с.654 DO­MUS (οἰκία, οἴκη­σις, οἰκη­τήριον, жилой дом; οἶκος, обыч­но ком­на­та; у Гоме­ра и тра­ги­ков δό­μος, но чаще это сло­во употреб­ля­ет­ся во мно­же­ст­вен­ном чис­ле в зна­че­нии «жилой дом») — дом.

I. Доис­то­ри­че­ский

На ран­ней ста­дии раз­ви­тия мно­го раз­ных наро­дов исполь­зо­ва­ло одну осо­бую раз­но­вид­ность хижи­ны. Это было малень­кое круг­лое стро­е­ние из дре­вес­ных вет­вей, воткну­тых в зем­лю по кру­гу, а затем согну­тых внутрь так, чтобы их кон­цы соеди­ня­лись и свя­зы­ва­лись вме­сте на вер­шине. Затем этот гру­бый кар­кас запол­нял­ся пере­пле­тён­ны­ми пру­тья­ми, и всё соору­же­ние обма­зы­ва­лось пере­ме­шан­ным илом или гли­ной. Хижи­на Ахил­ла, кры­тая камы­шом (Il. XXIV. 450), веро­ят­но, пред­став­ля­ла собой стро­е­ние тако­го типа, и похо­жие хижи­ны, как сооб­ща­ет­ся исполь­зо­ва­лись в Лидии, Сар­дах и дру­гих местах на запа­де Малой Азии (Hdt. V. 101): пред­став­ля­ет­ся веро­ят­ным, что память об этой раз­но­вид­но­сти соору­же­ний сохра­ни­лась в камен­ных свод­ча­тых зда­ни­ях в Мике­нах, Орхо­мене и на дру­гих ран­них архео­ло­ги­че­ских участ­ках в Гре­ции.

Даже в исто­ри­че­ские вре­ме­на древ­няя круг­лая фор­ма дома была исполь­зо­ва­на в При­та­нее в Афи­нах и в дру­гих местах, а так­же в афин­ском Толо­се, постро­ен­ном в новой части Афин в каче­стве допол­ни­тель­но­го, более удоб­но рас­по­ло­жен­но­го места собра­ний при­та­нов. Толос был круг­лым зда­ни­ем с купо­ло­об­раз­ной кры­шей и дол­жен был иметь неко­то­рое сход­ство с рим­ским хра­мом Весты, кото­рый тоже часто так назы­ва­ли. Пер­во­на­чаль­но храм Весты пред­став­лял собой круг­лую хижи­ну, спле­тён­ную из иво­вой лозы (Ovid. Fast. VI. 261 f.; Fest. p. 250, M.). Г-н Джеймс Фрэ­зер⁽¹⁾ воз­во­дит фор­му как гре­че­ско­го Толо­са, так и рим­ско­го хра­ма Весты (в обо­их зда­ни­ях под­дер­жи­вал­ся веч­ный огонь) к доис­то­ри­че­ской круг­лой хижине дере­вен­ско­го ста­ро­сты, отве­чав­ше­го за посто­ян­ное под­дер­жа­ние огня ради обще­го удоб­ства, — что было очень важ­но во вре­ме­на, когда огонь мож­но было добыть лишь с помо­щью трудо­ём­ко­го про­цес­са тре­ния.

Даже в импе­ра­тор­скую эпо­ху в Риме сохра­ня­лась одна или несколь­ко пле­тё­ных хижин в память о при­ми­тив­ных жили­щах его осно­ва­те­лей. Одна из этих хижин, сто­яв­шая в запад­ном углу Пала­тин­ско­го хол­ма, была извест­на как «хижи­на Рому­ла» (Ca­sa Ro­mu­li, Dio­nys. AR. I. 79; Plut. Rom. 20); она два­жды горе­ла и была вос­ста­нов­ле­на в прав­ле­ние Авгу­ста (Cass. Dio XLVIII. 43 и LIV. 29. См. так­же Ovid. Fast. III. 183; Val. Max. IV. 4. 11; Liv. V. 53). «Шалаш Фаусту­ла» (Tu­gu­rium Faus­tu­li) — это, веро­ят­но, дру­гое назва­ние того же зда­ния. Ещё одна хижи­на, тоже назван­ная в честь Рому­ла, види­мо, сохра­ни­лась на Капи­то­лий­ском хол­ме (Vitr. 2. 1; Se­nec. Contr. I. 6; Mac­rob. Sa­turn. I. 15).

Эту ран­нюю раз­но­вид­ность дома, исполь­зо­вав­шу­ю­ся латин­ским наро­дом, тща­тель­но вос­про­из­во­дят малень­кие погре­баль­ные «дома-урны», кото­рые во мно­же­стве обна­ру­жи­ва­ют­ся на ран­них клад­би­щах цен­траль­ной Ита­лии и в дру­гих местах. Их кон­струк­ция несколь­ко слож­нее, и кры­ша, види­мо, обра­зо­ва­на из отдель­ных вет­вей, уло­жен­ных так, чтобы обра­зо­вать высту­паю­щие кар­ни­зы. Эти любо­пыт­ные образ­чи­ки арха­и­че­ской кера­ми­ки име­ют малень­кие подвиж­ные две­ри, запи­раю­щи­е­ся на дере­вян­ный крю­чок⁽²⁾.

На про­тя­же­нии мно­гих веков, про­шед­ших до нача­ла исто­ри­че­ско­го пери­о­да в Гре­ции, состо­я­ние обще­ства здесь силь­но отли­ча­лось от того, кото­рое опи­сы­ва­ет нам гре­че­ская лите­ра­ту­ра. Вме­сто круп­ных горо­дов с про­цве­таю­щей тор­гов­лей и тща­тель­но выстро­ен­ны­ми систе­ма­ми поли­ти­че­ской, рели­ги­оз­ной и соци­аль­ной орга­ни­за­ции в Гре­ции суще­ст­во­вал ряд малень­ких, хоро­шо укреп­лён­ных город­ков или дере­вень, кото­ры­ми авто­кра­ти­че­ски пра­ви­ли с.655 некие вожди, при­дер­жи­вав­ши­е­ся полу­во­сточ­ных обы­ча­ев и жив­шие в боль­шой рос­ко­ши и вели­ко­ле­пии, в окру­же­нии груп­пы сто­рон­ни­ков, напо­до­бие сред­не­ве­ко­вых фео­да­лов. В этот ран­ний пери­од на дво­рец вождя рас­то­ча­лись те богат­ство и рос­кошь, кото­рые в исто­ри­че­ские вре­ме­на направ­ля­лись на места обще­ст­вен­но­го поль­зо­ва­ния — аго­ру, зда­ние сове­та и хра­мы богов. Имен­но этот пери­од про­слав­лен в поэ­мах Гоме­ра, и есть все осно­ва­ния пола­гать, что в них нари­со­ва­на досто­вер­ная, хоть и при­укра­шен­ная, кар­ти­на вели­ко­леп­ных жилищ бога­тых вождей, такиз как Алки­ной и, в мень­шей сте­пе­ни, Улисс. Недав­ние откры­тия д-ра Шли­ма­на и д-ра Дорп­фель­да в пре­де­лах мас­сив­ных стен Тирин­фа («Тиринф креп­ко­стен­ный», Τί­ρυνς τει­χιόεσ­σα у Гоме­ра) впер­вые дока­за­ли нам, что вели­че­ст­вен­ные и бога­то укра­шен­ные двор­цы «Одис­сеи» — это не про­сто плод поэ­ти­че­ско­го вооб­ра­же­ния.

Пла­ни­ров­ка двор­ца в Тирин­фе. — Глу­бо­кая древ­ность этих руин ино­гда оспа­ри­ва­ет­ся, но обна­ру­же­ние тако­го же доис­то­ри­че­ско­го зда­ния в Мике­нах поло­жи­ло конец всем сомне­ни­ям отно­си­тель­но дати­ров­ки Тиринф­ско­го двор­ца. В целом свиде­тель­ства об общей пла­ни­ров­ке зда­ния, мето­дах его стро­и­тель­ства и сти­ле его отдел­ки исчер­пы­ваю­ще дока­зы­ва­ют, что этот дом при­над­ле­жит к далё­ко­му доис­то­ри­че­ско­му пери­о­ду гре­че­ской архи­тек­ту­ры, кото­рый, по всей веро­ят­но­сти, пред­ше­ст­во­вал втор­же­нию дорий­цев на Пело­пон­нес. Сам этот дом зани­ма­ет более тре­ти тиринф­ско­го акро­по­ля, мас­сив­ные кам­ни кото­ро­го изум­ля­ли Геро­до­та, Доидо­ра и Пав­са­ния и ста­ли ассо­ции­ро­вать­ся с леген­да­ми о Герак­ле, Пер­сее и зага­доч­ных цик­ло­пах, кото­рые яко­бы их постро­и­ли. На при­ла­гае­мой схе­ме изо­бра­жён план зда­ния, тща­тель­но спро­ек­ти­ро­ван­но­го в соот­вет­ст­вии со сво­и­ми кон­крет­ны­ми зада­ча­ми.

От вхо­да через глав­ные ворота на Акро­по­ле путь (обо­зна­чен­ный на плане пунк­тир­ной лини­ей) про­ле­га­ет через узкий про­ход, надёж­но защи­щён­ный с обе­их сто­рон мас­сив­ны­ми сте­на­ми, ко вто­рым две­рям. Далее доро­га ведёт к внеш­не­му пред­две­рию двор­ца — про­пи­ле­ям, укра­шен­ным с обе­их сто­рон дву­мя колон­на­ми в антах и по пла­ни­ров­ке очень похо­жим на про­пи­леи V в. до н. э., постро­ен­ные Икти­ном в Элев­сине. Прой­дя их, мы попа­да­ем во внеш­ний двор, а затем вто­рые про­пи­леи, мень­ше­го раз­ме­ра, но такой же пла­ни­ров­ки, как и пер­вые, ведут в глав­ный внут­рен­ний двор двор­ца. По обе­им сто­ро­нам обо­их про­пи­ле­ев раз­ме­ще­ны кара­уль­ные. Глав­ный двор (αὐλή), вокруг кото­ро­го груп­пи­ро­ва­лись муж­ские ком­на­ты, был с трёх сто­рон окру­жён колон­на­дой (αἴθου­σα), обра­зу­ю­щей кры­тую гале­рею. Рядом с про­пи­ле­я­ми сто­ит камен­ный алтарь, под кото­рым в ска­ле выре­за­но отвер­стие, куда падал пепел. Веро­ят­но, это был алтарь Зев­са Домаш­не­го (ἑρκεῖος), часто упо­ми­наю­щий­ся в «Одис­сее» (напр., XXII.335) как при­над­леж­ность внут­рен­не­го дво­ра в доме. Напро­тив про­пи­ле­ев нахо­дит­ся боль­шой зал (μέ­γαρον, Od. XVI.341, XVII.604) с откры­тым пор­ти­ком из двух колонн и внут­рен­ней пере­д­ней (πρό­δομος), в кото­рую вели три две­ри из пор­ти­ка и одна — из зала. Кры­шу зала под­дер­жи­ва­ли четы­ре колон­ны, и в ней, веро­ят­но, было частич­но откры­тое окно с.656 для осве­ще­ния и выхо­да дыма от огня, горев­ше­го вни­зу, в круг­лом камен­ном оча­ге (ἐσχά­ρα), раз­ме­щён­ном меж­ду стол­ба­ми. К запад­ной стене зала при­мы­ка­ло несколь­ко ком­на­ток для муж­чин; сре­ди них и малень­кая баня раз­ме­ром при­мер­но 3,6 на 3 м, устрой­ство кото­рой весь­ма при­ме­ча­тель­но сво­ей ори­ги­наль­но­стью и чрез­вы­чай­но высо­ким каче­ст­вом работы.

