История Рима от основания города

Книга VI

т. I, с. 283 1. (1) О дея­ни­ях рим­лян от осно­ва­ния Горо­да и до его пле­не­ния¹ — спер­ва при царях, затем при кон­су­лах и дик­та­то­рах, при децем­ви­рах и три­бу­нах с кон­суль­ской вла­стью, о внеш­них вой­нах и меж­до­усоб­ных сму­тах — обо всем этом я рас­ска­зал в пер­вых пяти кни­гах; (2) дела эти за край­нею сво­ею дав­но­стью неот­чет­ли­вы и слов­но едва раз­ли­чи­мы в отда­ле­нии: ведь мало и ред­ко в ту пору слу­ча­лось при­бе­гать к пись­ме­нам, хотя толь­ко они надеж­но сбе­ре­га­ют память о свер­шив­шем­ся; а если даже и содер­жа­лось что в запи­сях пон­ти­фи­ков и в дру­гих государ­ст­вен­ных или част­ных памят­ных кни­гах, то боль­шею частью погиб­ло в пожа­ре Рима. (3) Далее же речь пой­дет о пред­ме­тах, более извест­ных и досто­вер­ных: о дея­ни­ях мир­но­го и воен­но­го вре­ме­ни от вто­ро­го устро­е­ния воз­рож­ден­но­го Горо­да, как бы пустив­ше­го от ста­рых кор­ней побе­ги, и пыш­нее, и пло­до­нос­нее преж­них.

(4) Так вот, в пер­вое вре­мя, кем Город воз­двиг­ся², тем и дер­жал­ся; и опло­том этим был пер­вый чело­век в сена­те Марк Фурий, кото­ро­му лишь по мино­ва­нии года³ поз­во­ле­но было сло­жить дик­та­ту­ру⁴. (5) Созы­вать коми­ции для избра­ния долж­ност­ных лиц на сле­дую­щий год не было дове­ре­но воен­ным три­бу­нам, при кото­рых Город был захва­чен вра­га­ми; власть пере­шла к интеррек­сам. [389 г.] (6) Граж­дане тогда неот­ступ­но заня­ты были работа­ми и труда­ми по вос­ста­нов­ле­нию Горо­да, а меж тем народ­ный три­бун Гней Мар­ций назна­чил суд над Квин­том Фаби­ем, едва толь­ко тот ушел с долж­но­сти, — за то, что, отправ­лен­ный к гал­лам для пере­го­во­ров, Фабий при­нял уча­стие в сра­же­нии вопре­ки при­ня­то­му меж­ду наро­да­ми пра­ву. (7) От суда его осво­бо­ди­ла смерть, столь своевре­мен­ная, что мно­гие счи­та­ли ее доб­ро­воль­ной. (8) Меж­ду­цар­ст­вие нача­лось: интеррек­сом сде­лал­ся Пуб­лий Кор­не­лий Сци­пи­он, а за ним — Марк Фурий Камилл; он назна­чил воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью Луция Вале­рия Пуб­ли­ко­лу повтор­но, Луция Вер­ги­ния, Пуб­лия Кор­не­лия, Авла Ман­лия, Луция Эми­лия, Луция Посту­мия.

(9) Всту­пив в долж­ность после меж­ду­цар­ст­вия, они преж­де все­го поза­бо­ти­лись вме­сте с сена­том о делах боже­ст­вен­ных. (10) Во-пер­вых, они при­ка­за­ли собрать уцелев­шие дого­во­ры и зако­ны, то есть зако­ны две­на­дца­ти таб­лиц⁵ и кое-какие цар­ские зако­ны⁶: иные из них были даже обна­ро­до­ва­ны, но уста­вы о с.284 свя­щен­но­дей­ст­ви­ях рев­ни­во ута­и­ва­лись пон­ти­фи­ка­ми⁷, чтобы стра­хом богов дер­жать тол­пу в под­чи­не­нии. (11) Тогда-то и были обсуж­де­ны и опре­де­ле­ны запо­вед­ные дни⁸: пят­на­дца­тый день до секс­тиль­ских календ⁹, отме­чен­ный дву­мя пора­же­ни­я­ми (в этот день у Кре­ме­ры¹⁰ пали Фабии, а потом и при Аллии была позор­ная и гибель­ная для Горо­да бит­ва), назва­ли по послед­не­му пора­же­нию «аллий­ским днем» и отме­ти­ли запре­том на все обще­ст­вен­ные и част­ные пред­при­я­тия. (12) Неко­то­рые пола­га­ют, что тогда же было поста­нов­ле­но воз­дер­жи­вать­ся от свя­щен­но­дей­ст­вий в сле­дую­щий за ида­ми день, ибо имен­но в день, сле­дую­щий за квин­тиль­ски­ми ида­ми, воен­ный три­бун Суль­пи­ций не уго­дил богам сво­им жерт­во­при­но­ше­ни­ем и через три дня рим­ское вой­ско, не снис­кав­шее бла­го­во­ле­ния богов, ста­ло жерт­вой вра­га. Гово­рят, отсюда этот запрет был пере­не­сен и на дни, сле­дую­щие за кален­да­ми и нона­ми¹¹.

2. (1) Но не дол­го при­шлось сове­щать­ся о том, как вос­ста­но­вить государ­ство после столь тяже­ло­го несча­стья. (2) Там воль­ски, ста­рые недру­ги, взя­лись за ору­жие, чтобы истре­бить самое имя рим­лян, а там, в Этру­рии, по сло­вам тор­го­вых людей, стар­ши­ны всех пле­мен заклю­чи­ли воен­ный сго­вор у алта­ря Вол­тум­ны¹², (3) и нако­нец, подо­спе­ла новая страш­ная весть: отпа­ли лати­ны и гер­ни­ки, вот уже почти сто лет после бит­вы у Регилль­ско­го озе­ра¹³ нико­гда не нару­шав­шие вер­ной друж­бы с рим­ским наро­дом¹⁴. (4) И вот, когда ото­всюду вста­ло столь­ко ужа­сов и обна­ру­жи­лось, что рим­ское имя стра­да­ет не толь­ко от нена­ви­сти вра­гов, но и от пре­зре­ния союз­ни­ков, (5) реше­но было защи­тить государ­ство под тем же води­тель­ст­вом, под кото­рым его отво­е­ва­ли, и назна­чить дик­та­то­ром Мар­ка Фурия Камил­ла. (6) Сде­лав­шись дик­та­то­ром, он назна­чил началь­ни­ком кон­ни­цы Гая Сер­ви­лия Ага­лу и, закрыв суды¹⁵, про­из­вел набор млад­ших воз­рас­тов; даже ста­ри­ков, у кото­рых еще доста­ва­ло силы, он рас­пре­де­лил после при­ся­ги по цен­ту­ри­ям. (7) Набран­ное и воору­жен­ное вой­ско разде­лил он на три части. Одну выста­вил про­тив Этру­рии под­ле Вей, дру­гой при­ка­зал стать лаге­рем перед Римом (8) и во гла­ве ее поста­вил воен­но­го три­бу­на Авла Ман­лия, а во гла­ве высту­пав­ших на этрус­ков — Луция Эми­лия. Третью часть он сам повел на воль­сков и неда­ле­ко от Лану­вия (это место зовет­ся «У Меция») оса­дил их лагерь. (9) Воль­ски нача­ли вой­ну из пре­зре­ния к про­тив­ни­ку, пола­гая, что почти все бое­спо­соб­ные рим­ляне пере­би­ты гал­ла­ми, но, едва начав поход, от одно­го слу­ха о Камил­ле при­шли в такой страх, что ого­ро­ди­ли себя валом, а вал — све­зен­ны­ми ото­всюду дере­вья­ми, чтобы враг нигде не мог подой­ти к укреп­ле­ни­ям. (10) Камилл, при­ме­тив это, при­ка­зал зажечь внеш­нюю огра­ду, а тут как раз под­нял­ся силь­ный ветер в сто­ро­ну вра­гов (11), и он не толь­ко раздул пожар, но и ворвал­ся в лагерь язы­ка­ми пла­ме­ни, пому­тил вра­га чадом, дымом, трес­ком с.285 горя­щей дре­ве­си­ны, так что захва­тить вал, обо­ро­ня­е­мый вои­на­ми воль­ско­го ста­на, рим­ля­нам было про­ще, чем пре­одо­леть пылав­шую наруж­ную огра­ду. (12) Когда враг был рас­се­ян и истреб­лен, а лагерь взят при­сту­пом, дик­та­тор отдал вои­нам добы­чу, тем более при­ят­ную, чем менее ожи­дав­шу­ю­ся, ибо вождь не был скло­нен к щед­ро­сти. (13) Затем, в погоне за бегу­щи­ми опу­сто­шив все воль­ские зем­ли, он вынудил воль­сков к сда­че на семи­де­ся­том году вой­ны¹⁶. (14) Победи­те­лем пере­шел он из края воль­сков в область эквов, кото­рые сами замыш­ля­ли вой­ну, раз­бил их вой­ско при Болах, сра­зу захва­тив еди­ным уда­ром и лагерь и город.

3. (1) Вот так обсто­я­ли дела в тех кра­ях, где обре­тал­ся Камилл, води­тель рим­ско­го наро­да; но с дру­го­го края под­сту­па­ла гроз­ная напасть: (2) Этру­рия, воору­жив­шись едва ли не вся, оса­жда­ла Сут­рий, город союз­ни­ков рим­ско­го наро­да. Когда их послы яви­лись в сенат с прось­бою помочь в беде, то доби­лись сенат­ско­го нака­за дик­та­то­ру в ско­рей­шее вре­мя идти на помощь сут­рий­цам. (3) Одна­ко отсроч­ка упо­ва­тель­ной под­мо­ги ока­за­лась непо­силь­на оса­жден­ным в их зло­сча­стии, и вот из-за мало­чис­лен­но­сти граж­дан, измож­ден­ных трудом, бде­ни­ем, рана­ми, вновь и вновь пора­жав­ши­ми одних и тех же, они сго­во­ри­лись с вра­гом о сда­че и без ору­жия, кто в чем был, скорб­ною гурь­бою остав­ля­ли свои пена­ты. Тут-то как раз появил­ся Камилл с рим­ским вой­ском. (4) Когда при­чи­таю­щая тол­па бро­си­лась к его ногам и речи ста­рей­шин о постиг­шем город поги­бель­ном бед­ст­вии ста­ли заглу­шать­ся пла­чем жен­щин и детей, кото­рые бре­ли вослед изгнан­ни­кам, Камилл при­ка­зал сут­рий­цам побе­речь сле­зы; ибо это этрус­кам несет он горе и плач. (5) Оста­вив жите­лей Сут­рия с неболь­шою охра­ною, при­ка­зы­ва­ет он вои­нам оста­вить там же покла­жу и иметь при себе толь­ко ору­жие. Итак, с вой­ском, гото­вым к бою, под­хо­дит он к Сут­рию, как и думал зара­нее, в самую удач­ную пору: все в бес­по­ряд­ке, у стен ника­кой стра­жи, ворота настежь и раз­бред­ши­е­ся по горо­ду победи­те­ли тащат добы­чу из чужих домов. (6) Так Сут­рий был взят вто­рой раз в тот же день: победи­те­ли-этрус­ки повсюду гиб­ли от ново­го вра­га, не имея вре­ме­ни собрать­ся, сомкнуть ряды и взять­ся за ору­жие. (7) Когда они — каж­дый сам по себе — устре­ми­лись к воротам, чтобы как-нибудь вырвать­ся в поле, ворота ока­за­лись закры­ты­ми — об этом зара­нее рас­по­рядил­ся дик­та­тор. (8) Тут иные хва­ти­лись ору­жия, иные, кого пере­по­лох застал воору­жен­ны­ми, ста­ли созы­вать сво­их, чтобы всту­пить в бой, кото­рый и впрямь раз­го­рел­ся бы из-за отча­я­ния вра­гов, если бы гла­ша­таи, разо­слан­ные по горо­ду, не выклик­ну­ли при­каз сло­жить ору­жие, щадить без­оруж­ных и при­ме­нять силу толь­ко к воору­жен­ным. (9) Тогда даже те, кто изве­рил­ся в послед­ней надеж­де и готов был к отча­ян­но­му сопро­тив­ле­нию, обре­ли надеж­ду сохра­нить жизнь, все сплошь с.286 побро­са­ли ору­жие и, без­оруж­ные (что было без­опас­нее), сда­лись вра­гу. (10) Столь вели­кое мно­же­ство плен­ных ради охра­ны при­шлось разде­лить, а город еще до ночи был пере­дан сут­рий­ским жите­лям целым и невреди­мым, без малей­ше­го воен­но­го ущер­ба, так как его не бра­ли силой, а сда­ва­ли по уго­во­ру.

4. (1) Камилл три­ум­фа­то­ром воро­тил­ся в Город, победив­ши разом в трех вой­нах¹⁷. (2) Перед колес­ни­цей он гнал вели­кое мно­же­ство плен­ных этрус­ков, и при про­да­же с тор­гов¹⁸ за них дали столь­ко денег, что их, после того как с мат­ро­на­ми рас­пла­ти­лись за золо­то¹⁹, еще хва­ти­ло на изготов­ле­ние трех золотых чаш, (3) о кото­рых извест­но, что до пожа­ра на Капи­то­лии²⁰ они с посвя­ти­тель­ной над­пи­сью Камил­ла сто­я­ли в хра­ме Юпи­те­ра у ног Юно­ны.

(4) В тот же год [388 г.] были при­ня­ты в граж­дан­ство те из вей­ян, капен­цев и фалис­ков²¹, кото­рые во вре­мя этих послед­них войн пере­шли к рим­ля­нам; этим новым граж­да­нам были наре­за­ны поля. (5) Сенат поста­но­вил так­же ото­звать из Вей тех, кто, ленясь стро­ить­ся в Риме, пере­брал­ся в Вейи, заняв там пусту­ю­щие дома²². Спер­ва под­нял­ся ропот недо­воль­ных при­ка­зом; днем поз­же для тех, кто не воз­вра­тит­ся в Рим, была назна­че­на смерт­ная казнь, сра­зу пре­вра­тив­шая оже­сто­чен­ную тол­пу в раз­об­щен­ных людей, послуш­ных каж­дый сво­е­му стра­ху. (6) А как толь­ко в Риме ста­ло мно­го­люд­нее, там сра­зу ста­ли стро­ить­ся — и с помо­щью государ­ства, кото­рое помо­га­ло в рас­хо­дах, и заботой эди­лов²³, кото­рые следи­ли за эти­ми работа­ми как за обще­ст­вен­ны­ми, да и сами част­ные лица ради сво­ей же поль­зы торо­пи­лись закон­чить строй­ку. Новый город под­нял­ся в тече­ние года.

(7) В кон­це года состо­я­лись выбо­ры воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью. Избра­ны были Тит Квинк­ций Цин­цин­нат, Квинт Сер­ви­лий Фиде­на (в пятый раз), Луций Юлий Юл, Луций Акви­лий Корв, Луций Лукре­ций Три­ци­пи­тин, Сер­вий Суль­пи­ций Руф. (8) Они пове­ли одно вой­ско в стра­ну эквов (не для вой­ны — те при­зна­ва­ли себя побеж­ден­ны­ми, — но из нена­ви­сти, чтобы опу­сто­шить их стра­ну и не оста­вить сил для новых замыс­лов) и дру­гое — в область Тарк­ви­ний. (9) Там были взя­ты силою этрус­ские горо­да Кор­туо­за и Кон­те­не­бра. При Кор­ту­о­зе сра­же­ния не было: вне­зап­но появив­шись, рим­ляне захва­ти­ли ее при пер­вом же кли­че и натис­ке — город был раз­граб­лен и сожжен. (10) Кон­те­не­бра выдер­жа­ла несколь­ко дней оса­ды, но непре­рыв­ный бой, не пре­кра­щав­ший­ся ни днем ни ночью, сло­мил жите­лей. Ведь рим­ское вой­ско разде­ли­лось на шесть частей, кото­рые бились пооче­ред­но по шесть часов каж­дая, а мало­люд­ство оса­жден­ных застав­ля­ло их выстав­лять все­гда тех же изну­рен­ных непре­рыв­ным сра­же­ни­ем граж­дан; они нако­нец усту­пи­ли, и рим­ляне смог­ли вой­ти в город. (11) Три­бу­нам хоте­лось забрать добы­чу в каз­ну, но они запозда­ли с при­ка­за­ни­ем, а тем с.287 вре­ме­нем добы­ча уже доста­лась вои­нам и отнять ее мож­но было толь­ко ценою нена­ви­сти.

(12) В тот же год, чтобы город воз­рас­тал не част­ны­ми толь­ко стро­е­ни­я­ми, и Капи­то­лий вымо­сти­ли камен­ны­ми пли­та­ми — дело при­мет­ное и сре­ди нынеш­не­го вели­ко­ле­пия горо­да.

5. (1) Уже и народ­ные три­бу­ны, пока граж­дане заня­ты были стро­и­тель­ст­вом, пыта­лись обсуж­де­ни­ем земель­ных зако­нов собрать поболь­ше людей на свои сход­ки. (2) Гово­ри­ли о надеж­дах на Помп­тин­скую область, кото­рая толь­ко тогда, после пора­же­ния, нане­сен­но­го вольскам Камил­лом, ста­ла проч­ным вла­де­ни­ем рим­лян. (3) Жало­ва­лись, что обла­сти этой знать угро­жа­ет гораздо боль­ше, чем преж­де воль­ски: те толь­ко дела­ли набе­ги на нее, пока были силы и ору­жие; (4) а знат­ные люди стре­мят­ся неза­кон­но завла­деть обще­ст­вен­ны­ми зем­ля­ми, и если эта область не будет разде­ле­на преж­де, чем они все захва­тят, то там не най­дет­ся места для про­сто­го наро­да. (5) Это не слиш­ком воз­буди­ло пле­бе­ев, мало­чис­лен­ных на фору­ме из-за стро­и­тель­ных работ и по той же при­чине лишен­ных средств и пото­му не думав­ших о зем­ле, для осво­е­ния кото­рой не было сил.

(6) Государ­ство пол­ни­лось бла­го­че­сти­ем, а после недав­не­го пора­же­ния и вожди ста­ли очень бого­бо­яз­нен­ны — итак, чтобы воз­об­но­вить пти­це­га­да­ние, объ­яви­ли меж­ду­цар­ст­вие. Интеррек­са­ми были один за дру­гим Марк Ман­лий Капи­то­лий­ский, Сер­вий Суль­пи­ций Каме­рин, Луций Вале­рий Потит. (7) Послед­ний сра­зу про­вел выбо­ры воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью. Избра­ны были Луций Папи­рий, Гай Кор­не­лий, Гай Сер­гий, Луций Эми­лий (повтор­но), Луций Мене­ний и Луций Вале­рий Пуб­ли­ко­ла (в тре­тий раз). После меж­ду­цар­ст­вия они всту­пи­ли в долж­ность.

(8) В тот же год [387 г.] по обе­ту за галль­скую вой­ну Тит Квинк­ций, жрец-дуум­вир, освя­тил храм Мар­су²⁴. К три­бам добав­ле­но еще четы­ре, состав­лен­ных из новых граж­дан: Стел­ла­тин­ская, Тро­мен­тин­ская, Саба­тин­ская, Арниен­ская — чис­ло триб достиг­ло два­дца­ти пяти.

