История Рима от основания города

Книга X

т. I, с. 457 1. (1) При кон­су­лах Луции Гену­ции и Сер­вии Кор­не­лии [303—302 гг.] внеш­них войн по сути не было. Выве­ли посе­ле­ния в Сору и Аль­бу, что в зем­ле эквов, было набра­но шесть тысяч посе­лен­цев; (2) Сора нахо­ди­лась во вла­де­ни­ях воль­сков, но была захва­че­на сам­ни­та­ми, и туда отпра­ви­ли четы­ре тыся­чи чело­век. (3) В том же году жите­лям Арпи­на и Тре­бу­лы даро­ва­но было граж­дан­ство¹. Фру­зи­на­тов лиши­ли тре­ти их земель­ных вла­де­ний за то, что они, как обна­ру­жи­лось, под­стре­ка­ли гер­ни­ков к мяте­жу; по поста­нов­ле­нию сена­та кон­су­лы про­ве­ли дозна­ние, и зачин­щи­ков это­го заго­во­ра высек­ли роз­га­ми и обез­гла­ви­ли топо­ром.

(4) Впро­чем, чтобы кон­су­лам не при­шлось про­ве­сти весь год без вой­ны, был пред­при­нят неболь­шой поход в Умбрию, откуда сооб­ща­ли о раз­бой­ни­ках, из какой-то пеще­ры делав­ших набе­ги на поля. (5) Стро­ем, со зна­ме­на­ми, рим­ляне углу­би­лись в пеще­ру, но в потем­ках мно­гие были изра­не­ны, глав­ным обра­зом поби­ты кам­ня­ми. Нако­нец нашли дру­гой выход — пеще­ра была сквоз­ная, — зава­ли­ли отвер­стие брев­на­ми и подо­жгли. (6) От дыма и жара там погиб­ли две тыся­чи воору­жен­ных раз­бой­ни­ков; под конец они бро­са­лись в самое пла­мя, лишь бы вырвать­ся нару­жу².

(7) При кон­су­лах Мар­ке Ливии Ден­тре и Мар­ке Эми­лии воз­об­но­ви­лась вой­на с эква­ми. Эквы были недо­воль­ны посе­ле­ни­ем, воз­веден­ным, слов­но кре­пость, в их вла­де­ни­ях, и нача­ли его упор­ную оса­ду³. Одна­ко посе­лен­цы сво­и­ми сила­ми про­гна­ли их прочь. (8) И все-таки в Риме это вызва­ло силь­ный страх: слиш­ком неве­ро­ят­ным каза­лось, чтобы эквы при столь жал­ком сво­ем поло­же­нии под­ня­лись на вой­ну, пола­га­ясь толь­ко на соб­ст­вен­ные силы. Поэто­му их мятеж вынудил назна­чить дик­та­то­ра — Гая Юния Бубуль­ка. (9) Отпра­вясь с началь­ни­ком кон­ни­цы Мар­ком Тити­ни­ем в поход, он в пер­вой же схват­ке одо­лел эквов и на вось­мой день с три­ум­фом воз­вра­тил­ся в Город, где и освя­тил уже как дик­та­тор храм Спа­се­ния; будучи кон­су­лом, он дал обет его постро­ить, а зало­жил, будучи цен­зо­ром⁴.

2. (1) В том же году [302 г.] гре­че­ские кораб­ли под нача­лом Клео­ни­ма Лакеде­мон­ско­го выса­ди­лись на ита­лий­ском побе­ре­жье и захва­ти­ли сал­лен­тин­ский город Фурии⁵. (2) Выслан­ный про­тив это­го вра­га кон­сул Эми­лий в пер­вом же бою обра­тил непри­я­те­ля в бег­ство и загнал обрат­но на кораб­ли. Фурии были воз­вра­ще­ны с.458 преж­ним оби­та­те­лям, и на зем­лях сал­лен­ти­нов воца­рил­ся мир. (3) Впро­чем, в неко­то­рых лето­пи­сях ска­за­но, буд­то к сал­лен­ти­нам послан был дик­та­тор Юний Бубульк, а Клео­ним поки­нул Ита­лию еще до столк­но­ве­ния с рим­ля­на­ми. (4) Он обо­гнул затем Брун­ди­зий­ский мыс и под­го­ня­е­мый вет­ром плыл, дер­жась подаль­ше от побе­ре­жий Адри­а­ти­ки. И посколь­ку сле­ва ему гро­зил непри­чаль­ный ита­лий­ский берег, а спра­ва илли­рий­цы, либур­ны, ист­ры — пле­ме­на дикие, нема­ло зна­ме­ни­тые мор­ским раз­бо­ем, то он плыл все даль­ше, до самых вене­тий­ских бере­гов. (5) Здесь, отпра­вив несколь­ко чело­век на раз­вед­ку мест­но­сти, он узнал, что лежа­щий перед ним берег — толь­ко узкая полос­ка зем­ли, за кото­рой — лагу­ны, зали­вае­мые мор­ски­ми вол­на­ми, даль­ше вид­на рав­ни­на⁶, за нею хол­мы и, нако­нец, (6) устье очень глу­бо­кой реки, куда мож­но отве­сти кораб­ли на без­опас­ную сто­ян­ку (это была река Меду­ак). Тогда Клео­ним отдал при­каз вве­сти кораб­ли в устье и под­ни­мать­ся вверх по реке. (7) Но для самых круп­ных судов рус­ло ока­за­лось мел­ким, и тогда тол­па его вои­нов, пере­брав­шись на суда полег­че, достиг­ла густо насе­лен­ных мест, где по бере­гу сто­я­ли три рыбац­кие села пата­вий­цев. (8) Выса­дясь здесь и оста­вив при судах мало­чис­лен­ную охра­ну, они ста­ли напа­дать на селе­ния, жечь дома, уго­нять людей и скот и, увлек­шись гра­бе­жа­ми, ухо­дить все даль­ше от кораб­лей. (9) Когда весть об этом достиг­ла Пата­вия, его жите­ли — а сосед­ство гал­лов при­учи­ло их все­гда быть наче­ку — разде­ли­ли свою моло­дежь на два отряда. Один дви­нул­ся туда, где, по слу­хам, рыс­ка­ли поврозь гра­би­те­ли, а дру­гой, чтобы с ними не столк­нуть­ся, круж­ным путем отпра­вил­ся к кора­бель­ной сто­ян­ке — а была она в четыр­на­дца­ти милях от горо­да. (10) Пере­бив­ши часо­вых, пата­вий­цы бро­си­лись к малым кораб­лям, и напу­ган­ным кора­бель­щи­кам при­шлось отве­сти суда к дру­го­му бере­гу. Столь же успеш­на была бит­ва и на суше с раз­бред­ши­ми­ся по окру­ге гра­би­те­ля­ми, а когда гре­ки бро­си­лись назад к кораб­лям, на их пути уже сто­я­ли вене­ты. (11) Так вра­ги были окру­же­ны и пере­би­ты; а захва­чен­ные в плен сооб­щи­ли, что за три мили от них сто­ят боль­шие суда и сам царь Клео­ним. (12) Тогда плен­ных отда­ли под стра­жу в сосед­нее селе­ние, а воору­жен­ные пата­вий­цы погру­зи­лись на реч­ные плос­ко­дон­ные суда, при­спо­соб­лен­ные для мел­ко­во­дья, и на те, что отня­ли у непри­я­те­ля, подо­шли побли­же и со всех сто­рон напа­ли на непо­во­рот­ли­вые кораб­ли гре­ков, для кото­рых неве­до­мые воды были страш­ней про­тив­ни­ка, (13) а бег­ство в откры­тое море желан­ней отпо­ра. Их они пре­сле­до­ва­ли до устья реки, там сожгли несколь­ко вра­же­ских судов, поса­жен­ных со стра­ху на мель и так захва­чен­ных, и воз­вра­ти­лись домой с победою. (14) Клео­ним, у кото­ро­го оста­лась едва пятая часть кораб­лей, ушел, нигде не добив­шись на Адри­а­ти­ке ника­ко­го успе­ха. Живы еще мно­гие пата­вий­цы⁷, видев­шие сво­и­ми гла­за­ми лакон­ские рост­ры и доспе­хи, выстав­лен­ные в древ­нем хра­ме Юно­ны. с.459 (15) В память той кора­бель­ной бит­вы еже­год­но в этот день на реке, теку­щей через город, устра­и­ва­ет­ся празд­нич­ное состя­за­ние кора­бель­щи­ков.

3. (1) В том же году в Риме по про­ше­нию вестин­цев с ними был заклю­чен дру­же­ст­вен­ный дого­вор. Вслед за тем, одна­ко, ото­всюду надви­ну­лась опас­ность. (2) При­хо­ди­ли изве­стия, что вос­ста­ла Этру­рия, воз­буж­ден­ная мяте­жом арре­тин­цев, кото­рые взя­лись за ору­жие, чтобы изгнать могу­ще­ст­вен­ный род Циль­ни­ев⁸ из зави­сти к их богат­ству. В то же самое вре­мя и мар­сы силой вста­ли за свою зем­лю, куда рим­ляне выве­ли посе­ле­ние Кар­се­о­лы с четырь­мя тыся­ча­ми посе­лен­цев⁹. (3) Ввиду таких смут дик­та­то­ром был назна­чен Марк Вале­рий Мак­сим, а в началь­ни­ки кон­ни­цы он избрал себе Мар­ка Эми­лия Пав­ла. (4) Это мне кажет­ся более прав­до­по­доб­ным, чем то, что Квинт Фабий, в его годы и при его заслу­гах, ока­зал­ся в под­чи­не­нии у Вале­рия; впро­чем, ско­рее все­го ошиб­ка про­изо­шла из-за про­зви­ща «Мак­сим»¹⁰.

(5) Отпра­вив­шись с вой­ском в поход, дик­та­тор за одно сра­же­ние раз­гро­мил мар­сов; потом, загнав их в укреп­лен­ные горо­да, все­го за несколь­ко дней захва­тил Мили­о­нию, Пле­сти­ну, Фреси­лию и, отняв у мар­сов часть их вла­де­ний, воз­об­но­вил с ними дого­вор.

(6) После того пошли вой­ной на этрус­ков; и тут когда дик­та­тор напра­вил­ся в Рим для повтор­ных пти­це­га­да­ний¹¹, началь­ник кон­ни­цы, вый­дя из лаге­ря на поис­ки про­до­воль­ст­вия, вдруг ока­зал­ся окру­жен скрыв­шим­ся в заса­де непри­я­те­лем. Поте­ряв несколь­ко зна­мен, средь позор­ной рез­ни и бег­ства он был загнан обрат­но в лагерь. (7) На поведе­ние Фабия такое смя­те­ние совсем не похо­же — и не толь­ко пото­му, что свое про­зви­ще он под­твер­дил, что ни гово­ри, преж­де все­го воен­ны­ми подви­га­ми, (8) но еще и пото­му, что суро­вый урок, пре­по­дан­ный Папи­ри­ем¹², так запал ему в память, что ника­кая сила не мог­ла уже заста­вить его всту­пить в бой без при­ка­за дик­та­то­ра.

4. (1) Весть об этом пора­же­нии вызва­ла в Риме пере­по­лох, не сооб­раз­ный раз­ме­рам бед­ст­вия. (2) Суды закры­ты, стра­жа у ворот, по всем ули­цам дозо­ры, на сте­нах ору­жие, стре­лы и кам­ни — как буд­то от вой­ска не оста­лось ни души. (3) Дик­та­тор, при­звав к при­ся­ге всю моло­дежь, отпра­вил­ся к вой­ску и про­тив ожи­да­ния нашел там спо­кой­ст­вие и порядок, водво­рен­ные ста­ра­ни­я­ми началь­ни­ка кон­ни­цы: (4) лагерь пере­не­сен в более без­опас­ное место, когор­ты, лишив­ши­е­ся зна­мен, остав­ле­ны за валом без шатров¹³, а вой­ско жаж­дет боя, чтоб ско­рее смыть позор. (5) Так что дик­та­тор тут же пере­нес лагерь в окрест­но­сти Рузел­лы¹⁴. Сле­дом туда же дви­нул­ся и непри­я­тель. (6) Хотя после недав­не­го успе­ха вра­ги пола­га­лись на свои силы даже в откры­том бою, одна­ко и тут они сно­ва при­бе­га­ют к хит­ро­сти, одна­жды при­нес­шей им уда­чу¹⁵.