Её полом слу­жи­ла одна-един­ст­вен­ная огром­ная камен­ная пли­та, тща­тель­но выров­нен­ная так, чтобы пони­жать­ся к одной точ­ке, где вода через камен­ную тру­бу сте­ка­ла в глав­ную кана­ли­за­цию. Сте­ны были обши­ты дере­вян­ны­ми дос­ка­ми, ниж­ние кон­цы кото­рых кре­пи­лись к камен­но­му полу дву­мя дере­вян­ны­ми колыш­ка­ми или штиф­та­ми. Край кам­ня, на кото­ром дер­жа­лись эти дос­ки, был при­мер­но на 2,5 см при­под­нят над общим уров­нем пола, чтобы вода, раз­брыз­ги­вае­мая купаль­щи­ка­ми, не зате­ка­ла под дере­вян­ную обшив­ку. Сама баня, изготов­лен­ная из гли­ны, укра­шен­ной крас­ным спи­раль­ным узо­ром, фор­мой и раз­ме­ром очень напо­ми­на­ет бани из огне­упор­ной гли­ны, кото­рые сего­дня в боль­ших коли­че­ствах про­из­во­дят­ся в Ста­ур­бри­дже.

Восточ­ный зал дома, види­мо, пред­на­зна­чал­ся для жен­щин и, веро­ят­но, для жена­тых чле­нов семьи вождя. В этой части дома тоже нахо­ди­лось два откры­тых дво­ра и зал с един­ст­вен­ной пере­д­ней — всё это в силь­но умень­шен­ном мас­шта­бе. В этом зале очаг квад­рат­ный, а кры­ша, ввиду мень­шей пло­ща­ди, не под­дер­жи­ва­лась колон­на­ми. К восто­ку от зала и дво­ра рас­по­ло­же­ны два ряда ком­нат, более про­стор­ных и мно­го­чис­лен­ных, чем ком­на­ты в муж­ской части дома. Види­мо, вой­ти на жен­скую поло­ви­ну дома мож­но было тре­мя путя­ми: по длин­но­му коридо­ру (λαύρη), веду­ще­му от боко­вой две­ри внеш­них про­пи­ле­ев; из севе­ро-восточ­но­го угла муж­ско­го дво­ра; и по длин­но­му про­хо­ду, иду­ще­му вокруг зад­них стен двух залов к про­би­той в ска­ле лест­ни­це, у под­но­жия кото­рой нахо­ди­лась малень­кая зад­няя дверь во внеш­ней кре­пост­ной стене. В слу­чае оса­ды эта двер­ца закла­ды­ва­лась кам­ня­ми, но в мир­ное вре­мя жен­щи­ны из домо­хо­зяй­ства, веро­ят­но, поль­зо­ва­лись этой доро­гой, чтобы при­но­сить воду из како­го-то источ­ни­ка на рав­нине вни­зу. Если непри­я­тель бло­ки­ро­вал дво­рец, то гар­ни­зо­ну при­хо­ди­лось пола­гать­ся на запа­сы дож­де­вой воды, боль­шие цистер­ны для кото­рой были устро­е­ны в тол­ще внеш­них стен. Поверх­ност­ные сто­ки улав­ли­ва­лись в гли­ня­ные тру­бы и камен­ные дре­на­жи и про­во­ди­лись по ним в цистер­ны.

Поми­мо ком­нат на пер­вом эта­же, сте­ны кото­рых сохра­ни­лись на высоту 60-90 см, суще­ст­во­вал так­же верх­ний этаж (ὑπε­ρώϊον), кото­рый, веро­ят­но, похо­дил над все­ми ком­на­та­ми, кро­ме двух залов. К восто­ку от жен­ско­го зала сохра­ни­лись следы двух лест­нич­ных про­лё­тов.

Стро­и­тель­ство двор­ца в Тирин­фе. — На высоту при­мер­но до 60 см над уров­нем пола сте­ны тол­щи­ной око­ло 90 см постро­е­ны из гру­бо обтё­сан­но­го извест­ня­ка, покры­то­го гли­ной; осталь­ная часть стен соору­же­на из высох­ше­го на солн­це кир­пи­ча, а всё цели­ком сна­ру­жи и внут­ри покры­то тре­мя сло­я­ми твёр­дой шту­ка­тур­ки из изве­сти, сме­шан­ной с пес­ком, гра­ви­ем и битой кера­ми­кой и обра­зу­ю­щей покры­тие, твёр­дое как камень и пол­но­стью защи­щав­шее необо­жжён­ный кир­пич от воздей­ст­вия погод­ных явле­ний.

Полы как в кры­тых поме­ще­ни­ях, так и в откры­тых дво­рах состо­я­ли из тол­сто­го слоя хоро­ше­го извест­ко­во­го бето­на. В ком­на­тах поверх­ность наполь­но­го покры­тия была выров­не­на и на ней выре­за­ны и рас­кра­ше­ны синей и крас­ной крас­кой про­стые узо­ры из квад­ра­тов или спи­ра­лей. Пли­ний (NH. XXXVI.184; см. ниже, с.664a) гово­рит о рас­пис­ных полах, кото­рые гре­ки исполь­зо­ва­ли до тех пор, пока у них не появи­лась моза­и­ка; тиринф­ские полы явля­ют­ся самым ран­ним извест­ным при­ме­ром тако­го наполь­но­го покры­тия.

Бетон­ный пол откры­тых дво­ров уло­жен с накло­ном в сто­ро­ну откры­тых камен­ных водо­сто­ков, по кото­рым дож­де­вая вода сте­ка­ла в кана­ли­за­цию; поверх­ность пола покры­та сво­его рода гру­бой моза­и­кой из галь­ки, уло­жен­ной более плот­но в тех местах, где про­хо­ди­ло боль­ше все­го людей.

Двер­ные про­ёмы име­ют мас­сив­ные камен­ные поро­ги (λάϊνος οὐδός), а в них, как пра­ви­ло, про­свер­ле­но по два боль­ших отвер­стия, в кото­рых вра­ща­лись брон­зо­вые двер­ные оси, что дока­зы­ва­ет, что в боль­шин­стве слу­ча­ев исполь­зо­ва­лись створ­ча­тые две­ри. Неко­то­рые из этих брон­зо­вых осей были обна­ру­же­ны в ходе рас­ко­пок: они изготов­ле­ны очень тща­тель­но и проч­но и силь­но напо­ми­на­ют оси в боль­ших воротах Бала­ва­та, создан­ных при Сал­ма­на­са­ре II (859—824 гг. до н. э.) и хра­ня­щих­ся ныне в Бри­тан­ском музее. Веро­ят­но, кон­струк­ция самих две­рей в Тиринф­ском двор­це тоже напо­ми­на­ла две­ри Бала­ва­та. Несколь­ко тол­стых дере­вян­ных досок было сло­же­но в один ряд и скреп­ле­но проч­ны­ми брон­зо­вы­ми поло­са­ми, кото­рые были при­би­ты к дос­кам и обёр­ну­ты вокруг круг­лой стой­ки, на кото­рой была под­ве­ше­на дверь; к обе­им кон­цам этой стой­ки были при­креп­ле­ны штиф­ты, ниж­ний из кото­рых вра­щал­ся в отвер­стии, про­свер­лен­ном в поро­ге, а верх­ний — в при­то­ло­ке (ὑπερ­θύ­ριον). Эти плот­но при­гнан­ные дос­ки Гомер (Hom. Od. II.344) назы­ва­ет σα­νίδες πυ­κινῶς ἀρα­ρυῖαι. Этот спо­соб наве­ши­ва­ния тяжё­лых две­рей суще­ст­во­вал на про­тя­же­нии все­го гре­че­ско­го и рим­ско­го пери­о­дов и исполь­зо­вал­ся, как до сих пор мож­но видеть, при соору­же­нии огром­ных две­рей в Авре­ли­а­но­вой стене вокруг Рима. Широ­кие брон­зо­вые поло­сы, кон­струк­тив­но необ­хо­ди­мые для это­го рода две­рей, в неко­то­рых слу­ча­ях слу­жи­ли так­же доро­гим и изыс­кан­ным укра­ше­ни­ем, ибо их мож­но было снаб­дить релье­фа­ми и позо­ло­той. Пре­крас­ная гли­ня­ная коро­боч­ка (py­xis) IV в. до н. э. в Бри­тан­ском музее свиде­тель­ст­ву­ет о том, что две­ри такой кон­струк­ции исполь­зо­ва­лись у гре­ков и позд­нее. Рису­нок на ней изо­бра­жа­ет сце­ну туа­ле­та в жен­ской ком­на­те, а на зад­нем плане мы видим дву­ст­вор­ча­тую дверь, покры­тую широ­ки­ми поло­са­ми, при­креп­лён­ны­ми вдоль каж­до­го края ряда­ми заклё­пок — точ­но так же, как и на две­рях Бала­ва­та. Посколь­ку кося­ки двер­но­го про­ёма соору­жа­лись из мяг­ко­го необо­жжён­но­го кир­пи­ча, весь про­ём необ­хо­ди­мо было обши­вать дере­вом, чтобы защи­тить углы от повреж­де­ний. В неко­то­рых слу­ча­ях обли­цов­ка, види­мо, была камен­ной, но даже в этом слу­чае без дере­ва не обхо­ди­лось. Пазы, про­де­лан­ные в камен­ных рамах неко­то­рых двер­ных коро­бок (σταθ­μός), пока­зы­ва­ют, насколь­ко тща­тель­но и акку­рат­но к ним при­креп­ля­лась дере­вян­ная обли­цов­ка. Любо­пыт­но отме­тить, что эта дере­вян­ная обли­цов­ка двер­ной короб­ки сохра­ни­лась до более позд­не­го вре­ме­ни и исполь­зо­ва­лась даже в тех слу­ча­ях, где выглядит излиш­ней. Даже у пре­крас­но отде­лан­ных бело­мра­мор­ных двер­ных про­ёмов в с.657 афин­ских Пар­фе­ноне и Про­пи­ле­ях отко­сы были скры­ты дере­вян­ны­ми короб­ка­ми.

Кры­шу муж­ско­го зала под­дер­жи­ва­ли четы­ре про­ме­жу­точ­ные колон­ны (κίονες), кото­рые, как и все колон­ны в Тирин­фе, были изготов­ле­ны из дере­ва и сто­я­ли на тща­тель­но выров­нен­ных камен­ных бло­ках. От кры­ши не сохра­ни­лось ниче­го, кро­ме обуг­лен­ных фраг­мен­тов и пеп­ла, но о её кон­струк­ции мож­но сде­лать пред­по­ло­же­ние на осно­ва­нии ран­ней скаль­ной гроб­ни­цы во Фри­гии, обна­ру­жен­ной про­фес­со­ром Рэм­си⁽³⁾. В ней в ска­ле выре­за­на копия дере­вян­ной кры­ши: это про­стая кры­ша с поло­ги­ми ска­та­ми, кото­рая име­ет глав­ную стро­пиль­ную бал­ку с затяж­кой и баб­кой. По мне­нию неко­то­рых ком­мен­та­то­ров, эти глав­ные стро­пи­ла у Гоме­ра назы­ва­ют­ся με­σόδ­μαι (Hom. Od. XIX.37);¹ малень­кие стро­пи­ла или пото­лоч­ные бал­ки — δο­κοί (Od. XXII.176), сам пото­лок — μέ­λαθ­ρον (Od. VIII.279), а вся кры­ша — ὀρο­φή (Od. XXII.298). Такую же пла­ни­ров­ку зала с цен­траль­ным оча­гом и колон­на­ми, под­дер­жи­ваю­щи­ми кры­шу, д-р Шли­ман обна­ру­жил в Гис­сар­лы­ке, и в обо­их слу­ча­ях име­лось так­же откры­тое крыль­цо с дере­вян­ны­ми колон­на­ми.

