История Рима от основания города

Книга XLV

т. III, с. 521 1. (1) Хоть вест­ни­ки победы — Квинт Фабий, Луций Лен­тул и Квинт Метелл — спе­ши­ли, как мог­ли, и Рима достиг­ли быст­ро, там, ока­за­лось, уже цари­ло лико­ва­ние, пред­вос­хи­щая их вести. (2) На тре­тий день после сра­же­ния с Пер­се­ем¹, на играх в цир­ке, по всем рядам вдруг про­ка­ти­лось: в Македо­нии, мол, было сра­же­нье, и царь раз­бит; (3) гул голо­сов уси­лил­ся, потом под­ня­лись кри­ки и руко­плес­ка­нья, как буд­то и вправ­ду при­шло изве­стие о победе. (4) Долж­ност­ные лица в удив­ле­нии ста­ли искать винов­ни­ка это­го вне­зап­но­го всплес­ка, но не нашли, так что осно­ва­ний для радост­ной уве­рен­но­сти вро­де бы и не ста­ло, но доб­рая при­ме­та запа­ла в души. (5) И когда с при­хо­дом Фабия, Лен­ту­ла и Метел­ла весть под­твер­ди­лась, люди обра­до­ва­лись и самой победе и сбыв­ше­му­ся пред­чув­ст­вию². (6) Рас­ска­зы­ва­ют и о дру­гом поры­ве лико­ва­нья тол­пы на играх в цир­ке, и это­му тоже, види­мо, мож­но верить: во вто­рой день Рим­ских игр, за пят­на­дцать дней до октябрь­ских календ³, явил­ся, как рас­ска­зы­ва­ют, пись­мо­но­сец, ска­зав­ший, что он из Македо­нии, и вру­чил кон­су­лу Гаю Лици­нию укра­шен­ное лав­ром пись­мо как раз тогда, когда тот соби­рал­ся пустить чет­вер­ки в забег. (7) Пустив чет­вер­ки, кон­сул взо­шел на свою колес­ни­цу и поехал по цир­ку к зри­тель­ским ска­мьям, высо­ко под­няв посла­нье с лав­ром, чтобы оно было вид­но всем. (8) Народ тот­час забыл о зре­ли­ще и сбе­жал­ся в середи­ну цир­ка. Кон­сул при­гла­сил туда отцов-сена­то­ров, про­чи­тал посла­нье и с сена­тор­ско­го соиз­во­ле­ния воз­гла­сил перед ряда­ми наро­да, что сото­ва­рищ его, Луций Эми­лий, сра­зил­ся с царем Пер­се­ем, (9) македон­ское вой­ско раз­би­то и рас­се­я­но, царь с горст­кой людей бежал, и все македон­ские горо­да поко­ри­лись наро­ду рим­ско­му. (10) Отве­том были кли­ки и шум руко­плес­ка­ний; об играх так и забы­ли, почти все напра­ви­лись по домам с радост­ной вестью к женам и детям. (11) То был две­на­дца­тый день после сра­же­нья в Македо­нии.

2. (1) Назав­тра сенат, собрав­шись в курии, решил устро­ить молеб­ст­вие и при­нял поста­нов­ле­нье о том, чтобы кон­сул рас­пу­стил всех при­сяг­нув­ших ему⁴, кро­ме вои­нов и моря­ков, (2) а о вои­нах и моря­ках доло­жил, когда от кон­су­ла Луция Эми­лия явят­ся сами его послы, кото­рые и отпра­ви­ли впе­ред пись­мо­нос­ца. (3) За шесть дней до октябрь­ских календ, часу во вто­ром, эти послы вошли в Рим и дви­ну­лись к фору­му, увле­кая с собою гро­мад­ную тол­пу, — повсюду им навстре­чу выбе­га­ли люди и шли за ними. (4) Отцы-сена­то­ры как раз заседа­ли в курии, и кон­сул пред­ста­вил им послов. При­быв­ших не отпу­сти­ли, покуда они не рас­ска­за­ли подроб­но о том, сколь с.522 вели­ки были силы царя, и пешие, и кон­ные, и сколь­ко тысяч из них пере­би­то, и сколь­ко взя­то в плен, (5) и сколь малы­ми поте­ря­ми учи­ни­ли вра­гу такое побо­и­ще, и как стре­ми­тель­но бежал Пер­сей; дума­ет­ся, гово­ри­ли послы, он кинет­ся к Само­фра­кии, но готов уже флот, чтобы его пре­сле­до­вать, и не уйти царю ни на море, ни на суше. (6) Все это послы потом изло­жи­ли и перед собрав­шим­ся наро­дом. И радость всех охва­ти­ла сно­ва, когда кон­сул рас­по­рядил­ся открыть все хра­мы горо­да: со сход­ки каж­дый пошел бла­го­да­рить богов, (7) и все хра­мы бес­смерт­ных запол­ни­лись тол­па­ми мужей и даже жен­щин⁵.

(8) Сенат, вновь созван­ный в курии, пове­лел: по слу­чаю бле­стя­ще­го успе­ха кон­су­ла Луция Эми­лия устро­ить пяти­днев­ные молеб­ст­вия перед все­ми ложа­ми богов и при­не­сти в жерт­ву взрос­лых живот­ных. (9) Кораб­ли, сто­яв­шие на Тиб­ре в пол­ной оснаст­ке и гото­вые, как толь­ко пона­до­бит­ся, идти в Македо­нию, поста­но­ви­ли выта­щить на берег и раз­ме­стить по вер­фям, (10) моря­ков — рас­пу­стить, выдав им годо­вое жало­ва­нье, а с ними — всех, кто при­ся­гал кон­су­лу; (11) и тех сол­дат, что были раз­ме­ще­ны в Кор­ки­ре, Брун­ди­зии, у Верх­не­го моря и в ларин­ских зем­лях, чтобы Гай Лици­ний мог с ними в нуж­ный час прий­ти на помощь това­ри­щу, — всех тоже реше­но было рас­пу­стить. (12) Перед сход­кой объ­яв­ле­но было о пяти­днев­ном молеб­ст­вии, начи­наю­щем­ся за пять дней до октябрь­ских ид.

3. (1) Из Илли­рии яви­лись двое послан­цев, Гай Лици­ний Нер­ва и Пуб­лий Деций⁶; илли­рий­ское вой­ско раз­би­то, воз­ве­сти­ли они, царь Ген­тий пле­нен, Илли­рия поко­ри­лась наро­ду рим­ско­му. (2) За эти успе­хи, достиг­ну­тые под води­тель­ст­вом и при ауспи­ци­ях пре­то­ра Луция Ани­ция, сенат при­нял реше­ние о трех­днев­ном молеб­ст­вии. Дни были назна­че­ны кон­су­лом — чет­вер­тый, тре­тий и канун ноябрь­ских ид.

(3) Неко­то­рые рас­ска­зы­ва­ют⁷, что, когда при­шло изве­стие о победе, родос­ских послов, до сих пор пре­бы­вав­ших в Риме, при­гла­си­ли в сенат, слов­но в насмеш­ку над их тупою над­мен­но­стью. (4) Гла­ва посоль­ства, Аге­по­лид, ска­зал, что родо­с­цы сна­ряди­ли посоль­ство, дабы при­ми­рить Рим и Пер­сея, (5) ибо от этой вой­ны всей Гре­ции были толь­ко тяготы и муки, а самим рим­ля­нам — рас­ход и убыт­ки: (6) но судь­ба наро­да рим­ско­го рас­по­ряди­лась счаст­ли­во, вой­ну закон­чив по-сво­е­му, а им, родос­цам, пре­до­ста­вив слу­чай изъ­явить рим­ля­нам радость по слу­чаю их бле­стя­щей победы. Так гово­рил родо­сец.

Ответ ему был такой: нет, не о поль­зе Гре­ции, не об издерж­ках рим­лян пек­лись родо­с­цы, а един­ст­вен­но о поль­зе царя Пер­сея. (7) Имей они ту заботу, о кото­рой здесь лице­мер­но тол­ку­ют, посоль­ство свое сна­ряди­ли бы рань­ше — когда Пер­сей, вторг­шись в Фес­са­лию, два дол­гих года иные гре­че­ские горо­да оса­ждал, а иным угро­жал. Одна­ко в те вре­ме­на родо­с­цы не поми­на­ли о мире, (8) и лишь узнав­ши о том, что рим­ляне уже одо­ле­ли горы, всту­пи­ли в Македо­нию и окру­жи­ли Пер­сея, тут же сна­ряди­ли посоль­ство, и не с.523 за иным чем-нибудь, а толь­ко за тем, чтобы спа­сти царя от опас­но­сти. С тем родо­с­цев и ото­сла­ли.

4. (1) Тем вре­ме­нем и Марк Мар­целл, уже ухо­дя из Испа­нии, взял слав­ный город Мар­ко­ли­ку и доста­вил казне десять фун­тов золота и сереб­ра на мил­ли­он сестер­ци­ев⁸.

(2) А кон­сул Эми­лий Павел, как уже ска­за­но, сто­ял в то вре­мя лаге­рем у Сир⁹, в зем­ле одо­ман­тов, куда к нему яви­лись послы царя Пер­сея с пись­мом, все трое — низ­ко­го роду. Увидев их, пла­чу­щих и жал­ких, Эми­лий Павел, гово­рят, сам про­сле­зил­ся над уча­стью люд­ской, — (3) ведь тот, кому еще недав­но была тес­на его дер­жа­ва, кто вое­вал дар­да­нов и илли­рий­цев, а бастар­нов под­ни­мал себе на помощь, теперь, лишив­шись и вой­ска, и цар­ства, забил­ся на малый ост­ров и может лишь умо­лять, но защи­тить­ся не в силах, раз­ве лишь свя­то­стью при­ютив­ше­го его хра­ма. (4) Но обра­ще­ние «кон­су­лу Пав­лу от царя Пер­сея — при­вет» изгна­ло из серд­ца кон­су­ла вся­кую жалость к это­му глуп­цу, не пони­маю­ще­му сво­ей уча­сти. (5) А пото­му, хотя в про­чей части Пер­се­е­ва пись­ма содер­жа­лись прось­бы отнюдь не цар­ст­вен­ные, послов Пер­сея без отве­та и без пись­ма ото­сла­ли прочь. Понял Пер­сей, о каком про­зва­нии повер­жен­но­му подо­ба­ет забыть, (6) и отпра­вил дру­гое пись­мо, под­пи­сав его, как част­ное лицо, толь­ко име­нем, где усерд­но и небез­успеш­но про­сил при­слать к нему кого-нибудь, с кем он мог бы пого­во­рить о сво­ем поло­же­нии и обсто­я­тель­ствах. (7) К нему посла­ли тро­их — Пуб­лия Лен­ту­ла, Авла Посту­мия Аль­би­на и Авла Анто­ния — и, ока­за­лось, впу­стую: Пер­сей как мог цеп­лял­ся за цар­ское зва­нье, а Павел скло­нял его вве­рить себя со всем доб­ром сво­им спра­вед­ли­во­сти и мило­сер­дию наро­да рим­ско­го.

5. (1) Тем вре­ме­нем Гней Окта­вий с фло­том при­шел к Само­фра­кии и тоже — то угро­за­ми, то посу­ла­ми — скло­нял царя к сда­че, и тут помог­ло ему одно обсто­я­тель­ство, то ли слу­чай­ное, то ли под­стро­ен­ное. (2) Луций Ати­лий, знат­ный юно­ша, заме­тив, что народ само­фра­кий­ский собрал­ся на сход­ку, спро­сил у мест­ных вла­стей доз­во­ле­нья обра­тить­ся к наро­ду с несколь­ки­ми сло­ва­ми. Ему доз­во­ли­ли, и он заго­во­рил:

(3) «Ска­жи­те мне, госте­при­им­цы-само­фра­кий­цы, вза­прав­ду ли свя­ще­нен ваш ост­ров и чист от сквер­ны весь без изъ­я­тия или нас обма­ну­ли?» (4) Все под­твер­ди­ли — ошиб­ки, мол, нет, и ост­ров, вер­но, свя­щен­ный. «Так поче­му же, — про­дол­жал Ати­лий, — убий­ца осквер­нил его кро­вью царя Эвме­на? И как же вы поз­во­ли­те кро­ва­во­му раз­бой­ни­ку пач­кать свя­ти­ли­ща ваши, — ведь пер­вые же сло­ва ваше­го обряда запре­ща­ют касать­ся свя­тынь нечи­сты­ми рука­ми?»

(5) О том, что в Дель­фах Эвандр почти что убил царя Эвме­на¹⁰, гово­ри­ла вся Гре­ция. (6) А пото­му само­фра­кий­цы, рас­судив, что корят их не без при­чи­ны, и пони­мая, что сами они, и весь их ост­ров, и храм все­це­ло во вла­сти рим­лян, отпра­ви­ли Фео­н­да, вер­хов­но­го пра­ви­те­ля сво­его (сами они зовут его царем) объ­явить Пер­сею, что Эванд­ра Крит­ско­го обви­ня­ют в убий­стве, (7), а у них, с.524 у само­фра­кий­цев, издрев­ле заведе­но вызы­вать в суд того, кто, по слу­хам, всту­пил в пре­де­лы свя­ти­ли­ща с зама­ран­ны­ми нече­стьем рука­ми; (8) если Эвандр уве­рен, что эти обви­не­ния напрас­ны, пусть при­дет защи­тить себя перед судом, а если боит­ся, пусть очи­стит храм от нече­стия и сам о себе поза­бо­тит­ся.

(9) Пер­сей с гла­зу на глаз отсо­ве­то­вал Эван­д­ру являть­ся в суд — ни дело, ни отно­ше­ние к нему судей не сулят-де добра. За эти­ми уве­ще­ва­нья­ми скры­вал­ся страх: вдруг Эванд­ра при­зна­ют винов­ным, а он и выдаст зачин­щи­ка гнус­но­го зло­де­я­ния. «Что же теперь оста­ет­ся, — гово­рил Пер­сей, — кро­ме как доб­лест­но уме­реть?» (10) Эвандр не отне­ки­вал­ся, ска­зал толь­ко, что яд пред­по­чи­та­ет желе­зу, а сам тай­ком стал гото­вить побег. Когда об этом доло­же­но было царю, тот испу­гал­ся: не пал бы гнев само­фра­кий­цев теперь на него, буд­то он и помог обви­ня­е­мо­му скрыть­ся от кары. В стра­хе царь при­ка­зал умерт­вить Эванд­ра. (11) А когда бес­смыс­лен­ное убий­ство было совер­ше­но, Пер­сей спо­хва­тил­ся — ведь он, выхо­дит, взял на себя грех Эванд­ра. Тот в Дель­фах ранил Эвме­на, этот убил Эванд­ра на Само­фра­кии, и вот по воле одно­го чело­ве­ка два свя­щен­ней­ших на зем­ле хра­ма обаг­ре­ны люд­ской кро­вью. (12) Дабы отве­сти от себя обви­не­ние, Пер­сей под­ку­пил Фео­н­да, и тот объ­явил наро­ду, что Эвандр сам покон­чил с собой.

6. (1) Одна­ко подоб­ное зло­де­я­ние про­тив послед­не­го вер­но­го дру­га, испы­тан­но­го в столь­ких бедах и пре­дан­но­го царем за то, что царя не пре­дал, оттолк­ну­ло всех от Пер­сея. Его люди один за дру­гим ста­ли пере­хо­дить к рим­ля­нам. (2) Пер­сей же, остав­шись почти в оди­но­че­стве, при­нуж­ден был поду­мать о бег­стве; он обра­ща­ет­ся к Оро­ан­ду, кри­тя­ни­ну, кото­ро­му фра­кий­ский берег был хоро­шо зна­ком по тор­го­вым поезд­кам, и про­сит взять его на суд­но и свез­ти к Коти­су. (3) На одном само­фра­кий­ском мысу есть гавань Демет­рий¹¹; там и сто­я­ло суд­но Оро­ан­да. На зака­те туда снес­ли все, что необ­хо­ди­мо в пути; снес­ли и день­ги: сколь­ко было мож­но уне­сти тай­ком. (4) А в пол­ночь царь с тре­мя спут­ни­ка­ми про­бра­лись зад­ней две­рью в сад, при­мы­кав­ший к опо­чи­вальне, и, с трудом одолев огра­ду¹², вышли к морю. (5) Одна­ко Оро­анд, дождав­шись толь­ко, чтобы на судне ока­за­лись день­ги, с пер­вы­ми потем­ка­ми отча­лил и по гла­ди моря пустил­ся к Кри­ту. (6) Не обна­ру­жив суд­на в гава­ни, Пер­сей побро­дил по бере­гу и, нако­нец, увидев, что све­та­ет, испу­гал­ся, но не отва­жил­ся вер­нуть­ся в дом, где был гостем, а укрыл­ся сбо­ку хра­ма, в углу, где потем­нее.

(7) На Само­фра­кии с царем был отряд после­до­вав­ших за ним цар­ских отро­ков (так македо­няне зва­ли детей из зна­ти, избран­ных при­слу­жи­вать царю¹³); они и тут не остав­ля­ли царя, пока Гней Окта­вий не рас­по­рядил­ся объ­явить через гла­ша­тая, что всем цар­ским отро­кам и про­чим македо­ня­нам, (8) сколь­ко их есть на Само­фра­кии, сохра­нят и жизнь, и сво­бо­ду, и все их доб­ро, — что при них и что в Македо­нии, — если перей­дут они на сто­ро­ну рим­лян. (9) Македо­няне не оста­лись глу­хи к при­зы­ву и пере­да­лись все; запи­сы­вал их Гай Посту­мий, вой­ско­вой три­бун. Фес­са­ло­ни­ки­ец с.525 Ион¹⁴ пере­дал Окта­вию и малых детей царя, оста­вив при нем лишь стар­ше­го из сыно­вей, Филип­па. (10) Тут царь и сдал­ся Окта­вию вме­сте с сыном, кля­ня судь­бу и богов, почи­тае­мых в хра­ме: ничем-де не помог­ли моля­ще­му¹⁵. (11) Пер­сея при­ка­за­ли поса­дить на пре­тор­ский корабль, куда снес­ли и все остав­ши­е­ся день­ги, и флот тот­час же дви­нул­ся к Амфи­по­лю. (12) Оттуда Окта­вий ото­слал царя в лагерь кон­су­ла, а впе­ред отпра­вил гон­ца с изве­стьем: царь сдал­ся, и его везут.

7. (1) Спра­вед­ли­во пола­гая это вто­рою сво­ей победой, Эми­лий Павел жерт­во­при­но­ше­ни­ем отбла­го­да­рил богов за доб­рую весть, созвал совет и, про­чи­тав пред ним пись­мо пре­то­ра, отпра­вил Квин­та Элия Тубе­ро­на¹⁶ навстре­чу царю, а всем про­чим при­ка­зал оста­вать­ся в став­ке. (2) Такой тол­пы еще не соби­ра­ло ни одно зре­ли­ще. Когда-то на памя­ти отцов в рим­ский лагерь при­ве­ли пле­нен­но­го царя Сифа­ка¹⁷, но тот был толь­ко при­да­чей к Пуний­ской войне, как Ген­тий — к войне Македон­ской; к тому же ни соб­ст­вен­ною сла­вой, ни сла­вою сво­его наро­да он рав­нять­ся с Пер­се­ем не мог. (3) Пер­сей, глав­ное лицо этой вой­ны, был на виду у всех не толь­ко бла­го­да­ря сла­ве сво­ей, отца, и деда, и дру­гих, с кем он был свя­зан кров­ным род­ст­вом, — ложил­ся на Пер­сея отблеск сла­вы Филип­па и вели­ко­го Алек­сандра, дав­ших македо­ня­нам власть над кру­гом зем­ным.

(4) Пер­сей всту­пил в лагерь в скорб­ной одеж­де; сопро­вож­дал его толь­ко сын — ника­кой дру­гой спут­ник и това­рищ по несча­стью не мог бы сде­лать более жалост­ным его вид. Тол­па сбе­жав­ших­ся на это зре­ли­ще не дава­ла ему пути, покуда кон­сул не отпра­вил лик­то­ров рас­чи­стить Пер­сею путь к став­ке. (5) Кон­сул, дав всем при­каз сидеть, встал и шаг­нул навстре­чу вхо­дя­ще­му царю и подал ему руку; тот было пал ему в ноги, но кон­сул под­нял его, не дав кос­нуть­ся сво­их колен, и ввел в палат­ку, при­ка­зав сесть напро­тив совет­ни­ков.

