым прий­ти к нему на помощь (10), а Юпи­тер Все­бла­гой Вели­чай­ший, кото­ро­го обсту­пи­ли воору­жен­ные рабы и изгнан­ни­ки, чело­ве­че­ской помо­щи уже не заслу­жи­ва­ет? И те, для кого боги не свя­щен­ны и не свя­ты, тре­бу­ют, чтоб с ними обра­ща­лись как со свя­ты­нею? (11) Под бре­ме­нем пре­ступ­ле­ний про­тив богов и людей вы с преж­ним упор­ст­вом домо­га­е­тесь ново­го зако­на. Но готов поклясть­ся, что, если вы про­веде­те закон, день мое­го избра­ния кон­су­лом при­не­сет государ­ству куда боль­ше горя, чем день гибе­ли кон­су­ла Пуб­лия Вале­рия».

(12) «Преж­де все­го, кви­ри­ты, — про­дол­жал он, — я и това­рищ мой заду­ма­ли дви­нуть леги­о­ны про­тив воль­сков и эквов. с.134 Какой-то рок дарит нас покро­ви­тель­ст­вом богов, когда мы вою­ем, а не поль­зу­ем­ся бла­га­ми мира. Сколь­ки­ми беда­ми гро­зи­ли б нам эти наро­ды, если б они узна­ли, что Капи­то­лий захва­чен изгнан­ни­ка­ми, — об этом теперь луч­ше дога­ды­вать­ся, чем когда-нибудь познать на деле».

20. (1) Речь кон­су­ла взвол­но­ва­ла пле­бе­ев, а вос­пря­нув­шие духом пат­ри­ции уве­ри­лись в том, что государ­ство спа­се­но. Дру­гой кон­сул, гото­вый ско­рее помо­гать, чем при­ме­нять власть, лег­ко усту­пал сво­е­му стар­ше­му това­ри­щу самые труд­ные пред­при­я­тия, для себя тре­буя лишь кон­суль­ско­го поче­та. (2) Тут три­бу­ны, желая высме­ять кон­су­лов за пусто­сло­вие, спро­си­ли, каким же обра­зом те соби­ра­ют­ся сна­рядить вой­ско, если не будет поз­во­ле­но про­из­ве­сти набор. (3) «А нам и не нужен набор, — отве­тил Квинк­ций. — В тот час, когда Пуб­лий Вале­рий для того, чтоб отбить Капи­то­лий, воору­жил пле­бе­ев, все они дали сло­во по при­ка­зу собрать­ся и без при­ка­за не рас­хо­дить­ся. (4) И вот теперь всем тем, кто дал сло­во, мы при­ка­зы­ваем зав­тра с ору­жи­ем в руках явить­ся к Регилль­ско­му озе­ру». В жела­нии осво­бо­дить народ от клят­вы три­бу­ны пыта­лись отго­во­рить­ся тем, что, дескать, Квинк­ций был част­ным лицом, когда пле­бе­ев при­во­ди­ли к при­ся­ге. (5) Одна­ко захва­тив­ше­го нынеш­ний век неува­же­ния к богам тогда еще не зна­ли и никто не ста­рал­ся истол­ко­вать зако­ны и клят­вы к соб­ст­вен­ной выго­де, а ско­рее при­но­рав­ли­вал­ся к ним сам. (6) И вот три­бу­ны, поте­ряв вся­кую надеж­ду на отме­ну набо­ра, реши­ли задер­жать вой­ско, тем более что, по слу­хам, к Регилль­ско­му озе­ру над­ле­жа­ло при­быть и авгу­рам для освя­ще­ния места, где мож­но было бы, совер­шив пти­це­га­да­ния, обра­тить­ся к наро­ду⁴² и на собра­нии отме­нить все то, чего три­бу­ны доби­лись бы наси­ли­ем в Риме. (7) Люди, конеч­но, при­мут то, что велят кон­су­лы, ведь и пра­во обжа­ло­ва­ния не рас­про­стра­ня­ет­ся далее, чем на милю от Горо­да⁴³, и сами три­бу­ны, при­ди они туда в тол­пе сограж­дан, долж­ны будут под­чи­нить­ся вла­сти кон­су­лов. (8) Это­го и опа­са­лись три­бу­ны. Но самые силь­ные опа­се­ния вну­шал Квинк­ций, настой­чи­во повто­ряв­ший, что выбо­ров кон­су­лов не будет: не таков, мол, у государ­ства недуг, чтоб мож­но было изле­чить его обыч­ны­ми сред­ства­ми; ему нужен дик­та­тор, дабы вся­кий, кто воз­на­ме­рит­ся подо­рвать обще­ст­вен­ный строй, пом­нил, что само­вла­стье дик­та­то­ра обжа­ло­вать невоз­мож­но.

21. (1) Сенат заседал на Капи­то­лии, туда и яви­лись три­бу­ны в окру­же­нии взвол­но­ван­ной тол­пы, кото­рая, кри­ча и поды­мая шум, ста­ла упра­ши­вать о покро­ви­тель­стве то кон­су­лов, то сена­то­ров; но кон­сул не отме­нил сво­его реше­ния до тех пор, пока три­бу­ны не дали обе­ща­ния под­чи­нить­ся сена­ту. (2) Тогда, после докла­да кон­су­ла о тре­бо­ва­ни­ях три­бу­нов и пле­бе­ев, сенат поста­но­вил, что три­бу­ны в этом году не вне­сут сво­его зако­на, а кон­су­лы не выве­дут из Горо­да вой­ска. Впредь сенат объ­явил с.135 опас­ным для государ­ства про­дле­ние сро­ка пол­но­мо­чий кон­су­лов и пере­из­бра­ние три­бу­нов.

(3) Кон­су­лы под­чи­ни­лись пред­пи­са­ни­ям сена­та, а три­бу­ны, несмот­ря на воз­ра­же­ния, были избра­ны сно­ва. Тогда и сена­то­ры, чтоб ни в чем не усту­пать пле­бе­ям, воз­на­ме­ри­лись вновь избрать кон­су­лом Луция Квинк­ция. И тут кон­сул совер­шил свой самый запом­нив­ший­ся за целый год посту­пок. (4) «Сто­ит ли удив­лять­ся, отцы-сена­то­ры, — ска­зал он, — что ваше вли­я­ние на пле­бе­ев так ничтож­но? Вы же сами его и ума­ля­е­те! Сто­и­ло пле­бе­ям нару­шить сенат­ское поста­нов­ле­ние о про­дле­нии сро­ка пол­но­мо­чий, как вы реша­е­тесь тоже его нару­шить, чтоб не усту­пить тол­пе в без­рас­суд­стве. (5) Или, по-ваше­му, кто про­яв­ля­ет боль­шее лег­ко­мыс­лие и про­из­вол, тот и боль­ше­го сто­ит в государ­стве? Но ведь нару­шать соб­ст­вен­ные поста­нов­ле­ния и ука­зы не толь­ко лег­че, чем чужие, но и совер­шен­но бес­смыс­лен­но. (6) Что же, сена­то­ры, под­ра­жай­те без­рас­суд­ной тол­пе, повто­ряй­те чужие про­ступ­ки, вме­сто того чтобы быть образ­цом для дру­гих, дабы дру­гие бра­ли при­мер с вас, а я не ста­ну под­ра­жать три­бу­нам и не потерп­лю, чтоб, вопре­ки сенат­ско­му поста­нов­ле­нию, меня объ­яв­ля­ли кон­су­лом. (7) Тебя же, Клав­дий, я при­зы­ваю обуздать свое­во­лие рим­лян и пове­рить мне в том, что я не сочту твои дей­ст­вия поме­хою мое­му кон­суль­ству, ибо сам отка­зы­ва­юсь от него, пола­гая, что этот отказ при­ба­вит мне сла­вы и осла­бит нена­висть, угро­жаю­щую мне в слу­чае про­дле­ния моих пол­но­мо­чий». (8) Итак, при­ни­ма­ет­ся общее поста­нов­ле­ние не пред­ла­гать в кон­су­лы Луция Квинк­ция, а если кто и пред­ло­жит, этот голос учи­ты­вать­ся не будет.

22. (1) Кон­су­ла­ми ста­ли Квинт Фабий Вибу­лан в тре­тий раз и Луций Кор­не­лий Малу­гин­ский. В тот год [459 г.] была про­веде­на пере­пись, а очи­сти­тель­ные жерт­вы по слу­чаю захва­та Капи­то­лия и убий­ства кон­су­ла при­не­се­ны не были — из бла­го­че­сти­во­го стра­ха⁴⁴.

(2) Уже в самом нача­ле кон­суль­ства Квин­та Фабия и Луция Кор­не­лия спо­кой­ст­вие было нару­ше­но: три­бу­ны под­стре­ка­ли пле­бе­ев, воль­ски и эквы, по сооб­ще­ни­ям лати­нов и гер­ни­ков, угро­жа­ли вой­ной, а вой­ска воль­сков были уже в Антии. Осо­бен­но опа­са­лись воз­мож­но­го отпа­де­ния антий­цев и с трудом доби­лись от три­бу­нов доз­во­ле­ния занять­ся сна­ча­ла вой­ной⁴⁵. (3) Затем кон­су­лы рас­пре­де­ли­ли обя­зан­но­сти: Фабию пре­до­ста­ви­ли вести леги­о­ны на Антий, Кор­не­лию — остать­ся для охра­ны Рима на слу­чай, если непри­я­тель­ский отряд, как это водит­ся у эквов, явит­ся для гра­бе­жа. (4) От гер­ни­ков и лати­нов, соглас­но дого­во­ру, потре­бо­ва­ли опол­чен­цев, так что две тре­ти вой­ска состав­ля­ли союз­ни­ки, а треть — рим­ские граж­дане. После того как в уста­нов­лен­ный для них день яви­лись союз­ни­ки, кон­сул стал лаге­рем за Капен­ски­ми ворота­ми. Оттуда, по совер­ше­нии очи­сти­тель­ных обрядов, он дви­нул вой­ско на Антий и оста­но­вил­ся с.136 невда­ле­ке от горо­да и непри­я­тель­ско­го лаге­ря. (5) Воль­ски, не осме­ли­ва­ясь начать сра­же­ния без помо­щи эквов, чье вой­ско еще не подо­шло, спо­кой­но пре­до­ста­ви­ли свою защи­ту валу. На сле­дую­щий день Фабий раз­ме­стил вокруг вала не общее вой­ско рим­лян и их союз­ни­ков, но три отдель­ных отряда трех наро­дов, а сам остал­ся посредине с рим­ски­ми леги­о­на­ми. (6) Затем он при­ка­зал союз­ни­кам по дан­но­му им зна­ку одно­вре­мен­но всту­пать в бой и пово­ра­чи­вать назад, если сыг­ра­ют отступ­ле­ние. За пер­вы­ми ряда­ми каж­до­го отряда он поста­вил еще и кон­ни­цу. (7) С трех сто­рон дви­нув­шись на при­ступ, он окру­жил лагерь и, ото­всюду тес­ня про­тив­ни­ка, сбро­сил с вала воль­сков, не сдер­жав­ших напо­ра. Пре­одолев укреп­ле­ния, он выбил из лаге­ря трус­ли­во сбив­шу­ю­ся в кучу тол­пу. (8) Рас­се­яв­шись в бес­по­рядоч­ном бег­стве, воль­ски были настиг­ну­ты и изруб­ле­ны всад­ни­ка­ми, кото­рые до тех пор толь­ко наблюда­ли за боем, не реша­ясь пере­брать­ся через вал, но теперь в чистом поле радост­но добы­ва­ли победу. (9) И в лаге­ре, и по ту сто­ро­ну укреп­ле­ний пере­би­то было мно­же­ство вра­гов, но еще боль­шей ока­за­лась добы­ча, ведь бежав­шие едва успе­ли уне­сти ору­жие. Если бы не леса, укрыв­шие воль­сков, их вой­ско было бы истреб­ле­но.

23. (1) Одно­вре­мен­но с эти­ми собы­ти­я­ми у Антия эквы высла­ли впе­ред отбор­ные силы и вне­зап­но захва­ти­ли туску­лан­скую кре­пость, а оста­ток вой­ска — чтоб заста­вить непри­я­те­ля рас­тя­нуть силы — рас­по­ло­жи­ли неда­ле­ко от стен Туску­ла. (2) Новость ста­ла быст­ро извест­на в Риме, из Рима дошла до лаге­ря антий­цев, вызы­вая у рим­лян тот же отклик, что и весть о взя­тии Капи­то­лия: столь све­жа была бла­го­дар­ность туску­лан­цам, да и само сход­ство опас­но­стей, каза­лось, тре­бо­ва­ло отпла­тить за ока­зан­ную помощь. (3) Бро­сив все, Фабий немед­ля свез добы­чу из лаге­ря в Антий, оста­вил там неболь­шое при­кры­тие и спеш­но дви­нул­ся в Туску­лу. Вои­нам не поз­во­ли­ли взять с собою ниче­го, кро­ме ору­жия и того, что было под рукой съе­доб­но­го: про­до­воль­ст­ви­ем дол­жен был снаб­дить их из Рима кон­сул Кор­не­лий.

(4) Вой­на в Туску­ле шла несколь­ко меся­цев. С частью вой­ска кон­сул оса­ждал лагерь эквов, дру­гую часть он вве­рил туску­лан­цам для отво­е­вы­ва­ния кре­по­сти. Про­рвать­ся туда силой так и не уда­лось, и толь­ко голод выгнал вра­гов оттуда. (5) Доведен­ных до край­но­сти, их всех — разде­ты­ми и без­оруж­ны­ми — про­ве­ли под ярмом⁴⁶ туску­лан­цы. С позо­ром бежа­ли они домой, но на Аль­гиде их нагнал рим­ский кон­сул и пере­бил всех до еди­но­го. (6) Отведя вой­ско, победи­тель стал лаге­рем в месте, назы­вае­мом Колу­мен. Теперь, когда враг был отбро­шен от рим­ских стен и опас­ность мино­ва­ла, дру­гой кон­сул тоже высту­пил из Рима. (7) Итак, оба кон­су­ла с двух сто­рон с боем вторг­лись в непри­я­тель­ские вла­де­ния и разо­ря­ли один эквов, дру­гой — воль­сков.

с.137 У боль­шин­ства писа­те­лей я нахо­жу изве­стие о том, что в этом же году отпа­ли антий­цы, что кон­сул Луций Кор­не­лий вел про­тив них вой­ну и занял город. Наста­и­вать на истин­но­сти это­го не осме­ли­ва­юсь, ибо более древ­ние лето­пис­цы все­го это­го даже не упо­ми­на­ют⁴⁷.

24. (1) Кон­чи­лась одна вой­на, и страх перед дру­гой — с три­бу­на­ми в Риме — объ­ял пат­ри­ци­ев. Три­бу­ны кри­ча­ли, что вой­ско-де наме­рен­но задер­жи­ва­ли в чужих кра­ях, что пора пре­кра­тить про­во­лоч­ки с зако­ном — все рав­но, мол, они дове­дут нача­тое дело до кон­ца. (2) Одна­ко Луций Лукре­ций, на чье попе­че­ние был остав­лен Город, добил­ся отсроч­ки обсуж­де­ния пред­ло­же­ний три­бу­нов до воз­вра­ще­ния кон­су­лов.

(3) Вол­не­ния воз­буж­да­ла и еще одна, новая при­чи­на. Кве­сто­ры Авл Кор­не­лий и Квинт Сер­ви­лий вызва­ли в суд Мар­ка Вольс­ция за то, что тот явно лже­свиде­тель­ст­во­вал про­тив Цезо­на. (4) Из мно­гих пока­за­ний выяс­ни­лось, что, во-пер­вых, брат Вольс­ция, как толь­ко забо­лел, так боль­ше уже из дому не выхо­дил, не вста­вал и после мно­го­ме­сяч­ных стра­да­ний — так и умер в сво­ей посте­ли. (5) А во-вто­рых, в то вре­мя, к кото­ро­му свиде­тель при­уро­чил пре­ступ­ле­ние, Цезо­на в Риме не вида­ли, а те, кто были с ним вме­сте на войне, утвер­жда­ли, что он неот­луч­но нахо­дил­ся при вой­ске. Если же это не так, Вольс­цию пред­ла­га­ли обра­тить­ся к судье част­ным обра­зом⁴⁸. (6) Но он не осме­ли­вал­ся обра­тить­ся в суд⁴⁹, и сте­че­ние всех этих обсто­я­тельств дела­ло столь же несо­мнен­ным осуж­де­ние Вольс­ция, как перед тем — Цезо­на по Вольс­ци­е­ву свиде­тель­ству. (7) Меша­ли три­бу­ны, не поз­во­ляя кве­сто­рам назна­чить голо­со­ва­ние о винов­но­сти ответ­чи­ка преж­де, чем про­го­ло­су­ют о законе. Так оба дела затя­ну­лись до при­бы­тия кон­су­лов.

(8) Удо­сто­ен­ные три­ум­фа, они всту­пи­ли в Рим с победо­нос­ным вой­ском, а так как о законе никто и не заик­нул­ся, мно­гие реши­ли, что три­бу­ны испу­га­лись. (9) Но был про­сто конец года, а так как они стре­ми­лись остать­ся три­бу­на­ми на чет­вер­тый срок, то борь­бе за закон пред­по­чли пред­вы­бор­ные коз­ни. И, хотя кон­су­лы счи­та­ли про­дле­ние сро­ка три­бун­ских пол­но­мо­чий не менее опас­ным, чем при­ня­тие зако­на об ума­ле­нии их соб­ст­вен­ной вла­сти, победа в этой борь­бе оста­лась за три­бу­на­ми.

(10) В том же году был с эква­ми заклю­чен мир, кото­ро­го те про­си­ли. Завер­ше­на была пере­пись, нача­тая в про­шлом году. Гово­рят, что тогда же было совер­ше­но деся­тое от воз­ник­но­ве­ния Горо­да очи­сти­тель­ное жерт­во­при­но­ше­ние. Граж­дан насчи­та­ли сто сем­на­дцать тысяч три­ста девят­на­дцать⁵⁰.

(11) Кон­су­лы в тот год снис­ка­ли боль­шую сла­ву и на войне и дома, ибо они доби­лись мира с соседя­ми; в Риме же, хоть и не было еди­но­ду­шия, враж­да меж­ду сограж­да­на­ми ста­ла сла­бей, чем преж­де.

25. (1) После Квин­та Фабия Вибу­ла­на и Луция Кор­не­лия с.138 Малу­гин­ско­го кон­су­ла­ми ста­ли Луций Мину­ций и Гай Нав­тий [458 г.], кото­рые и при­ня­ли два нере­шен­ных дела преды­ду­ще­го года. (2) По-преж­не­му кон­су­лы пре­пят­ст­во­ва­ли при­ня­тию зако­на, а три­бу­ны — осуж­де­нию Вольс­ция, одна­ко новые кве­сто­ры были более силь­ны и более вли­я­тель­ны. (3) Вме­сте с Мар­ком Вале­ри­ем, сыном Мания и вну­ком Вале­рия, кве­сто­ром стал Тит Квинк­ций Капи­то­лин, три­жды быв­ший кон­су­лом. Посколь­ку уже было не вер­нуть семье Квинк­ци­ев — Цезо­на, а государ­ству рим­ско­му — луч­ше­го из юно­шей⁵¹, этот кве­стор обру­шил­ся на лже­свиде­те­ля в чест­ном и пра­вед­ном гне­ве за то, что тот отнял у лож­но обви­нен­но­го пра­во на защи­ту перед судом. (4) Усерд­нее дру­гих три­бу­нов ратуя за про­веде­ние зако­на, Вер­ги­ний добил­ся того, что кон­су­лы, полу­чив двух­ме­сяч­ный срок для озна­ком­ле­ния с зако­ном, чтобы они, объ­яс­нив наро­ду, какой в нем содер­жит­ся скры­тый вред, раз­ре­ши­ли затем при­сту­пить к голо­со­ва­нию. Этот пере­рыв вер­нул Горо­ду спо­кой­ст­вие.

(5) Непро­дол­жи­тель­ный покой был нару­шен эква­ми: пре­зрев заклю­чен­ный в про­шлом году с рим­ля­на­ми дого­вор, они пере­да­ли вер­хов­ную власть Грак­ху Кле­лию, кото­рый к тому вре­ме­ни дав­но уже был сре­ди них пер­вым. (6) Под пред­во­ди­тель­ст­вом Грак­ха эквы яви­лись как вра­ги в лаби­кан­ские, а оттуда — в туску­лан­ские зем­ли, опу­сто­ши­ли их и, отяг­чен­ные добы­чей, ста­ли лаге­рем в Аль­гид­ских горах. В этот лагерь и при­бы­ли из Рима послы Квинт Фабий, Пуб­лий Волум­ний и Авл Посту­мий, наме­ре­ва­ясь потре­бо­вать удо­вле­тво­ре­ния по дого­во­ру. (7) Пред­во­ди­тель эквов пове­лел выска­зать то, что пору­чил им сенат, дубу, ибо сам он занят дру­ги­ми дела­ми. Дуб этот был огром­ным дере­вом, рас­ки­нув­шим­ся над палат­кой пред­во­ди­те­ля, и в тени его было про­хлад­но. (8) Тогда один из послов углу­бил­ся в эту тень и ска­зал: «Пусть этот свя­щен­ный дуб⁵² и боги, какие ни есть, услы­шат, что вы нару­ши­ли дого­вор, пусть сего­дня слы­шат они наши жало­бы, чтоб зав­тра помочь нам, мстя­щим за нару­ше­ние зако­нов боже­ских и чело­ве­че­ских!» (9) Как толь­ко послы вер­ну­лись в Рим, сенат при­ка­зал одно­му кон­су­лу вести вой­ско на Аль­гид, а дру­го­му пору­чил опу­сто­шить вла­де­ния эквов. Три­бу­ны по сво­е­му обык­но­ве­нию пре­пят­ст­во­ва­ли набо­ру и даже чуть было не оста­но­ви­ли его, но тут вдруг воз­ник­ла новая угро­за.

26. (1) Огром­ное вой­ско саби­нян, опу­сто­шая все вокруг, подо­шло чуть ли не к сте­нам Рима: разо­ре­ны были окрест­но­сти, и страх охва­тил Город. Тогда пле­беи согла­си­лись взять­ся за ору­жие и, несмот­ря на тщет­ные воз­ра­же­ния три­бу­нов, набра­но было два боль­ших вой­ска. (2) Одно повел на саби­нян Нав­тий, кото­рый раз­ме­стил лагерь у Эре­та⁵³ и неболь­ши­ми набе­га­ми, чаще ноч­ны­ми вылаз­ка­ми, так разо­рил зем­ли саби­нян, что по срав­не­нию с ними рим­ские вла­де­ния каза­лись почти не тро­ну­ты­ми вой­ной. (3) А Мину­цию в таком же деле не хва­ти­ло ни уда­чи, ни силы духа: став лаге­рем неда­ле­ко от про­тив­ни­ка и не про­иг­рав с.139 сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­но­го боя, он стру­сил и не остав­лял лаге­ря. (4) Заме­тив это, непри­я­тель, чью сме­лость питал, как водит­ся, чужой страх, ночью подо­шел к лаге­рю, но в откры­том бою успе­ха не добил­ся и на сле­дую­щий день воз­двиг вокруг лаге­ря укреп­ле­ния. Прав­да, преж­де чем саби­няне, окру­жив вал, пере­кры­ли выхо­ды, пять всад­ни­ков про­ско­чи­ли мимо вра­же­ских засад и сооб­щи­ли в Рим, что кон­сул и вой­ско оса­жде­ны. (5) Ниче­го более неожи­дан­но­го и непред­виден­но­го слу­чить­ся не мог­ло. Ужас и страх был такой, точ­но непри­я­тель оса­ждал не лагерь, но самый Город. (6) Посла­ли за кон­су­лом Нав­ти­ем. Его помощь, одна­ко, пока­за­лась недо­ста­точ­ной, и, чтобы спа­стись, реше­но было назна­чить дик­та­то­ра, кото­рым с обще­го согла­сия стал Луций Квинк­ций Цин­цин­нат⁵⁴.

