История Рима от основания города

Книга V

т. I, с. 230 1. (1) В дру­гих местах был заклю­чен мир, а рим­ляне и Вейи про­дол­жа­ли вое­вать с таким неистов­ст­вом и зло­бой, что побеж­ден­но­му нече­го было рас­счи­ты­вать на поща­ду. Коми­ции у обо­их наро­дов при­ня­ли совер­шен­но про­ти­во­по­лож­ные реше­ния; (2) рим­ляне уве­ли­чи­ли чис­ло воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью, их было избра­но восемь чело­век — сколь­ко еще нико­гда рань­ше не изби­ра­лось: Маний^[1] Эми­лий Мамерк во вто­рой раз, Луций Вале­рий Потит в тре­тий, Аппий Клав­дий Красс, Марк Квинк­ти­лий Вар, Луций Юлий Юл, Марк Посту­мий, Марк Фурий Камилл¹, Марк Посту­мий Аль­бин [403 г.]. (3) Напро­тив, вей­яне выбра­ли царя, устав от враж­ды, кото­рую вся­кий год раз­жи­га­ла борь­ба често­лю­бий. Это избра­ние глу­бо­ко оскор­би­ло общи­ны Этру­рии, кото­рым рав­но нена­вист­ны были как цар­ская власть, так и тот, кто ее полу­чил². (4) Этот чело­век уже рань­ше вызвал непри­язнь все­го наро­да этрус­ков, когда по его вине были нару­ше­ны тор­же­ст­вен­ные игры³, кото­рые свя­щен­ный закон запре­ща­ет пре­ры­вать: (5) высо­ко­мер­но кичась сво­им богат­ст­вом, он пря­мо в раз­гар пред­став­ле­ния ото­звал акте­ров, боль­шин­ство кото­рых было его раба­ми, — и все от того, что он доса­до­вал по пово­ду неуда­чи на выбо­рах, где две­на­дцать общин про­го­ло­со­ва­ли таким обра­зом, что ему был пред­по­чтен дру­гой кан­дидат на жре­че­скую долж­ность. (6) А народ этот более всех дру­гих при­вер­жен рели­ги­оз­ным обрядам, тем паче что отли­ча­ет­ся осо­бым уме­ни­ем их испол­нять. И вот этрус­ки реши­ли не ока­зы­вать вей­я­нам помо­щи до тех пор, пока они будут под вла­стью царя⁴. (7) В Вей­ях слу­хи об этом реше­нии умолк­ли из-за стра­ха перед царем, кото­рый вся­ко­го раз­нос­чи­ка спле­тен счи­тал не пустым бол­ту­ном, но зачин­щи­ком мяте­жа. Хотя до рим­лян и дохо­ди­ли бла­го­при­ят­ные вести из Этру­рии, (8) они тем не менее нача­ли воз­во­дить двой­ные укреп­ле­ния: одни на слу­чай выла­зок горо­жан были обра­ще­ны про­тив горо­да, а дру­гие — к Этру­рии, если вдруг оттуда подо­спе­ет под­креп­ле­ние: ведь им доно­си­ли, что об этом толь­ко и гово­рят во всех собра­ни­ях.

2. (1) Посколь­ку рим­ские пол­ко­вод­цы воз­ла­га­ли надеж­ды ско­рее на оса­ду, неже­ли на при­ступ, нача­лось стро­и­тель­ство зим­не­го лаге­ря, что было в новин­ку рим­ско­му вои­ну; пред­сто­я­ло про­дол­жать вой­ну, стоя на зим­них квар­ти­рах⁵. (2) Когда это ста­ло извест­но в Риме, три­бу­ны бро­си­лись в народ­ное собра­ние, посколь­ку уже дав­но иска­ли повод для сму­ты. Они рас­па­ля­ли души пле­бе­ев, (3) твер­дя, что имен­но для это­го вои­нам и уста­но­ви­ли с.231 пла­ту; да, они не ошиб­лись, опа­са­ясь, что недру­ги сдоб­ри­ли свой дар ядом! (4) Про­да­на народ­ная сво­бо­да! Моло­дежь, навсе­гда ото­слан­ная из Горо­да и ото­рван­ная от обще­ст­вен­ных дел, уже ни зимой, ни в дру­гое вре­мя года не смо­жет воз­вра­щать­ся, чтобы наве­стить дом и род­ных. (5) В чем, по-ваше­му, гово­ри­ли они, при­чи­на про­дле­ния воен­ной служ­бы? Конеч­но, не в чем ином, как в стрем­ле­нии отстра­нить моло­дежь, вопло­щаю­щую собою силу про­сто­го наро­да, от обсуж­де­ния вопро­сов, затра­ги­ваю­щих ваши инте­ре­сы. (6) Кро­ме того, мы тер­пим куда более тяж­кие муки и лише­ния, чем вей­яне: ведь они про­во­дят зиму под сво­ей кры­шей и защи­ща­ют город, исполь­зуя огром­ные сте­ны и выгод­ное при­род­ное поло­же­ние, (7) а рим­ский воин, засы­пан­ный сне­гом, зако­че­нев­ший, трудит­ся на стро­и­тель­стве соору­же­ний и про­во­дит зиму в палат­ке из кож; даже зимой он не рас­ста­ет­ся с ору­жи­ем, а ведь на это вре­мя пре­ры­ва­ют­ся все вой­ны, на суше и на море⁶. (8) Ни цари, ни кон­су­лы, как ни были они спе­си­вы до учреж­де­ния три­бун­ской вла­сти, ни суро­вое дик­та­тор­ское прав­ле­ние, ни бес­по­щад­ные децем­ви­ры не пыта­лись сде­лать воен­ную служ­бу бес­ко­неч­ной, напо­до­бие раб­ства, но имен­но такое само­вла­стие поз­во­ля­ют себе по отно­ше­нию к рим­ско­му про­сто­му наро­ду воен­ные три­бу­ны. (9) Какие же кон­су­лы и дик­та­то­ры вышли бы из этих людей, кото­рые даже про­кон­суль­ский образ⁷ сде­ла­ли столь страш­ным и гроз­ным! Но мы сами во всем вино­ва­ты. Ведь даже сре­ди вось­ми воен­ных три­бу­нов не нашлось места ни для одно­го пле­бея. (10) Рань­ше пат­ри­ци­ям доста­ва­лось три места, да и те после борь­бы, а теперь уже вось­мер­ка рвет­ся к вла­сти, и даже в эда­кой упряж­ке не най­ти нико­го, (11) кто по край­ней мере хоть напо­ми­нал бы сво­им това­ри­щам, что на вой­ну идут не рабы, а сво­бод­ные люди и их сограж­дане, (12) кото­рым хоть зимой хоро­шо бы воз­вра­щать­ся домой, под свой кров, хоть когда-нибудь видеть роди­те­лей, детей и жен, а так­же осу­ществлять свои пра­ва сво­бод­ных людей на выбо­рах долж­ност­ных лиц.

(13) Кри­ча все это и тому подоб­ное, три­бу­ны нашли достой­но­го про­тив­ни­ка в лице Аппия Клав­дия, кото­рый был остав­лен сото­ва­ри­ща­ми в Горо­де для обли­че­ния три­бун­ских интриг. Сей муж с юно­сти при­вык к столк­но­ве­ни­ям с пле­бе­я­ми, (14) а несколь­ко лет назад⁸, как было упо­мя­ну­то, высту­пил зачин­щи­ком нис­про­вер­же­ния три­бун­ской вла­сти посред­ст­вом вме­ша­тель­ства кол­лег.

3. (1) Наде­лен­ный ярким талан­том, он при­об­рел к тому вре­ме­ни и навык крас­но­ре­чия, при­шед­ший с опы­том; и вот что он ска­зал: (2) «Кви­ри­ты! Если когда-то и воз­ни­ка­ли сомне­ния, ваши­ми или сво­и­ми инте­ре­са­ми руко­вод­ст­ву­ют­ся народ­ные три­бу­ны, посто­ян­но раз­жи­гая мяте­жи, то в этом году, я уве­рен, это сомне­ние рас­се­я­лось. (3) Раду­ясь тому, что ваше­му дли­тель­но­му заблуж­де­нию так или ина­че поло­жен конец, а так­же тому, что с.232 оно устра­не­но преж­де все­го в ваших инте­ре­сах, я поздрав­ляю и вас, и государ­ство с вашим про­зре­ни­ем. Сенат назна­чил жало­ва­нье всем отбы­ваю­щим воен­ную служ­бу — (4) усо­мнит­ся ли кто-нибудь, что этой мило­стью, кото­рую сенат ока­зал пле­бе­ям, народ­ные три­бу­ны были так заде­ты и воз­му­ще­ны, как нико­гда не были воз­му­ще­ны ника­ки­ми неспра­вед­ли­во­стя­ми, если даже тако­вые по отно­ше­нию к вам порой и слу­ча­лись? (5) Чего они, по-ваше­му, боя­лись тогда, что́ пыта­ют­ся раз­ру­шить сего­дня, как не согла­сие сосло­вий, кото­рое, на их взгляд, более все­го слу­жит к нис­про­вер­же­нию три­бун­ской вла­сти? (6) Кля­нусь, они ищут себе работы, слов­но бес­чест­ные лека­ри: им хочет­ся, чтобы в государ­стве все­гда гнезди­лась какая-нибудь болезнь, для борь­бы с кото­рой вы при­зва­ли бы их. (7) Так защи­ща­е­те вы про­стой народ или боре­тесь с ним? Про­тив­ни­ки вы тех, кто несет воен­ную служ­бу, или защи­ща­е­те их инте­ре­сы?

Вам не нра­вит­ся все, что бы ни сде­лал сенат, на поль­зу это пле­бе­ям или направ­ле­но про­тив них; (8) упо­доб­лю вас хозя­е­вам, кото­рые не под­пус­ка­ют нико­го к сво­им рабам, пред­по­чи­тая, чтобы по отно­ше­нию к ним воз­дер­жи­ва­лись рав­ным обра­зом и от бла­го­де­я­ний и от зло­де­я­ний⁹. Так и вы ограж­да­е­те пле­бе­ев от сена­то­ров из опа­се­ния, как бы мы сво­ей обхо­ди­тель­но­стью и щед­ро­стью не пере­ма­ни­ли их и как бы они не нача­ли слу­шать­ся нас и нам пови­но­вать­ся. (9) А ведь если бы было в вас хоть сколь­ко-то, не ска­жу граж­дан­ско­го, но по край­ней мере чело­ве­че­ско­го, чув­ства, вы долж­ны были бы пота­кать и все­ми сила­ми спо­соб­ст­во­вать и пред­у­преди­тель­но­сти сена­та, и послу­ша­нию пле­бе­ев — вы же дей­ст­ву­е­те наобо­рот. (10) Если бы навсе­гда утвер­ди­лось согла­сие, вся­кий сме­ло пору­чил­ся бы, что очень ско­ро наша дер­жа­ва станет вели­чай­шей сре­ди соседей!»

4. (1) «Я поз­же объ­яс­ню, насколь­ко реше­ние моих сото­ва­ри­щей, не поже­лав­ших до завер­ше­ния дела отво­дить вой­ско от Вей, было не толь­ко полез­ным, но и необ­хо­ди­мым, — теперь же мне хоте­лось бы пого­во­рить о поло­же­нии самих вои­нов. (2) Если бы эта речь была про­из­не­се­на не толь­ко перед вами, но даже в воен­ном лаге­ре, то я думаю, что и само вой­ско после обсуж­де­ния мог­ло бы ее одоб­рить. Если бы в этой речи мне само­му и не при­шло в голо­ву, что ска­зать, мне вполне хва­ти­ло бы речей моих про­тив­ни­ков. (3) Недав­но они утвер­жда­ли, что вои­нам не сле­ду­ет пла­тить день­ги на том осно­ва­нии, что их нико­гда рань­ше не пла­ти­ли. Так на каком же осно­ва­нии они теперь него­ду­ют по пово­ду соот­вет­ст­вен­но­го уве­ли­че­ния новых тягот для тех, кому при­ба­ви­лись и новые бла­га? (4) Нигде и нико­гда не быва­ет ни трудов без выго­ды, ни выго­ды без затра­ты труда. Труд и удо­воль­ст­вие, при пол­ном несход­стве сво­ей при­ро­ды, соеди­не­ны меж­ду собой неко­ей есте­ствен­ной свя­зью. (5) Рань­ше вои­ну было обре­ме­ни­тель­но слу­жить государ­ству на соб­ст­вен­ный счет, но одно­вре­мен­но он радо­вал­ся воз­мож­но­сти часть года возде­лы­вать с.233 свое поле и тем содер­жать себя и сво­их домаш­них как в мир­ное, так и в воен­ное вре­мя. (6) Теперь он раду­ет­ся тому, что государ­ство ста­ло для него источ­ни­ком дохо­да, и с удо­воль­ст­ви­ем полу­ча­ет жало­ва­нье — так пусть же не роп­щет на чуть более дли­тель­ную отлуч­ку из дома, раз умень­ши­лись рас­хо­ды в его хозяй­стве. (7) Раз­ве государ­ство не впра­ве было бы, при­звав его к рас­че­ту, ска­зать: “Ты полу­ча­ешь пла­ту круг­лый год — так и слу­жи же круг­лый год! Или ты счи­та­ешь, что спра­вед­ли­во полу­чать за шести­ме­сяч­ную воен­ную служ­бу годо­вое жало­ва­нье?” (8) Про­тив воли, кви­ри­ты, столь­ко гово­рил я об этом — ведь так долж­ны счи­тать­ся меж собой лишь те, кто при­бе­га­ет к услу­гам наем­но­го вой­ска; мы же хотим обра­щать­ся с вами как с граж­да­на­ми и счи­та­ем, что было бы спра­вед­ли­во, если бы с нами обра­ща­лись как с оте­че­ст­вом».

(9) «Сле­до­ва­ло или вовсе не начи­нать вой­ну, или вести ее сооб­раз­но с досто­ин­ст­вом рим­ско­го наро­да и закон­чить как мож­но ско­рее. (10) А закон­чит­ся она, если мы будем тес­нить оса­жден­ных, если уйдем от Вей не рань­ше, чем осу­ще­ст­вим свои чая­ния и возь­мем город. Пра­во же, если бы не суще­ст­во­ва­ло дру­гих при­чин, один толь­ко страх позо­ра тре­бо­вал бы умно­жить уси­лия. (11) Неко­гда вся Гре­ция из-за одной-един­ст­вен­ной жен­щи­ны в тече­ние деся­ти лет оса­жда­ла город, (12) нахо­див­ший­ся за триде­вять земель от роди­ны, за дале­ки­ми моря­ми¹⁰. А мы тяго­тим­ся дове­сти до кон­ца даже годо­вую оса­ду в два­дца­ти милях отсюда, ведь это место почти что вид­но из Горо­да. Ну что же, вер­но, при­чи­на вой­ны незна­чи­тель­на, ни в ком не вски­пе­ло спра­вед­ли­во­го него­до­ва­ния, неко­му побудить нас к упор­ству. (13) Семь раз вей­яне воз­об­нов­ля­ли вой­ну, нико­гда не соблюда­ли мир­ных дого­во­ров, тыся­чу раз разо­ря­ли наши поля, побуди­ли фиден­цев отло­жить­ся от нас, уби­ли там наших посе­лен­цев, (14) были винов­ни­ка­ми про­ти­во­прав­но­го и нече­сти­во­го убий­ства рим­ских послов, хоте­ли вос­ста­но­вить про­тив нас всю Этру­рию и не отка­за­лись от это­го замыс­ла до сих пор, чуть не совер­ши­ли наси­лия над наши­ми посла­ми, тре­бо­вав­ши­ми удо­вле­тво­ре­ния».

5. (1) «Раз­ве про­тив тако­го вра­га мож­но вое­вать вяло и с пере­ры­ва­ми? Но если даже столь пра­вед­ный гнев нас ни к чему не побудил, может быть, спра­ши­ваю я вас, побудит хотя бы сле­дую­щее? (2) Город обведен гро­мад­ны­ми соору­же­ни­я­ми, кото­рые удер­жи­ва­ют про­тив­ни­ка внут­ри город­ских стен. Оса­жден­ные не могут обра­ба­ты­вать зем­лю, а уже обра­ботан­ные поля опу­сто­ше­ны вой­ной. (3) Кто может усо­мнить­ся, что если мы отведем вой­ско, то вра­ги вторг­нут­ся в нашу зем­лю, и не толь­ко из жаж­ды мести, но и по необ­хо­ди­мо­сти, кото­рая заста­вит их гра­бить чужое, посколь­ку они лиши­лись сво­его. Таким реше­ни­ем мы не отсро­чи­ва­ем вой­ну, но запо­лу­ча­ем ее в свои пре­де­лы. (4) Ну а как обсто­ит дело с непо­сред­ст­вен­ны­ми инте­ре­са­ми самих вои­нов — тех самых, о кото­рых теперь ста­ли вдруг забо­тить­ся с.234 доб­рые народ­ные три­бу­ны, неко­гда хотев­шие отнять у них жало­ва­нье? (5) Вои­ны протя­ну­ли на огром­ное рас­сто­я­ние ров и вал, при­чем и то и дру­гое потре­бо­ва­ло мно­гих сил; постро­и­ли кре­по­сти, сна­ча­ла немно­го, а потом, когда вой­ско было уве­ли­че­но, вплот­ную одну к дру­гой; воз­ве­ли укреп­ле­ния, обра­щен­ные не толь­ко к Горо­ду, но и в сто­ро­ну Этру­рии, на тот слу­чай, если оттуда подой­дут под­креп­ле­ния. (6) А что ска­зать об осад­ных баш­нях, наве­сах, “чере­па­хах” и дру­гих при­спо­соб­ле­ни­ях для взя­тия горо­дов?¹¹ Теперь, когда уже затра­че­но столь­ко труда и стро­и­тель­ство соору­же­ний нако­нец завер­ше­но, — что же, по-ваше­му, бро­сить все это, чтобы летом в поте лица все начать сна­ча­ла? Стро­ить все зано­во на пустом месте? (7) Насколь­ко же потре­бу­ет­ся мень­ше уси­лий, чтобы охра­нять уже сде­лан­ное, — неослаб­ное упор­ство быст­рее осво­бож­да­ет от трудов. И ведь дей­ст­ви­тель­но, дело дела­ет­ся ско­ро, если мы не оста­нав­ли­ва­ем­ся и сами не рас­слаб­ля­ем сво­ей воли все­ми эти­ми задерж­ка­ми да пере­ры­ва­ми. (8) Я гово­рю о тра­те сил и вре­ме­ни. А что же, неуже­ли сход­ки, что так часто соби­ра­ют­ся в Этру­рии для обсуж­де­ния вопро­са о помо­щи Вей­ям, не напо­ми­на­ют нам об опас­но­сти, кото­рой мы под­вер­га­ем себя, откла­ды­вая вой­ну? (9) Судя по тому, как дела обсто­ят сей­час, этрус­ки озлоб­ле­ны, раз­гне­ва­ны, они отка­зы­ва­ют­ся слать под­креп­ле­ния; постоль­ку, посколь­ку защи­та горо­да зави­сит от них, Вейи мож­но взять. (10) Но, если вой­на будет отсро­че­на, кто пору­чит­ся, что их настро­е­ния оста­нут­ся неиз­мен­ны­ми. Дай­те им толь­ко пере­дыш­ку — и в Этру­рию отпра­вит­ся более солид­ное и мно­го­чис­лен­ное посоль­ство, и столь оскор­би­тель­ное для этрус­ков избра­ние в Вей­ях царя может быть отме­не­но — будь то по еди­но­душ­но­му реше­нию граж­дан, кото­рые этой ценой захотят вер­нуть рас­по­ло­же­ние Этру­рии, или по воле само­го царя, коль ско­ро он решит, что его цар­ст­во­ва­ние слу­жит во вред сограж­да­нам. (11) Гляди­те, сколь­ко опас­ных послед­ст­вий под­сте­ре­га­ет нас на пред­ло­жен­ном вами пути: утра­та соору­же­ний, создан­ных с таким трудом; угро­за опу­сто­ше­ния наших соб­ст­вен­ных вла­де­ний; вой­на со всей Этру­ри­ей вме­сто вой­ны толь­ко с Вей­я­ми. (12) Вот како­вы ваши сове­ты, три­бу­ны, — кля­нусь, они не луч­ше того, как если бы кто-нибудь попу­стил боль­но­му дол­го, а может и неиз­ле­чи­мо, болеть из-за сию­ми­нут­ной при­хо­ти в еде или питье, в то вре­мя как, вытер­пев реши­тель­ные вра­чеб­ные меры, боль­ной немед­лен­но выздо­ро­вел бы».

6. (1) «Кля­нусь бога­ми, если бы это даже было не важ­но для тепе­ре­ш­ней вой­ны, то преж­де все­го в инте­ре­сах воин­ской дис­ци­пли­ны сле­до­ва­ло бы при­учить наше­го вои­на к тому, что поль­зо­вать­ся пло­да­ми уже достиг­ну­той победы — недо­ста­точ­но. (2) В слу­чае затяж­ки пред­при­я­тия он дол­жен сдер­жи­вать доса­ду, наде­ять­ся на дости­же­ние цели, как бы дале­ка она ни была, и если не уда­лось окон­чить вой­ну за лето, то и пере­жидать с.235 зиму — толь­ко пере­лет­ные пти­цы с при­хо­дом осе­ни сра­зу начи­на­ют высмат­ри­вать кров и убе­жи­ще. (3) Ска­жи­те на милость! Страсть к охо­те и свя­зан­ное с ней удо­воль­ст­вие вле­кут людей в горы и леса, через снег и иней — а тут, при воен­ной необ­хо­ди­мо­сти, мы не можем потре­бо­вать от них той вынос­ли­во­сти, кото­рую они обыч­но выка­зы­ва­ют сре­ди забав и удо­воль­ст­вий!¹² (4) Неуже­ли мы дума­ем, что уж настоль­ко изне­же­ны тела наших вои­нов, настоль­ко рас­слаб­лен их дух, что и одной зимы они не смо­гут про­ве­сти в лаге­ре, в раз­лу­ке с домом? Что не могут тер­петь ни жары, ни холо­да, слов­но ведут мор­скую вой­ну, в кото­рой глав­ное — следить за пого­дой и выжидать под­хо­дя­щее вре­мя года? (5) Они бы, конеч­но, покрас­не­ли от сты­да, если бы кто-нибудь бро­сил им такое обви­не­ние, и при­ня­лись бы заве­рять, что они, как и подо­ба­ет мужам, вынос­ли­вы и душой и телом, что они могут рав­ным обра­зом вое­вать и летом, и зимой, что они не пору­ча­ли три­бу­нам потвор­ст­во­вать изне­жен­но­сти и без­дей­ст­вию и что они пом­нят: самую эту три­бун­скую власть наши пред­ки созда­ли не в без­мя­теж­но­сти и не под мир­ной сенью¹³. (6) Пом­нить не толь­ко о Вей­ях и не толь­ко о той войне, кото­рая нам пред­сто­ит, но искать сла­вы на буду­щее — для дру­гих войн и сре­ди дру­гих наро­дов — вот это достой­но доб­ле­сти ваших вои­нов и име­ни рим­лян. (7) Или вы дума­е­те, что не столь важ­но, какое мне­ние о нас сло­жит­ся в резуль­та­те этой вой­ны: будут ли о нас думать, по край­ней мере наши соседи, что рим­ляне — это народ, кото­ро­го нико­му не сле­ду­ет боять­ся, сто­ит лишь выдер­жать их пер­вый натиск в тече­ние крат­чай­ше­го вре­ме­ни. (8) Или же наше имя будет вну­шать ужас и о нас будут знать, что ни тяготы про­дол­жи­тель­ной оса­ды, ни суро­вые усло­вия зимы не могут ото­гнать рим­ское вой­ско от раз оса­жден­но­го горо­да, что оно не зна­ет ино­го кон­ца вой­ны, кро­ме победы, что оно вою­ет не толь­ко натис­ком, но и упор­ст­вом? (9) Послед­нее необ­хо­ди­мо в любом воин­ском деле, но все же осо­бен­но при оса­де горо­дов: часто они быва­ют непри­ступ­ны бла­го­да­ря сво­им укреп­ле­ни­ям и при­род­но­му поло­же­нию, (10) но само вре­мя заво­е­вы­ва­ет их, побеж­дая голо­дом и жаж­дой, как заво­ю­ет и Вейи, если вра­гам не при­дут на помощь народ­ные три­бу­ны и если вей­яне не най­дут в Риме ту под­держ­ку, кото­рой тщет­но ищут в Этру­рии. (11) Есть ли что-нибудь столь же желан­ное для вей­ян, как чтобы сна­ча­ла Город рим­лян напол­нил­ся сму­та­ми, а потом, как бы зара­зив­шись, и воен­ный лагерь? (12) Напро­тив, у вра­гов, кля­нусь, такое само­об­ла­да­ние, что ни тяготы оса­ды, ни цар­ская власть не спо­соб­ны толк­нуть их ни на какие нов­ше­ства, и даже отказ этрус­ков в помо­щи не вызвал смя­те­ния умов. (13) Ибо немед­лен­но погибнет вся­кий, кто станет зачин­щи­ком сму­ты, и никто не сме­ет гово­рить того, что сре­ди вас про­из­но­сит­ся без­на­ка­зан­но. (14) Изби­е­ния пал­ка­ми до смер­ти¹⁴ заслу­жи­ва­ет тот, кто бежит с поля бит­вы или покида­ет пост, — а тут не один воин, а все вой­ско с.236 откры­то, собрав­шись на сход­ке, слу­ша­ет тех, кто под­стре­ка­ет бежать и оста­вить лагерь. (15) Вот насколь­ко вы при­вык­ли спо­кой­но выслу­ши­вать все, что бы ни гово­рил народ­ный три­бун, пусть даже речь идет о пре­да­тель­стве оте­че­ства, о гибе­ли государ­ства! Захва­чен­ные пре­ле­стью три­бун­ской вла­сти, вы соглас­ны допу­стить любое пре­ступ­ле­ние, совер­шен­ное под ее покро­ви­тель­ст­вом. (16) Не хва­та­ет толь­ко, чтобы им раз­ре­ши­ли про­по­ве­до­вать в лаге­ре перед вои­на­ми то, что они кри­чат здесь! Пусть раз­ло­же­ние захва­тит и вой­ско! Нече­го ему под­чи­нять­ся пол­ко­во­д­цам, (17) раз уж в Риме насту­пи­ла такая сво­бо­да, что мож­но не ува­жать ни сенат, ни долж­ност­ных лиц, ни зако­ны, ни обы­чаи пред­ков, ни уста­нов­ле­ния наших отцов, ни воин­скую дис­ци­пли­ну!»

