История Рима от основания города

Книга XXV

т. II, с. 188 1. (1) Пока в Афри­ке и Испа­нии такие собы­тия, Ган­ни­бал, ниче­го не пред­при­ни­мая, про­вел лето в Сал­лен­тин­ском окру­ге¹; он наде­ял­ся, что Тарент будет ему выдан; пока что к нему пере­шло несколь­ко неболь­ших горо­дов из чис­ла сал­лен­тин­ских. (2) В это самое вре­мя из две­на­дца­ти брут­тий­ских пле­мен, отпав­ших в про­шлом году к кар­фа­ге­ня­нам, кон­сен­тин­цы и таври­ане² вер­ну­лись к Риму. (3) Пере­шло бы и боль­ше, если бы Тит Пом­по­ний, уро­же­нец Вей, пре­фект союз­ни­ков, неод­но­крат­но и счаст­ли­во гра­бив­ший зем­лю брут­тий­цев, не вооб­ра­зил себя насто­я­щим вое­на­чаль­ни­ком: он собрал наспех кое-какое вой­ско и повел его сра­жать­ся с Ган­но­ном. (4) Огром­ную, но бес­по­рядоч­ную тол­пу селян и рабов частью пере­би­ли, частью взя­ли в плен. Наи­мень­шей поте­рей был сам пре­фект, ока­зав­ший­ся тоже в пле­ну, — винов­ник бес­смыс­лен­ной бит­вы, в про­шлом откуп­щик, зна­ток всех хит­рых уло­вок, невер­ный, вред­ный как в государ­стве, так и в това­ри­ще­стве откуп­щи­ков³. (5) У кон­су­ла Сем­п­ро­ния в Лука­нии было мно­го незна­чи­тель­ных сра­же­ний, не сто­я­щих упо­ми­на­ния; он взял несколь­ко мало­зна­чи­тель­ных лукан­ских горо­дов.

(6) Вой­на все тяну­лась; победы чере­до­ва­лись пора­же­ни­я­ми — меня­лось не столь­ко поло­же­ние дел, сколь­ко души людей. Бого­бо­яз­нен­ность овла­де­ла Горо­дом, но моли­лись глав­ным обра­зом чуже­зем­ным богам, буд­то вдруг то ли боги, то ли люди ста­ли дру­ги­ми. (7) От рим­ских обрядов отре­ка­лись не тай­ком, не в сво­их четы­рех сте­нах, а пуб­лич­но: даже на фору­ме и в Капи­то­лии тол­па жен­щин моли­лась и при­но­си­ла жерт­вы не по оте­че­ско­му обы­чаю. (8) Умы людей ока­за­лись в пле­ну у жре­цов и про­ри­ца­те­лей⁴, чис­ло кото­рых уве­ли­чи­ва­лось от того, что тол­пы селян, обни­щав­ших, запу­ган­ных, забро­сив­ших свои поля из-за дол­гой вой­ны, были согна­ны бед­ст­ви­я­ми в Город, а лег­кая нажи­ва на люд­ских заблуж­де­ни­ях ста­ла как буд­то доз­во­лен­ным ремеслом. (9) Порядоч­ные люди сна­ча­ла него­до­ва­ли вти­хо­мол­ку, нако­нец ста­ли жало­вать­ся откры­то, и дело дошло до сена­та. (10) Сенат силь­но пожу­рил эди­лов и три­ум­ви­ров по уго­лов­ным делам⁵ за попу­сти­тель­ство, но когда те попы­та­лись про­гнать с фору­ма тол­пу и раз­бить посу­ду, при­ме­няв­шу­ю­ся при жерт­во­при­но­ше­ни­ях, их чуть не при­би­ли. (11) Зло явно набра­ло силу, и млад­шим долж­ност­ным лицам его было не одо­леть. Сенат пору­чил Мар­ку Эми­лию, город­ско­му пре­то­ру⁶, изба­вить народ от с.189 этих суе­ве­рий. (12) Он про­чи­тал на сход­ке сенат­ское поста­нов­ле­ние и издал указ: у кого есть кни­ги пред­ска­за­ний, молит­во­сло­вий и подроб­ное опи­са­ние, как совер­шать жерт­во­при­но­ше­ния, пусть при­не­сут к нему все эти кни­ги и запи­си до апрель­ских календ⁷; и никто пусть не сме­ет совер­шать на обще­ст­вен­ном и освя­щен­ном месте жерт­во­при­но­ше­ния по ново­му или чуже­зем­но­му обряду.

2. (1) В этом году [213 г.] умер­ло мно­го государ­ст­вен­ных жре­цов: Луций Кор­не­лий Лен­тул, глав­ный пон­ти­фик, Гай Папи­рий, сын Гая, Мас­сон, пон­ти­фик, Пуб­ли­ций Фурий Фил^[3], авгур, Гай Папи­рий, сын Луция, Мас­сон, децем­вир свя­щен­но­дей­ст­вий. (2) На место Лен­ту­ла постав­лен был Марк Кор­не­лий Цетег, на место Папи­рия — Гней Сер­ви­лий Цепи­он, авгу­ром был назна­чен Луций Квин­ций Фла­ми­ний^[6], децем­ви­ром свя­щен­но­дей­ст­вий — Луций Кор­не­лий Лен­тул.

(3) При­бли­жа­лось вре­мя избра­ния кон­су­лов, но так как отвле­кать кон­су­лов от воен­ных дей­ст­вий не хоте­ли, то кон­сул Тибе­рий Сем­п­ро­ний назна­чил для про­веде­ния кон­суль­ских выбо­ров дик­та­то­ра Гая Клав­дия Цен­то­на, а тот назна­чил Квин­та Фуль­вия Флак­ка началь­ни­ком кон­ни­цы. (4) Дик­та­тор тут же про­вел выбо­ры, объ­явил кон­су­ла­ми Квин­та Фуль­вия Флак­ка, началь­ни­ка кон­ни­цы, и Аппия Клав­дия Пуль­х­ра, кото­рый в быт­ность пре­то­ром ведал Сици­ли­ей. (5) Затем избра­ны были пре­то­ры: Гней Фуль­вий Флакк, Гай Клав­дий Нерон, Марк Юний Силан, Пуб­лий Кор­не­лий Сул­ла. По окон­ча­нии выбо­ров дик­та­тор сло­жил с себя свою долж­ность. (6) Куруль­ным эди­лом в этом году был, вме­сте с Мар­ком Кор­не­ли­ем Цете­гом, Пуб­лий Кор­не­лий Сци­пи­он, полу­чив­ший впо­след­ст­вии про­зви­ще Афри­кан­ско­го. Про­тив его кан­дида­ту­ры воз­ра­жа­ли народ­ные три­бу­ны, ссы­ла­ясь на то, что он не достиг еще уста­нов­лен­но­го для эди­ла воз­рас­та⁸. (7) «Если все кви­ри­ты жела­ют сде­лать меня эди­лом, то лет мне доста­точ­но», — воз­ра­зил Сци­пи­он. При голо­со­ва­нии по три­бам народ про­явил такое рас­по­ло­же­ние к Сци­пи­о­ну, что три­бу­ны сра­зу отка­за­лись от сво­его замыс­ла. (8) Эди­лы были очень щед­ры⁹: Рим­ские игры были отпразд­но­ва­ны по тем вре­ме­нам рос­кош­но и дли­лись один день, а в каж­дом квар­та­ле¹⁰ выда­но было по <…> кон­гия¹¹ олив­ко­во­го мас­ла. (9) Пле­бей­ские эди­лы Луций Вил­лий Тап­пул и Марк Фун­да­ний Фун­дул обви­ни­ли перед наро­дом в раз­вра­те несколь­ких мат­рон; неко­то­рых из них осуди­ли и сосла­ли. (10) Пле­бей­ские игры дли­лись два дня; по слу­чаю их устро­ен был пир Юпи­те­ру.

3. (1) Квинт Фуль­вий Флакк всту­пил в кон­суль­скую долж­ность в тре­тий раз; Аппий Клав­дий — в пер­вый [212 г.]. (2) Обя­зан­но­сти пре­то­ров были рас­пре­де­ле­ны жере­бьев­кой: тяж­бы меж­ду граж­да­на­ми и меж­ду граж­да­на­ми и чуже­зем­ца­ми раз­би­ра­ет Пуб­лий Кор­не­лий Сул­ла (рань­ше эти обя­зан­но­сти выпол­ня­ли два чело­ве­ка¹²). Гней Фуль­вий Флакк веда­ет Апу­ли­ей, Гай с.190 Клав­дий Нерон — Свес­су­лой¹³, Марк Юний Силан — Этру­ри­ей. (3) Кон­су­лы ведут вой­ну с Ган­ни­ба­лом, каж­дый коман­ду­ет дву­мя леги­о­на­ми: один при­ни­ма­ет их от Квин­та Фабия, кон­су­ла про­шло­го года, дру­гой — от Фуль­вия Цен­ти­ма­ла. (4) Пре­тор Фуль­вий Флакк коман­ду­ет леги­о­на­ми, кото­рые в Луце­рии были под коман­до­ва­ни­ем пре­то­ра Эми­лия, а Нерон Клав­дий — теми, что сто­я­ли в Пицене под коман­до­ва­ни­ем Гая Терен­ция¹⁴. Попол­не­ние в свои леги­о­ны пусть наби­ра­ют сами. Марк Юний в Этру­рии полу­чил город­ские леги­о­ны про­шло­го года. (5) Тибе­рию Сем­п­ро­нию Грак­ху и Пуб­лию Сем­п­ро­нию Туди­та­ну про­дли­ли срок управ­ле­ния Лука­ни­ей и Гал­ли­ей и коман­до­ва­ния их преж­ни­ми вой­ска­ми, (6) так­же и Лен­ту­лу, кото­рый ведал ста­ры­ми рим­ски­ми вла­де­ни­я­ми в Сици­лии, Мар­ку Мар­цел­лу про­дли­ли управ­ле­ние Сира­ку­за­ми и преж­ни­ми вла­де­ни­я­ми царя Гиеро­на, Тит Ота­ци­лий по-преж­не­му коман­ду­ет фло­том, Гре­ци­ей по-преж­не­му занят Марк Вале­рий, Сар­ди­ни­ей — Квинт Муций Сце­во­ла, Испа­ни­ей — Пуб­лий и Гней Кор­не­лии. (7) Кон­су­лы доба­ви­ли к вой­ску два город­ских леги­о­на; все­го леги­о­нов в этом году было два­дцать три.

(8) Кон­су­лам, про­из­во­див­шим воин­ский набор, мешал Марк Посту­мий, уро­же­нец Пирг¹⁵, кото­рый едва не вызвал боль­шие бес­по­ряд­ки. (9) Посту­мий был откуп­щи­ком, и уже мно­го лет не было в государ­стве чело­ве­ка, рав­но­го ему по лукав­ству и алч­но­сти, кро­ме Тита Пом­по­ния из Вей, кото­рый неосто­рож­но гра­бил поля в Лука­нии и был в преды­ду­щем году пой­ман отрядом кар­фа­ге­нян, кото­рым коман­до­вал Ган­нон. (10) Эти люди, посколь­ку гибель гру­за, отправ­лен­но­го вой­ску и зато­нув­ше­го в бурю, ложи­лась дол­гом на государ­ство¹⁶, выду­мы­ва­ли кораб­ле­кру­ше­ния, кото­рых не было; даже дей­ст­ви­тель­ные, о кото­рых они докла­ды­ва­ли, были под­стро­ен­ны­ми, а не слу­чай­ны­ми. (11) Ста­рые раз­би­тые суда нагру­жа­ли малым коли­че­ст­вом деше­во­го това­ра, выво­ди­ли эти суда в откры­тое море, моря­ков пере­са­жи­ва­ли в при­готов­лен­ные зара­нее лод­ки, топи­ли суда и лжи­во заяв­ля­ли о мно­же­стве погиб­ших това­ров. (12) Пре­то­ру про­шло­го года Мар­ку Эми­лию донес­ли об обмане, он доло­жил о нем сена­ту, но сенат ника­ко­го реше­ния не вынес, так как сена­то­ры не хоте­ли в такое вре­мя заде­вать сосло­вие откуп­щи­ков. (13) Народ стро­же осудил обман; Спу­рий и Луций Кар­ви­лий, народ­ные три­бу­ны, были воз­му­ще­ны таким отвра­ти­тель­ным бес­стыд­ст­вом и при­суди­ли Мар­ка Посту­мия к штра­фу в две­сти тысяч ассов. (14) В день суда наро­да собра­лось столь­ко, что на Капи­то­лии было тес­но. (15) Дело было подроб­но изло­же­но; оста­ва­лась един­ст­вен­ная надеж­да: может быть, народ­ный три­бун Гней Сер­ви­лий Кас­ка, при­хо­див­ший­ся род­ст­вен­ни­ком Посту­мию, еще до голо­со­ва­ния триб вос­поль­зу­ет­ся сво­им пра­вом вме­ша­тель­ства. (16) При­гла­си­ли свиде­те­лей, три­бу­ны раз­дви­ну­ли народ; при­нес­ли жре­бии, чтобы опре­де­лить, где голо­со­вать лати­нам¹⁷. (17) Тем вре­ме­нем откуп­щи­ки тре­бо­ва­ли от Кас­ки, чтобы он запре­тил голо­со­вать в с.191 тот же день; (18) народ него­до­вал. Кас­ке, кото­рый слу­чай­но сидел пер­вым на углу три­бу­ны, было и страш­но, и стыд­но. Помо­щи от него было мало, и откуп­щи­ки, наде­ясь про­из­ве­сти бес­по­ряд­ки, пошли кли­ном, раз­дви­гая тол­пу и пере­бра­ни­ва­ясь с наро­дом и три­бу­на­ми. (19) Неда­ле­ко было и до руко­паш­ной, когда кон­сул Фуль­вий крик­нул три­бу­нам: «Вы что, не види­те, что с вами не счи­та­ют­ся и дело идет к мяте­жу, если вы немед­лен­но не рас­пу­сти­те собра­ние».

4. (1) Собра­ние рас­пу­сти­ли, созван был сенат, и кон­су­лу доло­жи­ли о бес­по­ряд­ках, учи­нен­ных дерз­ким наси­ли­ем откуп­щи­ков. (2) Марк Фурий Камилл, гово­ри­ли кон­су­лы, изгна­ние кото­ро­го долж­но было повлечь за собой раз­ру­ше­ние Горо­да, пре­тер­пел суд небла­го­дар­ных граж­дан¹⁸; (3) еще рань­ше децем­ви­ры, по чьим зако­нам мы живем до сего дня¹⁹, а после них мно­гие пер­вые люди в государ­стве тер­пе­ли­во пере­нес­ли народ­ный суд, (4) а вот Посту­мий, уро­же­нец Пирг, лишил рим­ский народ пра­ва голо­са, разо­гнал народ­ное собра­ние, отка­зал­ся счи­тать­ся с народ­ны­ми три­бу­на­ми, вос­стал на рим­ский народ, занял на фору­ме место, с кото­ро­го мож­но было поме­шать три­бу­нам обра­тить­ся к рим­ско­му наро­ду, поме­шать созвать три­бы на голо­со­ва­ние. (5) От кро­во­про­лит­ной свал­ки, ска­за­но было даль­ше, удер­жа­ло народ толь­ко тер­пе­ние долж­ност­ных лиц, кото­рые — чтобы толь­ко не дать повод к кро­во­про­ли­тию — до вре­ме­ни усту­пи­ли, стер­пев, чтобы и сами они были побеж­де­ны дер­зо­стью несколь­ких безум­цев, и рим­ский народ, и его собра­ние, (6) кото­ро­му под­суди­мый наме­ре­вал­ся поме­шать силой ору­жия. (7) Хоро­шие граж­дане при­ня­ли сло­ва кон­су­лов, как того тре­бо­ва­ла гнус­ность пре­ступ­ле­ния; сенат решил, что была при­ме­не­на сила про­тив государ­ства и подан опас­ный при­мер. (8) Народ­ные три­бу­ны Кар­ви­лии оста­ви­ли дело о штра­фе и назна­чи­ли день суда над Посту­ми­ем, винов­ным в уго­лов­ном пре­ступ­ле­нии; если он не пред­ста­вит пору­чи­те­лей, слу­жи­те­лю веле­но было аре­сто­вать его и пре­про­во­дить в тюрь­му. (9) Посту­мий пору­чи­те­лей пред­ста­вил, но сам не явил­ся. Три­бу­ны обра­ти­лись к пле­бей­ско­му собра­нию, и оно поста­но­ви­ло так: если Марк Посту­мий до май­ских календ не появит­ся, не при­дет по вызо­ву в суд и не оправ­да­ет­ся, то счи­тать его изгнан­ным, иму­ще­ство его рас­про­дать, а само­го лишить воды и огня²⁰. (10) Неко­то­рым зачин­щи­кам бес­по­ряд­ков веле­но было явить­ся в суд по обви­не­нию в уго­лов­ном пре­ступ­ле­нии и пред­ста­вить пору­чи­те­лей. (11) Сна­ча­ла поса­ди­ли в тюрь­му тех, кто не дал пору­чи­те­лей, а затем и тех, кто мог дать; чтобы избе­жать этой опас­но­сти, мно­гие отпра­ви­лись в изгна­ние.

5. (1) Так кон­чи­лось дело с откуп­щи­ка­ми, обма­ны­вав­ши­ми государ­ство, защи­щав­ши­ми свои пре­ступ­ле­ния. (2) Состо­я­лись выбо­ры глав­но­го пон­ти­фи­ка; пред­седа­тель­ст­во­вал новый пон­ти­фик²¹ Марк Кор­не­лий Цетег. (3) Это­го зва­ния горя­чо доби­ва­лись трое: Квинт Фуль­вий Флакк, кон­сул, кото­рый уже был с.192 кон­су­лом два­жды, а так­же цен­зо­ром; Тит Ман­лий Торк­ват, тоже извест­ный дву­мя кон­суль­ства­ми и цен­зу­рой, и, нако­нец, Пуб­лий Лици­ний Красс, еще толь­ко соби­рав­ший­ся стать куруль­ным эди­лом. (4) Почтен­ных стар­цев победил юно­ша. До него в тече­ние ста два­дца­ти лет не было ни одно­го глав­но­го пон­ти­фи­ка — кро­ме Пуб­лия Кор­не­лия Калус­сы, — кото­рый не зани­мал бы куруль­ной долж­но­сти.

(5) Кон­су­лы с трудом набра­ли вои­нов: не хва­та­ло моло­де­жи, чтобы соста­вить новые город­ские леги­о­ны и попол­нить ста­рые. (6) Сенат велел кон­су­лам про­дол­жать набор и назна­чить две комис­сии три­ум­ви­ров. Им над­ле­жа­ло обой­ти одной в пре­де­лах, дру­гой — за пре­де­ла­ми пяти­де­ся­ти миль от Горо­да сель­ские окру­га, рын­ки, тор­го­вые город­ки²² и, освиде­тель­ст­во­вав всех сво­бод­но­рож­ден­ных, (7) отпра­вить на воен­ную служ­бу всех, кто в силах носить ору­жие, хотя бы они и не достиг­ли еще поло­жен­но­го воз­рас­та. (8) Народ­ным три­бу­нам было пору­че­но, если им это угод­но, обра­тить­ся к наро­ду с пред­ло­же­ни­ем, чтобы ново­бран­цам, при­нес­шим при­ся­гу, когда им еще не было сем­на­дца­ти лет, жало­ва­нье начис­лять точ­но так же, как если бы им уже испол­ни­лось сем­на­дцать лет или боль­ше. (9) Две комис­сии три­ум­ви­ров, назна­чен­ные по сенат­ско­му поста­нов­ле­нию, заня­лись поис­ка­ми сво­бод­но­рож­ден­ных по дерев­ням.

(10) Из Сици­лии при­шло пись­мо Мар­ка Мар­цел­ла о тре­бо­ва­ни­ях сол­дат, вое­вав­ших под коман­дой Пуб­лия Лен­ту­ла; его про­чли в сена­те. Это были вои­ны, уцелев­шие после раз­гро­ма вой­ска под Кан­на­ми и, как ска­за­но было рань­ше, сослан­ные в Сици­лию; вер­нуть­ся в Ита­лию им было раз­ре­ше­но толь­ко по окон­ча­нии вой­ны с Ган­ни­ба­лом.

