Юлий Цезарь
Перевод с английского Т. Г. Баранниковой (гл. 1—4), О. В. Любимовой (гл. 5—10).
Звездочкой отмечены ссылки, исправленные переводчиками.
с.5
с.7
1. Достояние народа
«Они варвары, но имеют удивительное государственное устройство».
Эратосфен Киренский (ок. 285— |
с.9 Представьте себе демократическое государство, в котором правит закон. Граждане имеют равные права и вносят вклад во всеобщее благосостояние в соответствии со своими возможностями. Частное расточительство не приветствуется, а правовые гарантии защищают слабых от злоупотреблений власть имущих. А теперь представьте себе огромный приток богатств при жизни всего одного поколения. Возникает беспримерное экономическое неравенство. Богатые становятся ещё богаче и начинают считать, что государство существует только для защиты их интересов и привилегий. Они приватизируют государственные ресурсы, а правовые гарантии и нормы игнорируют или обходят. Социальная напряженность обостряется. Прежние идеалы согласия и сотрудничества кажутся бессильными перед лицом жадности и приверженности к роскоши, одолевших кучку власть имущих.
В таком состоянии находилась Римская республика, когда родился Гай Юлий Цезарь в год, который мы называем 100 годом до н. э.
* * *
Изначально римляне были равны. Они считали, что Ромул, основатель города, разделил на равные участки небольшую территорию, которой тогда управлял, и таким образом создал «для всех величайшее равенство»2. Беженцы приходили отовсюду, никому не задавали вопросов, и всем, кто остался, Ромул дал гражданство и право на равную долю любой вновь завоёванной земли3. Шли годы, и в новой земле не было недостатка.
с.10 Ромул не основал династии. Его преемники, как и он сам, были выбраны голосованием и правили с согласия народа — пока седьмой по счёту царь, Тарквиний Гордый, не захватил власть, убив своего предшественника, и не подчинил римлян силой оружия. Это исключение подтвердило правило: Тарквиний и его род были изгнаны из города в результате народного восстания в 507 г. до н. э. Предводителя освободительного движения звали Луций Брут.
Под впечатлением от правления Тарквиния римляне поклялись, что у них никогда больше не будет царя. Они заменили царскую власть «ежегодными магистратурами и повиновением не мужам, но законам»4. Мы называем это Римской республикой, заимствуя латинскую фразу res publica (первоначально res populica), что означало «достояние народа». Но едва римляне избавились от одной коррумпированной формы правления, как её сменила другая.
К 500 г. до н. э. Рим стал процветающим городом-государством, но дух равенства в нём оказался под угрозой. Некоторые семьи стали называть себя «патрициями», что можно перевести как «знающие своих отцов», и эта самозваная аристократия требовала монополии на государственные должности. Патрицианские магистраты не смогли защитить плебеев (как теперь называли всех остальных) от эксплуатации и даже порабощения патрицианскими землевладельцами и кредиторами. В ответ плебеи избрали собственных представителей, известных как «трибуны», которые с этих пор защищали отдельных лиц и накладывали запрет на любую меру, которую считали нежелательной. Личности плебейских трибунов были объявлены священными: любой человек, применивший к ним насилие, считался святотатцем, а потому подлежал немедленной казни.
с.11 За этим последовало долгое противостояние, пока в 367 г. до н. э. не было заключено соглашение о разделе власти, положившее конец политической монополии патрициев. Оно было достигнуто без кровопролития, что произвело огромное впечатление на греческих наблюдателей. Как позже выразился один из них:
Важнее всего была «равная свобода для всех»6, и создание Римской империи стало возможно лишь благодаря её достижению.
Через четыре поколения после заключения соглашения о разделении власти римляне контролировали всю Италию к югу от Апеннин, достигнув этого путём завоеваний или переговоров. Хорошая сельскохозяйственная земля на территории всего полуострова была разделена на равные участки для римских поселенцев. Стандартный участок имел площадь в семь югеров (около 1,7 гектаров) и, как выразился один полководец, желание получить больше других выдавало плохого гражданина7.
Спустя ещё три поколения, после двух долгих и страшных войн с Карфагеном, римляне властвовали во всём западном Средиземноморье. Во второй войне они противостояли Ганнибалу, военный гений которого уступал лишь Александру Великому. Наибольший вклад в победу над ним внесли два полководца из сословия патрициев (Фабий и Сципион), но историк-плебей, описавший эти великие события, подчёркнуто с.12 отказался называть их имена8. Это была победа народа — и когда в 194 г. до н. э. консул Сципион учредил привилегированные места для сенаторов на театральных играх, это расценивалось как нарушение «равной свободы»:
Римляне по-прежнему считали себя обществом равных и теперь бросали вызов царям. На востоке Средиземноморья великими державами были династические монархии, сменившие недолговечную империю Александра: Антигониды в Македонии, Птолемеи в Египте, Селевкиды в Сирии, Атталиды в Пергаме. Первой пала самая древняя династия — македонская.
В 168 г. до н. э. в битве при Пидне римляне разбили и взяли в плен царя Персея, девятого по счёту от самого Александра, и это стало поистине эпохальным событием. Одним из косвенных последствий этой победы стал приезд в Рим греческого историка Полибия, который провёл годы изгнания за сочинением истории, чтобы объяснить своим соотечественникам,
Ключом к пониманию этого достижения римлян были их «общественные учреждения», и Полибий посвятил целую книгу описанию римской республиканской конституции. По его мнению, её превосходство подтверждалось нравственным поведением граждан: они работали в согласии на благо общества, жертвовали собственными интересами ради благополучия общины, в должности соблюдали присягу и были щепетильны, распоряжаясь государственными средствами11.
Это суждение подтверждает другой иноземный источник — иудейский летописец, рассказавший о восстании Иуды Маккавея против Антиоха, царя из династии Селевкидов. Он сообщает, что в 160 г. до н. э. Иуда слышал о римлянах: хотя их военная мощь могла возводить на трон и свергать царей,
(На самом деле в Риме ежегодно было два консула, но они находились у власти по очереди, сменяя друг друга каждый месяц).
с.14 Полибий и автор «Первой книги Маккавейской» единогласно и убедительно свидетельствуют о том, какими преимуществами обладало «достояние народа», республика равных граждан Рима, вплоть до середины II в. до н. э.
Но что же пошло не так?
с.15
2. Жадность и высокомерие
«Алчность уничтожила верность слову, порядочность и другие добрые качества; вместо них она научила людей быть гордыми, жестокими, продажными во всем и пренебрегать богами».
Гай Саллюстий Крисп (ок. 86— |
с.17 Большие деньги развращают всё, чего касаются, и они определённо коснулись Римской республики. Оглядываясь назад через сотню лет, во время гражданской войны, римские историки выявили моральное разложение: умеренность и самодисциплина сделали Рим великим, а пристрастие к роскоши и потакание своим прихотям погубили его. И произошло это потому, что огромный приток богатств, захваченных в завоевательных войнах, не всем римлянам принёс равную выгоду.
Стремление «приобрести большое состояние честным путём» всегда считалось правомерным для римских граждан14. Каждые пять лет они давали отчёт о своём имуществе цензорам — старшим магистратам, чья обязанность заключалась в оценке финансового, физического и нравственного здоровья граждан. Эта регулярная оценка лежала в основе прямого налогообложения: чем богаче был человек, тем больше он вносил в государственную казну. Но после захвата сокровищ македонского царя всё изменилось. В 167 г. до н. э. прямое налогообложение римских граждан было отменено, и связь между частной собственностью и всеобщим благосостоянием нарушилась.
Развратило республику не богатство как таковое, но его масштабы и надменность его обладателей. Теперь, когда у Рима появились заграничные территории, которыми требовалось управлять и которые можно было эксплуатировать, занятие выборных государственных должностей могло означать с.18 не только ответственность сперва за финансовое управление, затем за судебную власть и, наконец, за военное командование, но и управление провинцией в течение года или дольше и беспрецедентные возможности для обогащения, законного или нет, вдали от бдительного ока честных граждан в Риме.
На особый статус теперь стала притязать новая разновидность аристократии — «нобили», определяемые как «хорошо известные» (nobiles) благодаря своим предкам, занимавшим высокий пост. Самую важную должность, консульство, нобили стали считать своей по праву:
Именно высокомерие нобилитета и народное сопротивление ему стали непосредственной причиной гражданских войн в Риме16.
Богатство требовалось вкладывать в землю, поэтому богатые люди имели огромные владения. Римский народ владел обширной территорией в Италии, по большей части конфискованной у союзных общин, которые поддержали Ганнибала во второй войне с Карфагеном. Арендная плата с этих земель приносила государству большой доход. Очень богатые люди легко могли выкупить наделы своих соседей и приобрести крупные владения, которые возделывались рабами, поэтому была предпринята законодательная попытка ограничить злоупотребления. Закон, предложенный плебейским трибуном, запрещал одному человеку владеть более чем 500 югерами (около 125 гектаров) общественной земли. Эта площадь в семьдесят с лишним раз превосходила ту, что с.19 когда-то считалась достаточной для любого порядочного гражданина. Несмотря на это, закон не соблюдался. Богатые просто игнорировали его и использовали свои огромные владения словно родовые поместья.
В 133 г. до н. э. более решительный трибун, Тиберий Гракх, предложил конфисковать всю общественную землю во владениях, превышающих законные размеры, и разделить её на небольшие участки для наделения безземельных граждан. По его словам, общественная собственность должна приносить пользу всем; а если кто-то имеет больше земли, чем может возделывать, — это дурной обычай17. Один из его коллег попытался наложить вето на это предложение, но Гракх провёл через народное собрание решение о лишении его должности, на том основании, что народные трибуны не должны идти против воли народа.
Закон был принят, но его автор погиб. Группа бескомпромиссных нобилей — конечно же, крупных землевладельцев, — заявила, что само существование республики под угрозой, и забила Гракха до смерти. Это было святотатственное и беспрецедентное в истории Рима деяние, — священного и неприкосновенного трибуна открыто убили во время законного исполнения обязанностей, — и всё же никого не привлекли за это к ответственности. Напротив, когда сенат провёл расследование произошедшего, многие сторонники Гракхов были казнены в ускоренном порядке или изгнаны без суда. Господствующая олигархия явно полагала, что законы писаны для других; а их дело — решать, что отвечает интересам республики, и действовать по своему усмотрению.
После этих событий ничто не могло остаться прежним. Как только убийство было использовано для достижения политических целей и осталось безнаказанным, пути назад не было.
с.20 Следующей жертвой стал Гай, брат Гракха. В 123 г. до н. э. в должности трибуна он организовал систематическое налогообложение «Азии», новой провинции Рима (запад современной Турции), где прежде находилось царство Пергам, царь которого Аттал упредил завоевание, завещав своё государство Риму. Доход от него теперь предназначался римскому народу в целом, а не только нескольким спекулянтам. Ещё один закон Гракха установил государственную систему продажи зерна по гарантированной фиксированной цене для защиты обычных граждан от голода или долговой эксплуатации в период дефицита.
В этот раз олигархи дождались, пока Гракх покинет свою должность, и добились принятия постановления сената, поручавшего магистратам «защищать республику», без оглядки на законы18. Полномочия сената всегда были лишь консультативными, а закон запрещал убийство римских граждан без суда или апелляции. Это была иллюзия юридических полномочий, но нобили сочли её достаточным оправданием для применения вооруженной силы против Гая Гракха. Он покончил с собой, чтобы избежать ареста.
Эти события резко поляризовали римскую политику, и два поколения спустя эта новая реальность уже воспринималась просто как должное:
Когда Цицерон это писал, он не сочувствовал делу популяров. Но в другой работе ему хватило честности признать, что оптиматами себя называла клика олигархов20.
С этого момента мы можем использовать данную терминологию для описания двух сторон идеологической борьбы. Буквальное значение слова optimates — это «лучшие», как ἄριστοι в греческом (отсюда «аристократия», как «правление лучших»), но важно помнить, насколько тенденциозным был этот термин. Именно это подразумевал Гай Гракх, когда подчеркнуто назвал людей, убивших его брата, pessimi («худшие»)21. Термин populares был более прозрачным ярлыком и указывал на людей, веривших в старую, эгалитарную rem publicam, «народное достояние».
Негодование популяров можно услышать в речи, которую в 111 г. до н. э. произнёс перед народом плебейский трибун, нападая на коррумпированных олигархов, убивших братьев Гракхов и без суда казнивших их сторонников:
с.22 Вскоре оптиматы были так ослаблены скандалами, связанными с взяточничеством и военной некомпетентностью, что в 108 г. до н. э. человек сравнительно скромного происхождения, Гай Марий из Арпина, был избран консулом, чтобы завершить войну в северной Африке, ранее почти проигранную полководцами-аристократами.
Марий избирался консулом пять раз подряд, в 104—
Но с таким врагом Рим никогда прежде не сталкивался. В движение пришли целые «варварские» племена, десятки тысяч боеспособных мужчин с женщинами и детьми в огромных обозах, бродившие по Европе в поисках плодородной земли для поселения. Они отразили уже четыре попытки римлян задержать их; последнее столкновение с ними у Араузиона (совр. Оранж) в 105 г. до н. э. стало самым тяжёлым поражением римлян за столетие с лишним. Плодородной землёй, которую германцы пожелали занять, стала обширная равнина между Альпами и Апеннинами — «Галлия по эту сторону Альп», как называли её римляне.
В 102 г. до н. э. германцы подступили к ней с двух сторон: тевтоны — с запада (из современного Прованса), кимвры — с севера (из современной Австрии), через перевал Бреннер. Марий в своё четвёртое консульство взялся за тевтонов и с.23 разбил их при Аквах Секстиевых (совр. Экс-ан-Прованс), но его коллега-аристократ Квинт Катул не смог остановить кимвров, когда они спустились в Валь д’Адидже. И солдаты, и гражданское население в ужасе бежали: «Рассеявшись по стране, лишенной защиты, кимвры опустошили ее»23.