7. (1) Аппий уже срав­нял­ся вли­я­ни­ем на сход­ках с народ­ны­ми три­бу­на­ми, когда вне­зап­ное изве­стие о несча­стье, слу­чив­шем­ся под Вей­я­ми, сра­зу дало ему пре­иму­ще­ство в этом сорев­но­ва­нии, укре­пи­ло согла­сие сосло­вий и вдох­но­ви­ло всех на упор­ную оса­ду горо­да. А слу­чи­лось вот что. (2) Когда насыпь была под­веде­на к горо­ду и осад­ные наве­сы вот-вот долж­ны были соеди­нить­ся со сте­на­ми, ворота вне­зап­но откры­лись (ибо соору­же­ния эти усерд­нее воз­во­ди­лись днем, чем охра­ня­лись ночью), огром­ная тол­па, воору­жен­ная по пре­иму­ще­ству факе­ла­ми, под­па­ли­ла наве­сы¹⁵, (3) и пла­мя в одно мгно­ве­ние погло­ти­ло и их, и насыпь, и все пло­ды столь дли­тель­ных трудов. От ору­жия и огня погиб­ли так­же и мно­гие вои­ны, тщет­но пытав­ши­е­ся испра­вить дело. (4) Когда эта весть достиг­ла Рима, всех охва­ти­ло отча­я­ние, а сена­то­ров еще и оза­бо­чен­ность. Они опа­са­лись, что теперь уж не удаст­ся спра­вить­ся со сму­той ни в горо­де, ни в лаге­ре, что народ­ные три­бу­ны ста­нут топ­тать государ­ство так, буд­то оно побеж­де­но ими. (5) И вот тогда, посо­ве­щав­шись пред­ва­ри­тель­но меж­ду собой, в сенат неожи­дан­но яви­лись те, кто по цен­зу при­над­ле­жал к всад­ни­кам, но кому не были назна­че­ны лоша­ди от каз­ны. Полу­чив доз­во­ле­ние гово­рить, они заяви­ли, что стре­мят­ся слу­жить государ­ству и гото­вы при­об­ре­сти коней за свой счет¹⁶. (6) Сенат не пожа­лел слов, дабы выра­зить им бла­го­дар­ность. Когда об этом ста­ло извест­но на фору­ме и в Горо­де, к курии вне­зап­но сбе­жа­лись пле­беи. (7) Они гово­ри­ли, что и тем, кому поло­же­но слу­жить пеши­ми, пора запи­сать­ся в вой­ско и пора­деть государ­ству, отбро­сив заведен­ный порядок набо­ра. Пусть их ведут под Вейи или вооб­ще куда будет необ­хо­ди­мо. Они руча­ют­ся, что из-под Вей вер­нут­ся не рань­ше, чем вра­же­ский город будет взят. (8) Тут уже сена­то­рам еле уда­лось совла­дать с бив­шим через край лико­ва­ни­ем. (9) Если прось­ба всад­ни­ков была пере­да­на на рас­смот­ре­ние долж­ност­ных лиц, а их самих при­ка­за­но бла­го­да­рить, то теперь ни пле­бе­ев не ста­ли при­гла­шать в курию, дабы выслу­шать ответ, ни сена­то­ры не в силах были оста­вать­ся в ее сте­нах. (10) С воз­вы­ше­ния каж­дый из них от себя обра­щал­ся к собрав­шей­ся на Коми­ции тол­пе, с.237 сло­ва­ми и жеста­ми выра­жая радость, овла­дев­шую государ­ст­вом, уве­рял, что про­яв­лен­ное сего­дня согла­сие дела­ет Рим бла­жен­ным, неодо­ли­мым, веч­ным, вос­хва­лял всад­ни­ков, вос­хва­лял народ и сам сего­дняш­ний день, при­зна­вал, что готов­но­стью к при­ми­ре­нию и вели­ко­ду­ши­ем они пре­взо­шли сенат. (11) То у сена­то­ров, то у пле­бе­ев высту­па­ли на гла­зах сле­зы радо­сти. Но вот сена­то­ров при­зва­ли обрат­но в курию, (12) где и было при­ня­то поста­нов­ле­ние, обя­зы­вав­шее воен­ных три­бу­нов побла­го­да­рить на сход­ке и кон­ных и пеших вои­нов и пере­дать им, что сенат все­гда будет пом­нить об их люб­ви к родине, но счи­та­ет все же необ­хо­ди­мым всем тем, кто вызвал­ся доб­ро­воль­но слу­жить вне поло­жен­но­го сро­ка, запла­тить при­чи­таю­ще­е­ся им жало­ва­нье. Опре­де­лен­ная сум­ма была назна­че­на и всад­ни­кам¹⁷, (13) кото­рые имен­но тогда впер­вые ста­ли про­хо­дить служ­бу со сво­и­ми соб­ст­вен­ны­ми коня­ми. Это доб­ро­воль­че­ское вой­ско, будучи при­веде­но под Вейи, не толь­ко вос­ста­но­ви­ло уни­что­жен­ные осад­ные соору­же­ния, но даже воз­ве­ло новые. Про­до­воль­ст­вие из Горо­да ста­ли под­во­зить с еще боль­шим тща­ни­ем, неже­ли рань­ше, дабы столь достой­ное вой­ско не испы­ты­ва­ло ни в чем недо­стат­ка.

8. (1) На сле­дую­щий год [402 г.] воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью ста­ли Гай Сер­ви­лий Ага­ла в тре­тий раз, Квинт Сер­ви­лий, Луций Вер­ги­ний, Квинт Суль­пи­ций, Авл Ман­лий во вто­рой раз, Марк Сер­гий во вто­рой раз. (2) При этих три­бу­нах, в то вре­мя как все помыс­лы сосре­дото­чи­лись на войне с вей­я­на­ми, ока­зав­ша­я­ся в небре­же­нии Анк­сур­ская кре­пость была вне­зап­но захва­че­на из-за пре­да­тель­ства город­ской стра­жи. Дело в том, что мно­гие из вой­ска полу­чи­ли там отпуск, а в город, наобо­рот, было допу­ще­но мно­го воль­ских куп­цов. (3) Вои­нов там погиб­ло не мно­го, ибо рим­ляне усво­и­ли мане­ру обоз­ных слуг, и все, за исклю­че­ни­ем боль­ных, раз­бре­лись тор­го­вать по дерев­ням и сосед­ним горо­дам. (4) В Вей­ях, к кото­рым в то вре­мя были обра­ще­ны общие помыс­лы, дела шли не луч­ше: с одной сто­ро­ны, рим­ские пол­ко­вод­цы пыла­ли гне­вом друг на дру­га боль­ше, чем на вра­га, а с дру­гой — вой­на раз­го­ре­лась еще силь­нее из-за вне­зап­но­го появ­ле­ния капен­цев и фалис­ков¹⁸. (5) Две эти этрус­ские общи­ны, будучи рас­по­ло­же­ны по сосед­ству, счи­та­ли, что после раз­гро­ма Вей настанет их оче­редь; (6) фалис­ки же име­ли и свои при­чи­ны для враж­деб­но­сти: они уже рань­ше ввя­за­лись в фиден­скую вой­ну¹⁹. Обме­няв­шись посла­ми и вза­им­но свя­зав друг дру­га клят­ва­ми, они вне­зап­но яви­лись с вой­ска­ми к Вей­ям. (7) Слу­чи­лось так, что рим­ский лагерь под­верг­ся напа­де­нию с той сто­ро­ны, где коман­до­вал воен­ный три­бун Марк Сер­гий. Рим­ляне при­шли в неопи­су­е­мый ужас, думая, буд­то целая Этру­рия про­буди­лась, сня­лась с мест и всей гро­ма­дой обру­ши­лась на них. Так же реши­ли запер­тые в сво­ем горо­де вей­яне, и это под­толк­ну­ло их к немед­лен­ным дей­ст­ви­ям. (8) Рим­ский лагерь под­верг­ся напа­де­нию с обе­их сто­рон, вои­ны мета­лись, с.238 пере­но­ся бое­вые зна­ме­на то туда, то сюда, и в резуль­та­те не уда­лось ни вей­ян удер­жать в их сте­нах, ни свои соб­ст­вен­ные отсто­ять от вра­га, наседав­ше­го извне. (9) Оста­ва­лось лишь наде­ять­ся, что подо­спе­ет помощь из глав­но­го лаге­ря и тогда одни леги­о­ны смог­ли бы про­ти­во­сто­ять капен­цам и фалис­кам, а дру­гие вылаз­ке горо­жан. Но глав­ным лаге­рем коман­до­вал Вер­ги­ний, нена­видев­ший Сер­гия и сам нена­вист­ный ему. (10) Зная, что почти все басти­о­ны пали, укреп­ле­ния взя­ты и враг насту­па­ет с обе­их сто­рон, он при­вел сво­их вои­нов в бое­вую готов­ность, но про­дол­жал дер­жать их в лаге­ре, твер­дя, что, если появит­ся нуж­да в под­мо­ге, дру­гой три­бун пошлет за ней. (11) Упрям­ство одно­го не усту­па­ло занос­чи­во­сти дру­го­го. Сер­гий пред­по­чел потер­петь пора­же­ние от вра­га, чем победить вме­сте с сооте­че­ст­вен­ни­ком, лишь бы не пока­за­лось, что он одал­жи­ва­ет­ся у недру­га. (12) Вои­ны нес­ли поте­ри в окру­же­нии, пока нако­нец не поки­ну­ли укреп­ле­ния; немно­гие устре­ми­лись в глав­ный лагерь, а боль­шин­ство, в том чис­ле и сам Сер­гий, — в Рим. Посколь­ку там он пере­кла­ды­вал всю вину на Вер­ги­ния, реше­но было вызвать того из лаге­ря, воз­ло­жив в его отсут­ст­вие коман­до­ва­ние на лега­тов. (13) Затем дело слу­ша­лось в сена­те, где това­ри­щи по долж­но­сти напе­ре­бой поно­си­ли друг дру­га. Сре­ди сена­то­ров лишь немно­гие защи­ща­ли инте­ре­сы государ­ства, боль­шин­ство сто­я­ло за одно­го или за дру­го­го из про­тив­ни­ков в зави­си­мо­сти от лич­ной при­вя­зан­но­сти или при­зна­тель­но­сти.

9. (1) Знат­ней­шие сена­то­ры счи­та­ли, что не важ­но, вина ли коман­дую­щих или их зло­по­лу­чие послу­жи­ло при­чи­ной столь позор­но­го пора­же­ния. Они тре­бо­ва­ли не дожи­дать­ся сро­ка, уста­нов­лен­но­го зако­ном для созы­ва народ­но­го собра­ния, и немед­лен­но избрать новых воен­ных три­бу­нов, кото­рые всту­пи­ли бы в долж­ность на октябрь­ские кален­ды²⁰. (2) Это пред­ло­же­ние было под­дер­жа­но, согла­си­лось с ним и боль­шин­ство народ­ных три­бу­нов. (3) Одни лишь Сер­гий с Вер­ги­ни­ем — те самые, кото­рые и навлек­ли гнев сена­та на долж­ност­ных лиц это­го года, — сна­ча­ла ста­ли молить изба­вить их от бес­че­стья, а потом высту­пи­ли про­тив это­го сенат­ско­го поста­нов­ле­ния, заявив, что не оста­вят долж­но­сти до декабрь­ских ид — дня, когда новые маги­ст­ра­ты тор­же­ст­вен­но всту­па­ют в свои пол­но­мо­чия. (4) Меж­ду тем народ­ные три­бу­ны, поне­во­ле мол­чав­шие, пока сре­ди граж­дан цари­ло согла­сие, а в государ­стве — бла­го­по­лу­чие, теперь, сра­зу рас­па­лив­шись яро­стью, нача­ли гро­зить воен­ным три­бу­нам, что, если те не под­чи­нят­ся воле сена­та, они при­ка­жут зато­чить их. (5) Тогда воен­ный три­бун Гай Сер­ви­лий Ага­ла ска­зал: «Что до вас, народ­ные три­бу­ны, я с удо­воль­ст­ви­ем про­ве­рил бы на себе, реши­тесь ли вы при­ве­сти в испол­не­ние свои угро­зы, или в вас еще мень­ше дер­зо­сти, чем в них закон­но­сти. Но нече­сти­во вос­ста­вать про­тив вла­сти сена­та. (6) Так что не пытай­тесь выис­ки­вать в наших спо­рах местеч­ко, куда поболь­нее уда­рить. Кол­ле­ги же мои пусть с.239 выпол­нят реше­ние сена­та, а коли ста­нут они упор­ст­во­вать, я тот­час же назна­чаю дик­та­то­ра, и уж он-то заста­вит их уйти с долж­но­сти». (7) Эта речь встре­ти­ла все­об­щее одоб­ре­ние, и сена­то­ры радо­ва­лись тому, что нашлось сред­ство доста­точ­но силь­ное, дабы и без пуга­ла три­бун­ской вла­сти най­ти упра­ву на долж­ност­ных лиц. (8) Побеж­ден­ные все­об­щим согла­си­ем, те сло­жи­ли с себя пол­но­мо­чия и на сле­дую­щий же день про­ве­ли выбо­ры воен­ных три­бу­нов, кото­рым пред­сто­я­ло всту­пить в долж­ность в октябрь­ские кален­ды.

10. (1) Воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью были избра­ны Луций Вале­рий Потит в чет­вер­тый раз, Марк Фурий Камилл во вто­рой²¹, Марк^[1] Эми­лий Мамерк в тре­тий, Гней Кор­не­лий Косс во вто­рой, Цезон Фабий Амбуст и Луций Юлий Юл²² [401 г.]. При них про­изо­шло мно­го собы­тий как в Горо­де, так и на войне, (2) ибо и вой­на шла одно­вре­мен­но на раз­ных теат­рах — про­тив Вей, про­тив Капен и Фале­рий и про­тив воль­сков за воз­вра­ще­ние Анк­су­ра. (3) Да и в Риме при­хо­ди­лось нелег­ко — в одно и то же вре­мя там шел и набор в вой­ско, и сбор пода­ти, раз­го­ре­лись стра­сти вокруг попол­не­ния чис­ла народ­ных три­бу­нов и нема­лое бро­же­ние вызвал суд над теми дву­мя, кото­рые еще недав­но рас­по­ла­га­ли кон­суль­ской вла­стью.

(4) Преж­де все­го воен­ным три­бу­нам пред­сто­я­ло про­из­ве­сти набор, при­чем при­зы­ва­лась не толь­ко моло­дежь; пожи­лым людям тоже при­шлось запи­сы­вать­ся, чтобы было кому охра­нять Город. (5) Но, насколь­ко воз­рас­та­ло чис­ло вои­нов, настоль­ко же боль­ше тре­бо­ва­лось денег на выпла­ту им жало­ва­нья. Меж­ду тем взи­ма­ние учреж­ден­ной для это­го пода­ти встре­ча­ло сопро­тив­ле­ние тех, кто пла­тил ее, оста­ва­ясь в Риме: ведь остаю­щи­е­ся в Горо­де для его охра­ны так­же испол­ня­ли граж­дан­ский долг, работая на стро­и­тель­стве укреп­ле­ний. (6) Все это и само по себе было непро­сто, а народ­ные три­бу­ны ста­ра­лись еще усу­гу­бить поло­же­ние, утвер­ждая на сво­их под­стре­ка­тель­ских сход­ках, буд­то пла­та вои­нам для того и была уста­нов­ле­на, чтобы изве­сти одних пле­бе­ев служ­бой, а дру­гих — пода­тью. (7) Одну вой­ну тянут уже тре­тий год и нароч­но ведут ее пло­хо, чтобы она дли­лась подоль­ше, а теперь про­во­дят такой при­зыв, чтобы хва­ти­ло сра­зу на четы­ре кам­па­нии, и от семей отры­ва­ют уже не толь­ко юно­шей, но даже и ста­ри­ков. (8) Уж теперь не раз­ли­ча­ют, что лето, что зима, толь­ко б нико­гда не зна­ли пере­дыш­ки про­стые люди, кото­рых вдо­ба­вок и пода­тью еще обло­жи­ли! (9) Вер­нет­ся чело­век от рат­ных трудов домой, при­та­щит­ся, сог­бен­ный года­ми, покры­тый рана­ми, и най­дет хозяй­ство в пол­ном запу­сте­нии — слиш­ком дол­го оно жда­ло быв­ше­го в отлуч­ке хозя­и­на. И из это­го-то рас­стро­ен­но­го иму­ще­ства его к тому же заста­вят запла­тить подать, чтобы он вер­нул свое воин­ское жало­ва­нье государ­ству при­умно­жен­ным, буд­то ссу­ду ростов­щи­ку!

(10) Сре­ди забот о набо­ре, о нало­ге, о дру­гих важ­ней­ших с.240 делах собра­ние не смог­ло попол­нить чис­ло народ­ных три­бу­нов. Тогда раз­вер­ну­лась борь­ба за то, чтобы на пусту­ю­щие места были при­ня­ты пат­ри­ции. (11) Это­го добить­ся не уда­лось, но все же три­бу­на­ми выбра­ли Гая Лаце­рия и Мар­ка Аку­ция — бес­спор­но, при под­держ­ке пат­ри­ци­ев, стре­мив­ших­ся подо­рвать закон²³.

11. (1) Так сов­па­ло, что народ­ным три­бу­ном в этом году был Гней Тре­бо­ний, счи­тав­ший защи­ту это­го зако­на сво­им род­ст­вен­ным дол­гом. (2) Он кри­чал, что воен­ные три­бу­ны доби­лись теперь того само­го пра­ва, в кото­ром неко­гда, при пер­вой попыт­ке, пат­ри­ци­ям было отка­за­но, что Тре­бо­ни­ев закон нис­про­верг­нут и народ­ные три­бу­ны изби­ра­ют­ся не все­об­щим голо­со­ва­ни­ем, но вла­стью пат­ри­ци­ев; до того дошло, что народ­ны­ми три­бу­на­ми ста­но­вят­ся или пат­ри­ции, или их под­пе­ва­лы; (3) отня­ты свя­щен­ные зако­ны, рас­топ­та­на три­бун­ская власть; и все из-за ковар­ства пат­ри­ци­ев, по гнус­но­му пре­да­тель­ству три­бу­нов.

(4) Посколь­ку пред­ме­том пла­мен­ной нена­ви­сти сде­ла­лись не толь­ко сена­то­ры, но даже и народ­ные три­бу­ны, как при­ня­тые, так и при­ни­мав­шие дру­гих, — то, опа­са­ясь за свое поло­же­ние, трое из них — Пуб­лий Кура­ций, Марк Мети­лий и Марк Мину­ций — обру­ши­лись на Сер­гия и Вер­ги­ния, воен­ных три­бу­нов про­шло­го года, и при­влек­ли их к суду, стре­мясь снять с себя и обра­тить на них нена­висть и зло­бу пле­бе­ев. (5) «Все те, — твер­ди­ли они, — кому в тягость набор, подать, дол­гая служ­ба, дале­кая вой­на, кто скор­бит о пора­же­нии под Вей­я­ми, чьи дома в тра­у­ре по погиб­шим сыно­вьям и бра­тьям, род­ным и близ­ким, пусть пом­нят, что мы, три­бу­ны, дали им пра­во, дали им власть ото­мстить двум пре­ступ­ни­кам за свое лич­ное и общее горе. (6) Ведь при­чи­на всех бед — Сер­гий и Вер­ги­ний, и ни один не при­ду­ма­ет здесь ниче­го, что не было бы и так оче­вид­но, — оба они винов­ны, оба сва­ли­ва­ют вину друг на дру­га: Вер­ги­ний гро­мо­глас­но воз­му­ща­ет­ся бег­ст­вом Сер­гия, Сер­гий — пре­да­тель­ст­вом Вер­ги­ния. (7) Их безу­мие настоль­ко неве­ро­ят­но, что гораздо есте­ствен­нее пред­по­ло­жить тут умы­сел — все это пат­ри­ции разыг­ра­ли, дого­во­рив­шись меж­ду собой зара­нее. (8) Ведь они уже и рань­ше дали вей­я­нам воз­мож­ность сжечь осад­ные соору­же­ния, толь­ко бы затя­нуть вой­ну, а вот теперь пре­да­ли вой­ско и оста­ви­ли рим­ский лагерь фалис­кам. (9) Дела­ет­ся все, чтобы моло­дежь соста­ри­лась под сте­на­ми Вей, чтобы три­бу­ны не мог­ли выно­сить на суд наро­да разда­чу наде­лов и обсуж­дать с ним дру­гие инте­ре­сы про­стых людей, чтобы их дея­тель­ность не встре­ча­ла откли­ка у город­ской тол­пы, чтобы лишить их воз­мож­но­сти про­ти­во­сто­ять заго­во­ру пат­ри­ци­ев. (10) Свой при­го­вор Сер­гию и Вер­ги­нию вынес­ли все — и сенат, и рим­ский народ, и их соб­ст­вен­ные това­ри­щи: (11) ведь и сенат­ское поста­нов­ле­ние отре­ша­ло их от управ­ле­ния государ­ст­вом, и три­бу­ны, при­гро­зив введе­ни­ем дик­та­ту­ры, при­нуди­ли их сло­жить с себя пол­но­мо­чия, как они ни сопро­тив­ля­лись, и рим­ский народ избрал три­бу­нов, с.241 всту­пив­ших в пол­но­мо­чия не на декабрь­ские иды, в обыч­ный срок, но немед­лен­но, в октябрь­ские кален­ды, — и все это пото­му, что не мог­ло долее государ­ство суще­ст­во­вать, пока такие люди оста­ва­лись на долж­но­сти. (12) Меж­ду тем, столь­ко раз осуж­ден­ные, зара­нее при­го­во­рен­ные, они сме­ют обра­щать­ся к суду наро­да, думать, что, сло­жив пол­но­мо­чия на два меся­ца рань­ше, они уже спол­на рас­счи­та­лись и понес­ли доста­точ­ную кару. (13) Им невдо­мек, что тогда не нака­за­ние для них назна­чи­ли, а лишь отня­ли воз­мож­ность и даль­ше при­но­сить вред — вла­сти ведь лиши­лись в ту пору и их сото­ва­ри­щи, кото­рых уж во вся­ком слу­чае не за что было нака­зы­вать. (14) Пусть же граж­дане вос­кре­сят в себе чув­ства, обу­ре­вав­шие их сра­зу после пора­же­ния, когда на их гла­зах изра­нен­ные, охва­чен­ные пани­кой вои­ны бес­по­рядоч­но вали­ли в город­ские ворота и про­кли­на­ли не фор­ту­ну, не кого-либо из богов, а этих вот пол­ко­вод­цев. (15) Навер­ня­ка не най­дет­ся на тепе­ре­ш­ней сход­ке нико­го, кто не при­зы­вал бы в тот день про­кля­тий на голо­вы Луция Вер­ги­ния и Мар­ка Сер­гия, не желал поги­бе­ли их семьям и иму­ще­ству. (16) Куда же это годит­ся — сна­ча­ла молить богов, чтобы они их пока­ра­ли, а потом не нака­зать их даже соб­ст­вен­ной вла­стью, кото­рой мож­но и долж­но вос­поль­зо­вать­ся. Сами боги нико­гда не обру­ши­ва­ют сво­ей дес­ни­цы на зло­де­ев, они лишь воору­жа­ют оби­жен­ных воз­мож­но­стью ото­мстить».

12. (1) Рас­па­лен­ный эти­ми реча­ми, плебс при­го­во­рил каж­до­го из обви­ня­е­мых к упла­те деся­ти тысяч тяже­лых ассов²⁴. Тщет­но Сер­гий ссы­лал­ся на фор­ту­ну и гро­зя­щие каж­до­му пре­врат­но­сти вой­ны, а Вер­ги­ний молил не усу­губ­лять еще более его несча­стья. (2) Нена­висть к ним заста­ви­ла пле­бе­ев забыть о попол­не­нии чис­ла три­бу­нов и коз­нях про­тив Тре­бо­ни­е­ва зако­на. (3) Победив­шие на выбо­рах три­бу­ны реши­ли щед­ро воз­на­гра­дить про­стой народ за то, что он избрал их: они обна­ро­до­ва­ли аграр­ный закон и запре­ти­ли соби­рать подать, (4) и это в то вре­мя, когда мно­го­чис­лен­ные армии жда­ли жало­ва­нья, а выгод­ное воен­ное поло­же­ние остав­ля­ло надеж­ду на победу во всех вой­нах: в самом деле, поте­рян­ный лагерь под Вей­я­ми уда­лось вер­нуть и даже укре­пить басти­о­на­ми и заста­ва­ми (там коман­до­ва­ли воен­ные три­бу­ны Марк Эми­лий и Цезон Фабий). (5) Кро­ме того, и Марк Фурий у фалис­ков, и Гней Кор­не­лий в капен­ской зем­ле, обна­ру­жив про­тив­ни­ка укрыв­шим­ся за город­ски­ми сте­на­ми, гра­би­ли и опу­сто­ша­ли окрест­но­сти; они сжи­га­ли поме­стья и хле­ба, но не пыта­лись взять горо­да ни при­сту­пом, ни оса­дой. (6) В зем­ле воль­сков поля тоже были раз­граб­ле­ны, но штурм Анк­су­ра не удал­ся, посколь­ку город рас­ки­нул­ся на горе. Убедив­шись в бес­плод­но­сти сво­их уси­лий, рим­ляне нача­ли пра­виль­ную оса­ду, окру­жив город валом и рвом. Жре­бий вести вой­ну про­тив воль­сков выпал Вале­рию Поти­ту.

(7) При таком воен­ном поло­же­нии внут­рен­ние бес­по­ряд­ки с.242 пред­став­ля­ли осо­бен­ную опас­ность. Посколь­ку из-за три­бу­нов не уда­лось собрать подать, коман­дую­щим пере­ста­ли посы­лать жало­ва­нье, и вои­ны воз­му­щен­но тре­бо­ва­ли пла­ты. Город­ская сму­та мог­ла вот-вот пере­ки­нуть­ся, подоб­но зара­зе, и на воен­ный лагерь. (8) Нена­висть пле­бе­ев к пат­ри­ци­ям рос­ла. Вот уже народ­ные три­бу­ны заяви­ли, что про­бил нако­нец час упро­че­ния сво­бо­ды, когда выс­шие посты будут отня­ты у Сер­ги­ев с Вер­ги­ни­я­ми и пере­да­ны реши­тель­ным, пред­при­им­чи­вым мужам из наро­да. (9) Одна­ко кон­чи­лось тем, что воен­ным три­бу­ном с кон­суль­ской вла­стью был избран все­го лишь один пле­бей, Пуб­лий Лици­ний Кальв, да и его пле­беи выбра­ли толь­ко для того, чтобы вос­поль­зо­вать­ся име­ю­щим­ся пра­вом. (10) Все осталь­ные три­бу­ны ока­за­лись из пат­ри­ци­ев: Пуб­лий Ман­лий, Луций Тици­ний, Пуб­лий Мелий, Луций Фурий Медул­лин, Луций Пуб­ли­лий Вольск. (11) Не толь­ко сам Кальв, но и все пле­беи были оза­да­че­ны таким сво­им успе­хом: Кальв не был ранее взыс­кан ника­ки­ми поче­стя­ми, если не счи­тать дол­го­го пре­бы­ва­ния в сена­те, и вдо­ба­вок был стар года­ми. (12) Не вполне понят­но, поче­му имен­но ему дове­лось пер­вым вку­сить от неиз­ведан­ной досе­ле поче­сти. Одни уве­ре­ны, что он был воз­не­сен на эту долж­ность бла­го­да­ря сла­ве сво­его бра­та Гнея Кор­не­лия²⁵, кото­рый, будучи воен­ным три­бу­ном преды­ду­ще­го года, выдал всад­ни­кам трой­ное жало­ва­нье²⁶. Дру­гие пола­га­ют, буд­то он очень к месту про­из­нес свою речь о согла­сии сосло­вий, понра­вив­шу­ю­ся и пат­ри­ци­ям и пле­бе­ям. (13) На радо­стях от этой победы в коми­ци­ях народ­ные три­бу­ны усту­пи­ли в том, что более все­го меша­ло государ­ству, а имен­но в вопро­се о пода­ти. Она была собра­на без воз­ра­же­ний и отправ­ле­на вой­ску [400 г.].

13. (1) У воль­сков был вско­ре ото­бран Анк­сур, посколь­ку по слу­чаю празд­ни­ка город охра­нял­ся без долж­ной бди­тель­но­сти. Зима в этом году была осо­бен­но мороз­ной и снеж­ной, так что доро­ги ста­ли непро­ез­жи­ми, а Тибр — несудо­ход­ным. Но бла­го­да­ря зара­нее под­ве­зен­ным запа­сам зер­на цены не воз­рос­ли. (2) Пуб­лий Лици­ний отправ­лял свою долж­ность так же, как полу­чил ее: без вся­ких потря­се­ний, ско­рее на радость пле­бе­ям, чем на доса­ду сена­то­рам; и пото­му на бли­жай­ших же коми­ци­ях народ под­дал­ся иску­ше­нию выбрать воен­ны­ми три­бу­на­ми пле­бе­ев. (3) Из всех пат­ри­ци­ан­ских кан­дида­тов один Марк Вету­рий занял эту долж­ность — почти все цен­ту­рии при избра­нии воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ски­ми пол­но­мо­чи­я­ми про­го­ло­со­ва­ли за пле­бе­ев: Мар­ка Пом­по­ния, Гнея Дуил­лия, Воле­ро­на Пуб­ли­лия, Гнея Гену­ция и Луция Аци­лия [399 г.].