6. (1) Луций Сици­ний, народ­ный три­бун, завел речь о Помп­тин­ской обла­сти уже при боль­шем сте­че­нии наро­да, при­том боль­ше, чем ранее, желав­ше­го полу­чить зем­лю. (2) В сена­те было пода­но пред­ло­же­ние начать вой­ну с гер­ни­ка­ми и лати­на­ми, но это отло­жи­ли из-за заботы о более важ­ной войне, так как Этру­рия взя­лась за ору­жие. (3) Управ­ле­ние пере­шло к Камил­лу, воен­но­му три­бу­ну с кон­суль­ской вла­стью, и пяти его сото­ва­ри­щам: Сер­вию Кор­не­лию Малу­гин­ско­му, Квин­ту Сер­ви­лию Фидене (избран­но­му в шестой раз), Луцию Квинк­цию Цин­цин­на­ту, Луцию Гора­цию Пуль­вил­лу и Пуб­лию Вале­рию. (4) В нача­ле года [386 г.] граж­дане отвлек­лись от забот об этрус­ской войне, так как вне­зап­но яви­лась тол­па бежен­цев из Помп­тин­ской обла­сти с изве­сти­ем, что жите­ли Антия взя­лись с.288 за ору­жие и что латин­ские горо­да посла­ли свою моло­дежь на эту вой­ну. (5) Лати­ны утвер­жда­ли, что это вовсе не общее их реше­ние и что они толь­ко поз­во­ли­ли охот­ни­кам невоз­бран­но вое­вать, где те захотят. (6) Но уже ника­кой вой­ной не пре­не­бре­га­ли. Итак, сенат воз­бла­го­да­рил богов, что Камилл в долж­но­сти, ибо, будь он част­ным лицом, его при­шлось бы назна­чить дик­та­то­ром. Сото­ва­ри­щи же его гово­ри­ли, что, если явит­ся угро­за вой­ны, пра­вить все­ми дела­ми дол­жен один чело­век, (7) что они наме­ре­ны свою власть под­чи­нить вла­сти Камил­ла и что никто из них не дума­ет, буд­то пони­жен в стар­шин­стве, ибо все они при­зна­ли стар­шин­ство это­го мужа. Сенат похва­лил три­бу­нов, а сам Камилл в сму­ще­нии побла­го­да­рил. (8) Он ска­зал, что отныне тяж­кое бре­мя воз­ло­же­но на него рим­ским наро­дом, кото­рый избрал²⁵ его в чет­вер­тый раз, вели­кое бре­мя — сена­том, столь высо­ко его оце­нив­шим, и вели­чай­шее — столь для него почет­ным под­чи­не­ни­ем това­ри­щей по долж­но­сти, (9) а пото­му, если может быть что-нибудь еще добав­ле­но к его трудам и ста­ра­ни­ям, он пре­взой­дет себя и при­ло­жит все силы, чтобы с таким еди­но­ду­ши­ем выска­зан­ное о нем высо­кое мне­ние сограж­дан нико­гда не изме­ни­лось. (10) Что же до вой­ны с Анти­ем, то здесь, ска­зал он, боль­ше угроз, чем дей­ст­ви­тель­ной опас­но­сти; одна­ко же, по его мне­нию, сле­ду­ет не толь­ко ниче­го не боять­ся, но и ничем не пре­не­бре­гать, ибо (11) Рим окру­жен зави­стью и нена­ви­стью сосед­них наро­дов и соот­вет­ст­вен­но у государ­ства долж­но быть боль­ше вождей и боль­ше вой­ска. (12) «Тебя, Луций Вале­рий, — ска­зал он, — я решил взять с собою на антий­цев как соучаст­ни­ка вла­сти моей и реше­ний. (13) Ты, Квинт Сер­ви­лий, выжидай со вто­рым вой­ском, сна­ря­жен­ным и обу­чен­ным, и стой лаге­рем у Горо­да, следя, не взвол­ну­ет­ся ли, как это недав­но было, Этру­рия, или на слу­чай новых бес­по­койств, если вдруг под­сту­пят лати­ны и гер­ни­ки; я уве­рен, что ты поведешь дело так, чтобы быть достой­ным отца, деда, себя само­го и тво­их шести три­бу­на­тов. (14) Третье вой­ско пусть Луций Квинк­ций набе­рет из сла­бо­силь­ных²⁶ и ста­ри­ков для охра­ны Горо­да и укреп­ле­ний. Луций Гора­ций пусть поза­бо­тит­ся о доспе­хах, дро­ти­ках, о при­па­сах и про­чем, чего тре­бу­ет воен­ное вре­мя. (15) Тебя, Сер­вий Кор­не­лий, мы, твои сото­ва­ри­щи, назна­ча­ем блю­сти­те­лем это­го государ­ст­вен­но­го сове­та, стра­жем бла­го­че­стия, собра­ний, зако­нов и всех вооб­ще город­ских дел». (16) Все побла­го­да­ри­ли его — каж­дый за свою часть в пору­чен­ном деле; Вале­рий, назна­чен­ный быть соучаст­ни­ком вла­сти, доба­вил, что будет чтить Мар­ка Фурия как дик­та­то­ра, а сам будет при нем как началь­ник кон­ни­цы; (17) поэто­му, како­во общее упо­ва­ние на еди­но­власт­но­го пол­ко­во­д­ца, такою же пусть будет надеж­да и на исход вой­ны. Обра­до­ван­ные сена­то­ры радост­но вос­кли­ца­ли, что обре­ли доб­рые надеж­ды на ход вой­ны, на буду­щий мир и на все тече­ние с.289 государ­ст­вен­ных дел, (18) ибо не будет у государ­ства нуж­ды в дик­та­то­ре, если оно име­ет долж­ност­ны­ми лица­ми мужей, столь еди­ных в душев­ном согла­сии, рав­но гото­вых пови­но­вать­ся и повеле­вать и несу­щих свою долю в общую сла­ву, а не уры­ваю­щих каж­дый толь­ко хва­лу для себя.

7. (1) Закрыв суды и про­ведя набор, Фурий и Вале­рий дви­ну­лись к Сат­ри­ку, где жите­ли Антия сосре­дото­чи­ли не толь­ко воль­ск­ских бой­цов из вновь под­рос­ше­го поко­ле­ния²⁷, но и огром­ные силы лати­нов и гер­ни­ков, не имев­ших потерь в людях бла­го­да­ря дол­го­му миру, и эти новые вра­ги, при­со­еди­нив­ши­е­ся к ста­рым, сму­ти­ли дух рим­ско­го вой­ска. (2) Когда цен­ту­ри­о­ны доло­жи­ли Камил­лу, как раз в это вре­мя ров­няв­ше­му строй, что вои­ны в сму­ще­нии, за ору­жие берут­ся вяло, лагерь покида­ют мед­лен­но и неохот­но, а кое-где даже слы­шит­ся: «Каж­до­му при­дет­ся сра­жать­ся с сот­ней вра­гов! Эта­кую тол­пу и без­оруж­ную труд­но сдер­жать, не то что воору­жен­ную!» — (3) то пол­ко­во­дец вско­чил на коня и, позна­мен­но объ­ез­жая бое­вые поряд­ки, обра­тил­ся к ним с такой речью: «Что при­уны­ли, вои­ны? Что это за необыч­ная мед­ли­тель­ность? Или не зна­е­те вы про­тив­ни­ка, не зна­е­те меня или себя? Раз­ве непри­я­тель не есть лишь осе­лок для доб­ле­сти вашей и сла­вы? (4) Под моим води­тель­ст­вом спра­ви­ли вы трой­ной три­умф после трой­ной победы над эти­ми самы­ми вольска­ми, и над эква­ми, и над Этру­ри­ей²⁸, не гово­ря уж о том, что Фале­рии и Вейи взя­ты вами и вами же раз­би­ты в поло­нен­ном оте­че­стве галль­ские пол­чи­ща²⁹. (5) Пото­му ли ныне не при­зна­е­те вы меня вождем, что уже не от дик­та­то­ра, но от воен­но­го три­бу­на³⁰ услы­ха­ли при­зыв к бою? Но я не домо­га­юсь этой вели­чай­шей над вами вла­сти, и вы долж­ны видеть во мне толь­ко меня само­го и ниче­го кро­ме. Дик­та­тор­ская власть нико­гда не при­да­ва­ла мне духа, так же как изгна­ние его не отня­ло. (6) Итак, все мы — все те же; и если мы отда­дим этой войне то же, что и преж­ним вой­нам, давай­те и теперь ждать того же исхо­да. Через миг нач­нет­ся схват­ка и каж­дый сде­ла­ет, чему научен, к чему при­вык: вы победи­те, они побе­гут».

8. (1) Тут был подан знак к бою, Камилл спе­шил­ся и, схва­тив за руку бли­жай­ше­го зна­ме­нос­ца, пота­щил его с собой на вра­га, при­кри­ки­вая: «Впе­ред воин! Впе­ред со зна­ме­нем!». (2) При виде само­го Камил­ла, уже сла­бо­го по ста­ро­сти лет для телес­ных трудов и все же иду­ще­го навстре­чу вра­гу, все разом с бое­вым кли­чем рину­лись впе­ред, воз­гла­шая «За пол­ко­вод­цем!». (3) Пере­да­ют даже, что по при­ка­зу Камил­ла зна­мя было бро­ше­но в гущу вра­же­ской рати, чтобы зна­мен­ный ряд поспе­шил его отбить. (4) Тут-то антий­цы дрог­ну­ли и не толь­ко голо­ва их строя, но даже обоз­ни­ки ока­за­лись охва­че­ны ужа­сом. (5) Не столь сму­ща­ла воль­сков сила непри­я­те­ля, сколь­ко устра­шал их вид само­го Камил­ла, едва являл­ся он перед ними: (6) ведь, куда бы он ни дви­нул­ся, нес он с собою вер­ную победу. Это ста­ло с.290 осо­бен­но оче­вид­но, когда, поспеш­но вско­чив на коня и схва­тив­ши щит пехо­тин­ца, он устре­мил­ся к лево­му кры­лу, уже почти раз­би­то­му, и одним сво­им при­сут­ст­ви­ем испра­вил ход сра­же­ния, ука­зав бой­цам на победу дру­гих частей. (7) Конец дела был уже пред­ре­шен, но вра­гов была такая тол­па, что и сами они не мог­ли пустить­ся в бег­ство, и уби­вать их оста­ва­лось вои­нам, уже без того утом­лен­ным дол­гою сечей; одна­ко тут неждан­но хлы­нул ливень и пре­кра­тил не столь­ко сра­же­ние, сколь­ко вер­ное обре­те­ние победы. (8) Тут был дан отбой, и насту­пив­шая бес­тре­вож­ная ночь завер­ши­ла для рим­лян вой­ну, ибо лати­ны и гер­ни­ки, бро­сив воль­сков, раз­бе­жа­лись по домам, стя­жав от дур­ных сво­их наме­ре­ний столь же дур­ную участь. (9) Воль­ски же, увидав, что бро­ше­ны они теми, кто уго­во­рил их воз­об­но­вить вой­ну, оста­вив лагерь, закры­лись в сте­нах Сат­ри­ка. Камилл спер­ва начал окру­жать город валом и оса­ждать по всем пра­ви­лам воен­но­го искус­ства, (10) но, видя, что те не пыта­ют­ся вылаз­ка­ми пре­пят­ст­во­вать работам, понял, что бое­во­го духа у про­тив­ни­ка мень­ше, чем думал он, ожи­дая неско­рой победы, и посо­ве­то­вал вои­нам не изну­рять­ся дол­ги­ми труда­ми, как при оса­де Вей: победа уже в руках. Охва­чен­ные радост­ным задо­ром, вои­ны со всех сто­рон с лест­ни­ца­ми кину­лись на при­ступ, и город был взят. Воль­ски, бро­сив ору­жие, сда­лись.

9. (1) Меж тем мысль вождя устрем­ля­лась к боль­ше­му — к Антию: этот город у воль­сков глав­ный, он же и зате­ял послед­нюю вой­ну. (2) Но такую креп­кую сто­ли­цу никак нель­зя было взять без боль­ших при­готов­ле­ний, без мета­тель­ных и иных машин, — и вот Камилл, оста­вив при вой­ске сото­ва­ри­ща по долж­но­сти, отпра­вил­ся в Рим побудить сенат раз­ру­шить Антий. (3) Посреди его речи (богам, думаю, было угод­но сохра­нить долее государ­ство антий­цев) вдруг вхо­дят послы Непе­та и Сут­рия, про­ся помо­щи про­тив этрус­ков и упо­мя­нув, что недол­го ждать слу­чая ока­зать эту помощь. Вот куда вме­сто Антия обра­ти­ла судь­ба уси­лия Камил­ла. (4) Дей­ст­ви­тель­но, рим­ляне все­гда забо­ти­лись отсто­ять и сохра­нить эту область, а этрус­ки, сто­и­ло им замыс­лить что-нибудь новое, ста­ра­лись занять ее, ибо эти места рас­по­ло­же­ны как раз при вхо­де в Этру­рию, слов­но ее вра­та. (5) Поэто­му сенат поста­но­вил, чтобы Камилл, оста­вив Антий, всту­пил в вой­ну с этрус­ка­ми и дал ему для того город­ские леги­о­ны³¹, во гла­ве кото­рых был Квинк­ций. (6) Хотя Камилл пред­по­чел бы испы­тан­ное и при­вык­шее к его вла­сти вой­ско, он нисколь­ко не воз­ра­жал, толь­ко попро­сил в сото­ва­ри­щи Вале­рия. В область эквов на сме­ну Вале­рию были посла­ны Квинк­ций и Гора­ций. (7) Фурий³² и Вале­рий, высту­пив из Рима в Сут­рий, нашли часть горо­да уже взя­той этрус­ка­ми; а в дру­гой части жите­ли, пере­го­ро­див ули­цы, с трудом сдер­жи­ва­ли вра­же­ский натиск. (8) При­ход рим­ской под­мо­ги и зна­ме­ни­тое как сре­ди союз­ни­ков, так и сре­ди вра­гов имя Камил­ла с.291 под­дер­жа­ли колеб­лю­щих­ся защит­ни­ков и дали вре­мя ввя­зать­ся в бит­ву. (9) Итак, разде­лив вой­ско, Камилл при­ка­зы­ва­ет сото­ва­ри­щу с отрядом под­сту­пить к кре­по­сти со сто­ро­ны, заня­той вра­гом, — не столь­ко в надеж­де взять город при­сту­пом, сколь­ко ради того, чтобы отвлечь вра­гов и облег­чить рат­ный труд уста­лым горо­жа­нам, а само­му улу­чить вре­мя и вой­ти в город без боя. (10) Лишь толь­ко вой­ска, насев­шие сра­зу с двух сто­рон, осу­ще­ст­ви­ли этот замы­сел, вне­зап­ный страх обу­ял этрус­ков: они увиде­ли, что и укреп­ле­ния в оса­де и внут­ри стен вра­ги; тут они в стра­хе гурь­бою бро­си­лись вон через те ворота, кото­рые одни ока­за­лись неоса­жден­ны­ми. (11) Бегу­щих изби­ва­ли и в горо­де, и по полям. Боль­шин­ство их пере­би­ли внут­ри укреп­ле­ний вои­ны Фурия. Вои­ны Вале­рия, более ско­рые в пре­сле­до­ва­нии, лишь с наступ­ле­ни­ем ноч­ной тем­ноты поло­жи­ли конец резне. (12) Отбив Сут­рий и воро­тив его союз­ни­кам, вой­ско дви­ну­лось к Непе­ту, кото­рый этрус­ки заня­ли по усло­ви­ям сда­чи и уже вполне им завла­де­ли.

10. (1) Каза­лось, что взя­тие это­го горо­да потре­бу­ет боль­ше­го труда не толь­ко пото­му, что он весь нахо­дил­ся в руках вра­гов, но и пото­му, что сдан был пре­да­те­ля­ми из самих горо­жан. (2) Тем не менее было реше­но отпра­вить посоль­ство к ста­рей­ши­нам Непе­та, чтобы те отло­жи­лись от этрус­ков и пред­по­чли соблю­сти дого­вор на вер­ность рим­ско­му наро­ду, о кото­ром сами про­си­ли³³. (3) Когда оттуда при­шел ответ, что жите­ли ни в чем не власт­ны, что этрус­ки дер­жат сте­ны и охра­ня­ют ворота, то спер­ва горо­жа­нам при­гро­зи­ли разо­ре­ни­ем полей. (4) Затем, коль ско­ро клят­ва при сда­че горо­да ока­за­лась для непе­тян силь­нее союз­ной клят­вы, вой­ско, собрав в окрест­но­стях хво­рост, дви­ну­лось к укреп­ле­ни­ям; запол­нив вязан­ка­ми ров, вои­ны при­ста­ви­ли к сте­нам лест­ни­цы и с пер­вым же кли­чем натис­ком взя­ли город. (5) Тут же его жите­лям было при­ка­за­но, чтобы сло­жи­ли ору­жие, а вои­нам веле­но было без­оруж­ных щадить; этрус­ков же пере­би­ли и воору­жен­ных и без­оруж­ных. Потом зачин­щи­ков сда­чи горо­да обез­гла­ви­ли; неви­нов­но­му боль­шин­ству все воз­вра­ти­ли; в горо­де оста­ви­ли охра­ну. (6) Так, отбив у вра­га два союз­ных горо­да, три­бу­ны с вели­кою сла­вой воро­ти­лись с победо­нос­ным вой­ском в Рим.

В тот же год от лати­нов и гер­ни­ков потре­бо­ва­ли объ­яс­не­ния и спро­си­ли, поче­му в тече­ние этих лет они, вопре­ки уста­нов­лен­но­му поряд­ку, не постав­ля­ли вои­нов. (7) От мно­го­люд­но­го собра­ния обо­их наро­дов был полу­чен ответ, что нет в этом общей вины и нет обще­го замыс­ла в том, что кое-кто из моло­де­жи сра­жал­ся на сто­роне воль­сков, (8) но они все пре­тер­пе­ли нака­за­ние за дур­ной выбор, ибо ни один из них не вер­нул­ся; вои­нов же они не постав­ля­ли из-за посто­ян­но­го стра­ха, вну­шае­мо­го вольска­ми: не могут они, сколь­ко ни вою­ют, спра­вить­ся с этой напа­стью, сосед­ст­ву­ю­щей с ними бок о бок, с еще новы­ми с.292 вой­на­ми сверх тех, какие уже были. (9) Доло­жен­ный ответ сена­то­ры при­зна­ли доста­точ­ною при­чи­ной для вой­ны, но вре­мя для вой­ны сочли непо­д­хо­дя­щим.

11. (1) В сле­дую­щем году [385 г.] при три­бу­нах с кон­суль­ской вла­стью Авле Ман­лии, Пуб­лии Кор­не­лии, Тите и Луции Квинк­ци­ях Капи­то­лий­ских, а так­же Луции Папи­рии Кур­со­ре и Гае Сер­гии, избран­ных во вто­рой раз, завя­за­лась тягост­ная внеш­няя вой­на и еще более тягост­ная внут­рен­няя рас­пря: (2) вой­на, к кото­рой доба­ви­лось отпа­де­ние лати­нов и гер­ни­ков, была нача­та вольска­ми, а рас­прю про­тив всех ожи­да­ний зате­ял муж пат­ри­ци­ан­ско­го рода и доб­рой сла­вы Марк Ман­лий Капи­то­лий­ский. (3) Всех луч­ших мужей в государ­стве он высо­ко­мер­но пре­зи­рал и одно­му лишь завидо­вал — Мар­ку Фурию, столь выдаю­ще­му­ся и поче­стя­ми, и доб­ле­стя­ми. (4) Не мог он спо­кой­но сне­сти, что Фурию нет рав­ных сре­ди долж­ност­ных лиц, нет подоб­ных в гла­зах вой­ска, что он пре­вос­хо­дит всех и даже това­ри­щи по избра­нию кажут­ся при нем не това­ри­ща­ми, а слу­жи­те­ля­ми, а меж­ду тем (если бы кто-нибудь захо­тел это пра­виль­но оце­нить!) Марк Фурий не мог бы осво­бо­дить оте­че­ство от оса­див­ших его вра­гов, если бы преж­де он, Ман­лий, не сохра­нил Капи­то­лия и Кре­по­сти, (5) ведь Фурий напал на гал­лов во вре­мя деле­жа золота, когда те душою уже чая­ли мира, тогда как он, Ман­лий, отра­зил их воору­жен­ных и ломя­щих­ся в Кре­пость. И Мар­ку Фурию при­хо­дит­ся уде­лять от сла­вы сво­ей рав­ную долю каж­до­му из вои­нов, кото­рые вме­сте с ним победи­ли, его же, Ман­лия, победе никто из смерт­ных не сопри­ча­стен. (6) Рас­па­лив душу подоб­ны­ми раз­мыш­ле­ни­я­ми, будучи по неко­то­ро­му душев­но­му изъ­я­ну горяч и необуздан, да при­том, заме­тив, что вли­я­ние его сре­ди сена­то­ров не так вели­ко, как тре­бо­ва­ла бы, по его мне­нию, спра­вед­ли­вость, (7) он пер­вый изо всех отцов стал угож­дать наро­ду³⁴, стал сове­щать­ся о государ­ст­вен­ных делах с пле­бей­ски­ми долж­ност­ны­ми лица­ми, стал обви­нять сена­то­ров в пре­ступ­ле­ни­ях, завле­кать про­стой народ внеш­ним сво­им оба­я­ни­ем, а не сове­том и так пред­по­чел широ­кую сла­ву доб­рой. (8) Не доволь­ст­ву­ясь земель­ны­ми зако­на­ми, кои все­гда были у народ­ных три­бу­нов пово­дом к сму­там, он стал под­ры­вать дове­рие в ссуд­ном деле³⁵, ведь и впрямь, гово­рил он, стре­ка­ло дол­гов тем ост­рее, что гро­зит не толь­ко нище­той и бес­че­стьем, — оно стра­шит сво­бод­но­го чело­ве­ка тем­ни­цею и око­ва­ми. (9) Дей­ст­ви­тель­но, задол­жен­ность была очень вели­ка из-за стро­и­тель­ства — дела, разо­ри­тель­но­го даже для бога­чей. В таких-то усло­ви­ях вой­на с вольска­ми, сама не лег­кая и отяг­чен­ная отпа­де­ни­ем лати­нов и гер­ни­ков, была исполь­зо­ва­на как пред­лог, чтобы домо­гать­ся вер­хов­ной вла­сти. (10) Одна­ко помыс­лы Ман­лия о пере­во­ро­те лишь побуди­ли сенат назна­чить дик­та­то­ра. Итак, избран­ный дик­та­то­ром Авл Кор­не­лий Косс назна­чил началь­ни­ком кон­ни­цы Тита Квинк­ция Капи­то­лий­ско­го.

с.293 12. (1) Дик­та­тор видел, что более упор­ная борь­ба пред­сто­ит внут­ри, а не вне государ­ства; одна­ко то ли из-за спеш­ки с вой­ной, то ли из-за надеж­ды, что победа и три­умф при­да­дут силы его дик­та­ту­ре, но толь­ко он набрал вой­ско и дви­нул­ся в Помп­тин­скую область, куда, как он слы­шал, вторг­лось воль­ское вой­ско. (2) Не сомне­ва­юсь, что чита­те­лям, уже пре­сы­щен­ным столь­ки­ми кни­га­ми о непре­стан­ных вой­нах с вольска­ми, уже при­хо­ди­ло в голо­ву то же, что каза­лось чудом и мне, пере­ска­зы­ваю­ще­му писа­те­лей, более близ­ких к вре­ме­ни собы­тий: откуда после столь­ких пора­же­ний бра­лись вои­ны у воль­сков и эквов? (3) Но так как об этом древ­ние мол­чат, могу ли я сам выска­зать что-нибудь, кро­ме соб­ст­вен­но­го мое­го мне­ния, кото­рое у каж­до­го в его догад­ках может быть осо­бым? (4) Прав­до­по­доб­ным кажет­ся, что для воз­об­нов­ле­ния вой­ны исполь­зо­ва­лись все новые и новые поко­ле­ния моло­де­жи, под­рас­тав­шие в про­ме­жут­ках, как и ныне, при воин­ских набо­рах у рим­лян; а может быть, вой­ско не все­гда наби­ра­лось из одних и тех же пле­мен, хотя вой­ну начи­на­ло все­гда то же самое пле­мя; (5) а может быть, неис­чис­ли­мое мно­же­ство сво­бод­ных людей насе­ля­ло тогда эти места, где сей­час источ­ник попол­не­ния войск неве­лик, а рим­ские рабы — един­ст­вен­ное спа­се­ние от обез­люде­ния. (6) Во вся­ком слу­чае, все писа­те­ли соглас­ны в том, что, несмот­ря на недав­нее пора­же­ние от Камил­ло­ва вой­ска, воин­ство у воль­сков было огром­ное; а еще к ним при­мкну­ли лати­ны, гер­ни­ки, кое-кто из жите­лей Цир­цеи и даже рим­ские пере­се­лен­цы из Велитр.