8. (1) Спер­ва царя ста­ли рас­спра­ши­вать, что за обида побуди­ла его с такой отча­ян­ною зло­бой пой­ти вой­ною на рим­ский народ, чем он и довел до край­но­сти себя и цар­ство? (2) Отве­та жда­ли дол­го, но царь, глядя в зем­лю, мол­чал и пла­кал; тут кон­сул заго­во­рил опять: (3) «Когда бы юно­шей при­нял ты цар­ство, не так уди­ви­тель­но было бы, что ты не зна­ешь, каков народ рим­ский и в друж­бе и во враж­де; (4) но ты-то делил с отцом сво­им и тяготы вой­ны, какую тот вел про­тив нас, и заботы мира, за нею после­до­вав­ше­го, — мира, кото­рый мы пред отцом тво­им вер­но хра­ни­ли. Так что же ты думал, пред­по­чи­тая не в мире жить, но вое­вать про­тив тех, кто в войне тебе дока­зал свою силу, а в мире — чест­ность?»

(5) Но царь не отве­чал ни на вопро­сы, ни на упре­ки, и Эми­лий Павел повел речь даль­ше: «Впро­чем, явил­ся ли при­чи­ною слу­чай, неиз­беж­ность или заблуж­де­нье ума чело­ве­че­ско­го, не падай духом. Снис­хо­ди­тель­ность рим­ско­го наро­да царя­ми мно­ги­ми и наро­да­ми испы­та­на в труд­ный час, а пото­му ты можешь не толь­ко питать надеж­ду, но, пожа­луй, быть пря­мо уве­рен в сво­ей без­опас­но­сти».

с.526 (6) Все это кон­сул гово­рил Пер­сею по-гре­че­ски; потом про­дол­жил и по-латы­ни, уже к сво­им¹⁸: «Вот вам пре­крас­ный при­мер пре­врат­но­сти люд­ско­го жре­бия. Я гово­рю это преж­де все­го ради вас, юно­ши. Знай­те, не долж­но в сча­стии над­ме­вать­ся и не долж­но насиль­ни­чать, пола­га­ясь на сего­дняш­нюю уда­чу, — неве­до­мо, что при­не­сет нам вечер. (7) Лишь тот смо­жет звать­ся мужем, кого попу­т­ный ветер не увле­чет, а встреч­ный не сло­мит».

(8) На том совет и рас­пу­сти­ли, пре­по­ру­чив заботу о царе Квин­ту Элию. В тот же день Пер­сей был удо­сто­ен при­гла­ше­ния к кон­су­лу и про­чих поче­стей, какие толь­ко воз­мож­ны были в его доле. Затем все вой­ско было отпу­ще­но на зимов­ку.

9. (1) Амфи­поль при­нял боль­шую часть вои­нов, осталь­ных — сосед­ние горо­да.

(2) Таков был конец четы­рех­лет­ней вой­ны меж­ду рим­ля­на­ми и Пер­се­ем, таков был конец дер­жа­вы, чьей сла­вой пол­ни­лись почти вся Евро­па и вся Азия. (3) Пер­сей счи­тал­ся два­дца­тым царем¹⁹ после Кара­на, пер­во­го царя. Цар­ство он при­нял в кон­суль­ство Квин­та Фуль­вия и Луция Ман­лия; сенат при­знал его царем при Мар­ке Юнии и Авле Ман­лии; пра­вил он один­на­дцать лет. (4) Македон­ское цар­ство мало было ведо­мо вплоть до Филип­па, сына Амин­ты; затем его ста­ра­нья­ми ста­ло рас­ти и креп­нуть, одна­ко же, обняв всю Гре­цию, часть Фра­кии и часть Илли­рии, еще дер­жа­лось в пре­де­лах Евро­пы. (5) Затем македо­няне хлы­ну­ли в Азию и за три­на­дцать лет прав­ле­ния Алек­сандра поко­ри­ли спер­ва почти что неиз­ме­ри­мые про­сто­ры пер­сид­ской дер­жа­вы, (6) потом про­шли через зем­ли ара­бов и через Индию до само­го края зем­ли, омы­вае­мо­го Крас­ным морем. (7) В ту пору македон­ская дер­жа­ва была всех боль­ше на зем­ле и всех слав­нее, но со смер­тью Алек­сандра ока­за­лась рас­тер­за­на на мно­гие цар­ства, ибо каж­дый желал власт­во­вать, и силы ее были подо­рва­ны, одна­ко про­шло еще сто пять­де­сят лет²⁰, счи­тая от вер­ши­ны ее судь­бы, преж­де чем настал конец.

10. (1) Когда мол­ва о победе рим­лян достиг­ла Азии, Анте­нор, сто­яв­ший с лег­ким фло­том сво­им у Фан²¹, пере­бро­сил его к Кас­сан­дрии. (2) Узнав о том, что вра­же­ские кораб­ли ушли и что вой­на в Македо­нии окон­че­на, Гай Попи­лий, сто­яв­ший на Дело­се для охра­ны судов, иду­щих в Македо­нию, тот­час же отпу­стил Атта­ло­вы кораб­ли и про­дол­жил путь с посоль­ст­вом в Еги­пет²², (3) желая опе­ре­дить Антио­ха на пути к Алек­сан­дрии. (4) Когда, про­плы­вая вдоль Азии, рим­ские послы зашли в Лори­мы²³, гавань, что чуть даль­ше два­дца­ти миль от Родо­са, как раз напро­тив само­го горо­да, (5) к ним яви­лись родос­ские ста­рей­ши­ны, ибо мол­ва о победе рим­лян достиг­ла уже и этих кра­ев, и очень про­си­ли заехать на Родос: пусть, мол, послы сами узна­ют, что дела­лось у них на ост­ро­ве и что теперь там тво­рит­ся, и в Риме доло­жат об этом — не по слу­хам, а убедив­шись соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми, ведь речь идет о доб­ром име­ни и бла­го­по­лу­чии государ­ства. (6) Как рим­ляне ни упи­ра­лись, но при­шлось им во имя бла­га союз­ни­ков на корот­кое вре­мя пре­рвать пла­ва­ние. По при­бы­тии их на Родос ста­рей­ши­ны моль­ба­ми и с.527 уго­во­ра­ми зата­щи­ли рим­лян в свое собра­ние. (7) При­бы­тие послов не успо­ко­и­ло, а уси­ли­ло стра­хи родо­с­цев: Попи­лий при­пом­нил им все, что во вре­мя вой­ны они гово­ри­ли и дела­ли про­тив рим­лян — и порознь, и все вме­сте, (8) а нра­ва был он кру­то­го, рез­кость речи его усу­губ­ля­лась угрю­мо­стью взгляда и голо­сом обви­ни­те­ля, (9) так что родо­с­цы мог­ли по суро­во­сти одно­го сена­то­ра пред­ста­вить себе, как настро­ен сенат в целом, ведь лич­ных при­чин для непри­яз­ни к родос­цам Попи­лий иметь не мог.

(10) Гай Деци­мий в речах был уме­рен­ней: почти во всем, гово­рил он, о чем помя­нул тут Попи­лий, вино­вен не народ, а те немно­гие, что под­стре­ка­ли чернь; (11) это они, про­даж­ные крас­но­баи, сочи­ни­ли ука­зы в уго­ду царю и сна­ряди­ли те самые посоль­ства, от кото­рых родос­цам все­гда было не мень­ше сты­да, чем доса­ды; и если народ будет бла­го­ра­зу­мен, то за все попла­тят­ся лишь пря­мые винов­ни­ки.

(12) Эта речь была выслу­ша­на с боль­шим сочув­ст­ви­ем, ибо Деци­мий не толь­ко сни­мал груз вины с наро­да, но воз­ла­гал его на насто­я­щих винов­ни­ков. (13) А пото­му, когда ста­рей­ши­ны ста­ли дер­жать ответ, народ одоб­рил тех, кто выра­зил согла­сье с Деци­ми­ем и готов­ность выдать зачин­щи­ков во искуп­ле­ние вины, и не одоб­рил тех, кто вся­че­ски пытал­ся оспо­рить Попи­ли­е­вы попре­ки. (14) Тот­час был издан указ: вся­кий, кто гово­рил или делал что-либо в поль­зу царю и во вред рим­ля­нам, отве­тит голо­вой. Иные бежа­ли еще перед при­хо­дом рим­лян, дру­гие покон­чи­ли с собой. (15) И хотя рим­ские послы, про­быв на Родо­се не более пяти дней, отпра­ви­лись даль­ше к Алек­сан­дрии, с их ухо­дом рев­ность родо­с­цев к испол­не­нию ука­за, при­ня­то­го перед лицом рим­лян, ничуть не ослаб­ла, и суд они тво­ри­ли рев­ност­но; такое усер­дие родос­цам вну­ша­ли в рав­ной мере и мяг­кость Деци­мия, и жест­кость Попи­лия.

11. (1) Тем вре­ме­нем Антиох оста­вил тщет­ные попыт­ки одо­леть сте­ны Алек­сан­дрии. Поко­рив осталь­ной Еги­пет, он оста­вил в Мем­фи­се Пто­ле­мея Стар­ше­го, чьи при­тя­за­ния на цар­ство он яко­бы и под­дер­жи­вал сво­и­ми воен­ны­ми сила­ми, и ушел с вой­ском в Сирию, чтобы затем напасть на того из бра­тьев, кото­рый ока­жет­ся победи­те­лем²⁴. (2) Для Пто­ле­мея наме­ре­нье Антио­ха отнюдь не было тай­ной, и рас­судил он так: покуда млад­ший брат устра­шен оса­дой, мож­но воро­тить­ся в Алек­сан­дрию, если сест­ра помо­жет, а брат­ни­ны дру­зья не вос­про­ти­вят­ся. И он стал слать пись­ма — спер­ва к сест­ре, (3) а потом и к бра­ту с дру­зья­ми — и писал им, пока не дого­во­рил­ся с ними о мире. (4) Он объ­яс­нил, что Антиох стал ему подо­зри­те­лен, когда, пере­дав­ши ему Еги­пет, оста­вил в Пелу­зии силь­ный гар­ни­зон. (5) Ста­ло ясно, что ключ от Егип­та у Антио­ха в руках и при жела­нии он смо­жет в любое вре­мя вер­нуть­ся туда с вой­ском, а усо­би­ца меж­ду бра­тья­ми осла­бит их так, что и победив­ший уже не смо­жет про­ти­во­сто­ять Антио­ху. (6) Млад­ший брат и люди его согла­си­лись с разум­ны­ми дово­да­ми стар­ше­го, да и сест­ра помог­ла — сове­та­ми, а боль­ше моль­ба­ми. (7) Так с обще­го согла­сья был уста­нов­лен мир, и стар­ший Пто­ле­мей вновь водво­рил­ся с.528 в Алек­сан­дрии, не встре­тив сопро­тив­ле­ния даже у город­ской тол­пы²⁵, исто­щен­ной оса­дой, а после голо­дом, — ведь и по сня­тии оса­ды в Алек­сан­дрию из Егип­та не под­во­зи­ли ниче­го.

(8) Тут бы и лико­вать Антио­ху, если б и вправ­ду он вой­ско в Еги­пет вво­дил, чтобы вер­нуть Пто­ле­мея на цар­ство, под како­вым бла­го­вид­ным пред­ло­гом он и послов при­ни­мал, и рас­сы­лал во всей Азии и Гре­ции пись­ма, но он был так раз­дра­жен, что стал гото­вить­ся к войне про­тив обо­их бра­тьев еще реши­тель­ней и злее, чем про­тив одно­го. (9) Флот он немед­лен­но послал к Кипру, а сам пошел на Еги­пет и к весне²⁶ был с вой­ском в Келе­си­рии. (10) Воз­ле Рино­ко­лу­ра яви­лись к нему послы Пто­ле­мея: тот изъ­яв­лял бла­го­дар­ность за воз­вра­щен­ное ему отцов­ское цар­ство и молил Антио­ха блю­сти этот дар. Луч­ше пусть ска­жет пря­мо, чего он хочет, но за ору­жие не берет­ся, пусть по-преж­не­му будет союз­ни­ком — не вра­гом. (11) Антиох на это отве­тил, что и флот и вой­ско отведет не ина­че как в обмен на весь Кипр, Пелу­зий и зем­ли вокруг Пелу­зий­ско­го устья Нила. Назна­чил и послед­ний срок для отве­та о выпол­не­нии тре­бо­ва­ний.

12. (1) Срок истек, и Антиох, отпра­вив­ши ниль­ским устьем суда к Пелу­зию, сам дви­нул­ся через пусты­ни Ара­вии; он был при­нят и жите­ля­ми Мем­фи­са, (2) и про­чи­ми егип­тя­на­ми, кем доб­ро­воль­но, а кем из стра­ха, затем спу­стил­ся к Алек­сан­дрии, не утруж­да­ясь боль­ши­ми пере­хо­да­ми. (3) У Элев­си­на, что в четы­рех милях от Алек­сан­дрии, он пере­шел Нил и тут повстре­чал рим­ских послов. (4) Антиох при­вет­ст­во­вал их и протя­нул было руку Попи­лию, но тот ему подал дощеч­ки с сенат­ским поста­нов­ле­ни­ем²⁷, велев спер­ва про­чи­тать. (5) Про­чи­тав, Антиох пообе­щал созвать дру­зей и с ними обду­мать, как быть ему, но Попи­лий повел себя по обык­но­ве­нью кру­то: пал­кой, с кото­рою шел, очер­тил он ноги царя и ска­зал: «Дай мне ответ для сена­та, не выхо­дя из это­го кру­га!» (6) Опе­шив от тако­го наси­лия, Антиох замеш­кал­ся было с отве­том, но нена­дол­го, и ска­зал: «Что почли за бла­го в сена­те, то я и сде­лаю». Лишь тогда Попи­лий подал Антио­ху руку — как союз­ни­ку и дру­гу.

(7) Затем в назна­чен­ный день Антиох поки­нул пре­де­лы Егип­та, а рим­ские послы сво­им вли­я­ни­ем и весом упро­чи­ли мир меж­ду Пто­ле­ме­я­ми, с вели­ким трудом достиг­ну­тый, и отбы­ли на Кипр, откуда ото­сла­ли Антиохов флот, уже успев­ший, впро­чем, раз­бить в сра­же­нии еги­пет­ские суда²⁸. (8) Посоль­ство это стя­жа­ло доб­рую сла­ву у всех наро­дов, ибо теперь, без сомне­нья, Еги­пет был отнят у Антио­ха и род Пто­ле­ме­ев был вос­ста­нов­лен в цар­стве отцов.

(9) Как про­слав­ле­но было бле­стя­щей победой прав­ле­нье одно­го из кон­су­лов это­го года, так бес­слав­но про­шло прав­ле­нье дру­го­го, ибо сде­лать ему ниче­го не при­шлось. (10) Нача­лось с того, что, объ­яв­ляя леги­о­нам день сбо­ра, сото­ва­рищ Пав­ла сту­пил на свя­щен­ный уча­сток²⁹, не совер­шив­ши пти­це­га­да­нья. О том доло­жи­ли авгу­рам, и те реши­ли, что день сбо­ра объ­яв­лен непра­виль­но. (11) Кон­сул отпра­вил­ся в Гал­лию и стал на сто­ян­ку в Кам­пи с.529 Мак­ри³⁰, под­ле гор Сици­ми­ны и Папи­на; в этих местах он и зази­мо­вал вме­сте с союз­ни­ка­ми-лати­на­ми; (12) рим­ские же леги­о­ны не покида­ли Рима, ибо день их сбо­ра был назна­чен непра­виль­но.

(13) Разъ­е­ха­лись по про­вин­ци­ям и пре­то­ры, все, кро­ме Гая Папи­рия Кар­бо­на, кото­ро­му доста­лась Сар­ди­ния, — сенат велел ему вер­шить в Риме суд по делам меж­ду граж­да­на­ми и ино­зем­ца­ми, ибо и этот жре­бий тоже выпал ему³¹.

13. (1) А Попи­лий и все посоль­ство, отря­жен­ное к Антио­ху, воро­ти­лось в Рим с докла­дом: рас­при меж­ду царя­ми ула­же­ны и Антиохо­во вой­ско отведе­но из Егип­та в Сирию. (2) Потом яви­лись посоль­ства самих царей. При­быв­шие от Антио­ха гово­ри­ли, что мир царю пока­зал­ся милее любой победы, ибо этот мир уго­ден сена­ту, и он, Антиох, пови­но­вал­ся при­ка­зам рим­ских послов, как веле­ньям богов; затем послы поздра­ви­ли рим­ский народ с победой, (3) уве­ряя, что царь и сам посо­дей­ст­во­вал бы этой победе, когда бы имел на этот счет какое-нибудь при­ка­за­нье.

(4) Царь Пто­ле­мей и Клео­пат­ра при­сла­ли общее посоль­ство с бла­го­дар­но­стя­ми и уве­ре­ни­я­ми; (5) роди­те­лям-де сво­им и богам бес­смерт­ным они обя­за­ны мень­ше, чем сена­ту и наро­ду рим­ско­му, кото­рые спас­ли их от тяж­ких бед­ст­вий оса­ды и воз­вра­ти­ли им поте­рян­ное было цар­ство отцов.

(6) Ответ сена­та гла­сил: царь Антиох был прав, пови­но­вав­шись послам; сенат и народ рим­ский этим доволь­ны. (7) Царям еги­пет­ским отве­ти­ли, что отцам-сена­то­рам весь­ма отрад­но, что он хоть чем-то спо­соб­ст­во­вал бла­гу и поль­зе Пто­ле­мея и Клео­пат­ры, и поста­ра­ет­ся, чтобы впредь они мог­ли пола­гать вер­ней­ший залог спо­кой­ст­вия для их цар­ства в покро­ви­тель­стве наро­да рим­ско­го. (8) Заботу о подар­ках послам воз­ло­жи­ли на пре­то­ра Гая Папи­рия. (9) Затем при­шло посла­ние из Македо­нии, удва­и­вав­шее радость победы; там сооб­ща­лось, что царь Пер­сей сдал­ся кон­су­лу.

(10) Когда посоль­ства царей отбы­ли, отцы-сена­то­ры разо­бра­ли спор меж­ду посла­ми Пизы и Лу́ны: пизан­цы жало­ва­лись, что рим­ские посе­лен­цы сго­ня­ют их с зем­ли, а луняне уве­ря­ли, что зем­лю эту им отве­ли три­ум­ви­ры³². (11) Сенат отпра­вил туда квин­кве­ви­ров — Квин­та Фабия Бутео­на, Пуб­лия Кор­не­лия Бла­си­о­на, Тита Сем­п­ро­ния Муску, Луция Невия Баль­ба и Гая Апу­лея Сатур­ни­на, — чтобы они разо­бра­лись с гра­ни­ца­ми и вынес­ли реше­нье.

(12) Посоль­ство с поздрав­ле­ни­я­ми при­слал и Эвмен с бра­тья­ми, Атта­лом и Афи­не­ем³³. Явил­ся и Мас­га­ба, сын царя Маси­нис­сы; в Путе­о­лы, где выса­дил­ся он, напра­ви­ли кве­сто­ра Луция Мани­лия с день­га­ми, чтобы он встре­тил царе­ви­ча и пре­про­во­дил его в Рим на казен­ный счет. (13) Немед­ля по при­бы­тии Мас­га­ба был при­нят в сена­те, где юно­ша про­из­нес речь, слог кото­рой был не менее при­я­тен для слу­ха, чем смысл. Он пере­чис­лил, сколь­ко пеших и кон­ных, сло­нов и хле­ба послал в Македо­нию за эти четы­ре года его отец, (14) но два обсто­я­тель­ства, ска­зал он, застав­ля­ли Маси­нис­су крас­неть: пер­вое — что сенат про­сил его через послов о постав­ках для нужд вой­ны, вме­сто того чтобы при­ка­зать, а вто­рое — что за с.530 хлеб ему при­сла­ны были день­ги. (15) Царь Маси­нис­са, ска­зал царе­вич, пом­нит, что рим­ский народ и добыл ему цар­ство, и уве­ли­чил во мно­го раз. А пото­му с него хва­тит и поль­зо­ва­нья цар­ст­вом, ибо пра­во соб­ст­вен­но­сти, он зна­ет, — у тех, кто ему это цар­ство вру­чил. (16) А зна­чит, рим­ля­нам по спра­вед­ли­во­сти долж­но брать у него, Маси­нис­сы, а не про­сить и не поку­пать за день­ги того, что родит­ся на пода­рен­ной ими сами­ми зем­ле, ему же, Маси­нис­се, и теперь и впредь доволь­но будет того, что рим­ля­нам не при­го­дит­ся. (17) С таки­ми пору­че­нья­ми от отца он, Мас­га­ба, пустил­ся в путь и настиг­нут был вер­хо­вы­ми с изве­сти­ем о победе над Македо­ни­ей и с отцов­ским при­ка­зом поздра­вить сена­то­ров и заве­рить их, что радость Маси­нис­сы по это­му слу­чаю столь вели­ка, что он и сам хотел бы явить­ся в Рим и при­не­сти бла­годар­ст­вен­ную жерт­ву на Капи­то­лии Юпи­те­ру Все­бла­го­му и Вели­чай­ше­му, так пусть же сенат, если это ему не в тягость, даст на то свое доз­во­ле­нье.