(4) Был ли этот рез­кий пере­ход вызван нездо­ро­вым кли­ма­том или чем-то иным, но толь­ко суро­вую зиму сме­ни­ло тяж­кое, чум­ное лето. (5) Посколь­ку не раз­глядеть было ни при­чи­ны, ни кон­ца это­му бед­ст­вию, сенат решил обра­тить­ся к Сивил­ли­ным кни­гам. (6) Тогда впер­вые в горо­де Риме был устро­ен пир для с.243 богов²⁷: и дуум­ви­ры, ведав­шие свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми, засте­лив три ложа, в тече­ние вось­ми дней со всей воз­мож­ной тогда рос­ко­шью уго­ща­ли Апол­ло­на с Лато­ной²⁸, Гер­ку­ле­са и Диа­ну, Мер­ку­рия и Неп­ту­на²⁹, пыта­ясь уми­ло­сти­вить их. (7) Этот обряд отправ­ля­ли так­же и сами граж­дане. По все­му горо­ду рас­т­во­ря­ли две­ри, выстав­ля­ли иму­ще­ство на откры­тый воздух и поль­зо­ва­лись всем, не раз­би­рая сво­его и чужо­го, ока­зы­ва­ли госте­при­им­ство зна­ко­мым и незна­ко­мым, при­гла­ша­ли чуже­стран­цев, при­вет­ли­во и лас­ко­во бесе­до­ва­ли даже с недру­га­ми. Пре­кра­ти­лись ссо­ры и тяж­бы, (8) на эти дни сня­ли кан­да­лы с узни­ков и потом уже сочли кощун­ст­вен­ным сно­ва надеть их на тех, кому боги помог­ли подоб­ным обра­зом³⁰.

(9) Меж­ду тем под Вей­я­ми три вой­ны сли­лись в одну, и страх рим­лян умно­жил­ся: вне­зап­но на помощь оса­жден­ным подо­шли капен­цы и фалис­ки, так что при­шлось, как и в про­шлый раз, с двух сто­рон сдер­жи­вать на сво­их укреп­ле­ни­ях удар трех армий. (10) Но еще све­жо было в памя­ти осуж­де­ние Сер­гия и Вер­ги­ния: из того само­го боль­шо­го лаге­ря, откуда в про­шлый раз тщет­но ожи­да­ли под­мо­ги, в тыл капен­цам были выведе­ны вой­ска, как толь­ко вра­ги раз­вер­ну­лись про­тив рим­ско­го вала. (11) Раз­го­рев­ша­я­ся бит­ва посе­я­ла страх и сре­ди фалис­ков, вра­гов охва­ти­ла пани­ка, и удач­ная вылаз­ка из лаге­ря обра­ти­ла их в бег­ство. Победи­те­ли пусти­лись пре­сле­до­вать бегу­щих и учи­ни­ли небы­ва­лую дото­ле рез­ню. (12) А через корот­кое вре­мя на уже рас­се­яв­ших­ся вра­гов вдруг наткну­лись рим­ские вои­ны, разо­ряв­шие капен­ские поля, — они-то и доби­ли тех, кто спас­ся после пора­же­ния. (13) Боль­шие поте­ри понес­ли и вей­яне — как толь­ко нача­лось бег­ство, город­ские ворота запер­ли, и все, кто остал­ся сна­ру­жи, были пере­ре­за­ны.

14. (1) Вот что про­изо­шло в тече­ние это­го года. Уже при­бли­жа­лись выбо­ры воен­ных три­бу­нов, и за их исход пат­ри­ции бес­по­ко­и­лись куда боль­ше, чем за исход вой­ны. Их стра­ши­ло, что выс­шую власть при­дет­ся делить с пле­бе­я­ми; мало это­го — про­стой народ мог и совсем завла­деть ею. (2) И вот к соис­ка­тель­ству долж­но­стей начи­на­ют зара­нее гото­вить­ся слав­ней­шие мужи, обой­ти кото­рых, по рас­че­там пат­ри­ци­ев, побо­я­лись бы из почте­ния. При этом и осталь­ные пат­ри­ции, как если бы все они домо­га­лись долж­но­стей, усерд­но взы­ва­ли не толь­ко к людям, но и к богам, объ­яв­ляя кощун­ст­вен­ны­ми резуль­та­ты выбо­ров послед­них двух лет. (3) Страш­ная зима про­шло­го года, твер­ди­ли они, как вид­но, была боже­ст­вен­ным пред­зна­ме­но­ва­ни­ем, а недав­но были явле­ны уже не толь­ко зна­ме­ния, но и их исход (4) в виде обру­шив­ше­го­ся на поля и на Город мора; тогда уже не при­хо­ди­лось сомне­вать­ся, что боги гне­ва­ют­ся, и обра­ти­лись к кни­гам судеб, и они веле­ли для обузда­ния мора уми­ло­сти­вить богов. Богам воз­му­ти­тель­но, что на освя­щен­ном ими народ­ном собра­нии поче­сти доста­ют­ся кому попа­ло и нару­ша­ют­ся есте­ствен­ные с.244 раз­ли­чия меж­ду людь­ми. (5) И вот, пора­жен­ные не толь­ко досто­ин­ст­вом пре­тен­ден­тов, но и дово­да­ми бла­го­че­стия, рим­ляне избра­ли воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью одних лишь пат­ри­ци­ев, прав­да самых заслу­жен­ных: Луция Вале­рия Поти­та в пятый раз, Мар­ка Вале­рия Мак­си­ма, Мар­ка Фурия Камил­ла во вто­рой раз, Луция Фурия Медул­ли­на в тре­тий, Квин­та Сер­ви­лия Фиде­на­та во вто­рой, Квин­та Суль­пи­ция Каме­ри­на во вто­рой [398 г.]. (6) При этих три­бу­нах под Вей­я­ми не про­изо­шло почти ниче­го достой­но­го упо­ми­на­ния, все силы тра­ти­лись на с.245 гра­бе­жи. (7) Коман­дую­щим в войне про­тив Фале­рий был назна­чен Потит, про­тив Капен — Камилл; оба собра­ли огром­ную добы­чу, а из того, что мож­но было изве­сти огнем и мечом, не оста­ви­ли в сохран­но­сти ниче­го.

15. (1) Меж­ду тем было объ­яв­ле­но о мно­гих зна­ме­ни­ях, из коих боль­шин­ству не пове­ри­ли и ими пре­не­брег­ли, ибо, во-пер­вых, каж­дое из них было явле­но все­го одно­му свиде­те­лю и, во-вто­рых, из-за враж­деб­но­сти этрус­ков не нашлось гаруспи­ков³¹, кото­рые зна­ли бы, как отве­сти беду. (2) Толь­ко одно из них при­влек­ло вни­ма­ние: вода в озе­ре из свя­щен­ной Аль­бан­ской рощи, в отсут­ст­вие дождей или по дру­гой при­чине, кото­рая раз­ве­я­ла бы чудо, вдруг под­ня­лась на небы­ва­лую высоту. (3) Были отправ­ле­ны послы к дель­фий­ско­му ора­ку­лу, дабы вопро­сить, что про­ро­чат боги этим зна­ме­ни­ем. (4) Но тол­ко­ва­тель судеб объ­явил­ся не столь дале­ко — то был некий ста­рик вей­я­нин³². Рим­ские часо­вые и этрус­ские кара­уль­ные осы­па­ли его насмеш­ка­ми, а он, рас­пе­вая подоб­но кудес­ни­ку, воз­ве­стил, что рим­ля­нам не овла­деть Вей­я­ми, покуда не уйдет вся вода из озе­ра Аль­бан­ско­го. (5) Сна­ча­ла на это не обра­ти­ли вни­ма­ния, как на неле­пую выход­ку, но вско­ре нача­ли обсуж­дать повсюду, и одна­жды какой-то рим­ский часо­вой оклик­нул одно­го из горо­жан, про­хо­див­ше­го непо­да­ле­ку, и спро­сил, кто был этот ста­рик, что столь око­лич­но вещал об Аль­бан­ском озе­ре (из-за про­дол­жи­тель­но­сти вой­ны оса­ждаю­щие ста­ли всту­пать в раз­го­во­ры с оса­жден­ны­ми). (6) Услы­шав от вей­я­ни­на, что то был гаруспик, бого­бо­яз­нен­ный воин попро­сил позвать про­ри­ца­те­ля, ссы­ла­ясь на то, что хочет, если тому будет угод­но, посо­ве­то­вать­ся об искуп­ле­нии за какое-то с.246 ему одно­му явлен­ное зна­ме­ние. (7) И вот, когда оба без ору­жия и без стра­ха ото­шли от сво­их укреп­ле­ний на доволь­но боль­шое рас­сто­я­ние, рим­ский юно­ша, пре­вос­хо­див­ший силой немощ­но­го стар­ца, схва­тил его на гла­зах у всех и при смя­те­нии этрус­ков пота­щил к сво­им. (8) Он был достав­лен к пол­ко­вод­цу, а потом ото­слан в Рим, к сена­ту. Когда у него при­ня­лись допы­ты­вать­ся, что он гово­рил насчет Аль­бан­ско­го озе­ра, ста­рик отве­тил: (9) уж вер­но, раз­гне­ва­лись боги на вей­ян в тот день, когда вну­ши­ли про­ри­ца­те­лю раз­гла­сить роко­вую тай­ну поги­бе­ли оте­че­ства. (10) Итак, он не в силах отречь­ся от того, что напро­ро­чил по боже­ст­вен­но­му наи­тию, — ведь умол­чать о том, что богам угод­но открыть, пожа­луй, столь же нече­сти­во, как раз­бол­тать сокро­вен­ное. (11) Вот что запо­веда­но в про­ро­че­ских кни­гах, вот что гово­рит этрус­ская уче­ность: если разо­льют­ся воды аль­бан­ские, дару­ет­ся рим­ля­ни­ну над Вей­я­ми победа. Пусть он, обряды сотво­рив, спу­стит воду; пока же это­го не про­изой­дет, не оста­вят боги стен вей­ских. Даль­ше объ­яс­ня­лось, в чем состо­ит риту­ал опус­ка­ния вод³³. (12) Но сена­то­ры сочли ста­ри­ка бол­ту­ном, не заслу­жи­ваю­щим дове­рия в столь важ­ном деле, и реши­ли дождать­ся послов с отве­том пифий­ско­го ора­ку­ла.

16. (1) Преж­де чем послы вер­ну­лись из Дельф и ста­ло извест­но, како­вы долж­ны быть искуп­ле­ния на аль­бан­ское чудо, в долж­ность всту­пи­ли новые воен­ные три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью: Луций Юлий Юл, Луций Фурий Медул­лин в чет­вер­тый раз, Луций Сер­гий Фиде­нат, Авл Посту­мий Регилль­ский, Пуб­лий Кор­не­лий Малу­гин­ский, Авл Ман­лий [397 г.]. (2) В этот год появил­ся новый враг — жите­ли Тарк­ви­ний³⁴. Было оче­вид­но, что рим­ляне завяз­ли одно­вре­мен­но во мно­гих вой­нах — с вольска­ми у Анк­су­ра, где шла оса­да кре­по­сти, с эква­ми у Лаби­ков, где рим­ская коло­ния под­верг­лась напа­де­нию, да к тому же еще с Вей­я­ми, фалис­ка­ми и Капе­на­ми; мало это­го, в самом Горо­де обста­нов­ка была крайне неспо­кой­ной из-за сты­чек пат­ри­ци­ев с пле­бе­я­ми. (3) В Тарк­ви­ни­ях реши­ли, что пора вос­поль­зо­вать­ся всем этим для нане­се­ния уда­ра, и посла­ли лег­ко­во­ору­жен­ные отряды для гра­бе­жа рим­ской зем­ли. Рас­чет был на то, что рим­ляне или сне­сут эту обиду и оста­вят ее неот­мщен­ной, дабы не обре­ме­нять себя новой вой­ной, или пустят­ся за ними с малень­ким и сла­бым вой­ском. (4) Рим­ляне были ско­рее раз­гне­ва­ны, чем встре­во­же­ны про­из­веден­ным тарк­ви­ний­ца­ми разо­ром. Поэто­му дела не откла­ды­ва­ли, но и гото­ви­лись к нему без осо­бо­го тща­ния. (5) Авл Посту­мий и Луций Юл не ста­ли объ­яв­лять при­нуди­тель­но­го набо­ра — это­му вдо­ба­вок про­ти­во­дей­ст­во­ва­ли народ­ные три­бу­ны, — а горя­чи­ми при­зы­ва­ми собра­ли отряд почти из одних доб­ро­воль­цев. Прой­дя околь­ны­ми тро­па­ми через зем­лю Цере, они обру­ши­лись на тарк­ви­ний­цев, когда те воз­вра­ща­лись от сво­их гра­бе­жей, обре­ме­нен­ные добы­чей, (6) мно­гих уби­ли, отня­ли весь обоз и, при­хва­тив награб­лен­ное в их зем­ле, с.247 воз­вра­ти­лись в Рим. (7) Был назна­чен двух­днев­ный срок, в тече­ние кое­го хозя­е­ва мог­ли опо­знать свое иму­ще­ство, на тре­тий день нево­стре­бо­ван­ное (по боль­шей части иму­ще­ство самих вра­гов) было рас­про­да­но, а выру­чен­ные от это­го день­ги разде­ли­ли меж­ду вои­на­ми³⁵.

Исход осталь­ных войн, в первую оче­редь с Вей­я­ми, оста­вал­ся по-преж­не­му неясен. (8) Рим­ляне уже изве­ри­лись в чело­ве­че­ских уси­ли­ях и упо­ва­ли лишь на судь­бу и богов, когда вер­ну­лись послы из Дельф. При­ве­зен­ный ими ответ ора­ку­ла пол­но­стью сов­па­дал с про­ро­че­ст­вом плен­но­го пред­ска­за­те­ля: (9) «Рим­ля­нин! Осте­ре­гись воду аль­бан­скую в озе­ре дер­жать, осте­ре­гись и в море ее спус­кать. Да рас­те­чет­ся она по полям, да оро­сит их, да исчер­па­ет­ся, по рекам раз­лив­шись. (10) Тогда и воюй сте­ны вра­жьи, да помни: про­ри­ца­ние сво­ей победы ты полу­чил из того само­го горо­да, кото­рый столь­ко лет оса­жда­ешь, ныне этот ора­кул лишь под­твер­дил­ся. (11) По свер­ше­нии рати пусть победи­тель при­не­сет в мой храм бога­тые дары и вос­ста­но­вит обы­чай­ные оте­че­ские свя­щен­но­дей­ства, что ныне небреж­ны».

17. (1) С это­го момен­та плен­ный про­ри­ца­тель удо­сто­ил­ся боль­шо­го ува­же­ния, а воен­ные три­бу­ны Кор­не­лий и Посту­мий ста­ли вме­сте с ним совер­шать иску­пи­тель­ные жерт­вы по слу­чаю аль­бан­ско­го зна­ме­ния, чтобы над­ле­жа­щим обра­зом уми­ло­сти­вить богов. (2) Толь­ко тогда обна­ру­жи­лось, где имен­но допу­ще­но нера­де­ние о свя­щен­ных обрядах и нару­шен порядок тор­же­ства, на что ука­зы­ва­ли боги. Как ока­за­лось, дело было лишь в том, что долж­ност­ные лица избра­ны были огреш­но и о Латин­ских тор­же­ствах и жерт­во­при­но­ше­нии на Аль­бан­ской горе воз­ве­ще­но было не над­ле­жа­щим обра­зом³⁶. (3) Иску­пить все это мож­но было лишь отстав­кой воен­ных три­бу­нов, про­веде­ни­ем ауспи­ций, назна­че­ни­ем интеррек­са. (4) По реше­нию сена­та так и было сде­ла­но. Интеррек­сов назна­чи­ли сра­зу трех: Луция Вале­рия, Квин­та Сер­ви­лия и Мар­ка Фурия Камил­ла. (5) Но народ­ные три­бу­ны ни на миг не пре­кра­ща­ли под­стре­кать собра­ние, пока не было реше­но, чтобы боль­шин­ство воен­ных три­бу­нов выби­ра­лось из пле­бе­ев.

(6) В это вре­мя в хра­ме Вол­тум­ны³⁷ сошлись пред­ста­ви­те­ли Этру­рии. Когда капен­цы и фалис­ки при­ня­лись тре­бо­вать, чтобы все этрус­ские общи­ны сов­мест­ны­ми уси­ли­я­ми выз­во­ли­ли Вейи из оса­ды, им отве­ти­ли так: (7) рань­ше этрус­ки отка­зы­ва­ли вей­я­нам пото­му, что не след про­сить помо­щи у тех, у кого не спро­си­ли сове­та в таком важ­ном деле. Теперь же их понуж­да­ют отка­зать­ся уже соб­ст­вен­ные инте­ре­сы: (8) в этой обла­сти Этру­рии³⁸ осе­ла боль­шая часть невидан­но­го пле­ме­ни; эти новые посе­лен­цы — гал­лы, с кото­ры­ми нет ни проч­но­го мира, ни откры­той вой­ны. (9) Тем не менее, при­ни­мая во вни­ма­ние кров­ные узы, слав­ное имя и нынеш­ние несча­стья сопле­мен­ни­ков, с.248 этрус­ки гото­вы помочь им, не пре­пят­ст­вуя доб­ро­воль­цам из сво­ей моло­де­жи отпра­вить­ся на вей­скую вой­ну.

(10) В Риме раз­нес­лась мол­ва, буд­то вра­же­ские ряды попол­ни­лись мно­же­ст­вом доб­ро­воль­цев, и внут­рен­ние раздо­ры, как это обыч­но и быва­ет, отсту­пи­ли перед лицом обще­го стра­ха.

18. (1) Пре­ро­га­тив­ные цен­ту­рии³⁹ с одоб­ре­ния пат­ри­ци­ев избра­ли воен­ным три­бу­ном Пуб­лия Лици­ния Каль­ва, хоть он это­го и не домо­гал­ся. Уме­рен­ность сего мужа была испы­та­на во вре­мя пер­во­го про­хож­де­ния им этой долж­но­сти; кро­ме того, он был уже очень стар. (2) Да и вооб­ще ста­ло ясно, что пере­из­бран­ны­ми ока­жут­ся все чле­ны про­шло­год­ней кол­ле­гии:^[3] Луций Тици­ний, Квинт Ман­лий, Пуб­лий Мэний, Гней Гену­ций, Луций Аци­лий [396 г.]. Преж­де чем три­бы в соот­вет­ст­вии с зако­ном ста­ли назы­вать име­на избран­ных, Пуб­лий Лици­ний Кальв с раз­ре­ше­ния интеррек­са про­из­нес такую речь: (3) «Кви­ри­ты! Памя­туя о послед­нем про­хож­де­нии нами этой долж­но­сти, вы, как я вижу, и на буду­щий год хоти­те сохра­нить столь необ­хо­ди­мое нам теперь един­ство. (4) Одна­ко мои сото­ва­ри­щи с про­шлых выбо­ров не изме­ни­лись и даже ста­ли достой­нее бла­го­да­ря при­об­ре­тен­но­му опы­ту, а меня вы види­те уже не преж­ним. От меня оста­лась лишь тень да имя Пуб­лия Лици­ния: сила поки­ну­ла чле­ны, ост­ро­та зре­ния и слу­ха при­ту­пи­лась, память ослаб­ла, бод­рость духа сник­ла». (5) Взяв за руку сво­его сына, он про­дол­жал: «Вот вам юно­ша, явля­ю­щий собою образ и подо­бие того, кого вы неко­гда пер­вым из пле­бе­ев про­из­ве­ли в воен­ные три­бу­ны. Я вос­пи­тал его — вру­чаю и посвя­щаю его теперь государ­ству, чтобы он заме­нил меня. Мне эта долж­ность была пре­до­став­ле­на поми­мо мое­го жела­ния, он же домо­га­ет­ся ее — так пусть же она ему и будет пору­че­на. При­со­во­куп­ляю к его соис­ка­тель­ству свои за него прось­бы». (6) Прось­ба отца была ува­же­на, а его сын Пуб­лий Лици­ний объ­яв­лен воен­ным три­бу­ном с кон­суль­ской вла­стью вме­сте с теми, кого мы пере­чис­ли­ли выше.

(7) Три­бу­ны Тици­ний и Гену­ций отпра­ви­лись про­тив фалис­ков и капен­цев. Посколь­ку они вели вой­ну, руко­вод­ст­ву­ясь более поры­вом, неже­ли разу­мом, то и попа­ли в заса­ду. (8) Гену­ций иску­пил свою опро­мет­чи­вость достой­ной гибе­лью, сра­жа­ясь впе­ре­ди всех и пав одним из пер­вых, Тици­нию же уда­лось собрать на высо­ком хол­ме часть бежав­ших в пани­ке вои­нов и вос­ста­но­вить бое­вой порядок, но он так и не решил­ся вновь встре­тить­ся с про­тив­ни­ком на откры­том месте. (9) Не столь­ко страш­ны были жерт­вы, сколь­ко позор, но имен­но он чуть не при­вел к тяж­ко­му пора­же­нию. Ужас охва­тил не толь­ко Рим, куда эта весть дока­ти­лась силь­но пре­уве­ли­чен­ной, но так­же и лагерь под Вей­я­ми. (10) Когда там рас­про­стра­нил­ся слух, буд­то пол­ко­вод­цы и вой­ско пере­би­ты, а победо­нос­ные капе­нец с фалис­ком и всей этрус­ской моло­де­жью уже рядом, вои­нов едва уда­лось удер­жать от бег­ства. (11) А в Риме пани­ка была еще боль­ше: там все с.249 реши­ли, что лагерь уже взят и вра­ги уже дви­жут­ся на Город злоб­ной ордой. Люди сбе­га­лись к сте­нам; мат­ро­ны, кото­рых все­об­щий страх выгнал из дому, моли­лись в хра­мах; (12) они закли­на­ли богов отвра­тить поги­бель от жилищ, капищ и стен рим­ских, умо­ляя пере­не­сти этот ужас на Вейи и обе­щая воз­об­но­вить свя­щен­но­дей­ст­вия по обряду и ува­жать пред­зна­ме­но­ва­ния.

19. (1) Но уже сно­ва были устро­е­ны Латин­ские игры, уже вода из Аль­бан­ско­го озе­ра была выпу­ще­на на поля — и вот рок навис над Вей­я­ми⁴⁰. (2) А пол­ко­вод­цем, кото­ро­му судь­бой было пред­на­зна­че­но раз­ру­шить этот город и спа­сти роди­ну, стал Марк Фурий Камилл⁴¹. Объ­яв­лен­ный дик­та­то­ром, он назна­чил началь­ни­ком кон­ни­цы Пуб­лия Кор­не­лия Сци­пи­о­на.

(3) С пере­ме­ной пол­ко­во­д­ца все вне­зап­но пере­ме­ни­лось: у людей появи­лись новые надеж­ды, новое муже­ство; каза­лось, что у Горо­да — новое сча­стье. (4) Преж­де все­го Камилл по зако­нам воен­но­го вре­ме­ни каз­нил всех, кто во вре­мя пани­ки бежал от Вей, и добил­ся того, что про­тив­ник пере­стал быть самой страш­ной гро­зой для вои­на. Затем дик­та­тор назна­чил на опре­де­лен­ный день набор, а сам меж­ду тем отпра­вил­ся к Вей­ям для укреп­ле­ния воин­ско­го духа. (5) Вер­нув­шись в Рим, он набрал новое вой­ско, при­чем никто не укло­нял­ся от повин­но­сти. Собра­лась так­же и моло­дежь из чужих земель — от лати­нов и гер­ни­ков, пред­ла­гая помощь в этой войне. (6) Дик­та­тор обра­тил­ся к ним в сена­те с бла­годар­ст­вен­ны­ми сло­ва­ми и, посколь­ку все уже было гото­во к похо­ду, объ­явил, что, соглас­но сенат­ско­му поста­нов­ле­нию, после взя­тия Вей будут устро­е­ны Вели­кие игры и освя­щен обнов­лен­ный храм Мате­ри Мату­ты⁴², кото­рый был в свое вре­мя осно­ван царем Сер­ви­ем Тул­ли­ем.

(7) Когда дик­та­тор с вой­ском тро­нул­ся из горо­да, его про­во­жа­ли даже не с упо­ва­ни­ем на успех, а с пол­ной уве­рен­но­стью в победе. Глу­бо­ко все обду­мав и рас­счи­тав, он пер­вым делом завя­зал бой с фалис­ка­ми и капен­ца­ми на непет­ской зем­ле⁴³. (8) Как это обыч­но слу­ча­ет­ся, рас­че­ту сопут­ст­во­ва­ла уда­ча: дик­та­тор не толь­ко раз­гро­мил вра­га в сра­же­нии, но выгнал из его соб­ст­вен­но­го лаге­ря и овла­дел гро­мад­ной добы­чей. Бо́льшая ее часть была отда­на кве­сто­ру, вои­нам же доста­лось куда мень­ше. (9) Оттуда Камилл повел армию к Вей­ям и воз­вел там допол­ни­тель­ные укреп­ле­ния. Меж­ду город­ской сте­ной и валом неред­ко вспы­хи­ва­ли слу­чай­ные стыч­ки с непри­я­те­лем — дик­та­тор запре­тил их, рас­по­рядив­шись, чтобы никто не всту­пал в бой само­воль­но. Вои­ны были бро­ше­ны на осад­ные работы. (10) Самая тяже­лая и изну­ри­тель­ная из них состо­я­ла в соору­же­нии под­зем­но­го хода⁴⁴ во вра­же­скую кре­пость. (11) Чтобы и работа не пре­ры­ва­лась, и люди не изне­мо­га­ли от дли­тель­но­го пре­бы­ва­ния под зем­лей, Камилл раз­бил зем­ле­ко­пов на шесть команд. Работа велась круг­ло­су­точ­но, в шесть смен, днем и ночью, и закон­чи­лась не преж­де, чем путь в кре­пость был открыт.

с.250 20. (1) Дик­та­тор видел, что победа уже у него в руках, и тут им овла­де­ло бес­по­кой­ство: после взя­тия это­го бога­тей­ше­го горо­да к рим­ля­нам попа­дет столь­ко добы­чи, сколь­ко не было во всех преды­ду­щих вой­нах, вме­сте взя­тых, — (2) с одной сто­ро­ны, он боял­ся вызвать озлоб­ле­ние вои­нов, если их часть добы­чи ока­жет­ся скуд­ной; с дру­гой сто­ро­ны, опа­сал­ся навлечь нена­висть пат­ри­ци­ев, если разда­ча будет слиш­ком щед­рой. И Камилл послал сена­ту пись­мо: (3) бла­го­да­ря мило­сти бес­смерт­ных богов, соб­ст­вен­но­му его разу­ме­нию, а так­же стой­ко­сти вои­нов Вейи вот-вот ока­жут­ся во вла­сти наро­да рим­ско­го. Как сле­ду­ет рас­по­рядить­ся добы­чей?

(4) Мне­ния в сена­те разде­ли­лись. Одно пред­ло­же­ние исхо­ди­ло от ста­ри­ка Пуб­лия Лици­ния, кото­ро­го, как пере­да­ют, его сын попро­сил выска­зать­ся пер­вым⁴⁵: пусть, мол, пря­мо объ­явят наро­ду, что каж­дый, кто хочет участ­во­вать в разде­ле добы­чи, может отпра­вить­ся в вей­ский лагерь. (5) Дру­гое мне­ние выра­зил Аппий Клав­дий. Он заявил: эта неслы­хан­ная щед­рость ни с чем не сооб­раз­на и не жела­тель­на. Если уж сена­то­ры счи­та­ют, что нече­сти­во попол­нять опу­сто­шен­ную вой­ной каз­ну богат­ст­вом, захва­чен­ным у вра­га⁴⁶, то пусть из него назна­чат жало­ва­нье вои­нам, дабы про­стой народ пла­тил помень­ше пода­ти. (6) Тогда этот дар поров­ну доста­нет­ся всем семей­ствам и не попа­дет в жад­ные до гра­бе­жа руки празд­ных город­ских жите­лей, гото­вых ута­щить награ­ду пря­мо из-под носа у тех, кто храб­ро сра­жал­ся: ведь все­гда выхо­дит так, что послед­ним к деле­жу успе­ва­ет тот, кто вынес на сво­их пле­чах наи­боль­шие труды и опас­но­сти.