с.460 (7) Непо­да­ле­ку от рим­ско­го лаге­ря были полу­раз­ру­шен­ные хижи­ны дерев­ни, сожжен­ной при опу­сто­ше­нии полей. Там укры­лись воору­жен­ные вои­ны, а впе­ред, на самом виду у рим­ской охра­ны во гла­ве с лега­том Гне­ем Фуль­ви­ем, погна­ли скот. (8) Когда же никто из рим­лян не под­дал­ся на соблазн, то один из пас­ту­хов, подой­дя под самые укреп­ле­ния, закри­чал осталь­ным, не решав­шим­ся гнать скот от раз­ва­лин дерев­ни к лаге­рю: что, мол, меш­кать, когда мож­но пре­спо­кой­но прой­ти пря­ми­ком сквозь рим­ский лагерь. (9) Когда какие-то церий­цы пере­ве­ли эти сло­ва лега­ту, то по всем воин­ским отрядам про­ка­ти­лось воз­му­ще­ние, но без при­ка­за никто не смел тро­нуть­ся с места. Легат при­ка­зы­ва­ет знаю­щим язык при­слу­шать­ся, похо­жа ли речь пас­ту­хов на дере­вен­скую или ско­рей на город­скую. (10) Полу­чив ответ, что и речь, и осан­ка, и внеш­ность для пас­ту­хов черес­чур бла­го­род­на, легат объ­яв­ля­ет: «Тогда сту­пай­те и ска­жи­те им: пусть рас­кро­ют свои тщет­ные хит­ро­сти; рим­ля­нам все извест­но, и обма­ном их теперь победить не лег­че, чем ору­жи­ем». (11) Когда те услы­ша­ли это и пере­да­ли засев­шим в заса­де, все вдруг разом вста­ли из укры­тий и на виду у всех вышли со зна­ме­на­ми в откры­тое поле. (12) Легат видит, что его отряду не сдер­жать столь боль­шо­го вой­ска, и тот­час шлет к дик­та­то­ру за помо­щью, а сам тем вре­ме­нем сдер­жи­ва­ет напор вра­гов.

5. (1) Полу­чив это изве­стие, дик­та­тор при­ка­зы­ва­ет выно­сить зна­ме­на и, воору­жась, сле­до­вать за ним. Не успел он при­ка­зать, как все было гото­во: (2) вои­ны мгно­вен­но рас­хва­ты­ва­ют зна­ме­на и ору­жие, и сто­и­ло нема­ло­го труда не дать им бро­сить­ся впе­ред. Не одна доса­да на недав­нее пора­же­ние гна­ла их на вра­га, но и доно­сив­ши­е­ся изда­ле­ка все более ярост­ные кри­ки раз­го­рав­шей­ся бит­вы. (3) Они торо­пят друг дру­га, под­бо­д­ря­ют зна­ме­нос­цев идти поско­рее, — но дик­та­тор, чем боль­шую видит поспеш­ность, тем настой­чи­вей сдер­жи­ва­ет вои­нов и велит им замед­лить шаг. (4) Этрус­ки, напро­тив того, сра­зу вышли на бит­ву все­ми сила­ми. Гонец за гон­цом доно­сят дик­та­то­ру, что все этрус­ские леги­о­ны уже в бою и нашим не выдер­жать; да и сам он, глядя с воз­вы­ше­ния, понял, в какой опас­но­сти ока­зал­ся отряд лега­та. (5) И все же, поло­жась на то, что легат и даль­ше про­дер­жит­ся, и на то еще, что сам он побли­зо­сти, чтобы выру­чить, дик­та­тор хочет измотать вра­га как мож­но боль­ше, чтобы со све­жи­ми сила­ми напасть на обес­си­лен­ных.

(6) Как ни мед­лен­но про­дви­га­ют­ся рим­ляне, но уже оста­ва­лось мало места для раз­бе­га — осо­бен­но кон­ни­це. Впе­ре­ди, чтобы враг не запо­до­зрил какой-нибудь тай­ной хит­ро­сти, дви­га­лись зна­ме­на леги­о­нов, одна­ко даль­ше меж­ду пеши­ми ряда­ми дик­та­тор оста­вил про­ме­жут­ки, доста­точ­но широ­кие, чтобы про­пу­стить кон­ни­цу.

(7) И вот разом вой­ско изда­ет клич, а всад­ни­ки, отдав пово­дья, несут­ся на вра­гов, не постро­ив­ших­ся про­тив кон­но­го с.461 натис­ка и от неожи­дан­но­сти пора­жен­ных испу­гом. (8) Позд­няя при­шла помощь к полу­окру­жен­ным вои­нам лега­та, зато теперь им дали пол­ный покой: све­жие силы всту­пи­ли в схват­ку, и была она недол­гой и несо­мнен­ной. (9) Обра­щен­ные в бег­ство, вра­ги спе­шат назад в лагерь, не могут усто­ять перед напо­ром рим­лян, заби­ва­ют­ся в даль­ний угол лаге­ря; (10) бегу­щие застре­ва­ют в узких воротах, мно­гие взби­ра­ют­ся на вал и насыпь, то ли чтобы защи­щать­ся с воз­вы­шен­но­го места, то ли чтобы пере­лезть и убе­жать. (11) Слу­чай­но в одном месте пло­хо утоп­тан­ная насыпь под тяже­стью тес­нив­ших­ся на ней вои­нов вдруг обру­ши­лась в ров, и они, боль­шин­ство уже без­оруж­ные, бро­си­лись прочь, кри­ча, что сами боги откры­ва­ют им путь к бег­ству.

(12) В этой бит­ве вто­рич­но¹⁶ была слом­ле­на мощь этрус­ков, и дик­та­тор, потре­бо­вав годо­во­го жало­ва­нья и двух­ме­сяч­но­го доволь­ст­вия для вой­ска, поз­во­лил им отпра­вить послов в Рим про­сить о мире. В мире им отка­за­но, а пере­ми­рие на два года даро­ва­но. (13) Дик­та­тор с три­ум­фом воз­вра­тил­ся в Город.

Неко­то­рые, впро­чем, утвер­жда­ют, что Этру­рия была поко­ре­на дик­та­то­ром без еди­но­го при­ме­ча­тель­но­го сра­же­ния, — он толь­ко покон­чил со сму­тою в Арре­тии и при­ми­рил род Циль­ни­ев¹⁷ с наро­дом.

(14) Сло­жив дик­та­ту­ру, Марк Вале­рий стал кон­су­лом¹⁸. Неко­то­рые даже сооб­ща­ют, что он полу­чил долж­ность заоч­но и не ища ее, а кон­суль­ские выбо­ры про­во­дил интеррекс; несо­мнен­но толь­ко, что кон­суль­ство он разде­лил с Апу­ле­ем Пан­сой.

6. (1) При кон­су­лах Мар­ке Вале­рии и Квин­те Апу­лее [300 г.] на гра­ни­цах царил мир: (2) этрус­ков сдер­жи­ва­ли раз­гром в войне и пере­ми­рие, сам­ни­ты были подав­ле­ны мно­го­чис­лен­ны­ми из года в год пора­же­ни­я­ми и еще не тяго­ти­лись новым дого­во­ром¹⁹. И в Риме про­стой люд полу­чил облег­че­ние и успо­ко­ил­ся отто­го, что мно­го наро­ду ушло на новые посе­ле­ния.

(3) Но тут, слов­но чтобы не было пол­но­го покоя, народ­ные три­бу­ны Квинт и Гней Огуль­нии нача­ли рас­прю меж пер­вых людей государ­ства из пат­ри­ци­ев и пле­бе­ев. (4) Во всем они выис­ки­ва­ли повод обви­нить отцов перед про­стым наро­дом, а когда все попыт­ки ока­за­лись тщет­ны, то взя­лись за дело, обе­щав­шее увлечь уже не про­сто­на­ро­дье, (5) а самую вер­хуш­ку пле­бе­ев — кон­су­лов, три­ум­фа­то­ров, стя­жав­ших все поче­сти, кро­ме толь­ко жре­че­ства, кото­рое еще не ста­ло общедо­ступ­ным. (6) Три­бу­ны пред­ло­жи­ли закон, по кото­ро­му к имев­шим­ся в то вре­мя четы­рем авгу­рам и четы­рем пон­ти­фи­кам сле­до­ва­ло (раз уж чис­ло жре­цов реше­но было уве­ли­чить) выбрать еще четы­рех пон­ти­фи­ков²⁰ и пяте­рых авгу­ров из пле­бе­ев. (7) Как ока­за­лось, что в кол­ле­гии было толь­ко четы­ре авгу­ра, мне не извест­но, — раз­ве что дво­их унес­ла смерть: у авгу­ров ведь при­ня­то, что чис­ло их долж­но быть нечет­ным, чтобы свой авгур был у каж­дой из трех древ­них триб — Рам­нов, Тити­ев и Луце­ров²¹; (8) если же с.462 авгу­ров нуж­но боль­ше, то их чис­ло при­ня­то уве­ли­чи­вать оди­на­ко­во во всех три­бах. Так и было сде­ла­но, когда к четы­рем доба­ви­ли пять и полу­чи­лось девять, т. е. по трое на каж­дую три­бу. (9) Одна­ко на то, что они были из пле­бе­ев, пат­ри­ции него­до­ва­ли почти так же, как в свое вре­мя на общедо­ступ­ность кон­суль­ства. (10) Они дела­ли вид, что это оскорб­ля­ет не столь­ко их, сколь­ко богов: боги, мол, сами поза­ботят­ся о том, чтобы их обряды не осквер­ня­лись, они же, дескать, заботят­ся лишь о том, чтоб не вспых­ну­ла в государ­стве меж­до­усо­би­ца. (11) Впро­чем, борь­ба их была не слиш­ком упор­ной: они уже свык­лись с пора­же­ни­я­ми в подоб­ных спо­рах и не мог­ли не при­знать, что неда­ром про­тив­ни­ки их борют­ся за такие долж­но­сти, о кото­рых преж­де не мог­ли и меч­тать, что полу­чи­ли они уже все то, за что боро­лись без надежд на успех, — повтор­ные кон­суль­ства, цен­зор­ства и три­ум­фы.

7. (1) О при­ня­тии и откло­не­нии это­го зако­на спор шел, гово­рят, глав­ным обра­зом меж­ду Аппи­ем Клав­ди­ем и Пуб­ли­ем Деци­ем Мусом. (2) Оба они выска­за­ли о пра­вах отцов и про­сто­го наро­да почти те же дово­ды, что выдви­га­лись за и про­тив Лици­ни­е­ва зако­на²², когда речь шла о досту­пе пле­бе­ев к кон­суль­ству, — (3) и тут Деций, гово­рят, явил в речи образ сво­его роди­те­ля в том виде, в каком пом­ни­ли его мно­гие из быв­ших на сход­ке: пре­по­я­сан­ным по-габин­ски²³ и сто­я­щим на копье, как тогда, когда он обрек себя смер­ти за рим­ский народ и воин­ство. (4) Ведь тогда кон­сул Пуб­лий Деций не пока­зал­ся бес­смерт­ным богам жерт­вой менее чистой и бла­го­че­сти­вой, чем его това­рищ, поже­лай Тит Ман­лий сде­лать то же самое; (5) так неуже­ли это­го же Пуб­лия Деция нель­зя было долж­ным обра­зом избрать для свер­ше­ния обрядов за рим­ский народ?! Может быть, надо опа­сать­ся, что Деци­е­вы молит­вы хуже слыш­ны богам, чем молит­вы Аппия Клав­дия? Может быть, Аппий тща­тель­ней вер­шит домаш­ние обряды и бла­го­че­сти­вее чтит богов? (6) Кто жале­ет об обе­тах, дан­ных на бла­го государ­ству столь­ки­ми пле­бей­ски­ми кон­су­ла­ми, столь­ки­ми пле­бей­ски­ми дик­та­то­ра­ми при отправ­ле­нии к вой­ску или в раз­гар сра­же­ния? (7) Пусть пере­чис­лят вождей, пусть пере­чис­лят три­ум­фы за все годы, когда вой­ны ста­ли вестись под нача­лом и ауспи­ци­я­ми пле­бе­ев: не при­хо­дит­ся пле­бе­ям жало­вать­ся на недо­ста­точ­ную свою знат­ность! (8) И конеч­но, раз­ра­зись толь­ко вой­на, сенат и народ рим­ский ничуть не боль­ше будут пола­гать­ся на пат­ри­ци­ан­ских вое­на­чаль­ни­ков, чем на пле­бей­ских.