6. (1) Они с раз­ре­ше­ния Лен­ту­ла отпра­ви­ли к Мар­цел­лу в его зим­ний лагерь послов — луч­ших из чис­ла всад­ни­ков, цен­ту­ри­о­нов и пехо­тин­цев. Когда им было раз­ре­ше­но гово­рить, один из них обра­тил­ся к Мар­цел­лу: (2) «Мы яви­лись бы к тебе, кон­су­лу, Мар­целл²³, еще в Ита­лии, когда сенат вынес поста­нов­ле­ние — пусть спра­вед­ли­вое, но для нас, конеч­но, горь­кое. Мы наде­я­лись, одна­ко, что в про­вин­ции, где после смер­ти царей²⁴ нача­лись вол­не­ния, нас пошлют на труд­ную вой­ну с сици­лий­ца­ми и кар­фа­ге­ня­на­ми, (3) и наша кровь и раны при­ми­рят с нами сенат, как то было — на памя­ти отцов наших — с сол­да­та­ми, кото­рые были взя­ты Пирром в плен под Герак­ле­ей и потом сра­жа­лись про­тив него же²⁵. (4) За какую вину нашу, отцы-сена­то­ры, вы раз­гне­ва­лись на нас и гне­ва­е­тесь сей­час? (5) Когда я вижу тебя, Мар­целл, мне кажет­ся, я вижу обо­их кон­су­лов и весь сенат. (6) Будь ты кон­су­лом под Кан­на­ми, судь­ба государ­ства и наша сло­жи­лась бы луч­ше. Поз­воль, про­шу тебя, преж­де чем я нач­ну жало­вать­ся на наше поло­же­ние, обе­лить себя от вины, кото­рую на нас воз­ла­га­ют. Если не гнев богов, если не судь­ба, по неко­ле­би­мо­му зако­ну кото­рой вер­шит­ся все в делах чело­ве­че­ских, с.193 были при­чи­ной раз­гро­ма под Кан­на­ми, то кто вино­ват в нашей гибе­ли? Чья здесь вина? Вои­нов? Пол­ко­вод­цев? (7) Я, сол­дат, ниче­го не ска­жу о сво­ем пол­ко­вод­це: мне ведь извест­но: сенат бла­го­да­рил его за то, что он не отча­ял­ся в судь­бе государ­ства, и ему, бежав­ше­му с поля сра­же­ния под Кан­на­ми, коман­до­ва­ние тем не менее про­дле­ва­лось из года в год²⁶. (8) Осталь­ные уцелев­шие после Канн были у нас воен­ны­ми три­бу­на­ми; мы слы­ша­ли, они ищут долж­но­стей, испол­ня­ют их и веда­ют про­вин­ци­я­ми. (9) Вы снис­хо­ди­тель­ны к себе и сво­им детям, отцы-сена­то­ры, и сви­реп­ст­ву­е­те толь­ко над нами — мы, конеч­но, люди ничтож­ные. Кон­су­лу и знат­ней­шим мужам в государ­стве не было зазор­но обра­тить­ся в бег­ство, когда наде­ять­ся уже было не на что. А вы посла­ли вои­нов на вер­ную смерть. (10) От Аллии бежа­ло почти все вой­ско²⁷; в Кав­дин­ском уще­лье²⁸ вой­ско сда­ло ору­жие вра­гу, даже не попы­тав­шись всту­пить в бой; не буду гово­рить о дру­гих постыд­ных пора­же­ни­ях. (11) И, одна­ко, позор­ной кары этим вой­скам не при­ду­мы­ва­ли; боль­ше того — вой­ско, бежав­шее от Аллии в Вейи, взя­ло назад Рим²⁹. (12) А кав­дин­ские леги­о­ны, вер­нув­ши­е­ся в Рим без ору­жия, были воору­же­ны и отправ­ле­ны в Сам­ний; того само­го вра­га, кото­рый радо­вал­ся их бес­че­стью, они про­гна­ли под ярмом³⁰. (13) Мож­но ли обви­нить сра­жав­ших­ся под Кан­на­ми в трус­ли­вом бег­стве, если там полег­ло боль­ше пяти­де­ся­ти тысяч чело­век, если кон­сул бежал с семью­де­ся­тью всад­ни­ка­ми, а кто уце­лел, тот уце­лел пото­му, что непри­я­тель устал уби­вать. (14) Плен­ным отка­за­ли в выку­пе, и люди нас хва­ли­ли за то, что мы сохра­ни­ли себя для государ­ства, за то, что при­шли в Вену­зию, сохра­няя вид, при­ли­че­ст­ву­ю­щий вой­ску. (15) Мы сей­час в худ­шем поло­же­нии, чем плен­ные в ста­рые вре­ме­на. Вер­нув­ше­го­ся из пле­на пони­жа­ли в чине, пере­во­ди­ли в дру­гой лагерь, сто­яв­ший в худ­шем месте, меня­ли род войск³¹, но, если он был усер­ден по служ­бе и отли­чал­ся на войне, ему воз­вра­ща­ли все, что отня­ли. (16) Нико­го не ссы­ла­ли, нико­го не лиша­ли надеж­ды на про­дол­же­ние служ­бы, они сра­жа­лись с вра­гом, смы­вая свое бес­че­стие. (17) Нас, кото­рых мож­но упрек­нуть толь­ко в том, что мы уце­ле­ли под Кан­на­ми, ото­сла­ли подаль­ше от роди­ны, от Ита­лии, и подаль­ше от непри­я­те­ля; (18) мы ста­ре­ем в изгна­нии, у нас нет ни надеж­ды, ни воз­мож­но­сти смыть свой позор, уми­ло­сти­вить раз­гне­ван­ных граж­дан, уме­реть слав­ной смер­тью. (19) Мы не про­сим вер­нуть нам доб­рое имя и награ­дить за храб­рость, мы про­сим толь­ко: испы­тай­те нас, дай­те нам пока­зать себя; мы про­сим трудов и опас­но­стей, хотим нести обя­зан­но­сти мужей и вои­нов. (20) Уже вто­рой год в Сици­лии идет жесто­кая вой­на: одни горо­да оса­жда­ют кар­фа­ге­няне, дру­гие — рим­ляне, сра­жа­ют­ся и пехота, и кон­ни­ца; под Сира­ку­за­ми идет вой­на и на суше, и на море; (21) кри­ки сра­жаю­щих­ся и лязг ору­жия мы слы­шим — и сидим вялые, опу­стив­ши­е­ся, слов­но нет у нас рук взять ору­жие. Сколь­ко раз кон­сул Тибе­рий с.194 Сем­п­ро­ний шел в бой с леги­о­на­ми из рабов: воз­на­граж­де­ни­ем за служ­бу были для них и сво­бо­да, и пра­ва граж­дан³². (22) Счи­тай­те нас хоть раба­ми, куп­лен­ны­ми, чтобы послать на эту вой­ну; поз­воль­те нам сра­жать­ся и обре­сти сво­бо­ду в бою. Испы­тай нас, хочешь на море, хочешь на суше, хочешь в строю, хочешь при оса­де горо­да. (23) Мы насто­я­тель­но про­сим: пошли­те нас на самое труд­ное и опас­ное дело, чтобы воз­мож­но ско­рее сде­ла­но было то, что сле­до­ва­ло сде­лать под Кан­на­ми, ведь сколь­ко мы про­жи­ли после Канн — все под зна­ком позо­ра».

7. (1) При этих сло­вах послы упа­ли к ногам Мар­цел­ла. Мар­целл ска­зал, что решить их судь­бу не в его вла­сти; он напи­шет обо всем сена­ту и посту­пит соглас­но его реше­нию. (2) Пись­мо его было пере­да­но новым кон­су­лам³³ и про­чте­но ими в сена­те; сена­то­ры, посо­ве­щав­шись, реши­ли так: (3) нет осно­ва­ния пору­чить государ­ство вои­нам, поки­нув­шим в бою сво­их това­ри­щей. (4) Если про­кон­сул Марк Клав­дий дума­ет ина­че, пусть посту­па­ет так, как счи­та­ет, по сове­сти сво­ей, полез­ным для государ­ства, лишь бы каж­дый из этих вои­нов делал свое дело, не полу­чал бы наград за доб­лесть и не был бы при­ве­зен в Ита­лию, пока непри­я­тель нахо­дит­ся на ита­лий­ской зем­ле³⁴.

(5) По реше­нию сена­та и наро­да состо­я­лись выбо­ры³⁵; выбра­ли пять чело­век наблюдать за ремон­том стен и башен и две комис­сии по три чело­ве­ка в каж­дой: (6) одна — для розыс­ка свя­тынь и пере­пи­си вкла­дов, дру­гая — для наблюде­ния за ремон­том хра­мов Фор­ту­ны и Мате­ри Мату­ты по сю сто­ро­ну Кар­мен­таль­ских ворот и за хра­мом Надеж­ды по ту их сто­ро­ну (в про­шлом году в этих хра­мах был пожар)³⁶.

(7) Были ужас­ные бури; на Аль­бан­ской горе два дня под­ряд шел дождь из кам­ней; во мно­гие зда­ния попа­ла мол­ния: в два хра­ма на Капи­то­лии, во мно­гих местах лаге­ря над Свес­су­лой, при­чем уби­ло двух кара­уль­ных; (8) в Кумах мол­ния уда­ри­ла в сте­ну и в несколь­ко башен и раз­ру­ши­ла их. В Реа­те³⁷ виде­ли огром­ный летаю­щий камень, а солн­це, более крас­ное, чем обыч­но, каза­лось кро­ва­вым. (9) По пово­ду этих зна­ме­ний устро­е­но было одно­днев­ное молеб­ст­вие; несколь­ко дней кон­су­лы зани­ма­лись свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми; девять дней уде­ле­но было жерт­во­при­но­ше­ни­ям.

(10) Ган­ни­бал дав­но наде­ял­ся, а рим­ляне подо­зре­ва­ли, что тарен­тин­цы хотят отпасть. Слу­чай­ность пото­ро­пи­ла их. (11) В Риме уже дол­го жил под видом посла тарен­ти­нец Филе­ас. Это был чело­век бес­по­кой­ный, не тер­пев­ший без­де­лья, кото­рое, по его мне­нию, затя­ну­лось и его ста­ри­ло. Он сумел позна­ко­мить­ся с залож­ни­ка­ми из Тарен­та и Фурий^37a, кото­рых содер­жа­ли в Атрии сво­бо­ды³⁸ под охра­ной не очень стро­гой: (12) ни самим залож­ни­кам, ни горо­дам, их дав­шим, не было выго­ды обма­ны­вать рим­лян. (13) Часто раз­го­ва­ри­вая с залож­ни­ка­ми, Филе­ас уго­во­рил их бежать; как толь­ко стем­не­ло, он вывел их — хра­мо­вые с.195 служ­ки и стра­жи были под­куп­ле­ны — и сам повел по доро­ге, нико­му не извест­ной. (14) Весть о побе­ге раз­нес­лась по горо­ду с рас­све­том; за бег­ле­ца­ми посла­ли пого­ню, кото­рая настиг­ла их под Тарра­ци­ной³⁹. Всех захва­ти­ли и при­во­лок­ли обрат­но. На пло­ща­ди их с одоб­ре­ния наро­да высек­ли роз­га­ми и сбро­си­ли со ска­лы⁴⁰.

8. (1) Жесто­кость это­го нака­за­ния воз­му­ти­ла жите­лей в двух слав­ней­ших гре­че­ских горо­дах Ита­лии — и всех вме­сте, и каж­до­го по отдель­но­сти: (2) у мно­гих были под­ло умерщ­вле­ны или род­ст­вен­ни­ки, или дру­зья. (3) Такую поте­рю пере­жи­ли и три­на­дцать знат­ней­ших юно­шей-тарен­тин­цев, соста­вив­ших заго­вор, во гла­ве кото­ро­го ста­ли Никон и Филе­мен. (4) Преж­де чем что-нибудь пред­при­нять, реши­ли пого­во­рить с Ган­ни­ба­лом, (5) ночью вышли из горо­да, буд­то бы на охоту, и напра­ви­лись к нему; непо­да­ле­ку от лаге­ря око­ло доро­ги осталь­ные спря­та­лись в лесу, а Никон и Филе­мен дошли до кара­уль­ных постов, были схва­че­ны и отправ­ле­ны к Ган­ни­ба­лу — это­го они и хоте­ли. (6) Они рас­ска­за­ли ему о сво­их замыс­лах и наме­ре­ни­ях. Ган­ни­бал ока­зал­ся щедр на похва­лы и обе­ща­ния; он велел им уве­рить горо­жан, что они выхо­ди­ли из горо­да за добы­чей: пусть они гонят в город скот кар­фа­ге­нян, кото­рый выпу­сти­ли пастись, и ника­кой поме­хи им не будет. (7) Добы­чу огляде­ли — и в дру­гой раз и даль­ше их сме­лым вылаз­кам почти пере­ста­ли удив­лять­ся.

(8) При вто­рич­ном свида­нии с Ган­ни­ба­лом клят­вен­но утвер­жде­ны были усло­вия дого­во­ра: тарен­тин­цы сво­бод­ны, они сохра­ня­ют свои зако­ны и все свое иму­ще­ство; про­тив сво­ей воли они не будут пла­тить пуний­цам ника­кой дани, не при­мут ника­кой гар­ни­зон; дома, заня­тые рим­ля­на­ми, и их гар­ни­зон будут выда­ны кар­фа­ге­ня­нам⁴¹. (9) Сго­во­ри­лись; у Филе­ме­на вошло в при­выч­ку по ночам выхо­дить из горо­да и под утро воз­вра­щать­ся домой. Он был страст­ный охот­ник; ухо­дил с соба­ка­ми и с пол­ным охот­ни­чьим сна­ря­же­ни­ем; (10) пой­ман­ную или при­па­сен­ную для него непри­я­те­лем дичь он дарил или пре­фек­ту, или охране, сто­яв­шей у ворот. Дума­ли, что он раз­гу­ли­ва­ет по ночам из стра­ха перед непри­я­те­лем, (11) и настоль­ко при­вык­ли к это­му, что сто­и­ло ему свист­нуть, как ворота по это­му зна­ку откры­ва­лись в любое вре­мя ночи. Ган­ни­бал решил, что пора дей­ст­во­вать. (12) Он сто­ял в трех днях пути от Тарен­та. Боясь, как бы не пока­за­лось стран­ным, что он так дол­го сто­ит лаге­рем на одном и том же месте, Ган­ни­бал при­тво­рил­ся боль­ным. (13) Рим­ско­му гар­ни­зо­ну в Тарен­те пере­ста­ло казать­ся подо­зри­тель­ным это затя­нув­ше­е­ся без­де­лье.

9. (1) Ган­ни­бал решил идти на Тарент; он ото­брал десять тысяч про­вор­ных лег­ко­во­ору­жен­ных пехо­тин­цев и всад­ни­ков, кото­рых счи­тал наи­бо­лее при­год­ны­ми для пред­сто­я­ще­го похо­да. Он высту­пил в чет­вер­тую стра­жу ночи, (2) выслав впе­ред нуми­дий­цев — всад­ни­ков восемь­де­сят, и велел им рас­сы­пать­ся по с.196 доро­гам и тща­тель­но обсле­до­вать, не спря­тал­ся ли где кто-нибудь и не наблюда­ет ли изда­ли за его отрядом. (3) Обо­гнав­ших отряд было при­ка­за­но тащить назад, встреч­ных уби­вать — пусть окрест­ные жите­ли сочтут их не вой­ском, а раз­бой­ни­чьей шай­кой. Сам он быст­ро повел свой отряд и стал лаге­рем милях в пят­на­дца­ти от Тарен­та. (4) Он и тут не ска­зал ни сло­ва о том, куда они идут, а толь­ко созвал вои­нов и велел идти по доро­ге, никуда не сво­ра­чи­вать и не выхо­дить из строя, а самое глав­ное, вни­ма­тель­но слу­шать при­ка­за­ния и ниче­го не делать без рас­по­ря­же­ния коман­ди­ров; он своевре­мен­но объ­явит, что он наме­рен делать. (5) Почти в это же вре­мя в Тарент дошел слух, что нуми­дий­цы⁴² раз­гра­би­ли несколь­ко дере­вень; ужас охва­тил окрест­ных жите­лей, даже даль­них. (6) Эти изве­стия ничуть не встре­во­жи­ли рим­ско­го пре­фек­та, и он толь­ко при­ка­зал, чтобы часть всад­ни­ков высту­пи­ла зав­тра с рас­све­том, чтобы поло­жить конец гра­бе­жам. (7) Ни о чем дру­гом он не поза­бо­тил­ся, более того — набег нуми­дий­цев, каза­лось, гово­рил о том, что Ган­ни­бал с вой­ском не снял­ся с лаге­ря.

(8) Ган­ни­бал дви­нул­ся глу­бо­кой ночью; про­вод­ни­ком был Филе­мен, по обык­но­ве­нию нагру­жен­ный добы­чей; осталь­ные измен­ни­ки жда­ли, как и было услов­ле­но, (9) что Филе­мен, вно­ся дичь, про­ведет воору­жен­ных зна­ко­мой ему калит­кой; Ган­ни­бал же вой­дет с дру­гой сто­ро­ны, через Теме­ни­ти­дские ворота. Они обра­ще­ны на восток — в сто­ро­ну суши; в этой части горо­да мно­го гроб­ниц⁴³. (10) Подой­дя к воротам, Ган­ни­бал, как было услов­ле­но, зажег огонь; в ответ блес­нул свет — знак, подан­ный Нико­ном, — (11) затем с обе­их сто­рон он погас. Ган­ни­бал в тишине под­хо­дил к воротам; неожи­дан­но появив­ший­ся Никон пере­бил сон­ных стра­жей в их посте­лях и открыл ворота. (12) Ган­ни­бал вошел с отрядом пехоты и велел всад­ни­кам не въез­жать: пусть, когда потре­бу­ет­ся, им будет где раз­вер­нуть­ся. (13) Филе­мен подо­шел к калит­ке, кото­рой обыч­но вхо­дил в город; зна­ко­мый голос и обыч­ный сиг­нал раз­буди­ли кара­уль­но­го. (14) Филе­мен ска­зал, что он убил огром­но­го зве­ря; впе­ре­ди его двое юно­шей нес­ли дико­го каба­на, сам он шел без ноши, он выхва­тил рога­ти­ну и прон­зил кара­уль­но­го, кото­рый, ниче­го не подо­зре­вая, изум­лял­ся вели­чине зве­ря. (15) Вошли чело­век трид­цать воору­жен­ных, они пере­би­ли весь кара­ул, взло­ма­ли бли­жай­шие ворота, туда стре­ми­тель­но ворвал­ся воору­жен­ный отряд, затем они про­сле­до­ва­ли на форум, где и при­со­еди­ни­лись к Ган­ни­ба­лу. (16) Там он разде­лил двух­ты­сяч­ный отряд гал­лов на три части и разо­слал их по горо­ду; к каж­дой из них он при­ба­вил про­вод­ни­ка­ми двух тарен­тин­цев и при­ка­зал занять самые люд­ные ули­цы, (17) а когда под­ни­мет­ся тре­во­га, уби­вать встреч­ных рим­лян; горо­жан не тро­гать. Юно­шам-тарен­тин­цам он велел, если они увидят изда­ли кого-нибудь из сво­их, ска­зать ему, чтобы мол­чал и не бес­по­ко­ил­ся.

с.197 10. (1) Уже под­ня­лись тре­во­га и крик, обыч­ные в захва­чен­ном горо­де, но никто тол­ком не знал, что слу­чи­лось: (2) тарен­тин­цы дума­ли, что при­шли рим­ляне и соби­ра­ют­ся раз­гра­бить город; рим­ляне — что горо­жане веро­лом­но вос­ста­ли. (3) Пре­фект, раз­бу­жен­ный тре­во­гой, бежал в гавань и на лод­ке круж­ным путем добрал­ся до кре­по­сти. (4) В заблуж­де­ние вво­ди­ла тру­ба, зву­ки кото­рой доно­си­лись из теат­ра. Тру­ба была рим­ская, измен­ни­ки запас­лись ею в сво­их целях; но грек тру­бил неуме­ло, и было не понят­но, кто и кому пода­ет сиг­на­лы. (5) Когда рас­све­ло, рим­ляне раз­гляде­ли пуний­ское и галль­ское ору­жие, а гре­ки увиде­ли тела рим­лян то здесь, то там: ста­ло ясно — город взят Ган­ни­ба­лом. (6) Когда ста­ло совсем свет­ло, рим­ляне, остав­ши­е­ся в живых, бежа­ли в кре­пость. Посте­пен­но шум улег­ся, и Ган­ни­бал велел созвать тарен­тин­цев — пусть при­дут без ору­жия. (7) При­шли все, кро­ме тех, кто после­до­вал за рим­ля­на­ми в кре­пость, чтобы разде­лить с ними любую участь. (8) Ган­ни­бал обра­тил­ся к тарен­тин­цам с бла­го­склон­ной речью, напом­нил им, как посту­пил он с их зем­ля­ка­ми, взя­ты­ми в плен у Тра­зи­мен­ско­го озе­ра и под Кан­на­ми, (9) обру­шил­ся на рим­лян, вла­сти­те­лей высо­ко­мер­ных. Он велел всем, вер­нув­шись домой, напи­сать на две­рях свое имя⁴⁴; дома, где этой над­пи­си не будет, он рас­по­рядит­ся немед­лен­но раз­гра­бить; того, кто напи­шет свое имя на доме, где сто­ит рим­ля­нин (рим­ляне зани­ма­ли пустые дома), он будет счи­тать вра­гом. (10) Собра­ние было рас­пу­ще­но; поме­чен­ные две­ри поз­во­ли­ли раз­ли­чать дома дру­зей от вра­же­ских; вои­ны по дан­но­му зна­ку бро­си­лись в раз­ные сто­ро­ны гра­бить рим­ские оби­та­ли­ща. Добы­ча была нема­лой.

