История Рима от основания города

Книга XXXI

т. III, с. 5 1. (1) Завер­шив рас­сказ о Пуни­че­ской войне, я испы­ты­ваю такое же облег­че­ние, как если бы сам разде­лил ее труды и опас­но­сти. (2) Конеч­но, тому, кто дерз­ко замыс­лил поведать обо всех дея­ни­ях рим­лян, не подо­ба­ло бы жало­вать­ся на уста­лость, окон­чив лишь часть пред­при­ня­то­го, но едва вспом­ню, что шесть­де­сят три года (3) от Пер­вой Пуни­че­ской вой­ны до исхо­да Вто­рой (4) заня­ли у меня столь­ко же книг, сколь­ко четы­ре­ста восемь­де­сят восемь лет от осно­ва­ния Горо­да до кон­суль­ства Аппия Клав­дия, начав­ше­го первую вой­ну с Кар­фа­ге­ном¹, (5) я начи­наю чув­ст­во­вать себя подоб­но чело­ве­ку, всту­пив­ше­му в море, — после пер­вых шагов по при­бреж­ной отме­ли раз­вер­за­ет­ся под нога­ми пучи­на, ухо­дит куда-то дно, и едва ли не раз­рас­та­ет­ся труд, на пер­вых порах, каза­лось, сокра­щав­ший­ся по мере про­дви­же­ния впе­ред.

(6) Пуни­че­ская вой­на окон­чи­лась миром, но вслед за нею тот­час нача­лась Македон­ская. (7) Она не мог­ла срав­нить­ся с пред­ше­ст­ву­ю­щей ни по опас­но­сти, ни по доб­ле­сти вра­же­ско­го вождя, ни по муже­ст­вен­но­му упор­ству сол­дат, но сули­ла едва ли не боль­ше сла­вы, ибо велась про­тив наро­да, издав­на зна­ме­ни­то­го, (8) знав­ше­го неко­гда вели­ких царей², силою ору­жия поко­рив­ше­го часть Евро­пы и еще бо́льшую — Азии³. Бое­вые дей­ст­вия про­тив Филип­па начи­на­лись еще за десять лет до того, но уже три года как были пре­рва­ны⁴, посколь­ку это­лий­цы⁵, сна­ча­ла вызвав­шие ту вой­ну, сами же при­ве­ли ее к мир­но­му исхо­ду. (9) Филипп, одна­ко, посто­ян­но нару­шал мир­ный дого­вор и с ними, и с дру­ги­ми наши­ми союз­ни­ка­ми в этих зем­лях, (10) а недав­но даже посы­лал Ган­ни­ба­лу и кар­фа­ге­ня­нам вой­ска и день­ги⁶. Тем заслу­жил он нена­висть рим­лян, и, когда пуни­че­ский мир раз­вя­зал им нако­нец руки, они ото­зва­лись на прось­бы афи­нян и сно­ва под­ня­лись на вой­ну с Филип­пом, кото­рый тем вре­ме­нем опу­сто­шил вла­де­ния Афин, а жите­лей запер в сте­нах их горо­да.

2. (1) Око­ло того же вре­ме­ни при­бы­ли в Рим послы и от царя Атта­ла и от родо­с­цев⁷, изве­стив­шие сенат, что Филипп под­стре­ка­ет к войне и горо­да Азии. (2) Послам отве­ти­ли, что ази­ат­ски­ми дела­ми сенат зай­мет­ся осо­бо. Обо всех сооб­ра­же­ни­ях, касав­ших­ся вой­ны с Македо­ни­ей, сооб­щи­ли кон­су­лам⁸, кото­рые нахо­ди­лись в ту пору в сво­их про­вин­ци­ях. (3) Тем вре­ме­нем к еги­пет­ско­му царю Пто­ле­мею отпра­ви­ли трех послов, Гая Клав­дия Неро­на, Мар­ка Эми­лия Лепида и Пуб­лия Сем­п­ро­ния Туди­та­на, дабы изве­стить его о победе над Ган­ни­ба­лом и пуний­ца­ми, побла­го­да­рить за вер­ность, (4) сохра­нен­ную в дни, когда от Рима отсту­пи­лись даже с.6 сосед­ние с ним союз­ные горо­да, и про­сить — на слу­чай, если Филипп сво­и­ми без­за­кон­ны­ми дей­ст­ви­я­ми доведет до вой­ны, — дабы царь Егип­та по-преж­не­му сохра­нил рас­по­ло­же­ние к рим­ско­му наро­ду⁹.

(5) При­мер­но тогда же нахо­див­ший­ся в Гал­лии кон­сул Пуб­лий Элий узнал, что перед его при­ездом в про­вин­цию бойи¹⁰ неод­но­крат­но втор­га­лись на терри­то­рию союз­ных пле­мен; (6) чтобы поло­жить конец таким набе­гам, он спеш­но набрал два леги­о­на и, при­со­еди­нив к ним четы­ре когор­ты из сво­его вой­ска, при­ка­зал пре­фек­ту союз­ни­ков¹¹ Гаю Ампию поспе­шить в зем­ли бой­ев через ту часть Умбрии, что назы­ва­ют Сапин­ской три­бой¹², сам же повел свое вой­ско по горам более пря­мым путем. (7) Всту­пив в пре­де­лы бой­ев, Ампий стал раз­ру­шать и истреб­лять все вокруг, дей­ст­вуя на пер­вых порах весь­ма успеш­но и не под­вер­га­ясь опас­но­сти. Он доволь­но удач­но рас­по­ло­жил лагерь непо­да­ле­ку от Мутиль­ской кре­по­сти¹³ и отпра­вил сол­дат на поля сни­мать уже созрев­шие к тому вре­ме­ни хле­ба, но не раз­ведал как сле­ду­ет мест­ность и не выста­вил кара­у­лы, (8) кото­рые в слу­чае напа­де­ния мог­ли бы защи­тить заня­тых жат­вой без­оруж­ных сол­дат. Вне­зап­но появив­ши­е­ся гал­лы окру­жи­ли их, даже те вои­ны, что были воору­же­ны, пере­пу­га­лись не мень­ше про­чих, и все обра­ти­лись в бег­ство. (9) Гал­лы пере­ре­за­ли почти семь тысяч чело­век, раз­бред­ших­ся по хлеб­ным полям, и в чис­ле их погиб сам пре­фект Гай Ампий. Осталь­ные, гони­мые стра­хом, сбе­жа­лись в лагерь. (10) Насто­я­ще­го коман­ди­ра у них не было, сол­да­ты посо­ве­ща­лись меж­ду собой и сле­дую­щей ночью, побро­сав почти все иму­ще­ство, лес­ны­ми дебря­ми добра­лись до сто­ян­ки кон­су­ла. (11) Не совер­шив в сво­ей про­вин­ции ниче­го достой­но­го упо­ми­на­ния, кро­ме опу­сто­ше­ний в зем­лях бой­ев да сою­за с лигу­рий­ца­ми-ингав­на­ми¹⁴, Элий воро­тил­ся в Рим.

3. (1) На пер­вом же созван­ном им весь­ма мно­го­люд­ном заседа­нии сена­та все еди­но­душ­но отка­за­лись обсуж­дать что бы то ни было, пока не раз­бе­рут жало­бы союз­ни­ков и не решат, как посту­пить с Филип­пом; сенат тут же этим занял­ся, (2) поста­но­вив, чтобы кон­сул Пуб­лий Элий послал под­хо­дя­ще­го чело­ве­ка, обле­чен­но­го вла­стью, и обя­зал бы это­го ново­го коман­дую­ще­го пере­пра­вить­ся в Македо­нию, при­няв от Гнея Окта­вия воз­вра­щав­ший­ся из Сици­лии флот¹⁵. (3) Послан был про­пре­тор Марк Вале­рий Леви́н. Он при­нял воз­ле Вибо­ны от Гнея Окта­вия трид­цать восемь кораб­лей и напра­вил­ся в Македо­нию, (4) где к нему явил­ся легат Марк Авре­лий¹⁶, рас­ска­зав­ший, сколь вели­ки вой­ско и флот, под­готов­лен­ные Филип­пом, (5) как сам царь и его послан­ные объ­ез­жа­ют не толь­ко горо­да на мате­ри­ке, но даже и ост­ро­ва, как соби­ра­ют они людей в свою армию, (6) и доба­вил, что вой­на эта будет сто­ить Риму огром­ных уси­лий, а пото­му дей­ст­во­вать надо немед­лен­но: в про­тив­ном слу­чае царь может решить­ся на то же, на что в свое вре­мя с несрав­нен­но мень­ши­ми сила­ми решил­ся Пирр¹⁷. Левин посо­ве­то­вал Авре­лию напи­сать обо всем кон­су­лам и сена­ту.

4. (1) В кон­це того же года сенат при­нял поста­нов­ле­ние отно­си­тель­но земель­ных участ­ков вете­ра­нам¹⁸, про­де­лав­шим со с.7 Сци­пи­о­ном афри­кан­скую кам­па­нию, — и тем, кото­ры­ми коман­до­вал он сам, и всем осталь­ным, кто вхо­дил в его вой­ско: пусть город­ской пре­тор¹⁹ Марк Юний назна­чит, (2) если сочтет это нуж­ным, десять чело­век²⁰, да пере­ме­рят они ото­шед­шие во вла­де­ние рим­ско­го наро­да зем­ли в Сам­нии и Апу­лии²¹ и разда­дут их вете­ра­нам. (3) В комис­сию вошли Пуб­лий Сер­ви­лий, Квинт Цеци­лий Метелл, Гай и Марк Сер­ви­лии по про­зви­щу Геми­ны, Луций и Авл Гости­лии Като­ны, Пуб­лий Вил­лий Тап­пул, Марк Фуль­вий Флакк, Пуб­лий Элий Пет, Тит Квинк­ций Фла­ми­нин.

(4) В те же дни в народ­ном собра­нии, созван­ном кон­су­лом Пуб­ли­ем Эли­ем, кон­су­ла­ми на сле­дую­щий год были избра­ны Пуб­лий Суль­пи­ций Галь­ба и Гай Авре­лий Кот­та, а пре­то­ра­ми — Квинт Мину­ций Руф, Луций Фурий Пур­пу­ре­он, Квинт Фуль­вий Гил­лон, Гай Сер­гий Плавт. (5) Куруль­ные эди­лы²² Луций Вале­рий Флакк и Луций Квинк­ций Фла­ми­нин устро­и­ли Рим­ские игры²³, с теат­раль­ны­ми пред­став­ле­ни­я­ми, пыш­ные и бога­тые. (6) Про­дол­жа­лись они два дня. Те же эди­лы рас­пре­де­ли­ли сре­ди граж­дан мно­же­ство зер­на, при­ве­зен­но­го из Афри­ки Пуб­ли­ем Сци­пи­о­ном, по четы­ре асса за меру, заслу­жив чест­ной и спра­вед­ли­вой разда­чей все­об­щую бла­го­дар­ность. (7) Состо­я­лись и Пле­бей­ские игры²⁴, повто­рен­ные в общей слож­но­сти три­жды пле­бей­ски­ми эди­ла­ми Луци­ем Апу­сти­ем Фул­ло­ном и Квин­том Мину­ци­ем Руфом, кото­ро­го потом из эди­лов выбра­ли сра­зу в пре­то­ры²⁵. По слу­чаю игр был устро­ен так­же пир Юпи­те­ру²⁶.

5. (1) На пять­сот пять­де­сят пер­вом году²⁷ от осно­ва­ния Горо­да в кон­суль­ство Пуб­лия Суль­пи­ция Галь­бы и Гая Авре­лия [200 г.] спу­стя лишь несколь­ко меся­цев после того, как даро­ван был мир кар­фа­ге­ня­нам, нача­лась вой­на с царем Филип­пом. (2) В мар­тов­ские иды, то есть в день, когда в те вре­ме­на кон­су­лы при­сту­па­ли к испол­не­нию сво­их обя­зан­но­стей²⁸, (3) сенат преж­де всех дру­гих дел по пред­ло­же­нию Пуб­лия Суль­пи­ция поста­но­вил: да почтят кон­су­лы тех богов, каких опре­де­лят сами, осо­бо обиль­ны­ми жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми и да обра­тят­ся к богам с такою молит­вою: (4) «Все, что, всту­пая в новую вой­ну, заду­ма­ли на бла­го сво­его государ­ства сенат и народ Рима, пусть завер­шит­ся удач­но и счаст­ли­во для рим­ско­го наро­да, его союз­ни­ков и лати­нов»²⁹; было поста­нов­ле­но так­же, что по окон­ча­нии свя­щен­ных обрядов и молеб­ст­вий кон­су­лы обсудят с сена­том состо­я­ние дел в государ­стве и рас­пре­де­ле­ние про­вин­ций. (5) Рим­ляне скло­ня­лись к войне, и раз­дра­же­ние их еще уси­ли­ли весь­ма кста­ти при­шед­шие пись­ма лега­та Авре­лия и про­пре­то­ра Вале­рия Леви­на, а так­же новое посоль­ство афи­нян. (6) Послы рас­ска­за­ли, что царь уже при­бли­жа­ет­ся к их гра­ни­цам и, если рим­ляне не при­дут им на помощь, захва­тит вско­ре не толь­ко при­над­ле­жа­щие Афи­нам поля и зем­ли, но и сам город. (7) Пись­ма Вале­рия и Авре­лия про­чи­та­ли, а послов афин­ских выслу­ша­ли лишь после того, как кон­су­лы сооб­щи­ли, что все обряды совер­ше­ны в стро­гом соот­вет­ст­вии с обы­ча­ем, что боги, по сло­вам гаруспи­ков³⁰, бла­го­склон­но при­ня­ли обра­щен­ные к ним моль­бы, с.8 что внут­рен­но­сти жерт­вен­ных живот­ных бла­го­при­ят­ны и пред­ве­ща­ют рас­ши­ре­ние гра­ниц, победу и три­умф³¹. (8) Сенат поста­но­вил выра­зить союз­ни­кам бла­го­дар­ность за вер­ность Риму, кото­рую они сохра­ни­ли, несмот­ря на опас­но­сти и угро­зу оса­ды; (9) что же до помо­щи, то ответ будет дан после того, как прой­дет жере­бьев­ка про­вин­ций и кон­сул, полу­чив­ший в управ­ле­ние Македо­нию, обра­тит­ся к наро­ду с пред­ло­же­ни­ем объ­явить вой­ну царю македо­нян Филип­пу³².

6. (1) Македо­ния доста­лась по жре­бию Пуб­лию Суль­пи­цию; он и пре­до­ста­вил наро­ду рас­смот­реть и одоб­рить пред­ло­жен­ный закон об объ­яв­ле­нии вой­ны Филип­пу и под­власт­ным ему македо­ня­нам, посколь­ку они нару­ши­ли дого­вор и напа­ли на союз­ни­ков Рима; дру­гой кон­сул, Авре­лий, полу­чил в управ­ле­ние Ита­лию. (2) Потом бро­са­ли жре­бий пре­то­ры. Гаю Сер­гию Плав­ту доста­лась город­ская пре­ту­ра, Квин­ту Фуль­вию Гил­ло­ну — Сици­лия, Квин­ту Мину­цию Руфу — зами­ре­ние брут­тий­цев, Луцию Фуль­вию Пур­пу­ре­о­ну^[3] — Гал­лия. (3) Пред­ло­жен­ный закон о войне с Македо­ни­ей был сна­ча­ла откло­нен в народ­ном собра­нии почти все­ми цен­ту­ри­я­ми³³ отча­сти пото­му, что люди, изму­чен­ные бес­ко­неч­ной тяже­лей­шей вой­ной, не мог­ли даже и помыс­лить о новых тяготах и опас­но­стях, (4) отча­сти же пото­му, что народ­ный три­бун Квинт Бебий пошел по издав­на прото­рен­но­му три­бу­на­ми пути³⁴ и обви­нил сена­то­ров в том, что они зате­ва­ют одну вой­ну за дру­гой, дабы народ нико­гда не мог насла­дить­ся миром. (5) Отцы-сена­то­ры, одна­ко, сми­рить­ся не захо­те­ли: в заседа­нии сена­та они осы­па­ли три­бу­на язви­тель­ны­ми упре­ка­ми и все напе­ре­бой побуж­да­ли кон­су­лов сно­ва созвать коми­ции, сно­ва поста­вить пред­ло­жен­ный закон на голо­со­ва­ние, (6) осудить народ за нера­де­ние его и рас­тол­ко­вать, сколь­ко вреда и бес­че­стья при­не­сет государ­ству отсроч­ка этой вой­ны.

7. (1) Кон­сул созвал граж­дан на Мар­со­во поле на народ­ное собра­ние и, перед тем как цен­ту­рии пошли голо­со­вать, обра­тил­ся к сход­ке³⁵ со сле­дую­щей речью: (2) «Сда­ет­ся мне, кви­ри­ты³⁶, что не при­хо­дит­ся вам выби­рать меж­ду вой­ной и миром, ибо Филипп тако­го выбо­ра вам не оста­вил, и на суше и на море он уже начал гото­вить боль­шую, тяж­кую вой­ну, а решать при­хо­дит­ся толь­ко одно: посы­лать ли леги­о­ны в Македо­нию или встре­чать вра­га здесь, на ита­лий­ской зем­ле. (3) Может быть, до недав­них пор вам не дово­ди­лось испы­тать, како­ва тут раз­ни­ца, но в послед­нюю Пуни­че­скую вой­ну вы позна­ли ее на опы­те. Нет сомне­ния: при­ди мы на помощь жите­лям Сагун­та, когда они ока­за­лись в оса­де и умо­ля­ли нас о помо­щи, столь же реши­тель­но и быст­ро, как наши пред­ки в свое вре­мя высту­пи­ли на под­держ­ку мамер­тин­цев³⁷, мы изба­ви­лись бы от бед­ст­вий, кото­рые сами же про­мед­ле­ни­ем сво­им себе на горе навлек­ли на Ита­лию, и вой­на отбу­ше­ва­ла бы в Испа­нии. (4) Бес­спор­но и то, что, вовре­мя послав в Македо­нию Леви­на во гла­ве флота, угро­жав­ше­го тут же раз­вер­нуть бое­вые дей­ст­вия у мор­ских ее бере­гов, мы при­нуди­ли остать­ся на месте того же Филип­па, когда он в пись­мах и через послов дого­во­рил­ся уже с Ган­ни­ба­лом и с.9 готов был пере­не­сти вой­ну в Ита­лию³⁸. (5) Теперь Ган­ни­бал изгнан, кар­фа­ге­няне раз­би­ты — так поче­му же мы мед­лим сде­лать то самое, на что реши­лись, когда враг сто­ял на нашей зем­ле? (6) При­ми­рим­ся с паде­ни­ем Афин, как при­ми­ри­лись мы когда-то с паде­ни­ем Сагун­та, и выка­жем тем царю всю нашу сла­бость, (7) и не через пять меся­цев, что пона­до­би­лись тогда Ган­ни­ба­лу, а через пять дней все­го Филипп, отплыв из Корин­фа³⁹, появит­ся в Ита­лии. (8) Вы ска­же­те, что никак нель­зя рав­нять Филип­па с Ган­ни­ба­лом, а македо­нян с кар­фа­ге­ня­на­ми. Пусть так. Но уж с Пирром-то во вся­ком слу­чае рав­нять его мож­но. Да что я гово­рю: рав­нять! Этот явно пре­вос­хо­дит того, да и народ македон­ский несрав­нен­но силь­нее. (9) Эпир все­гда был и до сего дня оста­ет­ся ничтож­ным при­дат­ком Македо­нии, а в руках у Филип­па весь Пело­пон­нес, под его вла­стью Аргос, гор­дый не толь­ко древ­ней сво­ей сла­вой, но и тем, что там нашел конец Пирр⁴⁰. (10) Срав­ни­те ту пору с нынеш­ней: во вре­ме­на Пир­ра Ита­лия про­цве­та­ла — не в при­мер тому, что сей­час; не рас­тра­че­ны были наши силы, гото­вые к бою сто­я­ли пол­ко­вод­цы и армии, кото­рых нын­че погло­ти­ла Пуни­че­ская вой­на, но и с ними сумел Пирр спра­вить­ся, победи­те­лем подо­шел почти к самым сте­нам Рима⁴¹. (11) На помощь ему тогда под­ня­лись не толь­ко жите­ли Тарен­та и с ними при­бреж­ные обла­сти, что зовут­ся Вели­кой Гре­ци­ей, — это мож­но понять, у них и про­зва­ние то же, и язык общий, — но от нас отпа­ли еще и лукан­цы, брут­тий­цы, сам­ни­ты. (12) Что ж вы дума­е­те — теперь, едва Филипп появит­ся в Ита­лии, они оста­нут­ся спо­кой­ны и сохра­нят нам вер­ность? Были они вер­ны нам при Ган­ни­ба­ле? Ни разу наро­ды эти не упу­сти­ли слу­чая пре­дать нас — раз­ве что не было вождя, к кому пере­бе­жать. (13) Если бы не реши­лись вы пере­пра­вить­ся в Афри­ку, Ган­ни­бал и кар­фа­ге­няне и сего­дня сто­я­ли бы в Ита­лии. Пусть же вой­на обру­шит­ся не на Ита­лию, а на Македо­нию, пусть лежат опу­сто­шен­ные огнем и мечом не наши, а ее горо­да и нивы. (14) Мы зна­ем по опы­ту, что наше ору­жие силь­нее, что бое­вые дей­ст­вия удач­нее, когда раз­во­ра­чи­ва­ют­ся не на род­ной зем­ле, а за ее пре­де­ла­ми. Иди­те же, да сопут­ст­ву­ют вам боги, голо­суй­те и при­ка­жи­те начать вой­ну, кото­рую в сво­ем поста­нов­ле­нии пред­ла­га­ют сена­то­ры. (15) Не я, кон­сул, жду от вас тако­го реше­ния, а воис­ти­ну сами боги бес­смерт­ные: совер­шая жерт­во­при­но­ше­ния, я молил их даро­вать этой войне исход бла­го­при­ят­ный для меня, для сена­та, для вас, для союз­ни­ков и лати­нов, для фло­тов и войск наших, и они зна­ме­ни­я­ми сво­и­ми воз­ве­сти­ли, что все завер­шит­ся удач­но и счаст­ли­во».