(9) «А раз все это так, — про­дол­жал Пуб­лий Деций, — то кому из богов или людей пока­жет­ся, буд­то мужи, кото­рых вы почти­ли куруль­ны­ми крес­ла­ми, тогою с крас­ной поло­сой²⁴, туни­кой с паль­мо­вым узо­ром, пур­пур­ной тогою с золотым шитьем, вен­цом три­ум­фаль­ным и вен­ком лав­ро­вым, чьи дома вы отли­чи­ли, при­гвоздив к их сте­нам вра­же­ские доспе­хи²⁵, — что мужи эти недо­стой­ны жре­че­ских и авгур­ских зна­ков отли­чия? (10) с.463 А того, кто в обла­че­нии Все­бла­го­го Вели­чай­ше­го Юпи­те­ра²⁶ на золо­той колес­ни­це про­ехал через Город и взо­шел на Капи­то­лий, неужто не подо­ба­ет увидеть с чашею²⁷ и жез­лом авгур­ским²⁸, с покры­той голо­вой²⁹ за совер­ше­ни­ем жерт­во­при­но­ше­ния или с Кре­по­сти следя­ще­го пти­чий полет?! (11) Раз все пре­спо­кой­но чита­ют в над­пи­сях под иным изо­бра­же­ньем о кон­суль­стве, цен­зор­стве и три­ум­фе, ослеп­нут они что ли, если доба­вит­ся еще и долж­ность авгу­ра или пон­ти­фи­ка? А я — да будут угод­ны сло­ва мои бес­смерт­ным богам — верю: (12) бла­го­да­ря наро­ду рим­ско­му мы ныне тако­вы, что нам сле­ду­ет не толь­ко почи­тать жре­че­ский сан, но на себя его при­ни­мать и во имя богов, а не толь­ко ради самих себя доби­вать­ся поче­та всем миром для тех, кого чтим в част­ной жиз­ни.

8. (1) Но зачем гово­рю я так, слов­но никем не оспо­ре­ны при­тя­за­ния пат­ри­ци­ев на жре­че­ство и слов­но мы не вла­де­ем уже одним из высо­чай­ших жре­че­ских санов? (2) Перед нами пле­беи-децем­ви­ры³⁰, им пору­че­ны свя­щен­но­дей­ст­вия, они тол­ку­ют Сивил­ли­ны про­ро­че­ства и судь­бы все­го наро­да, они слу­жат Апол­ло­ну, блюдут и дру­гие обряды. (3) Не было обиды пат­ри­ци­ям от того, что кол­ле­гия дуум­ви­ров³¹, пеку­щих­ся о свя­щен­ных обрядах, попол­ни­лась за счет пле­бе­ев. Тоже и теперь: три­бун, муж сме­лый и реши­тель­ный, доба­вил пять мест для авгу­ров и четы­ре для пон­ти­фи­ков, чтобы назна­чить на них пле­бе­ев (4) и вовсе не для того, Аппий, чтобы изгнать вас с ваше­го места, но чтобы люди про­сто­го зва­ния дели­ли с вами заботы о боже­ст­вен­ном, так же как помо­га­ют они вам в делах чело­ве­че­ских. (5) Не подо­ба­ет, Аппий, сты­дить­ся това­ри­ща по жре­че­ской долж­но­сти, если в кон­суль­стве и цен­зор­стве он мог бы быть тебе това­ри­щем, если и ты можешь ока­зать­ся началь­ни­ком кон­ни­цы при таком дик­та­то­ре и дик­та­то­ром при таком началь­ни­ке. (6) Приш­лый саби­ня­нин, пра­щур ваш³² и зижди­тель вашей знат­но­сти, угод­но ли тебе назы­вать его Атти­ем Клав­сом или Аппи­ем Клав­ди­ем, был при­нят как свой слав­ны­ми древни­ми пат­ри­ци­я­ми. Не побрез­гуй и ты при­ня­ти­ем пле­бе­ев в чис­ло жре­цов! (7) За нами сто­ит сла­ва наших подви­гов, да к тому же все есть у нас, чем вы ни гор­ди­тесь: (8) Луций Секст^[1] пер­вый из пле­бе­ев стал кон­су­лом³³, Гай Лици­ний Сто­лон³⁴ — началь­ни­ком кон­ни­цы, Гай Мар­ций Рутул³⁵ — дик­та­то­ром и цен­зо­ром, Квинт Пуб­ли­лий Филон³⁶ — пре­то­ром, (9) От вас же мы посто­ян­но слы­ша­ли одно и то же: в ваших руках пти­це­га­да­ния при выбо­рах маги­ст­ра­тов, вы одни бла­го­род­ны, толь­ко вы по пра­ву сто­и­те во гла­ве вой­ска, лишь вам и дома и на войне откры­ва­ет­ся воля богов и дает­ся их покро­ви­тель­ство. (10) И все же до сих пор и пле­беи и пат­ри­ции с рав­ным успе­хом под­ви­за­лись на всех попри­щах. И впредь так будет. Вам ведь дово­ди­лось слы­шать, что пер­вые пат­ри­ции не с неба спу­сти­лись, они — не так ли? — были теми, кто мог назвать отца³⁷, то есть все­го лишь сво­бод­но­рож­ден­ны­ми людь­ми. (11) с.464 Сво­им отцом я назы­ваю кон­су­ла, а сын мой назо­вет уже кон­су­ла-деда. Речь толь­ко о том, кви­ри­ты, чтобы и тут добить­ся того, в чем нам пона­ча­лу все­гда отка­зы­ва­ют. Но пат­ри­ции жаж­дут все­го лишь спо­ра, и не важ­но им, чем он закон­чит­ся. (12) Пола­гаю, что этот закон — да будет он на бла­го, к уда­че и сча­стию ваше­му и государ­ства — сле­ду­ет, как ты и пред­ла­га­ешь, утвер­дить!»

9. (1) Народ рас­по­ря­жа­ет­ся созвать без про­мед­ле­ния три­бы, и все уже шло к при­ня­тию зако­на [299 г.], но свой запрет в тот день нало­жи­ли три­бу­ны³⁸. (2) Назав­тра три­бу­ны устра­ши­лись, и закон был при­нят при все­об­щем одоб­ре­нии. Пон­ти­фи­ка­ми ста­ли: побор­ник зако­на Пуб­лий Деций Мус, Пуб­лий Сем­п­ро­ний Соф, Гай Мар­ций Рутул, Марк Ливий Ден­тер; пять авгу­ров избра­ли тоже из пле­бе­ев: Гая Гену­ция, Пуб­лия Эми­лия Пета^[2], Мар­ка Мину­ция Феза, Гая Мар­ция и Тита Пуб­ли­лия. Так чис­ло пон­ти­фи­ков ста­ло рав­ным вось­ми, а авгу­ров — девя­ти.

(3) В этом же году Марк Вале­рий пред­ло­жил вве­сти более стро­гие меры по зако­ну обжа­ло­ва­ния к наро­ду. После изгна­ния царей это было третье пред­ло­же­ние³⁹ по дан­но­му зако­ну, при­чем оно все­гда исхо­ди­ло от одной и той же семьи. (4) По-мое­му, это повто­ря­лось столь часто отто­го, что богат­ство и вли­я­ние немно­гих име­ли боль­ший вес, чем сво­бо­да про­сто­го наро­да. А граж­дан меж тем охра­нял, кажет­ся, один толь­ко Пор­ци­ев закон⁴⁰, кото­рый нала­гал тяж­кую кару на вся­ко­го, кто высек или умерт­вил рим­ско­го граж­да­ни­на; (5) Вале­ри­ев закон, запре­щав­ший и сечь и отру­бать голо­ву, если винов­ный обра­тил­ся с обжа­ло­ва­ни­ем к наро­ду, пред­пи­сы­вал счи­тать нару­ше­ние запре­та все­го лишь «дур­ным дея­ни­ем». (6) При тогдаш­ней совест­ли­во­сти такая узда, долж­но быть, каза­лась доста­точ­но креп­кою; ныне же едва ли на кого-то и впрямь подей­ст­ву­ет подоб­ная угро­за.

(7) Этот же кон­сул вел ничем не при­ме­ча­тель­ную вой­ну с вос­став­ши­ми эква­ми, у кото­рых от было­го их бла­го­по­лу­чия толь­ко и оста­лось, что дер­зость.

(8) Вто­рой кон­сул, Апу­лей, оса­дил в Умбрии город Неквин. Там была кру­тая воз­вы­шен­ность, с одной сто­ро­ны даже отвес­ная — та самая, где теперь сто­ит Нар­ния, — и ни при­сту­пом, ни оса­дою взять ее было невоз­мож­но. (9) Так что дела до кон­ца не дове­ли, и оно пере­шло к новым кон­су­лам — Мар­ку Фуль­вию Пету и Титу Ман­лию Торк­ва­ту⁴¹. (10) Прав­да, кон­су­лом в тот год все цен­ту­рии назва­ли Квин­та Фабия, но он не искал тогда долж­но­сти и, по сло­вам Лици­ния Мак­ра и Тубе­ро­на⁴², сам насто­ял на пере­не­се­нии его избра­ния на вре­мя более суро­вых воен­ных испы­та­ний: (11) в такую годи­ну он, мол, при­не­сет государ­ству боль­ше поль­зы, чем отправ­ляя долж­ность в сте­нах Горо­да. И его, не скры­вав­ше­го сво­их наме­ре­ний, но и не искав­ше­го долж­но­сти, избра­ли куруль­ным эди­лом вме­сте с с.465 Луци­ем Папи­ри­ем Кур­со­ром. (12) Одна­ко я не могу утвер­ждать это­го навер­ное, пото­му что ста­рей­ший из лето­пис­цев Пизон⁴³ сооб­ща­ет об избра­нии в тот год на долж­но­сти куруль­ных эди­лов Гнея Доми­ция Каль­ви­на, сына Гнея, и Спу­рия Кар­ви­лия Мак­си­ма, сына Квин­та. (13) Мне кажет­ся, такая пута­ни­ца свя­за­на с общим про­зви­щем, а лето­пис­цы согла­со­ва­ли свое даль­ней­шее повест­во­ва­ние с под­ме­ною одно­го Мак­си­ма дру­гим, заме­нив кон­суль­ские выбо­ры на эдиль­ские.

(14) В тот год на Мар­со­вом поле цен­зо­ра­ми Пуб­ли­ли­ем Сем­п­ро­ни­ем Софой и Пуб­ли­ли­ем Суль­пи­ци­ем Саверри­о­ном^[3] было совер­ше­но очи­ще­ние⁴⁴, при­чем доба­ви­ли две три­бы — Аниен­скую и Терен­тин­скую⁴⁵. Такие дела дела­лись в Риме.

10. (1) Меж тем, пока рим­ляне попу­сту тра­тят вре­мя на оса­ду Некви­на, двое горо­жан, чьи дома лепи­лись к город­ской стене, про­ры­ва­ют под­зем­ный ход и тай­ком про­би­ра­ют­ся к рим­ским сто­ро­же­вым дозо­рам; (2) их отво­дят к кон­су­лам, и они обе­ща­ют впу­стить воору­жен­ный отряд в город­ские укреп­ле­ния. (3) Пред­ло­же­ни­ем реши­ли не пре­не­бре­гать, но и не дове­рять­ся ему без­огляд­но. С одним из пере­беж­чи­ков (дру­гой остал­ся залож­ни­ком) отпра­ви­ли через под­зем­ный ход двух лазут­чи­ков; (4) им уда­лось раз­ведать все, что нуж­но, и трид­цать вои­нов во гла­ве с пере­беж­чи­ка­ми про­ник­ли ночью в город и захва­ти­ли бли­жай­шие ворота. А когда сло­ма­ли запо­ры, кон­сул и рим­ское вой­ско, (5) не встре­тив сопро­тив­ле­ния, вошли в город. Так Неквин⁴⁶ пере­шел во власть рим­ско­го наро­да. Посе­ле­ние, осно­ван­ное там, чтобы слу­жить защи­тою от умбров, по реке Нар назва­ли Нар­ни­ей; с огром­ной добы­чей вой­ско воз­вра­ти­лось в Рим.

(6) В тот год этрус­ки вопре­ки заклю­чен­но­му пере­ми­рию⁴⁷ гото­ви­лись к войне. Но в раз­гар при­готов­ле­ний в их пре­де­лы вторг­лось огром­ное галль­ское вой­ско, и это заста­ви­ло их на вре­мя отло­жить заду­ман­ное. (7) Затем, пола­га­ясь на богат­ство, осно­ву сво­его могу­ще­ства, они дела­ют попыт­ку пре­вра­тить гал­лов из вра­гов в союз­ни­ки, чтобы, объ­еди­нив воен­ные силы, пой­ти вой­ною на рим­лян. (8) Вар­ва­ры не про­ти­ви­лись союз­ни­че­ству, дело было за ценою. А когда и о ней сго­во­ри­лись, когда уже упла­ти­ли, когда этрус­ки закон­чи­ли все при­готов­ле­ния к войне и при­ка­за­ли гал­лам высту­пать сле­дом за ними, гал­лы пошли на попят­ный: мол, уго­вор был о пла­те вовсе не за поход про­тив рим­лян, (9) и все полу­чен­ное полу­че­но за то, что поля этрус­ские не опу­сто­ша­ли и мир­ных зем­ледель­цев не тро­га­ли; (10) но, если этрус­ки так это­го жаж­дут, они гото­вы вое­вать за одну-един­ст­вен­ную пла­ту: пусть им отве­дут часть земель, где бы они нако­нец мог­ли навсе­гда посе­лить­ся.