(7) Об этом полез­но послу­шать тем, кто ува­жа­ет в чело­ве­ке толь­ко богат­ство и пола­га­ет, что честь и доб­лесть ниче­го не сто­ят, если они не при­не­сут ему несмет­ных сокро­вищ. (8) Послед­няя надеж­да рим­ско­го государ­ства, Луций Квинк­ций вла­дел за Тиб­ром, про­тив того само­го места, где теперь нахо­дит­ся верфь, четырь­мя юге­ра­ми зем­ли, назы­вае­мой с тех пор Квинк­ци­е­вым лугом⁵⁵. (9) Копал ли он кана­ву или пахал — мы не зна­ем. Точ­но извест­но толь­ко, что послы заста­ли его за обра­бот­кой зем­ли и после обме­на при­вет­ст­ви­я­ми в ответ на их прось­бу нарядить­ся в тогу⁵⁶ для того, чтоб выслу­шать посла­ние сена­та, если он доро­жит бла­го­по­лу­чи­ем Рима и сво­им соб­ст­вен­ным, Квинк­ций удив­лен­но спро­сил, что стряс­лось, и велел жене Раци­лии ско­рей при­не­сти ему тогу из их лачу­ги. (10) Когда он, отер­ши пыль и пот, одел­ся и вышел к послам, те радост­но при­вет­ст­во­ва­ли его как дик­та­то­ра и, опи­сав, в каком стра­хе пре­бы­ва­ют вои­ны, при­зва­ли в Рим. (11) Для Квинк­ция был на счет государ­ства сна­ря­жен корабль, у пере­пра­вы его встре­ти­ли вышед­шие навстре­чу три его сына, затем осталь­ные род­ст­вен­ни­ки и дру­зья и, нако­нец, почти все сена­то­ры. В окру­же­нии этой сви­ты и шест­во­вав­ших впе­ре­ди лик­то­ров он был пре­про­вож­ден домой. (12) Сбе­жа­лась так­же боль­шая тол­па пле­бе­ев, глядев­ших на Квинк­ция без вся­кой радо­сти и пола­гав­ших, что власть его чрез­мер­на, а сам он будет постраш­нее этой вла­сти. В ту ночь в Горо­де огра­ни­чи­лись тем, что выста­ви­ли кара­у­лы.

27. (1) Назав­тра дик­та­тор при­шел на форум до рас­све­та и назна­чил началь­ни­ком кон­ни­цы Луция Тарк­ви­ция, родом пат­ри­ция, но по бед­но­сти слу­жив­ше­го в пехо­те, а воин­ской доб­ле­стью дале­ко пре­вос­хо­див­ше­го рим­скую моло­дежь. (2) Вме­сте с началь­ни­ком кон­ни­цы Цин­цин­нат явил­ся на собра­ние, оста­но­вил судо­про­из­вод­ство, велел закрыть по все­му горо­ду тор­гов­лю и запре­тил какую бы то ни было част­ную дея­тель­ность. (3) Затем он при­ка­зал всем, достиг­шим при­зыв­но­го воз­рас­та, с ору­жи­ем в руках явить­ся до захо­да солн­ца на Мар­со­во поле, имея при себе пяти­днев­ный запас еды и по две­на­дцать кольев; (4) тем же, кто с.140 был уже стар для вой­ны, он велел при­гото­вить еду для сво­их соседей-вои­нов, заня­тых под­готов­кой ору­жия и кольев. Итак, моло­дежь кину­лась разыс­ки­вать колья, где толь­ко мож­но. (5) Нико­му не было отка­за, и все яви­лись в пол­ной готов­но­сти точ­но в назна­чен­ное дик­та­то­ром вре­мя. (6) Вой­ско, постро­ен­ное поход­ным поряд­ком, было гото­во в слу­чае надоб­но­сти раз­вер­нуть­ся к бою — леги­о­ны, ведо­мые самим дик­та­то­ром, и всад­ни­ки под пред­во­ди­тель­ст­вом началь­ни­ка кон­ни­цы. И тем и дру­гим было одно напут­ст­вие: при­ба­вить шагу! (7) Надоб­но было спе­шить, чтоб еще ночью настиг­нуть непри­я­те­ля. Вот уже тре­тий день запер­ты в оса­де кон­сул и рим­ское вой­ско; неиз­вест­но, что при­не­сет бли­жай­шая ночь или день, но решить все может мгно­ве­ние. (8) «Быст­рей, зна­ме­нос­цы! Не отста­вай­те, вои­ны!» — разда­ва­лись воз­гла­сы тех, кто ста­рал­ся уго­дить пол­ко­во­д­цам. К полу­но­чи они достиг­ли Аль­гида и, заме­тив, что враг совсем рядом, оста­но­ви­лись.

28. (1) Дик­та­тор объ­е­хал непри­я­тель­ский лагерь и, осмот­рев, насколь­ко ночью мож­но было что-то раз­глядеть, его рас­по­ло­же­ние, пове­лел воен­ным три­бу­нам отдать при­каз вои­нам, чтобы те, сло­жив в одном месте сна­ря­же­ние, вер­ну­лись в строй с ору­жи­ем и колья­ми. При­каз был испол­нен. (2) Тогда дик­та­тор, рас­тя­нув поход­ный строй в одну шерен­гу, окру­жил ею лагерь и при­ка­зал, чтобы по услов­но­му зна­ку каж­дый, изда­вая воин­ст­вен­ный клич, начал воз­во­дить насыпь с часто­ко­лом. Затем был подан сиг­нал. (3) Вой­ско ста­ло при­во­дить при­каз в испол­не­ние. Кри­ки слы­ша­лись со всех сто­рон, они донес­лись до вра­же­ско­го, а затем до кон­суль­ско­го лаге­ря, сея в одном страх, а в дру­гом — истин­ную радость. (4) Рим­ляне поздрав­ля­ли друг дру­га с тем, что слы­шат клич явив­ших­ся на помощь сограж­дан, и вот уже их кара­уль­ные отряды сами угро­жа­ют оса­ждаю­ще­му вра­гу. (5) Кон­сул решил не тянуть, ибо доно­сив­ши­е­ся кри­ки озна­ча­ли, что свои не толь­ко подо­шли, но и взя­лись за дело: невоз­мож­но пове­рить, чтобы они не пошли на при­ступ вра­же­ско­го лаге­ря. (6) Кон­сул при­ка­зы­ва­ет сво­им вои­нам взять­ся за ору­жие и сле­до­вать за ним. Бой завя­зал­ся ночью, и кри­ка­ми они дали знать леги­о­нам дик­та­то­ра, что тоже всту­пи­ли в решаю­щую схват­ку. (7) Эквы уже гото­вы были поме­шать окру­же­нию сво­его лаге­ря, но, так как, в свою оче­редь, изнут­ри сра­же­ние завя­зал и оса­жден­ный враг, они повер­ну­ли ору­жие про­тив него, опа­са­ясь про­ры­ва через свой лагерь и усту­пая оса­ждаю­щим целую ночь для работы, ибо с кон­су­лом бой шел до рас­све­та. (8) А к вос­хо­ду солн­ца насыпь с часто­ко­лом была гото­ва, и успеш­но сопро­тив­лять­ся даже одно­му вой­ску враг уже едва ли мог. Тут вои­ны Квинк­ция, окон­чив воз­веде­ние насы­пи, вновь взя­лись за ору­жие и нача­ли наступ­ле­ние со сто­ро­ны вала. Пред­сто­я­ло новое сра­же­ние, но пока и нача­тое не ути­ха­ло. (9) Навис­шая с двух сто­рон опас­ность вынуди­ла эквов перей­ти от сра­же­нья к моль­бам; с.141 они закли­на­ли и дик­та­то­ра, и кон­су­ла не пре­вра­щать победу в рез­ню и поз­во­лить им уда­лить­ся, оста­вив ору­жие. Кон­сул велел им идти к дик­та­то­ру, а тот в гне­ве обрек их на еще боль­ший позор: (10) пол­ко­во­д­ца Грак­ха Кле­лия вме­сте с дру­ги­ми пред­во­ди­те­ля­ми при­ка­зал при­ве­сти к себе в око­вах, а город Кор­бион очи­стить. Кро­ви эквов он-де не жаж­дет, пусть себе ухо­дят, но, чтобы они нако­нец при­зна­ли, что поко­рен и сми­рен их народ, прой­дут они под ярмом. (11) Ярмо это дела­ет­ся из двух копий, воткну­тых в зем­лю, и третье­го, слу­жа­ще­го пере­кла­ди­ной. Под таким ярмом и про­гнал дик­та­тор эквов.

29. (1) После захва­та лаге­ря и всех его богатств — ведь вра­гов выпу­сти­ли оттуда разде­тых — дик­та­тор отдал всю добы­чу сво­им вои­нам, (2) а кон­суль­ско­му вой­ску и само­му кон­су­лу гру­бо бро­сил: «Не про вашу честь, вои­ны, добы­ча, отня­тая у вра­га, для кото­ро­го вы чуть сами не ста­ли добы­чей. (3) А ты, Мину­ций, пока не обре­тешь необ­хо­ди­мо­го кон­су­лу муже­ства, оста­нешь­ся во гла­ве сво­их леги­о­нов как легат». Так Мину­ций сло­жил с себя кон­суль­ские пол­но­мо­чия и в соот­вет­ст­вии с при­ка­зом остал­ся при вой­ске. Но в то вре­мя к спра­вед­ли­вым при­го­во­рам отно­си­лись с такой крото­стью, что вои­ны, памя­туя боль­ше об ока­зан­ном им бла­го­де­я­нии, чем о позо­ре, под­нес­ли дик­та­то­ру золо­той венок в фунт весом и, про­во­жая, чест­во­ва­ли его как сво­его покро­ви­те­ля.

(4) А в Риме Квинт Фабий, на чье попе­че­ние был остав­лен Город, открыл заседа­ние сена­та, пред­пи­сав­ше­го Квинк­цию вой­ти в Рим с три­ум­фом и в том же бое­вом поряд­ке, в каком он покидал его. Перед колес­ни­цей про­ве­ли вра­же­ских пред­во­ди­те­лей и про­нес­ли зна­ме­на, далее шли вои­ны, нагру­жен­ные добы­чей. (5) Гово­рят, перед каж­дым домом было выстав­ле­но уго­ще­ние, пиру­ю­щие сле­до­ва­ли за колес­ни­цей, рас­пе­вая три­ум­фаль­ную песнь с ее обыч­ны­ми воль­ны­ми шут­ка­ми⁵⁷.

(6) В тот день с обще­го одоб­ре­ния было пре­до­став­ле­но граж­дан­ство туску­лан­цу Луцию Мами­лию⁵⁸. Дик­та­тор был готов уже сло­жить с себя пол­но­мо­чия, если б его не задер­жа­ло голо­со­ва­ние о лже­свиде­тель­стве Мар­ка Вольс­ция: вос­пре­пят­ст­во­вать голо­со­ва­нию не дал три­бу­нам страх перед дик­та­то­ром. Осуж­ден­ный Вольс­ций уда­лил­ся изгнан­ни­ком в Лану­вий⁵⁹. (7) Квинк­ций на шест­на­дца­тый день сло­жил с себя дик­та­тор­ские пол­но­мо­чия, полу­чен­ные на шесть меся­цев. В эти дни кон­сул Нав­тий бле­стя­ще выиг­рал сра­же­нье с саби­ня­на­ми при Эре­те, при­со­во­ку­пив к это­му раз­гро­му опу­сто­ше­ние сабин­ских полей. (8) На сме­ну Мину­цию на Аль­гид посла­ли Фабия. На исхо­де года три­бу­ны сно­ва пыта­лись про­ве­сти закон, но сена­то­ры доби­лись запре­та вно­сить какие бы то ни было пред­ло­же­ния наро­ду, пока отсут­ст­ву­ют оба вой­ска. А пле­беи одер­жа­ли свою победу, пере­из­брав­ши три­бу­нов на пятый срок. (9) Гово­рят, на Капи­то­лии виде­ли, как соба­ки гна­лись за вол­ка­ми, и из-за это­го зна­ме­ния там при­нес­ли очи­сти­тель­ные жерт­вы. Так про­шел этот год.

с.142 30. (1) Сле­дую­щи­ми кон­су­ла­ми ста­ли Квинт Мину­ций и Марк Гора­ций Пуль­вилл. В нача­ле года [457 г.] никто не угро­жал Риму извне, и те же три­бу­ны сея­ли сму­ту дома, тре­буя при­ня­тия того же зако­на. (2) Мог­ло бы слу­чить­ся худ­шее, так раз­го­ре­лись стра­сти, если б, как нароч­но, не при­шла весть о том, что эквы, неожи­дан­но напав сре­ди ночи, пере­би­ли сто­ро­же­вой отряд в Кор­бионе. (3) Кон­су­лы созва­ли сенат и полу­чи­ли при­каз дви­нуть на Аль­гид вой­ско чрез­вы­чай­но­го набо­ра. Спор о законе был отло­жен, но нача­лись новые раздо­ры — о набо­ре, (4) и кон­су­лы уже гото­вы были усту­пить под натис­ком три­бу­нов, когда воз­ник­ла еще одна опас­ность: вой­ско саби­нян яви­лось опу­сто­шать рим­ские зем­ли и уже идет на Рим. (5) Страх заста­вил три­бу­нов раз­ре­шить набор, но при усло­вии, что отныне — посколь­ку они пять лет тер­пе­ли изде­ва­тель­ства и мало чем помог­ли пле­бе­ям⁶⁰ — изби­рать­ся будут десять три­бу­нов. (6) Нуж­да заста­ви­ла сена­то­ров дать согла­сие, обу­сло­вив его един­ст­вен­но запре­том изби­рать в три­бу­ны одних и тех же. Выбо­ры в три­бу­ны были про­веде­ны немед­лен­но, из опа­се­ния, что после вой­ны эта воз­мож­ность, как и преж­ние, будет упу­ще­на. (7) На трид­цать шестой год суще­ст­во­ва­ния три­бу­на­та изби­ра­ют десять народ­ных три­бу­нов, по два от каж­до­го раз­ряда, пред­у­смат­ри­вая этот порядок избра­ния и на буду­щее⁶¹. (8) Нако­нец про­из­ве­ли набор, Мину­ций высту­пил про­тив саби­нян, но непри­я­те­ля не обна­ру­жил. И толь­ко когда саби­няне^[3], уни­что­жив сто­ро­же­вой отряд в Кор­бионе, заня­ли еще и Орто­ну, Гора­ций сра­зил­ся с ними на Аль­гиде, мно­гих пере­бил, а вра­же­ское вой­ско про­гнал и с Аль­гида, и из Кор­био­на, и из Орто­ны. А Кор­бион он срыл за то, что там были пре­да­ны рим­ские вои­ны.

31. (1) Затем кон­су­ла­ми ста­ли Марк Вале­рий и Спу­рий Вер­ги­ний [456 г.]. И дома, и с соседя­ми был мир, но из-за непре­рыв­ных дождей худо было с про­до­воль­ст­ви­ем. Был про­веден закон о рас­пре­де­ле­нии наде­лов на Авен­тин­ском хол­ме⁶². Избра­ли тех же народ­ных три­бу­нов. (2) Они и в сле­дую­щем году [455 г.], в кон­суль­ство Тита Роми­лия и Гая Вету­рия, во всех сво­их выступ­ле­ни­ях рато­ва­ли за тот же закон: им, мол, стыд­но, что уве­ли­чи­ли чис­ло три­бу­нов, и напрас­но, посколь­ку за два года, как и за преды­ду­щие пять лет, дело не сдви­ну­лось с места. (3) В раз­гар этих обсуж­де­ний от туску­лан­цев при­шла тре­вож­ная весть — на их зем­ли напа­ли эквы. Позор­но было мед­лить с ока­за­ни­ем помо­щи наро­ду, чьи заслу­ги перед рим­ля­на­ми еще све­жи в памя­ти. Оба кон­су­ла отпра­ви­лись с вой­ском на вра­га и нашли его там, где он и дол­жен был быть, — на Аль­гиде. Здесь и сра­зи­лись. (4) Более семи тысяч непри­я­тель­ских вои­нов было уби­то, осталь­ные бежа­ли, рим­ля­нам доста­лась огром­ная добы­ча. Кон­су­лы про­да­ли ее с тор­гов для попол­не­ния исто­щен­ной каз­ны. Это, одна­ко, и дало три­бу­нам пищу для обви­не­ния кон­су­лов перед наро­дом.

с.143 (5) Итак, сто­и­ло им сло­жить с себя пол­но­мо­чия, как — уже в кон­суль­ство Спу­рия Тар­пея и Авла Атер­ния — народ­ный три­бун Гай Каль­вий Цице­рон при­звал на суд Роми­лия, а пле­бей­ский эдил Луций Али­ен — Вету­рия. (6) К него­до­ва­нию сена­та, обо­их при­го­во­ри­ли к упла­те пени, Роми­лия — в десять, Вету­рия — в пят­на­дцать тысяч мед­ных ассов. Но ущерб, поне­сен­ный ста­ры­ми кон­су­ла­ми, не отвра­тил новых от их трудов. Мож­но осудить и нас, гово­ри­ли они, но все рав­но пле­бе­ям и три­бу­нам не удаст­ся про­ве­сти закон. (7) Тогда три­бу­ны, забро­сив это уста­рев­шее от про­во­ло­чек зако­но­пред­ло­же­ние, пове­ли дело мяг­че: пусть-де сена­то­ры нако­нец пре­кра­ща­ют борь­бу. Если им не нра­вит­ся пред­ло­жен­ный пле­бе­я­ми закон, пусть поз­во­лят и из пле­бе­ев, и из пат­ри­ци­ев избрать зако­но­да­те­лей, чтобы они раде­ли о поль­зе тех и дру­гих и об урав­не­нии их в пра­вах. (8) Сена­то­ры не откло­ни­ли это­го пред­ло­же­ния, но заяви­ли, что зако­но­да­те­ля­ми могут быть лишь пат­ри­ции. Итак, согла­сие о зако­но­да­тель­стве было достиг­ну­то, спор шел толь­ко о зако­но­да­те­лях, когда, полу­чив при­каз пере­пи­сать зна­ме­ни­тые зако­ны Соло­на и позна­ко­мить­ся с учреж­де­ни­я­ми, нра­ва­ми и зако­на­ми гре­че­ских государств, в Афи­ны отпра­ви­лись послы Спу­рий Посту­мий Альб, Авл Ман­лий и Пуб­лий Суль­пи­ций Каме­рин⁶³.

32. (1) Этот год про­шел без войн, а сле­дую­щий [453 г.], когда кон­су­ла­ми ста­ли Пуб­лий Кури­а­ций и Секст Квинк­ти­лий, про­шел бы еще спо­кой­нее, ибо три­бу­ны, ожи­дая воз­вра­ще­ния из Афин отправ­лен­но­го за чуже­зем­ны­ми зако­на­ми посоль­ства, голо­са не под­ни­ма­ли, (2) если бы вдруг не обру­ши­лись сра­зу два несча­стья — голод и мор, беда для чело­ве­ка, пагу­ба для скота. В запу­сте­нии лежа­ли поля, все новые смер­ти опу­сто­ша­ли Город, мно­гие слав­ные семей­ства пре­да­ва­лись скор­би. (3) Умер­ли фла­мин Кви­ри­на Сер­вий Кор­не­лий, авгур Гай Гора­ций Пуль­вилл (на его место авгу­ры с тем боль­шей охотою избра­ли Гая Вету­рия, что тот был осуж­ден пле­бе­я­ми). (4) Умер­ли кон­сул Квинк­ти­лий и четы­ре народ­ных три­бу­на. Осквер­нен­ный столь­ки­ми смер­тя­ми, этот год, одна­ко, обо­шел­ся без вой­ны.

(5) Потом кон­су­ла­ми ста­ли Гай Мене­ний и Пуб­лий Сестий Капи­то­лин. Вой­ны не было и в этом [452 г.] году, но зато нача­лись вол­не­ния в Риме. (6) Послы уже воз­вра­ти­лись с атти­че­ски­ми зако­на­ми. Тем настой­чи­вей тре­бо­ва­ли три­бу­ны при­сту­пить к состав­ле­нию зако­нов. Реше­но было упразд­нить в этом году все дру­гие долж­но­сти и избрать толь­ко децем­ви­ров, чьи дей­ст­вия не под­ле­жа­ли бы обжа­ло­ва­нию. (7) Неко­то­рое вре­мя шел спор о том, допус­кать ли в чис­ло их пле­бе­ев, но те нако­нец усту­пи­ли пат­ри­ци­ям, лишь бы толь­ко не был отме­нен закон Ици­лия об Авен­тин­ском хол­ме и все про­чие неру­ши­мые зако­ны⁶⁴.

33. (1) В три­ста вто­ром году от осно­ва­ния Рима [451 г.] в государ­стве пере­ме­нил­ся образ прав­ле­ния: как рань­ше от царей к кон­су­лам, так теперь власть пере­шла от кон­су­лов к с.144 децем­ви­рам. Эта пере­ме­на про­дол­жа­лась недол­го и пото­му не была столь зна­чи­тель­на. (2) К тому же, хоро­шо начав, децем­ви­ры пове­ли себя столь раз­нуздан­но, что вско­ре разда­лось тре­бо­ва­ние вер­нуть вер­хов­ную власть кон­су­лам.

(3) Децем­ви­ра­ми же были избра­ны Аппий Клав­дий, Тит Гену­ций, Пуб­лий Сестий, Луций Вету­рий, Гай Юлий, Авл Ман­лий, Пуб­лий Суль­пи­ций, Пуб­лий Кури­а­ций, Тит Роми­лий, Спу­рий Посту­мий. (4) Клав­дий и Гену­ций полу­чи­ли зва­ние в обмен на кон­суль­ское, ведь на этот год они были избра­ны кон­су­ла­ми, а с ними и Сестий, кон­сул про­шло­го года, — за то, что про­тив воли това­ри­ща защи­щал в сена­те новый образ прав­ле­ния. (5) Затем — в награ­ду за даль­ность путе­ше­ст­вия, а так­же как люди, све­ду­щие в чуже­зем­ных зако­нах, что было сочте­но полез­ным для созда­ния ново­го зако­но­да­тель­ства, — зва­ния децем­ви­ров были удо­сто­е­ны три посла, побы­вав­шие в Афи­нах. Осталь­ные про­сто запол­ни­ли тре­бу­е­мое чис­ло мест. (6) Гово­рят даже, что при послед­нем голо­со­ва­нии выби­ра­ли толь­ко ста­ри­ков, кото­рые не мог­ли бы про­ти­во­дей­ст­во­вать чужим реше­ни­ям. (7) У вла­сти сто­ял люби­мец наро­да Аппий, кото­рый так пере­ме­нил свой нрав, что из жесто­ко­го и бес­по­щад­но­го гони­те­ля пле­бе­ев сумел стать угод­ни­ком тол­пы, ищу­щим ее бла­го­склон­но­сти.

(8) Раз в десять дней каж­дый из децем­ви­ров пред­седа­тель­ст­во­вал на суде, про­ис­хо­див­шем при всем наро­де, имея при себе две­на­дцать лик­то­ров, тогда как девя­ти его това­ри­щам при­чи­та­лось по одно­му слу­жи­те­лю. При необык­но­вен­ном еди­но­ду­шии, кото­рое порою пре­вра­ща­ет­ся в гибель­ный сго­вор про­тив про­стых людей, они ко всем отно­си­лись с пол­ней­шим бес­при­стра­сти­ем. (9) Доста­точ­ное дока­за­тель­ство их уме­рен­но­сти даст такой при­мер. Хотя дей­ст­вия децем­ви­ров не под­ле­жа­ли обжа­ло­ва­нию, все же, когда в доме пат­ри­ция Пуб­лия Сестия и отко­па­ли труп, выстав­лен­ный затем для все­об­ще­го обо­зре­ния, децем­вир Гай Юлий, при­нуж­ден­ный столь ужас­ным обсто­я­тель­ст­вом, (10) при­звал Сестия к суду, а сам высту­пил перед наро­дом обви­ни­те­лем: имея закон­ное пра­во быть по делу судьею, он от это­го пра­ва отка­зал­ся, дабы ценой ослаб­ле­ния соб­ст­вен­ной вла­сти рас­ши­рить пол­но­мо­чия наро­да⁶⁵.