(7) В тот же день дик­та­тор постро­ил лагерь, а назав­тра, совер­шив пти­це­га­да­ние и заклав жерт­ву, испро­сил бла­го­во­ле­ния богов и, радост­ный, вышел к вои­нам, кото­рые с пер­вым све­том ста­ли, соглас­но при­ка­зу, воору­жать­ся при виде уже выстав­лен­но­го зна­ка к бит­ве³⁶. (8) «Вои­ны! — ска­зал он. — Победа за нами, если боги и их про­ри­ца­те­ли что-нибудь видят в буду­щем³⁷. Сло­жим копья у ног и обна­жим мечи, как подо­ба­ет мужам, твер­до уве­рен­ным в победе и иду­щим в руко­паш­ный бой с про­тив­ни­ком, их недо­стой­ным. Итак, я велю: неукос­ни­тель­но блю­сти строй, ни на шаг не схо­дить с места и твер­до встре­тить натиск вра­га. (9) А когда, тщет­но мет­нув дро­ти­ки и копья, они кинут­ся на вас, непо­движ­но сто­я­щих, тут пусти­те в дело мечи; пусть каж­дый пом­нит, что боги помо­га­ют рим­ля­нам и посы­ла­ют их в бой при счаст­ли­вых пред­зна­ме­но­ва­ни­ях. (10) Ты, Тит Квинк­ций, выжидай и сдер­жи­вай кон­ни­цу до нача­ла схват­ки, а как увидишь, что руко­паш­ная задер­жа­ла вра­гов и строй их дрог­нул, тогда добав­ляй стра­ху кон­ни­цей и с нале­ту рас­се­и­вай бое­вые поряд­ки про­тив­ни­ка». (11) И всад­ни­ки и пехота сра­жа­лись, как веле­но: вождь не обма­нул леги­о­ны, а сча­стье — вождя.

13. (1) Пол­чи­ща вра­гов, на глаз срав­нив оба строя и пола­га­ясь толь­ко на свою чис­лен­ность, без­рас­чет­но всту­пи­ли в бой и без­рас­чет­но же отсту­пи­ли. (2) Лихие толь­ко в мета­нии копий, с.294 в кли­че и пер­вом натис­ке бит­вы, они не суме­ли усто­ять перед меча­ми, руко­паш­ною схват­кой, перед видом оду­шев­лен­но­го яро­стью непри­я­те­ля. (3) Пер­вые ряды напа­дав­ших были отра­же­ны, и ужас достиг даже обоз­ных отрядов, а тут доба­ви­ла стра­ху кон­ни­ца. Бое­вые поряд­ки нару­ши­лись во мно­гих местах, все при­шло в дви­же­ние, и строй упо­до­бил­ся мяту­щим­ся вол­нам. А когда пере­до­вые бой­цы пали и тут уже каж­дый начал думать о надви­гаю­щей­ся смер­ти, вра­ги обра­ти­лись в бег­ство. (4) Рим­ляне наседа­ют: пока те отсту­па­ли сомкну­тым стро­ем, пре­сле­до­ва­ние было делом пехоты, но когда пре­сле­до­ва­те­ли заме­ти­ли, что повсюду вра­же­ские вои­ны бро­са­ют ору­жие и рас­се­и­ва­ют­ся по полям, сра­зу по дан­но­му зна­ку посла­ны были кон­ные отряды, чтобы не дать все­му мно­же­ству раз­бе­жать­ся, покуда пехота мед­лит, доби­вая вра­гов пооди­ноч­ке: (5) доста­точ­но было дро­ти­ка­ми и запу­ги­ва­ни­ем пре­пят­ст­во­вать бег­ству, кон­ны­ми объ­езда­ми дер­жать на месте тол­пу, пока не подо­спе­ет пехота и не покон­чит с про­тив­ни­ком, как поло­же­но. (6) Бег­ство и пре­сле­до­ва­ние завер­ши­лись не рань­ше ночи; в тот же день был взят и раз­граб­лен лагерь воль­сков; всю добы­чу, кро­ме сво­бод­ных людей, усту­пи­ли вои­нам. (7) Боль­ше все­го плен­ных было из лати­нов и гер­ни­ков, при­чем отнюдь не все из про­сто­го наро­да, чтобы счесть их сра­жав­ши­ми­ся за пла­ту, обна­ру­жи­лись тут и знат­ные моло­дые люди — это было явное дока­за­тель­ство помо­щи от их вла­стей враж­деб­ным вольскам. (8) Узна­ны были и неко­то­рые из жите­лей Цир­цеи, и посе­лен­цы из Велитр. Все они были ото­сла­ны в Рим и, допро­шен­ные ста­рей­ши­на­ми сена­та, недву­смыс­лен­но изъ­яс­ни­ли им, как преж­де дик­та­то­ру, каж­дый изме­ну сво­его наро­да.

14. (1) Дик­та­тор дер­жал вой­ско в лаге­ре, мень­ше все­го сомне­ва­ясь, что сенат при­ка­жет начать вой­ну^38—39 с эти­ми наро­да­ми, когда страш­ная внут­рен­няя угро­за заста­ви­ла его поспе­шить в Рим. Со дня на день раз­го­ра­лась сму­та, кото­рую неиз­мен­ный ее зачин­щик делал все более опас­ной. (2) Уже не толь­ко речи, но и дела Мар­ка Ман­лия, направ­лен­ные по види­мо­сти к поль­зе народ­ной, одна­ко мятеж­ные, обна­ру­жи­ва­ли со всей оче­вид­но­стью, что́ он замыс­лил. (3) Одна­жды увидев, как ведут осуж­ден­но­го за дол­ги цен­ту­ри­о­на, зна­ме­ни­то­го сво­и­ми подви­га­ми, он посреди фору­ма нале­тел с тол­пою сво­их людей, нало­жил на него руку⁴⁰ и стал кри­чать о высо­ко­ме­рии сена­то­ров, жесто­ко­сти ростов­щи­ков и бед­ст­ви­ях наро­да, о доб­ле­стях и уча­сти это­го мужа: (4) «Затем ли я спас этой рукою Капи­то­лий­скую кре­пость, чтобы видеть, как граж­да­ни­на и мое­го сорат­ни­ка, слов­но победи­ли гал­лы, хва­та­ют и уво­дят в раб­ство и око­вы?» (5) Тут же при всем наро­де он запла­тил заи­мо­дав­цу и, осво­бо­див долж­ни­ка от дол­га, отпу­стил на волю⁴¹, а тот при­зы­вал в свиде­те­ли богов и людей, чтобы отбла­го­да­ри­ли они Мар­ка Ман­лия, его осво­бо­ди­те­ля и отца рим­ских пле­бе­ев. (6) Цен­ту­ри­он, сра­зу же попав в с.295 вол­ну­ю­щу­ю­ся тол­пу, еще боль­ше уве­ли­чил вол­не­ние, пока­зы­вая руб­цы ран, полу­чен­ных им в вей­ской, галль­ской и дру­гих позд­ней­ших вой­нах. (7) Он гово­рил, что, пока вое­вал, пока вос­ста­нав­ли­вал разо­рен­ный дом⁴², он не раз уже выпла­тил самый долг; но лих­ва погло­ти­ла все, ею он раздав­лен; (8) и если он видит белый свет, этот форум и сограж­дан — это бла­го­да­ря Мар­ку Ман­лию; все оте­че­ские бла­го­де­я­ния лишь от него; Мар­ку Ман­лию он посвя­тит все остав­ши­е­ся свои силы, жизнь и кровь; все, что свя­за­но для него с оте­че­ст­вом, с государ­ст­вен­ны­ми и семей­ны­ми пена­та­ми, — все это теперь свя­зы­ва­ет его с одним чело­ве­ком.

(9) Хотя под­стре­кае­мый эти­ми сло­ва­ми про­стой люд и так при­над­ле­жал одно­му чело­ве­ку, Марк Ман­лий доба­вил к это­му и дру­гое дело, еще более спо­соб­ное воз­му­тить умы. (10) Он назна­чил к про­да­же глав­ную часть сво­его наслед­ст­вен­но­го иму­ще­ства — поме­стье под Вей­я­ми, объ­явив: «Кви­ри­ты, покуда хоть что-то у меня оста­ет­ся, я не потерп­лю, чтобы кого-либо из вас уво­ди­ли по при­го­во­ру суда в каба­лу»⁴³. Это так вос­пла­ме­ни­ло серд­ца людей, что, каза­лось, во всем — в пра­вед­ном и непра­вед­ном — они после­ду­ют за этим защит­ни­ком сво­бо­ды.

(11) Вдо­ба­вок у себя дома, совсем как на сход­ках, он про­из­но­сил речи, пол­ные обви­не­ний пат­ри­ци­ям; не раз­ли­чая, бро­са­ет ли он обви­не­ние истин­ное или лож­ное, он заявил, что отца­ми при­пря­та­но галль­ское золо­то: мало им вла­деть обще­ст­вен­ной зем­лею, они еще и не воз­вра­ща­ют обще­ст­вен­ных денег! Если бы эти день­ги были нали­цо, про­стой народ мог бы осво­бо­дить­ся от дол­гов. (12) Надеж­да была заро­не­на, и тот­час ста­ло казать­ся, что совер­ше­но постыд­ное пре­ступ­ле­ние; ведь золо­то соби­ра­ли, чтобы всей общи­ной отку­пить­ся от гал­лов, для того вно­си­ли этот налог — и то же самое золо­то, ото­бран­ное у вра­гов, пере­шло в добы­чу немно­гих. (13) И вот к Ман­лию под­сту­па­ют, спра­ши­вая, где сокры­та такая огром­ная кра­жа, а он откла­ды­ва­ет ответ, гово­ря, что ска­жет, когда при­дет вре­мя. Все дума­ли толь­ко об этом золо­те, забыв все осталь­ное, так что ста­ло ясно, что если объ­яв­лен­ное прав­ди­во, то вели­ка будет бла­го­дар­ность, а если лжи­во — то велик будет гнев.

15. (1) При таком-то неопре­де­лен­ном поло­же­нии дел ото­зван­ный от вой­ска дик­та­тор при­был в Город. На дру­гой день, собрав сенат и доста­точ­но узнав настро­е­ния, он запре­тил сена­то­рам отхо­дить от него и, окру­жен­ный этой тол­пой, поста­вил крес­ло в Коми­ции⁴⁴ и послал вест­ни­ка к Мар­ку Ман­лию. (2) Вызван­ный при­ка­зом дик­та­то­ра, Ман­лий явил­ся на суд с огром­ной тол­пою, так как зара­нее дал знать сво­им, что пред­сто­ит борь­ба. (3) Как в строю сто­я­ли: по одну сто­ро­ну сенат, по дру­гую — про­стой народ, обра­тив взгляды каж­дый на сво­его вождя. В насту­пив­шей тишине дик­та­тор про­из­нес:

(4) «О если бы во всех дру­гих делах я и отцы-сена­то­ры были с.296 так соглас­ны с про­стым наро­дом, как пред­сто­ит, я уве­рен, согла­сить­ся нам в том, что каса­ет­ся тебя и тво­е­го дела, о кото­ром я дол­жен вести розыск! (5) Вижу, ты воз­будил в обще­стве надеж­ду, не нару­шая обя­за­тельств, пога­сить дол­ги из галль­ских сокро­вищ, яко­бы сокры­тых вид­ней­ши­ми сена­то­ра­ми. Я не толь­ко не ста­ну чинить тебе в этом пре­пят­ст­вия, но, пря­мо напро­тив, Ман­лий, про­шу тебя: осво­бо­ди рим­ских пле­бе­ев от задол­жен­но­сти и открой нам тех, кто сидит на общин­ных сокро­ви­щах из ута­ен­ной добы­чи⁴⁵. (6) Но, если ты это­го не сде­ла­ешь, пото­му ли, что сам ты име­ешь долю в этой добы­че, или же пото­му, что навет твой ложен, я при­ка­жу вверг­нуть тебя в око­вы, я не потерп­лю, чтобы ты и даль­ше под­стре­кал тол­пу лож­ной надеж­дой».

(7) На это Ман­лий ска­зал, что теперь ему ясно: дик­та­тор избран не про­тив воль­сков, кото­рые лишь тогда вра­ги, когда это выгод­но сена­то­рам, не про­тив лати­нов и гер­ни­ков, кото­рых лож­ны­ми обви­не­ни­я­ми побуж­да­ют взять­ся за ору­жие, но про­тив него само­го и про­тив рим­ско­го про­сто­го наро­да. (8) Уже оста­вив при­твор­ную вой­ну, они теперь направ­ля­ют удар на него, Ман­лия, уже объ­яв­ля­ет дик­та­тор, что даст защи­ту ростов­щи­кам от пле­бе­ев; уже ищет ему вину и гибель за люд­ское бла­го­во­ле­ние; (9) «Тебя, Авл Кор­не­лий, и вас, отцы-сена­то­ры, — ска­зал он, — оскорб­ля­ет эта тол­па, сопут­ст­ву­ю­щая мне? Что же не уведе­те ее от меня пооди­ноч­ке ваши­ми бла­го­де­я­ни­я­ми, всту­па­ясь за них, избав­ляя ваших сограж­дан от оков, не поз­во­ляя уво­дить их по при­го­во­ру суда в каба­лу. Отче­го не помо­же­те чужой нуж­де из при­быт­ка ваших богатств? (10) Но зачем я вас побуж­даю к рас­хо­дам? Полу­чи­те остав­ши­е­ся дол­ги, толь­ко вычти­те то, что выпла­че­но в лих­ву, и тол­па вокруг меня уже не будет замет­нее тол­пы вокруг любо­го дру­го­го. (11) Но, спра­ши­ва­ет­ся, поче­му это я один про­яв­ляю заботу о граж­да­нах? Мне нече­го отве­тить, все рав­но как если бы ты спро­сил, поче­му это я один защи­тил Капи­то­лий и Кре­пость! Тогда я, как мог, помог всем, теперь буду помо­гать отдель­ным людям. (12) Что же каса­ет­ся галль­ских сокро­вищ, то это про­стое в сущ­но­сти дело непро­стым дела­ет толь­ко ваше дозна­ние. Поче­му вы спра­ши­ва­е­те о том, что зна­е­те? Поче­му, если тут нет ника­ко­го под­во­ха, вы при­ка­зы­ва­е­те вытрях­нуть то, что у вас за пазу­хой, а не выкла­ды­ва­е­те это­го сами? (13) Чем настой­чи­вее вы при­ка­зы­ва­е­те мне обли­чить ваши обма­ны, тем боль­ше я опа­са­юсь, чтобы вы не отня­ли и зре­ние у наблюдаю­щих. Итак, не я дол­жен ука­зать вам на вашу добы­чу, но вы долж­ны быть при­нуж­де­ны ее выло­жить».

16. (1) Дик­та­тор при­ка­зал ему оста­вить околь­ные речи и наста­и­вал, чтобы он или дока­зал спра­вед­ли­вость сво­его обли­че­ния, или при­знал бы себя винов­ным в облыж­ном обви­не­нии про­тив сена­та, в раз­жи­га­нии нена­ви­сти раз­го­во­ром о мни­мой кра­же. Когда Ман­лий ска­зал, что не будет гово­рить по насто­я­нию сво­их вра­гов, дик­та­тор при­ка­зал бро­сить его в око­вы. (2) Схва­чен­ный с.297 посыль­ным⁴⁶, он вос­клик­нул: «Юпи­тер Все­бла­гой Вели­чай­ший, цари­ца Юно­на и Минер­ва и дру­гие боги и боги­ни, насель­ни­ки Капи­то­лия и Кре­по­сти, вы ли поз­во­ля­е­те вра­гам утес­нять ваше­го вои­на и защит­ни­ка? Эта дес­ни­ца, коею гал­лы рас­се­я­ны от ваших свя­ти­лищ, уже­ли ныне будет в цепях и око­вах?» (3) Ничей глаз, ничей слух не мог выне­сти ужас про­ис­хо­дя­ще­го. Но государ­ство, пол­но­стью пови­ну­ю­ще­е­ся закон­ной вла­сти, уста­но­ви­ло для себя неру­ши­мое пра­ви­ло: перед лицом дик­та­тор­ской силы ни народ­ные три­бу­ны, ни сам про­стой народ не осме­ли­лись ни глаз под­нять, ни рта рас­крыть. (4) Зато извест­но, что когда Ман­лий был вверг­нут в тем­ни­цу, то боль­шая часть про­сто­го наро­да обла­чи­лась в скорб­ную одеж­ду, мно­гие отпу­сти­ли воло­сы и боро­ду и угрю­мые тол­пы бро­ди­ли у вхо­да в тюрь­му.

(5) Дик­та­тор спра­вил три­умф над вольска­ми, но три­умф боль­ше спо­соб­ст­во­вал нена­ви­сти, чем сла­ве; роп­та­ли, что добыт он дома, а не на войне, в честь победы над сограж­да­ни­ном, а не над вра­гом; для пол­ноты тор­же­ства не хва­та­ло толь­ко, чтобы перед колес­ни­цей вели Мар­ка Ман­лия. (6) Мятеж был уже совсем неда­лек. Ради успо­ко­е­ния умов сенат вдруг доб­ро­воль­но, без чье­го-либо тре­бо­ва­ния стал щед­рым — при­ка­зал выве­сти в Сат­рик посе­ле­ние в две тыся­чи граж­дан, назна­чив каж­до­му по два с поло­ви­ной юге­ра зем­ли⁴⁷. (7) Тол­ко­ва­ли, что дано мало и немно­гим и что это — пла­та за пре­дан­но­го ими Мар­ка Ман­лия, так что мера, при­ня­тая сена­том, лишь под­стрек­ну­ла мятеж. (8) Все замет­ней дела­лась тол­па Ман­ли­е­вых сто­рон­ни­ков в гряз­ных одеж­дах, со скорб­ны­ми лица­ми под­суди­мых, а когда дик­та­тор спра­вил три­умф и сло­жил с себя долж­ность, то и язы­ки и мыс­ли людей осво­бо­ди­лись от стра­ха.

17. (1) И вот уже откры­то слы­ша­лись голо­са уко­ряв­ших тол­пу: «Все­гда вы вашей бла­го­склон­но­стью воз­но­си­те сво­их защит­ни­ков на голо­во­кру­жи­тель­ную высоту, а затем в решаю­щий момент от них отсту­па­е­тесь. (2) Так погиб Спу­рий Кас­сий⁴⁸, звав­ший народ делить поля, так погиб Спу­рий Мелий⁴⁹, на свои сред­ства отвед­ший голод от уст сограж­дан, так выдан вра­гам и Марк Ман­лий, кото­рый воз­вра­щал сво­бо­ду и свет погряз­шим в дол­гах и задав­лен­ным ими граж­да­нам. (3) Про­стой народ откарм­ли­ва­ет сво­их вожа­ков для закла­ния!⁵⁰ Такое ли нака­за­ние дол­жен был пре­тер­петь кон­су­ляр, если он не отве­тил по кив­ку дик­та­то­ра? Поло­жим, преж­де солгал он и пото­му тогда не имел, что́ ска­зать; но когда и како­му рабу нака­за­ньем за ложь были око­вы? (4) Неуже­ли на память не при­шла та ночь, кото­рая едва не ста­ла послед­ней и веч­ной для рим­ско­го име­ни?⁵¹ Ни зре­ли­ще вере­ни­цы гал­лов, взби­раю­щих­ся по Тар­пей­ской ска­ле? Ни сам Марк Ман­лий, каким его виде­ли: во все­ору­жии, в поту и кро­ви, когда он чуть не само­го Юпи­те­ра вырвал из вра­жьих рук? (5) И это­го спа­си­те­ля оте­че­ства отбла­го­да­ри­ли полу­фун­том муки?⁵² И он, кого вы сде­ла­ли почти с.298 небо­жи­те­лем и, во вся­ком слу­чае, соимен­ни­ком⁵³ Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го, тер­пит око­вы в тем­ни­це, во тьме вла­чит дни, под­власт­ные про­из­во­лу пала­ча? В нем одном доста­ло помо­щи на всех, а у столь мно­гих не нашлось, чем помочь ему одно­му!» (6) Уже и по ночам не рас­хо­ди­лась тол­па и гро­зи­ла взло­мать тюрь­му, когда вдруг полу­чи­ла то, что соби­ра­лась вырвать: сенат­ским поста­нов­ле­ни­ем Марк Ман­лий был осво­бож­ден. Но это не покон­чи­ло с мяте­жом, а толь­ко дало ему вождя.

(7) В те же дни дан был ответ лати­нам и гер­ни­кам, рав­но как и пере­се­лен­цам из Цир­цей и Велитр; они хоте­ли очи­стить себя от вины в воль­ск­ской войне и про­си­ли выдать им плен­ных, чтобы нака­зать их по сво­им зако­нам. Ответ был суро­вый, осо­бен­но пере­се­лен­цам, так как они, рим­ские граж­дане, нече­сти­во зло­умыс­ли­ли про­тив оте­че­ства. (8) Не толь­ко в выда­че плен­ных им было отка­за­но, но и в дру­гом (в чем к союз­ни­кам все-таки были тер­пи­мее): сенат объ­явил, чтобы они спе­ши­ли убрать­ся из Горо­да, от лица и с глаз рим­ско­го наро­да: их не огра­дит и посоль­ское пра­во, уста­нов­лен­ное для чуже­зем­цев, а не для граж­дан.

