История Рима от основания города

Книга XXXII

т. III, с. 44 1. (1) Кон­су­лы и пре­то­ры, всту­пив­шие в долж­ность в мар­тов­ские иды¹, жре­би­ем поде­ли­ли меж­ду собою про­вин­ции. (2) Луцию Лен­ту­лу доста­лась Ита­лия, Пуб­лию Вил­лию — Македо­ния, а из пре­то­ров Луцию Квинк­цию — город­ская пре­ту­ра, Гнею Бебию — Ари­мин², Луцию Вале­рию — Сици­лия, Луцию Вил­лию — Сар­ди­ния. (3) Кон­су­лу Лен­ту­лу было пред­пи­са­но про­ве­сти набор новых леги­о­нов, а Вил­лию — при­нять вой­ско от Пуб­лия Суль­пи­ция; для попол­не­ния ему раз­ре­ши­ли само­му набрать столь­ко вои­нов, сколь­ко он сочтет нуж­ным. (4) Было реше­но, что леги­о­ны, кото­ры­ми до тех пор коман­до­вал Гай Авре­лий, оста­нут­ся за пре­то­ром Беби­ем, пока не при­будет новый кон­сул со све­жим вой­ском; (5) когда же он явит­ся в Гал­лию, все отслу­жив­шие вои­ны пусть будут рас­пу­ще­ны по домам, за исклю­че­ни­ем пяти тысяч союз­ни­ков; таких сил вполне доста­точ­но, чтобы защи­щать про­вин­цию Ари­мин. (6) Про­дле­на была власть пре­то­рам истек­ше­го года: Гаю Сер­гию³ — чтобы тот поза­бо­тил­ся о наде­ле­нии зем­лей вои­нов, кото­рые отслу­жи­ли по мно­гу лет в Испа­нии, Сици­лии и Сар­ди­нии; (7) Квин­ту Мину­цию — чтобы имен­но он завер­шил рас­сле­до­ва­ние о заго­во­рах у брут­тий­цев⁴, кото­рое он, будучи пре­то­ром, вел со всей спра­вед­ли­во­стью и усер­ди­ем; (8) изоб­ли­чен­ных свя­тотат­цев, кото­рые преж­де, зако­ван­ные, пре­про­вож­де­ны были в Рим, теперь над­ле­жа­ло ему отпра­вить в Лок­ры для каз­ни; ему же пред­сто­я­ло поза­бо­тить­ся о воз­вра­ще­нии в храм Про­зер­пи­ны все­го, что было оттуда укра­де­но, а рав­но и об иску­пи­тель­ных жерт­во­при­но­ше­ни­ях. (9) Латин­ские празд­не­ства по реше­нию пон­ти­фи­ков были повто­ре­ны, посколь­ку ардей­ские послы жало­ва­лись в сена­те, буд­то во вре­мя тор­жеств на Аль­бан­ской горе они не полу­чи­ли поло­жен­но­го им жерт­вен­но­го мяса⁵.

(10) Из Свес­сы⁶ сооб­щи­ли, что мол­ния пора­зи­ла уча­сток город­ской сте­ны и двое ворот — по ту и дру­гую сто­ро­ну от него. Фор­мий­ские и остий­ские послы доно­си­ли, что то же самое про­изо­шло в их горо­дах с хра­ма­ми Юпи­те­ра; то же слу­чи­лось и в Вели­терне с хра­ма­ми Апол­ло­на и Сан­га⁷, а в свя­ти­ли­ще Гер­ку­ле­са вырос­ли воло­сы⁸; (11) из Брут­тия про­пре­тор Квинт Мину­ций писал, что там родил­ся пяти­но­гий жере­бе­нок и три трех­но­гих цып­лен­ка. (12) Тогда же из Македо­нии от про­кон­су­ла Пуб­лия Суль­пи­ция при­шло пись­мо, в кото­ром сре­ди про­че­го сооб­ща­лось, что на кор­ме воен­но­го кораб­ля вырос­ло лав­ро­вое дере­во. (13) В свя­зи с пер­вы­ми зна­ме­ни­я­ми сенат велел кон­су­лам при­не­сти с.45 мно­го­чис­лен­ные жерт­вы, угод­ные богам, (14) по пово­ду же послед­не­го пред­зна­ме­но­ва­ния в сенат при­зва­ли гаруспи­ков, и по их сове­ту были назна­че­ны все­на­род­ные одно­днев­ные молеб­ст­вия, а в хра­мах перед ложа­ми всех богов совер­ше­ны были жерт­во­при­но­ше­ния⁹.

2. (1) В этот год кар­фа­ге­няне впер­вые доста­ви­ли в Рим то сереб­ро, кото­рое обя­за­лись при­сы­лать в упла­ту дани¹⁰. (2) Посколь­ку кве­сто­ры для про­вер­ки пере­пла­ви­ли его и при этом обна­ру­жи­лась убыль чет­вер­ти веса, сереб­ро было объ­яв­ле­но недо­ста­точ­но чистым¹¹. Тогда кар­фа­ге­няне заня­ли у Рима денег и ими вос­пол­ни­ли недо­ве­сок сереб­ра. (3) Затем они обра­ти­лись в сенат с прось­бой о воз­вра­ще­нии сво­их залож­ни­ков, и сто из них были воз­вра­ще­ны, а отно­си­тель­но дру­гих даны заве­ре­ния, что они вер­нут­ся, если кар­фа­ге­няне будут соблюдать дого­вор. (4) Послы про­си­ли так­же пере­ве­сти остав­ших­ся залож­ни­ков из Нор­бы, где жизнь крайне неудоб­на, куда-нибудь в дру­гое место, и сенат раз­ре­шил им пере­се­лить­ся в Сиг­нию и Ферен­тин. (5) Гадес­цы тоже про­си­ли сни­зой­ти к ним и не посы­лать в Гадес пре­фек­та, хоть это и было пред­у­смот­ре­но их согла­ше­ни­ем с Луци­ем Мар­ци­ем Сеп­ти­мом, когда они пере­хо­ди­ли под рим­ское покро­ви­тель­ство¹². Их прось­ба так­же была удо­вле­тво­ре­на. (6) Послы из Нар­нии¹³ жало­ва­лись на то, что у них не хва­та­ет коло­ни­стов и что, вос­поль­зо­вав­шись этим, к ним при­би­лись какие-то чужа­ки. Для раз­ре­ше­ния это­го дела кон­су­лу Луцию Кор­не­лию веле­но было назна­чить три­ум­ви­ров. (7) Назна­че­ны были Пуб­лий и Секст Элии (про­зва­ние у обо­их было то же самое: Пет) и Гней Кор­не­лий Лен­тул. Нар­ний­цам поз­во­ли­ли уве­ли­чить чис­ло коло­ни­стов, но жите­ли Ко́зы¹⁴, про­сив­шие о том же, полу­чи­ли отказ.

3. (1) Когда были закон­че­ны неот­лож­ные дела в самом Риме, кон­су­лы отбы­ли к сво­им про­вин­ци­ям. (2) Пуб­лий Вил­лий, при­ехав в Македо­нию, застал там сол­дат­ский мятеж, вспых­нув­ший еще до того и не подав­лен­ный сра­зу с долж­ной реши­тель­но­стью. (3) Это были две тыся­чи вои­нов, отправ­лен­ные после пора­же­ния Ган­ни­ба­ла из Афри­ки в Сици­лию, а оттуда при­мер­но через год — в Македо­нию, как бы по соб­ст­вен­ной воле¹⁵. Сами они утвер­жда­ли, что нико­гда не изъ­яв­ля­ли тако­го жела­ния, что воен­ные три­бу­ны поса­ди­ли их на кораб­ли вопре­ки про­те­стам; (4) как бы то ни было, срок их служ­бы — при­нуди­тель­ной или доб­ро­воль­ной — уже все рав­но истек: дол­жен же хоть когда-нибудь насту­пить ей конец! (5) Они твер­ди­ли, что уже дол­гие годы не виде­ли Ита­лии, что, сра­жа­ясь в Сици­лии, Афри­ке и Македо­нии, успе­ли соста­рить­ся; что они изму­че­ны вся­че­ски­ми работа­ми, обес­си­ле­ли от бес­чис­лен­ных ран! (6) Кон­сул ска­зал, что сама при­чи­на, по кото­рой они тре­бу­ют отстав­ки, была бы вполне осно­ва­тель­на, если бы они про­си­ли о ней скром­но, — но мяте­жу оправ­да­ний нет, чем бы он ни был вызван. (7) Итак, если они соглас­ны оста­вать­ся в строю и пови­но­вать­ся при­ка­зам, он готов обра­тить­ся к сена­ту по пово­ду их отстав­ки — крото­стью они лег­че добьют­ся желае­мо­го, неже­ли упрям­ст­вом.

с.46 4. (1) Тем вре­ме­нем Филипп¹⁶ все­ми сред­ства­ми оса­ждал Тав­ма­ки, воз­во­дя насы­пи и строя пле­те­ные наве­сы. Он уже наме­ре­вал­ся под­ве­сти к стене таран, (2) но ему поме­ша­ло вне­зап­ное при­бы­тие это­лий­цев под води­тель­ст­вом Архида­ма. Прой­дя в город меж­ду македон­ски­ми заста­ва­ми, они при­ня­лись еже­днев­но и еже­нощ­но совер­шать бес­ко­неч­ные вылаз­ки, напа­дая то на кара­у­лы македо­нян, то на осад­ные их соору­же­ния. Сама мест­ность была им в помощь. (3) Чело­век, иду­щий к Тав­ма­кам гор­ной обла­стью через Ламию, со сто­ро­ны Пил и Малий­ско­го зали­ва, видит этот город на высо­те, нави­саю­щим над тою частью Фес­са­лии, что зовет­ся Лощи­ной¹⁷. (4) И когда ты, про­хо­дя по каме­ни­стым усту­пам, по зарос­шим труд­но­про­хо­ди­мым местам, по доро­гам, что вьют­ся, послуш­ные изги­бам рек, подой­дешь к это­му горо­ду, перед тобою вне­зап­но, буд­то бес­край­нее море, откро­ет­ся во всю ширь рав­ни­на, такая, что не вид­но кон­ца рас­сти­лаю­щим­ся вни­зу про­сто­рам. (5) Из-за это­го чуда город и назван Тав­ма­ки¹⁸. И защи­щен он не толь­ко воз­вы­шен­ным поло­же­ни­ем, но и тем, что ска­ла, на кото­рой сто­ит он, со всех сто­рон кру­то обры­ва­ет­ся вниз. (6) Труд­но­сти оса­ды, даже успех кото­рой никак не воз­на­граж­дал бы столь вели­ких трудов и опас­но­стей, заста­ви­ли Филип­па отка­зать­ся от сво­его наме­ре­ния. (7) Кро­ме того, уже при­бли­жа­лась зима — царь отсту­пил от горо­да и повел вой­ска в Македо­нию на зим­ние квар­ти­ры.

5. (1) Покуда дру­гие отды­ха­ли душой и телом, сколь бы крат­кой ни была пере­дыш­ка, (2) Филип­па не остав­ля­ли заботы: чем мень­ше дер­жа­ли его в напря­же­нии бит­вы и пере­хо­ды, тем боль­ше он думал об общем исхо­де вой­ны; его стра­шил не толь­ко про­тив­ник, тес­нив­ший и с суши, и с моря, (3) но и настро­е­ния союз­ни­ков, а под­час даже сооте­че­ст­вен­ни­ков: союз­ни­ки мог­ли отвер­нуть­ся от него в надеж­де на друж­бу рим­лян, и сре­ди самих македо­нян назре­ва­ла сму­та. (4) Поэто­му он отпра­вил в Ахайю послов, чтобы при­ве­сти ахей­цев к при­ся­ге (ибо они усло­ви­лись еже­год­но при­но­сить клят­ву вер­но­сти Филип­пу¹⁹), и при этом вер­нуть им Орхо­мен, Герею и Три­фи­лию, отня­тую у элей­цев, (5) а мега­ло­по­ли­тан­цам — Али­фе­ру²⁰, так как они утвер­жда­ли, что Али­фе­ра нико­гда не отно­си­лась к Три­фи­лии, но долж­на быть воз­вра­ще­на им, посколь­ку вхо­ди­ла в чис­ло горо­дов, кото­рые по реше­нию аркад­цев при­ня­ли уча­стие в осно­ва­нии Мега­ло­по­ля. (6) Так Филипп укре­пил союз с ахей­ца­ми, (7) а посколь­ку он понял, что нена­висть к нему македо­нян име­ла глав­ной при­чи­ной друж­бу его с Герак­лидом, то обви­нил это­го чело­ве­ка во мно­же­стве пре­ступ­ле­ний и бро­сил в тюрь­му, к вели­кой радо­сти сооте­че­ст­вен­ни­ков. (8) Филипп при­сту­пил к обу­че­нию македо­нян и наем­ни­ков, гото­вясь к войне так тща­тель­но, как, пожа­луй, нико­гда рань­ше. (9) В нача­ле вес­ны он, отдав все вспо­мо­га­тель­ные силы союз­ни­ков и все лег­ко­во­ору­жен­ные отряды в рас­по­ря­же­ние Ате­на­го­ра, отпра­вил их через Эпир в Хао­нию, чтобы занять уще­лье, нахо­дя­ще­е­ся близ Анти­го­нии²¹ (гре­ки назы­ва­ют его Стэ­ны). (10) Сам же царь высту­пил несколь­ки­ми дня­ми поз­же во гла­ве тяже­ло­во­ору­жен­но­го вой­ска; раз­ведав с.47 харак­тер мест­но­сти, он счел за луч­шее укре­пить­ся выше реки Аой. (11) Она течет меж­ду гора­ми, одну из кото­рых мест­ные жите­ли назы­ва­ют Мероп, а дру­гую Аснай, по узкой впа­дине, где мож­но прой­ти лишь по неудоб­ной тро­пе по-над бере­гом. Царь при­ка­зал Ате­на­го­ру закре­пить­ся со сво­и­ми лег­ко­во­ору­жен­ны­ми отряда­ми на горе Аснай, а сам раз­бил лагерь на Меро­пе. (12) Там, где ска­лы были отвес­ны, он остав­лял лишь немно­го­чис­лен­ные кара­у­лы, а менее надеж­ные места укреп­лял где рва­ми, где валом, а где баш­ня­ми. (13) Кро­ме того, в под­хо­дя­щих местах было уста­нов­ле­но мно­же­ство мета­тель­ных машин, чтобы дер­жать про­тив­ни­ка на боль­шом рас­сто­я­нии. Цар­ский шатер Филипп поста­вил на самом замет­ном воз­вы­ше­нии, перед валом, рас­счи­ты­вая сво­ей уве­рен­но­стью вну­шить ужас вра­гам и надеж­ду сво­им.

6. (1) От эпир­ца Харо­па кон­сул узнал о том, какие тес­ни­ны занял царь со сво­им вой­ском. Сам он, пере­зи­мо­вав на Кор­ки­ре, с при­хо­дом вес­ны поспе­шил пере­пра­вить­ся на кон­ти­нент и дви­нул­ся на вра­га. (2) Когда до цар­ско­го лаге­ря оста­ва­лось око­ло пяти миль, Вил­лий оста­вил леги­о­ны в укреп­лен­ном месте, а сам с лег­ким отрядом отпра­вил­ся впе­ред, чтобы осмот­реть мест­ность. На сле­дую­щий день он созвал воен­ный совет, чтобы обсудить две воз­мож­но­сти: (3) либо попро­бо­вать про­рвать­ся через заня­тое вра­гом уще­лье (несмот­ря на то, что огром­ные труд­но­сти и опас­ность тако­го пред­при­я­тия были оче­вид­ны), либо идти с вой­ском в обход той доро­гой, по кото­рой годом рань­ше вторг­ся в Македо­нию Суль­пи­ций²². (4) Совет длил­ся уже мно­го дней, когда к Вил­лию при­был гонец с изве­сти­ем о том, что избран­ный кон­су­лом Тит Квинк­ций полу­чил по жре­бию про­вин­цию Македо­нию и, спеш­но дви­нув­шись в путь, уже пере­пра­вил­ся на Кор­ки­ру²³.

(5) Вале­рий Анти­ат²⁴ пишет, буд­то Вил­лий тут же всту­пил в уще­лье и, посколь­ку идти напря­мик было невоз­мож­но — царь пере­крыл весь про­ход, — про­шел доли­ной реки Аой; (6) поспеш­но соорудив мост, он пере­пра­вил­ся на тот берег, где нахо­дил­ся цар­ский лагерь, и завя­зал бой; царь был раз­бит и обра­щен в бег­ство, а его лагерь раз­граб­лен; (7) в этом сра­же­нии погиб­ло две­на­дцать тысяч вра­гов, в плен попа­ли две тыся­чи две­сти; было захва­че­но сто трид­цать два зна­ме­ни и две­сти трид­цать лоша­дей, а во вре­мя бит­вы дан был обет воз­ве­сти в слу­чае успеш­но­го исхо­да дела храм Юпи­те­ру. (8) Одна­ко дру­гие писа­те­ли, как гре­че­ские, так и латин­ские, по край­ней мере те, чьи лето­пи­си я читал, утвер­жда­ют, что Вил­лий не совер­шил ниче­го, достой­но­го упо­ми­на­ния, и что сле­дую­щий кон­сул Тит Квинк­ций при­нял у него коман­до­ва­ние еще до нача­ла воен­ных дей­ст­вий.

7. (1) Пока все это про­ис­хо­ди­ло в Македо­нии²⁵, дру­гой кон­сул, Луций Лен­тул, задер­жал­ся в Риме, и про­вел выбо­ры цен­зо­ров. (2) Этой долж­но­сти домо­га­лись в тот год [199 г.] мно­гие зна­ме­ни­тые мужи, но избра­ны были Пуб­лий Кор­не­лий Сци­пи­он Афри­кан­ский и Пуб­лий Элий Пет. (3) В пол­ном согла­сии меж­ду собой они без еди­но­го заме­ча­ния²⁶ утвер­ди­ли спи­сок сена­то­ров, с.48 сда­ли на откуп тор­го­вые пошли­ны в Капуе и Путе­о­лах, а так­же учреди­ли тамож­ню в Каст­рах, где теперь город²⁷. Туда же они выве­ли три­ста посе­лен­цев (такое чис­ло их уста­но­вил сенат) и про­да­ли капу­ан­ские зем­ли под горой Тифа­той.