(11) Мно­го раз схо­ди­лись этрус­ские пле­ме­на сове­щать­ся об этом, но ни на что не мог­ли решить­ся, и не столь­ко из стра­ха поте­рять зем­ли, сколь­ко из стра­ха перед сосед­ст­вом с таким диким пле­ме­нем. (12) Вот и вышло так, что гал­лы ушли с.466 восво­я­си, уно­ся с собою огром­ные богат­ства, достав­ши­е­ся им без трудов и опас­но­стей. А рим­ляне, напу­ган­ные слу­ха­ми о галль­ском наше­ст­вии к этрус­ской войне в при­да­чу, тем поспеш­ней заклю­чи­ли с наро­дом пицен­тов дого­вор по обряду.

11. (1) Кон­су­лу Титу Ман­лию [298 г.] выпал жре­бий вести вой­ну в Этру­рии. Сра­зу же после вступ­ле­ния кон­су­ла во вра­же­ские пре­де­лы, во вре­мя кон­ных упраж­не­ний его лошадь на всем ска­ку упа­ла на спи­ну и, сбро­шен­ный наземь, он едва тут же не испу­стил дух; тре­тий день после это­го паде­ния стал послед­ним днем жиз­ни кон­су­ла. (2) Этрус­ки увиде­ли здесь зна­ме­ние и, тол­куя о том, что боги-де нача­ли вой­ну на их сто­роне, вос­пря­ну­ли духом; (3) а для Рима, поте­ряв­ше­го столь вели­ко­го мужа в столь тре­вож­ное вре­мя, это было печаль­ное изве­стие.

По насто­я­нию пер­вых людей государ­ства вза­мен погиб­ше­го кон­су­ла избра­ли ново­го, так что сенат отка­зал­ся от назна­че­ния дик­та­то­ра: (4) ведь кон­су­лом все цен­ту­рии объ­яви­ли Мар­ка Вале­рия⁴⁸, кото­ро­го сенат и соби­рал­ся назна­чить дик­та­то­ром. Тогда сенат пове­лел кон­су­лу без про­мед­ле­нья отправ­лять­ся к леги­о­нам в Этру­рию. (5) Появ­ле­ние кон­су­ла поуба­ви­ло этрус­кам дер­зо­сти, и уже никто из них не осме­ли­вал­ся даже вый­ти за укреп­ле­ния, но соб­ст­вен­ный страх ско­вал их, слов­но непри­я­тель­ская оса­да. (6) Разо­рив поля этрус­ков и спа­лив их кров, новый кон­сул не мог все же выма­нить этрус­ков на бой, хотя повсюду пыла­ли и дыми­лись не толь­ко отдель­ные усадь­бы, но и мно­же­ство целых дере­вень.

(7) Вопре­ки ожи­да­нию вой­на в Этру­рии шла вяло; но тем вре­ме­нем новые союз­ни­ки, пицен­ты, при­нес­ли изве­стия о дру­гой войне, кото­рая при столь­ких поте­рях с обе­их сто­рон неда­ром вну­ша­ла боль­шие опа­се­ния: сам­ни­ты, дескать, берут­ся за ору­жие и наме­ре­ны воз­об­но­вить вой­ну, к тому же под­стре­ка­ют они и самих пицен­тов. (8) Пицен­тов отбла­го­да­ри­ли и обра­ти­ли свои домыс­лы от Этру­рии к Сам­нию. (9) К тому же в Горо­де из-за доро­го­виз­ны хле­ба было неспо­кой­но и нуж­да непре­мен­но дошла бы до край­но­сти, если бы не заботы Фабия Мак­си­ма (так во вся­ком слу­чае пишут те, кому угод­но назы­вать его эди­лом это­го года), сумев­ше­го дома в рас­пре­де­ле­нии хле­ба, заготов­ке и под­во­зе про­до­воль­ст­вия⁴⁹ так же пока­зать себя, как он мно­го­крат­но делал это на поле бра­ни и в похо­дах.

(10) В этом году по неиз­вест­ной при­чине нача­лось меж­ду­цар­ст­вие; интеррек­са­ми были Аппий Клав­дий и сле­дом за ним Пуб­лий Суль­пи­ций. Послед­ний про­вел кон­суль­ские выбо­ры и объ­явил кон­су­ла­ми Луция Кор­не­лия Сци­пи­о­на и Гнея Фуль­вия⁵⁰.

(11) В нача­ле года к новым кон­су­лам яви­лись послан­ни­ки лукан­цев с жало­бою на сам­ни­тов: не сумев уго­во­ра­ми скло­нить лукан­цев к воен­но­му сою­зу, сам­ни­ты вторг­лись в их зем­ли, с.467 чтобы одной вой­ною при­нудить их к дру­гой. (12) Лукан­цы же куда как сыты сво­и­ми преж­ни­ми ошиб­ка­ми и пре­ис­пол­не­ны ныне реши­мо­сти все выне­сти и все стер­петь, лишь бы не нане­сти сно­ва ущер­ба рим­ско­му наро­ду⁵¹. (13) Послы моли­ли отцов-сена­то­ров при­нять лукан­цев под свое покро­ви­тель­ство и защи­тить их от наси­лия и раз­боя, чини­мо­го сам­ни­та­ми; что же до них самих, то хотя их вер­ность рим­ля­нам уже дока­за­на самой вой­ною с сам­ни­та­ми, они тем не менее гото­вы дать залож­ни­ков.

12. (1) Сенат сове­щал­ся недол­го; все сошлись на том, что с лукан­ца­ми сле­ду­ет заклю­чить дого­вор, а от сам­ни­тов потре­бо­вать воз­ме­ще­ния. (2) Лукан­цам был дан бла­го­при­ят­ный ответ, с ними тор­же­ст­вен­но заклю­чи­ли дого­вор и посла­ли феци­а­лов пере­дать сам­ни­там при­каз уби­рать­ся с союз­ни­че­ских земель и выво­дить вой­ско из лукан­ских вла­де­ний. Навстре­чу феци­а­лам сам­ни­ты высла­ли сво­их гон­цов, и те сооб­щи­ли, что феци­а­лам не уйти невреди­мы­ми, появись они хоть в одном из сове­тов Сам­ния. (3) Когда о таком узна­ли в Риме, отцы выска­за­лись за вой­ну с сам­ни­та­ми, а народ при­ка­зал начать ее⁵².

Кон­су­лы поде­ли­ли меж собою воен­ные обла­сти: Сци­пи­о­ну доста­лась Этру­рия, Фуль­вию — сам­ни­ты, и оба они отпра­ви­лись. в раз­ные сто­ро­ны каж­дый на свою вой­ну. (4) Сци­пи­он ожи­дал затяж­ной вой­ны, похо­жей на про­шло­год­нюю, но у Вола­терр путь ему пре­гра­дил гото­вый к бою отряд. (5) Бит­ва про­дол­жа­лась боль­шую часть дня с нема­лы­ми для обе­их сто­рон поте­ря­ми, и когда насту­пи­ла ночь, не было еще ясно, в чьих руках победа. Но наут­ро обна­ру­жи­лось, кто победи­тель и кто побеж­ден­ный: под покро­вом ночи этрус­ки поки­ну­ли лагерь. (6) Рим­ляне, постро­ен­ные для бит­вы, видя, что про­тив­ник ушел, усту­пив им победу, дви­ну­лись к лаге­рю и заня­ли его — без людей, зато с бога­той добы­чею: он ведь не толь­ко слу­жил этрус­кам дол­говре­мен­ной сто­ян­кой, но и поки­нут был в спеш­ке. (7) После это­го Сци­пи­он⁵³ отвел вой­ска в зем­ли фалис­ков и, оста­вив в Фале­ри­ях обоз с неболь­шой охра­ною, отпра­вил­ся налег­ке с отрядом вои­нов гра­бить вра­же­ские вла­де­ния. (8) Мечом и огнем истреб­ля­ет­ся все вокруг, и со всех сто­рон рим­ляне везут добы­чу. После себя они остав­ля­ют вра­гу не толь­ко опу­сто­шен­ные поля, но и пепе­ли­ща кре­по­стей и посе­ле­ний, толь­ко от оса­ды горо­дов, куда страх согнал этрус­ков, они воз­дер­жа­лись.

(9) Кон­сул Гней Фуль­вий под Бови­а­ном дал в Сам­нии слав­ное сра­же­ние, увен­чав­ше­е­ся несо­мнен­ной победою. Потом он пошел при­сту­пом на сам Бови­ан и захва­тил его, а немно­го спу­стя захва­тил и Ауфиде­ну.

13. (1) В том же году во вла­де­ния экви­ко­лов выве­ли посе­ле­ние Кар­се­о­лы⁵⁴. (2) Кон­сул Фуль­вий спра­вил три­умф над сам­ни­та­ми. Перед кон­суль­ски­ми выбо­ра­ми про­шел слух, что этрус­ки и сам­ни­ты наби­ра­ют огром­ные вой­ска, (3) что во всех с.468 сове­тах откры­то бра­нят этрус­ских ста­рей­шин за то, что не суме­ли на любых усло­ви­ях вовлечь гал­лов в вой­ну, и сам­нит­ских началь­ни­ков попре­ка­ют тем, что про­тив рим­лян пошли с вой­ском, набран­ным для вой­ны с лукан­ца­ми. (4) Так что вра­ги под­ни­ма­лись на вой­ну вме­сте со сво­и­ми союз­ни­ка­ми и борь­ба с ними пред­сто­я­ла дале­ко не рав­ная.

(5) Хотя кон­суль­ства в тот год доби­ва­лись про­слав­лен­ные мужи, но при такой опас­но­сти взо­ры всех обра­ти­лись к Квин­ту Фабию, кото­рый вооб­ще не искал долж­но­сти, а, видя, к чему все идет, пря­мо заявил о сво­ем отка­зе; (6) зачем, мол, тре­во­жат его, ста­ри­ка⁵⁵, пре­сы­тив­ше­го­ся уже и труда­ми, и награ­да­ми за эти труды? Уже нет былой кре­по­сти у тела его и духа, да и самой Судь­бы ему надо опа­сать­ся: как бы не пока­за­лось како­му-нибудь боже­ству, что ее к нему бла­го­склон­ность чрез­мер­ней и посто­ян­ней, чем это воз­мож­но в делах чело­ве­че­ских. (7) Сла­ва его ста­ла вро­вень со сла­вою его пред­ков, и он рад видеть, как сла­ва дру­гих рав­ня­ет­ся с его соб­ст­вен­ной; нет в Риме недо­стат­ка ни в почет­ных долж­но­стях для доб­лест­ных мужей, ни в доб­лест­ных мужах для этих долж­но­стей.

(8) Такая скром­ность еще боль­ше вооду­ше­ви­ла всех, кто столь оправ­дан­но рато­вал за Фаби­е­во избра­ние. Тогда в надеж­де, что ува­же­ние к зако­нам охла­дит их пыл, Фабий велел про­честь вслух закон, по кото­ро­му в тече­ние деся­ти­ле­тия не раз­ре­ша­лось изби­рать кон­су­лом одно и то же лицо⁵⁶. (9) Голос читав­ше­го был едва слы­шен в под­няв­шем­ся шуме, а народ­ные три­бу­ны при­ня­лись заве­рять, что тут не будет ника­ко­го пре­пят­ст­вия: они-де пред­ло­жат народ­но­му собра­нию осво­бо­дить Фабия от под­чи­не­ния зако­нам. (10) Фабий, одна­ко, упор­но отка­зы­вал­ся: для чего же про­во­дить зако­ны, кото­рые обхо­дят сами их созда­те­ли? Уже не зако­ны повеле­ва­ют, а зако­ном! (11) И тем не менее народ начал голо­со­вать и в каж­дой цен­ту­рии⁵⁷ голо­са неиз­мен­но пода­ва­ли за кон­су­ла Фабия. (12) Тогда, побеж­ден­ный нако­нец еди­но­ду­ши­ем сограж­дан, он ска­зал: «Да будут угод­ны богам, кви­ри­ты, и нынеш­ние и гряду­щие дела ваши! И раз уж вы хоти­те, чтобы со мною все было по-ваше­му, то и сами ока­жи­те мне милость при выбо­рах мое­го това­ри­ща. (13) Я про­шу вас сде­лать кон­су­лом вме­сте со мною Пуб­лия Деция — мужа, кото­ро­го мне дове­лось узнать при друж­ном испол­не­нии нами кон­суль­ства⁵⁸, мужа, достой­но­го вас, достой­но­го и сво­его роди­те­ля⁵⁹». Пред­став­ле­ние сочли осно­ва­тель­ным, и все осталь­ные цен­ту­рии назва­ли кон­су­ла­ми Квин­та Фабия и Пуб­лия Деция.