Теперь кимвры контролировали всю богатую территорию от Альп и до реки По. Только Марий мог вернуть её обратно. И он сделал это в 101 г. до н. э., в своё пятое консульство, когда разгромил орду кимвров в битве на Раудийских полях (вероятно, около Ровиго). Катул был вторым командующим, и с типичным для оптимата высокомерием приписал победу себе. Но римский народ знал, кто спас Италию от варваров: «Дома, за праздничной трапезой с женой и детьми, каждый посвящал начатки яств и совершал возлияние Марию наравне с богами»24. Затем они снова избрали его консулом.
Не все аристократы были жадными олигархами. Сам Марий женился на Юлии, девушке из очень древней патрицианской семьи Юлиев Цезарей, утверждавших, что ведут род от богини Венеры. Брат Юлии служил в комиссии, ответственной за раздачу земель нуждающимся гражданам, включая ветеранов Мария. Его жена Аврелия в шестое консульство Мария родила мальчика. Ребёнок был назван в честь отца: Гай Юлий Цезарь.
с.25
3. Юноша, заслуживающий внимания
«В этом мальчишке — много Мариев».
Луций Корнелий Сулла (ок. 138— |
с.27 Нам ничего не известно о детстве Цезаря, но источники сообщают, что его превосходное образование — заслуга его матери Аврелии, а его необыкновенно чистая латинская речь сформировалась в домашней обстановке26. Римляне считали, что речь отражает характер человека27, а так как Цезарь стал одним из лучших ораторов своего времени, то суждение искушённых людей, называвших его речь убедительной, резкой, энергичной, откровенной, благородной, в равной мере относится и к его истинному характеру28. Он был высок, силён, хорошо владел оружием — и всю свою жизнь являлся популяром старого образца.
К тому времени, как Цезарь достиг совершеннолетия, народное дело постигли несколько серьёзных неудач. Пусть Марий, дядя Цезаря, и спас Италию, но как только кризис закончился, оптиматская олигархия безжалостно нанесла ответный удар, убив двух избранных трибунов. Один из них выдавал себя за сына Тиберия Гракха, другой — видный политик по имени Луций Сатурнин — ранее протолкнул ряд популярных мер, включая распределение между бедными гражданами — и ветеранами Мария — обширных земель, вновь отвоёванных у кимвров в «Галлии по эту сторону Альп». Сенат признал меры Сатурнина незаконными и понадеялся, что его участь устрашит будущих реформаторов. Итак, богатые и могущественные люди снова прибегли к открытому насилию для защиты своего положения.
с.28 Когда это произошло, Цезарь был ещё младенцем. Когда ему исполнилось девять лет, был убит следующий трибун — Марк Друз в 91 г. до н. э. На этот раз убийство не стало публичным (неизвестный убийца, нож между рёбер), но все прекрасно знали его причину. Надеясь возродить традиционное великодушие Рима в вопросах гражданства, Друз предлагал предоставить его всем союзным общинам в Италии. После его убийства возмущённые союзники поднялись против Рима.
Война стала тяжёлой и ожесточённой, консулы 90 и 89 гг. до н. э. пали в бою, и союзники покорились лишь после того, как Рим удовлетворил их требования. Самым успешным римским полководцем стал патриций Луций Сулла. Он был консулом в 88 г. до н. э., когда пришли известия о том, что римская провинция Азия захвачена, а жившие там римляне перерезаны. Некогда эта область была царством Пергам, а вторгся в неё другой царь — Митридат из Понта (северо-восточная Турция).
Необходимо было отправить туда армию. Сулла, естественно, предполагал, что командовать ею будет он, но народ решил иначе. Одним из народных трибунов этого года был красноречивый молодой человек по имени Публий Сульпиций, популяр в традициях Сатурнина и Гракхов29, и по его предложению народ передал командование своему прежнему герою Гаю Марию: ему исполнилось уже 70 лет, но он был по-прежнему деятелен и находился в хорошей форме.
Вслед за этим аристократы прибегли к насилию, которое достигло совершенно нового уровня. Сулла покинул город и отправился в Кампанию, где армия, которой он командовал в прошлом году, всё ещё осаждала крепость мятежников. Он вновь принял командование над войском и с.29 с шестью легионами двинулся на Рим. «Я освобожу город от тирании», — объявил он30.
Силы, собранные Сульпицием и Марием для обороны, сделали всё возможное, но были сокрушены на улицах Рима. На следующий день рано утром 12-летний Гай Цезарь без сомнения пришёл вместе с отцом на Форум и увидел там консулов, окружённых военной охраной и разъясняющих римскому народу новый порядок. «Равная свобода» отменялась: впредь все голосования должны были проходить в собраниях, структура которых определялась в зависимости от имущественного класса, так что самые богатые голосовали первыми. Ни одно предложение теперь не могло быть поставлено на голосование без предварительного одобрения сената. Трибуны лишались законодательной инициативы и права вето. Вооружённые солдаты патрулировали улицы. Сульпиций скрылся, но его настигли и убили. Старик Марий сумел избежать ареста и бежал за море. Для мальчика, который только знакомился с политикой, это был настоящий урок.
Однако военный переворот невозможно было закрепить навечно. Вскоре Сулла отправился на войну с Митридатом, которая оказалась долгой и трудной. В 87 г. до н. э. произошла ещё одна гражданская война: мрачный и озлобленный Марий вернулся, чтобы отомстить своим врагам. Теперь гибли уже оптиматы — они стали жертвами круговорота насилия, который сами же и породили. Но в январе 86 г. до н. э., на тринадцатый день своего седьмого консульства, Марий умер. Консулом теперь был популяр Луций Цинна, переизбранный затем ещё дважды; он руководил государством на протяжении краткого периода стабильности перед возвращением Суллы.
Шаткий мир длился три года, и за это время юный Цезарь достиг совершеннолетия (14 лет), потерял отца (в с.30 15 лет) и женился (в 16 лет). Он был племянником Мария, а его невеста Корнелия — дочерью Цинны. Это был символичный брак, и не всем он понравился.
В 82 г. до н. э. Сулла вернулся, вновь с закалённой в боях армией, и снова разразилась гражданская война. На этот раз он был настроен остаться у власти и добиться принятия своей аристократической программы. Он возродил конституционный метод, впервые разработанный патрициями в эпоху Ранней республики для контроля над плебеями: чрезвычайное назначение диктатора (на латыни: «тот, кто отдаёт приказы»), чьи распоряжения нельзя было обжаловать. Ранее диктатор не мог удерживать свою неограниченную власть дольше шести месяцев, но Сулла вполне мог обойтись без подобных тонкостей. Он решил стать «диктатором для составления законов и упорядочения государственного строя» и занимать эту должность до тех пор, пока результаты его не устроят31.
Сулла опубликовал список граждан, которых он не одобрял. Любого человека, названного в этих «проскрипциях», можно было безнаказанно убить; тому, кто принесёт его голову для опознания и выставления напоказ, полагалось вознаграждение. В результате погибло 4700 человек, включая около сорока сенаторов. Их имущество было конфисковано и продано на торгах, а их дети лишились права занимать государственные должности.
В этой атмосфере террора молодая пара находилась в серьёзной опасности. Приданое Корнелии было конфисковано, и Сулла велел Цезарю развестись с ней. Он отказался — и скрывался до тех пор, пока его родственники, имевшие хорошие связи, не убедили диктатора не убивать его. Без сомнения, они пообещали, что упрямый мальчик станет хорошим оптиматом. Сулла сказал, что они ошибаются, но оставил Цезаря в покое. Тот всё равно находился вне с.31 пределов досягаемости: он служил штабным офицером в ещё не полностью отвоёванной провинции Азия. В 19 лет он вёл себя так, как и ожидалось от молодого римского аристократа: старался принять участие в каких-то военных действиях, чтобы прославиться.
Правление Суллы стало победой нобилитета. «Ибо кто не видел, что низы боролись за власть с людьми вышестоящими? — писал современник. — Каждому возвращен его надлежащий ранг и положение благодаря Луцию Сулле»32. Вот такое равенство. После отмены трибунских прав вето и законодательной инициативы олигархи-оптиматы могли управлять республикой по своему усмотрению, без всякого нежелательного вмешательства со стороны римского народа. Но было и сопротивление. Как только Сулла удалился от общественной жизни (79 г. до н. э.), и вскоре после этого умер, один из консулов, аристократ по имени Марк Лепид, начал призывать к отмене его законодательства.
Цезарь находился в Киликии (южная Турция), самом отдалённом уголке восточного Средиземноморья, где царило беззаконие. Ему исполнилось 22 года, и он уже был заслуженным офицером: в Азии он получил дубовый венок (corona civica), присуждавшийся тому, кто спас жизнь согражданина, убив врага на поле боя33. Узнав о смерти Суллы, он вернулся прямиком в Рим. Лепид надеялся найти в Цезаре союзника-популяра — но Лепид уже возглавил армию мятежников, а Риму тогда меньше всего была нужна ещё одна гражданская война. Цезарь отклонил его предложение. Сенат, под предводительством «всего нобилитета» и «командиров и знаменосцев сулланского режима», поддерживал любые карательные меры, какие считались необходимыми34. Силы Лепида были разгромлены к северу от Рима, а с его сторонниками расправились с.32 так же жестоко, как и с последователями Гракхов и Сатурнина35.
Красноречивый юноша, прославившийся на войне и не запятнанный участием в вооружённом восстании, начал защищать «народное достояние» надлежащим образом: он привлёк к суду тех, кто наживался на коррупции.
«Римской империи» в точном смысле слова ещё не существовало, но «под властью римского народа» уже находилось много обширных заморских территорий, завоёванных силой оружия или благодаря дипломатии, подкреплённой военной угрозой. Цари знали, что их царства могут стать следующими, и не питали иллюзий относительно того, как римляне достигли власти и богатства36. Римский народ не беспокоился из-за этого (в конце концов, их основатель Ромул был сыном Марса), но ожидал, что их заморские владения должны приносить доход государственной казне, в интересах всего гражданского населения, а не становиться частной добычей сенаторов, управляющих этими землями.
Ещё в 149 г. до н. э. один из плебейских трибунов учредил постоянный суд для привлечения к ответственности наместников-вымогателей; позже Гай Гракх запретил сенаторам заседать в нём в качестве присяжных, но Сулла отменил его закон, и теперь бывшие наместники, привлечённые к суду, могли положиться на сочувствие судей, которые либо ранее делали то же самое, либо надеялись получить такую возможность в ближайшем будущем. Когда в 77 г. до н. э. Цезарь обвинил в суде Гнея Долабеллу, то представил множество доказательств и произнёс прекрасную речь, но не смог добиться обвинительного приговора. В следующем году он взялся за другого известного вымогателя, на этот раз в гражданском суде, но вновь проиграл дело.
с.33 Большие деньги развращают всё. Коррупция стала открытой и вопиющей37, и пока «упорядоченный Суллой государственный строй» не был отменён, а полномочия трибунов — восстановлены, жадность и высокомерие не поддавались никакому контролю. Поскольку популяры стремились заставить должностных лиц отвечать перед обществом за их действия, молодой патриций производил большое впечатление:
Но должно было пройти ещё несколько лет, прежде чем он достигнет законного возраста занятия государственных должностей. Пришло время вернуться на войну.
В конце 75 г. до н. э. умер Никомед, царь Вифинии (северо-западная Турция), завещав своё царство римскому народу. Его восточный сосед Митридат, старый враг Рима, не собирался соглашаться с аннексией без борьбы. Цезарь тогда находился в этой области, но не имел свободы действий. Он был похищен пиратами на северо-востоке Эгейского моря и ожидал выкупа. Как только деньги были доставлены, и Цезарь вернулся на материк, он снарядил несколько кораблей, захватил пиратов с.34 и казнил их, сделав всё это под собственную ответственность. Когда разразилась война, он и его новобранцы помогли защитить провинцию от армии Митридата. Таким Цезарь был в 25 лет.
с.35
4. Карьерная лестница
«Если вы последуете предложению Гая Цезаря, избравшего в своей государственной деятельности путь, считающийся защитой интересов народа, то мне, пожалуй, — при том, что это предложение вносит и защищает именно он, — в меньшей степени придется страшиться нападок сторонников народа. Если же вы последуете другому предложению, то у меня могут возникнуть значительно бо́льшие затруднения».
Марк Туллий Цицерон (106— |
с.37 Каждый год римский народ избирал двадцать квесторов, большинство из которых служило в заморских провинциях в качестве помощников наместников, надзирая за финансами. Квестура была «первой почётной должностью» (избрание на этот пост давало доступ в сенат)40, и занять её можно было в возрасте не младше 30 лет. Второй ступенью мог быть трибунат (каждый год избиралось десять плебейских трибунов) или эдилитет — четыре эдила каждый год устраивали в Риме публичные празднества — гонки на колесницах, театральные представления, — а потому эта должность представляла собой очень дорогую, но отличную рекламу. Третьей ступенью была претура, магистратура в современном смысле слова[1]: претор занимался судопроизводством, но также имел военную власть, которую римляне называли «империй» (imperium). Поскольку ежегодно избиралось восемь преторов, каждый новый сенатор с вероятностью 40% мог достичь должности, позволявшей ему командовать войсками и управлять провинцией. После этого ставки возрастали — статистически только два бывших претора могли достичь четвёртой и последней ступени на вершине лестнице — консульства.