34. (1) Выно­ся всем — и луч­шим и худ­шим — реши­тель­ные и непре­лож­ные, как у ора­ку­ла, при­го­во­ры, децем­ви­ры одно­вре­мен­но труди­лись над состав­ле­ни­ем зако­нов, и, выста­вив, в ответ на ожи­да­ния наро­да, десять таб­лиц, они при­зва­ли людей прий­ти на собра­ние (2) и про­чи­тать зако­ны, пред­ла­гае­мые ради бла­го­ден­ст­вия Рима, соб­ст­вен­но­го их бла­го­по­лу­чия и сча­стья их детей. (3) Они ска­за­ли, что урав­ня­ли в пра­вах всех — и луч­ших и худ­ших, но пред­у­смот­ре­ли лишь то, что поз­во­ля­ли спо­соб­но­сти деся­ти чело­век, а ведь мно­гие люди сооб­ща могут сде­лать боль­ше. (4) Пусть, мол, каж­дый сам обду­ма­ет каж­дую ста­тью, потом вме­сте обсудят и, нако­нец, све­дут воеди­но, чего в какой ста­тье с.145 с избыт­ком, а чего недо­ста­ет. (5) Тогда у рим­ско­го наро­да будут зако­ны, при­ня­тые с обще­го согла­сия, а не одоб­рен­ные по при­ка­зу. (6) Когда в соот­вет­ст­вии с заме­ча­ни­я­ми, выска­зан­ны­ми по каж­дой гла­ве, свод зако­нов стал казать­ся вполне выправ­лен­ным, зако­ны деся­ти таб­лиц, кото­рые и сего­дня, несмот­ря на целую гору нагро­мож­ден­ных друг на дру­га зако­нов, оста­ют­ся исто­ком все­го государ­ст­вен­но­го и граж­дан­ско­го пра­ва⁶⁶, пере­да­ли для голо­со­ва­ния по цен­ту­ри­ям. (7) Но потом пошли тол­ки, что недо­ста­ет еще двух таб­лиц, доба­вив кото­рые мож­но было бы счи­тать насто­я­щий свод рим­ско­го пра­ва завер­шен­ным. Это ожи­да­ние и при­бли­жаю­щий­ся день выбо­ров побуди­ли к ново­му избра­нию децем­ви­ров. (8) Ведь пле­беи, кото­рым имя кон­су­лов было так же нена­вист­но, как и цар­ское, не нуж­да­лись и в помо­щи три­бу­нов, коль ско­ро децем­ви­ры в ответ на жало­бы по оче­реди усту­па­ли друг дру­гу.

35. (1) После того как было объ­яв­ле­но, что выбо­ры децем­ви­ров состо­ят­ся через три неде­ли, доби­вать­ся это­го зва­ния при­ня­лись столь­кие, что (2) даже луч­шие из граж­дан — я пола­гаю из опа­се­ния, как бы, отка­зав­шись от вла­сти, не усту­пить ее недо­стой­ным, — ста­ли охо­тить­ся за голо­са­ми, изо всех сил заис­ки­вая перед той самой тол­пой, про­тив кото­рой недав­но высту­па­ли. (3) Аппий Клав­дий, добив­ший­ся в свои годы столь высо­ко­го поло­же­ния, всту­пил в борь­бу из-за угро­зы лишить­ся это­го поло­же­ния. Неяс­но было, счи­тать его децем­ви­ром или соис­ка­те­лем. (4) Он более домо­гал­ся сво­ей долж­но­сти, чем испол­нял ее: бра­ня знат­ных соис­ка­те­лей и пре­воз­но­ся негод­ней­ших и ничтож­ней­ших, он носил­ся по фору­му сре­ди быв­ших три­бу­нов, Дуил­ли­ев и Ици­ли­ев, (5) и с их помо­щью наби­вал себе цену у тол­пы, пока нако­нец осталь­ные децем­ви­ры, до сих пор без­раздель­но пре­дан­ные ему, не воз­зри­лись на него в недо­уме­нии — чего, мол, ему надо. (6) Неис­крен­ность его оче­вид­на, неда­ром этот гор­дец ведет себя так скром­но; сде­лав­шись сво­им у низ­ше­го сосло­вия и якша­ясь с част­ны­ми лица­ми, он не столь­ко стре­мит­ся отка­зать­ся от долж­но­сти, сколь­ко доби­ва­ет­ся того, чтоб быть избран­ным сно­ва. (7) Не осме­лив­шись в откры­тую вос­про­ти­вить­ся этим про­ис­кам, децем­ви­ры смяг­ча­ли его натиск уступ­ка­ми. По уго­во­ру его — как само­го моло­до­го — обя­за­ли пред­седа­тель­ст­во­вать на выбо­рах. (8) Улов­ка была в том, что он не дол­жен был избрать себя сам, ибо таких чре­ва­тых бед­ст­ви­я­ми при­ме­ров никто, кро­ме народ­ных три­бу­нов, нико­гда не пода­вал.

(9) А он, хоть и взял­ся, к общей радо­сти, пред­седа­тель­ст­во­вать на выбо­рах, обра­тил это себе на поль­зу и, коз­ня­ми отстра­нив от вла­сти наряду с дру­ги­ми граж­да­на­ми тако­го же зва­ния обо­их Квинк­ци­ев, Капи­то­ли­на и Цин­цин­на­та, сво­его дядю и стой­ко­го защит­ни­ка пат­ри­ци­ев Гая Клав­дия, децем­ви­ра­ми сде­лал людей, неиз­ме­ри­мо менее достой­ных, и преж­де все­го себя само­го, (10) вызвав него­до­ва­ние всех чест­ных граж­дан, никто из кото­рых и с.146 не подо­зре­вал, на что тот дерзнет. (11) Вме­сте с Аппи­ем Клав­ди­ем были выбра­ны Марк Кор­не­лий Малу­гин­ский, Марк Сер­гий, Луций Ману­ций^[1], Квинт Фабий Вибу­лан, Квинт Пети­лий, Тит Анто­ний Мерен­да, Цезон Дуил­лий, Спу­рий Оппий Кор­ни­цин и Маний Рабу­лей⁶⁷.

36. (1) Всту­пив в долж­ность, Аппий Клав­дий сбро­сил мас­ку и пока­зал свое истин­ное лицо, а новых това­ри­щей еще рань­ше пытал­ся пере­де­лать на свой лад. (2) Они соби­ра­лись еже­днев­но, без свиде­те­лей решая, как достичь пол­но­вла­стия, о кото­ром меч­та­ли втайне от осталь­ных, уже не скры­ва­ли гор­ды­ни, были мало­до­ступ­ны, гру­би­ли про­си­те­лям и так вели дела до май­ских ид⁶⁸. Тогда было при­ня­то всту­пать в долж­ность в май­ские иды.

(3) Пер­вый же день их прав­ле­ния озна­ме­но­ван был все­об­щим стра­хом. В то вре­мя как преж­ние децем­ви­ры при­дер­жи­ва­лись пра­ви­ла при­став­лять лик­то­ров толь­ко к одно­му из деся­ти и этот знак досто­ин­ства пре­до­став­лял­ся всем по оче­реди, нынеш­ние яви­лись каж­дый в окру­же­нии две­на­дца­ти лик­то­ров. (4) Сто два­дцать лик­то­ров с при­вя­зан­ны­ми к фас­кам топо­ра­ми запол­ни­ли форум: истол­ко­ва­но это было в том смыс­ле, что секи­ры — раз дей­ст­вия децем­ви­ров не под­ле­жат обжа­ло­ва­нию — лик­то­ров мож­но уже и не отни­мать.

(5) Они похо­ди­ли на десять царей, наво­дя страх на про­стой люд и пер­вых сена­то­ров, пони­мав­ших, что децем­ви­ры толь­ко и ищут пово­да начать каз­ни и сто­ит кому-нибудь в сена­те или в собра­нии упо­мя­нуть о сво­бо­де, как тот­час для остраст­ки в ход будут пуще­ны топо­ры и роз­ги. (6) В при­да­чу к тому, что после запре­та обжа­ло­ва­нья народ пере­стал быть им защи­той, децем­ви­ры отме­ни­ли и пра­во вза­им­но­го обжа­ло­ва­ния, тогда как их пред­ше­ст­вен­ни­ки таким обра­зом исправ­ля­ли при­го­во­ры сво­их това­ри­щей или пере­да­ва­ли наро­ду дела, каза­лось бы под­ве­дом­ст­вен­ные самим децем­ви­рам.

(7) Неко­то­рое вре­мя в стра­хе рав­но дер­жа­ли всех, но мало-пома­лу его жерт­вою оста­лись одни пле­беи. Пат­ри­ци­ев не тро­га­ли, с незнат­ны­ми же децем­ви­ры обра­ща­лись жесто­ко и свое­воль­но. Раз­би­ра­тель­ству под­вер­га­лись люди, а не дела, и при­стра­стие заня­ло место спра­вед­ли­во­сти. (8) При­го­во­ры они сочи­ня­ли дома, а огла­ша­ли их на фору­ме. Тот, кто жало­вал­ся децем­ви­рам на их това­ри­ща, ухо­дил, доса­дуя на себя за то, что не доволь­ст­во­вал­ся преж­ним при­го­во­ром. (9) Само собою сло­жи­лось мне­ние, что они замыс­ли­ли тво­рить без­за­ко­ния не толь­ко бли­жай­шее вре­мя, но заклю­чи­ли скреп­лен­ный клят­вою тай­ный дого­вор об отмене выбо­ров, об уве­ко­ве­че­нии зва­ния децем­ви­ра и пожиз­нен­ном пре­бы­ва­нии у вла­сти.

37. (1) Наме­ки на осво­бож­де­ние пле­беи иска­ли в выра­же­нии лиц пат­ри­ци­ев, преж­де гово­рив­шем им лишь о раб­стве, в стра­хе перед кото­рым они сами и дове­ли государ­ство до тако­го состо­я­ния. (2) Знат­ней­шие сена­то­ры нена­виде­ли децем­ви­ров, с.147 нена­виде­ли они и пле­бе­ев: не одоб­ряя про­ис­хо­див­ше­го, они, одна­ко, пола­га­ли, что пле­бе­ям доста­лось по заслу­гам; они не жела­ли помо­гать тем, кто, воз­жаж­дав сво­бо­ды, уго­дил в раб­ство, и даже усу­губ­ля­ли бес­прав­ное поло­же­ние пле­бе­ев в надеж­де, (3) что из отвра­ще­ния к насто­я­ще­му те захотят вер­нуть­ся к про­шло­му, когда у вла­сти оста­ва­лись два кон­су­ла.

(4) Вот уже про­шла боль­шая часть года [449 г.], к деся­ти про­шло­год­ним при­бав­ле­но было две новых таб­ли­цы с зако­на­ми, при­ня­тие кото­рых на собра­ни­ях цен­ту­рий озна­ча­ло бы, что государ­ство не нуж­да­ет­ся более в децем­ви­рах. (5) Жда­ли, когда же объ­явят кон­суль­ские выбо­ры. Пле­бе­ев уже вол­но­ва­ло толь­ко одно — вос­ста­нов­ле­ние при­оста­нов­лен­ной вла­сти три­бу­нов, зало­га их сво­бо­ды, но о выбо­рах не было и поми­ну. (6) И если рань­ше децем­ви­ры, дабы понра­вить­ся наро­ду, появ­ля­лись перед ним в обще­стве быв­ших три­бу­нов, то теперь их окру­жа­ла пат­ри­ци­ан­ская моло­дежь. (7) Эти юнцы тол­па­ми оса­жда­ли суди­ли­ще, рас­хи­ща­ли пле­бей­ское доб­ро, ибо во всем, за что они с жад­но­стью хва­та­лись, уда­ча сопут­ст­во­ва­ла силь­ней­ше­му. (8) Нако­нец, пере­ста­ли щадить и людей: с одних сры­ва­ли кожу роз­га­ми, дру­гие гиб­ли под топо­ром, а чтоб из этих зверств извлечь еще и выго­ду, за каз­нью хозя­и­на сле­до­ва­ла разда­ча его иму­ще­ства. Бла­го­род­ные юно­ши, про­дав­ши­е­ся за такую цену, не толь­ко не сопро­тив­ля­лись без­за­ко­нию, но в откры­тую пред­по­чли свою воль­ни­цу все­об­щей сво­бо­де.

38. (1) Насту­пи­ли май­ские иды. Никем не заме­щен­ные децем­ви­ры, хоть и ста­ли част­ны­ми лица­ми, с преж­ней твер­до­стью дер­жа­лись за власть и по-преж­не­му выстав­ля­ли напо­каз зна­ки сво­его досто­ин­ства. В том, что децем­ви­ры упо­до­би­лись царям, уже не оста­ва­лось сомне­ний. (2) Сво­бо­ду опла­ки­ва­ли так, слов­но поте­ря­ли ее наве­ки; побор­ни­ков у нее не было, да и не пред­виде­лось. Не толь­ко рим­ляне пали духом, но уже и сосед­ние наро­ды ста­ли счи­тать для себя позо­ром под­власт­ность тем, кто сам не сво­бо­ден.

(3) Саби­няне с боль­шим вой­ском вторг­лись во вла­де­ния рим­лян, опу­сто­шив все вокруг и без­на­ка­зан­но угнав ото­всюду добы­чу — людей и скот; затем они подо­шли к Эре­ту, где ста­ли лаге­рем в надеж­де, что раздо­ры в Риме поме­ша­ют там набо­ру. (4) Теперь уже не толь­ко вест­ни­ки, но и бежен­цы из окрест­но­стей нес­ли смя­те­ние в Город. Нена­вист­ные и пат­ри­ци­ям и пле­бе­ям, децем­ви­ры реша­ли, что сле­ду­ет пред­при­нять, но тут судь­ба угото­ви­ла новую опас­ность. (5) Эквы ста­ли лаге­рем у Аль­гида и оттуда совер­ша­ли опу­сто­ши­тель­ные набе­ги на туску­лан­ские зем­ли. Послы сооб­щи­ли, что из Туску­ла про­сят о помо­щи.

(6) Страх перед дву­мя вой­на­ми заста­вил децем­ви­ров дер­жать совет с сена­том. При­ка­зав сена­то­рам собрать­ся в курии, децем­ви­ры пони­ма­ли, какой взрыв нена­ви­сти им угро­жа­ет: (7) на них с.148 сва­лят вину за опу­сто­ше­ние полей и за пред­сто­я­щие беды и поста­ра­ют­ся отстра­нить их от вла­сти, если они не вос­пре­пят­ст­ву­ют это­му общи­ми уси­ли­я­ми, подав­ляя попыт­ки мно­гих при­ме­не­ни­ем самых кру­тых мер про­тив немно­гих злост­ных зачин­щи­ков. (8) После того как на фору­ме про­зву­чал голос гла­ша­тая, при­зы­ваю­щий сена­то­ров в курию к децем­ви­рам, пора­жен­ные этой уди­ви­тель­ной пере­ме­ной пле­беи — ведь обы­чаю сове­щать­ся с сена­том не сле­до­ва­ли уже дав­но — ста­ли спра­ши­вать, что про­изо­шло, отче­го после тако­го пере­ры­ва вдруг при­бег­ли к забы­то­му сред­ству. (9) Неуже­ли войне с непри­я­те­лем надо быть бла­го­дар­ны­ми за это про­яв­ле­ние хоть какой-то сво­бо­ды в государ­стве?

(10) Пле­беи высмат­ри­ва­ли сена­то­ров на фору­ме, но почти нико­го не нашли, а потом заме­ти­ли, что децем­ви­ры, поняв отсут­ст­вие сена­то­ров как выра­же­ние нена­ви­сти к себе, вос­седа­ют в пустой курии, тогда пле­беи истол­ко­ва­ли неяв­ку сена­то­ров тем, что част­ным лицам запре­ще­но созы­вать сенат. Если пле­беи после­ду­ют при­ме­ру сена­то­ров и как те не яви­лись на заседа­ние, так и они вос­про­ти­вят­ся набо­ру, то, зна­чит, появи­лась надеж­да вер­нуть сво­бо­ду! Такие воз­гла­сы разда­ва­лись в тол­пе. (11) Почти никто из сена­то­ров не при­шел на форум, да и в Горо­де вооб­ще их оста­лось совсем немно­го. В него­до­ва­нии отвер­нув­шись от про­ис­хо­дя­ще­го, они, не имея забот обще­ст­вен­ных, заня­лись сво­и­ми дела­ми в деревне и реши­ли, что, чем ско­рей они отка­жут­ся от сно­ше­ний с все­власт­ны­ми пра­ви­те­ля­ми, тем сво­бод­ней ста­нут и от чини­мых теми без­за­ко­ний. (12) После того как никто из сена­то­ров не явил­ся на зов децем­ви­ров, домой к каж­до­му из них посла­ли слу­жи­те­лей, кото­рые долж­ны были взять залог⁶⁹ и узнать, умыш­лен­ной ли была неяв­ка; они, одна­ко, вер­ну­лись с сооб­ще­ни­ем о том, что все сена­то­ры в деревне. Это изве­стие децем­ви­ры вос­при­ня­ли спо­кой­ней, чем если б им сооб­щи­ли, что сена­то­ры оста­лись в Горо­де и ока­зы­ва­ют сопро­тив­ле­ние их вла­сти. (13) На сле­дую­щий день всем сена­то­рам было при­ка­за­но собрать­ся и их яви­лось так мно­го, как они и сами не ожи­да­ли. Пле­беи реши­ли, что сена­то­ры пре­да­ли сво­бо­ду, ибо сенат пови­но­вал­ся — как закон­ным — при­ка­зам тех, кото­рые по исте­че­нии сро­ка пол­но­мо­чий долж­ны были б счи­тать­ся част­ны­ми граж­да­на­ми, если бы не при­бег­ли к наси­лию.

39. (1) Одна­ко, послуш­но явив­шись в курию, сена­то­ры пове­ли себя там, насколь­ко извест­но, отнюдь не трус­ли­во. (2) По пре­да­нию, после выступ­ле­ния Аппия Клав­дия и преж­де чем по поряд­ку ста­ли выска­зы­вать мне­ния, Луций Вале­рий Потит потре­бо­вал, чтоб ему дали гово­рить о поло­же­нии государ­ства⁷⁰, а в ответ на гроз­ный запрет децем­ви­ров вызвал их заме­ша­тель­ство, объ­явив о сво­ем наме­ре­нии обра­тить­ся к пле­бе­ям. (3) Столь же бес­страш­но всту­пил в борь­бу Марк Гора­ций Бар­бат, назвав­ший децем­ви­ров деся­тью Тарк­ви­ни­я­ми и напом­нив­ший о том, что под пред­во­ди­тель­ст­вом Вале­ри­ев и Гора­ци­ев⁷¹ и с.149 изгна­ли царей. (4) Людям отвра­ти­тель­но было не имя царя, коим бла­го­че­стие доз­во­ля­ет назы­вать Юпи­те­ра, да и Рому­ла, осно­ва­те­ля Горо­да, и тех, кто цар­ст­во­вал после; при отправ­ле­нии свя­щен­ных обрядов имя царя тоже при­выч­но⁷², ибо вызы­ва­ло нена­висть не оно, но цар­ская гор­ды­ня и про­из­вол! (5) Если преж­де это­го не мог­ли стер­петь от царя или цар­ско­го сына, то кто будет тер­петь их от част­ных граж­дан? (6) Как бы они, запре­щая людям сво­бод­но выска­зы­вать­ся в курии, не заста­ви­ли под­нять голос тех, кто сто­ит на пло­ща­ди! И если им доз­во­ле­но было собрать сена­то­ров, то поче­му ему, Гора­цию, тоже част­но­му лицу, не созвать народ на собра­ние? (7) Если хотят, пусть на деле испы­ты­ва­ют, насколь­ко мстя­щий за попран­ную сво­бо­ду силь­ней жаж­ду­ще­го неогра­ни­чен­ной вла­сти. (8) Они гово­рят о войне с саби­ня­на­ми, как буд­то у наро­да рим­ско­го есть вой­на более важ­ная, чем про­тив тех, кото­рые, будучи избра­ны для состав­ле­ния зако­нов, вовсе упразд­ни­ли в государ­стве пра­во­судие, выбо­ры, еже­год­ную сме­ну долж­ност­ных лиц и пре­ем­ст­вен­ность вла­сти, всех поров­ну обес­пе­чи­ваю­щую сво­бо­дой, и, окру­жив себя лик­то­ра­ми, при­сво­и­ли цар­скую власть. (9) После изгна­ния царей долж­ност­ные лица изби­ра­лись из пат­ри­ци­ев, потом, после уда­ле­ния про­сто­го наро­да, — и из пле­бе­ев, а к како­му ста­ну⁷³ при­над­ле­жат эти люди? К сто­рон­ни­кам наро­да? Но что ими сде­ла­но через посред­ство наро­да? К сто­рон­ни­кам луч­ших? Те, кто почти год не созы­ва­ли сена­та, а на нынеш­нем заседа­нии запре­ща­ют даже выска­зы­вать­ся о поло­же­нии в государ­стве? (10) Пусть не слиш­ком наде­ют­ся на угро­зу вой­ны. То, от чего люди стра­да­ют, важ­нее для них, чем то, чего они боят­ся.

40. (1) Пока децем­ви­ры при­ду­мы­ва­ли, каким обра­зом выра­зить свой гнев или снис­хож­де­ние к про­из­нес­ше­му все это Гора­цию, и еще не нашли выхо­да из поло­же­ния, дядя децем­ви­ра Аппия Гай Клав­дий высту­пил с речью, боль­ше похо­жей на закли­на­ние, чем на отпо­ведь. В этой речи (2) про­сил он пле­мян­ни­ка, ради манов его отца и сво­его бра­та, остать­ся вер­ным граж­дан­ско­му обще­ству, в кото­ром рож­ден, а не сго­во­ру, скреп­лен­но­му нече­сти­вой клят­вой деся­те­рых. (3) Он, мол, про­сит его об этом боль­ше ради него само­го, чем ради государ­ства, кото­рое (4) про­тив их воли вос­ста­но­вит свои неотъ­ем­ле­мые пра­ва. Но жар­кая схват­ка раз­жи­га­ет гнев, вот поче­му он так стра­шит­ся за ее исход.

(5) Хоть децем­ви­ры и запре­ти­ли отсту­пать от пред­ме­та обсуж­де­ния, все ж ува­же­ние к Клав­дию не поз­во­ли­ло им пере­би­вать его. А он заявил, что сенат­ско­го поста­нов­ле­ния при­ни­мать не сле­ду­ет. (6) Всем ста­ло ясно, что Клав­дий счи­та­ет децем­ви­ров част­ны­ми граж­да­на­ми, и мно­гие из быв­ших кон­су­лов вслух под­дер­жа­ли его. (7) По дру­го­му пред­ло­же­нию, более суро­во­му на вид, но имев­ше­му на деле мень­шую силу, сена­то­рам при­ка­зы­ва­лось бы сой­тись для назна­че­ния интеррек­са. Одна­ко, чтобы при­ня­ти­ем реше­ния не под­твер­ждать пол­но­мо­чий децем­ви­ров на с.150 созыв сена­та, от сенат­ско­го поста­нов­ле­ния отка­за­лись, и таким обра­зом Клав­дий пока­зал всем, что децем­ви­ры — част­ные граж­дане.

(8) Но тут, когда те были уже на гра­ни паде­ния, брат децем­ви­ра Мар­ка Кор­не­лия Луций Кор­не­лий Малу­гин­ский, по уго­во­ру полу­чив­ший сло­во послед­ним, выка­зал мни­мую оза­бо­чен­ность воен­ной опас­но­стью и стал защи­щать бра­та и сото­ва­ри­щей его, недо­уме­вая, (9) что же это за роко­вое сов­па­де­ние, что на децем­ви­ров опол­чи­лись силь­ней все­го и глав­ным обра­зом те, кто сам хотел стать децем­ви­ра­ми, и поче­му (10) в мир­ное вре­мя в тече­ние столь­ких меся­цев никто не зате­вал спо­ров о закон­но­сти их пре­бы­ва­ния у вла­сти, а теперь, когда враг почти у ворот, сеют меж­до­усо­би­цу в надеж­де, что сму­та скро­ет их наме­ре­ния. (11) Но теперь у всех на уме более важ­ное дело, и столь труд­ная зада­ча не может быть реше­на наспех — вот поче­му раз­би­ра­тель­ство в сена­те выдви­ну­тых Вале­ри­ем и Гора­ци­ем обви­не­ний про­тив децем­ви­ров, кото­рые долж­ны были яко­бы к май­ским идам сло­жить с себя пол­но­мо­чия, он пред­ла­га­ет отло­жить до тех пор, пока не будет покон­че­но с угро­зой вой­ны и в государ­стве не вос­ста­но­вит­ся мир. (12) Одна­ко Аппию Клав­дию уже сей­час нуж­но быть гото­вым к тому, что при­дет­ся ему — как ведав­ше­му выбо­ра­ми децем­ви­ров — дать отчет в том, были ли они избра­ны на один год или до тех пор, пока не будут про­веде­ны недо­стаю­щие зако­ны. (13) Но пока нуж­но, мол, забыть обо всем, кро­ме вой­ны, и если сена­то­ры счи­та­ют слу­хи о ней заве­до­мо лож­ны­ми и пола­га­ют, что не сле­ду­ет верить ни слу­хам, ни самим послам туску­лан­цев, то, по его мне­нию, для полу­че­ния самых надеж­ных сведе­ний сле­до­ва­ло бы послать раз­вед­чи­ков; (14) если же пове­рить и послам, и слу­хам, то надоб­но, оста­вив все дела, немед­лен­но про­из­ве­сти набор, а децем­ви­рам сле­ду­ет вести вой­ско туда, куда они сочтут необ­хо­ди­мым.