18. (1) Мятеж Ман­лия ширил­ся; к кон­цу года состо­я­лись выбо­ры. Воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью избра­ны Сер­вий Кор­не­лий Малу­гин­ский (повтор­но), Пуб­лий Вале­рий Потит (повтор­но), Марк Фурий Камилл (в пятый раз), Сер­вий Суль­пи­ций Руф (повтор­но), Гай Папи­рий Красс, Тит Квинк­ций Цин­цин­нат (повтор­но). (2) В нача­ле года [384 г.] очень удач­но и для про­сто­го наро­да и для отцов достиг­нут внеш­ний мир: для про­сто­го наро­да, так как его не отвле­ка­ли набо­ром и он полу­чил надеж­ду одо­леть дол­ги, пока име­ет тако­го мощ­но­го вождя; (3) для отцов — отто­го, что ника­кие внеш­ние стра­хи не отвле­ка­ли их от целе­ния домаш­них зол. И вот про­ти­во­сто­я­ние обе­их сто­рон ста­ло еще оже­сто­чен­нее: до боя было уже неда­ле­ко, и Ман­лий, более реши­тель­ный и раз­дра­жен­ный, чем преж­де, созвав про­стой народ в сво­ем доме, дни и ночи обсуж­да­ет с гла­ва­ря­ми буду­щий пере­во­рот. (4) В душе, не при­вык­шей к обидам, гнев раз­жи­га­ло недав­нее бес­че­стье; реши­мо­сти доба­ви­ло и то, что дик­та­тор не посмел посту­пить с ним так, как когда-то Квинк­ций Цин­цин­нат со Спу­ри­ем Мели­ем⁵⁴, а так­же и то, что нена­ви­сти за его зато­че­ние не толь­ко не избе­жал дик­та­тор, сло­жив­ший власть, но даже сенат не смог ее выне­сти. (5) Всем этим и воз­гор­дясь и озло­бив­шись, он под­стре­кал и так уже рас­па­лен­ные души пле­бе­ев: «Доко­ле⁵⁵ вы еще буде­те пре­бы­вать в неведе­нии сво­ей силы? Ведь по воле при­ро­ды созна­ют свою силу даже живот­ные. Сочти­те по край­ней мере, сколь­ко вас и сколь­ко у вас вра­гов. (6) Сколь­ко было вас, кли­ен­тов⁵⁶, вокруг одно­го патро­на, столь­ко же будет теперь про­тив одно­го вра­га. Даже если бы вы схо­ди­лись один на один, все рав­но я думал бы, что вы буде­те оже­сто­чен­нее бить­ся за сво­бо­ду, чем те — за гос­под­ство. (7) Толь­ко с.299 нач­ни­те вой­ну — полу­чи­те мир. Пусть увидят, что вы гото­вы при­ме­нить силу, — они сами усту­пят вам пра­во. Нуж­но или дерз­нуть на что-то сооб­ща, или все тер­петь оди­ноч­ка­ми. Доко­ле вы буде­те при­смат­ри­вать­ся ко мне? (8) Я-то нико­го из вас не поки­ну; но и вы смот­ри­те, как бы не поки­ну­ло меня мое сча­стье. Сам я, ваш защит­ник, как толь­ко вра­гам забла­го­рас­суди­лось, стал вдруг ничем, и все вы виде­ли, как уво­ди­ли в око­вы меня, кото­рый мно­гих из вас спа­сал от оков. (9) На что наде­ять­ся мне, если вра­ги дерз­нут про­тив меня на боль­шее? Ждать ли мне судь­бы Кас­сия и Мелия? Вы пра­виль­но дела­е­те, что отвра­ща­е­те это: “Боги того не допу­стят!”, — но ради меня они нико­гда не сой­дут с небес. Пусть луч­ше они дадут вам отва­гу сопро­тив­лять­ся, как дава­ли ее мне, обла­чен­но­му и в доспех, и в тогу, чтобы я защи­щал вас от диких вра­гов и над­мен­ных сограж­дан. (10) Неуже­ли у столь вели­ко­го наро­да так мало при­сут­ст­вия духа, что вы все­гда доволь­ст­ву­е­тесь помо­щью⁵⁷ про­тив ваших недру­гов и спо­ри­те с сена­то­ра­ми толь­ко о том, до како­го пре­де­ла им вами повеле­вать? Не при­ро­дою так уста­нов­ле­но, но дав­но­стью уза­ко­не­на власть над вами⁵⁸. (11) Поче­му про­тив внеш­них вра­гов вы нахо­ди­те в себе столь­ко духа, что пола­га­е­те спра­вед­ли­вым повеле­вать ими? Пото­му что вы при­вык­ли сра­жать­ся с ними за гос­под­ство, а в борь­бе про­тив этих людей вы боль­ше испы­ты­ва­е­те свою сво­бо­ду, чем отста­и­ва­е­те ее. (12) Какие бы ни были у вас вожди, каки­ми бы ни были вы сами, до сих пор вы все-таки доби­ва­лись все­го, что тре­бо­ва­ли, где силою, где вашей уда­чей. Пора замах­нуть­ся на боль­шее. (13) Испы­тай­те толь­ко свое сча­стье и меня, доста­точ­но, я наде­юсь, счаст­ли­во испы­тан­но­го. Лег­че поста­ви­те вы пове­ли­те­ля над сена­то­ра­ми, чем при­ста­ви­ли про­ти­во­бор­ст­ву­ю­щих к пове­ли­те­лям⁵⁹. (14) Нуж­но рас­топ­тать дик­та­ту­ры и кон­суль­ства, чтобы рим­ский про­стой народ смог под­нять голо­ву. Так будь­те же здесь и пре­пят­ст­вуй­те судам о дол­гах. Я объ­яв­ляю себя патро­ном про­сто­го наро­да; этим име­нем облек­ла меня моя забота о вас и вер­ность вам⁶⁰. (15) Чем более почет­ным и гово­ря­щим о вла­сти будет имя, кото­рым вы назо­ве­те ваше­го вождя, тем силь­ней будет его помощь вам в дости­же­нии желае­мо­го». (16) С это­го, гово­рят, начал­ся раз­го­вор о цар­ской вла­сти; но дале­ко ли пошел он и с кем вел­ся, о том внят­ных изве­стий нет.

19. (1) Но и сенат со сво­ей сто­ро­ны сове­щал­ся об ухо­де пле­бе­ев⁶¹, на сей раз — в част­ный дом, рас­по­ло­жен­ный к тому же — слу­чай­но — внут­ри Кре­по­сти, и об опас­но­сти, угро­жаю­щей сво­бо­де. (2) Боль­шин­ство кри­ча­ло, что нужен новый Сер­ви­лий Ага­ла⁶², кото­рый не стал бы раз­дра­жать обще­ст­вен­но­го вра­га при­ка­зом бро­сить его в око­вы, а сра­зу пре­кра­тил бы меж­до­усо­бие, пора­зив одно­го граж­да­ни­на. (3) При­бе­га­ют к реше­нию, более мяг­ко­му на сло­вах, но смысл имев­ше­му тот же: да блюдут долж­ност­ные лица, чтобы от пагуб­ных умыс­лов с.300 Мар­ка Ман­лия государ­ство не потер­пе­ло како­го ущер­ба⁶³. (4) Тогда три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью и народ­ные три­бу­ны (ибо и они, пони­мая, что один конец будет для их вла­сти и для общей сво­бо­ды, пере­да­лись на сто­ро­ну сена­та), — тогда все они сове­ща­ют­ся, что делать. (5) Никто не пред­став­лял себе ника­ко­го выхо­да, кро­ме наси­лия и убий­ства, а это пове­ло бы, конеч­но, к отча­ян­ной борь­бе; но тут вме­ша­лись народ­ные три­бу­ны Марк Мене­ний и Квинт Пуб­ли­лий: (6) «Зачем же мы пре­вра­ща­ем в борь­бу отцов и про­сто­го наро­да то, что долж­но быть борь­бой государ­ства про­тив одно­го зло­вред­но­го граж­да­ни­на? Зачем напа­да­ем мы на пле­бе­ев и на него, когда без­опас­нее, чтобы сами пле­беи напа­ли на него так, чтобы он рух­нул под бре­ме­нем соб­ст­вен­ных сил. (7) Мы наме­ре­ны при­звать его к суду. Что менее любо наро­ду, чем цар­ская власть? Как толь­ко эта тол­па увидит, что борют­ся не с нею, защит­ни­ки пре­вра­тят­ся в судей; и раз­глядев, что обви­ни­те­ли — из пле­бе­ев, обви­ня­е­мый — пат­ри­ций, а на рас­смот­ре­нии дело о цар­ской вла­сти⁶⁴, они ни о ком не ста­нут радеть боль­ше, чем о сво­ей сво­бо­де».

20. (1) При все­об­щем одоб­ре­нии Мар­ку Ман­лию назна­ча­ют день суда. Когда это свер­ши­лось, про­стой народ спер­ва взвол­но­вал­ся, осо­бен­но как увидел обви­ня­е­мо­го в скорб­ной одеж­де, (2) а с ним — не толь­ко нико­го из пат­ри­ци­ев, но даже из род­ных и близ­ких, даже бра­тьев его Авла и Тита Ман­ли­ев. А ведь до того дня не слу­ча­лось, чтобы в такой беде близ­кие не сме­ни­ли бы одежд: (3) когда бро­си­ли в око­вы Аппия Клав­дия⁶⁵, то и Гай Клав­дий — его про­тив­ник, и весь род Клав­ди­ев был в тра­у­ре. А тут явный сго­вор, чтобы сгу­бить мужа, кото­рый пер­вым из отцов пере­шел к наро­ду.

(4) Что же, когда насту­пил день суда, было постав­ле­но в вину под­суди­мо­му (кро­ме мно­го­люд­ных схо­док, мятеж­ных речей, щед­рот и лож­но­го обли­че­ния), что отно­си­лось бы соб­ст­вен­но к делу о стрем­ле­нии к цар­ской вла­сти? Это­го я не нахо­жу ни у одно­го писа­те­ля. (5) Не сомне­ва­юсь, что обви­не­ния были нема­лы­ми, коль ско­ро замин­ка пле­бе­ев, отсро­чив­шая при­го­вор, про­изо­шла не из-за сути дела, а из-за места⁶⁶, где вер­шил­ся суд. Это надоб­но отме­тить, чтобы зна­ли люди, сколь­кие и какие подви­ги мерз­кая страсть цар­ст­во­вать сво­дит не толь­ко к непри­ят­но­му, но даже к нена­вист­но­му. (6) Гово­рят, он вывел око­ло четы­рех­сот чело­век, за кото­рых он внес отсчи­тан­ные без роста день­ги, чье иму­ще­ство сохра­нил, кого не дал уве­сти в каба­лу по при­го­во­ру. (7) К тому же он не толь­ко пере­чис­лил свои воен­ные награ­ды, но и вынес их для обо­зре­ния: до трид­ца­ти доспе­хов с уби­тых вра­гов, до соро­ка даров от пол­ко­вод­цев, сре­ди кото­рых бро­са­лись в гла­за два вен­ка за взя­тие стен и восемь за спа­се­ние граж­дан⁶⁷. (8) И самих этих граж­дан, спа­сен­ных от вра­гов, при­вел, а отсут­ст­во­вав­ше­го сре­ди них Гая Сер­ви­лия, началь­ни­ка кон­ни­цы, назвал по име­ни. А когда в с.301 сво­ей речи, бли­ста­тель­ной по воз­вы­шен­но­сти пред­ме­та, он стал вспо­ми­нать в сло­вах, под стать самим подви­гам, о том, что совер­шил на войне, то обна­жил грудь, испо­ло­со­ван­ную руб­ца­ми от ран, полу­чен­ных на войне, (9) и поми­нут­но огляды­ва­ясь на Капи­то­лий, при­зы­вал Юпи­те­ра и дру­гих богов в помощь сво­ей судь­бе и молил, чтобы тот дух, какой они вдох­ну­ли в него на бла­го рим­ско­му наро­ду при защи­те Капи­то­лий­ской кре­по­сти, — чтобы тот же дух даро­ва­ли они рим­ско­му наро­ду в реши­тель­ный для него, Ман­лия, час; и он взы­вал ко всем и каж­до­му, чтобы суди­ли его, обо­ротясь к Капи­то­лию и Кре­по­сти, чтобы быть лицом к бес­смерт­ным богам.

(10) Народ созван был по цен­ту­ри­ям на Мар­со­вом поле, и, как толь­ко обви­ня­е­мый, про­сти­рая руки к Капи­то­лию, обра­тил моль­бы от людей к богам, три­бу­нам ста­ло ясно, что, если они не осво­бо­дят взо­ры людей, осы­пан­ных его бла­го­де­я­ни­я­ми, от это­го памят­ни­ка его сла­вы, спра­вед­ли­вые обви­не­ния не най­дут места в их душах. (11) Итак, отсро­чив день суда, назна­чи­ли народ­ное собра­ние в Пете­лин­ской роще за Флу­мен­тан­ски­ми ворота­ми⁶⁸, откуда Капи­то­лий не виден. Там нако­нец обви­не­ние победи­ло, и суд скре­пя серд­це вынес суро­вый при­го­вор, неже­лан­ный даже для судей. (12) (Впро­чем, неко­то­рые гово­рят, буд­то он был осуж­ден дуум­ви­ра­ми⁶⁹, избран­ны­ми для рас­сле­до­ва­ния о пре­ступ­ле­нии про­тив оте­че­ства.) Три­бу­ны сбро­си­ли его с Тар­пей­ской ска­лы: так одно и то же место ста­ло памят­ни­ком и вели­чай­шей сла­вы одно­го чело­ве­ка⁷⁰ и послед­ней его кары. (13) Вдо­ба­вок мерт­во­го обрек­ли на бес­че­стие: во-пер­вых, обще­ст­вен­ное: так как дом его сто­ял там, где теперь храм и двор Моне­ты⁷¹, то пред­ло­же­но было наро­ду, чтобы ни один пат­ри­ций не жил в Кре­по­сти и на Капи­то­лии⁷²; (14) во-вто­рых, родо­вое: реше­ни­ем рода Ман­ли­ев опре­де­ле­но нико­го более не назы­вать Марк Ман­лий.

Такой конец обрел муж, чье имя, родись он не в сво­бод­ном государ­стве, было бы про­слав­ле­но⁷³. (15) Вско­ро­сти, когда опас­но­сти от него уже не было, в наро­де пожа­ле­ли о нем, вспо­ми­ная толь­ко его доб­ле­сти. Даже явив­ша­я­ся вско­ре чума, за отсут­ст­ви­ем дру­гих при­чин для тако­го несча­стья, каза­лась мно­гим карой за казнь Мар­ка Ман­лия: (16) Капи­то­лий осквер­нен кро­вью сво­его спа­си­те­ля, и богам не по серд­цу, что почти у них на гла­зах свер­ше­на казнь того, кто их хра­мы исторг из вра­жьих рук.

21. (1) За чумой после­до­вал неуро­жай, мол­ва о том и дру­гом разо­шлась повсюду, и в сле­дую­щем году [383 г.] при­шла мно­го­сто­рон­няя вой­на — при воен­ных три­бу­нах с кон­суль­ской вла­стью Луции Вале­рии (в чет­вер­тый раз), Авле Ман­лии (в тре­тий раз), Сер­вии Суль­пи­ции (в тре­тий раз), Луции Лукре­ции (в тре­тий раз), Луции Эми­лии (в тре­тий раз), Мар­ке Тре­бо­нии. (2) Кро­ме воль­сков, слов­но судь­бою дан­ных рим­ско­му с.302 вои­ну для посто­ян­но­го упраж­не­ния в воен­ном деле, кро­ме жите­лей Цир­цей и Велитр, издав­на замыш­ляв­ших отпа­де­ние, и кро­ме лати­нов, быв­ших на подо­зре­нии, вне­зап­но воз­ник­ли еще новые вра­ги — жите­ли Лану­вия, само­го до той поры вер­но­го горо­да. (3) Отцы сочли, что при­чи­на тому пре­зре­ние, порож­ден­ное тем, что слиш­ком уж дол­го оста­ва­лось без­на­ка­зан­ным отпа­де­ние их сограж­дан — жите­лей Велитр, и сенат поста­но­вил в ско­рей­шем вре­ме­ни пред­ло­жить наро­ду объ­явить им вой­ну. (4) А чтобы про­стой народ охот­нее шел вое­вать, назна­чи­ли кол­ле­гию пяти для разде­ле­ния Помп­тин­ско­го поля и кол­ле­гию трех для выведе­ния посе­ле­ния в Непет. (5) Затем уж было пред­ло­же­но наро­ду при­нять реше­ние о войне⁷⁴; и, вопре­ки сопро­тив­ле­нию народ­ных три­бу­нов, все три­бы при­ка­за­ли быть войне. (6) Вой­ну под­гото­ви­ли в том же году, но из-за чумы не высту­пи­ли в поход. Это про­мед­ле­ние дава­ло посе­лен­цам вре­мя упро­сить сенат, и боль­шин­ство уже скло­ня­лось к отправ­ке в Рим умо­ля­ю­ще­го посоль­ства; (7) но, как это быва­ет, угро­за обще­ству спле­лась с угро­зой отдель­ным лицам — и зачин­щи­ки отпа­де­ния от рим­ско­го наро­да, испу­гав­шись, что их как един­ст­вен­ных винов­ни­ков выда­дут во искуп­ле­ние гне­ва рим­лян, отвра­ти­ли посе­лен­цев от мир­ных наме­ре­ний. (8) Ста­ра­ни­я­ми этих зачин­щи­ков не толь­ко мест­ный сенат⁷⁵ отме­нил посоль­ство, но они же под­би­ли нема­лую часть про­сто­го наро­да к гра­би­тель­ским набе­гам на Рим­скую область. Эта новая обида пере­черк­ну­ла все надеж­ды на мир. (9) В этом году впер­вые воз­ник слух и об отпа­де­нии пре­не­стин­цев; но сенат столь спо­кой­но отве­тил обли­чав­шим их жите­лям Туску­ла, Габи­ний и Лабик, чьи поля под­вер­га­лись набе­гам, что ста­ло ясно: сенат недо­ста­точ­но верит этим обли­че­ни­ям, про­сто не желая, чтобы они ока­за­лись прав­дою.

22. (1) В сле­дую­щем году [382 г.] Спу­рий Папи­рий и Луций Папи­рий — новые воен­ные три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью — пове­ли нако­нец леги­о­ны про­тив Велитр, оста­вив четы­рех кол­лег-три­бу­нов — Сер­вия Кор­не­лия Малу­гин­ско­го (в тре­тий раз), Квин­та Сер­ви­лия, Гая Суль­пи­ция и Луция Эми­лия (в чет­вер­тый раз) — для защи­ты горо­да или на слу­чай како­го-нибудь ново­го дви­же­ния со сто­ро­ны Этру­рии: там все вну­ша­ло подо­зре­ния. (2) У Велитр про­изо­шло сра­же­ние с пре­не­стин­ски­ми вспо­мо­га­тель­ны­ми сила­ми, кото­рых было едва ли не боль­ше, чем самих посе­лен­цев. Оно ока­за­лось удач­ным; бли­зость горо­да и побуди­ла вра­га поспе­шить с бег­ст­вом, и пре­до­ста­ви­ла ему един­ст­вен­ное при­бе­жи­ще. (3) От оса­ды горо­да три­бу­ны воз­дер­жа­лись: как пото­му, что дело было сомни­тель­ным, так и отто­го, что не соби­ра­лись этой вой­ной уни­что­жать посе­ле­ние. С вестя­ми о победе в Рим к сена­ту посла­ны доне­се­ния, где более рез­ко гово­ри­лось о вра­гах-пре­не­стин­цах, неже­ли о вра­гах из Велитр. (4) И вот поста­нов­ле­ни­ем сена­та и по при­ка­зу наро­да объ­яв­ле­на была вой­на пре­не­стин­цам; а те, соеди­нив­шись с вольска­ми, на сле­дую­щий с.303 год взя­ли при­сту­пом упор­но обо­ро­няв­ше­е­ся рим­ское посе­ле­ние Сат­рик и гнус­но выме­сти­ли победу на плен­ных. (5) Рим­ляне тяже­ло пере­нес­ли это и избра­ли Мар­ка Фурия Камил­ла воен­ным три­бу­ном в шестой раз, дав ему в това­ри­щи Авла Посту­мия и Луция Посту­мия Регилль­ских и Луция Фурия с Луци­ем Лукре­ци­ем и Мар­ком Фаби­ем Амбу­стом.