Если римский народ получал редкую возможность избрать в консулы политика-популяра, то стремился оставить его на этой должности путём переизбрания (как Мария с 104 по 100 гг. до н. э. или Цинну с 87 по 84 гг. до н. э.). Оптиматы противились этому — они предпочитали передавать с.38 консульство по кругу между собой, и вполне закономерно, что Сулла угодил им, запретив добиваться второго консульства, пока не истекло десять лет после первого. Когда Цезарь занял первую «почётную должность», то есть квестуру, многие законы Суллы уже были отменены — но не это ограничение. Если бы он добрался до вершины, чего можно было ожидать от столь способного и честолюбивого человека, то имел бы лишь год на все необходимые мероприятия, а затем олигархи целых десять лет могли бы опять делать всё по-своему.
Сложилось так, что тяжёлая утрата дала Цезарю возможность заявить перед народом о своей позиции. В начале 69 г. до н. э., не дожив до тридцати лет, умерла Корнелия (у них был один ребёнок — дочь), и примерно тогда же скончалась Юлия, тётя Цезаря. На похоронах обеих он произнёс проникновенные речи, напомнив гражданам, что эта юная женщина была дочерью Цинны, а та патрицианка — вдовой Мария. Ни Марий, ни Цинна не имели общественных мемориалов. Сулла объявил обоих врагами народа, а прах Мария выбросил в реку. Но Цезарь позаботился о том, чтобы показать изображение Мария в похоронной процессии Юлии:
Цезарь получил поддержку — теперь нужно было её правильно использовать.
с.39 Цезарь отслужил свою квестуру в Испании, но уехал оттуда рано. Права трибунов были восстановлены, и коррумпированная сулланская олигархия теперь находилась в обороне. В такое время лучше было находиться в Риме. Но на обратном пути он сделал один визит.
Нынешняя Ломбардская равнина в северной Италии в те времена называлась «Галлией по эту сторону Альп» и была провинцией под управлением проконсула. После поражения кимвров обширные и плодородные земли к северу от реки Пад (ныне По) были заняты мелкими землевладельцами, в основном ветеранами Мария и их потомками, которые называли себя «транспаданцами». Свои наделы они получили от Сатурнина, и сначала их законность оспаривалась, но в 89 г. до н. э. они были официально признаны «латинскими колонистами»; это был промежуточный статус между иноземцем и гражданином, и только после избрания на местную магистратуру латин становился полноправным гражданином. Теперь, когда вся Италия к югу от Апеннин обладала римским гражданством (со времён Союзнической войны в 90—
Сам он не мог стать трибуном (патриций не имел права избираться на эту должность), но оказал всю возможную поддержку реформаторской программе трибунов. В частности, он был единственным сенатором, поддержавшим чрезвычайное командование против пиратов, предусматривавшее беспрецедентные полномочия во всём Средиземноморье. Народ проголосовал за принятие закона вопреки яростному сопротивлению оптиматов, и это решение сразу же было с.40 оправдано быстрой и блестящей победой избранного ими полководца — Гнея Помпея (Помпея Великого).
Помпей был всего на шесть лет старше Цезаря, но к сорока годам уже являлся самым опытным и успешным военачальником своего времени. Он сражался за Суллу в гражданских войнах, а затем за сулланскую олигархию, но в 70 г. до н. э. поддержал своим престижем и харизмой дело восстановления полномочий трибунов. Его не интересовала политическая идеология, он желал аплодисментов и восхищения — и получил их в изобилии.
В 67 г. до н. э. Помпей провёл виртуозную кампанию по уничтожению пиратского флота и баз, а в следующем году получил командование всеми армиями в восточных провинциях (оттуда были отозваны три военачальника-аристократа), чтобы, наконец, прикончить непримиримого врага Рима — Митридата Понтийского. Это решение вновь было принято народом по предложению трибуна вопреки сопротивлению сената, и его Цезарь тоже поддержал.
Сам Цезарь начал добиваться благосклонности народа в свой эдилитет в 65 г. до н. э. Потратив огромные деньги, взятые в долг, он устроил несколько необычайно великолепных игр в специально построенных временных портиках на Форуме и на Капитолии. Кульминацией стала особая постановка:
Катул был одним из тех «командиров и знаменосцев сулланского режима», которые победили Лепида двенадцатью годами ранее, и сыном Катула, который не смог остановить кимвров, а затем притязал на славу победы над ними. Он и Цезарь, соответственно, олицетворяли взгляды оптиматов и популяров на то, какой должна быть Республика.
Два года спустя, в 63 г. до н. э., Цезарь победил на двух выборах подряд. Исход первых был предсказуем; это были преторские выборы, третья ступень лестницы. Вторые выборы оказались большим сюрпризом.
Исполнением римских религиозных обрядов занималось не профессиональное духовенство, а различные жреческие коллегии, состоявшие из сенаторов. Одна из них, коллегия понтификов (pontifices), должна была информировать римский народ о его обязанностях перед богами, и в 63 г. до н. э., по предложению трибуна, народ принял закон, согласно которому члены коллегии понтификов должны были назначаться не путём кооптации, как постановил Сулла, а путём народного голосования. Цезарь вошёл в эту коллегию около десяти лет назад, с.42 и как раз в этот момент умер глава коллегии (верховный понтифик, pontifex maximus), и требовалось избрать его преемника. Единственными реальными кандидатами считались два немолодых аристократа, одним из которых был Катул. Но народ избрал Цезаря.
Цезарь действовал в своём духе: он бросил кости, чтобы получить или всё, или ничего. Взяв взаймы такие огромные суммы для проведения игр, он должен был доказать своим кредиторам, что в нём есть что-то особенное. В случае провала они пустили бы его имущество с торгов. Сообщается, что, отправляясь на выборы, Цезарь сказал своей матери: «Или я вернусь верховным понтификом, или совсем не вернусь».
В том году у популяров было полно работы: предложения трибунов по облегчению долгового бремени и распределению земель (оба заблокированы оптиматами), а в конце года, совсем как во времена Лепида, вооружённое восстание обедневших и отчаявшихся мелких землевладельцев. И снова сенат принял постановление об одобрении карательных мер без оглядки на законы, и в декабре председательствующий консул Марк Цицерон спросил сенат, что ему делать с пятью арестованными, которые, очевидно, готовили в городе кровавый переворот. Сенат проголосовал за немедленную казнь, словно он имел судебные полномочия. Цезарь высказался против, и когда он вышел из здания, телохранители консула окружили его, обнажив мечи. Цицерон приказал пропустить его, но оптиматы были убеждены, что он имел право отдать и иной приказ.
Месяц спустя Цезарь в полной мере использовал свои преторские полномочия, поддерживая одного из трибунов, обвинявшего Цицерона в бессудной казни с.43 римских граждан, а Катула — в растрате государственных средств, выделенных на восстановление храма Юпитера на Капитолии. Как всегда, популяры боролись против жадности и высокомерия.
В ответ сенат временно отстранил Цезаря от должностных обязанностей. Сначала Цезарь проигнорировал это решение, так как конституция не давала сенату права налагать такое ограничение, но когда возникла угроза насилия, удалился в свой дом:
Цезарь продемонстрировал то, что хотел: мнение народа нельзя игнорировать.
В этом году (62 г. до н. э.) самые важные вести пришли с востока. Митридат был мёртв, и победоносный Помпей продолжал обустраивать весь этот регион вплоть до Иудеи на юге, аннексировав по ходу дела остатки сирийского государства Селевкидов. Как выразился сам Помпей, он покорил все земли от Крымского полуострова до Красного моря, и увеличил доходы римской государственной казны с 50 миллионов до 135 миллионов денариев в год45. Помпей вернулся в Италию в конце года, уверенный в том, что его распоряжения будут ратифицированы, а его заслуженные ветераны получат земельные участки. Этого не случилось. Оптиматы не с.44 разделяли народного энтузиазма в отношении Помпея, и на протяжении следующих двух лет (61—
Цезарь тем временем находился в своей преторской провинции Дальняя Испания и использовал против коренного населения Лузитании традиционную империалистическую тактику Рима: спровоцировать сопротивление, а затем покорить восставших. Затем с присущей ему энергией и решительностью он быстро набрал флот в Гадесе (современный Кадис) и отправился вдоль Атлантического побережья за Финистерре, где принял капитуляцию каллаиков на территории современной Галисии. Так что он тоже мог отправить домой прекрасный отчёт: как Помпей дошёл до Красного моря, так и Цезарь продемонстрировал власть Рима на побережье самого внешнего Океана. Именно это желал услышать римский народ, и это звучало куда лучше обычных историй о проконсулах-оптиматах, набивающих свои сундуки. Добыча Цезаря (а её было много) пошла на выплату долгов кредиторам.
Когда год его наместничества подошёл к концу, Цезарь отправился в Рим, даже не дожидаясь прибытия своего преемника. Впереди было много работы: предвыборная борьба, консульство и осуществление программы популяров. Чтобы преодолеть упорную вражду оптиматов-олигархов, ему требовалась любая помощь, и особенно он нуждался в поддержке троих человек.
Одним из них был Помпей, которому так и не удавалось провести земельный закон в интересах своих ветеранов и официально ратифицировать восточные распоряжения. Ему нужен был энергичный консул, достаточно жёсткий, чтобы преодолеть сопротивление. Вторым был Марк Красс, самый богатый человек в Риме, и, как и Помпей, с.45 бывший сулланец, отдалившийся от оптиматов. Ему нужен был закон о предоставлении его союзникам, занимавшимся сбором налогов, более выгодных условий контракта. Проблема состояла в том, что они с Помпеем друг друга терпеть не могли. Третьим был Цицерон с его необычайно убедительным красноречием, которого можно было увести в сторону от дела оптиматов. Переход на другую сторону позволил бы ему соскочить с крючка, на котором он оказался три года назад, казнив римских граждан без суда.
Цезарь выиграл выборы, но с коллегой ему не повезло: им стал оптимат Марк Бибул. Цицерон, много размышляя о том, как поступить после их вступления в должность, писал своему другу Аттику в декабре 60 г. до н. э.:
Он выбрал первый вариант и не получил спокойной старости. Цезарь был разочарован, но его дипломатия позволила с.46 примирить Помпея и Красса. Втроём они заключили формальный союз, объединили ресурсы и составили планы.
с.47
5. Здоровье государства
Что? Если я улучшу отношения также с Цезарем, которому теперь ветры чрезвычайно благоприятствуют, разве я этим нанесу государству такой вред? (…) Все же лечение, которое оздоровило бы порочные части государства, заслуживало бы не меньшего одобрения, нежели лечение, при котором они были бы иссечены.
Марк Туллий Цицерон, в письме своему другу Аттику в 60 г. до н. э.47 |
с.49 Благодаря необычайной удаче до нас дошла немалая часть переписки Цицерона, поэтому период между 61 и 43 гг. до н. э. — наиболее освещённые источниками годы во всей истории Рима. Эти письма имеют важное значение для нашего рассказа, потому что позволяют нам взглянуть на убеждения политика-оптимата, причём необычайно умного, образованного и чётко выражающего свои мысли. Одну его мысль следует особенно подчеркнуть: здоровье государства.
Уподобление государства человеческому телу было традиционной метафорой в римской мысли48; гармоничное сотрудничество разных частей тела олицетворяло взаимные уступки, ненасильственные прения и компромиссы, так впечатлившие Полибия и автора Первой книги Маккавейской за сто лет до эпохи Цицерона. Но с тех пор многое изменилось.
Строго говоря, сенат был «сенатом римского народа» (senatus populi Romani), то есть служил римскому народу и нёс перед ним ответственность49. Оптиматы считали это вздором. Они предпочитали считать, что народ передал сенату контроль и руководство государством50. Согласно их воззрениям, лишь они сами могли оценить здоровье государства и решить, требуется ли ему медикаментозное лечение или же хирургическое. В последнем случае можно было применять насилие со смертельным исходом51.
с.50 Какая политическая болезнь могла оправдать подобное вмешательство? Ответ на этот вопрос дают ещё две популярные в то время метафоры. Поскольку Республика состояла из свободных граждан, неподвластных царю или господину, в ней была абсолютно неприемлема любая власть, которая описывалась терминами dominatio (власть господина над рабами) или regnum (власть царя над подданными). Кроме того, многие состоятельные римляне были достаточно хорошо образованы в области греческой философии, чтобы ознакомиться с классическим анализом тирании в «Государстве» Платона и «Политике» Аристотеля, где, как представлялось, обосновывалась идея, что убийство такого правителя не только допустимо, но и является моральным долгом. Даже такой гуманный и цивилизованный человек, как Цицерон, считал самоочевидным, что «тиран» утрачивает право на то, чтобы с ним обращались как с человеческим существом: он должен быть «отделён от всеобщей, так сказать, человечности нашего тела» подобно тому, как ампутируют больную часть тела52. И кто же должен принимать решение об этой ампутации? Оптиматы не видели в этом никакой проблемы. Разумеется, они.
Только учитывая весь этот контекст, мы можем понять реакцию на программу, предложенную Цезарем в его консульство в 59 г. до н. э.
Первым делом Цезарь создал систему записи и публикации заседаний сената. Народу следовало знать, что говорят и делают народные сенаторы. Затем он инициировал дебаты по поводу земельного закона, настаивая на том, что предложенное им законодательство отвечает интересам всех:
Цезарь не предлагал конфисковать или принудительно выкупать чужую собственность; благодаря доходам от великих завоеваний Помпея, государственная казна могла выкупить её у желающих продать по цене, задекларированной во время ценза. Эту покупку должна была организовать земельная комиссия из двадцати сенаторов, не включающая Цезаря, а кампанская земля, расположенная ближе всего к сельским поместьям богатых сенаторов, прямо освобождалась от распределения.