8. (1) После этой речи цен­ту­рии отправ­ле­ны были голо­со­вать и пове­ле­ли сена­ту объ­явить вой­ну. (2) Кон­су­лы по поста­нов­ле­нию сена­та назна­чи­ли трех­днев­ные молеб­ст­вия; народ, решив начать вой­ну про­тив царя Филип­па, воз­но­сил теперь во всех хра­мах моле­ния⁴² о нис­по­сла­нии ей бла­го­по­луч­но­го исхо­да. (3) Кон­сул Суль­пи­ций запро­сил жре­цов-феци­а­лов⁴³, будут ли они объ­яв­лять вой­ну само­му Филип­пу или доста­точ­но объ­явить ее в одной из македон­ских кре­по­стей, бли­же дру­гих рас­по­ло­жен­ной к гра­ни­це. Феци­а­лы с.10 ска­за­ли, что оба спо­со­ба закон­ны. (4) Сенат раз­ре­шил кон­су­лу выбрать сре­ди феци­а­лов посла, кото­рый отпра­вил­ся бы к царю объ­явить вой­ну, (5) после чего сена­то­ры заня­лись рас­пре­де­ле­ни­ем войск меж­ду кон­су­ла­ми и пре­то­ра­ми. Кон­су­лам при­ка­за­ли набрать каж­до­му по два леги­о­на, ста­рые же рас­пу­стить. (6) Суль­пи­цию, кото­ро­му выпа­ло на долю вести новую, сулив­шую мно­го сла­вы вой­ну, раз­ре­ши­ли набрать сколь­ко смо­жет доб­ро­воль­цев сре­ди вои­нов Сци­пи­о­на, вер­нув­ших­ся из Афри­ки, — брать же кого-либо из них в новое вой­ско про­тив их воли запре­ти­ли⁴⁴. (7) Кон­су­лов обя­за­ли пре­до­ста­вить пре­то­рам Луцию Фурию Пур­пу­ре­о­ну и Квин­ту Мину­цию Руфу по пять тысяч союз­ни­ков-лати­нов каж­до­му, дабы сила­ми их один удер­жи­вал Гал­лию, а дру­гой — Брут­тий. (8) Квинт Фуль­вий Гил­лон сам дол­жен был набрать себе пять тысяч вои­нов — союз­ни­ков и лати­нов — сре­ди сол­дат, вхо­див­ших ранее в вой­ско кон­су­ла Пуб­лия Элия, но отслу­жив­ших срок мень­ший, чем дру­гие, и с ними обо­ро­нять Сици­лию. (9) Мар­ку Вале­рию Фаль­то­ну, кото­рый в преды­ду­щем году как пре­тор ведал Кам­пан­ской про­вин­ци­ей, про­дли­ли власть на год, и теперь уже как про­пре­тор он дол­жен был отпра­вить­ся в Сар­ди­нию (10) и набрать в нахо­див­ших­ся там вой­сках еще пять тысяч союз­ни­ков-лати­нов из тех, что про­де­ла­ли мень­ше бое­вых кам­па­ний, неже­ли их това­ри­щи. (11) Кон­су­лы тоже полу­чи­ли при­каз набрать два город­ских леги­о­на⁴⁵, дабы в слу­чае необ­хо­ди­мо­сти дви­нуть­ся с ними про­тив тех наро­дов Ита­лии, что во вре­мя Пуни­че­ской вой­ны всту­пи­ли в союз с вра­гом и зата­и­ли зло­бу про­тив рим­лян. В насту­пав­шем году в рас­по­ря­же­нии государ­ства было, таким обра­зом, шесть леги­о­нов рим­ских граж­дан.

9. (1) В раз­гар под­готов­ки к войне при­бы­ли в Рим послы царя Пто­ле­мея и сооб­щи­ли, что афи­няне про­сят у него помо­щи про­тив Филип­па. (2) «Хотя вы и мы в рав­ной мере союз­ни­ки Афин, — про­дол­жа­ли послы, — царь не наме­рен посы­лать в Гре­цию ни вой­ско, ни флот ни для напа­де­ния, ни ради обо­ро­ны, без согла­сия рим­ско­го наро­да. (3) Буде народ Рима поже­ла­ет сам защи­щать сво­их союз­ни­ков, царь оста­нет­ся в сво­их пре­де­лах; а пред­по­чтут рим­ляне хра­нить мир, царь и тут спо­рить не станет и сам пошлет вой­ско, кото­рое без труда защи­тит Афи­ны от Филип­па». (4) Ответ гла­сил: сенат бла­го­да­рит царя Пто­ле­мея, но народ Рима при­вык сам защи­щать сво­их союз­ни­ков. Если рим­ля­нам в ходе пред­сто­я­щей вой­ны пона­до­бит­ся помощь, они обра­тят­ся к царю Пто­ле­мею, ибо хоро­шо зна­ют, сколь силь­на его дер­жа­ва — надеж­ный оплот и вер­ный союз­ник рим­ско­го государ­ства. (5) Послы, соглас­но осо­бо­му реше­нию сена­та, были ода­ре­ны — каж­дый полу­чил по пять тысяч ассов.

Покуда кон­су­лы наби­ра­ли леги­о­ны и гото­ви­лись к войне, граж­дане Рима — обыч­но являв­шие при­мер бла­го­че­стия, нака­нуне же новых войн тем паче — (6) поза­бо­ти­лись об испол­не­нии всех необ­хо­ди­мых обрядов. А так как моле­ния были уже воз­не­се­ны и бого­слу­же­ния во всех хра­мах совер­ше­ны, то, дабы не упу­стить ниче­го с.11 из при­ня­то­го в таких слу­ча­ях, реши­ли обя­зать кон­су­ла, полу­чив­ше­го в управ­ле­ние Македо­нию, обе­щать Юпи­те­ру дары и игры в его честь. (7) Вели­кий пон­ти­фик⁴⁶ Лици­ний, одна­ко, объ­явил, что не долж­но давать обет от име­ни государ­ства, не уста­но­вив зара­нее, какие день­ги для это­го сле­ду­ет тот­час же отло­жить, дабы их с дру­ги­ми не сме­ши­вать и не рас­хо­до­вать на вой­ну, — ина­че-де невоз­мож­но будет обет испол­нить, как поло­же­но по свя­щен­ным обрядам⁴⁷. (8) К таким сло­вам да и к чело­ве­ку, что про­из­нес их, нель­зя было не при­слу­шать­ся. Все же кон­су­лу пору­чи­ли обра­тить­ся к кол­ле­гии пон­ти­фи­ков и спро­сить, мож­но ли испол­нять обет, если зара­нее не уста­нов­ле­но, сколь­ко имен­но денег на то пред­на­зна­че­но. Пон­ти­фи­ки отве­ти­ли, что мож­но и это даже луч­ше, чем назна­чать сум­му зара­нее. (9) В соот­вет­ст­вии с таким их реше­ни­ем кон­сул вслед за вели­ким пон­ти­фи­ком про­из­нес сло­ва обе­та, какой обыч­но дава­ли на сле­дую­щие пять лет⁴⁸, (10) с той, одна­ко, раз­ни­цей, что денег на игры и на дары он обе­щал столь­ко, сколь­ко ко вре­ме­ни испол­не­ния обе­та⁴⁹ уста­но­вит сенат. В Риме до той поры восемь раз по обе­ту дава­ли Вели­кие игры, но все­гда гово­ри­лось, сколь­ко денег на них жерт­ву­ет­ся; то было впер­вые, что сум­ма пожерт­во­ва­ния оста­лась нена­зван­ной.

10. (1) Когда все помыс­лы были уже обра­ще­ны на вой­ну с Македо­ни­ей, вне­зап­но про­изо­шли собы­тия, кото­рых мень­ше все­го мож­но было ожи­дать: про­тив Рима начал­ся мятеж в Гал­лии⁵⁰. (2) Инсуб­ры, цено­ма­ны и бойи под­ня­ли цели­нов, иль­ва­тов и дру­гие лигу­рий­ские пле­ме­на, во гла­ве их стал кар­фа­ге­ня­нин Гамиль­кар, остав­ший­ся в этих местах после раз­гро­ма армии Газ­д­ру­ба­ла, и гал­лы обру­ши­лись на Пла­цен­тию⁵¹. (3) Они раз­гра­би­ли город, в яро­сти сожгли бо́льшую его часть, так что сре­ди обго­ре­лых раз­ва­лин юти­лись едва две тыся­чи чело­век, остав­ших­ся в живых, а затем пере­пра­ви­лись через Пад, дабы раз­гра­бить так­же и Кре­мо­ну. (4) Но весть о гибе­ли сосед­не­го горо­да опе­ре­ди­ла их; коло­ни­сты успе­ли запе­реть ворота, рас­ста­ви­ли на сте­нах кара­у­лы, рас­счи­ты­вая, что так они при­нудят гал­лов по край­ней мере отка­зать­ся от при­сту­па и начать оса­ду, сами же посла­ли гон­цов к рим­ско­му пре­то­ру. (5) Во гла­ве про­вин­ции сто­ял в ту пору Луций Фурий Пур­пу­ре­он. По реше­нию сена­та он еще рань­ше рас­пу­стил нахо­див­шу­ю­ся здесь армию, оста­вив себе лишь пять тысяч союз­ни­ков и лати­нов и раз­бил лагерь непо­да­ле­ку, в окрест­но­стях Ари­ми­на⁵². Он тот­час напи­сал сена­ту, в каком смя­те­нии про­вин­ция: (6) из двух коло­ний, уцелев­ших в самые тяж­кие вре­ме­на Пуни­че­ской вой­ны, одна захва­че­на вра­гом и раз­граб­ле­на, дру­гая в оса­де, (7) он же не в силах прий­ти на помощь тер­пя­щим бед­ст­вие, если не хочет обречь на убой свои пять тысяч союз­ни­ков, выста­вив их про­тив соро­ка­ты­сяч­но­го вой­ска гал­лов, и так вооду­шев­лен­ных раз­гро­мом рим­ской коло­нии.

11. (1) Выслу­шав пись­мо, сена­то­ры отда­ли рас­по­ря­же­ние кон­су­лу Гаю Авре­лию тот­час же отпра­вить в Ари­мин вой­ско, кото­рое, соглас­но более ран­не­му поста­нов­ле­нию, долж­но было в с.12 назна­чен­ный день собрать­ся в Этру­рии. (2) Если не нане­сет то ущер­ба государ­ст­вен­ным инте­ре­сам, гово­ри­лось далее в рас­по­ря­же­нии сена­та, пусть кон­сул сам высту­пит на подав­ле­ние мятеж­ных гал­лов; (3) если же нет — пусть напи­шет пре­то­ру, чтобы тот по при­бы­тии леги­о­нов Авре­лия ото­слал на их место в Этру­рию свои пять тысяч союз­ни­ков, а сам, воз­гла­вив ново­при­быв­ших, шел бы осво­бож­дать коло­нии от оса­ды. (4) Сенат поста­но­вил так­же напра­вить послов в Афри­ку — сна­ча­ла в Кар­фа­ген, затем их же в Нуми­дию к Маси­нис­се⁵³. (5) Кар­фа­ге­ня­нам послы долж­ны были объ­явить, что Гамиль­кар, граж­да­нин их горо­да, при­дя в Гал­лию с арми­ей Газ­д­ру­ба­ла или, может быть, поз­же, с арми­ей Маго­на⁵⁴, — в точ­но­сти неиз­вест­но, — остал­ся здесь и в нару­ше­ние дого­во­ра про­дол­жа­ет бое­вые дей­ст­вия, (6) под­стре­ка­ет гал­лов и лигу­рий­цев к войне про­тив рим­ско­го наро­да, так что, если кар­фа­ге­няне доро­жат миром, им сле­ду­ет вызвать Гамиль­ка­ра к себе и выдать его рим­ля­нам. (7) Кро­ме того, послам веле­но было ска­зать кар­фа­ге­ня­нам, что Риму до сих пор воз­вра­ще­ны не все пере­беж­чи­ки и что мно­гие из них, как ста­ло извест­но рим­ско­му сена­ту, откры­то рас­ха­жи­ва­ют по ули­цам Кар­фа­ге­на; пере­беж­чи­ков над­ле­жит разыс­кать, взять под стра­жу и во испол­не­ние мир­но­го дого­во­ра пере­дать победи­те­лям. Вот что пору­чил сенат ска­зать кар­фа­ге­ня­нам. (8) Маси­нис­су же при­ка­за­но было поздра­вить с тем, что он не толь­ко вос­ста­но­вил цар­ство отца в преж­них пре­де­лах, но еще и уве­ли­чил его, при­ба­вив к былым вла­де­ни­ям самые цве­ту­щие зем­ли Сифа­ка⁵⁵. (9) Послам пору­чи­ли так­же сооб­щить Маси­нис­се, что Рим всту­пил в вой­ну с царем Филип­пом, кото­рый и в преж­нее вре­мя помо­гал кар­фа­ге­ня­нам, неспра­вед­ли­во при­тес­нял союз­ни­ков рим­лян, так что в самый раз­гар вой­ны в Ита­лии сена­ту при­шлось посы­лать флоты и вой­ска в Гре­цию, тем самым надол­го задер­жав их высад­ку в Афри­ке; (10) под конец послам над­ле­жа­ло попро­сить Маси­нис­су под­дер­жать рим­лян в пред­сто­я­щей войне и при­слать свою кон­ни­цу. (11) Послам вру­чи­ли для пере­да­чи Маси­нис­се бога­тые дары: золотые и сереб­ря­ные сосуды, (12) пур­пур­ную тогу, туни­ку, рас­ши­тую золоты­ми паль­мо­вы­ми вет­вя­ми, а так­же жезл сло­но­вой кости, окайм­лен­ную тогу и куруль­ное крес­ло⁵⁶. Послам веле­но было обе­щать Маси­нис­се, что и впредь, буде захо­чет он укре­пить свою власть либо рас­ши­рить гра­ни­цы вла­де­ний, рим­ский народ, памя­туя о заслу­гах его, охот­но ока­жет ему помощь. (13) В те же дни в сенат яви­лись и послы от Вер­ми­ны, сына Сифа­ка; они тол­ко­ва­ли о моло­до­сти сво­его пове­ли­те­ля, о его заблуж­де­нии и всю вину за слу­чив­ше­е­ся воз­ла­га­ли на кар­фа­ге­нян. (14) Маси­нис­са тоже, гово­ри­ли они, стал дру­гом рим­лян, сна­ча­ла быв их вра­гом, вот и Вер­ми­на отныне при­ло­жит все силы, дабы ни Маси­нис­са, ни кто иной не пре­взо­шли его в выпол­не­нии дол­га перед рим­ским наро­дом. Послы про­си­ли сенат при­знать Вер­ми­ну царем, союз­ни­ком и дру­гом Рима. (15) Ответ послам Вер­ми­ны был дан такой: без вся­кой при­чи­ны Сифак, отец Вер­ми­ны, из союз­ни­ка и дру­га рим­ско­го наро­да сде­лал­ся вдруг его вра­гом; сам Вер­ми­на с ран­ней юно­сти сра­жал­ся с.13 про­тив рим­лян. (16) Так что и теперь, преж­де чем при­зна­ют его царем, союз­ни­ком и дру­гом, над­ле­жит ему испро­сить мир у рим­ско­го наро­да. А зва­ния дру­зей и союз­ни­ков рим­ляне дают в виде осо­бой чести и лишь тем царям, чьи заслу­ги пред Римом вели­ки и зна­чи­тель­ны. (17) В Афри­ку при­бу­дут вско­ро­сти рим­ские послы, сенат пору­чит им пере­дать Вер­мине усло­вия мира; захо­чет он что-либо в этих усло­ви­ях устра­нить или изме­нить, что-либо к ним доба­вить, пусть сно­ва обра­тит­ся к сена­ту. (18) Вот с каки­ми пору­че­ни­я­ми отпра­ви­лись посла­ми в Афри­ку Гай Терен­ций Варрон, Спу­рий Лукре­ций и Гней Окта­вий — каж­дый на осо­бой квин­кве­ре­ме⁵⁷.

12. (1) В сена­те про­чи­та­но было пись­мо Квин­та Мину­ция — пре­то­ра, ведав­ше­го Брут­ти­ем. «Ночью в Локрах, — писал он, — из сокро­вищ­ни­цы хра­ма Про­зер­пи­ны похи­ще­ны день­ги; ника­ких сле­дов, кото­рые помог­ли бы най­ти зло­умыш­лен­ни­ков, нет». (2) Сена­то­ры при­шли в него­до­ва­ние: совсем недав­но так мно­го шуму наде­ла­ло пре­ступ­ле­ние Пле­ми­ния⁵⁸; выхо­дит, постиг­шая его кара так и не послу­жи­ла нико­му остраст­кой, свя­тотат­ства про­дол­жа­ют­ся и про­дол­жа­ют­ся. (3) Сенат пору­чил кон­су­лу Гаю Авре­лию напи­сать в Брут­тий пре­то­ру пись­мо тако­го содер­жа­ния: «Сена­ту угод­но, чтобы след­ст­вие по делу об ограб­ле­нии сокро­вищ­ни­цы велось так же, как три года назад вел подоб­ное дело пре­тор Марк Пом­по­ний⁵⁹; (4) день­ги, какие най­дут, воз­вра­тить в храм; недо­ста­чу, слу­чись тако­вая, вос­пол­нить; для очи­ще­ния осквер­нен­но­го хра­ма, если пре­тор сочтет это необ­хо­ди­мым, про­ве­сти иску­пи­тель­ные обряды, как были они уста­нов­ле­ны в про­шлый раз пон­ти­фи­ка­ми». (5) Свя­тотат­ство это над­ле­жа­ло иску­пить тем более, что в те же при­мер­но дни во мно­гих местах явле­ны были зна­ме­ния. В Лука­нии, как сооб­ща­ли, пыла­ло небо; в При­верне при без­вет­рен­ной и ясной пого­де целый день сто­я­ло в небе баг­ро­вое солн­це; (6) в Лану­вии в хра­ме Юно­ны Спа­си­тель­ни­цы⁶⁰ вне­зап­но послы­шал­ся сре­ди ночи оглу­ши­тель­ный гро­хот; все чаще то живот­ные, то жен­щи­ны при­но­си­ли зло­ве­щий мерз­кий плод: в Сабин­ской обла­сти явил­ся на свет мла­де­нец непо­нят­но­го пола, не муж­ско­го и не жен­ско­го; отыс­ка­ли и еще одно­го дву­по­ло­го, дожив­ше­го уже до шест­на­дца­ти лет. (7) Во Фру­зи­ноне родил­ся ягне­нок со сви­ной голо­вой, в Сину­эс­се — поро­се­нок с чело­ве­чьей; в Лука­нии на обще­ст­вен­ном поле — жере­бе­нок о пяти ногах. (8) Без­образ­ные эти созда­ния каза­лись гнус­ны­ми порож­де­ни­я­ми запу­тав­шей­ся при­ро­ды. Наи­боль­шее отвра­ще­ние вызы­ва­ли полу­муж­чи­ны-полу­жен­щи­ны, их при­ка­за­ли тот­час же вывез­ти в море, как посту­пи­ли уже одна­жды с таки­ми чуди­ща­ми неза­дол­го до того, в кон­суль­ство Гая Клав­дия и Мар­ка Ливия⁶¹. (9) Децем­ви­рам, одна­ко же, пове­ле­ли спра­вить­ся об этих зна­ме­ни­ях в Кни­гах⁶². По кни­гам выхо­ди­ло: сле­ду­ет испол­нить те же обряды, какие испол­ня­лись и преж­де, да, кро­ме того, ска­за­ли децем­ви­ры, надо, чтобы три хора по девя­ти дев про­шли по все­му горо­ду, рас­пе­вая свя­щен­ный гимн, и была бы дара­ми уми­ло­стив­ле­на Юно­на Цари­ца⁶³. (10) Кон­сул Гай Кор­не­лий^[2] следил, чтобы все это с.14 было испол­не­но в точ­но­сти, как пове­ле­ли жре­цы-децем­ви­ры. В про­шлый раз пели гимн, сло­жен­ный Ливи­ем⁶⁴, на сей раз гимн сло­жил Пуб­лий Лици­ний Тегу­ла.

13. (1) После того как были завер­ше­ны все очи­сти­тель­ные обряды, — ибо даже и в Локрах Квинт Мину­ций разыс­кал свя­тотат­цев, и из их иму­ще­ства воз­ме­стил хра­му похи­щен­ное, — и кон­су­лы собра­лись было уже отпра­вить­ся по сво­им про­вин­ци­ям, (2) как мно­гие част­ные граж­дане обра­ти­лись в сенат, напо­ми­ная, что на этот имен­но год при­хо­дит­ся третья выпла­та в пога­ше­ние зай­ма, кото­рый они в свое вре­мя в кон­суль­ство Мар­ка Вале­рия и Мар­ка Клав­дия [210 г.] пре­до­ста­ви­ли государ­ству⁶⁵, (3) кон­су­лы же отка­за­ли им, объ­явив, что пла­тить не из чего — каз­ны едва достанет на сна­ря­же­ние судов и войск, необ­хо­ди­мых для новой вой­ны. (4) Сенат не остал­ся глух к сето­ва­ни­ям жалоб­щи­ков. «Государ­ство, — гово­ри­ли они, — ведет вой­ны бес­пре­стан­но, одну за дру­гой, и день­ги, что дали мы на одну, рас­хо­ду­ют­ся на сле­дую­щую; вот и выхо­дит, что день­ги у нас все рав­но как ото­бра­ли в каз­ну, — мы помог­ли государ­ству, а с нами посту­па­ют как с теми, кто навредил». (5) Тре­бо­ва­ния граж­дан были закон­ны, одна­ко денег на выпла­ту дол­га у государ­ства не было, (6) и тогда сена­то­ры при­ня­ли реше­ние, как бы сред­нее меж­ду спра­вед­ли­вым и выгод­ным: посколь­ку боль­шин­ство сето­ва­ло на то, что кру­гом рас­про­да­ет­ся зем­ля, им же край­няя нуж­да в день­гах на покуп­ку ее, сенат поста­но­вил пре­до­ста­вить им участ­ки из обще­ст­вен­ной зем­ли в пре­де­лах пяти­де­ся­ти миль от Рима; (7) а кон­су­лам такие участ­ки оце­нить и взять за поль­зо­ва­ние по ассу с юге­ра⁶⁶; (8) когда же государ­ство смо­жет выпла­тить долг, то, если кто пред­по­чтет день­ги, пусть воз­вра­тит уча­сток. (9) Граж­дане с радо­стью согла­си­лись на такие усло­вия. Участ­ки эти про­зва­ли «третья доля», пото­му что розда­ны они были в пога­ше­ние третьей части зай­ма.