(14) В тот год мно­гих граж­дан эди­лы при­влек­ли к суду за вла­де­ние бо́льши­ми земель­ны­ми уго­ди­я­ми, чем доз­во­ля­лось зако­ном⁶⁰; оправ­дать­ся почти нико­му не уда­лось, и на неуме­рен­ную алч­ность была наки­ну­та креп­кая узда.

14. (1) Пока новые кон­су­лы — Квинт Фабий Мак­сим и с.469 Пуб­лий Деций Мус (отправ­ляв­шие долж­ность пер­вый в чет­вер­тый раз, а послед­ний — в тре­тий) [297 г.] обсуж­да­ли, (2) кто возь­мет на себя сам­нит­ско­го про­тив­ни­ка, а кто — этрус­ско­го, какие силы пона­до­бят­ся для веде­ния той и дру­гой вой­ны и кому из вождей какая из войн боль­ше под­хо­дит, (3) из Сут­рия, Непе­ты и Фале­рий при­бы­ли послан­цы с доне­се­ни­ем, что наро­ды Этру­рии сове­ща­ют­ся, как бы добить­ся мира; и тогда воен­ный удар всей тяже­стью обру­шил­ся на Сам­ний.

(4) Чтобы облег­чить под­воз про­до­воль­ст­вия и дер­жать вра­га в неведе­нии о направ­ле­нии уда­ра, кон­сул Фабий, вый­дя из Горо­да, повел вой­ско в Сам­ний через Соран, а Деций — через вла­де­ния сиди­ци­нов.

(5) Достиг­нув вра­же­ских гра­ниц, оба кон­су­ла отпу­сти­ли свои отряды гра­бить поля; лазут­чи­ки меж тем раз­бре­лись еще даль­ше, чем гра­би­те­ли, (6) так что вра­гам, собрав­шим свои силы у Тифер­на в замкну­той со всех сто­рон долине, чтобы напасть свер­ху на рим­лян, едва они туда всту­пят, эта их ловуш­ка не уда­лась. (7) Укрыв обоз в без­опас­ном месте и оста­вив при нем неболь­шой отряд, Фабий пред­у­предил вои­нов, что надо ждать напа­де­ния, выстро­ил их в каре и под­вел к упо­мя­ну­тым заса­дам непри­я­те­ля. (8) Тогда сам­ни­ты поте­ря­ли надеж­ду сму­тить рим­лян вне­зап­но­стью напа­де­ния, а видя, что дело обо­ра­чи­ва­ет­ся откры­тым про­ти­во­бор­ст­вом, и сами пред­по­чли схва­тить­ся с вра­гом, как поло­же­но — в бое­вом строю. Так что, наде­ясь не столь­ко на себя, сколь­ко на слу­чай, они спус­ка­ют­ся на ров­нее место. (9) Но даже в откры­том бою они пред­став­ля­ли для рим­лян извест­ную опас­ность, пото­му что сюда были стя­ну­ты все пого­лов­но бой­цы из всех сам­нит­ских пле­мен, а, может быть, еще и пото­му, что в реши­тель­ной схват­ке муже­ство их уде­ся­те­ри­лось.

(10) Видя, что вра­ги сто­ят сте­ной, Фабий при­ка­зал воен­ным три­бу­нам — сыну сво­е­му Мак­си­му⁶¹ и Мар­ку Вале­рию, с кото­ры­ми он высту­пил в пер­вые ряды, отпра­вить­ся к кон­ни­кам и ска­зать, (11) что при­шла пора кон­ни­це спа­сать общее дело, и пусть они сего­дня при­ло­жат все силы, чтоб сохра­нить за собою сла­ву непо­беди­мо­го сосло­вия; (12) в пешей бит­ве враг сто­ит неко­ле­би­мо, и вся надеж­да теперь на удар кон­ни­цы. С обо­и­ми юно­ша­ми он был оди­на­ко­во при­вет­лив, назы­вал их по име­нам и осы́пал похва­ла­ми и обе­ща­ни­я­ми. (13) И все-таки оста­ва­лись опа­се­ния, что даже этой испы­тан­ной силы будет недо­ста­точ­но, поэто­му Фабий решил, если сила не помо­жет, при­бег­нуть к хит­ро­сти. (14) Он при­ка­зы­ва­ет лега­ту Сци­пи­о­ну выве­сти из боя гаста­тов⁶² пер­во­го леги­о­на и круж­ным путем, как мож­но неза­мет­ней, идти с ними к ближ­ним горам; затем неза­мет­но взо­брать­ся на горы и вне­зап­но пока­зать­ся в тылу у вра­га.

(15) Всад­ни­ки под пред­во­ди­тель­ст­вом три­бу­нов неожи­дан­но выеха­ли перед зна­ме­на, но сре­ди вра­гов они про­из­ве­ли с.470 пере­по­лох не мно­гим боль­ший, чем сре­ди сво­их. (16) Стре­ми­тель­но­му натис­ку кон­ных турм⁶³ про­ти­во­сто­ял неко­ле­би­мый строй сам­ни­тов, и нигде не уда­ва­лось ни потес­нить его, ни про­рвать; когда эта попыт­ка оста­лась без­успеш­ной, всад­ни­ки, отсту­пив за зна­ме­на, поки­ну­ли поле боя. (17) Тут вра­ги при­обо­д­ри­лись и не высто­ять пере­до­во­му отряду в столь дли­тель­ном про­ти­во­бор­стве, не засту­пи по при­ка­зу кон­су­ла вто­рой ряд место пер­во­го. (18) Све­жие силы сдер­жа­ли пере­шед­ших уже в наступ­ле­ние сам­ни­тов, и в это самое вре­мя зна­ме­на пока­за­лись на горе и раздал­ся бое­вой клич. Страх, не сооб­раз­ный с опас­но­стью, охва­тил сам­ни­тов, (19) а тут еще Фабий закри­чал, что это идет к ним его това­рищ, Деций, да и сами вои­ны зашу­ме­ли в радост­ном воз­буж­де­нье: вон, мол, вто­рой кон­сул, вон — его леги­о­ны! (20) И эта ошиб­ка, столь счаст­ли­вая для рим­лян, вну­ша­ет сам­ни­там ужас и жела­ние спа­сать­ся бег­ст­вом: ниче­го ведь они так не боя­лись, как уда­ра по ним, измотан­ным в сра­же­нии, све­же­го, нетро­ну­то­го вто­ро­го вой­ска. (21) Вра­гов было пере­би­то мень­ше, чем обыч­но при такой победе, пото­му что в бег­стве они рас­сы­па­лись во все сто­ро­ны; уби­то было три тыся­чи четы­ре­ста чело­век, взя­то в плен око­ло вось­ми­сот трид­ца­ти, воен­ных зна­мен захва­че­но два­дцать три.

15. (1) Апу­лий­цы, конеч­но, не пре­ми­ну­ли бы при­мкнуть перед сра­же­ни­ем к сам­ни­там, но кон­сул Пуб­лий Деций [296 г.] стал про­тив них лаге­рем у Мале­вен­та⁶⁴, заста­вил их всту­пить в бой и раз­бил наго­ло­ву. (2) Здесь тоже было боль­ше бег­ле­цов, чем уби­тых, а уби­то было две тыся­чи апу­лий­цев. Пре­не­брег­ши подоб­ным про­тив­ни­ком, Деций повел леги­о­ны в Сам­ний. (3) А там оба кон­суль­ских вой­ска, рыс­кая повсюду, за пять меся­цев опу­сто­ши­ли все и вся. (4) Сорок пять раз раз­би­вал Деций свой лагерь в Сам­нии, а дру­гой кон­сул — восемь­де­сят шесть раз. (5) И не толь­ко валы и рвы оста­ви­ли они за собою, но и иные, куда более при­мет­ные свиде­тель­ства опу­сто­ше­ния и разо­ре­ния окрест­ных земель. (6) Фабий даже захва­тил город Цимет­ру, при­чем в плен было взя­то две тыся­чи девять­сот вои­нов и в сра­же­нии уби­то око­ло девя­ти­сот трид­ца­ти.

(7) Вслед за этим Фабий отпра­вил­ся в Рим для выбо­ров и про­вел их без про­мед­ле­ния. Все цен­ту­рии ста­ли одна за дру­гой объ­яв­лять кон­су­лом Квин­та Фабия, (8) и тогда вто­рой соис­ка­тель — Аппий Клав­дий, муж суро­вый и власт­ный, не столь­ко из често­лю­бия, сколь­ко ради воз­вра­ще­ния пат­ри­ци­ям обо­их кон­суль­ских мест, употре­бил все свои уси­лия и все вли­я­ние зна­ти на то, чтобы его избра­ли кон­су­лом вме­сте с Квин­том Фаби­ем. (9) Фабий, одна­ко, отка­зы­вал­ся от долж­но­сти, повто­ряя при­мер­но те же дово­ды, что и годом рань­ше⁶⁵. Вся знать обсту­пи­ла его крес­ло, упра­ши­вая выта­щить кон­суль­ство из пле­бей­ско­го болота и воз­вра­тить былое вели­чие и кон­суль­ской долж­но­сти, и пат­ри­ци­ан­ским родам. (10) Добив­шись тиши­ны, Фабий с.471 уме­рил стра­сти, най­дя сло­ва для при­ми­ре­ния: он, дескать, и поза­бо­тил­ся бы об избра­нии обо­их кон­су­лов из пат­ри­ци­ев, если бы вме­сто него кон­су­лом стал кто-то дру­гой; (11) теперь же он не наме­рен пода­вать самый дур­ной при­мер и нару­шать закон, засчи­ты­вая подан­ные за него само­го голо­са. (12) Так что кон­су­лом с Аппи­ем Клав­ди­ем стал из пле­бе­ев Луций Волум­ний, в паре с кото­рым он отправ­лял уже преды­ду­щее кон­суль­ство⁶⁶. Знать упре­ка­ла Фабия за укло­не­ние от това­ри­ще­ства с Аппи­ем Клав­ди­ем, видя при­чи­ну это­му в бес­спор­ном пре­вос­ход­стве послед­не­го в искус­стве крас­но­ре­чия и управ­ле­ния дела­ми государ­ства.

16. (1) После выбо­ров преж­ним кон­су­лам было при­ка­за­но вести вой­ну в Сам­нии с про­дле­ни­ем их воен­ных пол­но­мо­чий на шесть меся­цев⁶⁷. (2) Так что и в новом году при кон­су­лах Луции Волум­нии и Аппии Клав­дии Пуб­лий Деций, остав­лен­ный това­ри­щем в Сам­нии как кон­сул, не пере­ста­вал опу­сто­шать поля и как про­кон­сул, пока нако­нец не изгнал так и не дав­шее боя сам­нит­ское вой­ско вон из его соб­ст­вен­ных пре­де­лов. (3) Изгнан­ные сам­ни­ты устре­ми­лись тогда в Этру­рию и потре­бо­ва­ли созы­ва на совет этрус­ских ста­рей­шин в надеж­де, что, под­кре­пив прось­бы страш­ным зре­ли­щем огром­ной тол­пы воору­жен­ных вои­нов, они ско­рее добьют­ся успе­ха, чем неод­но­крат­ны­ми тщет­ны­ми посоль­ства­ми. (4) Когда те собра­лись, сам­ни­ты поведа­ли, как дол­гие годы борют­ся они с рим­ля­на­ми за свою сво­бо­ду: все было испро­бо­ва­но, чтобы сво­и­ми сила­ми выне­сти столь тяж­кое бре­мя вой­ны; (5) при­бе­га­ли даже к помо­щи соседей, но не в самых край­них слу­ча­ях; про­си­ли и мира у рим­ско­го наро­да не в силах вести вой­ну, но воз­об­нов­ля­ли ее, ибо мир ока­зы­вал­ся для под­не­воль­ных гор­ше, чем вой­на для сво­бод­ных. (6) Надеж­да оста­лась у них толь­ко на этрус­ков: им извест­но, что это самый силь­ный, мно­го­чис­лен­ный и бога­тый народ Ита­лии; а соседи этрус­ков — гал­лы, от копья вскорм­лен­ные, — по при­ро­де сво­ей всем враж­деб­ны, рим­ско­му же наро­ду осо­бен­но, ибо пом­нят с закон­ной гор­до­стью о пле­не­нии его и об отку­пе золо­том. (7) Если жив в этрус­ках былой дух Пор­се­ны⁶⁸ и пред­ков, тогда ника­ких нет пре­пят­ст­вий тому, чтобы заста­вить рим­лян уйти со всех земель по сю сто­ро­ну Тиб­ра и бороть­ся за жизнь, а не за непе­ре­но­си­мое вла­ды­че­ство их над Ита­ли­ей. (8) А к услу­гам их сам­нит­ское вой­ско, уме­лое и гото­вое тот­час сле­до­вать за ними хоть на при­ступ само­го Рима.