14. (1) Царе­ви­чу отве­ти­ли, что его отец вел себя, как подо­ба­ет мужу достой­но­му и бла­го­род­но­му, кото­рый долж­ное усу­губ­ля­ет доб­ро­хот­ным, — отто­го оно и цен­ней, и почтен­ней. (2) В Пуни­че­ской войне он сме­ло и без коле­ба­ний помог наро­ду рим­ско­му, и от него полу­чил в знак бла­го­во­ле­нья цар­ство; так они скви­та­лись, но и потом, когда рим­ляне вое­ва­ли с тре­мя царя­ми кряду, Маси­нис­са ока­зы­вал им все услу­ги, какие мог. (3) Так не диво, что царь, свя­зав­ший участь свою и цар­ства с дела­ми рим­лян, от серд­ца рад победе наро­да рим­ско­го; пусть же за эту победу он воздаст бла­го­дар­ность богам, не покидая дома и оча­га, а в Риме за него это сде­ла­ет сын, (4) кото­рый доволь­но при­нес поздрав­ле­ний — и от сво­его, и от отцов­ско­го име­ни. А само­му Маси­нис­се не сто­ит сей­час покидать свое цар­ство и Афри­ку — это не при­нес­ло бы поль­зы ни ему, ни рим­ско­му государ­ству.

(5) На прось­бу Мас­га­бы потре­бо­вать в Рим залож­ни­ком Ган­но­на, Гамиль­ка­ро­ва сына, вме­сто <…>, было отве­че­но, что сенат не счи­та­ет спра­вед­ли­вым тре­бо­вать у кар­фа­ге­нян залож­ни­ков по усмот­ре­нию Маси­нис­сы. (6) Кве­сто­ру сенат пове­лел купить для царе­ви­ча подар­ков на сто фун­тов сереб­ра, сопро­во­дить его в Путе­о­лы и содер­жать на казен­ный счет, пока он в Ита­лии, а чтобы пере­пра­вить его и всех его спут­ни­ков в Афри­ку, нанять ему два кораб­ля. (7) Все спут­ни­ки Мас­га­бы, сво­бод­ные и рабы, в дар полу­чи­ли одеж­ды.

(8) Про­шло немно­го вре­ме­ни, и в Рим доста­ви­ли изве­стье о дру­гом сыне Маси­нис­сы — о Миса­гене: раз­бив Пер­сея, Павел отпу­стил царе­ви­ча с его кон­ни­ка­ми домой, но в Адри­а­ти­ке флот был рас­се­ян, а Миса­ге­на, боль­но­го, при­нес­ло к Брун­ди­зию с тре­мя кораб­ля­ми. (9) К царе­ви­чу отпра­ви­ли Луция Стер­ти­ния, кве­сто­ра, с таки­ми же подар­ка­ми, какие полу­чил от рим­лян и брат его, нака­зав­ши про­следить, чтобы госте­при­им­ный кров <…>³⁴.

15. (1) Воль­ноот­пу­щен­ни­ки дав­но были рас­пи­са­ны по четы­рем город­ским три­бам, — все, кро­ме тех, кто имел род­но­го сына стар­ше пяти лет, (2) — этим веле­но было прой­ти пере­пись там же, где в с.531 про­шлый раз, — и тех, кто имел поме­стье или поме­стья доро­же трех­сот тысяч, — этим раз­ре­ше­но было прой­ти пере­пись <…>³⁵. (3) Так как пода­рок этот оста­вал­ся в силе, Клав­дий³⁶ заявил, что без воли наро­да цен­зор не име­ет пра­ва лишать голо­са нико­го из граж­дан, а тем более целое сосло­вие. (4) Цен­зор может исклю­чить его из три­бы, то есть про­сто пере­ве­сти в дру­гую три­бу, но не может его исклю­чить из всех трид­ца­ти пяти триб, то есть лишить граж­дан­ства и сво­бо­ды; цен­зор может опре­де­лять, где ему про­хо­дить цен­зо­вую пере­пись, но не исклю­чить его из пере­пи­си. (5) Поспо­рив об этом, цен­зо­ры реши­ли при всех бро­сить жре­бий в Атрии Сво­бо­ды, чтобы выбрать одну из четы­рех город­ских триб и в ней дать место всем быв­шим преж­де раба­ми. Жре­бий пал на Эскви­лин­скую три­бу; (6) в ней-то и при­ка­зал Тибе­рий Гракх прой­ти пере­пись всем воль­ноот­пу­щен­ни­кам. (7) Этим цен­зо­ры снис­ка­ли в сена­те вели­кое ува­же­ние: Сем­п­ро­нию³⁷ выра­зи­ли бла­го­дар­ность за настой­чи­вость в пре­крас­ном его начи­на­нии, а Клав­дию — за сго­вор­чи­вость.

(8) В эту пере­пись и из сенат­ско­го сосло­вия, и из всад­ни­че­ско­го исклю­че­но было боль­ше лиц, чем в преды­ду­щие³⁸. При этом исклю­ча­лись из три­бы и пере­во­ди­лись в эра­рии³⁹ обо­и­ми цен­зо­ра­ми одни и те же лица: кого вычер­ки­вал один, того не обе­лял и дру­гой. (9) Одна­ко когда они по обы­чаю попро­си­ли про­длить себе срок на пол­го­да, чтобы про­ве­рить почин­ку зда­ний и при­нять работу от под­ряд­чи­ков, три­бун Гней Тре­мел­лий, исклю­чен­ный цен­зо­ра­ми из сена­та, нало­жил на это запрет.

(10) В том же году Гай Цице­рей освя­тил храм Моне­ты на Аль­бан­ской горе — по обе­ту, дан­но­му пять лет назад⁴⁰. В сан Мар­со­ва фла­ми­на посвя­щен был в этот год Луций Посту­мий Аль­бин⁴¹.

16. (1) Кон­су­лы Квинт Элий и Марк Юний обра­ти­лись к сена­ту с вопро­сом о про­вин­ци­ях; отцы-сена­то­ры поста­но­ви­ли, во-пер­вых, Испа­нию, состав­ляв­шую во вре­мя Македон­ской вой­ны одну про­вин­цию, вновь разде­лить на две, (2) а во-вто­рых, Илли­рию и Македо­нию оста­вить по-преж­не­му за Луци­ем Пав­лом и Луци­ем Ани­ци­ем, покуда сенат­ские лега­ты не сочтут, что рас­стро­ен­ный там вой­ною порядок вос­ста­нов­лен, а вме­сто цар­ской вла­сти нала­же­но новое управ­ле­ние. (3) Кон­су­лам назна­чи­ли Пизу и Гал­лию и выде­ли­ли по два леги­о­на, в каж­дом по пять тысяч пеших и по четы­ре­ста кон­ных⁴². У пре­то­ров жре­бии выпа­ли так: Квинт Кас­сий полу­чил город­скую пре­ту­ру, Маний Ювен­тий Таль­на — дела с ино­зем­ца­ми, Тибе­рий Клав­дий Нерон — Сици­лию, Гней Фуль­вий — Ближ­нюю Испа­нию, а Даль­нюю — Гай Лици­ний Нер­ва; (4) Авл Ман­лий Торк­ват — Сар­ди­нию, но к месту служ­бы отпра­вить­ся не мог, ибо поста­нов­ле­ни­ем сена­та был задер­жан в Риме для рас­сле­до­ва­ния уго­лов­ных дел⁴³.

(5) Потом спро­си­ли мне­нья отцов-сена­то­ров каса­тель­но зна­ме­ний, о кото­рых при­шли изве­стия. Уда­ром с неба было пора­же­но свя­ти­ли­ще Пена­тов в Велии и двое ворот с частью сте­ны в Минер­вии; в Ана­гнии был зем­ля­ной дождь, в Лану­вии виден был в небе с.532 факел, а из Кала­тии с обще­ст­вен­но­го поля рим­ский граж­да­нин Марк Вале­рий донес, что очаг его три дня и две ночи сочил­ся кро­вью. (6) Об этом зна­ме­нии децем­ви­рам веле­но было спра­вить­ся в кни­гах осо­бо; те назна­чи­ли одно­днев­ное все­на­род­ное молеб­ст­вие и при­нес­ли в жерт­ву на фору­ме пять­де­сят коз. На дру­гой день состо­я­лось молеб­ст­вие пред все­ми ложа­ми богов и ради осталь­ных зна­ме­ний — в жерт­ву при­нес­ли взрос­лых живот­ных и совер­ши­ли обряд очи­ще­ния горо­да.

(7) Еще отцы-сена­то­ры реши­ли (и это тоже каса­лось почи­та­нья бес­смерт­ных), что коль ско­ро вра­ги, Пер­сей и Ген­тий, повер­же­ны и сда­лись наро­ду рим­ско­му вме­сте со сво­и­ми вла­де­нья­ми, Илли­ри­ей и Македо­ни­ей, (8) то пусть к каж­до­му ложу богов доста­вят дары, такие же, как неко­гда за победу над Антиохом при кон­су­лах Аппии Клав­дии и Мар­ке Сем­п­ро­нии; а про­следить за этим велел пре­то­рам — Квин­ту Кас­сию и Манию Ювен­тию⁴⁴.

17. (1) Затем сенат поста­но­вил напра­вить лега­тов — деся­те­рых в Македо­нию и пяте­рых в Илли­рию, чтобы Луций Павел и Луций Ани­ций, наво­дя там порядок, руко­вод­ст­во­ва­лись их сове­та­ми. (2) В Македо­нию пер­вы­ми были назна­че­ны Авл Посту­мий Луск, Гай Клав­дий (оба быв­шие цен­зо­ры), Квинт Фабий Лабе­он, Квинт Мар­ций Филипп и Гай Лици­ний Красс, быв­ший сото­ва­рищ Пав­ла по кон­суль­ству, ведав­ший тогда, с про­длен­ной вла­стью, про­вин­ци­ей Гал­ли­ей. (3) К озна­чен­ным пяти при­со­еди­ни­ли Гнея Доми­ция Аге­но­бар­ба, Сер­вия Кор­не­лия Сул­лу, Луция Юния, Тита Нуми­зия Тарк­ви­ний­ско­го и Авла Терен­ция Варро­на. (4) В Илли­рию назна­чи­ли Пуб­лия Элия Лига, быв­ше­го кон­су­ла, Гая Цице­рея и Гнея Бебия Там­фи­ла (он был пре­то­ром в минув­шем году, а Цице­рей — дав­но⁴⁵), а так­же Пуб­лия Терен­ция Тус­ци­ви­ка­на и Пуб­лия Мани­лия.

(5) Потом, так как один из кон­су­лов дол­жен был сме­нить в Гал­лии Гая Лици­ния, назна­чен­но­го лега­том в Македо­нию, отцы-сена­то­ры потре­бо­ва­ли от кон­су­лов, чтобы те неза­мед­ли­тель­но разо­бра­лись меж­ду собой с про­вин­ци­я­ми — либо сго­во­ри­лись, либо бро­си­ли жре­бий. (6) По жре­бию Мар­ку Юнию доста­лась Пиза, но до отъ­езда он дол­жен был еще пред­ста­вить сена­ту послов, ото­всюду явив­ших­ся для поздрав­ле­ний в Рим; Квин­ту Элию выпа­ла Гал­лия.

(7) И хотя лега­та­ми посы­ла­ли таких мужей, кото­рые и сами не мог­ли бы при­со­ве­то­вать пол­ко­во­д­цам ниче­го недо­стой­но­го мило­сер­дия и вели­чия наро­да рим­ско­го, все-таки в сена­те были обсуж­де­ны глав­ные реше­ния, чтобы лега­ты мог­ли доста­вить из дому пол­ко­во­д­цам пред­ва­ри­тель­ные намет­ки всех рас­по­ря­же­ний.

18. (1) Преж­де все­го реше­но было Македо­нии и Илли­рии быть сво­бод­ны­ми, чтобы все наро­ды виде­ли: рим­ское ору­жие не раб­ство сво­бод­ным несет, а раб­ст­ву­ю­щим — сво­бо­ду, (2) и чтобы все сво­бод­ные пле­ме­на под опе­кой наро­да рим­ско­го чув­ст­во­ва­ли себя в веч­ной без­опас­но­сти, а под­власт­ные царям пле­ме­на зна­ли бы, что эти цари ста­ли мяг­че и спра­вед­ли­вее из почте­нья к наро­ду рим­ско­му, и если цари их зате­ют вой­ну с рим­ским наро­дом, то кон­чит­ся с.533 это для рим­лян победой, а для под­дан­ных цар­ских сво­бо­дой. (3) Македон­ские руд­ни­ки — источ­ник огром­ных дохо­дов⁴⁶ — и сель­ские име­ния⁴⁷ реше­но было не сда­вать боль­ше на откуп: (4) ибо где откуп, там и откуп­щи­ки, а где откуп­щи­ки, там либо пра­во государ­ства бес­силь­но, либо союз­ни­ки не рас­по­ла­га­ют сво­бо­дой⁴⁸. (5) Ведь даже сами македо­няне не мог­ли извле­кать из это­го поль­зу; а уж где речь идет о пожи­ве для управ­ля­ю­щих, там не будет кон­ца мяте­жам и сму­те. (6) И нако­нец, чтобы нико­гда в обще­ма­кедон­ском собра­нии, будь такое, не мог негод­ный льстец чер­ни обра­тить сво­бо­ду, даро­ван­ную со здра­вой уме­рен­но­стью, в пагуб­ное свое­во­лие, (7) реше­но было Македо­нию разде­лить на четы­ре обла­сти, каж­дая со сво­им собра­ни­ем, а дань наро­ду рим­ско­му уста­но­вить в поло­ви­ну той, что обыч­но пла­ти­ли царям. Подоб­ные же пору­че­ния были даны и для Илли­рии. (8) Все осталь­ное пре­до­став­ле­но было на усмот­ре­ние пол­ко­вод­цев и сенат­ских лега­тов, кото­рые, раз­би­рая дела на местах, рас­судят вер­нее⁴⁹.

19. (1) Сре­ди мно­гих послов, при­быв­ших от царей, пле­мен и наро­дов, всех осо­бен­но зани­мал Аттал — на него все гляде­ли, о нем все дума­ли⁵⁰. (2) Недав­ние сорат­ни­ки при­ня­ли его не менее бла­го­склон­но, чем был бы при­нят ими сам царь Эвмен. (3) Явить­ся в Рим Аттал имел двой­ное осно­ва­ние, с виду достой­ное — поздра­вить рим­лян с победой, коей он сам спо­соб­ст­во­вал, и пожа­ло­вать­ся на мятеж­ных гал­лов, все Пер­гам­ское цар­ство поста­вив­ших под удар. (4) Но была за всем этим пота­ен­ная надеж­да на поче­сти и награж­де­ния от сена­та, кото­рых едва ли он мог бы спо­до­бить­ся, не пре­сту­пая зако­нов бла­го­че­стья. Ведь нашлись сре­ди рим­лян и недоб­рые совет­чи­ки; они драз­ни­ли Атта­ло­ву алч­ность — (5) Атта­ла, мол, в Риме почи­та­ют надеж­ным дру­гом, а Эвме­на союз­ни­ком пере­кид­чи­вым, не вер­ным ни рим­ля­нам, ни Пер­сею. (6) Так что, гово­ри­ли они, еще неиз­вест­но, какие прось­бы Атта­ла сена­ту будут угод­нее — за себя или про­тив бра­та, настоль­ко-де склон­ны все дать всё ему, а тому ниче­го.

(7) Аттал, ока­за­лось, был из тех, кто с жад­но­стью бро­са­ет­ся на все, что ни посу­лит надеж­да; но тут нашел­ся у него друг, кото­рый один разум­ным сво­им уве­ща­ньем, слов­но уздою, сдер­жал порыв увле­чен­ной души. (8) То был Стра­тий, лекарь, кото­ро­го обес­по­ко­ен­ный Эвмен отпра­вил в Рим как раз за тем, чтобы следить за бра­том и наста­вить его на вер­ный путь, если дело пой­дет к измене. (9) К это­му вре­ме­ни Атта­лов слух уже был пле­нен и душа под­да­лась иску­ше­нию, но Стра­тий сумел к нему под­сту­пить­ся и своевре­мен­ны­ми реча­ми спас все дело, почти что поте­рян­ное. (10) Он объ­яс­нил, что раз­ные цар­ства воз­рас­та­ют по-раз­но­му, что их моло­дое цар­ство, не имея осно­вы в ста­рин­ном могу­ще­стве, сто­ит согла­си­ем бра­тьев, и хотя из них один зовет­ся царем и носит венец, но пра­вят бра­тья все вме­сте. (11) И Атта­ла, сред­не­го бра­та, раз­ве не вся­кий счи­та­ет царем? И не толь­ко пото­му, что воочию видит его могу­ще­ство, но еще пото­му, что, вне вся­ких сомне­ний, ско­ро он воца­рит­ся, ибо Эвмен дряхл⁵¹ и без­де­тен (тогда Эвмен еще не с.534 при­знал того сына, что цар­ст­во­вал после него⁵²). (12) Что поль­зы, гово­рил Стра­тий, при­ла­гать уси­лие там, где дело ско­ро само собою сла­дит­ся? А тут еще и галль­ский мятеж! Спра­вить­ся с ним куда как труд­но, пусть даже цари соглас­ны и еди­но­душ­ны, (13) а если при­ба­вит­ся к внеш­ней войне и усо­би­ца, то вовсе не усто­ишь. Ведь не дав­ши бра­ту скон­чать­ся царем, он, Аттал, добьет­ся толь­ко того, что сам себя лишит надеж­ды на ско­рое воца­ре­ние. (14) И даже если бы оба эти шага — отнять или не отнять у бра­та цар­ство — рав­но его про­сла­ви­ли, то похва­ла за сохра­не­ние цар­ства луч­ше, ибо посту­пок этот бла­го­че­стив, а дру­гой отвра­ти­те­лен, как убий­ство роди­ча. Так о чем же тут раз­мыш­лять? (15) Неуже­ли о том, захва­тить ли все цар­ство или домо­гать­ся части? Но отнять часть от цар­ства — так обе части, раз­об­щив силы, ослаб­нут и будут откры­ты любым обидам. А захва­тить все цар­ство — и стар­ше­му при­дет­ся век дожи­вать про­стым чело­ве­ком или уйти в изгна­ние — в таких летах, боль­но­му и сла­бо­му, иль даже уме­реть по его, Атта­ла, при­ка­зу? (16) Не будем вспо­ми­нать дав­них пре­да­ний о нече­сти­вых бра­тьях и об исхо­де их жиз­ни! Пер­сей — вот оче­вид­ный при­мер. Венец, добы­тый бра­то­убий­ст­вом, при­шлось ему сло­жить к ногам вра­га-победи­те­ля в само­фра­кий­ском хра­ме, как буд­то сами боги кара­ли его за зло­де­я­нье! (17) И если он, Аттал, до само­го кон­ца оста­нет­ся верен бра­ту, то бла­го­че­стие его и посто­ян­ство заслу­жат похва­лы и тех, кто под­стре­ка­ет его — не из друж­бы к нему, а из зло­бы к Эвме­ну.

20. (1) Эти дово­ды убеди­ли Атта­ла, и пото­му, когда его вве­ли в курию, он при­нес поздрав­ле­ния по слу­чаю победы, рас­ска­зал о сво­их и брат­ни­ных услу­гах Риму в этой войне, и о том, что гал­лы недав­но отло­жи­лись⁵³, все при­ведя в вели­кое смя­те­нье, (2) он про­сил к мятеж­ни­кам отпра­вить послов, кото­рые отго­во­ри­ли бы их от вой­ны, употре­бив и вес свой, и вли­я­нье. (3) Изло­жив это, как ему было пору­че­но, для поль­зы цар­ства, Аттал попро­сил для себя толь­ко Энос с Маро­не­ей⁵⁴ и, вопре­ки надеж­дам иных, не стал обви­нять бра­та и доби­вать­ся разде­ла цар­ства. С тем он и поки­нул курию. Неча­сто слу­ча­лось кому-нибудь — царю ли, про­сто­му ли чело­ве­ку — снис­кать вни­ма­нье столь бла­го­склон­ное и одоб­ре­ние столь глу­бо­кое! В Горо­де он был удо­сто­ен всех поче­стей и даров, а при отъ­езде — почет­ных про­во­дов.