14. (1) Вско­ре затем Пуб­лий Суль­пи­ций при­нес обе­ты на Капи­то­лии и высту­пил из Рима, окру­жен­ный лик­то­ра­ми⁶⁷, оде­ты­ми в поход­ные пла­щи. (2) При­быв в Брун­ди­зий⁶⁸, он рас­пре­де­лил по леги­о­нам вете­ра­нов афри­кан­ской армии, изъ­явив­ших жела­ние про­дол­жать служ­бу, выбрал кораб­ли из тех, что были под нача­лом Гнея Кор­не­лия, вышел в море и на сле­дую­щий день выса­дил­ся в Македо­нии. (3) Тут пред­ста­ли перед ним афин­ские послы, умо­ляя выз­во­лить их город из оса­ды. В Афи­ны немед­лен­но отправ­лен был Клав­дий Цен­тон с тыся­чей вои­нов на два­дца­ти бое­вых кораб­лях. (4) Царь Филипп, заня­тый в это вре­мя воен­ны­ми дей­ст­ви­я­ми под Абидо­сом⁶⁹, сам оса­дой Афин не руко­во­дил. Он уже сра­зил­ся на море с родос­ца­ми и царем Атта­лом, в обе­их бит­вах потер­пел пора­же­ние, (5) одна­ко по-преж­не­му был пре­ис­пол­нен веры в свои силы, как отто­го, что вооб­ще отли­чал­ся само­на­де­ян­но­стью, так и отто­го, что заклю­чил союз с царем Сирии Антиохом, — узнав о смер­ти царя Пто­ле­мея⁷⁰, оба они ста­ли гото­вить­ся к напа­де­нию на Еги­пет и уже успе­ли поде­лить его меж­ду собой.

с.15 (6) Афи­няне навлек­ли на себя вой­ну с Филип­пом — без достой­ной при­чи­ны и не пони­мая, что от было­го вели­чия у них не оста­ва­лось уже ниче­го, кро­ме занос­чи­во­сти. (7) Нача­лось с того, что в дни Элев­син­ских мисте­рий двое юно­шей-акар­нан­цев⁷¹ вошли вме­сте с тол­пой в храм Цере­ры⁷², не будучи при­об­ще­ны к таин­ствам и не зная, что непо­свя­щен­ным нахо­дить­ся здесь запре­ще­но. (8) Речи их и вопро­сы, кото­рые они зада­ва­ли, зву­ча­ли для посвя­щен­ных неле­по и сра­зу же их выда­ли. Юно­шей при­ве­ли к пред­ста­те­лям хра­ма и, хотя всем было ясно, что вошли они в свя­ти­ли­ще нена­ро­ком, их уби­ли, буд­то винов­ных в неслы­хан­ном свя­тотат­стве. (9) О таком поступ­ке, столь же бес­со­вест­ном, сколь враж­деб­ном, акар­нан­цы доло­жи­ли Филип­пу, доби­лись от него помо­щи и согла­сия, что они пой­дут на афи­нян вой­ной. (10) Пылая него­до­ва­ни­ем, они огнем и мечом опу­сто­ши­ли зем­ли Атти­ки и воро­ти­лись к себе, нагру­жен­ные добы­чей. Тогда с обе­их сто­рон при­ня­ты были поста­нов­ле­ния о войне, и она нача­лась — насто­я­щая, по всем пра­ви­лам. (11) Тем вре­ме­нем царь Аттал и родо­с­цы, пре­сле­дуя отсту­пав­ше­го в свои пре­де­лы Филип­па, выса­ди­лись на Эгине⁷³. Отсюда Аттал напра­вил­ся в Пирей⁷⁴, дабы под­твер­дить и воз­об­но­вить союз­ный дого­вор с Афи­на­ми. (12) Весь город вышел ему навстре­чу — граж­дане с жена­ми и детьми, жре­цы в обла­че­нии, даже боги, каза­лось, сошли со сво­их под­но­жий, чтобы его при­вет­ст­во­вать⁷⁵.

15. (1) Народ тут же собра­ли на сход­ку, дабы царь мог перед все­ми рас­ска­зать о сво­их наме­ре­ни­ях. Вско­ре, одна­ко, дога­да­лись, что при­лич­нее будет царю поведать о сво­их наме­ре­ни­ях пись­мен­но, (2) неже­ли крас­неть, исчис­ляя при­люд­но свои бла­го­де­я­ния под воз­гла­сы одоб­ре­ния и изъ­яв­ле­ния неуме­рен­ной лести, на кото­рую все­гда столь щед­ра тол­па. (3) В пись­ме, обра­щен­ном к собра­нию и там же про­чи­тан­ном, царь поми­нал сна­ча­ла о том, что сде­лал он для Афин, затем об успе­хах сво­их в борь­бе с Филип­пом (4) и под конец при­зы­вал афи­нян всту­пить в вой­ну тот­час же, покуда и сам он, и родо­с­цы, и даже рим­ляне на их сто­роне: если упу­сти­те вре­мя, писал он, (5) потом будет позд­но. Затем высту­пи­ли родос­ские послы. Бла­го­де­я­ние, толь­ко что ока­зан­ное родос­ца­ми горо­ду, было еще у всех све­жо в памя­ти — четы­ре недав­но захва­чен­ных македо­ня­на­ми афин­ских бое­вых кораб­ля они отби­ли и вер­ну­ли афи­ня­нам⁷⁶. По всем этим при­чи­нам афи­няне с вели­ким еди­но­ду­ши­ем реши­ли начать вой­ну с Филип­пом. (6) Спер­ва царь Аттал, а затем и родо­с­цы удо­сто­и­лись чрез­вы­чай­ных поче­стей: с это­го вре­ме­ни впер­вые упо­ми­на­ет­ся три­ба, учреж­ден­ная сверх преж­них деся­ти и назван­ная Атта­ло­вой⁷⁷; народ Родо­са полу­чил золо­той венок за доб­лесть (7) и пра­во афин­ско­го граж­дан­ства — так же как преж­де пре­до­ста­ви­ли родо­с­цы пра­во сво­его граж­дан­ства афи­ня­нам. (8) После все­го это­го царь Аттал вер­нул­ся к сво­е­му флоту на Эги­ну, а родо­с­цы отплы­ли с Эги­ны на Кию⁷⁸ и оттуда домой, посе­тив дру­гие ост­ро­ва и при­няв в свой союз их все, кро­ме Анд­ро­са, Паро­са и Кит­на⁷⁹, ибо там сто­я­ли македон­ские гар­ни­зо­ны. (9) Аттал же на Эгине пре­бы­вал в пол­ном без­дей­ст­вии, — он отпра­вил гон­цов с с.16 вестя­ми в Это­лию⁸⁰ и ожи­дал оттуда ответ­но­го посоль­ства. (10) Это­лий­цы, одна­ко, были весь­ма доволь­ны тем, что, худо ли хоро­шо ли, суме­ли заклю­чить мир с Филип­пом, и теперь вовсе не жаж­да­ли всту­пить в вой­ну на сто­роне Атта­ла. Если бы в те дни Аттал и родо­с­цы не дали Филип­пу пере­дыш­ки, они суме­ли бы соб­ст­вен­ны­ми сила­ми осво­бо­дить Гре­цию и стя­жа­ли бы себе тем вели­кую сла­ву. (11) Но они допу­сти­ли его пере­пра­вить­ся через Гел­лес­понт, рас­по­ло­жить­ся во Фра­кии и собрать­ся с сила­ми и тем затя­ну­ли дело, усту­пив всю сла­ву рим­ля­нам, кото­рым и суж­де­но было вести эту вой­ну и завер­шить ее победой.

16. (1) Филипп дей­ст­во­вал, напро­тив того, реши­тель­но и уве­рен­но, как подо­ба­ет царю. Он, хоть и не совла­дал с таки­ми вра­га­ми, как Аттал и родо­с­цы, ничуть не испу­ган­ный даже надви­гав­шей­ся вой­ной с рим­ля­на­ми, (2) отпра­вил одно­го из сво­их пол­ко­вод­цев, неко­е­го Филок­ла, с дву­мя тыся­ча­ми пеших и с дву­мя сот­ня­ми кон­ных опу­сто­шать зем­лю афи­нян, (3) флот же пере­дал Герак­лиду, дабы он дви­гал­ся к Маро­нее, сам же с дву­мя тыся­ча­ми лег­ко­во­ору­жен­ных пехо­тин­цев да с дву­мя сот­ня­ми всад­ни­ков всту­пил во вла­де­ния это­го горо­да. (4) Маро­нею Филипп захва­тил с пер­во­го при­сту­па, потом дол­го и упор­но оса­ждал Энос⁸¹ и нако­нец овла­дел им тоже, бла­го­да­ря измен­ни­ку Кал­ли­меду, пре­фек­ту горо­да, постав­лен­но­му здесь Пто­ле­ме­ем. Одно за дру­гим взял Филипп укреп­ле­ния Кип­се­лу, Дориск и Серрей. (5) Оттуда он про­дви­нул­ся к Хер­со­не­су и при­нял под свою руку по доб­рой воле сдав­ши­е­ся ему Эле­унт и Ало­пе­кон­нес. Сда­лись ему так­же Кал­ли­поль, Мадит и еще несколь­ко неболь­ших кре­по­стей. (6) Лишь жите­ли Абидо­са закры­ли перед царем ворота⁸², не при­ня­ли его послов, и тут Филип­пу при­шлось оста­но­вить­ся. Дол­го дли­лась оса­да, и город высто­ял бы, но Аттал и родо­с­цы от него отсту­пи­лись: (7) Аттал послал для обо­ро­ны Абидо­са все­го-навсе­го три­ста вои­нов, а родо­с­цы — одну-един­ст­вен­ную квад­ри­ре­му из того флота, что сто­ял у Тенедо­са⁸³. (8) После уже, когда жите­ли были вко­нец изму­че­ны оса­дой, Аттал пере­пра­вил­ся на мате­рик, подо­шел к горо­ду да так и не ока­зал насто­я­щей помо­щи ни с суши, ни с моря, лишь воз­будив у абидо­с­цев напрас­ные надеж­ды.

17. (1) Жите­ли Абидо­са сна­ча­ла рас­ста­ви­ли на сте­нах бое­вые маши­ны и тем не толь­ко пре­гра­ди­ли вра­гу доступ с суши, но и кораб­лям непри­я­тель­ским уже невоз­мож­но ста­ло оста­вать­ся в гава­ни. (2) Когда же все-таки внеш­ние сте­ны ока­за­лись про­лом­ле­ны, а под­ко­пы дошли уже и до наспех соору­жен­ных внут­рен­них стен, абидо­с­цы отпра­ви­ли к царю послов дого­ва­ри­вать­ся об усло­ви­ях сда­чи. (3) Они хоте­ли дого­во­рить­ся так, чтобы родос­ским кораб­лям со все­ми, кто на них нахо­дил­ся, и вои­нам, кото­рых при­слал Аттал, поз­во­ле­но было бес­пре­пят­ст­вен­но поки­нуть Абидос, им же самим пусть царь раз­ре­шит уйти из горо­да в одной лишь одеж­де. (4) Филипп отка­зал­ся обсуж­дать усло­вия, потре­бо­вал, чтобы Абидос сдал­ся на милость победи­те­ля; и послы воро­ти­лись с этим отве­том. Жите­ли при­шли в него­до­ва­ние и отча­я­ние, вско­ре обра­тив­ше­е­ся в с.17 ярость. (5) Безу­мие, неко­гда вла­дев­шее сагун­тин­ца­ми, охва­ти­ло теперь и их. Жен­щин веле­но было запе­реть в хра­ме Диа­ны⁸⁴; сво­бод­но­рож­ден­ных маль­чи­ков, дев и даже мла­ден­цев с кор­ми­ли­ца­ми — в гим­на­сии⁸⁵, (6) на пло­щадь сне­сти все золо­то и сереб­ро, а на сто­яв­шие в гава­ни кораб­ли, один — родос­ский, дру­гой — из Кизи­ка⁸⁶, сва­лить всю доро­гую одеж­ду; при­звать жре­цов, при­ве­сти жерт­вен­ных живот­ных, рас­ста­вить сре­ди пло­ща­ди алта­ри. (7) Выбра­ны были люди, кото­рым при­ка­за­ли не сво­дить глаз с про­ло­мов в сте­нах, где граж­дане горо­да бились с непри­я­те­лем, и едва лишь граж­дане эти будут уби­ты, тот­час пере­ре­зать всех жен­щин и детей, сбро­сить в море сло­жен­ное на кораб­лях золо­то, сереб­ро и доро­гие оде­я­ния и, где толь­ко удаст­ся, (8) запа­лить обще­ст­вен­ные зда­ния и дома жите­лей. (9) Пред­во­ди­мые жре­ца­ми, рас­пе­вав­ши­ми свои мрач­ные и страш­ные гим­ны, при­но­сят абидо­с­цы клят­ву свер­шить до кон­ца все эти зло­дей­ства, а те, кому воз­раст поз­во­ля­ет носить ору­жие, кля­нут­ся либо воз­вра­тить­ся с победой, либо уме­реть. (10) Вер­ные сво­ей клят­ве богам, сра­жа­лись они столь отваж­но, что царь испу­гал­ся их ярост­но­го упор­ства и оста­но­вил бит­ву, не дожи­да­ясь наступ­ле­ния ночи. (11) Ста­рей­ши­ны горо­да, кото­рым пору­че­но было испол­нить самое жесто­кое из заду­ман­ных зло­де­я­ний, увидев, что из боя вер­ну­лась лишь куч­ка изра­нен­ных, изму­чен­ных бой­цов, реши­ли пору­чить жре­цам с пер­вы­ми луча­ми солн­ца, надев­ши на голо­вы свя­щен­ные повяз­ки, отпра­вить­ся к Филип­пу, дабы сдать город.

18. (1) Город еще не был сдан, когда Марк Эми­лий, самый моло­дой из трех послов, что были ранее отправ­ле­ны в Алек­сан­дрию⁸⁷, услы­хал об оса­де Абидо­са; с согла­сия сото­ва­ри­щей отпра­вил­ся он к Филип­пу и потре­бо­вал отве­та — зачем тот пошел вой­ною про­тив Атта­ла и жите­лей Родо­са, (2) а теперь к тому же еще и оса­дил Абидос? Царь отве­тил, что Аттал и жите­ли Родо­са дав­но уже доку­ча­ют ему сво­и­ми напа­де­ни­я­ми. «Ну а абидо­с­цы, — спро­сил Эми­лий, — что же, и они напа­ли на тебя пер­вы­ми?» (3) Чело­ве­ку, не при­вык­ше­му выслу­ши­вать прав­ду, такой вопрос, обра­щен­ный к царю, пока­зал­ся недо­пу­сти­мо дерз­ким. «Воз­раст твой и кра­сота, — ска­зал он, — а более все­го твоя при­над­леж­ность к рим­ско­му пле­ме­ни дела­ют тебя слиш­ком дерз­ким. (4) Я желаю преж­де все­го, чтобы вы пом­ни­ли о дого­во­ре и жили со мной в мире. Если же взду­ма­е­те испы­ты­вать мое тер­пе­ние и попы­та­е­тесь пой­ти на меня вой­ною, я сумею дать вам урок, и вы на поле бра­ни убеди­тесь, что мощь македон­ско­го цар­ства и сла­ва его ни в чем не усту­па­ют рим­ским». (5) С эти­ми сло­ва­ми Филипп отпу­стил посла⁸⁸. Он при­нял все золо­то и сереб­ро, кото­рое в Абидо­се было куча­ми сва­ле­но на ули­цах, плен­ных, одна­ко ему не доста­лось ни одно­го чело­ве­ка, (6) ибо оса­жден­ные при­шли в неистов­ство, посчи­тав, буд­то пре­да­ли пав­ших, и, осы­пая упре­ка­ми, назы­вая клят­во­пре­ступ­ни­ка­ми и самих себя, а более все­го жре­цов, что сами же ранее клят­вен­но обрек­ли их на смерть, а теперь хотят живы­ми отдать в руки вра­га, (7) бро­си­лись уби­вать жен сво­их и детей, а потом в каком-то с.18 вос­тор­ге ста­ли истреб­лять самих себя на ули­цах горо­да. Пора­жен­ный таким их безу­ми­ем, царь при­ка­зал сво­им вои­нам оста­но­вить­ся и объ­явил абидос­цам, что дает им три дня, чтобы пре­дать себя смер­ти. (8) За этот срок побеж­ден­ные свер­ши­ли над собой более зло­де­я­ний, чем свер­шил бы самый сви­ре­пый победи­тель, и ни один не попал в плен, если не счи­тать тех, кто либо был в око­вах, либо по дру­гим при­чи­нам лишен воз­мож­но­сти отнять у себя жизнь. (9) Оста­вив в Абидо­се гар­ни­зон, Филипп воз­вра­тил­ся в свои пре­де­лы. Подоб­но тому как неко­гда гибель Сагун­та скло­ни­ла помыс­лы Ган­ни­ба­ла к войне про­тив рим­лян, так и гибель Абидо­са вну­ши­ла сход­ные наме­ре­ния Филип­пу. При­ска­кав­шие гон­цы доло­жи­ли ему, что кон­сул уже всту­пил в Эпир и рас­по­ло­жил на зиму сухо­пут­ные вой­ска в Апол­ло­нии, а мор­ские — на Кор­ки­ре⁸⁹.

19. (1) Тем вре­ме­нем послы, что нахо­ди­лись в Афри­ке, полу­чи­ли нако­нец ответ отно­си­тель­но Гамиль­ка­ра, кото­рый по-преж­не­му сто­ял во гла­ве вой­ска гал­лов. «То немно­гое, что мы мог­ли сде­лать, — доло­жи­ли кар­фа­ге­няне, — мы сде­ла­ли, объ­явив Гамиль­ка­ра изгнан­ни­ком и ото­брав в каз­ну его иму­ще­ство. (2) Пере­беж­чи­ки же и дезер­ти­ры — все, кото­рых уда­лось разыс­кать, — пере­да­ны рим­ля­нам, а для завер­ше­ния это­го дела в Рим в ско­ром вре­ме­ни отбудет посоль­ство — оно и даст сена­ту необ­хо­ди­мые объ­яс­не­ния». Кар­фа­ге­няне добав­ля­ли, что они к тому же отпра­ви­ли две­сти тысяч моди­ев пше­ни­цы в Рим и столь­ко же — в Македо­нию для сто­я­ще­го там вой­ска. (3) Затем рим­ские послы яви­лись к царю Нуми­дии. Пере­дав ему дары и выпол­нив все, им пору­чен­ное, они при­ня­ли от Маси­нис­сы тыся­чу нуми­дий­ских кон­ни­ков из тех двух тысяч, что он им пред­ла­гал. (4) Маси­нис­са сам наблюдал, как кон­ни­ца гру­зи­лась на кораб­ли, и отпра­вил с нею в Македо­нию сверх двух­сот тысяч моди­ев⁹⁰ пше­ни­цы еще две­сти тысяч моди­ев ячме­ня. Выпол­ни­ли послы и третье свое дело. (5) Вер­ми­на выехал им навстре­чу к гра­ни­це сво­их вла­де­ний и согла­сил­ся, чтобы рим­ляне сами соста­ви­ли мир­ный дого­вор, ибо он готов при­нять все их усло­вия, (6) а любой мир с Римом будет для него благ и спра­вед­лив. Послы вру­чи­ли Вер­мине усло­вия мира и веле­ли ему отпра­вить для их утвер­жде­ния посоль­ство в Рим.

20. (1) При­мер­но в это же вре­мя Луций Кор­не­лий Лен­тул вер­нул­ся из Испа­нии, где был про­кон­су­лом. (2) Он доло­жил сена­ту обо всех делах, доб­лест­но и счаст­ли­во завер­шен­ных им за мно­гие годы⁹¹ пре­бы­ва­ния в про­вин­ции, и про­сил раз­ре­ше­ния всту­пить в город три­ум­фа­то­ром; (3) сенат поста­но­вил, что по делам сво­им он заслу­жи­ва­ет три­ум­фа, но тако­вая награ­да до сей поры ни разу еще не при­суж­да­лась коман­дую­ще­му, кото­рый не был бы при этом ни дик­та­то­ром, ни кон­су­лом, ни пре­то­ром; (4) Лен­тул же ведал Испа­ни­ей не как кон­сул или пре­тор, но был все­го лишь намест­ни­ком с кон­суль­ской вла­стью⁹². (5) Тогда реше­но было, чтобы Лен­тул всту­пил в город с ова­ци­ей⁹³. Народ­ный три­бун Тибе­рий Сем­п­ро­ний Лонг вос­про­ти­вил­ся это­му реше­нию, ска­зав­ши, что и тако­го обык­но­ве­ния не было и ни одно­го подоб­но­го при­ме­ра не най­ти. с.19 (6) Сена­то­ры, одна­ко, были еди­но­душ­ны, три­бун нако­нец отсту­пил­ся, и Лен­тул с ова­ци­ей всту­пил в город. (7) В про­вин­ции он захва­тил и в Рим доста­вил сорок три тыся­чи фун­тов сереб­ра да золота две тыся­чи четы­ре­ста пять­де­сят фун­тов, а кро­ме того, роздал из добы­чи каж­до­му вои­ну по сто два­дцать ассов.