11. (1) На сле­дую­щий день Ган­ни­бал повел сол­дат на оса­ду кре­по­сти. Он видел, что она рас­по­ло­же­на как бы на полу­ост­ро­ве, море омы­ва­ет зна­чи­тель­ную часть, а от горо­да отго­ро­же­на очень высо­ки­ми ска­ла­ми, сте­ной и огром­ным рвом — взять ее невоз­мож­но было ни при­сту­пом, ни осад­ны­ми маши­на­ми. (2) Ган­ни­бал не хотел задер­жи­вать­ся, охра­няя тарен­тин­цев, — у него были дела поваж­нее, — а чтобы рим­ляне, сидев­шие в кре­по­сти, не напа­ли вдруг на бес­по­мощ­ных тарен­тин­цев, он рас­по­рядил­ся отго­ро­дить город от кре­по­сти валом. (3) Втайне он наде­ял­ся, что если рим­ляне ста­нут пре­пят­ст­во­вать этой рабо­те, то завя­жет­ся схват­ка, раз­го­рит­ся бой — мно­гих убьют, гар­ни­зон будет ослаб­лен, и тарен­тин­цы смо­гут защи­щать себя сами. (4) Работа была уже нача­та, как вдруг ворота рас­пах­ну­лись и рим­ляне кину­лись на соору­жав­ших вал. Охра­няв­шие их сол­да­ты поз­во­ли­ли себя оттес­нить, чтобы успех раз­за­до­рил рим­лян, и они кину­лись в пого­ню за мно­го­чис­лен­ным отрядом дале­ко ушед­ших кар­фа­ге­нян. (5) Тут по дан­но­му сиг­на­лу ото­всюду появи­лись пуний­цы, кото­рых Ган­ни­бал дер­жал нагото­ве. Рим­ляне не выдер­жа­ли натис­ка, но бежать врас­сып­ную было невоз­мож­но: меша­ли тес­нота само­го места, нача­тые работы, устрой­ства и инстру­мен­ты. с.198 (6) Мно­гие пры­га­ли в ров, бежав­ших погиб­ло боль­ше, чем сра­жав­ших­ся. (7) Никто теперь не мешал нача­той рабо­те: про­веден был огром­ный ров, за ним под­ни­мал­ся вал; в несколь­ких шагах от него Ган­ни­бал гото­вил­ся поста­вить еще сте­ну, чтобы тарен­тин­цы мог­ли и без его помо­щи защи­щать­ся от рим­лян. (8) Он оста­вил все-таки неболь­шой гар­ни­зон: пусть сол­да­ты помо­га­ют скла­ды­вать сте­ну. Сам он отпра­вил­ся с осталь­ным вой­ском к реке Галез — она про­те­ка­ет в пяти милях от горо­да, и там рас­по­ло­жил­ся лаге­рем⁴⁵. (9) Откуда он вер­нул­ся посмот­реть, как идет работа, — шла она гораздо быст­рее, чем он рас­счи­ты­вал, и у него воз­ник­ла даже надеж­да взять кре­пость — она сто­ит не на высо­ком месте, где само место­по­ло­же­ние было бы защи­той, а на рав­нине⁴⁶, и от горо­да ее отде­ля­ет толь­ко сте­на и ров. (10) Оса­ду нача­ли, исполь­зуя раз­ные маши­ны, когда из Мета­пон­та к рим­ля­нам при­шло под­креп­ле­ние; они вос­пря­ну­ли духом и ночью неожи­дан­но напа­ли на вра­же­ские соору­же­ния: одни сожгли, дру­гие рас­кида­ли. Так закон­чи­лась попыт­ка Ган­ни­ба­ла взять кре­пость при­сту­пом. Оста­ва­лась надеж­да на оса­ду, (11) но и она была шат­кой: кре­пость нахо­ди­лась на полу­ост­ро­ве, над самым вхо­дом в гавань, — для рим­лян море откры­то, но если в город нель­зя будет достав­лять про­до­воль­ст­вие морем, то бед­ст­во­вать при­дет­ся оса­ждаю­щим, а не оса­жден­ным. (12) Ган­ни­бал созвал тарен­тин­ских ста­рей­шин, изло­жил им, в каком труд­ном сей­час поло­же­нии нахо­дит­ся город. Нече­го и думать, пока на море хозяй­ни­ча­ют рим­ляне, взять укреп­лен­ную кре­пость при­сту­пом или оса­дой; (13) а вот если бы у тарен­тин­цев были суда и они меша­ли бы под­во­зу про­до­воль­ст­вия, то рим­ляне сра­зу бы вышли из кре­по­сти или сда­лись бы. (14) Тарен­тин­цы согла­си­лись, но реши­ли: пусть подав­ший совет помо­жет его осу­щест­вле­нию; (15) мож­но, конеч­но, при­гнать кар­фа­ген­ские суда из Сици­лии, но суда тарен­тин­цев запер­ты в гава­ни — малень­ком зали­ве, выход из кото­ро­го охра­ня­ет­ся рим­ля­на­ми. Как смо­гут они вый­ти в откры­тое море? (16) «Вый­дут, — ска­зал Ган­ни­бал, — мно­гие затруд­не­ния, создан­ные при­ро­дой, рас­пу­ты­ва­ет разум. Город ваш сто­ит на рав­нине; во все сто­ро­ны рас­хо­дят­ся ров­ные и доста­точ­но широ­кие доро­ги. (17) По той, кото­рая про­веде­на через центр горо­да к морю, я пере­ве­зу на теле­гах не очень боль­шие суда, и море, где сей­час хозяй­ни­ча­ет непри­я­тель, будет в нашей вла­сти; мы оса­дим кре­пость и с моря, и с суши и вско­ро­сти возь­мем ее, или поки­ну­тую вра­га­ми, или даже с вра­га­ми вме­сте». (18) Речь эта вну­ши­ла не толь­ко надеж­ду, но и вос­хи­ще­ние пол­ко­вод­цем. Сей­час же при­во­лок­ли ото­всюду мно­же­ство телег, свя­за­ли их вме­сте, под­ве­ли маши­ны вытас­ки­вать суда, вымо­сти­ли доро­гу, чтобы теле­ги шли лег­че и не так труд­но было вез­ти груз. (19) Потом собра­ли людей и мулов, взя­лись за дело усерд­но: через несколь­ко дней гото­вый сна­ря­жен­ный флот обо­шел кре­пость и стал на якорь у само­го вхо­да в гавань. (20) Тако­во было с.199 поло­же­ние дел в Тарен­те, когда Ган­ни­бал вер­нул­ся в свой зим­ний лагерь. Про­изо­шло ли отпа­де­ние Тарен­та в этом году или годом рань­ше, об этом пишут по-раз­но­му⁴⁷. Боль­шин­ство писа­те­лей, более близ­ких к этим собы­ти­ям по вре­ме­ни, отно­сят его к это­му году.

12. (1) Кон­су­лов и пре­то­ров задер­жа­ли в Риме до пято­го дня перед май­ски­ми кален­да­ми⁴⁸ Латин­ские празд­не­ства⁴⁹. (2) В этот день, совер­шив жерт­во­при­но­ше­ние на Аль­бан­ской горе⁵⁰, все отпра­ви­лись в свои про­вин­ции. Рим­ляне вдруг ста­ли бого­бо­яз­нен­ны — из-за сти­хов, сло­жен­ных Мар­ци­ем, слав­ным про­ри­ца­те­лем. (3) Когда в преды­ду­щем году по поста­нов­ле­нию сена­та такие кни­ги разыс­ки­ва­ли и розыс­ком ведал город­ской пре­тор Марк Эми­лий⁵¹, пред­ска­за­ния Мар­ция попа­ли в его руки. (4) Он тут же пере­дал их ново­му пре­то­ру, Сул­ле. Прав­ди­вость одно­го из этих сти­хотво­ре­ний под­твер­жда­ли слу­чав­ши­е­ся собы­тия, а это заста­ви­ло верить и пред­ска­зан­но­му на буду­щее. (5) В пер­вом сти­хотво­ре­нии пред­ска­за­но было пора­же­ние под Кан­на­ми в таких при­мер­но сло­вах: «От реки, пото­мок тро­ян­цев⁵², Кан­ны беги, да не заста­вят тебя чуже­зем­цы схва­тить­ся с ними на Дио­медо­вой рав­нине. (6) Но ты не пове­ришь мне, пока не зальешь кро­вью рав­ни­ну и не уне­сет река мно­го тысяч тво­их уби­тых с пло­до­нос­ной зем­ли в море вели­кое; рыбам, пти­цам и зве­рям, насе­ля­ю­щим зем­ли, в снедь будет плоть твоя: так изрек мне Юпи­тер». (7) Сра­жав­ши­е­ся в тех местах зна­ли и рав­ни­ну Дио­меда-арги­вя­ни­на⁵³, и реку Кан­ну и пом­ни­ли самое пора­же­ние. (8) Про­чли вто­рое сти­хотво­ре­ние, тем­ное не толь­ко пото­му, что буду­щее менее ясно, чем про­шед­шее, но и пото­му, что пута­ней было его изло­же­ние⁵⁴: (9) «Если жела­е­те, рим­ляне, изгнать вра­га, эту чуму, изда­ле­ка при­шед­шую, надо, думаю, посвя­тить Апол­ло­ну игры; да повто­ря­ют­ся они еже­год­но, Апол­ло­ну при­ят­ные. Когда народ на эти игры отчис­лит часть из каз­ны, и пусть каж­дый вне­сет за себя и сво­их; (10) игры будет устра­и­вать тот пре­тор, кото­рый раз­би­ра­ет тяж­бы наро­да и пле­бе­ев; децем­ви­ры совер­шат жерт­во­при­но­ше­ния по гре­че­ско­му обряду. Если все пра­виль­но испол­ни­те, в радо­сти все­гда пре­буде­те и дела ваши попра­вят­ся, ибо рас­то­чит вра­гов ваших тот бог, кото­рый в мире содер­жит ваши поля». (11) На истол­ко­ва­ние это­го сти­хотво­ре­ния ушел целый день. На сле­дую­щий день сенат поста­но­вил: пусть децем­ви­ры спра­вят­ся в Кни­гах⁵⁵ об Апол­ло­но­вых играх и бого­слу­же­нии. Когда они о том спра­ви­лись и доло­жи­ли (12) сена­ту, поста­нов­ле­но было совер­шать игры в честь Апол­ло­на, а на устрой­ство их выдать пре­то­ру две­на­дцать тысяч ассов и двух волов. (13) Изда­но было и дру­гое поста­нов­ле­ние: пусть децем­ви­ры при­не­сут в жерт­ву по гре­че­ско­му обряду — Апол­ло­ну быка с вызо­ло­чен­ны­ми рога­ми и двух белых коз с вызо­ло­чен­ны­ми рога­ми⁵⁶, Латоне коро­ву с вызо­ло­чен­ны­ми рога­ми⁵⁷. (14) Пре­тор, соби­ра­ясь устро­ить игры в Боль­шом цир­ке, с.200 издал указ, чтобы народ во вре­мя этих игр делал посиль­ный взнос Апол­ло­ну. (15) Тако­во про­ис­хож­де­ние этих игр в честь Апол­ло­на, обе­то­ван­ных и учреж­ден­ных ради победы, а не ради здо­ро­вья, так дума­ет боль­шин­ство. Зри­те­ли в вен­ках⁵⁸ моли­лись и при­но­си­ли обе­ты, мат­ро­ны взы­ва­ли к богам; народ уго­щал­ся под откры­тым небом, две­ри были настежь⁵⁹, и день этот отме­ти­ли раз­ны­ми молеб­ст­ви­я­ми.

13. (1) Ган­ни­бал нахо­дил­ся под Тарен­том, оба кон­су­ла были в Сам­нии и соби­ра­лись оса­ждать Капую. Голо­да­ла не толь­ко Капуя (при вся­кой затя­нув­шей­ся оса­де голод — бед­ст­вие обыч­ное), но и вся Кам­па­ния: рим­ские вой­ска поме­ша­ли им посе­ять хлеб. (2) К Ган­ни­ба­лу отпра­ви­ли послов и умо­ля­ли его свез­ти из окрест­ных мест хлеб в Капую, пока кон­су­лы со сво­и­ми леги­о­на­ми не вошли в их зем­ли и не рас­ста­ви­ли по всем доро­гам свои заста­вы. (3) Ган­ни­бал велел Ган­но­ну перей­ти с вой­ском из Брут­тия в Кам­па­нию и щед­ро обес­пе­чить кам­пан­цев хле­бом. (4) Ган­нон высту­пил из Брут­тия с вой­ском и, ста­ра­ясь не наткнуть­ся на кон­су­лов, нахо­див­ших­ся в Сам­нии, рас­по­ло­жил­ся лаге­рем на какой-то высот­ке вбли­зи Бене­вен­та, в трех милях от горо­да, (5) и при­ка­зал окрест­ным союз­ни­кам свез­ти нынеш­ний уро­жай в лагерь; для сопро­вож­де­ния обо­за была пре­до­став­ле­на воору­жен­ная стра­жа. (6) В Капую он послал ска­зать, в какой день им явить­ся за хле­бом; пусть собе­рут по окрест­но­стям вся­ко­го рода теле­ги и вьюч­ных живот­ных. (7) Кам­пан­цы пове­ли себя как обыч­но — лени­во и небреж­но; при­сла­ли телег четы­ре­ста и очень мало вьюч­ных живот­ных. Ган­нон их выбра­нил: голод побуж­да­ет к дей­ст­вию даже бес­сло­вес­ных живот­ных, а они сидят себе сло­жа руки, — назна­чил при­ехать за пше­ни­цей в дру­гой день, сна­рядив­шись получ­ше. (8) Когда обо всем этом узна­ли в Бене­вен­те, жите­ли горо­да тот­час же отпра­ви­ли десять послов к кон­су­лам — рим­ский лагерь был под Бови­а­ном⁶⁰. (9) Кон­су­лы, узнав о том, что было под Капу­ей, уго­во­ри­лись, что один из них поведет вой­ско в Кам­па­нию, и Фуль­вий, кото­ро­му выпа­ло ведать этой про­вин­ци­ей, всту­пил ночью в Бене­вент. (10) Тут он узнал, что Ган­нон, нахо­див­ший­ся побли­зо­сти, отпра­вил­ся с частью вой­ска за про­до­воль­ст­ви­ем; его кве­стор выдал хлеб кам­пан­цам; при­бы­ло две тыся­чи телег и с ними тол­па, без­оруж­ная и бес­по­рядоч­ная; все суе­тят­ся, все пере­пу­га­ны, в воен­ный лагерь зате­са­лись окрест­ные жите­ли: лагерь уте­рял вид воен­но­го лаге­ря, поряд­ка в нем уже нет. (11) Хоро­шень­ко все раз­уз­нав, кон­сул объ­явил вои­нам: они высту­пят этой ночью и напа­дут на кар­фа­ген­ский лагерь. (12) Всю покла­жу и весь обоз оста­ви­ли в Бене­вен­те, неза­дол­го до рас­све­та подо­шли к лаге­рю и вну­ши­ли вра­гам такой ужас, что, будь их лагерь на ров­ном месте, его взя­ли бы с ходу. (13) Кар­фа­ге­нян защи­ща­ли укреп­ле­ния и само место: подъ­ем всюду был крут и тяжел. (14) На рас­све­те раз­го­рел­ся жесто­кий бой; пуний­цы не толь­ко защи­ща­ли вал, но, зани­мая с.201 пози­цию более удоб­ную, стал­ки­ва­ли вра­гов, караб­кав­ших­ся по кру­тизне.

14. (1) Все одоле­ва­ет стой­кая доб­лесть: кое-где добра­лись до вала и рвов, но дело было опас­ное — мно­гих рани­ло и уби­ло. (2) Кон­сул созвал лега­тов и воен­ных три­бу­нов: надо отка­зать­ся от дерз­ко­го начи­на­ния, без­опас­нее отве­сти сего­дня вой­ско в Бене­вент, а на сле­дую­щий день поста­вить свой лагерь рядом с лаге­рем вра­га, вплот­ную к нему так, чтобы ни кам­пан­цам не вый­ти, ни Ган­но­ну вой­ти. (3) Он обес­пе­чит успех, вызвав кол­ле­гу с вой­ском; они пове­дут воен­ные дей­ст­вия толь­ко в этих местах. Уже тру­би­ли сиг­нал к отступ­ле­нию; но эти пла­ны пол­ко­во­д­ца про­ва­ли­ли сол­да­ты, пре­не­бре­жи­тель­ным кри­ком отверг­шие столь мало­душ­ный при­каз. (4) Бли­же всех к вра­гу ока­за­лась когор­та пелиг­нов⁶¹; ее пре­фект Вибий Аккай схва­тил зна­мя и пере­бро­сил его через вра­же­ский вал⁶²: (5) «Будь я про­клят и моя когор­та со мной вме­сте, если непри­я­тель овла­де­ет этим зна­ме­нем». Он пере­мах­нул через ров и ворвал­ся в лагерь. (6) Пелиг­ны сра­жа­лись уже в непри­я­тель­ском лаге­ре, а Вале­рий Флакк, воен­ный три­бун третье­го леги­о­на, корил рим­лян за тру­сость: честь взя­тия лаге­ря они усту­па­ют союз­ни­кам. (7) Тит Педа­ний, пер­вый цен­ту­ри­он, выхва­тил зна­мя у зна­ме­нос­ца: «Это зна­мя и этот цен­ту­ри­он будут в непри­я­тель­ском лаге­ре; кто не хочет, чтобы враг завла­дел зна­ме­нем, сле­дуй за мной». Он пере­ско­чил ров пер­вым, за ним — его мани­пул, потом и весь леги­он. (8) Кон­сул, видя, как вои­ны пере­би­ра­ют­ся через вал, пере­ду­мал звать их обрат­но; он уго­ва­ри­вал их пока­зать, как муже­ст­вен­но ведут себя в гроз­ную реши­тель­ную мину­ту и рим­ский леги­он, и союз­ни­че­ская когор­та. (9) Осы­пае­мые стре­ла­ми вои­ны дей­ст­во­ва­ли каж­дый на свой страх — кто в удоб­ном, а кто и в неудоб­ном месте; они опро­ки­ну­ли вра­га и бегом ворва­лись в лагерь. Мно­гие были ране­ны, но даже обес­силев­шие, исте­кав­шие кро­вью ста­ра­лись добрать­ся до лаге­ря и уме­реть уже там. (10) Лагерь был взят стре­ми­тель­но, слов­но сто­ял он на ров­ном месте и не был силь­но укреп­лен; внут­ри его все сме­ша­лось: была бой­ня, а не сра­же­ние. (11) Боль­ше шести тысяч вра­гов было уби­то, боль­ше семи тысяч взя­то в плен; взя­ты фура­жи­ры-кам­пан­цы, все теле­ги, все мулы и все сна­ря­же­ние; огром­ной была и про­чая добы­ча (Ган­нон сво­зил в лагерь все, что награ­бил, про­хо­дя по полям рим­ских союз­ни­ков). (12) Уни­что­жив вра­же­ский лагерь, рим­ляне вер­ну­лись в Бене­вент; там оба кон­су­ла — так как и Аппий Клав­дий при­был в Бене­вент через несколь­ко дней — про­да­ли и поде­ли­ли добы­чу. (13) Награж­де­ны были те, кто помог взять лагерь, преж­де все­го пелигн Аккай и Тит Педа­ний, пер­вый цен­ту­ри­он третье­го леги­о­на. (14) Ган­нон из Коми­ния Окри­та⁶³, куда при­шло изве­стие о раз­гро­ме лаге­ря, вер­нул­ся в Брут­тий с несколь­ки­ми фура­жи­ра­ми, слу­чай­но при нем ока­зав­ши­ми­ся; вер­нее ска­зать, бежал, а не вер­нул­ся спо­кой­но.

с.202 15. (1) Кам­пан­цы, услы­шав о беде сво­ей и сво­их союз­ни­ков, отпра­ви­ли к Ган­ни­ба­лу послов ска­зать ему: оба кон­су­ла под Бене­вен­том, откуда до Капуи один день пути⁶⁴ — вой­на у город­ских стен и ворот; если он не поспе­шит, Капуя ока­жет­ся в руках вра­гов ско­рее, чем Арпы⁶⁵. (2) Не толь­ко тарен­тин­ская кре­пость, но и весь Тарент не сто­ит Капуи; Ган­ни­бал счи­тал ее рав­ной Кар­фа­ге­ну — ради того нель­зя бро­сить ее и отдать, бес­по­мощ­ную и без­за­щит­ную, рим­ля­нам. (3) Ган­ни­бал обе­щал занять­ся Кам­па­ни­ей, а пока что отпра­вил туда лега­тов и две тыся­чи всад­ни­ков-кам­пан­цев, чтобы защи­тить кам­пан­ские зем­ли от опу­сто­ше­ния.

(4) У рим­лян было мно­го хло­пот, но о гар­ни­зоне, запер­том в тарен­тин­ской кре­по­сти, они не забы­ва­ли. Лега­та Гая Сер­ви­лия пре­тор Пуб­лий Кор­не­лий по рас­по­ря­же­нию сена­та послал в Этру­рию заку­пить пше­ни­цы; с несколь­ки­ми нагру­жен­ны­ми кораб­ля­ми он про­брал­ся через непри­я­тель­скую охра­ну и вошел в тарен­тин­скую гавань. (5) Поло­же­ние изме­ни­лось: рань­ше горо­жане часто уго­ва­ри­ва­ли вои­нов, почти утра­тив­ших надеж­ду, сдать­ся; теперь вои­ны сове­то­ва­ли сдать­ся горо­жа­нам: тарен­тин­ский гар­ни­зон зна­чи­тель­но уси­лил­ся с при­хо­дом вой­ска из Мета­пон­та. (6) Жите­ли Мета­пон­та, вдруг избав­лен­ные от стра­ха, кото­рый удер­жи­вал их от изме­ны, пере­шли к Ган­ни­ба­лу.

(7) Так же посту­пи­ли жите­ли побе­ре­жья и Фурий; их побуди­ла к это­му не столь­ко изме­на Тарен­та и Мета­пон­та, с жите­ля­ми кото­рых они, уро­жен­цы Ахайи, кров­но свя­за­ны, сколь­ко гнев на рим­лян, кото­рые недав­но пере­би­ли фурий­ских залож­ни­ков⁶⁶. (8) Их дру­зья и род­ст­вен­ни­ки писа­ли и отправ­ля­ли гон­цов к Ган­но­ну и Маго­ну⁶⁷, сто­яв­шим побли­зо­сти в Брут­тии: если они с вой­ском подой­дут к их горо­ду, то они им его сда­дут. (9) Марк Ати­ний коман­до­вал в Фури­ях неболь­шим гар­ни­зо­ном; непри­я­тель пола­гал, что его лег­ко вызвать на без­рас­суд­ную схват­ку: он пола­га­ет­ся не на вои­нов — их у него очень мало, — а на фурий­скую моло­дежь, кото­рую он на такой слу­чай раз­бил на сот­ни⁶⁸ и ста­ра­тель­но воору­жил. (10) Вожди кар­фа­ге­нян, вой­дя в зем­ли Фурий, разде­ли­ли вой­ско: Ган­нон с гото­вым к бою отрядом напра­вил­ся к горо­ду, а Магон с кон­ни­цей стал воз­ле хол­мов, за кото­ры­ми лег­ко было укрыть­ся в заса­де. (11) Ати­ний, кото­ро­му раз­вед­чи­ки сооб­щи­ли толь­ко об отряде пехоты, вывел свое вой­ско в бое­вом строю; он ниче­го не знал об измене горо­жан и о вра­же­ской заса­де. (12) Пехота сра­жа­лась лени­во; немно­го рим­лян билось на пере­до­вой; фурий­цы ско­рей выжида­ли, чем кон­чит­ся бой, а не помо­га­ли сра­жав­шим­ся. Кар­фа­ге­няне нароч­но отсту­па­ли, завле­кая неосто­рож­но­го вра­га к хол­мам, за кото­ры­ми засе­ли их всад­ни­ки. (13) Подо­шли к хол­мам; с кри­ком выско­чи­ли всад­ни­ки и сра­зу обра­ти­ли в бег­ство бес­по­рядоч­ную тол­пу фурий­цев, недо­ста­точ­но пре­дан­ных той сто­роне, на кото­рой сра­жа­лись. (14) Рим­ляне, хотя их окру­жа­ли и напи­ра­ли на них — с.203 тут — пехо­тин­цы, там — всад­ни­ки, бились дол­го, но нако­нец и они повер­ну­ли и побе­жа­ли к горо­ду. (15) Тол­па измен­ни­ков рас­пах­ну­ла ворота перед отрядом зем­ля­ков, но, увидев, что рим­ляне несут­ся врас­сып­ную к горо­ду, заво­пи­ла: кар­фа­ге­няне наседа­ют, вме­сте с рим­ля­на­ми и непри­я­тель ворвет­ся в город, если спеш­но не запе­реть ворота. Рим­лян бро­си­ли на волю убийц; Ати­ния, впро­чем, с несколь­ки­ми сол­да­та­ми впу­сти­ли. (16) Горо­жане неко­то­рое вре­мя спо­ри­ли: одни счи­та­ли, что надо блю­сти вер­ность, дру­гие — что надо усту­пить обсто­я­тель­ствам и сдать город победи­те­лям. (17) Как обыч­но, верх взя­ли злая судь­ба и ее наве­ты; Ати­ния и его сол­дат отве­ли к морю и кораб­лям, ско­рее заботясь о нем самом за его мяг­кое и спра­вед­ли­вое прав­ле­ние, чем из ува­же­ния к рим­ля­нам. Кар­фа­ге­нян впу­сти­ли в город.