(7) Лици­ний со сво­ей сто­ро­ны твер­дил, что это богат­ство все­гда будет давать пищу для подо­зре­ний и нена­ви­сти, что оно послу­жит для пле­бе­ев источ­ни­ком обви­не­ний, мяте­жей, а там и отме­ны уста­нов­лен­ных зако­нов. (8) А пото­му луч­ше уми­ротво­рить этим подар­ком их души, пой­ти навстре­чу людям, изму­чен­ным и разо­рен­ным мно­го­лет­ней пода­тью, поз­во­лить им вку­сить от пло­дов той вой­ны, на кото­рой они почти что соста­ри­лись. При­ят­нее и радост­нее будет каж­до­му сво­и­ми рука­ми при­не­сти домой то, что он захва­тил у вра­га, чем полу­чить пусть даже боль­ше, но по чужо­му соиз­во­ле­нию. (9) Ведь и сам дик­та­тор опа­са­ет­ся, что это вызо­вет зависть и зло­де­я­ния, за тем он и послал к сена­ту. Сенат же дове­рен­ное ему обя­зан пере­до­ве­рить наро­ду. Да будет поз­во­ле­но каж­до­му вла­деть тем, чем пода­рит его воен­ная уда­ча.

(10) Более без­опас­ным сочли то пред­ло­же­ние, кото­рое уве­ли­чи­ва­ло попу­ляр­ность сена­та. Итак, было объ­яв­ле­но, что все, кто жаж­дет добы­чи, могут отпра­вить­ся в лагерь к дик­та­то­ру.

21. (1) Огром­ное мно­же­ство наро­да запо­ло­ни­ло лагерь. Тогда, по свер­ше­нии ауспи­ций, дик­та­тор отдал вои­нам при­каз к ору­жию, сам же высту­пил впе­ред и воз­гла­сил: (2) «Под тво­им води­тель­ст­вом, о Пифий­ский Апол­лон, и по тво­е­му мано­ве­нию с.251 высту­паю я для нис­про­вер­же­ния гра­да Вейи, и даю обет пожерт­во­вать тебе деся­ти­ну добы­чи из него. (3) Молю и тебя, цари­ца Юно­на, что ныне оби­ха­жи­ва­ешь Вейи: после­дуй за нами, победи­те­ля­ми, в наш город, кото­рый станет ско­ро и тво­им. Там тебя при­мет храм, достой­ный тво­е­го вели­чия». (4) Такую молит­ву про­из­нес дик­та­тор. Поль­зу­ясь чис­лен­ным пере­ве­сом, он начал при­ступ со всех кон­цов одно­вре­мен­но, чтобы вра­ги не заме­ти­ли опас­но­сти, гро­зив­шей со сто­ро­ны под­ко­па. (5) Вей­яне не зна­ли, что даже их соб­ст­вен­ные про­ри­ца­те­ли, даже чуже­зем­ные ора­ку­лы их пре­да­ли, что богов уже зовут к деле­жу вей­ской добы­чи, а дру­гих богов выма­ни­ли из соб­ст­вен­но­го горо­да обе­та­ми и теперь их ждет новое жили­ще во вра­же­ских кумир­нях. Не зна­ли вей­яне и того, что этот день станет для них послед­ним. (6) Но менее все­го мог­ли они ожи­дать, что под сте­на­ми вырыт под­зем­ный ход и в кре­пость уже про­ник­ли вра­ги. Воору­жив­шись чем попа­ло, горо­жане бро­си­лись к сте­нам. (7) Они недо­уме­ва­ли, что слу­чи­лось: на рим­ских укреп­ле­ни­ях в тече­ние столь­ких дней не было замет­но ника­ко­го дви­же­ния — и вдруг рим­ляне, слов­но охва­чен­ные вне­зап­ным бешен­ст­вом, рину­лись на при­ступ.

(8) К это­му момен­ту при­уро­чи­ва­ют обыч­но такую леген­ду: вей­ский царь при­гото­вил­ся к совер­ше­нию жерт­вен­но­го обряда, и гаруспик объ­явил, что победа дару­ет­ся тому, кто раз­ру­бит внут­рен­но­сти имен­но это­го живот­но­го. Услы­шав его сло­ва из под­ко­па, рим­ские вои­ны выве­ли под­зем­ный ход нару­жу, похи­ти­ли внут­рен­но­сти жерт­вен­но­го живот­но­го и при­нес­ли их дик­та­то­ру⁴⁷. (9) Когда опи­сы­ва­ешь столь глу­бо­кую древ­ность, то и прав­до­по­доб­ное при­ни­ма­ешь за прав­ду: зачем под­твер­ждать или опро­вер­гать то, чему место ско­рее на охо­чих до чудес теат­раль­ных под­мост­ках, чем в досто­вер­ной исто­рии⁴⁸.

(10) Тем вре­ме­нем неко­то­рые опыт­ные вои­ны с ору­жи­ем в руках вышли из под­зем­но­го хода и ока­за­лись в хра­ме Юно­ны, пря­мо посреди вей­ской кре­по­сти. Тут одни с тыла напа­ли на вра­гов, сто­яв­ших по сте­нам, дру­гие сби­ли засо­вы с ворот, третьи запа­ли­ли кры­ши домов, посколь­ку жен­щи­ны и рабы швы­ря­ли оттуда кам­ни и чере­пи­цу. (11) Повсюду под­нял­ся вопль, в кото­ром раз­но­го­ло­сье ужа­са и угроз сме­ша­лось с пла­чем жен­щин и детей. (12) В мгно­ве­ние ока со всех стен были сбро­ше­ны воору­жен­ные защит­ни­ки, а ворота отво­ре­ны, и в то вре­мя, как одни рим­ляне тол­пой ста­ли про­ры­вать­ся в город, дру­гие нача­ли караб­кать­ся по остав­лен­ным горо­жа­на­ми сте­нам. Город напол­нил­ся рим­ля­на­ми, (13) бой шел повсюду. После ужа­саю­щей рез­ни бит­ва нача­ла осла­бе­вать. Тогда дик­та­тор при­ка­зал гла­ша­та­ям объ­явить, чтобы не тро­га­ли без­оруж­ных, что и поло­жи­ло конец кро­во­про­ли­тию.

(14) Горо­жане ста­ли скла­ды­вать ору­жие и сда­вать­ся, а вои­ны с раз­ре­ше­ния дик­та­то­ра бро­си­лись гра­бить. Гово­рят, что, когда Камилл сво­и­ми гла­за­ми увидел, насколь­ко эта гро­мад­ная с.252 добы­ча пре­вос­хо­дит цен­но­стью все упо­ва­ния, он воздел руки к небу и молил­ся, (15) чтобы не слиш­ком доро­гой ценой при­шлось пла­тить за все это ему и рим­ско­му наро­ду — ведь то неве­ро­ят­ное сча­стье, кото­рое доста­лось сего­дня ему само­му и всем рим­ля­нам, может вызвать зависть у богов и людей. (16) Пере­да­ют, что посреди сво­ей молит­вы он осту­пил­ся и упал: несколь­ки­ми года­ми поз­же, когда Камилл был осуж­ден, а Рим взят и раз­граб­лен, мно­гие вспом­ни­ли про этот слу­чай и сочли его пред­зна­ме­но­ва­ни­ем. (17) А тогда день про­шел в изби­е­нии вра­гов и ограб­ле­нии бога­тей­ше­го горо­да.

22. (1) Назав­тра дик­та­тор про­дал в раб­ство сво­бод­ных граж­дан. Государ­ству доста­лись толь­ко эти день­ги, но и этим пле­беи были недо­воль­ны. Даже за ту добы­чу, кото­рую пле­беи при­нес­ли с собой, они не были при­зна­тель­ны коман­дую­ще­му, него­дуя, что тот пере­дал сена­ту дело, кото­рое имел пра­во решить само­лич­но; по их мне­нию, он хотел лишь най­ти при­кры­тие для сво­ей ску­по­сти. (2) Не были они бла­го­дар­ны и сена­ту, но лишь семье Лици­ни­ев, из коих сын сде­лал доклад сена­ту, а отец внес там свое столь понра­вив­ше­е­ся наро­ду пред­ло­же­ние.

(3) Когда все зем­ные богат­ства были из Вей уне­се­ны, рим­ляне при­сту­пи­ли к выво­зу даров боже­ст­вен­ных и самих богов, но про­яви­ли здесь не свя­тотат­ство, а бла­го­го­ве­ние. (4) Из все­го вой­ска были ото­бра­ны юно­ши, кото­рым пред­сто­я­ло пере­не­сти в Рим цари­цу Юно­ну. Дочи­ста омыв­шись и обла­чив­шись в свет­лые одеж­ды, они почти­тель­но всту­пи­ли в храм и сна­ча­ла лишь набож­но про­сти­ра­ли к ста­туе руки — ведь рань­ше даже на это, соглас­но этрус­ско­му обы­чаю, никто не пося­гал, кро­ме жре­ца из опре­де­лен­но­го семей­ства. (5) Но затем кто-то из рим­лян, то ли по боже­ст­вен­но­му наи­тию, то ли из юно­ше­ско­го озор­ства, про­из­нес: «Хочешь ли, о Юно­на, идти в Рим?» Тут все осталь­ные ста­ли кри­чать, что боги­ня кив­ну­ла. (6) К этой леген­де добав­ля­ют еще подроб­ность, буд­то слы­шен был и голос, про­ве­щав­ший изво­ле­ние. Во вся­ком слу­чае извест­но, что ста­туя была сня­та со сво­его места с помо­щью про­стых при­спо­соб­ле­ний, а пере­во­зить ее было так лег­ко и удоб­но, буд­то она сама шла сле­дом. Боги­ню доста­ви­ли на Авен­тин, где ей отныне пред­сто­я­ло нахо­дить­ся все­гда; (7) имен­но туда зва­ли ее обе­ты рим­ско­го дик­та­то­ра⁴⁹. Позд­нее тот же Камилл освя­тил там для нее храм.

(8) Так пали Вейи. Самый бога­тый город этрус­ско­го пле­ме­ни даже в соб­ст­вен­ной гибе­ли обна­ру­жил вели­чие: ведь рим­ляне оса­жда­ли его дол­гих десять лет и зим, в тече­ние кото­рых он нанес им пора­же­ний куда боль­ше, чем от них пре­тер­пел, и даже когда в кон­це кон­цов пал по воле рока, то был взят не силой, но хит­ро­стью.

23. (1) Пусть были полу­че­ны бла­го­при­ят­ные зна­ме­ния, про­ро­че­ства про­ри­ца­те­лей и ора­кул Пифии, пусть рим­ляне сде­ла­ли все, что мог­ло в таком деле зави­сеть от чело­ве­че­ско­го разу­ме­ния, с.253 и избра­ли коман­дую­щим Мар­ка Фурия, вели­чай­ше­го из пол­ко­вод­цев, — (2) все рав­но, когда до Рима донес­лась весть о взя­тии Вей, лико­ва­нию не было пре­де­ла. Столь­ко лет дли­лась эта вой­на! Столь­ко было испы­та­но пора­же­ний! (3) Не дожи­да­ясь реше­ния сена­та, рим­ские мат­ро­ны запо­ло­ни­ли все хра­мы, воз­но­ся бла­го­да­ре­ния богам. Сенат рас­по­рядил­ся про­ве­сти четы­рех­днев­ные молеб­ст­вия — ни в одной преды­ду­щей войне не назна­ча­лись такие сро­ки. (4) Въезд дик­та­то­ра так­же был обстав­лен тор­же­ст­вен­нее, чем когда-либо рань­ше: люди всех сосло­вий высы­па­ли его встре­чать, и три­умф дале­ко пре­взо­шел все поче­сти, обыч­ные в такой день. (5) Самое силь­ное впе­чат­ле­ние про­из­во­дил сам дик­та­тор, въе­хав­ший в город на колес­ни­це, запря­жен­ной белы­ми коня­ми: он не похо­дил не толь­ко на граж­да­ни­на, но даже и на смерт­но­го. (6) Эти кони как бы при­рав­ни­ва­ли дик­та­то­ра к Юпи­те­ру и Солн­цу⁵⁰, что дела­ло цере­мо­нию кощун­ст­вен­ной. По этой-то при­чине три­умф был ско­рее бле­стя­щим, неже­ли радост­ным⁵¹. (7) Тогда же Камилл наме­тил на Авен­тине место для хра­ма цари­цы Юно­ны и освя­тил капи­ще Мате­ри Мату­ты. Закон­чив все тор­же­ст­вен­ные и мир­ские дела, он сло­жил с себя дик­та­тор­ство.

(8) Затем ста­ли обсуж­дать вопрос о даре Апол­ло­ну. Когда Камилл напом­нил, что обе­щал ему деся­ти­ну от добы­чи, пон­ти­фи­ки сочли, что сле­ду­ет осво­бо­дить народ от это­го свя­щен­но­го обя­за­тель­ства: (9) невоз­мож­но было заста­вить его отдать свою добы­чу, чтобы часть из нее выде­лить для выпол­не­ния рели­ги­оз­но­го обе­та. (10) Нако­нец сго­во­ри­лись на том, что каза­лось самым лег­ким: пусть каж­дый, кто хочет осво­бо­дить себя и свое иму­ще­ство от обя­зан­но­сти бла­го­че­стия, сам оце­нит соб­ст­вен­ную добы­чу и отдаст государ­ству деся­тую часть этой сто­и­мо­сти, (11) дабы на эти сред­ства создать дар, достой­ный рим­ско­го наро­да и сораз­мер­ный вели­чию хра­ма и могу­ще­ству бога. Упо­мя­ну­тый взнос так­же отвра­тил от Камил­ла души пле­бе­ев.

(12) Сре­ди всех этих собы­тий яви­лись про­сить о мире послы от воль­сков и эквов. И они полу­чи­ли его: пусть это было недо­стой­но рим­лян, но государ­ство, изму­чен­ное столь дол­гой вой­ной, нуж­да­лось в отды­хе.

24. (1) На сле­дую­щий год [395 г.] после взя­тия Вей избра­ли шесте­рых воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью: двух Пуб­ли­ев Кор­не­ли­ев (Кос­са и Сци­пи­о­на), Мар­ка Вале­рия Мак­си­ма во вто­рой раз, Цезо­на Фабия Амбу­ста во вто­рой, Луция Фурия Медул­ли­на в пятый, Квин­та Сер­ви­лия в тре­тий. Вое­вать с фалис­ка­ми выпа­ло по жре­бию Кор­не­ли­ям, с Капе­на­ми — Вале­рию и Сер­ви­лию. (2) Они не оса­жда­ли горо­да́ и не бра­ли их при­сту­пом, но разо­ри­ли поля и забра­ли в добы­чу все про­до­воль­ст­вие, не оста­вив там ни одно­го пло­до­но­ся­ще­го дере­ва, ни одно­го коло­са. (3) Это несча­стье потряс­ло капен­ский народ, он запро­сил мира и полу­чил его. Вой­на с фалис­ка­ми про­дол­жа­лась.

(4) Меж­ду тем в Риме не зати­ха­ли раз­но­об­раз­ные рас­при, с.254 и для смяг­че­ния их было реше­но выве­сти коло­нию в зем­лю воль­сков. Туда запи­са­лись три тыся­чи рим­ских граж­дан, и выбран­ные для это­го три­ум­ви­ры наре­за­ли каж­до­му по три и семь два­дца­тых юге­ра зем­ли⁵². (5) Эта разда­ча вызва­ла лишь него­до­ва­ние, посколь­ку ее сочли подач­кой, при­зван­ной отвлечь народ от надежд на боль­шее: зачем усы­лать пле­бе­ев к вольскам, когда под боком вели­ко­леп­ный город Вейи, зем­ли кото­ро­го пло­до­род­нее и обшир­нее рим­ских? (6) К тому же пле­беи явно пред­по­чи­та­ли Риму Вейи из-за их удоб­но­го место­по­ло­же­ния, рос­кош­ных пло­ща­дей и зда­ний, как обще­ст­вен­ных, так и част­ных. (7) Имен­но тогда заро­дил­ся замы­сел пере­се­ле­ния в Вейи⁵³, наде­лав­ший столь­ко шума уже после взя­тия Рима гал­ла­ми. (8) Пред­по­ла­га­лось, что часть пле­бе­ев и часть сена­та пере­бе­рут­ся туда, чтобы два горо­да мог­ли быть объ­еди­не­ны в одно государ­ство и насе­ле­ны рим­ским наро­дом.

(9) Про­тив это­го высту­пи­ли луч­шие граж­дане⁵⁴, заяв­ляя, что они гото­вы ско­рее уме­реть, но толь­ко здесь, на виду у наро­да рим­ско­го; (10) ведь теперь даже и в одном горо­де вон сколь­ко раздо­ров — что же будет при двух горо­дах? Неуже­ли кто-то пред­по­чтет побеж­ден­ную роди­ну победив­шей, допу­стит, чтоб взя­тые Вейи при­нес­ли боль­ше несча­стья, чем невреди­мые? (11) Одним сло­вом, пусть сограж­дане оста­вят их на родине, а сами могут отправ­лять­ся в Вейи за гра­до­зи­жди­те­лем Титом Сици­ни­ем (имен­но он внес это пред­ло­же­ние от име­ни народ­ных три­бу­нов). Их же ника­кая сила не при­нудит поки­нуть бога Рому­ла, сына бога, отца-осно­ва­те­ля гра­да Рима.

25. (1) Все эти спо­ры сопро­вож­да­лись недо­стой­ны­ми пере­пал­ка­ми: пат­ри­ции при­влек­ли на свою сто­ро­ну часть воен­ных три­бу­нов; одно не дава­ло пле­бе­ям рас­пу­стить руки — (2) лишь толь­ко под­ни­мал­ся крик, гро­зив­ший пере­ра­с­ти в пота­сов­ку, ста­рей­шие сена­то­ры пер­вы­ми бро­са­лись в гущу тол­пы, при­зы­вая на себя побои, раны и смерть. (3) Посколь­ку чернь не сме­ла осквер­нять досто­ин­ство почтен­ных стар­цев, то и в про­чих гру­бых пополз­но­ве­ни­ях почти­тель­ность засту­па­ла доро­гу гне­ву.

(4) Камилл же везде и всюду бес­пе­речь высту­пал с таки­ми реча­ми: неуди­ви­тель­но, что государ­ство сошло с ума, если оно, будучи свя­за­но обе­том, счи­та­ет любую заботу важ­нее заботы об испол­не­нии рели­ги­оз­но­го дол­га. (5) Что уж тут гово­рить о сбо­ре деся­ти­ны, а вер­нее, мило­сты­ни, — ведь каж­дый выпла­чи­ва­ет ее част­ным поряд­ком, а народ в целом осво­бож­ден. (6) Но ему, Камил­лу, совесть не поз­во­ля­ет умол­чать, что деся­ти­на назна­ча­ет­ся толь­ко из добы­чи в виде дви­жи­мо­го иму­ще­ства. О горо­де же, о попав­шей в руки рим­лян зем­ле, никто и не обмол­вит­ся — а они ведь тоже вклю­че­ны в обет.

(7) Посколь­ку этот вопрос пока­зал­ся сена­ту спор­ным, обра­ти­лись к жре­цам. Пон­ти­фи­ки, собрав­шись и побе­се­до­вав с Камил­лом, сочли, что Апол­ло­ну была посвя­ще­на деся­ти­на от все­го, с.255 что перед при­не­се­ни­ем обе­та при­над­ле­жа­ло вей­я­нам, а потом пере­шло рим­ля­нам. Таким обра­зом, при оцен­ке сле­до­ва­ло учи­ты­вать и город с зем­лей. (8) День­ги доста­ли из каз­ны, и воен­ным три­бу­нам-кон­су­ля­рам было пору­че­но заку­пить на них золо­то. Посколь­ку его не хва­та­ло, мат­ро­ны, посо­ве­щав­шись об этом, обе­ща­ли отдать воен­ным три­бу­нам золо­то — и дей­ст­ви­тель­но пере­да­ли в каз­ну все свои укра­ше­ния. (9) Это дея­ние вызва­ло у сена­та глу­бо­чай­шую при­зна­тель­ность. Пере­да­ют, что имен­но бла­го­да­ря той щед­ро­сти мат­ро­нам было пре­до­став­ле­но пра­во выез­жать в четы­рех­ко­лес­ных повоз­ках к свя­щен­но­дей­ст­ви­ям и на игры, а в одно­кол­ках как по празд­нич­ным, так и по буд­ним дням⁵⁵. (10) Взве­сив и сосчи­тав полу­чен­ное от отдель­ных лиц золо­то, три­бу­ны упла­ти­ли за него день­га­ми. Реше­но было отлить золотую чашу, кото­рая и была посла­на в Дель­фы как дар Апол­ло­ну.

(11) Толь­ко люди отвлек­лись от дел бла­го­че­стия, как народ­ные три­бу­ны воз­об­но­ви­ли сму­ту. Они наусь­ки­ва­ли тол­пу на всех знат­ных, но впе­ред дру­гих — на Камил­ла: (12) он, мол, обра­тил в ничто вей­скую добы­чу побо­ра­ми в каз­ну и на свя­щен­ные нуж­ды. На отсут­ст­ву­ю­щих народ­ные три­бу­ны обру­ши­ва­лись с оже­сто­че­ни­ем, при­сут­ст­ву­ю­щих же робе­ли, осо­бен­но если те сами шли навстре­чу их яро­сти. (13) Посколь­ку было оче­вид­но, что этой тяж­бы не закон­чить в исте­каю­щем году, на сле­дую­щий народ­ны­ми три­бу­на­ми были пере­из­бра­ны те же лица — авто­ры зако­но­про­ек­та⁵⁶. А пат­ри­ции насто­я­ли на том же в отно­ше­нии про­тив­ни­ков это­го зако­на. Таким обра­зом, народ­ные три­бу­ны были в боль­шин­стве сво­ем пере­из­бра­ны.

26. (1) На выбо­рах воен­ных три­бу­нов пат­ри­ции, при­ло­жив все уси­лия, доби­лись избра­ния Мар­ка Фурия Камил­ла [394 г.]. Они при­тво­ря­лись, буд­то в рас­суж­де­нии вой­ны заботят­ся о пол­ко­вод­це, а на самом деле им тре­бо­вал­ся про­ти­во­бо­рец три­бун­ским щед­ротам. (2) Вме­сте с Камил­лом⁵⁷ воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью были избра­ны Луций Фурий Медул­лин в шестой раз, Цезон Эми­лий, Луций Вале­рий Пуб­ли­ко­ла, Спу­рий Посту­мий, Пуб­лий Кор­не­лий⁵⁸ во вто­рой раз.

(3) В нача­ле года, пока Марк Фурий не отбыл в зем­лю фалис­ков, вой­на с кото­ры­ми была ему пору­че­на, народ­ные три­бу­ны не дава­ли делу хода. В кон­це кон­цов из-за про­во­ло­чек о нем вооб­ще забы­ли, а Камилл, чье­го пре­ко­сло­вия три­бу­ны боль­ше все­го опа­са­лись, стя­жал себе сла­ву в войне с фалис­ка­ми. (4) Дело в том, что вра­ги почли за бла­го уда­лить­ся под защи­ту стен, счи­тая это самым без­опас­ным, а он, гра­бя поля и сжи­гая селе­ния, при­нудил их вый­ти из горо­да. (5) Одна­ко страх не дал им про­дви­нуть­ся дале­ко — почти в миле от горо­да они раз­би­ли лагерь. Выбран­ное место каза­лось им надеж­ным лишь на том осно­ва­нии, что под­ход к нему был затруд­нен обры­ва­ми, кру­ты­ми скло­на­ми, а доро­ги были труд­но­до­ступ­ны. (6) Но Камилл, выбрав в про­вод­ни­ки плен­но­го, родом из этих мест, глу­бо­кой ночью снял­ся с с.256 лаге­ря и уже на рас­све­те появил­ся зна­чи­тель­но выше той точ­ки, где был непри­я­тель. (7) Рим­ские три­а­рии при­ня­лись воз­во­дить укреп­ле­ния, а про­чее вой­ско сто­я­ло, гото­вое к бою. Когда вра­ги попы­та­лись поме­шать стро­и­тель­ству, пол­ко­во­дец раз­бил их и обра­тил в бег­ство. Фалис­ков объ­ял такой страх, что, захва­чен­ные поваль­ным бег­ст­вом, они бро­си­лись к горо­ду мимо соб­ст­вен­но­го лежа­ще­го вбли­зи лаге­ря. Мно­гие были уби­ты и ране­ны, (8) преж­де чем охва­чен­ное пани­кой вой­ско ворва­лось в ворота. Лагерь был взят, добы­ча же отда­на кве­сто­рам, к силь­но­му недо­воль­ству вои­нов. Одна­ко, слом­лен­ные суро­во­стью коман­до­ва­ния, они при всей нена­ви­сти к Камил­лу вос­хи­ща­лись его непре­клон­но­стью. (9) Затем, во вре­мя оса­ды, горо­жане совер­ша­ли вылаз­ки про­тив рим­ских укреп­ле­ний, и даже заста­вы ино­гда под­вер­га­лись бес­по­рядоч­ным напа­де­ни­ям. Про­ис­хо­ди­ли мел­кие стыч­ки: так тяну­лось вре­мя, но ни одна из сто­рон не полу­ча­ла пере­ве­са, а меж­ду тем у оса­жден­ных про­до­воль­ст­вия и дру­гих запа­сов было при­готов­ле­но боль­ше, чем у оса­ждаю­щих. (10) Каза­лось, что здесь потре­бу­ют­ся уси­лия, столь же дли­тель­ные, как под Вей­я­ми, но вдруг судь­ба даро­ва­ла рим­ско­му пол­ко­вод­цу вме­сте со ско­рой победой и слу­чай про­явить свою доб­лесть, одна­ко не на воен­ном попри­ще, где она была обще­из­вест­на, а в деле неожи­дан­ном.

27. (1) У фалис­ков велось, чтобы учи­те­лем и вос­пи­та­те­лем у ребен­ка был один и тот же чело­век; кро­ме того, на попе­че­нии одно­го вос­пи­та­те­ля обыч­но нахо­ди­лось по мно­гу детей, что и посей­час при­ня­то в Гре­ции⁵⁹. Детей знат­ных граж­дан, как это часто быва­ет, учил некий чело­век, пре­успев­ший в нау­ках. (2) Так вот, он еще во дни мира взял за пра­ви­ло выво­дить детей для игр и упраж­не­ний за город. Не отсту­пил­ся он от сво­ей при­выч­ки и во вре­мя вой­ны, уво­дя их то бли­же, то даль­ше от ворот, и одна­жды, когда пред­ста­вил­ся слу­чай, завлек детей игра­ми и беседа­ми даль­ше обыч­но­го, при­вел к вра­же­ским постам, потом к рим­ско­му лаге­рю и, нако­нец, — в палат­ку Камил­ла. (3) Там он пре­ступ­ное свое дея­ние усу­гу­бил речью еще более пре­ступ­ной: что-де, пере­дав во власть рим­лян этих детей, (4) чьи роди­те­ли гла­вен­ст­ву­ют в Фале­ри­ях, он тем самым и город отдал в их руки. (5) Услы­хав такое, Камилл ска­зал: «Не похо­жи на тебя, зло­дей, ни народ, ни пол­ко­во­дец, к кото­рым ты явил­ся со сво­им зло­дей­ским даром. (6) Той общ­но­сти, кото­рая уста­нав­ли­ва­ет­ся меж­ду людь­ми по дого­во­ру, у нас с фалис­ка­ми нет, но есть и пре­будет та, что при­ро­дой врож­де­на всем. Вой­на так же име­ет зако­ны, как и мир, а мы уме­ем вое­вать столь же спра­вед­ли­во, сколь и храб­ро. (7) Наше ору­жие направ­ле­но не про­тив тех, чей воз­раст при­ня­то щадить даже при взя­тии горо­дов, но про­тив воору­жен­ных мужей, кото­рые в свое вре­мя сами напа­ли на рим­ский лагерь под Вей­я­ми без вся­ко­го пово­да или вызо­ва с нашей сто­ро­ны. (8) Насколь­ко было в с.257 тво­их силах, ты, пожа­луй, пре­взо­шел их еще боль­шим зло­де­я­ни­ем, я же соби­ра­юсь победить по-рим­ски: доб­ле­стью, оса­дой и ору­жи­ем, как это было и с Вей­я­ми». (9) Потом он при­ка­зал раздеть это­го чело­ве­ка, свя­зать ему руки за спи­ной и пере­дать детям для воз­вра­ще­ния в Фале­рии, да велел вру­чить им роз­ги, чтобы они гна­ли ими пре­да­те­ля к горо­ду.