(4) Сре­ди мно­гих посольств, при­быв­ших из Азии и Гре­ции, осо­бое вни­ма­ние граж­дан при­влек­ли родо­с­цы. (5) Спер­ва они яви­лись в белом, как и подо­ба­ло поздра­ви­те­лям (ибо руби­ще заста­ви­ло бы думать, что они жале­ют Пер­сея); (6) пока родо­с­цы ожи­да­ли на пло­ща­ди, кон­сул Марк Юний запро­сил отцов-сена­то­ров, дать ли родос­цам кров, стол и при­ем в сена­те, и сенат решил, что по отно­ше­нию к ним ника­ко­го пра­ва госте­при­им­ства блю­сти не сле­ду­ет. (7) Марк Юний вышел к родос­цам, кото­рые про­си­ли при­нять их в сена­те: они-де при­нес­ли поздрав­ле­нья с победой и хотят оправ­дать­ся от обви­не­ний, воз­во­ди­мых на их государ­ство. (8) Кон­сул отве­тил, что дру­зьям сво­им и союз­ни­кам рим­ляне ока­зы­ва­ют вся­че­ские с.535 любез­но­сти, допус­кая их и в сенат, но родо­с­цы в послед­ней войне не заслу­жи­ли того, чтобы их при­чис­лять к дру­зьям и союз­ни­кам⁵⁵. (9) Выслу­шав это, родо­с­цы упа­ли ниц, взы­вая к кон­су­лу и ко всем, кто сто­ял вокруг: неспра­вед­ли­во, гово­ри­ли они, что ста­рые их заслу­ги, кото­рым рим­ляне сами свиде­те­ли, не могут пере­ве­сить новых обви­не­ний, к тому же и лож­ных. (10) И тот­час же сме­нив белые одеж­ды на руби­ще, родо­с­цы пошли сту­чать­ся в две­ри пер­вых граж­дан Рима⁵⁶, слез­но моля сна­ча­ла рас­сле­до­вать дело, а уж потом выно­сить при­го­вор.

21. (1) Маний Ювен­тий Таль­на, пре­тор, ведав­ший раз­бо­ром судеб­ных дел меж­ду граж­да­на­ми и чуже­зем­ца­ми, воз­буж­дал народ про­тив родо­с­цев и пред­ло­жил собра­нию (2) объ­явить родос­цам вой­ну и выбрать кого-нибудь из долж­ност­ных лиц это­го года, чтобы послать туда с фло­том. Он наде­ял­ся, что это и будет он сам. (3) Это­му вос­про­ти­ви­лись народ­ные три­бу­ны Марк Анто­ний и Марк Пом­по­ний. (4) Впро­чем, и пре­тор, и три­бу­ны дей­ст­во­ва­ли, пода­вая новый дур­ной при­мер. Пре­тор по соб­ст­вен­но­му почи­ну обра­тил­ся к наро­ду с запро­сом, хочет ли народ, повеле­ва­ет ли он объ­явить родос­цам вой­ну, (5) тогда как пола­га­лось преж­де спро­сить сенат, а уж затем с его одоб­ре­нья обра­ща­лись к наро­ду⁵⁷; он же ни сенат о том не запро­сил, ни кон­су­лов не уве­до­мил. (6) И у народ­ных три­бу­нов при­ня­то было не нала­гать запрет на пред­ло­жен­ный наро­ду закон, покуда част­ные граж­дане⁵⁸ не обсудят его все­сто­ронне, не выска­жут­ся и за, и про­тив, так что неред­ко народ­ные три­бу­ны, вовсе не соби­рав­ши­е­ся заяв­лять о запре­те, при­слу­шав­шись к речам про­тив­ни­ков зако­на и осо­знав все его поро­ки, выска­зы­ва­лись про­тив него; (7) быва­ло и наобо­рот: уже решив­шись высту­пить про­тив зако­на, они отсту­па­лись от сво­его реше­нья под вли­я­ни­ем его сто­рон­ни­ков. Но на этот раз пре­тор и три­бу­ны слов­но состя­за­лись, кто боль­ше опло­ша­ет. (8) Три­бу­ны, преж­девре­мен­но вос­про­ти­вив­шись поспеш­ным дей­ст­ви­ям пре­то­ра <…> до при­бы­тия пол­ко­во­д­ца <…>⁵⁹.

22. (1) <…> Винов­ны ли мы пред вами иль нет, еще неяс­но, одна­ко нака­за­ние мы уже несем и вся­че­ское бес­че­стие тер­пим. В преж­ние вре­ме­на, когда явля­лись мы в Рим после ваших побед над кар­фа­ге­ня­на­ми, над Филип­пом, над Антиохом, то государ­ство ваше дава­ло нам кров, откуда направ­ля­лись мы в курию, чтобы вас поздра­вить, отцы-сена­то­ры, а оттуда на Капи­то­лий с дара­ми для ваших богов. (2) Теперь же наси­лу нашли мы при­ста­ни­ще на гряз­ном заез­жем дво­ре, за соб­ст­вен­ные день­ги и за чер­тою горо­да, как нам, слов­но вра­гам, при­ка­за­ли; в руби­ще при­хо­дим мы в вашу курию — мы, родо­с­цы, кото­рых недав­но вы ода­ри­ли и Лики­ею, и Кари­ей, кото­рых осы­па­ли дара­ми и поче­стя­ми. (3) И македо­ня­нам, и илли­рий­цам, мы слы­шим, жалу­е­те вы сво­бо­ду — им, кото­рые жили, раб­ст­вуя, покуда не зате­я­ли вой­ну с вами. (4) Нет, чужо­му сча­стью мы не завиду­ем, мы узна­ем тут мило­сер­дие наро­да рим­ско­го. А нас, родо­с­цев, винов­ных един­ст­вен­но в том, что мы без­дей­ст­во­ва­ли в этой войне, хоти­те вы из союз­ни­ков сде­лать с.536 вра­га­ми? (5) Вы, рим­ляне, гор­ды тем, что спра­вед­ли­вы, и хва­ли­тесь не исхо­дом, но нача­лом вой­ны — нико­гда-де вы не бере­тесь за ору­жие без осно­ва­ния: (6) кар­фа­ге­няне ста­ли вам вра­га­ми, когда напа­ли на Мес­са­ну в Сици­лии, Филипп — когда напал на Афи­ны, пытал­ся пора­бо­тить Гре­цию, а Ган­ни­ба­лу помог день­га­ми и вой­ском⁶⁰; (7) Антиох сам на при­зыв ваших вра­гов, это­лий­цев, при­вел свой флот из Азии в Гре­цию и, заняв Демет­ри­а­ду, Хал­киду, Фер­мо­пи­лы, пытал­ся лишить вас вла­сти над вашей дер­жа­вой, (8) а Пер­сей вызвал вой­ну, напав на ваших союз­ни­ков и пере­бив царь­ков и вождей пле­мен и наро­дов⁶¹.

(9) А каков будет пред­лог наше­му бед­ст­вию, если обре­че­ны мы на гибель? Я покуда не делаю раз­ли­чья меж­ду виной все­го наро­да и виною сограж­дан наших, Дино­на с Поли­а­ра­том, а так­же тех, кого мы при­ве­ли сюда, чтобы вам выдать. Но если все родо­с­цы рав­но достой­ны кары, то какое обви­не­нье вы нам предъ­яви­те? (10) Что мы ста­ли на сто­ро­ну Пер­сея и за него про­тив вас сто­я­ли, как неко­гда — за вас про­тив Антио­ха с Филип­пом? (11) Как помо­га­ем мы союз­ни­кам, как усерд­ны в вой­нах, спро­си­те у Гая Ливия и Луция Эми­лия Регил­ла, началь­ни­ков ваше­го флота в Азии⁶², — ни разу ваши кораб­ли в бой не всту­пи­ли без нас! (12) Спер­ва наш флот бил­ся у Само­са, потом — в Пам­фи­лии, про­тив Ган­ни­ба­ла, (13) и этою победой мы тем более гор­дим­ся, что, поте­ряв в несчаст­ной бит­ве у Само­са боль­шую часть кораб­лей и цвет моло­де­жи, даже после тако­го пора­же­нья мы, не дрог­нув, вновь высту­пи­ли навстре­чу цар­ско­му флоту, вышед­ше­му из Сирии⁶³. (14) Но не для похваль­бы я рас­ска­зал об этом — не до того нам теперь, — нет, я хотел напом­нить, сколь полез­ны все­гда быва­ли родо­с­цы сво­им союз­ни­кам.

23. (1) С победа­ми над Филип­пом и Антиохом мы полу­чи­ли от вас щед­рые награ­ды⁶⁴. Ну а если бы нынеш­няя уда­ча, достав­лен­ная вам бла­го­склон­но­стью богов и соб­ст­вен­ной вашей доб­ле­стью, доста­лась бы Пер­сею, и мы за награ­дой яви­лись бы в Македо­нию, к царю-победи­те­лю? Что мы мог­ли бы ему ска­зать? День­га­ми, что ли, или хле­бом мы помог­ли ему? (2) На суше или на море при­шли на под­мо­гу? Какую кре­пость мы удер­жи­ва­ли? Где мы сра­жа­лись — сами ли иль под нача­лом вождей Пер­се­е­вых? (3) Спро­си он нас, где бил­ся за него хоть один воин родос­ский, где — хоть один корабль, что бы мы отве­ти­ли ему? Пожа­луй, нам при­шлось бы защи­щать­ся пред победи­те­лем, как теперь — перед вами. (4) Вот все, чего мы доби­лись, сна­ря­жая мир­ные посоль­ства к той и дру­гой сто­роне, — и тут и там неми­лость, а здесь даже и обви­не­ния и угро­зы! (5) Впро­чем, Пер­се­е­вы упре­ки были бы спра­вед­ли­вы, чего не ска­зать о ваших, — ведь мы, как толь­ко нача­лась вой­на, сна­ряди­ли послов к вам, обе­щая все, что тре­бу­ет­ся для вой­ны. Как и в былые вой­ны, все было б гото­во для вас: кораб­ли, и ору­жие, и моло­дежь наша. (6) Не испол­ни­ли обе­ща­ния мы из-за вас — ведь вы сами поче­му-то пре­не­брег­ли нашей помо­щью⁶⁵. А ста­ло быть, ни в чем мы не пове­ли себя как вра­ги, ни в чем не с.537 отсту­пи­ли от дол­га доб­рых союз­ни­ков — это вы нам поме­ша­ли его испол­нить. (7) “Что же, — спро­си­те, — так-таки ни о каком сло­ве или деле не сожа­ле­е­те, вы, родо­с­цы, за кото­рое рим­ляне мог­ли б оскор­бить­ся по пра­ву?” Здесь я уже не ста­ну оправ­ды­вать того, что сде­ла­но было, — я не настоль­ко безу­мен, одна­ко раз­гра­ни­чу дело государ­ства и вину част­ных лиц. (8) Нет государ­ства, в кото­ром не быва­ло бы ни дур­ных граж­дан, ни нера­зум­ной тол­пы. (9) Даже у вас, слы­хал я, быва­ли люди, льстив­шие тол­пе, даже у вас порою про­стой народ уда­лял­ся из Горо­да, остав­ляя вас тем самым без­власт­ны­ми⁶⁶. (10) Если такое мог­ло слу­чить­ся в государ­стве столь доб­рых нра­вов, то уди­ви­тель­но ли, что и у нас иные, домо­гав­ши­е­ся цар­ской друж­бы, сво­и­ми сове­та­ми сби­ва­ли с пути наш про­стой народ?⁶⁷ Да и то не слиш­ком они пре­успе­ли, раз­ве осла­би­ли нашу готов­ность. (11) Не умол­чу я и о самом тяже­лом обви­не­нии про­тив наше­го государ­ства: послов для пере­го­во­ров о мире мы сна­ряди­ли и к вам, и к Пер­сею одно­вре­мен­но, (12) а безум­ный, как мы потом узна­ли, бол­тун обра­тил несчаст­ный этот замы­сел в совер­шен­ную глу­пость, ибо дер­жал­ся, слов­но ваш Гай Попи­лий, послан­ный, как рас­ска­зы­ва­ют, чтобы пред­от­вра­тить вой­ну Антио­ха с Пто­ле­ме­ем⁶⁸. (13) Но такая спесь или глу­пость, как ее ни назвать, рав­но была явле­на нами и перед вами, и перед Пер­се­ем. (14) А государ­ства, что люди, — у каж­до­го свой норов, да и наро­ды — одни гнев­ли­вы, дру­гие дерз­ки, неко­то­рые бояз­ли­вы, иные более склон­ны к вину и к любов­ным уте­хам. (15) Вот, гово­рят, афин­ский народ скор, отваж­но пус­ка­ет­ся в любое дело, даже и непо­силь­ное, а лакеде­мон­ский народ мед­ли­те­лен и наси­лу берет­ся даже за дело вер­ное⁶⁹. (16) Не ста­ну отри­цать, что вся Азия родит умы, тще­слав­ные не в меру, и родо­с­цы наши в речах непо­мер­но чван­ли­вы⁷⁰, ибо мнят себя выше всех соседей, а ведь при­чи­ной тому не столь­ко наши силы, сколь­ко ваши о нас суж­де­ния и ваши поче­сти. (17) Впро­чем, то пер­вое посоль­ство вы нака­за­ли достой­но, ото­слав­ши его с отве­том, не сулив­шим добра. Но если недо­ста­точ­но позо­ра мы понес­ли тогда, то нынеш­нее наше посоль­ство жалост­ны­ми сво­и­ми моль­ба­ми иску­пит, пожа­луй, с лих­вою и не такую наг­лость, какую поз­во­ли­ло себе преж­нее. (18) Спесь — осо­бен­но на сло­вах и осо­бен­но низ­ших перед выс­ши­ми — про­тив­на гнев­ным, смеш­на разум­ным, но никто еще не каз­нил за нее смерт­но. (19) Куда как опас­но, что родо­с­цы с пре­зре­ньем отзо­вут­ся о рим­ля­нах! Да и самих богов хулят иные наг­ле­цы, но что-то не слы­шим, чтобы их за это рази­ли мол­нии!

24. (1) Так вот, если мы ни в чем не дей­ст­во­ва­ли как вра­ги, а чван­ли­вые сло­ва наше­го посла, хоть и оскор­би­ли ваш слух, не сто­ят гибе­ли государ­ства, то что же оста­ет­ся нам иску­пать перед вами? (2) Я слы­шу, отцы-сена­то­ры, как вы меж­ду собою как бы оце­ни­ва­е­те ущерб и пеню опре­де­ля­е­те за наши невы­ска­зан­ные жела­нья⁷¹; одни пола­га­ют: раз родо­с­цы скло­ня­лись к царю и жела­ли его победы, нака­зать их вой­ною; (3) дру­гие счи­та­ют, что, хоть такие жела­нья и были, не нака­зы­вать же за них вой­ною, ибо где же с.538 вида­но, или обы­ча­ем заведе­но, в каком законе писа­но, — каз­нить того, кто жела­ет вра­гу гибе­ли, но сам для того и паль­цем не шевельнет? (4) Мы, конеч­но же, бла­го­дар­ны тем, кто осво­бож­да­ет нас, пусть не от вины, так от кары — но сами такой пред­ла­га­ем суд: если все мы разде­ля­ли жела­нья, в кото­рых нас обви­ня­ют (не будем здесь раз­ли­чать меж­ду делом и помыс­лом), пусть нака­жут нас всех, (5) а если одни из наших вождей дер­жа­ли сто­ро­ну вашу, дру­гие Пер­се­е­ву, то не тре­бую, чтобы ради нас, ваших сто­рон­ни­ков, щади­ли и царе­вых при­спеш­ни­ков, но об одном умо­ляю — не дай­те нам из-за них погиб­нуть! (6) Государ­ство наше к этим людям пита­ет враж­ду, не мень­шую вашей, и зная это, мно­гие из них либо бежа­ли, либо с собою покон­чи­ли, иные же, осуж­ден­ные нами, будут выда­ны вам, отцы-сена­то­ры; (7) а про­чие из родо­с­цев ни бла­го­дар­но­сти не достой­ны за эту вой­ну, ни нака­за­нья не заслу­жи­ли. Пусть мно­го­чис­лен­ные ста­рые наши заслу­ги покро­ют нынеш­нюю недо­ста­чу в испол­не­нии союз­ни­че­ско­го дол­га! (8) Все эти годы вы вое­ва­ли с тре­мя царя­ми — так пусть не пере­ве­сит без­дей­ст­вие наше в одной из войн всех бран­ных трудов, что при­ня­ли мы за вас в двух дру­гих! (9) Вой­ны с Филип­пом, с Антиохом, с Пер­се­ем пусть будут как бы тре­мя голо­са­ми трех судей: два — в нашу поль­зу, один — сомни­те­лен; неуже­ли он пере­ве­сит? Будь над нами судья­ми те цари — они бы нас осуди­ли. Но суди­те-то вы, отцы-сена­то­ры, и о чем? О том, быть ли Родо­су или исчез­нуть с лица зем­ли, (10) а вовсе не о войне — объ­явить ее вы може­те, но вести не може­те, посколь­ку ни один родо­сец не под­ни­мет на вас ору­жия. (11) И если буде­те вы упор­ст­во­вать в гне­ве вашем, мы лишь попро­сим у вас сро­ку, чтобы доста­вить домой изве­стие об этом при­скорб­ном посоль­стве; и сколь­ко есть у нас сво­бод­ных людей — и мужей, и жен — все оста­вят дом, очаг, алта­ри и со всем доб­ром сво­им взой­дут на кораб­ли и при­бу­дут в Рим⁷²; (12) все золо­то, все сереб­ро, что есть в казне, что есть у каж­до­го, сло­жат на пло­ща­ди, в пред­две­рии вашей курии, и отда­дут себя в вашу власть вме­сте с жена­ми и детьми, чтобы здесь всё пре­тер­петь, что пре­тер­петь при­дет­ся, (13) да не увидят наши гла­за пожар и раз­граб­ле­нье род­но­го горо­да! (14) Рим­ляне могут счи­тать родо­с­цев вра­га­ми, но вра­га­ми себе их сде­лать не могут. Ведь и мы о себе в какой-то мере спо­соб­ны судить, и нико­гда не рас­судим, что мы вам вра­ги, и зла ника­ко­го вам не при­чи­ним, что бы нам ни при­шлось пре­тер­петь»⁷³.

25. (1) После этой речи все родо­с­цы сно­ва про­стер­лись ниц, молит­вен­но колеб­ля мас­лич­ные вет­ви. Когда их нако­нец под­ня­ли, они поки­ну­ли курию.

Тут сена­то­ров ста­ли опра­ши­вать, како­во мне­ние каж­до­го. (2) Враж­деб­ней всех к родос­цам были те, кто вел вой­ну в Македо­нии, — кон­су­лы, пре­то­ры или лега­ты. А боль­ше всех помог родос­цам Марк Пор­ций Катон; по при­ро­де суро­вый, на этот раз он как сена­тор пока­зал себя мяг­ким и уме­рен­ным. (3) Не ста­ну изо­бра­жать здесь это­го крас­но­ре­чи­во­го мужа, пере­ска­зы­вая его речь, — она запи­са­на и вошла в пятую кни­гу «Начал»⁷⁴. (4) А ответ, с.539 дан­ный родос­цам, состав­лен был так, что они и к вра­гам при­чис­ле­ны не были, и в союз­ни­ках не оста­лись.