(18) Кон­су­лы пове­ли вой­ско из Бене­вен­та в Кам­па­нию, не толь­ко чтобы вытоп­тать еще не выко­ло­сив­ши­е­ся хле­ба, (19) но и чтобы про­сла­вить себя и свое кон­суль­ство взя­ти­ем Капуи, бога­тей­ше­го горо­да, и смыть с вла­сти рим­лян вели­кий позор: тре­тий год⁶⁹ без­на­ка­зан­ной оста­ет­ся изме­на столь неда­ле­ко­го горо­да. (20) Чтобы не остав­лять Бене­вент без гар­ни­зо­на, если Ган­ни­бал пой­дет на помощь Капуе и союз­ни­кам (не сомне­ва­лись, что так он и сде­ла­ет), кон­су­лы рас­по­ряди­лись: пусть Тибе­рий Гракх с кон­ни­цей и лег­ко­во­ору­жен­ны­ми вои­на­ми идет в Бене­вент, а леги­о­нам, остаю­щим­ся в Лука­нии и удер­жи­ваю­щим ее в пови­но­ве­нии, назна­чит коман­ди­ра.

16. (1) Гракх, преж­де чем дви­нуть­ся из Лука­нии⁷⁰, при­но­сил жерт­ву и полу­чил мрач­ное пред­зна­ме­но­ва­ние: жерт­во­при­но­ше­ние было закон­че­но, (2) но из скрыт­но­го места выполз­ли две змеи и обгрыз­ли печень; их увиде­ли, но они вдруг исчез­ли с глаз. (3) По сове­ту гаруспи­ков жерт­во­при­но­ше­ние повто­ри­ли; с внут­рен­но­стей не спус­ка­ли глаз, но и во вто­рой и в тре­тий раз змеи под­полз­ли, поели пече­ни и уполз­ли; никто их не тро­нул. (4) Гаруспи­ки пред­у­преж­да­ли: зна­ме­ние отно­сит­ся к пол­ко­вод­цу; надо осте­ре­гать­ся скры­тых людей и замыс­лов, но ника­кая осмот­ри­тель­ность не мог­ла убе­речь от неот­вра­ти­мой судь­бы.

(5) Лука­нец Флав воз­глав­лял ту часть сво­их сопле­мен­ни­ков, кото­рые дер­жа­лись рим­лян, тогда как дру­гая отпа­ла к Ган­ни­ба­лу; уже вто­рой год он был в долж­но­сти — его сто­рон­ни­ки сде­ла­ли его пре­то­ром⁷¹, (6) как вдруг изме­ни­лись его жела­ния, он стал заис­ки­вать перед Ган­ни­ба­лом, но перей­ти к нему и пере­тя­нуть на его сто­ро­ну Лука­нию пока­за­лось ему мало: надо было скре­пить союз с Кар­фа­ге­ном кро­вью рим­ско­го пол­ко­во­д­ца⁷², к тому же и сво­его госте­при­им­ца. (7) Он тай­ком явил­ся к Маго­ну, хозяй­ни­чав­ше­му в Брут­тии; Магон заве­рил Фла­ва: если он пре­даст ему рим­ско­го вое­на­чаль­ни­ка, лукан­цы ста­нут дру­зья­ми Кар­фа­ге­на и сво­бод­ные будут жить по сво­им зако­нам. (8) Флав про­вел кар­фа­ге­ня­ни­на к тому месту, куда он обе­щал при­ве­сти Грак­ха с немно­ги­ми вои­на­ми; пусть Магон спря­чет там с.204 воору­жен­ных пехо­тин­цев и всад­ни­ков — в этом укреп­лен­ном месте их мог­ло скрыть­ся очень мно­го. (9) Место хоро­шень­ко со всех сто­рон осмот­ре­ли и назна­чи­ли день, когда выпол­нят свой замы­сел. Флав явил­ся к рим­ско­му пол­ко­вод­цу и заявил: он начал боль­шое дело, но завер­шить его мож­но толь­ко с помо­щью само­го Грак­ха; (10) он убедил пре­то­ров всех наро­дов, пере­шед­ших к кар­фа­ге­ня­нам, вер­нуть­ся к Риму и воз­об­но­вить с ним дру­же­ские отно­ше­ния. После пора­же­ния при Кан­нах Риму, каза­лось, при­шел конец, но рим­ляне рас­тут и креп­нут, а Ган­ни­бал сник — ско­ро он исчезнет. (11) Рим­ляне про­стят ста­рое пре­ступ­ле­ние: их лег­ко упро­сить — (12) нет наро­да более мило­сти­во­го и незло­би­во­го. Сколь­ко раз про­ща­ли они их вос­став­ших пред­ков! (13) Такие речи они хоте­ли бы услы­шать от само­го Грак­ха и пожа­ти­ем рук закре­пить союз, о кото­ром они и сооб­щат зем­ля­кам. (14) Место для пере­го­во­ров уеди­нен­ное, оно неда­ле­ко от рим­ско­го лаге­ря, и там в немно­гих сло­вах мож­но изло­жить суть дела: вся Лука­ния будет вер­ной союз­ни­цей Рима. (15) Гракх не подо­зре­вал ни изме­ны, ни веро­лом­ства; убеж­ден­ный прав­до­по­доб­ной речью, он с лик­то­ра­ми и тур­мой⁷³ всад­ни­ков очер­тя голо­ву устре­мил­ся в ловуш­ку. (16) Вра­ги появи­лись вдруг, сре­ди них Флав — изме­на была несо­мнен­на: со всех сто­рон в Грак­ха и всад­ни­ков лете­ли дро­ти­ки. (17) Гракх соско­чил с коня, при­ка­зал соско­чить осталь­ным и обра­тил­ся к ним: судь­ба оста­ви­ла им толь­ко одно — доб­лест­но уме­реть. (18) Что еще оста­ет­ся малень­кой куч­ке людей, окру­жен­ных целой тол­пой в лож­бине, зате­ряв­шей­ся сре­ди гор и лесов? Толь­ко смерть. (19) Что же? Их пере­ре­жут, как ско­ти­ну, и они не ото­мстят за себя? Не тер­петь и ожи­дать кон­ца, а кинуть­ся в гне­ве на вра­гов, дей­ст­во­вать и дер­зать: обли­тые кро­вью непри­я­те­ля, они падут сре­ди груд уми­раю­щих вра­гов. (20) Где пере­беж­чик и пре­да­тель-лука­нец? Кто пого­нит его перед собой в пре­ис­под­нюю, тот и про­слав­лен, и уте­шен. (21) Обмотав левую руку пла­щом, — рим­ляне не взя­ли с собой щитов, — он ринул­ся на вра­гов. (22) Бой был жар­ким — каза­лось, сра­жаю­щих­ся гораздо боль­ше. На рим­ля­нах не было пан­ци­рей, они нахо­ди­лись в лож­бине, и их забра­сы­ва­ли дро­ти­ка­ми сто­яв­шие над лож­би­ной вра­ги. (23) Охра­ну Грак­ха пере­би­ли; кар­фа­ге­няне ста­ра­лись взять его живым, но сре­ди вра­гов он раз­ли­чил сво­его госте­при­им­ца-лукан­ца и с таким неистов­ст­вом кинул­ся на вра­же­ский строй, что убе­речь его мож­но было, толь­ко погу­бив мно­го сво­их. (24) Магон отпра­вил тот­час же его тело к Ган­ни­ба­лу и рас­по­рядил­ся поло­жить перед три­бу­на­лом⁷⁴ вме­сте с захва­чен­ны­ми фас­ка­ми. (25) Если эта мол­ва вер­на, то Гракх погиб в Лука­нии на Ста­рой, как ее назы­ва­ют, рав­нине.

17. (1) Неко­то­рые наста­и­ва­ют, что Гракх был убит в зем­ле бене­вен­тан­цев око­ло реки Калор. Он вышел из лаге­ря с лик­то­ра­ми и тре­мя раба­ми и напра­вил­ся к реке выку­пать­ся; в при­бреж­ном лоз­ня­ке слу­чай­но засе­ли вра­ги; (2) на Грак­ха, голо­го с.205 и без­оруж­но­го, напа­ли; он отби­вал­ся кам­ня­ми, кото­рые кати­ла река, но был убит. (3) Неко­то­рые пишут, что по сове­ту гаруспи­ков он ото­шел на пол­ми­ли от лаге­ря, чтобы на месте неосквер­нен­ном при­не­сти жерт­ву и отвра­тить злые пред­зна­ме­но­ва­ния, о кото­рых уже гово­ри­лось⁷⁵, но его окру­жи­ли две тур­мы нуми­дий­цев, слу­чай­но там засев­ших. По прав­де гово­ря, неиз­вест­но, где и какой смер­тью погиб этот про­слав­лен­ный муж. (4) О погре­бе­нии Грак­ха мол­ва идет раз­ная: одни гово­рят, что его похо­ро­ни­ли в рим­ском лаге­ре свои, дру­гие — что Ган­ни­бал (эта вер­сия рас­про­стра­нен­нее). Перед кар­фа­ген­ским лаге­рем сло­жи­ли костер, воору­жен­ное вой­ско цере­мо­ни­аль­ным мар­шем обо­шло его вокруг⁷⁶; (5) испан­цы, по их обы­чаю, шли в воин­ском тан­це на три сче­та, бря­цая ору­жи­ем и дер­га­ясь телом. Похо­ро­ны устро­ил сам Ган­ни­бал — со все­ми поче­стя­ми и подо­баю­щи­ми сло­ва­ми. (6) Так пишут те, кто счи­та­ет, что это про­изо­шло в Лука­нии. А дру­гие так: Грак­ха уби­ли воз­ле реки Калор, (7) вра­ги взя­ли толь­ко его голо­ву и отнес­ли ее Ган­ни­ба­лу, кото­рый велел Кар­фа­ло­ну сей­час же отвез­ти ее в рим­ский лагерь, кве­сто­ру Гнею Кор­не­лию. Кор­не­лий похо­ро­нил Грак­ха в лаге­ре, на похо­ро­нах при­сут­ст­во­ва­ли все вой­ско и жите­ли Бене­вен­та.

18. (1) Кон­су­лы вошли в Кам­па­нию, и их сол­да­ты нача­ли гра­бить и разо­рять то здесь, то там; но вылаз­ка капу­ан­цев и кон­ни­ца Маго­на наве­ли на кон­су­лов такой страх и тре­пет, что они созва­ли раз­бред­ших­ся сол­дат, кое-как постро­и­ли их, но были обра­ще­ны в бег­ство и поте­ря­ли боль­ше полу­то­ра тысяч сол­дат. (2) Кам­пан­цы и от при­ро­ды гор­де­ли­вы, а этот успех при­дал им духу, и они ста­ли драз­нить рим­лян, часто на них напа­дая, но одно неосто­рож­ное и необ­ду­ман­ное сра­же­ние сде­ла­ло кон­су­лов вни­ма­тель­нее и осто­рож­нее. (3) Одним при­да­ло духу, а дру­гих укро­ти­ло одно незна­чи­тель­ное про­ис­ше­ст­вие; на войне, впро­чем, любая мелочь порой может мно­го зна­чить. (4) У Тита Квинк­ция Кри­спи­на⁷⁷ был госте­при­и­мец и зака­дыч­ный при­я­тель — кам­па­нец Бадий. Друж­ба их еще более окреп­ла, когда Бадий, заболев, лежал у Кри­спи­на (дело было до отпа­де­ния Кам­па­нии) и за ним уха­жи­ва­ли, не жалея ни сил, ни денег. (5) Этот вот Бадий подо­шел к дозор­ным, сто­яв­шим у ворот, и попро­сил вызвать Кри­спи­на. Кри­спин решил, что Бадий хочет пого­во­рить с ним как друг и при­я­тель — (6) раздор меж­ду государ­ства­ми не уни­что­жал свя­зей меж­ду част­ны­ми лица­ми: о них пом­ни­ли, — и сде­лал несколь­ко шагов ему навстре­чу. «Я вызы­ваю тебя на поеди­нок, Кри­спин, — закри­чал Бадий, — сядем на лоша­дей, уда­лим посто­рон­них и поглядим, кто луч­ше в бою». (7) Кри­спин отве­тил: у них обо­их есть вра­ги, в схват­ке с кото­ры­ми они и пока­жут свою доб­лесть; он же, если доведет­ся встре­тить­ся в бою, укло­нит­ся от этой встре­чи, не желая запят­нать руку кро­вью дру­га; затем повер­нул­ся и пошел прочь. (8) Кам­па­нец неистов­ст­во­вал: достой­ной его бра­нью он осы­пал неви­нов­но­го, упре­кая Кри­спи­на в с.206 изне­жен­но­сти и тру­со­сти, кри­ча, что Кри­спин при­тво­ря­ет­ся, буд­то хочет поща­дить его, Бадия, кото­рый во всем Кри­спи­на пре­вос­хо­дит. (9) Если раз­рыв дру­же­ских отно­ше­ний меж­ду государ­ства­ми не вле­чет за собой и кру­ше­ния друж­бы меж­ду част­ны­ми лица­ми, то он, кам­па­нец Бадий, Титу Квинк­цию, рим­ля­ни­ну, пред дву­мя вой­ска­ми отка­зы­ва­ет в госте­при­им­стве. (10) Меж­ду ними нет ниче­го обще­го, ника­кой свя­зи нет у вра­га с вра­гом, разо­ри­те­лем его роди­ны и оча­га, домаш­не­го и государ­ст­вен­но­го. Если Кри­спин — муж­чи­на, пусть выхо­дит. (11) Кри­спин дол­го не отзы­вал­ся, но това­ри­щи-кон­ни­ки заста­ви­ли его: нель­зя поз­во­лить кам­пан­цу без­на­ка­зан­но оскорб­лять рим­лян. (12) Кри­спин толь­ко испро­сил у коман­ди­ров раз­ре­ше­ния вый­ти из строя и сра­зить­ся с вра­гом, его вызы­ваю­щим. Полу­чив раз­ре­ше­ние, он воору­жил­ся, сел на лошадь и вызвал Бадия, оклик­нув его по име­ни. (13) Кам­па­нец не замед­лил отве­тить, вра­ги столк­ну­лись. Кри­спин ранил Бадия в левое пле­чо, попав копьем повы­ше щита, соско­чил с лоша­ди и соби­рал­ся добить ране­но­го, лежав­ше­го на зем­ле, (14) но Бадий успел убе­жать к сво­им, бро­сив и щит, и лошадь. (15) Кри­спин вер­нул­ся, взяв и коня, и ору­жие; потря­сая сво­им окро­вав­лен­ным копьем, он пока­зы­вал добы­чу. Вои­ны сла­ви­ли и поздрав­ля­ли Кри­спи­на; его при­ве­ли к кон­су­лам, кото­рые похва­ли­ли его и щед­ро ода­ри­ли.

19. (1) Ган­ни­бал дви­нул­ся от Бене­вен­та к Капуе; через три дня по сво­ем при­бы­тии он вывел вой­ско в бое­вом строю. (2) Недав­но и без него кам­пан­цы сра­зи­лись удач­но — он не сомне­вал­ся, что рим­ляне не усто­ят перед ним и его вой­ском, одер­жав­шим столь­ко побед. (3) Начал­ся бой; рим­ля­нам при­хо­ди­лось худо: их осы­па­ла дро­ти­ка­ми непри­я­тель­ская кон­ни­ца. Но вот нако­нец дан знак всад­ни­кам бро­сить­ся на вра­га. (4) Шло кон­ное сра­же­ние, когда вда­ли увиде­ли вой­ско Сем­п­ро­ния, кото­рым коман­до­вал кве­стор Гней Кор­не­лий⁷⁸. Обе сто­ро­ны испу­га­лись: не новый ли враг подо­шел? (5) Слов­но сго­во­рив­шись, дали сиг­нал к отступ­ле­нию и вер­ну­лись в лагерь; победа была оди­на­ко­во воз­мож­на для обе­их сто­рон, но рим­ляне, когда на них нале­те­ла кон­ни­ца, поте­ря­ли боль­ше людей. (6) Чтобы уве­сти Ган­ни­ба­ла от Капуи, кон­су­лы сле­дую­щей же ночью отпра­ви­лись — Фуль­вий в зем­лю Кум, Клав­дий в Лука­нию. (7) На сле­дую­щий день, когда Ган­ни­ба­лу доло­жи­ли, что в рим­ском лаге­ре нет ни души, а оба вой­ска пошли в раз­ные сто­ро­ны, (8) и он, сна­ча­ла поко­ле­бав­шись, за кем гнать­ся, решил пре­сле­до­вать Аппия, кото­рый, пово­див вра­га, где хотел, дру­гим путем вер­нул­ся к Капуе.

(9) Ган­ни­ба­лу все-таки в этих местах повез­ло. Сре­ди пер­вых цен­ту­ри­о­нов выде­лял­ся и ростом, и муже­ст­вом некий Марк Цен­те­ний, по про­зви­щу Пену­ла. (10) Он уже отбыл срок служ­бы и при посред­стве пре­то­ра Пуб­лия Кор­не­лия Сул­лы доло­жил сена­ту о сво­ем замыс­ле: он про­сит дать ему пять тысяч сол­дат, (11) он хоро­шо зна­ет и вра­га, и эту мест­ность, свер­шит нечто важ­ное, с.207 а улов­ка­ми, кото­ры­ми непри­я­тель поль­зо­вал­ся про­тив наших войск, он вос­поль­зу­ет­ся про­тив изо­бре­та­те­ля. (12) Бес­тол­ко­во­му обе­ща­нию бес­тол­ко­во пове­ри­ли: зна­ние и опыт от вое­на­чаль­ни­ка и про­сто­го сол­да­та тре­бу­ют­ся раз­ные. (13) Ему дали не пять тысяч сол­дат, а восемь — поло­ви­на граж­дан, поло­ви­на союз­ни­ков. По доро­ге он набрал по окрест­но­стям доб­ро­воль­цев и при­шел с вой­ском, почти вдвое уве­ли­чив­шим­ся, в Лука­нию, где Ган­ни­бал оста­но­вил­ся после напрас­ной пого­ни за Клав­ди­ем. (14) Сомне­ний и быть не мог­ло: про­слав­лен­ный вождь Ган­ни­бал — и про­стой цен­ту­ри­он; вой­ско, соста­рив­ше­е­ся в победах, — и ново­бран­цы, бес­по­рядоч­ная, кое-как воору­жен­ная тол­па. (15) Обе сто­ро­ны огляде­ли одна дру­гую, выстро­и­лись и реши­тель­но пошли в бой. Вой­ска, во всем нерав­ные, сра­жа­лись, одна­ко, боль­ше двух часов; пока коман­дир дер­жал­ся, надеж­да не покида­ла рим­лян. (16) Нако­нец он, обе­ре­гая свое доб­рое имя, стра­шась буду­ще­го позо­ра — если он уце­ле­ет в пора­же­нии, кото­рое навлек сво­ей дерз­кой неосмот­ри­тель­но­стью, — бро­сил­ся в гущу вра­гов и погиб под их меча­ми. (17) И даже бежать было некуда — доро­ги были всюду пере­кры­ты кон­ны­ми заста­ва­ми: из все­го мно­го­чис­лен­но­го отряда спас­лась едва тыся­ча; осталь­ные погиб­ли так ли, ина­че ли.

20. (1) Кон­су­лы опять энер­гич­но гото­ви­лись к оса­де Капуи; все необ­хо­ди­мое сно­си­ли и заготов­ля­ли: (2) в Кази­лин свез­ли хлеб; в устье Вул­тур­на, где сей­час сто­ит город, в неболь­шой кре­по­сти и в Путе­о­лах⁷⁹ (кото­рые уже рань­ше укре­пил Фабий Мак­сим) раз­ме­сти­ли еще под­мо­гу, чтобы быть хозя­е­ва­ми на при­бреж­ной мор­ской поло­се и на реке. (3) В эти две при­мор­ские кре­по­сти свез­ли из Остии хлеб, недав­но при­слан­ный из Сар­ди­нии и закуп­лен­ный в Этру­рии пре­то­ром Мар­ком Юни­ем, чтобы зимой у вой­ска при­па­сов было вдо­воль. (4) После пора­же­ния в Лука­нии доб­ро­воль­цы, вер­но слу­жив­шие в вой­ске при Грак­хе, оста­ви­ли служ­бу после его смер­ти, слов­но уже не свя­зан­ные ника­ки­ми обя­за­тель­ства­ми^79a.

(5) Ган­ни­бал не забы­вал о Капуе, не соби­рал­ся в такую кри­ти­че­скую мину­ту бро­сить союз­ни­ков, но, раз­гро­мив одно­го без­рас­суд­но ярост­но­го рим­ско­го вождя, он под­жидал слу­чая рас­пра­вить­ся так­же и с дру­гим — да и с его вой­ском. (6) Послы из Апу­лии донес­ли Ган­ни­ба­лу, что пре­тор Гней Фуль­вий, оса­ждая отпав­шие от рим­лян апу­лий­ские горо­да, дей­ст­во­вал энер­гич­но и осмот­ри­тель­но, но от слиш­ком боль­шо­го успе­ха и сам пре­тор, и его вои­ны, пере­гру­жен­ные добы­чей, обле­ни­лись и рас­пу­сти­лись: от поряд­ка в вой­ске не оста­лось и следа. (7) Ган­ни­бал и рань­ше не раз и совсем недав­но мог увидеть, каким ста­но­вит­ся вой­ско у неуме­ло­го вое­на­чаль­ни­ка. Он напра­вил­ся в Апу­лию.