(6) Воль­ск­ская вой­на пору­че­на была Мар­ку Фурию Камил­лу вне поряд­ка⁷⁶; в помощь ему по жре­бию достал­ся из три­бу­нов Луций Фурий, не столь­ко во бла­го государ­ству, сколь­ко ради вящей хва­лы сото­ва­ри­щу, и обще­ст­вен­ной, так как Камилл вос­ста­но­вил поло­же­ние, пошат­нув­ше­е­ся от без­рас­суд­ства Луция Фурия, и лич­ной, ведь Камилл и хотел не столь­ко сла­вы, сколь­ко бла­го­дар­но­сти това­ри­ща за исправ­лен­ный про­мах. (7) Камилл уже был в пре­клон­ных летах, и на коми­ци­ях толь­ко еди­но­гла­сие наро­да удер­жа­ло его от клят­вен­но­го отка­за с обыч­ной ссыл­кою на нездо­ро­вье; одна­ко в креп­кой груди его еще жил бод­рый дух, ум его был вполне здрав и, хотя от граж­дан­ских дел он почти ото­шел, вой­ны зани­ма­ли его. (8) Набрав четы­ре леги­о­на по четы­ре тыся­чи чело­век и назна­чив вой­ску на дру­гой же день быть у Эскви­лин­ских ворот, он высту­пил к Сат­ри­ку. Там его ожи­да­ли не слиш­ком обес­по­ко­ен­ные заво­е­ва­те­ли горо­да, пола­га­ясь на неко­то­рое чис­лен­ное пре­вос­ход­ство. (9) Заме­тив при­бли­же­ние рим­лян, они тот­час высту­пи­ли навстре­чу бое­вым стро­ем, чтобы нима­лой отсроч­кой не под­вер­гать свое дело опас­но­сти: каза­лось, что в таких обсто­я­тель­ствах рим­ля­нам ввиду их мало­чис­лен­но­сти бес­по­лез­но будет искус­ство их заме­ча­тель­но­го вождя, на кото­рое они толь­ко и пола­га­ют­ся.

23. (1) Столь же вооду­шев­ле­ны были и рим­ское вой­ско, и вто­рой вождь: готов­ность всту­пить науда­чу в сра­же­ние сдер­жи­ва­ли толь­ко разум и власть одно­го мужа, кото­рый, затя­ги­вая вой­ну, искал слу­чая разу­мом помочь недо­стат­ку сил. (2) Тем усерд­нее насту­па­ли вра­ги и уже не толь­ко раз­вер­ну­ли строй перед сво­им лаге­рем, но вышли на середи­ну поля и, под­но­ся свои зна­ме­на почти к само­му вра­же­ско­му валу, выстав­ля­ли напо­каз над­мен­ную само­уве­рен­ность силы. (3) Рим­ские вои­ны с трудом пере­но­си­ли это, а осо­бен­но вто­рой воен­ный три­бун Луций Фурий, несдер­жан­ный по моло­до­сти и нра­ву, а вдо­ба­вок еще зара­зив­ший­ся неосно­ва­тель­ной само­на­де­ян­но­стью тол­пы. (4) Он даже под­стре­кал без того воз­буж­ден­ных вои­нов и пытал­ся умень­шить силу вли­я­ния сво­его сото­ва­ри­ща, попре­кая его чем един­ст­вен­но мог — ста­ро­стью, твер­дя, что вой­ны суще­ст­ву­ют для моло­дых⁷⁷, что вме­сте с телом крепнет или увяда­ет дух, что даже тот, кто при­вык с ходу, пер­вым натис­ком брать горо­да и укреп­ле­ния, (5) из рети­во­го бой­ца стал сид­нем и вот сидит за валом, теряя вре­мя. Наде­ет­ся ли он на под­ход сво­их или на отход вра­же­ских сил? (6) Что это за слу­чай, что за вре­мя, что за место, на кото­рые он рас­счи­ты­ва­ет, чтобы изо­бре­тать ловуш­ки? Замыс­лы ста­ри­ка явно с.304 осты­ли и оце­пе­не­ли! (7) Доволь­но он пожил, доволь­но ему и сла­вы; но как тер­петь, что с одним смерт­ным телом дрях­ле­ют силы государ­ства, кото­ро­му подо­ба­ет бес­смер­тие?

(8) Таки­ми реча­ми при­влек он к себе весь лагерь, а когда повсе­мест­но потре­бо­ва­ли бит­ву, ска­зал: «Марк Фурий, мы не можем сдер­жать порыв вои­нов, а враг, обо­д­ря­е­мый нашим про­мед­ле­ни­ем, нале­та­ет с неснос­ной уже над­мен­но­стью. Усту­пи один всем и раз­ре­ши убедить тебя сове­том, чтобы ты ско­рее победил в войне». (9) На это Камилл отве­тил: все вой­ны до сего дня велись по его еди­но­лич­но­му замыс­лу, и ни сам он, ни рим­ский народ не рас­ка­и­вал­ся ни в при­ка­зах его, ни в уда­че. Теперь он зна­ет, что име­ет това­ри­ща, рав­но­го ему по вла­сти и пра­вам и пре­вос­хо­дя­ще­го его цве­том лет. (10) Итак, хотя во всем, что отно­сит­ся к вой­ску, он при­вык не под­чи­нять­ся, а повеле­вать, но огра­ни­чи­вать власть това­ри­ща он не может; пусть тот с помо­щью богов дела­ет то, что счи­та­ет бла­гом для государ­ства! (11) А для сво­его воз­рас­та он про­сит снис­хож­де­ния — не быть в пер­вых рядах; но от обя­зан­но­стей, какие на войне най­дут­ся для ста­ри­ка, он не укло­нит­ся и толь­ко молит у бес­смерт­ных богов, чтобы слу­чай не дал повод хва­лить его бла­го­ра­зу­мие.

(12) Но не вня­ли ни люди — спа­си­тель­но­му сове­ту, ни боги — бла­го­че­сти­вым моль­бам. Рас­по­ряди­тель бит­вы выстро­ил пере­до­вой строй, Камилл раз­ме­стил под­креп­ле­ния и поста­вил мощ­ный заслон перед лаге­рем, а сам рас­по­ло­жил­ся на воз­вы­шен­но­сти, как зри­тель, погло­щен­ный исхо­дом чужо­го замыс­ла⁷⁸.

24. (1) В пер­вой стыч­ке, лишь раздал­ся звон ору­жия, враг отсту­пил, зама­ни­вая, но не устра­шась. (2) В тылу вра­га меж­ду стро­ем и лаге­рем был поло­гий склон, и, имея наро­ду в достат­ке, враг оста­вил в лаге­ре несколь­ко мощ­ных отрядов, выстро­ен­ных в пол­ном воору­же­нии, чтобы они рину­лись в гущу уже завя­зав­ше­го­ся боя, когда про­тив­ник подой­дет к валу. (3) Рим­лян, слиш­ком увлек­ших­ся пре­сле­до­ва­ни­ем отсту­паю­ще­го вра­га, зама­ни­ли на опас­ное место, очень удоб­ное для заду­ман­но­го напа­де­ния. И вот уже страх овла­дел толь­ко что побеж­дав­ши­ми, и под натис­ком ново­го вра­га на пока­то­сти скло­на рим­ский строй дрог­нул. (4) Наседа­ют све­жие силы воль­сков, высы­пав­шие из лаге­ря; дру­гие, пре­кра­тив мни­мое бег­ство, тоже всту­па­ют в бой. Рим­ские вои­ны уже не отсту­па­ли, а, поза­быв о недав­нем рве­нии и дав­ней сла­ве, обра­ща­ли тыл и в бес­по­рядоч­ном бег­стве устрем­ля­лись к лаге­рю, (5) как вдруг Камилл, под­са­жен­ный окру­жаю­щи­ми на коня⁷⁹, быст­ро дви­нул навстре­чу им под­креп­ле­ния, закри­чав: «Так вот она, бит­ва, кото­рую вы вытре­бо­ва­ли! Кого — чело­ве­ка, боже­ство — кого може­те вы винить? Это толь­ко ваше без­рас­суд­ство и ваша тру­сость! (6) Вы шли за дру­гим вождем, сту­пай­те теперь за Камил­лом и победи­те, как при­вык­ли под моим води­тель­ст­вом. Что уста­ви­лись на вал и лагерь? Ни одно­го из вас они не при­мут, кро­ме как с победой!»

с.305 (7) Стыд сна­ча­ла оста­но­вил бегу­щих; затем когда увиде­ли, что зна­ме­нос­цы идут на вра­га в бое­вом строю, а вождь, не толь­ко слав­ный столь­ки­ми три­ум­фа­ми, но и почтен­ный лета­ми, появ­ля­ет­ся сре­ди пер­вых зна­мен, где наи­боль­ший труд и опас­ность, то каж­дый бра­нит себя и дру­гих и по рядам про­но­сит­ся в гром­ком кри­ке вза­им­ное обод­ре­ние. (8) Дру­гой три­бун тоже не сто­ял сло­жа руки; Камилл, вос­ста­нав­ли­вая пеший строй, послал това­ри­ща к всад­ни­кам, и он, не бра­нясь (не ему было это делать, ведь сам он был вино­ват), но перей­дя от при­ка­за к прось­бам, молил всех и каж­до­го, чтобы отпу­сти­ли вину ему, винов­но­му в неуда­че это­го дня: (9) «Хотя това­рищ мой не согла­шал­ся и про­ти­вил­ся, я вве­рил­ся обще­му без­рас­суд­ству, а не его бла­го­ра­зу­мию. При любом пово­ро­те ваше­го сча­стья увидит Камилл свою сла­ву, но если бит­ва не вос­ста­но­вит­ся, — то я, в довер­ше­ние беды, судь­бу разде­лю со все­ми, а позор будет на мне одном». (10) При нетвер­дой линии войск при­зна­но было за луч­шее оста­вить коней и в пешем строю уда­рить на вра­га. И они идут, свер­кая ору­жи­ем, испол­не­ны муже­ст­вом, туда, где, как было вид­но, пешим вой­скам при­хо­ди­лось осо­бен­но худо. Ни вожди, ни вои­ны не дают себе ника­кой пере­дыш­ки в сра­же­нии. (11) Исход был пред­опре­де­лен силой доб­ле­сти; и воль­ски, толь­ко что отсту­пав­шие в при­твор­ном стра­хе, теперь обра­ща­ют­ся в насто­я­щее бег­ство. Нема­лая часть их была пере­би­та в самой бит­ве и после — при бег­стве, а про­чие — в лаге­ре, кото­рый был взят одним натис­ком; но плен­ных все-таки было боль­ше, чем уби­тых.

25. (1) Когда при пере­пи­си плен­ных опо­зна­ли несколь­ких туску­лан­цев⁸⁰, их отде­ли­ли от про­чих и при­ве­ли к три­бу­нам, а на допро­се они созна­лись, что сра­жа­лись по реше­нию общи­ны. (2) Камилл, обес­по­ко­ен­ный опас­но­стью вой­ны со столь близ­ки­ми соседя­ми, ска­зал, что тот­час поведет плен­ных в Рим, чтобы сена­то­ры не оста­лись в неведе­нии об отпа­де­нии туску­лан­цев от сою­за; а над лаге­рем и вой­ском это вре­мя пусть началь­ст­ву­ет това­рищ, если он согла­сит­ся. (3) Один день послу­жил тому уро­ком не пред­по­чи­тать сво­их реше­ний луч­шим; одна­ко в вой­ске никто, и даже он сам, не думал, что его вину, вверг­нув­шую общее дело в такую опас­ность, Камилл сне­сет столь спо­кой­но. (4) И как в вой­ске, так и в Риме было твер­дым общее мне­ние, что вой­на про­тив воль­сков велась с пере­мен­ным успе­хом, что вина несчаст­но­го сра­же­ния и бег­ства — на Луции Фурии, а заслу­га счаст­ли­во­го сра­же­ния — цели­ком за Мар­ком Фури­ем.

(5) После того как плен­ных вве­ли в сенат, а отцы-сена­то­ры поста­но­ви­ли пре­сле­до­вать туску­лан­цев вой­ной и пору­чи­ли эту вой­ну Камил­лу, тот попро­сил для себя одно­го помощ­ни­ка; когда же ему раз­ре­ши­ли выбрать из това­ри­щей, кого захо­чет, он, вопре­ки все­об­щим ожи­да­ни­ям, выбрал Луция Фурия. (6) Такая снис­хо­ди­тель­ность и с това­ри­ща его сня­ла бес­че­стие, и ему доста­ви­ла огром­ную сла­ву. Но вой­ны с туску­лан­ца­ми не про­изо­шло; с.306 упор­ным миро­лю­би­ем они отвра­ти­ли рим­скую силу, кото­рую не мог­ли сдер­жать ору­жи­ем. (7) Когда рим­ляне вошли в их пре­де­лы, туску­лан­цы на пути их не сня­лись с мест, не забро­си­ли обра­бот­ку полей; открыв город­ские ворота, навстре­чу пол­ко­во­д­цам вышли мно­го­чис­лен­ные граж­дане в тогах⁸¹; про­до­воль­ст­вие для вой­ска пред­у­преди­тель­но под­во­зи­лось в лагерь из горо­да и с полей. (8) Камилл, став лаге­рем у ворот и желая знать, гос­под­ст­ву­ет ли внут­ри стен тот же мир­ный порядок, какой он видел на полях, (9) вошел в город и увидел, что две­ри откры­ты и в отпер­тых лав­ках все выло­же­но на виду, а усерд­ные ремес­лен­ни­ки заня­ты каж­дый сво­им делом, и шко­лы огла­ша­ют­ся голо­са­ми уче­ни­ков, и улоч­ки пол­ны людей, и сре­ди про­чей тол­пы дети и жен­щи­ны спе­шат кто туда, кто сюда, кому куда надоб­но. (10) Ничто и нигде не похо­ди­ло не толь­ко на страх, но даже на удив­ле­ние. Он осмат­ри­вал все вокруг, ища взглядом, где же вой­на. (11) Но нигде не замет­но было ника­ко­го следа при­пря­тан­ной вещи или, наобо­рот, выта­щен­ной по обсто­я­тель­ствам вре­ме­ни; все нахо­ди­лось в таком неру­ши­мо мир­ном спо­кой­ст­вии, что едва ли, каза­лось, сюда мог дой­ти даже слух о войне.

26. (1) И вот, побеж­ден­ный выдерж­кой вра­гов, Камилл при­ка­зал им созвать свой сенат. «До сих пор, — ска­зал он, — толь­ко вы одни, туску­лан­цы, нашли насто­я­щее ору­жие и насто­я­щую силу, чтобы тем защи­тить все свое от гне­ва рим­лян. (2) Иди­те в Рим к сена­ту; отцы-сена­то­ры рас­судят, чего вы более заслу­жи­ли: нака­за­ния за преж­нее или снис­хож­де­ния за нынеш­нее. Я не ста­ну пред­вос­хи­щать милость государ­ст­вен­но­го бла­го­де­я­ния, но вы полу­чи­те от меня воз­мож­ность молить о мило­сти, а на ваши моль­бы сенат даст ответ по сво­е­му усмот­ре­нию».

(3) Когда туску­лан­цы яви­лись в Рим и скорб­ный сенат еще недав­но вер­ных союз­ни­ков появил­ся в пред­две­рии курии, отцы-сена­то­ры были взвол­но­ва­ны и тот­час же при­ка­за­ли вве­сти их, уже тут ско­рее госте­при­им­но, чем враж­деб­но⁸². (4) Туску­лан­ский дик­та­тор так дер­жал речь: «Когда вы, отцы-сена­то­ры, объ­яви­ли нам вой­ну и при­шли с вой­ной, то, каки­ми вы види­те нас сей­час сто­я­щи­ми в пред­две­рии вашей курии, настоль­ко же воору­жен­ные и под­готов­лен­ные мы вышли навстре­чу вашим пол­ко­во­д­цам и леги­о­нам. (5) Таков обы­чай наш и наро­да наше­го; таким он был и пре­будет веч­но, раз­ве что когда-нибудь мы при­мем ору­жие от вас и за вас. Мы бла­го­дар­ны вашим вождям и вой­скам за то, что они боль­ше вери­ли гла­зам, чем ушам⁸³, и там, где не было ниче­го враж­деб­но­го, ниче­го тако­го и сами не сде­ла­ли. (6) Мира, кото­рый мы сохра­ни­ли, мы домо­га­ем­ся от вас; молим, да обра­ти­те вой­ну туда, где она есть; а мы без­оруж­ны­ми испы­та­ем, что́ может ваше ору­жие про­тив нас, если долж­но такое испы­та­ние пре­тер­петь. Таков наш дух — да сотво­рят его боги счаст­ли­вым и бла­го­чест­ным. (7) Что же каса­ет­ся обви­не­ний, под впе­чат­ле­ни­ем кото­рых вы объ­яви­ли вой­ну, то (хотя и с.307 бес­по­лез­но опро­вер­гать на сло­вах изоб­ли­чен­ное на деле), будь даже они спра­вед­ли­вы и при­знай мы их, мы чув­ст­ву­ем себя в без­опас­но­сти, когда пови­ни­лись столь явно. Пусть погре­ша­ют про­тив вас, лишь бы вам подо­ба­ло все­гда так нака­зы­вать!»

(8) Вот что при­мер­но ска­за­ли туску­лан­цы. Мир они полу­чи­ли тот­час же, а немно­го позд­нее и пра­во граж­дан­ства. Леги­о­ны от Туску­ла были отведе­ны.

27. (1) Отли­чив­ший­ся рас­суди­тель­но­стью и доб­ле­стью в воль­ской войне, уда­чей в туску­лан­ском похо­де, тут и там — ред­ким тер­пе­ни­ем и снис­хож­де­ни­ем к сото­ва­ри­щу, (2) Камилл оста­вил долж­ность по избра­нии воен­ных три­бу­нов сле­дую­ще­го года [380 г.]: Луция и Пуб­лия Вале­ри­ев (Луция в пятый раз, Пуб­лия в тре­тий), Гая Сер­гия (в тре­тий раз), Луция Мене­ния (повтор­но), Пуб­лия Папи­рия и Сер­вия Кор­не­лия Малу­гин­ско­го.

(3) Нуж­ны были в этом году и цен­зо­ры, осо­бен­но из-за неопре­де­лен­ных слу­хов по пово­ду дол­гов; народ­ные три­бу­ны зло­на­ме­рен­но пре­уве­ли­чи­ва­ли общий итог, а пре­умень­ша­ли его те, кому выгод­но было пред­став­лять дело так, буд­то выпла­ты стра­да­ют более от недоб­ро­со­вест­но­сти, чем от несча­стья долж­ни­ков. (4) Избра­ны были цен­зо­ра­ми Гай Суль­пи­ций Каме­рин и Спу­рий Посту­мий Регилль­ский, но уже нача­тое дело было пре­рва­но за смер­тью Посту­мия, так как дать цен­зо­ру дру­го­го това­ри­ща было про­тив­но бла­го­че­стию⁸⁴. (5) Поэто­му Суль­пи­ций отка­зал­ся от долж­но­сти; избра­ны были дру­гие цен­зо­ры, но, как ока­за­лось, огреш­но и они не исправ­ля­ли долж­ность; изби­рать же цен­зо­ров в тре­тий раз было бы про­тив­но бла­го­че­стию, коль ско­ро в этом году боги как буд­то бы не при­ни­ма­ли цен­зу­ры. (6) Но народ­ные три­бу­ны твер­ди­ли, что это — непе­ре­но­си­мое глум­ле­ние над пле­бе­я­ми: про­сто сенат избе­га­ет обна­ро­до­вать запи­си, свиде­тель­ст­ву­ю­щие об иму­ще­стве каж­до­го, так как не хочет, чтобы обна­ру­жи­лась сум­ма дол­гов, кото­рая пока­за­ла бы, что одна часть граж­дан задав­ле­на дру­гою, а меж­ду тем обре­ме­нен­ный дол­га­ми про­стой народ тол­ка­ют навстре­чу все новым и новым вра­гам. (7) Повсюду, уже без раз­бо­ра, ищут войн: гоня­ют леги­о­ны от Антия к Сат­ри­ку, от Сат­ри­ка к Велит­рам, оттуда в Тускул. Уже лати­нам, гер­ни­кам, пре­не­стин­цам гро­зят вой­ной из нена­ви­сти ско­рей к граж­да­нам, чем к вра­гам; лишь бы дер­жать пле­бе­ев в вой­ске, не дать им пере­дох­нуть в Горо­де, не дать им на досу­ге вспом­нить о сво­бо­де, побы­вать на сход­ках, где они мог­ли бы ино­гда слы­шать голос три­бу­нов, стре­мя­щих­ся облег­чить дол­ги и покон­чить с про­чи­ми неспра­вед­ли­во­стя­ми. (8) Если в душе про­сто­го наро­да еще сохра­ни­лась память об оте­че­ской сво­бо­де, он не потер­пит, чтобы кто-то из рим­ских граж­дан был зака­ба­лен за дол­ги или чтобы назна­чи­ли набор, покуда обсле­до­ва­ние дол­гов и рас­смот­ре­ние мер по их умень­ше­нию не поз­во­лят каж­до­му знать, что́ его, что́ чужое, оста­нет­ся ли у него сво­бод­ным хотя бы тело, или же и оно обре­че­но око­вам.

с.308 (9) Награ­да, обе­щан­ная за мятеж, тот­час и вызва­ла мятеж, ибо и к каба­ле при­суж­да­ли мно­гих, и сенат из-за слу­хов о пре­не­стин­ской войне поста­но­вил набрать новые леги­о­ны, а тут и тому и дру­го­му ста­ли пре­пят­ст­ви­ем и помощь три­бу­нов, и еди­но­ду­шие наро­да: (10) три­бу­ны не поз­во­ля­ли уво­дить при­го­во­рен­ных долж­ни­ков, а моло­дежь не запи­сы­ва­лась в вой­ско. Сена­то­ров в это вре­мя забо­ти­ло даже не столь­ко взыс­ка­ние с задол­жав­ших, сколь­ко набор вой­ска: в самом деле, уже при­хо­ди­ли вести о том, что вра­ги вышли из Пре­не­сты и оста­но­ви­лись в габий­ских полях. (11) Но и этот слух еще под­стрек­нул три­бу­нов к борь­бе, а не отвра­тил от нее; и толь­ко вой­на, вплот­ную при­дви­нув­ша­я­ся к самым сте­нам, смог­ла пога­сить мятеж в Горо­де.