Посоль­ство воз­глав­ля­ли двое — Фило­крат и Асти­мед. (5) Реши­ли, что часть с Фило­кра­том отпра­вит­ся на Родос, а часть с Асти­медом оста­нет­ся наблюдать, что про­ис­хо­дит в Риме, и опо­ве­щать сво­их. (6) Пока­мест же родос­цам было веле­но к назна­чен­но­му сро­ку убрать намест­ни­ков из Ликии и Карии. Сами по себе такие вести мог­ли бы стать при­чи­ной скор­би, но для родо­с­цев обер­ну­лись радо­стью, ибо избав­ля­ли от боль­ше­го стра­ха — родо­с­цы боя­лись вой­ны. (7) Поэто­му они тот­час поста­но­ви­ли отпра­вить в Рим венок ценой в два­дцать тысяч золотых и отряди­ли в это посоль­ство Фео­до­та⁷⁵, началь­ни­ка над фло­том. Родо­с­цы хоте­ли про­сить рим­лян о сою­зе, но толь­ко без народ­ных поста­нов­ле­ний и без писем, чтобы позо­ра вышло мень­ше, если им отка­жут. (8) Началь­ник флота имел пра­во вести пере­го­во­ры по соб­ст­вен­но­му почи­ну, без вся­ко­го пред­ва­ри­тель­но­го о том реше­ния. (9) Ведь родо­с­цы мно­го лет⁷⁶ жили в друж­бе с Римом, не свя­зы­вая себя дого­во­ром о сою­зе, пото­му что не хоте­ли лишать царей надеж­ды на их, родо­с­цев, помощь в слу­чае нуж­ды, а себя — воз­мож­но­сти пожи­нать пло­ды цар­ской бла­го­склон­но­сти и сча­стья. (10) Но теперь речь шла о том, чтобы любым путем доби­вать­ся сою­за, и не для того, чтобы обез­опа­сить себя от кого-то еще, ибо родо­с­цы нико­го, кро­ме рим­лян, и не боя­лись, а затем, чтобы не вызы­вать таких подо­зре­ний у самих рим­лян.

(11) Почти тогда же от родо­с­цев отло­жи­лись кав­ний­цы, а жите­ли Милас­сы завла­де­ли горо­да­ми евром­ской обла­сти. (12) Родо­с­цы не настоль­ко пали духом, чтобы не понять; если рим­ляне отни­мут у них Ликию и Карию, а про­чие вла­де­ния либо от них отло­жат­ся и ста­нут сво­бод­ны, либо захва­че­ны будут соседя­ми, то им, родос­цам, оста­нет­ся толь­ко ост­ров малень­кий и бес­плод­ный, и тогда столь мно­го­люд­но­го горо­да не про­кор­мить. (13) А пото­му они поспеш­но посла­ли моло­дежь на кав­ний­цев, кото­рых и вынуди­ли поко­рить­ся, хоть те и вызва­ли помощь из Киби­ры, а жите­лей Милас­сы и Ала­бан­ды, явив­ших­ся, чтобы вме­сте завла­деть евром­ской обла­стью, они раз­би­ли в сра­же­нии под­ле Орто­зии⁷⁷.

26. (1) Пока все это про­ис­хо­ди­ло на Родо­се, в Азии, в Македо­нии, в Риме, Луций Ани­ций в Илли­рии, поко­рив, как уже было ска­за­но, царя Ген­тия, раз­ме­стил гар­ни­зон в Ско­д­ре, (2) быв­шей цар­ской сто­ли­це, поста­вив началь­ни­ком над нею Габи­ния, а над Ризо­ном и Оль­ци­ни­ем⁷⁸ (то были важ­ные для вой­ны горо­да) — Гая Лици­ния. (3) Вве­рив Илли­рию этим дво­им, Ани­ций сам с остав­ши­ми­ся сила­ми дви­нул­ся в Эпир. Фанота⁷⁹ сда­лась пер­вой — все жите­ли ее высы­па­ли навстре­чу в повяз­ках про­си­те­лей⁸⁰. (4) Оста­вив здесь охра­ну, Ани­ций пере­брал­ся в Молос­сиду⁸¹, взял без боя все горо­да ее, кро­ме Пас­са­ро­на, Тек­мо­на, Фила­ки и Горрея, а потом пошел на Пас­са­рон. (5) Там заправ­ля­ли Анти­ной и Фео­дот, извест­ные бла­го­же­ла­те­ли Пер­сея и нена­вист­ни­ки рим­лян, по чье­му нау­ще­нию все пле­мя отло­жи­лось от Рима⁸². (6) Созна­вая соб­ст­вен­ную вину и не наде­ясь на про­ще­нье, эти двое хоте­ли быть с.540 погре­бе­ны со все­ми вме­сте под облом­ка­ми отчиз­ны. Они запер­ли город­ские ворота и при­зы­ва­ли народ пред­по­честь смерть раб­ству. (7) Пере­чить столь могу­ще­ст­вен­ным мужам боя­лись, покуда нако­нец не заго­во­рил некий Фео­дот, юно­ша тоже знат­ный; страх, вну­шае­мый рим­ля­на­ми, оси­лил в нем робость перед вла­стя­ми. «Какое безумье, — ска­зал он, — вас побуж­да­ет всех граж­дан при­пу­ты­вать к вине дво­их! (8) Я мно­го слы­шал о тех, кто при­нял смерть за отчиз­ну, но вот впер­вые нашлись и счи­таю­щие спра­вед­ли­вым, чтобы отчиз­на погиб­ла за них! Поче­му бы не отво­рить нам ворота и не при­нять ту власть, что при­ня­та всем кру­гом зем­ным?»

(9) Таки­ми сло­ва­ми он убедил народ; тогда Анти­ной и Фео­дот бро­си­лись на пер­вый же вра­же­ский дозор, пря­мо под его уда­ры, и так погиб­ли, а город сдал­ся рим­ля­нам. (10) Гла­ва тек­мон­цев Кефал был столь же упо­рен и запер свой город; когда погиб он, Тек­мон был сдан. Фила­ка и Горрей так­же не вынес­ли напо­ра рим­лян. (11) Усми­рив Эпир и раз­ведя вои­нов по зим­ним сто­ян­кам в важ­ней­ших для вой­ны горо­дах, Ани­ций воро­тил­ся в Илли­рию — в Ско­д­ру, куда уже яви­лись пять лега­тов из Рима, и устро­ил сход­ку, созвав­ши ста­рей­шин из всей про­вин­ции. (12) Там по реше­нию сво­его сове­та он, вос­сев­ши на три­бу­на­ле, объ­явил, что сенат и народ рим­ский повеле­ва­ют илли­рий­цам быть сво­бод­ны­ми; он, Луций Ани­ций, сам выведет гар­ни­зо­ны из горо­дов и из кре­по­стей, город­ских и иных. (13) Не толь­ко сво­бод­ны­ми, но и не подат­ны­ми будут отныне жите­ли Иссы и Тавлан­тии, а из дас­са­ре­ти­ев — пиру­сты и жите­ли Ризо­на и Оль­ци­ния, ибо все они отпа­ли от Ген­тия еще в пору его могу­ще­ства⁸³. (14) Даор­сам так­же дает­ся сво­бо­да от пода­тей, ибо они, оста­вив Кара­ван­тия⁸⁴, с ору­жи­ем пере­шли на сто­ро­ну рим­лян. С жите­лей Ско­д­ры, дас­са­рен­цев, селе­пи­тан­цев и про­чих илли­рий­цев подать взи­ма­ет­ся отныне впо­ло­ви­ну мень­ше, чем при царе. (15) Затем Ани­ций поде­лил Илли­рию на три части: пер­вая — та, что выше <…>⁸⁵, вто­рая — вла­де­ния лабе­а­тов⁸⁶, третья — жите­лей Агра­во­на, Ризо­на, Оль­ци­ния и их соседей. Учредив в Илли­рии такой порядок, Луций Ани­ций отпра­вил­ся на зим­нюю сто­ян­ку в Пас­са­рон, что в Эпи­ре.

27. (1) Так шли дела в Илли­рии; а Павел меж тем еще до при­бы­тия деся­ти лега­тов отпра­вил сво­его сына, уже вер­нув­ше­го­ся из Горо­да, Квин­та Фабия, опу­сто­шать Эги­ний и Агассы⁸⁷: (2) Агассы — за то, что они сда­лись сна­ча­ла кон­су­лу Мар­цию и сами доби­лись сою­за с Римом, а потом сно­ва от рим­лян отпа­ли к Пер­сею; эги­ний­цы же про­ви­ни­лись совсем недав­но: (3) не пове­рив мол­ве о победе рим­лян, они жесто­ко рас­пра­ви­лись с каки­ми-то рим­ски­ми вои­на­ми, всту­пив­ши­ми в их город⁸⁸. (4) А город эней­цев⁸⁹ Эми­лий Павел решил опу­сто­шить за то, что они упор­нее всех соседей сопро­тив­ля­лись с ору­жи­ем в руках, и отпра­вил туда Луция Посту­мия.

(5) Дело шло к осе­ни, ее нача­лом Эми­лий Павел решил вос­поль­зо­вать­ся, чтобы объ­е­хать всю Гре­цию и посмот­реть про­слав­лен­ные мол­вою места, не вели­че­ст­вен­нее ли они на слух, чем на вид. (6) Вве­рив лагерь Суль­пи­цию Гал­лу, Павел отпра­вил­ся через с.541 Фес­са­лию в Дель­фы к зна­ме­ни­то­му ора­ку­лу. Сопро­вож­даю­щих при нем было немно­го — сын Сци­пи­он и Афи­ней, Эвме­нов брат, охра­ня­ли его с двух сто­рон. (7) В свя­ти­ли­ще Эми­лий Павел при­нес Апол­ло­ну жерт­ву, а увидев в пред­две­рии хра­ма стол­бы, что пусто­ва­ли в ожи­да­нии изо­бра­же­ний Пер­сея, опре­де­лил их по пра­ву победи­те­ля для соб­ст­вен­ных изва­я­ний⁹⁰.

Посе­тил он и храм Юпи­те­ра Тро­фо­ния в Леба­дее⁹¹, (8) там осмот­рел вход в пеще­ру, куда спус­ка­ют­ся посе­ти­те­ли, чтоб рас­спро­сить богов, потом при­нес жерт­ву Юпи­те­ру с Гер­цин­ной⁹², почи­тае­мым в тамош­нем хра­ме, и спу­стил­ся в Хал­киду взгля­нуть на Еврип и Евбею, гро­мад­ный ост­ров, с кото­ро­го на мате­рик пере­ки­нут мост. (9) Из Хал­киды он пере­пра­вил­ся в Авлиду, рас­по­ло­жен­ную в трех милях оттуда: там зна­ме­ни­тая гавань, где неко­гда сто­ял флот Ага­мем­но­на — тыся­ча кораб­лей⁹³; там храм Диа­ны, где этот царь царей дочь-жерт­ву воз­вел на алтарь, а сам напра­вил бег сво­их судов к Трое. (10) Оттуда Эми­лий при­был в Ороп Атти­че­ский, где древ­ний про­ри­ца­тель⁹⁴ чтим как бог, где вокруг ста­рин­но­го хра­ма ручьи текут и бьют клю­чи, при­да­вая ему оча­ро­ва­нье. (11) Потом он посе­тил Афи­ны, где тоже все пол­но сла­вою ста­ри­ны, но есть пища и взо­рам — акро­поль, гава­ни, сте­ны, свя­зу­ю­щие Пирей и город, вер­фи, памят­ни­ки вели­ких пол­ко­вод­цев, изва­я­нья богов и людей, раз­но­об­раз­ные и заме­ча­тель­ные как мате­ри­а­лом, так и испол­не­ни­ем.

28. (1) При­не­ся жерт­ву Минер­ве, охра­ни­тель­ни­це акро­по­ля⁹⁵, он пустил­ся даль­ше и на дру­гой день был в Корин­фе. (2) В ту пору, до раз­ру­ше­ния⁹⁶, Коринф бли­стал: чуд­ное зре­ли­ще явля­ли акро­поль и Истм: акро­поль в сте­нах, воз­не­сен­ный над всем, и бью­щий род­ни­ка­ми Истм, тон­ким пере­шей­ком разъ­еди­ня­ю­щий два моря: одно на восто­ке, дру­гое — на запа­де. Потом Эми­лий Павел посе­тил зна­ме­ни­тые горо­да — Сики­он и Аргос, за ними Эпидавр, не столь бога­тый, (3) но слав­ный хра­мом Эску­ла­па, сто­я­щим в пяти милях от горо­да; в ту пору храм был богат дара­ми (боль­ные при­но­си­ли их богу как пла­ту за исце­ле­нье), теперь же — лишь остат­ка­ми рас­хи­щен­ных даров⁹⁷. (4) Отсюда он при­был в Лакеде­мон, досто­па­мят­ный не вели­ко­ле­пи­ем сво­их постро­ек, но поряд­ка­ми и учреж­де­ни­я­ми, а оттуда под­нял­ся через Мега­ло­поль к Олим­пии. (5) Там мно­гое он счел достой­ным вни­ма­ния, но до глу­бин потряс его Юпи­тер, пред­став­ший взо­ру как живой; а посе­му велел он при­гото­вить жерт­ву бога­че обык­но­вен­ной, как если бы соби­рал­ся заклать ее на Капи­то­лии.

(6) Так обо­шел Павел всю Гре­цию, и он не делал попы­ток вызнать чьи-либо настро­е­ния — явные или тай­ные — во вре­мя Пер­се­е­вой вой­ны, — он не желал, чтобы в душах союз­ни­ков посе­ли­лись какие-нибудь стра­хи. Воз­вра­ща­ясь в Демет­ри­а­ду, он встре­тил тол­пу это­лий­цев в руби­щах; в ответ на его удив­ле­ние и рас­спро­сы (7) ему сооб­щи­ли, что Ликиск с Тисип­пом⁹⁸ уби­ли пять­сот пять­де­сят их ста­рей­шин, покуда рим­ские вои­ны, при­слан­ные Авлом Беби­ем, началь­ни­ком гар­ни­зо­на, дер­жа­ли в коль­це сенат; дру­гих они с.542 отпра­ви­ли в изгна­нье, а доб­ро уби­тых и изгнан­ных при­сво­и­ли. (8) Обви­нен­ным в соде­ян­ном Эми­лий Павел велел быть в Амфи­по­ле, сам встре­тил­ся в Демет­ри­а­де с Гне­ем Окта­ви­ем, а когда услы­шал вести, что из-за моря яви­лись десять сенат­ских лега­тов, оста­вил все про­чее и про­сле­до­вал к ним в Апол­ло­нию. (9) Туда же навстре­чу ему явил­ся из Амфи­по­ля Пер­сей без вся­кой охра­ны (там день пути). С Пер­се­ем Павел был лас­ков, но потом, явив­шись в лагерь к Амфи­по­лю, суро­во раз­бра­нил, как пере­да­ют, Гая Суль­пи­ция⁹⁹; (10) во-пер­вых, за то, что Пер­сею поз­во­лил так дале­ко от него рас­ха­жи­вать по всей про­вин­ции, а во-вто­рых, за то, что вои­нов рас­пу­стил до край­но­сти, поз­во­лив им сди­рать со стен чере­пи­цу на кров­ли сво­их зим­них жилищ. Чере­пи­цу Павел при­ка­зал вер­нуть на место и вос­ста­но­вить повреж­ден­ное. (11) Пер­сея же с Филип­пом, стар­шим сыном, он отпра­вил под стра­жу, пре­по­ру­чив их Авлу Посту­мию, а дочь Пер­сея и млад­ше­го его сына вызвал с Само­фра­кии в Амфи­поль и при­нял со всем воз­мож­ным ува­же­ньем и поче­том, как сво­бод­ных.

29. (1) Настал тот день, когда ста­рей­ши­ны (по деся­ти от каж­до­го горо­да) долж­ны были явить­ся в Амфи­поль со все­ми хра­нив­ши­ми­ся у них цар­ски­ми пись­ма­ми и день­га­ми — так при­ка­зал Эми­лий Павел. Сам он с деся­тью лега­та­ми вос­сел на три­бу­на­ле, македо­няне окру­жи­ли их тол­пою. (2) При­выч­ные к цар­ской вла­сти, они, одна­ко, затре­пе­та­ли, увидев пред собою новый образ вла­сти; крес­ло на три­бу­на­ле, лик­то­ры, рас­чи­щаю­щие кон­су­лу путь в тол­пе, гла­ша­тай, посыль­ный — все непри­выч­но было для взо­ров и для слу­ха, все мог­ло устра­шить и союз­ни­ков, не то что повер­жен­ных вра­гов. (3) Гла­ша­тай про­кри­чал, все стих­ло, и Павел по-латы­ни объ­явил реше­ния сена­та и свои, при­ня­тые им вме­сте с его сове­том. Все ска­зан­ное Гней Окта­вий — он тоже был здесь — повто­рил по-гре­че­ски.

(4) Преж­де все­го пове­ле­ли македо­ня­нам быть сво­бод­ны­ми, вла­деть сво­и­ми горо­да­ми и зем­ля­ми, жить по сво­им зако­нам, долж­ност­ных лиц изби­рать еже­год­но; подать пла­тить отныне наро­ду рим­ско­му и впо­ло­ви­ну мень­ше преж­ней, нало­жен­ной царя­ми¹⁰⁰. (5) Далее, быть Македо­нии отныне разде­лен­ной на четы­ре обла­сти: пер­вая — зем­ли меж­ду река­ми Стри­мо­ном и Нес­сом¹⁰¹, (6) а в при­да­чу к ним быв­шие Пер­се­е­вы селе­ния, кре­пост­цы и горо­да по дру­гую сто­ро­ну Нес­са, к восто­ку (кро­ме Эно­са, Маро­неи и Абде­ры), а так­же — к запа­ду от Стри­мо­на — вся Бисал­ти­ка вме­сте с Герак­ле­ей — мест­ность, кото­рая у них зовет­ся Син­ти­кой; (7) вто­рая область — зем­ли меж­ду Стри­мо­ном с восто­ка (кро­ме назван­ных Син­ти­ки с Герак­ле­ей и зем­ли бисал­тов) и Акси­ем с запа­да и к ним в при­да­чу зем­ля пео­ний­цев к восто­ку от Аксия; (8) третья область — зем­ли меж­ду Акси­ем с восто­ка, Пене­ем с запа­да и горой Борою с севе­ра и к ним в при­да­чу та часть Пео­нии, что к запа­ду от Аксия (сюда же отхо­дят Эдес­са и Берея); (9) чет­вер­тая — за горой Борою, с одной сто­ро­ны при­мы­каю­щая к Илли­рии, с дру­гой — к Эпи­ру. Для каж­дой обла­сти Павел опре­де­лил глав­ный город, куда с.543 схо­ди­лись бы на собра­ния: для пер­вой — Амфи­поль, для вто­рой — Фес­са­ло­ни­ку, для третьей — Пел­лу, а для чет­вер­той — Пела­го­нию. Там пове­лел он созы­вать собра­ния по обла­стям, там дер­жать каз­ну, там про­во­дить выбо­ры.

(10) Потом он объ­явил, что пра­во бра­ка и пра­во куп­ли-про­да­жи зем­ли и зда­ний огра­ни­чи­ва­ет­ся для жите­лей каж­дой обла­сти ее пре­де­ла­ми. (11) Запре­ща­лась добы­ча золота и сереб­ра, раз­ре­ша­лась — желе­за и меди. Налог с добы­чи уста­нав­ли­вал­ся теперь вдвое мень­ший, чем при царе. Ввоз соли был запре­щен. (12) Дар­да­ны попы­та­лись вытре­бо­вать назад Пео­нию: она-де им преж­де при­над­ле­жа­ла и при­ле­га­ет к их зем­лям, — но Эми­лий Павел отве­тил: сво­бо­да дает­ся всем, кто жил под вла­стью царя Пер­сея. (13) Не отдав дар­да­нам Пео­нии, он пре­до­ста­вил им пра­во поку­пать соль и рас­по­рядил­ся, чтобы третья область сво­зи­ла соль в пео­ний­ские Сто­бы, и сам уста­но­вил для нее цену. (14) Кора­бель­ный лес он запре­тил и самим македон­цам валить и дру­гим давать на то раз­ре­ше­нье. Обла­сти, сопре­дель­ные вар­ва­рам (а это были все, за исклю­че­ньем третьей), мог­ли дер­жать сто­ро­же­вые отряды у самых гра­ниц.