(4) При­мер­но в это же вре­мя Луций Ман­лий Аци­дин вер­нул­ся из Испа­нии²⁸. Он доби­вал­ся у сена­та раз­ре­ше­ния всту­пить в Рим с ова­ци­ей, но народ­ный три­бун Пуб­лий Пор­ций Лека вос­про­ти­вил­ся это­му, и он вошел в город как част­ное лицо; в каз­ну им было вне­се­но тыся­ча две­сти фун­тов сереб­ра и при­мер­но трид­цать фун­тов золота.

(5) В этом же году Гней Бебий Там­фил, при­няв от кон­су­ла преды­ду­ще­го года Гая Авре­лия про­вин­цию Гал­лию, опро­мет­чи­во вторг­ся в пре­де­лы гал­лов-инсуб­ров и попал там в окру­же­ние почти со всей арми­ей. Погиб­ло свы­ше шести тысяч семи­сот вои­нов. (6) Вот сколь ужас­ное пора­же­ние дове­лось испы­тать в войне, кото­рая уже пере­ста­ла было вну­шать опа­се­ния. (7) Это собы­тие вынуди­ло кон­су­ла Луция Лен­ту­ла поспеш­но высту­пить из Горо­да. При­быв в охва­чен­ную смя­те­ни­ем про­вин­цию и при­няв коман­до­ва­ние над пере­пу­ган­ным вой­ском, он вся­че­ски раз­бра­нил опо­зо­рив­ше­го­ся пре­то­ра и при­ка­зал ему оста­вить про­вин­цию и уби­рать­ся в Рим. (8) Но и сам кон­сул не совер­шил ниче­го, достой­но­го упо­ми­на­ния, посколь­ку был ото­зван в Рим, чтобы про­ве­сти выбо­ры. Это­му ста­ра­лись поме­шать народ­ные три­бу­ны Марк Фуль­вий и Маний Курий, не желав­шие, (9) чтобы Тит Квинк­ций Фла­ми­нин домо­гал­ся кон­суль­ской долж­но­сти сра­зу после кве­сту­ры²⁹. (10) Они гово­ри­ли, что знать уже гну­ша­ет­ся эдиль­ской и пре­тор­ской долж­но­стя­ми; знат­ные не жела­ют под­ни­мать­ся по сту­пе­ням поче­стей шаг за шагом, посте­пен­но дока­зы­вая таким обра­зом свою при­год­ность, но рвут­ся пря­мо к кон­суль­ству, пере­ска­ки­вая через долж­но­сти и шагая от под­но­жия пря­мо к вер­шине. (11) На Мар­со­вом поле³⁰ спор не был решен, и дело пере­шло в сенат. Сена­то­ры сочли, что народ впра­ве пред­ло­жить любую долж­ность сво­е­му избран­ни­ку, если тот име­ет на нее закон­ное пра­во³¹. (12) Три­бу­ны под­чи­ни­лись суж­де­нию сена­та. Кон­су­ла­ми были избра­ны Секст Элий Пет и Тит Квинк­ций Фла­ми­нин. (13) Затем состо­я­лись выбо­ры пре­то­ров. Избра­ны были Луций Кор­не­лий Меру­ла, Марк Клав­дий Мар­целл, Марк Пор­ций Катон и Гай Гель­вий. Катон и Гель­вий были пле­бей­ски­ми эди­ла­ми: они спра­ви­ли Пле­бей­ские игры, по слу­чаю кото­рых был дан пир Юпи­те­ру³². (14) А куруль­ные эди­лы Гай Вале­рий Флакк — тот, что был фла­ми­ном Юпи­те­ра — и Гай Кор­не­лий Цетег с вели­кой рос­ко­шью про­ве­ли Рим­ские игры³³. (15) В этом же году умер­ли пон­ти­фи­ки Сер­вий и Гай Суль­пи­ции Галь­бы — их заме­сти­ли допол­ни­тель­но избран­ные пон­ти­фи­ки Марк Эми­лий Лепид и Гней Кор­не­лий Сци­пи­он.

8. (1) Секст Элий Пет и Тит Квинк­ций Фла­ми­нин, всту­пив в долж­ность, собра­ли сенат на Капи­то­лии³⁴. Сена­то­ры поста­но­ви­ли, чтобы кон­су­лы поде­ли­ли меж­ду собой про­вин­ции Македо­нию и Ита­лию либо по вза­им­но­му согла­ше­нию, либо жере­бьев­кой; с.49 (2) тому из них, кто полу­чил бы Македо­нию, пред­сто­я­ло набрать для попол­не­ния леги­о­нов три тыся­чи пехо­тин­цев и три­ста всад­ни­ков сре­ди рим­лян, а сверх того пять тысяч пехо­тин­цев и пять­сот кон­ни­ков сре­ди союз­ни­ков и лати­нов. (3) Вто­ро­му же кон­су­лу пред­сто­я­ло набрать цели­ком новое вой­ско. Кон­су­лу преды­ду­ще­го года Луцию Лен­ту­лу про­дли­ли власть и запре­ти­ли покидать про­вин­цию или уво­дить оттуда ста­рое вой­ско, преж­де чем при­будет новый кон­сул с новы­ми леги­о­на­ми. (4) Кон­су­лы поде­ли­ли про­вин­ции жере­бьев­кой: Элию выпа­ла Ита­лия, Квинк­цию — Македо­ния. (5) Сре­ди пре­то­ров Луцию Кор­не­лию Меру­ле доста­лась город­ская пре­ту­ра, Мар­ку Клав­дию — Сици­лия, Мар­ку Пор­цию — Сар­ди­ния, Гель­вию — Гал­лия. (6) Потом начал­ся набор. Речь шла не толь­ко о вой­сках кон­су­лов, пред­пи­са­но было про­ве­сти набор и пре­то­рам: (7) Мар­цел­лу для Сици­лии пред­сто­я­ло набрать четы­ре тыся­чи пехо­тин­цев и три­ста всад­ни­ков из латин­ских союз­ни­ков, Като­ну — для Сар­ди­нии две тыся­чи пехо­тин­цев и две­сти всад­ни­ков — (8) с тем, чтобы оба этих пре­то­ра, при­быв в свои про­вин­ции, рас­пу­сти­ли ста­ро­слу­жа­щих пехо­тин­цев и всад­ни­ков.

(9) Затем кон­су­лы пред­ста­ви­ли сена­ту послов царя Атта­ла. Те рас­пи­сы­ва­ли, как царь слу­жит рим­ско­му делу и на суше, и на море — и фло­том сво­им, и все­ми бое­вы­ми сила­ми; как он вплоть до сего дня рев­ност­но и бес­пре­ко­слов­но выпол­нял все, что бы ни при­ка­зы­ва­ли ему рим­ские кон­су­лы. (10) Но, про­дол­жа­ли послы, он опа­са­ет­ся, что отныне пре­пят­ст­ви­ем в этом будет ему царь Антиох, кото­рый вторг­ся в цар­ство Атта­ла, остав­ше­е­ся без защи­ты как на море, так и на суше. (11) Поэто­му царь Аттал про­сит отцов-сена­то­ров послать ему помощь для обо­ро­ны цар­ства, если они хотят исполь­зо­вать его флот и его силы в македон­ской войне. Если же они на это не соглас­ны, пусть раз­ре­шат ему воз­вра­тить­ся с фло­том и про­чи­ми сила­ми для защи­ты сво­их вла­де­ний. (12) Послам было веле­но отве­тить вот что: сенат бла­го­да­рен царю Атта­лу за помощь, кото­рую тот ока­зал рим­ским вое­на­чаль­ни­кам как фло­том, так и ины­ми сред­ства­ми, (13) одна­ко рим­ляне не соби­ра­ют­ся посы­лать Атта­лу под­креп­ле­ния про­тив Антио­ха, союз­ни­ка и дру­га наро­да рим­ско­го; не ста­нут и задер­жи­вать вой­ска само­го Атта­ла долее, чем царь сочтет это полез­ным для себя; (14) рим­ский народ неиз­мен­но исхо­дит в чужих делах из чужих реше­ний, и тот, кто хочет сво­и­ми сред­ства­ми ока­зать воен­ную помощь рим­ля­нам, вла­стен опре­де­лять, когда ему начать это дело и когда окон­чить. (15) А к Антио­ху сенат отпра­вил послов, дабы воз­ве­стить, что рим­ский народ поль­зу­ет­ся услу­га­ми Атта­ла, его кораб­лей и вои­нов, в борь­бе про­тив обще­го их вра­га Филип­па; (16) Антиох ока­жет услу­гу сена­ту, если оста­вит в покое цар­ство Атта­ла и пре­кра­тит вой­ну: ведь спра­вед­ли­во, чтобы союз­ные и дру­же­ст­вен­ные рим­ско­му наро­ду цари меж­ду собою тоже сохра­ня­ли бы мир.

9. (1) Кон­сул Тит Квинк­ций, наби­рая сол­дат, брал в свое вой­ско пред­по­чти­тель­но тех, кто уже вое­вал в Испа­нии или Афри­ке, пока­зал свою доб­лесть и заслу­жил награ­ду. Квинк­ций торо­пил­ся в с.50 про­вин­цию, но был задер­жан в Риме зна­ме­ни­я­ми, тре­бо­вав­ши­ми уми­ло­сти­ви­тель­ных обрядов. (2) В Вей­ях мол­ния уда­ри­ла в обще­ст­вен­ную доро­гу, пло­щадь и в храм Юпи­те­ра Лану­вий­ско­го, в Ардее пора­зи­ла храм Гер­ку­ле­са, в Капуе — сте­ны, баш­ни и храм, кото­рый назы­ва­ет­ся Белым. В Арре­ции виде­ли пла­мя на небе. (3) В Велит­рах зем­ля на пло­ща­ди трех юге­ров³⁵ про­се­ла в гро­мад­ную яму. Сооб­ща­ли, что в Свес­се Аврунк­ской родил­ся ягне­нок с дву­мя голо­ва­ми, а в Сину­эс­се — поро­се­нок с чело­ве­чьей голо­вой. (4) По слу­чаю этих зна­ме­ний было про­веде­но одно­днев­ное молеб­ст­вие. Уде­лив вни­ма­ние свя­щен­ным делам и уми­ло­сти­вив богов, кон­су­лы отпра­ви­лись в про­вин­ции. (5) Элий вме­сте с пре­то­ром Гель­ви­ем при­был в Гал­лию и пере­дал тому полу­чен­ное от Луция Лен­ту­ла вой­ско, кото­рое дол­жен был рас­пу­стить. Сам же Элий наме­ре­вал­ся вести вой­ну сила­ми новых леги­о­нов, при­веден­ных им с собой. Ниче­го досто­па­мят­но­го он, впро­чем, не совер­шил.

(6) Вто­рой кон­сул Тит Квинк­ций, отплыв из Брун­ди­зия рань­ше, чем это обыч­но дела­ли кон­су­лы, пере­пра­вил­ся на Кор­ки­ру³⁶, имея при себе восемь тысяч пехоты и восемь­сот всад­ни­ков. (7) Оттуда он на квин­кве­ре­ме при­плыл к эпир­ско­му бере­гу и боль­ши­ми пере­хо­да­ми поспе­шил в рим­ский лагерь. (8) Ото­слав Вил­лия, он про­мед­лил там несколь­ко дней, ожи­дая при­бы­тия вой­ска с Кор­ки­ры. Затем он собрал совет, чтобы решить, пытать­ся ли ему силой про­ло­жить себе доро­гу пря­мо через вра­же­ский лагерь (9) или же отка­зать­ся от столь мно­готруд­но­го и опас­но­го пред­при­я­тия, а идти вме­сто это­го через стра­ну дас­са­ре­ти­ев и через Линк и вторг­нуть­ся в Македо­нию без­опас­ной околь­ной доро­гой. (10) Кон­сул выбрал бы вто­рое, но опа­сал­ся, что, уда­лив­шись от моря, он выпу­стит про­тив­ни­ка из рук: ведь если царь, как и преж­де, пред­по­чтет скрыть­ся в пусто­шах и лесах, лето опять будет потра­че­но впу­стую. (11) Итак, было реше­но, что бы ни слу­чи­лось, насту­пать на вра­га имен­но здесь, в этом столь неудоб­ном месте. Одна­ко, сколь ни был он тверд в сво­их наме­ре­ни­ях, ему не виде­лось ника­ко­го спо­со­ба их осу­ще­ст­вить.

10. (1) Сорок дней про­шло, но рим­ляне про­дол­жа­ли сто­ять в виду непри­я­те­ля, ниче­го не пред­при­ни­мая. Тогда у Филип­па заро­ди­лась надеж­да, что с помо­щью эпир­цев удаст­ся завя­зать пере­го­во­ры о мире. (2) На сове­ща­нии для это­го были избра­ны пре­тор Пав­са­ний и началь­ник кон­ни­цы Алек­сандр³⁷, кото­рые све­ли кон­су­ла и царя для пере­го­во­ров в том месте, где река Аой все­го тес­нее зажа­та меж­ду отвес­ны­ми бере­га­ми. (3) Суть тре­бо­ва­ний кон­су­ла сво­ди­лась к сле­дую­ще­му: царь дол­жен выве­сти свои гар­ни­зо­ны из сосед­них горо­дов, а кро­ме того, воз­ме­стить ущерб за разо­рен­ные поля и горо­да. Об осталь­ном же пусть будет реше­но по спра­вед­ли­во­сти. (4) Филипп отве­тил, что горо­да нахо­дят­ся в раз­ном поло­же­нии: он готов осво­бо­дить те из них, кото­рые захва­тил сам, но не отка­жет­ся от закон­но­го наслед­ст­вен­но­го вла­де­ния зем­ля­ми, что доста­лись ему от пред­ков; (5) если же те горо­да, с кото­ры­ми он вое­вал, жалу­ют­ся на при­чи­нен­ный вой­ной ущерб, то он согла­сен на тре­тей­ский с.51 суд — пусть они для это­го выбе­рут любой из наро­дов, нахо­дя­щих­ся в мире с обе­и­ми сто­ро­на­ми. (6) Кон­сул ска­зал, что здесь нет нуж­ды ни в посред­ни­ке, ни в судье: ведь вино­ват, как вся­ко­му оче­вид­но, тот, кто взял­ся за ору­жие пер­вым: на Филип­па никто не напа­дал — он пер­вым при­бег к силе. (7) Далее, когда речь зашла о том, какие горо­да сле­ду­ет осво­бо­дить, кон­сул назвал пер­вым делом все фес­са­лий­ские. Тут царь в него­до­ва­нии вос­клик­нул: «Да ты и побеж­ден­но­му не предъ­явил бы мне более суро­вых усло­вий, Тит Квинк­ций!» (8) — и с тем ушел прочь с пере­го­во­ров. Сто­ро­ны едва удер­жа­лись от того, чтобы тут же не пустить в ход хотя бы дро­ти­ки: ведь их разде­ля­ла река. (9) На сле­дую­щий день нача­лись вылаз­ки и мно­го­чис­лен­ные мел­кие стыч­ки меж­ду кара­у­ла­ми — сна­ча­ла на рав­нине, пре­до­став­ляв­шей для это­го доста­точ­но места; (10) но затем, когда цар­ские вои­ны ста­ли отхо­дить на ска­ли­стые кру­чи, рим­ляне в пылу схват­ки про­сле­до­ва­ли и туда. (11) На их сто­роне были воин­ский порядок и выуч­ка, бое­вое сна­ря­же­ние, надеж­но при­кры­вав­шее тело; на сто­роне про­тив­ни­ка — сама мест­ность, а так­же ката­пуль­ты и бал­ли­сты, рас­став­лен­ные почти на всех ска­лах, слов­но на сте­нах. (12) С обе­их сто­рон было мно­го ране­ных, были даже уби­тые, слов­но в насто­я­щем сра­же­нии. Бит­ва пре­рва­лась с наступ­ле­ни­ем ночи.

11. (1) Вот как обсто­я­ли дела, когда к кон­су­лу был при­веден некий пас­тух, послан­ный эпир­ским вождем Харо­пом. (2) Он рас­ска­зал, что все­гда пасет скот в уще­лье, кото­рое теперь заня­то цар­ским лаге­рем, и зна­ет в тех горах каж­дый уступ, каж­дую троп­ку. (3) Если кон­сул захо­чет отрядить с ним несколь­ко чело­век, он про­ведет их удоб­ной и не слиш­ком опас­ной доро­гой пря­мо над голо­ва­ми вра­гов. (4) Выслу­шав пас­ту­ха, кон­сул послал к Харо­пу спро­сить, мож­но ли, по его мне­нию, дове­рить­ся про­сто­му селя­ни­ну в деле такой важ­но­сти. Хароп велел отве­тить, пус­кай дове­рит­ся, но себя во власть ему не вве­ря­ет. (5) Кон­сул, хоть и желал верить обе­ща­нию, дол­го не мог отва­жить­ся; радость в его душе меша­лась со стра­хом. Нако­нец, поло­жив­шись на сло­ва Харо­па, он решил­ся попы­тать сча­стье. (6) Чтобы вра­ги не запо­до­зри­ли его наме­ре­ний, Квинк­ций в тече­ние двух сле­дую­щих дней непре­рыв­но бес­по­ко­ил их, обло­жив вой­ска­ми со всех сто­рон и заме­няя устав­ших бой­цов све­жи­ми. (7) Затем он пере­дал воен­но­му три­бу­ну четы­ре тыся­чи отбор­ных пехо­тин­цев и три­ста всад­ни­ков. Кон­ни­цу было при­ка­за­но вести до тех пор, пока это поз­во­лит мест­ность; если она ока­жет­ся непро­хо­ди­мой для всад­ни­ков, то коней при­дет­ся оста­вить где-нибудь на поляне. Пехо­те было веле­но идти той доро­гой, какую ука­жет про­вод­ник. (8) Ока­зав­шись, как тот обе­щал, над голо­вою про­тив­ни­ка, они долж­ны будут подать знак дымом, а лишь толь­ко по ответ­но­му зна­ку пой­мут, что бит­ва вни­зу нача­лась, под­нять крик. (9) Кон­сул при­ка­зал дви­гать­ся по ночам (ночи как раз были лун­ные), а днев­ное вре­мя исполь­зо­вать для еды и отды­ха. Про­вод­ни­ку он нада­вал самых заман­чи­вых обе­ща­ний, если тот сдер­жит сло­во, одна­ко пере­дал его три­бу­ну свя­зан­ным. (10) Когда этот отряд с.52 дви­нул­ся в путь, рим­ляне с удво­ен­ным упор­ст­вом ста­ли со всех сто­рон наседать на вра­га, захва­ты­вая заста­вы.