Фраг­мент дере­вян­ной колон­ны, най­ден­ной в Хор­са­ба­де, даёт нам пред­став­ле­ние о рас­про­стра­нён­ном, веро­ят­но, спо­со­бе укра­ше­ния: вся колон­на была покры­та брон­зо­вы­ми листа­ми, выко­ван­ных напо­до­бие чешу­ек на паль­ме и покры­тых тол­стым сло­ем позо­лоты. Этот спо­соб отдел­ки, веро­ят­но, явля­ет­ся пере­жит­ком древ­них вре­мён, когда для под­держ­ки кры­ши исполь­зо­ва­лись насто­я­щие паль­мы с чешуй­ка­ми на ство­ле. В неко­то­рых ком­на­тах в Тирин­фе часть поверх­но­сти стен была очень рос­кош­но отде­ла­на. Спер­ва сте­на была обши­та дере­вян­ны­ми дос­ка­ми, а они оби­ты брон­зо­вы­ми листа­ми, укра­шен­ны­ми релье­фа­ми и позо­ло­той. Такая брон­зо­вая обли­цов­ка две­рей или стен, дати­ру­е­мая VI в. до н. э., была най­де­на в Олим­пии. Изо­бра­же­ния на этих брон­зо­вых листах сохра­ня­ют следы силь­но выра­жен­но­го восточ­но­го вли­я­ния. Такая стен­ная обшив­ка долж­на была выглядеть как сия­ю­щее золо­то, разде­лён­ное искус­ны­ми релье­фа­ми на яркий свет и полу­то­на, и её вели­ко­ле­пие было непре­взой­дён­ным. Воз­мож­но, опи­са­ние брон­зо­вых стен двор­ца Алки­ноя у Гоме­ра (Od. VII.84) осно­ва­но на реаль­ных фак­тах; и даже такие явно ска­зоч­ные дета­ли, как золотые две­ри и сереб­ря­ные кося­ки и при­то­ло­ки, могут ука­зы­вать на под­лин­ный обы­чай обши­вать дере­во позо­ло­чен­ной или посе­реб­рён­ной брон­зой.

Откры­тие в Тирин­фе поз­во­ли­ло понять ещё одно выра­же­ние Гоме­ра, зна­че­ние кото­ро­го до сих пор вызы­ва­ло сомне­ния. Это «тём­но-синий кар­низ», θριγ­κὸς κυάνοιο (Od. VII.87) укра­шав­ший сте­ны зала Алки­ноя. В пред­две­рии мега­ро­на в Тирин­фе д-р Дорп­фельд обна­ру­жил але­баст­ро­вый фриз глу­би­ной око­ло 56 см, на кото­ром выре­зан изящ­ный узор из розе­ток и спи­ра­лей, очень ран­ний по харак­те­ру, а через опре­де­лён­ные про­ме­жут­ки его усе­и­ва­ют кап­ли тём­но-сине­го стек­ла или пас­ты, похо­жие на дра­го­цен­ные кам­ни и необы­чай­но вели­ко­леп­ные. Кус­ки але­баст­ра, из кото­рых состо­ит этот пре­крас­ный фриз, соеди­не­ны чрез­вы­чай­но акку­рат­но, а сты­ки скры­ты желоб­ка­ми. Дру­гие фраг­мен­ты таких фри­зов, укра­шен­ных под­дель­ны­ми дра­го­цен­но­стя­ми, най­де­ны в Мике­нах, Орхо­мене и Мениди.

Все поверх­но­сти стен в Тирин­фе, не обши­тые брон­зой или кар­ни­за­ми из але­баст­ра и мра­мо­ра, види­мо, были укра­ше­ны рисун­ка­ми на шту­ка­тур­ке, выпол­нен­ны­ми про­сты­ми при­род­ны­ми пиг­мен­та­ми и име­ю­щи­ми боль­шой деко­ра­тив­ный эффект. Эти рисун­ки выпол­не­ны в несколь­ких раз­ных сти­лях: неко­то­рые из них — про­стые узо­ры из кле­ток и спи­ра­лей, види­мо, в под­ра­жа­ние тка­ным изде­ли­ям; на дру­гих изо­бра­же­ны фигу­ры людей или существ с огром­ны­ми рас­про­стёр­ты­ми кры­лья­ми в чисто восточ­ном сти­ле, перья на кото­рых очень удач­но нари­со­ва­ны раз­ны­ми цве­та­ми — крас­ным, жёл­тым и белым. На одном весь­ма оду­хотво­рён­ном рисун­ке мы видим чело­ве­ка вер­хом на стре­ми­тель­но ска­чу­щем быке. Сна­ру­жи сте­ны зда­ния, види­мо, были укра­ше­ны таки­ми же рисун­ка­ми на шту­ка­тур­ке, защи­щав­шей необо­жжён­ную гли­ну верх­ней части стен от воздей­ст­вия погод­ных явле­ний.

Гоме­ров­ский дво­рец Улис­са. — Любо­пыт­но срав­нить дво­рец в Тирин­фе с двор­цом Улис­са, опи­сан­ным в «Одис­сее». Одно из наи­бо­лее ясных опи­са­ний послед­не­го дано про­фес­со­ром Гард­не­ром в «Жур­на­ле эллин­ских иссле­до­ва­ний»⁽⁴⁾, и ниже мы при­во­дим выжим­ку из него вме­сте с состав­лен­ным им пла­ном пер­во­го эта­жа двор­ца. Одна­ко необ­хо­ди­мо с само­го нача­ла пом­нить, что, как отме­ча­ет проф. Гард­нер в «Еже­квар­таль­ном обзо­ре»⁽⁵⁾, раз­ни­ца меж­ду оби­та­ли­щем Улис­са и Тиринф­ским двор­цом состо­ит в том, что пер­вый — гру­бый сель­ский дом, вто­рой же боль­ше похож на «вели­ко­леп­ные покои Алки­ноя в ска­зоч­ной зем­ле феа­ков или на пре­крас­ный дом Мене­лая, свер­кав­ший подоб­но солн­цу и луне при при­бли­же­нии к нему».

Гоме­ров­ский дом, как отме­ча­ет проф. Гард­нер, состо­ял из трёх частей: пере­д­ний двор (αὐλή); муж­ской зал (δῶ­μα или μέ­γαρον); жен­ская поло­ви­на (θά­λαμος, позд­нее назы­вав­ший­ся γυ­ναικω­νῖτις; οἵ οἱ ἐποίησαν θά­λαμον καὶ δῶ­μα καὶ αὐλήν, Il. VI.316). В дом вхо­ди­ли через мас­сив­ные дву­ст­вор­ча­тые две­ри (θύ­ραι δικ­λί­δες, Od. XVII.267), и по обе сто­ро­ны от них име­лись камен­ные сиде­нья (ἕδραι, ср. Od. III.406, XVI.344). Две­ри вели в откры­тый двор (αὐλή), слу­жив­ший сво­его рода скот­ным дво­ром. С трёх сто­рон от него рас­по­ла­га­лись поме­ще­ния (θά­λαμοι), исполь­зо­вав­ши­е­ся для раз­ных целей, напри­мер, помо­ла зер­на (Od. XX.105) или сна (Od. XIX.48; Il. IX.473). В одном из углов дво­ра нахо­ди­лось круг­лое стро­е­ние (θό­λος, Od. XXII.442, 459), сле­дов кото­ро­го в Тиринф­ском двор­це не обна­ру­же­но (см. выше, с. 654). Посреди дво­ра сто­ял алтарь Зев­са Домаш­не­го (ἑρκεῖος, Od. XXII.335), кото­рый, как мы уже виде­ли, имел­ся и в Тирин­фе. Во дво­ре было две колон­на­ды или пор­ти­ка, каж­дый из кото­рых назы­вал­ся αἴθου­σα, — один вдоль пра­вой и левой сто­ро­ны дво­ра (αἴθου­σα αὐλῆς), а вто­рой — напро­тив вхо­да во двор и вдоль фрон­та муж­ско­го зала (δῶ­μα или μέ­γαρον). Послед­ний неред­ко счи­та­ет­ся частью пере­д­ней (πρό­δομος), так что αἴθου­σα и πρό­δομος часто исполь­зу­ют­ся как сино­ни­мы. [Ссыл­ки см. в ста­тье AITHOU­SA]. Прой­дя через пор­тик, посе­ти­тель попа­дал в муж­ской зал (μέ­γαρον или δῶ­μα), где с.658 жили вожди. В обо­их кон­цах мега­ро­на нахо­ди­лись две­ри, одна из кото­рых вела во двор через пор­тик, а вто­рая — на жен­скую поло­ви­ну (θά­λαμος в узком смыс­ле сло­ва).

Дво­рец Улис­са. План пер­во­го эта­жа (Гард­нер).

	A. αὐλή	Пере­д­ний двор
	a. Ζεὺς ἑρκεῖος	Алтарь Зев­са Домаш­не­го
	b. θό­λος	Круг­лое стро­е­ние
	B. δῶ­μα, μέ­γαρον	Муж­ской зал
	c. ἐσχά­ρα	Очаг
	C. θά­λαμος	Жен­ский зал
	1. θύ­ραι δικ­λί­δες	Дву­ст­вор­ча­тые две­ри
	2. αἴθου­σα, πρό­δομος	Пор­тик, пере­д­няя
	3. θύ­ρα	Дверь
	4. δου­ροδό­κη	Хра­ни­ли­ще для копий
	α. μέ­λινος οὐδός	Ясе­не­вый порог
	β. λάϊνος οὐδός	Камен­ный порог
	5. θύ­ρα	Дверь
	6. ὀρσο­θύρη	Зад­няя дверь
	7. κλί­μαξ	Лест­ни­ца
	8. λαύρη	Про­ход
	9, 9. θά­λαμοι	Спаль­ни
	10, 10. ἕδραι	Сиде­нья

Перед каж­дой две­рью нахо­дил­ся порог (οὐδός), веро­ят­но, при­под­ня­тый. Порог перед две­рью в мега­рон был сде­лан из ясе­ня (μέ­λινος οὐδός, Od. XVII.339), а порог перед две­рью на жен­скую поло­ви­ну — из кам­ня (λάϊνος οὐδός, Od. XX.258), и это раз­ли­чие, как отме­ча­ет про­фес­сор Гард­нер, име­ет важ­ней­шее зна­че­ние для пони­ма­ния сра­же­ния Одис­сея с жени­ха­ми. Воз­ле ясе­не­во­го поро­га, рядом с одним из стол­бов, нахо­ди­лась стой­ка для копий (δου­ροδό­κη, Od. I.128). Мега­рон был очень про­стор­ным. Во двор­це Улис­са в нём пиро­ва­ли три­ста жени­хов Пене­ло­пы. Его высота была рав­на высо­те все­го дома, а его кры­шу под­дер­жи­ва­ли высо­кие стол­бы (κίονες, Od. XIX.38). В верх­ней части мега­ро­на нахо­дил­ся очаг (ἐσχά­ρα), на кото­ром гото­ви­ли пищу (Od. XX.123), а дым выхо­дил через отвер­стие в кры­ше, как в древ­не­рим­ском атрии. Такое отвер­стие, име­ну­е­мое у Геро­до­та καπ­νο­δόκη, упо­ми­на­ет­ся в ран­нем македон­ском доме, и через него све­ти­ло солн­це (Hdt. VIII.137). Поми­мо уже упо­мя­ну­тых двух глав­ных две­рей мега­ро­на, име­лась и третья, зад­няя дверь, назы­вав­ша­я­ся ὀρσο­θύρη (Od. XXII.126, 132, 333), рас­по­ло­же­ние кото­рой вызы­ва­ет мно­го спо­ров. Одна­ко по при­чи­нам, ука­зан­ным у Гард­не­ра и Джеб­ба, веро­ят­но, сле­ду­ет счи­тать, что она нахо­ди­лась в боко­вой стене мега­ро­на, как пока­за­но на плане (6), и вела в λαύρη (Od. XXII.128, 137) — узкий про­ход на жен­скую поло­ви­ну из внеш­не­го дво­ра, поз­во­ляв­ший не захо­дить в мега­рон (план, 8).