21. (1) Око­ло Гер­до­нии⁸⁰ нахо­ди­лись рим­ские леги­о­ны и пре­тор Фуль­вий. При­шло изве­стие о при­бли­же­нии непри­я­те­ля; вои­ны не рину­лись без при­ка­за в бой толь­ко пото­му, что были с.208 уве­ре­ны: они смо­гут сде­лать это, когда захотят. (2) Сле­дую­щей ночью Ган­ни­бал слы­шал в рим­ском лаге­ре бес­по­рядоч­ные сви­ре­пые кри­ки мятеж­ных сол­дат, тре­бу­ю­щих вести их в бой. (3) Он не сомне­вал­ся в победе: три тыся­чи лег­ко­во­ору­жен­ных вои­нов раз­ме­стил в поме­стьях сре­ди лесов и кустар­ни­ков, с тем чтобы по дан­но­му зна­ку они выско­чи­ли из укры­тий. (4) Маго­ну и почти двух­ты­сяч­но­му отряду всад­ни­ков велел засесть по доро­гам, по кото­рым, как он дума­ет, кинут­ся бег­ле­цы. Рас­по­рядив­шись всем ночью, на рас­све­те он вывел вой­ско в бое­вом строю. (5) Фуль­вий, увле­кае­мый не столь­ко соб­ст­вен­ны­ми надеж­да­ми, сколь­ко безот­чет­ным поры­вом вои­нов, не заста­вил себя ожи­дать. Вышли из лаге­ря и постро­и­лись кое-как: сол­да­ты по сво­ей при­хо­ти выбе­га­ли впе­ред, ста­но­ви­лись, где им хоте­лось, по при­хо­ти или из стра­ха покида­ли свое место. (6) Пер­вый леги­он и левое кры­ло ста­ли впе­ре­ди, и строй вытя­нул­ся в дли­ну⁸¹. (7) Три­бу­ны кри­ча­ли, что при таком постро­е­нии вой­ско не может ни напасть, ни отбить напа­де­ние и непри­я­тель про­рвет его в любом месте, но сол­да­ты не вни­ма­ли доб­рым сове­там — про­сто про­пус­ка­ли их мимо ушей. (8) А перед ними сто­ял совсем иной вождь — Ган­ни­бал, и совсем иное вой­ско, и совсем по-ино­му постро­ен­ное. И рим­ляне не выдер­жа­ли даже пер­во­го натис­ка и кри­ка кар­фа­ге­нян; (9) коман­дир, бес­тол­ко­вый и опро­мет­чи­вый, как Цен­те­ний, но не столь силь­ный духом, видя, что его сол­да­ты дрог­ну­ли и стру­си­ли, пой­мал коня и бежал, сопро­вож­дае­мый сот­ня­ми дву­мя всад­ни­ков; (10) сол­да­ты, отбро­шен­ные назад и окру­жен­ные с флан­гов и тыла, были почти все пере­би­ты: из восем­на­дца­ти тысяч чело­век спас­лось не более двух тысяч; лаге­рем завла­де­ли вра­ги.

22. (1) Когда до Рима дошла весть об этом — вто­ром под­ряд — пора­же­нии, — горо­дом овла­де­ли и скорбь, и страх; но кон­су­лы, кото­рым при­над­ле­жа­ло выс­шее коман­до­ва­ние, до сих пор вое­ва­ли удач­но, и это уме­ри­ло тре­во­гу. (2) К кон­су­лам отпра­ви­ли двух послов, Гая Лето­рия и Мар­ка Мети­лия⁸², с пись­мом: пусть поста­ра­ют­ся собрать остат­ки двух войск, (3) чтобы сол­да­ты с отча­я­ния и стра­ха не сда­лись вра­гу, как это слу­чи­лось после Канн, и пусть разыс­ки­ва­ют раз­бе­жав­ших­ся доб­ро­воль­цев. (4) Пуб­лий Кор­не­лий, кото­ро­му был пору­чен и набор ново­бран­цев, объ­явил по сель­ским окру­гам и рын­кам⁸³, чтобы разыс­ки­ва­ли доб­ро­воль­цев и воз­вра­ща­ли их под зна­ме­на. Все было испол­не­но с вели­ким ста­ра­ни­ем.

(5) Кон­сул Аппий Клав­дий велел Деци­му Юнию, коман­ди­ру флота, сто­яв­ше­го в устье Вул­тур­на, и Мар­ку Авре­лию Кот­те, рас­по­ря­жав­ше­му­ся в Путе­о­лах, чтобы они отправ­ля­ли в лагерь сра­зу же кораб­ли, что будут при­хо­дить из Этру­рии и Сар­ди­нии, (6) а сам вер­нул­ся под Капую и застал дру­го­го кон­су­ла, Квин­та Фуль­вия, заня­тым выво­зом из Кази­ли­на все­го нуж­но­го для оса­ды Капуи. (7) Оба оса­ди­ли город и ото­зва­ли пре­то­ра Клав­дия с.209 Неро­на из-под Свес­су­лы из Клав­ди­е­ва лаге­ря. (8) Нерон оста­вил там неболь­шой отряд, чтобы удер­жи­вать заня­тое место, и со всем осталь­ным вой­ском спу­стил­ся к Капуе. Три пол­ко­во­д­ца сто­я­ли теперь око­ло Капуи, и три вой­ска с трех раз­ных сто­рон обво­ди­ли город рвом и валом, воз­во­ди­ли через неболь­шие про­ме­жут­ки укреп­ле­ния и (9) то тут, то там столь успеш­но бились с кам­пан­ца­ми, ста­рав­ши­ми­ся поме­шать их рабо­те, что те не выхо­ди­ли боль­ше из горо­да. (10) Преж­де, одна­ко, чем эти работы были закон­че­ны, они отпра­ви­ли к Ган­ни­ба­лу послов с жало­ба­ми: он-де бро­сил Капую, почти отдал ее рим­ля­нам; его закли­на­ли прий­ти на помощь им, не про­сто оса­жден­ным, а отре­зан­ным от мира. (11) Пуб­лий Кор­не­лий, пре­тор, напи­сал кон­су­лам⁸⁴: пусть, преж­де чем закон­чат­ся осад­ные работы, кам­пан­цам, тем, кто захо­чет, будет дана воз­мож­ность вый­ти из горо­да со всем сво­им скар­бом — (12) те, кто вый­дет до мар­тов­ских ид⁸⁵, не лишат­ся сво­бо­ды и сохра­нят иму­ще­ство; те, кто оста­нет­ся в горо­де или уйдет из него после это­го чис­ла, будет счи­тать­ся вра­гом. (13) Это пред­ло­же­ние было объ­яв­ле­но кам­пан­цам, но они им пре­не­брег­ли и ста­ли осы­пать рим­лян оскорб­ле­ни­я­ми и угро­за­ми. (14) Ган­ни­бал отвел от Гер­до­нии свои вой­ска, наде­ясь силой или хит­ро­стью взять тарен­тин­скую кре­пость; ему не повез­ло, и он напра­вил­ся к Брун­ди­зию, рас­счи­ты­вая, что город ему выда­дут. (15) Он зря терял там вре­мя, когда к нему при­шли кам­пан­ские послы с жало­ба­ми и моль­ба­ми; Ган­ни­бал гор­до отве­тил, что он и рань­ше застав­лял оса­ждаю­щих уби­рать­ся прочь и сей­час с его при­хо­дом кон­су­лам при­дет­ся пло­хо. (16) Обна­де­жен­ные послы пошли в Капую, но едва про­бра­лись в город, кото­рый уже был опо­я­сан двой­ным рвом и валом.

23. (1) Когда осад­ные работы под Капу­ей шли пол­ным ходом, оса­да Сира­куз завер­ши­лась. Силь­но и доб­лест­но было вой­ско и его вождь, но им помог­ла еще изме­на в горо­де. (2) В нача­ле вес­ны Мар­целл коле­бал­ся, идти ли ему к Агри­ген­ту и сра­жать­ся с Гимиль­ко­ном⁸⁶ и Гип­по­кра­том⁸⁷ или оса­дить Сира­ку­зы; (3) он пони­мал, что город рас­по­ло­жен так, что его не взять ни при­сту­пом с суши или моря, ни при­нудить к сда­че голо­дом: кар­фа­ге­няне под­во­зи­ли съест­ное почти бес­пре­пят­ст­вен­но. (4) Мар­целл, одна­ко, решил не остав­лять попы­ток овла­деть горо­дом. Сре­ди сира­ку­зян, бежав­ших к рим­ля­нам, когда город толь­ко соби­рал­ся изме­нить Риму, нахо­ди­лось несколь­ко знат­ных чело­век, кото­рым новые поряд­ки были неснос­ны. Мар­целл пред­ло­жил им пере­го­во­рить со сво­и­ми еди­но­мыш­лен­ни­ка­ми, про­ве­рить их настро­е­ние и клят­вен­но обе­щал им, что, если Сира­ку­зы сда­дут­ся, жите­ли их оста­нут­ся сво­бод­ны­ми и будут жить по сво­им зако­нам. (5) Вести пере­го­во­ры было труд­но — подо­зре­вае­мых было мно­го, а глаз не спус­ка­ли с них все: не про­шло бы что-нибудь неза­ме­чен­ным. (6) Раб како­го-то изгнан­ни­ка, впу­щен­ный в город как пере­беж­чик, после встре­чи кое с кем устро­ил эти пере­го­во­ры. Несколь­ких с.210 чело­век в рыба­чьей лод­ке, при­крыв сетя­ми, пере­вез­ли в рим­ский лагерь⁸⁸ для пере­го­во­ров с пере­беж­чи­ка­ми; потом их же еще раз, и дру­гих, и третьих — набра­лось восемь­де­сят чело­век. (7) Все было дого­во­ре­но о выда­че горо­да с пере­беж­чи­ка­ми, когда к Эпи­киду с доно­сом явил­ся некий Аттал, оби­жен­ный выка­зан­ным ему недо­ве­ри­ем. Заго­вор­щи­ков пыта­ли и каз­ни­ли. (8) После это­го про­ва­ла вдруг появи­лась надеж­да: неко­е­го Дамип­па, лакеде­мо­ня­ни­на, послан­но­го Сира­ку­за­ми^[1] к царю Филип­пу, захва­ти­ли рим­ские моря­ки. (9) Эпи­киду было крайне важ­но его выку­пить; Мар­целл отка­зом не отве­чал: рим­ляне хоте­ли вой­ти в друж­бу с это­лий­ца­ми⁸⁹, а лакеде­мо­няне были с ними в сою­зе. (10) Для пере­го­во­ров о выку­пе выбра­ли место, удоб­ное обе­им сто­ро­нам (оно нахо­ди­лось как раз посредине меж­ду ними), око­ло Тро­гиль­ской гава­ни воз­ле баш­ни, име­ну­е­мой Гале­а­грой⁹⁰. (11) Туда часто при­хо­ди­ли, и какой-то рим­ля­нин, раз­гляды­вая вбли­зи сте­ны баш­ни, пере­счи­тал кир­пи­чи, из кото­рых она была сло­же­на, и, высчи­тав дли­ну каж­до­го, уста­но­вил при­бли­зи­тель­ную высоту сте­ны. (12) Она ока­за­лась зна­чи­тель­но ниже, чем думал он и все осталь­ные; взо­брать­ся на нее мож­но было по лест­ни­цам не очень высо­ким; об этом он и доло­жил Мар­цел­лу. (13) Таки­ми сведе­ни­я­ми нель­зя было пре­не­бре­гать. Под­сту­пить­ся к это­му месту было невоз­мож­но: его стро­го охра­ня­ли. При­хо­ди­лось ждать счаст­ли­во­го слу­чая.

(14) Какой-то пере­беж­чик сооб­щил: насту­па­ет празд­ник Диа­ны⁹¹, кото­рый справ­ля­ют три дня; в оса­жден­ном горо­де недо­ста­ет то того, то дру­го­го, но вино будет лить­ся рекой, и Эпи­кид пре­до­ста­вил его и велел город­ским ста­рей­ши­нам разда­вать его по три­бам^91a. (15) Узнав об этом, Мар­целл пого­во­рил с несколь­ки­ми воен­ны­ми три­бу­на­ми; для сме­лой и труд­ной попыт­ки выбра­ли под­хо­дя­щих людей — цен­ту­ри­о­нов и сол­дат, лест­ни­цы при­гото­ви­ли и спря­та­ли; сол­да­там веле­ли поесть и отдох­нуть: вый­дут они ночью. (16) Выбра­ли вре­мя, когда люди, целый день евшие и пив­шие, спа­ли непро­буд­ным сном. Сол­да­там одно­го мани­пу­ла веле­но было взять лест­ни­цы, око­ло тыся­чи чело­век, идя гусь­ком, тихо подо­шли к ука­зан­но­му месту, (17) без суе­ты и шума пере­до­вые взо­бра­лись на сте­ну, за ними пошли дру­гие; их муже­ство вооду­ше­ви­ло и тру­сов.

24. (1) Уже тыся­ча вои­нов заня­ла часть сте­ны; под­ня­лись по лест­ни­цам и подо­шед­шие осталь­ные; подан был знак от Гек­са­пи­ла, к кото­ро­му подо­шли сре­ди пол­но­го без­лю­дья; (2) сол­да­ты пиро­ва­ли в баш­нях, спа­ли пья­ные, про­дол­жа­ли пить еще не совсем нагру­зив­ши­е­ся. Немно­гих заста­ли и уби­ли в спаль­нях.

(3) Око­ло Гек­са­пи­ла⁹² есть неболь­шая дверь: ее ста­ли изо всех сил ломать, а со сте­ны, как и было услов­ле­но, пода­ли сиг­нал тру­бой; и вот повсюду уже не тай­ком, а в откры­тую ста­ли дей­ст­во­вать силой. (4) Дошли до Эпи­пол⁹³, места, кото­рое с.211 охра­нял силь­ный отряд: при­тво­рять­ся уже было не к чему, надо было пугать. И пере­пу­га­ли.

(5) Как толь­ко услы­ша­ли зву­ки труб и кри­ки рим­лян, заняв­ших сте­ны и часть горо­да, кара­уль­ные реши­ли, что все кон­че­но и город взят цели­ком, одни бежа­ли по сте­нам, дру­гие пры­га­ли со стен или пада­ли под напо­ром пере­пу­ган­ной тол­пы. (6) Боль­шин­ство не зна­ло, одна­ко, сколь вели­ко бед­ст­вие: все они были не протрез­вив­ши­е­ся, сон­ные, да и вооб­ще в боль­шом и раз­бро­сан­ном горо­де вести из одной части пло­хо дохо­дят до всех осталь­ных. (7) На рас­све­те, когда Гек­са­пил был взло­ман, Мар­целл со всем вой­ском вошел в город: раз­бу­жен­ные им жите­ли торо­пи­лись взять ору­жие и, насколь­ко воз­мож­но, помочь горо­ду, уже почти заня­то­му. (8) Эпи­кид от ост­ро­ва, кото­рый сира­ку­зяне назы­ва­ют Насос⁹⁴, быст­ро шел с отрядом. Он не сомне­вал­ся, что несколь­ко непри­я­тель­ских сол­дат пере­лез­ли через сте­ну, кара­уль­щи­ки — рото­зеи и он этих сол­дат быст­ро про­го­нит. (9) Навстре­чу бежа­ла пере­пу­ган­ная тол­па; Эпи­кид твер­дил, что их рас­ска­зы страш­нее, чем дей­ст­ви­тель­ность, и рас­сказ­чи­ки толь­ко уве­ли­чи­ва­ют общий бес­по­рядок, но, когда увидел, что вокруг Эпи­пол пол­но воору­жен­ных сол­дат, повер­нул в Ахра­ди­ну и толь­ко подраз­нил непри­я­те­ля, мет­нув в него несколь­ко дро­ти­ков. (10) Он боял­ся не столь­ко огром­но­го непри­я­тель­ско­го вой­ска, сколь­ко изме­ны, кото­рой бла­го­при­ят­ст­ву­ет слу­чай: не нашел бы он ворота в Ахра­ди­ну и на ост­ров запер­ты­ми в сума­то­хе; (11) Мар­целл под­нял­ся на сте­ну, и с высоты его гла­зам открыл­ся город, пожа­луй, кра­си­вей­ший по тем вре­ме­нам; гово­рят, он запла­кал⁹⁵, и раду­ясь окон­ча­нию столь важ­ной воен­ной опе­ра­ции, и скор­бя о горо­де и его ста­рин­ной сла­ве. (12) Вспо­ми­нал­ся потоп­лен­ный афин­ский флот, два огром­ных вой­ска, уни­что­жен­ных вме­сте с их слав­ны­ми вождя­ми⁹⁶, столь­ко таких труд­ных войн с кар­фа­ге­ня­на­ми, (13) столь­ко могу­ще­ст­вен­ных тира­нов⁹⁷ и царей, и осо­бен­но Гиерон, недав­но цар­ст­во­вав­ший, и все, что даро­ва­ла ему судь­ба и лич­ная доб­лесть; он про­слав­лен сво­и­ми бла­го­де­я­ни­я­ми рим­ско­му наро­ду. (14) Все пред­ста­ло пред его умст­вен­ным взо­ром, и тут же мельк­ну­ла мысль — сей­час все это вспыхнет и пре­вра­тит­ся в пепел, (15) и преж­де чем вве­сти вой­ска в Ахра­ди­ну, он отпра­вил сира­ку­зян, нахо­див­ших­ся, как было ска­за­но, в рим­ских вой­сках, лас­ко­во уго­во­рить и убедить про­тив­ни­ка сдать город.

25. (1) Ворота и сте­ны Ахра­ди­ны охра­ня­ли пере­беж­чи­ки, кото­рым нече­го было наде­ять­ся на поща­ду при заклю­че­нии мира; они нико­му не поз­во­ля­ли ни под­хо­дить к сте­нам, ни заго­ва­ри­вать с кем бы то ни было. (2) Мар­целл после пер­вой же неудач­ной попыт­ки отсту­пил к Еври­а­лу⁹⁸: это холм на окра­ине горо­да, про­ти­во­по­лож­ной морю, над доро­гой, веду­щей в поля и в глубь ост­ро­ва: отсюда очень удоб­но при­ни­мать под­во­зи­мое про­до­воль­ст­вие. (3) Началь­ст­во­вал над этим укреп­лен­ным местом назна­чен­ный Эпи­кидом арго­сец Фило­дем. Мар­целл отпра­вил к нему с.212 Соси­са, одно­го из тира­но­убийц⁹⁹, кото­рый в длин­ной, хит­ро состав­лен­ной речи сооб­щил Мар­цел­лу, что Фило­де­му тре­бу­ет­ся вре­мя, чтобы поду­мать. (4) Фило­дем тянул с отве­том, откла­ды­вая его со дня на день в рас­че­те на то, что тем вре­ме­нем подой­дут с вой­ском Гип­по­крат с Гимиль­ко­ном. Фило­дем не сомне­вал­ся, что если он впу­стит их в кре­пость, то они уни­что­жат рим­ское вой­ско, запер­тое в город­ских сте­нах. (5) Мар­целл, видя, что Еври­ал не взять и ему его не сда­дут, рас­по­ло­жил­ся лаге­рем меж­ду Неа­по­лем и Тихой¹⁰⁰ — это назва­ния частей горо­да, кото­рые сами по себе явля­ют­ся горо­да­ми. Он боял­ся густо насе­лен­ных рай­о­нов: сол­да­ты, жад­ные до добы­чи, раз­бе­гут­ся и ему их не удер­жать. (6) Из Тихи и Неа­по­ля к нему при­шли в одеж­де умо­ля­ю­щих¹⁰¹ послы, про­ся не допус­кать убийств и под­жо­гов. (7) Они имен­но про­си­ли, а не тре­бо­ва­ли, и Мар­целл, посо­ве­то­вав­шись, с обще­го согла­сия при­ка­зал вои­нам: сво­бод­ных не оби­жать; осталь­ное будет им добы­чей. (8) Лагерь ого­ро­ди­ли¹⁰²; у ворот, откры­вав­ших­ся на ули­цы, Мар­целл рас­ста­вил силь­ные сто­ро­же­вые посты, чтобы, когда сол­да­ты раз­бе­гут­ся, непри­я­тель не ворвал­ся в лагерь. (9) Вои­ны по сиг­на­лу раз­бе­жа­лись по горо­ду: лома­ли две­ри, всюду гро­хот, ужас и смя­те­ние; уби­вать не уби­ва­ли, но гра­беж пре­кра­тил­ся толь­ко тогда, когда все накоп­лен­ное за дол­гую бла­го­по­луч­ную жизнь было рас­хва­та­но. (10) Фило­дем, утра­тив­ший вся­кую надеж­ду на помощь, зару­чив­шись обе­ща­ни­ем, что его не тро­нут и он спо­кой­но вер­нет­ся к Эпи­киду, вывел свой отряд и сдал холм¹⁰³ рим­ля­нам.

(11) Пока все были заня­ты этим хол­мом, Бомиль­кар бур­ной ночью, когда вол­на не поз­во­ля­ла рим­ско­му флоту сто­ять в море на яко­ре, (12) вышел из сира­куз­ской гава­ни с трид­ца­тью пятью кораб­ля­ми на пару­сах в откры­тое море, оста­вив Эпи­киду и сира­ку­зя­нам пять­де­сят пять кораб­лей. (13)^[2] Объ­яс­нив кар­фа­ге­ня­нам, в какой опас­но­сти Сира­ку­зы, он через несколь­ко дней вер­нул­ся с сот­ней судов; гово­рят, Эпи­кид щед­ро ода­рил его из сокро­вищ­ни­цы Гиеро­на¹⁰⁴.