30. (1) Все это было объ­яв­ле­но в пер­вый день собра­нья и вызва­ло чув­ства весь­ма раз­лич­ные. Сво­бо­да, обре­тен­ная сверх ожи­да­ний, обо­д­ря­ла, как и облег­че­ние годо­вой пода­ти, (2) но раз­рыв тор­го­вых свя­зей меж­ду обла­стя­ми, каза­лось, упо­до­бил стра­ну живо­му суще­ству, рас­се­чен­но­му на части, нежиз­не­спо­соб­ные друг без дру­га. Так мало сами македо­няне зна­ли, сколь вели­ка стра­на их, как лег­ко ее поде­лить и как ее части могут довлеть себе. (3) В самом деле, первую область насе­ля­ют бисал­ты, народ очень храб­рый (они живут за Нес­сом и по обе сто­ро­ны Стри­мо­на); здесь зем­ля обиль­на пло­да­ми, нед­ра ее бога­ты, а город Амфи­поль хоро­шо закры­ва­ет все под­сту­пы к Македо­нии с восто­ка. (4) Вто­рая область вла­де­ет мно­го­люд­ны­ми цве­ту­щи­ми горо­да­ми — Фес­са­ло­ни­кой и Кас­сан­дри­ей, — а еще Пал­ле­ной — зем­лей пло­до­род­ной и уро­жай­ной; и к морю тут подой­ти удоб­но — есть гава­ни в Тороне и в Энее, у горы Афон, и в Акан­фе; они обра­ще­ны весь­ма удач­но — одни к Фес­са­лии и к ост­ро­ву Евбее, а дру­гие к Гел­лес­пон­ту. (5) Обла­сти третьей при­над­ле­жат зна­ме­ни­тые горо­да Эдес­са, Берея, Пел­ла, а так­же зем­ли Вет­ти­ев, воин­ст­вен­но­го пле­ме­ни; тут оби­та­ет и вели­кое мно­же­ство гал­лов и илли­рий­цев, неуто­ми­мых зем­ледель­цев. (6) Чет­вер­тую область насе­ля­ют Эор­деи, лин­кесты и пела­го­ны, к ним при­со­еди­не­ны Атин­та­ния, Тим­фе­ида и Эли­мио­ти­да — (7) зем­ли холод­ные, труд­ные, непо­дат­ли­вые, точь-в-точь как их жите­ли, чья гру­бость усу­губ­ля­ет­ся сосед­ст­вом вар­ва­ров, кото­рые то в бит­вах с ними тяга­ют­ся, то зами­ря­ют­ся и зара­жа­ют сво­и­ми обы­ча­я­ми. (8) Такой раздел Македо­нии на части, каж­дая из кото­рых себя обес­пе­чи­ва­ла сред­ства­ми, пока­зал, сколь вели­ка она в целом.

31. (1) Про­воз­гла­сив осно­вы устрой­ства Македо­нии, Эми­лий Павел объ­явил о сво­ем наме­ре­нии дать македо­ня­нам и зако­ны¹⁰², а потом вызвал это­лий­цев. Тут боль­ше ста­ра­лись дознать­ся, кто чью дер­жал сто­ро­ну, чем доис­кать­ся, кто прав был, кто вино­ват; с.544 (2) убийц от нака­за­нья осво­бо­ди­ли, решив, что изгнан­ни­ки заслу­жи­ли свое изгна­ние, а умерщ­влен­ные — свою смерть; к нака­за­нью при­суди­ли одно­го Авла Бебия за то, что рим­ских вои­нов он послал помо­гать в рас­пра­ве.

(3) Такой исход это­лий­ско­го дела напол­нил непо­мер­ной спе­сью при­вер­жен­цев Рима из всех горо­дов и пле­мен — к их ногам поверг­ну­ты были все, кого хоть как-то кос­ну­лось подо­зре­нье в сочув­ст­вии к царю. (4) В гре­че­ских государ­ствах было три рода вождей: одни заис­ки­ва­ли у рим­ской вла­сти, дру­гие — у царя, но те и дру­гие, при­тес­няя сограж­дан, иска­ли могу­ще­ства для себя; и лишь третьи — напе­ре­кор и тем и дру­гим — сто­я­ли на стра­же сво­бо­ды и зако­на¹⁰³. (5) И чем боль­ше послед­них люби­ли сограж­дане, тем боль­ше недо­люб­ли­ва­ли чужие. В ту пору все долж­но­сти зани­ма­ли и вклю­ча­лись в посоль­ства одни лишь сто­рон­ни­ки рим­лян, воз­не­сен­ные успе­ха­ми Рима. (6) Они-то, во мно­же­стве явив­шись из Пело­пон­не­са, Бео­тии и от дру­гих сою­зов Гре­ции, и наго­во­ри­ли сенат­ским лега­там, (7) что царю содей­ст­во­ва­ли не толь­ко те, что у всех на виду тще­слав­но выстав­ля­ли себя дру­зья­ми и госте­при­им­ца­ми Пер­сея, — гораздо мно­го­чис­лен­ней те, что сочув­ст­во­ва­ли ему тай­но: при­твор­но радея о сво­бо­де, они в союз­ных собра­ни­ях всё обо­ра­чи­ва­ли про­тив рим­лян; (8) чтобы наро­ды их хра­ни­ли вер­ность Риму, нуж­но сло­мить упор­ство его про­тив­ни­ков, а питать и укреп­лять вли­я­ние тех, кто име­ет в виду лишь одно — власть Рима.

(9) Были назва­ны име­на, и пол­ко­во­дец вызвал этих лиц пись­ма­ми из Это­лии и Акар­на­нии, Эпи­ра и Бео­тии: им над­ле­жа­ло после­до­вать за пол­ко­вод­цем в Рим и пред­стать там перед судом¹⁰⁴; в Ахайю отпра­ви­лись двое лега­тов из деся­ти — Гай Клав­дий и Гней Доми­ций, чтобы на месте огла­сить рас­по­ря­же­ние и вызвать тех, кто надо­бен. (10) Тому было две при­чи­ны: во-пер­вых, ахей­цев счи­та­ли слиш­ком само­уве­рен­ны­ми и креп­ки­ми духом, а пото­му спо­соб­ны­ми к ослу­ша­нию, так что мог­ла воз­ник­нуть опас­ность для Кал­ли­кра­та и про­чих донос­чи­ков и обви­ни­те­лей; (11) вто­рая при­чи­на, по кото­рой лега­ты сами взя­лись за дело, заклю­ча­лась в отсут­ст­вии улик: сре­ди цар­ских запи­сок нашлись пись­ма от ста­рей­шин дру­гих пле­мен, а от ахей­цев — нет.

(12) Это­лий­цев отпу­сти­ли и вызва­ли акар­нан­цев. Тут ново­го ниче­го не сде­ла­ли, лишь выве­ли из Акар­нан­ско­го сою­за Лев­ка­ду¹⁰⁵. (13) Потом, доис­ки­ва­ясь даль­ше, кто дер­жал сто­ро­ну царя (как част­ное или как долж­ност­ное лицо), лега­ты добра­лись до Азии и сна­ряди­ли Лабео­на на Лес­бос, (14) чтобы раз­ру­шить Антис­су, а ее жите­лей пере­ве­сти в Метим­ну за то, что они помог­ли Анте­но­ру, пустив его в гавань и снаб­див при­па­са­ми, когда он с кораб­ля­ми сно­вал вокруг Лес­боса. (15) Двум вид­ным мужам — это­лий­цу Анд­ро­ни­ку, сыну Анд­ро­ни­ка, и фиван­цу Неону — сру­би­ли голо­вы: один вслед за отцом повер­нул ору­жие про­тив рим­лян, дру­гой скло­нил сограж­дан к сою­зу с Пер­се­ем.

32. (1) Покон­чив с эти­ми дозна­нья­ми на сто­роне, вер­ну­лись к македон­ским делам и вновь созва­ли македо­нян в собра­нье, (2) где с.545 им веле­ли избрать сена­то­ров (там их зовут синедра­ми), чтобы, поль­зу­ясь их сове­та­ми, вести государ­ст­вен­ные дела¹⁰⁶. (3) Потом назва­ли вид­ней­ших македо­нян, кото­рых кон­сул поведет перед собою в Ита­лию вме­сте с их детьми, кото­рым мину­ло уже пят­на­дцать лет. (4) Это пока­за­лось на пер­вый взгляд жесто­ким, но ско­ро македо­няне поня­ли — все дела­ет­ся ради их же сво­бо­ды: ведь дело шло о цар­ских дру­зьях и при­двор­ных, о пол­ко­во­д­цах, о флот­ских и гар­ни­зон­ных началь­ни­ках, при­вык­ших пре­смы­кать­ся перед царем, а про­чи­ми над­мен­но повеле­вать. (5) Одни из них были непо­мер­но бога­ты, дру­гие, хоть состо­я­ньем с ними срав­нить­ся и не мог­ли, но в рас­то­чи­тель­но­сти не усту­па­ли; все они и ели, и пили, и наря­жа­лись по-цар­ски, а граж­дан­ско­го духа, покор­но­сти зако­нам и ува­же­нья к сво­бо­де в них не было. (6) Итак, всем зани­мав­шим долж­но­сти при царе, даже быв­шим послам, веле­но было оста­вить Македо­нию и отправ­лять­ся в Ита­лию — карой за ослу­ша­нье была объ­яв­ле­на смерть. (7) Зако­ны для Македо­нии Павел соста­вил с таким ста­ра­ньем, как буд­то назна­ча­лись они не для вра­гов повер­жен­ных, а для доб­рых союз­ни­ков. И даже дол­гий опыт — един­ст­вен­ный повер­щик зако­нов — их не отверг¹⁰⁷.

(8) Покон­чив с дела­ми важ­ны­ми, Павел устро­ил в Амфи­по­ле зре­ли­ща, дав­но и тща­тель­но при­готов­лен­ные; о том он уже уве­до­мил азий­ских царей и граж­дан через послов сво­их, а в гре­че­ских государ­ствах объ­яв­лял о празд­не­стве сам — во вре­мя путе­ше­ст­вия сво­его по Гре­ции. (9) Со всех кон­цов кру­га зем­но­го сошлись в Амфи­поль и масте­ра в потеш­ном ремес­ле всех видов, и сила­чи, и риста­те­ли зна­ме­ни­тые, и посоль­ства с жерт­вен­ны­ми живот­ны­ми¹⁰⁸ — сло­вом, сде­ла­но было все, что дела­ет­ся обык­но­вен­но на гре­че­ских боль­ших играх в уго­ду богам и людям, (10) да так, что все диви­лись не толь­ко пыш­но­сти, но и тон­ко­сти в устрой­стве зре­лищ, како­вой в ту пору за рим­ля­на­ми не зна­ли. (11) Пиры для послов были при­готов­ле­ны столь же щед­ро и тща­тель­но: из уст в уста пере­да­ва­лись Пав­ло­вы сло­ва: «Тот, кто уме­ет в войне победить, суме­ет и пир задать, и устро­ить зре­ли­ща»¹⁰⁹.

33. (1) По окон­ча­нии празд­не­ства мед­ные щиты погру­зи­ли на кораб­ли, а про­чее ору­жие всех видов сва­ли­ли в кучу, и пол­ко­во­дец, (2) при­звав молит­вой Мар­са, Минерву, матерь Лую¹¹⁰ и про­чих бес­смерт­ных, кото­рым по всем зако­нам, люд­ским и боже­ским, подо­ба­ет посвя­щать доспе­хи с уби­тых вра­гов, сам под­жег ее, за ним и сто­яв­шие вокруг вой­ско­вые три­бу­ны под­бро­си­ли огня. (3) Зна­ме­на­тель­но, что на этой вели­кой встре­че Евро­пы с Ази­ей, где собра­лось мно­же­ство людей — кто для поздрав­ле­ний, кто ради зре­лищ (не гово­ря уже о столь­ких вой­сках, мор­ских и сухо­пут­ных), все было в таком изоби­лии и так деше­во, (4) что и част­ные лица, и горо­да, и целые пле­ме­на полу­чи­ли от пол­ко­во­д­ца дары, по боль­шей части такие, чтобы не толь­ко на месте съесть, но и домой свез­ти. (5) Не мень­ше сце­ни­че­ских зре­лищ, риста­ний и состя­за­ний зани­ма­ла тол­пу собрав­ших­ся македон­ская добы­ча, выстав­лен­ная для обо­зре­ния: изва­я­нья, кар­ти­ны, тка­ни, вазы из золота и с.546 сереб­ра, из меди и сло­но­вой кости, сра­ботан­ные двор­цо­вы­ми масте­ра­ми с вели­кой тща­тель­но­стью, (6) и не толь­ко для мгно­вен­ной усла­ды взо­ра (таки­ми изде­ли­я­ми полон был дво­рец в Алек­сан­дрии), но для каж­до­днев­ной поль­зы¹¹¹. (7) Богат­ство это погру­зи­ли на кораб­ли, чтобы Гней Окта­вий его доста­вил в Рим.

А Павел, любез­но рас­про­стив­шись с посла­ми, пере­шел Стри­мон и стал лаге­рем в миле от Амфи­по­ля; отсюда он высту­пил в Пел­лу, кото­рой и достиг на пятый день. (8) Минуя город, он дошел до места, кото­рое зовут Пеле­ем, где про­был два дня, дал Пуб­лию Нази­ке и сыну сво­е­му, Квин­ту Мак­си­му, часть войск и отпра­вил их гра­бить илли­рий­цев, помо­гав­ших Пер­сею в войне, с при­ка­зом дожи­дать­ся его у Ори­ка, а сам дви­нул­ся в Эпир и за пят­на­дцать днев­ных пере­хо­дов дошел до Пас­са­ро­на.

34. (1) Там непо­да­ле­ку был лагерь Ани­ция. Не желая, чтобы пред­сто­я­щие дей­ст­вия ста­ли при­чи­ной каких-нибудь вол­не­ний, Павел пись­мом сооб­щил Ани­цию, что сенат отда­ет его вой­ску добы­чу с тех горо­дов Эпи­ра, что в свое вре­мя отло­жи­лись от рим­лян к Пер­сею, — (2) и разо­слал цен­ту­ри­о­нов по горо­дам, чтобы они объ­яви­ли: мы-де яви­лись уве­сти свои отряды, чтобы эпир­цы были сво­бод­ны, как и македо­няне; потом он вызвал к себе по десять ста­рей­шин от каж­до­го горо­да и дал им рас­по­ря­же­нье сне­сти все золо­то и сереб­ро в каз­ну; а затем послал когор­ты свои в горо­да, (3) спер­ва в даль­ние, потом в ближ­ние, чтобы на местах все были одно­вре­мен­но. (4) Три­бу­ны и цен­ту­ри­о­ны полу­чи­ли пред­пи­са­нья, как дей­ст­во­вать. Утром все золо­то и сереб­ро было в казне, а в часу чет­вер­том был подан знак к раз­граб­ле­нию. (5) Добы­ча была так вели­ка, что на всад­ни­ков при­шлось по четы­ре­ста дена­ри­ев, на пеших — по две­сти¹¹²; сто пять­де­сят тысяч плен­ных уве­ли с собою. (6) Сте­ны раз­граб­лен­ных горо­дов снес­ли — их было чис­лом до семи­де­ся­ти. Всю добы­чу про­да­ли, из выру­чен­но­го и выпла­ти­ли вои­нам день­ги.

(7) Павел спу­стил­ся к морю у Ори­ка, нима­ло не насы­тив, вопре­ки рас­че­там, сво­их сол­дат: те воз­му­ща­лись — не доста­лось-де им ниче­го от македон­ской добы­чи, буд­то они в Македо­нии и не вое­ва­ли. (8) Соеди­нив­шись в Ори­ке с частью вой­ска, кото­рую он посы­лал под нача­лом Сци­пи­о­на Нази­ки и сына Мак­си­ма на илли­рий­цев, Павел погру­зил все вой­ско на кораб­ли и отплыл в Ита­лию. (9) А несколь­ко дней спу­стя и Ани­ций, дождав­шись судов, пере­во­зив­ших вой­ско, вое­вав­шее в Македо­нии, отплыл в Ита­лию, но преж­де созвал в собра­ние осталь­ных эпир­цев и акар­нан­цев и при­ка­зал ста­рей­ши­нам, рас­смот­ре­нье чьих дел он оста­вил сена­ту, сле­до­вать за ним.

(10) Покуда так шли дела в Македо­нии и Эпи­ре, сенат­ские лега­ты, отправ­лен­ные с Атта­лом, чтобы поло­жить конец войне меж гал­ла­ми и царем Эвме­ном, достиг­ли Азии. (11) Зимою, на вре­мя пере­ми­рия, сто­ро­ны разо­шлись: гал­лы отпра­ви­лись по домам, а царь, тяже­ло боль­ной, — в Пер­гам. Начав­ша­я­ся вес­на про­буди­ла гал­лов, и они дошли уже до Син­на­ды, а Эвмен стя­нул вой­ска к Сар­дам. (12) Там рим­ляне узна­ли, что Соло­вет­тий, пред­во­ди­тель с.547 гал­лов, в Син­на­де, и реши­ли идти туда, чтобы пере­го­во­рить с ним¹¹³. Аттал отпра­вил­ся с рим­ля­на­ми, но было реше­но, что ему не сто­ит вхо­дить в галль­ский лагерь, чтобы пере­го­во­ры не кон­чи­лись ссо­рой.

(13) Раз­го­вор с галль­ским царь­ком вел Пуб­лий Лици­ний, быв­ший кон­сул¹¹⁴; он доло­жил, что тот лишь оже­сто­чил­ся от просьб, обра­щен­ных к нему, (14) и мож­но толь­ко дивить­ся, что такие цари, как Антиох и Пто­ле­мей по еди­но­му сло­ву рим­ских послов пошли на мир, а гал­лы ниче­го и слу­шать не ста­ли.

35. (1) В Рим под стра­жу спер­ва пре­про­во­ди­ли плен­ных царей — Пер­сея и Ген­тия с детьми, — за ними тол­пу про­чих плен­ни­ков; а македо­нян, кото­рым веле­но было явить­ся в Рим, и гре­че­ских ста­рей­шин ото­сла­ли послед­ни­ми, (2) ведь тех, кого дома не заста­ва­ли, отзы­ва­ли пись­ма­ми даже от цар­ских дво­ров, если кто-то, по слу­хам, был там¹¹⁵. (3) Сам Павел при­был в Рим спу­стя несколь­ко дней — он под­нял­ся вверх по Тиб­ру на цар­ском кораб­ле, столь гро­мад­ном, что дви­га­ли его греб­цы в шест­на­дцать рядов¹¹⁶, укра­шен­ном македон­ской добы­чей — отмен­ным ору­жи­ем и цар­ски­ми тка­ня­ми. По бере­гам тол­пил­ся народ, высы­пав­ший встре­чать пол­ко­во­д­ца. (4) Немно­ги­ми дня­ми позд­нее к бере­гу при­стал флот Ани­ция и Окта­вия. Всем тро­им сенат назна­чил три­умф и пору­чил пре­то­ру Квин­ту Кас­сию пере­го­во­рить с народ­ны­ми три­бу­на­ми, чтобы те, соглас­но с волей сена­та, обра­ти­лись к наро­ду с пред­ло­же­ни­ем — сохра­нить за ними тро­и­ми их власть в день три­ум­фа¹¹⁷.

(5) Посред­ст­вен­но­сти зависть не угро­жа­ет — она пора­жа­ет вер­ши­ны. Три­умф Ани­ция или Окта­вия не оспа­ри­вал­ся, а Павел, с кото­рым эти двое и сами посты­ди­лись бы рав­нять­ся, стал жерт­вою злоб­ной рев­но­сти. (6) Сво­их вои­нов дер­жал он в ста­рин­ной стро­го­сти, — от цар­ских вели­ких богатств уде­лил мень­ше, чем те было воз­на­де­я­лись, ведь дай он их алч­но­сти послаб­ле­ние, и каз­на бы оста­лась ни с чем. (7) Все вой­ско из Македо­нии в гне­ве на пол­ко­во­д­ца воз­на­ме­ри­лось пре­не­бречь собра­ни­ем, где долж­но было при­ни­мать­ся поста­нов­ле­ние о три­ум­фе. (8) А лич­ный враг Пав­ла Сер­вий Суль­пи­ций Галь­ба¹¹⁸, кото­рый в Македо­нии был вой­ско­вым три­бу­ном вто­ро­го леги­о­на, и сам и через сво­их вои­нов под­би­вал всех явить­ся на голо­со­ва­ние (9) и отка­зать пол­ко­вод­цу в три­ум­фе — вот так, мол, они ему ото­мстят за власт­ность и ска­ред­ность, а уж горо­жане не ста­нут пере­чить. И как вои­нам от него денег, так и ему от них не будет поче­та; пусть не рас­счи­ты­ва­ет на бла­го­дар­ность там, где не заслу­жил.