41. (1) Млад­шие сена­то­ры скло­ня­ли осталь­ных к при­ня­тию это­го реше­ния. Но Вале­рий и Гора­ций вос­ста­ли еще сме­лее, сно­ва потре­бо­вав раз­ре­ше­ния гово­рить о поло­же­нии государ­ства, а если им не поз­во­лят высту­пить в сена­те, они-де обра­тят­ся пря­мо к наро­ду, ибо част­ные лица не впра­ве мешать им ни в курии, ни в собра­нии, и они не отсту­пят перед мни­мы­ми фас­ка­ми. (2) Тогда Аппий, пони­мая, что если он не отве­тит с той же дер­зо­стью, то лишит­ся вла­сти, вос­клик­нул: (3) «Несдоб­ро­вать вся­ко­му, кто гово­рит то, о чем его не про­си­ли!» — и, в ответ на отказ Вале­рия мол­чать по при­ка­зу част­но­го лица, посы­ла­ет к нему лик­то­ра. (4) Вале­рий с поро­га курии уже взы­вал о помо­щи к кви­ри­там, когда Луций Кор­не­лий обнял Аппия и из при­твор­но­го сочув­ст­вия к Вале­рию пре­кра­тил этот спор. Хотя после это­го Вале­рию и поз­во­ли­ли гово­рить что угод­но, децем­ви­ры доби­лись сво­его — ведь сво­бо­да не шла даль­ше слов. (5) Быв­шие кон­су­лы, вме­сте со знат­ней­ши­ми сена­то­ра­ми питав­шие преж­нюю с.151 нена­висть к вла­сти три­бу­нов, поте­рю кото­рой они счи­та­ли более тяж­кой утра­той для пле­бе­ев, чем для себя поте­рю кон­суль­ской вла­сти, гото­вы были пред­по­честь впо­след­ст­вии доб­ро­воль­ный отказ децем­ви­ров от их пол­но­мо­чий ново­му вос­ста­нию нена­вист­ных им пле­бе­ев в надеж­де, (6) что если народ не будет роп­тать и удаст­ся мало-пома­лу вер­нуть­ся к кон­суль­ско­му прав­ле­нию, то пле­бе­ям помо­гут забыть о три­бу­нах или новые вой­ны, или сдер­жан­ность вер­нув­ших­ся к вла­сти кон­су­лов.

(7) Набор был объ­яв­лен без сопро­тив­ле­ния сена­то­ров. При­ка­зы децем­ви­ров обжа­ло­ва­нью не под­ле­жа­ли, и моло­дежь запи­сы­ва­лась в вой­ско. После того как леги­о­ны были набра­ны, децем­ви­ры дого­во­ри­лись, кто станет во гла­ве войск. (8) Вождя­ми децем­ви­ров были Квинт Фабий и Аппий Клав­дий. Вой­на в Риме, каза­лось, будет труд­нее, чем с непри­я­те­лем. Реши­ли, что суро­вость Аппия более при­год­на для подав­ле­ния вол­не­ний в Горо­де. Фабий от при­ро­ды был более скло­нен к доб­рым делам, чем к зло­дей­ству. (9) Но даже тако­го чело­ве­ка, про­сла­вив­ше­го­ся и на воен­ном и на граж­дан­ском попри­ще, так пере­ме­ни­ло пре­бы­ва­ние у вла­сти и обще­ние с децем­ви­ра­ми, что он пред­по­чел стать похо­жим на Аппия, а не на себя само­го. Ему, вме­сте с Мани­ем Рабу­ле­ем и Квин­том Пети­ли­ем, пору­чи­ли вой­ну с саби­ня­на­ми. (10) Мар­ка Кор­не­лия вме­сте с Луци­ем Мину­ци­ем, Титом Анто­ни­ем, Цезо­ном Дуил­ли­ем и Мар­ком Сер­ги­ем посла­ли на Аль­гид. Спу­рий Оппий вме­сте с Аппи­ем Клав­ди­ем был остав­лен на стра­же Рима; при этом все децем­ви­ры обла­да­ли оди­на­ко­вы­ми пол­но­мо­чи­я­ми.

42. (1) На войне дела шли ничуть не луч­ше, чем в Риме. (2) Вина пол­ко­вод­цев состо­я­ла лишь в том, что они вызы­ва­ли нена­висть к себе со сто­ро­ны сограж­дан; во всем осталь­ном вино­ва­ты были вои­ны, кото­рые не жела­ли доби­вать­ся успе­ха под пред­во­ди­тель­ст­вом децем­ви­ров и тер­пе­ли пора­же­ния, позо­ря и себя, и пол­ко­вод­цев. (3) Вой­ска рим­лян были рас­се­я­ны и саби­ня­на­ми под Эре­том, и эква­ми на Аль­гиде. Бежав­шие под покро­вом ночи из-под Эре­та ста­ли лаге­рем непо­да­ле­ку от Рима, на воз­вы­шен­но­сти меж­ду Фиде­на­ми и Кру­сту­ме­ри­ей: (4) не встре­тив пре­сле­дую­ще­го про­тив­ни­ка в откры­том бою, они вве­ри­ли свою защи­ту не соб­ст­вен­но­му муже­ству и ору­жию, но есте­ствен­ным укры­ти­ям мест­но­сти и валу. (5) На Аль­гиде вой­ско испы­та­ло еще боль­ший позор и было пол­но­стью раз­гром­ле­но: бежав из лаге­ря и побро­сав иму­ще­ство, вои­ны укры­лись в Туску­ле, наде­ясь на мило­сер­дие и госте­при­им­ство туску­лан­цев, в чем и не обма­ну­лись. (6) Когда столь гроз­ные вести дошли до Рима, сена­то­ры забы­ли о нена­ви­сти к децем­ви­рам и, решив оста­вить в Горо­де стра­жу, при­ка­за­ли всем, кто был в состо­я­нии носить ору­жие, охра­нять сте­ны и выста­вить кара­у­лы к воротам. (7) В Тускул же веле­ли выслать ору­жие и под­креп­ле­ние, а децем­ви­рам по их реше­нию над­ле­жа­ло оста­вить туску­лан­скую кре­пость и с.152 дер­жать вой­ско в лаге­ре, дру­гой лагерь — пере­ве­сти из Фиден во вла­де­ния саби­нян и начать наступ­ле­ние, чтоб отбить непри­я­те­лю охоту идти на при­ступ Рима.

43. (1) К пора­же­ни­ям от непри­я­те­ля децем­ви­ры при­ба­ви­ли два ужас­ных пре­ступ­ле­ния: одно было совер­ше­но на войне, дру­гое — в Горо­де. (2) Раз­ведать место для лаге­ря во вла­де­ни­ях саби­нян был послан Луций Сик­ций⁷⁴, нена­видев­ший власть децем­ви­ров и тай­но при­зы­вав­ший сорат­ни­ков избрать три­бу­нов и поки­нуть лагерь. (3) В спут­ни­ки ему отряди­ли вои­нов, кото­рым было пору­че­но в укром­ном месте напасть на Сик­ция и убить его. (4) Но убий­ство это не про­шло им даром, ибо Сик­ций ока­зал сопро­тив­ле­ние, а будучи чело­ве­ком бога­тыр­ской силы и храб­ро­сти, он уло­жил и несколь­ких зло­де­ев. (5) Остав­ши­е­ся сооб­щи­ли в лагерь, что Сик­ций вме­сте с несколь­ки­ми вои­на­ми попал в заса­ду и пал в нерав­ном бою. (6) Это­му спер­ва пове­ри­ли, но потом с раз­ре­ше­ния децем­ви­ров для погре­бе­ния уби­тых была посла­на когор­та и Сик­ция нашли лежа­щим в нетро­ну­тых доспе­хах в окру­же­нии тру­пов, сре­ди кото­рых не было ни одно­го непри­я­те­ля, не было и ника­ких их сле­дов; тело Сик­ция доста­ви­ли в лагерь, в точ­но­сти уста­но­вив, что он был убит сво­и­ми. (7) Пре­ис­пол­нен­ные нена­ви­сти, вои­ны гото­вы были немед­лен­но пере­пра­вить тело Сик­ция в Рим, но децем­ви­ры успе­ли устро­ить ему воин­ское погре­бе­ние на государ­ст­вен­ный счет. Вели­ка была скорбь в лаге­ре во вре­мя этих похо­рон, покрыв­ших децем­ви­ров позо­ром.

44. (1) Вслед за этим в Горо­де свер­ши­лось дру­гое пре­ступ­ле­ние, порож­ден­ное похо­тью и вызы­ваю­щее не мень­шее содро­га­ние сво­и­ми послед­ст­ви­я­ми, чем само­убий­ство обес­че­щен­ной Лукре­ции, из-за чего Тарк­ви­нии лиши­лись пре­сто­ла и были изгна­ны из Горо­да: так что не толь­ко конец прав­ле­ния, но и даже при­чи­на отстра­не­ния от вла­сти царей и децем­ви­ров были совсем оди­на­ко­вы­ми⁷⁵.

Аппий Клав­дий вос­пы­лал стра­стью к девуш­ке из наро­да и решил удо­вле­тво­рить свою похоть. (2) Отец девуш­ки, цен­ту­ри­он Луций Вер­ги­ний, нес­ший служ­бу у Аль­гида, был образ­цо­вым вои­ном и граж­да­ни­ном. Так же была вос­пи­та­на его жена, так вос­пи­ты­ва­лись и дети. Дочь он про­сва­тал за быв­ше­го три­бу­на (3) Луция Ици­лия, храб­ре­ца, доб­лест­но отста­и­вав­ше­го пра­ва пле­бе­ев. (4) Девуш­ка ред­кой кра­соты, она была уже взрос­лой и не соблаз­ни­лась подар­ка­ми и обе­ща­ни­я­ми Аппия, и тогда тот, от стра­сти поте­ряв голо­ву, решил­ся на гру­бое наси­лие. (5) Он пору­ча­ет сво­е­му кли­ен­ту Мар­ку Клав­дию, чтобы тот объ­явил ее сво­ею рабы­ней и не усту­пал тре­бо­ва­ни­ям вре­мен­но оста­вить ее на сво­бо­де, пола­гая, что в отсут­ст­вие ее отца Вер­ги­ния это без­за­ко­ние будет воз­мож­но. (6) Когда она при­шла на форум, где сре­ди лавок была и шко­ла, в кото­рой она обу­ча­лась гра­мо­те⁷⁶, Клав­дий, слу­га децем­вир­ской похо­ти, оста­но­вил нало­же­ни­ем с.153 руки⁷⁷ девуш­ку и, объ­явив ее доче­рью сво­ей рабы­ни и, сле­до­ва­тель­но, рабы­ней, при­ка­зал без про­мед­ле­нья сле­до­вать за ним, ина­че, мол, он уведет ее силой. (7) Бед­ная девуш­ка остол­бе­не­ла, но на кри­ки кор­ми­ли­цы сбе­жал­ся народ. Име­на ее отца Вер­ги­ния и суже­но­го Ици­лия были хоро­шо извест­ны. Тех, кто знал их, объ­еди­ня­ла друж­ба, а тол­пу — него­до­ва­ние про­тив коз­ней Клав­дия. (8) Девуш­ка была уже спа­се­на от наси­лия, но тут предъ­явив­ший на нее свои нра­ва заявил, что ни к чему соби­рать такую тол­пу: он, мол, наме­рен дей­ст­во­вать не силой, но по зако­ну. И вот он вызы­ва­ет деви­цу в суд. (9) По сове­ту близ­ких, при­смат­ри­вав­ших за ней, она яви­лась к три­бу­на­лу Аппия⁷⁸. Истец поведал свою выдум­ку судье, кото­рый сам и был сочи­ни­те­лем этой бас­ни, что, мол, девуш­ка роди­лась-де в его, Клав­дия, доме, откуда была похи­ще­на и под­бро­ше­на Вер­ги­нию, (10) а сам он узнал об этом бла­го­да­ря доно­су и готов пред­ста­вить дока­за­тель­ства, будь судьею сам Вер­ги­ний, более все­го запят­нан­ный совер­шен­ным без­за­ко­ни­ем; пока же, конеч­но, рабы­ня долж­на сле­до­вать за гос­по­ди­ном. (11) Защит­ни­ки девуш­ки ска­за­ли, что Вер­ги­ний отсут­ст­ву­ет по делу государ­ства и если ему сооб­щат о слу­чив­шем­ся, то он будет в горо­де через два дня, (12) а посе­му неспра­вед­ли­во в отсут­ст­вие отца тягать­ся о детях, и потре­бо­ва­ли отсро­чить дело до его воз­вра­ще­ния. Вер­ги­нию же на осно­ва­нии зако­на, вне­сен­но­го самим Аппи­ем, сле­ду­ет вре­мен­но оста­вить на сво­бо­де, чтобы взрос­лая деви­ца не была обес­че­ще­на преж­де, чем лишит­ся сво­бо­ды.

45. (1) До огла­ше­ния при­го­во­ра Аппий заме­тил, что о том, насколь­ко он покро­ви­тель­ст­ву­ет сво­бо­де⁷⁹, мож­но судить по само­му зако­ну, на кото­рый ссы­ла­ют­ся в сво­ей прось­бе дру­зья Вер­ги­ния, (2) хотя закон лишь в том слу­чае будет неоспо­ри­мой пору­кой сво­бо­ды, если не ока­жет­ся обсто­я­тельств, меня­ю­щих дело — по сути или в том, что каса­ет­ся лиц. (3) В делах про­чих лиц каж­дый может закон­но отста­и­вать сво­бо­ду дру­го­го — это по пра­ву, но в деле той, что нахо­дит­ся во вла­сти отца⁸⁰, нет нико­го дру­го­го, кому мог бы пере­дать ее гос­по­дин. Итак, он, Аппий, согла­сен послать за ее отцом, а истец покуда пусть оста­нет­ся при сво­ем неущем­лен­ном пра­ве, с тем чтобы он увел с собой девуш­ку, под обе­ща­ние доста­вить ее в суд, как толь­ко объ­явит­ся тот, кто назы­ва­ет себя ее отцом. (4) На непра­вый при­го­вор⁸¹ роп­та­ли, но никто не осме­ли­вал­ся ему вос­про­ти­вить­ся, пока не вме­ша­лись дядя Вер­ги­нии Пуб­лий Нуми­то­рий и ее жених Ици­лий. (5) Тол­па рас­сту­пи­лась в надеж­де, что Ици­лий суме­ет про­ти­во­сто­ять Аппию, но тут лик­тор объ­яв­ля­ет, что при­го­вор уже выне­сен, и оттал­ки­ва­ет Ици­лия, не давая ему гово­рить. (6) Такое оскорб­ле­ние разо­зли­ло бы и крот­ко­го чело­ве­ка. А Ици­лий вскри­чал: «Ты полу­чишь то, к чему стре­мишь­ся, лишь мечом про­гнав меня отсюда! Я женюсь на этой девуш­ке, и моя неве­ста пре­будет невин­ной. (7) Ты можешь, кро­ме сво­их, с.154 созвать и всех децем­вир­ских лик­то­ров и при­ка­зать им пустить в ход топо­ры и роз­ги, но моя суже­ная вер­нет­ся в отцов­ский дом. (8) Пусть вы лиши­ли нас три­бу­нов и прав обжа­ло­ва­нья пред наро­дом рим­ским — двух стол­пов, на кото­рых дер­жа­лась наша сво­бо­да, но пока еще ваша похоть не власт­на над наши­ми жена­ми и детьми. (9) Лютуй­те на наших спи­нах и шеях, но на их цело­муд­рие не поку­шай­тесь! А если вы при­бег­не­те к наси­лию, то в защи­ту моей неве­сты и един­ст­вен­ной доче­ри Вер­ги­ния я при­зо­ву на помощь сто­я­щих здесь сограж­дан, он — вои­нов и все мы — богов и людей, и твой при­го­вор испол­нит­ся лишь ценой нашей смер­ти. (10) Поду­май, Аппий, еще и еще поду­май, на что идешь! (11) Когда Вер­ги­ний вер­нет­ся, он решит, что ему делать с доче­рью, пусть толь­ко зна­ет, что, если он усту­пит при­тя­за­ни­ям Клав­дия, может сва­тать дочь за кого-нибудь дру­го­го. Я же, отста­и­вая сво­бо­ду неве­сты, мень­ше доро­жу жиз­нью, чем вер­но­стью».

46. (1) Тол­па была воз­буж­де­на, и стыч­ка каза­лась неми­ну­е­мой. Ици­лия обсту­пи­ли лик­то­ры, но даль­ше угроз дело не пошло, посколь­ку Аппий ска­зал, что Ици­лий, чело­век бес­по­кой­ный и (2) не забыв­ший еще, как был три­бу­ном, вовсе не защи­ща­ет Вер­ги­нию, но ищет пово­да для сму­ты. (3) Одна­ко пово­да он ему не даст, и не из-за наг­ло­сти Ици­лия, а лишь покро­ви­тель­ст­вуя сво­бо­де и счи­та­ясь с отцов­ским зва­ньем Вер­ги­ния, в чье отсут­ст­вие не будет совер­шен ни суд, ни при­го­вор. Мар­ка Клав­дия он попро­сит посту­пить­ся сво­им пра­вом и до зав­тра отпу­стить девуш­ку. (4) А если зав­тра ее отец не при­будет, пусть, мол, Ици­лий и ему подоб­ные зна­ют — он выка­жет твер­дость, достой­ную зако­но­да­те­ля и децем­ви­ра. А для того, чтоб обуздать зачин­щи­ков сму­ты, ему не пона­до­бят­ся лик­то­ры дру­гих децем­ви­ров: он обой­дет­ся сво­и­ми.

(5) После отсроч­ки неспра­вед­ли­во­го при­го­во­ра защит­ни­ки девуш­ки разо­шлись, пер­вым делом пору­чив бра­ту Ици­лия и сыну Нуми­то­рия, без­упреч­ным юно­шам, немед­лен­но собрать­ся в путь и как мож­но ско­рей вызвать из лаге­ря Вер­ги­ния, (6) ведь спа­се­ние его доче­ри от без­за­ко­ния зави­се­ло от того, успе­ет ли он вер­нуть­ся в срок. Они поска­ка­ли во весь опор и пере­да­ли эту весть отцу. (7) А Ици­лий, в ответ на тре­бо­ва­ние ист­ца при­нять деви­цу и пред­ста­вить пору­чи­те­лей, гово­рил, что этим-то он и занят, а сам нароч­но тянул вре­мя, пока гон­цы не добе­рут­ся до лаге­ря. Тем вре­ме­нем из тол­пы тяну­лись руки — каж­дый выка­зы­вал Ици­лию готов­ность стать его пору­чи­те­лем. (8) Со сле­за­ми на гла­зах тот бла­го­да­рил их: «Зав­тра будет нуж­да в вашей помо­щи, а теперь уж доволь­но пору­чи­те­лей». Так Вер­ги­ния была отда­на на пору­ки близ­ким.

(9) Аппий еще немно­го помед­лил, чтобы не пока­за­лось, что он при­шел сюда ради одно­го это­го дела, но дру­гие людей не вол­но­ва­ли, никто боль­ше не при­хо­дил, и он вер­нул­ся домой с.155 писать децем­ви­рам в вой­ско, чтоб те не дава­ли Вер­ги­нию отпус­ка и даже взя­ли его под стра­жу. (10) Как и сле­до­ва­ло ожи­дать, этот под­лый при­каз запоздал: Вер­ги­ний, полу­чив отпуск, отбыл еще до полу­но­чи, а бес­по­лез­ное пись­мо об его задер­жа­нии было достав­ле­но назав­тра поут­ру.

47. (1) А в Риме уже на рас­све­те все граж­дане в нетер­пе­нии собра­лись на фору­ме, куда Вер­ги­ний, оде­тый как на похо­ро­нах, при­вел дочь, обря­жен­ную в лох­мо­тья, в сопро­вож­де­нии несколь­ких мат­рон и тол­пы защит­ни­ков. (2) Здесь Вер­ги­ний стал обхо­дить людей; обра­ща­ясь к ним, он не толь­ко про­сил содей­ст­вия, но тре­бо­вал его как долж­но­го: он-де каж­дый день идет в бой за их жен и детей, и никто не срав­нит­ся с ним ни храб­ро­стью, ни чис­лом совер­шен­ных на войне подви­гов. Но что в них поль­зы, когда в горо­де, не заде­том вой­ною, наши дети сто­ят на краю гибе­ли, как если б он был уже захва­чен вра­гом? (3) Буд­то дер­жа речь перед собра­ни­ем, он обхо­дил людей. Подоб­ное гово­рил и Ици­лий. (4) Но силь­нее вся­ких слов дей­ст­во­вал на тол­пу тихий плач жен­щин. Вопре­ки все­му, с преж­ним упор­ст­вом — вот до чего дове­ло его вожде­ле­ние или, луч­ше ска­зать, безу­мие — Аппий взо­шел на три­бу­нал, и не успел истец дого­во­рить о том, что нака­нуне бла­го­да­ря хода­та­ям при­го­вор выне­сен не был, и сно­ва изло­жить свое тре­бо­ва­ние, а Вер­ги­ний — полу­чить ответ­ное сло­во, как он вме­шал­ся.

(5) Воз­мож­но, какая-то из пере­дан­ных древни­ми писа­те­ля­ми речей, в кото­рой Аппий обос­но­вал свой при­го­вор, и под­лин­ная, но ни одна из них не отве­ча­ет чудо­вищ­но­сти само­го при­го­во­ра⁸², вот поче­му, мне кажет­ся, сле­ду­ет изло­жить его голую суть — Вер­ги­ния была при­зна­на рабы­ней. (6) Спер­ва все оце­пе­не­ли, потря­сен­ные такой жесто­ко­стью, и на неко­то­рое вре­мя водво­ри­лась тиши­на. Но потом, когда Клав­дий собрал­ся было, отстра­нив мат­рон, схва­тить деви­цу, жен­щи­ны отве­ти­ли на это жалоб­ным пла­чем, а Вер­ги­ний, погро­зив Аппию, ска­зал: (7) «За Ици­лия, а не за тебя, Аппий, про­сва­та­на моя дочь, и вырас­тил я ее для бра­ка, а не для раз­вра­та. Тебе угод­но, как скоту и зве­рю, сово­куп­лять­ся, с кем захо­чешь? Эти, быть может, и стер­пят такое, но, я уве­рен, не те, в чьих руках ору­жие». (8) Тол­па жен­щин и сто­я­щие рядом защит­ни­ки оттал­ки­ва­ли Клав­дия, но гла­ша­тай вос­ста­но­вил тиши­ну.

48. (1) Децем­вир, поте­ряв­ший от похо­ти разум, заявил, что не толь­ко по вче­раш­ним напад­кам Ици­лия и буй­ству Вер­ги­ния, свиде­те­ли коих были все рим­ляне, но и по дру­гим досто­вер­ным сведе­ни­ям он понял, что с целью посе­ять сму­ту в Горо­де всю ночь соби­ра­лись сход­ки. (2) И пото­му, мол, он, зная о пред­сто­я­щей борь­бе, при­шел сюда в сопро­вож­де­нии воору­жен­ных людей, но не ради при­тес­не­ния мир­ных граж­дан, а для того, чтобы, не роняя высо­ко­го сана, обуздать тех, кто нару­ша­ет обще­ст­вен­ное спо­кой­ст­вие. «И пото­му сове­тую вам успо­ко­ить­ся, — ска­зал он. (3) — с.156 А вы, лик­то­ры, рас­чи­сти­те путь в тол­пе, чтобы хозя­ин мог вер­нуть свою соб­ст­вен­ность!»