21. (1) К это­му вре­ме­ни вой­ско кон­су­ла Авре­лия завер­ши­ло пере­ход из Арре­ция⁹⁴ в Ари­мин, а пять тысяч союз­ни­ков-лати­нов спу­сти­лись из Гал­лии в Этру­рию. Гал­лы все еще оса­жда­ли Кре­мо­ну; (2) пре­тор Луций Фурий Пур­пу­ре­он высту­пил про­тив них; он дви­гал­ся боль­ши­ми пере­хо­да­ми и, вый­дя к Кре­моне, рас­по­ло­жил­ся в полу­то­ра милях от непри­я­те­ля. (3) Если бы он не побо­ял­ся напасть на вра­же­ский лагерь пря­мо с похо­да, то мог бы одер­жать слав­ную победу, (4) ибо гал­лы раз­бре­лись по окрест­ным полям и в лаге­ре оста­ва­лась лишь ничтож­ная охра­на. Фурий Пур­пу­ре­он, одна­ко, на это не решил­ся, ибо шел к Кре­моне стре­ми­тель­но и теперь опа­сал­ся, что вои­ны слиш­ком утом­ле­ны. (5) Заслы­шав кри­ки сво­их, гал­лы побро­са­ли захва­чен­ную добы­чу и кину­лись в лагерь. На сле­дую­щий день они высту­пи­ли стро­ем навстре­чу рим­ля­нам; Луций Фурий готов был при­нять бой, (6) но гал­лы надви­га­лись бегом, и пол­ко­вод­цу почти не оста­ва­лось места, где раз­вер­нуть вой­ска. (7) Опол­че­ние союз­ни­ков дели­лось на две алы — пра­вую и левую⁹⁵; Луций Фурий поста­вил пра­вую на пере­д­нем крае, а поза­ди, в резер­ве, — два гото­вых прий­ти им на помощь рим­ских леги­о­на; (8) пра­вой алой он при­ка­зал коман­до­вать Мар­ку Фурию, одним леги­о­ном — Мар­ку Цеци­лию, а кон­ни­ка­ми — Луцию Вале­рию Флак­ку; все трое были у него лега­та­ми. Еще двух лега­тов, Гая Лето­рия и Пуб­лия Тити­ния, пре­тор оста­вил при себе, (9) дабы дер­жать под наблюде­ни­ем все поле боя и сра­зу же отве­тить, буде про­тив­ник пред­при­мет неожи­дан­ный маневр. (10) Пона­ча­лу гал­лы все ско­пом кину­лись на сто­яв­шую перед ними пра­вую алу, пона­де­яв­шись смять ее и уни­что­жить; (11) когда это не полу­чи­лось, они ста­ли обхо­дить отряд с флан­гов, стре­мясь окру­жить его, и дума­ли лег­ко достичь это­го, посколь­ку чис­лом гораздо пре­вос­хо­ди­ли рим­лян. (12) Уга­дав их замы­сел, пре­тор при­ка­зал рас­тя­нуть бое­вую линию сколь воз­мож­но более, выведя два леги­о­на из запа­са, он поста­вил их спра­ва и сле­ва от отряда, что бил­ся на пере­д­нем крае, и дал обет постро­ить храм Юпи­те­ру, коли дару­ет ему победу в этом бою⁹⁶. (13) Луцию Вале­рию он велит пустить на один из флан­гов про­тив­ни­ка всад­ни­ков обо­их леги­о­нов, на дру­гой — союз­ную кон­ни­цу и пре­се­ка­ет замы­сел гал­лов окру­жить строй рим­лян; (14) сам же, видя, сколь широ­ко оття­нул про­тив­ник свои флан­ги и тем осла­бил середи­ну строя, при­ка­зы­ва­ет бро­сить в бой когор­ты и про­рвать вра­же­скую линию. (15) Рим­ская кон­ни­ца опро­ки­ну­ла вра­га на флан­гах, пехота — в цен­тре, мно­же­ство гал­лов было уби­то, и они нако­нец врас­сып­ную побе­жа­ли к лаге­рю. (16) Кон­ни­ки устре­ми­лись сле­дом, подо­спе­ли и пошли на при­ступ леги­о­не­ры. (17) Не более чем шести тыся­чам чело­век уда­лось спа­стись бег­ст­вом, уби­то или взя­то в плен было трид­цать пять тысяч, захва­че­но семь­де­сят с.20 бое­вых зна­мен и более двух­сот галль­ских пово­зок, довер­ху нагру­жен­ных добы­чей. (18) В бит­ве этой пал кар­фа­ген­ский пол­ко­во­дец Гамиль­кар⁹⁷ и трое галль­ских вождей; выз­во­ле­ны из пле­на и воз­вра­ще­ны в свой город почти две тыся­чи сво­бод­ных граж­дан Пла­цен­тии.

22. (1) Победа была вели­ка, и в Риме узна­ли о ней с радо­стью. (2) Когда доне­се­ние доста­ви­ли в сто­ли­цу, реше­но было три дня кряду воз­но­сить бла­годар­ст­вен­ные моле­ния богам. Погиб­ло до двух тысяч рим­лян и союз­ни­ков — более все­го из пра­вой алы — той, что при­ня­ла на себя пер­вый и самый мощ­ный натиск вра­га. (3) Хотя пре­тор один почти завер­шил вой­ну, кон­сул Гай Авре­лий, окон­чив дела в Риме, высту­пил в Гал­лию и при­нял здесь от пре­то­ра коман­до­ва­ние победо­нос­ным вой­ском.

(4) Дру­гой кон­сул⁹⁸ при­был в свою про­вин­цию к кон­цу осе­ни и рас­по­ло­жил­ся на зиму непо­да­ле­ку от Апол­ло­нии. (5) Из флота, укры­то­го на Кор­ки­ре, он, как уже было ска­за­но, вывел два­дцать рим­ских три­рем, отпра­вил их под коман­до­ва­ни­ем Гая Клав­дия в Афи­ны⁹⁹, союз­ни­ки, совсем было отча­яв­ши­е­ся, вос­пря­ли духом, завидев вхо­дя­щие в Пирей кораб­ли. (6) Никто отныне не тре­во­жил их на суше, не разо­рял их поля, про­хо­дя при­выч­ным путем из Корин­фа через Мега­ру, да и на море не вид­но ста­ло раз­бой­ных кораб­лей из Хал­киды¹⁰⁰, что бес­чин­ст­во­ва­ли до той поры не толь­ко в откры­тых водах, (7) но напа­да­ли и на при­бреж­ные вла­де­ния афи­нян, — теперь они не сме­ли более заплы­вать за мыс Суний и тем более — выхо­дить из Еврип­ско­го про­ли­ва в откры­тое море¹⁰¹. (8) К тому же на помощь афи­ня­нам при­бы­ли три квад­ри­ре­мы с Родо­са и в Атти­ке сто­я­ли три бес­па­луб­ных кораб­ля, гото­вые при­крыть вла­де­ния горо­да с моря. Клав­дий счел, что для обо­ро­ны Афин и при­над­ле­жав­ших горо­ду земель этих сил хва­тит, ему же судь­ба ука­зу­ет путь к более слав­ным дея­ни­ям.

23. (1) Хал­кид­ские изгнан­ни­ки, из тех, что поки­ну­ли роди­ну, спа­са­ясь от наси­лий со сто­ро­ны цар­ских вои­нов, сооб­щи­ли Клав­дию, что Хал­кидой мож­но овла­деть без боя: (2) македо­няне, по их сло­вам, раз­бре­лись по окрест­но­стям, вовсе не опа­са­ясь напа­де­ния, ибо пола­га­ли, что про­тив­ник нахо­дит­ся дале­ко от горо­да, сами же граж­дане Хал­киды, поло­жась на македон­ский гар­ни­зон, ниче­го для защи­ты горо­да не дела­ли. (3) Клав­дий решил­ся после­до­вать этим сове­там и, вый­дя из Пирея, так быст­ро доплыл до Суния, что мог бы в тот же день вой­ти в Евбей­ский про­лив. Не желая, одна­ко, оги­бать мыс и тем обна­ру­жить свое при­сут­ст­вие, он при­ка­зал оста­но­вить­ся; (4) лишь с наступ­ле­ни­ем тем­ноты кораб­ли Клав­дия под­ня­ли яко­ря и перед рас­све­том неза­мет­но подо­шли к Хал­киде со сто­ро­ны самой мало­люд­ной части горо­да, так что несколь­ких сол­дат ока­за­лось доволь­но, чтобы захва­тить бли­жай­шую баш­ню, а, под­няв­шись по лест­ни­цам, — так­же и ту часть сте­ны, где часо­вые либо спа­ли, либо их вовсе не было. (5) Про­дви­нув­шись далее к тес­но застро­ен­ным квар­та­лам, они пере­би­ли часо­вых, взло­ма­ли ворота и впу­сти­ли в город осталь­ных вои­нов. (6) Сол­да­ты с.21 раз­бе­га­ют­ся по ули­цам, под­жи­га­ют дома вокруг глав­ной пло­ща­ди, смя­те­ние охва­ты­ва­ет город. (7) Пла­мя пере­киды­ва­ет­ся на цар­ские хра­ни­ли­ща зер­на, гиб­нут в огне скла­ды ору­жия, где хра­ни­лось и мно­же­ство осад­ных машин, вои­ны уби­ва­ют без раз­бо­ра и тех, кто ищет спа­се­ния в бег­стве, и тех, кто пыта­ет­ся сопро­тив­лять­ся. (8) Ни одно­го чело­ве­ка, спо­соб­но­го носить ору­жие, в горо­де не оста­лось — все либо бежа­ли, либо были уби­ты; погиб и сам коман­дир акар­на­нец Сопатр. Всю добы­чу снес­ли на глав­ную пло­щадь и потом погру­зи­ли на кораб­ли. (9) Родо­с­цы раз­би­ли ворота тюрь­мы, выпу­сти­ли тех, кого запер здесь Филипп, пола­гав­ший, что уж из этой-то тем­ни­цы никто их осво­бо­дить не смо­жет. (10) Раз­бив ста­туи царя или отбив у них голо­вы, моря­ки собра­лись по сиг­на­лу на кораб­ли и дви­ну­лись обрат­но в Пирей, откуда так недав­но отплы­ли. (11) Если бы рим­ля­нам доста­ло сил удер­жать Хал­киду, не отка­зы­ва­ясь в то же вре­мя от обо­ро­ны Афин, царь с само­го нача­ла вой­ны лишил­ся бы и этой обла­сти, и Еври­па, что мог­ло бы решить дело, (12) ибо как фер­мо­пиль­ское уще­лье запи­ра­ет Гре­цию с суши, так и Еврип­ский про­лив есть ключ к ней с моря.

24. (1) Филипп в это вре­мя нахо­дил­ся в Демет­ри­а­де¹⁰², где заста­ло его изве­стие о гибе­ли союз­но­го горо­да. Позд­но было идти на помощь тем, кто уже потер­пел пора­же­ние, но ото­мстить — почти то же, что помочь, и царь жаж­дал мести. (2) Тот­час пустил­ся он в путь с пятью тыся­ча­ми лег­ко­во­ору­жен­ных вои­нов и тре­мя сот­ня­ми всад­ни­ков, стре­мясь как мож­но быст­рей добрать­ся до Хал­киды, ибо не сомне­вал­ся, что суме­ет раз­гро­мить там рим­лян. (3) Всту­пив в Хал­киду, царь увидал, что все напрас­но: дымя­щи­е­ся раз­ва­ли­ны пред­ста­ли его взо­ру, и зре­ли­ще полу­раз­ру­шен­но­го союз­но­го горо­да пре­ис­пол­ни­ло его серд­це горе­чью. Оста­вив неболь­шой отряд хоро­нить тела пав­ших в бою, царь все с той же стре­ми­тель­но­стью пере­пра­вил­ся по наплав­но­му мосту через Еврип и бео­тий­ски­ми зем­ля­ми повел вой­ско на Афи­ны, решив, что если начнет дело так же, как рим­ляне нача­ли его под Хал­кидой, то и исход будет подоб­ным. (4) Так бы оно и вышло, если бы не один дозор­ный, из тех, кого гре­ки назы­ва­ют геме­ро­дро­ма­ми (вест­ни­ки, кото­рые за один день про­бе­га­ют огром­ное рас­сто­я­ние¹⁰³). Он увидел со сво­ей выш­ки иду­щее стро­ем цар­ское вой­ско, обо­гнал его и сре­ди ночи явил­ся в Афи­ны. (5) Тот же сон, та же без­за­бот­ность, что нака­нуне пре­да­ли Хал­киду в руки ничтож­но­го по чис­лу про­тив­ни­ка, цари­ли и здесь. (6) Тре­вож­ное изве­стие раз­буди­ло афин­ско­го пре­то­ра¹⁰⁴ и Диок­сип­па, коман­ди­ра вспо­мо­га­тель­но­го отряда наем­ни­ков; те собра­ли вои­нов на глав­ную пло­щадь и при­ка­за­ли про­тру­бить с кре­по­сти сиг­нал, дабы изве­стить всех о при­бли­же­нии вра­га. (7) Жите­ли ото­всюду бро­са­ют­ся к воротам, под­ни­ма­ют­ся на сте­ны. Еще не рас­све­ло, когда Филипп несколь­ко часов спу­стя подо­шел к горо­ду. Он видит повсюду огни, слы­шит кри­ки обес­по­ко­ен­ной тол­пы, (8) оста­нав­ли­ва­ет сво­их вои­нов и при­ка­зы­ва­ет рас­по­ло­жить­ся тут же, на гла­зах горо­жан; теперь он решил дей­ст­во­вать откры­той силой, ибо пря­тать­ся было уже бес­смыс­лен­но. (9) Македо­няне подо­шли со с.22 сто­ро­ны Дипи­ло­на¹⁰⁵. Ворота эти боль­ше и шире осталь­ных и обра­зу­ют как бы устье горо­да, перед ними и за ними тянут­ся широ­кие, как доро­ги, ули­цы, так что жите­ли могут дви­гать­ся к воротам стро­ем уже от глав­ной пло­ща­ди; зато и про­тив­ни­ку хва­та­ет места, чтобы раз­вер­нуть пехоту и кон­ни­цу, одна из дорог тянет­ся от стен почти на милю вплоть до гим­на­сия Ака­де­мии¹⁰⁶. (10) Граж­дане вынес­ли к Дипи­ло­ну свои зна­ме­на и ста­ли в воротах еди­ным стро­ем с отрядом Диок­сип­па и с вои­на­ми гар­ни­зо­на, кото­рым коман­до­вал Аттал. (11) Увидев­ши это, Филипп решил, что афи­няне у него в руках, что сей­час он пере­бьет их и уто­лит нако­нец свою зло­бу про­тив это­го горо­да, из всех горо­дов Гре­ции само­го ему нена­вист­но­го. Он обра­тил­ся к сво­им вои­нам с крат­кой речью: пусть вои­ны сра­жа­ют­ся, не спус­кая с него глаз, (12) пусть зна­ют, что там, где царь, там место зна­ме­нам, там бить­ся пере­до­во­му строю. И он при­шпо­рил коня. Не толь­ко гнев, но и жаж­да сла­вы влек­ли его в бой, (13) ибо на сте­ны тем вре­ме­нем высы­па­ла огром­ная тол­па посмот­реть, пола­гал он, как станет сра­жать­ся зна­ме­ни­тый пол­ко­во­дец. (14) С куч­кой всад­ни­ков Филипп несколь­ко опе­ре­дил строй и про­бил­ся в самую гущу боя, все­ляя ужас в серд­ца непри­я­те­лей и бод­рость в серд­ца сво­их. (15) С рас­сто­я­ния или в руко­паш­ной он ранит то одно­го, то дру­го­го, гонит вра­гов к воротам, в тес­но­те македо­няне разят насмерть охва­чен­ных стра­хом горо­жан. Сами они почти не постра­да­ли, (16) так как с надврат­ных башен никто, опа­са­ясь попасть в сво­их, не решал­ся метать дроты в гущу сра­жаю­щих­ся, где спле­лись защит­ни­ки и напа­даю­щие. (17) В сте­нах горо­да, одна­ко, афи­няне дер­жа­лись стой­ко; Филипп велел про­тру­бить отступ­ле­ние и раз­бил лагерь у Кино­сар­га¹⁰⁷, в огра­де, окру­жав­шей храм Герак­ла, гим­на­сий и свя­щен­ную рощу. (18) И Кино­сарг, и Ликей¹⁰⁸, и все свя­щен­ное и пре­крас­ное в окрест­но­стях горо­да было сожже­но, зда­ния и даже гроб­ни­цы раз­ру­ше­ны; ни боже­ские, ни чело­ве­че­ские зако­ны не спас­ли их от неисто­вой яро­сти вои­нов Филип­па.

25. (1) На сле­дую­щий день ворота горо­да пона­ча­лу сто­я­ли запер­ты­ми, но вдруг рас­пах­ну­лись, дабы про­пу­стить гар­ни­зон, при­быв­ший с Эги­ны от царя Атта­ла, и рим­лян из Пирея, отче­го Филип­пу при­шлось пере­не­сти лагерь почти на три мили от горо­да. (2) Оттуда он дви­нул­ся к Элев­си­ну, рас­счи­ты­вая вне­зап­ным при­сту­пом захва­тить храм и кре­пость, кото­рая над ним высит­ся и его ограж­да­ет. Одна­ко, увидев, что кара­у­лы насто­ро­же и из Пирея на помощь горо­ду дви­жут­ся кораб­ли, Филипп, мино­вав Мега­ру, неожи­дан­но свер­нул на Коринф, но, узнав­ши, что в Арго­се собрал­ся совет Ахей­ско­го сою­за¹⁰⁹, напра­вил­ся туда и явил­ся пря­мо на заседа­ние, чего ахей­цы никак не ожи­да­ли. (3) Сове­ща­лись же они о том, как дей­ст­во­вать про­тив лакеде­мон­ско­го тира­на Наби­са¹¹⁰; ведь после того, как ахей­цы пере­да­ли коман­до­ва­ние вой­ском Кик­ли­а­ду — пол­ко­вод­цу, несрав­ни­мо­му с пред­ше­ст­вен­ни­ком его Фило­пе­ме­ном¹¹¹, а союз­ные вой­ска при­шли в рас­строй­ство, Набис сно­ва начал вой­ну, опу­сто­шая поля вдоль гра­ни­цы, а вско­ре навел с.23 ужас и на горо­да. (4) Ахей­цы дого­ва­ри­ва­лись, какой город сколь­ко смо­жет выста­вить вои­нов про­тив это­го вра­га, и тут-то Филипп объ­явил, что берет­ся изба­вить их от забот и сам зай­мет­ся Наби­сом и его лакеде­мо­ня­на­ми. (5) Царь обе­щал не толь­ко поло­жить конец опу­сто­ши­тель­ным набе­гам Наби­са на зем­ли союз­ных горо­дов, но тот­час же вве­сти вой­ска в область лакеде­мо­нян, пере­не­ся вой­ну со все­ми ее ужа­са­ми в их же пре­де­лы. (6) Когда собрав­ши­е­ся вос­тор­жен­но встре­ти­ли эту речь, Филипп про­дол­жал: «По спра­вед­ли­во­сти, одна­ко, не сле­ду­ет мне, охра­няя ваши вла­де­ния, оста­вить без защи­ты свои. (7) Так что, если по нра­ву вам то, что я пред­ла­гаю, готовь­те столь­ко вои­нов, сколь­ко нуж­но для обо­ро­ны Орея, Хал­киды и Корин­фа¹¹², дабы мог я пове­сти свои вой­ска про­тив Наби­са и лакеде­мо­нян, уве­рен­ный, что тыл мой ограж­ден». (8) Ахей­цы тот­час же дога­да­лись, что озна­ча­ют столь щед­рые обе­ща­ния и пред­ло­же­ние под­дер­жать их в борь­бе про­тив лакеде­мо­нян: Филипп замыс­лил выве­сти ахей­ских юно­шей из Пело­пон­не­са и, дер­жа их как залож­ни­ков, втя­нуть ахей­цев в вой­ну про­тив рим­лян. (9) Пре­тор ахей­цев Кик­ли­ад, одна­ко, не счел нуж­ным гово­рить об этом и лишь напом­нил, что по уста­ву Ахей­ско­го сою­за собра­ния его име­ют пра­во рас­смат­ри­вать толь­ко те дела, ради кото­рых были созва­ны; (10) наме­ка ока­за­лось доста­точ­но, — после того как при­ня­то было реше­ние о под­готов­ке войск для борь­бы с Наби­сом, Кик­ли­ад, хоть и слыл дото­ле при­спеш­ни­ком царя, закрыл заседа­ние, где ахей­цы неожи­дан­но выка­за­ли столь­ко упор­ства и неза­ви­си­мо­сти. (11) Филипп понял, что хит­ро замыш­лен­ные пла­ны его рух­ну­ли, и, набрав неко­то­рое чис­ло доб­ро­воль­цев, вер­нул­ся в Коринф, а оттуда в Атти­ку.

26. (1) В те самые дни, когда Филипп нахо­дил­ся в Ахайе, пре­фект¹¹³ его на Евбее Филокл отплыл с ост­ро­ва с дву­мя тыся­ча­ми фра­кий­цев и македо­нян, наме­ре­ва­ясь погра­бить в афин­ских вла­де­ни­ях. Непо­да­ле­ку от Элев­си­на он пере­шел порос­шие лесом горы Кифе­ро­на, (2) отпра­вил часть сво­их вои­нов опу­сто­шать поля афи­нян, сам же с осталь­ны­ми спря­тал­ся в заса­де, (3) рас­счи­ты­вая вне­зап­но напасть на вра­гов, если те вый­дут из Элев­син­ской кре­по­сти и, рас­се­яв­шись по полям, ста­нут пре­сле­до­вать его вои­нов. (4) Афи­няне, одна­ко, раз­га­да­ли его хит­рость — тогда Филокл вер­нул сво­их вои­нов с полей, постро­ил их и повел на Элев­син, наде­ясь захва­тить кре­пость, но и тут ниче­го не добил­ся; вынуж­ден­ный отсту­пить с боль­ши­ми поте­ря­ми, он в кон­це кон­цов при­со­еди­нил­ся к Филип­пу, кото­рый воз­вра­щал­ся из Ахайи. (5) Теперь сам царь попы­тал­ся взять Элев­син­скую кре­пость, из Пирея подо­спе­ли кораб­ли рим­лян, кото­рые выса­ди­ли в кре­пость свой гар­ни­зон и тем при­нуди­ли Филип­па отка­зать­ся от сво­его наме­ре­ния. (6) Тогда царь разде­лил свою армию, часть ее во гла­ве с Филок­лом отпра­вил к Афи­нам, сам же с дру­гой частью дви­нул­ся на Пирей, думая, что, пока Филокл будет сто­ять под сте­на­ми горо­да и дер­жать жите­лей под угро­зой при­сту­па, он суме­ет захва­тить Пирей, обо­ро­ня­е­мый лишь мало­чис­лен­ным гар­ни­зо­ном. (7) Пирей, одна­ко, защи­ща­ли те же с.24 люди, с кото­ры­ми Филип­пу уже при­шлось иметь дело под Элев­си­ном, так что и на этот раз попыт­ка его ока­за­лась не более успеш­ной. (8) Он отсту­пил, неожи­дан­но дви­нул вой­ско на Афи­ны, но в узком про­хо­де меж­ду полу­об­ва­лив­ши­ми­ся сте­на­ми, кото­рые соеди­ня­ют Афи­ны с Пире­ем¹¹⁴, на него кину­лись из горо­да пешие и кон­ные вои­ны и сно­ва заста­ви­ли отсту­пить. (9) Отка­зав­шись от оса­ды Афин, Филипп сно­ва поде­лил вой­ско с Филок­лом и при­нял­ся опу­сто­шать окру­жаю­щие зем­ли. Если во вре­мя про­шло­го набе­га он раз­ру­шал гроб­ни­цы, то теперь, (10) дабы ничто не оста­лось целым и не осквер­нен­ным, при­ка­зал раз­ру­шать и жечь хра­мы богов, кото­рых почи­та­ли в раз­бро­сан­ных здесь селе­ни­ях. (11) Сама зем­ля Атти­ки, слав­ная кра­сотой сво­их хра­мов, оби­ли­ем мра­мо­ра, изу­кра­шен­ная тво­ре­ни­я­ми ода­рен­ней­ших масте­ров, раз­жи­га­ла беше­ную страсть к раз­ру­ше­нию. (12) Но царю пока­за­лось мало раз­ру­шить хра­мы, мало сва­лить на зем­лю ста­туи, он велел раз­дро­бить и кам­ни, дабы даже они не лежа­ли в раз­ва­ли­нах целы­ми. (13) Когда все это кон­чи­лось — не столь­ко отто­го, что насы­ти­лась ярость, сколь­ко отто­го, что нече­го было боль­ше раз­ру­шать, — Филипп поки­нул вра­же­ские пре­де­лы и ушел в Бео­тию, так и не совер­шив в Гре­ции ниче­го, достой­но­го сохра­нить­ся в памя­ти людей.