12. (1) Меж­ду тем, на тре­тий день дымом был подан знак, что рим­ский отряд достиг той вер­ши­ны, к кото­рой стре­мил­ся, и удер­жи­ва­ет ее. Тогда-то кон­сул, разде­лив свои силы на три части, сам с отбор­ным вой­ском дви­нул­ся середи­ной доли­ны, а левый и пра­вый флан­ги бро­сил про­тив лаге­ря. Македо­няне столь же реши­тель­но высту­пи­ли навстре­чу про­тив­ни­ку, (2) и, пока они сра­жа­лись вне сво­их укреп­ле­ний, поки­ну­тых в пылу бит­вы, рим­ские вои­ны име­ли оче­вид­ное пре­иму­ще­ство бла­го­да­ря сво­ей доб­ле­сти, опы­ту и воору­же­нию. (3) Но после того, как цар­ские вои­ны, поте­ряв мно­гих уби­ты­ми и ране­ны­ми, ото­шли в укреп­лен­ные или защи­щен­ные при­ро­дой места, поло­же­ние пере­ме­ни­лось — теперь в опас­но­сти были рим­ляне: без­рас­суд­но насту­пая, они ока­за­лись на невы­год­ных пози­ци­ях, в тес­ни­нах, из кото­рых обрат­ной доро­ги не было. (4) И они доро­го попла­ти­лись бы за свою отча­ян­ную дер­зость, не раздай­ся в тылу у про­тив­ни­ка вне­зап­ный крик. Тот­час же там завя­зал­ся бой, и от неожи­дан­но­сти и стра­ха цар­ские вои­ны совсем поте­ря­ли голо­ву. (5) Часть из них обра­ти­лись в бег­ство, а те, кото­рые оста­лись в строю (не из-за готов­но­сти драть­ся, а ско­рей пото­му, что уще­лье и так было запру­же­но бег­ле­ца­ми), ока­за­лись окру­же­ны рим­ля­на­ми и с пере­д­не­го края, и с тыла. (6) Все вой­ско вра­га мог­ло быть уни­что­же­но, если бы победи­те­ли ста­ли пре­сле­до­вать бегу­щих: (7) но кон­ни­цу сдер­жи­ва­ли тес­ни­ны и неров­но­сти мест­но­сти, а пехоту — тяжесть соб­ст­вен­но­го воору­же­ния. (8) Сам царь сна­ча­ла опро­ме­тью пустил­ся в бег­ство, но через пять миль сооб­ра­зил, что в таких неудоб­ных местах про­тив­ник все рав­но не смо­жет его пре­сле­до­вать (как оно в дей­ст­ви­тель­но­сти и полу­чи­лось). Филипп оста­но­вил­ся на каком-то хол­ме и разо­слал сво­их людей повсюду — по горам и доли­нам, — чтобы собрать раз­бред­ших­ся вои­нов. (9) Выяс­ни­лось, что в его вой­ске погиб­ло не более двух тысяч чело­век, а все осталь­ное пол­чи­ще, слов­но по подан­но­му им зна­ку, собра­лось воеди­но и сомкну­тым стро­ем дви­ну­лось в Фес­са­лию. (10) Рим­ляне, пока это было воз­мож­но, пре­сле­до­ва­ли их, уби­вая и сни­мая доспе­хи с уби­тых. Разо­ри­ли они и цар­ский лагерь, кото­рый, даже остав­лен­ный защит­ни­ка­ми, был все-таки труд­но­до­сту­пен. Эту ночь рим­ляне про­ве­ли в сво­ем лаге­ре.

13. (1) На дру­гой день кон­сул дви­нул­ся за непри­я­те­лем по тому уще­лью, где река пет­ля­ет меж­ду тес­ни­на­ми. (2) В пер­вый день пре­сле­до­ва­ния царь при­был в Пирров лагерь — так назы­ва­ет­ся мест­ность в Три­фи­лии, в зем­лях Молот­ти­ды. На сле­дую­щий день он поспе­шил к горам Лин­кон³⁸ — подоб­ный пере­ход казал­ся бы непо­силь­ным для вой­ска, но страх под­хле­сты­вал. (3) Эти горы нахо­дят­ся в Эпи­ре, разде­ляя Македо­нию и Фес­са­лию: склон, обра­щен­ный к Фес­са­лии, смот­рит на восток, север­ный обра­щен к Македо­нии. Горы там порос­ли густым лесом, на самых высо­ких местах — луга и непе­ре­сы­хаю­щие источ­ни­ки. (4) Стоя там лаге­рем несколь­ко дней, Филипп коле­бал­ся, воз­вра­тить­ся ли ему сра­зу в свое цар­ство с.53 или сна­ча­ла отпра­вить­ся в Фес­са­лию. (5) Нако­нец он решил спу­стить­ся с арми­ей в Фес­са­лию и крат­чай­шей доро­гой дви­нул­ся на Трик­ку, а затем быст­ро про­шел через дру­гие горо­да, попа­дав­ши­е­ся ему по пути³⁹. (6) Он уго­нял с собой всех, спо­соб­ных пере­дви­гать­ся, а горо­да сжи­гал. Жите­лям раз­ре­ше­но было взять из иму­ще­ства столь­ко, сколь­ко они мог­ли с собой уне­сти, — осталь­ное ста­но­ви­лось добы­чей сол­дат. (7) И враг не мог при­чи­нить более страш­но­го зла, чем фес­са­лий­цам дове­лось пре­тер­петь от союз­ни­ков. (8) Даже Филип­пу было горь­ко делать такое, но зем­ля эта ско­ро долж­на была достать­ся его вра­гам, он хотел забрать оттуда по край­ней мере самих людей, что рань­ше были его союз­ни­ка­ми. (9) Так были опу­сто­ше­ны горо­да Факий, Ире­сии, Евгидрий, Эре­трия, Пале­фар­сал. Но когда Филипп подо­шел к Ферам, город закрыл перед ним ворота, и, посколь­ку оса­да отня­ла бы вре­мя, кото­ро­го у царя не было, он отка­зал­ся от этой затеи и ушел в Македо­нию. Ведь ко все­му еще раз­нес­лась мол­ва о при­бли­же­нии это­лий­цев, (10) кото­рые, про­слы­шав о бит­ве на реке Аой, тот­час разо­ри­ли окрест­но­сти Спер­хий и так назы­вае­мой Мак­ры Комы⁴⁰. Оттуда они пере­шли в Фес­са­лию⁴¹ и с пер­во­го же натис­ка овла­де­ли Киме­на­ми и Анге­я­ми, (11) но были отбро­ше­ны от Мет­ро­по­ля горо­жа­на­ми, собрав­ши­ми­ся для защи­ты стен, пока это­лий­цы опу­сто­ша­ли поля. Затем это­лий­цы подо­шли к Кал­ли­фе­ре, где горо­жане пред­при­ня­ли такую же вылаз­ку: (12) когда горо­жан ото­гна­ли под защи­ту стен, это­лий­цы удо­воль­ст­во­ва­лись этой победой и ушли, посколь­ку не наде­я­лись овла­деть горо­дом. После это­го они захва­ти­ли и разо­ри­ли дерев­ни Тев­ма и Кела­фа­ра; (13) это­лий­цам сда­лись Ахар­ры, (14) в Кси­ни­ях подоб­ный же страх заста­вил жите­лей бежать, бро­сив свои дома. Сняв­шись с наси­жен­ных мест и дви­га­ясь в бес­по­ряд­ке, они наткну­лись на кара­уль­ный отряд, кото­рый был послан к Тав­ма­кам⁴², чтобы обез­опа­сить заготов­ку про­до­воль­ст­вия. Нестрой­ная мно­го­люд­ная тол­па без­оруж­ных и небое­спо­соб­ных была пере­ре­за­на воору­жен­ны­ми сол­да­та­ми. Поки­ну­тые Кси­нии были раз­граб­ле­ны. Затем это­лий­цы взя­ли Кифе­ры, удоб­ную кре­пость, гос­под­ст­во­вав­шую над Доло­пи­ей. (15) Все это было про­де­ла­но это­лий­ца­ми вне­зап­но, в тече­ние несколь­ких дней. Но и Ами­нандр с афа­ма­на­ми, про­слы­шав об удач­ном для рим­лян сра­же­нии, не сиде­ли сло­жа руки.

14. (1) Впро­чем, Ами­нандр, не слиш­ком дове­ряя соб­ст­вен­ным вои­нам, попро­сил кон­су­ла о неболь­шом под­креп­ле­нии. Он напра­вил­ся к Гом­фам, но сна­ча­ла взял при­сту­пом Феку — город, рас­по­ло­жен­ный меж­ду Гом­фа­ми и тем узким уще­льем, что отде­ля­ет Фес­са­лию от Афа­ма­нии. (2) Затем он под­сту­пил к Гом­фам: их жите­ли в тече­ние несколь­ких дней все­ми сила­ми защи­ща­ли свой город, и толь­ко когда к его сте­нам были уже при­став­ле­ны лест­ни­цы, страх при­нудил их к сда­че. (3) Паде­ние Гом­фов поверг­ло фес­са­лий­цев в вели­кий ужас. После это­го сда­лись Арген­ты, Фери­ний, Тимар, Лиги­ны, Стри­мон, Лампс и с ними дру­гие без­вест­ные кре­по­сти.

(4) Итак, македон­ская опас­ность была устра­не­на, но чужой победой вос­поль­зо­ва­лись к сво­ей выго­де афа­ма­ны и это­лий­цы: теперь с.54 Фес­са­лию опу­сто­ша­ли уже целых три вой­ска, так что невоз­мож­но было понять, где враг, где союз­ник. (5) А кон­сул дви­нул­ся в зем­ли Эпи­ра, посколь­ку бег­ство вра­га откры­ло ему доро­гу через уще­лье. Он хоро­шо пони­мал, чью сто­ро­ну дер­жа­ли эпир­цы, за исклю­че­ни­ем их пред­во­ди­те­ля Харо­па. (6) В том, как усерд­но эпир­цы выпол­ня­ют при­ка­зы, кон­су­лу виде­лось их стрем­ле­ние загла­дить свою вину; счи­тая, что надо судить о них по нынеш­ним, а не про­шлым поступ­кам, он заво­е­вал их рас­по­ло­же­ние на буду­щее уже тем, как лег­ко про­стил их. (7) Затем он отпра­вил гон­цов на Кор­ки­ру с при­ка­за­ни­ем, чтобы гру­зо­вые суда плы­ли в Амбра­кий­ский залив, а сам неболь­ши­ми пере­хо­да­ми дви­нул­ся впе­ред и на чет­вер­тый день раз­бил лагерь на горе Кер­ке­тий. Туда он вызвал Ами­нанд­ра с его вспо­мо­га­тель­ным вой­ском, (8) нуж­да­ясь не столь­ко в воен­ной силе, сколь­ко в про­вод­ни­ках в Фес­са­лию. Того же ради при­ня­ты были во вспо­мо­га­тель­ные части и мно­го­чис­лен­ные доб­ро­воль­цы из эпир­цев.

15. (1) Пер­вым фес­са­лий­ским горо­дом, на кото­рый он напал, была Фало­рия. Ее гар­ни­зон состо­ял из двух тысяч македо­нян, кото­рые пона­ча­лу ока­за­ли оже­сто­чен­ное сопро­тив­ле­ние, исполь­зуя как сте­ны, так и ору­жие. (2) Но кон­сул про­дол­жал оса­ду, не пре­ры­вая ее ни днем, ни ночью, посколь­ку был уве­рен, что если пер­вый же город не усто­ит перед рим­ской мощью, то это сра­зу ска­жет­ся на настро­е­ни­ях осталь­ных фес­са­лий­цев. И ему уда­лось пре­одо­леть упор­ство македо­нян. (3) Когда пала Фало­рия, яви­лись послан­цы от Мет­ро­по­ля и Кие­рия, изве­щая о сда­че этих горо­дов и моля о про­ще­нии, кото­рое им и даро­ва­ли. Фало­рия же была подо­жже­на и раз­граб­ле­на. (4) Затем кон­сул пошел к Эги­нию⁴³, но убедил­ся, что бла­го­да­ря сво­е­му непри­ступ­но­му поло­же­нию этот город может оста­вать­ся в без­опас­но­сти даже с неболь­шим гар­ни­зо­ном. Тогда, мет­нув лишь несколь­ко дро­ти­ков в сто­ро­ну бли­жай­шей заста­вы, Квинк­ций повер­нул с вой­ском в окрест­но­сти Гом­фов. (5) К тому вре­ме­ни как рим­ляне спу­сти­лись в поля Фес­са­лии, у них уже вышли все при­па­сы, посколь­ку кон­сул не велел тро­гать поля эпир­цев. Раз­уз­нав сна­ча­ла, где сто­ят гру­зо­вые суда, в Лев­ка­де или в Амбра­кий­ском зали­ве, он стал посы­лать по оче­реди когор­ты в Амбра­кию за про­до­воль­ст­ви­ем⁴⁴. (6) Из Гом­фов к Амбра­кии есть путь, но он столь же кра­ток, сколь тер­нист и труден. И вот, посколь­ку с моря к тому вре­ме­ни было под­ве­зе­но про­до­воль­ст­вие, через несколь­ко дней в лаге­ре ста­ло все­го в избыт­ке. (7) Затем кон­сул пошел к Атра­ку, рас­по­ло­жен­но­му при­мер­но в деся­ти милях от Лари­сы⁴⁵, что сто­ит над рекой Пеней. (8) Жите­ли ее ведут про­ис­хож­де­ние из Перре­бии. (9) Фес­са­лий­цы не слиш­ком испу­га­лись пер­во­го появ­ле­ния рим­лян. Что каса­ет­ся Филип­па, то сам он не решал­ся всту­пить в Фес­са­лию и, раз­бив лагерь в Тем­пей­ской долине⁴⁶, от слу­чая к слу­чаю посы­лал под­мо­гу туда, где появ­лял­ся враг.

16. (1) В то же при­мер­но вре­мя, когда кон­сул впер­вые стал лаге­рем напро­тив Филип­па, в эпир­ском уще­лье⁴⁷, (2) брат кон­су­ла Луций Квинк­ций, кото­ро­му сенат пору­чил забо­тить­ся о фло­те и мор­ском побе­ре­жье, с дву­мя квин­кве­ре­ма­ми при­был на Кор­ки­ру. с.55 Узнав, что флот уже поки­нул ост­ров, (3) он решил тот­час плыть к Саме. Ото­слав Ливия, сво­его пред­ше­ст­вен­ни­ка⁴⁸, он (4) мед­лен­но поплыл оттуда к Малее, таща за собой суда с про­до­воль­ст­ви­ем. (5) У Малеи он при­ка­зал осталь­ным сле­до­вать за ним, поспе­шая, как смо­гут, а сам с тре­мя лег­ки­ми квин­кве­ре­ма­ми, обо­гнав их, ушел к Пирею. Там он при­нял кораб­ли, остав­лен­ные лега­том Луци­ем Апу­сти­ем для защи­ты Афин. (6) Тогда же из Азии⁴⁹ при­шли два флота: один — царя Атта­ла (там было два­дцать четы­ре квин­кве­ре­мы), а дру­гой — родос­ский во гла­ве с Аге­сим­бротом — из два­дца­ти кры­тых судов. (7) Эти флоты, соеди­нив­шись у ост­ро­ва Анд­рос, через узкий про­лив пере­плы­ли оттуда на Евбею. (8) Пер­вым делом они опу­сто­ши­ли поля кари­стий­цев⁵⁰, но затем, когда выяс­ни­лось, что Карист уси­лен подо­спев­шим из Хал­киды гар­ни­зо­ном, дви­ну­лись к Эре­трии. (9) Туда же, узнав о при­бы­тии царя Атта­ла, поплыл и Луций Квинк­ций с пирей­ски­ми кораб­ля­ми; отбы­вая, он оста­вил при­каз, чтобы при­бы­ваю­щие кораб­ли его флота немед­лен­но отправ­ля­лись на Евбею. (10) Оса­да Эре­трии пошла пол­ным ходом: ведь кораб­ли трех соеди­нив­ших­ся фло­тов нес­ли на себе все­воз­мож­ные мета­тель­ные орудия и осад­ные маши­ны, а вокруг было вдо­воль дре­ве­си­ны для новых соору­же­ний. (11) Спер­ва горо­жане бди­тель­но охра­ня­ли сте­ны, но потом, изму­чив­шись и поте­ряв мно­гих ране­ны­ми, реши­ли сдать­ся, когда осад­ные маши­ны про­тив­ни­ка раз­ру­ши­ли часть сте­ны. (12) Одна­ко гар­ни­зон состо­ял из македо­нян, кото­рых жите­ли боя­лись не мень­ше, чем рим­лян, а цар­ский пре­фект Филокл при­слал из Хал­киды весть, что вско­ро­сти подо­спе­ет, если они еще про­дер­жат­ся. (13) И так, колеб­лясь меж­ду стра­хом и надеж­дой, эре­трий­цы тяну­ли вре­мя доль­ше, чем хоте­ли и чем мог­ли. (14) Но потом, узнав, что Филокл раз­бит и в стра­хе бежал в Хал­киду, они тот­час отпра­ви­ли к Атта­лу послов умо­лять о про­ще­нии и заступ­ни­че­стве. (15) В надеж­де на заклю­че­ние мира горо­жане ста­ли небреж­нее выпол­нять воин­ские обя­зан­но­сти — воору­жен­ные кара­у­лы они выста­ви­ли лишь там, где обру­ши­лась часть сте­ны, а дру­гие ее участ­ки остав­ле­ны были без охра­ны. И вот Квинк­ций, ночью при­ста­вив лест­ни­цы там, где это­го мень­ше все­го ожи­да­ли, при­сту­пом захва­тил город. (16) Все горо­жане, с жена­ми и детьми, бежа­ли в кре­пость и затем сда­лись. (17) Золота и сереб­ра захва­че­но было не очень мно­го, но изва­я­ний, кар­тин древ­ней работы и вся­ких укра­ше­ний тако­го же рода — боль­ше, чем мож­но было ожи­дать исхо­дя из раз­ме­ров горо­да и скром­но­сти про­чих его богатств.