Жен­ская поло­ви­на, или θά­λαμος в узком смыс­ле сло­ва, назы­вав­ша­я­ся так­же μέ­γαρα γυ­ναικῶν (Od. XXII.151) рас­по­ла­га­лась сра­зу за мега­ро­ном на пер­вом эта­же и пря­мо сооб­ща­лась с ним через дверь. Это ясно сле­ду­ет из рас­ска­за о бит­ве Улис­са с жени­ха­ми в «Одис­сее». Повест­ву­ю­щие о ней пас­са­жи кри­ти­че­ски про­ана­ли­зи­ро­ва­ны проф. Джеб­бом в эссе, ссыл­ка на кото­рое при­веде­на ниже (ср. Od. XVII.506, XX.389 и т.д.; см. так­же IV.718). Сидев­шие здесь жен­щи­ны тка­ли и зани­ма­лись домаш­ни­ми дела­ми. Здесь же нахо­ди­лась супру­же­ская спаль­ня, где сто­я­ло брач­ное ложе, кото­рое Улисс изгото­вил сво­и­ми рука­ми (Od. XXIII.192, 295). Обыч­ные спаль­ни и дру­гие жен­ские ком­на­ты нахо­ди­лись на вто­ром эта­же (ὑπε­ρώϊον), куда под­ни­ма­лись по лест­ни­це (κλί­μαξ, Od. XXI.5; ср. Od. II.358, IV.760; Il. II.514, XVI.184; Eus­tath. ad Od. I.328, p. 1420, 53). Здесь мы встре­ча­ем Пене­ло­пу, кото­рая, про­ведя с Улис­сом ночь в супру­же­ской спальне, под­ни­ма­ет­ся вме­сте со слу­жан­ка­ми в верх­нюю ком­на­ту (Od. XXIII.364). Поэто­му неко­то­рые совре­мен­ные авто­ры, счи­таю­щие, что жен­ские ком­на­ты нахо­ди­лись толь­ко на верх­нем эта­же, оши­ба­ют­ся. В жен­ских ком­на­тах нахо­дил­ся арсе­нал (θά­λαμος ὅπλων, ср. Od. XXII.140, 151—156) и каз­на на край­ний слу­чай (θά­λαμος ἔσχα­τος) с высо­кой кры­шей (Od. XXI.8). На жен­ской поло­вине дома тоже имел­ся откры­тый двор, и во двор­це Улис­са в нём рос­ла оли­ва (Od. XXIII.190). Такой же двор имел­ся и во двор­це При­а­ма, где было постро­е­но пять­де­сят спа­лен для пяти­де­ся­ти его сыно­вей и их жён (Il. VI.242).О дру­гих дета­лях гоме­ров­ско­го дома мож­но узнать в ниже­ука­зан­ных работах⁽⁶⁾.

с.659 II. Более позд­ний гре­че­ский дом.

Иссле­до­ва­ния послед­них лет пока­за­ли, что гре­ки повсе­мест­но исполь­зо­ва­ли кир­пи­чи из необо­жжён­ной гли­ны вплоть до доволь­но позд­не­го вре­ме­ни. Этот тезис хоро­шо дока­зал д-р Дорп­фельд⁽⁷⁾, про­де­мон­стри­ро­вав­ший, что даже зна­чи­мые стро­е­ния, такие как храм Геры в Олим­пии и сте­ны вокруг Афин, раз­ру­шен­ные Сул­лой, были соору­же­ны глав­ным обра­зом из высу­шен­но­го на солн­це кир­пи­ча. Эти же непроч­ные мате­ри­а­лы обыч­но исполь­зо­ва­лись и при стро­и­тель­стве част­ных гре­че­ских домов, и имен­но поэто­му сохра­ни­лось так мало при­ме­ров эллин­ской архи­тек­ту­ры жили­ща. Обо­жжён­ные кир­пи­чи впер­вые ста­ли исполь­зо­вать рим­ляне⁽⁸⁾. До недав­не­го вре­ме­ни было извест­но очень мало руин гре­че­ских домов. В изда­нии «Ionian An­ti­qui­ties» упо­ми­на­ет­ся гре­че­ский дом на Дело­се, план пер­во­го эта­жа кото­ро­го при­во­дят Гуль и Конер⁽⁹⁾. Одна­ко в ходе рас­ко­пок, кото­рые Ф. Пет­ри и Э. Гард­нер про­ве­ли в 1884—1886 гг. в гре­че­ском горо­де Нав­кра­тис в еги­пет­ской Дель­те, обна­ру­жи­лись руи­ны мно­же­ства гре­че­ских улиц и домов, постро­ен­ных из высу­шен­но­го на солн­це кир­пи­ча, покры­то­го рас­пис­ной шту­ка­тур­кой.

План гре­че­ско­го дома в Нав­кра­ти­се в Егип­те.

На при­ла­гае­мом рисун­ке изо­бра­же­на часть откры­тий г-на Пет­ри. A — отдель­ный дом, обра­зу­ю­щий пол­но­цен­ную инсу­лу, как назва­ли бы её рим­ляне: он состо­ит из шести ком­нат и, веро­ят­но, малень­ко­го откры­то­го дво­ра в цен­тре. B, судя по все­му, — лав­ки, а C — узкие ули­цы. В этом гре­че­ском горо­де, види­мо, все ули­цы были очень узки­ми, а боль­шин­ство инсул — очень малень­ки­ми, состо­яв­ши­ми, как в при­ведён­ном при­ме­ре, все­го из одно­го дома. Хотя от стен из необо­жжён­но­го кир­пи­ча оста­лось очень мало руин, в неко­то­рых местах на них най­де­ны фраг­мен­ты рас­пис­ной шту­ка­тур­ки. Такие сте­ны мог­ли про­сто­ять очень дол­го при усло­вии, что они были покры­ты кры­шей и защи­ще­ны сло­ем твёр­дой шту­ка­тур­ки, но как толь­ко они ста­но­ви­лись руи­на­ми, их ожи­да­ло быст­рое и пол­ное раз­ру­ше­ние даже в Егип­те и тем более — в более дожд­ли­вом кли­ма­те.

Важ­ней­ши­ми при­ме­ра­ми гре­че­ской архи­тек­ту­ры жили­ща, рас­ко­пан­ны­ми на сего­дня, явля­ют­ся несколь­ко домов в Пирее, фун­да­мен­ты кото­рых обна­жи­лись в 1884 г., когда муни­ци­па­ли­тет про­кла­ды­вал здесь новую ули­цу⁽¹⁰⁾. На рисун­ке при­ведён умень­шен­ный план д-ра Дорп­фель­да.

С юго-восточ­ной и юго-запад­ной сто­ро­ны блок выхо­дит на ули­цы; это, види­мо, двой­ной дом, хотя уве­рен­но­сти в этом нет, так как невоз­мож­но уста­но­вить место­по­ло­же­ние всех две­рей. В севе­ро-запад­ной части руин най­ден боль­шой откры­тый пери­стиль — види­мо, наслед­ник глав­но­го дво­ра (αὐλὴ) на плане более ран­не­го эллин­ско­го дома: под кры­тым пор­ти­ком это­го клу­ат­ра был най­ден алтарь, веро­ят­но, посвя­щён­ный Зев­су Домаш­не­му.

План гре­че­ско­го дома, най­ден­но­го в Пирее.

С юго-восто­ка в дом вхо­ди­ли через длин­ное и узкое крыль­цо с дву­мя колон­на­ми, в кото­ром сто­ял ещё один алтарь, веро­ят­но, посвя­щён­ный Апол­ло­ну Аги­эю (Покро­ви­те­лю дорог). Это крыль­цо вело в малень­кий откры­тый двор, окру­жён­ный с трёх сто­рон кры­той гале­ре­ей (στοὰ или por­ti­cus). Её наполь­ное покры­тие было уло­же­но так, чтобы вода сте­ка­ла в откры­тый жёлоб, по кото­ро­му попа­да­ла в кана­ли­за­цию. В одном углу дво­ра нахо­дил­ся коло­дец, а с дру­гой сто­ро­ны — камен­ная цистер­на для хра­не­ния воды; вто­рая цистер­на сто­я­ла в ком­на­те, при­мы­каю­щей к откры­то­му дво­ру с севе­ро-запа­да. Как ука­за­но на плане, най­де­ны неко­то­рые фраг­мен­ты наполь­но­го покры­тия. В одной ком­на­те оно состо­ит из камен­ных плит, в дру­гой — из чего-то вро­де гру­бой моза­и­ки из галь­ки, зали­той бето­ном, как в откры­тых дво­рах Тиринф­ско­го двор­ца. С юго-запад­ной сто­ро­ны дома име­ет­ся несколь­ко ком­нат, в кото­рые мож­но было вой­ти пря­мо с ули­цы; это мог­ли быть лав­ки или государ­ст­вен­ные кон­то­ры. В одном кон­це ком­на­ты с пли­та­ми на полу най­де­ны следы лест­ни­цы на вто­рой этаж. Раз­ме­ры это­го бло­ка, за выче­том боль­шо­го пери­сти­ля, состав­ля­ют при­мер­но 43 на 23 м. Откры­тое сво­бод­ное про­стран­ство пери­сти­ля име­ло шири­ну око­ло 21 м; вто­рое его изме­ре­ние не опре­де­ле­но. Воз­мож­но, весь этот блок был частью одно­го дома, делив­ше­го­ся на муж­скую поло­ви­ну (andro­ni­tis) и жен­скую поло­ви­ну (gy­nae­co­ni­tis).

В пери­од наи­боль­ше­го рас­цве­та Гре­ции част­ные дома, види­мо, были малень­ки­ми и име­ли про­стую отдел­ку: доро­гие мате­ри­а­лы и укра­ше­ния при­бе­ре­га­лись для хра­мов и обще­ст­вен­ных зда­ний, таких как Аго­ра и вели­че­ст­вен­ные пор­ти­ки (στοαί), кото­рые в Афи­нах внес­ли осо­бен­но важ­ный вклад в архи­тек­тур­ное вели­ко­ле­пие горо­да. Фасад дома, выхо­див­ший на ули­цу, был неве­лик, так как жилые ком­на­ты рас­по­ла­га­лись ско­рее в глу­би­ну, чем в шири­ну. В горо­дах дома часто стро­и­лись бок о бок, с общи­ми сте­на­ми меж­ду ними (ὁμό­τοιχοι οἰκίαι, Thuc. II.3; Isae­us. de Phi­loc­tem. he­red. 39; Plut. de Ge­nio Socr. 33; Plaut. Mil. Glor. 2.2). Внеш­няя сте­на было про­стой, часто покры­той побел­кой или шту­ка­тур­кой (Plut. Comp. Arist. et Cat. 4). Ино­гда, как в Тана­г­ре, внеш­ние сте­ны укра­ша­ли, види­мо, терра­ко­той (Di­caearch. p. 245, Fuhr.). Плу­тарх сооб­ща­ет, что с.660 дом Фоки­о­на был отде­лан брон­зо­вой обшив­кой (Plut. Phoc. 18). Как мы уже виде­ли, сте­ны стро­и­лись из необо­жжён­ной гли­ны, а верх­ний этаж, види­мо, — в зна­чи­тель­ной части из дере­ва (Xen. Mem. III.1.7): поэто­му пла­тей­цам лег­ко было про­ло­мить общие сте­ны сво­их домов, чтобы общать­ся друг с дру­гом (Thuc. l.c.). По той же при­чине гра­би­те­лей назы­ва­ли под­ка­пы­ва­те­ля­ми стен (τοιχω­ρύ­χος) — им про­ще было попасть в дома сквозь мяг­кие сте­ны, чем через две­ри или окна (Plat. Leg. 831 E; Plut. Dem. 11).