17. (1) Пока они столь усерд­но выхва­ля­ли себя в Этру­рии, рим­ское втор­же­ние испе­пе­ля­ло их оте­че­ство. Узнав от лазут­чи­ков, что сам­нит­ское вой­ско ушло, Пуб­лий Деций созвал совет и ска­зал: (2) «Зачем нам бро­дить вой­ною от села к селу? Поче­му бы нам не при­нять­ся за горо­да и кре­по­сти? Нет ведь уже вой­ска, чтоб защи­щать Сам­ний, оно поки­ну­ло свои пре­де­лы и само обрек­ло себя на изгна­ние». (3) Полу­чив все­об­щее с.472 одоб­ре­ние, он повел вой­ско на при­ступ силь­но­го горо­да Мур­ган­ции; и здесь пре­дан­ность вождю и надеж­да на добы­чу побо­га­че, чем от разо­ре­ния сел, так вос­пла­ме­ни­ла вои­нов, что за один день они силой ору­жия захва­ти­ли город. (4) Две тыся­чи сто сам­ни­тов, ока­зав­ших сопро­тив­ле­ние, были там окру­же­ны и взя­ты в плен, захва­ти­ли и горы дру­гой добы­чи. Опа­са­ясь, что огром­ный обоз будет слу­жить поме­хою, Деций при­ка­зы­ва­ет созвать вои­нов и гово­рит: (5) «Хва­тит ли с вас этой победы и этой добы­чи? Или хоти­те вы мерить ваши чая­ния вашей доб­ле­стью? Все горо­да сам­нит­ские, все богат­ства, скры­тые в них, при­над­ле­жат вам, коль ско­ро столь­ки­ми победа­ми вы изгна­ли нако­нец вра­жьи рати из их соб­ст­вен­ной стра­ны. (6) Так про­дай­те все, что добы­ли, и пусть тор­гов­цы, при­вле­чен­ные нажи­вой, идут сле­дом за вой­ском. У меня вы не оста­не­тесь без ново­го това­ра: пой­дем­те отсюда к горо­ду Рому­лее, трудов там будет не боль­ше, а добы­ча побо­га­че».

(7) Быст­ро рас­про­дав захва­чен­ное доб­ро, вои­ны сами торо­пи­ли пол­ко­во­д­ца идти к Рому­лее. Там тоже обо­шлось без осад­ных соору­же­ний и при­спо­соб­ле­ний: едва при­бли­зи­ли зна­ме­на к горо­ду, как уже никто не мог ото­гнать рим­лян от стен; тот­час, кто где сумел, при­ста­ви­ли они лест­ни­цы и ворва­лись в укреп­ле­ния. (8) Город был взят и раз­граб­лен; око­ло двух тысяч трех­сот чело­век уби­то и шесть тысяч взя­то в плен, (9) а вои­ны завла­де­ли огром­ной добы­чей, кото­рую сно­ва при­шлось про­дать. Затем без вся­кой пере­дыш­ки и тем не менее с чрез­вы­чай­ной поспеш­но­стью они дви­ну­лись на Ферен­тин. (10) Здесь, одна­ко, и трудов, и опас­но­стей было боль­ше: сте­ны горо­да уси­лен­но охра­ня­лись, а укреп­ле­ния и при­ро­да мест­но­сти дела­ли город непри­ступ­ным; но вои­ны, при­вык­шие к добы­че, одо­ле­ли все.

(11) По неко­то­рым лето­пи­сям, сла­ва захва­та этих горо­дов при­хо­дит­ся в основ­ном на долю Мак­си­ма; Мур­ган­цию, гово­рят, занял Деций, а Ферен­тин и Рому­лею — Фабий. (12) А иные при­пи­сы­ва­ют этот подвиг новым кон­су­лам или даже толь­ко одно­му — Луцию Волум­нию, кото­ро­му, по их сло­вам, выпа­ло вое­вать с сам­ни­та­ми.

18. (1) Пока все это про­ис­хо­ди­ло в Сам­нии (кто бы там ни началь­ст­во­вал), в Этру­рии мно­же­ство пле­мен под­ня­лось на вели­кую вой­ну про­тив рим­лян, зачин­щи­ком кото­рой был сам­нит по име­ни Гел­лий Эгна­ций. (2) Почти все этрус­ки согла­си­лись на вой­ну; зара­за рас­про­стра­ни­лась и на сосед­ние наро­ды Умбрии, а гал­лов при­влек­ли на помощь пла­тою. Все эти несмет­ные пол­чи­ща сте­ка­лись к сам­нит­ско­му лаге­рю. (3) Когда о такой вне­зап­ной опас­но­сти донес­ли в Рим, кон­сул Волум­ний со вто­рым и третьим леги­о­на­ми и пят­на­дца­тью тыся­ча­ми союз­ни­ков был уже на пути в Сам­ний, так что поста­нов­ле­но было Аппию Клав­дию, не тра­тя вре­ме­ни, отправ­лять­ся в Этру­рию. (4) За ним шли два рим­ских леги­о­на — пер­вый и чет­вер­тый⁶⁹ — и два­дцать с.473 тысяч союз­ни­ков; лагерь раз­би­ли вбли­зи от непри­я­те­ля. (5) Этот ско­рый при­ход кон­су­ла был поле­зен едва ли не боль­ше, чем какие-то осо­бо искус­ные или удач­ные воен­ные дей­ст­вия в этой обла­сти под его нача­лом, — ибо страх перед рим­ля­на­ми удер­жал неко­то­рые из наро­дов Этру­рии, уже гото­вых взять­ся за ору­жие. (6) Одна­ко сра­же­ния он одно за дру­гим давал в неудоб­ных местах и в непо­д­хо­дя­щее вре­мя, а это вра­га обна­де­жи­ва­ло, и изо дня в день он ста­но­вил­ся все упор­ней, так что вой­ско уже теря­ло дове­рие к вождю, а вождь к вой­ску.

(7) В трех лето­пи­сях я нашел пись­ма Аппия к дру­го­му кон­су­лу, вызы­ваю­щие его из Сам­ния; и все-таки утвер­ждать такое навер­ное я не реша­юсь, так как из-за пись­ма сами эти кон­су­лы рим­ско­го наро­да, и уже не в пер­вый раз испол­няв­шие долж­ность, зате­я­ли спор: Волум­ний утвер­ждал, что был вызван Аппи­е­вым пись­мом, Аппий же твер­дил, что пись­ма не посы­лал. (8) К это­му вре­ме­ни Волум­ний в Сам­нии захва­тил уже три кре­по­сти, пере­бив там до трех тысяч вра­же­ских вои­нов и еще почти поло­ви­ну это­го чис­ла захва­тив в плен, а отпра­вив в Лука­нию про­кон­су­лом Квин­та Фабия с его про­шло­год­ним вой­ском, пода­вил там, к вяще­му удо­воль­ст­вию зна­ти⁷⁰, мятеж, под­ня­тый вожа­ка­ми из пле­бе­ев и бед­ня­ков. (9) Он оста­вил Деция опу­сто­шать поля, а сам со сво­и­ми сила­ми поспе­шил к дру­го­му кон­су­лу в Этру­рию. Его появ­ле­ние все встре­ти­ли с радо­стью. (10) Толь­ко Аппий (то ли с закон­ным гне­вом, если ниче­го не писал, то ли с низ­кой небла­го­дар­но­стью, если при­тво­рял­ся, нуж­да­ясь сам в помо­щи, — о том зна­ет лишь одна его совесть), (11) вый­дя ему навстре­чу и едва обме­няв­шись при­вет­ст­ви­я­ми, тот­час вопро­сил: «Все ли в поряд­ке, Луций Волум­ний? Как дела в Сам­нии? Что побуди­ло тебя оста­вить вве­рен­ную тебе область?» (12) Волум­ний отве­чал на это, что в Сам­нии дела идут успеш­но, а при­шел он, вызван­ный его, Аппия, пись­мом; если же пись­мо под­лож­но и в Этру­рии в нем не нуж­да­ют­ся, он немед­ля повернет зна­ме­на и уда­лит­ся. (13) «Сту­пай, разу­ме­ет­ся, — ска­зал Аппий, — никто тебя не дер­жит, да и куда это годит­ся, когда сам едва справ­ля­ешь­ся со сво­ей вой­ной, хва­стать, что при­шел-де помочь дру­гим!» (14) «Пусть Гер­ку­лес обра­тит все к луч­ше­му», — ска­зал Волум­ний, луч­ше пусть труды его будут напрас­ны, лишь бы не при­клю­чи­лось такой беды, чтобы одно­го кон­суль­ско­го вой­ска ока­за­лось мало для Этру­рии.

19. (1) И уже напра­ви­лись было кон­су­лы в раз­ные сто­ро­ны, когда лега­ты и три­бу­ны из Аппи­е­ва вой­ска обсту­пи­ли их со всех сто­рон. Одни умо­ля­ли сво­его началь­ни­ка не пре­не­бречь доб­ро­воль­ною помо­щью това­ри­ща, о кото­рой сле­до­ва­ло бы про­сить; (2) дру­гие — их было боль­ше — пре­гра­ди­ли путь Волум­нию, закли­ная не пре­да­вать обще­го дела из недо­стой­но­го сопер­ни­че­ства с това­ри­щем по долж­но­сти; ведь слу­чись теперь какое несча­стье, бо́льшая вина падет не на бро­шен­но­го в беде, а на с.474 бро­сив­ше­го: (3) так уж слу­чи­лось, что и сла­ва и позор этрус­ской вой­ны ложат­ся на Луция Волум­ния. Люди спра­ши­вать будут не об Аппи­е­вых сло­вах, а об уча­сти вой­ска; (4) пусть Аппий его отсы­ла­ет — государ­ство и вой­ско его удер­жи­ва­ют; пусть он толь­ко спро­сит, чего хотят вои­ны. (5) С тако­вы­ми уве­ще­ва­ни­я­ми и закли­на­ни­я­ми при­та­щи­ли они едва не упи­рав­ших­ся кон­су­лов на место сход­ки. Здесь гово­ри­ли более про­стран­но, но почти о том же, о чем тол­ко­ва­ли спер­ва в узком кру­гу. (6) И когда Волум­ний ока­зал­ся при сво­ем выиг­рыш­ном поло­же­нии еще и весь­ма речист даже рядом со сво­им крас­но­ре­чи­вей­шим това­ри­щем, то Аппий заме­тил с издев­кою: (7) нуж­но, мол, воздать долж­ное ему, Аппию, за то, что бес­сло­вес­ный и кос­но­языч­ный их кон­сул стал таким речи­стым, ведь в преж­нее их кон­суль­ство, по край­ней мере в пер­вые его меся­цы, Волум­ний рта не смел рас­крыть, теперь же про­из­но­сит даже речи перед наро­дом. (8) «Куда луч­ше было бы, — воз­ра­зил Волум­ний, — если б ты у меня выучил­ся кру­то дей­ст­во­вать, а не я у тебя — крас­но гово­рить!» И затем он пред­ло­жил устро­ить так, чтоб решить, кто из них луч­ший не ора­тор, а пол­ко­во­дец, — ибо это для государ­ства важ­нее. (9) Вое­вать пред­сто­ит и в Этру­рии, и в Сам­нии — пусть же Аппий сам выбе­рет, что ему боль­ше по душе, а он со сво­им вой­ском оди­на­ко­во готов дей­ст­во­вать хоть в Этру­рии, хоть в Сам­нии. (10) Но вои­ны в ответ зашу­ме­ли, что обо­им надо вме­сте взять­ся за этрус­ков. (11) Видя такое еди­но­ду­шие, Волум­ний ска­зал: «Если даже я невер­но понял жела­ние това­ри­ща, то о вашей воле сомне­ния не допу­щу: дай­те кри­ком знать, оста­вать­ся мне или ухо­дить?» (12) И тут гря­нул такой крик, что заста­вил вра­гов поки­нуть лагерь. Ору­жие рас­хва­та­ли и выстро­и­лись на рав­нине. Тогда и Волум­ний тоже при­ка­зал тру­бить к бою и выно­сить из лаге­ря зна­ме­на. (13) Аппий, гово­рят, зако­ле­бал­ся, пони­мая, что, всту­пит ли он в бит­ву или воз­дер­жит­ся от нее, победа все рав­но доста­нет­ся това­ри­щу; но потом, опа­са­ясь, как бы и его леги­о­ны не после­до­ва­ли за Волум­ни­ем, усту­пил насто­я­ни­ям сво­их вои­нов и тоже подал знак к бою.