17. (1) Затем Луций Квинк­ций с союз­ни­ка­ми вер­нул­ся к Кари­сту, все насе­ле­ние кото­ро­го бежа­ло в кре­пость, поки­нув город еще преж­де, чем вой­ска нача­ли высад­ку с кораб­лей. (2) Оттуда к рим­ля­нам яви­лись послы с прось­бой о покро­ви­тель­стве. Горо­жа­нам были тот­час обе­ща­ны жизнь и сво­бо­да, а македо­ня­нам раз­ре­ши­ли уйти, если они запла­тят по три­ста нум­мов⁵¹ за каж­до­го и сда­дут ору­жие. (3) Выку­пив­шись за эту цену, они без­оруж­ны­ми ушли в Бео­тию. А мор­ские силы, овла­дев­шие в тече­ние несколь­ких дней с.56 дву­мя зна­ме­ни­ты­ми горо­да­ми Евбеи, обо­гну­ли Суний, мыс атти­че­ской зем­ли, и напра­ви­лись к Кен­хре­ям⁵², тор­го­вой гава­ни корин­фян.

(4) Кон­сул тем вре­ме­нем⁵³ вел оса­ду Атра­ка, кото­рая пре­взо­шла все ожи­да­ния сво­ей дли­тель­но­стью и оже­сто­чен­но­стью. Вра­ги ока­за­ли сопро­тив­ле­ние там, где Тит Квинк­ций мень­ше все­го это­го ожи­дал. (5) Он был уве­рен, что самое труд­ное — это раз­ру­шить сте­ну, а уж если его вои­нам откро­ет­ся путь в город, то оста­нет­ся толь­ко дого­нять и изби­вать вра­гов, как обыч­но быва­ет при взя­тии горо­дов. (6) Но слу­чи­лось ина­че: когда часть сте­ны была раз­ру­ше­на тара­на­ми и через про­ло­мы в город ворва­лись сол­да­ты, то ока­за­лось, что борь­бу опять при­шлось начи­нать как бы зано­во. (7) В гар­ни­зоне было мно­го македо­нян, отбор­ных вои­нов, кото­рые делом сла­вы сво­ей счи­та­ли защи­щать город ору­жи­ем и доб­ле­стью, а не толь­ко сте­на­ми. (8) Завидев пере­ле­заю­щих через раз­ва­ли­ны рим­лян, они встре­ти­ли их глу­бо­ким, во мно­го рядов, стро­ем и, напав на вра­гов сре­ди раз­ва­лин, затруд­няв­ших отступ­ле­ние, отбро­си­ли их. (9) Кон­сул с горе­чью вос­при­нял эту неуда­чу: постыд­ная для рим­лян, она, как счи­тал он, не про­сто задер­жи­ва­ла оса­ду одно­го горо­да, но вли­я­ла и на судь­бу всей вой­ны, зави­ся­щую под­час от ничтож­ней­ших обсто­я­тельств. (10) Итак, рас­чи­стив зава­лы, убрав облом­ки полу­раз­ру­шен­ной сте­ны, он дви­нул на вра­га высо­чен­ную баш­ню в несколь­ко эта­жей, нес­шую в себе мно­же­ство вои­нов, и стал посы­лать под ее при­кры­ти­ем когор­ту за когор­той: (11) в бое­вом строю под зна­ме­на­ми, сме­няя друг дру­га, они долж­ны были при­ло­жить все ста­ра­ния, чтобы силой про­бить­ся сквозь клин македо­нян, кото­рый те сами име­ну­ют фалан­гой. (12) Одна­ко про­лом в стене ока­зал­ся черес­чур узким, а непри­я­тель­ское воору­же­ние и спо­соб сра­жать­ся — более под­хо­дя­щи­ми. (13) Когда македо­няне, сомкнув­шись, выста­ви­ли впе­ред копья необы­чай­ной дли­ны и, плот­но сдви­нув щиты, обра­зо­ва­ли подо­бие «чере­па­хи»⁵⁴, рим­ляне тщет­но кида­ли в них дро­ти­ки, а когда обна­жи­ли мечи, (14) то не смог­ли ни сой­тись вру­ко­паш­ную, ни пере­ру­бить копья вра­га; если же и уда­ва­лось обру­бить или сло­мать какое-нибудь копье, то облом­лен­ное древ­ко, само ост­рое, как бы запол­ня­ло брешь в часто­ко­ле невреди­мых копий. (15) Вдо­ба­вок нетро­ну­тая часть сте­ны надеж­но защи­ща­ла македо­нян с обо­их флан­гов. Рим­ля­нам не хва­та­ло места ни для отступ­ле­ния, ни для ата­ки, а ведь имен­но из-за это­го обыч­но нару­ша­ет­ся строй­ность рядов. (16) И еще одно слу­чай­ное обсто­я­тель­ство вооду­ше­ви­ло про­тив­ни­ка: зем­ля, насы­пан­ная рим­ля­на­ми для под­тас­ки­ва­ния баш­ни, была недо­ста­точ­но уплот­не­на, (17) и одно коле­со, увяз­ши в глу­бо­кой колее, силь­но накре­ни­ло всю баш­ню; вра­гам пока­за­лось, что она пада­ет, а сто­яв­шие на ней вои­ны поте­ря­ли голо­ву от стра­ха.

18. (1) Посколь­ку срав­не­ние двух бое­вых выучек, двух видов воору­же­ния было явно не в поль­зу рим­лян, кон­сул совсем не желал про­дол­жать это состя­за­ние. (2) К тому же он пола­гал, что раз нет твер­дой надеж­ды овла­деть горо­дом, то и зимо­вать вда­ли от с.57 моря, в местах, опу­сто­шен­ных бед­ст­ви­я­ми вой­ны, не име­ет смыс­ла. (3) Оса­да была пре­кра­ще­на. Посколь­ку на всем акар­нан­ском и это­лий­ском побе­ре­жье не нашлось гава­ни, спо­соб­ной при­нять сра­зу все гру­зо­вые суда, под­во­зив­шие при­па­сы вой­ску, и пре­до­ста­вить зим­ние квар­ти­ры для леги­о­нов, (4) кон­сул счел наи­бо­лее под­хо­дя­щей Анти­ки­ру⁵⁵. Этот фокид­ский город, лежа­щий у Коринф­ско­го зали­ва, (5) нахо­дил­ся неда­ле­ко от Фес­са­лии и заня­тых непри­я­те­лем обла­стей, а с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны лишь ничтож­ной полос­кой моря отде­лен был от Пело­пон­не­са; сза­ди рас­по­ла­га­лись Это­лия и Акар­на­ния, а по бокам — Лок­рида и Бео­тия⁵⁶. (6) Всту­пив в Фокиду, кон­сул с пер­во­го натис­ка без боя овла­дел Фано­те­ей. Немно­го вре­ме­ни отня­ла и оса­да Анти­ки­ры. Затем были взя­ты Амбрис и Гиам­поль, (7) но Дав­лиду, сто­яв­шую на высо­ком хол­ме, захва­тить не уда­ва­лось: не помо­га­ли ни лест­ни­цы, ни осад­ные при­спо­соб­ле­ния. (8) Тогда оса­ждаю­щие при­ня­лись дони­мать защит­ни­ков горо­да дро­ти­ка­ми, потом, выма­нив их на вылаз­ки и то отсту­пая, то пре­сле­дуя, то зате­вая лег­кие без­ре­зуль­тат­ные стыч­ки, они доби­лись того, что вра­ги испол­ни­лись пре­зре­ния. Они ста­ли вести себя небреж­но, и рим­ляне в кон­це кон­цов ворва­лись в ворота на пле­чах отсту­паю­щих. (9) Про­чие же без­вест­ные кре­пост­цы Фокиды были взя­ты ско­рее бла­го­да­ря наведен­но­му на всех стра­ху, неже­ли силой ору­жия. Одна­ко Эла­тея⁵⁷ закры­ла ворота, и толь­ко силой пред­став­ля­лось воз­мож­ным при­нудить жите­лей это­го горо­да при­нять в свои сте­ны рим­ско­го пол­ко­во­д­ца или его вой­ско.

19. (1) Пока кон­сул оса­ждал Эла­тею, у него появи­лась надеж­да на боль­шее: отвра­тив от сою­за с царем, скло­нить ахей­ское пле­мя к друж­бе с рим­ля­на­ми. (2) Ахей­цы изгна­ли Кик­ли­а­да⁵⁸, воз­глав­ляв­ше­го при­вер­жен­цев Филип­па; пре­то­ром стал Ари­стен, стре­мив­ший­ся свя­зать свой народ с рим­ля­на­ми. (3) Рим­ский флот вме­сте с Атта­лом и родос­ца­ми сто­ял в Кен­хре­ях; все вме­сте они гото­ви­лись к оса­де Корин­фа. (4) Поэто­му они почли за луч­шее, преж­де чем брать­ся за дело, отрядить к ахей­цам послов, обе­щая вос­со­еди­нить Коринф с древним Ахей­ским сою­зом, если ахей­цы поки­нут царя и перей­дут на сто­ро­ну рим­лян. (5) Послов к ахей­цам, по пред­ло­же­нию кон­су­ла, отпра­ви­ли его брат Луций Квинк­ций, Аттал, родо­с­цы и афи­няне. (6) Сове­ща­ние с ними было назна­че­но в Сики­оне, одна­ко для ахей­цев при­нять реше­ние было совсем не про­сто. Они боя­лись лакеде­мо­ня­ни­на Наби­са, вра­га опас­но­го и неот­ступ­но­го; боя­лись и рим­ско­го ору­жия; (7) македо­ня­нам они были обя­за­ны мно­ги­ми бла­го­де­я­ни­я­ми, как дав­ниш­ни­ми, так и недав­ни­ми, но к само­му царю отно­си­лись с подо­зре­ни­ем из-за его жесто­ко­сти и веро­лом­ства: (8) они пола­га­ли, что о Филип­пе не сле­ду­ет судить исхо­дя из того, что он дела­ет в уго­ду обсто­я­тель­ствам, ибо после вой­ны его гос­под­ство станет еще более тяж­ким.

(9) Они не толь­ко не зна­ли, как дол­жен каж­дый из них гово­рить в сена­те соб­ст­вен­но­го горо­да или на собра­ни­ях все­го сою­за, (10) но даже сами с собой не мог­ли рас­судить, чего хотят, что пред­по­чи­та­ют. Вот этим-то совер­шен­но рас­те­ряв­шим­ся людям и с.58 были пред­став­ле­ны послы. (11) Им дали гово­рить, пер­вым высту­пил рим­ский посла­нец Луций Каль­пур­ний, затем послы царя Атта­ла, после них — родо­с­цы. (12) Потом сло­во полу­чи­ли послы Филип­па; послед­ни­ми были выслу­ша­ны афи­няне, чтобы они мог­ли опро­верг­нуть дово­ды македо­нян. Афи­няне и обру­ши­лись на царя с самы­ми оже­сто­чен­ны­ми напад­ка­ми, ибо никто дру­гой не пре­тер­пел от него столь­ких и столь страш­ных бед. (13) Таким обра­зом, этот день про­шел в нескон­чае­мых посоль­ских речах; с зака­том солн­ца собра­ние было рас­пу­ще­но.

20. (1) На сле­дую­щий день собрал­ся совет. Когда долж­ност­ные лица через гла­ша­тая, как при­ня­то у гре­ков, пред­ло­жи­ли желаю­щим выска­зы­вать­ся, никто не вышел, чтобы гово­рить. Дол­го цари­ло мол­ча­ние, все посмат­ри­ва­ли друг на дру­га. (2) Да и немуд­ре­но: они и сами с собой так дол­го обду­мы­ва­ли все слож­но­сти и про­ти­во­ре­чия дела, что их умы как буд­то оце­пе­не­ли, а тут еще их совсем сби­ли с тол­ку: целый день перед ними про­из­но­си­ли речи — обе сто­ро­ны ста­ра­лись их убедить, без кон­ца тол­куя о труд­но­стях, свя­зан­ных и с тем, и с дру­гим реше­ни­ем. (3) Нако­нец заго­во­рил пре­тор ахей­цев Ари­стен⁵⁹: «Где же, о ахей­цы, те душев­ные поры­вы, кото­рые на пируш­ках или про­сто в тес­ном кру­гу дово­ди­ли вас чуть что не до кула­ков, сто­и­ло лишь кому-нибудь упо­мя­нуть Филип­па и рим­лян? (4) А теперь, на сове­те, созван­ном спе­ци­аль­но по это­му делу, выслу­шав послов обе­их сто­рон, вы оне­ме­ли, хотя долж­ност­ные лица докла­ды­ва­ют вам о деле, а гла­ша­тай при­зы­ва­ет выска­зы­вать­ся! (5) Если уж не забо­тит вас общее бла­го, так неуже­ли хотя бы при­стра­стие, скло­ня­ю­щее вас к той или дру­гой сто­роне, не выжмет из вас ни сло­ва? (6) И ведь нет сре­ди вас тако­го глуп­ца, кото­рый не мог бы понять, что сей­час, пока мы еще ниче­го не реши­ли, каж­до­му пре­до­став­ля­ет­ся слу­чай выска­зать и разъ­яс­нить свои поже­ла­ния и пред­по­чте­ния. Но как толь­ко реше­ние будет при­ня­то, каж­до­му при­дет­ся отста­и­вать его пра­виль­ность и полез­ность, пусть даже рань­ше оно ему и не нра­ви­лось». (7) Но и это пре­тор­ское уве­ща­ние не толь­ко нико­го не подвиг­ло выска­зать­ся — мно­го­люд­ная, собран­ная из столь мно­гих горо­дов сход­ка не отве­ти­ла ни малей­шим шумом или ропотом.