(10) Пер­вым делом на это уди­ви­тель­ное зре­ли­ще сбе­жал­ся смот­реть весь народ; затем долж­ност­ные лица созва­ли сенат, чтобы обсудить неслы­хан­ное про­ис­ше­ст­вие. Оно настоль­ко изме­ни­ло направ­ле­ние умов, что все без исклю­че­ния ста­ли тре­бо­вать мира. А дав­но ли они, обе­зу­мев от зло­бы и нена­ви­сти, пред­по­чи­та­ли ско­рее погиб­нуть, как вей­яне, чем, подоб­но капен­цам, попро­сить о мире. (11) И на фору­ме, и в курии все про­слав­ля­ли чест­ность рим­лян, спра­вед­ли­вость пол­ко­во­д­ца. Со все­об­ще­го согла­сия в лагерь к Камил­лу были отправ­ле­ны послы; оттуда они с его раз­ре­ше­ния поеха­ли в Рим, чтобы изве­стить сенат о сда­че Фале­рии. (12) Пере­да­ют, что, когда их вве­ли в сенат, они заяви­ли сле­дую­щее: «Отцы-сена­то­ры! Мы сда­ем­ся вам, побеж­ден­ные вами и вашим пол­ко­вод­цем, но победа эта тако­го свой­ства, что не может вызвать ничьей зави­сти — ни боже­ской, ни чело­ве­че­ской. Мы дума­ем, что нам луч­ше будет жить под вашей вла­стью, чем под сенью соб­ст­вен­ных зако­нов, — а что может быть сла­ще для победи­те­ля, чем такая уве­рен­ность побеж­ден­но­го! (13) Исход этой вой­ны явля­ет роду чело­ве­че­ско­му два достой­ных под­ра­жа­ния при­ме­ра: вы бла­го­род­ство в войне пред­по­чли вер­ной победе, мы же доб­ро­воль­но усту­пи­ли ее вам, потря­сен­ные этим бла­го­род­ст­вом. Мы поко­ря­ем­ся вам. (14) Може­те при­сы­лать за ору­жи­ем и залож­ни­ка­ми. Город открыл ворота — бери­те его. Ни вам не при­дет­ся разо­ча­ро­вать­ся в нашей вер­но­сти, ни нам в вашей вла­сти». (15) Камил­лу были при­не­се­ны бла­го­дар­но­сти как от вра­гов, так и от сограж­дан; с фалис­ков взыс­ка­ли день­ги на годо­вое жало­ва­нье вои­нам, чтобы осво­бо­дить рим­ский народ от пода­ти, и по заклю­че­нии мира вой­ско вер­ну­лось в Рим.

28. (1) Победив вра­гов спра­вед­ли­во­стью и вели­ко­ду­ши­ем, Камилл вер­нул­ся в город. Его встре­ча­ли куда теп­лее, чем в тот раз, когда он ехал по ули­цам в колес­ни­це три­ум­фа­то­ра, запря­жен­ной белы­ми лошадь­ми. Одно­го его скром­но­го мол­ча­ния было доста­точ­но, чтобы сенат без про­мед­ле­ний осво­бо­дил его от невы­пол­нен­но­го обе­та.

(2) А золотую чашу в дар Апол­ло­ну повез­ли Луций Вале­рий, Луций Сер­гий и Авл Ман­лий, отправ­лен­ные посла­ми в Дель­фы. Неда­ле­ко от Сици­лий­ско­го про­ли­ва их воен­ный корабль был пере­хва­чен липар­ски­ми пира­та­ми и уведен на Липа­ры⁶⁰. Тамош­няя общи­на обык­но­вен­но дели­ла добы­чу меж­ду все­ми, счи­тая пло­ды раз­боя как бы государ­ст­вен­ным досто­я­ни­ем. (3) Но слу­чи­лось так, что в этом году выс­шую долж­ность у с.258 них зани­мал некто Тима­си­фей, муж, более похо­жий на рим­ля­ни­на, чем на сво­их сооте­че­ст­вен­ни­ков. (4) Он не толь­ко сам испол­нил­ся почте­ния к посоль­ско­му досто­ин­ству, к свя­щен­но­му дару, к тому богу, кото­ро­му дар был послан, и к той при­чине, что побуди­ла дар послать, но и сумел вну­шить бла­го­го­ве­ние чер­ни, кото­рая все­гда тако­ва, каков пра­вя­щий ею. Он пред­ло­жил послам госте­при­им­ство от име­ни государ­ства, затем отпра­вил их в Дель­фы, дав еще и кораб­лей в охра­ну, а оттуда невреди­мы­ми вер­нул в самый Рим. (5) Сенат заклю­чил с ним дого­вор госте­при­им­ства⁶¹ и послал ему подар­ки от каз­ны.

В тече­ние это­го года про­дол­жа­лась вой­на с эква­ми, шед­шая с пере­мен­ным успе­хом, так что и в самом вой­ске, и в Риме не мог­ли пона­ча­лу решить, победи­ли они или побеж­де­ны. У рим­лян там коман­до­ва­ли воен­ные три­бу­ны Гай Эми­лий и Спу­рий Посту­мий. (6) На пер­вых порах они вели вой­ну вме­сте, но затем, когда непри­я­тель в откры­том бою был раз­бит, реши­ли, что Эми­лий станет на сто­ян­ку в Верру­гине, а Посту­мий начнет опу­сто­шать окрест­ность. (7) Послед­не­му сопут­ст­во­вал успех, и пото­му его вой­ско дви­га­лось без вся­кой осто­рож­но­сти, не соблюдая строя. Тут-то на них и напа­ли эквы. Рим­ляне были застиг­ну­ты врас­плох и раз­бе­жа­лись по близ­ле­жа­щим хол­мам. Оттуда пани­ка пере­ки­ну­лась на дру­гую поло­ви­ну вой­ска, сто­яв­шую в Верру­гине. (8) Когда вои­ны Посту­мия собра­лись в без­опас­ном месте, тот при­нял­ся на сход­ке упре­кать их в тру­со­сти, гово­ря, что они обра­ти­лись в бег­ство от про­тив­ни­ка пуг­ли­во­го и роб­ко­го. В ответ все как один ста­ли кри­чать, что уко­ры заслу­жен­ны, что они кают­ся в допу­щен­ном про­ступ­ке, но гото­вы загла­дить его; недол­го вра­гам радо­вать­ся! (9) Тре­буя, чтоб их немед­лен­но вели на непри­я­тель­ский лагерь (он был виден вни­зу, на рав­нине), вои­ны кля­лись, что если не захва­тят его до наступ­ле­ния ночи, то соглас­ны на любую кару. (10) Похва­лив их, Посту­мий велел всем отдох­нуть, чтобы к чет­вер­той стра­же⁶² быть гото­вы­ми.

Вра­ги опа­са­лись, что рим­ляне ночью убе­гут с хол­ма — поэто­му, чтобы отре­зать доро­гу на Верру­ги­ну, они дви­ну­лись впе­ред, и бит­ва завя­за­лась еще до рас­све­та. Впро­чем, всю ночь сия­ла луна, так что вид­но все было не хуже, чем днем. (11) Шум боя достиг Верру­ги­ны, и, посколь­ку там реши­ли, что взят рим­ский лагерь, всех охва­ти­ла пани­ка. Тщет­но Эми­лий удер­жи­вал и умо­лял вои­нов — они в бес­по­ряд­ке бежа­ли в Тускул. (12) Оттуда в Рим дока­ти­лась весть, буд­то Посту­мий с вой­ском погиб­ли.

А Посту­мий меж­ду тем дожи­дал­ся, пока вме­сте с тем­нотой исчезнет угро­за попасть в заса­ду, кото­рая неред­ко под­сте­ре­га­ет вой­ско, увле­чен­ное пре­сле­до­ва­ни­ем. Объ­ез­жая вер­хом бое­вые поряд­ки, он напо­ми­нал вои­нам об их клят­вах и все­лил в них такой пыл, что эквы не выдер­жа­ли рим­ско­го натис­ка. (13) с.259 Нача­лось изби­е­ние бегу­щих. На поги­бель вра­гам рим­ля­на­ми вла­дел ско­рее гнев, чем доб­лесть. Не успел гонец из Туску­ла при­быть с ужас­ной вестью, не успе­ла эта весть под­нять в государ­стве лож­ную тре­во­гу, как за ней после­до­ва­ло тор­же­ст­ву­ю­щее доне­се­ние от Посту­мия: победа доста­лась рим­ско­му наро­ду, вой­ско эквов уни­что­же­но.

29. (1) Посколь­ку тре­бо­ва­ния народ­ных три­бу­нов не достиг­ли еще цели, пле­беи при­ла­га­ли уси­лия, чтобы три­бу­на­ми оста­лись те люди, кото­рые вно­си­ли зако­но­про­ект⁶³, а сена­то­ры стре­ми­лись избрать тех, кто его отвер­гал. Но на сво­их коми­ци­ях⁶⁴ пле­беи одер­жа­ли верх. (2) Сена­то­ры же ото­мсти­ли за это пора­же­ние, утвер­див указ о назна­че­нии кон­су­лов: эта долж­ность была нена­вист­на про­стым людям. Итак, после пят­на­дца­ти­лет­не­го пере­ры­ва кон­су­ла­ми были избра­ны Луций Лукре­ций Флав и Сер­вий Суль­пи­ций Каме­рин [393 г.].

(3) В нача­ле года народ­ные три­бу­ны, уве­рив­шись в том, что никто из них не высту­пит про­тив зако­на, ста­ли наста­и­вать на нем с еще боль­шей энер­ги­ей. По той же при­чине про­тив зако­на высту­пи­ли кон­су­лы. Все граж­дане были заня­ты одним толь­ко этим делом, и тут вдруг эквы захва­ти­ли Вител­лию, рим­скую коло­нию в их зем­ле. (4) Так как город был взят ночью, в резуль­та­те изме­ны, то боль­шая часть посе­лен­цев, бежав через зад­ние ворота, целы­ми и невреди­мы­ми добра­лись до Рима. (5) Вести эту вой­ну по жре­бию доста­лось кон­су­лу Луцию Лукре­цию. Он высту­пил с вой­ском, раз­бил вра­га в откры­том бою и победи­те­лем вер­нул­ся в Рим, к схват­кам куда более жар­ким.

(6) Были вызва­ны в суд народ­ные три­бу­ны послед­них двух лет — Авл Вер­ги­ний и Квинт Пом­по­ний⁶⁵, защи­та кото­рых, по мне­нию пат­ри­ци­ев, была для сена­та делом чести. Никто не вме­нял три­бу­нам в вину ни уго­лов­но­го пре­ступ­ле­ния, ни слу­жеб­но­го упу­ще­ния — они обви­ня­лись лишь в том, что в уго­ду сена­ту опро­те­сто­вы­ва­ли три­бун­ские зако­но­про­ек­ты. (7) И все же ярость про­сто­го люда ока­за­лась силь­нее бла­го­дар­но­сти сена­та. Ни в чем не повин­ных людей при­го­во­ри­ли каж­до­го к упла­те деся­ти тысяч тяже­лых ассов, подав тем самым дур­ной при­мер на буду­щее. Сена­то­ры были уязв­ле­ны. (8) Камилл пря­мо обви­нял пле­бе­ев в пре­ступ­ле­нии: вот они уже пошли про­тив сво­их, вот облыж­но засуди­ли три­бу­нов, не пони­мая того, что сами же этим уни­что­жи­ли пра­во три­бун­ско­го вме­ша­тель­ства. А уни­что­же­ние тако­го пра­ва под­ры­ва­ет и три­бун­скую власть. (9) Ибо заблуж­да­ют­ся пле­беи, если они пита­ют надеж­ду, что сена­то­ры будут веч­но сно­сить раз­нуздан­ное свое­во­лие три­бу­нов. Если с три­бун­ской вла­стью не удаст­ся спра­вить­ся при помо­щи тех же три­бу­нов, то сена­то­ры най­дут дру­гое сред­ство. (10) И на кон­су­лов обру­шил­ся Камилл, зачем они смол­ча­ли, зачем стер­пе­ли — ведь эти три­бу­ны поло­жи­лись на авто­ри­тет сена­та и ока­за­лись обма­ну­ты в сво­ем дове­рии к государ­ству. Он соби­рал сход­ки, гово­рил с.260 это там во все­услы­ша­ние, и нена­висть к нему тол­пы воз­рас­та­ла день ото дня.

30. (1) Но Камилл непре­стан­но воз­му­щал сена­то­ров про­тив пред­ло­жен­но­го зако­на: пусть они пом­нят, за что им пред­сто­ит бороть­ся на фору­ме в день голо­со­ва­ния — за жерт­вен­ни­ки и оча­ги, за хра­мы богов и зем­лю, на кото­рой роди­лись! (2) Что до него само­го (если толь­ко поз­во­ли­тель­но вспо­ми­нать о сво­ей сла­ве, когда оте­че­ство в опас­но­сти), то ему лишь к чести послу­жи­ло бы, если бы заво­е­ван­ный им город был полон людь­ми, если бы сам он каж­дый день вку­шал хва­лу в горо­де, вопло­щаю­щем его сла­ву, если бы посто­ян­но у него перед гла­за­ми был город, изо­бра­же­ние кото­ро­го нес­ли во вре­мя его три­ум­фа⁶⁶, если бы все сту­па­ли по кам­ням, хра­ня­щим память о его подви­гах. (3) Но нече­сти­во пере­се­лять­ся в забро­шен­ный, поки­ну­тый бес­смерт­ны­ми бога­ми город! Нель­зя, чтобы рим­ский народ жил на поло­нен­ной зем­ле, сме­нив победив­шую роди­ну на побеж­ден­ную.

(4) Вооду­шев­лен­ные при­зы­ва­ми сво­его вождя, сена­то­ры — и ста­рые, и моло­дые — в день голо­со­ва­ния все пле­чом к пле­чу яви­лись на форум. Разой­дясь по сво­им три­бам, они со сле­за­ми на гла­зах умо­ля­ли сограж­дан, бра­ли их за руки, (5) закли­на­ли не покидать оте­че­ства, за кото­рое храб­ро и победо­нос­но рато­бор­ст­во­ва­ли и они сами, и их пра­щу­ры. Они ука­зы­ва­ли на Капи­то­лий, на храм Весты, на про­чие окрест­ные свя­ты­ни: (6) да не станет народ рим­ский изгнан­ни­ком, да не уйдет с род­ной зем­ли, от сво­их богов-пена­тов во вра­жий город, да не пере­ведет туда государ­ство, дабы не при­шлось пожа­леть о взя­тии Вей опу­стев­ше­му Риму!

(7) Посколь­ку пат­ри­ции доби­ва­лись сво­его не силой, но моль­ба­ми, пере­ме­жая их часты­ми упо­ми­на­ни­я­ми богов, боль­шая часть наро­да про­ник­лась рели­ги­оз­ным чув­ст­вом. Закон был откло­нен боль­шин­ст­вом в одну три­бу. (8) Эта победа все­ли­ла в сена­то­ров такую радость, что на сле­дую­щий день сенат по докла­ду кон­су­лов при­нял реше­ние о разде­ле вей­ской зем­ли меж­ду пле­бе­я­ми⁶⁷. Дава­ли по семь юге­ров, но в рас­чет при­ни­ма­лись не толь­ко отцы семейств, а и все сво­бод­ные домо­чад­цы, дабы, оду­шев­лен­ные этой надеж­дой, пле­беи пло­ди­лись и мно­жи­лись.

31. (1) Уми­ротво­рен­ный этим даром, про­стой люд не стал про­ти­во­дей­ст­во­вать про­веде­нию кон­суль­ских выбо­ров. (2) Кон­су­ла­ми были избра­ны Луций Вале­рий Потит и Марк Ман­лий, впо­след­ст­вии наре­чен­ный Капи­то­лий­ским⁶⁸ [392 г.]. Они устро­и­ли Вели­кие игры, обе­щан­ные дик­та­то­ром Мар­ком Фури­ем во вре­мя вой­ны с Вей­я­ми. (3) В том же году был освя­щен храм цари­цы Юно­ны, обе­то­ван­ный тем же дик­та­то­ром во вре­мя той же вой­ны, и пере­да­ют, что освя­ще­ние про­шло с боль­шим блес­ком бла­го­да­ря вели­ким ста­ра­ни­ям мат­рон.

(4) Вой­на с эква­ми в Аль­гид­ских горах не заслу­жи­ва­ет с.261 осо­бо­го упо­ми­на­ния, посколь­ку вра­ги бежа­ли, даже не успев скре­стить с нами ору­жие. Вале­рию за упор­ство в истреб­ле­нии бегу­ще­го про­тив­ни­ка был дан три­умф, а Ман­лию — пра­во всту­пить в город с ова­ци­ей⁶⁹. (5) В том же году нача­лась новая вой­на — с воль­си­ний­ца­ми. Отпра­вить туда вой­ско не было воз­мож­но­сти, ибо вслед­ст­вие чрез­вы­чай­ной засу­хи и жары в рим­ской зем­ле раз­ра­зил­ся голод и мор. Отто­го воль­си­ний­цы испол­ни­лись само­уве­рен­но­сти и без­на­ка­зан­но совер­ши­ли набег на рим­ские поля, при­со­еди­нив к себе еще и сап­пи­на­тов⁷⁰. (6) Тогда обо­им наро­дам была объ­яв­ле­на вой­на.

Скон­чал­ся цен­зор Гай Юлий, на его место был назна­чен Марк Кор­не­лий. Впо­след­ст­вии дан­ное назна­че­ние было при­зна­но сомни­тель­ным, ибо в это пяти­ле­тие Рим пал; (7) и потом нико­гда боль­ше не выби­ра­ли ново­го цен­зо­ра на место умер­ше­го⁷¹. Когда забо­ле­ли и оба кон­су­ла, было реше­но воз­об­но­вить ауспи­ции посред­ст­вом меж­ду­цар­ст­вия. (8) Итак, кон­су­лы по ука­за­нию сена­та сло­жи­ли с себя пол­но­мо­чия, а интеррек­сом был избран Марк Фурий Камилл. Сле­дую­щим интеррек­сом он назна­чил Пуб­лия Кор­не­лия Сци­пи­о­на, а тот, в свою оче­редь — Луция Вале­рия Поти­та. (9) Послед­ний же выбрал шесте­рых воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью, чтобы в слу­чае болез­ни кого-нибудь из них государ­ство не оста­лось без долж­ност­ных лиц.

32. (1) На квинк­тиль­ские кален­ды⁷² в долж­ность всту­пи­ли Луций Лукре­ций, Сер­вий Суль­пи­ций, Марк Эми­лий, Луций Фурий Медул­лин в седь­мой раз, Агрип­па Фурий, Гай Эми­лий во вто­рой раз [391 г.]. (2) Из них Лукре­цию и Гаю Эми­лию выпа­ло вое­вать с воль­си­ний­ца­ми, а Агрип­пе Фурию и Суль­пи­цию — с сап­пи­на­та­ми. (3) Вой­на с воль­си­ний­ца­ми слу­чи­лась рань­ше и была зна­чи­тель­ной, если судить по чис­лен­но­сти непри­я­те­ля, но с воен­ной точ­ки зре­ния не очень труд­ной. Восемь тысяч вои­нов сло­жи­ли ору­жие и сда­лись после того, как их окру­жи­ла кон­ни­ца. (4) Изве­стие об этой войне при­ве­ло к тому, что сап­пи­на­ты даже не отва­жи­лись на бит­ву, но, воору­жив­шись, вве­ри­ли себя защи­те стен. Рим­ляне, ни с чьей сто­ро­ны не встре­чая сопро­тив­ле­ния, повсе­мест­но вывез­ли добы­чу и из зем­ли сап­пи­на­тов, и из воль­си­ний­ской зем­ли. (5) Нако­нец изне­мог­шие от вой­ны воль­си­ний­цы запро­си­ли о два­дца­ти­лет­нем пере­ми­рии и полу­чи­ли его на том усло­вии, что вер­нут рим­ско­му наро­ду награб­лен­ное и запла­тят вой­ску жало­ва­нье за теку­щий год.

(6) Тогда же некий Марк Цеди­ций, родом из пле­бе­ев, объ­явил три­бу­нам, буд­то он слы­шал в ноч­ной тиши голос, гром­че чело­ве­че­ско­го, и буд­то этот голос велел ему сооб­щить долж­ност­ным лицам, что грядут гал­лы. Слу­чи­лось это яко­бы на Новой ули­це, там теперь часов­ня⁷³, повы­ше хра­ма Весты. (7) Но зна­ме­ни­ем пре­не­брег­ли, во-пер­вых, как неред­ко быва­ет, из-за низ­ко­го про­ис­хож­де­ния рас­сказ­чи­ка, а во-вто­рых, из-за того, что с.262 пле­мя это пред­став­ля­лось дале­ким и пото­му неве­до­мым. Одна­ко над Римом тяго­тел рок: не толь­ко пред­у­преж­де­ни­ем богов пре­не­брег­ли, но даже Мар­ка Фурия, един­ст­вен­но­го смерт­но­го, кото­рый мог отвра­тить беду, уда­ли­ли из горо­да. (8) Народ­ный три­бун Луций Апу­лей вызвал его в суд из-за вей­ской добы­чи⁷⁴, и как раз в это вре­мя он поте­рял юно­го сына. При­гла­сив домой сво­их зем­ля­ков и кли­ен­тов⁷⁵, в боль­шин­стве сво­ем пле­бе­ев, Камилл стал рас­спра­ши­вать об их настро­е­ни­ях, и они отве­ти­ли, что в склад­чи­ну гото­вы вне­сти любую сум­му, к какой бы его ни при­го­во­ри­ли, (9) но осво­бо­дить его от суда они не могут. И тогда он уда­лил­ся в изгна­ние, моля бес­смерт­ных богов, чтобы небла­го­дар­ный город, кото­рым он был без­вин­но оби­жен, как мож­но ско­рее пожа­лел о нем. Камилл был заоч­но при­го­во­рен к упла­те пят­на­дца­ти тысяч тяже­лых ассов⁷⁶.

33. (1) Вот как был изгнан един­ст­вен­ный граж­да­нин, кото­рый, слу­чись он на месте, один был бы спо­со­бен спа­сти Рим от паде­ния, если толь­ко мож­но навер­ня­ка утвер­ждать что-либо отно­си­тель­но чело­ве­че­ских дел. А меж­ду тем роко­вые для Горо­да собы­тия при­бли­жа­лись: яви­лись послы от клу­зий­цев, про­ся помо­щи про­тив гал­лов.

(2) Гово­рят, что это пле­мя пере­шло Аль­пы, при­вле­чен­ное сла­до­стью здеш­них пло­дов, но более все­го — вина, удо­воль­ст­вия им неиз­вест­но­го. Они заня­ли зем­ли, кото­рые рань­ше возде­лы­ва­ли этрус­ки. (3) Яко­бы клу­зи­ец Аррунт при­вез вино в Гал­лию имен­но для того, чтобы при­ма­нить это пле­мя, — он, мол, гне­вал­ся на Луку­мо­на⁷⁷, чьим опе­ку­ном он рань­ше был, за то, что тот соблаз­нил его жену, а посколь­ку сей юно­ша обла­дал боль­шой вла­стью, то невоз­мож­но было нака­зать его ина­че, как при­бег­нув к чуже­зем­ной силе. (4) Дескать, этот Аррунт и пере­вел вра­гов через Аль­пы и стал винов­ни­ком оса­ды Клу­зия⁷⁸.

Я, пожа­луй, не стал бы отри­цать, что на Клу­зий гал­лов навел Аррунт или кто дру­гой из клу­зий­цев. (5) Но совер­шен­но ясно и то, что оса­ждав­шие Клу­зий не были пер­вы­ми, кто пере­шел через Аль­пы. Ведь гал­лы пере­ва­ли­ли в Ита­лию за две­сти лет до оса­ды Клу­зия и взя­тия Рима⁷⁹; (6) воин­ства же галль­ские сра­жа­лись спер­ва не с эти­ми этрус­ка­ми; но еще мно­го преж­де они неред­ко стал­ки­ва­лись с теми из них, что жили меж­ду Апен­ни­на­ми и Аль­па­ми. (7) Еще до воз­ник­но­ве­ния рим­ской дер­жа­вы власть этрус­ков широ­ко рас­про­стра­ни­лась и на суше и на море. Дока­за­тель­ст­вом того, сколь вели­ко было их могу­ще­ство, слу­жат назва­ния верх­не­го и ниж­не­го морей, кото­ры­ми, подоб­но ост­ро­ву, окру­же­на Ита­лия; одно из них ита­лий­ские пле­ме­на зовут Туск­ским, по обще­му име­но­ва­нию это­го наро­да, а дру­гое Адри­а­ти­че­ским — от Адрии, коло­нии тус­ков. (8) Гре­ки назы­ва­ют эти моря Тиррен­ским и Адри­а­ти­че­ским⁸⁰. (9) Тус­ки засе­ли­ли зем­ли от одно­го моря до дру­го­го, сна­ча­ла осно­вав две­на­дцать горо­дов⁸¹ по сю сто­ро­ну Апен­нин, на ниж­нем море, с.263 а потом выведя на дру­гую коло­нии по чис­лу горо­дов. (10) Эти коло­нии заня­ли всю зем­лю за Падом⁸² вплоть до Альп, кро­ме угол­ка вене­тов, живу­щих вдоль излу­чи­ны моря⁸³. (11) Несо­мнен­но, они же поло­жи­ли нача­ло аль­пий­ским пле­ме­нам, в первую оче­редь ретам. Прав­да, самые места, где оби­та­ют реты, сде­ла­ли их сви­ре­пы­ми и не сохра­ни­ли в них ниче­го из преж­не­го, раз­ве что язык, да и тот испор­чен­ный⁸⁴.

34. (1) Вот что мы узна­ли о пере­хо­де гал­лов в Ита­лию⁸⁵: когда в Риме цар­ст­во­вал Тарк­ви­ний Древ­ний, выс­шая власть у кель­тов, зани­маю­щих треть Гал­лии⁸⁶, при­над­ле­жа­ла биту­ри­гам, они дава­ли кельт­ско­му миру царя. (2) В доб­лест­ное прав­ле­ние Амби­га­та и сам он, и государ­ство раз­бо­га­те­ли, а Гал­лия ста­ла так изобиль­на и пло­да­ми, и людь­ми, что невоз­мож­но ока­за­лось ею управ­лять. (3) Посколь­ку насе­ле­ние стре­ми­тель­но уве­ли­чи­ва­лось, Амби­гат решил изба­вить свое цар­ство от избыт­ка людей⁸⁷. Бел­ло­ве­зу и Сего­ве­зу, сыно­вьям сво­ей сест­ры, он решил назна­чить для обжи­ва­ния те места, на какие боги ука­жут в гада­ни­ях. (4) Они мог­ли взять с собой столь­ко людей, сколь­ко хоте­ли, дабы ни одно пле­мя не было в состо­я­нии поме­шать пере­се­лен­цам. Тогда Сего­ве­зу доста­лись леси­стые Гер­цин­ские горы⁸⁸, а Бел­ло­ве­зу, к огром­ной его радо­сти, боги ука­за­ли путь в Ита­лию. (5) Он повел за собой всех, кому не хва­та­ло места сре­ди сво­его наро­да, выбрав таких людей из биту­ри­гов, арвер­нов, сено­нов, эду­ев, амбарров, кар­ну­тов и аулер­ков⁸⁹. Тро­нув­шись в путь с огром­ны­ми сила­ми пехоты и кон­ни­цы, он при­шел в зем­ли три­ка­сти­нов⁹⁰. (6) Впе­ре­ди взды­ма­лись Аль­пы. Мне ничуть не уди­ви­тель­но, что пре­одо­леть их пока­за­лось ему невоз­мож­ным: ведь если спра­вед­ли­вы исто­ри­че­ские пре­да­ния, нико­му до тех пор не уда­ва­лось перей­ти через них, раз­ве что мы пове­рим сказ­кам про Гер­ку­ле­са⁹¹. (7) Горы сте­на­ми выси­лись со всех сто­рон. Потря­сен­ные выши­ной ухо­дя­щих в небо хреб­тов, гал­лы при­ня­лись искать, как бы им пере­брать­ся через них в лежа­щий по ту сто­ро­ну мир. Задер­жа­ло их еще и суе­ве­рие: они узна­ли, что некие при­шель­цы, искав­шие себе земель, под­верг­лись напа­де­нию пле­ме­ни сал­лю­ви­ев⁹². (8) То были мас­си­лий­цы, при­плыв­шие кораб­ля­ми из Фокеи⁹³. Счи­тая это пред­зна­ме­но­ва­ни­ем сво­ей судь­бы, гал­лы помог­ли им закре­пить­ся в том месте, где они обос­но­ва­лись, как толь­ко выса­ди­лись на сушу; и сал­лю­вии это стер­пе­ли. (9) Сами же они пере­шли Аль­пы по Тав­рин­ско­му уще­лью и долине Дурии⁹⁴ и раз­би­ли тус­ков в сра­же­нии при реке Тицине. Узнав, что выбран­ное ими для посе­ле­ния место назы­ва­ет­ся Инсубр­ское поле, они сочли это бла­гим пред­зна­ме­но­ва­ни­ем, посколь­ку инсуб­ра­ми име­ну­ет­ся одна из вет­вей пле­ме­ни эду­ев. Они осно­ва­ли там город Медио­лан⁹⁵.