(14) Ни те ни дру­гие не успе­ли долж­ным обра­зом постро­ить­ся; вождь сам­ни­тов Гел­лий Эгна­ций с несколь­ки­ми когор­та­ми отлу­чил­ся за про­до­воль­ст­ви­ем, так что вои­ны его бро­си­лись в бой ско­рей сами, чем по при­ка­зу и при­ме­ру; (15) но и в рим­ских вой­сках не было еди­но­на­ча­лия, да и вре­ме­ни для постро­е­ния не хва­ти­ло. Волум­ний уже начал бой, когда Аппий еще не подо­шел к непри­я­те­лю, поэто­му вой­ска сошлись, не выров­няв рядов, (16) и слов­но некий жре­бий поме­нял места­ми при­выч­ных недру­гов: этрус­ки ста­ли про­тив Волум­ния, а сам­ни­ты, чуть поко­ле­бав­шись без вождя, вышли навстре­чу Аппию. (17) Гово­рят, что в самый раз­гар сра­же­ния Аппий воздел руки к небу так, чтоб вид­но было в пер­вых рядах, и взмо­лил­ся: «Бел­ло­на⁷¹, с.475 если ты дару­ешь ныне нам победу, я обе­тую тебе храм»⁷². (18) После этой молит­вы, слов­но вдох­но­вен­ный боги­нею, он срав­нял­ся доб­ле­стью с това­ри­щем, а вой­ско его — со сво­им вождем. И вот уже и вожди испол­ня­ют долг пол­ко­вод­цев и вои­ны ста­ра­ют­ся изо всех сил, чтобы дру­гое кры­ло не пере­хва­ти­ло победу. (19) Так они опро­киды­ва­ют вра­га и обра­ща­ют в бег­ство, ибо труд­но было ему про­ти­во­сто­ять силе, мно­го пре­вос­хо­дя­щей ту, с какою он при­вык иметь дело. (20) Тес­ня отсту­паю­щих, пре­сле­дуя бегу­щих, рим­ляне ото­гна­ли вра­гов к их лаге­рю. Там с появ­ле­ни­ем Гел­лия и сабелль­ских когорт бит­ва нена­дол­го воз­об­но­ви­лась. Но вско­ре и эти про­тив­ни­ки были рас­се­я­ны, и победи­те­ли под­сту­пи­ли к лаге­рю. (21) Сам Волум­ний повел вой­ска к воротам, Аппий, вновь и вновь взы­вая к побед­ной Бел­лоне, вос­пла­ме­нял вои­нов, и вот рим­ляне через вал и рвы ворва­лись в лагерь. (22) Он был захва­чен и раз­граб­лен; взя­тая там огром­ная добы­ча доста­лась вои­нам. Уби­то было семь тысяч девять­сот непри­я­тель­ских бой­цов, а две тыся­чи сто два­дцать взя­то в плен.

20. (1) Пока оба кон­су­ла и все силы рим­лян были бро­ше­ны глав­ным обра­зом на вой­ну с этрус­ка­ми, в Сам­нии для опу­сто­ше­ния рим­ских окра­ин­ных земель под­ня­лись новые воин­ства и, прой­дя через вес­ций­ские зем­ли в кам­пан­ские и фалерн­ские поля, награ­би­ли несмет­ную добы­чу. (2) Волум­ний шел уже боль­ши­ми пере­хо­да­ми назад в Сам­ний, пото­му что исте­кал срок воен­ных пол­но­мо­чий Фабия и Деция, но изве­стие о сам­нит­ском вой­ске и о раз­граб­ле­нии Кам­па­нии заста­ви­ло его ради защи­ты союз­ни­ков свер­нуть с пути. (3) При­дя в Кален, он и сам увидел све­жие следы раз­боя, и кален­цы поведа­ли ему, что у вра­га уже столь­ко добы­чи, что он еле дер­жит поход­ный строй, (4) а вожди их откры­то гово­рят, что надо тот­час воз­вра­тить­ся в Сам­ний и, оста­вив там добы­чу, вновь идти в поход, чтобы не всту­пать в бой, имея столь обре­ме­нен­ное вой­ско. (5) Сколь ни прав­до­по­доб­но это каза­лось, Волум­ний решил раз­ведать все получ­ше и разо­слал всад­ни­ков выло­вить гра­би­те­лей, бро­див­ших по дерев­ням. (6) От них он дознал­ся, что непри­я­тель стал ста­ном у реки Воль­тур­на, а оттуда в третью стра­жу ночи⁷³ дви­нет­ся к Сам­нию. (7) Тща­тель­но это про­ве­рив, Волум­ний отпра­вил­ся в путь и оста­но­вил­ся на таком рас­сто­я­нии от непри­я­те­ля, чтобы само­му остать­ся неза­ме­чен­ным, а вра­га захва­тить врас­плох при выхо­де из лаге­ря. (8) Перед самым рас­све­том кон­сул при­бли­зил­ся к лаге­рю и послал людей, знаю­щих оск­ский⁷⁴ язык, раз­ведать, что там дела­ет­ся. Сме­шав­шись с вра­же­ски­ми вои­на­ми, что в ноч­ной сума­то­хе было нетруд­но, они узна­ли, что зна­ме­на с неболь­шой воору­жен­ной охра­ною уже поки­ну­ли лагерь, обоз и его охра­на на выхо­де и что вой­ско лише­но подвиж­но­сти, каж­дый занят сво­ей покла­жей и нигде нет ни согла­сия, ни доста­точ­но ясных рас­по­ря­же­ний. (9) Реши­ли, что это и есть с.476 луч­шее вре­мя для напа­де­ния, да и заря уже зани­ма­лась. И вот, Волум­ний, при­ка­зав тру­бить к бою, насту­па­ет на вра­же­ские вой­ска. (10) Сам­ни­ты обре­ме­не­ны добы­чей, и мало кто при ору­жии; одни при­ба­ви­ли шагу, гоня перед собою скот, дру­гие оста­но­ви­лись, не зная, что без­опас­ней: идти впе­ред или вер­нуть­ся в лагерь; а покуда они колеб­лют­ся, рим­ляне напа­да­ют, и вот уже они пере­бра­лись через вал и учи­ня­ют в лаге­ре бес­по­рядоч­ную рез­ню. (11) Не толь­ко вра­же­ское напа­де­ние при­ве­ло в заме­ша­тель­ство сам­нит­ские отряды, но вдо­ба­вок еще и бунт плен­ных: (12) кто не свя­зан, тот раз­вя­зы­ва­ет дру­гих, а иные, рас­хва­тав ору­жие, при­то­ро­чен­ное к поход­ной кла­ди, вры­ва­ют­ся в ряды вои­нов и про­из­во­дят пере­по­лох страш­ней самой бит­вы. (13) А потом свер­ша­ют подвиг еще досто­па­мят­нее: когда вождь Стай Мина­ций при­бли­зил­ся к рядам для обод­ре­ния, они^75—76 напа­да­ют на него, рас­се­и­ва­ют всад­ни­ков из его сви­ты и, обсту­пив его само­го со всех сто­рон, пле­нен­но­го вер­хом на коне, тащат к рим­ско­му кон­су­лу. (14) При таком заме­ша­тель­стве пере­до­вые отряды сам­ни­тов воз­вра­ти­лись назад, и бит­ва, уже решен­ная, воз­об­но­ви­лась, одна­ко дли­тель­ное сопро­тив­ле­ние было невоз­мож­но. (15) До шести тысяч чело­век было уби­то, две с поло­ви­ной взя­то в плен, в их чис­ле четы­ре воен­ных три­бу­на, захва­че­но трид­цать бое­вых зна­мен и — что все­го отрад­нее победи­те­лям — выз­во­ле­но семь тысяч четы­ре­ста плен­ни­ков и отби­ты назад горы отня­то­го у союз­ни­ков иму­ще­ства. Все вла­дель­цы ука­зом были созва­ны, чтобы опо­знать и полу­чить назад свою соб­ст­вен­ность; (16) доб­ро, кото­ро­му в долж­ный срок не нашлось хозя­и­на, разда­ли вои­нам, а вои­нов заста­ви­ли рас­про­дать эту добы­чу, чтобы не было у них мыс­ли ни о чем, кро­ме ору­жия.

21. (1) В Риме такое разо­ре­ние Кам­па­нии вызва­ло боль­шую тре­во­гу; (2) и как раз тогда из Этру­рии при­шли вести, что после ухо­да оттуда Волум­ни­е­ва вой­ска этрус­ки взя­лись за ору­жие и нача­ли при­зы­вать к вос­ста­нию и сам­нит­ско­го вождя Гел­лия Эгна­ция, и умбров, а гал­лов огром­ною мздой скло­нять к себе на свою сто­ро­ну. (3) Сенат, устра­шен­ный эти­ми изве­сти­я­ми, при­ка­зал закрыть суды и набрать вой­ско из людей вся­ко­го зва­ния: (4) к при­ся­ге при­ве­ли не толь­ко сво­бод­ных и моло­дых, но даже из пожи­лых соста­ви­ли когор­ты, даже из воль­ноот­пу­щен­ни­ков — цен­ту­рии⁷⁷; при­ня­лись сове­щать­ся о том, как защи­тить Город, а во гла­ве все­го дела поста­ви­ли пре­то­ра Пуб­лия Сем­п­ро­ния.

(5) Толь­ко доне­се­ние кон­су­ла Луция Волум­ния с вестью, что разо­ри­те­ли Кам­па­нии пере­би­ты и рас­се­я­ны, уме­ри­ло заботы сена­та. (6) Так что в честь кон­су­ла за успеш­ный исход вой­ны и ради отме­ны закры­тия судов, длив­ше­го­ся восем­на­дцать дней, было устро­е­но бла­годар­ст­вен­ное молеб­ст­вие, и было это молеб­ст­вие испол­не­но радо­сти. (7) Тогда пошла речь о том, как защи­тить обла­сти, опу­сто­шен­ные сам­ни­та­ми, и реше­но было с.477 выве­сти в Вес­ций­ской и Фалерн­ской окру­гах два посе­ле­ния, одно воз­ле устья реки Лирис, назван­ное Мин­тур­ны, дру­гое — в Вес­ций­ских лесах на гра­ни­це Фалерн­ских вла­де­ний, (8) где, гово­рят, был гре­че­ский город Сино­па, кото­рый поз­же рим­ские посе­лен­цы про­зва­ли Сину­эс­сой. (9) Народ­ным три­бу­нам вме­ни­ли в обя­зан­ность с одоб­ре­ния всех пле­бе­ев⁷⁸ пору­чить пре­то­ру Пуб­лию Сем­п­ро­нию назна­чить три­ум­ви­ров для выво­да посе­ле­ний в те места. (10) Нелег­ко было най­ти охот­ни­ков запи­сы­вать­ся в посе­лен­цы, ибо ясно было, что их отправ­ля­ют не зем­лю возде­лы­вать, а чуть ли не бес­смен­но сто­ять на стра­же во вра­же­ской обла­сти.

(11) Но от этих забот сена­ту при­шлось отвлечь­ся, пото­му что в Этру­рии вое­вать ста­ло мно­го тяже­лее, и от Аппия одно за дру­гим шли посла­ния с напо­ми­на­ни­я­ми не остав­лять без вни­ма­ния вол­не­ния в его обла­сти: (12) ведь уже четы­ре наро­да объ­еди­ня­ют силы — этрус­ки, сам­ни­ты, умб­ры и гал­лы, и в двух местах им при­шлось раз­бить свои лаге­ря, ибо столь гро­мад­ные пол­чи­ща не мог­ли втис­нуть­ся в один. (13) Из-за это­го и ради про­веде­ния выбо­ров (сро­ки уже подо­шли) кон­сул Волум­ний был ото­зван в Рим. Преж­де чем созвать цен­ту­рии для голо­со­ва­ния, он созвал народ­ную сход­ку и дол­го рас­ска­зы­вал о тяго­стях этрус­ской вой­ны: (14) уже тогда, когда он сам вме­сте с това­ри­щем вел там сов­мест­ные дей­ст­вия, подоб­ная вой­на была непо­силь­на для одно­го пол­ко­во­д­ца и одно­го вой­ска, а ведь с тех пор, гово­рят, доба­ви­лись еще умб­ры и гро­мад­ные пол­чи­ща гал­лов; (15) пусть же, гово­рил он, каж­дый пом­нит, что в этот день изби­ра­ют­ся кон­су­лы вести вой­ну про­тив четы­рех наро­дов. И если бы не уве­рен­ность, что народ рим­ский еди­но­душ­но избе­рет кон­су­лом того, кто ныне слы­вет бес­спор­но пер­вым из всех пол­ко­вод­цев, он бы тот­час сам назна­чил его дик­та­то­ром.