Ино­зем­цев осо­бен­но пора­жал скром­ный внеш­ний вид част­ных домов в Афи­нах в эпо­ху Перик­ла, рез­ко кон­тра­сти­ро­вав­ший с вели­ко­ле­пи­ем обще­ст­вен­ных зда­ний (Thuc. II.14.65). «Пут­ник, — гово­рит Дике­арх (p. 8), — бег­ло взгля­нув, может усо­мнить­ся в том, что это и прав­да город Афи­ны», так невзрач­ны были здесь дома, так узки и кри­вы ули­цы. Лишь во вре­ме­на Демо­сфе­на в Афи­нах нача­ли стро­ить хоро­шие дома (Dem. c. Aris­tocr. p. 689.207 ff.; Olynth. III. p. 35.25 ff.). Мидий постро­ил самый боль­шой дом в Элев­сине (Dem. c. Mid. p. 565, 24)⁽¹¹⁾. Но с прав­ле­ния Алек­сандра Вели­ко­го упа­док обще­ст­вен­ной мора­ли и рост част­ной рос­ко­ши при­ве­ли к том, что в гре­че­ских горо­дах ста­ли стро­ить­ся более про­стор­ные и бога­то укра­шен­ные дома — осо­бен­но в глав­ных коло­ни­ях Вели­кой Гре­ции и на Сици­лии. Такие горо­да, как Тарент и Сира­ку­зы, доро­го­сто­я­щим вели­ко­ле­пи­ем сво­их част­ных домов намно­го пре­вос­хо­ди­ли мет­ро­по­лию.

Пред­став­ле­ние Сокра­та об устрой­стве хоро­ше­го дома при­веде­ны у Ксе­но­фон­та (Mem. III. 8. 9—10). По его сло­вам, дом летом дол­жен быть про­хлад­ным, а зимой тёп­лым, а так­же удоб­ным для раз­ме­ще­ния семьи и её иму­ще­ства. Глав­ные ком­на­ты долж­ны быть высо­ки­ми и выхо­дить на юг, чтобы полу­чать поболь­ше сол­неч­ных лучей зимой; летом же, когда солн­це под­ни­ма­ет­ся высо­ко, дом долж­ны зате­нять высту­паю­щие кар­ни­зы; а ком­на­ты на севе­ре долж­ны быть ниже, чтобы обес­пе­чить укры­тие. А рисун­ки и любые изыс­кан­ные укра­ше­ния, по мне­нию Сокра­та, боль­ше отни­ма­ют удо­воль­ст­вия, чем раз­ру­ша­ют.

Все сель­ские дома, несо­мнен­но, были постро­е­ны луч­ше, чем дома в ста­рых горо­дах, где ули­цы были узки­ми, а мно­гие участ­ки — очень тес­ны­ми (Isocr. Areop. 20). Фукидид (II.14) гово­рит, что афи­няне пред­по­чи­та­ли сель­ские дома.

И пла­ни­ров­ка, и всё устрой­ство город­ско­го и сель­ско­го дома, конеч­но, силь­но раз­ли­ча­лись, и нет осно­ва­ний счи­тать, что гре­ки исполь­зо­ва­ли один опре­де­лён­ный тип дома. Сохра­нив­ши­е­ся руи­ны свиде­тель­ст­ву­ют о том, что пла­ни­ров­ка рим­ских домов была так же раз­но­об­раз­на, как и пла­ни­ров­ка совре­мен­ных, одна­ко мно­гие архео­ло­ги пишут так, слов­но в клас­си­че­скую эпо­ху суще­ст­во­вал один сте­рео­тип­ный план дома. Несколь­ко педан­тич­ные выра­же­ния Вит­ру­вия (VI. 7. 10) по это­му вопро­су как буд­то под­креп­ля­ют убеж­де­ние в суще­ст­во­ва­нии опре­де­лён­но­го типа гре­че­ско­го дома, но в его вре­мя, в прав­ле­ние Авгу­ста, архео­ло­гия была прак­ти­че­ски неиз­вест­на, и вполне мож­но пред­по­ло­жить, что так назы­вае­мый гре­че­ский план Вит­ру­вия отра­жа­ет не архи­тек­ту­ру жили­ща былых вре­мён, когда гре­ки были неза­ви­си­мым наро­дом, а лич­ные пред­став­ле­ния Вит­ру­вия, прак­ти­ку­ю­ще­го архи­тек­то­ра, о том, какой дом постро­ил бы какой-то бога­тый рим­ля­нин в воз­рож­дён­ном псев­до­эл­лин­ском сти­ле, кото­рый начал обре­тать попу­ляр­ность при пер­вых рим­ских импе­ра­то­рах.

Суще­ст­ву­ет мно­го при­зна­ков того, что архи­тек­ту­ра жили­ща Рим­ской импе­рии в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни была заим­ст­во­ва­на у гораздо более арти­стич­ных гре­ков, и преж­де все­го тот факт, что почти все назва­ния раз­ных частей дома, исполь­зо­вав­ши­е­ся в Риме, были не латин­ски­ми, а гре­че­ски­ми (см. с.667b); одна­ко сле­ду­ет пом­нить, что рас­то­чи­тель­ные и пыш­ные обы­чаи импе­ра­тор­ско­го Рима име­ли мало обще­го с суро­вой про­стотой част­ной жиз­ни в Гре­ции в пери­од её рас­цве­та и что, сле­до­ва­тель­но, нет почти ника­ких сомне­ний в том, что план и устрой­ство дома, востре­бо­ван­ные в Риме, силь­но отли­ча­лись от тех, что исполь­зо­ва­лись в Афи­нах в эпо­ху Перик­ла или даже мно­го поз­же. Тем не менее, с эти­ми важ­ны­ми ого­вор­ка­ми мно­гие утвер­жде­ния Вит­ру­вия могут иметь боль­шую цен­ность для про­яс­не­ния слож­ных пас­са­жей более древ­них гре­че­ских авто­ров, повест­ву­ю­щих об отдель­ных дета­лях эллин­ско­го дома, осо­бен­но при сопо­став­ле­нии опи­са­ния с неко­то­ры­ми из сохра­нив­ших­ся рим­ских жилищ, кото­рые, види­мо, в какой-то мере были спро­ек­ти­ро­ва­ны соглас­но реаль­ной или пред­по­ла­гае­мой гре­че­ской моде­ли.

Гре­че­ские дома име­ли три основ­ные общие чер­ты. По-пер­вых, в каж­дом из них был один или два откры­тых дво­ра, окру­жён­ных раз­лич­ны­ми ком­на­та­ми. Во-вто­рых, в гре­че­ской семье жен­щи­ны жили в при­ват­ных апар­та­мен­тах, пред­на­зна­чен­ных имен­но для них. Поэто­му дом все­гда делил­ся на две отдель­ные части — анд­ро­ни­тид (ἀνδρω­νῖτις), или муж­ская поло­ви­на, и гине­ко­ни­тид (γυ­ναικω­νῖτις), или жен­ская поло­ви­на. В-третьих, в боль­ших домах гине­ко­ни­тид обыч­но нахо­дил­ся за анд­ро­ни­ти­дом и на том же эта­же. Боль­шие труд­но­сти для рекон­струк­ции гре­че­ско­го дома созда­ёт утвер­жде­ние Вит­ру­вия (VI. 7. (10)), что глав­ный вход вёл сра­зу в гине­ко­ни­тид и что анд­ро­ни­тид , сле­до­ва­тель­но, нахо­дил­ся за жен­ски­ми ком­на­та­ми или, если бук­валь­но тол­ко­вать его сло­ва, рядом с ними (Conjun­gun­tur autem his [т.е. Gy­nae­co­ni­tis] do­mus amplio­res [т.е. Andro­ni­tis])^[1]. Но такая пла­ни­ров­ка рав­но не согла­су­ет­ся ни со стро­гим уеди­не­ни­ем, в кото­ром жили гре­че­ские жен­щи­ны, ни с пря­мы­ми утвер­жде­ни­я­ми авто­ров-совре­мен­ни­ков. Весь­ма веро­ят­но, что Вит­ру­вий не совсем вер­но понял опи­са­ния сво­их гре­че­ских источ­ни­ков и при­пи­сал гине­ко­ни­ти­ду пла­ни­ров­ку анд­ро­ни­ти­да. В любом слу­чае, как уже гово­ри­лось выше, его опи­са­ние нель­зя счи­тать точ­ным ото­б­ра­же­ни­ем гре­че­ско­го дома пери­о­да от Пело­пон­нес­ской вой­ны до вре­мён Алек­сандра Вели­ко­го. Общая пла­ни­ров­ка была доволь­но похо­жа на пла­ни­ров­ку гоме­ров­ско­го дома. Это ясно пока­зал проф. Гард­нер в выше­ука­зан­ном эссе. Он дока­зал, что пери­стиль анд­ро­ни­ти­да, анд­рон (или сто­ло­вая) и пери­стиль гине­ко­ни­ти­да — наслед­ни­ки, соот­вет­ст­вен­но, гоме­ров­ских аулы, мега­ро­на и тала­ма. «По мере раз­ви­тия гре­че­ской куль­ту­ры и с.661 город­ско­го обра­за жиз­ни аула, есте­ствен­но, ста­ла более циви­ли­зо­ван­ным поме­ще­ни­ем, а ком­на­ты вокруг неё — частью дома, тогда как ком­на­та, где муж­чи­ны при­ни­ма­ли пищу, утра­ти­ла свои гро­мад­ные раз­ме­ры и из пир­ше­ст­вен­но­го зала пре­вра­ти­лась в сто­ло­вую». Это дока­зы­ва­ет место­по­ло­же­ние алта­рей, изме­не­ние кото­ро­го в антич­ных домах было наи­ме­нее веро­ят­но. Так, алтарь Зев­са Домаш­не­го рас­по­ла­гал­ся и в гоме­ров­ской ауле (см. с. 657b), и в исто­ри­че­ском дво­ре анд­ро­ни­ти­да (см. с. 662a), а свя­щен­ный очаг или алтарь Гестии зани­мал одно и то же поло­же­ние и в гоме­ров­ском мега­роне (см. с. 658b), и в исто­ри­че­ском анд­роне (см. с. 662b)

План гре­че­ско­го дома (Гуль и Конер).

A.	При­хо­жая.
B.	Пери­стиль анд­ро­ни­ти­да.
a.	Алтарь Зев­са Домаш­не­го.
C.	Анд­рон, или сто­ло­вая.
b.	Алтарь Гестии.
K.	Пери­стиль гине­ко­ни­ти­да.
H.	Ком­на­ты анд­ро­ни­ти­да.
F.	Воз­мож­но, свя­ти­ли­ща богов домаш­не­го оча­га (θεοὶ κτή­σιοι) и родо­вых богов (θεοὶ πατ­ρῶοι).
D.	Талам.
E.	Амфи­та­лам.
G.	Ком­на­ты гине­ко­ни­ти­да для изготов­ле­ния шер­сти и дру­гих работ.
I.	Ком­на­ты анд­ро­ни­ти­да, а в неко­то­рых домах, веро­ят­но, лав­ки, откры­ваю­щи­е­ся на ули­цу.
1.	Пере­д­няя часть дома (πρό­δομος) и далее дверь на ули­цу (αὔλειος θύ­ρα).
2.	Дверь меж­ду муж­ской и жен­ской поло­ви­на­ми (μέ­σαυλος или μέ­ταυλος θύ­ρα).
3.	Дверь в сад (κη­παία θύ­ρα).

Выше­при­ведён­ный план боль­шо­го гре­че­ско­го дома с дву­мя дво­ра­ми, или пери­сти­ля­ми, с неболь­ши­ми изме­не­ни­я­ми взят у Гуля и Коне­ра. Он, конеч­но, явля­ет­ся пред­по­ло­жи­тель­ным, но даёт пред­став­ле­ние о веро­ят­ной пла­ни­ров­ке (ибо боль­ше­го мы ска­зать не можем) гре­че­ско­го дома рас­смат­ри­вае­мо­го пери­о­да. Неко­то­рые совре­мен­ные иссле­до­ва­те­ли при­во­ди­ли и дру­гие пла­ны, силь­но от него отли­чаю­щи­е­ся, но пред­став­ля­ет­ся, что дан­ный план в целом луч­ше все­го согла­су­ет­ся с антич­ны­ми источ­ни­ка­ми. В мень­ших домах гине­ко­ни­тид был гораздо менее про­стор­ным, не имел откры­то­го дво­ра, а в неко­то­рых слу­ча­ях, как мы вско­ре увидим, огра­ни­чи­вал­ся верх­ним эта­жом.