35. (1) Затем новая орда, цено­ма­ны, под води­тель­ст­вом Эти­то­вия, идя по следам пер­вых гал­лов, пере­шла Аль­пы по тому же уще­лью. Но им уже помо­гал Бел­ло­вез. Они заня­ли те с.264 зем­ли, где теперь нахо­дят­ся горо­да Брик­сия и Веро­на⁹⁶. (2) После них осе­ли либуи и сал­лю­вии, посе­лив­шись вдоль реки Тици­на, рядом с древним пле­ме­нем левых лигу­рий­цев⁹⁷. Вслед за тем по Пен­нин­ско­му пере­ва­лу при­шли бои и лин­го­ны, но, посколь­ку все про­стран­ство меж­ду Падом и Аль­па­ми было уже заня­то, они пере­пра­ви­лись на плотах через Пад, выгна­ли не толь­ко этрус­ков, но и умбров с их зем­ли, одна­ко Апен­ни­ны пере­хо­дить не ста­ли. (3) И нако­нец, сено­ны, пере­се­лив­ши­е­ся послед­ни­ми, заня­ли все от реки Утен­та вплоть до Эзи­са. Я уве­рен, что имен­но это пле­мя напа­ло потом на Клу­зий и Рим⁹⁸, неяс­но толь­ко, в оди­ноч­ку или же при под­держ­ке всех наро­дов Циз­аль­пин­ской Гал­лии⁹⁹.

(4) Клу­зий­цы боя­лись надви­гав­шей­ся вой­ны: им было извест­но, сколь мно­го­чис­лен­ны гал­лы, сколь неслы­хан­но вели­ки ростом, как воору­же­ны; они были наслы­ша­ны, сколь часто этрус­ские леги­о­ны бежа­ли пред их лицом как по сю, так и по ту сто­ро­ну Пада. И вот клу­зий­цы отряди­ли послов в Рим. Они про­си­ли сенат о помо­щи, хотя с рим­ля­на­ми их не свя­зы­вал ника­кой дого­вор, ни о сою­зе, ни о друж­бе. Един­ст­вен­ным осно­ва­ни­ем мог­ло слу­жить то, что они в свое вре­мя не высту­пи­ли про­тив рим­ско­го наро­да на защи­ту вей­ян, сво­их еди­но­пле­мен­ни­ков¹⁰⁰. (5) В помо­щи было отка­за­но, но к гал­лам отпра­ви­ли посоль­ство — трех сыно­вей Мар­ка Фабия Амбу­ста, чтобы они име­нем сена­та и наро­да рим­ско­го потре­бо­ва­ли не напа­дать на их дру­зей и союз­ни­ков, кото­рые вдо­ба­вок не при­чи­ни­ли гал­лам ника­кой обиды; (6) если потре­бу­ет­ся, рим­ляне-де вынуж­де­ны будут защи­щать клу­зий­цев с ору­жи­ем в руках; одна­ко пред­по­чти­тель­нее, если воз­мож­но, вовсе отка­зать­ся от вой­ны и позна­ко­мить­ся с гал­ла­ми, этим новым наро­дом, в мир­ной тиши, а не в гро­хо­те бит­вы.

36. (1) Это посоль­ство было бы мир­ным, не будь сами послы буй­ны­ми и похо­жи­ми ско­рее на гал­лов, чем на рим­лян. Когда они изло­жи­ли все, что им было пору­че­но, на сове­те гал­лов, те отве­ти­ли: (2) хоть они и слы­шат имя рим­лян впер­вые, но верят, что это храб­рые мужи, раз имен­но к ним бро­си­лись за помо­щью клу­зий­цы, ока­зав­шись в беде. (3) Они, гал­лы, пред­по­чи­та­ют искать союз­ни­ков во вре­мя пере­го­во­ров, а не боев, и не отвер­га­ют пред­ло­жен­но­го посла­ми мира, но толь­ко при одном усло­вии: клу­зий­цы долж­ны усту­пить нуж­даю­щим­ся в зем­ле гал­лам часть сво­их пашен, посколь­ку все рав­но име­ют их боль­ше, чем могут обра­ботать. Ина­че они на мир не согла­сят­ся. (4) Пусть им немед­лен­но, в при­сут­ст­вии рим­лян дадут ответ, и если в их тре­бо­ва­нии о зем­ле будет отка­за­но, то они в при­сут­ст­вии тех же рим­лян пой­дут в бой, дабы послы мог­ли дома рас­ска­зать, насколь­ко гал­лы пре­вос­хо­дят доб­ле­стью про­чих смерт­ных.

(5) Когда рим­ляне спро­си­ли, по како­му пра­ву гал­лы тре­бу­ют зем­лю у ее хозя­ев, угро­жая ору­жи­ем, и что у них за дела в с.265 Этру­рии, те высо­ко­мер­но заяви­ли, что пра­во их — в ору­жии и что нет запре­тов для храб­рых мужей. Обе сто­ро­ны вспы­ли­ли, все схва­ти­лись за мечи, и завя­за­лось сра­же­ние. (6) А над Римом уже нави­сал рок, ибо послы, в нару­ше­ние пра­ва наро­дов, так­же взя­лись за ору­жие. И это не мог­ло прой­ти неза­ме­чен­ным, коль ско­ро трое знат­ней­ших и храб­рей­ших рим­ских юно­шей сра­жа­лись впе­ре­ди этрус­ских зна­мен — доб­лесть сих чуже­зем­цев бро­са­лась в гла­за. (7) И в довер­ше­ние все­го Квинт Фабий, выехав на коне из строя, убил галль­ско­го вождя, неисто­во рвав­ше­го­ся к этрус­ским зна­ме­нам. Он насквозь про­бил ему бок копьем, а когда начал сни­мать доспе­хи, гал­лы узна­ли его, и по всем рядам раз­нес­лось, что это рим­ский посол.

(8) Клу­зий­цы были тот­час забы­ты; посы­лая угро­зы рим­ля­нам, гал­лы затру­би­ли отбой. Сре­ди них нашлись такие, кто пред­ла­гал немед­лен­но идти на Рим, но верх одер­жа­ли ста­рей­ши­ны. Они реши­ли спер­ва отрядить послов с жало­бой на обиду и потре­бо­вать выда­чи Фаби­ев за осквер­не­ние пра­ва наро­дов. (9) Когда галль­ские послы пере­да­ли то, что им было пору­че­но, сенат не одоб­рил поступ­ка Фаби­ев и счел тре­бо­ва­ние вар­ва­ров закон­ным. Но посколь­ку речь шла о мужах столь знат­ных, то угод­ни­че­ство пре­гра­ди­ло путь дол­гу и реше­ние не было при­ня­то. (10) Итак, сенат пере­дал это дело народ­но­му собра­нию, чтобы снять с себя ответ­ст­вен­ность за воз­мож­ные пора­же­ния в войне с гал­ла­ми. А там настоль­ко воз­об­ла­да­ло лице­при­я­тие и под­куп, что те, кого соби­ра­лись нака­зать, были избра­ны воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ски­ми пол­но­мо­чи­я­ми на сле­дую­щий год. (11) После это­го недо­стой­но­го дея­ния гал­лы оже­сто­чи­лись и, откры­то угро­жая вой­ной, вер­ну­лись к сво­им. (12) Воен­ны­ми же три­бу­на­ми, кро­ме трех Фаби­ев, были избра­ны Квинт Суль­пи­ций Лонг, Квинт Сер­ви­лий в чет­вер­тый раз, Пуб­лий Кор­не­лий Малу­гин­ский [390 г.].

37. (1) Вот до какой сте­пе­ни ослеп­ля­ет людей судь­ба, когда она не хочет, чтобы про­ти­ви­лись ее все­со­кру­шаю­щей силе! Уже надви­га­лась гро­ма­да беды, уже от Оке­а­на, от само­го края мира¹⁰¹ при­бли­жал­ся с вой­ною невидан­ный и неслы­хан­ный враг — (2) а государ­ство не учреди­ло ника­ких осо­бых пол­но­мо­чий и не обра­ти­лось ни к кому за помо­щью, в то вре­мя как даже в войне с фиде­ня­на­ми, с вей­я­на­ми и про­чи­ми окрест­ны­ми наро­да­ми оно при­ни­ма­ло край­ние меры, да и дик­та­то­ра назна­ча­ло мно­же­ство раз. (3) Во гла­ве всех при­готов­ле­ний сто­я­ли те самые три­бу­ны, из-за дер­зо­сти кото­рых и нача­лась вой­на; они про­во­ди­ли набор ничуть не более тща­тель­но, чем для обыч­ной вой­ны¹⁰², еще даже ума­ляя ходив­шие о ней слу­хи.

(4) А гал­лы, узнав, что осквер­ни­те­ли обще­че­ло­ве­че­ских зако­нов избра­ны на выс­шую долж­ность, а посоль­ство их под­верг­лось оскорб­ле­ни­ям, вски­пе­ли гне­вом, кое­го народ сей не уме­ет обузды­вать. Немед­ля под­ня­ли они зна­ме­на и спеш­ным мар­шем высту­пи­ли в путь. (5) При виде их стре­ми­тель­но про­хо­дя­щих с.266 пол­чищ жите­ли горо­дов в стра­хе бро­са­лись к ору­жию, а посе­ляне раз­бе­га­лись. Одна­ко они гром­ким кри­ком воз­ве­ща­ли, что идут на Рим. Дви­гав­ши­е­ся колон­ны зани­ма­ли огром­ное про­стран­ство; мас­сы людей и лоша­дей рас­тя­ну­лись и в дли­ну, и в шири­ну. (6) Впе­ре­ди вра­гов нес­лась мол­ва о них, за ней спе­ши­ли вест­ни­ки от клу­зий­цев, а потом и от дру­гих наро­дов пооче­ред­но — и все же наи­боль­ший страх вызва­ла в Риме стре­ми­тель­ность непри­я­те­ля: (7) вышед­шее ему навстре­чу наспех собран­ное вой­ско, как ни торо­пи­лось, встре­ти­ло его все­го в один­на­дца­ти милях от горо­да, там, где река Аллия, по глу­бо­кой лож­бине сбе­гая с Кру­сту­ме­рий­ских гор, впа­да­ет в Тибр несколь­ко ниже доро­ги¹⁰³. (8) Не толь­ко впе­ре­ди, но и вокруг все уже было пол­но вра­гов. Гал­лы и вооб­ще по сво­ей при­ро­де склон­ны про­из­во­дить бес­смыс­лен­ный шум, а тогда весь воздух был напол­нен леде­ня­щи­ми душу зву­ка­ми: это вар­ва­ры изда­ва­ли дикие кри­ки и гор­ла­ни­ли сви­ре­пые пес­ни¹⁰⁴.

38. (1) Тут воен­ные три­бу­ны, не выбрав зара­нее места для лаге­ря, не соорудив заго­дя вал на слу­чай отступ­ле­ния, выстро­и­ли бое­вой порядок. Не поза­бо­ти­лись они не толь­ко о зем­ных, но и о боже­ст­вен­ных делах, пре­не­брег­ши ауспи­ци­я­ми и жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми. Рим­ский строй был рас­тя­нут в обе сто­ро­ны, чтобы пол­чи­ща вра­гов не мог­ли зай­ти с тыла, (2) одна­ко все рав­но усту­пал по длине непри­я­тель­ско­му — меж­ду тем в середине этот рас­тя­ну­тый строй ока­зал­ся сла­бым и едва смы­кал­ся. Резерв реши­ли поста­вить на пра­вом кры­ле, где была малень­кая воз­вы­шен­ность; имен­но она послу­жи­ла впо­след­ст­вии как источ­ни­ком пани­ки и бег­ства, так и един­ст­вен­ным спа­се­ни­ем для бег­ле­цов. (3) Галль­ский вождь Бренн¹⁰⁵, при мало­чис­лен­но­сти непри­я­те­ля, весь­ма опа­сал­ся какой-то хит­ро­сти, и вот он решил, буд­то этот холм занят для того, чтобы уда­рить резер­вом во фланг и тыл гал­лов, когда те столк­нут­ся с леги­о­на­ми лицом к лицу. Тогда он раз­вер­нул строй про­тив резер­вов в твер­дой уве­рен­но­сти, что, если он выбьет их с хол­ма, (4) победу на ров­ном поле при таком чис­лен­ном пере­ве­се будет одер­жать лег­ко. Вот до какой сте­пе­ни не толь­ко судь­ба, но и рас­суди­тель­ность была на сто­роне вар­ва­ров!

(5) А в про­ти­во­по­лож­ном стане ни вожди, ни вои­ны не напо­ми­на­ли рим­лян. Во всех душах царил лишь страх и мысль о бег­стве; помра­че­ние умов было тако­во, что, несмот­ря на пре­пят­ст­вие в виде Тиб­ра, подав­ля­ю­щее боль­шин­ство бро­си­лось в Вейи, чужой город, вме­сто того, чтобы бежать пря­мым путем в Рим, к женам и детям. (6) Лишь резер­вы еще недол­гое вре­мя нахо­ди­лись под защи­той воз­вы­шен­но­сти, осталь­ное же вой­ско, как толь­ко пере­д­ние сбо­ку, а зад­ние с тыла услы­ша­ли кри­ки, враз обра­ти­лось в бег­ство от неве­до­мо­го вра­га еще рань­ше, чем его увиде­ло. Рим­ляне бежа­ли, не толь­ко не пыта­ясь поме­рять­ся сила­ми с непри­я­те­лем, не толь­ко не сра­зив­шись с ним и не полу­чив ни одной с.267 цара­пи­ны, но даже и не отве­тив на его клич. (7) Никто не погиб в сра­же­нии, все уби­тые были пора­же­ны в спи­ну, когда нача­лась дав­ка, а тол­чея затруд­ня­ла бег­ство. (8) Страш­ная рез­ня про­изо­шла на бере­гу Тиб­ра, куда, побро­сав ору­жие, бежа­ло цели­ком все левое кры­ло. Мно­гих не умев­ших пла­вать или осла­бев­ших под тяже­стью доспе­хов и одеж­ды погло­ти­ла пучи­на. (9) Тем не менее огром­ное боль­шин­ство без затруд­не­ний добра­лось до Вей, откуда они не посла­ли в Рим не толь­ко под­мо­ги, но даже вести о пора­же­нии. (10) С пра­во­го кры­ла, сто­яв­ше­го дале­ко от реки, под горой, все кину­лись в Город, где укры­лись в Кре­по­сти, даже не запе­рев город­ских ворот¹⁰⁶.

39. (1) Гал­лы оне­ме­ли от это­го чуда. Поверг­ну­тые в страх сво­ей соб­ст­вен­ной мол­ние­нос­ной победой, они спер­ва засты­ли, не пони­мая, что про­изо­шло. Потом нача­ли подо­зре­вать заса­ду. Затем при­ня­лись соби­рать доспе­хи уби­тых и по сво­е­му обы­чаю нагро­мож­дать их ору­жие в кучи. (2) И лишь тогда, не видя ника­ких при­зна­ков непри­я­те­ля, они тро­ну­лись в путь и неза­дол­го до захо­да солн­ца подо­шли к Риму. Когда выслан­ные впе­ред всад­ни­ки донес­ли, что ворота не запер­ты, перед ними не выстав­ле­ны заста­вы, а на сте­нах не вид­но кара­у­лов, это диво пора­зи­ло гал­лов, как и пер­вое. (3) Опа­са­ясь ночи и не зная рас­по­ло­же­ния Горо­да, они зано­че­ва­ли меж­ду Римом и Ание­ном¹⁰⁷ и разо­сла­ли лазут­чи­ков вокруг стен и ворот, чтобы раз­уз­нать, что наме­ре­ны делать вра­ги в сво­ем бед­ст­вен­ном поло­же­нии.

(4) Посколь­ку боль­шая часть вой­ска бежа­ла в Вейи и лишь немно­гие в Рим, горо­жане реши­ли, что почти нико­му не уда­лось спа­стись. Весь Город напол­нил­ся при­чи­та­ни­я­ми и по мерт­вым и по живым. (5) Но, когда ста­ло извест­но о при­бли­же­нии непри­я­те­ля, лич­ное горе каж­до­го отсту­пи­ло перед лицом все­об­ще­го ужа­са. Вско­ре ста­ли слыш­ны завы­ва­ния и нестрой­ные пес­ни вар­ва­ров, шай­ка­ми рыщу­щих вокруг стен. (6) Вре­мя до утра тяну­лось в стра­хе, так как в любой момент ожи­да­лось напа­де­ние на Город. Зачем они яви­лись, как не для того, чтобы напасть? Не будь у них это­го наме­ре­ния, они оста­лись бы на Аллии. (7) Потом, перед захо­дом солн­ца, когда свет­ло­го вре­ме­ни оста­лось уже немно­го, реши­ли, что напа­де­ние про­изой­дет вече­ром; поз­же ста­ли думать, что оно для пуще­го стра­ха отло­же­но на ночь. К утру рим­ляне окон­ча­тель­но обес­си­ле­ли. (8) И тут после дол­гих часов стра­ха раз­ра­зи­лась и сама беда: вра­же­ские силы ста­ли в воротах.

И тем не менее ни той ночью, ни на сле­дую­щий день люди уже не напо­ми­на­ли тех тру­сов, что бежа­ли при Аллии. (9) Не было ника­кой надеж­ды защи­тить Город остав­ши­ми­ся столь малы­ми сила­ми, и пото­му рим­ляне реши­ли, что спо­соб­ные сра­жать­ся юно­ши, а так­же самые креп­кие из сена­то­ров долж­ны вме­сте с жена­ми и детьми уда­лить­ся в Кре­пость и на Капи­то­лий, (10) свез­ти туда ору­жие, про­до­воль­ст­вие и оттуда, с укреп­лен­но­го места, защи­щать богов, граж­дан и имя рим­ское. (11) Фла­ми­ну¹⁰⁸ с.268 и жри­цам-вестал­кам пору­чи­ли уне­сти как мож­но даль­ше от рез­ни и пожа­ра обще­ст­вен­ные свя­ты­ни, чтобы о почи­та­нии богов было забы­то не рань­ше, чем сгинет послед­ний из почи­та­те­лей. (12) Если гро­зя­щее Горо­ду раз­ру­ше­ние пере­жи­вут Кре­пость и Капи­то­лий, оби­тель богов, если уце­ле­ет бое­спо­соб­ная моло­дежь и сенат, сре­дото­чие государ­ст­вен­ной муд­ро­сти, то мож­но будет лег­ко пожерт­во­вать тол­пой ста­ри­ков, остав­ля­е­мых в Горо­де на вер­ную смерть. (13) А чтобы чернь снес­ла это спо­кой­нее, ста­ри­ки — три­ум­фа­то­ры и быв­шие кон­су­лы — откры­то заяв­ля­ли, что гото­вы уме­реть вме­сте с ними: лиш­ние люди, не спо­соб­ные носить ору­жие и защи­щать оте­че­ство, не долж­ны обре­ме­нять собою вою­ю­щих, кото­рые и так будут во всем тер­петь нуж­ду.

40. (1) Вот какие речи разда­ва­лись сре­ди стар­цев, кото­рые сами обре­ка­ли себя на смерть. Потом напут­ст­вия были обра­ще­ны к колонне юно­шей, кото­рую они про­во­жа­ли до Кре­по­сти и Капи­то­лия. Они вве­ря­ли Город их моло­дой доб­ле­сти. А ведь какая бы судь­ба ни была ему угото­ва­на, в про­шлом он на про­тя­же­нии трех­сот шести­де­ся­ти лет¹⁰⁹ все­гда выхо­дил победи­те­лем из всех войн. (2) Для тех, кто ухо­дил, была ужас­на мысль, что они уно­сят с собой послед­нюю надеж­ду и засту­пу остаю­щих­ся, они не сме­ли даже взгля­нуть на людей, решив­ших погиб­нуть вме­сте с захва­чен­ным горо­дом. (3) Но вот когда под­нял­ся жен­ский плач, когда мат­ро­ны ста­ли в бес­па­мят­стве метать­ся, бро­са­ясь то к одно­му, то к дру­го­му, вопро­шая мужей и сыно­вей, на какую судь­бу те их обре­ка­ют, тут уж чело­ве­че­ское горе дошло до послед­не­го пре­де­ла. (4) Все же бо́льшая часть жен­щин после­до­ва­ла за сво­и­ми близ­ки­ми в Кре­пость. Никто не звал их, но никто им и не пре­пят­ст­во­вал: если бы непри­год­ных к войне было мень­ше, это дава­ло бы выго­ду оса­жден­ным, но было бы уж слиш­ком бес­че­ло­веч­но. (5) Осталь­ная мас­са людей, в боль­шин­стве сво­ем пле­беи, кото­рым не хва­ти­ло бы ни места на столь малень­ком хол­ме, ни про­до­воль­ст­вия, высы­па­ла из Горо­да и плот­ной тол­пой, напо­до­бие колон­ны, устре­ми­лась на Яни­кул. (6) Оттуда часть рас­се­я­лась по дерев­ням, а часть бро­си­лась в сосед­ние горо­да. Не было у них ни пред­во­ди­те­ля, ни согла­со­ван­но­сти в дей­ст­ви­ях, но каж­дый искал спа­се­ния как мог и руко­вод­ст­во­вал­ся соб­ст­вен­ны­ми инте­ре­са­ми, мах­нув уже рукой на общие.

(7) А в это вре­мя фла­мин Кви­ри­на и девы-вестал­ки, забыв о соб­ст­вен­ном иму­ще­стве, сове­ща­лись, какие из свя­щен­ных пред­ме­тов сле­ду­ет уне­сти с собой, а какие оста­вить, ибо не было сил уне­сти все. (8) Разду­мы­вая, где най­ти самое надеж­ное укры­тие, они сочли наи­луч­шим зало­жить их в боч­ки¹¹⁰ и зако­пать в часовне побли­зо­сти от жили­ща фла­ми­на Кви­ри­на, там, где теперь свя­щен­ный обы­чай запре­ща­ет пле­вать. Осталь­ной груз они разде­ли­ли меж­ду собой и понес­ли через Свай­ный мост по доро­ге, веду­щей на Яни­кул. Из Горо­да тяну­лась вере­ни­ца людей, непри­год­ных к воен­ной служ­бе. (9) В тол­пе дру­гих уво­зил на теле­ге с.269 жену с детьми и некий рим­ский пле­бей Луций Аль­бин. На середине моста он заме­тил веста­лок. (10) Даже в таких обсто­я­тель­ствах не было забы­то раз­ли­чие боже­ст­вен­но­го и зем­но­го: счи­тая свя­тотат­ст­вом, чтобы государ­ст­вен­ные жри­цы шли пеш­ком и нес­ли на руках свя­ты­ни рим­ско­го наро­да, в то вре­мя как его семья на гла­зах у всех едет в повоз­ке, Аль­бин при­ка­зал жене и детям сой­ти, раз­ме­стил на теле­ге веста­лок со свя­ты­ня­ми и доста­вил их в Цере, куда жри­цы дер­жа­ли путь.

41. (1) Меж­ду тем в Риме были закон­че­ны все при­готов­ле­ния к обо­роне Кре­по­сти, какие мог­ли быть пред­при­ня­ты в подоб­ных обсто­я­тель­ствах. После это­го все стар­цы разо­шлись по домам и ста­ли ждать при­хо­да непри­я­те­ля, душою при­гото­вив­шись к смер­ти. (2) Те из них, кто неко­гда зани­мал куруль­ные долж­но­сти, жела­ли уме­реть, укра­шен­ные зна­ка­ми отли­чия сво­ей преж­ней счаст­ли­вой судь­бы, поче­стей и доб­ле­сти. Они вос­се­ли в сво­их домах на крес­лах из сло­но­вой кости¹¹¹, обла­чив­шись в те свя­щен­ные одеж­ды, в коих вели колес­ни­цы¹¹² с изо­бра­же­ни­я­ми богов или справ­ля­ли три­ум­фы. (3) Неко­то­рые пере­да­ют, буд­то они реши­ли при­не­сти себя в жерт­ву за оте­че­ство и рим­ских кви­ри­тов и буд­то сам вели­кий пон­ти­фик Марк Фабий про­из­нес над ними посвя­ти­тель­ное закли­на­ние¹¹³.

(4) За ночь воин­ст­вен­ность гал­лов несколь­ко при­утих­ла. Кро­ме того, им не при­шлось сра­жать­ся, не при­шлось опа­сать­ся пора­же­ния в бит­ве, не при­шлось брать Город при­сту­пом или вооб­ще силой — поэто­му на сле­дую­щий день они всту­пи­ли в Рим без зло­бы и рве­ния. Через откры­тые Кол­лин­ские ворота они добра­лись до фору­ма, обво­дя гла­за­ми хра­мы богов и Кре­пость, кото­рая одна име­ла вид изгото­вив­шей­ся к отпо­ру. (5) На тот слу­чай, если из Кре­по­сти или Капи­то­лия совер­шат вылаз­ку про­тив раз­бред­ших­ся вои­нов, гал­лы оста­ви­ли неболь­шую охра­ну, а сами кину­лись за добы­чей по без­люд­ным ули­цам. Одни тол­пой вла­мы­ва­лись в близ­ле­жа­щие дома, дру­гие стре­ми­лись в те, что подаль­ше, как буд­то имен­но там и собра­на в непри­кос­но­вен­но­сти вся добы­ча. (6) Но потом, испу­ган­ные стран­ным без­лю­дьем, опа­са­ясь, как бы вра­ги не заду­ма­ли како­го под­во­ха про­тив тех, кто блуж­да­ет пооди­ноч­ке, гал­лы нача­ли соби­рать­ся груп­па­ми и воз­вра­щать­ся на форум и в квар­та­лы по сосед­ству. (7) Дома пле­бе­ев там были запер­ты, а знат­ных — сто­я­ли откры­ты­ми, и тем не менее они вхо­ди­ли в них чуть ли не с боль­шей опас­кой, чем в закры­тые. (8) С бла­го­го­ве­ни­ем взи­ра­ли гал­лы на тех мужей, что вос­седа­ли на поро­ге сво­их домов¹¹⁴: кро­ме укра­ше­ний и одежд, более тор­же­ст­вен­ных, чем быва­ет у смерт­ных, эти люди похо­ди­ли на богов еще и той вели­че­ст­вен­ной стро­го­стью, кото­рая отра­жа­лась на их лицах. (9) Вар­ва­ры диви­лись на них, как на ста­туи. Рас­ска­зы­ва­ют, что в этот момент один из ста­ри­ков, Марк Папи­рий, уда­рил жез­лом из сло­но­вой кости того гал­ла, кото­рый взду­мал погла­дить его по боро­де (а тогда все носи­ли боро­ды). с.270 Тот при­шел в бешен­ство, и Папи­рий был убит пер­вым. Дру­гие ста­ри­ки так­же погиб­ли в сво­их крес­лах. (10) После их убий­ства не щади­ли уже нико­го из смерт­ных, дома же гра­би­ли, а после под­жи­га­ли.