21. (1) Тогда вновь заго­во­рил пре­тор Ари­стен: «Не скуд­ны вы разу­мом, вожди ахей­ские, — не боль­ше, чем даром речи, про­сто никто не хочет на свой страх подать совет в общем деле. Будь я част­ным лицом, воз­мож­но, и я про­мол­чал бы. Но теперь мне, пре­то­ру, ясно вид­но, что сле­до­ва­ло или вовсе не назна­чать сове­ща­ние с посла­ми, или уж не отпус­кать их отсюда без отве­та. (2) Но как я могу что-либо отве­чать без ваше­го реше­ния? И посколь­ку никто из вас, при­гла­шен­ных на этот совет, не хочет или не дер­за­ет выска­зать­ся ни в чью поль­зу, давай­те вме­сто ваших мне­ний оце­ним выслу­шан­ные вче­ра речи послов, (3) как если бы это были не свое­ко­рыст­ные тре­бо­ва­ния, а сове­ты, вну­шен­ные заботой о нашей выго­де. (4) Рим­ляне, родо­с­цы и Аттал ищут друж­бы и сою­за с нами и счи­та­ют, что нам сле­до­ва­ло бы помочь им в войне, кото­рую они ведут с.59 про­тив Филип­па. (5) Царь же напо­ми­на­ет о сою­зе и клят­ве, кото­рую мы ему при­нес­ли, и то тре­бу­ет, чтобы мы сто­я­ли на его сто­роне, а то гово­рит, что удо­воль­ст­ву­ет­ся нашим отка­зом от уча­стия в войне. (6) Неужто никто не заду­мал­ся, отче­го это тот, кто еще не стал союз­ни­ком, тре­бу­ет боль­ше­го, чем тот, кто им уже явля­ет­ся? Тут, ахей­цы, дело не в скром­но­сти Филип­па и не в бес­стыд­стве рим­лян: (7) само­уве­рен­ность про­си­те­лей и рас­тет, и убы­ва­ет сооб­раз­но с их успе­ха­ми. О Филип­пе нам не напо­ми­на­ет ничто, кро­ме его посла, а рим­ский флот сто­ит в Кен­хре­ях, выстав­ляя напо­каз добы­чу от евбей­ских горо­дов; мы видим, как кон­сул и его леги­о­ны сво­бод­но раз­гу­ли­ва­ют по Фокиде и Лок­риде, и нас разде­ля­ет лишь ничтож­ная полос­ка моря. (8) Уди­ви­тель­но ли, что посол Филип­па Клео­медонт не слиш­ком настой­чи­во тре­бу­ет от нас брать­ся за ору­жие и вое­вать с рим­ля­на­ми во имя царя? (9) Если бы на осно­ва­нии того же дого­во­ра и клят­вы, свя­то­стью кото­рой он нас теперь закли­на­ет, мы бы у него попро­си­ли, чтобы Филипп защи­тил нас от Наби­са с лакеде­мо­ня­на­ми, и от рим­лян, то он не нашел бы не толь­ко гар­ни­зо­на нам для защи­ты, но даже слов для отве­та. (10) Кля­нусь, ничуть не боль­ше помог нам тот же Филипп в про­шлом году; обе­щая начать вой­ну про­тив Наби­са, он ста­рал­ся выма­нить нашу моло­дежь отсюда на Евбею, (11) но, убедив­шись, что мы ни отряда не посы­ла­ем, ни в вой­ну с рим­ля­на­ми ввя­зы­вать­ся не хотим, он забыл о том сою­зе, на кото­рый сей­час ссы­ла­ет­ся, и пре­до­ста­вил Наби­су с лакеде­мо­ня­на­ми зани­мать­ся раз­бо­ем и гра­бе­жа­ми. (12) И мне кажет­ся, в речи Клео­медон­та не схо­дят­ся кон­цы с кон­ца­ми. Он ума­лял опас­ность вой­ны с рим­ля­на­ми, утвер­ждая, что ее исход будет таким же, как в преды­ду­щей войне, кото­рую те вели с Филип­пом. (13) Так поче­му же царь изда­ле­ка про­сит нашей помо­щи вме­сто того, чтобы здесь, на месте, защи­щать нас, сво­их дав­них союз­ни­ков, сра­зу и от Наби­са, и от рим­лян? Да что гово­рить про нас! Ведь царь стер­пел взя­тие Эре­трии и Кари­ста! Снес паде­ние столь­ких горо­дов Фес­са­лии! Отдал Фокиду и Лок­риду! (14) А теперь мирит­ся с оса­дой Эла­теи! Поче­му он ушел из эпир­ских уще­лий? При­нуж­де­ние ли, страх ли или соб­ст­вен­ная воля выгна­ли его из тех непри­ступ­ных твер­дынь над рекою Аой? Поче­му уда­лил­ся он в глубь сво­его цар­ства, поки­нув заня­тое им уще­лье? (15) Если по сво­ей воле оста­вил Филипп столь­ких союз­ни­ков на раз­граб­ле­нье вра­гам, кто посме­ет отри­цать, что и союз­ни­ки могут руко­вод­ст­во­вать­ся соб­ст­вен­ной выго­дой? Если из стра­ха, то пусть он и нам про­стит нашу бояз­ли­вость. (16) Если же он отсту­пил, побеж­ден­ный ору­жи­ем, то неужто, Клео­медонт, мы, ахей­цы, сдер­жим рим­ский натиск, кото­ро­го не сдер­жа­ли вы, македо­няне? Ты пыта­ешь­ся убедить нас, буд­то у рим­лян в нынеш­ней войне сил и средств не боль­ше, чем рань­ше, — взгля­нем, одна­ко, на суще­ство дела: (17) тогда они ока­зы­ва­ли это­лий­цам помощь фло­том, а ни пол­ко­во­дец в кон­суль­ском зва­нии, ни кон­суль­ское вой­ско в боях не участ­во­ва­ли⁶⁰; из союз­ни­ков Филип­па лишь при­мор­ские горо­да пре­бы­ва­ли в смя­те­нии и стра­хе, а внут­рен­ние обла­сти были настоль­ко ограж­де­ны с.60 от рим­ско­го ору­жия, что это­лий­цы тщет­но про­си­ли у рим­лян помо­щи, когда Филипп опу­сто­шал их зем­ли. (18) Одна­ко теперь рим­ляне покон­чи­ли с Пуни­че­ской вой­ной, от кото­рой на про­тя­же­нии шест­на­дца­ти лет стра­да­ло, мож­но ска­зать, самое чре­во Ита­лии: и вот уже они не про­сто посы­ла­ют помощь вою­ю­щим это­лий­цам, но, сами начав вой­ну, напа­да­ют на Македо­нию сра­зу и с суши, и с моря. (19) Уже тре­тий кон­сул ведет эту вой­ну с пол­ным напря­же­ни­ем сил. Суль­пи­ций, столк­нув­шись с царем в самой Македо­нии, раз­бил его и обра­тил в бег­ство, а бога­тей­шую часть его цар­ства опу­сто­шил. (20) Ныне Квинк­ций выгнал царя из соб­ст­вен­но­го его лаге­ря — а ведь в руках Филип­па нахо­ди­лись эпир­ские тес­ни­ны, и он был уве­рен в их непри­ступ­но­сти, в сво­их укреп­ле­ни­ях и вой­ске. Но царь бежал в Фес­са­лию, а кон­сул, пре­сле­дуя его, захва­тил цар­ские заста­вы и союз­ные ему горо­да почти что у него на гла­зах.

(21) Допу­стим, все ложь, что здесь гово­рил афин­ский посол о жесто­ко­сти, алч­но­сти и любо­стра­стии царя; допу­стим, нас не каса­ют­ся пре­ступ­ле­ния, совер­шен­ные царем про­тив гор­них и под­зем­ных богов в Атти­ке, — (22) все это не срав­нит­ся с тем, что пре­тер­пе­ли жите­ли отда­лен­ных от нас Кео­са и Абидо­са. Давай­те, если хоти­те, забудем и о наших соб­ст­вен­ных ранах, (23) об убий­ствах и гра­бе­жах, учи­нен­ных царем в Мес­сене — в серд­це Пело­пон­не­са, о госте­при­им­це царя в Кипа­рис­сии Хари­те­ле, уби­том пря­мо на пиру, вопре­ки всем боже­ским и люд­ским пра­вам⁶¹ и обы­ча­ям, об Ара­тах из Сики­о­на, отце и сыне, умерщ­влен­ных царем. А ведь он несчаст­но­го стар­ца отцом вели­чал! (24) У сына же похо­ти ради увез жену в Македо­нию!⁶² Не будем вспо­ми­нать про­чие над­ру­га­тель­ства над дева­ми и мат­ро­на­ми. (25) Допу­стим, что мы име­ем дело и не с Филип­пом, чьей жесто­ко­сти вы так бои­тесь, что все оне­ме­ли. Ведь какая еще может быть при­чи­на для мол­ча­нья у созван­ных на совет? Пред­по­ло­жим теперь, что мы обсуж­да­ем свои дела с Анти­го­ном, крот­чай­шим и спра­вед­ли­вей­шим царем, ока­зав­шим нам всем мно­же­ство услуг⁶³: неужто он потре­бо­вал бы от нас делать невы­пол­ни­мое?

(26) Пело­пон­нес есть полу­ост­ров, лишь узким пере­шей­ком Ист­ма⁶⁴ свя­зан­ный с кон­ти­нен­том; ни для чего он не открыт и не удо­бен в такой сте­пе­ни, как для мор­ской вой­ны. (27) Если сто кры­тых судов, да пять­де­сят более лег­ких откры­тых, да трид­цать исских ладей нач­нут разо­рять при­мор­ские обла­сти и напа­дать на без­за­щит­ные горо­да побе­ре­жья, то мы, понят­но, спа­сем­ся в горо­дах, лежа­щих внут­ри стра­ны, — как буд­то вой­на, про­ник­шая вглубь, не сжи­га­ет уже наши нед­ра! (28) Когда Набис с лакеде­мо­ня­на­ми будет тес­нить нас с суши, а рим­ский флот с моря, — откуда тогда взы­вать мне к союз­ни­че­ской помо­щи царя и македон­ской защи­те? Может быть, мы сами, сво­и­ми сила­ми будем обо­ро­нять оса­жден­ные горо­да от рим­ско­го вра­га? То-то мы хоро­шо отсто­я­ли Димы в про­шлой войне!⁶⁵ (29) Раз­ве мало мы видим чужих несча­стий, чтобы умно­жать их еще и сво­им при­ме­ром? (30) Рим­ляне по сво­ей воле ищут нашей друж­бы — не взду­май­те пре­не­бречь тем, чего вам с.61 самим сле­ду­ет желать и к чему все­ми сила­ми нуж­но стре­мить­ся. (31) Уж не дума­ет­ся ли вам, что они от стра­ха при­бе­га­ют к сою­зу с вами, что, застиг­ну­тые в чужой стране, жела­ют укрыть­ся под сенью ваше­го покро­ви­тель­ства, дабы их при­ни­ма­ли в ваших гава­нях и снаб­жа­ли вашим про­до­воль­ст­ви­ем? (32) В их рас­по­ря­же­нии море; в какие бы зем­ли они ни при­хо­ди­ли, все тот­час под­чи­ня­ет­ся их вла­сти: того, о чем они про­сят, им по пле­чу добить­ся и силой. Толь­ко из состра­да­ния они не поз­во­ля­ют вам совер­шить непо­пра­ви­мое. (33) Ибо то, что Клео­медонт пред­став­лял вам как уме­рен­ный и самый без­опас­ный путь — оста­вать­ся в без­дей­ст­вии и не брать­ся за ору­жие, — это в дей­ст­ви­тель­но­сти не сред­ний и вооб­ще не путь. (34) Не гово­ря уж о том, что нам все рав­но нуж­но либо при­нять, либо отверг­нуть союз с рим­ля­на­ми — чем, как не добы­чей победи­те­ля, ста­нем мы, не зару­чив­шись нигде надеж­ной под­держ­кой и ожи­дая исхо­да дела, рас­счи­ты­вая при­со­еди­нить свое реше­ние к реше­нию судь­бы? (35) Не пре­не­бре­гай­те тем, что вам пред­ло­жи­ли по доб­рой воле, но о чем сле­до­ва­ло молить всех богов. Сего­дня вам поз­во­ле­но сде­лать выбор, но не все­гда это будет так. Не часто и не дол­го будет у вас такая воз­мож­ность. (36) Уже дав­но вы более хоти­те, чем сме­е­те осво­бо­дить себя от Филип­па. А теперь вам не нуж­но тер­петь ни трудов, ни опас­но­стей: те, кто вернет вам сво­бо­ду, при­плы­ли из-за моря с боль­шим фло­том и вой­ском. (37) Если вы отверг­не­те этих союз­ни­ков, зна­чит, вы лиши­лись рас­суд­ка, ибо не мино­вать вам встре­тить­ся с рим­ля­на­ми, если не как с сорат­ни­ка­ми, то как с вра­га­ми».

22. (1) После речи пре­то­ра под­нял­ся шум. Одни ее одоб­ря­ли, дру­гие суро­во бра­ни­ли одоб­ря­ю­щих, (2) и уже не толь­ко отдель­ные люди, но и целые горо­да спо­ри­ли меж­ду собой; долж­ност­ные лица сою­за — их назы­ва­ют «дами­ур­ги» и изби­ра­ют чис­лом десять чело­век⁶⁶ — тоже всту­пи­ли в пере­пал­ку ничуть не менее горя­чую, чем тол­па. (3) Пяте­ро гово­ри­ли, что они вне­сут пред­ло­же­ние о сою­зе с рим­ля­на­ми и поста­вят его на голо­со­ва­ние; пяте­ро дру­гих утвер­жда­ли, что закон запре­ща­ет долж­ност­ным лицам ста­вить на голо­со­ва­ние, а собра­нию при­ни­мать реше­ние про­тив сою­за с Филип­пом. Так в пере­бран­ках про­шел еще один день. (4) Послед­ний, тре­тий, день остал­ся собра­нию для при­ня­тия закон­но­го реше­ния. К это­му вре­ме­ни стра­сти нака­ли­лись до того, что отцы с трудом удер­жи­ва­лись от рас­пра­вы над сыно­вья­ми. (5) У пел­лен­ца Писия был сын дами­ург по име­ни Мем­нон, из тех, что про­ти­ви­лись при­ня­тию реше­ния и опро­су мне­ний. (6) Писий дол­го умо­лял сына, чтобы тот поз­во­лил ахей­цам поза­бо­тить­ся об общем бла­ге и сво­им упрям­ст­вом не тол­кал к гибе­ли целый народ. (7) Когда моль­бы не подей­ст­во­ва­ли, он поклял­ся, что будет счи­тать его не сыном, а вра­гом и убьет соб­ст­вен­ной рукой. (8) Этим отец добил­ся того, что на сле­дую­щий день сын при­со­еди­нил­ся к тем, кто сто­ял за голо­со­ва­ние. Посколь­ку они ока­за­лись в боль­шин­стве, а почти все горо­да не колеб­лясь одоб­ря­ли пред­ло­же­ние и откры­то заяв­ля­ли, какое реше­ние они при­мут, (9) то жите­ли Дим, мега­ло­по­ли­тан­цы и неко­то­рые из с.62 аргос­цев, преж­де чем было при­ня­то реше­ние, под­ня­лись и поки­ну­ли собра­ние, чему никто не уди­вил­ся и не попе­нял. (10) Дело в том, что мега­ло­по­ли­тан­цы еще на памя­ти их дедов⁶⁷ были изгна­ны с роди­ны лакеде­мо­ня­на­ми; вер­нул же их обрат­но Анти­гон. Димы были недав­но захва­че­ны и раз­граб­ле­ны рим­ским вой­ском, а Филипп при­ка­зал выку­пить их жите­лей, где бы они ни томи­лись в раб­стве, и вер­нул им не толь­ко сво­бо­ду, но и роди­ну. (11) Аргос­цы же поми­мо того, что вери­ли, буд­то от них ведут свой род македон­ские цари, в боль­шин­стве сво­ем к тому же были свя­за­ны с Филип­пом уза­ми госте­при­им­ства и семей­ной друж­бы. (12) Пото­му-то все они и поки­ну­ли собра­ние, кото­рое скло­ня­лось к реше­нию о сою­зе с рим­ля­на­ми. Посколь­ку на них лежал долг за столь вели­кие и недав­ние бла­го­де­я­ния, им про­сти­ли этот уход.

23. (1) Осталь­ные общи­ны ахей­цев, когда нача­лось голо­со­ва­ние, сроч­ным декре­том утвер­ди­ли союз с Атта­лом и родос­ца­ми. (2) Союз с рим­ля­на­ми не мог быть утвер­жден без согла­сия наро­да рим­ско­го⁶⁸, и его отло­жи­ли до того вре­ме­ни, когда появит­ся воз­мож­ность отпра­вить послов в Рим. (3) Пока что поста­но­ви­ли отрядить трех послов к Луцию Квинк­цию, а все ахей­ское вой­ско дви­нуть к Корин­фу, посколь­ку Квинк­ций, захва­тив Кен­хреи, оса­ждал уже и сам город⁶⁹.

(4) Ахей­цы рас­по­ло­жи­лись лаге­рем под­ле тех ворот, что ведут к Сики­о­ну; рим­ляне оса­жда­ли часть горо­да, обра­щен­ную к Кен­хре­ям; Аттал пере­вел вой­ско через Истм и вел оса­ду со сто­ро­ны Лехея — гава­ни у дру­го­го моря⁷⁰. Спер­ва они вели дело мед­лен­но, наде­ясь, что внут­ри горо­да нач­нет­ся рас­пря меж­ду горо­жа­на­ми и цар­ским гар­ни­зо­ном. (5) Но там, напро­тив, все были оду­шев­ле­ны еди­ным поры­вом: македо­няне защи­ща­ли Коринф так, буд­то это была и их роди­на, а корин­фяне при­ни­ма­ли власть началь­ни­ка гар­ни­зо­на Анд­ро­сфе­на, слов­но он был их сограж­да­ни­ном, избран­ным на долж­ность голо­со­ва­ни­ем. (6) Поэто­му союз­ни­кам оста­ва­лось наде­ять­ся на силу, на ору­жие, на осад­ные соору­же­ния. Со всех сто­рон к сте­нам были под­веде­ны насы­пи, хотя под­хо­дить туда было нелег­ко. (7) С той сто­ро­ны, откуда вели оса­ду рим­ляне, таран раз­ру­шил часть сте­ны; посколь­ку это место ока­за­лось не защи­щен­ным укреп­ле­ни­я­ми, македо­няне бро­си­лись туда, чтобы обо­ро­нить его ору­жи­ем, — меж­ду ними и рим­ля­на­ми вспых­ну­ла оже­сто­чен­ная бит­ва. (8) И сна­ча­ла бла­го­да­ря чис­лен­но­му пере­ве­су они с лег­ко­стью отбро­си­ли рим­лян, но затем, когда подо­спе­ли под­креп­ле­ния от ахей­цев и Атта­ла, силы сто­рон срав­ня­лись, и ста­ло ясно, что союз­ни­ки лег­ко оттес­нят отсюда македо­нян и гре­ков. (9) Там было вели­кое мно­же­ство ита­лий­ских пере­беж­чи­ков; частью из вой­ска Ган­ни­ба­ла — они пошли за Филип­пом, стра­шась нака­за­ния от рим­лян, — частью же из моря­ков: те, что недав­но бежа­ли из флота и пере­шли к вра­гу в надеж­де на более почет­ный род служ­бы⁷¹. В слу­чае победы рим­лян им не оста­ва­лось надеж­ды на спа­се­ние, но отча­я­ние вос­пла­ме­ня­ло в них ско­рее ярость, чем храб­рость. (10). Напро­тив Сики­о­на есть выдаю­щий­ся в море мыс, это мыс Юно­ны, с.63 кото­рую назы­ва­ют Акрея⁷². Рас­сто­я­ние оттуда до Корин­фа — почти семь миль⁷³. (11) Цар­ский пре­фект Филокл при­вел туда через Бео­тию тыся­чу пять­сот вои­нов. Нагото­ве были послан­ные из Корин­фа ладьи, кото­рые, при­няв это вой­ско, пере­вез­ли его в Лехей. (12) Аттал пред­ло­жил сжечь осад­ные соору­же­ния и немед­лен­но пре­кра­тить оса­ду; упор­нее наста­и­вал на сво­ем замыс­ле Квинк­ций, но и он, увидев цар­ские пере­до­вые части перед все­ми ворота­ми, понял, что не смо­жет выдер­жать натиск вра­га в слу­чае вылаз­ки, и согла­сил­ся с пред­ло­же­ни­ем Атта­ла. (13) Итак, пред­при­я­тие ока­за­лось тщет­ным: отпу­стив ахей­цев, союз­ни­ки вер­ну­лись на кораб­ли. Аттал отпра­вил­ся в Пирей, а рим­ляне — на Кор­ки­ру.