28. (1) Ибо когда пре­не­стин­цам сооб­щи­ли, что в Риме совсем не набра­ли вой­ска, не назна­чи­ли ника­ко­го вождя, что отцы и про­стой народ обра­ти­лись друг про­тив дру­га, (2) то пре­не­стин­ские пол­ко­вод­цы, усмот­рев в этом вер­ный слу­чай, быст­ры­ми пере­хо­да­ми, попу­т­но опу­сто­шая поля, при­дви­ну­ли зна­ме­на к самым Кол­лин­ским воротам. (3) Пол­ное смя­те­ние наста­ло в Горо­де. По зову к ору­жию люди сбе­га­ют­ся на сте­ны и к воротам и, обра­тись нако­нец от мяте­жа к войне, изби­ра­ют дик­та­то­ра — Тита Квинк­ция Цин­цин­на­та, (4) а он назна­ча­ет началь­ни­ком кон­ни­цы Авла Сем­п­ро­ния Атра­ти­на. Лишь толь­ко про­шел слух об этом, вра­ги сра­зу отсту­пи­ли от стен, а рим­ская моло­дежь бес­пре­ко­слов­но под­чи­ни­лась при­ка­зу: столь велик был страх перед дик­та­ту­рой.

(5) Пока в Риме шел набор вой­ска, вра­ги рас­ки­ну­ли стан непо­да­ле­ку от реки Аллии; опу­сто­шая оттуда всю окрест­ность, они похва­ля­лись меж­ду собой, что заня­ли роко­вое для рим­лян место; (6) быть здесь тако­му же ужа­су и бег­ству, какое было в галль­скую вой­ну. Ведь если рим­ляне боят­ся даже дня, освя­щен­но­го запре­том и отме­чен­но­го име­нем это­го места⁸⁵, насколь­ко же боль­ше Аллий­ско­го дня устра­шат­ся они вновь самой Аллии, памят­ни­ка тако­го для них раз­гро­ма! Перед гла­за­ми у них будут сви­ре­пые лица гал­лов, а в ушах — зву­ки галль­ской речи. (7) Так, пре­да­ва­ясь пустым раз­мыш­ле­ни­ям о пустых вещах, они вве­ри­ли свои надеж­ды сча­стью места⁸⁶. Рим­ляне же, напро­тив, доста­точ­но зна­ли, что, где бы ни нахо­ди­лись вра­ги-лати­ны, это те, кого они про­дер­жа­ли сто лет в нена­ру­шае­мом мире, победив у Регилль­ско­го озе­ра; (8) а место, запом­нив­ше­е­ся пора­же­ни­ем, ско­рее побуж­да­ло их смыть память об этом позо­ре, чем вну­ша­ло страх, буд­то есть какая-то зем­ля, роко­вая для их побед; (9) боль­ше того, если бы сами гал­лы нагря­ну­ли на то же место, рим­ляне бились бы так, как неко­гда в Риме, выз­во­ляя оте­че­ство, как на сле­дую­щий день они бились у Габий⁸⁷, где кон­чи­лось тем, что уже ни один враг, кото­рый побы­вал в рим­ских сте­нах, не вер­нул­ся домой с вестью о победе или пора­же­нии.

29. (1) С таки­ми чув­ства­ми оба вой­ска достиг­ли Аллии. Рим­ский дик­та­тор, увидев перед собою вра­гов, выстро­ив­ших­ся и с.309 изгото­вив­ших­ся к бою, ска­зал: «Смот­ри, Авл Сем­п­ро­ний: неда­ром, пола­га­ясь на сча­стье места, ста­ли они у Аллии! Да не дадут им бес­смерт­ные боги ни более вер­ной надеж­ды, ни более суще­ст­вен­ной помо­щи! (2) А ты луч­ше поло­жись на ору­жие и на бое­вой дух и, пустив­ши коней во весь опор, ударь в середи­ну вра­же­ско­го строя, а когда они при­дут в заме­ша­тель­ство, я напа­ду на них с леги­о­на­ми. Будь­те с нами боги, свиде­те­ли дого­во­ра, и отме­ти­те, как долж­но и за вас, оскорб­лен­ных веро­лом­ст­вом, и за нас, обма­ну­тых вашим име­нем!»

(3) Пре­не­стин­цы не выдер­жа­ли ни кон­но­го боя, ни пеше­го. С пер­вым натис­ком и пер­вым кли­чем ряды их рас­стро­и­лись, а затем, когда их строй нигде уже не мог усто­ять, они обра­ти­ли тыл и, объ­ятые стра­хом, про­нес­лись даже мимо соб­ст­вен­но­го лаге­ря, оста­но­вив бес­по­рядоч­ное бег­ство толь­ко в виду Пре­не­сты. (4) Там, собрав раз­бе­жав­ших­ся, они заня­ли место, кото­рое мож­но было поспеш­но укре­пить, ведь если бы они укры­лись в город­ских сте­нах, то рим­ляне немед­лен­но выжгли бы поля и, опу­сто­шив все вокруг, при­сту­пи­ли к оса­де. (5) Но когда, раз­гра­бив лагерь у Аллии, при­шли победо­нос­ные рим­ляне, то вра­ги оста­ви­ли и это укреп­ле­ние: и вот, не чув­ст­вуя себя в без­опас­но­сти даже тут, запер­лись они в сте­нах Пре­не­сты. (6) Под нача­лом пре­не­стин­цев было еще восемь горо­дов — по ним и про­шлась вой­на; взяв их один за дру­гим без боль­шо­го боя, рим­ляне пове­ли вой­ско на Велит­ры — взя­ли и их. (7) Тогда под­сту­пи­лись к Пре­не­сте, зачин­щи­ку вой­ны, — взят был и этот город — не силой, а по усло­ви­ям сда­чи.

(8) Тит Квинк­ций, победив еди­но­жды в бит­ве, взяв силой два вра­же­ских лаге­ря и девять горо­дов, при­няв сда­чу Пре­не­сты, воз­вра­тил­ся в Рим и, справ­ляя три­умф, поме­стил на Капи­то­лии выве­зен­ную из Пре­не­сты ста­тую Юпи­те­ра Импе­ра­то­ра. (9) Он поста­вил это при­но­ше­ние меж­ду хра­ма­ми Юпи­те­ра и Минер­вы, в память о сво­их подви­гах укре­пив под ним дос­ку; на ней были выре­за­ны при­мер­но такие пись­ме­на: «Юпи­тер и все боги даро­ва­ли, чтобы дик­та­тор Квинк­ций занял девять горо­дов»⁸⁸. (10) На два­дца­тый день после избра­ния он сло­жил с себя дик­та­ту­ру.

30. (1) Затем про­шли выбо­ры воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью, при­чем выбра­ны были поров­ну пат­ри­ции и пле­беи [379 г.]. (2) Из отцов — Пуб­лий и Гай Ман­лии с Луци­ем Юли­ем; из пле­бе­ев — Гай Секс­ти­лий, Марк Аль­би­ний и Луций Анти­стий.

(3) Ман­лии, кото­рые родо­ви­то­стью пре­вос­хо­ди­ли пле­бе­ев, а вли­я­ни­ем Луция Юлия, вне поряд­ка — без жере­бьев­ки, без согла­ше­ния с сото­ва­ри­ща­ми — полу­чи­ли коман­до­ва­ние в войне с вольска­ми, о чем сами впо­след­ст­вии сожа­ле­ли, как и пору­чив­шие им это дело сена­то­ры. (4) Ман­лии посла­ли когор­ты за про­до­воль­ст­ви­ем, не про­из­ведя раз­вед­ки; когда же обма­ном им было сооб­ще­но, буд­то эти когор­ты окру­же­ны, они, даже не задер­жав мни­мо­го свиде­те­ля, кото­рый их оду­ра­чил (это был враг-латин, с.310 при­ки­нув­ший­ся рим­ским вои­ном), поспеш­но кину­лись на помощь и сами уго­ди­ли в запад­ню. (5) И пока там, на невы­год­ной пози­ции, сопро­тив­ля­ясь толь­ко бла­го­да­ря сво­ей доб­ле­сти, вои­ны уби­ва­ли и уми­ра­ли⁸⁹, вра­ги напа­ли с тыла на рим­ский лагерь, рас­ки­ну­тый на рав­нине. (6) Вожди по сво­е­му без­рас­суд­ству и неуме­нию загу­би­ли дело и там и тут — толь­ко доб­ле­стью вои­нов, неиз­мен­ной и в отсут­ст­вие пол­ко­во­д­ца, спа­се­но было то, что оста­лось от сча­стья рим­ско­го наро­да. (7) Когда доне­се­ние об этом при­шло в Рим, спер­ва хоте­ли было назна­чить дик­та­то­ра; лишь затем, когда из воль­ских земель нача­ли при­хо­дить успо­ко­и­тель­ные вести (выяс­ни­лось, что вра­ги не уме­ли исполь­зо­вать победу и выгод­ный слу­чай), то даже ото­зва­ли оттуда вой­ско и вождей, и настал покой, по край­ней мере от воль­сков. (8) Толь­ко под конец года он нару­шил­ся, ибо пре­не­стин­цы вос­ста­ли, под­бив к это­му и пле­ме­на лати­нов. (9) В тот же год новые посе­лен­цы были назна­че­ны в Сетию по жало­бе жите­лей на нехват­ку в людях.

Уте­ше­ни­ем в неудав­шей­ся войне было домаш­нее спо­кой­ст­вие, кото­рое обес­пе­чи­ли воен­ные три­бу­ны из пле­бе­ев, поль­зо­вав­ши­е­ся сре­ди сво­их любо­вью и ува­же­ни­ем.

31. (1) Но в самом нача­ле сле­дую­ще­го года [378 г.] при воен­ных три­бу­нах с кон­суль­ской вла­стью Спу­рии Фурии, Квин­те Сер­ви­лии (повтор­но), Луции Мене­нии (в тре­тий раз), Пуб­лии Кле­лии, Мар­ке Гора­ции и Луции Гега­нии сра­зу же вспых­нул силь­ный мятеж. (2) И при­чи­ной, и пово­дом была общая задол­жен­ность. Для ее рас­сле­до­ва­ния избра­ны были цен­зо­ры Спу­рий Сер­ви­лий Приск и Квинт Кле­лий Сикул. Но вой­на поме­ша­ла им занять­ся делом. (3) Спер­ва испу­ган­ные вест­ни­ки, а затем и сель­чане, бежав­шие с полей, дали знать, что леги­о­ны воль­сков вторг­лись в рим­ские пре­де­лы и повсе­мест­но опу­сто­ша­ют поля. (4) Внеш­няя опас­ность при общей тре­во­ге ничуть не поме­ша­ла граж­дан­ской сму­те; и, напро­тив того, три­бун­ская власть еще упор­нее про­ти­ви­лась набо­ру, пока не свя­за­ла сенат усло­ви­ем, чтобы до кон­ца вой­ны никто не пла­тил бы нало­гов и не устра­и­вал бы суда о дол­гах. (5) После такой поблаж­ки про­сто­му наро­ду задерж­ки с набо­ром уже не слу­чи­лось.

Набрав новые леги­о­ны, поста­но­ви­ли раздель­но напра­вить два вой­ска в Воль­скую область. Спу­рий Фурий и Марк Гора­ций дви­ну­лись впра­во по бере­гу моря и к Антию, а Квинт Сер­ви­лий и Луций Гега­ний — вле­во, в сто­ро­ну гор и Эце­т­ры. (6) Ни на том, ни на дру­гом направ­ле­нии враг не попал­ся навстре­чу. И они опу­сто­ша­ли поля — не бес­по­рядоч­но, как дела­ли это воль­ски по раз­бой­ни­чье­му обы­чаю, поль­зу­ясь раздо­ра­ми вра­гов и боясь их доб­ле­сти, опас­ли­во и сует­ли­во, — это было опу­сто­ше­ние пра­виль­ным вой­ском, в пра­вед­ном гне­ве, более тяж­кое и сво­ей про­дол­жи­тель­но­стью. (7) Ибо воль­ски, боясь, как бы тем вре­ме­нем вой­ско не высту­пи­ло из Рима, совер­ша­ли набе­ги на при­гра­нич­ные поля; у рим­лян, напро­тив, была даже при­чи­на задер­жать­ся на с.311 вра­же­ской зем­ле, при­нуж­дая вра­га к сра­же­нию. (8) И вот, спа­лив повсюду стро­е­ния в полях и даже дерев­ни, не оста­вив ни пло­до­нос­но­го дере­ва, ни посе­ва, даю­ще­го надеж­ду на уро­жай, уведя добы­чу — все, что было вне стен, и людей и скот, оба вой­ска воз­вра­ти­лись в Рим.

32. (1) Долж­ни­ки полу­чи­ли корот­кую пере­дыш­ку; но, едва государ­ство почув­ст­во­ва­ло себя в без­опас­но­сти от вра­гов, воз­об­но­ви­лись мно­го­чис­лен­ные судеб­ные раз­би­ра­тель­ства; не толь­ко не ста­ло надеж­ды облег­чить ста­рую задол­жен­ность, но уже появи­лась и новая из-за нало­га, учреж­ден­но­го ради стро­и­тель­ства стен из теса­но­го кам­ня по цен­зор­ско­му под­ряду⁹⁰. (2) Про­стой народ вынуж­ден был скло­нить­ся под это бре­мя, ибо не было набо­ра, кото­ро­му мог­ли бы пре­пят­ст­во­вать народ­ные три­бу­ны. (3) Усту­пая вли­я­нию зна­ти, даже при­шлось избрать воен­ны­ми три­бу­на­ми с кон­суль­ской вла­стью одних пат­ри­ци­ев: Луция Эми­лия, Пуб­лия Вале­рия (в чет­вер­тый раз), Гая Вету­рия, Сер­вия Суль­пи­ция, Луция и Гая Квинк­ци­ев Цин­цин­на­тов [377 г.]. (4) То же вли­я­ние поз­во­ли­ло без поме­хи при­ве­сти к при­ся­ге всю моло­дежь, чтобы про­тив лати­нов и воль­сков, кото­рые, соеди­нив свои силы, сто­я­ли лаге­рем под­ле Сат­ри­ка, набрать три вой­ска: (5) одно — для защи­ты Горо­да, дру­гое — чтобы его мож­но было послать на неждан­ную вой­ну, если где-нибудь воз­никнет вол­не­ние, а третье, намно­го более силь­ное, Пуб­лий Вале­рий и Луций Эми­лий пове­ли к Сат­ри­ку.

(6) Най­дя там вой­ско про­тив­ни­ка выстро­ив­шим­ся на под­хо­дя­щей мест­но­сти, они сра­зу же нача­ли сра­же­ние; но хлы­нув­ший ливень и силь­ная буря пре­рва­ли бит­ву если еще не вполне выиг­ран­ную, то поз­во­ляв­шую наде­ять­ся на успех. На сле­дую­щий день сра­же­ние воз­об­но­ви­лось. (7) И доволь­но дол­го с муже­ст­вом, рав­ным рим­ско­му, и таким же сча­стьем дер­жа­лись глав­ным обра­зом латин­ские леги­о­ны, при­об­щен­ные дол­гим союз­ни­че­ст­вом к рим­ско­му строю. (8) Но бро­шен­ная про­тив них кон­ни­ца рас­стро­и­ла их ряды, на нару­шен­ный строй напа­ла пехота — теперь рим­ляне насту­па­ли, а вра­ги соот­вет­ст­вен­но отхо­ди­ли: еди­но­жды скло­нив сча­стье в свою поль­зу, сила рим­лян ста­ла необо­ри­ма. (9) Обра­щен­ные в бег­ство, вра­ги устре­ми­лись к Сат­ри­ку, кото­рый был в двух милях, а не к лаге­рю, но были по боль­шей части пере­би­ты кон­ни­цей; лагерь взят и раз­граб­лен. (10) Из Сат­ри­ка бли­жай­шей же ночью после сра­же­ния они устре­ми­лись к Антию похо­дом, подоб­ным бег­ству; и, хотя рим­ское вой­ско шло почти по пятам, страх ока­зал­ся про­вор­ней, чем гнев, (11) и вра­ги сокры­лись за сте­ны преж­де, чем рим­ляне суме­ли потре­пать или задер­жать их замы­каю­щий отряд. Затем несколь­ко дней про­шли в опу­сто­ше­нии стра­ны: ни у рим­лян не было доста­точ­но­го сна­ря­же­ния для взя­тия стен, ни у вра­гов — сил воз­об­но­вить бит­ву.

33. (1) Тут воз­ник раздор меж­ду антий­ца­ми и лати­на­ми, ибо антий­цы, слом­лен­ные беда­ми и укро­щен­ные вой­ною, во вре­мя с.312 кото­рой они и роди­лись, и соста­ри­лись⁹¹, хоте­ли сдать­ся, (2) а лати­ны, лишь недав­но отло­жив­ши­е­ся от Рима после дол­го­го мира и отто­го более рья­ные, с нерас­тра­чен­ным пылом наста­и­ва­ли на про­дол­же­нии вой­ны. Раздор кон­чил­ся, как толь­ко тем и дру­гим ста­ло ясно, что ничто не меша­ет каж­до­му из них испол­нить заду­ман­ное. (3) Лати­ны, уйдя, изба­ви­лись от соуча­стия в недо­стой­ном, как они пола­га­ли, мире; антий­цы же сда­ли город и всю окру­гу рим­ля­нам, лишь толь­ко уда­ли­лись эти неудоб­ные свиде­те­ли их спа­си­тель­но­го реше­ния.

(4) Гнев и ярость лати­нов, кото­рые не мог­ли ни донять рим­лян вой­ной, ни удер­жать воль­сков под ору­жи­ем, нашли выход в том, что они выжгли огнем город Сат­рик, свое пер­вое при­бе­жи­ще после несчаст­ной для них бит­вы; они бро­са­ли факе­лы и в жилые, и в свя­щен­ные стро­е­ния, пока ни одно­го зда­ния не оста­лось в горо­де, кро­ме хра­ма Мате­ри Мату­ты⁹². (5) И даже здесь, гово­рят, удер­жа­ло их не соб­ст­вен­ное бла­го­че­стие, не бого­бо­яз­нен­ность, но раздав­ший­ся из хра­ма устра­шаю­щий голос, гро­зив­ший ужас­ны­ми беда­ми, коль при­бли­зят бого­про­тив­ный огонь к свя­ти­ли­щу.

(6) В поры­ве яро­сти они понес­лись к Туску­лу, жите­ли кото­ро­го не толь­ко отло­жи­лись от обще­го сове­та лати­нов, но даже вошли с рим­ля­на­ми в союз и, более того, при­ня­ли их граж­дан­ство. (7) Напа­де­ние было неожи­дан­ным — при неза­пер­тых воротах, — и с пер­вым кли­чем взят был весь город, кро­ме кре­по­сти. Горо­жане с жена­ми и детьми укры­лись в кре­по­сти и отпра­ви­ли в Рим вест­ни­ков — уве­до­мить сенат о сво­ем поло­же­нии. (8) Без про­мед­ле­ния, как и подо­ба­ло рим­ской вер­но­сти, к Туску­лу было посла­но вой­ско; вели его воен­ные три­бу­ны Луций Квинк­ций и Сер­вий Суль­пи­ций. (9) Они увиде­ли, что ворота Туску­ла запер­ты, а лати­ны, чув­ст­вуя себя сра­зу и оса­ждаю­щи­ми и оса­жден­ны­ми, там — обо­ро­ня­ют сте­ны, тут — оса­жда­ют кре­пость, угро­жа­ют и вме­сте стра­шат­ся. (10) При­ход рим­лян пере­ме­нил настро­е­ния тех и дру­гих: туску­лан­цев обра­тил от вели­ко­го стра­ха к без­мер­но­му вооду­шев­ле­нию, лати­нов — от почти твер­дой уве­рен­но­сти, что кре­пость они вот-вот возь­мут, коль ско­ро овла­де­ли уже горо­дом, к сла­бой надеж­де как-нибудь спа­стись самим. (11) Из кре­по­сти воз­вы­ша­ют крик туску­лан­цы; еще гром­че под­хва­ты­ва­ет его рим­ское вой­ско. Лати­нов тес­нят с двух сто­рон, и они не могут ни сдер­жать натиск туску­лан­цев, обру­ши­ваю­щих­ся на них с высоты кре­по­сти, ни оста­но­вить рим­лян, под­сту­паю­щих к сте­нам и ломаю­щих запо­ры ворот. (12) Спер­ва с лест­ни­ца­ми взя­ли сте­ны, затем сби­ли засо­вы на воротах; и тогда лати­ны, тес­ни­мые дву­мя про­тив­ни­ка­ми с двух сто­рон, не имея уже ни сил для боя, ни места для бег­ства, все до еди­но­го были пере­би­ты. Ото­брав у вра­гов Тускул, вой­ско вер­ну­лось в Рим.

34. (1) Насколь­ко удач­нее были вой­ны это­го года и насколь­ко спо­кой­но все было на гра­ни­цах, настоль­ко в Горо­де воз­рас­та­ли день ото дня наси­лия отцов и стра­да­ния про­сто­го наро­да. Сама с.313 при­нуди­тель­ность пла­те­жей меша­ла долж­ни­кам рас­пла­тить­ся. (2) Когда уже нече­го было отда­вать из иму­ще­ства, долж­ни­ки, при­суж­ден­ные заи­мо­дав­цам, рас­пла­чи­ва­лись с ними поте­рей доб­ро­го име­ни и телес­ны­ми мука­ми: пла­теж заме­щал­ся карой. (3) И от это­го пле­беи — не одна мел­кота, но и вид­ней­шие из них — настоль­ко пали духом, что не толь­ко не доби­ва­лись наравне с пат­ри­ци­я­ми воен­но­го три­бу­на­та (а сколь­ко сил поло­жи­ли, чтобы такое было раз­ре­ше­но!), (4) но даже пле­бей­ских долж­но­стей никто из людей реши­тель­ных и опыт­ных уже не искал и не полу­чал. Каза­лось, что долж­но­сти, каки­ми счи­та­ные годы вла­де­ли пле­беи, сно­ва и уже навсе­гда захва­ти­ли пат­ри­ции. (5) Но тут, как быва­ет, незна­чи­тель­ная при­чи­на при­ве­ла к важ­ным послед­ст­ви­ям, слов­но для того, чтобы не слиш­ком тор­же­ст­во­ва­ли про­тив­ни­ки.