26. (1) Взяв Еври­ал и поста­вив там гар­ни­зон, Мар­целл изба­вил­ся от одной тре­во­ги: мно­го­чис­лен­ное непри­я­тель­ское вой­ско, впу­щен­ное с тыла в кре­пость, не смо­жет ринуть­ся на его вои­нов, сидя­щих вза­пер­ти в город­ских сте­нах. (2) Он рас­по­ло­жил вокруг Ахра­ди­ны в под­хо­дя­щих местах три сто­ян­ки, рас­счи­ты­вая, что голод заста­вит оса­жден­ных сдать­ся. (3) Несколь­ко дней на пере­до­вых постах обе­их сто­рон сто­я­ло зати­шье, как вдруг при­бы­ли Гип­по­крат и Гимиль­кон, соби­рав­ши­е­ся со всех сто­рон напасть на рим­лян. (4) Гип­по­крат укре­пил свой лагерь око­ло боль­шой гава­ни¹⁰⁵ и дал знак сидев­шим в Ахра­дине — напал на ста­рый рим­ский лагерь, кото­рым коман­до­вал Кри­спин¹⁰⁶. Эпи­кид напал на сто­ян­ки Мар­цел­ла, а кар­фа­ген­ский флот при­стал к бере­гу меж­ду горо­дом и рим­ским лаге­рем: Мар­целл не смо­жет подать помощь Кри­спи­ну. (5) Дей­ст­ви­тель­ной опас­но­сти было мень­ше, с.213 чем тре­во­ги: Кри­спин не толь­ко отбро­сил Гип­по­кра­та от укреп­ле­ний, но заста­вил его бежать сло­мя голо­ву, а Мар­целл про­гнал Эпи­кида в город. (6) При­ня­ли на буду­щее все меры, чтобы обез­опа­сить себя от неожи­дан­но­го напа­де­ния. (7) А тут на оба вой­ска при­шла новая беда: чума, — ста­ло не до вой­ны. Осен­няя непо­го­да, нездо­ро­вая мест­ность, жара, за горо­дом еще более нестер­пи­мая, чем в горо­де, исто­ми­ла почти всех в обо­их лаге­рях. (8) Пер­во­на­чаль­но нездо­ро­вое место и непо­го­да вызы­ва­ли болезнь и смерть; потом само лече­ние и сопри­кос­но­ве­ние с боль­ны­ми раз­нес­ло зара­зу¹⁰⁷. Заболев­шие или уми­ра­ли, забро­шен­ные и поки­ну­тые, или же уно­си­ли с собою тех, кто их лечил и за ними уха­жи­вал, пора­жен­ные тою же страш­ной болез­нью. (9) Каж­дый день похо­ро­ны и смерть, днем и ночью повсюду рыда­ния. (10) В кон­це кон­цов люди до того при­вык­ли к это­му бед­ст­вию, что не толь­ко не про­во­жа­ли умер­ших, как подо­ба­ет, сле­за­ми и воп­ля­ми, но не выно­си­ли тру­пов и не хоро­ни­ли их: без­ды­хан­ные тела валя­лись перед гла­за­ми ожи­дав­ших той же уча­сти. (11) Мерт­вые умерщ­вля­ли боль­ных, боль­ные здо­ро­вых — стра­хом, зара­зой, тле­твор­ным запа­хом. Быва­ло, пред­по­чи­та­ли смерть от меча: пооди­ноч­ке вры­ва­лись во вра­же­ские сто­ян­ки. (12) Болезнь пора­жа­ла боль­ше кар­фа­ге­нян, чем рим­лян: рим­ляне, дол­го оса­ждая Сира­ку­зы, при­вык­ли к здеш­ней воде и кли­ма­ту. (13) Сици­лий­цы, нахо­див­ши­е­ся в непри­я­тель­ском вой­ске, увидев, что зара­за рас­про­стра­ня­ет­ся (мест­ность была нездо­ро­вой), раз­бре­лись по сво­им горо­дам, кото­рые были побли­же. (14) Кар­фа­ге­ня­нам при­ю­та нигде не было: погиб­ли все до еди­но­го, погиб­ли и Гимиль­кон с Гип­по­кра­том. (15) Мар­целл, видя, с какой силой обру­ши­ва­ет­ся болезнь, увел в город свое обес­силев­шее вой­ско и дал ему пере­дох­нуть и пожить в домах. Мно­го, одна­ко, рим­ских сол­дат от чумы погиб­ло.

27. (1) После гибе­ли сухо­пут­но­го пуний­ско­го вой­ска вои­ны, слу­жив­шие рань­ше у Гип­по­кра­та <…>¹⁰⁸ заня­ли два неболь­ших горо­да, недо­ступ­ных по сво­е­му место­по­ло­же­нию и вдо­ба­вок еще укреп­лен­ных: один лежал в трех милях от Сира­куз, дру­гой — в пят­на­дца­ти. Они сно­си­ли туда съест­ные при­па­сы из сво­их горо­дов и при­зы­ва­ли к себе под­мо­гу. (2) Тем вре­ме­нем Бомиль­кар, вто­рич­но явив­ший­ся в Кар­фа­ген вме­сте с фло­том, так рас­ска­зал о судь­бе союз­ни­ков и судь­бе их, что кар­фа­ге­няне воз­на­де­я­лись не толь­ко помочь союз­ни­кам и спа­сти их, но и захва­тить рим­лян в как-никак захва­чен­ном ими горо­де. (3) Он посо­ве­то­вал сна­рядить как мож­но боль­ше гру­зо­вых судов, нагру­зить их вся­ким гру­зом и уве­ли­чить флот, состо­яв­ший под его коман­дой. (4) Из Кар­фа­ге­на он вышел со ста трид­ца­тью воен­ны­ми суда­ми с семью сот­ня­ми гру­зо­вых и с попу­т­ным вет­ром пере­прав­лял­ся в Сици­лию, но те же вет­ры поме­ша­ли ему обо­гнуть мыс Пахин¹⁰⁹. (5) Мол­ва раз­нес­ла весть о при­бы­тии Бомиль­ка­ра; он мед­лил; и сира­ку­зяне, и рим­ляне пере­хо­ди­ли от стра­ха к надеж­де. (6) с.214 Эпи­кид испу­гал­ся: если вет­ры, уже мно­го дней дув­шие с сол­неч­но­го вос­хо­да, не утих­нут, то кар­фа­ген­ский флот вер­нет­ся в Афри­ку. (7) Он пере­дал Ахра­ди­ну вождям наем­ни­ков, а сам отплыл к Бомиль­ка­ру, (8) кото­рый дер­жал свой флот обра­щен­ным в сто­ро­ну Афри­ки. Он опа­сал­ся мор­ско­го сра­же­ния не пото­му, что не рав­ны были силы или у рим­лян было боль­ше кораб­лей — боль­ше их было у кар­фа­ге­нян, — но вет­ры были для рим­лян бла­го­при­ят­нее. Эпи­кид, одна­ко, насто­ял: пусть испы­та­ет судь­бу в мор­ской бит­ве.

(9) Мар­целл заме­тил, что со все­го ост­ро­ва созва­но сици­лий­ское вой­ско и что под­хо­дит кар­фа­ген­ский флот с боль­шим гру­зом. Не желая быть запер­тым с моря и суши во вра­же­ском горо­де, он решил, хотя флот у него был мень­ше кар­фа­ген­ско­го, не допу­стить высад­ки Бомиль­ка­ра в Сира­ку­зах. (10) Два враж­деб­ных флота сто­я­ли око­ло Пахи­на: они сра­зят­ся сра­зу, как толь­ко настанет зати­шье и суда смо­гут вый­ти в откры­тое море. (11) Как толь­ко юго-восточ­ный ветер¹¹⁰, сви­реп­ст­во­вав­ший несколь­ко дней, утих, Бомиль­кар пер­вый снял­ся с яко­ря, решив поско­рее обой­ти мыс и вый­ти в откры­тое море. (12) Он увидел рим­ский флот, кото­рый направ­лял­ся к нему, и, неиз­вест­но чего испу­гав­шись, вышел на пару­сах в откры­тое море, мино­вал Сици­лию, дер­жа курс на Тарент, и отпра­вил в Герак­лею¹¹¹ гон­цов с при­ка­зом вер­нуть­ся гру­зо­вым судам в Афри­ку. (13) Эпи­кид, лишив­шись такой под­держ­ки и не желая оста­вать­ся в оса­жден­ном горо­де, боль­шая часть кото­ро­го была уже взя­та, отплыл в Агри­гент, не рас­счи­ты­вая оттуда на что-либо повли­ять и решив выжидать, чем все кон­чит­ся.

28. (1) В сици­лий­ском вой­ске ста­ло извест­но, что Эпи­кид поки­нул Сира­ку­зы, (2) а кар­фа­ге­няне бро­си­ли ост­ров и вто­рич­но пре­да­ли его рим­ля­нам. Сици­лий­цы пере­го­во­ри­ли с оса­жден­ны­ми об усло­ви­ях, на коих будет сдан город, и отпра­ви­ли послов к Мар­цел­лу. (3) Жела­ния эти почти сов­па­да­ли с жела­ни­я­ми рим­лян: цар­ские вла­де­ния, где бы они ни нахо­ди­лись, оста­нут­ся за рим­ля­на­ми; сици­лий­цы сохра­ня­ют свою сво­бо­ду, свои зако­ны и все про­чее. При­гла­си­ли на сове­ща­ние тех, кому Эпи­кид пору­чил все дела; (4) их тоже отпра­ви­ли к Мар­цел­лу, как и пред­ста­ви­те­лей сици­лий­ско­го вой­ска, тре­бо­вав­ших, чтобы участь оса­жден­ных и в оса­де не быв­ших была оди­на­ко­ва и чтобы ни те, ни дру­гие ниче­го осо­бо­го себе не выго­ва­ри­ва­ли. (5) Их впу­сти­ли повидать­ся с род­ст­вен­ни­ка­ми и дру­зья­ми, и они рас­ска­за­ли о дого­во­ре с Мар­цел­лом. У них появи­лась надеж­да на бла­го­по­луч­ный исход: пре­фек­тов Эпи­кида — Поли­кле­та, Фили­сти­о­на и Эпи­кида, про­зван­но­го Син­до­ном, — уби­ли и созва­ли народ­ное собра­ние. (6) Там гово­ри­ли, что в нуж­де, на кото­рую они обыч­но шепотом друг дру­гу жало­ва­лись, да и в дру­гих бед­ст­ви­ях, нече­го обви­нять судь­бу: от них самих зави­се­ло, как дол­го еще им тер­петь. (7) Рим­ляне оса­ди­ли Сира­ку­зы, сжа­лив­шись над с.215 сира­ку­зя­на­ми, а не по нена­ви­сти к ним. Услы­шав, что Эпи­кид и Гип­по­крат, при­спеш­ни­ки Ган­ни­ба­ла и Гиеро­ни­ма, все захва­ти­ли в свои руки, они нача­ли вой­ну и оса­ди­ли город, желая захва­тить жесто­ких его тира­нов. (8) Гип­по­крат убит, Эпи­кид выгнан из Сира­куз, а став­лен­ни­ки его пере­би­ты; на ост­ро­ве не оста­лось клоч­ка зем­ли во вла­сти кар­фа­ге­нян, гос­под­ство на море они поте­ря­ли. Отче­го же рим­ля­нам не желать, чтобы Сира­ку­зы были бла­го­по­луч­ны­ми, как при жиз­ни Гиеро­на, вер­но­го дру­га рим­ско­му наро­ду. (9) Итак, ни горо­ду, ни его насиль­ни­кам не гро­зит ника­кая опас­ность, кро­ме как от себя самих; если они упу­стят слу­чай при­ми­рить­ся с рим­ля­на­ми — дру­го­го, столь же удоб­но­го, боль­ше не будет, и если оче­вид­но, что осво­бож­де­ние от неистов­ства тира­нов <…>¹¹².

29. (1) Речь выслу­ша­ли и вполне ее одоб­ри­ли, но реши­ли, преж­де чем послов, выбрать пре­то­ров, из кото­рых и отпра­ви­ли к Мар­цел­лу посоль­ство. (2) Его гла­ва начал так: «Не мы, сира­ку­зяне, пер­вы­ми изме­ни­ли вам, но Гиеро­ним, пре­ступ­ник перед вами и перед нами. (3) Когда после убий­ства тира­на насту­пи­ло зати­шье, не сира­ку­зяне, а цар­ские при­хвост­ни, Гип­по­крат и Эпи­кид, сби­ли нас с тол­ку, то застра­щи­вая нас, то обма­ны­вая. Вся­кий ска­жет, что, когда мы были сво­бод­ны, мы все­гда жили в мире с вами. (4) И сей­час, когда уби­ты те, под чьим гне­том жили Сира­ку­зы, когда мы нако­нец вздох­ну­ли сво­бод­но, мы тот­час же сло­жи­ли ору­жие, сда­лись, сда­ли вам город и его укреп­ле­ния: мы поне­сем участь, какую вы нам назна­чи­те. (5) Боги, Мар­целл, даро­ва­ли тебе сла­ву заво­е­ва­те­ля само­го слав­но­го и пре­крас­но­го гре­че­ско­го горо­да; все памят­ные дея­ния наши на суше и на море дела­ют более бле­стя­щим твой три­умф. (6) Хочешь ли ты, чтобы толь­ко рас­ска­зы­ва­ли, какой город ты взял? Или чтобы даже потом­ки мог­ли видеть его? Его, кото­рый будет пока­зы­вать каж­до­му при­быв­ше­му с моря ли, с суши ли тут — тро­феи, взя­тые нами у афи­нян и кар­фа­ге­нян¹¹³, там — твои, взя­тые у нас. Невреди­мы­ми ли пере­дашь ты Сира­ку­зы под покро­ви­тель­ство рода Мар­цел­лов? (7) Помни­те не толь­ко о Гиеро­ни­ме, но и о Гиероне: Гиерон был гораздо доль­ше вашим дру­гом, чем Гиеро­ним вра­гом; бла­го­де­я­ния Гиеро­на вы чув­ст­во­ва­ли на деле; безум­ства Гиеро­ни­ма при­ве­ли его к соб­ст­вен­ной гибе­ли».

(8) От рим­лян ничто не угро­жа­ло, но в Сира­ку­зах нача­лась более страш­ная меж­до­усоб­ная вой­на. Пере­беж­чи­ки реши­ли, что их выда­ют рим­ля­нам, и тем самым запу­га­ли вспо­мо­га­тель­ные отряды наем­ни­ков: (9) те, схва­тив­шись за ору­жие, сна­ча­ла изру­би­ли пре­то­ров, а затем, раз­бе­жав­шись по Сира­ку­зам, в неистов­стве ста­ли уби­вать слу­чай­ных встреч­ных и рас­хи­щать все, что попа­да­ло под руку. (10) Не желая оста­вать­ся без коман­ди­ров, они выбра­ли тро­их началь­ст­во­вать в Ахра­дине и тро­их на ост­ро­ве. Когда вол­не­ние нако­нец утих­ло и они ста­ли раз­уз­на­вать, чем с.216 кон­чи­лись пере­го­во­ры с рим­ля­на­ми, то ста­ло выяс­нять­ся, что на деле поло­же­ние наем­ни­ков и пере­беж­чи­ков раз­лич­но.

30. (1) В это вре­мя вер­ну­лись от Мар­цел­ла послы и ска­за­ли: подо­зре­ния наем­ни­ков напрас­ны: у рим­лян нет ника­кой при­чи­ны их нака­зы­вать. (2) Сре­ди тро­их началь­ни­ков в Ахра­дине был испа­нец Мерик. В сви­те послов нахо­дил­ся один из сол­дат вспо­мо­га­тель­но­го испан­ско­го отряда¹¹⁴, отправ­лен­ный спе­ци­аль­но к Мери­ку. Он, застав Мери­ка одно­го, сна­ча­ла изло­жил ему, в каком поло­же­нии оста­вил он Испа­нию, откуда недав­но при­был, — вся она поко­ре­на рим­ля­на­ми. (3) Мерик может — если сочтет дело сто­я­щим — стать гла­вой сво­их еди­но­пле­мен­ни­ков в рим­ском ли вой­ске или вер­нув­шись на роди­ну — как поже­ла­ет. А если он пред­по­чи­та­ет оста­вать­ся в оса­де, то чего ж ему ждать — обло­жен­но­му и с моря и с суши?

(4) Мерик был взвол­но­ван и решил отпра­вить к Мар­цел­лу — сре­ди послов — сво­его бра­та, кото­ро­го тот же испа­нец тай­ком от дру­гих про­вел к Мар­цел­лу; зару­чив­шись обе­ща­ни­ем без­опас­но­сти и соста­вив план дей­ст­вий, вер­нул­ся тот в Ахра­ди­ну. (5) Мерик, боясь воз­будить в ком-либо подо­зре­ние, заявил, что ему не нра­вит­ся это хож­де­ние послов взад-впе­ред, нече­го ни посы­лать, ни при­ни­мать кого бы то ни было. Чтобы кара­у­лы луч­ше нес­ли свою служ­бу, нуж­но опас­ные места рас­пре­де­лить меж­ду все­ми и пусть каж­дый отве­ча­ет за свой уча­сток. (6) Все согла­си­лись. Мери­ку достал­ся уча­сток от источ­ни­ка Аре­ту­зы¹¹⁵ до вхо­да в боль­шую гавань — он сооб­щил об этом рим­ля­нам. (7) Мар­целл поса­дил вои­нов на гру­зо­вую бар­жу и велел ночью под­та­щить ее к Ахра­дине¹¹⁶, а вои­нам — выса­дить­ся неда­ле­ко от ворот, побли­зо­сти от источ­ни­ка Аре­ту­зы. (8) На исхо­де ночи все было сде­ла­но; Мерик, как было уго­во­ре­но, впу­стил сол­дат, и Мар­целл на рас­све­те со всем сво­им вой­ском бро­сил­ся на Ахра­ди­ну — (9) не толь­ко ее защит­ни­ки, но и отряды, сто­яв­шие на ост­ро­ве, поки­нув свои посты, устре­ми­лись отра­жать натиск рим­лян. (10) В этой сумя­ти­це лег­кие суде­ныш­ки, зара­нее сна­ря­жен­ные, подо­шли круж­ным путем к ост­ро­ву; вои­ны выса­ди­лись и неожи­дан­но напа­ли на немно­го­чис­лен­ные вра­же­ские сто­ро­же­вые посты и неза­тво­рен­ные ворота, кото­ры­ми выбе­га­ли вои­ны. После неболь­шой схват­ки взя­ли ост­ров, поки­ну­тый бежав­шей в стра­хе охра­ной. (11) У пере­беж­чи­ков вовсе не было ни стой­ко­сти, ни жела­ния оста­вать­ся на месте; не очень-то дове­ряя и сво­им, они в раз­гар бит­вы бежа­ли. (12) Видя, что ост­ров взят, что одна из частей Ахра­ди­ны захва­че­на и Мерик со сво­им отрядом при­со­еди­нил­ся к рим­ля­нам, Мар­целл велел бить отбой, чтобы не раз­гра­би­ли цар­ских сокро­вищ, мол­вой силь­но пре­уве­ли­чен­ных.

31. (1) Буше­вав­ших сол­дат укро­ти­ли, а пере­беж­чи­кам, нахо­див­шим­ся в Ахра­дине, дали спо­кой­но уйти. (2) Сира­ку­зяне нако­нец спо­кой­но вздох­ну­ли, рас­кры­ли ворота Ахра­ди­ны (3) и отпра­ви­ли к Мар­цел­лу послов про­сить об одном: сохра­нить жизнь с.217 им и их детям. (4) Мар­целл собрал свой совет, при­гла­сив туда так­же тех сира­ку­зян, кото­рых вос­ста­ние изгна­ло из род­но­го горо­да и кото­рые были сре­ди рим­ских войск¹¹⁷. Там он и отве­тил послам. Бла­го­де­я­ний, ска­зал он, кото­рые Гиерон пять­де­сят лет ока­зы­вал рим­ля­нам, было не боль­ше, чем зло­де­я­ний, совер­шен­ных за послед­ние годы теми, кто захва­тил власть в Сира­ку­зах. Но на них и обру­шил­ся груз их вины: за нару­ше­ние дого­во­ров сами они нака­за­ли себя более жесто­ко, чем того хоте­ли бы рим­ляне. (5) Тре­тий год оса­жда­ет он, Мар­целл, Сира­ку­зы не затем, чтобы пора­бо­тить: он не хочет, чтобы вожди пере­беж­чи­ков захва­ти­ли город и дер­жа­ли его под гне­том. (6) Что мог­ли поде­лать сира­ку­зяне? При­мер тому дали их сооте­че­ст­вен­ни­ки, быв­шие в рим­ских отрядах, или испа­нец Мерик, пере­дав­ший свой отряд, да и сами они, сира­ку­зяне, когда при­ня­ли свое, хоть и запозда­лое, но муже­ст­вен­ное реше­ние. (7) А рим­ляне под сте­на­ми их горо­да вынес­ли столь­ко трудов и опас­но­стей на суше и на море, что не такой уж награ­дой были им Сира­ку­зы. (8) Потом он послал кве­сто­ра¹¹⁸ с отрядом на ост­ров при­нять и сто­ро­жить цар­ские день­ги. Город отда­ли на раз­граб­ле­ние сол­да­там; в домах тех, кто был в рим­ском вой­ске, поста­ви­ли охра­ну. (9) Было явле­но мно­го при­ме­ров отвра­ти­тель­ной жад­но­сти, гнус­но­го неистов­ства. А сре­ди всей сума­то­хи, какую толь­ко может поро­дить во взя­том горо­де страх, сре­ди сол­дат, бегав­ших повсюду и гра­бив­ших, Архи­мед, как рас­ска­зы­ва­ют, был занят толь­ко фигу­ра­ми, кото­рые он чер­тил на пес­ке. Какой-то сол­дат, не зная, кто это, убил его¹¹⁹. (10) Мар­целл очень был огор­чен, поза­бо­тил­ся о похо­ро­нах, разыс­кал род­ст­вен­ни­ков Архи­меда и в память о нем обес­пе­чил им жизнь в покое и ува­же­нии¹²⁰.

(11) Так были взя­ты Сира­ку­зы¹²¹; добы­чи в горо­де ока­за­лось столь­ко, сколь­ко вряд ли бы нашлось тогда в Кар­фа­гене, хотя сила­ми он и не усту­пал Риму.