42. (1) Впро­чем, в пер­вый день пожа­ры рас­про­стра­ни­лись менее, чем это обыч­но быва­ет в захва­чен­ном горо­де. Быть может, не все гал­лы так уж стре­ми­лись уни­что­жить город. А может быть, их вожди пре­сле­до­ва­ли сра­зу две цели: (2) с одной сто­ро­ны, при­нудить засев­ших на Капи­то­лии сдать­ся, исполь­зуя их при­вя­зан­ность к род­ным домам и устро­ив для остраст­ки два-три пожа­ра, а с дру­гой сто­ро­ны, сохра­нить нетро­ну­ты­ми часть квар­та­лов, чтобы впо­след­ст­вии, угро­жая сжечь и их, сде­лать про­тив­ни­ка более покла­ди­стым. (3) Рим­ляне из Кре­по­сти виде­ли, что город полон вра­гов, виде­ли, как они рыщут по ули­цам, как бед­ст­вие пожи­ра­ет квар­тал за квар­та­лом, но не мог­ли не толь­ко вос­при­ни­мать про­ис­хо­дя­щее разу­мом, но даже и вполне вла­деть сво­им зре­ни­ем и слу­хом. (4) Откуда бы ни доно­си­лись кри­ки вра­гов, вопли жен­щин и детей, рев пла­ме­ни и гро­хот обру­ши­ваю­щих­ся зда­ний, на все они рас­тра­чи­ва­ли в стра­хе свое вни­ма­ние, обо­ра­чи­ва­лись во все сто­ро­ны, везде блуж­да­ли взо­ром. Судь­ба слов­но поста­ви­ла их зри­те­ля­ми при гибе­ли оте­че­ства, (5) бес­силь­ны­ми спа­сти что-либо, кро­ме соб­ст­вен­ных тел. Нахо­дясь в оса­де, будучи ото­рва­ны от род­ных оча­гов, видя все свое иму­ще­ство во вла­сти вра­га, они были куда несчаст­нее всех, кто когда-либо пере­жи­вал оса­ду. (6) Этот ужас­ный день сме­ни­ла тре­вож­ная бес­сон­ная ночь; нако­нец насту­пил рас­свет. Вся­кий миг при­но­сил с собой новую беду. (7) И все же рим­ляне не пада­ли духом под гне­том и тяже­стью столь­ких несча­стий. Пусть пожа­ры и раз­ру­ше­ния на их гла­зах срав­ня­ли город с зем­лей, пусть холм, кото­рый они зани­ма­ли, был беден и мал — они все рав­но гото­ви­лись храб­ро защи­щать этот послед­ний кло­чок сво­бо­ды. (8) И, посколь­ку каж­дый день нес лишь несча­стья, люди как буд­то уже при­вык­ли к ним; они сде­ла­лись без­раз­лич­ны ко все­му, к чему когда-то были при­вя­за­ны, — отныне они не обра­ща­ли вни­ма­ния ни на что, кро­ме сво­его ору­жия, того желе­за, кото­рое они сжи­ма­ли в руках как един­ст­вен­ную и послед­нюю надеж­ду.

43. (1) Гал­лы тоже реши­ли при­бег­нуть к силе. Вой­на, кото­рую они несколь­ко дней вели про­тив одних толь­ко домов захва­чен­но­го горо­да, не при­нес­ла резуль­та­тов: хотя после пожа­ров и раз­ру­ше­ний там не уце­ле­ло уже ниче­го, кро­ме воору­жен­ных защит­ни­ков, тех не уда­лось ни запу­гать угро­за­ми, ни скло­нить к сда­че. И вот гал­лы отва­жи­лись на край­нюю меру — штурм Кре­по­сти. (2) На рас­све­те все их пол­чи­ща по коман­де выстро­и­лись на фору­ме; оттуда они, обра­зо­вав «чере­па­ху»¹¹⁵, с кри­ком дви­ну­лись к под­но­жью хол­ма. Рим­ляне дей­ст­во­ва­ли про­тив вра­га без робо­сти, но и не без­рас­суд­но: все подъ­емы к Кре­по­сти, на кото­рых наблюда­лось про­дви­же­ние гал­лов, были укреп­ле­ны, с.271 и там постав­ле­ны самые отбор­ные вои­ны. Одна­ко непри­я­те­лю не меша­ли взби­рать­ся наверх, пола­гая, что, чем выше он вска­раб­ка­ет­ся, тем лег­че будет сбро­сить его с кру­чи. (3) Рим­ляне удер­жи­ва­лись при­мер­но на середине скло­на, где кру­тиз­на как бы сама тол­ка­ет вои­на на вра­га. Оттуда они вдруг обру­ши­лись на гал­лов, изби­вая их и стал­ки­вая вниз. Раз­гром был столь сокру­ши­те­лен, что про­тив­ник ни разу более не осме­лил­ся на подоб­ные пред­при­я­тия, ни отдель­ным отрядом, ни всем вой­ском. (4) Итак, поте­ряв надеж­ду победить силой ору­жия, гал­лы нача­ли гото­вить­ся к оса­де, о кото­рой до это­го момен­та не помыш­ля­ли. Но про­до­воль­ст­вия уже не было ни в Горо­де, где его уни­что­жил пожар, ни в окрест­но­стях, откуда его как раз в это вре­мя вывез­ли в Вейи. (5) Тогда было реше­но разде­лить вой­ско, чтобы часть его гра­би­ла окрест­ные наро­ды, а часть оса­жда­ла Кре­пость. Таким обра­зом опу­сто­ши­те­ли полей снаб­жа­ли бы про­ви­зи­ей оса­ждав­ших.

(6) Вид­но, сама судь­ба поже­ла­ла испы­тать рим­скую доб­лесть, когда она пове­ла вышед­ших из Горо­да гал­лов на Ардею, где нахо­дил­ся в изгна­нии Камилл. (7) Горюя над обще­ст­вен­ным зло­сча­стьем гораздо боль­ше, чем над сво­им соб­ст­вен­ным, он ста­рил­ся там в уко­риз­нах богам и людям. Его воз­му­ща­ло и изум­ля­ло, куда поде­ва­лись те храб­ре­цы, что бра­ли с ним Вейи, Фале­рии, что все­гда выиг­ры­ва­ли вой­ны бла­го­да­ря муже­ству, а не везе­нию. (8) И вдруг он узнал о при­бли­же­нии галль­ско­го вой­ска и о том, что пере­пу­ган­ные этим арде­яне соби­ра­ют­ся на совет. Рань­ше Камилл все­гда воз­дер­жи­вал­ся от уча­стия в их собра­ни­ях, но тут он реши­тель­но отпра­вил­ся на сход­ку, ведо­мый боже­ст­вен­ным вдох­но­ве­ни­ем.

44. (1) «Арде­яне, — начал он, — ста­рые дру­зья мои и нынеш­ние мои сограж­дане! Я пом­ню, что в Ардею меня при­ве­ло ваше вели­ко­ду­шие и моя несчаст­ная доля. Пусть никто не попре­ка­ет меня, буд­то сей­час я при­шел сюда, забыв о сво­ем поло­же­нии. Но сами обсто­я­тель­ства, общая для всех опас­ность тре­бу­ют, чтобы в сей гроз­ный час каж­дый пожерт­во­вал на общее дело все, чем он может быть поле­зен. (2) Когда же мне и отбла­го­да­рить вас за ваши вели­кие по отно­ше­нию ко мне услу­ги, если сей­час я оста­нусь в сто­роне? Какая же вам от меня будет поль­за, если не на войне? Этим искус­ст­вом я сла­вил­ся на родине. В вой­нах был я непо­бедим, но во дни мира небла­го­дар­ные сограж­дане изгна­ли меня.

(3) Вам, арде­яне, пред­став­ля­ет­ся удоб­ный слу­чай отбла­го­да­рить рим­ский народ за его мно­го­чис­лен­ные услу­ги. Вы о них и сами помни­те, а пото­му мое напо­ми­на­ние не явля­ет­ся попре­ком. А ваше­му горо­ду доста­нет­ся вели­кая сла­ва за победу над общим вра­гом. (4) Гал­лы, при­бли­жаю­щи­е­ся сюда нестрой­ной тол­пой, — это такое пле­мя, кое­му при­ро­дой даны высо­кий рост и вели­кая пыл­кость, но и тому и дру­го­му недо­ста­ет устой­чи­во­сти. Посе­му они выиг­ры­ва­ют бит­вы ско­рее устра­ше­ни­ем, чем силой. (5) с.272 Дока­за­тель­ст­вом пусть послу­жит хотя бы та же гибель Рима: они захва­ти­ли Город пото­му, что тот не охра­нял­ся, с Кре­по­сти же и Капи­то­лия им и посей­час успеш­но сопро­тив­ля­ет­ся кро­хот­ный отряд. Но оса­да им при­ску­чи­ла, и вот они уже ухо­дят и начи­на­ют врас­сып­ную шатать­ся по полям. (6) Жад­но набив брю­хо едой и вином, они раз­ва­ли­ва­ют­ся, лишь толь­ко их застигнет ночь. Подоб­но диким зве­рям, они спят вбли­зи реч­ных пото­ков, не соору­жая укреп­ле­ний, не раз­би­вая пала­ток, не выстав­ляя кара­у­лов. Посколь­ку теперь уда­ча на их сто­роне, они еще бес­печ­нее обык­но­вен­но­го. (7) Если вы соби­ра­е­тесь защи­щать род­ные сте­ны, если не хоти­те мирить­ся с тем, что все это станет галль­ским, то в первую стра­жу¹¹⁶ воору­жи­тесь и все пого­лов­но сле­дуй­те за мной. Не на бит­ву — на изби­е­ние. Если я не пре­дам в ваши руки смо­рен­ных сном вра­гов, если вы не пере­ре­же­те их, как скот, то пусть со мной в Ардее посту­пят так же, как посту­пи­ли в Риме».

45. (1) Как дру­зья Камил­ла, так и его недру­ги были убеж­де­ны, что дру­го­го тако­го вое­на­чаль­ни­ка не суще­ст­во­ва­ло в то вре­мя нигде. Поэто­му все они по закры­тии собра­ния ста­ли соби­рать­ся с сила­ми и толь­ко напря­жен­но ожи­да­ли сиг­на­ла. Когда он про­зву­чал, арде­яне в пол­ной бое­вой готов­но­сти сошлись у город­ских ворот и Камилл воз­гла­вил их. Вокруг сто­я­ла такая тиши­на, какая быва­ет в нача­ле ночи. (2) Вско­ре после выхо­да из горо­да. как и было пред­ска­за­но, наткну­лись на галль­ский лагерь, не защи­щен­ный и не охра­ня­е­мый ни с одной из сто­рон. С гром­ким кри­ком они напа­ли на него. (3) Ника­ко­го сра­же­ния не было — повсюду шла рез­ня: руби­ли объ­ятых сном без­оруж­ных вои­нов. Впро­чем, тех, что были даль­ше все­го, ужас под­нял ото сна и обра­тил в бег­ство, но посколь­ку они не зна­ли, откуда и что это за напасть, то мно­гие по рас­те­рян­но­сти бро­си­лись как раз в сто­ро­ну вра­га. Зна­чи­тель­ная часть гал­лов врас­сып­ную бежа­ла в зем­лю Антия, где они были окру­же­ны пред­при­няв­ши­ми вылаз­ку горо­жа­на­ми.

(4) А в вей­ской зем­ле про­изо­шло подоб­ное же изби­е­ние тус­ков. Дело в том, что они были столь без­жа­лост­ны к Горо­ду, кото­рый почти четы­ре­ста лет был их сосе­дом, а теперь стал жерт­вой невидан­но­го и неслы­хан­но­го вра­га, что совер­ша­ли набе­ги на рим­скую зем­лю. Будучи и без того обре­ме­не­ны добы­чей, они собра­лись напасть даже на Вейи — послед­нее при­бе­жи­ще и надеж­ду рим­ско­го наро­да. (5) Рим­ские вои­ны сна­ча­ла увиде­ли их, бро­див­ших по полям, а потом сно­ва, когда они, собрав­шись тол­пой, гна­ли перед собой добы­чу. Запри­ме­ти­ли и лагерь, раз­би­тый непо­да­ле­ку от Вей. (6) Спер­ва все­ми овла­де­ла жалость к себе, но потом ее сме­ни­ло воз­му­ще­ние и гнев: этрус­кам ли, от коих они отвра­ти­ли на себя галль­скую вой­ну, глу­мить­ся над их несча­сти­я­ми? (7) Еле сдер­жа­лись они, чтобы не напасть немед­лен­но, но их оста­но­вил цен­ту­ри­он Квинт Цеди­ций, кото­ро­го они сами выбра­ли себе в пред­во­ди­те­ли. Реше­но было дождать­ся ночи, с.273 когда повто­ри­лось все, как в Ардее, и столь же счаст­ли­во закон­чи­лось — (8) недо­ста­ва­ло лишь вое­на­чаль­ни­ка, рав­но­го Камил­лу. Мало того, по ука­за­ни­ям плен­ных, уцелев­ших от ноч­ной рез­ни, рим­ляне отпра­ви­лись к Сали­нам¹¹⁷, про­тив дру­го­го отряда тус­ков и, неожи­дан­но напав на них сле­дую­щей ночью, учи­ни­ли изби­е­ние еще боль­шее. Тор­же­ст­вуя двой­ную победу, они вер­ну­лись в Вейи.

46. (1) Меж­ду тем в Риме с обе­их сто­рон все было тихо. Оса­да шла вяло, и гал­лы забо­ти­лись толь­ко о том, чтобы никто из вра­гов не смог про­скольз­нуть меж­ду их кара­у­ла­ми. И вот неожи­дан­но один рим­ский юно­ша вызвал изум­ле­ние и у сограж­дан, и у непри­я­те­ля. (2) Род Фаби­ев издав­на совер­шал жерт­во­при­но­ше­ния на Кви­ри­наль­ском хол­ме. А тогда Гай Фабий Дор­су­он, пре­по­я­сав­шись по-габин­ски¹¹⁸, со свя­щен­ной утва­рью в руках спу­стил­ся с Капи­то­лия, дабы выпол­нить уста­нов­лен­ный обряд. Он про­шел пря­мо сре­ди вра­же­ских часо­вых, не обра­щая вни­ма­ния ни на окрик, ни на смя­те­ние. (3) Дой­дя до Кви­ри­наль­ско­го хол­ма, он совер­шил все поло­жен­ные дей­ства и отпра­вил­ся обрат­но тою же доро­гой. И лицо, и поступь его на воз­врат­ном пути были столь же твер­ды: он упо­вал на помощь богов, чьим куль­том не пре­не­брег даже под стра­хом смер­ти. То ли гал­лы были потря­се­ны его неве­ро­ят­ной доб­ле­стью, то ли тро­ну­ты бла­го­че­сти­ем, к кото­ро­му сие пле­мя отнюдь не рав­но­душ­но, но толь­ко юно­ша невреди­мым вер­нул­ся к сво­им на Капи­то­лий¹¹⁹.

(4) А тем вре­ме­нем в Вей­ях у рим­лян при­бы­ва­ло не толь­ко муже­ства, но и сил. Туда соби­ра­лись люди, рас­се­яв­ши­е­ся по окрест­но­стям после зло­счаст­ной бит­вы и бед­ст­вен­но­го паде­ния Горо­да, сте­ка­лись доб­ро­воль­цы из Лация, желав­шие при­нять уча­стие в разде­ле добы­чи. (5) Ясно было, что зре­ет час осво­бож­де­ния роди­ны, что пора вырвать ее из рук вра­га. Но пока име­лось лишь креп­кое туло­ви­ще, кото­ро­му не хва­та­ло голо­вы… (6) Вейи и сами по себе напо­ми­на­ли о Камил­ле; боль­шин­ство вои­нов успеш­но вое­ва­ло под его води­тель­ст­вом и коман­до­ва­ни­ем. И вот Цеди­ций заявил, что он нико­му, ни богу, ни чело­ве­ку, не поз­во­лит поло­жить конец его вла­сти, но что он сам, по соб­ст­вен­ной воле, памя­туя о сво­ем чине, тре­бу­ет назна­че­ния насто­я­ще­го пол­ко­во­д­ца. (7) Со все­об­ще­го согла­сия было реше­но вызвать из Ардеи Камил­ла, но спер­ва запро­сить сенат, нахо­дя­щий­ся в Риме. До такой сте­пе­ни власт­во­ва­ла надо всем сми­рен­ность, что даже на краю гибе­ли соблюда­лось чино­по­чи­та­ние!

(8) Про­ник­нуть через вра­же­ские посты было делом рис­ко­ван­ным — для это­го свер­ше­ния пред­ло­жил свои услу­ги отваж­ный юно­ша Пон­тий Коми­ний. Завер­нув­шись в дре­вес­ную кору, он вве­рил себя тече­нию Тиб­ра и был при­не­сен в Город, (9) а там вска­раб­кал­ся по бли­жай­шей к бере­гу ска­ле, такой отвес­ной, что вра­гам и в голо­ву не при­хо­ди­ло ее сто­ро­жить. Ему уда­лось под­нять­ся на Капи­то­лий и пере­дать прось­бу вой­ска на рас­смот­ре­ние с.274 долж­ност­ных лиц. (10) В ответ на нее было полу­че­но рас­по­ря­же­ние сена­та, соглас­но кото­ро­му Камилл, воз­вра­щен­ный из ссыл­ки кури­ат­ны­ми коми­ци­я­ми, немед­лен­но про­воз­гла­шал­ся от име­ни наро­да дик­та­то­ром; вои­ны же полу­ча­ли пра­во выбрать пол­ко­во­д­ца, како­го поже­ла­ют. И с этим вест­ник, спу­стив­шись той же доро­гой, поспе­шил обрат­но. (11) Отря­жен­ные в Ардею послы доста­ви­ли Камил­ла в Вейи. Впро­чем, я боль­ше скло­нен верить тому, что он не рань­ше поки­нул Ардею, чем убедил­ся в при­ня­тии соот­вет­ст­ву­ю­ще­го зако­на: ведь у него не было пра­ва ни пере­сечь рим­ские гра­ни­цы без раз­ре­ше­ния наро­да, ни при­нять коман­до­ва­ние над вой­ском, пока он не был про­воз­гла­шен дик­та­то­ром. Итак, был при­нят кури­ат­ский закон и Камилл заоч­но назна­чен дик­та­то­ром¹²⁰.

47. (1) Вот что про­ис­хо­ди­ло в Вей­ях, а в Риме тем вре­ме­нем Кре­пость и Капи­то­лий под­верг­лись ужас­ной опас­но­сти. (2) Дело в том, что гал­лы или заме­ти­ли чело­ве­че­ские следы там, где про­шел гонец из Вей, или сами обра­ти­ли вни­ма­ние, что у хра­ма Кар­мен­ты¹²¹ начи­на­ет­ся поло­гий подъ­ем на ска­лу. Под покро­вом ночи они спер­ва высла­ли впе­ред без­оруж­но­го лазут­чи­ка, чтобы раз­ведать доро­гу, а потом полез­ли наверх уже все. Там, где было кру­то, они пере­да­ва­ли ору­жие из рук в руки; одни под­став­ля­ли пле­чи, дру­гие взби­ра­лись на них, с тем чтобы потом выта­щить пер­вых; (3) если было нуж­но, все под­тя­ги­ва­ли друг дру­га и про­бра­лись на вер­ши­ну так тихо, что не толь­ко обма­ну­ли бди­тель­ность стра­жи, но даже не раз­буди­ли собак, живот­ных столь чут­ких к ноч­ным шоро­хам. (4) Но их при­бли­же­ние не укры­лось от гусей, кото­рых, несмот­ря на ост­рей­шую нехват­ку про­до­воль­ст­вия, до сих пор не съе­ли, посколь­ку они были посвя­ще­ны Юноне. Это обсто­я­тель­ство и ока­за­лось спа­си­тель­ным. От их гогота и хло­па­нья кры­льев проснул­ся Марк Ман­лий, зна­ме­ни­тый воин, быв­ший кон­су­лом три года назад¹²². Схва­тив­шись за ору­жие и одно­вре­мен­но при­зы­вая к ору­жию осталь­ных, он сре­ди все­об­ще­го смя­те­ния кинул­ся впе­ред и уда­ром щита сбил вниз гал­ла, уже сто­яв­ше­го на вер­шине. (5) Пока­тив­шись вниз, галл в паде­нии увлек за собой тех, кто под­ни­мал­ся вслед за ним, а Ман­лий при­нял­ся разить осталь­ных — они же, в стра­хе побро­сав ору­жие, цеп­ля­лись рука­ми за ска­лы. Но вот уже сбе­жа­лись и дру­гие рим­ляне: они нача­ли метать стре­лы и кам­ни, скиды­вая вра­гов со скал. Сре­ди все­об­ще­го обва­ла галль­ский отряд пока­тил­ся к про­па­сти и рух­нул вниз. (6) По окон­ча­нии тре­во­ги все попы­та­лись на оста­ток ночи уснуть, хотя при царив­шем в умах воз­буж­де­нии это было нелег­ко — ска­зы­ва­лась минув­шая опас­ность.

(7) На рас­све­те тру­ба созва­ла вои­нов на совет к три­бу­нам: ведь нуж­но было по заслу­гам воздать и за подвиг и за пре­ступ­ле­ние. Преж­де все­го бла­го­дар­ность за свое муже­ство полу­чил Ман­лий, ему были сде­ла­ны подар­ки от воен­ных три­бу­нов, и по с.275 еди­но­душ­но­му реше­нию всех вои­нов (8) каж­дый при­но­сил к нему в дом, нахо­див­ший­ся в Кре­по­сти, по полу­фун­ту пол­бы и по квар­те вина. И то ска­зать, сущая без­де­ли­ца! Но в усло­ви­ях голо­да она ста­но­ви­лась вели­чай­шим дока­за­тель­ст­вом люб­ви, ведь для чест­во­ва­ния одно­го-един­ст­вен­но­го чело­ве­ка каж­дый дол­жен был урвать от соб­ст­вен­ных насущ­ных потреб­но­стей, отка­зы­вая себе в пище. (9) Затем были при­веде­ны вои­ны, сто­яв­шие на часах в том месте, где неза­ме­чен­ным сумел взо­брать­ся враг. Когда воен­ный три­бун Квинт Суль­пи­ций объ­явил, что каз­нит их всех по воен­но­му обы­чаю, в ответ раздал­ся такой еди­но­душ­ный крик вои­нов, что он испу­гал­ся; (10) посколь­ку все в один голос вини­ли толь­ко одно­го часо­во­го, осталь­ных реше­но было поща­дить, а несо­мнен­но­го винов­ни­ка пре­ступ­ле­ния сбро­сить со ска­лы, что вызва­ло все­об­щее одоб­ре­ние. (11) С тех пор обе сто­ро­ны уси­ли­ли охра­ну: гал­лы пото­му, что им ста­ло извест­но о хож­де­нии посыль­ных меж­ду Вей­я­ми и Римом, а рим­ляне — из-за вос­по­ми­на­ний о ноч­ной тре­во­ге.

48. (1) Но впе­ред всех ужа­сов вой­ны и оса­ды обе сто­ро­ны мучил голод, (2) а гал­лов еще и мор — ведь их лагерь лежал меж­ду хол­мов, в мест­но­сти, сожжен­ной пожа­ром и напол­нен­ной испа­ре­ни­я­ми. При любом дуно­ве­нии вет­ра вме­сте с пылью под­ни­мал­ся пепел. (3) Все­го это­го гал­лы совер­шен­но не мог­ли пере­но­сить, посколь­ку их пле­мя при­выч­но было к кли­ма­ту влаж­но­му и холод­но­му. Их мучи­ла удуш­ли­вая жара, коси­ла болезнь, и они мер­ли, как скот. Уже не было сил хоро­нить умер­ших по-отдель­но­сти — их тела нагро­мож­да­ли в кучи и сжи­га­ли без раз­бо­ра. Отто­го это место вошло в исто­рию под назва­ни­ем Галль­ское пожа­ри­ще¹²³.

(4) Затем с рим­ля­на­ми было заклю­че­но пере­ми­рие, и с раз­ре­ше­ния пол­ко­вод­цев нача­лись пере­го­во­ры. Гал­лы при­зы­ва­ли сдать­ся, твер­дя, что это все рав­но неиз­беж­но из-за голо­да. Пере­да­ют, буд­то рим­ляне, желая опро­верг­нуть их, нача­ли во мно­гих местах кидать с Капи­то­лия хлеб во вра­же­ские кара­у­лы¹²⁴. (5) Одна­ко голо­да нель­зя было долее ни скры­вать, ни пере­но­сить. (6) Сколь ни были изну­ре­ны несе­ни­ем служ­бы и стра­жи вои­ны на Капи­то­лии, они пре­воз­мо­га­ли все чело­ве­че­ские стра­да­ния — одно­го толь­ко голо­да при­ро­да не попу­сти­ла пре­воз­мочь. (7) День за днем вои­ны вгляды­ва­лись вдаль, не появит­ся ли помощь от дик­та­то­ра, и в кон­це кон­цов лиши­лись не толь­ко еды, но и надеж­ды. Посколь­ку все оста­ва­лось по-преж­не­му, а обес­силев­шие вои­ны уже чуть не пада­ли под тяже­стью соб­ст­вен­но­го ору­жия, они потре­бо­ва­ли или сдать­ся, или запла­тить выкуп на любых усло­ви­ях, тем более что гал­лы ясно дава­ли понять, что за неболь­шую сум­му их лег­ко будет скло­нить к пре­кра­ще­нию оса­ды. Меж­ду тем как раз в это вре­мя дик­та­тор под­готав­ли­вал все к тому, чтобы срав­нять­ся сила­ми с непри­я­те­лем: он лич­но про­вел набор в Ардее и при­ка­зал началь­ни­ку кон­ни­цы Луцию Вале­рию вести с.276 вой­ско из Вей. (8) Одна­ко к это­му момен­ту сенат уже собрал­ся на заседа­ние и пору­чил воен­ным три­бу­нам заклю­чить мир. Воен­ный три­бун Квинт Суль­пи­ций и галль­ский вождь Бренн согла­со­ва­ли сум­му выку­па, и народ, кото­ро­му пред­сто­я­ло пра­вить всем миром, был оце­нен в тыся­чу фун­тов золота¹²⁵. (9) Эта сдел­ка, омер­зи­тель­ная и сама по себе, была усу­губ­ле­на дру­гой гнус­но­стью: при­не­сен­ные гал­ла­ми гири ока­за­лись фаль­ши­вы­ми, и, когда три­бун отка­зал­ся мерять ими, занос­чи­вый галл поло­жил еще на весы меч. Тогда-то и про­зву­ча­ли невы­но­си­мые для рим­лян сло­ва: горе побеж­ден­ным!