Он про­из­нес это гро­мо­вым голо­сом и с такою зло­бой, что тол­па рас­сту­пи­лась, сама при­но­ся девуш­ку в жерт­ву наси­лию. (4) И тогда Вер­ги­ний, увидев, что помо­щи ждать не от кого, с моль­бой обра­тил­ся к Аппию: «Про­сти отцу ради его горя, если я ска­зал про­тив себя нера­зум­ное сло­во, но поз­воль напо­сле­док здесь, в при­сут­ст­вии деви­цы, рас­спро­сить кор­ми­ли­цу, как обсто­я­ло дело, чтобы я, если и прав­да не отец, ушел отсюда со спо­кой­ным серд­цем». (5) Полу­чив раз­ре­ше­ние, он ото­шел с доче­рью и кор­ми­ли­цей к лав­кам, что рас­по­ло­же­ны воз­ле хра­ма Вене­ры Очи­сти­тель­ни­цы⁸³ и зовут­ся теперь Новы­ми⁸⁴, и, выхва­тив там у мяс­ни­ка нож, вос­клик­нул: «Толь­ко так, дочь моя, я могу сде­лать тебя сво­бод­ной». Тут он прон­за­ет грудь девуш­ки и, обер­нув­шись к суди­ли­щу, про­из­но­сит: «Да падет про­кля­тье за эту кровь на твою голо­ву, Аппий!»

(6) При виде ужас­но­го зло­де­я­ния под­нял­ся крик, и Аппий, вый­дя из оце­пе­не­ния, при­ка­зы­ва­ет схва­тить Вер­ги­ния. Но тот, раз­ма­хи­вая ножом, под защи­той шед­шей за ним тол­пы про­кла­ды­вал себе путь к воротам. (7) Ици­лий и Нуми­то­рий, под­няв без­ды­хан­ное тело, пока­зы­ва­ли его наро­ду, опла­ки­вая кра­соту девуш­ки, навлек­шую на нее зло­де­я­ние Аппия, осу­ще­ст­вить кото­рое вынуж­ден был отец. За ними шли рыдаю­щие мат­ро­ны: (8) для того ли рас­тим мы наших детей? И таким обра­зом воз­на­граж­да­ет­ся цело­муд­рие? Про­из­но­ся и все осталь­ное, что в таких слу­ча­ях тре­бу­ет от жен­щин скорбь, они рыда­ли все силь­ней, не в силах сдер­жать сле­зы. (9) Муж­чи­ны, а боль­ше всех Ици­лий, него­дуя гово­ри­ли о поте­ре три­бун­ской вла­сти и пра­ва на обжа­ло­ва­ние перед наро­дом.

49. (1) Тол­пу взвол­но­ва­ла как чудо­вищ­ность зло­де­я­ния, так и надеж­да, вос­поль­зо­вав­шись про­ис­шед­шим, вер­нуть себе сво­бо­ду. (2) Аппий то вызы­вал Ици­лия, то при­ка­зы­вал схва­тить его, но слу­жи­те­лям не дали подой­ти, и тогда он сам, окру­жен­ный пат­ри­ци­ан­ской моло­де­жью, ринул­ся в тол­пу и при­ка­зал заклю­чить Ици­лия под стра­жу. (3) Ици­лия, одна­ко, обсту­пи­ла уже не про­сто тол­па, рядом с ним были и Луций Вале­рий и Марк Гора­ций, кото­рые оттолк­ну­ли лик­то­ра, утвер­ждая, что если Аппий при­бегнет к пра­ву, то они могут защи­тить Ици­лия от част­но­го лица, а если он при­ме­нит силу, то и тогда они ему не усту­пят. Тут-то и вспых­ну­ла жесто­кая рас­пря. (4) Лик­тор децем­ви­ра напал было на Вале­рия и Гора­ция, но тол­па раз­ло­ма­ла его фас­ки. Аппий под­нял­ся, чтоб обра­тить­ся к наро­ду, но Гора­ций и Вале­рий пошли вслед за ним. Народ слу­шал их, а децем­ви­ру не давал гово­рить. (5) Уже Вале­рий, слов­но он был обле­чен вла­стью, при­ка­зы­вал лик­то­рам оста­вить в покое част­но­го чело­ве­ка — это сло­ми­ло дух Аппия, и в стра­хе за свою жизнь, заку­тав лицо, он бежал с фору­ма и неза­мет­но укрыл­ся в близ­ле­жа­щем доме.

с.157 (6) На помощь ему с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны фору­ма вры­ва­ет­ся Спу­рий Оппий. Он видит, что сила одер­жа­ла победу над вла­стью. При­веден­ный в заме­ша­тель­ство пода­вае­мы­ми со всех сто­рон сове­та­ми, с мно­ги­ми из кото­рых он согла­шал­ся, Оппий нако­нец при­ка­зал созвать сенат. (7) И это успо­ко­и­ло тол­пу, питав­шую надеж­ды с помо­щью сена­та поло­жить конец вла­сти децем­ви­ров, чьи дей­ст­вия вызы­ва­ли оче­вид­ное недо­воль­ство боль­шин­ства сена­то­ров. (8) Сенат решил не раз­дра­жать пле­бе­ев и преж­де все­го поза­бо­тить­ся о том, чтоб появ­ле­ние Вер­ги­ния в вой­ске не вызва­ло вол­не­ний.

50. (1) В лагерь, рас­по­ла­гав­ший­ся тогда на Веци­ли­е­вой⁸⁵ горе, были отправ­ле­ны млад­шие сена­то­ры с при­ка­зом децем­ви­рам не допу­стить вос­ста­ния в вой­ске. (2) Но Вер­ги­ний вызвал здесь еще боль­ше вол­не­ния, чем в Риме. (3) Ведь поми­мо того, что он при­вел с собою тол­пу почти в четы­ре­ста чело­век, кото­рые пошли за ним, вос­пла­ме­нен­ные гнус­но­стью слу­чив­ше­го­ся, весь лагерь был пора­жен, увидав, что в руках у него кли­нок, а сам он забрыз­ган кро­вью. Мель­кав­шие повсюду тоги застав­ля­ли думать, что горо­жан в лаге­ре зна­чи­тель­но боль­ше, чем на самом деле. (4) На вопрос, что все это зна­чит, Вер­ги­ний дол­го не отве­чал ни сло­ва и толь­ко пла­кал. Нако­нец те, кто в смя­те­нии метал­ся по лаге­рю, собра­лись вме­сте. Воца­ри­лась тиши­на, и Вер­ги­ний по поряд­ку изло­жил, как было дело. (5) Про­сти­рая руки и взы­вая к сорат­ни­кам, он закли­нал не при­пи­сы­вать ему пре­ступ­ле­ния Аппия Клав­дия и не отво­ра­чи­вать­ся от него как от убий­цы доче­ри⁸⁶. (6) Доро­же соб­ст­вен­ной была ему жизнь доче­ри, если б толь­ко она мог­ла жить, сохра­няя сво­бо­ду и досто­ин­ство, но когда он увидел, как ее, точ­но рабы­ню, схва­ти­ли, чтоб обес­че­стить, то пред­по­чел ее смерть позо­ру, так что его жесто­кость была лишь выра­же­ни­ем мило­сер­дия. (7) Сам же он остал­ся жить в един­ст­вен­ной надеж­де с помо­щью сорат­ни­ков ото­мстить за смерть доче­ри. Ведь и у них есть доче­ри, сест­ры, жены, а похоть Аппия Клав­дия не угас­ла вме­сте с Вер­ги­ни­ей, и без­на­ка­зан­ность сде­ла­ет его еще более необуздан­ным. (8) Пусть чужое несча­стье пре­до­сте­ре­жет их про­тив подоб­ных пося­га­тельств. Что же каса­ет­ся его само­го, то судь­ба уже лиши­ла его жены, а дочь, не пере­жив­шая позо­ра, при­ня­ла хоть и мучи­тель­ную, но слав­ную смерть — (9) в его доме неко­му теперь уто­лить похоть Аппия. При новых при­тес­не­ни­ях он суме­ет посто­ять за себя с тем же при­сут­ст­ви­ем духа, с каким мстил за дочь, а осталь­ные пусть сами поза­ботят­ся о себе и сво­их детях.

(10) В ответ на жало­бы Вер­ги­ния собрав­ши­е­ся кри­ча­ли, что ото­мстят за его муки и посто­ят за свою сво­бо­ду. Сме­шав­ши­е­ся с тол­пою вои­нов граж­дане, жалу­ясь, как и он, ста­ра­лись пока­зать, насколь­ко зре­ли­ще про­ис­шед­ше­го было страш­ней того, о чем гово­рил Вер­ги­ний. и сооб­ща­ли, что (11) в Риме с децем­ви­ра­ми покон­че­но, — тут вновь при­быв­шие из горо­да в лагерь с.158 ска­за­ли, что Аппий, едва спас­шись от смер­ти, уда­лил­ся в изгна­ние, затем при­зва­ли нако­нец вои­нов бро­сить клич «К ору­жию!» и под зна­ме­на­ми дви­нуть­ся на Рим. (12) Децем­ви­ры, потря­сен­ные как тем, что виде­ли сами, так и тем, что, по сооб­ще­ни­ям, тво­ри­лось в Риме, сно­ва­ли по лаге­рю, пыта­ясь унять вол­не­ния. Не под­чи­ня­лись даже тем из них, кто дей­ст­во­вал мяг­ко, те же, кто пытал­ся поль­зо­вать­ся вла­стью, слы­ша­ли в ответ, что про­тив них най­дут­ся и силы, и ору­жие. (13) Итак, вой­ско пошло на Рим и заня­ло Авен­тин­ский холм, при­зы­вая пле­бе­ев высту­пить за воз­вра­ще­ние сво­бо­ды и избра­ние народ­ных три­бу­нов. Дру­гой кра­мо­лы в их речах не было. (14) Спу­рий Оппий открыл заседа­ние сена­та. От при­ня­тия суро­вых мер реше­но было отка­зать­ся: ведь повод к мяте­жу пода­ли сами децем­ви­ры. (15) К вой­ску отпра­ви­ли посоль­ство в соста­ве трех быв­ших кон­су­лов — Спу­рия Тар­пея, Гая Юлия и Пуб­лия Суль­пи­ция, чтоб те от име­ни сена­та спро­си­ли, кто отдал при­каз оста­вить лагерь, для чего они с ору­жи­ем в руках при­шли на Авен­тин­ский холм и, бро­сив вое­вать с вра­гом, напа­ли на соб­ст­вен­ное оте­че­ство. (16) Ответ у вои­нов, конеч­но, был, не было лишь того, кто про­из­нес бы его, им недо­ста­ва­ло вождя, и никто не хотел навлечь на себя зависть осталь­ных. Из тол­пы выкрик­ну­ли толь­ко, чтоб при­сла­ли Луция Вале­рия и Мар­ка Гора­ция: им, мол, мы дадим ответ.

51. (1) Когда послы уда­ли­лись, Вер­ги­ний стал вну­шать вои­нам, что при­чи­на их коле­ба­ний в столь нетруд­ном деле кро­ет­ся в отсут­ст­вии пред­во­ди­те­ля, а пото­му ответ они дали хотя и разум­ный, но все же слу­чай­ный, при­ня­тый хотя и с обще­го согла­сия, но не по здра­вом раз­мыш­ле­нии. (2) Он пред­ла­га­ет избрать десять вер­хов­ных пред­во­ди­те­лей и, памя­туя об их воин­ском зва­нии, объ­явить их воен­ны­ми три­бу­на­ми⁸⁷. (3) Но, когда ему пер­во­му пред­ло­жи­ли это почет­ное зва­ние, он отка­зал­ся: «При­бе­ре­ги­те это ваше реше­ние до луч­ших вре­мен; (4) и мне, не отмстив­ше­му еще за дочь, не доста­вит радо­сти почет­ное зва­нье, и вам в это тре­вож­ное для государ­ства вре­мя не нуж­ны пред­во­ди­те­ли, зара­нее вызы­ваю­щие нена­висть. (5) А если я могу быть вам поле­зен, вы може­те вос­поль­зо­вать­ся мною и в каче­стве част­но­го лица». (6) Таким обра­зом, избра­ли десять воен­ных три­бу­нов.

(7) Неспо­кой­но было и в вой­ске, вое­вав­шем про­тив саби­нян. По почи­ну Ици­лия и Нуми­то­рия здесь тоже отверг­ли власть децем­ви­ров, ибо вос­по­ми­на­ние о воз­му­тив­шем всех убий­стве Сик­ция усу­гу­би­лось изве­сти­ем о гнус­ном пре­сле­до­ва­нии девуш­ки, пав­шей жерт­вой похо­ти. (8) Как толь­ко Ици­лий услы­шал об избра­нии на Авен­тине воен­ных три­бу­нов, то, опа­са­ясь, как бы город­ские выбо­ры не ока­за­лись повто­ре­ни­ем пред­ва­ри­тель­ных вой­ско­вых, а те, кого избра­ли воен­ны­ми три­бу­на­ми, не ста­ли бы три­бу­на­ми народ­ны­ми, (9) он, как чело­век опыт­ный в обра­ще­нии с наро­дом а сам стре­мив­ший­ся к три­бун­ской вла­сти, поза­бо­тил­ся с.159 о том, чтоб еще до похо­да на Рим столь­ко же воен­ных три­бу­нов было избра­но и здесь. (10) Вой­дя в Кол­лин­ские ворота, они пере­сек­ли Город и стро­ем под зна­ме­на­ми пошли на Авен­тин. Там оба вой­ска соеди­ни­лись и пору­чи­ли два­дца­ти воен­ным три­бу­нам избрать из сво­его чис­ла двух вер­хов­ных пред­во­ди­те­лей. Избра­ли Мар­ка Оппия и Секс­та Мани­лия.

(11) Встре­во­жен­ные поло­же­ни­ем государ­ства, сена­то­ры заседа­ли каж­дый день, боль­ше вре­ме­ни потра­тив на скло­ки, чем на сове­ща­ния. (12) Децем­ви­рам вме­ня­лись в вину и убий­ство Сик­ция, и Аппи­е­ва похоть, и неуда­чи в войне. Вале­рию и Гора­цию пред­ло­жи­ли отпра­вить­ся на Авен­тин. Те отка­зы­ва­лись идти, если децем­ви­ры не сло­жат с себя пол­но­мо­чия, срок кото­рых истек еще в про­шлом году. (13) Децем­ви­ры воз­ра­жа­ли, что сло­жат с себя власть и перей­дут в раз­ряд част­ных граж­дан не рань­ше, чем будут при­ня­ты зако­ны, ради кото­рых они и были избра­ны.

52. (1) Быв­ший народ­ный три­бун Марк Дуил­лий довел до сведе­ния вой­ска, что дело не дви­га­ет­ся с места из-за бес­ко­неч­ных спо­ров, а сена­то­ры-де толь­ко тогда вполне осо­зна­ют слу­чив­ше­е­ся, когда увидят пустой город. (2) Он и убедил народ пере­брать­ся с Авен­ти­на на Свя­щен­ную гору⁸⁸: пусть Свя­щен­ная гора напом­нит о стой­ко­сти пле­бе­ев, пусть все заду­ма­ют­ся, смо­жет ли в государ­стве вос­ста­но­вить­ся согла­сие без вос­ста­нов­ле­ния вла­сти три­бу­нов. (3) Вой­ско про­шло по Номен­тан­ской доро­ге, кото­рая ныне зовет­ся Фику­лей­ской, и ста­ло лаге­рем на Свя­щен­ной горе, под­ра­жая пред­кам в сдер­жан­но­сти и не при­ме­няя наси­лия. За вой­ском отпра­ви­лись осталь­ные пле­беи: дома оста­лись лишь немощ­ные ста­ри­ки. (4) Сле­дом шли жены и дети, жалоб­но при­чи­тая, на кого их остав­ля­ют в горо­де, где не свя­ты ни цело­муд­рие, ни сво­бо­да.

(5) Обез­людев­ший Рим пре­вра­тил­ся в пусты­ню, на фору­ме не было нико­го, кро­ме несколь­ких ста­ри­ков. И вот когда собрав­ши­е­ся на заседа­ние сена­то­ры увида­ли опу­стев­ший форум, мно­гие из них, а не толь­ко Гора­ций с Вале­ри­ем ста­ли гром­ко выра­жать недо­воль­ство: (6) «Чего еще вы жде­те, отцы-сена­то­ры? Децем­ви­ры не жела­ют покон­чить со сво­им упрям­ст­вом, а вы наме­ре­ны допу­стить, чтоб все было пре­да­но огню и раз­ру­ше­нию? А вы, децем­ви­ры? Что же это за власть, за кото­рую вы так креп­ко дер­жи­тесь? (7) Или вы соби­ра­е­тесь вер­шить суд над кры­ша­ми и сте­на­ми? И вам не стыд­но, что лик­то­ров на фору­ме чуть ли не боль­ше, чем осталь­ных граж­дан? Что вы буде­те делать, если на Город напа­дет непри­я­тель? Что если пле­беи, увидав, что на нас не дей­ст­ву­ет их уход, вер­нут­ся с ору­жи­ем в руках? (8) Или вы хоти­те, чтобы ваша власть пала вме­сте с самим Горо­дом? При­дет­ся, ста­ло быть, либо рас­стать­ся с пле­бе­я­ми, либо вер­нуть народ­ных три­бу­нов. Мы лег­че обхо­дим­ся без сво­их долж­но­стей, чем они. (9) Неожи­дан­но для себя они доби­лись от наших отцов вла­сти, а, вку­сив одна­жды ее сла­дость, неуже­ли они с.160 сми­рят­ся с ее утра­той, тем более что мы свою власть не дела­ем более тер­пи­мой, дабы у них не было надоб­но­сти защи­щать себя?» (10) Эти сло­ва, разда­вав­ши­е­ся со всех сто­рон, заста­ви­ли децем­ви­ров под­твер­дить, что, раз так, они под­чи­ня­ют­ся сена­ту и при­зна­ют себя побеж­ден­ны­ми его еди­но­ду­ши­ем. (11) Они закли­на­ли лишь о том, чтобы их убе­рег­ли от люд­ской нена­ви­сти и про­ли­ти­ем их кро­ви не при­уча­ли пле­бе­ев к тому, что пат­ри­ци­ев мож­но каз­нить.

53. (1) Тогда Вале­рий и Гора­ций были посла­ны к пле­бе­ям, чтобы на усло­ви­ях, какие они сочтут нуж­ны­ми, воз­вра­тить их и при­ве­сти дело к согла­ше­нию; так­же им было пору­че­но обе­речь децем­ви­ров от гне­ва и яро­сти тол­пы. (2) По при­бы­тии в лагерь Вале­рий и Гора­ций были встре­че­ны пле­бе­я­ми с вос­тор­гом как несо­мнен­ные осво­бо­ди­те­ли — таки­ми они пока­за­ли себя и в нача­ле вол­не­ний, и при их исхо­де. За это им и возда­ли бла­го­дар­ность. (3) От име­ни тол­пы гово­рил Ици­лий. Когда речь зашла об усло­ви­ях, он в ответ на вопрос послов о тре­бо­ва­ни­ях пле­бе­ев в соот­вет­ст­вии с зара­нее при­ня­тым реше­ни­ем заявил, что на спра­вед­ли­вость сво­их тре­бо­ва­ний они воз­ла­га­ют боль­ше надежд, чем на ору­жие. (4) Ибо тре­бу­ют они, во-пер­вых, вос­ста­нов­ле­ния вла­сти три­бу­нов и пра­ва обжа­ло­ва­нья перед наро­дом — того, что было их опо­рой, пока не избра­ли децем­ви­ров, а во-вто­рых, поми­ло­ва­ния для тех, кто при­зы­вал вой­ско и народ доби­вать­ся воз­вра­ще­ния сво­бо­ды. (5) Толь­ко для децем­ви­ров тре­бо­ва­ли они жесто­кой каз­ни, пола­гая, что по спра­вед­ли­во­сти децем­ви­ры будут им выда­ны, они гро­зи­лись сжечь их живьем. (6) «Раз­мыш­ляя здра­во, — отве­ча­ли послы, — ваши тре­бо­ва­ния спра­вед­ли­вы настоль­ко, что были бы выпол­не­ны и без их предъ­яв­ле­ния, ибо вы про­си­те пору­ки вашей сво­бо­ды, а не раз­ре­ше­ния при­тес­нять дру­гих. (7) А гнев ваш заслу­жи­ва­ет толь­ко про­ще­ния, но не поощ­ре­ния, ибо, нена­видя жесто­кость, вы сами выка­зы­ва­е­те жесто­кость и, не обре­тя еще сво­бо­ды, уже хоти­те гос­под­ст­во­вать над про­тив­ни­ком. (8) Неуже­ли нико­гда не пере­ста­нут пле­беи Рима каз­нить пат­ри­ци­ев, пат­ри­ции — пле­бе­ев и мир не водво­рит­ся в нашем государ­стве? (9) Вам теперь нуж­нее щит, чем меч. Более чем доста­точ­ным уни­же­ни­ем будет для них сде­лать­ся про­сты­ми граж­да­на­ми, не нано­ся и не испы­ты­вая ущер­ба. (10) А если даже когда-нибудь вы захо­ти­те вну­шать страх, то, вер­нув себе ваших долж­ност­ных лиц и ваши зако­ны, вы полу­чи­те в свои руки суды о нас самих и о нашем иму­ще­стве; тогда и буде­те выно­сить при­го­во­ры, как того потре­бу­ет каж­дое дело, а теперь вам доволь­но воз­вра­ще­нья сво­бо­ды».

54. (1) Полу­чив от собра­ния раз­ре­ше­ние дей­ст­во­вать по сво­е­му усмот­ре­нию, послы обе­ща­ли вер­нуть­ся в лагерь, завер­шив дело в Риме. (2) Явив­шись в Город, они изло­жи­ли сена­то­рам усло­вия пле­бе­ев, с кото­ры­ми тут же согла­си­лись все децем­ви­ры, не най­дя в них упо­ми­на­ний о каз­ни, чего так опа­са­лись. (3) с.161 Толь­ко Аппий, вызы­вав­ший сво­ею чрез­мер­ной жесто­ко­стью осо­бое озлоб­ле­ние пле­бе­ев и мерою соб­ст­вен­ной нена­ви­сти изме­ряв­ший нена­висть к себе дру­гих, ска­зал: «Я знаю, какая судь­ба меня ждет. (4) Вижу, что напа­де­ние на нас отло­же­но до тех пор, пока наш враг не полу­чит ору­жия. Нена­висть уто­ля­ет­ся толь­ко кро­вью. Но и я, не колеб­лясь, отка­жусь от зва­ния децем­ви­ра!» (5) Сенат­ское поста­нов­ле­ние пред­пи­сы­ва­ет децем­ви­рам немед­лен­но сло­жить с себя пол­но­мо­чия, а вели­ко­му пон­ти­фи­ку⁸⁹ Квин­ту Фурию — избрать народ­ных три­бу­нов и запре­ща­ет пре­сле­до­вать кого бы то ни было за уход вой­ска и пле­бе­ев.

(6) После при­ня­тия поста­нов­ле­ния сена­то­ры разо­шлись, а децем­ви­ры яви­лись на форум и при все­об­щем лико­ва­нии сло­жи­ли с себя пол­но­мо­чия.

(7) Новость эту сооб­щи­ли вой­ску. Послов в лагерь сопро­вож­да­ли все оста­вав­ши­е­ся в Горо­де. Навстре­чу одной тол­пе шла в весе­лье дру­гая — из лаге­ря. Все поздрав­ля­ли друг дру­га с вос­ста­нов­ле­ни­ем в Риме сво­бо­ды и согла­сия. (8) Послы обра­ти­лись к собрав­ше­му­ся наро­ду: «Во имя бла­га, сча­стья и про­цве­та­ния ваше­го и Рима вер­ни­тесь в оте­че­ство, к богам, женам и детям вашим, но не теряй­те той воз­держ­но­сти, бла­го­да­ря кото­рой здесь не было тро­ну­то ни одно­го поля, несмот­ря на ост­рую нуж­ду в столь мно­гом у тако­го мно­же­ства людей. Иди­те на Авен­тин, откуда вы высту­пи­ли! (9) Там, на счаст­ли­вом месте, где впер­вые поло­же­но было нача­ло вашей сво­бо­де, вы избе­ре­те народ­ных три­бу­нов. Там будет ждать вас вели­кий пон­ти­фик, чтобы про­ве­сти выбо­ры». (10) Все это было встре­че­но с одоб­ре­ни­ем. А потом они взя­ли свои зна­ме­на и дви­ну­лись в Рим, раду­ясь не мень­ше тех, кто выхо­дил им навстре­чу. С ору­жи­ем в руках они спо­кой­но про­шли через Город на Авен­тин.