Сенат не смог найти никаких оснований для возражений, но отказался поддержать законопроект. Главным выразителем мнения сенаторов выступил Марк Катон, личный враг Цезаря и правнук историка, не называвшего полководцев по именам (гл. 1). Катон Старший был открытым традиционалистом, выступавшим за старые республиканские доблести и против стремления к роскоши и расточительства, последовательным противником богатой аристократии54. Его потомок был столь же суров в своей нравственности и столь же враждебен новшествам; но в итоге его бескомпромиссность защищала господство тех самых аристократов, приверженных роскоши: «Он не нашёл никаких недостатков в предложенной мере, но тем не менее из общих соображений призывал сенаторов сохранять существующие порядки и не выходить за их пределы»55.
Марк Бибул, второй консул этого года, был зятем Катона. В народном собрании Цезарь спросил его, что именно он не одобряет в законопроекте. Бибул с.52 сумел лишь ответить, что в год своей должности не допустит никаких нововведений. Цезарь обратился к народу: «Вы получите этот закон, только если он согласится». — «В этом году вы его не получите, — заявил им Бибул, — даже если вы все этого хотите». И удалился56.
Продемонстрировав, что оптиматы отказываются считаться с волей народа, Цезарь взял дело в свои руки. Слабое сопротивление было сметено, и земельный закон был принят без одобрения сената. Через несколько месяцев Цезарь провёл второй закон о распределении кампанской земли, ранее освобождённой от него. Восточные распоряжения Помпея были ратифицированы, контракты друзей Красса на откуп налогов — пересмотрены, и теперь можно было ожидать поступления доходов.
Цицерон в письмах жаловался на тиранию и порабощение. Он имел в виду, что крупным землевладельцам — мнение которых он выражал, — больше не удаётся делать всё по-своему57. Естественно, ему на ум пришло здоровье государства: «Ныне государство действительно умирает от какой-то новой болезни: хотя все и порицают то, что совершено, жалуются… однако не применяется никакого лечения»58.
В августе стало ясно, какое именно лечение могло бы здесь применяться: доносчик раскрыл заговор группы молодых аристократов с целью убийства Помпея. Оптиматы называл это обвинение лживым, но если вспомнить, что их отцы и деды сделали с Тиберием Гракхом и Луцием Сатурнином, оно выглядело вполне правдоподобно.
Кризис Республики разросся вокруг простого вопроса: для кого существует Римская империя?
Прошло более ста лет после отмены прямых налогов, с.53 и теперь римский народ считал само собой разумеющимся, что главным источником доходов его казны должны быть поступления из провинций. Легко понять, почему Митридат Понтийский, тридцать лет боровшийся против римлян, называл их «разбойниками, грабящими все народы» (latrones gentium)59. Мало кого из римлян это волновало, но их волновало, кто получает доход. И без того богатые люди, которые вкладывают деньги в огромные поместья и рабов для их возделывания, — или простой народ, который сражался в войнах, обеспечивших эти доходы?
Уже давно было признано, что сенаторы высокого ранга, управляющие провинциями, вымогают там деньги и злоупотребляют властью, но до сих пор никто всерьёз не занимался решением этой проблемы. Теперь Цезарь выдвинул всесторонне продуманный законопроект, регулирующий поведение наместников. Сенат отказался его обсуждать, и тем не менее эта мера стала поистине фундаментальным законодательным актом, на века вперёд определившим нормы римской провинциальной администрации60. Он обеспечивал рациональную эксплуатацию провинций в (римских) общественных интересах и сбор провинциальных налогов в государственную казну в соответствии с контрактом на фиксированную сумму; должностные лица лишались возможности использовать сбор налогов для пополнения своих частных состояний.
Эта мера, как и распределение земли, не понравилась клике оптиматов. Она рассчитывала воспрепятствовать принятию подобных законов и расценивала как тиранию любое сопротивление на пути к этой цели. Наиболее сильный гнев вызывал у неё Помпей как самый влиятельный из троих союзников. В апреле 59 г. до н. э. Помпей женился на Юлии, дочери Цезаря. Несмотря на тридцатилетнюю разницу в возрасте, их брак оказался очень счастливым; но оптиматы видели в нём лишь циничный оппортунизм. «Нет сил терпеть этих людей, — гремел с.54 Катон, — которые брачными союзами добывают высшую власть в государстве и с помощью женщин передают друг другу войска, провинции и должности»61. Он имел в виду здесь также брак самого Цезаря с Кальпурнией, чей отец Луций Пизон был одним из консулов, избранных на следующий год. Цезарю требовался дружественный консул на то время, когда он отправится на завоевательную войну в интересах народа.
Сенат рассчитывал нейтрализовать последствия консульства Цезаря, объявив, что консульскими провинциями этого года станут леса и скотопрогонные дороги в Италии; по сути, это была полицейская задача по борьбе с разбоем в сельской местности. И снова народ бросил вызов сенату и настоял на своём. По предложению одного из трибунов Цезарь получил чрезвычайное командование на пять лет в «Галлии по эту сторону Альп» (что стало радостной вестью для транспаданских поселенцев, всё ещё мечтающих о полноправном гражданстве) и Иллирике на северо-восточном побережье Адриатики (современные Словения и Хорватия).
Очевидно, Цезарь планировал завоевать придунайские земли, где харизматичный вождь по имени Буребиста создал мощный союз племён62, но имелась и другая возможность. Завоевание «Заальпийской Галлии» (современные Франция и Бельгия) избавило бы Италию от того ужаса, который внушили ей кимвры и тевтоны. Поэтому Помпей в сенате предложил прибавить к командованию Цезаря Трансальпийскую Галлию. Сенат согласился. Значит ли это, что они отказались от борьбы — или же начали более коварную игру? Если бы Цезарь начал войну в Галлии, то очень скоро вступил бы в конфликт с германским вождём по имени Ариовист, который в это время присоединял с.55 к своим зарейнским землям южный Эльзас. Некоторые из весьма влиятельных римлян поддерживали контакты с Ариовистом. Через посланцев они заявили германцу, что очень обрадовались бы смерти Цезаря63.
с.57
6. К Океану и за Океан
О, каким приятным было для меня твое письмо из Британии! Меня страшил Океан, страшили берега острова… У тебя, я вижу, есть превосходная тема для описания. Какая перед тобой местность, какая природа, какие нравы, какие племена, какие битвы и, наконец, какой император!
Марк Туллий Цицерон, в письме брату Квинту в 54 г. до н. э.64 |
с.59 Что такого особенного в Цезаре? Другие люди тоже были умны, талантливы, честолюбивы, обаятельны и беспощадны, но Цезарь сочетал в себе все эти качества — и многие другие. Его отличали необыкновенная энергия, решительность и способность к концентрации.
Когда ему требовалось чем-то овладеть, он овладевал этим в совершенстве. Например, благодаря случайности нам стало известно, что его письменная инструкция для уполномоченных по реализации земельного закона начиналось с объяснения происхождения землемерной науки65. Он изумительно умел концентрировать свои умственные силы. Он мог, не прерывая чтения или письма, диктовать послания или слушать письменные донесения, а при необходимости мог одновременно диктовать четыре разных письма четырём секретарям66. В любых обстоятельствах Цезарь держал в голове необходимые ему сведения и готов был действовать без малейшего промедления.
Вся эта многозадачность потребовалась ему зимой и весной 59—
Одним из трибунов, избранных на 58 г. до н. э., был хорошо известный молодой аристократ с радикально популярской программой. Это был Публий Клодий из патрицианского рода Клавдиев, изменивший написание своего имени ради популярности среди простонародья. Патриции не имели права занимать трибунат, поэтому Клодий добился усыновления в плебейский род. Поскольку оно требовало религиозной санкции, его должен был одобрить верховный понтифик. Цезарь это сделал, рассчитывая, несомненно, на то, что ценность политических проектов Клодия окажется выше, чем опасность его бунтарского стиля.
Дело осложнялось тем, что Клодий был смертельным врагом Цицерона, который незадолго до того уничтожил его алиби в скандальном судебном процессе; Цезарь же по-прежнему надеялся привлечь этого златоуста на свою сторону. Теперь Клодий внёс закон, подчёркнуто восстанавливающий традиционный принцип, согласно которому римского гражданина нельзя казнить без суда — как поступил Цицерон в 63 г. до н. э. на основании одного лишь решения сената. Ясно, что римский народ мог рассчитывать на его немедленное обвинение и осуждение. Цезарь сделал для Цицерона всё, что было в его силах. Ранее он уже предлагал ему в качестве защиты место в своём штабе, а теперь публично осудил закон Клодия, имеющий обратную силу, но было слишком поздно. Цицерон решил опередить события и в середине марта покинул Рим и отправился в изгнание. Цезарь наконец получил возможность действовать — и ему пришлось поторопиться.
с.61 Три из четырёх его легионов стояли в Аквилее на северном побережье Адриатики, готовые двинуться на юго-восток, в Иллирик. Но непосредственная опасность возникла в 400 милях оттуда, по ту сторону Альп, где гельветы готовили вереницы повозок для великого похода на запад. В той части «Заальпийской Галлии», которую Рим уже контролировал (Прованс, получивший название от римского слова «провинция»), находился всего один легион. Её северной границей служило Женевское озеро и верховья Роны; но теперь гельветы пожелали получить свободный проход через римскую территорию к своему новому дому.
Через восемь дней после отъезда из Рима Цезарь уже находился возле Женевского озера, а его легионеры разбирали мост и строили укрепления длиной в 19 миль от озера до гор Юра. Притворившись, что рассматривает просьбу гельветов, и тем самым выиграв время, Цезарь поспешил обратно за Альпы, чтобы принять командование над тремя аквилейскими легионами, уже выступившими на запад, и ещё двумя легионами, набранными по его собственной инициативе — и за собственный счёт, — из числа транспаданских поселенцев, потомков ветеранов Мария, которых Цезарь призвал повторить деяние их отцов и дедов, совершённое в 101 г. до н. э.
Возглавив это крупное войско, Цезарь вернулся в Трансальпийскую провинцию через Монженевр и быстро двинулся на север вслед за гельветами. Они пересекли горы Юра к северу от римских укреплений и уже находились к западу от Соны. Цезарь построил мост через реку и повёл за ними все шесть легионов. Решающее сражение произошло возле Бибракте, столицы племени эдуев (недалеко от Отёна в Бургундии), вдали от рубежей с.62 римской провинции. Гельветы были побеждены и вынуждены возвратиться на свою покинутую родину, а Цезарь, руководствуясь сведениями, полученными от эдуев и других галльских племён, задумал кампанию против германского вождя Ариовиста.
Она завела армию Цезаря ещё дальше, сперва в Везонтион (Безансон), столицу зависимого от Ариовиста племени секванов, а оттуда в горы Вогезы и на верхний Рейн. Вероятно, где-то к югу от Страсбурга Цезарь принудил германцев к сражению, разгромил их войско и загнал бегущих в реку.
В течение всего шести месяцев после поспешного отъезда из Рима Цезарь провёл две невероятно успешные кампании. Но это было лишь началом. Он демонстративно не стал уводить легионы обратно в римскую провинцию и разместил их на зимние квартиры в Везонтионе. Народ предоставил ему командование на пять лет, и Цезарь намеревался вскоре вернуться, чтобы продолжить войну.
Тем временем у него были и другая работа — обязанности магистрата в центрах судебных округов «Галлии по эту сторону Альп». Вероятно, сперва он направился в Лукку, самый южный городской центр его провинции, откуда можно было сравнительно легко и быстро обмениваться сообщениями с Римом. Ему требовалось получить последние известия от Помпея, своего союзника и зятя, который был страшно зол на Клодия. Трибун очень постарался, чтобы унизить его, и даже разместил вооружённых людей вокруг его дома, чтобы помешать ему появляться на публике; поэтому Помпей теперь желал вернуть Цицерона из изгнания67.
Неизменно деятельный Цезарь снова набирал войско. Ещё два легиона, укомплектованных верными транспаданцами, с.63, должны были окупиться на следующем этапе завоеваний. Разбирая судебные дела в каждой из крупных транспаданских колоний (будущие Милан, Брешия, Верона, Виченца, Падуя), Цезарь одновременно составлял первое из своих донесений римскому народу. Позднее биограф так описывал Цезаря за работой:
Цезарю не требовалась огромная свита, окружавшая обычно проконсулов. Ему требовалось, чтобы дело было сделано, и мы можем не сомневаться, что длинный, подробный и блестящий рассказ, известный нам как первая книга «Галльской войны» Цезаря, был закончен, размножен и распространён как раз ко времени первых «театральных игр» в Риме, проводившихся 4 апреля.
Рядовые римляне увлекались историей69. Конечно, они знакомились с ней не по книгам, которые не могли себе позволить (импорт папируса и услуги переписчиков обходились слишком дорого), но в определённых обстоятельствах они имели возможность слушать чтение исторических повествований. Поэтому когда Цезарь распространил копии своих «Записок» для публичного чтения, это стало ещё одним проявлением его знаменитой щедрости70. На театральных представлениях в Риме всё население сходилось вместе71, и такие же праздники, несомненно, собирали восторженных зрителей и в других городах Италии. Цезарю предоставил полномочия один только римский народ, и только ему, напрямую, Цезарь отчитывался о том, как распоряжается своими полномочиями.
с.64 На второй год войны Цезарь покорил племена белгов к северо-востоку от Сены и Марны. Чтобы отразить их совместную атаку на реке Самбре, Цезарю пришлось задействовать все восемь своих легионов; это было отчаянное предприятие, которое вполне могло стать финалом всей его авантюры. Но в начале следующего сезона военных действий (апрель 56 г. до н. э.), когда римские читатели уже наслаждались его захватывающим рассказом об этой битве, Цезарь ещё оставался в Италии и вёл серьёзные политические беседы с Крассом в Равенне и с Помпеем в Луке.
К этому времени Цицерон был возвращён из изгнания и снова вступил в игру на стороне оптиматов; Клодий прибегал к уличному насилию, чтобы чинить препоны Помпею, видимо, при попустительстве Красса. Популярская коалиция разваливалась, и пора было призвать её к порядку. Цезарь убедил своих союзников принять новую политическую стратегию: Помпей и Красс должны были добиться избрания консулами на 55 г. до н. э., а затем организовать народное голосование об учреждении ещё трёх особых командований на пять лет.