1. Пере­д­ний двор. — Закон Гип­пия, кото­рый уста­нав­ли­вал налог на две­ри дома, откры­вав­ши­е­ся нару­жу, ибо они зани­ма­ли место на ули­це, свиде­тель­ст­ву­ет о том, что в неко­то­рых слу­ча­ях меж­ду ули­цей и вход­ной две­рью не было ника­ко­го откры­то­го про­стран­ства, подоб­но­го рим­ско­му вести­бу­лу (Aris­tot. Econ. 2.6, p. 1347, 5). Ино­гда упо­ми­нае­мое пред­две­рие (πρό­θυρον, Hdt. VI.35) может быть про­стран­ст­вом, обо­зна­чен­ным на иллю­ст­ра­ции перед про­хо­дом A. Одна­ко из того же само­го зако­на Гип­пия извест­но, что ино­гда дома име­ли высту­пы, нави­сав­шие над ули­ца­ми (προφ­ράγμα­τα или δρύ­φακ­τοι, Aris­tot. loc. cit.; He­racl. Pont. Po­lit. 1). Перед домом обыч­но сто­ял алтарь Апол­ло­на Аги­эя или гру­бый обе­лиск, сим­во­ли­зи­ру­ю­щий это­го бога. Ино­гда на этом месте рос­ло лав­ро­вое дере­во, а ино­гда — погра­нич­ный бюст бога Гер­ме­са или Гека­ты (Thuc. VI.27; Aris­toph. Thesm. 489 seq., Vesp. 804).

2. Вход. — Несколь­ко сту­пе­ней (ἀνα­βαθ­μοί) вели ко вход­ной две­ри, кото­рую обыч­но укра­ша­ла какая-то над­пись — как доб­рое пред­зна­ме­но­ва­ние или закли­на­ние, напри­мер Εἴσο­δος Κρά­τητι Ἀγαθῷ Δαίμο­νι^[2] (Plut. Frag. Vit. Crat. p. 874). Часто писа­ли и μηδὲν εἰσί­τω κα­κόν^[3], — эта над­пись най­де­на так­же в Пом­пе­ях и даже в Кур­ди­стане (Diog. Laert. 6.39, 50; C. L. Gr. № 4673). Фор­ма две­ри и двер­ные засо­вы опи­са­ны в ста­тьях JANUA и CLA­VIS. Эта дверь, как мы виде­ли, ино­гда откры­ва­лась нару­жу; но общим пра­ви­лом было обрат­ное устрой­ство, как дока­зы­ва­ют выра­же­ния, опи­сы­вав­шие откры­тие две­ри (ἐνδοῦ­ναι) и её закры­тие (ἐπισ­πά­σασ­θαι и ἐφελ­κύ­σασ­θαι, Plut. Pe­lop. 11; Dion 57). Сра­зу за две­рью нахо­ди­лось свя­ти­ли­ще Гер­ме­са, Охра­ня­ю­ще­го двер­ные запо­ры (Ἑρμῆς στρο­φαῖος, Aris­toph. Pl. 1153).

Вход­ная дверь дома назы­ва­лась αὔλειος, αὐλεία, αὔλιος или αὐλία θύ­ρα (Pind. Nem. 1.19; Me­nandr. ap. Stob. Serm. XXXIV.11; Har­pocr. s.v.; Eus­tath. ad Iliad. XXII.66, p. 1257, 17), ибо она вела во двор (αὐλή). Через эту дверь мож­но было вой­ти в узкий про­ход, кото­рый Вит­ру­вий назы­ва­ет θυ­ρωρεῖον , а Пол­лукс (I.77) — πυ­λών, θυ­ρῶν; соглас­но Вит­ру­вию, с одной сто­ро­ны это­го коридо­ра в боль­шом доме нахо­ди­лись конюш­ни, а с дру­гой — ком­на­та при­врат­ни­ка. Обя­зан­но­сти при­врат­ни­ка (θυ­ρωρός, πυ­λωρός) состо­я­ли в том, чтобы впус­кать посе­ти­те­лей и пре­пят­ст­во­вать вно­су или выно­су чего-либо недоз­во­лен­но­го (Aris­tot. Econ. 1.6, p. 1345a). Кро­ме того, он дол­жен был под­ме­тать дом (Pol­lux X.28). Пла­тон (Pro­tag. p. 314 D) живо опи­сы­ва­ет уго­д­ли­во­го при­врат­ни­ка. При­врат­ни­ку слу­жи­ла соба­ка (Apol­lod. apud Athen. I.3; Theocr. XV.43; Aris­toph. с.662 Thesm. 416, Equit. 1025). Отсюда фра­за εὐλα­βεῖσ­θαι τὴν κύ­να (Aris­toph. Lys. 1215), соот­вет­ст­ву­ю­щая латин­ско­му Ca­ve ca­nem^[4].

В даль­нем кон­це про­хо­да Вит­ру­вий поме­ща­ет ещё одну дверь (θυ­ρωρεῖον… lo­cus in­ter duas januas^[5]), кото­рая, одна­ко, не упо­ми­на­ет­ся у дру­гих авто­ров. Плу­тарх (de Gen. Socr. 18) гово­рит о том, что вход­ная дверь была вид­на из пери­сти­ля.

3. Пери­стиль анд­ро­ни­ти­да (план, B). — Из коридо­ра (θυ­ρωρεῖον) мы попа­да­ем в пери­стиль (πε­ρισ­τύ­λιον) анд­ро­ни­ти­да. Это была самая важ­ная часть дома, кото­рая соот­вет­ст­во­ва­ла гоме­ров­ской αὐλή, како­вым име­нем её часто назы­ва­ли (Plat. Pro­tag. p. 311 A, Rep. p. 328 C; Pol­lux I.77), но исполь­зо­ва­лась в совер­шен­но иных целях. Это был двор под откры­тым небом в середине (ὕπαιθ­ρον), со всех четы­рёх сто­рон² окру­жён­ный колон­на­да­ми (στοαί), что и объ­яс­ня­ет назва­ние «пери­стиль». Колон­на­да, бли­жай­шая ко вхо­ду, назы­ва­лась πρόσ­τῳον (Plat. Pro­tag. p. 314 E), и это же сло­во исполь­зо­ва­лось в отно­ше­нии колон­на­ды напро­тив вхо­да (ἐν τῷ κατ᾽ ἀντικρὺ προ­στῴῳ, ibid. p. 315 C). Более позд­ние авто­ры так­же употреб­ля­ли его как сино­ним сло­ва πε­ρισ­τύ­λιον (Pol­lux I.77). Эти колон­на­ды исполь­зо­ва­лись для упраж­не­ний и порой были очень обшир­ны­ми, как в доме бога­то­го Кал­лия, а ино­гда в них устра­и­ва­ли засто­лья (Plat. loc. cit., Symp. p. 212; Plut. de Gen. Socr. 32; Dem. in Euerg. § 55; Pol­lux I.78). Здесь, как и в гоме­ров­ском дво­ре (aule), сто­ял алтарь Зев­са Домаш­не­го, на кото­ром совер­ша­лись жерт­во­при­но­ше­ния (Har­pocr. s.v.; Eus­tath. ad Od. 22.335; Plat. Rep. 1.328 C). Колон­на­ды были спла­ни­ро­ва­ны так, чтобы зимой обес­пе­чить как мож­но боль­ше солн­ца, а летом — как мож­но боль­ше тени и све­же­го возду­ха (Xen. Oecon. 9.4; Mem. III.8.9; Aris­tot. Econ. I.6.).

Вокруг пери­сти­ля были устро­е­ны муж­ские ком­на­ты, назы­вав­ши­е­ся общи­ми име­на­ми οἶκοι, οἰκή­ματα и ἀνδρῶ­νες, хотя послед­нее сло­во име­ло и более узкое зна­че­ние — «сто­ло­вая» (см. ниже). Здесь были пир­ше­ст­вен­ные залы, доста­точ­но обшир­ные, чтобы вме­щать несколь­ко набо­ров лож (τρίκ­λι­νοι, ἑπτάκ­λι­νοι, τριακον­τάκλι­νοι)^[6], остав­ляя при этом доста­точ­но места для при­служ­ни­ков, музы­кан­тов и участ­ни­ков игр; гости­ные или при­ём­ные (ἐξέδ­ραι), спаль­ни (κοιτῶ­νες, οἰκή­ματα), ком­на­ты для гостей (ξε­νῶνες), кар­тин­ные гале­реи и биб­лио­те­ки, а ино­гда кла­до­вые. Обыч­но кла­до­вые нахо­ди­лись на жен­ской поло­вине (см. с.663 b); но в доме Кал­лия кла­до­вая (τα­μιεῖον) в анд­ро­ни­ти­де была пре­вра­ще­на в ком­на­ту для гостей (Plat. Pro­tag. 315 D). При обу­строй­стве этих поме­ще­ний осо­бое вни­ма­ние уде­ля­лось их внеш­не­му виду (Vit­ruv. loc. cit.; Lys. De cae­de Era­tosth. 24, In Era­tosth. 10; Aris­toph. Eccl. 8, 14; Pol­lux I.79, VII.28, X.32). Рас­по­ло­же­ние этих ком­нат (план, H) не вполне понят­но. Поме­ще­ния F на плане, соот­вет­ст­ву­ю­щие алам в рим­ском доме, могут, по мне­нию Гуля и Коне­ра, быть свя­ти­ли­ща­ми богов домаш­не­го оча­га и родо­вых богов (θεοὶ κτή­σιοι и πατρῷοι)⁽¹²⁾, когда в более позд­ний пери­од эти боги полу­чи­ли свя­ти­ли­ща.