(11) Там под пред­во­ди­тель­ст­вом вели­ко­го пон­ти­фи­ка были немед­лен­но избра­ны народ­ные три­бу­ны: пер­вым — Луций Вер­ги­ний, за ним — Луций Ици­лий и дядя Вер­ги­ния Пуб­лий Нуми­то­рий — зачин­щи­ки ухо­да пле­бе­ев, (12) затем — Гай Сици­ний, пото­мок того Сици­ния, что, по пре­да­нию, был избран на Свя­щен­ной горе пер­вым народ­ным три­бу­ном, и Марк Дуил­лий, отмен­но испол­няв­ший свой долг три­бу­на перед тем, как были избра­ны децем­ви­ры, и поз­же весь­ма усерд­но помо­гав­ший пле­бе­ям в борь­бе с ними. (13) Боль­ше в надеж­де на буду­щие, чем за насто­я­щие их заслу­ги избра­ли так­же Мар­ка Тити­ния, Мар­ка Пом­по­ния, Гая Апро­ния, Аппия Вил­лия и Гая Оппия. (14) По вступ­ле­нии в долж­ность Луций Ици­лий сра­зу внес в собра­ние, а народ утвер­дил запрет на пре­сле­до­ва­ние кого бы то ни было за уход, слу­чив­ший­ся по вине децем­ви­ров. (15) Тот­час же Марк Дуил­лий про­вел пред­ло­же­ние об избра­нии кон­су­лов с пра­вом обжа­ло­ва­ния их дей­ст­вий перед наро­дом. Собра­ние пле­бе­ев при­ня­ло эти реше­ния⁹⁰ на Фла­ми­ни­е­вом лугу, кото­рый теперь зовет­ся Фла­ми­ни­е­вым цир­ком⁹¹.

с.162 55. (1) Затем интеррекс про­вел избра­ние кон­су­лов, како­вы­ми ста­ли Луций Вале­рий и Марк Гора­ций, тут же всту­пив­шие в долж­ность. Эти кон­су­лы поль­зо­ва­лись рас­по­ло­же­ни­ем наро­да, не при­тес­ня­ли пат­ри­ци­ев, но все-таки раз­дра­жа­ли их, (2) ибо все, что вело к упро­че­нию сво­бо­ды пле­бе­ев, рас­смат­ри­ва­лось пат­ри­ци­я­ми как ума­ле­ние их могу­ще­ства. (3) Преж­де все­го, чтобы раз­ре­шить спор­ный в неко­то­ром роде вопрос о том, долж­ны ли пат­ри­ции под­чи­нять­ся пле­бей­ским поста­нов­ле­ни­ям, кон­су­лы в народ­ном собра­нии по цен­ту­ри­ям про­ве­ли закон, кото­рый делал реше­ния, при­ня­тые пле­бе­я­ми на собра­ни­ях по три­бам, обя­за­тель­ны­ми для все­го наро­да и таким обра­зом дал три­бу­нам силь­ней­шее ору­жие для про­веде­ния их зако­но­пред­ло­же­ний⁹². (4) Вслед за тем они не толь­ко вос­ста­но­ви­ли закон об обжа­ло­ва­нии кон­суль­ских дей­ст­вий перед наро­дом, един­ст­вен­ный залог сво­бо­ды, отня­тый при­шед­ши­ми к вла­сти децем­ви­ра­ми, но даже упро­чи­ли его на буду­щие вре­ме­на, (5) объ­явив неру­ши­мым новый закон, запре­щав­ший избра­ние каких бы то ни было долж­ност­ных лиц без пра­ва обжа­ло­ва­ния их дей­ст­вий: вся­ко­го, кто его нару­шит, мож­но и долж­но убить, и это убий­ство не будет счи­тать­ся уго­лов­ным пре­ступ­ле­ни­ем. (6) Вслед за воз­вра­ще­ни­ем прав на обжа­ло­ва­ние и под­держ­ку три­бу­нов, чем кон­су­лы доста­точ­но укре­пи­ли поло­же­ние пле­бе­ев, они вос­ста­но­ви­ли так­же почти уже поза­бы­тую свя­щен­ную непри­кос­но­вен­ность самих три­бу­нов, (7) обно­вив после боль­шо­го пере­ры­ва преж­нее чино­по­ло­же­ние и при­ба­вив к свя­щен­ной клят­ве блю­сти непри­кос­но­вен­ность три­бу­нов закон, по кото­ро­му вся­кий, кто при­чи­нит ущерб народ­ным три­бу­нам, эди­лам⁹³ или деся­ти судьям⁹⁴, обре­ка­ет­ся в жерт­ву Юпи­те­ру, а иму­ще­ство его рас­про­да­ет­ся в поль­зу хра­ма Цере­ры, Либе­ра и Либе­ры⁹⁵. (8) Зако­но­веды гово­рят, что зако­ном этим еще не утвер­жда­ет­ся чья-либо свя­щен­ная непри­кос­но­вен­ность, но тот, кто при­чи­нил какой-нибудь вред кому-нибудь из упо­мя­ну­тых долж­ност­ных лиц, обре­ка­ет­ся в жерт­ву Юпи­те­ру; поэто­му, хоть само задер­жа­ние и заклю­че­ние эди­ла под стра­жу выс­ши­ми долж­ност­ны­ми лица­ми и неза­кон­но, ибо закон запре­ща­ет при­чи­нять им какой-либо вред, (9) все же оно дока­зы­ва­ет, что эдил не счи­та­ет­ся обла­даю­щим свя­щен­ной непри­кос­но­вен­но­стью; (10) три­бу­ны же бла­го­да­ря ста­рин­ной клят­ве, дан­ной пле­бе­я­ми при пер­вом их избра­нии⁹⁶, непри­кос­но­вен­ны. (11) Были и такие, кто тол­ко­вал закон Гора­ция в том смыс­ле, что он обес­пе­чи­ва­ет без­опас­ность так­же и кон­су­лов и пре­то­ров, кото­рых выби­ра­ют с соблюде­ни­ем тех же обрядов⁹⁷, что и кон­су­лов; (12) а кон­сул, мол, назы­вал­ся так­же и судьею⁹⁸. Это тол­ко­ва­ние сле­ду­ет, одна­ко, отверг­нуть на том осно­ва­нии, что в те вре­ме­на кон­су­ла при­ня­то было назы­вать не судьею, но пре­то­ром. (13) Такие зако­ны были при­ня­ты в кон­суль­ство Вале­рия и Гора­ция.

Эти же кон­су­лы поста­но­ви­ли пре­про­вож­дать пле­бей­ским эди­лам в храм Цере­ры сенат­ские реше­ния, а преж­де они с.163 ута­и­ва­лись или иска­жа­лись по про­из­во­лу кон­су­лов. (14) Народ­ный три­бун Марк Дуил­лий пред­ло­жил пле­бе­ям закон, кото­рый они при­ня­ли, о том, что вся­кий, кто оста­вит пле­бе­ев без три­бу­нов или захо­чет избрать кон­су­лов без пра­ва обжа­ло­ва­ния, под­ле­жит каре роз­га­ми или топо­ром. (15) Все это было утвер­жде­но хотя и про­тив воли, но и без про­ти­во­дей­ст­вия пат­ри­ци­ев, пото­му что никто из них пока не под­верг­ся такой жесто­ко­сти.

56. (1) После того как и власть три­бу­нов, и сво­бо­да пле­бе­ев были вполне обес­пе­че­ны, три­бу­ны сочли своевре­мен­ным и без­опас­ным начать по одно­му пре­сле­до­вать децем­ви­ров и выбра­ли пер­вым обви­ни­те­лем Вер­ги­ния, пер­вым ответ­чи­ком — Аппия. (2) Когда Вер­ги­ний при­звал Аппия к суду и тот при­шел на форум в плот­ном окру­же­нии пат­ри­ци­ан­ской моло­де­жи, все, как толь­ко взгля­ну­ли на Аппия и его спут­ни­ков, сра­зу вспом­ни­ли об ужас­ном вре­ме­ни его прав­ле­ния. (3) Тогда Вер­ги­ний ска­зал: «Речи при­ду­ма­ны для изло­же­ния сомни­тель­ных дел, и пото­му я не соби­ра­юсь тра­тить вре­мя на обви­не­ние про­тив того, чью жесто­кость вы сами пре­сек­ли силой ору­жия, и не поз­во­лю, чтоб к про­чим сво­им зло­де­я­ни­ям он при­ба­вил бес­стыд­ную само­за­щи­ту. (4) Все нече­сти­вое и бого­мерз­кое, что совер­шал ты день за днем в про­дол­же­ние двух лет, я про­щаю тебе, Аппий Клав­дий! Есть толь­ко одно пре­ступ­ле­ние, в кото­ром ты дол­жен оправ­дать­ся перед судьею, и, если ты не дока­жешь, что сво­им при­го­во­ром не пере­дал, вопре­ки зако­нам, сво­бод­но­го чело­ве­ка в раб­ство⁹⁹, я при­ка­жу взять тебя под стра­жу!»

(5) У Аппия не было ника­кой надеж­ды ни на помощь три­бу­нов, ни на суд наро­да, а все-таки он обра­тил­ся к три­бу­нам, но никто не вме­шал­ся, и, когда уже был послан чело­век¹⁰⁰ схва­тить его, Аппий вос­клик­нул: «Я обра­ща­юсь к наро­ду!» (6) Это сло­во — един­ст­вен­ная защи­та сво­бо­ды — про­из­не­се­но было уста­ми того, кто недав­но сам оспа­ри­вал сво­бо­ду дру­го­го, и, когда оно было услы­ша­но, воца­ри­лась тиши­на. (7) Но каж­дый думал про себя, что есть еще боги, кото­рым небез­раз­лич­ны дела людей, и хоть позд­но, но тяж­ко кара­ют они за гор­ды­ню и жесто­кость. (8) Перед нами обжа­лу­ет при­го­вор тот, кто сам упразд­нил пра­во на обжа­ло­ва­нье; отняв­ший у наро­да все пра­ва к наро­ду же и взы­ва­ет о помо­щи; узни­ком, лишен­ным пра­ва на сво­бо­ду, ста­но­вит­ся тот, кто сво­им при­го­во­ром объ­явил сво­бод­но­го чело­ве­ка рабом, — вот о чем шеп­та­ли в тол­пе, пока Аппий взы­вал о помо­щи к рим­ля­нам. (9) Он напо­ми­нал и о заслу­гах перед государ­ст­вом, кото­рые име­ли на воен­ном и граж­дан­ском попри­ще его пред­ки, и о том, что ему само­му при­нес­ла несча­стье пре­дан­ность пле­бе­ям, заста­вив­шая его для урав­не­ния зако­нов отка­зать­ся от кон­суль­ства, что вызва­ло страш­ное озлоб­ле­ние пат­ри­ци­ев, и о сво­их зако­нах, бес­по­лез­ных теперь для их созда­те­ля, кото­ро­го ведут в тем­ни­цу. (10) Впро­чем, о том, что есть в нем дур­но­го и хоро­ше­го, он будет спо­рить лишь тогда, когда ему пре­до­ста­вят с.164 воз­мож­ность защи­щать­ся; а теперь, мол, по обще­му пра­ву граж­дан­ства в назна­чен­ный ему, рим­ско­му граж­да­ни­ну, день суда он про­сит доз­во­ле­ния гово­рить перед судом рим­ско­го наро­да. Он не настоль­ко боит­ся нена­ви­сти к себе, чтобы не наде­ять­ся более на спра­вед­ли­вость и мило­сер­дие сво­их сограж­дан. (11) Если же его пове­дут в тем­ни­цу без суда, он будет жало­вать­ся народ­ным три­бу­нам, закли­ная их не под­ра­жать тем, кто им нена­ви­стен. (12) А если три­бу­ны при­зна­ют­ся в том, что они сго­во­ри­лись упразд­нить пра­во обжа­ло­ва­нья, в чем были уже обви­не­ны децем­ви­ры, то он при­зо­вет на помощь народ, взы­вая к кон­суль­ским и три­бун­ским зако­нам об обжа­ло­ва­нии, при­ня­тым в этом году. (13) Для кого суще­ст­ву­ет пра­во обжа­ло­ва­нья, если он не может им вос­поль­зо­вать­ся до при­го­во­ра и суда? Защи­тят ли эти зако­ны незнат­но­го чело­ве­ка, если даже он, Аппий Клав­дий, не нашел в них опо­ры? На его при­ме­ре будет вид­но, что имен­но — сво­бо­да или про­из­вол — упро­че­но новы­ми зако­на­ми и име­ет ли дей­ст­ви­тель­ную силу пра­во обжа­ло­ва­нья без­за­ко­ний долж­ност­ных лиц перед три­бу­на­ми и наро­дом, или это толь­ко пустые сло­ва¹⁰¹.

57. (1) Вер­ги­ний воз­ра­зил на это, что один лишь Аппий Клав­дий сто­ит вне зако­на, не при­част­ный ни государ­ству, ни сограж­да­нам. (2) Взгля­ни­те, люди, на три­бу­нал¹⁰², оплот всех его пре­ступ­ле­ний, откуда этот пожиз­нен­ный децем­вир, от кото­ро­го не было защи­ты ни иму­ще­ству граж­дан, ни их досто­ин­ству, ни самой их жиз­ни, (3) всем гро­зил роз­га­ми и топо­ром, в пре­зре­нии к богам и людям окру­жив себя пала­ча­ми вме­сто лик­то­ров. От гра­бе­жей и убийств он пере­шел к уто­ле­нию сво­ей похо­ти и, на гла­зах наро­да рим­ско­го вырвав из объ­я­тий отца род­ную дочь, отдал ее, как воен­ную добы­чу, сво­е­му спаль­ни­ку. (4) С это­го места про­из­нес он свой жесто­кий и нече­сти­вый при­го­вор и вло­жил в руку отцу ору­жие про­тив доче­ри; отсюда, взвол­но­ван­ный боль­ше неуда­чей сво­ей гнус­ной затеи, чем самим убий­ст­вом, он отдал при­каз бро­сить в тем­ни­цу жени­ха и деда, под­няв­ших без­ды­хан­ное тело девуш­ки. И для него воз­двиг­ну­та тем­ни­ца, кото­рую он при­вык назы­вать жили­щем для пле­бе­ев Рима. (5) А пото­му, сколь­ко б раз ни про­сил Аппий обжа­ло­ва­нья, столь­ко же раз и он, Вер­ги­ний, будет обви­нять его перед судьей в том, что он сво­бод­но­го чело­ве­ка объ­явил рабом, а в слу­чае отка­за пред­стать перед судом Вер­ги­ний при­ка­жет заклю­чить его под стра­жу. (6) Без чьих-либо воз­ра­же­ний, но при боль­шом вол­не­нии пле­бе­ев, кото­рым уже каза­лась чрез­мер­ной воль­ность, с какою они кара­ли тако­го чело­ве­ка, Аппий был пре­про­вож­ден в тем­ни­цу. Три­бун зара­нее назна­чил день суда.

(7) Меж­ду тем от гер­ни­ков и лати­нов яви­лись в Рим послы с поздрав­ле­ни­я­ми по слу­чаю вос­ста­нов­ле­ния согла­сия меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми, в честь кото­ро­го они при­нес­ли на Капи­то­лий в дар Юпи­те­ру Все­бла­го­му Вели­чай­ше­му золо­той венок — неболь­шой, по мере их скром­ных воз­мож­но­стей, ибо бла­го­че­стия с.165 в тогдаш­них бого­слу­же­ни­ях было боль­ше, чем рос­ко­ши. (8) От этих же послов были полу­че­ны сведе­ния о том, что эквы и воль­ски изо всех сил гото­вят­ся к войне. (9) Итак, кон­су­лы поде­ли­ли меж­ду собою обя­зан­но­сти. Гора­цию доста­лись саби­няне, Вале­рию — эквы. Когда для этих войн объ­яви­ли набор, пле­беи выка­за­ли такую готов­ность, что запи­са­лась не толь­ко моло­дежь, но и нема­ло доб­ро­воль­цев из чис­ла уже отслу­жив­ших свой срок, бла­го­да­ря чему вой­ско было и умно­же­но, и укреп­ле­но опыт­ны­ми вои­на­ми. (10) Преж­де чем вой­ско поки­ну­ло Город, для все­об­ще­го обо­зре­ния были выстав­ле­ны выре­зан­ные на меди зако­ны децем­ви­ров, извест­ные под назва­ни­ем зако­нов две­на­дца­ти таб­лиц¹⁰³. Как пишут неко­то­рые, это сде­ла­ли по при­ка­зу три­бу­нов эди­лы.

58. (1) Гай Клав­дий, нена­видев­ший децем­ви­ров за их зло­де­я­ния и боль­ше всех озлоб­лен­ный дер­зо­стью пле­мян­ни­ка, дав­но уже пере­брал­ся на свою ста­рую роди­ну, в Регилл, но теперь, несмот­ря на пре­клон­ный воз­раст, явил­ся выма­ли­вать про­ще­нье тому, от чьих поро­ков бежал сам. В лох­мо­тьях, сопро­вож­дае­мый род­ны­ми и дру­зья­ми, ходил он по фору­му, обра­ща­ясь к каж­до­му, кого встре­чал, с закли­на­ни­я­ми не пят­нать несмы­вае­мым позо­ром род Клав­ди­ев, чтобы (2) никто не думал, что они достой­ны заклю­че­ния в тем­ни­цу. Чело­век, чье изо­бра­же­ние будет в вели­чай­шем поче­те у потом­ков¹⁰⁴, зако­но­да­тель и осно­во­по­лож­ник рим­ско­го пра­ва, сидит сей­час под стра­жей сре­ди ноч­ных воров и бро­дяг! (3) Он при­зы­вал хоть нена­дол­го сме­нить гнев на здра­вое раз­мыш­ле­ние и в ответ на моль­бы цело­го рода Клав­ди­ев поми­ло­вать Аппия, чтобы из нена­ви­сти к нему одно­му не оттолк­нуть от себя столь­ких про­си­те­лей. (4) И сам он, Гай Клав­дий, сде­лал это лишь ради родо­во­го име­ни, а не пото­му, что заклю­чил мир с Аппи­ем, желая выз­во­лить его из беды. Сво­бо­да была добы­та доб­ле­стью, а упро­чить согла­сие сосло­вий может лишь кротость.

(5) Неко­то­рые почув­ст­во­ва­ли состра­да­ние к нему само­му, а не к его под­за­щит­но­му, Вер­ги­ний же закли­нал пожа­леть его и дочь и вни­мать моль­бам не рода Клав­ди­ев, уже власт­во­вав­ших над пле­бе­я­ми, но роди­чей Вер­ги­нии, трех три­бу­нов, кото­рые, хотя и избра­ны в помощь пле­бе­ям, сами ищут у них защи­ты и помо­щи. Сле­зы Вер­ги­ния были убеди­тель­ней. (6) Лишен­ный надеж­ды, Аппий покон­чил с собой, не дождав­шись суда.

(7) Вслед за этим дру­гой нена­вист­ней­ший чело­век, Спу­рий Оппий, под­верг­ся пре­сле­до­ва­нию Пуб­лия Нуми­то­рия за то, что был в Горо­де при огла­ше­нии его това­ри­щем непра­вед­но­го при­го­во­ра. (8) Одна­ко его соб­ст­вен­ные без­за­ко­ния вызы­ва­ли еще боль­шую нена­висть, чем непро­тив­ле­ние чужим. При­ве­ли свиде­те­ля, кото­рый побы­вал в два­дца­ти семи похо­дах, восемь раз был награж­ден один от всей цен­ту­рии, он при­нес для все­об­ще­го обо­зре­ния свои награ­ды и, разо­рвав на себе одеж­ду, выста­вил напо­каз испо­ло­со­ван­ную роз­га­ми спи­ну, выра­жая пол­ную с.166 готов­ность отдать себя на рас­тер­за­ние Оппию уже как част­но­му лицу, если тот дока­жет перед судом, что зна­ет за ним хоть какую-то про­вин­ность. (9) Оппия тоже отве­ли в тем­ни­цу, где, не дожи­да­ясь дня суда, он кон­чил жизнь само­убий­ст­вом. Иму­ще­ство Клав­дия и Оппия три­бу­ны обра­ти­ли в доход государ­ства. Осталь­ные децем­ви­ры отпра­ви­лись в изгна­ние, и их иму­ще­ство ото­шло в каз­ну. (10) При­тя­зав­ший на Вер­ги­нию Марк Клав­дий был осуж­ден по при­го­во­ру, но про­щен самим Вер­ги­ни­ем и отпу­щен, после чего ушел изгнан­ни­ком в Тибур¹⁰⁵, а маны Вер­ги­нии, кото­рой после смер­ти повез­ло боль­ше, чем при жиз­ни, — столь­ко домов обо­шли они, тре­буя пени, — успо­ко­и­лись не преж­де, чем пока­ра­ли послед­не­го пре­ступ­ни­ка.

59. (1) Вели­кий страх обу­ял пат­ри­ци­ев, перед кото­ры­ми три­бу­ны яви­лись в том же обли­чьи, что и децем­ви­ры, но тут народ­ный три­бун Марк Дуил­лий бла­го­ра­зум­но пре­сек это чрез­мер­ное свое­вла­стие. (2) «Вра­гам, поку­шав­шим­ся на нашу сво­бо­ду, мы отпла­ти­ли спол­на, — ска­зал он. — И пото­му в этом году я не поз­во­лю, чтоб хоть кто-нибудь был вызван в суд или пре­про­вож­ден в тем­ни­цу. (3) Ибо в дру­гой раз не взы­щешь за ста­рые и уже забы­тые пре­гре­ше­ния, после того как и новые искуп­ле­ны каз­нью децем­ви­ров, а неустан­ная забота обо­их кон­су­лов, охра­ня­ю­щих вашу сво­бо­ду, слу­жит зало­гом того, что вме­ша­тель­ства три­бу­нов не потре­бу­ет­ся».

(4) Сдер­жан­ность три­бу­на сра­зу изба­ви­ла пат­ри­ци­ев от стра­ха, но зато заро­ни­ла в них нена­висть к кон­су­лам, кото­рые каза­лись им все­це­ло пре­дан­ны­ми пле­бе­ям, так что о бла­го­по­лу­чии и сво­бо­де пат­ри­ци­ев боль­ше пек­лись пле­бей­ские долж­ност­ные лица, чем пат­ри­ци­ан­ские, и даже сво­и­ми кара­ми три­бу­ны пре­сы­ти­лись преж­де, чем кон­су­лы собра­лись вос­про­ти­вить­ся их про­из­во­лу. (5) Вот поче­му мно­гие объ­яс­ня­ли нере­ши­тель­ность сена­та, утвер­див­ше­го вне­сен­ные кон­су­ла­ми зако­ны, лишь опас­ным поло­же­ни­ем, в какое попа­ло тогда государ­ство.

60. (1) Ула­див дела в Горо­де и упро­чив поло­же­ние пле­бе­ев, кон­су­лы заня­лись каж­дый сво­им делом. Вале­рий на Аль­гиде рас­чет­ли­во сдер­жи­вал наступ­ле­ние объ­еди­нен­но­го вой­ска эквов и воль­сков, (2) ведь если б он пустил дело науда­чу, то, весь­ма веро­ят­но, после несчаст­ли­во­го исхо­да прав­ле­ния децем­ви­ров бое­вой дух рим­лян и их вра­гов сулил кон­су­лу пора­же­ние. (3) Он удер­жи­вал вой­ско в лаге­ре, рас­по­ло­жив его в тыся­че шагов от непри­я­те­ля. Тот выстро­ил­ся в пол­ной бое­вой готов­но­сти на пол­пу­ти меж­ду дву­мя лаге­ря­ми, но на при­зы­вы сра­зить­ся рим­ляне отве­та не дава­ли. (4) Потом вольскам и эквам надо­е­ло сто­ять, пона­прас­ну ожи­дая боя, и, уве­рен­ные в том, что их победа чуть ли не при­зна­на рим­ля­на­ми, они отпра­ви­лись гра­бить, одни — гер­ни­ков, дру­гие — лати­нов. В их лаге­ре оста­лось доста­точ­но сил для обо­ро­ны, но не для сра­же­нья. (5) Как толь­ко кон­сул это заме­тил, он вывел вой­ско и вызвал непри­я­те­лей на бой, в свой с.167 черед нагнав на них стра­ху. (6) Пони­мая, что сил у них мало, те не всту­па­ли в сра­же­ние, чем укре­пи­ли бое­вой дух рим­лян, кото­рые сочли уже побеж­ден­ным дро­жа­ще­го за сте­на­ми вра­га. (7) Про­сто­яв целый день в напря­жен­ном ожи­да­нии сра­же­ния, они усту­пи­ли ночи. Рим­ляне были пол­ны надежд и соби­ра­лись с сила­ми, вра­ги же пали духом и поспе­ши­ли разо­слать гон­цов за теми, кто зани­мал­ся гра­бе­жом. Те, кто был рядом, поспеш­но вер­ну­лись в лагерь, тех, кто забрал­ся дале­ко, не нашли.