Помпей должен был получить Испанию с разрешением командовать там через своих представителей и остаться в окрестностях Рима. Красс должен был получить Сирию, откуда он мог начать великую завоевательную войну (которой он всегда жаждал) за Евфратом против Парфянского царства (современные Ирак и Иран). Цезарь должен был получить продление своего командования ещё на пять лет, что давало ему время осуществить и дунайский проект. После этого десятилетний интервал, установленный законом, уже истёк бы, и Цезарь мог надеяться снова стать консулом и снова защищать интересы народа лично.
с.65 Так выглядели их договорённости. Цицерону было твёрдо сказано, что раз его возвращения из изгнания добился Помпей, то в качестве благодарности ему лучше бы проявить готовность к сотрудничеству. Цезарь вернулся на север, чтобы покорять племена Нормандии, Бретани и Аквитании. После долгой борьбы против яростного сопротивления оптиматов Помпей и Красс в конце концов были избраны консулами, и один из народных трибунов надлежащим образом провёл необходимое законодательство.
На четвёртый год своего командования, которое стало теперь десятилетним, Цезарь увидел новые горизонты. Ранее он расширил владения Рима до великого Океана, от Пиренеев до дельты Рейна. Теперь пора было пересечь этот рубеж.
Сперва Цезарь отправился в Германию. Атаковав и изгнав два германских племени, ранее переправившихся в Бельгику, Цезарь решил перевести свою армию через Рейн, причём сделать эту переправу как можно более впечатляющей — построить мост. Причина была очень простой:
Чтобы донести до германцев эту мысль, Цезарь в течение восемнадцати дней жёг повсюду постройки и уничтожал посевы, а затем перевёл свою армию обратно по мосту и разрушил его.
Затем он отправился в Британию. Был конец лета, но пока оставалось время устроить ещё более впечатляющую демонстрацию римской мощи — пересечь Океан и познакомиться с неизвестной землёй:
Предлогом для вторжения послужила помощь, оказанная британцами галльскому сопротивлению, но в любом случае римляне надеялись, что остров окажется богат золотом или серебром74. Цезарь счёл, что для разведывательной экспедиции достаточно будет двух легионов с конницей.
Она чуть было не кончилась катастрофой. Легионам пришлось высаживаться на сушу в условиях ожесточённого сопротивления (под Дилом в графстве Кент), а основные силы конницы так и не удалось переправить через Ла-Манш. Через несколько дней шторма и высокие приливы серьёзно повредили транспортные суда, а один из легионов пришлось выручать из опасной засады. Однако Цезарь сумел починить транспортные суда и без потерь переправить свои войска обратно в Галлию до равноденствия, после чего мог поставить себе в заслугу беспримерное свершение на самой границе известного мира. Сенат — несомненно, по инициативе консулов Помпея и Красса — проголосовал за благодарственные молебствия от имени государства на протяжении двадцати дней.
А римский народ воздавал богам благодарность за открывшиеся перспективы новых завоеваний на благо «народного достояния» (res publica). Как однажды выразился Цицерон, «ненавидит римский народ роскошь у частных лиц, а пышность в общественных делах ценит» с.67 — а Цицерон теперь был одним из друзей Цезаря в Риме и помогал составить масштабную программу государственного строительства за счёт прибыли от завоеваний Цезаря75.
Но энергичному полководцу ещё предстояло доставить добычу в Рим. Он приказал немедленно построить крупный флот из широких транспортных судов с низкой осадкой, которые легко было бы вытащить на берег (он пока не обнаружил большой и безопасной гавани). Затем он отправился на другой конец провинции — с точки зрения современной географии это было путешествие из Булони в Дубровник, — по дороге устраивая обычные судебные сессии в транспаданских городах, одновременно сочиняя четвёртый отчёт о своих походах для народа и отправляя непрерывный поток непринуждённо-очаровательных писем всем, на кого, по его мнению, имело смысл повлиять. Эффективность такой стратегии можно видеть на примере сохранившейся переписки Цицерона с его братом Квинтом, который теперь служил в Галлии в качестве одного из офицеров Цезаря:
Затем Цезарь вернулся к Океану, где к июлю 54 г. до н. э. армада из 800 судов была готова переправить пять легионов и 2000 конников в Кент.
На сей раз высадка прошла беспрепятственно, и Цезарь немедленно отправился вглубь острова. Наступление вызвало некоторые затруднения (шторм повредил суда, с.68 и Цезарю потребовалось ненадолго вернуться, чтобы организовать починку одних и отдать приказ о замене других), однако легионы проложили себе путь на Темзу, форсировали её, проникли в леса и болота и взяли штурмом крепость британского вождя Кассивеллауна. У британцев ещё имелись войска в строю (римлянам пришлось отбить атаку на лагерь, служивший базой), но уже приближалось равноденствие. Цезарь счёл целесообразным продиктовать Кассивеллауну условия мира (ежегодная подать и выдача заложников) и, не подвергая себя опасности, вернуться в Галлию.
Вся Галлия была завоёвана за три сезона военных действий: возможно ли было так же покорить и Британию? Впрочем, поскольку выяснилось, что Британия не богата золотом и серебром, альтернативой мог стать Дунай. Тем временем Красс находился в Сирии и готовился завоевать Парфию; Помпей же, тоже получивший власть в силу народного голосования, должен был следить за политикой в Риме, пока его офицеры сражались в Испании. Цицерон покинул оптиматов и перешёл на сторону народа. Казалось, что дни старой надменной олигархии уже прошли.
с.69
7. Катастрофы
Цезарь же убежден, что он не может быть невредимым в Риме, если расстанется с войском.
Марк Целий Руф, римский сенатор, в письме Цицерону в 51 г. до н. э.77 |
с.71 В августе 54 г. до н. э. Юлия, дочь Цезаря и молодая жена Помпея, в которой тот души не чаял, умерла при родах. Отклик римского народа на её смерть оказался из ряда вон выходящим. После трогательной погребальной церемонии на Форуме толпа не позволила унести её тело для частного погребения. Народ потребовал похоронить её в огромной гробнице на Марсовом поле, а когда Луций Домиций, действующий консул, заявил, что без специального постановления сената такое погребение станет святотатством, народ криками заставил его замолчать78. Марсово поле было собственностью народа79; Юлия была дочерью верховного понтифика, который в это время на краю земли вёл войны в интересах народа. Домиций же был богатым аристократом и твердолобым оптиматом80. Кто он такой, чтобы указывать народу, что делать?
Один из офицеров Цезаря внёс свой вклад в эту атмосферу классовой войны. Луций Котта командовал одним из легионов, оставленных в Галлии на время экспедиции в Британию, и использовал досуг, чтобы сочинить трактат «О государстве». От него сохранилась одна короткая цитата — явно из пассажа, где восхвалялась традиционная умеренность народных полководцев:
Как непохоже на роскошный образ жизни надменной аристократии!
Спустя несколько месяцев Луций Котта сам преподал наглядный урок традиционных римских ценностей, когда погиб, сражаясь до последнего рядом со своими солдатами против эбуронов в Бельгике. Эта битва стала самым тяжёлым поражением на протяжении всей Галльской войны — в один день было уничтожено полтора легиона. И дело могло обернуться ещё хуже. Зимние лагеря легионов были устроены дальше друг от друга, чем обычно, что сделало их уязвимыми перед обособленными нападениями. Нервии осадили лагерь Квинта Цицерона, и лишь в последний момент его спас сам Цезарь.
Этой зимой он решил не ездить в Италию. Иллюзия римской непобедимости развеялась:
с.73 В Риме политики тоже заметили произошедшие перемены.
Вскоре римскому народу пришлось примириться с ещё более тяжёлой вестью об ужасном разгроме, которой окончилось великое вторжение Красса в Парфию. Его поражение при Каррах, всего в 60 милях к востоку от Евфрата, стало настоящей катастрофой. Погибло 20 тысяч человек, было потеряно пять из семи легионов83. Станут ли парфяне развивать свой успех? Казалось, что восточная империя Рима, организованная Помпеем в провинции всего несколько лет назад, теперь может быть снова потеряна.
Для олигархов-оптиматов эти несчастья стали хорошими вестями. Один из их противников был убит, обезглавлен в песках Сирии, а смерть Юлии уничтожила связь между двумя другими. Не удастся ли убедить Помпея пересмотреть его позицию?
Цезарь, разумеется, осознавал эту опасность. Помпей проводил набор в «Галлии по эту сторону Альп» для своих испанских провинций:
Всё это было хорошо и прекрасно, но оказалось, что галлов не так просто обескуражить.
В Риме идеологическая борьба теперь вошла в острую фазу и сконцентрировалась на амбициях двух всходящих политических звёзд. Публий Клодий Пульхр, трибун-популяр, который пятью годами ранее отправил Цицерона в изгнание, добивался теперь претуры, выдвигая весьма своеобразную программу: добиться старой цели «равной свободы» путём отмены ограничений на голосование вольноотпущенников, чтобы они получили право голосовать на тех же основаниях, что и прочие граждане. Его заклятый враг, Тит Милон, который в 57 г. в должности трибуна организовал оптиматскую кампанию по возвращению Цицерона из изгнания, добивался консульства. Сторонники обоих вели себя буйно и прибегали к насилию, и нормальная политическая жизнь постепенно становилась невозможной.
Клодий хвастал поддержкой Цезаря; Милон устроил грозную демонстрацию перед домом Цезаря — официальной резиденцией верховного понтифика85. Тем временем сам верховный понтифик задействовал все свои легионы в безжалостных карательных операциях в Бельгике, включавших и ещё одно вторжение на другой берег Рейна, в Германию. Но неспокойно было и среди племён, обитавших между Сеной и Луарой, и Цезарь беспощадно подавил эти беспорядки, публично казнив Аккона, вождя сенонов, и разместив шесть легионов на зимние квартиры на их территории. Затем он вернулся в Италию, впервые за два с.75 года, чтобы провести судебные сессии и получить последние известия из Рима.
Известия были дурными. 18 января 52 г. до н. э. на Аппиевой дороге столкнулись друг с другом Милон и Клодий со своими свитами. Последовала небольшая стычка, в ходе которой Клодий был ранен, а затем Милон воспользовался возможностью его прикончить. Когда тело Клодия было доставлено в Рим и выставлено на Форуме, римский народ в горе и ярости возвёл погребальный костёр Клодия прямо в зданияи сената и сжёг его дотла, что стало символическим актом мщения.
Улицы были охвачены беспорядками, а действующих магистратов, за исключением трибунов, не имелось (ввиду насилия оказалось невозможно провести выборы), и в этих условиях сенат уполномочил Помпея как обладателя проконсульской власти принять необходимые меры для защиты Республики. В частности, по всей Италии на службу призывались все военнообязанные. Цезарь немедленно набрал ещё два легиона. Но он не спешил отправлять их в Рим для поддержания порядка.
Показательная казнь Аккона не устрашила галлов. Напротив, она подтолкнула их к действиям. Под руководством Верцингеторига, молодого аристократа из племени арвернов, проживавшего в Центральном массиве, сформировалось новое, широкое движение сопротивления. Все галльские племена между Луарой и Гаронной внезапно объединились против Рима. Армия Цезаря зимовала на севере, отрезанная от своего полководца (Севенны были занесены снегом и непроходимы), и повстанцы угрожали самому Провансу. И Верцингеторигу, и его союзникам, и противникам Цезаря в Риме казалось очевидным, что галльские завоевания скоро будут утрачены.
с.76 Биография такого рода неизбежно будет выборочной. Я и близко не могу отдать должное мастерской и дерзкой кампании Цезаря против Верцингеторига в 52 г. до н. э. — и в любом случае ни один современный рассказ не сравнится с великолепным, подробным рассказом самого Цезаря в VII книге его «Записок о Галльской войне». Это шедевр военной литературы, в котором живо отражена беспощадная решительность Цезаря как полководца и безграничная стойкость и упорство его солдат.
На протяжении года баланс сил колебался. По меньшей мере трижды имелись вполне серьёзные основания ожидать победы галлов и гибели Цезаря и его армии. Можно не сомневаться, что все жители Рима отчаянно жаждали знать, выживет ли народный полководец, а некоторые — надеялись, что он не выживет.
Важно понимать, что именно стояло на карте. Клодий был хладнокровно убит, чтобы помешать его избранию и проведению его популярного законодательства. Оптиматы, включая неподкупного Марка Катона86, не скрывали, что одобряют это убийство как полезное для Республики. Как и в случае с Гракхами, Сатурнином и Сульпицием, оптиматы считали само собой разумеющимся, что именно они вправе решать, кто из римских граждан заслуживает смерти и по какой причине. Что они станут делать, когда полномочия Цезаря истекут и он вернётся в Рим, чтобы добиваться второго консульства?
Римский народ очень хорошо видел опасность и постарался её предотвратить. Он принял закон об освобождении Цезаря от действия закона, запрещавшего выдвигать свою кандидатуру на с.77 выборах заочно (in absentia), что позволяло Цезарю перейти от провинциального наместничества сразу к консульству. Уникальный случай: это предложение было внесено всеми десятью народными трибунами, чтобы продемонстрировать их единство. Помпей одобрил его, но, вероятно, не придавал ему большого значения. В конце концов, существовала большая вероятность, что Цезарь вообще не вернётся.