27. (1) Тем вре­ме­нем кон­сул Суль­пи­ций¹¹⁵, сто­яв­ший лаге­рем у реки Апса меж­ду Апол­ло­ни­ей и Дирра­хи­ем, вызвал к себе сво­его лега­та Луция Апу­стия и отпра­вил его с частью вой­ска опу­сто­шать вра­же­ские зем­ли. (2) Раз­гра­бив окра­и­ны Македо­нии и с пер­во­го же при­сту­па захва­тив кре­по­сти Корраг, Герру­ний и Оргесс, Апу­стий подо­шел к Анти­па­трии, горо­ду, лежа­ще­му в тес­ном уще­лье. (3) Сна­ча­ла он вызвал ста­рей­шин горо­да для пере­го­во­ров и пытал­ся убедить их дове­рить­ся сло­ву рим­ско­го пол­ко­во­д­ца — перей­ти на сто­ро­ну рим­лян. Они же рас­суди­ли, что город их велик, место­по­ло­же­ние его выгод­но, а сте­ны высо­ки, и отверг­ли пред­ло­же­ние Апу­стия; (4) тогда Апу­стий взял Анти­па­трию при­сту­пом, муж­чин, спо­соб­ных носить ору­жие, пере­бил, добы­чу всю отдал сол­да­там, сте­ны раз­ру­шил, а город сжег. (5) Напу­ган­ная судь­бой Анти­па­трии, без боя сда­лась рим­ля­нам Код­ри­о­на — изряд­ный горо­док, хоро­шо укреп­лен­ный и обес­пе­чен­ный всем необ­хо­ди­мым. (6) Оста­вив там гар­ни­зон, Апу­стий подо­шел к Книду и взял это посе­ле­ние, при­ме­ча­тель­ное не само по себе, а лишь сво­им име­нем — тем же, каким зовет­ся слав­ный город, что нахо­дит­ся в Азии. Когда легат с нема­лой добы­чей воз­вра­щал­ся к кон­су­лу, при пере­пра­ве через реку на него нале­тел пре­фект царя Филип­па по име­ни Ате­на­гор и стал тес­нить замы­кав­ших колон­ну вои­нов. (7) Заслы­шав шум и кри­ки, Апу­стий поска­кал к месту стыч­ки, раз­вер­нул колон­ну, вои­нам при­ка­зал сва­лить их покла­жу в одну кучу, выров­нял строй и тем изме­нил ход боя. Вои­ны царя ока­за­лись не в силах выдер­жать натиск рим­лян, мно­го их было пере­би­то, еще боль­ше взя­то в плен. (8) Воро­тив­шись, легат пере­дал кон­су­лу вой­ско, не понес­шее ника­ких потерь, сам же тот­час отпра­вил­ся к флоту.

с.25 28. (1) После столь удач­но­го нача­ла вой­ны в рим­ский лагерь ста­ли являть­ся царь­ки и вожди пле­мен, гра­ни­чив­ших с Македо­ни­ей, — сна­ча­ла с пред­ло­же­ни­ем помо­щи Плев­рат, сын Скер­ди­леда¹¹⁶, потом царь афа­ма­нов¹¹⁷ Ами­нандр, а так­же дар­да­нец Батон, сын Лон­га­ра, (2) кото­рый в свое вре­мя и сам вел вой­ну про­тив Демет­рия, отца Филип­па. Кон­сул отве­тил, что исполь­зу­ет силы, пред­ло­жен­ные дар­да­на­ми и Плев­ра­том, лишь толь­ко вой­дет в Македо­нию; (3) Ами­нан­д­ру он пору­чил доби­вать­ся вступ­ле­ния это­лий­цев в вой­ну¹¹⁸. Вско­ре при­бы­ли послы и от царя Атта­ла; им кон­сул ска­зал, чтобы царь оста­вал­ся на сво­ей зим­ней сто­ян­ке на Эгине и дожи­дал­ся там при­бы­тия рим­ско­го флота, а соеди­нив­шись с ним, про­дол­жал тес­нить Филип­па с моря. (4) К жите­лям Родо­са так­же были отправ­ле­ны послы, дабы и их побудить при­нять уча­стие в войне. Филипп тем вре­ме­нем воро­тил­ся в Македо­нию и не менее уси­лен­но гото­вил­ся к войне. (5) Часть вой­ска дал он сво­е­му сыну Пер­сею, пору­чив занять уще­лье близ Пела­го­нии¹¹⁹, а так как сын был еще слиш­ком молод, при­ста­вил к нему сво­их дру­зей руко­во­дить дей­ст­ви­я­ми маль­чи­ка. (6) Царь так­же раз­ру­шил Ски­ат и Пепа­рет¹²⁰, два нема­ло­важ­ных горо­да, для того лишь, чтобы они не ста­ли добы­чею рим­ско­го флота и тем не умно­жи­ли богат­ства и уда­чи про­тив­ни­ка. К это­лий­цам Филипп отпра­вил послов, дабы пере­мен­чи­вый этот народ не пере­мет­нул­ся, едва явят­ся рим­ляне, на их сто­ро­ну.

29. (1) В зара­нее назна­чен­ный день в Это­лии дол­жен был собрать­ся совет горо­дов, кото­рый у них назы­ва­ет­ся Панэто­ли­ум¹²¹. Цар­ские послы торо­пи­лись поспеть к это­му дню, туда же как легат кон­су­ла при­был Луций Фурий Пур­пу­ре­он¹²²; (2) яви­лись на собра­ние и послы афи­нян. Пер­вы­ми выслу­ша­ли македо­нян, став­ших союз­ни­ка­ми совсем недав­но. (3) Те ска­за­ли, что усло­вия, при кото­рых был заклю­чен дого­вор¹²³, нисколь­ко не изме­ни­лись, а зна­чит, и им нече­го к нему при­ба­вить — это­лий­цы-де сами поня­ли, что от сою­за с рим­ля­на­ми ниче­го доб­ро­го ждать не при­хо­дит­ся, заклю­чи­ли мир с Филип­пом и теперь долж­ны его соблюдать. (4) «Впро­чем, — про­дол­жал один из послов, — может быть, бес­со­вест­ность рим­лян или, мяг­че ска­зать, их невер­ность вам боль­ше по душе? В Риме ведь вашим послам пря­мо ска­за­ли: “Зачем вы, это­лий­цы, обра­ща­е­тесь к нам, раз на мир с Филип­пом вы наше­го раз­ре­ше­ния не про­си­ли?” (5) И вот теперь те же рим­ляне тре­бу­ют, чтобы вы с ними вме­сте вое­ва­ли про­тив Филип­па. Преж­де они дела­ли вид, буд­то напа­ли на Филип­па из-за вас и ради вас, ныне же запре­ща­ют вам жить с ним в мире. (6) В пер­вый раз они при­шли в Сици­лию, дабы ока­зать помощь Мес­сане, во вто­рой — дабы воз­вра­тить сво­бо­ду Сира­ку­зам, под­пав­шим под власть кар­фа­ге­нян. (7) Теперь они хозяй­ни­ча­ют и в Мес­сане, и в Сира­ку­зах, да и во всей Сици­лии; топо­ром и роз­гой пре­вра­ти­ли они ее в про­вин­цию¹²⁴, заста­ви­ли пла­тить Риму пода­ти. (8) Неужто вы дума­е­те, что рим­ляне созы­ва­ют сици­лий­цев на совет в Сира­ку­зах, Мес­сане или Лили­бее так же, как вас сзы­ва­ют на совет в Нав­пак­те вами же избран­ные с.26 долж­ност­ные лица — во испол­не­ние ваших же зако­нов, дабы сво­бод­но решать, кто вам друг, а кто враг, с кем заклю­чить мир, кому объ­явить вой­ну? Там совет ведет рим­ский пре­тор (9) и, под­чи­нен­ные его вла­сти, схо­дят­ся послан­цы горо­дов; с высо­ко­го помо­ста, воз­не­сен­ный над ними, окру­жен­ный лик­то­ра­ми, вер­шит он суд и рас­пра­ву; их соб­ст­вен­ным спи­нам гро­зят роз­ги, шее — топор, и по жре­бию каж­дый год при­сы­ла­ют к ним ново­го пове­ли­те­ля. (10) И удив­лять­ся тут нече­му, если и горо­да Ита­лии — Регий, Тарент, Капуя¹²⁵ и те, что неко­гда были рядом с Римом и чьи раз­ва­ли­ны вобрал он в свои пре­де­лы, — все под­чи­не­ны одной и той же гне­ту­щей вла­сти. (11) По-преж­не­му сто­ит на сво­ем месте Капуя, но сто­ит как мрач­ная гроб­ни­ца в память кам­пан­ско­го наро­да, сорван­но­го с род­ной зем­ли и обре­чен­но­го на изгна­ние; загуб­лен­ный город, без сена­та, без наро­да, без долж­ност­ных лиц; подоб­ный мерз­ко­му чудо­ви­щу, явля­ет он тем, кто жил здесь преж­де, зре­ли­ще намно­го ужас­нее, неже­ли лежал бы в руи­нах. (12) Безум­но наде­ять­ся, что люди, отде­лен­ные от нас язы­ком, обы­ча­я­ми, зако­на­ми более, чем моря­ми и зем­ля­ми, захва­тив здеш­ние края, оста­вят хоть что-нибудь, как было преж­де. (13) Вам кажет­ся, буд­то власть Филип­па чем-то стес­ня­ет вашу сво­бо­ду; Филипп, одна­ко ж, как ни спра­вед­лив гнев его про­ти­ву вас, ниче­го сего­дня от вас не хочет, кро­ме мира, ниче­го не тре­бу­ет, кро­ме того, чтобы вы чест­но его хра­ни­ли. (14) Что ж, при­вадьте к гре­че­ской зем­ле чужие леги­о­ны, надень­те себе на шею ярмо; при­знав рим­лян сво­и­ми хозя­е­ва­ми, напрас­но ста­не­те вы после искать друж­бы Филип­па. (15) Это­лий­цы, акар­нан­цы, македо­няне гово­рят все на одном язы­ке, сего­дня они повздо­ри­ли и разо­шлись, зав­тра — вновь объ­еди­ни­лись, но с чужа­ка­ми, с вар­ва­ра­ми вся­кий грек был и будет в веч­ной войне, ибо не что-либо измен­чи­вое и вре­мен­ное, а непре­лож­ный закон при­ро­ды застав­ля­ет их питать вза­им­ную враж­ду. (16) Я кон­чаю, как начал: здесь, на этом самом месте, все вы, чле­ны это­го сове­та, три года назад¹²⁶ утвер­ди­ли дого­вор с тем же Филип­пом вопре­ки тем же рим­ля­нам; они и тогда его не одоб­ря­ли, а ныне жаж­дут рас­стро­ить мир, скреп­лен­ный нашим дого­во­ром и клят­вой. И коль ско­ро судь­ба ниче­го не изме­ни­ла, то и вам, я счи­таю, менять тут нече­го».

30. (1) После македо­нян, с согла­сия и по насто­я­нию рим­лян, вве­ли афи­нян, кото­рые столь мно­го пре­тер­пе­ли от жесто­ко­сти и вар­вар­ства царя и по спра­вед­ли­во­сти име­ли при­чи­ны высту­пить про­тив него. (2) Горь­ко сето­ва­ли они на соде­ян­ное Филип­пом, разо­рив­шим и опу­сто­шив­шим их зем­ли. «Не на то пеня­ем мы, — ска­за­ли они еще, — что обо­шлись с нами как вра­ги с вра­га­ми, ибо вой­на есть вой­на; (3) зако­ны ее раз­ре­ша­ют выжи­гать поля, рушить дома, уго­нять людей и скот, и пре­тер­петь все это — ско­рее беда, неже­ли бес­че­стье. (4) Мы на то пеня­ем, что чело­век, назы­ваю­щий рим­лян чужа­ка­ми и вар­ва­ра­ми, сам попрал зако­ны боже­ские и чело­ве­че­ские. Разо­ряя стра­ну, сна­ча­ла кощун­ст­вен­но под­нял­ся он про­тив под­зем­ных вла­сти­те­лей, а потом посмел под­нять руку и на богов небес­ных! (5) В афин­ских пре­де­лах раз­ру­ше­ны все гроб­ни­цы, с.27 все памят­ни­ки умер­шим; остан­ки пред­ков наших выбро­ше­ны из могил и лежат, раз­бро­сан­ные по зем­ле. (6) Неко­гда выси­лись хра­мы сре­ди тех скром­ных хижин, малень­ких кре­по­стей и селе­ний, что были колы­бе­лью Афин. Все­гда чти­ли у нас эти свя­ты­ни и даже после, когда все ста­ли жить еди­ным горо­дом¹²⁷, пред­ки наши не пре­да­ли их запу­сте­нию. (7) Теперь по при­ка­зу Филип­па взя­ты они в огнен­ное коль­цо, а от изва­я­ний богов оста­лись одни лишь облом­ки, обго­ре­лые и бес­фор­мен­ные. (8) Вот, что сде­лал Филипп с Атти­кой, с пре­крас­ным и неко­гда цве­ту­щим кра­ем. И то же будет, если не оста­но­ви­те его, с Это­ли­ей, да и со всей Гре­ци­ей. (9) И сам город наш под­верг­ся бы той же уча­сти, если бы рим­ляне не при­шли нам на помощь. Нече­сти­вец гро­зит оби­та­ли­щам богов, охра­ня­ю­щих город, — хра­му Минер­вы, защит­ни­цы кре­по­сти, хра­му Цере­ры в Элев­сине, Юпи­те­ра и Минер­вы в Пирее¹²⁸. (10) Но мы силой ору­жия отби­ли натиск Филип­па, и тогда, поняв, что не добрать­ся ему до наших хра­мов, в зло­бе сво­ей обру­шил­ся он на свя­ты­ни, един­ст­вен­ною защи­той коих и была их свя­тость. (11) Вот и молим мы вас, это­лий­цы, закли­на­ем: сжаль­тесь над афи­ня­на­ми, иди­те вой­ной на царя Филип­па, да пове­дут вас боги бес­смерт­ные и рим­ляне, коих силь­нее одни лишь боги».

31. (1) Тогда рим­ский посол ска­зал так: «Сна­ча­ла македо­няне, а после афи­няне нару­ши­ли заду­ман­ный ход моей речи. (2) Ведь, посе­тив мно­же­ство союз­ных нам горо­дов, дабы узнать о неспра­вед­ли­во­стях и бедах, учи­нен­ных там Филип­пом, гото­вил­ся я обви­нять, но послы македо­нян обви­ни­ли здесь рим­лян и тем вынуж­да­ют меня защи­щать­ся; (3) ну а после того, что рас­ска­за­ли вам афи­няне о царе­вых пре­ступ­ле­ни­ях и кощун­ствах, оскор­бив­ших богов небес­ных и богов пре­ис­под­ней, най­ду ли я или дру­гой кто най­дет ли, что при­ба­вить к сло­вам их? (4) Поду­май­те и о том, что жите­ли Киоса и Абидо­са, Само­са и Лари­сы, Эно­са, Маро­неи, Тасо­са, Паро­са, мес­сен­цы в той самой Ахайе¹²⁹, где мы с вами сей­час пре­бы­ва­ем, сооб­ща­ют о подоб­ных же пре­ступ­ле­ни­ях, лишь более гнус­ных и ужас­ных, ибо к погуб­ле­нию горо­дов этих Филипп имел более средств. (5) Что же до дел, кото­рые цар­ский посол поста­вил в вину нам, рим­ля­нам, то при­зна­юсь, что одно оправ­да­ние им есть — сла­ва. Он попре­кал нас тем, что про­изо­шло в Регии, в Капуе, в Сира­ку­зах. (6) В войне про­тив Пир­ра леги­он, кото­рый жите­ли Регия сами попро­си­ли для сво­ей защи­ты, пре­ступ­но пора­бо­тил город, ему пре­по­ру­чен­ный, вме­сто того чтобы его охра­нять. (7) Но раз­ве одоб­ри­ли мы подоб­ное без­за­ко­ние? Раз­ве не вер­ну­ли мы силой пре­ступ­ный леги­он под свою власть? Раз­ве не пока­ра­ли его, заста­вив гибе­лью мно­гих вои­нов иску­пить изме­ну союз­ни­кам? Раз­ве не воз­вра­ти­ли жите­лям Регия их город, их зем­ли, все их досто­я­ние, не вос­ста­но­ви­ли зако­ны их и не даро­ва­ли сво­бо­ду? (8) Сира­ку­зы сто­на­ли под игом тира­нов, и к вяще­му уни­же­нию горо­да — тира­нов-чуже­зем­цев¹³⁰. После почти трех­лет­ней оса­ды непри­ступ­ной кре­по­сти, когда исто­щи­лись силы наши на суше и на море, когда сами сира­ку­зяне уже пред­по­чи­та­ли ока­зать­ся в раб­стве с.28 у тира­нов, лишь бы изба­вить­ся от тягот вой­ны, мы все же взя­ли город, и победа наша воз­вра­ти­ла ему сво­бо­ду¹³¹. (9) Не ста­ну отри­цать, что Сици­лия — одна из наших про­вин­ций, что мно­гие горо­да ее, всту­пив­шие в союз с кар­фа­ге­ня­на­ми и вме­сте с ними вое­вав­шие про­тив нас, теперь пла­тят нам нало­ги и пода­ти; я не толь­ко не отри­цаю это­го, но, напро­тив, хочу, чтобы вы и все наро­ды зна­ли: участь каж­до­го зави­сит от заслуг его перед Римом.

(10) Сто­ит ли нам каять­ся в том, что мы пока­ра­ли кам­пан­цев, если даже сами они на нас не могут сето­вать? Ради них мы чуть ли не семь­де­сят лет вое­ва­ли с сам­ни­та­ми, пре­тер­пе­вая не раз тяж­кие пора­же­ния; (11) мы пошли на союз с ними, потом даро­ва­ли им пра­во бра­ка и род­ства с нами¹³² и, нако­нец, рим­ское граж­дан­ство. (12) Но когда наста­ли тяж­кие вре­ме­на, они пер­вые из всех наро­дов Ита­лии пере­мет­ну­лись на сто­ро­ну вра­га, бес­че­ло­веч­но истре­би­ли сол­дат наше­го гар­ни­зо­на, а после того как мы оса­ди­ли их, воз­му­ти­лись и насла­ли Ган­ни­ба­ла на Рим. (13) И если бы даже следа не оста­лось от их горо­дов, не оста­лось бы в живых ни одно­го жите­ля, то и тогда мог ли кто него­до­вать, мог ли ска­зать, что с ними обо­шлись неза­слу­жен­но жесто­ко? (14) Совесть тер­за­ла их за все пре­ступ­ле­ния, мно­гие доб­ро­воль­но лиши­ли себя жиз­ни; и таких было гораздо боль­ше, неже­ли каз­нен­ных нами. (15) Осталь­ным же, чей город и поля мы, как уве­ря­ли здесь, захва­ти­ли, мы пре­до­ста­ви­ли зем­ли и назна­чи­ли места, где жить, и сам город оста­ви­ли сто­ять невреди­мым; вы посмот­ри­те теперь на Капую — мож­но ли пове­рить, что город этот был оса­жден и взят при­сту­пом? Да что там Капуя, когда и Кар­фа­ге­ну, взя­то­му нами с боя, даро­ва­ны мир и сво­бо­да! (16) Если и есть для нас опас­ность, то ско­рее в том, что, слиш­ком мило­сти­во обхо­дясь с побеж­ден­ны­ми, мы сами как бы побуж­да­ем их под­нять­ся про­тив нас и попы­тать сча­стье в войне. (17) Вот что могу я ска­зать в оправ­да­ние рим­лян; а теперь — вот что в осуж­де­ние Филип­па. Вы живе­те непо­да­ле­ку от Македо­нии и Филип­па зна­е­те луч­ше нас — кро­вью самых близ­ких род­ных запят­нал он дво­рец свой, на нем кровь дру­зей и близ­ких, а похоть его еще гнус­нее его жесто­ко­сти. (18) Что до вас, это­лий­цы, то в вой­ну с Филип­пом мы всту­пи­ли для ваше­го же спа­се­ния, вы же у нас за спи­ной заклю­чи­ли с ним мир. (19) Вы, может быть, ска­же­те, буд­то под­да­лись стра­ху, видя нас заня­ты­ми Пуни­че­ской вой­ной, и отто­го под­чи­ни­лись силе царя; мы и вправ­ду, стра­дая под тяже­стью дру­гих, более важ­ных забот, не ста­ли про­дол­жать вой­ну, но ту, от кото­рой отку­пи­лись вы сами. (20) Ныне же покон­чив­ши мило­стью богов с Кар­фа­ге­ном, мы все­ми наши­ми сила­ми всту­па­ем в Македо­нию, и вы може­те сно­ва стать дру­зья­ми наши­ми и союз­ни­ка­ми, раз­ве что пред­по­чте­те погиб­нуть с Филип­пом, неже­ли победить с Римом».