4. Анд­рон, или сто­ло­вая (План, C). — Анд­рон (ἀνδρὼν) рас­по­ла­гал­ся в цен­тре дома меж­ду дву­мя дво­ра­ми, напро­тив вхо­да во двор анд­ро­ни­ти­да. Он соот­вет­ст­ву­ет мега­ро­ну Гоме­ра, но силь­но умень­шен­но­му в раз­ме­рах, так как основ­ные муж­ские поме­ще­ния нахо­ди­лись во дво­ре анд­ро­ни­ти­да. В анд­роне сто­ял свя­щен­ный очаг (ἑστία), кото­рый Эсхил поме­ща­ет в цен­тре дома (με­σόμ­φα­λος ἑστία, Agam. 1056); но в исто­ри­че­ские вре­ме­на он слу­жил лишь сим­во­лом домаш­не­го куль­та, а насто­я­щий очаг пере­ме­стил­ся в кух­ню (ὀπτά­νιον). В более позд­нее вре­мя он при­нял фор­му круг­ло­го алта­ря, посвя­щён­но­го богине Гестии, рим­ской Весте, и стал свя­ти­ли­щем для про­си­те­лей. Так, имен­но у оча­га в доме Адме­та, царя молос­сов, искал убе­жи­ща Феми­стокл (Thuc. I.136; Plut. Them. 24), а Лисий упо­ми­на­ет очаг как убе­жи­ще в малень­ком гре­че­ском доме (ἐπὶ τὴν ἑστίαν κα­ταφυ­γών^[7], De cae­de Era­tosth. 27). Анд­рон, по сло­вам Ксе­но­фон­та, был местом, где обеда­ли (ἐπὶ τῷ ἀνδρῶ­νι ἔνθα τὸ δεῖπ­νον ἦν, Symp. 1.13; ср. Aris­toph. Eccl. 676), а Плу­тарх опи­сы­ва­ет, как Фалес шёл через пор­тик на пир в анд­роне (εἰς τὸν ἀνδρῶ­να διὰ τῆς στοᾶς, VII. Sap. Conv. 3). В гре­че­ской над­пи­си боль­шой обеден­ный зал назван ἀνδρεῖον (C. I. Gr. 2554), а Пол­лукс (I.79) опре­де­ля­ет анд­рон в целом как место, где соби­ра­ют­ся муж­чи­ны (ἀνδρὼν ἵνα συ­νίασιν οἱ ἄνδρες). Ино­гда это сло­во исполь­зо­ва­лось как сино­ним анд­ро­ни­ти­да, и порой нелег­ко раз­гра­ни­чить его узкое и более широ­кое зна­че­ние (ср. Hdt. I.34; Ae­schyl. Agam. 243, Choëph. 712). Вит­ру­вий (loc.cit.) назы­ва­ет место, кото­рое зани­мал анд­рон, προσ­τὰς («пере­д­няя») или πα­ρασ­τάς — веро­ят­но, то же самое, что и πασ­τὰς («пор­тик») у дру­гих авто­ров, но, как мы уже виде­ли, он явно оши­ба­ет­ся, раз­ме­щая его в гине­ко­ни­ти­де. Он сооб­ща­ет, что на обра­щён­ной к югу сто­роне пери­сти­ля (то есть напро­тив вход­ной две­ри) на зна­чи­тель­ном рас­сто­я­нии друг от дру­га нахо­дят­ся две анты [AN­TAE], под­дер­жи­ваю­щие бал­ки, а углуб­ле­ние за ними на треть мень­ше рас­сто­я­ния меж­ду ними, и это углуб­ле­ние или поме­ще­ние назы­ва­ет­ся προσ­τὰς или πα­ρασ­τάς. Более позд­ние авто­ры пря­мо иден­ти­фи­ци­ру­ют его с анд­ро­ном, а сло­во πασ­τὰς абсурд­ным обра­зом про­из­во­дят от пита­ния (ἀπὸ τοῦ πά­σασ­θαι, Pol­lux VI.7; Schol. ad Apol­lon. I.789; Etym. M. p. 655, 46). Может пока­зать­ся, что сло­ва πασ­τὰς или προσ­τὰς изна­чаль­но обо­зна­ча­ли не ком­на­ту, а про­сто колон­на­ду на про­ти­во­по­лож­ной от вхо­да сто­роне пери­сти­ля (Xen. Mem. III.8.9; Hdt. II.169), а пото­му экви­ва­лент­ны πρόσ­τῳον, упо­мя­ну­то­му Пла­то­ном в про­ци­ти­ро­ван­ном выше пас­са­же (Pro­tag. l.c.; см. выше, 3). Поэто­му есть осно­ва­ния пред­по­ла­гать, что позд­нее это назва­ние было пере­не­се­но с колон­на­ды на сто­ло­вую, рас­по­ло­жен­ную сра­зу за ней, то есть на анд­рон.

5. Пери­стиль гине­ко­ни­ти­да (План, K). — Пери­стиль анд­ро­ни­ти­да свя­зы­ва­ла с пери­сти­лем гине­ко­ни­ти­да дверь, назы­вав­ша­я­ся μέ­ταυλος, μέ­σαυλος или με­σαύλιος и нахо­див­ша­я­ся в цен­тре пор­ти­ка в пери­сти­ле анд­ро­ни­ти­да или, точ­нее, анд­ро­на с.663 (см. План, 2). Вит­ру­вий обо­зна­ча­ет сло­вом μέ­σαυλος про­ход меж­ду дву­мя пери­сти­ля­ми, где нахо­ди­лась μέ­σαυλος θύ­ρα («дверь меж­ду дво­ра­ми»); но дру­гие авто­ры не упо­ми­на­ют о таком про­хо­де, и, веро­ят­но, на мысль о нём Вит­ру­вия наве­ло место­по­ло­же­ние рим­ско­го коридо­ра (fau­ces, см. ниже, с. 671 a.) Запе­рев эту дверь, мож­но было пол­но­стью отре­зать гине­ко­ни­тид от анд­ро­ни­ти­да. Об исполь­зо­ва­нии этой две­ри упо­ми­на­ет Ксе­но­фонт, назы­ваю­щий её θύ­ρα βα­λανω­τός («дверь с засо­вом», Oecon. 9.5; ср. Plut. Arat. 26). Её назва­ние μέ­σαυλος, види­мо, про­ис­хо­дит от μέ­σος («сред­ний») и озна­ча­ет дверь, нахо­див­шу­ю­ся меж­ду дву­мя пери­сти­ля­ми (αὐλαὶ) (Sui­das, s. v. Με­σαύλιον: Ael. Dion. apud Eus­tath. ad Iliad. XI.547, p. 862, 17; Schol. in Apol­lon. III.335.) Дру­гое назва­ние, μέ­ταυλος, неко­то­рые авто­ры счи­та­ют про­сто атти­че­ской фор­мой сло­ва μέ­σαυλος (Moer. Att. p. 264.) Но Бек­кер про­из­во­дит μέ­ταυλος от με­τά, и тогда это сло­во обо­зна­ча­ет дверь за дво­ром (αὐλή) или вне дво­ра, в отли­чие от две­ри во дво­ре (αὔλειος θύ­ρα). (Lys. de cae­de Era­tosth. § 17; Plut. Symp. 7.1; Ael. Dion. apud Eus­tath. loc. cit.).

Эта дверь вела в пери­стиль гине­ко­ни­ти­да, кото­рый, как и пери­стиль анд­ро­ни­ти­да, был окру­жён колон­на­да­ми. Как уже гово­ри­лось, в боль­ших домах он рас­по­ла­гал­ся сра­зу за анд­ро­ни­ти­дом (Lys. c. Si­mon. § 6; Dem. c. Euerg. p. 1155.53; Xen. Oecon. 9.5). Точ­но так же и Софокл, опи­сы­вая, несо­мнен­но, обы­чаи сво­его вре­ме­ни, изо­бра­жа­ет эти две груп­пы ком­нат как рас­по­ло­жен­ные на одном эта­же (Oed. Tyr. 1241—1262). Но в малень­ких домах, где не хва­та­ло места для осо­бо­го жен­ско­го дво­ра, гине­ко­ни­тид нахо­дил­ся на вто­ром эта­же. Так обсто­я­ло дело в доми­ке (οἰκι­δίον), о кото­ром гово­рит Лисий (de cae­de Era­tosth. § 19). Такая же пла­ни­ров­ка была и в дру­гих домах (Aris­toph. Eccl. 961, Thesm. 482; Babr. Fab. 116); а учи­ты­вая скром­ность мно­гих афин­ских домов (см. ниже, с.664 b), мож­но сде­лать вывод, что жен­ские ком­на­ты часто рас­по­ла­га­лись на вто­ром эта­же. Спра­ва и сле­ва от это­го пор­ти­ка (πασ­τάς, см. выше), соглас­но Вит­ру­вию, нахо­ди­лись две спаль­ни, θά­λαμος и ἀμφι­θάλα­μος (План, D, E), пер­вая из кото­рых при­над­ле­жа­ла хозя­и­ну и хозяй­ке дома; здесь же, види­мо, хра­ни­лись вазы и дру­гие цен­ные укра­ше­ния (Xen. Oecon. 9.3). Талам, кото­рый Софокл назы­ва­ет брач­ным ложем (νυμ­φι­κὰ λέ­χη, Oed. Tyr. 1242), посто­ян­но опи­сы­ва­ет­ся как ком­на­та ново­брач­ных (Pind. Pyth. 2.60; Soph. Trach. 913; Eur. Hipp. 940; Theocr. II.136), и по слу­чаю свадь­бы его пере­стра­и­ва­ли или зано­во отде­лы­ва­ли (ἔθος ἦν τοῖς γή­μασι θά­λαμον οἰκο­δομεῖσ­θαι^[8], Schol. ad Hom. Il. II.701; νεόγ­ραπ­τος θά­λαμος^[9], Theocr. XVIII.3; ср. Theocr. XXVII.36; Apoll. Rhod. III.36; He­sych. sub vo­ce θα­λάμοιο νέοιο). Эту ком­на­ту часто назы­ва­ют δω­μάτιον (Lys. de cae­de Era­tosth. § 24; Aris­toph. Eccl. 8; Theophr. Char. 13; Plat. Rep. III. p. 390 C), а ино­гда — πασ­τὰς или πασ­τός (Theocr. XXIV.46; Anth. Pal. IX.245; He­liod. Aethiop. X.16; Lu­cian, Dial. Mort. XXIII.3; Anth. Pal. V.52, VII.711). В тала­ме, как счи­та­лось, оби­та­ли боги, покро­ви­тель­ст­ву­ю­щие бра­ку (θεοὶ γα­μήλιοι). Амфи­та­лам неко­то­рые авто­ры счи­та­ют спаль­ней взрос­лых доче­рей семьи (ср. Achill. Tat. II.9). За эти­ми ком­на­та­ми (види­мо, имен­но это Вит­ру­вий име­ет в виду под сло­ва­ми lo­cis intror­sus) нахо­ди­лись обшир­ные поме­ще­ния (ἱστῶ­νες), в кото­рых изготав­ли­ва­ли шерсть (oeci mag­ni, in qui­bus mat­res fa­mi­lia­rum cum la­ni­fi­cis ha­bent ses­sio­nem^[10], Vit­ruv.). Вокруг пери­сти­ля рас­по­ла­га­лись сто­ло­вые, спаль­ни, кла­до­вые (τα­μιεῖα, ср. Aris­toph. Lys. 495) и дру­гие общие поме­ще­ния (tric­li­nia quo­ti­dia­na, cu­bi­cu­la, et cel­lae fa­mi­lia­ri­cae^[11]) (План, G.).

За две­рью во дво­ре (αὔλειος θύ­ρα) и две­рью меж­ду дво­ра­ми (μέ­σαυλος θύ­ρα) име­лась и третья дверь, кото­рая вела в сад (κη­παία θύ­ρα) (Pol­lux, I.76; Dem. in Euerg. p. 1155.53; Lys. in Era­tosth. § 16.).

Сле­ду­ет затро­нуть ещё неко­то­рые вопро­сы, свя­зан­ные с гре­че­ским домом.

1. Верх­ние эта­жи. — Если в доме имел­ся верх­ний этаж (ὑπερῷον, διῆρες), он ред­ко зани­мал всё про­стран­ство, соот­вет­ст­ву­ю­щее ниж­не­му эта­жу. Обыч­но на верх­нем эта­же нахо­ди­лись спаль­ни — как чле­нов семьи, так и рабов (ср. Dem. in Euerg. p. 1156.56, где сло­ва «в башне» (ἐν τῷ πύρ­γῳ), види­мо, под­ра­зу­ме­ва­ют зда­ние высотой в несколь­ко эта­жей). Дома ред­ко име­ли боль­ше двух эта­жей; но в более позд­ние вре­ме­на встре­ча­ют­ся упо­ми­на­ния о трёх­этаж­ных домах в круп­ных горо­дах (напри­мер, в Кизи­ке, Aris­tid. Or. XVI. p. 390, Dind.; τρισ­τέ­γη, Ar­te­mi­dor. IV.46; так­же в Тро­аде, Ac­ta 20.8, 9). Вхо­дом на верх­ний этаж, види­мо, ино­гда слу­жи­ла наруж­ная лест­ни­ца (ἀνα­βαθ­μοί), веду­щая вверх с ули­цы, как это было в Риме (см. c. 665 b) (Aris­tot. Oec. 2.5, p. 1347, 5; ср. Liv. XXXIX.14). Верх­ний этаж ино­гда сда­вал­ся вна­ём или исполь­зо­вал­ся для раз­ме­ще­ния гостей (An­tiph. de Ve­nef. § 14). Но в неко­то­рых боль­ших домах ком­на­ты, пред­на­зна­чен­ные для про­жи­ва­ния гостей, (ξε­νῶνες) были устро­е­ны на пер­вом эта­же (Vit­ruv. loc.cit.; Pol­lux, IV.125; Eurip. Al­cest. 564). При необ­хо­ди­мо­сти для раз­ме­ще­ния гостей мож­но было пере­обо­рудо­вать кла­до­вые (Plat. Pro­tag. p. 315 D; см. 662a).