(12) За несколь­ко дней до взя­тия Сира­куз Тит Ота­ци­лий с восе­мью­де­ся­тью квин­кве­ре­ма­ми пере­пра­вил­ся из Лили­бея в Ути­ку¹²² и, вой­дя до рас­све­та в гавань, захва­тил бар­жи с гру­зом зер­на. (13) Выса­див­шись, он разо­рил окрест­но­сти Ути­ки, а вся­ко­го рода добы­чу погру­зил на суда (14) и на тре­тий день после отплы­тия из Лили­бея¹²³ вер­нул­ся обрат­но со ста трид­ца­тью бар­жа­ми, нагру­жен­ны­ми хле­бом. Хлеб этот он немед­лен­но отпра­вил в Сира­ку­зы. (15) Не при­будь он так вовре­мя, и победи­те­ли и побеж­ден­ные погиб­ли бы от голо­да.

32. (1) Тем же летом в Испа­нии рим­ские вое­на­чаль­ни­ки, поки­нув зим­ние лаге­ря, соеди­ни­ли свои силы. Это про­изо­шло после того, как в тече­ние двух лет¹²⁴ ниче­го досто­па­мят­но­го сде­ла­но не было, а вой­на велась не столь­ко ору­жи­ем, сколь­ко сго­во­ра­ми и пере­го­во­ра­ми¹²⁵. (2) Теперь был созван совет, и мне­ния всех сошлись: если до сих пор толь­ко и дела­ли, что сдер­жи­ва­ли Ган­ни­ба­ла, стре­мив­ше­го­ся в Ита­лию, то теперь при­шло вре­мя делать с.218 все, чтобы вой­на в Испа­нии была доведе­на до кон­ца. (3) Пола­га­ли, что силы для того есть: той зимой при­зва­но было в армию два­дцать тысяч кельт­ибе­ров. (4) Непри­я­тель­ских войск было три: Газ­д­ру­бал, сын Гисго­на, и Магон соеди­ни­ли свои вой­ска и сто­я­ли от рим­лян на рас­сто­я­нии, пожа­луй, пяти­днев­но­го пути. (5) Бли­же нахо­дил­ся сын Гамиль­ка­ра — Газ­д­ру­бал, пол­ко­во­дец, дав­но вое­вав­ший в Испа­нии; его вой­ско сто­я­ло вбли­зи горо­да Амтор­гис¹²⁶. Его пер­во­го и хоте­ли раз­бить рим­ские вое­на­чаль­ни­ки: (6) наде­я­лись, что сил для это­го хва­тит с избыт­ком. Бес­по­ко­и­ло одно — как бы Газ­д­ру­бал-вто­рой и Магон, пере­пу­ган­ные его бег­ст­вом, не ушли в непро­хо­ди­мые гор­ные леса и не затя­ну­ли бы вой­ну. (7) Реши­ли: самое луч­шее разде­лить силы и вести вой­ну всем вой­ском, нахо­див­шим­ся в Испа­нии. Вой­ско поде­ли­ли так: (8) Пуб­лий Кор­не­лий поведет про­тив Маго­на и Газ­д­ру­ба­ла две тре­ти вой­ска рим­ско­го и союз­ни­че­ско­го; Гней Кор­не­лий возь­мет остав­шу­ю­ся треть и еще кельт­ибе­ров и сра­жа­ет­ся с Газ­д­ру­ба­лом Бар­кой. (9) Оба вождя высту­пи­ли вме­сте; кельт­ибе­ров отпра­ви­ли впе­ред к горо­ду Амтор­гис, а сами рас­по­ло­жи­лись лаге­рем в виду непри­я­те­ля, от кото­ро­го их отде­ля­ла река¹²⁷. (10) Гней Сци­пи­он там и стал со сво­им упо­мя­ну­тым выше вой­ском; Пуб­лий Сци­пи­он отпра­вил­ся туда, куда было назна­че­но.

33. (1) Газ­д­ру­бал про­ведал, как мало­чис­лен­но соб­ст­вен­ное вой­ско рим­лян в лаге­ре, рим­лян, кото­рым оста­ва­лось наде­ять­ся на вспо­мо­га­тель­ные отряды кельт­ибе­ров. (2) Он по опы­ту знал все веро­лом­ство вар­ва­ров и осо­бен­но тех пле­мен, с кото­ры­ми столь­ко лет вое­вал. (3) Уст­ные сно­ше­ния были лег­ки, так как оба лаге­ря были пол­ны испан­цев. Тай­но ему уда­лось за боль­шие день­ги дого­во­рить­ся с вождя­ми кельт­ибе­ров о том, чтобы они уве­ли свои вой­ска от рим­лян. (4) Они даже не виде­ли в том ужас­но­го пре­ступ­ле­ния: они ведь не под­ни­ма­ют руку на рим­лян, а пла­тят им — и не мень­ше, чем доста­ло бы и за вой­ну, — толь­ко за то, чтобы они не вое­ва­ли. А ведь не толь­ко мир, но и удо­воль­ст­вие вер­нуть­ся домой, свидеть­ся со сво­и­ми, увидеть свое доб­ро — все это радо­ва­ло всех. (5) Еще лег­че, чем вождей, было убедить тол­пу. Нече­го было боять­ся, что мало­чис­лен­ные рим­ляне задер­жат их силой. (6) Пусть рим­ским вождям это слу­жит уро­ком на буду­щее: нель­зя настоль­ко пола­гать­ся на вспо­мо­га­тель­ные отряды чуже­зем­цев, чтобы не иметь в сво­ем лаге­ре пре­вос­хо­дя­щих соб­ст­вен­ных сил. (7) Кельт­ибе­ры вдруг собра­лись и ста­ли ухо­дить. На все рас­спро­сы и уго­во­ры рим­лян остать­ся они отве­ча­ли: их при­зы­ва­ют домой мест­ные рас­при. (8) Ни силой, ни прось­ба­ми нель­зя было удер­жать союз­ни­ков, и Сци­пи­он, пони­мая, что без них он сла­бее непри­я­те­ля, а с бра­том ему соеди­нить­ся не удаст­ся, при­нял един­ст­вен­ное и оче­вид­ное спа­си­тель­ное реше­ние: (9) отсту­пить воз­мож­но даль­ше и преж­де все­го ста­рать­ся не всту­пать в сра­же­ние на рав­нине с вра­гом, кото­рый, пере­брав­шись через реку, шел по пятам уда­ляв­ших­ся.

с.219 34. (1) В эти же дни Пуб­лия Сци­пи­о­на тре­во­жил такой же страх, опас­ность боль­шая и от ново­го вра­га. (2) Моло­дой Маси­нис­са¹²⁸ (кото­ро­го впо­след­ст­вии друж­ба с рим­ля­на­ми сде­ла­ла слав­ным и могу­ще­ст­вен­ным) в те вре­ме­на был союз­ни­ком кар­фа­ге­нян. (3) Он дви­нул­ся со сво­ей нуми­дий­ской кон­ни­цей навстре­чу Пуб­лию Сци­пи­о­ну и затем ни днем ни ночью не давал рим­ля­нам ни отды­ху, ни сро­ку: (4) он не толь­ко захва­ты­вал сол­дат, дале­ко ушед­ших за дро­ва­ми и фура­жом, но носил­ся вокруг лаге­ря, часто вры­вал­ся в линию сто­ро­же­вых постов и учи­нял неве­ро­ят­ный бес­по­рядок. (5) Часто его ноч­ной налет при­во­дил в тре­пет нахо­див­ших­ся в лаге­ре; рим­ля­нам при­хо­ди­лось быть все­гда насто­ро­же — и в лаге­ре, и за его ворота­ми, загнан­ные в лагерь, они были отре­за­ны от все­го жиз­нен­но необ­хо­ди­мо­го. (6) Это была почти насто­я­щая оса­да, и гро­зи­ла она стать еще страш­нее, если кар­фа­ге­няне соеди­нят­ся с Инди­би­ли­сом, кото­рый, как слыш­но было, под­хо­дил с семью с поло­ви­ной тыся­ча­ми свес­се­та­нов¹²⁹, чтобы соеди­нить­ся с пуний­ца­ми. (7) Сци­пи­он был осто­рож­ным и пред­у­смот­ри­тель­ным вождем, но, вынуж­ден­ный обсто­я­тель­ства­ми, он при­нял небез­опас­ное реше­ние: ночью высту­пить навстре­чу Инди­би­ли­су и в любом месте, где они встре­тят­ся, начать сра­же­ние. (8) Охра­нять лагерь он оста­вил неболь­шой гар­ни­зон под началь­ст­вом лега­та Тибе­рия Фон­тея, а сам высту­пил в пол­ночь и начал сра­же­ние с непри­я­те­лем, шед­шим навстре­чу. (9) Сра­жа­лись на ходу, а не выстро­ив­шись к бою; рим­ляне одоле­ва­ли в этой бес­по­рядоч­ной схват­ке. Вдруг нуми­дий­ская кон­ни­ца, от кото­рой, дума­лось Сци­пи­о­ну, ему уда­лось ускольз­нуть, окру­жи­ла с флан­гов пере­пу­ган­ных рим­лян, завя­за­лось новое сра­же­ние — с нуми­дий­ца­ми, а в это вре­мя появил­ся тре­тий враг — кар­фа­ген­ские вожди, напав­шие с тыла на сра­жав­ших­ся. (10) Рим­ля­нам при­хо­ди­лось бить­ся и с теми, и с дру­ги­ми — на кого бро­сить­ся в первую оче­редь, где, сомкнув­шись, пой­ти на про­рыв? (11) Сци­пи­он сра­жал­ся, обо­д­рял сол­дат, появ­лял­ся там, где им при­хо­ди­лось худо, когда тяже­лое копье про­би­ло ему пра­вый бок. Вра­ги, постро­ив­шись кли­ном, шли на рим­лян, стол­пив­ших­ся вокруг сво­его вождя; кар­фа­ге­няне, увидев, что Сци­пи­он мерт­вым сва­лил­ся с лоша­ди, радост­но заво­пи­ли, опо­ве­щая все вой­ско о гибе­ли рим­ско­го пол­ко­во­д­ца. (12) Изве­стие это быст­ро обле­те­ло всех: вра­ги ощу­ти­ли себя несо­мнен­ны­ми победи­те­ля­ми, рим­ляне — побеж­ден­ны­ми. (13) Вождя не ста­ло, и строй рас­пал­ся, вои­ны кину­лись бежать; про­рвать­ся меж­ду нуми­дий­ца­ми и лег­ко­во­ору­жен­ны­ми вспо­мо­га­тель­ны­ми отряда­ми ока­за­лось нетруд­но, но ускольз­нуть от мно­го­чис­лен­ных всад­ни­ков и пехо­тин­цев, бежав­ших так же быст­ро, как и лоша­ди, было вряд ли воз­мож­но. (14) Бежав­ших погиб­ло, пожа­луй, боль­ше, чем пало на поле бра­ни, да никто бы и не остал­ся в живых, если бы не тем­не­ло так быст­ро и не насту­пи­ла ночь.

с.220 35. (1) Кар­фа­ген­ские вожди не сиде­ли сло­жа руки: им вез­ло и они сра­зу же после бит­вы, не дав сол­да­там даже пере­дох­нуть, тороп­ли­во, уско­рен­ны­ми пере­хо­да­ми, помча­лись к Газ­д­ру­ба­лу, сыну Гамиль­ка­ра. Они не сомне­ва­лись, что, соеди­нив свои силы, успеш­но окон­чат вой­ну. (2) По их при­бы­тии сол­да­ты и пол­ко­вод­цы, раду­ясь победе, ста­ли поздрав­лять друг дру­га: убит такой пол­ко­во­дец, уни­что­же­но все его вой­ско и такая же, несо­мнен­но, победа ждет их впе­ре­ди.

(3) До рим­лян не дошли еще вести о постиг­шем их несча­стье, но в лаге­ре сто­я­ла скорб­ная тиши­на: все, как это быва­ет, пред­чув­ст­во­ва­ли наи­выс­шую беду. (4) Пол­ко­во­дец^129a видел и сам: союз­ни­ки его поки­ну­ли, непри­я­тель­ское вой­ско силь­но уве­ли­чи­лось — наде­ять­ся не на что. Рим­ляне раз­би­ты, об этом мож­но было дога­ды­вать­ся, и здра­вый смысл такую догад­ку под­дер­жи­вал. Ведь толь­ко закон­чив эту вой­ну, Газ­д­ру­бал и Магон мог­ли под­ве­сти сюда без сра­же­ния свои вой­ска. (5) Раз­ве брат¹³⁰ не оста­но­вил бы их или не пошел за ними сле­дом? (6) А если он не смог поме­шать непри­я­те­лю соеди­нить­ся, то раз­ве сам он не соеди­нил­ся бы с бра­том? (7) Встре­во­жен­ный, обес­по­ко­ен­ный, он пола­гал, что един­ст­вен­ный путь к спа­се­нию — уйти отсюда как мож­но даль­ше. Ночью — непри­я­тель ниче­го не подо­зре­вал и не бес­по­ко­ил­ся — рим­ляне вышли из лаге­ря и про­шли доволь­но дале­ко. (8) Когда на рас­све­те кар­фа­ге­няне поня­ли, что вра­ги ушли, они высла­ли впе­ред нуми­дий­цев, сами самым быст­рым ходом кину­лись в пого­ню. Нуми­дий­цы настиг­ли ухо­див­ших еще до наступ­ле­ния ночи: напа­дая то с тыла, то с флан­гов, они заста­ви­ли ухо­див­ших оста­но­вить­ся и защи­щать­ся. (9) Сци­пи­он обо­д­рял сво­их: пусть идут и на ходу сра­жа­ют­ся, пока это еще воз­мож­но, пока их еще не настиг­ла пехота.

36. (1) Неко­то­рое вре­мя, то напа­дая, то отби­ва­ясь, рим­ляне слег­ка про­дви­га­лись впе­ред; насту­пи­ла ночь, Сци­пи­он велел пре­кра­тить сра­же­ние. (2) Он собрал сво­их и повел их на какой-то холм — место, недо­ста­точ­но без­опас­ное, тем более для изряд­но потре­пан­но­го отряда, но все-таки на окру­жаю­щей рав­нине некая высот­ка. (3) Пехо­тин­цев засло­нил обоз и кон­ни­ца, их окру­жив­шая, и они без труда отбра­сы­ва­ли нале­тав­ших нуми­дий­цев. (4) Но когда подо­шли три вра­же­ских пол­ко­во­д­ца с тре­мя сво­и­ми вой­ска­ми в пол­ном соста­ве, ста­ло ясно: на неукреп­лен­ном хол­ме рим­ля­нам не отбить­ся. (5) Пол­ко­во­дец огляды­вал­ся и сооб­ра­жал, как обве­сти холм валом, но на хол­ме не рос­ло ни кусти­ка — нель­зя нару­бить даже хво­ро­ста, а зем­ля так твер­да, что нече­го и думать наре­зать дер­ну или выко­пать ров. (6) Холм был и не кру­той и не обры­ви­стый, под­нять­ся по его поло­гим скло­нам вра­гу лег­ко. (7) Все-таки, чтобы создать какое-нибудь подо­бие вала, исполь­зо­ва­ли вьюч­ные сед­ла с при­вя­зан­ны­ми к ним вью­ка­ми: из них сло­жи­ли некое заграж­де­ние, а где седел не хва­ти­ло, с.221 там нагро­мозди­ли вся­кие тюки с покла­жей, доведя все соору­же­ния до обыч­ной высоты воз­во­ди­мо­го вала.

(8) Когда при­шли сюда вой­ска непри­я­те­лей, они без труда под­ня­лись на холм, но необыч­ное укреп­ле­ние пора­зи­ло их дико­вин­ным видом, и они оста­но­ви­лись. (9) Со всех сто­рон разда­ва­лись началь­ст­вен­ные окри­ки: что же они сто­ят перед этим игру­шеч­ным соору­же­ни­ем? Жен­щи­ны и дети перед ним не задер­жа­лись бы; поче­му они не рас­та­щат и не раз­бро­са­ют его? За эти­ми вью­ка­ми пря­чут­ся вра­же­ские сол­да­ты, это наши плен­ные. (10) Так пре­зри­тель­но бра­ни­лись вра­же­ские вое­на­чаль­ни­ки. Нелег­ко, одна­ко, было пере­пры­ги­вать через эти груды, раз­ру­бать свя­зан­ные вме­сте вью­ки, зава­лен­ные вдо­ба­вок еще какой-нибудь покла­жей. (11) Раз­бро­сав баг­ра­ми покла­жу, вра­ги рас­чи­сти­ли себе доро­гу, и лагерь был взят. (12) Мно­го­чис­лен­ные победи­те­ли бро­си­лись на немно­го­чис­лен­ных ошалев­ших сол­дат, но боль­шин­ство убе­жа­ло в сосед­ние леса и при­шло в лагерь Пуб­лия Сци­пи­о­на, кото­рым коман­до­вал его легат Тибе­рий Фон­тей. (13) Одни гово­рят, что Гней Сци­пи­он при пер­вом же вра­же­ском нале­те был убит на хол­ме; дру­гие — что он и еще несколь­ко чело­век укры­лись в башне по сосед­ству с лаге­рем; ее со всех сто­рон подо­жгли, и, когда сго­ре­ли две­ри, выло­мать кото­рые не уда­ва­лось ника­ки­ми сила­ми, все схва­чен­ные в башне вме­сте с вождем были уби­ты. (14) Гней Сци­пи­он был убит на вось­мом году¹³¹ после при­бы­тия сво­его в Испа­нию, через два­дцать девять дней после смер­ти бра­та. О смер­ти их силь­но скор­бе­ли в Риме и не мень­ше — по всей Испа­нии: (15) граж­дан печа­ли­ла поте­ря вой­ска и про­вин­ции и беда, постиг­шая всех. (16) Испа­ния горь­ко опла­ки­ва­ла Сци­пи­о­нов, осо­бен­но Гнея: он доль­ше управ­лял стра­ной, пер­вый заво­е­вал любовь насе­ле­ния, пер­вый пока­зал, как спра­вед­ли­вы и воз­держ­ны рим­ляне.

37. (1) С гибе­лью вой­ска, каза­лось, утра­че­на и вся Испа­ния, но все спас один чело­век¹³². (2) В вой­ске слу­жил некий Луций Мар­ций, сын Сеп­ти­мия, рим­ский всад­ник, моло­дой чело­век, энер­гич­ный, муже­ст­вом и даро­ва­ни­ем воз­вы­сив­ший­ся над тем сосло­ви­ем, в кото­ром он родил­ся. (3) К тому же он полу­чил хоро­шую выуч­ку в вой­ске Гнея Сци­пи­о­на, под нача­лом кото­ро­го он про­слу­жил мно­го лет и у кото­ро­го научил­ся воин­ско­му искус­ству. (4) Мар­ций, собрав раз­бе­жав­ших­ся было вои­нов и каких-то людей из город­ских гар­ни­зо­нов, соста­вил вну­ши­тель­ное вой­ско, с кото­рым и при­со­еди­нил­ся к вой­ску Тибе­рия Фон­тея, Пуб­ли­е­ва лега­та. (5) Но сре­ди сол­дат про­стой рим­ский всад­ник поль­зо­вал­ся боль­шим вли­я­ни­ем и ува­же­ни­ем. Когда они укре­пи­ли лагерь по сю сто­ро­ну Ибе­ра, они захо­те­ли на воин­ском собра­нии избрать себе пред­во­ди­те­ля¹³³, (6) то все сол­да­ты, череду­ясь меж­ду собой и в охране вала и в кара­у­лах, еди­но­глас­но выбра­ли Луция Мар­ция. (7) Теперь все вре­мя — а его было мало — он занят был укреп­ле­ни­ем лаге­ря и под­во­зом с.222 при­па­сов: вои­ны выпол­ня­ли все при­ка­за­ния бод­ро, не падая духом.

(8) При­шло изве­стие о при­бли­же­нии Газ­д­ру­ба­ла, сына Гисго­на, кото­рый пере­шел Ибер, чтобы покон­чить с вой­ной. Когда рим­ские сол­да­ты увиде­ли знак к бит­ве, выстав­лен­ный их новым пред­во­ди­те­лем, (9) они вспом­ни­ли, какие пол­ко­вод­цы еще недав­но води­ли их в бой и с каки­ми сила­ми выхо­ди­ли они на поле бит­вы. Все вдруг раз­ры­да­лись: ста­ли бить­ся голо­вой оземь, одни, воздев руки к небу, кори­ли богов, дру­гие, рас­про­стер­шись на зем­ле, взы­ва­ли, назы­вая по име­нам, каж­дый к сво­е­му пол­ко­вод­цу. (10) Невоз­мож­но было оста­но­вить этот поток жалоб, хотя цен­ту­ри­о­ны и успо­ка­и­ва­ли сво­их вои­нов, и сам Мар­ций и уте­шал, и журил их: они уме­ют толь­ко, как жен­щи­ны, без тол­ку пла­кать, а сле­до­ва­ло бы вос­пря­нуть духом, защи­тить себя и государ­ство, ото­мстить за сво­их уби­тых вождей. (11) Вне­зап­но услы­ша­ли кри­ки и звук тру­бы: непри­я­тель ока­зал­ся почти у само­го вала — вне­зап­но скорбь пере­пла­ви­лась в гнев, вои­ны рас­хва­та­ли ору­жие и в неистов­стве, не пом­ня себя, кину­лись к воротам и набро­си­лись на бес­печ­но и нестрой­но под­хо­див­ших пуний­цев. (12) Они, тако­го не ожи­дая, ото­ро­пе­ли от стра­ха и от удив­ле­ния — откуда вдруг столь­ко вра­гов, ведь все вой­ско было почти уни­что­же­но; откуда такая дер­зость, такая уве­рен­ность в себе у раз­би­тых и обра­щен­ных в бег­ство; что это за новый вождь объ­явил­ся — ведь оба Сци­пи­о­на уби­ты; кто рас­по­ря­жа­ет­ся лаге­рем; кто подал сиг­нал к бит­ве? (13) Невоз­мож­но было это пред­видеть, и кар­фа­ге­няне, недо­уме­ваю­щие, потря­сен­ные, отсту­пи­ли, а затем, отбро­шен­ные силь­ным уда­ром, повер­ну­ли вспять и побе­жа­ли. (14) Про­изо­шло бы или страш­ное изби­е­ние обра­тив­ших­ся в бег­ство или бес­смыс­лен­ная, опас­ная пого­ня, но Мар­ций поспеш­но дал знак к отступ­ле­нию, он пре­гра­дил путь пере­до­вым, кое-кого удер­жал сам и оста­но­вил и вер­нул в лагерь воз­буж­ден­ных сол­дат, все еще жаж­дав­ших кро­ви и убий­ства. (15) Кар­фа­ге­няне сна­ча­ла в стра­хе кину­лись прочь от вала, но, видя, что их никто не пре­сле­ду­ет, сочли, что это от стра­ха. Тогда они с преж­ней пре­зри­тель­но­стью мед­лен­ным шагом вер­ну­лись в лагерь.