36. (1) Галь­ба рас­па­лил сол­дат, и когда на Капи­то­лии Тибе­рий Сем­п­ро­ний, народ­ный три­бун, внес пред­ло­же­ние о три­ум­фе и вся­кий мог выска­зать­ся, никто не вышел под­дер­жать дело, и так бес­спор­ное. (2) Тут-то вдруг и высту­пил Сер­вий Галь­ба и потре­бо­вал от три­бу­нов отсро­чить обсуж­де­ние до зав­траш­не­го утра, а то ведь уже вось­мой час дня и не хва­тит вре­ме­ни, чтобы разъ­яс­нить, отче­го не хотят они Луцию Эми­лию дать три­умф, — тут-де целый день нужен. (3) Три­бу­ны, одна­ко, веле­ли, чтобы Галь­ба, если хочет с.548 что-то ска­зать, гово­рил немед­лен­но, и он длин­ной речью затя­нул собра­ние до самой ночи¹¹⁹, при­по­ми­ная и рас­ска­зы­вая, сколь тяж­ко было слу­жить у Пав­ла: трудов и опас­но­стей хва­та­ло сверх вся­кой нуж­ды, а наград и поче­стей не видать; (4) и если успех будет доста­вать­ся таким пол­ко­во­д­цам, то на войне служ­ба станет еще тяже­лей и мучи­тель­ней, а после победы не доста­вит вои­нам ни достат­ка, ни поче­та. Македо­ня­нам, гово­рил он, повез­ло куда боль­ше, чем рим­ским вои­нам; (5) и если назав­тра всем воин­ст­вом явить­ся и откло­нить пред­ло­же­ние о три­ум­фе, то власть иму­щим при­дет­ся понять: не все в руках пол­ко­во­д­ца, и вои­ны кое-что зна­чат.

(6) Рас­па­лен­ные таки­ми реча­ми, вои­ны на сле­дую­щий день напол­ни­ли Капи­то­лий такой тол­пой, что боль­ше никто уже и не мог под­сту­пить­ся к месту голо­со­ва­ния. (7) Когда пер­вые три­бы пода­ли голос про­тив три­ум­фа¹²⁰, вид­ней­шие сена­то­ры сбе­жа­лись на Капи­то­лий. «Постыд­ное дело, — кри­ча­ли они, — отни­мать три­умф у Луция Пав­ла, победи­те­ля в столь вели­кой войне, выда­вать голо­вою пол­ко­вод­цев наг­лым и алч­ным вои­нам! (8) И так уж слиш­ком часто мы споты­ка­ем­ся, ища рас­по­ло­же­нья тол­пы, — что ж это будет, если мы вои­нов поста­вим гос­по­да­ми над пол­ко­во­д­ца­ми?» И вся­кий из них на свой лад поно­сил Галь­бу.

(9) Когда стра­сти улег­лись, Марк Сер­ви­лий, кото­рый в про­шлом был и кон­су­лом и началь­ни­ком кон­ни­цы, стал доби­вать­ся от три­бу­нов, чтобы они нача­ли все сна­ча­ла и дали ему воз­мож­ность обра­тить­ся с речью к наро­ду. (10) Три­бу­ны, уда­лив­шись на сове­ща­ние, усту­пи­ли мне­нию зна­чи­тель­ней­ших людей государ­ства и сыз­но­ва при­сту­пи­ли к делу, объ­явив, что при­зо­вут те же три­бы к голо­со­ва­нию, но пусть сна­ча­ла выска­жет­ся Марк Сер­ви­лий и все, кому еще угод­но гово­рить.

37. (1) Тогда Сер­ви­лий заго­во­рил: «Когда бы, кви­ри­ты, не име­ли мы дру­гих осно­ва­ний судить, каков пол­ко­во­дец был Луций Эми­лий, хва­ти­ло бы с нас и того, что в лаге­ре сво­ем он имел таких вот сму­тья­нов-вои­нов и тако­го недру­га — знат­но­го, горя­че­го и речи­сто­го под­стре­ка­те­ля, — а все-таки бес­по­ряд­ков у него в вой­ске не было. (2) Та самая суро­вость, кото­рую они ныне кля­нут, тогда не дава­ла им свое­воль­ни­чать: когда их дер­жа­ли в ста­рин­ной стро­го­сти, никто сму­ту не сеял и не зате­вал мяте­жа.

(3) А что до Сер­вия Галь­бы, то если уж захо­те­лось ему всту­пить на новое попри­ще и, обви­няя Пав­ла, пока­зать обра­зец сво­его крас­но­ре­чия¹²¹, то он не дол­жен был пре­пят­ст­во­вать три­ум­фу, кото­рый, поми­мо все­го про­че­го, самим сена­том был оце­нен как заслу­жен­ный. (4) Подо­ждал бы хоть день, пока Эми­лий Павел не пред­стал бы после три­ум­фа част­ным уже чело­ве­ком, — тогда и при­вле­кал бы его к суду, как поло­же­но по зако­нам; либо чуть поз­же, сам всту­пив­ши в первую свою долж­ность¹²², вызвал бы недру­га в суд и обви­нил бы перед лицом наро­да. (5) Так Павел и три­умф полу­чил бы — заслу­жен­ную награ­ду за бле­стя­щее завер­ше­нье вой­ны, — и нака­за­ния не избе­жал, если бы ока­за­лось, что он чем-либо запят­нал сла­ву свою, и преж­нюю и нынеш­нюю.

с.549 (6) Но Галь­ба, вне вся­ких сомне­ний, хотел поме­шать про­слав­ле­нью того, кому он вме­нить в вину или даже в упрек поста­вить не мог ниче­го. Он, Галь­ба, вче­ра тре­бо­вал целый день для обви­ни­тель­ной речи про­тив Луция Пав­ла, и про­го­во­рил четы­ре часа, оста­вав­ши­е­ся до ночи. (7) Да будь под­суди­мый сколь угод­но вино­вен — за эти часы мож­но выта­щить на свет все гре­хи его жиз­ни! А меж­ду тем что он ска­зал тако­го, что Павел поже­лал бы опро­верг­нуть, отве­чай он перед судом? (8) Составь­те-ка мне кто-нибудь нена­дол­го тут два собра­ния: в одном сол­дат из Македо­нии, в дру­гом, непред­взя­том и более сво­бод­ном от нена­ви­сти и при­стра­стия, — весь рим­ский народ.

Пусть наш под­суди­мый пред­станет спер­ва перед сход­кой город­скою, граж­дан­ской. (9) Что, Сер­вий Галь­ба, ты ска­зал бы кви­ри­там?¹²³ Пра­во же, твоя вче­раш­няя речь изряд­но уко­ро­ти­лась бы: “Ты, воин, слиш­ком стро­го и слиш­ком бди­тель­но сто­ял в карау­ле; слиш­ком при­дир­чи­вы, слиш­ком тща­тель­ны были обхо­ды ноч­ных дозо­ров; трудов было боль­ше преж­не­го — ведь сам пол­ко­во­дец повсюду ходил и все про­ве­рял; из похо­да ты шел в тот же день пря­мо в бой¹²⁴; (10) ты победил, но и тут он не дал пере­дыш­ки, а тот­час повел пре­сле­до­вать непри­я­те­ля. Он мог бы обо­га­тить вас, поде­лив­ши добы­чу, но вме­сто того захо­тел про­не­сти цар­ские богат­ства в три­ум­фе и поло­жить их в каз­ну”. (11) Конеч­но, все это бередит души вои­нов, пола­гаю­щих, что пол­ко­во­дец мало угож­дал их раз­нуздан­но­сти, их алч­но­сти, — (12) одна­ко у наро­да рим­ско­го эта речь не име­ла б успе­ха. Не гово­ря уж о при­ме­рах из вре­ме­ни отцов, когда уступ­чи­вость пол­ко­вод­цев обо­ра­чи­ва­лась пора­же­ни­я­ми, а суро­вость победа­ми, рим­ляне хоро­шо пом­нят Вто­рую Пуни­че­скую вой­ну и все раз­ли­чье меж Мар­ком Мину­ци­ем, началь­ни­ком кон­ни­цы, и дик­та­то­ром Квин­том Фаби­ем Мак­си­мом. (13) Сло­вом, обви­ни­тель и рта б не рас­крыл, и Пав­лу защи­щать­ся было бы неза­чем.

(14) Перей­дем к дру­го­му собра­нию. Теперь, пожа­луй, уж не “кви­ри­та­ми”, а “вои­на­ми” буду я вас назы­вать — вдруг хоть тут покрас­не­е­те вы и посты­ди­тесь оскорб­лять пол­ко­во­д­ца.

38. (1) Да и я, как пред­став­лю себе, что гово­рю пред вои­на­ми, совсем ины­ми вол­ну­юсь чув­ства­ми, чем обра­ща­ясь, как толь­ко что, к про­сто­му наро­ду Горо­да. (2) Да что ж это вы гово­ри­те, вои­ны? Есть ли в Риме кто-нибудь, кро­ме Пер­сея, кто не хотел бы тор­же­ст­во­вать победу над Македо­ни­ей? И если есть, раз­ве не разо­рва­ли бы вы его на части сво­и­ми рука­ми — теми, кото­ры­ми одо­ле­ли македо­нян? Кто не дает вам вой­ти в Рим в три­ум­фе, тот и победить вам не дал бы, будь на то его воля. (3) Ошиб­ка, вои­ны, думать, буд­то три­умф — честь лишь для пол­ко­во­д­ца; нет, три­умф — честь и для вои­нов, и для наро­да рим­ско­го. (4) Не об одном толь­ко Пав­ле идет сей­час речь.

Мно­гим даже сенат отка­зы­вал в три­ум­фе, но и тогда его справ­ля­ли на Аль­бан­ской горе¹²⁵. Отнять у Пав­ла сла­ву завер­ше­нья Македон­ской вой­ны так же невоз­мож­но, как у Гая Лута­ция — Пер­вой Пуни­че­ской, как у Пуб­лия Кор­не­лия — Вто­рой Пуни­че­ской, с.550 как у дру­гих, кто справ­лял три­умф после них. (5) Да и не ста­нут Пав­ло­вы заслу­ги от это­го три­ум­фа ни боль­ше, ни мень­ше — а вот сла­ва вои­нов и рим­ско­го наро­да поко­леб­лет­ся: (6) как бы не поду­ма­ли, что рим­ляне завист­ни­ки, не знаю­щие бла­го­дар­но­сти к луч­шим сво­им граж­да­нам, как бы не пока­за­лось, что в этом они берут при­мер с наро­да афин­ско­го, кото­рый из зави­сти тер­за­ет сво­их вождей. (7) Доста­точ­но про­ви­ни­лись пред­ки ваши перед Камил­лом, одна­ко оскор­би­ли они его все-таки рань­ше, чем отня­ли бла­го­да­ря ему Рим у гал­лов. Доста­точ­но про­ви­ни­лись и вы перед Пуб­ли­ем Афри­кан­ским. Он, поко­ри­тель Афри­ки, к сты­ду наше­му, в Литерне обрел и кров и при­бе­жи­ще, в Литерне пока­зы­ва­ют и его моги­лу!¹²⁶ (8) Павел равен этим мужам сла­вой сво­ею — как бы не срав­нять его с ними и вашей неспра­вед­ли­во­стью.

Так иско­ре­ним же преж­де все­го эту низость, постыд­ную в гла­зах про­чих наро­дов, поги­бель­ную для нас самих! (9) Ибо кто же захо­чет похо­дить на Пуб­лия Афри­кан­ско­го или на Пав­ла в государ­стве небла­го­дар­ном и столь враж­деб­ном доб­лест­ным граж­да­нам? (10) Если же мы стрях­нем с себя этот срам и речь пой­дет толь­ко о сла­ве, то раз­ве не общей будет она для всех, кто зовет­ся рим­ля­ни­ном? (11) Столь­ко было три­ум­фов над гал­ла­ми, над испан­ца­ми, над пуний­ца­ми — кто ска­жет, что тут тор­же­ст­во­ва­ли одни лишь пол­ко­вод­цы, а не весь рим­ский народ? Три­умф справ­лял­ся не толь­ко над Пирром и над Ган­ни­ба­лом, но над эпир­ца­ми и кар­фа­ге­ня­на­ми, тор­же­ст­во­ва­ли не толь­ко Маний Курий и Пуб­лий Кор­не­лий¹²⁷, но все рим­ляне. (12) А уж вои­ны-то справ­ля­ют его в первую оче­редь — ведь они сами, увен­чан­ные лав­ром, укра­шен­ные награ­да­ми, кото­ры­ми их почти­ли, про­хо­дят Римом, выкли­кая “Ио, три­умф!”, и поют хва­лу себе и пол­ко­вод­цу. (13) Слу­ча­ет­ся, что вои­нов не достав­ля­ют из про­вин­ции на три­умф; тогда они роп­щут, но все-таки не сомне­ва­ют­ся, что в Риме заоч­но их тоже чест­ву­ют, — ведь их рука­ми добы­та победа. (14) А если вас, вои­ны, кто-нибудь спро­сит, для чего доста­ви­ли вас в Ита­лию, а не рас­пу­сти­ли тот­час по окон­ча­нии дела? Зачем вы в Рим яви­лись все вме­сте под сво­и­ми зна­ме­на­ми? Зачем мед­ли­те тут, а не рас­хо­ди­тесь по домам? Что вы отве­ти­те? Одно: “Хотим, чтобы нас увида­ли в три­ум­фе”. Так, разу­ме­ет­ся, и долж­но быть — ведь вы победи­те­ли.

39. (1) Недав­но мы тор­же­ст­во­ва­ли победы над отцом Пер­сея, Филип­пом, и над Антиохом; когда три­ум­фы справ­ля­лись, оба цар­ст­во­ва­ли. А над Пер­се­ем, взя­тым в плен и пре­про­вож­ден­ным вме­сте с детьми его в Рим, три­умф справ­лять, зна­чит, не ста­нем? (2) Вооб­ра­зи­те: Луций Ани­ций и Гней Окта­вий, все в золо­те и пур­пу­ре, на колес­ни­цах въез­жа­ют на Капи­то­лий, а Луций Павел сни­зу из тол­пы граж­дан как част­ное лицо обра­ща­ет­ся к ним: “Ска­жи­те-ка, Луций Ани­ций и Гней Окта­вий, кто более досто­ин, по ваше­му мне­нию, три­ум­фа — вы или я?” Те, думаю, сой­дут с колес­ни­цы и, усты­див­шись, отда­дут ему сами все зна­ки поче­та. (3) Да и вам, кви­ри­ты, раз­ве любез­нее будет видеть, как ведут в три­ум­фе Ген­тия, а не Пер­сея? Тор­же­ст­во­вать не победу, а все­го лишь с.551 при­бав­ку к ней? (4) Увен­чан­ные лав­ром, в Рим вой­дут и леги­о­ны илли­рий­ские, и моря­ки, а македон­ские леги­о­ны, отверг­нув свой три­умф, ста­нут любо­вать­ся чужим? Как же посту­пить тогда с обиль­ной добы­чей, с дара­ми столь щед­рой победы? (5) Куда, ска­жи­те, девать те доспе­хи, что тыся­ча­ми сни­ма­ли с уби­тых вра­гов? Македо­ня­нам, что ли, воро­тить? А ста­туи из золота, из мра­мо­ра, из сло­но­вой кости, а кар­ти­ны, а тка­ни, а столь­ко сереб­ра чекан­но­го, и золота, и денег цар­ских? (6) Иль все это под покро­вом ночи, точ­но кра­де­ное, в каз­ну сне­сти, что ли? А где устро­ить зре­ли­ще из зре­лищ — наро­ду-победи­те­лю пока­зать пле­нен­но­го царя, столь зна­ме­ни­то­го, столь бога­то­го? (7) Мно­гие из нас пом­нят, как сбе­га­лись мы посмот­реть на Сифа­ка пле­нен­но­го — а ведь это была лишь при­бав­ка к Пуний­ской войне. Неужто захва­чен­ный царь Пер­сей с его сыно­вья­ми Филип­пом и Алек­сан­дром (такие гром­кие име­на!)¹²⁸ будут спря­та­ны от глаз рим­ских граж­дан? (8) А само­го Пав­ла, два­жды кон­су­ла, поко­ри­те­ля Гре­ции, — раз­ве не все жаж­дут видеть въез­жаю­щим на колес­ни­це в Рим? Для того мы его кон­су­лом и выби­ра­ли, чтобы он закон­чил вой­ну, кото­рая, к вели­ко­му наше­му сты­ду, тяну­лась четы­ре года. (9) Когда жре­бий отдал ему эту про­вин­цию, когда высту­пал он из Горо­да, мы, слу­ша­ясь веще­го серд­ца, пред­ре­ка­ли ему победу и три­умф, — а теперь победи­те­лю в этом три­ум­фе отка­жем? Да раз­ве толь­ко у Пав­ла — и у богов мы кра­дем почет, им подо­баю­щий. (10) Ибо, справ­ляя три­умф, мы отда­ем долг не толь­ко людям, но и богам¹²⁹. Для пред­ков ваших боги и в нача­ле всех важ­ных дел сто­я­ли, и в кон­це. (11) И кон­сул и пре­тор, отправ­ля­ясь в свою про­вин­цию на вой­ну в сопро­вож­де­нии лик­то­ров в воен­ных пла­щах, дает на Капи­то­лии обе­ты богам, а воро­тив­шись с победою, сно­ва шест­ву­ет в три­ум­фе на Капи­то­лий и тем же богам, кото­рым давал обе­ты, при­но­сит достой­ные их дары. (12) Не напрас­но пус­ка­ют жерт­вен­ных живот­ных перед три­ум­фаль­ным шест­ви­ем — пусть зна­ют боги, что пол­ко­во­дец возда­ет им бла­го­дар­ность за успех дела все­го государ­ства. (13) Ну, уво­ди­те теперь эти жерт­вы, Пав­лом назна­чен­ные для три­ум­фа, и зака­лы­вай­те их где какую! Так, что ли? А как же пир сена­то­ров, кото­рый дает­ся не в част­ном доме, не в неосвя­щен­ном месте, а на Капи­то­лии? Раз­ве дает­ся он людям в усла­ду, а не богам, в их честь? И по нау­ще­нию Сер­вия Галь­бы вы это отме­ни­те? (14) И перед три­ум­фом Луция Пав­ла ворота закро­ют­ся? А Пер­сей, царь македо­нян, с детьми, и тол­па про­чих плен­ни­ков, и вся македон­ская добы­ча — все это оста­нет­ся во Фла­ми­ни­е­вом цир­ке? А Луций Павел част­ным чело­ве­ком пой­дет от ворот домой, буд­то он воз­вра­ща­ет­ся из дерев­ни? (15) Ты, цен­ту­ри­он, ты, воин, не слу­шай бол­тов­ню Сер­вия Галь­бы, послу­шай луч­ше, что поста­но­вил о пол­ко­вод­це Пав­ле сенат; слу­шай луч­ше меня, чем его. (16) Он толь­ко и уме­ет, что гово­рить, да и то все желчь и яд, а я два­дцать три раза вызов бро­сал вра­гу и с ним бил­ся, и со всех, с кем схва­тил­ся, совлек доспех; все тело мое укра­ше­но руб­ца­ми от чест­ных ран — их полу­чил я, гру­дью встре­чая вра­га».

с.552 (17) Тут, как рас­ска­зы­ва­ют, он рас­пах­нул одеж­ды и пока­зал, какую рану в какой войне полу­чил; но слу­чай­но откры­лось при­кро­вен­ное, и вид опу­хо­ли в паху вызвал смех у сто­яв­ших побли­же. (18) А тот в ответ: «Вот и это, над чем вы сме­е­тесь, я тоже полу­чил, когда все дни и ночи не сле­зал с коня, и я не сты­жусь это­го, как тех руб­цов, ибо вер­но слу­жить оте­че­ству — и дома и на войне — мне это не меша­ло. (19). Я, ста­рый воин, моло­дым пока­зал свое тело, в кото­рое не раз впи­ва­лось желе­зо; пусть-ка Галь­ба обна­жит перед вами свое — холе­ное и без еди­ной цара­пи­ны. (20) Три­бу­ны, зови­те три­бы к голо­со­ва­нью, а я к вам, вои­ны <…>¹³⁰».

40. (1) Все­го в три­ум­фе про­не­се­но было захва­чен­но­го золота и сереб­ра на сто два­дцать мил­ли­о­нов сестер­ци­ев — так сооб­ща­ет Вале­рий Анти­ат, но если судить по ука­зан­но­му им же чис­лу пово­зок и весу золота и сереб­ра, то полу­ча­ет­ся, без сомне­ния, боль­ше¹³¹. (2) Еще столь­ко же, по рас­ска­зам, Пер­сей рас­то­чил — либо на вой­ну, либо во вре­мя бег­ства на Само­фра­кию, и это тем уди­ви­тель­ней, что такие день­ги накоп­ле­ны были все­го лишь за трид­цать лет, про­шед­ших после вой­ны Филип­па с Римом, частью из дохо­дов от руд­ни­ков, частью из дру­гих поступ­ле­ний. (3) Сло­вом, Филипп, всту­пая с рим­ля­на­ми в вой­ну, был в сред­ствах весь­ма стес­нен, Пер­сей же, напро­тив, — весь­ма богат.