32. (1) Как ско­ро речь Фурия скло­ни­ла умы на сто­ро­ну рим­лян, Дамо­крит, пре­тор это­лий­цев, кото­рый, как гово­ри­ли, был под­куп­лен Филип­пом, не стал высту­пать ни за тех, ни за этих, (2) а лишь заме­тил, что в реше­нии столь важ­ных дел осо­бен­но пагуб­на с.29 тороп­ли­вость. «Рас­ка­ять­ся лег­ко, — про­дол­жал он, — да толь­ко позд­но и про­ку в том нет, если ско­ро­па­ли­тель­ное реше­ние уже при­ня­то, а пере­ме­нить или попра­вить его нель­зя. (3) Пра­виль­ное реше­ние созре­ет со вре­ме­нем, а пока что мож­но дого­во­рить­ся так: зако­ном дей­ст­ви­тель­но пред­у­смот­ре­но, чтобы каса­тель­но мира и вой­ны поста­нов­ле­ния при­ни­ма­лись на собра­ни­ях обще­это­лий­ском и пилей­ском¹³³, (4) одна­ко не будет ника­ко­го нару­ше­ния, если теперь мы пору­чим пре­то­ру созвать общее собра­ние, когда он сочтет, что при­шла пора выби­рать меж­ду вой­ной и миром, а реше­ния, там при­ня­тые, мож­но будет счесть при­рав­нен­ны­ми к реше­ни­ям это­лий­ско­го и пилей­ско­го собра­ний и име­ю­щи­ми такую же закон­ную силу».

(5) И послов отпу­сти­ли, не дав­ши отве­та, а Дамо­крит почел, буд­то, так ска­зав­ши, сослу­жил сограж­да­нам сво­им вели­кую служ­бу, ибо теперь они мог­ли выжидать — кому будет сча­стье, за тех и вста­нут. Вот како­во дело было в собра­нии это­лий­цев.

33. (1) Филипп уси­лен­но гото­вил­ся к войне на суше и на море. Суда свои он стя­ги­вал к Демет­ри­а­де, в Фес­са­лию. (2) Ожи­дая, что Аттал и рим­ляне с фло­том дви­нут­ся вес­ной от Эги­ны, он, как и в преды­ду­щие годы, коман­до­ва­ние суда­ми и вой­ска­ми на побе­ре­жье пору­чил Герак­лиду, (3) сам же занял­ся под­готов­кой сухо­пут­но­го вой­ска. Филипп уве­рен, что лишил рим­лян двух силь­ней­ших союз­ни­ков: с одной сто­ро­ны — это­лий­цев, с дру­гой — дар­да­нов, ибо тем и дру­гим нароч­но для того послан­ный сын его Пер­сей пере­крыл доро­гу, заняв уще­лье близ Пела­го­нии. (4) Что же до кон­су­ла, то он в это вре­мя уже не гото­вил­ся к войне, а вел ее: он шел с вой­ском через зем­ли дас­са­ре­ти­ев¹³⁴, про­до­воль­ст­вие, что ско­пи­лось у него в зим­них лаге­рях, вез с собой и не рас­хо­до­вал, ибо окрест­ные поля дава­ли доста­точ­но, чтобы про­кор­мить сол­дат. (5) Горо­да и селе­ния сда­ва­лись ему, какие по сво­ей воле, а какие от стра­ха; неко­то­рые были взя­ты при­сту­пом, дру­гие сто­я­ли без­люд­ные, ибо жив­шие здесь вар­ва­ры бежа­ли в ближ­ние горы. (6) Кон­сул неко­то­рое вре­мя сто­ял лаге­рем воз­ле Лин­ка¹³⁵, неда­ле­ко от реки Бев, и отсюда разо­слал фура­жи­ров добыть зер­на по амба­рам дас­са­ре­ти­ев. Филипп хоро­шо видел отча­я­ние и ужас жите­лей обла­сти; но не знал тол­ком, куда напра­вил­ся кон­сул, и послал отряд кон­ни­ков выяс­нить, по како­му пути наме­рен дви­гать­ся враг. (7) В такой же неиз­вест­но­сти пре­бы­вал и кон­сул. Знал, что царь поки­нул зим­ние квар­ти­ры, а куда идет, не ведал и тоже послал кон­ни­ков на раз­вед­ку. (8) Оба отряда, вый­дя с раз­ных сто­рон, дол­го блуж­да­ли по стране дас­са­ре­ти­ев и нако­нец ока­за­лись на одной доро­ге. И те и дру­гие, заслы­шав голо­са, звон ору­жия и ржа­ние коней, конеч­но, поня­ли, что враг близ­ко. Еще не видя друг дру­га, они изгото­ви­лись и, едва сбли­зи­лись, тот­час кину­лись в бой. (9) Чис­лом и храб­ро­стью были они рав­ны, ибо оба отряда состо­я­ли из отбор­ных вои­нов, и несколь­ко часов кряду бились на рав­ных. Кони и вои­ны уто­ми­лись нако­нец, и про­тив­ни­ки разо­шлись, — ни одна сто­ро­на не доби­лась победы. (10) Македо­нян погиб­ло сорок и трид­цать пять с.30 рим­лян. И воро­ти­лись они — одни к сво­е­му царю, дру­гие к сво­е­му кон­су­лу, — так ниче­го и не раз­ведав­ши о рас­по­ло­же­нии вра­же­ско­го лаге­ря; (11) про это узна­ли от пере­беж­чи­ков, чье пре­да­тель­ство и лег­ко­мыс­лие во всех вой­нах помо­га­ют одной сто­роне рас­кры­вать тай­ны дру­гой.

34. (1) Филипп решил поза­бо­тить­ся о погре­бе­нии всад­ни­ков, погиб­ших в этой схват­ке, пола­гая тем воз­будить пре­дан­ность сво­их сол­дат и готов­ность их рис­ко­вать за него жиз­нью; (2) для того при­ка­зал он пере­не­сти тела в лагерь, дабы все виде­ли, с какою пыш­но­стью их хоро­нят. (3) Нет ниче­го более непо­сто­ян­но­го и непред­ска­зу­е­мо­го, неже­ли настро­е­ния тол­пы. Зре­ли­ще похо­рон долж­но было про­будить в сол­да­тах бое­вой пыл и готов­ность не щадить сво­ей жиз­ни, а наме­сто того пре­ис­пол­ни­ло их стра­ха и уны­ния. (4) До сего вре­ме­ни при­хо­ди­лось им видеть лишь раны от копий или стрел, изред­ка — от пик, да и вое­вать при­вык­ли они толь­ко с гре­ка­ми и илли­рий­ца­ми; теперь, увидев тру­пы, изуро­до­ван­ные испан­ски­ми меча­ми¹³⁶, руки, отсе­чен­ные одним уда­ром вме­сте с пле­чом, отруб­лен­ные голо­вы, выва­лив­ши­е­ся киш­ки и мно­гое дру­гое, столь же страш­ное и отвра­ти­тель­ное, (5) вои­ны Филип­па ужас­ну­лись тому, с каки­ми людь­ми, с каким ору­жи­ем при­дет­ся им иметь дело. Пере­пу­ган был и сам царь, ибо еще не дово­ди­лось ему вое­вать с рим­ля­на­ми по-насто­я­ще­му. (6) Дабы уси­лить свою армию, тот­час ото­звал он сына с вой­ском, сто­я­щим в уще­льях Пела­го­нии, открыв тем Плев­ра­ту и дар­да­нам доро­гу в Македо­нию, (7) а сам с два­дца­тью тыся­ча­ми пехоты и четырь­мя тыся­ча­ми кон­ни­ков дви­нул­ся путем, ука­зан­ным пере­беж­чи­ка­ми, и стал немно­гим более чем в тыся­че шагов от рим­ско­го вой­ска непо­да­ле­ку от Ата­ка на вер­шине хол­ма, окру­жив его глу­бо­ким рвом. (8) Поглядел царь вниз на рим­ский лагерь и, как гово­рят, изу­мил­ся, увидев, сколь пра­виль­но он рас­по­ло­жен и весь цели­ком, и внут­ри каж­дой части, сколь ров­ны ряды пала­ток и как про­ло­же­ны ули­цы, и ска­зал, что нико­гда не увидеть тако­го у вар­ва­ров. (9) Два дня кон­сул и царь наблюда­ли друг за дру­гом и удер­жи­ва­ли сво­их вои­нов в сте­нах лаге­ря; на тре­тий — кон­сул постро­ил вой­ско и вывел на поле боя.

35. (1) Царь побо­ял­ся под­верг­нуть опас­но­сти все вой­ско сра­зу и выслал спер­ва лишь четы­ре­ста трал­лов (я гово­рил уже преж­де, что трал­лы — народ илли­рий­ский¹³⁷) да три сот­ни крит­ских пехо­тин­цев, при­дав им столь­ко же кон­ни­ков под нача­лом одно­го из сво­их царе­двор­цев — Афи­на­го­ра, дабы тре­во­жи­ли они рим­скую кон­ни­цу. (2) Рим­ляне же, чья линия отсто­я­ла от вра­га немно­гим более чем на пять­сот шагов, высла­ли впе­ред застрель­щи­ков и две непол­ных алы всад­ни­ков, чтобы срав­нять с вра­же­ским чис­ло кон­ни­ков и пехоты. (3) Вои­ны царя ожи­да­ли боя, к како­му при­вык­ли: чтобы всад­ни­ки то насту­па­ли, то, мет­нув­ши дро­ти­ки, пово­ра­чи­ва­ли назад, чтобы илли­рий­цы стре­ми­тель­ны­ми вне­зап­ны­ми ата­ка­ми тес­ни­ли про­тив­ни­ка, чтобы кри­тяне забра­сы­ва­ли стре­ла­ми вра­га, насту­паю­ще­го рас­се­ян­ным стро­ем. (4) Рим­ляне, одна­ко раз­ру­ши­ли эти ожи­да­ния: натиск их был не ярост­ный, но ров­ный и упор­ный, с.31 (5) ибо все дела­ли всё — застрель­щи­ки, мет­нув­ши дроты, бились меча­ми, а кон­ни­ки, ворвав­шись в строй вра­гов, оста­нав­ли­ва­ли коней и дра­лись кто с сед­ла, кто спрыг­нув на зем­лю и сме­шав­шись с пеши­ми. (6) Так что про­ти­во­сто­ять рим­ля­нам не мог­ли ни Филип­по­вы всад­ни­ки, не при­учен­ные к упор­но­му бою, ни пешие его вои­ны, полу­го­лые, в бою при­вык­шие без вся­ко­го поряд­ка пере­бе­гать с места на место. Когда столк­ну­лись они с рим­ски­ми застрель­щи­ка­ми, воору­жен­ны­ми лег­ким круг­лым щитом и корот­ким мечом, а пото­му гото­вы­ми и защи­щать­ся, и напа­дать, (7) они вовсе не ста­ли драть­ся, но поло­жи­лись толь­ко на ско­рость бега и укры­лись в сте­нах лаге­ря.

36. (1) Дав сво­им лишь один день пере­дыш­ки, Филипп при­гото­вил к бою кон­ни­цу и лег­ко­во­ору­жен­ных и ночью поста­вил в весь­ма удоб­ном для напа­де­ния месте — меж­ду дву­мя лаге­ря­ми — заста­ву из лег­ких пехо­тин­цев, каких в Гре­ции зовут пел­та­ста­ми¹³⁸. Ате­на­го­ру же с его кон­ни­ка­ми пове­лел, (2) если бит­ва пой­дет в откры­тую и с успе­хом, вос­поль­зо­вать­ся уда­чей, если же нет — отхо­дить поне­мно­гу, чтобы зама­нить про­тив­ни­ка в при­готов­лен­ную ловуш­ку. (3) Кон­ни­ки Ате­на­го­ра в самом деле отсту­пи­ли, но коман­ди­ры когор­ты лег­ких пехо­тин­цев не дожда­лись сиг­на­ла, бро­си­лись на про­тив­ни­ка рань­ше вре­ме­ни и упу­сти­ли победу. Рим­ляне одо­ле­ли вра­га в откры­том бою, ловуш­ки избе­жа­ли и воро­ти­лись в свой лагерь победи­те­ля­ми.

(4) На дру­гой день кон­сул спу­стил­ся на рав­ни­ну, где выстро­ил все свое вой­ско к бою, а перед пер­вой лини­ей поста­вил несколь­ко сло­нов, из тех, что захва­че­ны были в Пуни­че­скую вой­ну; теперь впер­вые рим­ляне исполь­зо­ва­ли в бою этих живот­ных. (5) Видя, что про­тив­ник отси­жи­ва­ет­ся за вала­ми, кон­сул рас­по­ло­жил сол­дат кого на хол­мах, кого у само­го часто­ко­ла, и они ста­ли вся­че­ски поно­сить македо­нян за тру­сость. Одна­ко вызвать их на бой так и не уда­лось, ста­вить же лагерь в столь близ­ком сосед­стве от вра­га было невоз­мож­но: на сол­дат, раз­бред­ших­ся по полям за про­до­воль­ст­ви­ем, тот­час набро­си­лись бы непри­я­тель­ские кон­ни­ки. (6) Пото­му кон­сул пере­нес лагерь на рас­сто­я­ние при­мер­но в восемь миль от про­тив­ни­ка и стал в месте, назы­вае­мом Отто­лоб. (7) Вско­ре рим­ляне вышли на окрест­ные поля на фура­жи­ров­ку; Филипп же спер­ва удер­жи­вал сво­их в огра­де лаге­ря, чтобы еще воз­рос­ла у рим­лян бес­печ­ность, а у его вои­нов жаж­да боя. (8) А когда увидел, что рим­ские сол­да­ты широ­ко раз­бре­лись по полям, быст­ро выдви­нул на середи­ну рав­ни­ны всю свою кон­ни­цу и тех пеших кри­тян, что были осо­бен­но ско­ры на ногу и мог­ли срав­нять­ся в беге с коня­ми, так что все заня­тые фура­жи­ров­кой ока­за­лись отре­зан­ны­ми от сво­его лаге­ря. (9) Тут Филипп, разде­лив свое вой­ско, отпра­вил часть пре­сле­до­вать рас­сы­пав­ших­ся по полю фура­жи­ров и при­ка­зал не остав­лять в живых ни одно­го чело­ве­ка, сам же с осталь­ны­ми вои­на­ми занял доро­ги, вед­шие в рим­ский лагерь, пре­гра­див рим­ля­нам все пути к спа­се­нию. (10) Страх и смерть цари­ли в полях, и нико­му не дано было добрать­ся до сво­их, чтобы изве­стить о беде, ибо бежав­шие с.32 натал­ки­ва­лись на цар­ские заста­вы (11), и боль­шин­ство уби­то было не теми, что за ними гна­лись, а теми, что под­сте­ре­га­ли их на путях к лаге­рю. Нако­нец неко­то­рым уда­лось про­скольз­нуть меж вра­же­ских застав — пере­пу­ган­ные, при­бе­жа­ли они в лагерь, где не столь­ко рас­тол­ко­ва­ли ясно, что слу­чи­лось, сколь­ко лишь посе­я­ли тре­во­гу.

37. (1) Кон­сул разо­слал кон­ни­ков во все сто­ро­ны, где толь­ко мож­но было помочь гиб­ну­щим, сам же во гла­ве постро­ен­ных квад­ра­том леги­о­нов высту­пил из лаге­ря. (2) Из тех, кого послал он на помощь фура­жи­рам, неко­то­рые блуж­да­ли по полям, ибо слы­ша­ли кри­ки то тут, то там и не зна­ли, куда напра­вить­ся, дру­гие же тот­час столк­ну­лись с вра­га­ми (3) и ввя­за­лись в сра­же­ние сра­зу в несколь­ких местах. Самый жар­кий бой раз­го­рел­ся там, где нахо­дил­ся царь: с ним было столь­ко пеших и кон­ных, что полу­чил­ся как бы насто­я­щий бое­вой строй, да к тому же они заня­ли глав­ную доро­гу к лаге­рю, и боль­ше все­го рим­лян устре­ми­лось сюда. (4) Пре­иму­ще­ство было на сто­роне македо­нян — при­сут­ст­вие царя подо­гре­ва­ло их воин­ский пыл, а кри­тяне из вспо­мо­га­тель­ных войск неожи­дан­но пора­жа­ли стре­ла­ми рим­лян, дей­ст­вуя стро­ем про­тив рас­сы­пав­ших­ся и раз­роз­нен­ных вои­нов. (5) Если бы македо­няне не так увлек­лись пре­сле­до­ва­ни­ем, они навер­ное завер­ши­ли бы слав­ной победой не толь­ко это сра­же­ние, но и всю вой­ну; (6) но черес­чур дале­ко их заве­ла жаж­да кро­ви. Они неожи­дан­но натолк­ну­лись на ведо­мые три­бу­на­ми рим­ские когор­ты; (7) завидев сво­их, повер­ну­ли на вра­га и побе­жав­шие было рим­ские кон­ни­ки; в мгно­ве­ние ока изме­нил­ся весь ход бит­вы — пре­сле­до­ва­те­ли ока­за­лись пре­сле­ду­е­мы­ми. (8) Нема­ло македо­нян про­дол­жа­ли бить­ся грудь в грудь, мно­гих смерть настиг­ла во вре­мя бег­ства; не всех изру­би­ли меча­ми — иные, ища спа­се­ния, устре­ми­лись в болота и тону­ли вме­сте с коня­ми в глу­бо­ких топях. (9) Ока­зал­ся в опас­но­сти и сам царь: под ним рани­ли коня, тот упал вме­сте со всад­ни­ком, и царя чуть было не затоп­та­ли. (10) Спас его кон­ник, что соско­чил на зем­лю, под­нял рас­те­ряв­ше­го­ся царя и поса­дил на сво­его коня. Пешим сол­дат этот не мог поспеть за сво­и­ми, и его изру­би­ли меча­ми рим­ляне, поспе­шив­шие к месту, где упал царь. (11) Филипп в стра­хе бро­сил­ся прочь. Конь кое-как доро­га­ми и без­до­ро­жьем вынес его из болот, и царь нако­нец добрал­ся до сво­его лаге­ря; там уже и не чая­ли увидеть его живым и здо­ро­вым. (12) Две сот­ни македон­ских всад­ни­ков погиб­ли в этом деле, око­ло сот­ни попа­ли в плен; восемь­де­сят лоша­дей в бога­той сбруе при­ве­ли в рим­ский лагерь; туда же снес­ли и сня­тые с вра­гов доспе­хи.

38. (1) Нашлись люди, утвер­ждав­шие, буд­то в тот день царь дей­ст­во­вал опро­мет­чи­во, а кон­сул нере­ши­тель­но: Филип­пу-де сле­до­ва­ло про­сто сидеть и ждать — ведь он знал, что все окрест­ные поля уже разо­ре­ны и рим­ляне доеда­ют послед­ний хлеб; (2) кон­су­лу же, коль ско­ро раз­гро­мил он македон­скую кон­ни­цу, обра­тил в бег­ство лег­кую пехоту и чуть было не захва­тил в плен само­го царя, надо было напасть на македо­нян в их соб­ст­вен­ном лаге­ре — с.33 (3) испол­нен­ные стра­ха и смя­те­ния, они бы и сопро­тив­лять­ся не ста­ли, и так кон­чи­лась бы вой­на. Ска­зать такое лег­ко, а сде­лать мно­го труд­нее, как оно обыч­но и быва­ет. (4) Если бы кон­сул дви­нул про­тив Филип­па всю свою армию и пехо­тин­цев тоже, то, может быть, пере­пу­ган­ные македо­няне, ища спа­се­ния за вала­ми, побе­жа­ли бы в лагерь и рим­ляне суме­ли бы одо­леть укреп­ле­ния и выгнать царя из лаге­ря; (5) но ведь там сто­я­ла нетро­ну­той вся македон­ская пехота, у ворот были заста­вы и часо­вые. Вот и не вышло ли бы то же самое, что неза­дол­го перед тем у царя, когда бро­сил он сво­их вои­нов врас­сып­ную пре­сле­до­вать отсту­пав­ших кон­ни­ков? (6) Даже и сам замы­сел Филип­па напасть на рас­сы­пав­ших­ся по полям и заня­тых фура­жи­ров­кой сол­дат не в чем было бы упрек­нуть, если бы царь сумел вовре­мя оста­но­вить­ся. (7) Еще понят­нее, что он отва­жил­ся дать решаю­щий бой — ходи­ли слу­хи, буд­то Плев­рат и дар­да­ны с огром­ным вой­ском пере­шли гра­ни­цы сво­их земель и уже вторг­лись в Македо­нию; (8) а поз­во­лить окру­жить себя со всех сто­рон Филипп не мог, он пони­мал, что в таком слу­чае рим­ляне, сидя на месте, ока­жут­ся победи­те­ля­ми. (9) В кон­це кон­цов Филипп решил, что после двух неудач­ных кон­ных сра­же­ний оста­вать­ся в том же лаге­ре гораздо опас­нее, чем попы­тать­ся обма­нуть бди­тель­ность вра­га и уйти из этих мест. На зака­те солн­ца он послал к кон­су­лу вест­ни­ка про­сить о пере­ми­рии, дабы пре­дать зем­ле погиб­ших кон­ни­ков, (10) и тем ввел рим­лян в заблуж­де­ние, сам же после вто­рой стра­жи, раз­ло­жив по все­му лаге­рю кост­ры, снял­ся с места.