Положение самого Помпея быстро менялось. Его новая жена, дочь тщеславного аристократа по имени Квинт Сципион, происходила по прямой линии от убийцы Тиберия Гракха87. Цицерон тоже вернулся к своим прежним союзникам-оптиматам. Он защищал Милона в суде от обвинения в убийстве, неубедительно доказывая, что оно было самообороной; а в опубликованной версии речи написал то, что никогда не осмелился бы сказать на самом суде, перед враждебной толпой на Римском форуме, — что Клодий был не лучше тирана:
Цицерон в самом деле так и считал. Милон мог гордиться убийством народного защитника — как и прадед жены Помпея в 133 г. до н. э. Достаточно было простой инсинуации: «Этот человек был тираном».
с.78 Цицерон был честным человеком и верил в верховенство закона; но он ещё и внимательно читал «Государство» Платона и особенно пассаж из восьмой книги, где автор доказывал, что народная свобода ведёт к тирании89. Цицерону, как и Марку Катону и Марку Бруту (племяннику Катона), которые тоже публично одобрили убийство Клодия как достохвальное деяние90, греческая философия обеспечила удобную политическую максиму: все популяры — потенциальные тираны.
Поскольку факт убийства был неоспорим, Милона признали виновным, и он отправился в комфортабельное изгнание в Марсель, ожидая, несомненно, что оптиматы сумеют организовать ему триумфальное возвращение, подобное возвращению Цицерона пять лет назад. Этого не произошло — благодаря, среди прочего, той необычайно прочной связи, которая возникла между Цезарем и его легионами за долгие годы сражений.
Ради Цезаря солдаты готовы были на всё; и вопреки всем препятствиям, благодаря героической стойкости и воле к победе, которые вдохнул в них полководец, они сумели одолеть огромную армию, собравшуюся со всей Галлии, чтобы освободить Верцингеторига из осады в Алезии. Новости об этом прибыли в Рим в конце осени, когда Помпей уже сделал коллегой по третьему консульству своего нового тестя. Стало ясно, что Цезарь всё-таки вернётся. Олигархам не удастся устроить всё по своему вкусу.
В последние два года командования Цезаря напряжение в Галлии спало. Там ещё предстояло немало тяжёлых сражений, и определённо не было никаких возможностей для новых завоеваний в Британии или дунайских землях, но в сущности, Галлия была завоёвана (снова), и можно было организовать и эксплуатировать новую огромную провинцию римского народа. с.79 В Риме же на протяжении тех же двух лет напряжение постоянно нарастало, так как оптиматы интриговали, пытаясь пренебречь народным волеизъявлением и помешать Цезарю сразу по возвращении вступить во второе консульство. Помпей уже окончательно перешёл на сторону оптиматов и не сомневался в том, что консульство Цезаря будет равносильно гибели Республики, чего следует более всего страшиться91. И если для предотвращения такого исхода потребуется гражданская война — что ж, тогда «придется сразиться, с полной надеждой — либо победить, либо умереть свободными»92.
Такую посылку мы сегодня, пожалуй, назвали бы параноидальной. Однако для олигархов это была аксиома: Цезарь — популяр, следовательно, тиран, который отнимет у них свободу93. Его следует остановить любыми средствами.
В декабре 50 г. до н. э. консулы уходящего года, не будучи никем уполномочены, отправились к Помпею и поручили ему собрать любые силы, какие он сочтёт необходимым, и «защитить Республику» от Цезаря. В январе 49 г. до н. э. солдаты Помпея были размещены на Форуме для всеобщего обозрения, и сенат решил, что если Цезарь не сложит командование и не распустит армию, то будет считаться врагом государства. Два народных трибуна наложили вето на это решение. Тогда сенат принял чрезвычайное постановление о том, что магистраты должны принять любые меры, какие сочтут нужными, чтобы защитить Республику, и председательствующий консул велел трибунам убираться из Рима, пока у них ещё есть такая возможность. Они бежали в наёмной повозке, переодетые в рабское платье, и отправились прямо в Равенну, где Цезарь ожидал новостей.
Решительный, как всегда, он сразу двинулся на юг с одним легионом, который имел при себе. (Все остальные легионы находились на зимних квартирах в Галлии, но вестники уже везли им приказ о вызове с.80 в Италию.) История, рассказанная более поздними авторами, о том, что Цезарь остановился на Рубиконе, служившем границей, и задумался, переходить ли его («Если я воздержусь от этого перехода, друзья мои, это будет началом бедствий для меня; если же перейду — для всех людей»), — это почти наверняка вымысел. Цезарь уже знал, что следует делать. Решение было принято, жребий брошен94.
Оптиматы добились своего. Воля римского народа была попрана, его полководец — оклеветан, его трибуны — изгнаны. Неудивительно, что города Италии приветствовали Цезаря. 21 февраля, после капитуляции Луция Домиция при Корфинии Цезарь изложил положение дел просто и ясно:
с.81
Гражданская война и моральная философия
Меня не волнует, что те, которые мной отпущены, говорят, уехали, чтобы снова пойти на меня войной. Ведь я хочу только того, чтобы я был верен себе, а те — себе.
Гай Юлий Цезарь, в письме Цицерону в марте 49 г. до н. э.96 |
с.83 В предыдущий раз, когда римский проконсул привёл своё войско в Италию (Луций Сулла, см. гл. 3), за этим последовало систематическое истребление политических противников и конфискация их имущества. «Проскрипции» Суллы стали кошмаром террора, и теперь все боялись их повторения.
Цезарь постарался как можно быстрее развеять эти страхи. Он демонстративно освободил Домиция и других высокопоставленных противников, попавших к нему в плен под Корфинием, и отправил своим друзьям в Рим письмо, явно предназначенное для широкого распространения:
Несомненно, Цезарь знал — как знаем и мы из переписки Цицерона, — что Помпей нередко ссылался на пример Суллы, проскрипции и всё прочее98.
с.84 Лидеры оптиматов разделяли взгляды Помпея по своим собственным причинам. Многие сенаторы высокого ранга, в том числе два консула, находились вместе с Помпеем в Бриндизи и ожидали переправы в Грецию с его армией. (Помпей планировал сперва отступить, а затем вторгнуться в Италию, как ранее поступил Сулла.) Цицерон на своей вилле узнавал все новости о сенаторах от побывавших там людей — «угрожающие речи о противниках оптиматов, вражда к муниципиям, одни только проскрипции, одни только Суллы!» — и отлично понимал их мотивы:
Сципион был тестем Помпея; дочь Либона была замужем за Секстом, сыном Помпея; Фавст был сыном самого Суллы. Им требовалась гражданская война и жестокая победа, иначе они были обречены на гибель.
Тем временем консулы созвали сенат на заседание в Фессалонике. Поскольку Римом, по их словам, завладел враг, законное правительство находилось там, где находились они100. Спустя несколько недель, в июне 49 г. до н. э. Цицерон отплыл из Италии, чтобы к ним присоединиться. Его мучили дурные предчувствия — и не беспочвенные. Позднее он объяснял своему другу Аттику:
с.85 В другом письме говорится о Луции Лентуле, консуле, велевшем трибунам убираться из Рима; Лентул застолбил себе имущество, которое предстояло конфисковать в ходе проскрипций, в том числе пригородные и кампанские поместья Цезаря102. Конечно, сперва требовалось разделаться с Цезарем.
Свидетельства Цицерона весьма любопытны. Люди, провозглашавшие себя единственным законным правительством Рима, отличались, по словам своего хорошо осведомлённого собрата, кровожадностью и стяжательством.
У Цезаря не было судов, чтобы преследовать Помпея. Пока готовился флот, он повёл своё войско в Испанию, чтобы нейтрализовать там трёх полководцев Помпея, командовавших семью легионами. И снова за изложением военных действий следует обратиться к рассказу самого Цезаря в первых двух книгах «Записок о гражданской войне». Цезарь не стал тратить время, чтобы отчитаться перед народом за последние два года в Галлии (и завершил своё повествование на капитуляции Верцингеторига), но теперь опять взялся за сочинение — и уже иначе. Испанская война описана в двух разных книгах, а это, видимо, означает, что первая часть, посвящённая кампании под Леридой, была завершена и отправлена в Рим летом — несомненно, для того, чтобы увлечь аудиторию Римских игр, проводившихся в сентябре.
Что бы ни заявляли Помпей и консулы-изгнанники, а механизм сената и народа в Риме по-прежнему работал. В конце года народ проголосовал за назначение диктатора, который должен был провести выборы на следующий год в отсутствие консулов. Старший из присутствовавших магистратов, претор по имени Марк Лепид (сын полководца, восставшего в 78 г. до н. э.), назначил диктатором Цезаря, а когда Цезарь вернулся из Испании, то надлежащим образом провёл выборы. с.86 Народ всегда желал, чтобы он снова стал консулом; теперь, наконец, люди получили возможность его избрать.
В Испании, как и при Корфинии, Цезарь отпустил невредимыми всех командиров вражеской армии. Они отправились прямо в штаб-квартиру Помпея в Греции, где полномочия консулов и остальных магистратов, в январе бежавших из Италии, уже вот-вот должны были истечь к концу года. Избрав их преемников — включая, разумеется, и Цезаря, — римский народ положил конец всяким сомнениям в том, где именно находится законное правительство.
На четвёртый день своего консульства, задолго до открытия обычного сезона мореплавания, Цезарь сумел переправить через зимнюю Адриатику семь легионов. Спустя восемь месяцев, 9 августа 48 г. до н. э., уже с восемью легионами против одиннадцати легионов Помпея, под Фарсалом в Фессалии Цезарь вступил в сражение, которое, как он надеялся, должно было стать решающим. Позднее, глядя на тысячи погибших римлян, он возлагал вину не на Помпея, но на олигархов, которые спровоцировали эту войну. «Они этого хотели», — сказал он103.
Помпей предпочёл бегство капитуляции и отправился в Египет, но как только он сошёл с корабля, царь Птолемей приказал его убить. Цезарь, преследовавший Помпея всего с двумя некомплектными легионами, застрял в Александрии, где шла война за египетский трон (одним из претендентов была молодая Клеопатра), и эта интермедия дала бескомпромиссным оптиматам время, чтобы перегруппироваться.
В Риме народ делал всё возможное, чтобы поддержать своего отсутствующего консула, — предоставил ему право начинать войну и заключать мир без предварительных консультаций и по собственному усмотрению решать судьбу своих врагов, объявленных вне закона; народ также предоставил Цезарю с.87 право ежегодно избираться консулом на протяжении следующих пяти лет, а тем временем одобрил его назначение диктатором на год104. Возможно, этот титул звучал зловеще (см. гл. 3), но народ явно верил, что Цезарь станет использовать свою власть иначе, чем Сулла. Если кто-то и собирался подвергнуть римский народ новым проскрипциям, то это оптиматы, собравшие теперь войска в северной Африке под командованием того самого Сципиона, чьей кровавой победы так боялся Цицерон. Фавст Сулла находился там же105.
Цезарь вернулся в Рим осенью 47 г. до н. э., но в декабре снова уехал на следующую войну. 6 апреля 46 г. до н. э. его закалённая в боях армия разгромила Сципиона при Тапсе (восточный Тунис). Марк Катон, исполненный решимости лишить Цезаря всяких моральных заслуг, предпочёл покончить с собой, лишь бы не принимать от него прощения и не жить потом с осознанием своего долга за его великодушие.
25 июля Цезарь снова вернулся в Рим, и на сей раз он надеялся заняться срочным делом — восстановлением мира и порядка. Цицерон, с благодарностью принявший милосердие Цезаря, предлагал ему советы о необходимых мерах и писал другим бывшим помпеянцам воодушевляющие письма о мудрости и великодушии Цезаря106. Сочиняя восхваление Катона, Цицерон напрасно беспокоился о возможной реакции Цезаря; тот похвалил его красноречие и представил противоположное мнение в собственной двухтомной работе, отмечая «надменный, высокомерный, властный» характер Катона107. Цезарь удовольствовался тем, что предоставил читателям составить своё собственное мнение.
Но с точки зрения ярых противников Цезаря его терпимость ничего не меняла. Старший сын Помпея спасся после поражения в Африке и твёрдо решил продолжать борьбу. К осени он набрал в Испании крупную армию, и в начале ноября с.88 Цезарь снова отправился на войну. Все страхи Цицерона возродились. Он по собственному опыту знал, что за человек молодой Помпей, и слишком хорошо понимал (как писал другу в январе), сколь «жестокой стала бы победа и раздраженных, и алчных, и наглых людей»108. Цезарь спас Рим от неё, но лишь ценой отчаянного риска для собственной жизни: в решающем сражении в марте 45 г. до н. э. он схватил щит и сражался пешим на передовой линии.
Переписка Цицерона снова позволяет нам взглянуть на неприглядную реальность, весьма отличную от идеализированного образа оптиматов, который он как раз в это время готовился представить общественности. В мае и июне 45 г. до н. э. он писал философские диалоги, называя каждый из них, по образцу Платона, в честь главного участника воображаемой беседы. Диалог «Гортензий» — сегодня утраченный, но переменивший жизнь св. Августина109 — разъяснял, почему изучение философии необходимо для того, чтобы хорошо прожить жизнь, а диалоги «Катул» и «Лукулл» (позднее переименованные в «Учение академиков») воплощали в себе недогматичные методы школы Платона, «ту древнюю, созданную еще Сократом философию»110.
Всё это было вымыслом. Гортензий, Катул и Лукулл, недавно скончавшиеся гранды, оптиматы, аристократы, обладали, в лучшем случае, зачаточными познаниями в философии. Сам Цицерон признавал, что подобная эрудиция им и во сне бы не приснилась111. Цель этого приёма состояла в том, чтобы представить их как образованных и благородных людей, погружённых в рациональное обсуждение проблем в соответствии с принципами «наименее самоуверенной, наиболее основательной и изящной» философской школы112.