(4) Шест­вие замы­кал сам Павел на колес­ни­це, вели­че­ст­вен­ный осан­кой сво­ей и седи­на­ми. За колес­ни­цею сре­ди про­чих знат­ных мужей шли двое сыно­вей его, Квинт Мак­сим и Пуб­лий Сци­пи­он; за ними стро­ем дви­га­лись тур­мы всад­ни­ков и когор­ты пехоты. (5) Пехо­тин­цам выда­ли по сто дена­ри­ев, цен­ту­ри­о­нам вдвое, а всад­ни­кам втрое боль­ше. Пола­га­ют, что Павел удво­ил бы эти награ­ды, если бы вои­ны не вос­про­ти­ви­лись его три­ум­фу или обра­до­ва­лись бы объ­яв­лен­ной выпла­те.

(6) Но не один Пер­сей, в цепях про­веден­ный по вра­же­ско­му горо­ду пред колес­ни­цею победи­те­ля, был в эти дни поучи­тель­ным при­ме­ром печаль­ной пре­врат­но­сти судеб люд­ских, но и сам победи­тель Павел, бли­став­ший зла­том и пур­пу­ром, тоже являл собою такой же при­мер, (7) ибо двое сыно­вей его, кото­рых он оста­вил себе, отдав в усы­нов­ле­ние двух дру­гих, един­ст­вен­ные наслед­ни­ки его име­ни, домаш­них свя­щен­но­дей­ст­вий¹³² и оте­че­ско­го иму­ще­ства, скон­ча­лись: млад­ший (ему было почти две­на­дцать лет) — за пять дней до три­ум­фа, а стар­ший, четыр­на­дца­ти­лет­ний, — через три дня после три­ум­фа. (8) А их, еще отро­ков, долж­ны были вез­ти на колес­ни­це вме­сте с отцом, чтобы они и для себя меч­та­ли о таких же три­ум­фах.

(9) Несколь­ко дней спу­стя народ­ный три­бун Марк Анто­ний созвал сход­ку, и там Эми­лий Павел по при­ме­ру дру­гих пол­ко­вод­цев рас­ска­зы­вал о сво­их дея­ни­ях — речь его была достой­на рим­ско­го вождя и памя­ти потом­ков.

41. (1) «Вы зна­е­те, кви­ри­ты, сколь счаст­ли­во я послу­жил государ­ству; вы зна­е­те, какие два уда­ра в эти дни пора­зи­ли мой дом, ибо гла­зам вашим яви­лось зре­ли­ще и мое­го три­ум­фа, и похо­рон с.553 моих детей; (2) и все же поз­воль­те мне сопо­ста­вить мою судь­бу и сча­стие государ­ства так, как велит мне мой долг.

(3) Отпра­вив­шись из Ита­лии с фло­том, я от Брун­ди­зия отча­лил с вос­хо­дом солн­ца и в девя­том часу дня со все­ми кораб­ля­ми мои­ми достиг Кер­ки­ры. На пятый день после это­го в Дель­фах я при­нес жерт­вы Апол­ло­ну — и за себя, и за ваших вои­нов и моря­ков. (4) Из Дельф на пятый день при­был я в лагерь, при­нял там вой­ско и кое-что изме­нил, устра­нив пре­гра­ды с пути к победе, и дви­нул­ся даль­ше. Так как лагерь вра­же­ский был непри­сту­пен, а вынудить царя к сра­же­нью не уда­лось, я про­шел уще­льем у Пет­ры¹³³ через сто­ро­же­вые отряды вра­га и победил царя в откры­том бою у Пид­ны. (5) Я отдал Македо­нию во власть наро­да рим­ско­го и закон­чил в пят­на­дцать дней ту вой­ну, что дли­лась четы­ре года ста­ра­нья­ми трех кон­су­лов, из кото­рых каж­дый остав­лял пре­ем­ни­ку груз тяже­лее, чем при­нял сам. (6) Этот успех как бы поро­дил и дру­гие: все македон­ские горо­да сда­лись, сокро­ви­ща цар­ские доста­лись нам, а царь с детьми был схва­чен в хра­ме на Само­фра­кии, слов­но сами боги отда­ли его в наши руки. Такое сча­стье мне само­му каза­лось чрез­мер­ным и пото­му подо­зри­тель­ным. (7) Я стал боять­ся опас­но­стей на море — ведь мне пред­сто­я­ло пере­пра­вить в Ита­лию огром­ные богат­ства царя и пере­вез­ти туда победо­нос­ное вой­ско. (8) Суда бла­го­по­луч­но достиг­ли бере­га, и мне боль­ше не о чем было молить богов. И тут я в душе поже­лал: коль ско­ро сча­стье, вер­шин достиг­нув, обык­но­вен­но ска­ты­ва­ет­ся назад, пусть это луч­ше кос­нет­ся мое­го дома, но не государ­ства. (9) И пото­му я наде­юсь, что сча­стье наше­го государ­ства искуп­ле­но моею тяж­кой бедой, — ведь мой три­умф, как бы в насмеш­ку над пре­врат­но­стью люд­ской судь­бы, свер­шил­ся меж­ду похо­ро­на­ми моих детей. (10) Я и Пер­сей — мы оба ныне явля­ем собою рази­тель­ные при­ме­ры общей уча­сти смерт­ных: он сам плен­ник и видит, как перед ним ведут его детей, пле­нен­ных, но невреди­мых, (11) а я, тор­же­ст­во­вав­ший победу над ним, взо­шел на три­ум­фаль­ную колес­ни­цу пря­мо с похо­рон одно­го из моих сыно­вей, а воро­тив­шись с Капи­то­лия, едва застал послед­ний вздох дру­го­го. (12) И вот из нема­ло­го потом­ства не оста­лось у меня нико­го, кому мог бы я пере­дать мое имя: ведь дво­их сыно­вей я, как бы по мно­го­дет­но­сти, отдал в усы­нов­ле­ние, и теперь они при­над­ле­жат родам Кор­не­ли­ев и Фаби­ев, а в моем доме нет боль­ше Пав­ла, кро­ме меня, ста­ри­ка. Но в этом бед­ст­вии, постиг­шем мой дом, уте­ше­ни­ем мне да будет бла­го­по­лу­чие ваше и сча­стие государ­ства».

42. (1) Столь муже­ст­вен­ная речь всех взвол­но­ва­ла силь­нее, чем если бы он жалост­но опла­ки­вал свое сирот­ство.

(2) В декабрь­ские кален­ды Гней Окта­вий спра­вил мор­ской три­умф над царем Пер­се­ем. Тут не было ни плен­ни­ков, ни вра­же­ских доспе­хов. (3) Окта­вий раздал моря­кам по семи­де­ся­ти пяти дена­ри­ев, корм­чим, быв­шим на судах, — вдвое, а судо­на­чаль­ни­кам — вчет­ве­ро боль­ше.

(4) Затем собрал­ся сенат. Реше­но было, что Квинт Кас­сий пре­про­во­дит царя Пер­сея с сыном его Алек­сан­дром под стра­жу с.554 в Аль­бу¹³⁴, не лишая царя ни спут­ни­ков, ни денег, ни сереб­ра, ни домаш­них вещей, какие были при нем; (5) Бифи­са, сына Коти­са, царя фра­кий­цев, отпра­ви­ли вме­сте с залож­ни­ка­ми под стра­жу в Кар­се­о­лы, а про­чих плен­ни­ков, про­веден­ных в три­ум­фе, реши­ли заклю­чить в тем­ни­цу¹³⁵.

(6) Спу­стя несколь­ко дней яви­лись послы от Коти­са, царя фра­кий­цев, с день­га­ми для выку­па царе­ви­ча и осталь­ных залож­ни­ков. (7) При­ня­тые сена­том, фра­кий­ские послы оправ­ды­ва­лись тем, что не по доб­рой воле Котис слу­жил царю, а пото­му что вынуж­ден был ему дать залож­ни­ков, и умо­ля­ли поз­во­лить их выку­пить за любую цену, какую назна­чат отцы-сена­то­ры. (8) На это им волей сена­та отве­че­но было, что рим­ский народ пом­нит о друж­бе с Коти­сом, и с его пред­ка­ми, и с пле­ме­нем фра­кий­ским; (9) залож­ни­ки же не оправ­да­ние, а вина фра­кий­цев, ибо они мог­ли не боять­ся Пер­сея — ни в годы мира, ни когда был он занят вой­ною с Римом. (10) Впро­чем, хоть рас­по­ло­же­нье Пер­сея и ока­за­лось Коти­су доро­же друж­бы наро­да рим­ско­го, рим­ляне не ста­нут думать, как воздать по заслу­гам царю фра­кий­цев, — досто­ин­ство пре­вы­ше мести, а пото­му царь Котис может полу­чить и сына и залож­ни­ков. (11) Бла­го­де­я­нья рим­лян бес­ко­рыст­ны; пусть пла­та за них оста­ет­ся в душе тех, кто был обла­го­де­тель­ст­во­ван, — это луч­ше, чем тре­бо­вать немед­лен­ную пла­ту. Чтобы отве­сти залож­ни­ков назад во Фра­кию, назна­чи­ли трех послов — Тита Квинк­ция Фла­ми­ни­на, Гая Лици­ния Нерву и Мар­ка Кани­ния Реби­ла; фра­кий­цам были даны подар­ки — на две тыся­чи ассов каж­до­му, (12) а Бифис, вызван­ный из Кар­се­ол с осталь­ны­ми залож­ни­ка­ми, был отправ­лен к отцу в сопро­вож­де­нии послов.

Царе­вы кораб­ли, захва­чен­ные у македо­нян, невидан­но огром­ные, выта­щи­ли на Мар­со­во поле.

43. (1) У всех еще как бы перед гла­за­ми был македон­ский три­умф, а уже в день Кви­ри­на­лий¹³⁶ Луций Ани­ций спра­вил три­умф над Ген­ти­ем и илли­рий­ца­ми. (2) Во всем, каза­лось, он был подо­бен три­ум­фу Пав­ла, но с ним срав­нить­ся не мог: и родом Ани­ций был ниже, и власть пре­тор­скую не срав­нить с кон­суль­ской. Да и все было несрав­ни­мо: ни Ген­тий с Пер­се­ем, ни илли­рий­цы с македо­ня­на­ми, ни добы­ча с добы­чей, ни день­ги с день­га­ми, ни дары с дара­ми. (3) Сло­вом, недав­ний блеск македон­ско­го три­ум­фа затме­вал Ани­ци­ев, но зри­те­лям было понят­но, что сам по себе его три­умф пре­зре­ния никак не заслу­жи­ва­ет. (4) Ведь за счи­та­ные дни пол­ко­во­дец сми­рил илли­рий­цев, неукро­ти­мых рав­но на суше и на море, защи­щен­ных и мест­но­стью сво­ею и укреп­ле­ни­я­ми, а царя и всю его род­ню взял в плен.

В три­ум­фе Луций Ани­ций про­нес и мно­го воен­ных зна­мен, и дру­гую добы­чу, и цар­скую утварь, (5) золота два­дцать семь фун­тов, сереб­ра — девят­на­дцать, дена­ри­ев — три­на­дцать тысяч, а илли­рий­ско­го сереб­ра — сто два­дцать тысяч монет¹³⁷. (6) Пред колес­ни­цей Ани­ция шел царь Ген­тий с цари­цею и детьми, и Кара­ван­тий, брат царя, и неко­то­рые знат­ные илли­рий­цы. (7) Из добы­чи Ани­ций раздал по сорок пять дена­ри­ев на каж­до­го из пехо­тин­цев, с.555 цен­ту­ри­о­нам — вдвое, а всад­ни­кам — втрое; латин­ским союз­ни­кам дал столь­ко же, сколь­ко рим­ским граж­да­нам, а моря­кам — сколь­ко пехо­те. (8) В три­ум­фе этом вои­ны шли весе­лее, и мно­го песен пелось во сла­ву само­го пол­ко­во­д­ца. По сло­вам Анти­а­та, илли­рий­ская добы­ча дала два­дцать мил­ли­о­нов сестер­ци­ев, не счи­тая золота и сереб­ра, сне­сен­но­го в каз­ну; откуда Анти­ат взял это — неиз­вест­но, пото­му я ссы­ла­юсь на него.

(9) Царя Ген­тия с детьми, супру­гой и бра­том пре­про­во­ди­ли под стра­жу в Спо­ле­тий, как поста­но­вил сенат, а про­чих плен­ни­ков оста­ви­ли в Риме и бро­си­ли в тем­ни­цу; но жите­ли Спо­ле­тия не захо­те­ли сто­ро­жить царей, и тех пере­ве­ли в Игу­вий. (10) От илли­рий­ской добы­чи оста­лось две­сти два­дцать лег­ких судов; по сенат­ско­му поста­нов­ле­нию Квинт Кас­сий пере­дал их жите­лям Кор­ки­ры, Апол­ло­нии и Дирра­хия как добы­чу, отби­тую у царя Ген­тия.

44. (1) Кон­су­лы в этом году толь­ко про­из­ве­ли опу­сто­ше­ние в лигу­рий­ских зем­лях, но на бит­ву непри­я­тель не вышел, и они, не совер­шив ниче­го досто­па­мят­но­го, воро­ти­лись в Рим для про­веде­ния выбо­ров. В пер­вый их день избра­ли кон­су­лов — Мар­ка Клав­дия Мар­цел­ла и Гая Суль­пи­ция Гал­ла; (2) потом, на сле­дую­щий день, выбра­ли пре­то­ров — то были Луций Юлий, Луций Апу­лей Сатур­нин, Авл Лици­ний Нер­ва, Пуб­лий Рути­лий Кальв, Пуб­лий Квин­ти­лий Вар и Марк Фон­тей. Из пре­то­ров дво­им были пору­че­ны рим­ские дела, еще дво­им — обе Испа­нии¹³⁸, а про­чим Сици­лия и Сар­ди­ния.

(3) В этот год встав­лен был доба­воч­ный месяц: кален­ды его шли за Тер­ми­на­ли­я­ми¹³⁹. В этом году скон­чал­ся авгур Гай Клав­дий; на его место авгу­ры выбра­ли Тита Квинк­ция Фла­ми­ни­на. Скон­чал­ся так­же фла­мин Кви­ри­на Квинт Фабий Пик­тор¹⁴⁰.

(4) В этом году в Рим явил­ся царь Пру­сий с сыном Нико­медом. Всту­пив в пре­де­лы горо­да с нема­лою сви­той, он пря­мо от ворот про­сле­до­вал на форум к три­бу­на­лу пре­то­ра Квин­та Кас­сия; (5) ото­всюду сбе­жал­ся народ, и Пру­сий ска­зал: «Я при­был при­вет­ст­во­вать богов, чья оби­тель в Риме, сенат и народ рим­ский, а так­же поздра­вить их с победой над царя­ми Пер­се­ем и Ген­ти­ем, бла­го­да­ря кото­рой дер­жа­ва ваша раз­дви­ну­ла свои пре­де­лы, — ведь македо­няне с илли­рий­ца­ми теперь под­власт­ны рим­ско­му наро­ду». (6) Пре­тор изъ­явил готов­ность пре­до­ста­вить царю сего­дня же, если тот хочет, при­ем в сена­те, но царь про­сил два дня на то, чтобы обой­ти и хра­мы богов, и город, и дру­зей сво­их, и госте­при­им­цев. (7) Сопро­вож­дать его отпра­ви­ли кве­сто­ра Луция Кор­не­лия Сци­пи­о­на, кото­рый и в Капую ездил встре­чать царя; наня­ли для Пру­сия и дом, чтобы ока­зать рас­по­ло­же­ние ему и сопро­вож­даю­щим.

(8) На тре­тий день царь Пру­сий явил­ся в сенат, поздра­вил рим­лян с победой, при­пом­нил свои заслу­ги в этой войне и попро­сил, чтобы ему раз­ре­ши­ли испол­нить обет — при­не­сти в жерт­ву богам десять взрос­лых живот­ных здесь, в Риме, на Капи­то­лии, и одно в Пре­не­сте, в хра­ме Фор­ту­ны¹⁴¹, — все это он обе­щал бес­смерт­ным за победу наро­да рим­ско­го; (9) а еще попро­сил он воз­об­но­вить с ним союз и дать ему зем­лю, кото­рую отня­ли у царя Антио­ха и не с.556 отда­ли нико­му, так что теперь там хозяй­ни­ча­ют гал­лы. Нако­нец, сына сво­его, Нико­меда, Пру­сий отдал под покро­ви­тель­ство сена­та.

Бла­го­рас­по­ло­же­нье всех пол­ко­вод­цев, вое­вав­ших в Македо­нии, помог­ло царю — (10) все, что про­сил он, было испол­не­но, и толь­ко каса­тель­но зем­ли ему ска­за­ли, что для рас­смот­ре­ния это­го дела отправ­ле­ны будут послы, и если те зем­ли дей­ст­ви­тель­но при­над­ле­жат наро­ду рим­ско­му и нико­му не отда­ны, то Пру­сий будет сочтен достой­ней­шим это­го дара; (11) но если ока­жет­ся, что зем­ли были не Антиохо­вы, а пото­му и соб­ст­вен­но­стью рим­ско­го наро­да не ста­ли либо уже отда­ны гал­лам, то пусть Пру­сий про­стит, что не сде­ла­ет рим­ский народ ему подар­ка ценою попра­ния чьих-либо прав. (12) Ведь и мало радо­сти в таком даре, о кото­ром дари­тель зна­ет, что может в любое вре­мя его ото­брать. (13) Покро­ви­тель­ство же над Нико­медом сенат при­ни­ма­ет. А как рим­ский народ раде­ет о детях дру­же­ст­вен­ных царей, тому свиде­тель­ство Пто­ле­мей, царь еги­пет­ский.

(14) С тем Пру­сия и отпу­сти­ли. Веле­но было сде­лать ему подар­ки на <…>¹⁴² сестер­ци­ев и в при­да­чу пода­рить сереб­ря­ные вазы в пять­де­сят фун­тов весом. (15) Реши­ли сде­лать подар­ки и сыну цар­ско­му, Нико­меду, в ту же цену, как недав­но Мас­га­бе, сыну царя Маси­нис­сы¹⁴³, а так­же поста­но­ви­ли доста­вить царю живот­ных и про­чее, что надоб­но для жерт­во­при­но­ше­ний на казен­ный счет, как для рим­ских долж­ност­ных лиц, — захо­чет ли он совер­шить закла­нье здесь, в Риме, или в Пре­не­сте; (16) реше­но было выде­лить ему в поль­зо­ва­ние два­дцать воен­ных кораб­лей из тех, что сто­ят в Брун­ди­зии. (17) А пока царь не добрал­ся до пожа­ло­ван­но­го ему флота, Луцию Кор­не­лию Сци­пи­о­ну неот­луч­но нахо­дить­ся при нем и содер­жать его с про­во­жа­ты­ми, покуда они не отча­лят.

(18) Царь, как рас­ска­зы­ва­ют, был чрез­вы­чай­но рад, что рим­ский народ столь бла­го­скло­нен к нему; поку­пать себе подар­ки он не поз­во­лил, а сыну велел при­нять дар наро­да рим­ско­го. (19) Так повест­ву­ют о Пру­сии наши писа­те­ли, Поли­бий же сооб­ща­ет, что этот царь был недо­сто­ин сво­его зва­ния¹⁴⁴: рим­ских послов встре­чал он обык­но­вен­но в вой­лоч­ном кол­па­ке на бри­той голо­ве и назы­вал себя воль­ноот­пу­щен­ни­ком наро­да рим­ско­го — пото­му и носил эти зна­ки отпу­щен­ни­че­ско­го сосло­вия; (20) так же и в Риме он, вой­дя в курию, пал ниц и при­ло­жил­ся к поро­гу, отцов-сена­то­ров назвал сво­и­ми бога­ми-спа­си­те­ля­ми¹⁴⁵ и гово­рил еще мно­гое, не столь­ко к чести слу­шав­ших, сколь­ко к соб­ст­вен­но­му позо­ру.

(21) Он про­был в Риме не долее трид­ца­ти дней и отпра­вил­ся в свое цар­ство и <…>¹⁴⁶ вой­ну меж­ду Эвме­ном и гал­ла­ми в Азии…