24. (1) Пока флот был занят всем этим⁷⁴, кон­сул раз­бил лагерь в Фокиде у Эла­теи. Спер­ва он попы­тал­ся решить дело, всту­пив в пере­го­во­ры со ста­рей­ши­на­ми эла­тей­цев, (2) и лишь когда полу­чил ответ, что от них ниче­го не зави­сит и что цар­ские вои­ны мно­го­чис­лен­нее и силь­ней горо­жан, он напал на город сра­зу со всех сто­рон, с ору­жи­ем и осад­ны­ми при­спо­соб­ле­ни­я­ми. (3) К стене под­веден был таран — когда с ужас­ным шумом и гро­хотом рух­ну­ла сте­на меж­ду дву­мя баш­ня­ми, рим­ская когор­та немед­лен­но рину­лась в открыв­ший­ся про­ход. (4) Поки­нув свои посты, македо­няне из всех частей горо­да бро­си­лись к тому месту, где насту­пал непри­я­тель. (5) Рим­ляне тем вре­ме­нем пере­ле­за­ли через обру­шив­шу­ю­ся сте­ну, а к дру­гим при­став­ля­ли лест­ни­цы. И пока взо­ры и вни­ма­ние защит­ни­ков были обра­ще­ны в одну сто­ро­ну, во мно­гих местах воору­жен­ные вои­ны, вска­раб­кав­шись по лест­ни­цам, захва­ти­ли сте­ну и пере­бра­лись в город. (6) Услы­хав шум, вра­ги в стра­хе поки­ну­ли место, кото­рое обо­ро­ня­ли сомкну­тым стро­ем, и все бежа­ли в кре­пость. За ними туда после­до­ва­ла тол­па без­оруж­ных. (7) Так кон­сул овла­дел горо­дом. Раз­гра­бив его, он послал в кре­пость вест­ни­ков, кото­рые обе­ща­ли цар­ским вои­нам жизнь, если те согла­сят­ся уйти без­оруж­ны­ми, а эла­тей­цам сво­бо­ду. Согла­ше­ние было заклю­че­но, и кон­сул через несколь­ко дней занял кре­пость.

25. (1) В осталь­ном же, с при­бы­ти­ем в Ахайю цар­ско­го пре­фек­та Филок­ла не толь­ко Коринф был осво­бож­ден от оса­ды, но и Аргос ему пре­дал­ся. Зачин­щи­ка­ми тут высту­пи­ли неко­то­рые из зна­ти, раз­уз­нав спер­ва настро­е­ния чер­ни. (2) У аргос­цев был обы­чай, чтобы в пер­вый день народ­ных собра­ний пре­то­ры воз­гла­ша­ли име­на Юпи­те­ра, Апол­ло­на и Герак­ла как бы для доб­ро­го пред­зна­ме­но­ва­ния. Позд­нее закон доба­вил к это­му пере­ч­ню имя царя Филип­па. (3) Но коль ско­ро уже был заклю­чен союз с рим­ля­на­ми, гла­ша­тай на сей раз его не помя­нул. (4) Из-за это­го в тол­пе сна­ча­ла под­нял­ся ропот, а потом ста­ли выкри­ки­вать имя Филип­па и тре­бо­вать уза­ко­нен­ной поче­сти. Нако­нец цар­ское имя было воз­гла­ше­но при все­об­щем одоб­ре­нии. (5) Пола­га­ясь на это изъ­яв­ле­ние чувств, Филок­ла при­зва­ли в город — ночью он захва­тил холм, над ним гос­под­ст­ву­ю­щий (эту кре­пость назы­ва­ют Лари­са), и рас­по­ло­жил там гар­ни­зон. На рас­све­те он в пол­ной бое­вой готов­но­сти начал спус­кать­ся к фору­му, кото­рый нахо­дит­ся у под­но­жия кре­по­сти. с.64 Навстре­чу ему вышел отряд, постро­ен­ный к сра­же­нию. (6) То был недав­но постав­лен­ный ахей­ский гар­ни­зон — око­ло пяти­сот юно­шей из всех горо­дов. Коман­до­вал им Эне­сидем из Дим. (7) Цар­ский пре­фект послал к ним вест­ни­ка с пове­ле­ни­ем уйти из горо­да: ведь сил у них не хва­тит даже на одних горо­жан, сочув­ст­ву­ю­щих македо­ня­нам, а ведь к ним при­со­еди­ни­лись и сами македо­няне, про­тив коих не усто­я­ли даже рим­ляне под Корин­фом. Сна­ча­ла этот при­каз не стро­нул с места ни коман­ди­ра, ни вои­нов, (8) но вско­ре они увиде­ли, как с дру­гой сто­ро­ны при­бли­жа­ет­ся боль­шой отряд воору­жен­ных аргос­цев. Одна­ко было ясно, что, даже пони­мая неиз­беж­ность гибе­ли, они при­ня­ли бы любую участь, будь пред­во­ди­тель их более упрям. (9) Но чтобы вме­сте с горо­дом не был поте­рян и цвет ахей­ско­го юно­ше­ства, Эне­сидем дого­во­рил­ся с Филок­лом, что им будет раз­ре­ше­но уйти. Сам же он не ушел, а с немно­ги­ми пре­дан­ны­ми ему людь­ми⁷⁵ остал­ся с ору­жи­ем в руках там, где сто­ял. (10) Филокл послал узнать, чего он хочет. Тот сто­ял недви­жи­мо, выста­вив перед собой щит. Ему вве­ре­на обо­ро­на горо­да, и он умрет с ору­жи­ем в руках — таков был ответ. Тогда фра­кий­цы по при­ка­зу пре­фек­та, мет­нув свои копья, уби­ли всех. (11) Итак, даже после заклю­че­ния сою­за меж­ду ахей­ца­ми и рим­ля­на­ми два зна­ме­ни­тей­ших горо­да, Аргос и Коринф, оста­ва­лись во вла­сти царя. (12). Вот какие дея­ния совер­ши­ли этим летом рим­ляне в Гре­ции на суше и на море.

26. (1) В Гал­лии кон­сул Секст Элий не совер­шил ниче­го, достой­но­го упо­ми­на­ния. (2) У него в про­вин­ции нахо­ди­лись две армии — одну он, вопре­ки пред­пи­са­нию, не рас­пус­кал (рань­ше ею коман­до­вал про­кон­сул Луций Кор­не­лий, но сам кон­сул поста­вил во гла­ве ее пре­то­ра Гая Гель­вия); вто­рую же при­вел в про­вин­цию Элий⁷⁶. (3) Почти весь год он побуж­дал кре­мон­цев и пла­цен­тий­цев вер­нуть­ся в коло­нии, откуда они раз­бе­жа­лись из-за бед­ст­вий вой­ны.

(4) Если Гал­лия в тот год вопре­ки ожи­да­ни­ям оста­ва­лась спо­кой­на, то око­ло Горо­да чуть не вспых­нул мятеж рабов. (5) Кар­фа­ген­ских залож­ни­ков содер­жа­ли под стра­жей в Сетии⁷⁷. Посколь­ку то были дети знат­ных людей, вме­сте с ними там было мно­же­ство рабов. (6) Их чис­ло уве­ли­чи­ва­лось еще и отто­го, что сами сетий­цы ску­пи­ли нема­ло рабов того же пле­ме­ни из добы­чи недав­ней афри­кан­ской вой­ны. (7) Они соста­ви­ли заго­вор, и спер­ва отпра­ви­ли кого-то из сво­их к тем, кото­рые нахо­ди­лись в полях вокруг Сетии, а затем в окру­гу Нор­бы и Цир­цей — под­стре­кать рабов. Когда все уже было гото­во, они реши­ли напасть на народ, как толь­ко тот отвле­чет­ся на зре­ли­ще во вре­мя игр, кото­рые долж­ны были состо­ять­ся в Сетии в ско­ром вре­ме­ни. (8) Думая вне­зап­ным мяте­жом и рез­ней захва­тить Сетию, они наме­ре­ва­лись затем овла­деть Нор­бой и Цир­це­я­ми⁷⁸. Об этом чудо­вищ­ном замыс­ле донес­ли в Рим, город­ско­му пре­то­ру Луцию Кор­не­лию Лен­ту­лу⁷⁹: (9) затем­но к нему яви­лись двое рабов и по поряд­ку изло­жи­ли все, что про­изо­шло и что было замыс­ле­но. (10) При­ка­зав сто­ро­жить их в его доме, пре­тор собрал сенат и поведал о том, что узнал от донос­чи­ков. с.65 Полу­чив при­каз рас­сле­до­вать и пода­вить этот заго­вор, (11) он отпра­вил­ся в путь с пятью лега­та­ми. Всех, кого встре­чал по доро­ге, он застав­лял при­не­сти при­ся­гу и с ору­жи­ем сле­до­вать за ним. (12) И с этим наско­ро собран­ным вой­ском он при­был в Сетию, имея при себе две тыся­чи чело­век, из кото­рых никто не знал, куда он направ­ля­ет­ся. (13) Там зачин­щи­ки заго­во­ра были немед­лен­но схва­че­ны, а рабы бро­си­лись бежать из горо­да. Затем по полям были разо­сла­ны люди высле­жи­вать бег­ле­цов. (14) Вот какую вели­кую служ­бу сослу­жи­ли два раба-донос­чи­ка и один сво­бод­ный. Сена­то­ры пове­ле­ли даро­вать ему сто тысяч тяже­лых ассов, а рабам по два­дцать пять тысяч и сво­бо­ду; а цену их гос­по­дам выпла­ти­ли из каз­ны. (15) Через неко­то­рое вре­мя было полу­че­но изве­стие, что рабы из преж­них участ­ни­ков того же заго­во­ра соби­ра­ют­ся занять Пре­не­сту⁸⁰. (16) Отпра­вив­шись туда, пре­тор Луций Кор­не­лий каз­нил почти пять­сот чело­век, винов­ных в этом замыс­ле. Граж­дане опа­са­лись, что все под­стро­е­но пуний­ски­ми залож­ни­ка­ми и плен­ны­ми. (17) Поэто­му в Риме по всем квар­та­лам выста­ви­ли охра­ну, а про­ве­рять кара­у­лы было при­ка­за­но млад­шим долж­ност­ным лицам; три­ум­ви­ры тюрем­ной каме­но­лом­ни⁸¹ полу­чи­ли при­каз уси­лить охра­ну; (18) пре­тор разо­слал по латин­ским горо­дам пись­мо, чтобы залож­ни­ки содер­жа­лись под стра­жей в част­ных домах и им бы не доз­во­ля­ли появ­лять­ся в обще­ст­вен­ных местах, а плен­ни­ки име­ли бы на себе око­вы не лег­че деся­ти фун­тов и содер­жа­лись бы под стра­жей непре­мен­но в город­ских тюрь­мах.

27. (1) В том же году [198 г.] послы от царя Атта­ла воз­ло­жи­ли на Капи­то­лии золо­той венок в две­сти сорок шесть фун­тов и при­нес­ли сена­ту бла­го­дар­ность, так как Антиох, ува­жая заступ­ни­че­ство рим­ских послов, вывел вой­ско из пре­де­лов цар­ства Атта­ла.

(2) Этим же летом к вой­ску, кото­рое было в Гре­ции, было посла­но от царя Маси­нис­сы две­сти всад­ни­ков, десять сло­нов и две­сти тысяч моди­ев⁸² пше­ни­цы. С Сици­лии и Сар­ди­нии так­же было посла­но мно­го про­до­воль­ст­вия и одеж­ды для вой­ска. (3) Сици­ли­ей управ­лял Марк Мар­целл, Сар­ди­ни­ей — Марк Пор­ций Катон, муж бла­го­че­сти­вый и бес­по­роч­ный, но выка­зав­ший сугу­бую суро­вость в пре­се­че­нии ростов­щи­че­ства: (4) ростов­щи­ки с ост­ро­ва были изгна­ны, а рас­хо­ды, кото­рые обыч­но нес­ли союз­ни­ки на содер­жа­ние пре­то­ров, сокра­ще­ны или отме­не­ны.

(5) Кон­сул Секст Элий, вер­нув­шись из Гал­лии в Рим для про­веде­ния выбо­ров, объ­явил кон­су­ла­ми Гая Кор­не­лия Цете­га и Квин­та Мину­ция Руфа. (6). Через два дня состо­я­лись выбо­ры пре­то­ров: в тот год впер­вые было избра­но шесть пре­то­ров, ибо чис­ло про­вин­ций рос­ло и дер­жа­ва рас­ши­ря­лась⁸³. (7) Выбра­ны же были сле­дую­щие: Луций Ман­лий Воль­сон, Гай Сем­п­ро­ний Туди­тан, Марк Сер­гий Сил, Марк Гель­вий, Марк Мину­ций Руф, Луций Ати­лий. Из них Сем­п­ро­ний и Гель­вий были перед тем пле­бей­ски­ми эди­ла­ми. (8) Куруль­ны­ми эди­ла­ми выбра­ли Квин­та Мину­ция Тер­ма и Тибе­рия Сем­п­ро­ния Лон­га. Рим­ские игры в этом году повто­ря­лись четы­ре­жды.

с.66 28. (1) В кон­суль­ство Гая Кор­не­лия и Квин­та Мину­ция [197 г.] преж­де все­го был рас­смот­рен вопрос о кон­суль­ских и пре­тор­ских про­вин­ци­ях. Спер­ва было покон­че­но дело с пре­то­ра­ми, посколь­ку здесь смог­ли обой­тись жере­бьев­кой⁸⁴. (2) Город­ские судеб­ные дела доста­лись Сер­гию, дела чуже­зем­цев — Мину­цию. Сар­ди­ния выпа­ла Ати­лию, Сици­лия — Ман­лию, Ближ­няя Испа­ния — Сем­п­ро­нию, а Даль­няя — Гель­вию. (3) Но когда кон­су­лы при­гото­ви­лись метать жре­бий об Ита­лии и Македо­нии, это­му вос­про­ти­ви­лись народ­ные три­бу­ны Луций Оппий и Квинт Фуль­вий; они гово­ри­ли, что Македо­ния — про­вин­ция дале­кая (4) и до того дня ничто не ока­зы­ва­лось такой поме­хой войне, как ото­зва­ние преж­не­го кон­су­ла, когда он толь­ко-толь­ко при­сту­пал к делу и как раз начи­нал вести бое­вые дей­ст­вия. (5) Ведь уже чет­вер­тый год, как объ­яв­ле­на вой­на Македо­нии, но Суль­пи­ций потра­тил бо́льшую часть года на поис­ки царя и его вой­ска; Вил­лий был ото­зван, не доведя ниче­го до кон­ца, как раз когда столк­нул­ся с вра­гом; (6) Квинк­ция боль­шую часть года удер­жи­ва­ли в Риме свя­щен­ные обя­зан­но­сти⁸⁵, и тем не менее он взял­ся за дело так, что навер­ня­ка мог бы дове­сти вой­ну до кон­ца, появись он в про­вин­ции рань­ше или насту­пи зима поз­же. (7) И теперь, при­дя на зим­ние квар­ти­ры, он, гово­рят, так усерд­но гото­вит­ся к войне, что, по всей види­мо­сти, завер­шит ее бли­жай­шим летом, если ему не поме­ша­ет пре­ем­ник. (8) Подоб­ны­ми реча­ми народ­ные три­бу­ны доби­лись того, что кон­су­лы заяви­ли о сво­ей готов­но­сти пре­до­ста­вить реше­ние сена­ту, если то же самое сде­ла­ют и три­бу­ны. Посколь­ку и та и дру­гая сто­ро­на согла­си­лись на сво­бод­ное обсуж­де­ние, сена­то­ры поста­но­ви­ли отдать про­вин­цию Ита­лию обо­им кон­су­лам, (9) а Титу Квинк­цию про­длить власть до при­бы­тия пре­ем­ни­ка, назна­чен­но­го сена­том; каж­до­му кон­су­лу было назна­че­но по два леги­о­на, с тем чтобы они вели вой­ну с пре­даль­пий­ски­ми гал­ла­ми, отло­жив­ши­ми­ся от рим­ско­го наро­да. (10) Квинк­цию в Македо­нию реши­ли послать под­креп­ле­ния: шесть тысяч пехоты, три­ста всад­ни­ков, три тыся­чи моря­ков. (11) Началь­ст­во­ва­ние над фло­том было пору­че­но тому же Луцию Квинк­цию Фла­ми­ни­ну, кото­рый им и преж­де коман­до­вал. Пре­то­рам в обе Испа­нии было назна­че­но по восемь тысяч пехоты из чис­ла союз­ни­ков и лати­нов, а так­же по четы­ре­ста кон­ни­ков, чтобы отпу­стить оттуда ста­ро­слу­жа­щих вои­нов; пре­то­рам было так­же при­ка­за­но раз­гра­ни­чить даль­нюю и ближ­нюю про­вин­ции; (12) в Македо­нию допол­ни­тель­но назна­чи­ли лега­та­ми Пуб­лия Суль­пи­ция и Пуб­лия Вил­лия, кото­рые в преж­ние годы были в этой про­вин­ции кон­су­ла­ми.

29. (1) Преж­де чем кон­су­лы и пре­то­ры отпра­ви­лись бы в про­вин­ции, сле­до­ва­ло иску­пить зна­ме­ния, посколь­ку в Риме мол­ния пора­зи­ла хра­мы Вул­ка­на и Сум­ма­на⁸⁶, а во Фре­гел­лах — сте­ну и ворота; во Фру­зи­ноне посреди ночи вос­си­ял свет; (2) в Эфу­ле родил­ся двух­го­ло­вый ягне­нок о пяти ногах; в Фор­ми­ях два вол­ка вошли в город и рас­тер­за­ли несколь­ко про­хо­жих, а в Риме волк про­ник не про­сто в город, но даже на Капи­то­лий.

с.67 (3) Народ­ный три­бун Гай Ати­ний внес пред­ло­же­ние о выво­де пяти коло­ний на мор­ское побе­ре­жье: двух в устья рек Вул­тур­на и Литер­на, одной в Путе­о­лы, одной в Салерн­скую кре­пость; (4) к ним был добав­лен Бук­сент⁸⁷. В каж­дую коло­нию было при­ка­за­но отпра­вить по три­ста семей. Три­ум­ви­ра­ми, кото­рым пред­сто­я­ло зани­мать­ся выведе­ни­ем коло­ний, были назна­че­ны Марк Сер­ви­лий Гемин, Квинт Мину­ций Терм и Тибе­рий Сем­п­ро­ний Лонг с пол­но­мо­чи­я­ми на три года.