49. (1) Но ни боги, ни люди не допу­сти­ли, чтобы жизнь рим­лян была выкуп­ле­на за день­ги. Еще до того, как запла­че­но было чудо­вищ­ное воз­на­граж­де­ние, когда из-за пре­ре­ка­ний отве­ши­ва­ние золота пре­кра­ти­лось, неожи­дан­но появил­ся дик­та­тор. Он при­ка­зал, чтобы золо­то убра­ли прочь, а гал­лов уда­ли­ли. (2) Когда те ста­ли упи­рать­ся, ссы­ла­ясь на то, что дей­ст­ву­ют по дого­во­ру, он заявил, что послед­ний не име­ет закон­ной силы, посколь­ку был заклю­чен уже после того, как он был избран дик­та­то­ром, без его раз­ре­ше­ния, долж­ност­ным лицом низ­ше­го ран­га. Камилл велел гал­лам выст­ра­и­вать­ся для бит­вы, (3) а сво­им — сло­жить поход­ное сна­ря­же­ние в кучу и гото­вить ору­жие к бою. Осво­бож­дать оте­че­ство надо желе­зом, а не золо­том, имея перед гла­за­ми хра­мы богов, с мыс­лью о женах, детях, о род­ной зем­ле, обез­обра­жен­ной ужа­са­ми вой­ны, обо всем том, что свя­щен­ный долг велит защи­щать, отво­е­вы­вать, отмщать! (4) Затем дик­та­тор выстро­ил вой­ско, насколь­ко это допус­кал неров­ный харак­тер мест­но­сти и раз­ва­ли­ны полу­раз­ру­шен­но­го горо­да. Он пред­у­смот­рел все, чем воен­ное искус­ство мог­ло помочь ему в этих усло­ви­ях. (5) Испу­ган­ные новым обо­ротом дела, взя­лись за ору­жие и гал­лы, но напа­ли они на рим­лян ско­рее под дей­ст­ви­ем гне­ва, чем по здра­вом раз­мыш­ле­нии. Сча­стье уже пере­ме­ни­лось, уже и помощь богов, и чело­ве­че­ский разум были на сто­роне рим­ско­го дела. И вот при пер­вом же столк­но­ве­нии гал­лы были опро­ки­ну­ты так же быст­ро, как победи­ли при Аллии.

(6) Под води­тель­ст­вом и коман­до­ва­ни­ем того же Камил­ла вар­ва­ры были раз­би­ты и в сле­дую­щем сра­же­нии, кото­рое, не в при­мер пер­во­му, раз­во­ра­чи­ва­лось по всем пра­ви­лам воен­но­го искус­ства. Бит­ва про­изо­шла на вось­мой миле по Габий­ской доро­ге, где вра­ги собра­лись после сво­его бег­ства. Там были пере­ре­за­ны все гал­лы, а их лагерь захва­чен. Из вра­гов не оста­лось нико­го, кто мог бы сооб­щить о пора­же­нии¹²⁶. (7) Отво­е­вав оте­че­ство у непри­я­те­ля, дик­та­тор с три­ум­фом вер­нул­ся в Рим, сопро­вож­дае­мый шут­ка­ми вои­нов; такие шут­ки обыч­но быва­ют гру­бы, но теперь Камил­ла в них упо­доб­ля­ли Рому­лу, заслу­жен­но вели­ча­ли отцом оте­че­ства и вто­рым осно­ва­те­лем Горо­да¹²⁷.

(8) Спас­ши роди­ну на войне, Камилл, несо­мнен­но, спас ее вто­рич­но уже позд­нее, во дни мира: он вос­пре­пят­ст­во­вал с.277 пере­се­ле­нию в Вейи, хотя после сожже­ния Рима за это весь­ма реши­тель­но высту­па­ли три­бу­ны, да и сами пле­беи силь­нее, чем преж­де, скло­ня­лись к это­му замыс­лу. (9) Все ска­зан­ное сде­ла­лось при­чи­ной того, что после три­ум­фа Камилл не стал скла­ды­вать с себя дик­та­тор­ских пол­но­мо­чий, усту­пая прось­бам сена­та, умо­ляв­ше­го не остав­лять государ­ство в угро­жаю­щем поло­же­нии.

50. (1) Преж­де все­го Камилл, усерд­ней­ший чти­тель свя­тынь, доло­жил сена­ту обо всем, что каса­лось бес­смерт­ных богов, и поста­нов­ле­но было сле­дую­щее: (2) все хра­мы в той мере, в какой они были осквер­не­ны вра­гом, долж­ны были быть вос­ста­нов­ле­ны и под­верг­ну­ты очи­ще­нию, о поряд­ке кото­ро­го дуум­ви­рам сле­до­ва­ло спра­вить­ся в Сивил­ли­ных кни­гах¹²⁸; (3) с церий­ца­ми над­ле­жа­ло заклю­чить государ­ст­вен­ный дого­вор о госте­при­им­стве за то, что они при­ня­ли у себя свя­ты­ни рим­ско­го наро­да и жре­цов, и бла­го­да­ря им не пре­рва­лось почи­та­ние бес­смерт­ных богов; (4) пред­ла­га­лось так­же про­ве­сти Капи­то­лий­ские игры в честь того, что Юпи­тер Все­бла­гой Вели­чай­ший в гроз­ный час охра­нил свое жили­ще и кре­пость наро­да рим­ско­го; дик­та­то­ру Мар­ку Фурию пред­пи­сы­ва­лось учредить для их про­веде­ния кол­ле­гию, состо­я­щую из оби­та­те­лей Капи­то­лия и Кре­по­сти¹²⁹. (5) Упо­мя­ну­то было и об искуп­ле­нии за то, что пре­не­бре­жен был тот ноч­ной голос, кото­рый нака­нуне галль­ской вой­ны воз­ве­стил о несча­стье: поста­но­ви­ли воз­ве­сти на Новой ули­це храм Айю Локу­тию¹³⁰. (6) Золо­то, как отня­тое у гал­лов, так и сне­сен­ное в свя­ти­ли­ще Юпи­те­ра из дру­гих хра­мов во вре­мя пани­ки, было все сочте­но свя­щен­ным — его веле­ли сло­жить под трон Юпи­те­ра, посколь­ку невоз­мож­но было вспом­нить, куда какое сле­ду­ет отне­сти. (7) Это золо­то еще рань­ше дало про­явить­ся бла­го­че­стию граж­дан, ибо, когда его не хва­ти­ло в казне, чтобы упла­тить гал­лам уста­нов­лен­ный выкуп, мат­ро­ны собра­ли и отда­ли свое золо­то, лишь бы не тро­га­ли свя­щен­ное. За это им при­нес­ли бла­го­дар­ность, а к преж­ним поче­стям при­ба­ви­лась новая: отныне раз­ре­ша­лось над мат­ро­на­ми, как и над мужа­ми, про­из­но­сить тор­же­ст­вен­ную над­гроб­ную речь¹³¹.

(8) Толь­ко окон­чив дела, свя­зан­ные с бога­ми и нахо­див­ши­е­ся в веде­нии сена­та, Камилл занял­ся дру­гим: дело в том, что три­бу­ны на сход­ках неустан­но под­стре­ка­ли пле­бе­ев к остав­ле­нию руин и пере­се­ле­нию в гото­вый для житель­ства город Вейи. Дик­та­тор, сопро­вож­дае­мый всем сена­том, явил­ся в собра­ние и про­из­нес сле­дую­щую речь:

51. (1) «Настоль­ко мне, о кви­ри­ты, опо­сты­ле­ли пре­ре­ка­ния с народ­ны­ми три­бу­на­ми, что глав­ным уте­ше­ни­ем в горь­ком изгна­нии слу­жи­ла мне такая мысль: пока я живу в Ардее, все эти рас­при от меня дале­ко. И пото­му я бы нико­гда не вер­нул­ся, хотя бы вы тыся­чу раз зва­ли меня назад в сенат­ских поста­нов­ле­ни­ях и народ­ных нака­зах. (2) Да и теперь меня побуди­ла вер­нуть­ся отнюдь не пере­ме­на в настро­е­ни­ях, но ваше с.278 зло­сча­стье: ведь речь уже шла не о том, оста­вать­ся ли в оте­че­стве лич­но мне, а о том, оста­нет­ся ли оно само тем, чем было. Сего­дня я с удо­воль­ст­ви­ем про­мол­чал бы, не при­вле­кая к себе вни­ма­ния, если бы и то, что про­ис­хо­дит теперь, не было бит­вой за оте­че­ство, а не прий­ти ему на помощь, пока есть силы, и для дру­гих-то постыд­но, а для Камил­ла и вовсе нече­сти­во. (3) Зачем же мы за него вое­ва­ли, зачем выз­во­ли­ли оте­че­ство из оса­ды, вырва­ли из рук вра­га, если теперь сами бро­сим то, что осво­бо­ди­ли? Когда победи­те­ля­ми были гал­лы, когда весь город при­над­ле­жал им, Капи­то­лий с Кре­по­стью все-таки оста­ва­лись у рим­ских богов и граж­дан, они про­дол­жа­ли там жить. Так что же, теперь, когда победи­ли рим­ляне, когда Город отво­е­ван, поки­нуть уже и Кре­пость с Капи­то­ли­ем? Неужто уда­ча наша при­не­сет Горо­ду боль­шее запу­сте­ние, чем наша неуда­ча? (4) Если бы даже не было у нас свя­тынь, что появи­лись одно­вре­мен­но с Горо­дом и пере­да­ют­ся из поко­ле­ния в поко­ле­ние, все рав­но я счи­тал бы про­ис­шед­шее ныне с рим­ским государ­ст­вом доста­точ­но зна­ме­на­тель­ным, чтобы отучить людей от пре­не­бре­же­ния к почи­та­нию богов. (5) И в самом деле, взгля­ни­те на те уда­чи и неуда­чи, что при­клю­чи­лись за мно­гие годы: вы обна­ру­жи­те, что все хоро­шее про­ис­те­ка­ло от сми­ре­ния перед бога­ми, все пло­хое — от неува­же­ния к ним. (6) Возь­мем преж­де все­го вей­скую вой­ну: с каки­ми муче­ни­я­ми мы ее вели, сколь­ко лет — а закон­чи­лась она не преж­де, чем по нау­ще­нию богов была спу­ще­на вода из Аль­бан­ско­го озе­ра. (7) Ну а это неслы­хан­ное несча­стье наше­го горо­да? Раз­ве оно раз­ра­зи­лось рань­ше, чем был остав­лен в небре­же­нии небес­ный глас, воз­ве­щав­ший, что грядут гал­лы? Раз­ве не осквер­ни­ли наши послы пра­во наро­дов? Раз­ве не оста­ви­ли мы это­го без вни­ма­ния, тогда как долж­ны были их выдать? И все из-за без­раз­ли­чия к богам. (8) Мы запла­ти­ли столь ужас­ную цену богам и людям, дабы в сво­ем пора­бо­ще­нии, пора­же­нии и выку­пе явить назида­ние все­му миру. (9) Нако­нец, и самое несча­стье настав­ля­ло нас в бла­го­че­стии: мы бежа­ли на Капи­то­лий, к богам, к пре­сто­лу Юпи­те­ра Все­бла­го­го Вели­чай­ше­го; мы частич­но укры­ли в зем­ле, а частич­но увез­ли от вра­жьих глаз в сосед­ние горо­да наши свя­ты­ни, и это в то вре­мя, как гиб­ло наше соб­ст­вен­ное иму­ще­ство; остав­лен­ные бога­ми и людь­ми, мы все же не допу­сти­ли пре­рвать­ся наше­му свя­щен­но­му куль­ту. (10) И пото­му боги вер­ну­ли нам оте­че­ство, победу, воен­ную сла­ву пред­ков, уже было поте­рян­ную. И по их же воле настал для вра­гов час ужа­са, бег­ства и пора­же­ния, посколь­ку те ослеп­ли от алч­но­сти и при взве­ши­ва­нии золота бес­чест­но нару­ши­ли дого­вор».

52. (1) «Вот насколь­ко чело­ве­че­ские дела зави­сят от почи­та­ния или небре­же­ния волей богов. Мы еще толь­ко всплы­ва­ем со дна после того чудо­вищ­но­го кру­ше­ния, кото­рое наш корабль пре­тер­пел по нашей вине. Видя все это, неужто вы не с.279 чув­ст­ву­е­те, кви­ри­ты, какое гото­ви­те новое кощун­ство? (2) Наш город зало­жен в доб­рый час, при свер­ше­нии ауспи­ций. В нем нет ни одно­го места, кото­рое не было бы испол­не­но свя­тынь и богов. Для наших тор­же­ст­вен­ных жерт­во­при­но­ше­ний места уста­нов­ле­ны с не мень­шим тща­ни­ем, чем вре­мя их про­веде­ния. (3) Неуже­ли же, кви­ри­ты, вы гото­вы поки­нуть всех этих богов, как наших общих, так и семей­ных? Насколь­ко же ваши поступ­ки не похо­жи на поведе­ние пре­вос­ход­но­го юно­ши Гая Фабия, кото­рый недав­но, во вре­мя оса­ды, вызвал вос­хи­ще­ние не толь­ко у вас, но — не мень­шее — и у вра­гов! Ведь он спу­стил­ся с Кре­по­сти и про­шел сре­ди галль­ских копий, чтобы сотво­рить на Кви­ри­наль­ском хол­ме жерт­во­при­но­ше­ния по обы­чаю рода Фаби­ев. (4) Так неуже­ли же при­лич­но, не изме­нив семей­ным свя­ты­ням даже и на войне, в мир­ное вре­мя забро­сить свя­ты­ни государ­ст­вен­ные, самих рим­ских богов? Может ли быть, чтобы пон­ти­фи­ки и фла­ми­ны мень­ше забо­ти­лись о государ­ст­вен­ных свя­щен­но­дей­ствах, неже­ли част­ное лицо — о родо­вом уста­нов­ле­нии? (5) Кто-то может ска­зать, что, мол, то же самое мы будем испол­нять и в Вей­ях или ста­нем при­сы­лать оттуда сюда жре­цов — пусть они испол­ня­ют. (6) Но ни то ни дру­гое невоз­мож­но без нару­ше­ния обрядов. Не буду гово­рить обо всех свя­ты­нях и обо всех богах вооб­ще — но вот на пиру в честь Юпи­те­ра доз­во­ле­но ли при­гото­вить подуш­ки где бы то ни было, кро­ме Капи­то­лия?¹³² (7) А что ска­зать о веч­ном огне Весты, о ста­туе, что хра­нит­ся в ее свя­ти­ли­ще как залог вла­ды­че­ства?¹³³ Что ска­зать о ваших свя­щен­ных щитах¹³⁴, о Марс Гра­див и ты, о Кви­рин-отец? Ужель оста­вить на пору­га­ние все эти свя­ты­ни, из коих одни суть ровес­ни­ки горо­да, а иные и стар­ше его? Смот­ри­те, какая огром­ная раз­ни­ца меж­ду нами и наши­ми пред­ка­ми; (8) они заве­ща­ли нам совер­шать свя­щен­но­дей­ст­вия на Аль­бан­ской горе и в Лави­нии¹³⁵, они счи­та­ли кощун­ст­вом пере­но­сить к нам в Рим обряды вра­же­ских горо­дов, мы же не видим сквер­ны и в том, чтобы свои соб­ст­вен­ные пере­не­сти во вра­же­ский город Вейи.

(9) Вспом­ним, сколь­ко раз свя­щен­но­дей­ства воз­об­нов­ля­лись из-за того, что была про­пу­ще­на какая-нибудь часть дедов­ских обрядов, будь то по неува­же­нию или слу­чай­но. А меж­ду тем что же послу­жи­ло к исце­ле­нию государ­ства, изну­рен­но­го вей­ской вой­ной, как не воз­об­нов­ле­ние таинств и ауспи­ций после аль­бан­ско­го чуда? (10) Буд­то в память о древ­них запо­ведях, мы пере­нес­ли в Рим и чуже­зем­ных богов и учреди­ли новые куль­ты: недав­но при­ве­зен­ная из Вей цари­ца Юно­на была освя­ще­на на Авен­тине — что за тор­же­ст­вен­ный это был день, как достой­но он про­шел бла­го­да­ря вели­ким ста­ра­ни­ям мат­рон! (11) В честь голо­са, про­ве­щав­ше­го на Новой ули­це, мы поста­но­ви­ли воз­ве­сти храм Айю Локу­тию. Мы доба­ви­ли к чис­лу дру­гих празд­неств Капи­то­лий­ские игры и по пред­ло­же­нию с.280 сена­та учреди­ли для них новую кол­ле­гию. (12) Зачем же все это было нуж­но, если мы собра­лись оста­вить город Рим одно­вре­мен­но с гал­ла­ми, если ока­жет­ся, что в тече­ние столь­ких меся­цев мы выдер­жи­ва­ли оса­ду на Капи­то­лии не по сво­ей воле, но из-за стра­ха перед непри­я­те­лем?

(13) До сих пор мы гово­ри­ли о свя­ты­нях и о хра­мах. А что же ска­зать о жре­цах? Неужто вам даже в голо­ву не при­хо­дит, какой грех здесь совер­ша­ет­ся? Ведь вестал­ки могут жить лишь в одном месте, откуда их ничто не стронет, кро­ме паде­ния Горо­да; для фла­ми­на Юпи­те­ра кощун­ст­вен­ным счи­та­ет­ся про­ве­сти вне Горо­да даже одну ночь. (14) Что же, вы соби­ра­е­тесь сде­лать рим­ских жре­цов вей­ски­ми? Неуже­ли, о Веста, поки­нут тебя твои вестал­ки, а фла­мин сво­им житьем на чуж­бине навле­чет вели­кий грех на себя и государ­ство?

(15) Далее. Како­му забве­нию, како­му небре­же­нию мы пре­да­ем те государ­ст­вен­ные цере­мо­нии, что при­ня­то про­из­во­дить по свер­ше­нии ауспи­ций, — ведь почти все они про­во­дят­ся внут­ри поме­рия?¹³⁶ (16) Где мож­но с ауспи­ци­я­ми соби­рать кури­ат­ные коми­ции, кото­рые реша­ют вопро­сы вой­ны, где устра­и­вать цен­ту­ри­ат­ные коми­ции, на кото­рых вы изби­ра­е­те кон­су­лов и воен­ных три­бу­нов, как не в обы­чай­ных местах? Уж не пере­ве­сти ли и это в Вейи? (17) Или пусть народ с вели­ки­ми неудоб­ства­ми соби­ра­ет­ся ради коми­ции сюда, в город, остав­лен­ный бога­ми и людь­ми?»

53. (1) «Но, с дру­гой сто­ро­ны, нам воз­ра­жа­ют, что хоть такое дея­ние и несет с собой сквер­ну, хоть оно и не может быть ничем искуп­ле­но, но сами обсто­я­тель­ства застав­ля­ют поки­нуть опу­сто­шен­ный пожа­ра­ми и раз­ру­ше­ни­я­ми Город и пере­ме­стить­ся в совер­шен­но невреди­мые Вейи. (2) Ведь тогда неиму­щим пле­бе­ям не при­дет­ся тер­петь неудобств, зано­во отстра­и­ва­ясь здесь. Вот такой выдви­га­ют пред­лог, но я думаю, кви­ри­ты, что сте­пень его искрен­но­сти понят­на и без моих объ­яс­не­ний. Вы же помни­те, что этот самый вопрос о нашем пере­се­ле­нии в Вейи под­ни­мал­ся еще до при­хо­да гал­лов, а ведь тогда-то Город был цел, еще не было раз­ру­ше­но ни одно зда­ние, ни част­ное, ни обще­ст­вен­ное. (3) Смот­ри­те, три­бу­ны, сколь раз­лич­ны мое и ваше пред­ло­же­ния: вы счи­та­е­те, что если рань­ше это было не обя­за­тель­но, то теперь, во вся­ком слу­чае, это нуж­но сде­лать; я же, наобо­рот, — не удив­ляй­тесь, пока не услы­ши­те, что я имею в виду, — если тогда, при пол­ной невреди­мо­сти Горо­да, я готов был бы согла­сить­ся на пере­се­ле­ние, то теперь уж, во вся­ком слу­чае, нахо­жу невоз­мож­ным поки­нуть эти руи­ны. (4) Ведь тогда при­чи­ной наше­го пере­ме­ще­ния в заво­е­ван­ный город ста­ла бы победа, что вове­ки слу­жи­ло бы источ­ни­ком сла­вы для нас и наших потом­ков. Теперь же подоб­ное пере­се­ле­ние спо­соб­но при­не­сти сла­ву лишь гал­лам, нам же — жалость и пре­зре­ние. (5) В нас будут видеть не победи­те­лей, оста­вив­ших оте­че­ство, с.281 но побеж­ден­ных, кото­рые не смог­ли его сохра­нить: все это заста­ви­ло нас бро­сить род­ные пена­ты и бежать в доб­ро­воль­ное изгна­ние из того горо­да, кото­рый мы не суме­ли убе­речь. Зна­чит, пусть все видят, что гал­лам под силу раз­ру­шить Рим, а рим­ля­нам его вос­ста­но­вить не под силу? (6) Не хва­та­ет толь­ко, чтобы новые орды гал­лов яви­лись сюда — извест­но ведь, сколь огром­но их чис­ло, — и сами посе­ли­лись в горо­де, кото­рый они неко­гда захва­ти­ли, а вы поки­ну­ли! Может, вы и это гото­вы попу­стить? (7) А если пере­се­лить­ся в Рим воз­же­ла­ют не гал­лы, а ваши дав­ниш­ние вра­ги — эквы, воль­ски? Может, пусть они будут рим­ляне, а вы вей­яне? Или вы пред­по­чи­та­е­те, чтобы это место оста­ва­лось хоть пусты­ней, да вашей, чем сно­ва ста­ло горо­дом, но вра­жьим? Мне и то и дру­гое кажет­ся рав­но кощун­ст­вен­ным. Неуже­ли вы допу­сти­те до тако­го бес­че­стья, до тако­го поно­ше­нья толь­ко отто­го, что вам лень стро­ить­ся? Пусть в целом горо­де не оста­лось ника­ко­го жилья, (8) кото­рое было бы луч­ше и удоб­нее, чем зна­ме­ни­тая лачу­га зижди­те­ля наше­го¹³⁷; не луч­ше ли ютить­ся в хижи­нах, подоб­но пас­ту­хам и селя­нам, но средь отче­ских свя­тынь и род­ных пена­тов, неже­ли всем наро­дом отпра­вить­ся в изгна­ние? (9) Наши пра­щу­ры, при­шель­цы и пас­ту­хи, за корот­кий срок выстро­и­ли сей город, а ведь тогда на этом месте не было ниче­го, кро­ме лесов и болот, — теперь же целы Капи­то­лий и Кре­пость, невреди­мы сто­ят хра­мы богов, а нам лень отстро­ить­ся на пого­ре­лом. Если бы у кого-нибудь одно­го из нас сго­рел дом, он бы воз­вел новый, так поче­му же мы всем миром не хотим спра­вить­ся с послед­ст­ви­я­ми обще­го пожа­ра?»

54. (1) «Ну а допу­стим, что в Вей­ях — по зло­му ли умыс­лу или слу­чай­но — зай­мет­ся пожар; ветер, как это слу­ча­ет­ся, разду­ет пла­мя, и оно пожрет бо́льшую часть горо­да. Мы сыз­но­ва нач­нем при­ис­ки­вать, куда бы пере­се­лить­ся, в Фиде­ны ли, в Габии ли или в какой дру­гой город, так что ли? (2) Вот до какой сте­пе­ни отсут­ст­ву­ет при­вя­зан­ность к зем­ле отчиз­ны, к той зем­ле, что мы зовем мате­рью. Любовь к родине для нас зави­сит от постро­ек и бре­вен. (3) Сде­лаю вам одно при­зна­ние, хоть и не сле­до­ва­ло бы опять воз­вра­щать­ся к вашей неспра­вед­ли­во­сти и мое­му несча­стью. Когда я был на чуж­бине, то вся­кий раз, что мне вспо­ми­на­лась роди­на, пред мыс­лен­ным взо­ром вста­ва­ли вот эти хол­мы, поля, Тибр, весь этот при­выч­ный для гла­за вид и это небо, под коим я родил­ся и взра­щен. Кви­ри­ты, если все это доро­го и вам, пусть луч­ше ваша любовь теперь понудит вас остать­ся здесь, чем потом, когда вы уйде­те, иссу­шит тос­кой. (4) Не без вес­ких при­чин боги и люди выбра­ли имен­но это место для осно­ва­ния горо­да: тут есть и бла­го­дат­ные хол­мы, и удоб­ная река, по кото­рой мож­но из внут­рен­них обла­стей под­во­зить раз­лич­ное про­до­воль­ст­вие, а мож­но при­ни­мать мор­ские гру­зы. Есть тут и море, оно доста­точ­но близ­ко, чтобы поль­зо­вать­ся его с.282 выго­да­ми, но все же и доста­точ­но дале­ко, чтобы не под­вер­гать нас опас­но­сти со сто­ро­ны чуже­зем­ных кораб­лей. Наша область лежит в середине Ита­лии — это место исклю­чи­тель­но бла­го­при­ят­ст­ву­ет горо­дам. И дока­за­тель­ст­вом тут явля­ют­ся самые раз­ме­ры столь моло­до­го горо­да, как Рим: (5) ведь он всту­пил все­го лишь в свой три­ста шесть­де­сят пятый год. А меж­ду тем, кви­ри­ты, вы уже спо­соб­ны вести затяж­ные вой­ны про­тив столь­ких искон­ных пле­мен и никто не срав­нит­ся с вами на войне — ни воль­ски, союз­ные с эква­ми и име­ю­щие столь­ко силь­ных укреп­ле­ний, ни вся Этру­рия, обла­даю­щая такой сухо­пут­ной и мор­ской мощью и зани­маю­щая всю Ита­лию от моря до моря, ни отдель­ные горо­да, о кото­рых я и не гово­рю.

(6) А коль ско­ро это так, то, что за напасть, зачем от добра искать добра? Ведь доб­лесть ваша еще может вме­сте с вами перей­ти в дру­гое место, но уда­ча отсюда не стро­нет­ся. (7) Здесь нахо­дит­ся Капи­то­лий, где неко­гда нашли чело­ве­чью голо­ву, и зна­ме­ние это было истол­ко­ва­но так, что сие место будет глав­ным во всем мире, что станет оно сре­дото­чи­ем вла­сти. Здесь нахо­дят­ся боги­ня Ювен­та¹³⁸ и бог Тер­мин, кото­рые, к вящей радо­сти ваших отцов, не допу­сти­ли, чтобы их сдви­ну­ли с места, даже когда дру­гие свя­ты­ни, соглас­но пти­це­га­да­нию, были уда­ле­ны с Капи­то­лия. Здесь огонь Весты, здесь щит, упав­ший с неба. Здесь все боги, кото­рые бла­го­склон­ны к вам, доко­ле вы сами здесь».

55. (1) Пере­да­ют, что вся речь Камил­ла про­из­ве­ла боль­шое впе­чат­ле­ние, но осо­бен­но та ее часть, в кото­рой гово­ри­лось о бого­бо­яз­нен­но­сти. Одна­ко послед­ние сомне­ния раз­ре­ши­ла одна к месту про­зву­чав­шая фра­за. Дело было так. Через неко­то­рое вре­мя сенат собрал­ся в Гости­ли­е­вой курии для обсуж­де­ния это­го вопро­са. Слу­чи­лось, что тогда же через форум стро­ем про­шли когор­ты, воз­вра­щав­ши­е­ся из кара­у­ла. На Коми­ции цен­ту­ри­он вос­клик­нул: (2) «Зна­ме­но­сец, ставь зна­мя! Мы оста­ем­ся здесь». Услы­хав эту коман­ду, сена­то­ры поспе­ши­ли из курии, вос­кли­цая, что они при­зна­ют ее счаст­ли­вым пред­зна­ме­но­ва­ни­ем. Стол­пив­ши­е­ся тут же пле­беи одоб­ри­ли их реше­ние. После это­го зако­но­про­ект о пере­се­ле­нии был откло­нен, и все сооб­ща при­сту­пи­ли к отстра­и­ва­нию Горо­да. (3) Чере­пи­цу пре­до­став­ля­ло государ­ство; каж­до­му было дано пра­во добы­вать камень и дре­ве­си­ну, кто откуда хочет, но при руча­тель­стве за то, что дом будет постро­ен в тече­ние года. (4) Спеш­ка не поз­во­ля­ла забо­тить­ся о пла­ни­ро­ва­нии квар­та­лов, и все воз­во­ди­ли дома на любом сво­бод­ном месте, не раз­ли­чая сво­его и чужо­го. (5) Тут и кро­ет­ся при­чи­на того, поче­му ста­рые сто­ки, спер­ва про­веден­ные по ули­цам, теперь сплошь и рядом ока­зы­ва­ют­ся под част­ны­ми дома­ми и вооб­ще город про­из­во­дит такое впе­чат­ле­ние, буд­то его рас­хва­та­ли по кус­кам, а не поде­ли­ли.