39. (1) Кон­сул при­ни­мал ван­ну, когда ему доло­жи­ли о при­хо­де вест­ни­ка и о том, с какою прось­бою он при­шел; (2) кон­сул при­ка­зал отве­тить, что лишь на сле­дую­щее утро будет у него вре­мя начать пере­го­во­ры. Филип­пу толь­ко того и надо было — за ночь и за пер­вые часы сле­дую­ще­го дня вой­ско мог­ло уйти доста­точ­но дале­ко; царь дви­нул­ся через горы по тро­пам, недо­ступ­ным тяже­ло воору­жен­ным рим­ля­нам. (3) На рас­све­те кон­сул дал согла­сие на пере­ми­рие — с тем ото­слал он Филип­по­ва вест­ни­ка, и тогда лишь заме­тил, что цар­ский лагерь пуст. Не зная, каки­ми путя­ми идти в пого­ню, он про­вел еще несколь­ко дней в лаге­ре и запас­ся за то вре­мя про­до­воль­ст­ви­ем. (4) Затем дви­нул­ся к Сту­бер­ре, при­ка­зав­ши свез­ти туда из Пела­го­нии весь хлеб ново­го уро­жая, что сто­ял еще на полях, оттуда он подо­шел к Плу­инне, так все еще и не напав­ши на след македо­нян. (5) Филипп же пона­ча­лу раз­бил лагерь у Бру­а­ния, но вско­ре ушел оттуда и, прой­дя напря­мик по без­до­ро­жью, неждан­но обру­шил­ся на про­тив­ни­ка, при­вед­ши его в пол­ное смя­те­ние. Высту­пив из Плу­ин­ны, рим­ляне затем ста­ли лаге­рем у реки Осфа­га, (6) а царь укре­пил­ся невда­ле­ке тоже на бере­гу реки, что зовет­ся у мест­ных жите­лей Эри­гон. (7) Удо­сто­ве­рив­шись, что рим­ляне дви­нут­ся к Эор­дее¹³⁹, царь опе­ре­дил их и занял уще­лья, дабы поме­шать рим­ля­нам прой­ти. (8) Македо­няне где насы­па­ли валы, где рыли рвы, где гро­мозди­ли вме­сто стен груды кам­ней либо вали­ли дере­вья, смот­ря по мест­но­сти и по тому, что попа­да­лось под руку; (9) нако­нец они сочли, что доста­точ­но укре­пи­лись, хоть с.34 и наспех, и что теперь путь, и без того труд­ный, стал бла­го­да­ря их уси­ли­ям вовсе непро­хо­ди­мым. (10) Одна­ко же мест­ность вокруг была покры­та лесом, и отто­го македо­няне не мог­ли сра­жать­ся так, как они толь­ко и уме­ют, — сте­ной, выста­вив над щита­ми свои длин­ней­шие копья¹⁴⁰, ибо сво­бод­но­го про­стран­ства, кото­рое для это­го надоб­но, здесь не было. (11) Длин­ные вет­ви дере­вьев тяну­лись со всех сто­рон, так что и фра­кий­цы никак не мог­ли раз­мах­нуть­ся сво­и­ми огром­ны­ми меча­ми. (12) Один толь­ко отряд кри­тян мог при­не­сти поль­зу, да и то стре­лы их, столь опас­ные в кон­ном бою, где ранят и вырвав­ше­го­ся впе­ред всад­ни­ка, и коня его, отска­ки­ва­ли от рим­ских щитов, не остав­ляв­ших откры­то­го места, куда целить­ся. (13) Увидев­ши, что стре­лы ниче­го не дают, кри­тяне при­ня­лись соби­рать кам­ни, валяв­ши­е­ся повсюду в долине, и метать их. Одна­ко и кам­ни уда­ря­лись о щиты с гро­хотом, но без тол­ка, и лишь слег­ка задер­жа­ли насту­пав­ших. (14) Под гра­дом кам­ней одни из них постро­и­лись чере­па­хой¹⁴¹ и про­би­лись сквозь строй вра­гов, дру­гие же обо­шли гору, потом вырва­лись на гре­бень (15) и кину­лись на македон­ских часо­вых; сто­яв­шие в кара­у­лах вои­ны пере­пу­га­лись, бежать через зава­лы не мог­ли и во мно­же­стве гиб­ли на месте.

40. (1) Уще­лье пре­одо­ле­ли лег­че, неже­ли ожи­да­ли, и кон­сул всту­пил в Эор­дею, откуда, опу­сто­шив поля, воро­тил­ся в Эли­мею¹⁴²; оттуда дви­нул­ся он в Оре­сти­ду и подо­шел к город­ку Келе­тру, лежа­ще­му на полу­ост­ро­ве. Сте­ны это­го город­ка омы­ва­ет озе­ро, (2) и подой­ти к нему по суше мож­но одной толь­ко доро­гой — через узкий пере­ше­ек. Уве­рен­ные в его непри­ступ­но­сти, жите­ли закры­ли ворота и отка­за­лись сдать­ся, (3) но тут увиде­ли: вра­же­ские зна­ме­на дви­жут­ся к сте­нам горо­да, сол­да­ты чере­па­хой подо­шли уже к воротам, пере­ше­ек забит рим­ля­на­ми; тогда испу­га­лись они и сда­лись на милость победи­те­ля. (4) От Келе­тра Суль­пи­ций пошел в Дас­са­ре­тию и при­сту­пом взял город Пелий — увел рабов, захва­тил добы­чу, а сво­бод­ных отпу­стил без выку­па и город им воз­вра­тил, оста­вив­ши в нем силь­ный гар­ни­зон, (5) ибо рас­по­ло­же­ние его было удоб­но для набе­гов на Македо­нию. (6) И кон­сул, про­шед­ши через вра­же­скую стра­ну, отвел вой­ско в места уже зами­рен­ные, к Апол­ло­нии, откуда вой­на и нача­лась.

(7) Филип­па то и дело бес­по­ко­и­ли набе­га­ми это­лий­цы, афа­ма­ны, дар­да­ны и мно­гие дру­гие пле­ме­на, что вне­зап­но и ото­всюду под­ня­лись про­тив него. (8) Дар­да­ны ухо­ди­ли уже из Македо­нии, когда Филипп послал им вслед Ате­на­го­ра с лег­кой пехотой и с боль­шею частью кон­ни­цы, при­ка­зав неот­ступ­но наседать с тыла на отхо­див­ших, пере­ма­лы­вать замы­каю­щие отряды и тем осла­бить это пле­мя настоль­ко, чтобы не было им впредь повад­но выхо­дить с вой­ском из дому. (9) Пре­тор это­лий­цев Дамо­крит, тот самый, что преж­де убеж­дал не торо­пить­ся с объ­яв­ле­ни­ем вой­ны, теперь в том же самом сове­те стал пыл­ко при­зы­вать к войне, (10) ибо узнал о кон­ном сра­же­нии у Отто­ло­ба, о втор­же­нии дар­да­нов и Плев­ра­та с илли­рий­ца­ми в Македо­нию, а в довер­ше­ние все­го — о том, что с.35 рим­ский флот подо­шел к Орею и Македо­ния не толь­ко вся окру­же­на вра­же­ски­ми пле­ме­на­ми, но вот-вот будет запер­та и с моря.

41. (1) По всем этим при­чи­нам Дамо­крит и это­лий­цы вновь при­со­еди­ни­лись к рим­ля­нам и вме­сте с царем афа­ма­нов Ами­нан­дром дви­ну­лись на оса­ду Кер­ки­ния. (2) Жите­ли запер­ли ворота, но в горо­де сто­ял македон­ский гар­ни­зон, а пото­му непо­нят­но, сде­ла­ли они это по сво­ей воле или их заста­ви­ли силой. (3) Через несколь­ко дней город был взят и сожжен; тех же, кто уце­лел после все­об­ще­го изби­е­ния — и рабов, и сво­бод­ных, — отпра­ви­ли вме­сте с добы­чей. (4) Испу­гав­шись подоб­ной уча­сти, те, кто возде­лы­ва­ет зем­ли по бере­гам Бебий­ских болот, поки­ну­ли свои горо­да и укры­лись в горах. (5) Добы­ча здесь ока­за­лось небо­га­той, и это­лий­цы ушли в Перре­бию¹⁴³. Там они взя­ли с бою Кире­тии, страш­но разо­рив это посе­ле­ние, жите­ли же Малойи сда­лись доб­ро­воль­но, и их при­ня­ли в чис­ло союз­ни­ков. (6) Из Перре­бии Ами­нандр зате­ял идти под Гом­фы — город этот лежит непо­да­ле­ку от Афа­ма­нии, и пото­му он наде­ял­ся завла­деть им без боль­ших хло­пот. (7) Вле­ко­мые жаж­дой добы­чи, это­лий­цы устре­ми­лись в пло­до­род­ные доли­ны Фес­са­лии, и Ами­нандр после­до­вал за ними, хотя и не одоб­рял ни само это напа­де­ние, ни гра­би­тель­ские вылаз­ки, где каж­дый дей­ст­во­вал на свой страх и риск, ни то, что лаге­рем рас­по­ла­га­лись как попа­ло и где при­дет­ся, не строя насто­я­щих укреп­ле­ний. (8) Он опа­сал­ся, что такое небре­же­ние погу­бит и его само­го, и его отряд, и пото­му, когда увидел, что это­лий­цы ста­вят лагерь перед горо­дом Фар­ка­до­ном в откры­том поле, (9) отвел сво­их при­мер­но на милю — на неболь­шой холм и, немно­го укре­пив его, ока­зал­ся в без­опас­но­сти. (10) Это­лий­цы, зани­ма­ясь гра­бе­жом, и не вспо­ми­на­ли, что идет вой­на и они нахо­дят­ся на вра­же­ской зем­ле: кто почти без ору­жия бро­дил по полям, кто спал либо пьян­ст­во­вал в лаге­ре, не поза­бо­тив­шись даже выста­вить кара­у­лы. Неждан­ное появ­ле­ние Филип­па заста­ло их врас­плох. (11) Изве­щен­ные о при­бли­же­нии вра­га пер­вы­ми бег­ле­ца­ми, что, дро­жа от стра­ха, воз­вра­ща­лись с полей в лагерь, Дамо­крит и дру­гие вожди при­шли в смя­те­ние, ибо было око­ло полу­дня и почти все сол­да­ты, наев­шись, спа­ли бес­про­буд­но. (12) Тут все ста­ли будить друг дру­га, одним при­ка­зы­ва­ли взять­ся за ору­жие, иных посы­ла­ли за теми, кто гра­бил поля. Сума­то­ха под­ня­лась такая, что из всад­ни­ков мно­гие забы­ли свои мечи и боль­шин­ство даже не наде­ли пан­ци­рей. (13) Кое-как собра­ли впо­пы­хах один отряд в шесть­сот чело­век, счи­тая вме­сте и всад­ни­ков и пеших, и выве­ли про­тив кон­ни­ков Филип­па, пре­вос­хо­див­ших Дамо­кри­то­вых вои­нов и чис­лом, и храб­ро­стью, и ору­жи­ем. (14) Это­лий­цы ока­за­лись раз­би­ты с пер­во­го же уда­ра, они и не пыта­лись тол­ком драть­ся, тот­час обра­ти­лись в постыд­ное бег­ство и устре­ми­лись обрат­но в лагерь; мно­гие были уби­ты, дру­гих уво­ди­ли в плен — Филип­по­вы кон­ни­ки отби­ва­ли их от тол­пы бегу­щих и бра­ли в коль­цо.

42. (1) Воз­ле само­го лаге­ря Филипп велел тру­бить отбой, ибо кони и люди его уто­ми­лись — не столь­ко, прав­да, от бит­вы, сколь­ко от пере­хо­да, дол­го­го и очень уж поспеш­но прой­ден­но­го. с.36 (2) Царь отпра­вил несколь­ко кон­ных турм и попе­ре­мен­но с ними неко­то­рые мани­пу­лы лег­ко­во­ору­жен­ных вои­нов за водой и про­до­воль­ст­ви­ем, рас­ста­вил посты (3) и стал ожи­дать, пока подой­дет пехота, — она шла стро­ем и из-за тяже­ло­го сна­ря­же­ния отста­ла. (4) Когда пехота при­шла, Филипп и ей пове­лел поста­вить тут же пря­мо перед собой зна­ме­на и ору­жие и наско­ро под­кре­пить­ся едой; из каж­до­го отряда не боль­ше чем по два-три чело­ве­ка посы­лал он за водой, осталь­ных же кон­ни­ков и лег­ко­во­ору­жен­ных постро­ил тем вре­ме­нем в бое­вой порядок на слу­чай, если про­тив­ник что-нибудь пред­при­мет. (5) Рас­сы­пав­ши­е­ся по полям это­лий­цы тол­пою воро­ти­лись в лагерь и воз­на­ме­ри­лись было защи­щать его: рас­ста­ви­ли воору­жен­ных вои­нов у ворот и по валам и из-за укреп­ле­ний сви­ре­по и гор­до посмат­ри­ва­ли на непо­движ­но сто­яв­ше­го про­тив­ни­ка. (6) Но когда дви­ну­лись впе­ред бое­вые зна­ме­на Филип­па и македон­ский строй вплот­ную подо­шел к валу, это­лий­цы тот­час же поки­ну­ли все посты и через зад­ние ворота кину­лись к хол­му, где укре­пи­лись афа­ма­ны; и когда бежа­ли в стра­хе и бес­по­ряд­ке, то мно­гие попа­ли в плен, а дру­гих изру­би­ли. (7) Все это и гра­беж лаге­ря про­дол­жа­лось целый день, и Филипп, кото­рый спер­ва был уве­рен, что до тем­ноты смо­жет выбить из лаге­ря и афа­ма­нов, рас­по­ло­жил­ся на ночь на рав­нине перед их хол­мом, решив напасть на вра­га с рас­све­том. (8) Но это­лий­цы, гони­мые все тем же стра­хом, что заста­вил их бро­сить соб­ст­вен­ный лагерь, ночью бежа­ли врас­сып­ную и отсюда. Тут весь­ма поле­зен ока­зал­ся им Ами­нандр; под его коман­до­ва­ни­ем афа­ма­ны, кото­рые хоро­шо зна­ли эти места, про­ве­ли бег­ле­цов гор­ны­ми тро­па­ми, неве­до­мы­ми пре­сле­до­ва­те­лям, в Это­лию. (9) Лишь немно­гие, те, что заблуди­лись в бес­по­рядоч­ном бег­стве, попа­ли под уда­ры македон­ских кон­ни­ков, кото­рых Филипп на заре, увидев, что на хол­ме нико­го нет, послал в пого­ню.

43. (1) В те же при­мер­но дни цар­ский началь­ник Ате­на­гор под­сте­рег дар­да­нов, когда воз­вра­ща­лись они в свои зем­ли, и рас­стро­ил те их отряды, что шли послед­ни­ми. (2) Дар­да­ны пово­ро­ти­лись лицом к вра­гу, выров­ня­ли ряды, и бой пошел уже по-насто­я­ще­му, не при­но­ся победы ни той, ни дру­гой сто­роне. Когда же дар­да­ны дви­ну­лись даль­ше, цар­ская кон­ни­ца и лег­ко­во­ору­жен­ные вои­ны бро­си­лись за ними и неот­вяз­но пре­сле­до­ва­ли их, ибо те не име­ли тако­го рода войск, воору­же­ны были слиш­ком тяже­ло, да к тому же и сама мест­ность бла­го­при­ят­ст­во­ва­ла македо­ня­нам. (3) Уби­ты у дар­да­нов ока­за­лись счи­та­ные вои­ны, ране­ных же было мно­го, но ни одно­го не взя­ли вра­ги в плен, так как они из рядов зря не выхо­дят, но дер­жат строй и в бою, и в отступ­ле­нии.

(4) Так Филипп удач­ны­ми похо­да­ми укро­тил два пле­ме­ни и попра­вил свои дела, постра­дав­шие в ходе вой­ны с рим­ля­на­ми; добил­ся он это­го доб­ле­стью, а не толь­ко бла­го­да­ря уда­че. Вско­ре затем помог ему и счаст­ли­вый слу­чай, еще умень­шив­ший чис­ло его вра­гов это­лий­цев. (5) Дело в том, что один из самых вид­ных и знат­ных это­лий­цев по име­ни Ско­пад¹⁴⁴ при­слан был царем Пто­ле­ме­ем в Это­лию с грудой золота, с помо­щью кото­ро­го набрал здесь с.37 для царя шесть тысяч пехо­тин­цев и пять­сот кон­ни­ков и увел их в Еги­пет. (6) У это­лий­цев не оста­лось бы вооб­ще моло­де­жи, спо­соб­ной носить ору­жие, если бы Дамо­крит не удер­жал хоть часть юно­шей, пори­цая их поведе­ние и то напо­ми­ная о гото­вой вот-вот раз­ра­зить­ся войне, то гово­ря об обез­люде­нии, угро­жаю­щем их родине. (7) Впро­чем, неяс­но, ста­рал­ся ли он так ради сво­его наро­да или же по зло­бе к Ско­па­ду, кото­рый недо­ста­точ­но почтил его подар­ка­ми.

44. (1) Так раз­во­ра­чи­ва­лись тем летом [200 г.] воен­ные дей­ст­вия рим­лян и Филип­па на суше. На море же флот, отплыв­ший в нача­ле лета с Кор­ки­ры под коман­до­ва­ни­ем лега­та Луция Апу­стия, обо­гнул Малею и соеди­нил­ся с фло­том царя Атта­ла у мыса Скил­лея¹⁴⁵ в зем­лях гер­ми­о­нян. (2) Афи­няне, чья нена­висть к Филип­пу дол­гое вре­мя сдер­жи­ва­лась одним лишь стра­хом, теперь, завидя близ­кую помощь, дали сво­ей яро­сти волю. (3) В горо­де все­гда хва­та­ло крас­но­ба­ев, гото­вых мутить про­стой народ; люди эти пожи­на­ют успех у тол­пы во всех сво­бод­ных горо­дах, а уж тем более в Афи­нах, слав­ных крас­но­ре­чи­ем. (4) Они-то и пред­ло­жи­ли неожи­дан­но закон, кото­рый народ тот­час и одоб­рил; в законе пред­пи­сы­ва­лось все ста­туи Филип­па, все его изо­бра­же­ния с под­пи­ся­ми под ними, а так­же изо­бра­же­ния его пред­ков муж­ско­го и жен­ско­го пола снять и уни­что­жить, а празд­ни­ки и жерт­во­при­но­ше­ния в его честь и в честь его пред­ков, рав­но как долж­но­сти ведав­ших ими жре­цов, отме­нить. (5) И места, где было что-либо воз­веде­но или выби­то в над­пи­сях в честь Филип­па, счи­тать про­кля­ты­ми и в тех местах нико­гда не воз­дви­гать и не освя­щать ниче­го из пред­на­зна­чен­но­го зако­на­ми боже­ски­ми и чело­ве­че­ски­ми сто­ять в местах чистых и неосквер­нен­ных. (6) Жре­цам же к каж­дой молит­ве за афин­ский народ, за его союз­ни­ков, за вой­ско и флот при­со­во­куп­лять про­кля­тия Филип­пу, его детям, его цар­ству, его вой­ску, сухо­пут­но­му и мор­ско­му, (7) все­му пле­ме­ни македон­ско­му и име­ни его. И еще при­бав­ле­но было, что так­же и в буду­щем, если кто пред­ло­жит что-нибудь в пори­ца­ние Филип­пу, то все это афин­ский народ при­мет и утвер­дит; (8) если же кто пред­ло­жит или сде­ла­ет что-нибудь в оправ­да­ние или в про­слав­ле­ние Филип­па, то доз­во­ля­ет­ся тако­го убить, и убий­ство будет счи­тать­ся закон­ным. В послед­ней ста­тье гово­ри­лось: все, что неко­гда утвер­жде­но было зако­ном про­тив Писи­стра­ти­дов¹⁴⁶, рав­но при­ме­ни­мо и к Филип­пу. (9) Вот как афи­няне сло­вом про­из­не­сен­ным и сло­вом писа­ным — един­ст­вен­ным ору­жи­ем, им доступ­ным, — вели вой­ну про­тив Филип­па.

45. (1) Аттал и рим­ляне сна­ча­ла отпра­ви­лись из Гер­ми­о­ны в Пирей; (2) там они про­ве­ли несколь­ко дней, пре­сы­тив­шись поста­нов­ле­ни­я­ми афи­нян, рав­но неуме­рен­ны­ми и в поче­стях, возда­вае­мых союз­ни­кам, и в изъ­яв­ле­ни­ях гне­ва про­тив вра­га, после чего нако­нец отплы­ли из Пирея к Анд­ро­су. (3) Они ста­ли в гава­ни, назы­вае­мой Гаврий, и посла­ли к жите­лям узнать, не согла­сят­ся ли они сдать свой город по доб­рой воле и тем спа­сти от раз­ру­ше­ния. (4) Граж­дане отве­ча­ли, что в кре­по­сти сто­ит македон­ский гар­ни­зон и отто­го они не власт­ны посту­пать по соб­ст­вен­но­му усмот­ре­нию; с.38 тогда союз­ни­ки рас­по­ло­жи­лись на виду у жите­лей, рас­ста­ви­ли орудия, употреб­ля­е­мые для взя­тия горо­дов, и Аттал с Апу­сти­ем с двух сто­рон дви­ну­лись к сте­нам. (5) Тут гре­ки устра­ши­лись, ибо впер­вые виде­ли зна­ме­на и ору­жие рим­лян и сколь стре­ми­тель­но при­бли­жа­ют­ся вои­ны к кре­пост­ным сте­нам. (6) И тут же сбе­жа­лись в кре­пость, а Аттал и рим­ляне захва­ти­ли город. Кре­пость же про­дер­жа­лась все­го два дня, и то отто­го, что место­по­ло­же­ние было выгод­но, а не бла­го­да­ря храб­ро­сти защит­ни­ков; на тре­тий день жите­ли и сол­да­ты гар­ни­зо­на сда­ли город и кре­пость, дого­во­рив­шись, что им будет поз­во­ле­но, не взяв с собой ниче­го, в одной лишь одеж­де пере­пра­вить­ся в Делий Бео­тий­ский¹⁴⁷. (7) Город и кре­пость рим­ляне усту­пи­ли царю Атта­лу, себе же взя­ли добы­чу да изва­я­ния, укра­шав­шие ули­цы и пло­ща­ди. Аттал, чтобы не ока­зать­ся вла­сти­те­лем вко­нец обез­людев­ше­го ост­ро­ва, уго­во­рил кое-кого из македо­нян и почти всех анд­рос­цев остать­ся. (8) Поз­же и боль­шая часть тех, кто по усло­ви­ям пере­ми­рия пере­се­лил­ся в Делий, тоже дали себя убедить и воро­ти­лись на Анд­рос, ибо чем силь­нее тос­ко­ва­ли они по оте­че­ству, тем охот­нее вери­ли обе­ща­ньям царя.