Верх­ний этаж мог частич­но высту­пать за сте­ны ниж­не­го эта­жа, обра­зуя бал­ко­ны или гале­реи (προ­βολαί, γει­σιπο­δίσ­μα­τα, Pol­lux I.81), подоб­но рим­ским mae­nia­na (см. врез­ку на с.666 a).

2. Кры­ши. — Кры­ши обыч­но были плос­ки­ми, и по ним часто про­гу­ли­ва­лись, как в рим­ских соля­ри­ях (so­la­ria) (см. с.672a) (Lys. adv. Si­mon. § 11; Aris­toph. Lys. 389 ; Plaut. Mil. II.2.3), или пере­хо­ди­ли из одно­го дома в дру­гой (Dem. c. Androt. p. 609.53). Но исполь­зо­ва­лись и кру­тые кры­ши, покры­тые чере­пи­цей (κέ­ραμος, Ga­len. XVIII.1, p. 518, K.; Pol­lux I.81).

3. Две­ри. — Подроб­но­сти см. в ста­тьях JANUA и CLA­VIS. Во внут­рен­ней части дома роль две­рей ино­гда игра­ли зана­ве­си (πα­ραπε­τάσ­μα­τα, πα­ρακα­λύμ­μα­τα), висев­шие так­же меж­ду стол­ба­ми пери­сти­ля (Aris­toph. Vesp. 1215). Они мог­ли быть про­сты­ми, кра­ше­ны­ми или рас­ши­ты­ми (Pol­lux X.32; Theoph­rast. 5).

4. Окна. — Глав­ные отвер­стия, про­пус­кав­шие в дом свет и воздух, нахо­ди­лись в откры­том пери­сти­ле и, веро­ят­но, в кры­той части пери­сти­ля; одна­ко невер­но счи­тать, что в доме не было окон (θυ­ρίδες), во вся­ком слу­чае — окон, выхо­дя­щих на ули­цу. Они, види­мо, в основ­ном нахо­ди­лись на вто­ром эта­же; и в антич­ных сочи­не­ни­ях упо­ми­на­ют­ся выгляды­ваю­щие из них жен­щи­ны (Aris­toph. Thesm. 797, Eccles. 961; Plut. de Cu­rios. 13, Dion 56. Они назы­ва­лись так­же φω­ταγω­γοί Lu­cian. Conv. 20).

с.664 5. Убор­ные. — Они назы­ва­лись ἀπό­πατοι (Aris­toph. Acharn. 81; Pol­lux X.44), ἔφο­δοι (Aris­toph. Eccles. 1059), κοπ­ρῶ­νες (Pax 99, Thesm. 485; Dem. c. Aris­tog. p. 785). Их место­по­ло­же­ние нигде впря­мую не ука­за­но, но, веро­ят­но, они нахо­ди­лись, как и в рим­ских домах (см. ниже, с.672 a), неда­ле­ко от кух­ни⁽¹³⁾.

6. Отоп­ле­ние. — Искус­ст­вен­ное отоп­ле­ние обес­пе­чи­ва­ли малень­кие пере­нос­ные печ­ки (ἐσχά­ρια, ἐσχα­ρίδες) или жаров­ни (ἀνθρά­κια) (Plut. Apophth. I. p. 717; Aris­toph. Vesp. 811; Pol­lux VI.89, X.101) [FO­CUS]. Пред­по­ла­га­ет­ся, что дымо­ход был совер­шен­но неиз­ве­стен, а дым выхо­дил через отвер­стие в кры­ше; но слож­но понять, как это мог­ло быть устро­е­но в доме со вто­рым эта­жом. Упо­мя­ну­тая Геро­до­том (VIII.137) καπ­νο­δόκη — это не дымо­ход, а про­сто отвер­стие в кры­ше (см. выше, с.658 b). Но упо­мя­ну­тая Ари­сто­фа­ном κάπ­νη (Aris­toph. Vesp. 143), види­мо, — насто­я­щий дымо­ход, так как соглас­но ком­мен­та­рию схо­ли­а­ста к это­му пас­са­жу, она име­ла фор­му тру­бы (σω­ληνοειδής). В любом слу­чае, дымо­ход, види­мо, исполь­зо­вал­ся толь­ко в кухне (ὀπτά­νιον, Ale­xis ap. Athen. IX.386 b).

7. Укра­ше­ния. — В опи­сы­вае­мый здесь пери­од укра­ше­ния инте­рье­ра были очень про­сты­ми. Полы были из про­стой шту­ка­тур­ки. В более позд­нее вре­мя исполь­зо­ва­лись кра­ше­ные кам­ни (Plin. NH. XXXVI.184.) Моза­и­ку, как сооб­ща­ет­ся, пер­вы­ми вве­ли в употреб­ле­ние цари Пер­га­ма.

Сте­ны до IV в. до н. э., види­мо, толь­ко бели­лись. Рас­пи­сы­вать их пер­вым начал Алки­ви­ад (An­doc. in Al­cib. § 17, Dem. c. Mid. § 147; Plut. Al­cib. 16). Это нов­ше­ство вызва­ло нема­лое сопро­тив­ле­ние (Xen. Mem. III. 8. 10; Oecon. IX. 2). Пла­тон назы­ва­ет настен­ные рос­пи­си в домах при­зна­ком государ­ства, живу­ще­го в рос­ко­ши (τρυ­φῶσα πό­λις, Re­pub. II. p. 373 A). Эти упо­ми­на­ния дока­зы­ва­ют, что во вре­ме­на Пла­то­на и Ксе­но­фон­та этот обы­чай был доволь­но рас­про­стра­нён. О рас­пис­ных потол­ках в этот же пери­од мы уже упо­ми­на­ли (Plat. Re­pub. VII. p. 529 B, ср. «нари­со­вать на стене» (κα­τὰ τοίχου γρά­φειν), Lu­cian. Hist. Con­scr. 29). Позд­нее этот вид укра­ше­ний стал обще­при­ня­тым.

8. Сда­ча домов в арен­ду и цены на них. — На рын­ке стро­и­тель­ства и арен­ды домов в Афи­нах было мно­го спе­ку­ля­ций (Xen. Oecon. III. 1). В Афи­нах раз­ли­ча­ли жилые дома на одну семью (οἰκία) и дома, при­спо­соб­лен­ные для про­жи­ва­ния несколь­ких семей (συ­νοικία), напо­до­бие рим­ской инсу­лы. Эсхин (c. Ti­march. § 124): фор­му­ли­ру­ет это раз­ли­чие сле­дую­щим обра­зом: ὅπου μὲν γὰρ πολ­λοὶ μισ­θω­σάμε­νοι μίαν οἴκη­σιν διελό­μενοι ἔχου­σι, συ­νοικίαν κα­λοῦμεν, ὅπου δ᾽εἷς ἐνοικεῖ, οἰκίαν^[12]. Дома с меб­ли­ро­ван­ны­ми ком­на­та­ми в основ­ном сда­ва­лись ино­зем­цам, при­быв­шим в Афи­ны по делам, и преж­де все­го мете­кам, кото­рым закон запре­щал при­об­ре­тать недви­жи­мость и кото­рые поэто­му не име­ли воз­мож­ность купить соб­ст­вен­ные дома (Dem. pro Phorm. p. 946. 6). Посколь­ку их чис­лен­ность вме­сте с семья­ми состав­ля­ла око­ло 45 тыс. чело­век, домов в Афи­нах, види­мо, сда­ва­лось нема­ло. Бан­кир Паси­он вла­дел меб­ли­ро­ван­ны­ми ком­на­та­ми, оце­нен­ны­ми в 100 мин (Dem. c. Steph. I. p. 1110. 28). Ксе­но­фонт реко­мен­до­вал побуж­дать мете­ков вкла­ды­вать день­ги в дома, а наи­бо­лее достой­ным из них поз­во­лить стро­ить дома и ста­но­вить­ся их соб­ст­вен­ни­ка­ми (οἰκο­δομη­σαμέ­νοις ἐγκεκ­τῆσθαι, de Vec­tig. 2. 6). Изо­те­лы не были лише­ны это­го пра­ва, ибо при­над­ле­жав­шие к это­му клас­су Лисий его брат Поле­марх вла­де­ли тре­мя дома­ми. Сто­и­мость дома опре­де­ля­лась его раз­ме­ром, кон­струк­ци­ей, место­по­ло­же­ни­ем и дру­ги­ми фак­то­ра­ми. При про­чих рав­ных город­ские дома сто­и­ли доро­же, чем дома в Пирее или сель­ской мест­но­сти. Исей (de Hagn. her. § 42) упо­ми­на­ет о том, что два кон­тор­ских зда­ния при­но­си­ли более 8,5 про­цен­тов от вло­жен­ных денег. Но это, веро­ят­но, было гораздо ниже сред­не­го пока­за­те­ля. Выгод­нее все­го было сда­вать дома летом, когда в Афи­ны сте­ка­лись куп­цы и дру­гие путе­ше­ст­вен­ни­ки. Аренд­ная пла­та обыч­но выпла­чи­ва­лась поме­сяч­но. Меб­ли­ро­ван­ны­ми ком­на­та­ми часто спе­ку­ли­ро­ва­ли лица, назы­вав­ши­е­ся ναύκ­λη­ροι или σταθ­μοῦ­χοι (Am­mon., Har­poc­rat., Phot., He­sych. sub vo­ce), кото­рые нажи­ва­лись, сда­вая их в суб­арен­ду, порой для не слиш­ком бла­го­вид­ных целей (Isae­us, de Phi­loct. her. § 19). Бёкх при­во­дит сведе­ния антич­ных авто­ров о ценах на дома в Афи­нах, кото­рые, види­мо, были очень низ­ки­ми. Они раз­ни­лись от 3 до 120 мин в зави­си­мо­сти от раз­ме­ра, место­по­ло­же­ния и состо­я­ния дома, а обыч­ная цена состав­ля­ла от 30 до 50 мин⁽¹⁴⁾.

Ком­мен­та­то­ры к Вит­ру­вию, loc.cit;

Schnei­der J.G. Epi­met­rum ad Xe­no­fon­tis Me­mo­ra­bi­lium III, 8, 9 descrip­tio­nem par­tium do­mus Gre­cae et vo­ca­bu­lo­rum qui­bus eae de­sig­nan­tur, in­terpre­ta­tio­nem con­ti­nens // Xe­no­phon­tis quae ex­tant / Rec. J.G. Schnei­der. Vol. 4. Oxo­nii, 1810. P. 261—283;

Hirt A.L. Die Ge­schich­te der Bau­kunst bei den Al­ten. Bd. 3: Die Leh­re der Ge­bäu­de bei den Grie­chen und Rö­mern. Ber­lin, 1827. S. 287—289;

Stieg­litz C.L. Ar­chäo­lo­gie der Bau­kunst der Grie­chen und Rö­mer. Tl. 2. Abtl. 2. Wei­mar, 1801. S. 150-159;

Krau­se J.H. Dei­nok­ra­tes oder Hut­te, Haus und Pa­last, Dorf, Stadt und Re­si­denz der al­ten Welt. Jena, 1863. S. 488 f.;

Winckler A. Die Wohnhäu­ser der Hel­le­nen. Ber­lin, 1868;

Becker W.A., Göll H. Cha­rik­les. Bil­der Altgrie­chi­scher Sit­te. Bd. 2. Ber­lin, 1877. S. 105 f.

Blüm­ner H. Pri­va­tal­ter­thü­mer (Her­mann K.F. Lehrbuch der Grie­chi­sche An­ti­qui­tä­ten. Bd. 4.) Tü­bin­gen, 1882. S. 143 f.

Guhl E., Ko­ner W. Das Le­ben der Grie­chen und Rö­mer: nach an­ti­ken Bildwer­ken / Aufl. 5. Ber­lin, 1882. S. 95 f.

(Про­дол­же­ние сле­ду­ет.)