Цицерон прекрасно знал, что именно должен утаить созданный им новый образ олигархов. Гортензий и Лукулл с.89 скандально прославились пристрастием к роскоши и потаканием своим прихотям, поэтому Цицерон заставил своих персонажей осуждать представление о том, что подобное поведение приносит счастье113. Демонстративное потребление вызывало раскол в обществе. Для контроля за ним Цезарь как раз в это время провёл законодательство против роскоши и стремился надолго вернуться в Рим, чтобы обеспечить исполнение этого закона114.
На возвращение к литературной деятельности Цицерона вдохновил новый друг, моложе его на двадцать лет. Он тоже был оптиматом, тоже прославлял убийство Клодия и тоже восхищался красноречием и мудростью древних Афин. Он был аристократом и вёл свой род от первого консула Республики, возглавившего восстание против тирании Тарквиния. Он был племянником Марка Катона, а теперь женился на дочери Катона. Его звали Марк Брут.
«Я всегда любил твои дарования, твои стремления, твой нрав», — писал Цицерон Бруту в 46 г. до н. э.115 Но это не совсем правда. Пять лет назад, когда Цицерон занимал должность проконсула Киликии (южная Турция), он был потрясён, узнав, что город Саламин на Кипре, отчаявшись собрать деньги для выплаты римским сборщикам налогов, взял крупную сумму в долг у агентов, действовавших от имени Брута, по ставке 48% в год — вчетверо выше дозволенной законом. Мало того, Брут убедил предыдущего наместника, своего тогдашнего тестя, предоставить несколько конных отрядов, чтобы добиться уплаты долга; старейшины города Саламина были осаждены в здании городского совета, и пятеро из них умерли от голода116. Рассказывая Аттику об этом скандальном вымогательстве, Цицерон отпускает любопытное замечание о самом Бруте:
И вновь сохранившаяся частная переписка позволяет нам проникнуть за внешний фасад. Брут написал знаменитый трактат «О доблести» и посвятил его Цицерону; Цицерон, в свою очередь, посвятил Бруту собственные великие диалоги о моральной философии — «О пределах блага и зла» и «Тускуланские беседы»118. Там они были представлены читателям как учёные и благородные мужи — однако Цицерон знал, что Брут своей жадностью и надменностью может сравниться с худшими из олигархов-оптиматов.
Подобно Цицерону и Катону, в начале гражданской войны Брут присоединился к Помпею в Греции. Подобно Цицерону и в отличие от Катона, после битвы при Фарсале он прекратил сопротивление и принял прощение Цезаря. В отличие и от Цицерона, и от Катона, он также принял от Цезаря высокую должность наместника «Галлии по эту сторону Альп» (то есть, области транспаданцев, интересы которых Цезарь всегда защищал и которые теперь получили полноправное гражданство, обещанное им Цезарем много лет назад). В следующем, 44 г. до н. э., Бруту предстояло стать городским претором в Риме; он был номинирован Цезарем, а его избрание римским народом должно было последовать вскоре после возвращения Цезаря в Рим.
Среди его будущих коллег по претуре имелся ещё один восходящий оптимат с неприглядным послужным списком, включавшим наживу в провинциях119. Это был Гай Кассий, чья политическая траектория в последнее время была столь же оппортунистической: он сражался за Помпея, а затем был прощён и выдвинут Цезарем. Кассий тоже интересовался философией, хотя предпочитал школу Эпикура, одобрявшего стремление к наслаждениям.
с.91 Во время Испанской войны Цицерон писал Кассию, без всяких шуток извиняясь за краткость письма:
Рабом? Да, он так и думал. В V главе мы видели, что когда Цезарь был в первый раз избран консулом, оптиматы расценивали его законную власть как власть царя над подданными (regnum) или как власть хозяина над рабами (dominatio). А тогда они знали, что в конце года Цезарь сложит с себя должность; теперь же римский народ предоставил ему одно за другим ряд консульств и даже, сверх того, ряд ежегодных диктатур121. Эту власть предоставила в соответствии с конституцией единственная инстанция, имевшая на это право, — но оптиматы никогда не признавали, что римский народ вправе принимать собственные решения.
В кратком письме Цицерона к Кассию наиболее показательна ссылка на Платона. Ещё со времён своего обучения в Афинах Цицерон чтил Платона и видел в нём не только образец стиля и источник всякого красноречия, но и в первую очередь политического мыслителя122. Письма Цицерона свидетельствуют о том, что в решающие моменты своей карьеры — в июне 56 г. до н. э., когда он присоединился к Цезарю, и в марте 49 г., когда он решился последовать за Помпеем в Грецию, — он читал Платона как политическое руководство123. И теперь, хотя Цицерон прекрасно с.92 осознавал милосердие и великодушие Цезаря, всё же в его глазах их перевешивал тот пассаж из «Государства», который он называл «Платон о тиранах»124. Согласно Платону, тирания начиналась со свободы народа делать, что он захочет125.
Милосердие Цезаря имело не только тактический, но и стратегический характер. Послевоенная Республика нуждалась в том, чтобы должности занимали честные и способные люди, и если бывшие враги принимали назначение — тем лучше для будущего. Как отвечал Кассий Цицерону:
Он явно не отказался от своих философских принципов. Не отказался и Брут, который ещё в августе 45 г. утверждал, что очень доволен программой Цезаря (к немалому отвращению Цицерона)127.
Но насколько честны они были? И что понадобилось, чтобы изменить их отношение?
с.93
9. Клятвопреступники
Надо принимать меры, чтобы злодеяние не задумали недруги? Но кто они? Ведь все те, которые были, либо потеряли жизнь из-за своего упорства, либо сохранили ее благодаря твоему милосердию, так что ни один из недругов не уцелел, а те, которые были, — твои лучшие друзья… Все мы (скажу также и за других то, что чувствую сам) обещаем тебе — коль скоро ты думаешь, что следует чего-то опасаться, — не только быть твоей стражей и охраной, но также и заслонить тебя своей грудью и своим телом.
Марк Туллий Цицерон, речь к Цезарю в сенате, сентябрь 46 г. до н. э.128 |
с.95 Цезарь постарался вернуться в Рим к началу Римских игр 5 сентября. Для него важно было получить благодарные аплодисменты римского народа, но он не всегда уделял внимание развлечениям129. Он постоянно диктовал или читал письма и донесения, составлял и проводил в жизнь огромную программу реформ.
Одна из наиболее масштабных реформ была уже завершена. Год, известный как 45 г. до н. э., стал первым годом «юлианского» солнечного календаря, в котором год длится 365 дней, а каждые четыре года добавляется дополнительный день. Старый лунный календарь нуждался в постоянных вставках, которыми занималась коллегия понтификов. Но, как и всё в оптиматской республике, эта система прогнила:
Цезарь как верховный понтифик положил этому конец во имя общего блага.
с.96 Он желал взять под контроль не только время, но и пространство. Уже в 54 г. до н. э. он расспрашивал германских знакомцев о географии центральной Европы и, в частности, о великом Герцинском лесе, таком обширном, что человек, путешествовавший налегке, пересекал его за девять дней; германцы не способны были описать его ширину иным способом, так как не умели измерять расстояния131.
Римский народ это не устраивало. Если им суждено было стать властителями мира, им требовалось его измерить. Цезарь распорядился провести географическое обследование всей Европы и измерить расстояния. Спустя два или три года, вероятно, в 51 г. до н. э., он добавил в этот проект Азию и Африку132. Возможно, на Римских играх его внимание отвлекали, в числе прочего, предварительные отчёты учёных географов, которым он поручил эту работу: Теодота и Дидима на севере и западе, Никодокса и Поликлита на востоке и юге. Предпринятое ими исследование мира завершилось только через двадцать шесть лет.
Цезарь был знаком с каждой провинцией в хаотично приобретённых владениях римского народа, и знал, сколько потребуется труда, чтобы сделать их чем-то бо́льшим, чем источник частной прибыли. Теперь новое законодательство ограничило срок полномочий наместника одним годом для бывших преторов и двумя годами — для бывших консулов. Каждый сенатор, признанный виновным в финансовых злоупотреблениях в провинции, автоматически исключался из сената. с.97 Была принята и мера более общего характера: поскольку богатые не боялись изгнания, рассчитывая на отмену приговора, все обвинительные вердикты теперь сопровождались немедленной конфискацией половины имущества обвиняемого133. Случайно до нас дошли сведения о том, какое огромное значение Цезарь придавал этим законам: он сказал, что на них держится всё государство134.
Всем было очевидно, что корень проблемы — это большие деньги: алчное стяжательство, безудержное расточительство, раскол в обществе между надменными богачами и недовольными бедняками. Один советник изложил это Цезарю так:
Здесь очень хорошо подмечено сочетание распущенности и самодовольства. Этот критик предложил запретить денежные займы. Цезарь с.98 этого не сделал, но принял крутые меры против вызывающей рознь демонстрации богатства: обложил налогом импортные товары и ограничил потребление дорогих продуктов, одежды и транспортных средств136.
Большое значение для Цезаря имели государственные расходы на повышение качества жизни всего гражданского коллектива. Великая программа общественного строительства, стартовавшая в 54 г. до н. э., уже шла полным ходом. Планировка Римского форума изменилась137; на нём выросли огромная новая базилика, новое здание сената и ораторская платформа; появилось также громадное новое пространство, окружённое колоннадами — «Юлиев форум», — над которым возвышался роскошный новый храм, посвящённый Венере, легендарной прародительнице римлян в целом и семьи Цезаря в частности. Большой Цирк был расширен и снабжён продуманными постоянными местами для зрителей138; планировалось строительство двух новых постоянных театров139; общественное пространство для избирательных собраний на Марсовом поле окружил великолепный прямоугольный портик; составлялись также проекты расширения самого Марсова поля путём отведения Тибра на запад140.
В дело шли не только кирпичи и строительный раствор. Книги были предметом роскоши, и только очень богатые люди могли себе позволить библиотеки. Цезарь планировал создать государственную библиотеку греческой и латинской литературы, доступную всем гражданам. Он содействовал переезду в Рим преподавателей свободных наук и врачей, обещая им гражданство. Право тоже должно было стать доступным для общественности — планировалась систематическая кодификация всей совокупности республиканских законов141.
Бронзовая таблица, найденная в XVIII в., свидетельствует о продуманности законодательных инициатив Цезаря: с.99 среди прочего, в тексте содержатся нормы о ремонте и надлежащем использовании дорог, портиков и других общественных мест; постоянные распоряжения относительно местного управления по крайней мере в одном италийском муниципии; правила сбора и отправки в Рим результатов местного ценза142. Правильное административное устройство имело важнейшее значение.
В самом городе Риме Цезарь провёл мини-ценз, чтобы точно установить, кто вправе получать субсидируемые государством раздачи зерна, учреждённые Гаем Гракхом. Оптиматы всегда жаловались на эту городскую социальную программу — Цицерон презрительно упоминал о «пиявке казначейства, жалкой и голодной черни»143 — но, как мы видели в главе 2, эта программа потребовалась прежде всего потому, что жадность самих оптиматов до громадных поместий вытеснила с полей мелких земледельцев. Теперь Цезарь поворачивал этот процесс вспять. Он сократил список получателей с 320 тыс. до 150 тыс. и дал 80 тыс. граждан сельскохозяйственные земли в заморских колониях144.
Создание двух таких поселений повлекло за собой возрождение исторических городов. Веком ранее римляне разрушили Карфаген и Коринф, и их территории были заброшены, но теперь они вновь ожили как римские города для римских граждан. Стратегическое положение Коринфа планировалось укрепить путём строительства канала через перешеек. На повестке дня у Цезаря стояли также крупные инфраструктурные проекты в Италии: новая дорога через Апеннины к Адриатике, новая гавань в Остии, осушение Фуцинского озера с целью высвобождения 160 км2 плодородной земли, осушение Помптинских болот, включающее сооружение нового с.100 канала к Тибру, по которому морские суда смогли бы подниматься от Таррацины145.
Помимо всего этого необходимо было начать новую войну с Парфией, чтобы обезопасить восточную часть империи. Но, как точно выразился биограф Цезаря, «все эти занятия и проекты пресекла смерть»!146
Глубокие реформы требуют времени и терпения. В Римской республике, где срок полномочий магистратов-законодателей составлял всего год, обеспечить время, необходимое для планирования и осуществления реформ, можно было только с помощью политического компромисса и готовности к сотрудничеству ради общего блага — а этих добродетелей в Риме не видно было на протяжении трёх поколений. С тех пор, как убийство Тиберия Гракха поляризовало политическую идеологию, реформаторы-популяры могли не сомневаться в том, что в год должности их ожидает ожесточённое сопротивление, а по его истечении их законы вполне могут быть отменены.
Римский народ очень хорошо понимал эту проблему; он пытался решить её, заранее избирая Цезаря на несколько лет подряд на должность консула, а затем и на чрезвычайную должность диктатора. Поэтому 1 января 44 г. до н. э. Цезарь стал консулом в пятый раз, с Марком Антонием в качестве коллеги, и диктатором в четвёртый раз, с Марком Лепидом в качестве помощника. Он уже был избран консулом на десять лет подряд, а в начале года стал бессрочным диктатором (dictator perpetuus), так что чрезвычайная должность теперь по сути стала постоянной. Республиканские институты едва выдерживали такое напряжение.
Некоторые люди считали, что уникальный авторитет Цезаря как защитника народа можно с.101 определить лучше, если вернуться к монархии. В конце концов, шесть из семи римских царей правили по решению и с согласия народа; только Тарквиний, последний из них, захватил власть силой и правил как деспот. Но Цезарь наотрез отверг эту мысль. После изгнания Тарквиния римляне поклялись больше никогда не иметь царей, и он не желал клятвопреступлением навлечь гнев богов147.