(5) Когда был про­из­веден набор и завер­ше­ны дру­гие дела, боже­ст­вен­ные и чело­ве­че­ские, в кото­рых обя­за­ны участ­во­вать оба кон­су­ла⁸⁸, они отпра­ви­лись в Гал­лию. (6) Кор­не­лий дви­нул­ся пря­мой доро­гой⁸⁹ на инсуб­ров, кото­рые, объ­еди­нив­шись с цено­ма­на­ми, пре­бы­ва­ли в бое­вой готов­но­сти. Квинт Мину­ций, откло­нив­шись вле­во, пошел по Ита­лии к Ниж­не­му морю⁹⁰; выведя вой­ско к Генуе, он начал вой­ну с лигу­рий­ца­ми. (7) Два лигу­рий­ских горо­да, Кла­сти­дий и Литу­бий, а так­же две общи­ны того же пле­ме­ни, Кела­ты и Кер­де­ки­а­ты, сда­лись ему. Таким обра­зом, вся стра­на по сю сто­ро­ну Пада, за исклю­че­ни­ем галль­ских бой­ев и лигу­рий­ских иль­ва­тов, ока­за­лась под вла­стью рим­лян⁹¹. (8) Гово­ри­ли, что сда­лось пят­на­дцать горо­дов с насе­ле­ни­ем два­дцать тысяч чело­век. Затем кон­сул повел леги­о­ны в зем­лю бой­ев.

30. (1) Неза­дол­го до это­го вой­ско бой­ев пере­шло Пад и соеди­ни­лось с инсуб­ра­ми и цено­ма­на­ми, (2) посколь­ку они сочли, что раз кон­су­лы будут дей­ст­во­вать, соеди­нив леги­о­ны, то и им сле­ду­ет объ­еди­нить силы. (3) Когда же при­шла весть, что один из кон­су­лов сжи­га­ет поля бой­ев, немед­лен­но пошли рас­при: бойи тре­бо­ва­ли, чтобы все помо­га­ли попав­шим в беду, а инсуб­ры отка­зы­ва­лись оста­вить свою зем­лю. (4) Итак, силы разде­ли­лись: в то вре­мя как бойи поспе­ши­ли на защи­ту сво­их полей, инсуб­ры с цено­ма­на­ми оста­лись на бере­гу реки Мин­ций. (5) Кон­сул Кор­не­лий раз­бил лагерь на той же реке, дву­мя миля­ми ниже по тече­нию. (6) Отпра­вив оттуда послан­цев в селе­ния цено­ма­нов и в Брик­сию⁹², глав­ный город это­го пле­ме­ни, он узнал, что моло­дежь воору­жи­лась, не полу­чив одоб­ре­ние ста­рей­шин, и что цено­ма­ны при­со­еди­ни­лись к мяте­жу инсуб­ров не по реше­нию общи­ны. (7) Тогда кон­сул вызвал к себе вождей и начал убеж­дать их и наста­и­вать, чтобы цено­ма­ны отло­жи­лись от инсуб­ров и, под­няв зна­ме­на, либо вер­ну­лись домой, либо пере­шли на сто­ро­ну рим­лян. (8) Но это­го добить­ся он и не смог; кон­су­лу были лишь даны заве­ре­ния в том, что во вре­мя сра­же­ния цено­ма­ны или будут без­дей­ст­во­вать, или, если пред­ста­вит­ся слу­чай, помо­гут рим­ля­нам.

(9) Инсуб­ры не зна­ли об этом уго­во­ре, но как-то почув­ст­во­ва­ли, что их союз­ни­ки нена­деж­ны. Поэто­му, когда ста­ли выст­ра­и­вать­ся к бою, инсуб­ры реши­ли не пору­чать цено­ма­нам ни того, ни дру­го­го кры­ла, чтобы их ковар­ство, буде они отсту­пят, не погу­би­ло все­го дела, и рас­по­ло­жи­ли их в запа­се, за сво­и­ми бое­вы­ми поряд­ка­ми. (10) Перед сра­же­ни­ем кон­сул дал обет, что воз­ведет храм Юноне Спа­си­тель­ни­це⁹³, если в этот день вра­ги будут раз­би­ты и с.68 обра­ще­ны в бег­ство. Тут вои­ны под­ня­ли крик, что они пора­де­ют о выпол­не­нии кон­суль­ско­го обе­та — и уда­ри­ли на вра­га. (11) Инсуб­ры не выдер­жа­ли пер­во­го же столк­но­ве­ния. Неко­то­рые утвер­жда­ют, что и цено­ма­ны в раз­гар сра­же­ния вдруг напа­ли на инсуб­ров с тыла, удво­ив смя­те­ние. В окру­же­нии было пере­би­то трид­цать пять тысяч вра­гов, а две с поло­ви­ной тыся­чи захва­че­но живы­ми, (12) сре­ди них вождь пуний­цев Гамиль­кар⁹⁴, кото­рый послу­жил при­чи­ной этой вой­ны. Было взя­то сто трид­цать бое­вых зна­мен и свы­ше двух­сот пово­зок. (13) Мно­гие галль­ские горо­да, кото­рые после­до­ва­ли за инсуб­ра­ми в их мяте­же, сда­лись рим­ля­нам.

31. (1) Кон­сул Мину­ций спер­ва обо­шел все пре­де­лы бой­ев, сея кру­гом разо­ре­ние, но затем, когда их вой­ско, поки­нув инсуб­ров, вер­ну­лось для защи­ты род­ных оча­гов, он вер­нул­ся в лагерь, наме­ре­ва­ясь встре­тить­ся с вра­гом в откры­том сра­же­нии. (2) Бойи так­же гото­вы были бы драть­ся, если бы весть о раз­гро­ме инсуб­ров не сло­ми­ла их дух. Бро­сив лагерь и пол­ко­во­д­ца, бойи рас­сы­па­лись по селе­ни­ям; каж­дый теперь соби­рал­ся защи­щать свое иму­ще­ство, а это застав­ля­ло и про­тив­ни­ка изме­нить спо­соб веде­ния вой­ны. (3) Отча­яв­шись решить дело одним сра­же­ни­ем, кон­сул вновь начал разо­рять поля, жечь дома и захва­ты­вать посел­ки. (4) В эти же дни был сожжен Кла­сти­дий. Оттуда Мину­ций повел леги­о­ны к лигу­рий­цам-иль­ва­там, кото­рые одни еще не поко­ри­лись. (5) Но услы­шав, что инсуб­ры раз­би­ты в сра­же­нии, а бойи так напу­га­ны, что не отва­жи­лись на реши­тель­ное сра­же­ние, — сда­лось и это пле­мя. (6) Пись­ма от обо­их кон­су­лов о счаст­ли­вом исхо­де дел в Гал­лии при­шли в Рим почти одно­вре­мен­но. Город­ской пре­тор Марк Сер­гий про­чи­тал их сна­ча­ла в сена­те, а потом, с одоб­ре­ния отцов-сена­то­ров, — наро­ду. Были назна­че­ны четы­рех­днев­ные молеб­ст­вия.

32. (1) К это­му вре­ме­ни уже насту­пи­ла зима⁹⁵. Когда Тит Квинк­ций, захва­тив Эла­тею⁹⁶, рас­по­ло­жил­ся на зим­них квар­ти­рах в Фокиде и Лок­риде, воз­ник­ла рас­пря в Опун­те⁹⁷. (2) Одна сто­ро­на при­зы­ва­ла это­лий­цев, кото­рые были бли­же, дру­гая — рим­лян. (3) Это­лий­цы подо­спе­ли пер­вы­ми, одна­ко состо­я­тель­ные горо­жане, закрыв перед ними ворота и послав вест­ни­ка к рим­ско­му пол­ко­вод­цу, удер­жи­ва­ли город до его при­бы­тия. (4) Но город­ская кре­пость охра­ня­лась цар­ским гар­ни­зо­ном, и ни угро­зы опунт­цев, ни вели­чие рим­ско­го коман­дую­ще­го не мог­ли заста­вить его уйти оттуда. (5) С оса­дой кре­по­сти дело замед­ли­лось, посколь­ку от царя при­был посла­нец с прось­бой назна­чить место и вре­мя для пере­го­во­ров. (6) Квинк­ций, хотя и неохот­но, согла­сил­ся на пред­ло­же­ние царя, и не то чтобы он не желал выглядеть чело­ве­ком, кото­рый сам — где силой ору­жия, где пере­го­во­ра­ми — довел до кон­ца вой­ну; (7) но ведь он еще даже не знал, будет ли при­слан на сме­ну ему один из новых кон­су­лов, или же ему будут про­дле­ны пол­но­мо­чия (доби­вать­ся чего все­ми сила­ми он пору­чил сво­им дру­зьям и близ­ким). (8) Одна­ко такие пере­го­во­ры каза­лись ему выгод­ны­ми, посколь­ку дава­ли воз­мож­ность повер­нуть дело и к войне (если он оста­нет­ся коман­дую­щим), и к миру (если будет ото­зван). (9) Было выбра­но с.69 место на бере­гу Малий­ско­го зали­ва воз­ле Никеи. Царь при­был туда от Демет­ри­а­ды с пятью ладья­ми и одним воен­ным кораб­лем. (10) С ним были знат­ные македо­няне и ахей­ский изгнан­ник, зна­ме­ни­тый Кик­ли­ад. (11) С рим­ским коман­дую­щим были царь Ами­нандр, Дио­ни­со­дор, послан­ник Атта­ла, Аге­сим­брот, началь­ник родос­ско­го флота, Феней, вождь это­лий­цев, и двое ахей­цев, Ари­стен и Ксе­но­фонт. (12) Вме­сте с ними рим­ля­нин вышел к самой кром­ке бере­га, в то вре­мя как царь появил­ся на носу сто­яв­ше­го на яко­ре суд­на. (13) «Удоб­нее было бы, — ска­зал Квинк­ций, — если бы ты сошел на зем­лю. Тогда бы мы и гово­ри­ли, и слу­ша­ли друг дру­га, стоя лицом к лицу». Царь отка­зал­ся это сде­лать. «Да кого же ты боишь­ся?» — спро­сил Квинк­ций, (14) на что тот с цар­ским высо­ко­ме­ри­ем отве­тил: «Я-то нико­го не боюсь, раз­ве что бес­смерт­ных богов. Но не всем я дове­ряю из тех, кого вижу вокруг тебя, и менее все­го это­лий­цам». — (15) «Пере­го­во­ры с вра­гом рав­но опас­ны для всех, если сто­ро­ны друг дру­гу не дове­ря­ют», — ска­зал рим­ля­нин. (16) «Одна­ко, Квинк­ций, коль свер­шит­ся клят­во­пре­ступ­ле­ние, то нерав­ной награ­дой за веро­лом­ство будут Филипп и Феней, — про­из­нес царь. — Ведь македо­ня­нам подыс­кать на мое место царя было бы труд­нее, чем это­лий­цам дру­го­го пре­то­ра».

33. (1) Затем насту­пи­ло мол­ча­ние, ибо рим­ля­нин счи­тал, что пер­вым сле­ду­ет гово­рить про­сив­ше­му о пере­го­во­рах, а царь — что пер­вое сло­во при­над­ле­жит тому, кто дик­ту­ет усло­вия мира, а не тому, кто их при­ни­ма­ет. (2) Тогда заго­во­рил рим­ля­нин: его речь, ска­зал он, будет про­ста, он ведь лишь пере­чис­лит те усло­вия, без кото­рых мир­ный дого­вор невоз­мо­жен. (3) Царь дол­жен выве­сти гар­ни­зо­ны из всех гре­че­ских горо­дов; выдать союз­ни­кам рим­ско­го наро­да плен­ных и пере­беж­чи­ков; воз­вра­тить рим­ля­нам те обла­сти Илли­ри­ка, кото­рые царь захва­тил после заклю­че­ния Эпир­ско­го мира⁹⁸; (4) вер­нуть царю Егип­та Пто­ле­мею горо­да, захва­чен­ные после смер­ти Пто­ле­мея Фило­па­то­ра⁹⁹. Тако­вы усло­вия его соб­ст­вен­ные и рим­ско­го наро­да, одна­ко спра­вед­ли­во будет выслу­шать так­же и тре­бо­ва­ния союз­ни­ков. (5) Посол царя Атта­ла про­сил вер­нуть кораб­ли и плен­ных, захва­чен­ных в мор­ской бит­ве у Хиоса, а так­же вос­ста­но­вить в цело­сти Нике­фо­рий¹⁰⁰ и храм Вене­ры, кото­рые Филипп раз­гра­бил и разо­рил. (6) Родо­с­цы тре­бо­ва­ли назад Перею — это область на суше напро­тив Родо­са, издрев­ле нахо­див­ша­я­ся под их вла­стью¹⁰¹; еще они наста­и­ва­ли на выво­де гар­ни­зо­нов из Иаса, Бар­ги­лий, Евро­ма, а на Гел­лес­пон­те из Сеста и Абидо­са; (7) кро­ме того, они хоте­ли, чтобы визан­тий­цам был на преж­них пра­вах воз­вра­щен Перинф и чтобы были осво­бож­де­ны все тор­го­вые горо­да и гава­ни Азии. (8) Ахей­цы тре­бо­ва­ли назад Коринф и Аргос; пре­тор это­лий­цев Феней наста­и­вал на том же, на чем и рим­ляне: чтобы была осво­бож­де­на Гре­ция, а это­лий­цам воз­вра­ще­ны горо­да, неко­гда под­чи­няв­ши­е­ся их зако­нам и вла­сти¹⁰². (9) Тут его речь под­хва­тил знат­ный это­ли­ец Алек­сандр, слыв­ший сре­ди них крас­но­ба­ем. (10) Он заявил, что уже дав­но мол­чит, но не пото­му, чтобы пола­гал эти пере­го­во­ры веду­щи­ми к чему бы то ни было, а с.70 лишь из неже­ла­ния пре­ры­вать кого-нибудь из союз­ни­ков; Филипп ведь нико­гда ни о мире чест­но не дого­ва­ри­вал­ся, ни войн по-насто­я­ще­му доб­лест­но не ведет. (11) При пере­го­во­рах он стро­ит коз­ни и лов­чит, а на войне не встре­ча­ет­ся с вра­гом в откры­том поле и не бьет­ся лицом к лицу, но, убе­гая, жжет и гра­бит горо­да, а, побеж­ден­ный, истреб­ля­ет добы­чу победи­те­лей. (12) Нет, не тако­вы были древ­ние цари македон­ские, у них было в обы­чае вое­вать в строю, горо­да же по воз­мож­но­сти щадить, чтобы дер­жа­ва македо­нян ста­но­ви­лась бога­че. (13) Что тол­ку уни­что­жать то, из-за чего и ведет­ся вой­на? Ведь тот, кто это дела­ет, не остав­ля­ет себе само­му ниче­го, кро­ме самой вой­ны. (14) В про­шлом году Филипп разо­рил боль­ше союз­ни­че­ских фес­са­лий­ских горо­дов, чем все вра­ги, когда-либо быв­шие у Фес­са­лии. (15) Да и у это­лий­цев он боль­ше отнял, когда был их союз­ни­ком, чем когда вое­вал с ними. Он захва­тил Лиси­ма­хию¹⁰³, выгнав оттуда пре­то­ра и это­лий­ский гар­ни­зон. (16) И под­власт­ный ему город Киос¹⁰⁴ он тоже раз­гра­бил и разо­рил дочи­ста. Столь же веро­лом­но захва­тил он Фивы Фтио­тий­ские¹⁰⁵, Эхин, Лари­су, Фар­сал.

34. (1) Рас­па­лен­ный речью Алек­сандра, Филипп при­ка­зал пере­дви­нуть корабль побли­же к бере­гу, чтобы его было слыш­но. (2) Когда начал он гово­рить, осо­бен­но напа­дая на это­лий­цев, его рез­ко пре­рвал Феней, заявив­ший, что дело не в речах: сле­ду­ет либо побеж­дать в войне, либо под­чи­нять­ся более силь­но­му. (3) «Ну, это-то ясно и сле­по­му», — отве­тил Филипп, тру­ня над Фене­е­вы­ми боль­ны­ми гла­за­ми, — от при­ро­ды он был насмеш­ли­вее, чем это при­ста­ло царю, и не упус­кал слу­чая поза­ба­вить­ся даже в серь­ез­ном деле. (4) Затем он с него­до­ва­ни­ем заго­во­рил о том, что это­лий­цы, как и рим­ляне, тре­бу­ют, чтобы он ушел из Гре­ции, а сами даже не могут ска­зать, како­вы ее, Гре­ции, гра­ни­цы. Ибо даже в самой Это­лии зем­ли агре­ев, апо­до­тов и амфи­ло­хий­цев, состав­ля­ю­щие ее очень боль­шую часть, не при­над­ле­жат к Гре­ции¹⁰⁶. (5) «Вот это­лий­цы жалу­ют­ся, — про­дол­жил Филипп, — что я не стал щадить их союз­ни­ков. Спра­вед­ли­во ли это, если у них самих древ­ний обы­чай, раз­ре­шав­ший моло­де­жи вое­вать (прав­да, без согла­сия государ­ства) про­тив соб­ст­вен­ных их союз­ни­ков, при­об­рел силу зако­на? Раз­ве не слу­ча­ет­ся сплошь и рядом, что в каком-нибудь сра­же­нии обе вою­ю­щие сто­ро­ны поль­зу­ют­ся помо­щью это­лий­ских отрядов? (6) И Киос я не захва­тил, но лишь помог Пру­сию¹⁰⁷, сво­е­му союз­ни­ку и дру­гу, в его оса­де. И Лиси­ма­хию я от фра­кий­цев спас, но навя­зан­ная мне нынеш­няя вой­на отвлек­ла меня от защи­ты это­го горо­да, и теперь им вла­де­ют фра­кий­цы. (7) Таков мой ответ это­лий­цам. Атта­лу же и родос­цам я по спра­вед­ли­во­сти ниче­го не дол­жен: ведь это их вожди нача­ли вой­ну, а не я. (8) Впро­чем, из ува­же­ния к рим­ля­нам я вер­ну родос­цам Перею, а Атта­лу — кораб­ли с плен­ны­ми, какие удаст­ся разыс­кать. (9) А что каса­ет­ся тре­бо­ва­ний о вос­ста­нов­ле­нии Нике­фо­рия и хра­ма Вене­ры, то ответ у меня один: (10) посколь­ку нету дру­го­го спо­со­ба вос­ста­но­вить сруб­лен­ный лес или рощу, то рас­хо­ды и заботу о посад­ках я с.71 уж возь­му на себя, коль ско­ро царям взду­ма­лось дого­ва­ри­вать­ся и о таких вещах». (11) А в кон­це речи он обру­шил­ся на ахей­цев: начав с Анти­го­на, он затем пере­чис­лил и свои заслу­ги перед их пле­ме­нем, велел про­чи­тать их о нем поста­нов­ле­ния, в кото­рых собра­ны были все боже­ские и чело­ве­че­ские поче­сти. (12) Нако­нец был про­чтен их самый послед­ний декрет, в кото­ром объ­яв­ля­лось об отло­же­нии от царя. Рез­ко пори­цая ахей­цев за клят­во­пре­ступ­ле­ние, (13) он все же обе­щал вер­нуть им Аргос, а отно­си­тель­но Корин­фа, ска­зал он, ему пред­сто­ит рас­судить с рим­ским коман­дую­щим, а заод­но и узнать, дол­жен ли, по мне­нию рим­лян, он, Филипп, уйти из тех горо­дов, кото­рые захва­тил сам и кото­ры­ми вла­де­ет по пра­ву вой­ны, или даже из тех, кото­рые полу­чил от сво­их пред­ков.