(9) С Анд­ро­са рим­ляне с Атта­лом пере­пра­ви­лись к Кит­ну, поте­ря­ли там несколь­ко дней на оса­ду горо­да и, убедив­шись, что он едва ли сто­ит потра­чен­ных уси­лий, поплы­ли даль­ше. (10) В Пра­си­ях, уже в Атти­ке, к рим­ско­му флоту при­со­еди­ни­лись на два­дца­ти лег­ких судах иссе­яне¹⁴⁸; их посла­ли разо­рять поля жите­лей Кари­ста, а в ожи­да­нии воз­вра­ще­ния иссе­ян осталь­ной флот сто­ял в Гере­сте, досто­слав­ном пор­ту Евбеи. (11) Нако­нец рас­пу­сти­ли все пару­са и дви­ну­лись в откры­тое море, про­плы­ли мимо Ски­ро­са, а там при­бы­ли на ост­ров Икос, где при­шлось про­сто­ять несколь­ко дней из-за силь­но­го север­но­го вет­ра. (12) Когда море успо­ко­и­лось, напра­ви­лись к Ски­а­ту, горо­ду, недав­но раз­граб­лен­но­му и раз­ру­шен­но­му Филип­пом. (13) Сол­да­ты рас­сы­па­лись по полям и вско­ре вер­ну­лись на кораб­ли с зер­ном и кое-какой дру­гой едой, но без насто­я­щей добы­чи — гре­ки того не сто­и­ли, да у них и так все было раз­граб­ле­но. (14) От Ски­а­та напра­ви­лись к Кас­сан­дрии¹⁴⁹ и сна­ча­ла оста­но­ви­лись у Мен­дея — селе­ния, слу­жив­ше­го это­му горо­ду гава­нью; но когда флот обо­гнул мыс и уже под­хо­дил под самые сте­ны, вне­зап­но нале­те­ла страш­ная буря, людей накры­ва­ло вол­на­ми, рас­те­ряв сна­сти, все устре­ми­лись на берег. (15) Буря эта была, одна­ко, лишь пред­ве­сти­ем бед, что обру­ши­лись на вои­нов на суше: когда раз­ме­тан­ные по морю кораб­ли сно­ва стя­ну­лись в одно место, а сол­да­ты выса­ди­лись и при­сту­пи­ли к горо­ду, ока­за­лось, что у Филип­па здесь сто­ит силь­ный гар­ни­зон; насту­пав­ших отби­ли с боль­ши­ми для них поте­ря­ми, после чего им оста­ва­лось лишь отка­зать­ся от неудач­ной затеи и дви­нуть­ся к мысу Кана­ст­рею¹⁵⁰ на Пал­лен­ском полу­ост­ро­ве. Потом обо­гну­ли Торон­ский мыс и подо­шли к Акан­ту. (16) Здесь сна­ча­ла опу­сто­ши­ли поля, потом овла­де­ли горо­дом и раз­гра­би­ли его. Даль­ше плыть не ста­ли — кораб­ли и без того были пере­гру­же­ны добы­чей — и дви­ну­лись обрат­но тем же путем, сна­ча­ла в Ски­ат, а оттуда на Евбею.

с.39 46. (1) Там Аттал и Апу­стий оста­ви­ли весь свой флот, кро­ме деся­ти быст­ро­ход­ных судов, на кото­рых отпра­ви­лись в Малий­ский залив¹⁵¹, чтобы начать с это­лий­ца­ми пере­го­во­ры о даль­ней­шем ходе вой­ны. (2) Для пере­го­во­ров с царем и рим­ским лега­том это­лий­цы напра­ви­ли в Герак­лею посоль­ство¹⁵², поста­вив во гла­ве его неко­е­го Пиррия. (3) Он потре­бо­вал у Атта­ла тыся­чу вои­нов на осно­ва­нии ранее заклю­чен­но­го меж­ду ними союз­но­го дого­во­ра, утвер­ждая, что имен­но таков дол­жен был быть вклад царя в вой­ну про­тив Филип­па. (4) Аттал отка­зал, ибо, заявил он, когда Филипп под Пер­га­мом жег дома и хра­мы, это­лий­цы ведь не посла­ли свои вой­ска гра­бить Македо­нию, не попы­та­лись создать угро­зу соб­ст­вен­ным зем­лям Филип­па, заста­вить его уйти и тем изба­вить Пер­гам от даль­ней­ших опу­сто­ше­ний. (5) Рим­ляне же нада­ва­ли это­лий­цам самых раз­ных обе­ща­ний, и те отпра­ви­лись восво­я­си, обре­тя не столь­ко помощь, сколь­ко надеж­ду. Апу­стий и Аттал вер­ну­лись на Евбею, где сто­ял флот.

(6) Затем они реши­ли попы­тать­ся захва­тить Орей. Город этот был кре­пок и сте­на­ми, и гар­ни­зо­ном, остав­лен­ным здесь с тех пор, как одна­жды уже было на него напа­де­ние. К Атта­лу и рим­ля­нам при­со­еди­ни­лись осво­бо­див­ши­е­ся после взя­тия Анд­ро­са два­дцать родос­ских кораб­лей — все палуб­ные — под нача­лом Аге­сим­брота. (7) Их отпра­ви­ли к Зела­сию, мысу, весь­ма удач­но рас­по­ло­жен­но­му на побе­ре­жье Фтио­ти­ды¹⁵³ повы­ше Демет­ри­а­ды, дабы они ста­ли там на сто­ян­ку; мыс этот рас­по­ло­жен очень удоб­но, чтобы оттуда следить, не дви­нут­ся ли из Демет­ри­а­ды суда македо­нян. (8) Суда­ми эти­ми коман­до­вал цар­ский пре­фект Герак­лид¹⁵⁴, дер­жав­ший там флот, не столь­ко замыш­ляя само­сто­я­тель­ные дей­ст­вия, сколь­ко в рас­че­те на то, что оплош­ность вра­га пре­до­ста­вит ему удоб­ный слу­чай высту­пить. (9) Рим­ляне и Аттал напа­ли на Орей с двух сто­рон: рим­ляне со сто­ро­ны при­бреж­ной кре­по­сти, Аттал же со сто­ро­ны доли­ны, что про­ле­га­ет меж­ду дву­мя кре­по­стя­ми и со сто­ро­ны кото­рой город обведен еще и сте­ной. (10) Раз­лич­ной была мест­ность, и дей­ст­во­ва­ли они по-раз­но­му: рим­ляне при­дви­га­ли к кре­по­сти чере­па­хи¹⁵⁵ и кры­тые наве­сы, рас­ша­ты­ва­ли сте­ны тара­на­ми, Аттал же исполь­зо­вал бал­ли­сты, ката­пуль­ты и дру­гие устрой­ства, спо­соб­ные метать дроты и огром­ные кам­ни, вел под­ко­пы и вооб­ще пус­кал в ход все, что ока­за­лось полез­ным при пер­вой оса­де. (11) Одна­ко македон­ский гар­ни­зон не толь­ко пре­вос­хо­дил чис­лен­но­стью тот, что защи­щал кре­по­сти и город ранее¹⁵⁶, но и сра­жал­ся с необыч­ной храб­ро­стью, ибо вои­ны пом­ни­ли, как суро­во карал царь за преж­ние про­ма­хи, пом­ни­ли его угро­зы и посу­лы. Дело затя­ги­ва­лось, рас­счи­ты­вать на при­ступ уже не при­хо­ди­лось, а лишь на дол­гую оса­ду, на орудия и под­ко­пы, и Апу­стий решил тем вре­ме­нем попы­тать сча­стья в дру­гом месте. (12) Он оста­вил перед горо­дом столь­ко сол­дат, сколь­ко надо было, чтобы дове­сти дело до кон­ца, а сам с осталь­ны­ми пере­пра­вил­ся к бли­жай­ше­му горо­ду на мате­ри­ке — к Лари­се, не зна­ме­ни­то­му горо­ду Фес­са­лии, а к дру­гой Лари­се, кото­рая зовет­ся Кре­ма­стой¹⁵⁷; город уда­лось захва­тить с.40 неожи­дан­но, удер­жа­лась одна лишь кре­пость. (13) Аттал занял так­же Пте­лей — жите­ли его ниче­го не опа­са­лись, ибо были твер­до убеж­де­ны, что про­тив­ник занят оса­дой дру­го­го горо­да. (14) Меж­ду тем осад­ные работы вокруг Орея были уже закон­че­ны; сол­да­ты запер­то­го в горо­де гар­ни­зо­на, нес­ши кара­ул дни и ночи, совсем обес­си­ле­ли, да и ране­ных было мно­го. (15) Часть сте­ны, рас­ша­тан­ная тара­на­ми, рух­ну­ла в несколь­ких местах, и рим­ляне ночью ворва­лись через про­лом в ту кре­пость, что над гава­нью. (16) С нее они на рас­све­те дали сиг­нал Атта­лу, и он тоже ворвал­ся в город, бла­го сте­ны с его сто­ро­ны боль­шею частью лежа­ли в раз­ва­ли­нах. Гар­ни­зон и жите­ли бежа­ли во вто­рую кре­пость, а через два дня сда­лись. Город достал­ся царю, плен­ные — рим­ля­нам.

47. (1) При­бли­жа­лось осен­нее рав­но­ден­ст­вие, когда залив на Евбее, кото­рый зовет­ся Кой­ла¹⁵⁸, ста­но­вит­ся осо­бен­но опа­сен для море­пла­ва­те­лей. Союз­ни­ки поспе­ши­ли поки­нуть эти края до наступ­ле­ния бурь и воро­ти­лись в Пирей, откуда и начи­на­ли свой поход. (2) Апу­стий оста­вил там трид­цать кораб­лей, а сам, обо­гнув мыс Малею, дви­нул­ся морем к бере­гам Кер­ки­ры. Аттал же остал­ся на месте, чтобы при­нять уча­стие в таин­ствах Цере­ры¹⁵⁹, а после, отпу­стив домой Аге­сим­брота и родо­с­цев, отбыл в Азию. (3) Вот так тем летом на суше и на море вое­ва­ли про­тив Филип­па и его союз­ни­ков кон­сул Суль­пи­ций, его легат Апу­стий, а так­же помощ­ни­ки их — царь Аттал и родо­с­цы. (4) Вто­рой кон­сул Гай Авре­лий¹⁶⁰ при­был в свою про­вин­цию и застал вой­ну окон­чен­ной. Доса­дуя, что пре­тор Фурий сумел без него победо­нос­но завер­шить вой­ну, (5) он отпра­вил его в Этру­рию, а сам пошел с леги­о­на­ми по вра­же­ским зем­лям, гра­бил их, и добы­чи доста­лось ему мно­го, да мало сла­вы. (6) А Луций Фурий решил, что делать ему в Этру­рии боль­ше нече­го и что сей­час самая пора доби­вать­ся Галль­ско­го три­ум­фа, пока кон­су­ла, пол­но­го зло­бы и завист­ли­во­го стрем­ле­ния поме­шать ему, нет в Риме. (7) Фурий явил­ся в город, когда никто того не ждал, собрал сенат в хра­ме Бел­ло­ны¹⁶¹, рас­ска­зал о сво­их победах и стал тре­бо­вать, чтобы ему поз­во­ли­ли всту­пить в город три­ум­фа­то­ром.

48. (1) Мно­гие сена­то­ры гото­вы были согла­сить­ся, одни счи­та­ли его победы вели­ки­ми, дру­гие же про­сто из дру­же­ско­го рас­по­ло­же­ния. (2) Но ста­рей­шие из них не согла­ша­лись, ибо, гово­ри­ли они, Фурий не сво­им вой­ском коман­до­вал да и про­вин­цию свою поки­нул, лишь бы урвать себе поско­рее три­умф, — тако­го до сего вре­ме­ни в Риме не быва­ло.

(3) Осо­бен­но быв­шие кон­су­лы¹⁶² наста­и­ва­ли на том, что пре­тор вполне мог подо­ждать воз­вра­ще­ния кон­су­ла. (4) Фурию, по их сло­вам, сле­до­ва­ло рас­по­ло­жить­ся лаге­рем в окрест­но­стях коло­нии¹⁶³, защи­та ее была бы обес­пе­че­на, а сам он без боя и без опас­но­сти спо­кой­но дождал­ся бы воз­вра­ще­ния Авре­лия. Теперь же чего не сде­лал пре­тор, то дол­жен сде­лать сенат; (5) когда Авре­лий и Фурий перед сена­то­ра­ми изло­жат каж­дый свои дово­ды, тогда и мож­но будет при­нять реше­ние. (6) Мно­гие сена­то­ры пола­га­ли, что с.41 при­ни­мать во вни­ма­ние сле­ду­ет все-таки толь­ко сами дей­ст­вия пре­то­ра, да то, совер­ше­ны ли они во вре­мя его пре­бы­ва­ния в долж­но­сти и под его ауспи­ци­я­ми¹⁶⁴. (7) Если из двух коло­ний, при­зван­ных пре­граж­дать путь мятеж­ным гал­лам, одна ока­за­лась сожже­на и раз­граб­ле­на, а пожар — слов­но с кров­ли на кров­лю — был готов пере­ки­нуть­ся на вто­рую, лежа­щую совсем близ­ко, то что же и дол­жен был делать пре­тор? (8) А если ему запре­ща­лось делать что бы то ни было без раз­ре­ше­ния кон­су­ла, то либо ошиб­ся сенат, пре­до­ста­вив­ший пре­то­ру вой­ско (ведь если счи­та­ли сена­то­ры, что вой­ну луч­ше было вести сила­ми кон­суль­ско­го, а не пре­тор­ско­го вой­ска, мож­но было осо­бым реше­ни­ем пору­чить ее кон­су­лу, а не пре­то­ру), (9) либо непра­виль­но дей­ст­во­вал кон­сул, кото­рый, при­ка­зав пере­ве­сти вой­ско из Этру­рии в Гал­лию и зная, что без него ника­ких дей­ст­вий пред­при­ни­мать нель­зя, сам тем не менее так и не появил­ся под Ари­ми­ном. (10) Вой­на не тер­пит про­во­ло­чек и отла­га­тельств, не ждет, пока коман­дую­щие раз­бе­рут­ся в поло­же­нии, бой при­ни­ма­ешь не когда хочешь, а когда враг его начал. (11) Рас­смат­ри­вать теперь надо сам бой и его исход: вра­ги истреб­ле­ны или обра­ще­ны в бег­ство, лагерь про­тив­ни­ка взят и раз­граб­лен, одна коло­ния выз­во­ле­на из оса­ды, в дру­гую воз­вра­ще­ны жите­ли, захва­чен­ные было гал­ла­ми в плен, одним уда­ром поло­жен конец войне. (12) Не толь­ко люди счаст­ли­вы этой победой, но и богам бес­смерт­ным три дня воз­но­си­лись молеб­ст­вия — не за то ведь, что опро­мет­чи­во и дур­но защи­щал пре­тор Луций Фурий инте­ре­сы Горо­да и наро­да, а за то, навер­ное, что вел он вой­ну счаст­ли­во и завер­шил успеш­но. Вое­вать с гал­ла­ми, вид­но, самой судь­бой назна­че­но роду Фури­ев¹⁶⁵.

49. (1) Таки­ми реча­ми Фурий и его дру­зья доби­лись того, что все­об­щее рас­по­ло­же­ние к пре­то­ру, нахо­див­ше­му­ся тут же, воз­об­ла­да­ло над ува­же­ни­ем к кон­су­лу, кото­рый нахо­дил­ся в отсут­ст­вии, и с согла­сия боль­шин­ства Луцию Фурию был при­суж­ден три­умф. (2) Не сло­жив­ши еще сво­ей долж­но­сти, пре­тор Луций Фурий спра­вил три­умф в честь победы над гал­ла­ми. Он внес в каз­ну три­ста два­дцать тысяч ассов мед­ной моне­тою и сто тысяч пять­сот сереб­ря­ных монет¹⁶⁶. (3) Перед колес­ни­цей его не вели плен­ных, не нес­ли тро­феи и не шли вои­ны. Каза­лось, все оста­вил себе кон­сул, — все, кро­ме победы.

(4) Затем Пуб­лий Кор­не­лий Сци­пи­он устро­ил игры по обе­ту, дан­но­му еще в быт­ность его кон­су­лом в Афри­ке, обста­вив их со вся­че­ским вели­ко­ле­пи­ем. (5) Было так­же при­ня­то поста­нов­ле­ние, по кото­ро­му его вои­ны полу­ча­ли за каж­дый год бое­вой служ­бы в Испа­нии или в Афри­ке по два юге­ра зем­ли¹⁶⁷, ведать же разда­чей этих наде­лов пору­чи­ли децем­ви­рам. (6) Потом назна­чи­ли три­ум­ви­ров, дабы попол­ни­ли насе­ле­ние Вену­зий­ской коло­нии¹⁶⁸, силь­но поредев­шее от вой­ны с Ган­ни­ба­лом; ими ста­ли Гай Терен­ций Варрон, Тит Квинк­ций Фла­ми­нин и Пуб­лий Кор­не­лий Сци­пи­он, сын Гнея, кото­рые и внес­ли новых посе­лен­цев в спис­ки коло­ни­стов Вену­зии.

с.42 (7) В том же году Гай Кор­не­лий Цетег, управ­ляв­ший в каче­стве про­кон­су­ла Испа­ни­ей, раз­бил в зем­лях седе­та­нов боль­шое вра­же­ское вой­ско. В этом бою, как гово­рят, было уби­то пят­на­дцать тысяч испан­цев и взя­то семь­де­сят восемь бое­вых зна­мен.

(8) Кон­сул Гай Авре­лий, поки­нув свою про­вин­цию и при­быв в Рим для про­веде­ния выбо­ров, вопре­ки ожи­да­ни­ям поста­вил в вину сена­то­рам не то, что они при­ня­ли реше­ние о три­ум­фе, не дождав­шись его, кон­су­ла, воз­вра­ще­ния в Город, (9) а то лишь, что три­умф при­суди­ли, не выслу­шав нико­го, кро­ме само­го буду­ще­го три­ум­фа­то­ра, — даже тех, кто, как и он, участ­во­вал в войне. (10) Пред­ки наши уста­но­ви­ли, ска­зал Авре­лий, чтобы лега­ты, три­бу­ны, цен­ту­ри­о­ны, да и даже про­стые вои­ны, про­хо­ди­ли в три­ум­фе, как бы свиде­тель­ст­вуя в гла­зах рим­ско­го наро­да о подви­гах пол­ко­во­д­ца, удо­сто­ен­но­го столь высо­кой чести. (11) А в этот раз из все­го вой­ска, что билось с гал­ла­ми, сенат не рас­спро­сил не то что ни одно­го вои­на, но даже ни одно­го обоз­ни­ка, дабы убедить­ся, прав­ду ли гово­рит пре­тор или нет. (12) Затем кон­сул назна­чил день и про­вел выбо­ры; кон­су­ла­ми были избра­ны Луций Кор­не­лий Лен­тул и Пуб­лий Вил­лий Тап­пул; пре­то­ра­ми же затем ста­ли Луций Квинк­ций Фла­ми­нин, Луций Вале­рий Флакк, Луций Вил­лий Тап­пул и Гней Бебий Там­фил.

50. (1) В том [200 г.] году зер­но было очень деше­во; в вели­ком изоби­лии его при­вез­ли из Афри­ки, и куруль­ные эди­лы Марк Клав­дий Мар­целл и Секст Элий Пет про­да­ва­ли его наро­ду по два асса за модий. (2) Эти же долж­ност­ные лица про­ве­ли весь­ма пыш­ные Рим­ские игры, кото­рые дли­лись один день и были повто­ре­ны; те же эди­лы поста­ви­ли в эра­рии¹⁶⁹ на день­ги от штра­фов пять брон­зо­вых ста­туй. (3) Три­жды пол­но­стью повто­ря­ли Пле­бей­ские игры пле­бей­ские эди­лы Луций Терен­ций Мас­си­ли­ец и Гней Бебий Там­фил, уже избран­ный в пре­то­ры на сле­дую­щий год. (4) В том году были еще даны на фору­ме погре­баль­ные игры по слу­чаю смер­ти Мар­ка Вале­рия Леви­на, и дли­лись они четы­ре дня, а устро­е­ны были сыно­вья­ми его Пуб­ли­ем и Мар­ком; ими был пока­зан и гла­ди­а­тор­ский бой, в кото­ром участ­во­ва­ли два­дцать пять пар. (5) Марк Авре­лий Кот­та, один из децем­ви­ров, ведав­ших жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми, умер, и на место его стал Маний Аци­лий Глаб­ри­он.

(6) По слу­чай­но­му сов­па­де­нию ни один ни дру­гой из куруль­ных эди­лов, выбран­ных в том году, не смог сра­зу всту­пить в долж­ность: один, Гай Кор­не­лий Цетег, ведал про­вин­ци­ей Испа­ни­ей и был избран в эди­лы заоч­но, (7) вто­рой же, Гай Вале­рий Флакк, хотя и при­сут­ст­во­вал при избра­нии, не мог при­не­сти при­ся­гу в вер­но­сти зако­нам, ибо был фла­ми­ном Юпи­те­ра¹⁷⁰, всту­пить же в долж­ность нель­зя нико­му, кто в тече­ние пяти дней после избра­ния не при­нес такую при­ся­гу. (8) Флакк про­сил, чтобы его осво­бо­ди­ли от при­ся­ги, и сенат поста­но­вил: буде эдил пред­ста­вит на бла­го­усмот­ре­ние кон­су­лов кого-либо, кто при­нес бы клят­ву вме­сто него, и буде кон­су­лы его пред­став­ле­ние одоб­рят, то пусть дого­во­рят­ся с народ­ны­ми три­бу­на­ми, и все дело будет доло­же­но наро­ду. с.43 (9) При­не­сти при­ся­гу за бра­та согла­сил­ся Луций Вале­рий Флакк, избран­ный в пре­то­ры на сле­дую­щий год. Три­бу­ны доло­жи­ли обо всем на пле­бей­ской сход­ке, и было поста­нов­ле­но при­знать его при­ся­гу, как если бы при­ся­гал сам эдил. (10) При­ня­ли пле­беи поста­нов­ле­ние¹⁷¹ и о дру­гом эди­ле: три­бу­ны пред­ло­жи­ли послать в Испа­нию к вой­ску двух чело­век с пра­вом воен­но­го коман­до­ва­ния — одно­го, дабы дать воз­мож­ность Гаю Кор­не­лию вер­нуть­ся в Рим и всту­пить в долж­ность эди­ла, (11) дру­го­го — на сме­ну Луцию Ман­лию Аци­ди­ну, нахо­див­ше­му­ся в про­вин­ции уже мно­го лет; пле­беи поста­но­ви­ли, чтобы в Испа­нию отпра­ви­лись Гней Кор­не­лий Лен­тул¹⁷² и Луций Стер­ти­ний с про­кон­суль­ски­ми пол­но­мо­чи­я­ми.