(16) Столь же небреж­но лагерь и охра­нял­ся: враг был рядом, но пред­став­ля­лось, что это — жал­кие остат­ки двух армий, уни­что­жен­ных несколь­ко дней назад. (17) Поэто­му пуний­цы во всем были оди­на­ко­во небреж­ны. Мар­ций это раз­ведал, и у него созрел замы­сел, с пер­во­го взгляда ско­рее дерз­кий, чем отваж­ный: (18) напасть на вра­же­ский лагерь. Он решил, что лег­че взять лагерь одно­го Газ­д­ру­ба­ла, чем защи­тить свой от трех армий и тро­их вождей, буде они сно­ва соеди­нят­ся. (19) В слу­чае успе­ха он попра­вит бед­ст­вен­ное поло­же­ние рим­лян, а если его одо­ле­ют, то по край­ней мере пере­ста­нут пре­зи­рать того, кто пер­вый взял­ся за ору­жие.

с.223 38. (1) Чтобы вне­зап­ность дела, и страх ночи, и замы­сел, не отве­чаю­щий нынеш­не­му поло­же­нию рим­лян, не вызва­ли заме­ша­тель­ства, он созвал сол­дат и обра­тил­ся к ним со сло­ва­ми обод­ре­ния и уве­ща­ния: (2) «Мой долг по отно­ше­нию к нашим пол­ко­во­д­цам, живым и мерт­вым, наша общая участь, вои­ны, убедят каж­до­го из вас, что власть, вру­чен­ная вами мне, вели­ка, но и тяже­ла и мучи­тель­на. (3) Ведь в такое вре­мя, когда, не при­ту­пи тре­во­га мою печаль, вряд ли я настоль­ко вла­дел бы собою, чтобы най­ти какое-нибудь уте­ше­ние для боль­ной души. А я вынуж­ден — это так тяже­ло, когда ты в скор­би, — думать один за всех вас. (4) И даже тогда, когда нуж­но думать, как сохра­нить для оте­че­ства остат­ки двух армий, невоз­мож­но отвлечь свои мыс­ли от неот­вяз­ной печа­ли. (5) Горест­ная память о Сци­пи­о­нах жива: оба Сци­пи­о­на не дают мне покоя (6) сре­ди всех моих тре­вог и забот, они будят и насы­ла­ют бес­сон­ни­цу, — и я не допу­щу, чтобы они и вои­ны их, ваши това­ри­щи, восемь лет¹³⁴ не знав­шие в этих зем­лях пора­же­ния, и чтобы государ­ство наше оста­лись неот­мщен­ны­ми. (7) Они велят мне сле­до­вать их пра­ви­лам; при их жиз­ни я бес­пре­ко­слов­но пови­но­вал­ся их вла­сти; после их смер­ти я ста­ра­юсь пред­ста­вить себе, что и когда сде­ла­ли бы они, и счи­таю за луч­шее сле­до­вать им. (8) И я хотел бы, вои­ны, чтобы не воп­ля­ми и рыда­ни­я­ми про­во­жа­ли вы их, буд­то мерт­вых: они живут и жива сла­ва их подви­гов. Вся­кий раз, как вспом­ни­те их, пред­ставь­те себе, буд­то они перед вами — обо­д­ря­ют вас, пода­ют знак к сра­же­нию и ведут вас в бой. (9) Таким пред­стал перед вами их образ — и вы дали сра­же­ние, и дока­за­ли вра­гам: Сци­пи­о­ны были не един­ст­вен­ные рим­ляне. (10) Народ, чью силу и доб­лесть не сокру­ши­ло канн­ское пора­же­ние, усто­ит под самы­ми жесто­ки­ми уда­ра­ми судь­бы. (11) А теперь, после того, как вы по сво­ей воле отва­жи­лись на труд­ное дело, хочет­ся испы­тать, на что вы отва­жи­тесь по при­ка­зу вождя. Вче­ра, когда вы врас­сып­ную пре­сле­до­ва­ли оше­лом­лен­но­го вра­га, давая отбой, я хотел не сло­мить вашу отва­гу, но сохра­нить ее для луч­ше­го слу­чая и боль­шей сла­вы: (12) вы, под­гото­вив­шись, напа­де­те на бес­печ­ных, воору­жен­ные — на без­оруж­ных и даже на сон­ных. Я, вои­ны, не пола­га­юсь без­рас­суд­но на такую воз­мож­ность: мой замы­сел под­ска­зан сами­ми обсто­я­тель­ства­ми. (13) Если кто-нибудь спро­сит, как вы защи­ти­ли лагерь — немно­гие от мно­гих, побеж­ден­ные от победи­те­лей, вы, конеч­но, отве­ти­те: имен­но пото­му, что все это вну­ша­ло вам страх, вы укре­пи­ли лагерь и сами были нагото­ве. (14) Все­гда так быва­ет: люди пере­ста­ют осте­ре­гать­ся, когда судь­ба буд­то бы устра­ни­ла все, что вну­ша­ет страх; и ты нера­див и неосто­ро­жен. (15) Мень­ше все­го сей­час боят­ся вра­ги, что мы, сами окру­жен­ные и оса­жден­ные, напа­дем на их лагерь. Так отва­жим­ся же на то, во что невоз­мож­но пове­рить, но тем оно будет лег­че, чем выглядит. (16) После полу­но­чи я тихо, в мол­ча­нии, выве­ду вас. (17) Я раз­ведал, что у них нет поряд­ка с.224 в смене кара­у­лов, а посты раз­ме­ще­ны как попа­ло. Пер­вым же кри­ком в воротах, пер­вым же натис­ком вы возь­ме­те лагерь. Тогда сре­ди еще сон­ных, пере­пу­ган­ных неожи­дан­ной тре­во­гой, без­оруж­ных, захва­чен­ных пря­мо в посте­лях, про­из­веде­те вы то изби­е­ние, от кото­ро­го я удер­жал вас вче­ра, чем вы и были недо­воль­ны. (18) Замы­сел мой пока­жет­ся дерз­ким, но в обсто­я­тель­ствах труд­ных, когда наде­ять­ся почти не на что, отча­ян­ней­шие реше­ния все­го пра­виль­нее. Если ты чуть помед­лишь и упу­стишь счаст­ли­вый слу­чай, он тут же про­ле­тит, а упу­щен­но­го не навер­ста­ешь. (19) Одно вой­ско сто­ит рядом, два — непо­да­ле­ку; напав сей­час, мы можем еще на что-то наде­ять­ся; вы уже про­ве­ри­ли силы и свои, и непри­я­тель­ские. (20) Если мы отло­жим наше реше­ние на один день, если, про­слы­шав о вче­раш­ней вылаз­ке, вра­ги пере­ста­нут нас пре­зи­рать, то есть опас­ность, что вра­же­ские пол­ко­вод­цы соеди­нят все свои силы и нам при­дет­ся выдер­жать бой с тре­мя вой­ска­ми, с тре­мя вождя­ми. Гней Сци­пи­он не выдер­жал это­го, а с ним было невреди­мое вой­ско. Пол­ко­вод­цы наши погиб­ли, разде­лив свои силы, (21) и вра­га мож­но одо­леть, если разде­лить его вой­ско и напа­дать на отдель­ные отряды. Дру­гой воз­мож­но­сти вести вой­ну нет. Подо­ждем этой ночи: она нам бла­го­при­ят­на. (22) Да помо­гут нам боги! Сту­пай­те, под­кре­пи­те свои силы, чтобы вло­мить­ся во вра­же­ский лагерь с тем же муже­ст­вом, с каким вы защи­ща­ли свой».

(23) Вои­ны выслу­ша­ли новый замы­сел ново­го пред­во­ди­те­ля, осо­бен­но раду­ясь тому, что он так дер­зок. Оста­ток дня раз­би­ра­ли ору­жие и под­креп­ля­ли телес­ные силы; боль­шую часть ночи спа­ли и перед рас­све­том высту­пи­ли.

39. (1) В шести милях за бли­жай­шим кар­фа­ген­ским лаге­рем сто­я­ло дру­гое их вой­ско, меж­ду ними в лес­ной чаще была лож­би­на. Почти в середине это­го леса Мар­ций с пуний­ским уме­ни­ем¹³⁵ спря­тал когор­ту рим­ской пехоты и при ней всад­ни­ков. (2) Заняв таким обра­зом середи­ну доро­ги, Мар­ций в пол­ной тишине повел свой отряд на ближ­ний лагерь вра­га. Перед ворота­ми не было кара­уль­ных, на валу не сто­я­ла охра­на; рим­ляне про­ник­ли во вра­же­ский лагерь буд­то в соб­ст­вен­ный — сопро­тив­ле­ния не встре­ти­ли. (3) Тут затру­би­ли тру­бы и под­нял­ся крик: кто рубил полу­сон­ных вра­гов, кто под­жи­гал хижи­ны, кры­тые сухой соло­мой, кто стал в воротах, чтобы поме­шать бег­ству непри­я­те­ля. (4) Вра­ги поте­ря­ли голо­ву от этих кри­ков, рез­ни, пожа­ров: ниче­го не слы­ша и не сооб­ра­жая, они, без­оруж­ные, наты­ка­лись на отряды воору­жен­ных вои­нов; (5) мча­лись к воротам — доро­га пре­граж­де­на, — и они пры­га­ли с вала. (6) Ускольз­нув­шие кину­лись к дру­го­му лаге­рю; их окру­жи­ли когор­та и всад­ни­ки, сидев­шие в заса­де, и пере­би­ли всех до одно­го. (7) Если кому и уда­лось бы спа­стись, то пред­у­предить сво­их о несча­стье он бы не смог: захва­тив один лагерь, рим­ляне пере­бе­жа­ли в дру­гой. (8) А там — в отда­ле­нии от про­тив­ни­ка — с.225 на рас­све­те мно­гие раз­бре­лись за фура­жом, за дро­ва­ми, за добы­чей. Небре­же­ние дошло до пол­ной рас­пу­щен­но­сти: лежа­ло ору­жие близ постов; без­оруж­ные сол­да­ты сиде­ли на зем­ле, лежа­ли, раз­гу­ли­ва­ли у ворот и вала. (9) С ними, спо­кой­ны­ми и бес­печ­ны­ми, нача­ли бой рим­ляне, раз­го­ря­чен­ные недав­ним сра­же­ни­ем, разъ­ярен­ные победой. Напрас­но пыта­лись сопро­тив­лять­ся в воротах: при пер­вом же кри­ке в сума­то­хе сбе­жа­лись со все­го лаге­ря. (10) Завя­за­лась жесто­кая схват­ка, и дли­лась бы она дол­го, если бы кар­фа­ге­няне не заме­ти­ли, что щиты у рим­лян в кро­ви — рим­ляне, оче­вид­но, уже одер­жа­ли победу в каком-то сра­же­нии. Страх охва­тил кар­фа­ге­нян; в ужа­се все кину­лись бежать. (11) Бежа­ли врас­сып­ную, куда толь­ко вела доро­га; неко­то­рых пере­би­ли; лагерь был бро­шен. Под води­тель­ст­вом Мар­ция за один день и одну ночь взя­ли два лаге­ря.

(12) Клав­дий¹³⁶ (тот, что пере­вел Аци­ли­е­ву лето­пись¹³⁷ с гре­че­ско­го язы­ка на латин­ский) пишет, что вра­гов уби­то было око­ло трид­ца­ти семи тысяч, а взя­то в плен око­ло тыся­чи вось­ми­сот трид­ца­ти чело­век. (13) Добы­ча была огром­ной: меж­ду про­чим, взя­ли сереб­ря­ный щит весом в трид­цать семь фун­тов с изо­бра­же­ни­ем Газ­д­ру­ба­ла Бар­ки. (14) Вале­рий Анти­ат¹³⁸ пишет, что взят был толь­ко лагерь Маго­на, а вра­гов уби­то семь тысяч; в дру­гом сра­же­нии, сде­лав вылаз­ку, сра­жа­лись с Газ­д­ру­ба­лом: уби­то десять тысяч, в плен взя­то четы­ре тыся­чи три­ста трид­цать чело­век. (15) Пизон¹³⁹ пишет, что, когда Магон врас­сып­ную пре­сле­до­вал отсту­паю­щих наших, сидев­шие в заса­де рим­ляне уби­ли пять тысяч чело­век. (16) Все про­слав­ля­ют имя вождя Мар­ция, к поис­ти­не слав­ным подви­гам, им совер­шен­ным, добав­ля­ют вся­кие чуде­са. (17) Так, он буд­то бы бесе­до­вал с окру­жав­ши­ми его вои­на­ми, и они с ужа­сом увиде­ли, как его голо­ва объ­ята пла­ме­нем, а сам он это­го не чув­ст­во­вал. Памят­ни­ком его победы над пуний­ца­ми до пожа­ра на Капи­то­лии¹⁴⁰ был в хра­ме щит с изо­бра­же­ни­ем Газ­д­ру­ба­ла — щит этот назы­ва­ли Мар­ци­е­вым. (18) В Испа­нии насту­пи­ло дли­тель­ное зати­шье: обе сто­ро­ны после столь­ких побед и пора­же­ний мед­ли­ли, не отва­жи­ва­ясь на реши­тель­ные дей­ст­вия.

40. (1) Пока это про­ис­хо­ди­ло в Испа­нии, Мар­целл в заво­е­ван­ных Сира­ку­зах и в осталь­ной Сици­лии все устра­и­вал чест­но и доб­ро­же­ла­тель­но, к вящей сла­ве сво­ей и рим­ско­го наро­да. Он отвез в Рим укра­шав­шие город ста­туи и кар­ти­ны, кото­ры­ми изоби­ло­ва­ли Сира­ку­зы. (2) Они были добы­чей, захва­чен­ной у вра­га, были взя­ты по пра­ву вой­ны. Одна­ко отсюда пошло и вос­хи­ще­ние работа­ми гре­че­ских искус­ни­ков, и рас­про­стра­нив­ша­я­ся рас­пу­щен­ность, с какой ста­ли гра­бить свя­ти­ли­ща, как и про­чие зда­ния. Эта рас­пу­щен­ность впо­след­ст­вии обра­ти­лась и про­тив рим­ских богов, и того само­го хра­ма, кото­рый впер­вые был изу­ми­тель­но укра­шен Мар­цел­лом. (3) Чуже­стран­цы чаще все­го посе­ща­ли хра­мы у Капен­ских ворот, освя­щен­ные с.226 Мар­цел­лом¹⁴¹, ради их заме­ча­тель­ных укра­ше­ний — из них сохра­ни­лась лишь очень малая часть¹⁴².

(4) К Мар­цел­лу при­хо­ди­ли посоль­ства почти ото всех горо­дов Сици­лии; прось­бы их были раз­ны­ми, как и их поло­же­ние: тех, кото­рые до взя­тия Сира­куз не отпа­ли или воз­об­но­ви­ли ста­рый союз, при­ни­ма­ли как вер­ных союз­ни­ков, так с ними и обра­ща­лись; тем, кто сдал­ся из стра­ха после того, как Сира­ку­зы были взя­ты, победи­тель дик­то­вал зако­ны как побеж­ден­ным. (5) А вой­на не вовсе утих­ла: под Агри­ген­том про­тив рим­лян оста­лись Эпи­кид и Ган­нон, уцелев­шие в преды­ду­щих сра­же­ни­ях; к ним при­со­еди­нил­ся и тре­тий вождь, послан­ный Ган­ни­ба­лом в заме­ну Гип­по­кра­та: уро­же­нец Гип­па­к­ры¹⁴³, ливифи­ни­ки­ец родом¹⁴⁴ — зем­ля­ки зва­ли его Мут­ти­ном, чело­век дея­тель­ный и хоро­шо изу­чив­ший у Ган­ни­ба­ла воен­ное дело. (6) Эпи­кид и Ган­нон дали ему в под­мо­гу нуми­дий­цев, и он, бро­дя с ними по полям и вовре­мя при­хо­дя на помощь тому, кто в ней нуж­дал­ся, под­дер­жи­вал в союз­ни­ках чув­ство вер­но­сти. (7) Вско­ре вся Сици­лия заго­во­ри­ла о нем; сто­рон­ни­ки кар­фа­ге­нян воз­ла­га­ли на него самые боль­шие надеж­ды. (8) Теперь кар­фа­ген­ский пол­ко­во­дец и сира­ку­зя­нин, запер­тые в Агри­ген­те¹⁴⁵, осме­ли­лись вый­ти за город­ские сте­ны (с Мут­ти­ном они не посо­ве­то­ва­лись, но на него пола­га­лись) и ста­ли лаге­рем у реки Гиме­ра. (9) Мар­цел­лу донес­ли об этом; он тот­час вышел с вой­ском и милях в четы­рех от непри­я­те­ля оста­но­вил­ся, выжидая, что тот будет делать и пока­жет­ся ли. (10) Мут­тин, одна­ко, не поз­во­лил, мед­ли­тель­но раз­мыш­ляя, выби­рать место и вре­мя: он пере­шел реку и ринул­ся, наво­дя страх и все опро­киды­вая, на вра­же­ские пере­до­вые посты. (11) На сле­дую­щий день про­изо­шло почти пра­виль­ное сра­же­ние, и он загнал вра­га в укреп­ле­ния. Но Мут­ти­ну при­шлось вер­нуть­ся: в лаге­ре вос­ста­ли нуми­дий­цы и почти три­ста чело­век их ушло в Герак­лею Мино­со­ву. Он отпра­вил­ся успо­ка­и­вать и воз­вра­щать их. Гово­рят, он насто­я­тель­но уго­ва­ри­вал обо­их вождей не завя­зы­вать сра­же­ния, пока он не вер­нет­ся. (12) Его слу­ша­ли с доса­дой, и осо­бен­но Ган­нон, кото­ро­му уже дав­но не дава­ла покоя сла­ва Мут­ти­на: ему, кар­фа­ген­ско­му пол­ко­вод­цу, послан­но­му сена­том и наро­дом, будет ука­зы­вать какое-то афри­кан­ское отро­дье. (13) Он заста­вил Эпи­кида, кото­рый не торо­пил­ся, перей­ти реку и гото­вить­ся к бою: если под­жидать Мут­ти­на и они выиг­ра­ют сра­же­ние, то вся сла­ва, конеч­но, доста­нет­ся Мут­ти­ну.

41. (1) Мар­целл счи­тал, что недо­стой­но его, побеж­дав­ше­го на суше и на море, сумев­ше­го отбро­сить от Нолы гор­до­го победой под Кан­на­ми Ган­ни­ба­ла, теперь отсту­пить перед вра­гом. Он велел вои­нам спеш­но воору­жать­ся и выно­сить зна­ме­на; (2) он выст­ра­и­вал вой­ско, когда к нему на всем ска­ку под­ле­те­ло из вра­же­ско­го лаге­ря десять нуми­дий­цев, кото­рые сооб­щи­ли: во-пер­вых, три­ста их зем­ля­ков не успо­ко­и­лись после мяте­жа и ушли в Герак­лею; (3) во-вто­рых, их пред­во­ди­те­ля нака­нуне само­го с.227 сра­же­ния из зави­сти к его сла­ве куда-то усла­ли и они уча­стия в бит­ве при­ни­мать не будут. (4) Нуми­дий­цы — народ невер­ный, но тут обе­ща­ние свое они сдер­жа­ли. Рим­ляне вос­пря­ну­ли духом: быст­ро про­нес­лась по рядам весть: кон­ни­ца — а ее рим­ляне боль­ше все­го боя­лись — ушла от кар­фа­ге­нян. (5) И кар­фа­ге­няне были напу­га­ны: не гово­ря уже о том, что нуми­дий­ская кон­ни­ца была их глав­ной опо­рой, стра­ши­ла мысль, как бы она не напа­ла на них самих. (6) Сра­жа­лись недол­го: пер­вый же натиск решил все: нуми­дий­цы спо­кой­но сто­я­ли на флан­гах, а когда увиде­ли сво­их бегу­щи­ми, посте­пен­но к ним при­со­еди­ни­лись. (7) Увидев, что все в стра­хе кину­лись в Агри­гент, и боясь ока­зать­ся в оса­де, они раз­бре­лись по сосед­ним горо­дам. Уби­тых было мно­го тысяч, в плен взя­ли <…>¹⁴⁶ чело­век и восемь сло­нов. Это было послед­нее сра­же­ние, дан­ное Мар­цел­лом в Сици­лии. Он победи­те­лем вер­нул­ся в Сира­ку­зы.

(8) Год уже под­хо­дил к кон­цу; сенат в Риме поста­но­вил, чтобы пре­тор Пуб­лий Кор­не­лий напи­сал в Капую кон­су­лам: (9) Ган­ни­бал дале­ко, ника­ких важ­ных воен­ных дей­ст­вий под Капу­ей нет; не угод­но ли одно­му из них вер­нуть­ся в Рим на выбо­ры маги­ст­ра­тов. (10) Полу­чив пись­мо, кон­су­лы уго­во­ри­лись: пусть Клав­дий зай­мет­ся выбо­ра­ми, а Фуль­вий оста­нет­ся под Капу­ей. (11) В кон­су­лы были избра­ны Гней Фуль­вий Цен­ти­мал¹⁴⁷ и Пуб­лий Суль­пи­ций Галь­ба, сын Сер­вия, не зани­мав­ший до того ни одной куруль­ной долж­но­сти. (12) Пре­то­ра­ми избра­ны были Луций Кор­не­лий Лен­тул, Марк Кор­не­лий Цетег, Гай Суль­пи­ций, Гай Каль­пур­ний Пизон. (13) Пизо­ну доста­лись судеб­ные дела в Горо­де¹⁴⁸; Суль­пи­цию — Сици­лия, Цете­гу — Апу­лия, Лен­ту­лу — Сар­ди­ния. Кон­су­лам было на год про­дле­но коман­до­ва­ние.