(8) Как толь­ко рас­све­ло, рим­ляне высту­пи­ли из лаге­ря, с тем чтобы, если сра­же­ние состо­ит­ся, идти на при­ступ. И вот, после того как боль­шая часть дня про­шла без вся­ко­го дви­же­ния со сто­ро­ны вра­га, кон­сул при­ка­зы­ва­ет насту­пать. Эквы и воль­ски испол­ни­лись него­до­ва­ния: победо­нос­ное вой­ско ищет защи­ты не в доб­ле­сти и ору­жии, а за кре­пост­ной сте­ной! Но вот и они полу­чи­ли от сво­их вождей желан­ный при­каз всту­пить в бой. (9) Часть из них уже вышла за ворота, дру­гие, соблюдая порядок, зани­ма­ли свои места, как вдруг кон­сул, не дожи­да­ясь, пока все вра­же­ские силы изгото­вят­ся к бою, (10) обру­шил­ся на про­тив­ни­ка, упреж­дая тех, кто не вышел или не успел раз­вер­нуть­ся для сра­же­нья, так что удар при­шел­ся пря­мо в мечу­щу­ю­ся тол­пу вра­гов, кото­рые ози­ра­лись в поис­ках сво­их, теряя муже­ство под напо­ром под­няв­ших бое­вой крик рим­лян. (11) Воль­ски с эква­ми пона­ча­лу отсту­пи­ли, но потом, собрав­шись с духом и вняв упре­кам сво­их вождей, не соби­ра­ют­ся ль, мол, они сда­вать­ся, вер­ну­лись на поле боя.

61. (1) Со сво­ей сто­ро­ны кон­сул при­зы­вал рим­лян пом­нить: в этот день они, сво­бод­ные, впер­вые сра­жа­ют­ся за сво­бод­ный Город, победу они одер­жи­ва­ют для себя, а не при­но­сят в дар децем­ви­рам. (2) И не Аппий ведет их в бой, а кон­сул Вале­рий, пото­мок осво­бо­ди­те­лей наро­да рим­ско­го и сам осво­бо­ди­тель¹⁰⁶. Пусть все увидят, что преж­ние сра­же­ния были про­иг­ра­ны по вине пол­ко­вод­цев, а не вои­нов. (3) Стыд­но, сра­жа­ясь с вра­гом, выка­зы­вать мень­ше храб­ро­сти, чем в борь­бе с сограж­да­на­ми, и стра­шить­ся пора­бо­ще­ния дома, а не на войне. (4) В мир­ное вре­мя опас­ность гро­зи­ла цело­муд­рию одной лишь Вер­ги­нии и опас­на была похоть лишь одно­го Аппия, а вот если воен­ное сча­стье отвер­нет­ся от рим­ско­го вой­ска, то детям каж­до­го рим­ля­ни­на будет гро­зить опас­ность от мно­гих тысяч вра­гов. (5) Он, ска­зал кон­сул, не хочет пред­ре­кать, чему не дадут слу­чить­ся Юпи­тер и Марс в Горо­де, осно­ван­ном под их покро­ви­тель­ст­вом. Он лишь при­зы­ва­ет рим­лян вер­нуть сла­ву непо­ко­ле­би­мо­го могу­ще­ства на Авен­тин и Свя­щен­ную гору, где несколь­ко меся­цев назад они полу­чи­ли сво­бо­ду, и пока­зать всем, (6) что рим­ские вои­ны после изгна­ния децем­ви­ров — те же, что были до их избра­ния, а доб­лесть наро­да рим­ско­го не ума­ле­на равен­ст­вом всех перед зако­ном. (7) Ска­зав это пехо­тин­цам, кон­сул поспе­шил к всад­ни­кам.

с.168 (8) «Впе­ред, юно­ши! Пока­жи­те пехо­те, что доб­ле­стью вы пре­вос­хо­ди­те ее так же, как зва­ньем и поче­том! В пер­вой стыч­ке пехота поко­ле­ба­ла непри­я­те­ля, но с поля боя вра­гов про­го́ните вы! Они не выдер­жат натис­ка и уже теперь колеб­лют­ся вме­сто того, чтоб сопро­тив­лять­ся». (9) Всад­ни­ки при­шпо­ри­ли коней, пустив их на вра­га, уже потре­пан­но­го в сра­же­нии с пехо­тин­ца­ми, про­рва­ли пере­до­вую линию, ворва­лись во вра­же­ский тыл, куда часть кон­ни­цы в объ­езд дошла на рысях, отре­зая пути отступ­ле­ния тем, кто в стра­хе пытал­ся бежать к лаге­рю. (10) Пехота во гла­ве с самим кон­су­лом бро­са­ет все силы на захват лаге­ря и после кро­ва­во­го побо­и­ща завла­де­ва­ет бога­той добы­чей.

(11) Слух о победе, достиг­нув не толь­ко Горо­да, но и вой­ска, высту­пив­ше­го про­тив саби­нян, вызвал лико­ва­ние в Риме, а вои­нов в лаге­ре вдох­но­вил на состя­за­нье с ними в подви­гах. (12) Мел­ки­ми стыч­ка­ми и набе­га­ми Гора­ций уже при­учил сво­их вои­нов быть более уве­рен­ны­ми в себе и помень­ше вспо­ми­нать о позо­ре пора­же­ния под пред­во­ди­тель­ст­вом децем­ви­ров; так в незна­чи­тель­ных столк­но­ве­ни­ях рос­ла и креп­ла их надеж­да. (13) К тому же, обнаглев­шие после про­шло­год­не­го успе­ха, саби­няне драз­ни­ли рим­лян вопро­са­ми, что это, мол, те, точ­но раз­бой­ни­ки, шны­ря­ют туда-сюда и тра­тят вре­мя на мно­же­ство мел­ких сты­чек вме­сто того, чтоб дать одно, решаю­щее сра­же­ние. (14) Поче­му бы им не сой­тись в чистом поле и не попы­тать сча­стья разом?

62. (1) Рим­ляне и сами собра­лись с духом для тако­го боя, но теперь их него­до­ва­ние подо­гре­ва­лось тем, что дру­гое вой­ско при­дет в Город с победой, а над ними по-преж­не­му будут глу­мить­ся вра­ги. (2) Когда же, если не теперь, они ото­мстят вра­гу за позор? Как толь­ко кон­сул заме­тил в лаге­ре ропот, он собрал вои­нов. «Вы, я думаю, слы­ша­ли, — ска­зал он, — о подви­гах, совер­шен­ных на Аль­гиде. Вой­ско сво­бод­но­го наро­да достой­но пока­за­ло себя. Бла­го­ра­зу­ми­ем кон­су­ла и доб­ле­стью вои­нов была добы­та победа. (3) А что каса­ет­ся меня, то я упо­ваю лишь на разум и муже­ство, каким вы, вои­ны, поде­ли­тесь со мной. Мы можем извлечь выго­ду, оття­ги­вая вой­ну, а можем и быст­ро закон­чить ее. (4) Если при­дет­ся тянуть, то я, сле­дуя преж­не­му мое­му начер­та­нию, добьюсь того, что ваши надеж­да и доб­лесть будут креп­нуть день ото дня. Если же вам достанет муже­ства для решаю­щей схват­ки, тогда кинь­те бое­вой клич, пусть про­гре­мит голос воли и доб­ле­сти вашей!» (5) Тут под­нял­ся такой оглу­ши­тель­ный крик, что кон­сул тот­час согла­сил­ся с тре­бо­ва­ни­я­ми вои­нов и поста­но­вил назав­тра вести их в бой. Оста­ток дня ушел на под­готов­ку ору­жия.

(6) На сле­дую­щий день, едва увидав, что рим­ское вой­ско сто­ит нагото­ве, высту­пи­ли и заждав­ши­е­ся сра­же­ния саби­няне. То была бит­ва, какие быва­ют меж­ду уве­рен­ны­ми в сво­их силах про­тив­ни­ка­ми, один из кото­рых навек про­слав­лен преж­ни­ми победа­ми, дру­гой вооду­шев­лен одер­жан­ной недав­но. (7) Саби­няне с с.169 умом рас­по­ряди­лись сво­и­ми сила­ми: урав­няв свое вой­ско с непри­я­тель­ским, они при­дер­жа­ли две тыся­чи вои­нов, кото­рым при­ка­за­но было в раз­гар боя потес­нить левое кры­ло рим­лян. (8) Но, когда напав­шие саби­няне ста­ли тес­нить почти окру­жен­ное кры­ло, око­ло шести­сот всад­ни­ков двух леги­о­нов спе­ши­лись, бро­си­лись напе­ре­рез уже отсту­паю­щим сорат­ни­кам, отбро­си­ли вра­га и вооду­ше­ви­ли пехо­тин­цев, спер­ва под­верг­нув себя рав­ной с ними опас­но­сти, а потом заста­вив их усты­дить­ся. (9) Стыд­но же им было отто­го, что всад­ни­ки, сра­жа­ясь вер­хом и в строю, даже в руко­паш­ном бою пре­взо­шли пехо­тин­цев.

63. (1) Вот уже сно­ва идут в бой пехо­тин­цы и, заняв свое место в строю, не толь­ко вырав­ни­ва­ют ход бит­вы, но и нано­сят урон пра­во­му кры­лу саби­нян. (2) Всад­ни­ки под при­кры­ти­ем пехоты вер­ну­лись к сво­им коням. Весть об одер­жан­ной победе всад­ни­ки немед­лен­но пере­да­ли осталь­но­му вой­ску и рину­лись на вра­га, изряд­но напу­ган­но­го пора­же­ни­ем наи­бо­лее силь­но­го сво­его кры­ла. Никто в том бою не мог срав­нить­ся доб­ле­стью с кон­ни­цей. (3) Кон­сул наблюдал за все­ми, поощ­ряя храб­рых, сты­дя укло­ня­ю­щих­ся от сра­же­нья: эти тот­час ста­но­ви­лись образ­цом муже­ства, ибо страх позо­ра под­ни­мал их дух так же, как дру­гих — похва­ла. (4) С новой силой про­гре­мел воин­ский клич, рим­ляне, ринув­шись разом, оттес­ни­ли вра­га, а потом уже ничто не мог­ло сдер­жать их натис­ка. Раз­бе­жав­ши­е­ся саби­няне оста­ви­ли лагерь на раз­граб­ле­ние рим­ля­нам. Те, одна­ко, захва­ти­ли не иму­ще­ство союз­ни­ков, как на Аль­гиде, а то, что было похи­ще­но у них самих во вре­мя вра­же­ских набе­гов.

(5) Несмот­ря на двой­ную победу кон­су­лов в двух раз­ных сра­же­ни­ях, сенат, поску­пясь, назна­чил бла­годар­ст­вен­ное молеб­ст­вие в честь обо­их кон­су­лов на один день. Народ же сам при­шел молить­ся на дру­гой день, и это неупо­рядо­чен­ное народ­ное молеб­ст­вие отме­че­но было еще боль­шим рве­ни­ем. (6) Кон­су­лы дого­во­ри­лись, что каж­дый из них подой­дет к Горо­ду в свой день, и после это­го при­зва­ли сенат на Мар­со­во поле. Знат­ней­шие сена­то­ры воз­му­ти­лись, что кон­су­лы докла­ды­ва­ют о сво­их подви­гах здесь, сре­ди вои­нов, с целью вну­шить страх сена­ту. (7) И тогда кон­су­лы, чтоб лишить их пово­да для обви­не­ний, при­зва­ли сена­то­ров пере­брать­ся на Фла­ми­ни­ев луг, где теперь храм Апол­ло­на, то есть на то место, кото­рое уже в то вре­мя было посвя­ще­но Апол­ло­ну¹⁰⁷. (8) Но после того, как сена­то­ры еди­но­глас­но отка­за­ли кон­су­лам в три­ум­фе, народ­ный три­бун Луций Ици­лий внес этот вопрос на рас­смот­ре­ние наро­да, чему мно­гие вос­про­ти­ви­лись, (9) а боль­ше всех — Гай Клав­дий, заявив­ший, что кон­су­лы жела­ют отме­тить три­умф не над вра­га­ми, а над сена­то­ра­ми и вме­сто награ­ды за доб­лесть тре­бу­ют бла­го­дар­но­сти за част­ные услу­ги три­бу­нам. Нико­гда еще три­умф не при­суж­дал­ся народ­ным собра­ни­ем, этим все­гда пол­но­стью ведал сенат. (10) Даже цари, мол, не ума­ля­ли досто­ин­ства выс­ше­го сосло­вия. Пусть и с.170 три­бу­ны зна­ют гра­ни­цы сво­ей вла­сти и не пыта­ют­ся отме­нить реше­ния государ­ст­вен­но­го сове­та. Государ­ство оста­нет­ся сво­бод­ным, а зако­ны — оди­на­ко­вы­ми для всех, толь­ко если каж­дое сосло­вие сохра­нит свои пра­ва и не утра­тит сво­его досто­ин­ства.

(11) Несмот­ря на то что мно­гое в таком же роде было выска­за­но осталь­ны­ми знат­ней­ши­ми сена­то­ра­ми, пред­ло­же­ние Ици­лия было при­ня­то все­ми три­бу­на­ми. Тогда впер­вые три­умф был утвер­жден веле­ни­ем наро­да без утвер­жде­ния сена­та.

64. (1) После этой победы свое­во­лие народ­ных три­бу­нов дошло до того, что они сго­во­ри­лись остать­ся в сво­ей долж­но­сти на новый срок, а чтобы вла­сто­лю­бие их не бро­са­лось в гла­за, пред­ло­жи­ли так­же про­длить срок кон­суль­ских пол­но­мо­чий. (2) Оправ­ды­ва­лись они тем, что-де сена­то­ры, уни­жая кон­су­лов, под­ры­ва­ют и пра­ва народ­ных три­бу­нов. (3) А что будет, если, избрав кон­су­ла­ми сво­их еди­но­мыш­лен­ни­ков, сена­то­ры с их помо­щью нач­нут борь­бу про­тив новых три­бу­нов преж­де, чем зако­ны вой­дут в силу? Ведь не все­гда же кон­су­ла­ми будут Вале­рии и Гора­ции, кото­рым сво­бо­да пле­бе­ев доро­же соб­ст­вен­ной выго­ды.

(4) По счаст­ли­во­му сте­че­нию обсто­я­тельств жре­бий пред­седа­тель­ст­во­вать на выбо­рах выпал тогда Мар­ку Дуил­лию, чело­ве­ку пред­у­смот­ри­тель­но­му и пони­мав­ше­му, что про­дле­ние пол­но­мо­чий неми­ну­е­мо вызо­вет нена­висть к три­бу­нам. (5) После того как на его отказ под­дер­жать ста­рых три­бу­нов те выдви­ну­ли тре­бо­ва­ние, чтобы он либо поз­во­лил про­ве­сти сво­бод­ное голо­со­ва­ние по три­бам, либо усту­пил пред­седа­тель­ство сво­им това­ри­щам, кото­рые будут руко­вод­ст­во­вать­ся зако­ном, а не поже­ла­ни­я­ми пат­ри­ци­ев, (6) Дуил­лий, наста­и­вая на сво­ем, при­звал кон­су­лов к три­бун­ским ска­мьям и, задав им вопрос об их наме­ре­ньях, услы­шал, что кон­су­лов они хотят избрать новых. Тогда вме­сте с ними — любез­ны­ми наро­ду защит­ни­ка­ми нелю­без­но­го наро­ду реше­ния — он и явил­ся на собра­ние. (7) У кон­су­лов, пред­став­ших перед наро­дом, вновь спро­си­ли о том, как посту­пят они, если рим­ский народ, памя­туя и о воз­вра­щен­ной ими дома сво­бо­де, и об их подви­гах на войне, вновь сде­ла­ет их кон­су­ла­ми; и, когда они сво­его реше­ния не изме­ни­ли, (8) Дуил­лий им воздал хва­лу за твер­дое их жела­ние ни в чем не упо­до­бить­ся децем­ви­рам и открыл выбо­ры народ­ных три­бу­нов. Но после того, как было избра­но пять народ­ных три­бу­нов, а дру­гие соис­ка­те­ли из-за откро­вен­ных при­тя­за­ний девя­ти ста­рых три­бу­нов не набра­ли голо­сов в три­бах, он рас­пу­стил народ и боль­ше на выбо­ры не при­зы­вал. (9) Он, по его сло­вам, сле­до­вал зако­ну, кото­рый вовсе не опре­де­ля­ет чис­ла три­бу­нов, лишь бы толь­ко они вооб­ще изби­ра­лись, но велит тем, кто всту­пил в долж­ность, самим выбрать себе сото­ва­ри­щей. (10) Дуил­лий про­чи­тал сло­ва зако­на: «Пред­ла­га­ет­ся десять народ­ных три­бу­нов. Если сего­дня вы избе­ре­те мень­шее чис­ло народ­ных три­бу­нов, тогда пусть те, кого они сами выбе­рут себе в това­ри­щи, в соот­вет­ст­вии с этим зако­ном счи­та­ют­ся таки­ми же с.171 народ­ны­ми три­бу­на­ми, как те, кого вы сами сего­дня избра­ли». (11) Дуил­лий сто­ял на сво­ем, отка­зы­ва­ясь при­знать пра­во на суще­ст­во­ва­ние в государ­стве пят­на­дца­ти народ­ных три­бу­нов, и, пере­си­лив нако­нец сво­их вла­сто­лю­би­вых това­ри­щей, сло­жил с себя пол­но­мо­чия, чем уго­дил и отцам и про­сто­му наро­ду.

65. (1) Новые народ­ные три­бу­ны, выби­рая себе сото­ва­ри­щей, ува­жи­ли волю сена­то­ров выбо­ром двух пат­ри­ци­ев и быв­ших кон­су­лов — Спу­рия Тар­пея и Авла Атер­ния¹⁰⁸. (2) Кон­су­ла­ми ста­ли Спу­рий Гер­ми­ний и Тит Вер­ги­ний Цели­мон­тан [448 г.], кото­рые не слиш­ком ста­ра­лись при­нять сто­ро­ну пат­ри­ци­ев или пле­бе­ев, зато не зна­ли тре­вог ни в домаш­них делах, ни в воен­ных. (3) Народ­ный три­бун Луций Тре­бо­ний злоб­ст­во­вал на пат­ри­ци­ев за то, что те, по его сло­вам, сво­и­ми кавер­за­ми меша­ли три­бу­нам выбрать его себе в това­ри­щи, и внес на рас­смот­ре­ние закон, (4) пред­пи­сы­ваю­щий тому, кто изби­ра­ет народ­ных три­бу­нов, не закры­вать выбо­ров до тех пор, пока не набе­рет­ся деся­ти три­бу­нов. Его про­зва­ли Непре­клон­ным, ибо весь срок три­бун­ских пол­но­мо­чий он посвя­тил пре­сле­до­ва­нию пат­ри­ци­ев.

(5) Став­шие затем кон­су­ла­ми Марк Гега­ний Маце­рин и Гай Юлий [447 г.] пре­сек­ли рас­прю меж­ду три­бу­на­ми и пат­ри­ци­ан­ской моло­де­жью, не посяг­нув на пол­но­мо­чия три­бу­нов и не посту­пив­шись досто­ин­ст­вом пат­ри­ци­ев. (6) При­оста­но­вив объ­яв­лен­ный и вызвав­ший было вол­не­ния набор про­тив воль­сков и эквов, кон­су­лы уве­ря­ли пле­бе­ев, что толь­ко согла­сие в Риме обес­пе­чи­ва­ет мир с соседя­ми, кото­рых вооду­шев­ля­ют на вой­ну рас­при меж­ду сограж­да­на­ми. (7) Так забота о мире ста­ла пред­ло­гом к сохра­не­нию внут­рен­не­го согла­сия. Но одно из сосло­вий веч­но раз­дра­жа­ла сдер­жан­ность дру­го­го, и ути­хо­ми­рив­ших­ся пле­бе­ев нача­ли при­тес­нять моло­дые пат­ри­ции. (8) Уже пер­вые попыт­ки три­бу­нов помочь оби­жен­ным успе­ха не при­нес­ли, а потом пере­ста­ла соблюдать­ся и соб­ст­вен­ная непри­кос­но­вен­ность три­бу­нов, кото­рых в послед­ние меся­цы, поль­зу­ясь тем, что к кон­цу года власть несколь­ко осла­бе­ва­ет, неот­ступ­но пре­сле­до­ва­ли их силь­ные про­тив­ни­ки. (9) Пле­беи воз­ла­га­ли теперь надеж­ды лишь на три­бу­нов, подоб­ных Ици­лию; по их сло­вам, те, что были у них два послед­них года, толь­ко назы­ва­лись три­бу­на­ми. (10) Знат­ней­шие сена­то­ры, напро­тив, хотя и виде­ли необуздан­ность моло­де­жи, все-таки, раз уж при­хо­дит­ся нару­шить меру, пред­по­чи­та­ли, чтоб у сво­их бое­вой дух был выше, чем у про­тив­ни­ка.

(11) Труд­но, защи­щая свою сво­бо­ду, соблю­сти меру, пока под видом сохра­не­ния равен­ства кто-то хочет воз­вы­сить­ся, чтоб угне­тать дру­го­го, пока люди пуга­ют дру­гих, чтоб не боять­ся самим, пока, отра­жая обиду, мы при­чи­ня­ем ее дру­гим, как буд­то этот выбор меж­ду наси­ли­ем и стра­да­ни­ем неиз­бе­жен.

66. (1) Избран­ные затем кон­су­ла­ми Агрип­па Фурий и в чет­вер­тый раз Тит Квинк­ций Капи­то­лин [446 г.] избе­жа­ли как вол­не­ний в горо­де, так и вой­ны внеш­ней, хотя угро­жа­ло и то и с.172 дру­гое. (2) Пред­от­вра­тить раздо­ры меж­ду сограж­да­на­ми было уже невоз­мож­но, ибо и пле­беи, и три­бу­ны, настро­ен­ные про­тив пат­ри­ци­ев, пре­вра­ща­ли в насто­я­щее сра­же­ние каж­дый вызов в суд кого-либо из знат­ных людей. (3) В под­ня­том ими шуме эквы и воль­ски сра­зу услы­ша­ли при­зыв к ору­жию, да и соб­ст­вен­ные алчу­щие добы­чи вожди уве­ря­ли их в том, что из-за непо­ви­но­ве­ния три­бу­нов про­ва­лил­ся набор, объ­яв­лен­ный два года назад, вот поче­му, мол, про­тив них и не высла­ли вой­ско. (4) Воль­ни­ца сде­ла­ла рим­ское вой­ско неуправ­ля­е­мым, и Рим пере­стал быть для них общим оте­че­ст­вом. Весь свой гнев и враж­ду к чужим они обра­ти­ли про­тив самих себя. Меж­до­усо­би­ца помо­жет нам пере­ду­шить ослеп­ших от бешен­ства вол­ков. (5) Объ­еди­нив вой­ска, вра­ги опу­сто­ши­ли спер­ва вла­де­ния лати­нов, а потом, нигде не встре­тив отпо­ра, к пол­но­му вос­тор­гу зачин­щи­ков вой­ны, подо­шли под самые сте­ны Рима со сто­ро­ны Эскви­лин­ских ворот и к позо­ру рим­лян, пря­мо на виду у Горо­да, нача­ли опу­сто­шать окрест­но­сти. (6) После того как они всем вой­ском без­на­ка­зан­но ушли, гоня перед собой добы­чу, назад в Кор­бион, кон­сул Квинк­ций созвал народ на собра­ние.