У Мар­ка Фабия Амбу­ста⁹³, мужа вли­я­тель­но­го как в сво­ем кру­гу, так и в про­стом наро­де, ценив­шем его за то, что не пре­зи­рал он пле­бе­ев, были две доче­ри, стар­шая заму­жем за Сер­ви­ем Суль­пи­ци­ем, млад­шая — за Гаем Лици­ни­ем Сто­ло­ном, чело­ве­ком хотя и зна­ме­ни­тым, но из пле­бе­ев; уже то, что Фабий не гну­шал­ся тако­го род­ства, снис­ка­ло ему рас­по­ло­же­ние про­сто­го наро­да. (6) Слу­чи­лось как-то, что сест­ры Фабии сиде­ли в доме Сер­вия Суль­пи­ция, в то вре­мя воен­но­го три­бу­на, и, как обыч­но, про­во­ди­ли вре­мя в раз­го­во­рах, когда Суль­пи­ций воз­вра­тил­ся с фору­ма домой и его лик­тор, соглас­но обы­чаю, посту­чал фас­ка­ми в дверь. Непри­выч­ная к это­му, млад­шая Фабия испу­га­лась, насме­шив стар­шую, кото­рая уди­ви­лась, что сест­ра не зна­ет тако­го обы­чая. (7) Этот-то смех и уко­лол жен­скую душу, подат­ли­вую для мело­чей. Тол­па поспе­шаю­щих сле­дом и спра­ши­ваю­щих, «не угод­но ли», пока­за­ла ей сча­стье сест­ри­на бра­ка и заста­ви­ла сты­дить­ся соб­ст­вен­ной доли, ибо лож­но­му наше­му тще­сла­вию пре­тит малей­шее пре­вос­ход­ство даже в ближ­них. (8) Когда она, толь­ко что уязв­лен­ная в самое серд­це, рас­стро­ен­ная, попа­лась на гла­за отцу и тот стал рас­спра­ши­вать: «Здо­ро­ва ли?» — она хоте­ла скрыть при­чи­ну печа­ли, не слиш­ком соглас­ную с сест­рин­ским дол­гом и почте­ни­ем к мужу. (9) Но отец лас­ко­вы­ми рас­спро­са­ми добил­ся, чтобы она при­зна­лась: при­чи­на ее печа­ли в том, что соеди­не­на она с неров­ней и отда­на замуж в дом, куда не вой­дут ни почет, ни угож­де­ние. (10) Уте­шая дочь, Амбуст при­ка­зал ей быть весе­лее: ско­ро и она в сво­ем доме увидит такие же поче­сти, какие видит у сест­ры. (11) Тут он начал сове­щать­ся с зятем при уча­стии Луция Секс­тия, юно­ши реши­тель­но­го, кото­ро­му для испол­не­ния надежд недо­ста­ва­ло одно­го — быть пат­ри­ци­ан­ско­го рода.

35. (1) Повод для заду­ман­ных нов­шеств был оче­виден — огром­ное бре­мя дол­гов: толь­ко поста­вив сво­их людей у кор­ми­ла вла­сти, пле­беи мог­ли бы наде­ять­ся облег­чить это зло. (2) К осу­щест­вле­нию этой мыс­ли и надо гото­вить­ся; ведь пле­беи, дер­зая и дей­ст­вуя, уже ста­ли на ту сту­пень, откуда — сто­ит толь­ко с.314 при­на­лечь — они могут достичь самых вер­шин и срав­нять­ся с пат­ри­ци­я­ми как в поче­стях, так и в доб­ле­стях. (3) В насто­я­щее вре­мя реши­ли они стать народ­ны­ми три­бу­на­ми, а с этой долж­но­сти они сами откро­ют себе путь ко всем дру­гим. (4) И вот, избран­ные три­бу­на­ми, Гай Лици­ний и Луций Секс­тий [375 г.] пред­ло­жи­ли зако­ны — все про­тив могу­ще­ства пат­ри­ци­ев и на бла­го пле­бе­ям. Пер­вый закон — о дол­гах: чтобы, вычтя из сум­мы дол­га то, что начис­ля­лось как про­цен­ты, оста­ток пога­шать рав­ны­ми доля­ми три года. (5) Вто­рой — о земель­ном огра­ни­че­нии: чтобы никто не имел во вла­де­нии сверх пяти­сот юге­ров поля; тре­тий — чтобы не быть выбо­рам воен­ных три­бу­нов и чтобы по край­ней мере вто­рой кон­сул изби­рал­ся из пле­бе­ев. Все вме­сте было огром­но, и без оже­сто­чен­ней­шей борь­бы добить­ся это­го было немыс­ли­мо.

(6) И вот, когда разом были пред­ло­же­ны для обсуж­де­ния все бла­га, непо­мер­ная жад­ность к кото­рым свой­ст­вен­на смерт­ным: зем­ля, день­ги и власть, и когда испу­ган­ные пат­ри­ции в стра­хе суе­ти­лись на обще­ст­вен­ных и част­ных собра­ни­ях, то, не умея най­ти ино­го сред­ства, кро­ме пра­ва запре­та, уже испы­тан­но­го во мно­гих столк­но­ве­ни­ях, они про­тив домо­га­тельств народ­ных три­бу­нов вос­ста­но­ви­ли их же това­ри­щей. (7) И те когда увиде­ли, что Лици­ний и Секс­тий побуж­да­ют три­бы к голо­со­ва­нию, то, явив­шись в сопро­вож­де­нии отряда пат­ри­ци­ев, не допу­сти­ли ни чте­ния пред­ло­же­ний, ни все­го осталь­но­го⁹⁴, что пред­ше­ст­ву­ет народ­но­му голо­со­ва­нию. (8) Такие тщет­ные собра­ния созы­ва­лись не раз, и пред­ло­же­ния уже счи­та­лись отверг­ну­ты­ми, но Секс­тий ска­зал: «Это ниче­го; коль ско­ро кому-то нра­вит­ся, что запре­ще­ние име­ет такую силу, то этим самым ору­жи­ем мы и защи­тим пле­бе­ев. (9) Дей­ст­вуй­те, отцы-сена­то­ры, назна­чай­те выбо­ры воен­ных три­бу­нов; уж я сде­лаю так, что не обра­ду­ет вас этот воз­глас “запре­щаю!”, кото­рый вы ныне, спев­шись с наши­ми това­ри­ща­ми, слу­ша­е­те с такой радо­стью». (10) Не напрас­но была бро­ше­на такая угро­за. Состо­я­лись лишь выбо­ры эди­лов и народ­ных три­бу­нов — и ника­кие дру­гие; Лици­ний и Секс­тий, став сно­ва народ­ны­ми три­бу­на­ми, не допу­сти­ли, чтобы кто-нибудь избран был на куруль­ные долж­но­сти⁹⁵. Отсут­ст­вие долж­ност­ных лиц дли­лось целое пяти­ле­тие⁹⁶. Пле­беи неиз­мен­но изби­ра­ли тех же двух народ­ных три­бу­нов, а они запре­ща­ли выбо­ры воен­ных три­бу­нов.

36. (1) По сча­стью, все вой­ны затих­ли, и лишь посе­лен­цы из Велитр, раду­ясь пере­дыш­ке и отсут­ст­вию рим­ско­го вой­ска, совер­ша­ли набе­ги в Рим­скую область и при­ня­лись даже оса­ждать Тускул. (2) Когда туску­лан­цы, ста­рые союз­ни­ки и новые сограж­дане, очень роб­ко запро­си­ли помо­щи, это усты­ди­ло не толь­ко отцов, но и про­стой народ. (3) С раз­ре­ше­ния народ­ных три­бу­нов интеррекс устро­ил выбо­ры; избра­ны были воен­ные три­бу­ны Луций Фурий, Авл Ман­лий, Сер­вий Суль­пи­ций, Сер­вий Кор­не­лий, Пуб­лий и Гай Вале­рии [370 г.]. Одна­ко во вре­мя набо­ра про­стой народ ока­зал­ся гораздо менее послу­шен, чем на выбо­рах. с.315 (4) С огром­ны­ми уси­ли­я­ми набрав вой­ско, воен­ные три­бу­ны высту­пи­ли в поход и не толь­ко отбро­си­ли вра­га от Туску­ла, но, загнав его в соб­ст­вен­ные сте­ны, (5) оса­ди­ли Велит­ры сила­ми, намно­го пре­вос­хо­дя­щи­ми те, каки­ми был оса­жден Тускул. Одна­ко, начав оса­ду, они не успе­ли взять город: (6) преж­де ока­за­лись избра­ны новые воен­ные три­бу­ны Квинт Сер­ви­лий, Гай Вету­рий, Авл и Марк Кор­не­лии, Квинт Квинк­ций, Марк Фабий [369 г.]. Но и они не совер­ши­ли под Велит­ра­ми ниче­го досто­па­мят­но­го.

(7) Внут­рен­ние же дела кло­ни­лись к еще боль­ше­му раз­ла­ду; ибо, кро­ме Секс­тия и Лици­ния, пред­ло­жив­ших зако­ны (их избра­ли народ­ны­ми три­бу­на­ми уже в вось­мой раз), откры­то стал ока­зы­вать им под­держ­ку и при­ду­мав­ший эти зако­ны Фабий, воен­ный три­бун, тесть Сто­ло­на. (8) Спер­ва из чис­ла народ­ных три­бу­нов про­тив зако­нов воз­ра­жа­ли восемь чело­век, а теперь оста­лось толь­ко пяте­ро, да и те, что почти обыч­но для изме­нив­ших сво­им, закос­не­ли, твер­дя с чужо­го голо­са толь­ко те при­чи­ны для запре­ще­ния, кото­рые им вте­мя­ши­ли еще дома: (9) бо́льшая часть пле­бе­ев нахо­дит­ся-де под Велит­ра­ми в вой­ске; и выбо­ры сле­ду­ет отло­жить до воз­вра­ще­ния вои­нов, чтобы все пле­беи про­го­ло­со­ва­ли за полез­ное для себя. (10) А Секс­тий и Лици­ний с частью това­ри­щей и одним воен­ным три­бу­ном Фаби­ем, уже под­на­то­рев за столь­ко лет в уме­нии вли­ять на настро­е­ния про­сто­го люда, на виду у всех дони­ма­ли то одно­го, то дру­го­го из пер­вей­ших сена­то­ров вопро­са­ми об отдель­ных пред­ло­жен­ных наро­ду зако­нах: (11) решат­ся ли они тре­бо­вать для себя раз­ре­ше­ния иметь более пяти­сот юге­ров паш­ни, когда про­сто­му наро­ду наре­за­ют по два юге­ра на душу, так что один чело­век вла­де­ет наде­лом почти трех­сот граж­дан, а чело­ве­ку из про­сто­го наро­да едва хва­та­ет места для кро­ва над голо­вой да для буду­щей моги­лы? (12) Что нра­вит­ся им боль­ше — чтобы опу­тан­ные дол­га­ми пле­беи отда­ва­ли свое тело в око­вы и на истя­за­ния или чтобы они выпла­чи­ва­ли долг без роста? Нра­вит­ся ли им, что осуж­ден­ных еже­днев­но уво­дят тол­па­ми с фору­ма, что знат­ные дома пол­ны узни­ков, что всюду, где живет пат­ри­ций, — част­ная тюрь­ма?

37. (1) Выкри­ки­вая все это, недо­стой­ное и при­скорб­ное для слу­ха, перед людь­ми, боя­щи­ми­ся за себя, народ­ные три­бу­ны при него­до­ва­нии слу­ша­те­лей, пре­вос­хо­див­шем их соб­ст­вен­ное, (2) утвер­жда­ли, что нет дру­го­го спо­со­ба огра­ни­чить отцов в захва­те земель и в разо­ре­нии про­сто­го наро­да ростов­щи­че­ст­вом, кро­ме как избрать вто­ро­го кон­су­ла из пле­бе­ев — стра­жа их сво­бо­ды. (3) Уже народ­ные три­бу­ны в пре­не­бре­же­нии, так как их власть под­ры­ва­ет запре­ще­ни­я­ми соб­ст­вен­ные же силы; (4) не может быть рав­но­пра­вия, когда у воен­ных три­бу­нов пря­мая власть, а у народ­ных три­бу­нов лишь пра­во помо­щи; без досту­па к выс­шей вла­сти пле­беи нико­гда не будут иметь рав­ной доли в государ­ст­вен­ных делах. И недо­ста­точ­но, как дума­ют неко­то­рые, если при выбо­рах кон­су­лов будут брать в рас­чет и про­стой народ⁹⁷: с.316 не бывать нико­му из пле­бе­ев вто­рым кон­су­лом, если толь­ко это не станет обя­за­тель­ным. (5) Раз­ве уже забы­ли, что с тех пор, как реши­ли изби­рать вме­сто кон­су­лов воен­ных три­бу­нов, дабы открыть и пле­бе­ям самую почет­ную долж­ность, за сорок четы­ре года⁹⁸ никто из пле­бе­ев не был избран в воен­ные три­бу­ны? (6) Кто пове­рит, что ныне одно из двух име­ю­щих­ся кон­суль­ских мест по сво­ей воле усту­пят наро­ду те, кто при­вык зани­мать все восемь мест при выбо­рах воен­ных три­бу­нов? Раз­ве откро­ют пле­бе­ям путь к кон­суль­ству те, кто так дол­го не допус­кал их к три­бу­на­ту?⁹⁹ (7) Чего не добьешь­ся на выбо­рах сво­им вли­я­ни­ем, того сле­ду­ет доби­вать­ся по зако­ну, надо изъ­ять из состя­за­ния сопер­ни­ков вто­рое кон­суль­ское место и оста­вить его для пле­бе­ев: а пока вокруг него идет борь­ба, оно все­гда будет награ­дой силь­ней­ше­му. (8) Теперь уже нель­зя гово­рить, как обыч­но гово­ри­ли рань­ше, буд­то сре­ди пле­бе­ев нету мужей, под­хо­дя­щих для куруль­ных долж­но­стей. Раз­ве более нера­ди­во и без­участ­но пра­вят нами после три­бу­на­та Пуб­лия Лици­ния Каль­ва, пер­во­го воен­но­го три­бу­на из пле­бе­ев, чем в годы, когда воен­ны­ми три­бу­на­ми были толь­ко пат­ри­ции? Напро­тив, после три­бу­на­та неко­то­рые пат­ри­ции быва­ли осуж­де­ны, а из пле­бе­ев — ни один. (9) Да и кве­сто­ров¹⁰⁰, как и воен­ных три­бу­нов, несколь­ко лет назад нача­ли изби­рать из пле­бе­ев, и ни одним рим­ский народ не остал­ся недо­во­лен.

(10) Пле­бе­ям недо­ста­ет теперь кон­суль­ства — это оплот и столп сво­бо­ды. Удаст­ся его достичь, тогда рим­ский народ может быть уве­рен: цари из горо­да изгна­ны и сво­бо­да его проч­на. (11) В самом деле, с это­го дня у пле­бе­ев будет все, чем воз­ве­ли­че­ны пат­ри­ции: власть и поче­сти, воен­ная сла­ва, родо­ви­тость, знат­ность¹⁰¹ — мно­гое для соб­ст­вен­ной поль­зы, еще боль­ше — чтобы пере­дать детям.

(12) Когда же увиде­ли, что речи тако­го рода име­ют успех, то ста­ли выдви­гать новые пред­ло­же­ния: чтобы изби­рать не дуум­ви­ров¹⁰², а децем­ви­ров по свя­щен­ным делам и чтобы часть их изби­ра­лась из пле­бе­ев, а часть — из пат­ри­ци­ев. Но народ­ное собра­ние по всем этим вопро­сам они откла­ды­ва­ют до воз­вра­ще­ния войск, оса­ждаю­щих Велит­ры.

38. (1) Год про­шел, преж­де чем леги­о­ны воз­вра­ти­лись от Велитр. Поэто­му нере­шен­ный вопрос о зако­нах был отло­жен до новых воен­ных три­бу­нов; а про­стой народ избрал вновь тех же народ­ных три­бу­нов, по край­ней мере дво­их, пред­ло­жив­ших зако­ны. (2) Воен­ны­ми три­бу­на­ми были избра­ны Тит Квинк­ций, Сер­вий Кор­не­лий, Сер­вий Суль­пи­ций, Спу­рий Сер­ви­лий, Луций Папи­рий, Луций Вету­рий. (3) Тут же в самом нача­ле года [368 г.] борь­ба вокруг зако­нов обост­ри­лась до край­но­сти; и, когда народ­ные три­бу­ны созва­ли три­бы, а сото­ва­ри­щи внес­ших зако­ны не смог­ли поме­шать им запре­том, встре­во­жен­ные пат­ри­ции при­бег­ли к двум послед­ним сред­ствам — к вели­чай­шей вла­сти и вели­чай­ше­му мужу.

с.317 (4) Реши­ли назна­чить дик­та­то­ра и назна­чи­ли Мар­ка Фурия Камил­ла, а он при­гла­сил Луция Эми­лия началь­ни­ком кон­ни­цы. Перед лицом этих гроз­ных при­готов­ле­ний сво­их про­тив­ни­ков защит­ни­ки дела пле­бе­ев и сами воору­жа­ют­ся вели­ким муже­ст­вом и, назна­чив народ­ное собра­ние, зовут три­бы к голо­со­ва­нию. (5) Когда дик­та­тор, окру­жен­ный тол­пой пат­ри­ци­ев, испол­нен­ный гне­ва и угроз, вос­сел на фору­ме, дело пошло обыч­ным поряд­ком — нача­лась борь­ба сре­ди народ­ных три­бу­нов: меж­ду теми, кто пред­ла­гал зако­ны, и теми, кто нала­гал запре­ще­ние. Хотя по зако­ну силь­ней был запрет, но его пере­кры­ва­ло сочув­ст­вие наро­да к самим зако­нам и тем, кто их пред­ла­гал. И вот, когда пер­вые три­бы ска­за­ли «да будет так!», (6) Камилл объ­явил: «Посколь­ку, кви­ри­ты, вами пра­вит уже не власть три­бу­нов, а их про­из­вол и пра­во запре­ще­ния, добы­тое неко­гда ухо­дом про­сто­го наро­да, вы упразд­ня­е­те, поль­зу­ясь той же силой, какою это­го пра­ва доби­лись, — я, дик­та­тор, под­дер­жу это запре­ще­ние: не столь­ко все­го государ­ства ради, сколь­ко ради вашей же поль­зы, сво­ею вла­стью защи­щу ваше пра­во помо­щи, ныне повер­жен­ное. (7) Поэто­му: если Гай Лици­ний и Луций Секс­тий усту­пят запре­ще­нию това­ри­щей, я, как пат­ри­ций, не вме­ша­юсь в ход пле­бей­ско­го собра­ния; но, если, вопре­ки запре­ще­нию, они, как заво­е­ва­те­ли, будут навя­зы­вать граж­да­нам свои зако­ны, я не потерп­лю, чтобы три­бун­ская власть губи­ла себя самое».

(8) Когда народ­ные три­бу­ны, пре­не­брег­ши пред­у­преж­де­ни­ем, ничуть не уме­ри­ли сво­его пыла, то Камилл в гне­ве послал лик­то­ров разо­гнать пле­бе­ев, при­гро­зив, что, если так про­дол­жит­ся, он при­ведет всю моло­дежь к воен­ной при­ся­ге и немед­ля выведет вой­ско из горо­да. (9) Нема­лый страх он все­лил в пле­бе­ев, но дух их вождей он толь­ко рас­па­лил, а не укро­тил. Тогда, так как дело не дви­га­лось, он отрек­ся от долж­но­сти — то ли пото­му, что был избран огреш­но, как пишут неко­то­рые, то ли пото­му, что по пред­ло­же­нию народ­ных три­бу­нов собра­ние пле­бе­ев поста­но­ви­ло, что если Марк Фурий сде­ла­ет что-нибудь дик­та­тор­ской вла­стью, то быть с него пене в пять­сот тысяч ассов. (10) Думаю, что напу­га­ли его ско­рее дур­ные зна­ме­ния при выбо­рах, чем небы­ва­лое поста­нов­ле­ние, — в это застав­ля­ет меня пове­рить как харак­тер само­го Камил­ла, так и то, что тот­час вме­сто него назна­чен был дик­та­то­ром Пуб­лий Ман­лий (11) (а зачем было его назна­чать для такой борь­бы, в кото­рой сам Марк Фурий был побеж­ден?), и то, что тот же самый Марк Фурий опять был дик­та­то­ром в сле­дую­щем году (а он бы не мог без сты­да вновь при­нять эту власть, будь она в про­шлом году вырва­на у него из рук). (12) Кро­ме того, когда яко­бы обсуж­да­лась пеня для Камил­ла, он мог бы или запре­тить и это пред­ло­же­ние, при­зы­вав­шее его к поряд­ку, или же не мог бы пре­пят­ст­во­вать даже тем преды­ду­щим пред­ло­же­ни­ям, из-за кото­рых буд­то бы при­ня­то было и это. (13) И нако­нец: почти что на нашей памя­ти меж­ду три­бу­на­ми с.318 и кон­су­ла­ми еще дли­лась борь­ба, но дик­та­ту­ра все­гда оста­ва­лась для нее недо­ся­гае­ма.