Пожалуй, единственным выходом из этого тупика была апелляция к божественному одобрению. В январе 44 г. до н. э. римский народ проголосовал за предоставление Цезарю такой же священной неприкосновенности, какая защищала народных трибунов148. Теперь любое насилие против него являлось преступлением против богов — святотатством, караемым смертью. Но такая защита не спасла ни Тиберия Гракха (гл. 2), ни Луция Сатурнина, ни Публия Сульпиция (гл. 3). Новая олигархия, более безжалостная, чем патриции Ранней республики (гл. 1), не раз совершала святотатственные убийства и уходила от ответа. Требовалось нечто большее.
Цезарь распустил своих телохранителей после триумфального шествия в честь своей испанской победы. Гражданские войны закончились, и вооружённая охрана больше не требовалась. Вместо этого все сенаторы и все члены всаднического сословия принесли клятву защищать Цезаря: если бы кто-то устроил против него заговор, то все, кто не поднялся бы на его защиту, были бы прокляты149. Цезарь знал, какому риску подвергается. В конце концов, это была ставка на патриотизм оптиматов:
Это также была ставка на их благодарность. Цезарь пощадил своих врагов, а некоторых из них выдвинул на высокие должности; действительно, двумя старшими преторами в 44 г. до н. э. были Марк Брут и Гай Кассий, те самые знатоки греческой моральной философии.
Обе ставки проиграли. Для олигархов имела значение только свободная игра амбиций, ничем не ограниченная возможность занять доходную должность. Учёный и историк, современник этих событий, так описал их безответственность, известную ему по личному опыту:
Что же до благодарности, то всё милосердие и великодушие Цезаря побил такой козырь, как «Платон о тирании». Олигархи решили, что Цезарь — тиран, и этого было достаточно.
Более шестидесяти человек решили нарушить клятву и убить Цезаря. Своим предводителем и выразителем своего мнения они избрали Марка Брута, гордого потомка Луция Брута, который возглавил восстание против Тарквиния 463 года назад. Они тоже собирались стать героями-освободителями.
Своё деяние они решили совершить как сенаторы. 15 марта сенат собрался в зале, примыкавшем к театру и портику Помпея. Когда Цезарь, руководивший заседанием, вошёл и сел, его немедленно окружили главные с.103 заговорщики. В разных источниках названо девять человек, но их могло быть и больше. Первый удар нанёс Луций Каска — из-за левого плеча Цезаря, а когда Цезарь приподнялся и обернулся, чтобы схватить Каску за руку, остальные выхватили кинжалы и бросились на него. Позднее на его теле обнаружили двадцать три раны152.
Безоружный, окружённый, но не сдавшийся, Цезарь был убит «словно загнанный зверь»153. Сенаторы в ужасе бежали, спасая жизни, и их крики вызвали панику в толпе, заполнявшей портик и театр, где показывали гладиаторские бои. Убийцы вышли наружу с окровавленными кинжалами в руках, и Брут попытался призвать всех к спокойствию: «Не бойтесь! Ничего дурного не случилось!» Но никто его не слушал. Все бежали — кроме гладиаторов, которые теперь оказались в распоряжении заговорщиков, как те и задумывали154. Под их охраной Брут и остальные направились на форум, крича, что они освободили республику и убили тирана. Но радостных толп вокруг не наблюдалось
«Когда народ за заговорщиками не последовал, они были приведены в замешательство и испугались»155. Заговорщики отступили на Капитолий, всё ещё под защитой гладиаторов, и позднее консул Антоний восстановил порядок на улицах и договорился с ними о перемирии. Лишь тогда испуганные граждане осмелились подать свои голоса так, чтобы их услышали. Они выдвинули два настоятельных, но несовместимых требования: мир и мщение156.
Второе требование перевесило первое и вновь прогремело на похоронах Цезаря. Когда Антоний приказал глашатаю зачитать список почестей Цезаря, законы о которых были приняты народом, с.104 в том числе и священная неприкосновенность, и слова клятвы, которой все сенаторы поклялись защищать его, народ пришёл в бешенство157. Почему убийцы так глубоко ошиблись относительно воли народа? Быть может, они и знали эту волю, просто были слишком самонадеянны и пренебрегли ею.
Именно такое впечатление создаётся из писем Цицерона, в которых покойный упоминается как тиран, убийцы — как герои, а убийство — как славнейшее из деяний158. Один из друзей Цезаря, протестуя против подобных выражений, жаловался, что оптиматы даже не позволяют ему скорбеть:
Это драгоценный документ. Без него мы могли бы счесть взгляды Цицерона нормой, а не пристрастным выражением идеологических предубеждений.
Пожалуй, стоит также отметить вердикт историка, писавшего спустя два с половиной века. Дион Кассий был старшим сенатором, пережил правления Коммода и Каракаллы, так что кое-что знал с.105 о правителях-тиранах. Вот как он начинает свой рассказ о мартовских идах:
Было бы слишком просто списать всё на безумие, но в остальном это суждение заслуживает внимания.
с.107
10. Да здравствует Цезарь
В 19 лет я по своей инициативе и на свои средства снарядил войско, с помощью которого я вернул свободу государству, угнетенному господством (одной) клики… А народ в том же году [43 г. до н. э.], поскольку оба консула погибли на войне, избрал меня на пост консула и триумвира для устроения государства. Тех, кто убил моего отца, я удалил в изгнание на законном основании, по приговору суда, отомстив им за их преступление. Впоследствии, когда они пошли на государство войной, я разбил их в двух сражениях [42 г. до н. э.].
Император Цезарь Август (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.), сын Божественного Юлия161 |
с.109 Спустя несколько дней после убийства было обнародовано завещание Цезаря. Главным наследником он назначил своего внучатого племянника Гая Октавия, причём «усыновил его и передал ему свое имя»162. Это был великолепный выбор.
Юный Октавий, теперь юный Цезарь, физически был слаб, зато твёрд, упорен и глубоко верил в свою судьбу. Вскоре после того, как он приехал в Рим, чтобы заявить права на своё опасное наследство, в северной части неба в течение семи дней была видна комета. Как он позднее отмечал в своих мемуарах, народ истолковал это так, что душа Цезаря принята в число бессмертных богов. Но он был уверен, что это знамение предназначено ему самому и означает его возрождение как Цезаря163.
Он оказался достаточно безжалостен, чтобы вместе со своими коллегами-триумвирами обрушить на оптиматов те проскрипции и бессудные казни, которыми они сами грозились. Помните, как те злоупотребили милосердием и великодушием Цезаря?164 Триумвиров избрал и наделил полномочиями римский народ, который больше не склонен был к милосердию. Можно сказать, что олигархи сами навлекли это на себя.
Пятнадцать лет спустя, в 29 г. до н. э., после многолетних жестоких войн, тягот и гибели многих тысяч римлян уже не столь юный Цезарь (ему было тридцать три года) вернулся в истощённый, но мирный Рим. Он вернулся с добычей, взятой с.110 у Клеопатры в Египте, последнем и самом богатом из эллинистических царств, которое теперь оказалось «под властью римского народа»165. После окончания триумфальных игр он посвятил храм Божественного Юлия, построенный на форуме в том месте, где пятнадцать лет назад народ возвёл погребальный костёр. Теперь Юлий Цезарь был одним из богов.
Римляне, травмированные постоянными гражданскими войнами, отчаянно жаждали новой жизни. Теперь, наконец, они её дождались:
Это имя напоминало о «священном гадании» (augustum augurium), когда боги одобрили решение римского народа предоставить власть Ромулу167. Цезарь Август вернул «достояние народа» их законным владельцам, а они, в свою очередь, наделили его властью.
Он не был «императором». У него не было ни дворца, ни трона, ни регалий. Латинское слово imperator означает «полководец», и военное командование (imperium), предоставленное ему сенатом и народом, было ограничено во времени и пространстве — хотя, конечно, они надеялись на его продление, что и произошло. Спустя несколько лет они предоставили ему полномочия народных трибунов, не ограниченные, однако, городом Римом, но простирающиеся на всю империю. Эта с.111 мера явно предназначалась для защиты простого народа168, и её предназначение отражено в словах поэта, написанных около 13 г. до н. э.:
Хранит нас Цезарь, и ни насилие Мир не нарушит, ни межусобица, Ни гнев, что меч кует и часто Город на город враждой подъемлет169. |
Рим ценил первенство Цезаря Августа, потому что оно позволяло контролировать жадных и надменных людей.
Август прожил долго и правил в эпоху, которую его современники называли золотым веком. Он расценивал своё положение, как «пост стража» (statio) и надеялся передать его сыну170. В конце концов ему пришлось усыновить пасынка — человека, мыслившего как оптимат старой закалки, и результат вышел предсказуемо печальным. Но принцип был заложен: уникальное преобладание Августа могло формально передаваться и передавалось преемнику.
Это было возвращение к монархии — но монархии особого рода. Преемники Августа не были царями или диктаторами — они были Цезарями, и значение этого лучше всего показывают события 41 г. н. э. Когда правнука Августа, отвратительного Калигулу, убили офицеры его собственной охраны, сенаторы сочли, что «тирания Цезарей» окончена и теперь они снова у руля. Но, как сообщает нам хорошо осведомлённый историк:
Клавдий не имел права на имя «Цезарь» ни по рождению, ни по усыновлению, так что принятие им этого имени стало эпохальным событием. Имя стало титулом.
* * *
А как же «Пришёл, увидел, победил», или «Жена Цезаря должна быть выше подозрений», или «И ты, Брут?» Увы, нет: я хотел сосредоточить внимание на важном. Эти и другие истории читатели могут найти в работах, перечисленных ниже в разделе «Дополнительная литература»; там же они найдут гораздо более сочувственные рассказы о римской аристократии и людях, именовавших себя освободителями.
Я полагаю, что современные историки слишком охотно соглашаются с лестной самооценкой запятнанных кровью оптиматов. Читатели могут составить об этом собственное мнение, и в помощь им я дал ссылки на первоисточники относительно всех спорных моментов. На самом деле до нас дошёл громадный объём источников о мире Юлия Цезаря, существовавшем две тысячи лет назад, но их не так-то просто свести воедино и осмыслить.
Почему это важно? Ну, сколько бы мы ни осуждали империализм, а Римская империя представляла собой согласованную военную и фискальную систему, которая на протяжении четырёх веков обеспечивала безопасность, процветание и относительный мир в Западной Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке. Она принесла в Европу образованное городское общество, память о котором и пример которого сделали возможным то, что мы называем «западной цивилизацией». И этого не случилось бы, если бы не Юлий Цезарь. Географически империю в значительной мере создали защитники народа: Помпей в западной Азии (66—
Гигант? Да, полагаю, что его можно так назвать.
с.124
Хронология
даты | |
507 | Изгнание Тарквиния, упразднение монархии |
133 | Убийство Тиберия Гракха |
121 | Самоубийство Гая Гракха |
101 | Победа Мария над кимврами |
100 | 13 июля — рождение Цезаря |
99 | Убийство Сатурнина |
88 | Марш Суллы на Рим, убийство Сульпиция |
79 | Награждение Цезаря за отвагу |
69 | Квестура Цезаря |
65 | Эдилитет Цезаря |
62 | Претура Цезаря |
59 | Консульство Цезаря |
58 | Победа Цезаря над гельветами и Ариовистом |
55 | Экспедиции Цезаря в Германию и Британию |
52 | Убийство Клодия |
49 | Вторжение Цезаря в Италию |
48 | Битва при Фарсале; смерть Помпея |
47 | Цезарь в Египте |
46 | Битва при Тапсе; смерть Катона |
45 | Испанская кампания |
44 | 15 марта — убийство Цезаря |
42 | Битва при Филиппах; смерть Кассия и Брута |
29 | 18 августа — посвящение храма Божественного Юлия |
27 | Сенат и народ наделяют властью Императора Цезаря Августа |
с.125
Дополнительная литература
Alston, Richard, Rome’s Revolution: Death of the Republic and Birth of the Empire (Oxford University Press, 2015)
Billows, Richard A., Julius Caesar: The Colossus of Rome (Routledge, 2009)
Crook, J. A., Lintott, Andrew and Rawson, Elizabeth (eds), The Cambridge Ancient History, second edition: Vol. 9, The Last Age of the Roman Republic 146—
Gelzer, Matthias, Caesar: Politician and Statesman (Blackwell, 1968)
Goldsworthy, Adrian, Caesar: The Life of a Colossus (Weidenfeld & Nicolson, 2006)
Griffin, Miriam (ed.), A Companion to Julius Caesar (Wiley — Blackwell, 2009)
Harris, Robert, Dictator (Hutchinson, 2015)
Holland, Tom, Rubicon: The Triumph and Tragedy of the Roman Republic (Little, Brown Book Group, 2003)
Meier, Christian, Caesar (HarperCollins, 1995)
Pelling, Christopher, Plutarch Caesar. Translated with an Introduction and Commentary (Oxford University Press, 2011)
Seager, Robin, Pompey the Great: A Political Biography (Blackwell, 2002)
Stevenson, Tom, Julius Caesar and the Transformation of the Roman Republic (Routledge, 2015)
с.126 Strauss, Barry, The Death of Caesar: The Story of History s Most Famous Assassination (Simon & Schuster, 2015)
Tatum, W. Jeffrey, Always I am Caesar (Blackwell, 2006)
Welch, Kathryn, and Powell, Anton (eds), Julius Caesar as Artful Reporter: The War Commentaries as Political Instruments (Duckworth, 1998)
Wiseman, T. P., Remembering the Roman People (Oxford University Press, 2009)
Wiseman, T. P., ‘The Many and the Few’, History Today 64. 8 (2014) 10—
Wyke, Maria, Caesar: A Life in Western Culture (University of Chicago Press, 2008)
с.127
Электронные ресурсы
http://classicsresources.info/
https://wiki.digitalclassicist.org/Main_Page
http://dcc.dickinson.edu/caesar/caesar-introduction
http://penelope.uchicago.edU/Thayer/E/Roman/home.html
ПРИМЕЧАНИЯ