67. (1) Он про­из­нес там, как гово­рят, такую речь: «Хоть я и не знаю за собой ника­кой вины, кви­ри­ты, одна­ко, стоя здесь, перед вами, я испы­ты­ваю жгу­чий стыд. Отныне и вы зна­е­те, и потом­кам будет извест­но, что эквы и воль­ски, сла­бей кото­рых, может быть, одни толь­ко гер­ни­ки, в чет­вер­тое кон­суль­ство Тита Квинк­ция с ору­жи­ем в руках без­на­ка­зан­но подо­шли к сте­нам Рима! (2) И, хотя то, как мы живем, дав­но уже не может пред­ве­щать ниче­го хоро­ше­го, если бы толь­ко я мог узнать, что имен­но в этом году меня ждет такой позор, я бы спас­ся от него изгна­ни­ем или смер­тью, лишь бы изба­вить­ся от кон­суль­ско­го зва­ния. (3) И если бы вче­ра с ору­жи­ем перед наши­ми ворота­ми вста­ли насто­я­щие вои­ны, то в мое кон­суль­ство мог бы пасть Рим. Хва­тит поче­стей, неза­чем жить. Сле­до­ва­ло бы мне уме­реть, когда в тре­тий раз я был кон­су­лом. Но кого, одна­ко же, осме­ли­лись пре­зреть ничтож­ней­шие из наших вра­гов? (4) Нас, кон­су­лов, или вас, кви­ри­ты? (5) Если вино­ва­ты мы, отни­ми­те у нас власть, а если это­го мало, пока­рай­те нас. Если же вина лежит на вас, то не най­ти таких богов и людей, кото­рые взыс­ка­ли бы с вас за ваши пре­гре­ше­ния: лишь вам самим над­ле­жит рас­ка­ять­ся в них. Но вра­ги пре­зи­ра­ли не вашу тру­сость и пола­га­лись не на свою доб­лесть: слиш­ком часто быва­ли они раз­гром­ле­ны, остав­ля­ли лаге­ря, отда­ва­ли в упла­ту зем­ли, про­хо­ди­ли под ярмом, чтобы не знать себя и вас. (6) Раз­лад меж­ду сосло­ви­я­ми, раздо­ры меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми губи­тель­ны для Горо­да. Когда мы не веда­ем гра­ниц нашей вла­сти, а вы — вашей воль­но­сти, вам вну­ша­ют отвра­ще­ние пред­ста­ви­те­ли пат­ри­ци­ан­ской, а нам — пле­бей­ской вла­сти — вот что все­ля­ет сме­лость в этих наших вра­гов. Во имя богов, чего еще вы хоти­те? (7) Вы поже­ла­ли народ­ных с.173 три­бу­нов — мы усту­пи­ли, чтобы сохра­нить согла­сие, вам пона­до­би­лись децем­ви­ры — мы допу­сти­ли их избра­ние, децем­ви­ры вам опро­ти­ве­ли — мы заста­ви­ли их отка­зать­ся от вла­сти. (8) Но и, сде­лав­шись част­ны­ми людь­ми, они оста­лись жерт­вой вашей зло­бы, а мы поз­во­ли­ли этим родо­ви­тей­шим, отме­чен­ным выс­ши­ми поче­стя­ми мужам уми­рать и отправ­лять­ся в изгна­ние. (9) Вы сно­ва поже­ла­ли избрать народ­ных три­бу­нов — и избра­ли их. Кон­су­ла­ми ста­ли ваши сто­рон­ни­ки, и эти пред­ста­ви­те­ли пат­ри­ци­ан­ской вла­сти, враж­деб­ные самим пат­ри­ци­ям, ста­ли нашим даром вам, пле­беи. Заступ­ни­че­ство три­бу­нов, пра­во обжа­ло­ва­ния перед наро­дом, обя­за­тель­ность поста­нов­ле­ний про­сто­го наро­да для пат­ри­ци­ев — во имя равен­ства перед зако­ном мы тер­пе­ли­во сно­сим попра­ние наших прав. Куда при­ве­дут раздо­ры? (10) Когда станет еди­ным Город, когда мы смо­жем ска­зать, что это общее наше оте­че­ство? Побеж­ден­ные, мы дер­жим­ся спо­кой­нее вас, победи­те­лей. (11) Так не доволь­но ли вам стра­ха, кото­рый вы нам вну­ша­е­те? Угро­жая нам, вы заня­ли Авен­тин, угро­жая нам, захва­ти­ли Свя­щен­ную гору, вот и Эскви­лин­ской холм почти уже взят вольска­ми, но никто не сбро­сил караб­каю­ще­го­ся по скло­ну вра­га, пото­му что ору­жие в ваших руках повер­ну­то про­тив нас.

68. (1) Вот вы тут оса­ди­ли курию, сде­ла­ли форум небез­опас­ным, напол­ни­ли тем­ни­цу знат­ней­ши­ми людь­ми, так вый­ди­те-ка с тою же храб­ро­стью за Эскви­лин­ские ворота, (2) или, если не отва­жи­ва­е­тесь, погляди­те со стен, как огню и мечу пре­да­ют ваши поля, как уго­ня­ют добы­чу, как дымят­ся подо­жжен­ные повсюду дома! (3). А ведь обще­му делу от это­го при­хо­дит­ся еще хуже: горят поля, оса­жден Город, воен­ная сла­ва доста­лась вра­гам! Что даль­ше? В каком состо­я­нии ваши соб­ст­вен­ные дела? Вот вы узна­е­те каж­дый о поне­сен­ном ущер­бе. Откуда и чем вам здесь его вос­пол­нить? (4) Три­бу­ны вос­ста­но­вят и отда­дут вам поте­рян­ное? Речей и слов для вас у них будет сколь­ко угод­но, и обви­не­ний про­тив зна­ти, и зако­нов один луч­ше дру­го­го, и схо­док. Но ведь с этих схо­док никто из вас нико­гда не воз­вра­щал­ся домой обо­га­щен­ным или осчаст­лив­лен­ным. (5) При­но­сил ли хоть кто-то из вас жене и детям что-нибудь, кро­ме нена­ви­сти, обид и враж­ды — как обще­ст­вен­ных, так и част­ных? Но вы не може­те сами, сво­ей без­упреч­ной доб­ле­стью, защи­тить себя от это­го и поль­зу­е­тесь чужою помо­щью. (6) Кля­нусь, когда вы слу­жи­ли под нашим, кон­су­лов, нача­лом, а не три­бу­нов, и не на фору­ме, а на войне, и крик ваш при­во­дил в тре­пет вра­га на поле бра­ни, а не рим­ских пат­ри­ци­ев в собра­нии, то вы с три­ум­фом воз­вра­ща­лись домой, к пена­там, нагру­жен­ные добы­чей, обо­га­щен­ные отня­той у вра­га зем­лею, облас­кан­ные уда­чей, при­част­ные и общей сла­ве, и той, что каж­дый снис­кал себе сам; а теперь вы поз­во­ля­е­те непри­я­те­лю уйти, уно­ся с собою ваше доб­ро. (7) Оста­вай­тесь при сво­их сход­ках, живи­те на фору­ме, но вой­на, от кото­рой вы пря­че­тесь, неми­ну­е­мо настигнет вас. Вам труд­но было высту­пить с.174 про­тив эквов и воль­сков, а вой­на сама при­шла к воротам, и, если не отра­зить ее, она пере­ки­нет­ся через сте­ны, захлестнет твер­ды­ню Капи­то­лия и застигнет вас в соб­ст­вен­ном доме. (8) Два года назад сенат при­ка­зал про­из­ве­сти набор и пове­сти вой­ско на Аль­гид, а мы без­за­бот­но сидим себе дома, по-бабьи чешем язы­ки, раду­ясь насту­пив­ше­му миру и не заме­чая в этой корот­кой пере­дыш­ке, что грядет вой­на, еще опас­нее преж­них. (9) Я знаю, есть речи при­ят­ней моей, но необ­хо­ди­мость застав­ля­ет меня гово­рить прав­ду, а не любез­но­сти, даже если бы моя соб­ст­вен­ная при­ро­да не тре­бо­ва­ла это­го. Я хотел бы добить­ся ваше­го рас­по­ло­же­ния, кви­ри­ты, но еще боль­ше жаж­ду я ваше­го спа­се­ния, что бы вы потом ни дума­ли обо мне. (10) Так уж устро­е­но при­ро­дой, что тот, кто перед тол­пою гово­рит о сво­ем, ей любез­ней того, кому ничто ней­дет на ум, кро­ме обще­ст­вен­ной поль­зы. Может, вы дума­е­те, что эти угож­даю­щие тол­пе, эти раде­те­ли за народ, не давая вам ни взять­ся за ору­жие, ни насла­дить­ся миром, под­стре­ка­ют и сму­ща­ют вас для ваше­го бла­га? (11) Им выгод­ны толь­ко вре­ме­на смут, они пони­ма­ют, что при согла­сии сосло­вий им не видать ни поче­стей, ни бары­шей, они дума­ют, что луч­ше быть вождя­ми бед­ст­ву­ю­щих, чем совсем ничьи­ми. (12) Но коль ско­ро вы може­те пре­сы­тить­ся и этим и захо­ти­те вер­нуть строй сво­их пред­ков, то я готов отдать голо­ву на отсе­че­ние, если в несколь­ко дней не раз­гром­лю разо­ри­те­лей наших полей, (13) не отни­му у них лагерь и, отвра­тив от наших ворот вызы­ваю­щие теперь у вас содро­га­ние бед­ст­вия вой­ны, не пора­жу ими вра­же­ские горо­да».

69. (1) Мало како­му три­бу­ну уда­ва­лось сво­ей речью снис­кать у наро­да боль­шее рас­по­ло­же­ние, чем добил­ся тогда самый суро­вый из кон­су­лов. (2) Даже моло­дежь, при­вык­шая счи­тать укло­не­ние от воин­ской служ­бы в час опас­но­сти луч­шим ору­жи­ем про­тив пат­ри­ци­ев, гото­ва была к бит­вам. Бежен­цы из дере­вень, изра­нен­ные и ограб­лен­ные, рас­ска­зы­ва­ли еще более ужас­ное, чем то, что откры­ва­лось взо­рам, и весь Город пере­пол­нил­ся гне­вом. (3) Когда собрал­ся сенат, взо­ры всех обра­ти­лись к Квинк­цию, един­ст­вен­но­му, кто мог спа­сти вели­чие Рима, кто, по мне­нию знат­ней­ших сена­то­ров, ска­зал свое сло­во, достой­ное кон­суль­ско­го зва­ния, достой­ное его преж­них кон­сульств, достой­ное всей его жиз­ни, часто отме­чав­шей­ся поче­стя­ми, но еще чаще заслу­жи­вав­шей их. (4) По мне­нию сена­то­ров, одни кон­су­лы, пре­да­вая пат­ри­ци­ан­ское досто­ин­ство, льсти­ли пле­бе­ям, дру­гие, стро­го охра­няя пра­ва сво­его сосло­вия, при­тес­не­ни­я­ми оже­сто­ча­ли тол­пу, и толь­ко Тит Квинк­ций не забыл упо­мя­нуть в сво­ей речи ни о пат­ри­ци­ан­ском вели­чии, ни о согла­сии сосло­вий, ни о тяже­лых вре­ме­нах. (5) Его и това­ри­ща его по кон­суль­ству про­си­ли взять на себя заботу о государ­стве, три­бу­нов закли­на­ли вме­сте с кон­су­ла­ми отве­сти вой­ну от Горо­да и пле­бе­ям вну­ши­ли при столь тре­вож­ных обсто­я­тель­ствах слу­шать­ся сена­то­ров: это-де взы­ва­ет к с.175 три­бу­нам общее оте­че­ство, моля засту­пить­ся за разо­рен­ные зем­ли и почти захва­чен­ный Город. (6) С согла­сия всех был назна­чен и про­веден набор. Объ­явив в собра­нии, что теперь неко­гда рас­сле­до­вать, все ли запи­са­лись, кон­су­лы при­ка­за­ли юно­шам на сле­дую­щий день при­быть на Мар­со­во поле, а для рас­сле­до­ва­ния, мол, при­дет вре­мя после окон­ча­ния вой­ны, и тот, кто не най­дет оправ­да­ния, будет счи­тать­ся бег­лым. (7) На сле­дую­щий день яви­лись все. (8) Каж­дая когор­та избра­ла сво­их цен­ту­ри­о­нов, а во гла­ве когорт было постав­ле­но по два сена­то­ра. Все это, как рас­ска­зы­ва­ют, сде­ла­но было так быст­ро, что зна­ме­на, в тот же день извле­чен­ные кве­сто­ра­ми из каз­на­чей­ства¹⁰⁹ и достав­лен­ные на Мар­со­во поле, были под­ня­ты еще до полу­дня и новое вой­ско, в сопро­вож­де­нии немно­гих когорт, состав­лен­ных из опыт­ных вои­нов-доб­ро­воль­цев, оста­но­ви­лось у деся­то­го кам­ня¹¹⁰. (9) Уже на сле­дую­щий день они увиде­ли вра­га и близ Кор­био­на перед их лаге­рем поста­ви­ли свой. (10) А на тре­тий день побуж­дае­мые — рим­ляне зло­бой, те — отча­я­ньем и созна­ни­ем вины за столь частые мяте­жи¹¹¹ без малей­ше­го про­мед­ле­нья всту­пи­ли в бой.

70. (1) Хотя оба кон­су­ла рас­по­ла­га­ли в вой­ске оди­на­ко­вы­ми пол­но­мо­чи­я­ми, ибо это наи­луч­ший спо­соб веде­ния боль­ших дел, все же с согла­сия Агрип­пы вся пол­нота вла­сти была пере­да­на дру­го­му кон­су­лу, кото­рый, в ответ на незло­би­вость и уступ­чи­вость, по-дру­же­ски делил­ся с ним и замыс­ла­ми, и сла­вою, воз­вы­шая того, кто не мог с ним рав­нять­ся. (2) В бою Квинк­ций был на пра­вом кры­ле, Агрип­па на левом, середи­на вве­ря­лась лега­ту Спу­рию Посту­мию Аль­бу, кон­ни­ца была отда­на под нача­ло дру­го­го лега­та — Пуб­лия Суль­пи­ция. (3) На пра­вом кры­ле пехота отлич­но дра­лась про­тив упор­но обо­ро­няв­ших­ся воль­сков. (4) Пуб­лий Суль­пи­ций с кон­ни­цей про­рвал в середине вра­же­скую обо­ро­ну. Хоть ему и мож­но было тем же путем вер­нуть­ся к сво­им, преж­де чем непри­я­тель попра­вит сме­шав­ши­е­ся ряды, но всад­ни­ки пред­по­чли уда­рить во вра­же­ский тыл и в мгно­ве­ние ока рас­се­я­ли бы с двух сто­рон вой­ско, если б кон­ни­ца воль­сков и эквов не навя­за­ла им боя. (5) Тогда Суль­пи­ций закри­чал сво­им, что мед­лить нель­зя, что они отре­за­ны и будут окру­же­ны, если толь­ко, отдав все силы, не спра­вят­ся с непри­я­тель­ской кон­ни­цей. (6) Мало про­гнать вра­га, надо пере­бить людей и коней, дабы никто не смог вер­нуть­ся на поле бит­вы и сно­ва всту­пить в бой. Да они и не смо­гут сопро­тив­лять­ся тем, перед кем не усто­я­ла сомкну­тая в тес­ные ряды пехота! (7) И всад­ни­ки вня­ли его сло­вам. Одним уда­ром они смя­ли вра­же­скую кон­ни­цу: мно­гие попа­да­ли с коней, и их самих и лоша­дей их прон­за­ли копья­ми. Так завер­ши­лось сра­же­ние с кон­ни­цей. (8) Напав после это­го на пехо­тин­цев, всад­ни­ки лишь тогда изве­сти­ли о сво­их подви­гах кон­су­ла, когда непри­я­тель­ское вой­ско уже дрог­ну­ло. Это изве­стие вооду­ше­ви­ло одер­жи­вав­ших верх рим­лян и вызва­ло с.176 заме­ша­тель­ство сре­ди отсту­паю­щих эквов. (9) Пора­же­ние вра­гов нача­лось в середине строя, где ряды обо­ро­ны про­рва­ла кон­ни­ца; (10) потом кон­сул Квинк­ций пода­вил сопро­тив­ле­ние на левом кры­ле, и толь­ко на пра­вом дело еще тре­бо­ва­ло боль­ших уси­лий. Тут Агрип­па, моло­дой и горя­чий, как толь­ко заме­тил, что в дру­гих местах дело идет луч­ше, чем у него, стал выхва­ты­вать зна­ме­на у зна­ме­нос­цев и даже, бро­са­ясь впе­ред, швы­рять их в сомкну­тые непри­я­тель­ские ряды. (11) Стра­шась позо­ра¹¹², вои­ны рину­лись на вра­га. Так победа была урав­но­ве­ше­на меж­ду все­ми. Но тут от Квинк­ция при­шло изве­стие, что он победил и гро­зит уже непри­я­тель­ско­му лаге­рю, но не хочет туда вры­вать­ся, пока не узна­ет, что бой выиг­ран и на левом кры­ле; (12) Если же Агрип­па уже раз­бил вра­га, пусть при­со­еди­ня­ет­ся, чтобы все вой­ско разом овла­де­ло добы­чей. (13) Одер­жав­ший победу Агрип­па при­был поздра­вить победи­те­ля Квинк­ция уже к непри­я­тель­ско­му лаге­рю. Мгно­вен­но разо­гнав немно­гих защит­ни­ков, они без боя пре­одо­ле­ли укреп­ле­ния, а вышли оттуда с вой­ском, захва­тив­шим бога­тую добы­чу и к тому же вер­нув­шим свое иму­ще­ство, отня­тое непри­я­тель­ски­ми набе­га­ми. (14) Мне извест­но, что кон­су­лы сами не тре­бо­ва­ли три­ум­фа, и сенат его им не пре­до­ста­вил, но я не имею сведе­ний о при­чине, из-за кото­рой они пре­не­брег­ли этой поче­стью или не пона­де­я­лись на нее. (15) Я пола­гаю, насколь­ко поз­во­ля­ет дав­ность слу­чив­ше­го­ся, что вслед­ст­вие отка­за сена­та почтить три­ум­фом кон­су­лов Вале­рия и Гора­ция, снис­кав­ших сла­ву победи­те­лей не толь­ко воль­сков и эквов, но так­же и саби­нян, этим кон­су­лам стыд­но было тре­бо­вать три­умф за свои подви­ги, впо­ло­ви­ну мень­шие совер­шен­ных теми, ведь, добей­ся они его, и мог­ли бы поду­мать, что в рас­чет были при­ня­ты сами люди, а не их заслу­ги.

71. (1) Сла­ва одер­жан­ной над вра­гом победы была омра­че­на позор­ным при­го­во­ром, выне­сен­ным в Риме по пово­ду спо­ра союз­ни­ков о гра­ни­цах. (2) Арде­яне и ари­ций­цы, изну­рен­ные часты­ми вой­на­ми, кото­рые велись из-за спор­ных земель и нано­си­ли боль­шой урон обе­им сто­ро­нам, попро­си­ли рим­ский народ рас­судить их. (3) Когда они яви­лись для изло­же­ния дела и кон­су­лы созва­ли народ, завя­зал­ся про­дол­жи­тель­ный спор. Уже после того, как были выслу­ша­ны свиде­те­ли и пора было созы­вать три­бы, а наро­ду при­сту­пить к голо­со­ва­нию, под­нял­ся некто Пуб­лий Скап­тий, пре­ста­ре­лый пле­бей, и ска­зал: «Если мне, кон­су­лы, поз­во­ле­но выска­зать­ся о государ­ст­вен­ном деле, то я не потерп­лю, чтоб народ оста­вал­ся в заблуж­де­нии каса­тель­но это­го спо­ра». (4) Кон­су­лы отка­за­лись выслу­шать его заяв­ле­ние как вздор­ное, но он кри­чал о пре­да­тель­стве ими обще­го дела; кон­су­лы при­ка­за­ли про­гнать Скап­тия, и тот воз­звал к три­бу­нам. (5) Три­бу­ны, кото­ры­ми тол­па пра­вит чаще, чем они ею, в уго­ду жаж­ду­щим выслу­шать его пле­бе­ям поз­во­ли­ли Скап­тию гово­рить, что хочет. (6) И тот стал рас­ска­зы­вать, что ему пошел уже восемь­де­сят с.177 тре­тий год, а в тех местах, о кото­рых идет спор, он был на воен­ной служ­бе, но не юно­шей (то был уже два­дца­тый его поход), и вой­на тогда шла близ Кориол. Он, мол, гово­рит о деле, мно­ги­ми по дав­но­сти забы­том. (7) Ему же вре­за­лось в память, что зем­ля, о кото­рой идет спор, вхо­ди­ла во вла­де­ния Кориол и после захва­та горо­да ста­ла по пра­ву победи­те­ля обще­ст­вен­ным досто­я­ни­ем рим­ско­го наро­да. Поэто­му его удив­ля­ют арде­яне и ари­ций­цы, до пора­же­ния Кориол нико­гда не предъ­яв­ляв­шие сво­их прав на эту зем­лю, а теперь воз­на­ме­рив­ши­е­ся пере­хва­тить ее у рим­ско­го наро­да, про­из­веден­но­го ими из хозя­и­на в тре­тей­ские судьи. (8) Ему уже недол­го оста­ет­ся жить, но он не мог поз­во­лить себе не предъ­явить сво­их прав на эту зем­лю, к захва­ту кото­рой он при­ло­жил руку, когда был вои­ном, и не воз­вы­сить свой голос, послед­нее ору­жие ста­ри­ка. Он насто­я­тель­но сове­ту­ет наро­ду из напрас­ной стыд­ли­во­сти не выно­сить при­го­во­ра про­тив себя само­го.

72. (1) Кон­су­лы, заме­тив, как тихо и с каким сочув­ст­ви­ем слу­ша­ют Скап­тия, при­зва­ли богов и людей в свиде­те­ли про­тив этой гнус­ной затеи и при­гла­си­ли знат­ней­ших сена­то­ров. (2) Вме­сте с ними они обхо­ди­ли три­бы, закли­ная народ не совер­шать бес­чест­но­го поступ­ка, кото­рый послу­жит образ­цом для худ­ших без­за­ко­ний, и, оста­ва­ясь судья­ми, не обра­щать в свою поль­зу спор­ный пред­мет, ибо, даже если б судье и доз­во­ле­но было пре­сле­до­вать соб­ст­вен­ную выго­ду, при­об­ре­те­ние этой зем­ли даст при­быль, неиз­ме­ри­мо мень­шую того убыт­ка, кото­рый будет поне­сен, когда из-за бес­чест­но­го поступ­ка от Рима отпа­дут союз­ни­ки. (3) Ущерб, кото­рый будет нане­сен наше­му доб­ро­му име­ни, столь велик, что его и не изме­ришь: ведь об этом послы рас­ска­жут дома, об этом узна­ют все — дой­дет до союз­ни­ков, дой­дет и до вра­гов, какое огор­че­ние для одних, какая радость для дру­гих! (4) Вы дума­е­те, у сосед­них наро­дов пове­рят, что все зате­ял этот ста­рый Скап­тий, тор­ча­щий на собра­ни­ях? В таком вот виде он и про­сла­вит­ся, а о рим­ском наро­де ста­нут гово­рить как о пад­ком на бары­ши кле­вет­ни­ке и захват­чи­ке иму­ще­ства в чужом спо­ре. (5) Видел ли кто-нибудь судью по част­но­му делу, чтоб он само­му себе при­суж­дал спор­ную вещь? Даже сам Скап­тий, хоть в нем уже мол­чит совесть, тако­го не сде­ла­ет. В один голос твер­ди­ли об этом кон­су­лы и сена­то­ры; (6) но верх взя­ла алч­ность и про­будив­ший ее Скап­тий. Созван­ные три­бы объ­яви­ли спор­ную зем­лю соб­ст­вен­но­стью рим­ско­го наро­да. (7) Утвер­жда­ют, что и при дру­гих судьях все было бы так же, но в таких обсто­я­тель­ствах даже правота не мог­ла бы смыть позор с это­го при­го­во­ра, и рим­ским сена­то­рам он был не менее гадок и горек, чем арде­я­нам и ари­ций­цам. Оста­ток года про­шел спо­кой­но — без вол­не­ний в Горо­де и без угроз извне.