35. (1) Ахей­цы и это­лий­цы при­гото­ви­лись отве­тить на это, но посколь­ку солн­це уже захо­ди­ло, пере­го­во­ры были отло­же­ны на сле­дую­щий день, и Филипп вер­нул­ся на сто­ян­ку, с кото­рой при­плыл, а рим­ляне и союз­ни­ки — в лагерь. (2) На дру­гой день Квинк­ций в услов­лен­ное вре­мя при­был к Никее, ибо имен­но это место было ими ого­во­ре­но. Но в тече­ние несколь­ких часов не появ­лял­ся ни сам Филипп, ни вест­ник от него. Когда уже совсем отча­я­лись его дождать­ся, вне­зап­но появи­лись кораб­ли. (3) Царь объ­яс­нил, что ему были предъ­яв­ле­ны столь суро­вые и постыд­ные усло­вия, что он не знал, как быть, и потра­тил на обду­мы­ва­ние целый день. (4) Одна­ко все сочли, что он умыш­лен­но затя­нул дело до вече­ра, чтобы у ахей­цев и это­лий­цев не оста­ва­лось вре­ме­ни для отве­та. (5) Это мне­ние укре­пил и сам царь, попро­сив, чтобы ему было доз­во­ле­но пере­го­во­рить с самим рим­ским коман­дую­щим без посто­рон­них: чем тра­тить вре­мя в пре­пи­ра­тель­ствах, луч­ше как-нибудь завер­шить дело. (6) Спер­ва пред­ло­же­ния не при­ня­ли, дабы не каза­лось, что союз­ни­ки устра­не­ны от пере­го­во­ров. (7) Но посколь­ку Филипп про­дол­жал наста­и­вать, то осталь­ные по обще­му реше­нию уда­ли­лись, а рим­ский коман­дую­щий с воен­ным три­бу­ном Аппи­ем Клав­ди­ем подо­шел к кром­ке бере­га. (8) Царь с теми дву­мя, кто сопро­вож­дал его нака­нуне, сошел на зем­лю. Там они неко­то­рое вре­мя бесе­до­ва­ли с гла­зу на глаз. Что Филипп сооб­щил об этом раз­го­во­ре сво­им — неиз­вест­но; (9) Квинк­ций же доло­жил союз­ни­кам, что царь усту­па­ет рим­ля­нам все побе­ре­жье Илли­ри­ка, воз­вра­ща­ет пере­беж­чи­ков и плен­ных, какие най­дут­ся; Атта­лу — кораб­ли и захва­чен­ных с ними моря­ков; (10) родос­цам он вернет область, назы­вае­мую Пере­ей, но Иаса и Бар­ги­лий не усту­пит; (11) это­лий­цам воз­вра­тит Фар­сал и Лари­су, но Фив не отдаст; ахей­цам же усту­пит не толь­ко Аргос, но и Коринф. (12) Такое реше­ние царя о том, что́ имен­но он усту­пит, а что нет, не понра­ви­лось союз­ни­кам. При этих усло­ви­ях они боль­ше поте­ря­ли бы, чем выиг­ра­ли. (13)^[1] Союз­ни­ки счи­та­ли, что при­чи­ны войн не будут устра­не­ны, пока царь не убе­рет из Гре­ции все гар­ни­зо­ны.

36. (1) Так, пере­би­вая друг дру­га, вос­кли­ца­ли все союз­ни­ки, и кри­ки их донес­лись даже до Филип­па, сто­яв­ше­го в отда­ле­нии. (2) Тогда он попро­сил у Квинк­ция отло­жить все на сле­дую­щий с.72 день: зав­тра он уже навер­ня­ка либо сам убедит осталь­ных, либо даст убедить себя. Для пере­го­во­ров был выбран берег у Тро­ния¹⁰⁸. (3) Все сошлись туда вовре­мя. Филипп сна­ча­ла при­нял­ся умо­лять и Квинк­ция, и всех при­сут­ст­ву­ю­щих не лишать себя надеж­ды на мир, (4) а затем попро­сил дать ему вре­мя, чтобы он мог отпра­вить послов в Рим, к сена­ту: он при­мет мир­ный дого­вор или на усло­ви­ях, о кото­рых шла речь, или на любых дру­гих, какие пред­ло­жит сенат. (5) Осталь­ным это отнюдь не понра­ви­лось: они усмот­ре­ли здесь лишь стрем­ле­ние про­мед­лить и выиг­рать вре­мя для стя­ги­ва­ния сил. (6) Но Квинк­ций воз­ра­зил, что такое сомне­ние было бы спра­вед­ли­во, будь теперь лето и вре­мя воен­ных дей­ст­вий, а сей­час сто­ит зима, и они ниче­го не теря­ют, назна­чив срок для отправ­ки послов; (7) при­том сена­ту все рав­но пред­сто­я­ло бы рас­смат­ри­вать и утвер­ждать любой дого­вор, кото­рый они заклю­чи­ли бы с царем, а тут мож­но выяс­нить мне­ние сена­та, пока зима и так пре­до­став­ля­ет необ­хо­ди­мый для это­го пере­рыв в войне.

(8) С этим согла­си­лись и осталь­ные пред­во­ди­те­ли союз­ни­ков. Было объ­яв­ле­но пере­ми­рие на два меся­ца; союз­ни­ки реши­ли, что каж­дый из них сам отпра­вит послов к сена­ту для разъ­яс­не­ний, чтобы ковар­ный царь не ввел сенат в заблуж­де­ние. (9) К согла­ше­нию о пере­ми­рии было сде­ла­но добав­ле­ние, что цар­ские гар­ни­зо­ны долж­ны уйти из Фокиды и Лок­риды немед­лен­но. (10) Сам Квинк­ций для при­да­ния посоль­ству веса отрядил вме­сте с союз­ни­че­ски­ми посла­ми афа­ман­ско­го царя Ами­нанд­ра, а так­же Квин­та Фабия (он был сыном сест­ры жены Квинк­ция), Квин­та Фуль­вия и Аппия Клав­дия.

37. (1) По при­бы­тии в Рим пер­вы­ми были заслу­ша­ны послы союз­ни­ков, а не царя. Почти вся речь их была посвя­ще­на напад­кам на Филип­па, (2) но более все­го они про­из­ве­ли впе­чат­ле­ние на сенат, объ­яс­няя рас­по­ло­же­ние суши и моря в этой обла­сти, (3) дабы для всех сде­ла­лось оче­вид­ным, что Гре­ция не может быть сво­бод­на, покуда царь удер­жи­ва­ет Демет­ри­а­ду в Фес­са­лии, Хал­киду на Евбее, Коринф в Ахайе; (4) сам Филипп более всерь­ез, чем в шут­ку, назы­ва­ет их око­ва­ми Гре­ции. (5) Затем впу­сти­ли послан­цев царя. Когда они было заве­ли длин­ную речь, их пре­рва­ли корот­ким вопро­сом, соби­ра­ет­ся ли Филипп уйти из этих трех горо­дов; тут они заяви­ли, что по пово­ду этих имен­но горо­дов у них нет пол­но­мо­чий, — тем речь и закон­чи­лась. Так цар­ские пред­ста­ви­те­ли ото­сла­ны были без согла­ше­ния о мире, а Квинк­цию была пре­до­став­ле­на сво­бо­да дей­ст­вий в вопро­сах мира и вой­ны. (6) Сам же он, вполне убедив­шись, что сена­ту вой­на не при­ску­чи­ла, отка­зал­ся в даль­ней­шем от пере­го­во­ров с Филип­пом и объ­явил, что при­мет толь­ко такое посоль­ство, кото­рое воз­ве­стит о готов­но­сти царя уйти из всей Гре­ции. Квинк­ций жаж­дал не мира, но победы.

38. (1) Царь, пони­мая, что спор при­дет­ся решать ору­жи­ем и что ему над­ле­жит ото­всюду стя­ги­вать силы, все­го более бес­по­ко­ил­ся за уда­лен­ные от него ахей­ские горо­да, при­чем за Аргос боль­ше, чем за Коринф. (2) И он почел за бла­го пере­дать их с.73 лакеде­мон­ско­му тира­ну Наби­су как бы на сохра­не­ние, с тем чтобы в слу­чае цар­ской победы тот вер­нул их, в про­тив­ном же слу­чае оста­вил себе. Царь напи­сал Филоклу, кото­рый началь­ст­во­вал над Корин­фом и Арго­сом, чтобы тот дого­во­рил­ся с тира­ном. (3) Поми­мо того что и сама эта пере­да­ча явля­лась подар­ком, Филокл доба­вил, что царь готов соеди­нить бра­ком сво­их доче­рей с сыно­вья­ми Наби­са в залог его буду­щей друж­бы с тира­ном. (4) Сна­ча­ла тот отка­зы­вал­ся взять город ина­че, как по при­гла­ше­нию самих аргос­цев, если они решат при­звать его на помощь. (5) Но затем, когда он узнал, что горо­жане на мно­го­люд­ной сход­ке не толь­ко отверг­ли, но и про­кля­ли имя тира­на, это пока­за­лось ему под­хо­дя­щим пово­дом для того, чтобы их обо­брать. Он велел Филоклу пере­дать ему город, когда тот поже­ла­ет. (6) Ночью тиран тай­но от всех был впу­щен в Аргос; на рас­све­те он овла­дел все­ми гос­под­ст­ву­ю­щи­ми пози­ци­я­ми и запер ворота. (7) Лишь немно­гим из чис­ла зна­ти в пер­вый миг заме­ша­тель­ства уда­лось выскольз­нуть из горо­да. В их отсут­ст­вие иму­ще­ство их было раз­граб­ле­но. У остав­ших­ся же отня­ли золо­то и сереб­ро, а так­же потре­бо­ва­ли от них очень боль­ших денег. (8) Те, кто неза­мед­ли­тель­но выпла­тил тре­бу­е­мое, были отпу­ще­ны без глум­ле­ния и истя­за­ний; запо­до­зрен­ные же в утай­ке или сокры­тии чего-либо, под­вер­га­лись, подоб­но рабам, истя­за­ни­ям и пыт­кам. (9) Собрав затем сход­ку, Набис обна­ро­до­вал два зако­но­пред­ло­же­ния: одно об отпу­ще­нии дол­гов, а дру­гое — о подуш­ном пере­рас­пре­де­ле­нии зем­ли. Тем, кто жаж­дал мяте­жей, были вру­че­ны сра­зу два факе­ла, чтобы рас­па­лять чернь про­тив зна­ти¹⁰⁹.

39. (1) Овла­дев горо­дом аргос­цев, тиран мгно­вен­но забыл, от кого и на каких усло­ви­ях при­нял город, — (2) отрядив послов в Эла­тею к Квинк­цию, и к Атта­лу, зимо­вав­ше­му на Эгине, он опо­ве­стил их, что Аргос в его вла­сти, и если Квинк­ций при­будет туда на пере­го­во­ры, они, несо­мнен­но, обо всем дого­во­рят­ся. (3) Квинк­ций, чтобы лишить Филип­па и этой опо­ры, обе­щал при­ехать и послал к Атта­лу, чтобы тот, отплыв с Эги­ны, встре­тил­ся с ним в Сики­оне. (4) Сам же он, поки­нув Анти­ки­ру, с деся­тью квин­кве­ре­ма­ми, кото­рые в эти самые дни при­вел с зим­ней сто­ян­ки на Кор­ки­ре его брат Луций Квинк­ций, при­был в Сики­он. (5) Аттал был уже там. Он убедил Квинк­ция не ходить в самый Аргос, ибо сле­ду­ет тира­ну идти к рим­ско­му пол­ко­вод­цу, а не наобо­рот. (6) Неда­ле­ко от горо­да было место под назва­ни­ем Мике­ни­ка: сго­во­ри­лись встре­тить­ся там. (7) Квинк­ций явил­ся с бра­том и несколь­ки­ми воен­ны­ми три­бу­на­ми, Аттал — с цар­ской сви­той, ахей­ский пре­тор Нико­ст­рат — с немно­ги­ми вои­на­ми. (8) Тиран ждал их там со всем сво­им вой­ском. Воору­жен­ный, в окру­же­нии воору­жен­ных же спут­ни­ков, он вышел почти на середи­ну поля, разде­ляв­ше­го сто­ро­ны; без­оруж­ный Квинк­ций вышел с бра­том и дву­мя воен­ны­ми три­бу­на­ми. Атта­ла, тоже без­оруж­но­го, обсту­пи­ли пре­тор ахей­цев и один из при­двор­ных. (9) Тиран начал свою речь с изви­не­ний, что он при­был на пере­го­во­ры воору­жен­ным, в сопро­вож­де­нии воору­жен­ной сви­ты, а рим­ский коман­дую­щий и царь, как он видит, без­оруж­ны: с.74 он, Набис, не их-де боит­ся, но аргос­ских изгнан­ни­ков. (10) Затем, когда зашла речь об усло­ви­ях друж­бы, рим­ля­нин потре­бо­вал двух вещей: (11)^[2] во-пер­вых, пре­кра­тить вой­ну с ахей­ца­ми и, во-вто­рых, послать ему вспо­мо­га­тель­ные части про­тив Филип­па. Помощь он послать обе­щал, а с ахей­ца­ми вме­сто мира было заклю­че­но пере­ми­рие впредь до окон­ча­ния вой­ны с Филип­пом.

40. (1) По почи­ну царя Атта­ла воз­ник спор об Арго­се: он утвер­ждал, что тиран силой удер­жи­ва­ет город, пре­дан­ный в его руки ковар­ст­вом Филок­ла. Тот воз­ра­жал, что сами аргос­цы позва­ли его для защи­ты. Царь потре­бо­вал собрать сход­ку аргос­цев, чтобы выяс­нить это, — тиран не воз­ра­жал. (2) Но, наста­и­вал царь, сход­ка долж­на быть сво­бод­ной, она при­зва­на без вме­ша­тель­ства лакеде­мо­нян решить, чего хотят аргос­цы, а для это­го сле­ду­ет выве­сти из горо­да гар­ни­зон. (3) Тиран отка­зал­ся выве­сти вой­ска. Спор кон­чил­ся без­ре­зуль­тат­но. (4) В ито­ге пере­го­во­ров тиран дал рим­ля­нам шесть­сот кри­тян; меж­ду ахей­ским пре­то­ром Нико­ст­ра­том и лакеде­мон­ским тира­ном было заклю­че­но пере­ми­рие на четы­ре меся­ца.

(5) Оттуда Квинк­ций отпра­вил­ся к Корин­фу и подо­шел к воротам с крит­ской когор­той, дабы пока­зать началь­ни­ку горо­да Филоклу, что тиран отло­жил­ся от Филип­па. (6) Филокл и сам вышел на пере­го­во­ры к рим­ско­му коман­дую­ще­му, и когда тот стал побуж­дать его немед­лен­но уйти, пере­дав им город, отве­тил сло­ва­ми, из кото­рых не сле­до­ва­ло, что он отка­зы­ва­ет­ся, но ско­рее, что хочет отло­жить это дело. (7) Из Корин­фа Квинк­ций пере­плыл в Анти­ки­ру и оттуда послал бра­та раз­уз­нать, как настро­е­ны акар­нан­цы. (8) Аттал же из Аргоса при­плыл в Сики­он¹¹⁰. (9) Там государ­ство при­ба­ви­ло к преж­де ока­зан­ным царю поче­стям новые, а царь, поми­мо того, что он неко­гда выку­пил для сики­он­цев за огром­ные день­ги свя­щен­ное Апол­ло­но­во поле, и на сей раз не обо­шел союз­ный и дру­же­ст­вен­ный город сво­ей щед­ро­стью, пода­рив ему десять талан­тов сереб­ра и десять тысяч медим­нов пше­ни­цы. С тем он вер­нул­ся в Кен­хреи к кораб­лям.

(10) А Набис, оста­вив в Арго­се силь­ный гар­ни­зон, вер­нул­ся в Лакеде­мон. Если сам он оби­рал муж­чин, то для ограб­ле­ния жен­щин он послал в Аргос свою жену. (11) При­гла­шая к себе то одну, то дру­гую знат­ную жен­щи­ну, то несколь­ких, свя­зан­ных меж­ду собой род­ст­вом, она уве­ще­ва­ни­я­ми и лестью, а когда и угро­за­ми ото­бра­ла у них не толь­ко золо­то, но в кон­це кон­цов даже одеж­ду и все жен­ские укра­ше­ния.