39. (1) Когда Камилл уже отрек­ся от дик­та­ту­ры, а Ман­лий ее еще не при­нял, на созван­ном три­бу­на­ми как бы в меж­ду­цар­ст­вие¹⁰³ собра­нии пле­бе­ев выяс­ни­лось, какие из вне­сен­ных пред­ло­же­ний доро­же им, а какие — пред­ла­гаю­щим зако­ны. (2) Ибо поста­нов­ле­ния о про­цен­тах и зем­ле утвер­ди­ли, а о пле­бей­ском кон­су­ле — отверг­ли; на том оба пер­вых дела и были бы завер­ше­ны, если бы три­бу­ны не объ­яви­ли, что спра­ши­ва­ют пле­бе­ев обо всех трех сра­зу. (3) Затем Пуб­лий Ман­лий, дик­та­тор¹⁰⁴, изме­нил поло­же­ние дел к выго­де пле­бе­ев, назна­чив началь­ни­ком кон­ни­цы пле­бея Гая Лици­ния, уже побы­вав­ше­го воен­ным три­бу­ном¹⁰⁵. (4) Я читал, что сенат был этим очень недо­во­лен, а дик­та­тор при­выч­но оправ­ды­вал­ся перед сена­то­ра­ми близ­ким род­ст­вом с Лици­ни­ем¹⁰⁶ и при­том утвер­ждал, что власть началь­ни­ка кон­ни­цы не боль­ше, чем власть воен­но­го три­бу­на.

(5) Когда назна­че­ны были оче­ред­ные выбо­ры народ­ных три­бу­нов, то Лици­ний и Секс­тий при­твор­ны­ми уве­ре­ни­я­ми, буд­то боль­ше не хотят оста­вать­ся в сво­ей долж­но­сти, еще силь­ней под­стре­ка­ли народ к тому, чего и на самом деле домо­га­лись. (6) Девя­тый, мол, год сто­ят они про­тив знат­ных¹⁰⁷, слов­но в строю, под­вер­гая себя вели­кой опас­но­сти и не полу­чая ниче­го вза­мен от обще­ства¹⁰⁸; они уже соста­ри­лись, а вме­сте с ними — и вне­сен­ные ими пред­ло­же­ния, и вся сила три­бун­ской вла­сти. (7) Спер­ва про­тив их зако­нов сра­жа­лись запре­та­ми их же сото­ва­ри­щей; затем, услав моло­дежь на вой­ну с Велит­ра­ми; нако­нец, мол­ни­я­ми дик­та­тор­ской вла­сти. (8) Теперь уже не пре­пят­ст­ву­ют ни това­ри­щи, ни вой­на, ни дик­та­тор, ведь он даже дал доб­рый знак пле­бей­ско­му кон­суль­ству, назна­чив себе началь­ни­ка кон­ни­цы из пле­бе­ев. Теперь лишь сами пле­беи поме­ха и себе, и сво­е­му бла­гу: (9) если б они захо­те­ли, хоть сей­час мог­ли бы иметь Город, сво­бод­ный от ростов­щи­ков на фору­ме, поля, сво­бод­ные от неза­кон­ных вла­дель­цев. (10) Когда же они нако­нец будут оце­ни­вать вер­ную служ­бу подо­баю­щей бла­го­дар­но­стью, если сей­час из пред­ло­же­ний, при­ни­мае­мых к их же бла­гу, изы­ма­ют все, что подаст надеж­ду на высо­кую долж­ность для тех, кто вно­сит эти пред­ло­же­ния? Не сов­мест­но с бла­го­ра­зу­ми­ем рим­ско­го наро­да тре­бо­вать, чтобы его избав­ля­ли от гне­та дол­гов, чтобы ему пре­до­став­ля­ли зем­лю, кото­рой непра­во вла­де­ют силь­ные, а тех, кто для него добил­ся все­го это­го, остав­ля­ют ста­реть в три­бу­нах, не толь­ко без поче­стей, но даже без надеж­ды на поче­сти! (11) Итак, спер­ва пусть про­стой народ сам решит, чего хочет, а затем пусть объ­явит свою волю на три­бун­ских выбо­рах: если он хочет, чтобы три­бу­ны внес­ли разом все пред­ло­жен­ные тре­бо­ва­ния, пусть народ­ны­ми три­бу­на­ми избе­рут их же вновь и они про­ве­дут все, что пред­ла­га­ли. (12) Но, если он захо­чет при­нять толь­ко то, чего жела­ет для себя каж­дый порознь, тогда неза­чем и про­дле­вать с.319 пол­но­мо­чия, навле­каю­щие лишь нена­висть: не нужен, зна­чит, ни им — три­бу­нат, ни пле­бе­ям — их зако­но­пред­ло­же­ния.

40. (1) Отве­том на столь жест­кую речь народ­ных три­бу­нов было мол­ча­ние сена­то­ров, оце­пе­нев­ших от него­до­ва­ния, и тогда, (2) как рас­ска­зы­ва­ют, Аппий Клав­дий Красс, внук децем­ви­ра¹⁰⁹, дви­жи­мый боль­ше зло­бой и нена­ви­стью, чем надеж­дой пере­убедить народ, высту­пил и гово­рил при­мер­но таки­ми сло­ва­ми:

(3) «Не ново и не неожи­дан­но было бы для меня, кви­ри­ты, если и теперь я услы­шу то един­ст­вен­ное, чем мятеж­ные три­бу­ны все­гда попре­ка­ли нашу семью: издав­на роду Клав­ди­ев доро­же все­го в государ­стве вели­чие сена­та; веч­но они про­тив бла­га про­сто­го наро­да. (4) Пер­во­го не отри­цаю и не отпи­ра­юсь; с тех пор, как нас при­ня­ли сра­зу и в граж­дане и в отцы¹¹⁰, мы рев­ност­но труди­лись, чтобы нелож­но о нас мог­ли ска­зать: не ума­ли­ли мы, а ско­рей воз­вы­си­ли вели­чие тех родов, сре­ди кото­рых вам угод­но было нас чис­лить. (5) Да и насчет вто­ро­го я решил­ся бы, кви­ри­ты, посто­ять за себя и сво­их пред­ков: ни как част­ные лица, ни будучи в долж­но­стях, мы заве­до­мо не совер­ши­ли ниче­го худо­го для про­сто­го наро­да — раз­ве что кто-нибудь сочтет, буд­то сто­ять за все государ­ство — зна­чит быть про­тив про­сто­го наро­да (слов­но этот народ живет в дру­гом горо­де!); мож­но нелож­но повто­рять: ни дело наше, ни сло­во не шло враз­рез с вашей поль­зою, даже если шло враз­рез с вашим жела­ни­ем. (6) Но, даже не будь я из семьи Клав­ди­ев, не родись с пат­ри­ци­ан­ской кро­вью, а будь я про­сто одним из кви­ри­тов, знай я толь­ко, что рож­ден от двух сво­бод­ных граж­дан и живу в сво­бод­ном государ­стве, — раз­ве мог бы я мол­чать, (7) когда Луций этот Секс­тий и Гай Лици­ний, веч­ные, мило­стью богов, три­бу­ны, за девять лет царе­ния забра­ли себе такую волю, что отка­зы­ва­ют вам в сво­бод­ном голо­со­ва­нии и на выбо­рах, и в при­ня­тии зако­нов?! (8) “Вы выбе­ре­те нас в деся­тый раз три­бу­на­ми, — гово­рит этот, — при одном усло­вии”. Раз­ве это не зна­чит: “то, чего доби­ва­ют­ся дру­гие, так нам посты­ло, что без боль­шой награ­ды мы и брать это­го не хотим”? (9) Но что же это за награ­да такая, за кото­рую мы навек обре­тем в вас народ­ных три­бу­нов? “Чтобы вы при­ня­ли цели­ком тре­бо­ва­ния наши, — гово­рит этот, — нра­вят­ся они вам или нет, полез­ны они или бес­по­лез­ны”. (10) Закли­наю вас, тарк­вин­ст­ву­ю­щие¹¹¹ три­бу­ны, вооб­ра­зи­те, что я — про­стой граж­да­нин и кри­чу вам из середи­ны собра­ния: “С ваше­го мило­сти­во­го раз­ре­ше­ния, мож­но ли из этих ваших тре­бо­ва­ний выбрать те, какие нам кажут­ся здра­вы­ми, и осталь­ные отбро­сить?” — “Нет, — гово­рит этот, — нель­зя. (11) О про­цен­тах да о зем­лях закон ты при­мешь (это вас тут всех каса­ет­ся), а насчет чудес в Горо­де Рим­ском, чтобы Луций Секс­тий и этот Гай Лици­ний ста­ли кон­су­ла­ми, поосте­ре­жешь­ся, раз счи­тал это недо­стой­ным, да гова­ри­вал “упа­си­те боги”. Нет уж, или при­ни­май все, или ниче­го не пред­ло­жу”. (12) Как если бы кто поло­жил перед замо­рен­ным голо­дом яд и пищу и с.320 при­ка­зал бы или воз­дер­жи­вать­ся от жиз­нен­но нуж­но­го, или к жиз­нен­но нуж­но­му под­ме­ши­вать смер­то­нос­ное. Итак, будь это государ­ство сво­бод­ным, собра­ние бы тебе закри­ча­ло: “Вон отсюда со сво­и­ми три­бу­на­та­ми и пред­ло­же­ни­я­ми!” Что же, если ты не пред­ло­жишь наро­ду что-нибудь при­ем­ле­мое, так неко­му уже будет и пред­ло­жить? (13) Да если бы какой пат­ри­ций, да если бы какой — уж чего нена­вист­нее — Клав­дий ска­зал: “Или при­ми­те все, или ниче­го не пред­ло­жу”, — кто из вас, кви­ри­ты, потер­пел бы такое? (14) Буде­те ли вы когда-нибудь смот­реть боль­ше на суть дела, чем на лица, или же все­гда буде­те вни­мать все­му, что ска­жет этот три­бун, с бла­го­склон­но­стью, а тому, что ска­жет любой из нас, — с отвра­ще­ни­ем? (15) “Эта речь, ей-же-ей, совсем не граж­дан­ст­вен­на”. Поче­му? А како­во их тре­бо­ва­ние, за кото­рое они в такой обиде? Точь-в-точь такое же! “Тре­бую, — гово­рит этот чело­век, — чтобы нель­зя было вам выбрать в кон­су­лы, кого хоти­те”. (16) Раз­ве не это зна­чит его при­каз: одно­му из кон­су­лов быть пле­бе­ем, и не сметь избрать двух пат­ри­ци­ев? (17) А если бы сей­час раз­ра­зи­лась вой­на, такая, как этрус­ская, когда Пор­сен­на сто­ял на Яни­ку­ле¹¹², или хоть как галль­ская, когда все, кро­ме Кре­по­сти и Капи­то­лия, было под вра­га­ми¹¹³, и кон­суль­ства захо­те­ли бы Марк Фурий, какой-нибудь дру­гой пат­ри­ций и вот этот Луций Секс­тий, — вы стер­пе­ли бы, чтобы Секс­тий стал без спо­ру кон­су­лом, а Камил­лу при­шлось бы бороть­ся за избра­ние? (18) Это ли назы­ва­ет­ся “поче­сти сооб­ща”, когда двум пле­бе­ям мож­но стать кон­су­ла­ми, а двум пат­ри­ци­ям нель­зя? Одно­го нуж­но избрать из пле­бе­ев, а дру­го­го мож­но не из пат­ри­ци­ев? Вот это общ­ность! Вот это това­ри­ще­ство! Мало тебе про­сто полу­чить долю там, где доли тво­ей и не быва­ло, — нет, тебе нуж­но потре­бо­вать долю, а загре­сти себе все? (19) “Боюсь, — гово­рит этот, — что если мож­но изби­рать двух пат­ри­ци­ев, вы не избе­ре­те ни одно­го пле­бея”. Что же, ина­че гово­ря: “Так как вы не хоти­те доб­ро­воль­но избрать недо­стой­ных, я таки вас застав­лю избрать тех, кого не хоти­те!” (20) Раз­ве это не зна­чит, что пле­бей, буде он один, станет домо­гать­ся кон­суль­ства наряду с дву­мя пат­ри­ци­я­ми, не будет даже обя­зан наро­ду бла­го­дар­но­стью и ска­жет, что сде­лал его кон­су­лом закон, а не голо­со­ва­ние?

41. (1) Они ищут поче­стей, но не домо­га­ют­ся их, а вымо­га­ют. Они наме­ре­ны занять высо­чай­шие долж­но­сти, вовсе не бла­го­да­ря за них, даже как за ничтож­ней­шие; не доб­ле­стью, а удоб­ным слу­ча­ем пред­по­чи­та­ют они доби­вать­ся поче­стей. (2) Кое-кому не хочет­ся, чтобы к нему при­смат­ри­ва­лись, да его оце­ни­ва­ли; кое-кто сре­ди борю­щих­ся соис­ка­те­лей толь­ко для себя берет пра­во на бес­спор­ную победу; кое-кто изы­ма­ет себя из-под ваше­го суда, кое-кто пре­вра­ща­ет ваше доб­ро­воль­ное голо­со­ва­ние в при­нуди­тель­ное, голо­са сво­бод­ных — в голо­са рабов. (3) Оста­вим Лици­ния и Секс­тия — вы счи­та­е­те годы их непре­рыв­ной вла­сти как годы царей на Капи­то­лии¹¹⁴. Но есть ли нын­че в государ­стве с.321 такое ничто­же­ство, кому по слу­чаю это­го зако­на доро­га к кон­суль­ству не станет лег­че, чем нам и детям нашим? Ибо нас вы и при жела­нии иной раз не смо­же­те избрать, а уж этих при­дет­ся вам изби­рать поне­во­ле.

(4) Как все это недо­стой­но, о том я ска­зал доста­точ­но; но “достой­но”, “недо­стой­но” — это наши, люд­ские дела; что же ска­зать о бого­бо­яз­нен­но­сти и пти­це­га­да­нии, небре­же­ние кото­ры­ми, оскорб­ле­ние кото­рых каса­ют­ся самих бес­смерт­ных богов? По пти­це­га­да­нию осно­ван этот город, без пти­це­га­да­ния ничто не обхо­дит­ся в войне и при мире, дома и в похо­де — кто это­го не зна­ет? (5) Кто же по заве­там пред­ков вер­шит пти­це­га­да­ния? Конеч­но, пат­ри­ции, ибо для пле­бей­ских долж­но­стей нет пти­це­га­да­ния при выбо­рах. (6) Пти­це­га­да­ния настоль­ко неот­тор­жи­мы от нас, что не толь­ко выбо­ры на любую пат­ри­ци­ан­скую долж­ность нико­гда без них наро­дом не вер­шат­ся, но и мы сами, без народ­но­го голо­со­ва­ния, назна­ча­ем интеррек­са толь­ко по пти­це­га­да­нию; даже част­ны­ми граж­да­на­ми мы совер­ша­ем пти­це­га­да­ния, кото­рых пле­беи не совер­ша­ют даже и на сво­их долж­но­стях! (7) Так чего же хочет тот, кто, учреж­дая пле­бей­ских кон­су­лов, отни­ма­ет у пат­ри­ци­ев это пра­во совер­шать пти­це­га­да­ния? Толь­ко пол­но­го их уни­что­же­ния! (8) Пус­кай они теперь насме­ха­ют­ся над свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми: что, мол, с того, если куры не клю­ют, если поз­же выле­тят из клет­ки, если пти­ца дур­но закри­чит — это пустя­ки! Но пред­ки наши, не пре­не­бре­гая эти­ми пустя­ка­ми, сде­ла­ли это государ­ство вели­ким. (9) А мы теперь, как буд­то нам нуж­ды нет ладить с бога­ми, осквер­ня­ем все обряды. Что ж, давай­те из тол­пы изби­рать и пон­ти­фи­ков, и авгу­ров, и царей-жре­цов; воз­ло­жим на пер­во­го попав­ше­го­ся фла­мин­скую шап­ку¹¹⁵ лишь бы это был чело­век; пере­да­дим и свя­щен­ные щиты¹¹⁶, и свя­ти­ли­ща¹¹⁷ богов, и заботу о богах тем, для кого все это запрет­но. (10) Пере­ста­нут при пти­це­га­да­ни­ях пред­ла­гать зако­ны и изби­рать долж­ност­ных лиц; сенат пере­станет созы­вать собра­ния по кури­ям и цен­ту­ри­ям; Секс­тий и Лици­ний, совсем как Ромул и Татий¹¹⁸, воца­рят­ся в Горо­де рим­лян, так как уже разда­ют они в пода­рок не при­над­ле­жа­щие им и день­ги, и зем­ли. (11) Как при­ят­но погра­бить чужие состо­я­ния! И в голо­ву не при­хо­дит, что один закон создаст широ­кие пусто­ши на полях, изго­няя вла­дель­цев, а дру­гой — подо­рвет дове­рие, на кото­ром зиждет­ся любое сооб­ще­ство людей. (12) По всем этим при­чи­нам я пола­гаю, что вам сле­ду­ет откло­нить эти пред­ло­же­ния. Желаю вам бла­го­во­ле­ния богов в ваших свер­ше­ни­ях»¹¹⁹.

42. (1) Речь Аппия^[1] возы­ме­ла силу лишь настоль­ко, что отсро­чи­ла утвер­жде­ние этих пред­ло­же­ний. (2) Избран­ные в деся­тый раз, те же три­бу­ны Секс­тий и Лици­ний пред­ло­жи­ли закон о децем­ви­рах по свя­щен­ным делам¹²⁰; десять чело­век частью долж­ны были изби­рать­ся из пле­бе­ев. Избра­ны пяте­ро из пат­ри­ци­ев и пяте­ро из пле­бе­ев. После этой сту­пе­ни доро­га к кон­су­ла­ту с.322 каза­лась уже про­ло­жен­ной. (3) Доволь­ст­ву­ясь этой победой, про­стой народ, оста­вив на вре­мя даже упо­ми­на­ние о пле­бей­ском кон­су­ле, усту­пил пат­ри­ци­ям при избра­нии воен­ных три­бу­нов. Избра­ны Авл и Марк Кор­не­лии (повтор­но), Марк Гега­ний, Пуб­лий Ман­лий, Луций Вету­рий, Пуб­лий Вале­рий (в шестой раз).

(4) Когда во внеш­них делах у рим­лян дли­лось зати­шье (исклю­чая оса­ду Велитр — дело затяж­ное, но с уже опре­де­лив­шим­ся исхо­дом), вдруг про­нес­ся слух о галль­ской войне и побудил государ­ство назна­чить в пятый раз дик­та­то­ром Мар­ка Фурия. Он поста­вил началь­ни­ком кон­ни­цы Тита Квинк­ция Пена. (5) Клав­дий¹²¹ пишет, что в тот год с гал­ла­ми вое­ва­ли око­ло реки Ание­на и что тогда и про­изо­шла бит­ва на мосту, где на виду у обо­их войск Тит Ман­лий убил гал­ла, вызвав­ше­го его на еди­но­бор­ство, и сорвал с него оже­ре­лье (6) Но более мно­го­чис­лен­ные источ­ни­ки застав­ля­ют меня думать, что эта бит­ва была поз­же лет на десять, не мень­ше. А в тот год, когда дик­та­то­ром был Марк Фурий, бит­ва с гал­ла­ми была в Аль­бан­ской обла­сти. (7) Хотя памя­тью о про­шлом пора­же­нии гал­лы и нагна­ли вели­ко­го стра­ху, победа рим­лян опре­де­ли­лась сра­зу и без труда. Мно­гие тыся­чи вар­ва­ров погиб­ли в строю, мно­гие тыся­чи — по взя­тии лаге­ря; (8) про­чие раз­бре­лись и, устре­мив­шись по боль­шей части в Апу­лию, обез­опа­си­ли себя от вра­га и даль­но­стью бег­ства, и тем, что страх и блуж­да­ния раз­ме­та­ли их во все сто­ро­ны. При еди­но­гла­сии сена­та и наро­да дик­та­то­ру был назна­чен три­умф.

(9) Толь­ко он спра­вил­ся с этой вой­ной, как начал­ся мятеж в Горо­де, еще гроз­нее вой­ны: оже­сто­чен­ней­шая борь­ба вынуди­ла дик­та­то­ра и сенат при­нять тре­бо­ва­ния народ­ных три­бу­нов. И вот, вопре­ки зна­ти, про­веде­ны были кон­суль­ские выбо­ры, на кото­рых Луций Секс­тий пер­вым из пле­бе­ев был избран в кон­су­лы. (10) Но и этим борь­ба еще не закон­чи­лась, так как пат­ри­ции заяви­ли, что не утвер­дят избра­ния; и дело дошло почти до ухо­да пле­бе­ев из Горо­да и про­чих пугаю­щих пред­ве­стий граж­дан­ской вой­ны, (11) когда нако­нец уда­лось бла­го­да­ря дик­та­то­ру унять раз­но­гла­сия на таких усло­ви­ях: знать усту­пи­ла про­сто­му наро­ду, согла­сив­шись на избра­ние пле­бей­ско­го кон­су­ла, а про­стой народ — зна­ти, согла­сив­шись на избра­ние одно­го пат­ри­ци­ан­ско­го пре­то­ра, чтобы тот вер­шил суд в горо­де¹²².

(12) Так после дол­го­го обо­юд­но­го гне­ва сосло­вия вер­ну­лись к согла­сию. Сенат при­знал это дело достой­ным и при­нял реше­ние о подо­баю­щем (как нико­гда более) возда­я­нии бес­смерт­ным богам: чтобы были устро­е­ны Вели­кие игры¹²³ и к трем их дням был добав­лен еще один. (13) А когда пле­бей­ские эди­лы отка­за­лись взять на себя это дело, пат­ри­ци­ан­ские юно­ши в один голос заяви­ли, что они охот­но возь­мут­ся за это в честь бес­смерт­ных богов. (14) Все их бла­го­да­ри­ли, и сенат поста­но­вил, чтобы дик­та­тор пред­ло­жил наро­ду избрать двух пат­ри­ци­ан­ских эди­лов, а сена­то­ры утвер­ди­ли бы все выбо­ры это­го [367 г.] года¹²⁴.