22. (1) Ни у кого не было сомне­ний, что еди­но­глас­ное избра­ние пред­сто­ит Квин­ту Фабию; в голо­со­ва­нии и пре­ро­га­тив­ных, и всех пер­вых цен­ту­рий Фабий был вме­сте с Луци­ем Волум­ни­ем объ­яв­лен кон­су­лом [295 г.]. (2) Фабий про­из­нес речь, такую же, как и дву­мя года­ми ранее⁷⁹; но потом, усту­пая все­об­ще­му еди­но­ду­шию, стал под конец про­сить себе в това­ри­щи Пуб­лия Деция: (3) он-де будет опо­рой его ста­ро­сти. В сов­мест­ном с ним цен­зор­стве и дву­крат­ном кон­суль­стве он познал, что нет ниче­го надеж­нее для защи­ты обще­го дела, чем согла­сие в това­ри­щах; и в его воз­расте он едва ли уже смо­жет делить власть с новым чело­ве­ком (4) — ведь куда про­ще сове­то­вать­ся с чело­ве­ком, нрав кото­ро­го уже зна­ешь. Кон­сул при­со­еди­нил­ся к его речам. Он воздал Пуб­лию Децию подо­баю­щие хва­лы, ска­зал, какое бла­го в воен­ном деле — согла­сие кон­су­лов, и какое зло — их несо­гла­сие, (5) и напом­нил, как едва не обер­ну­лась поги­бе­лью недав­няя его ссо­ра с това­ри­щем по кон­суль­ству⁸⁰. (6) Деций с Фаби­ем, про­дол­жал он, живут еди­ной душой и с.478 помыс­ла­ми, слов­но оба рож­де­ны для рат­но­го дела, в подви­гах они — герои, а в сло­вес­ных состя­за­ни­ях и ухищ­ре­ни­ях не искус­ни­ки. (7) Тако­вы и долж­ны быть кон­су­лы; а кто ловок и смыш­лен в зако­нах и крас­но­ре­чии, вро­де Аппия Клав­дия, тех надо изби­рать пре­то­ра­ми для отправ­ле­ния пра­во­судия, чтоб они началь­ст­во­ва­ли в Горо­де и на фору­ме. (8) В этих пре­ни­ях про­шел день. Назав­тра по рас­по­ря­же­нию кон­су­ла состо­я­лись и кон­суль­ские и пре­тор­ские выбо­ры. (9) Кон­су­ла­ми ста­ли Квинт Фабий и Пуб­лий Деций, а пре­то­ром — Аппий Клав­дий, все трое — заоч­но; а воен­ные пол­но­мо­чия Луция Волум­ния, соглас­но поста­нов­ле­нию сена­та и реше­нию наро­да, были про­дле­ны еще на год.

23. (1) В тот год было мно­го гроз­ных зна­ме­ний, и сенат для отвра­ще­ния зла назна­чил двух­днев­ное молеб­ст­вие; (2) из каз­ны были розда­ны вино для воз­ли­я­ний и смо­ла для вос­ку­ре­нии, и мно­го­люд­ные тол­пы муж­чин и жен­щин отпра­ви­лись воз­но­сить молит­вы. (3) Молеб­ст­вия эти запом­ни­лись ссо­рой, слу­чив­шей­ся меж­ду мат­ро­на­ми в свя­ти­ли­ще Скром­но­сти Пат­ри­ци­ан­ской⁸¹, что на Бычьем рын­ке воз­ле круг­ло­го хра­ма Гер­ку­ле­са. (4) Мат­ро­ны не допу­сти­ли там к обрядам Вер­ги­нию дочь Авла за ее брак не с пат­ри­ци­ем, ведь она была из пат­ри­ци­ан­ско­го рода, но заму­жем за кон­су­лом из пле­бе­ев Луци­ем Волум­ни­ем. Крат­кий спор жен­ские стра­сти пре­вра­ти­ли в ярост­ное про­ти­во­бор­ство, (5) когда Вер­ги­ния с истин­ной гор­до­стью заяви­ла, что в храм Пат­ри­ци­ан­ской Скром­но­сти она вошла и как пат­ри­ци­ан­ка, и как скром­ни­ца, и как жена един­ст­вен­но­го мужа, за кото­ро­го ее выда­ли деви­цею, и не при­ста­ло ей сты­дить­ся ни его само­го, ни его долж­но­стей, ни его подви­гов. (6) Свои гор­дые сло­ва под­кре­пи­ла она слав­ным дея­ни­ем. На Дол­гой ули­це, где она жила, она выго­ро­ди­ла в сво­ем жили­ще место, доста­точ­но про­стор­ное для неболь­шо­го свя­ти­ли­ща, воз­двиг­ла там алтарь и, созвав пле­бей­ских мат­рон, посе­то­ва­ла на обиду от пат­ри­ци­а­нок и ска­за­ла: (7) «Этот алтарь я посвя­щаю Пле­бей­ской Скром­но­сти и при­зы­ваю вас, мат­ро­ны, так же состя­зать­ся меж собою в скром­но­сти, как мужи наше­го государ­ства — в доб­ле­сти; (8) поста­рай­тесь же, если это воз­мож­но, чтобы этот алтарь сла­вил­ся перед тем и свя­то­стью боль­шею, и почи­та­тель­ни­ца­ми чистей­ши­ми». (9) Алтарь этот чтил­ся почти по тому же чину, что и пер­вый, более древ­ний: толь­ко мат­ро­на, при­знан­ная без­упреч­но скром­ной и еди­но­брач­ной, име­ла пра­во при­но­сить на нем жерт­вы⁸². (10) Но потом нече­сти­вые слу­жи­те­ли сде­ла­ли это бого­слу­же­ние общедо­ступ­ным, при­чем не толь­ко для мат­рон, но для жен­щин вся­ко­го зва­ния, и нако­нец оно при­шло в упа­док.

(11) В том же году куруль­ные эди­лы Гней и Квинт Огуль­нии при­влек­ли к суду несколь­ких ростов­щи­ков⁸³; (12) их лиши­ли иму­ще­ства, и на день­ги, посту­пив­шие в каз­ну, поста­ви­ли мед­ные поро­ги на Капи­то­лии и сереб­ря­ные сосуды на три с.479 пре­сто­ла внут­ри хра­ма Юпи­те­ра, а так­же изва­я­ние Юпи­те­ра на колес­ни­це чет­вер­ней на вер­шине его хра­ма, а воз­ле Руми­наль­ской смо­ков­ни­цы⁸⁴ — изо­бра­же­ния мла­ден­цев — осно­ва­те­лей Горо­да у сос­цов вол­чи­цы, и, нако­нец, вымо­сти­ли теса­ным кам­нем доро­гу от Капен­ских ворот до Мар­со­ва хра­ма. (13) А пле­бей­ские эди­лы Луций Элий Пет и Гай Фуль­вий Курв тоже на день­ги, взя­тые пенею с осуж­ден­ных ското­вла­дель­цев⁸⁵, устро­и­ли игры и посвя­ти­ли в храм Цере­ры^86—87 золотые чаши.

24. (1) Здесь всту­па­ют в пятое свое кон­суль­ство Квинт Фабий и в чет­вер­тое — Пуб­лий Деций, стя­жав­шие в трех сов­мест­ных кон­суль­ствах и сов­мест­ном цен­зор­стве гром­кую сла­ву (2) не столь­ко дея­ни­я­ми, хоть дея­ния их были вели­ки, сколь­ко вза­им­ным согла­си­ем. Но не дано было ему оста­вать­ся неиз­мен­ным, хотя, дума­ет­ся, при­чи­ной было не лич­ное их сопер­ни­че­ство, а борь­ба сосло­вий, (3) ведь если пат­ри­ции доби­ва­лись, чтобы Фабий без жре­бия полу­чил вое­на­чаль­ство в Этру­рии, то пле­беи тре­бо­ва­ли от Деция наста­и­вать на жре­бии. (4) Так или ина­че в сена­те пошли пре­ния, и, когда Фабий взял там верх, дело было отда­но на суд наро­да.

Речи на собра­нии были недол­гие, как водит­ся сре­ди людей воен­ных, веря­щих боль­ше делам, а не сло­вам. (5) Фабий тол­ко­вал, что нехо­ро­шо, дескать, когда один поса­дил дере­во, а дру­гой соби­ра­ет его пло­ды; что это он, Фабий, про­шел Цими­ний­ский лес и про­ло­жил рим­ско­му ору­жию путь через непро­хо­ди­мую чащу. (6) К чему было тре­во­жить его в такие его годы, если наме­ре­ны пору­чить вой­ну дру­го­му вождю? Теперь куда как ясно, что он избрал себе про­тив­ни­ка, а не союз­ни­ка в началь­ст­во­ва­нии вой­ска­ми, — пере­хо­дит Фабий к упре­кам, — и что Децию опо­сты­ле­ло еди­но­ду­шие трех их сов­мест­ных кон­сульств. (7) В кон­це кон­цов, он не тре­бу­ет ниче­го, кро­ме отправ­ки его на вой­ну, раз уж он сочтен достой­ным быть вое­на­чаль­ни­ком; как под­чи­нил­ся он реше­нию сена­та, так под­чи­нит­ся и воле наро­да. (8) Пуб­лий Деций со сво­ей сто­ро­ны жало­вал­ся на без­за­ко­ние сена­та: покуда была воз­мож­ность, отцы что было сил ста­ра­лись не допу­стить пле­бе­ев к выс­шим долж­но­стям; (9) когда же доб­лесть сама заво­е­ва­ла пра­во быть почтен­ною в людях вся­ко­го зва­ния, нача­ли изыс­ки­вать спо­со­бы лишить силы не толь­ко глас наро­да, но даже волю слу­чая, под­чи­няя то и дру­гое вла­сти немно­гих. (10) До него, Деция, все кон­су­лы полу­ча­ли область воен­ных дей­ст­вий по жре­бию, а теперь вдруг сенат без жре­бия пору­ча­ет веде­ние вой­ны Фабию! (11) Если б это дела­лось из почте­ния, то у Фабия столь­ко заслуг и перед Деци­ем, и перед государ­ст­вом, что Деций сам бы руко­плес­кал сла­ве Квин­та Фабия, не слу­жи толь­ко блеск его вели­чия уни­же­нию дру­го­го. (12) Кому же невдо­мек, что когда тяж­кую и опас­ную вой­ну без жре­бия пору­ча­ют одно­му из кон­су­лов, то тем самым дру­го­го кон­су­ла объ­яв­ля­ют лиш­ним и ник­чем­ным? (13) Фабий с.480 про­слав­лен подви­га­ми в Этру­рии — Пуб­лий Деций тоже хочет там про­сла­вить­ся; и если Фабий оста­вил там тле­ю­щий огонь, столь­ко раз неожи­дан­но вспы­хи­вав­ший новым пожа­ром, — то, может быть, имен­но Децию суж­де­но его пога­сить? (14) Сло­вом, из ува­же­ния к летам и досто­ин­ству това­ри­ща он готов усту­пить ему и поче­сти, и награ­ды, но когда речь идет о борь­бе и опас­но­сти, он по сво­ей воле как не усту­пал, так и не усту­пит; (15) и даже если ниче­го не вый­дет из это­го сопро­тив­ле­ния, одно­го он заве­до­мо добьет­ся: чтобы народ­ные пол­но­мо­чия были во вла­сти наро­да, а не в мило­сти сена­та. (16) Он молит Юпи­те­ра Все­бла­го­го Вели­чай­ше­го и бес­смерт­ных богов дать ему с това­ри­щем по кон­суль­ству рав­ный жре­бий, то есть рав­ную доб­лесть и сча­стье в веде­нии вой­ны. (17) И конеч­но, если кон­су­ла­ми ста­нут мужи, из коих каж­дый может побед­но вести вой­ну с этрус­ка­ми, то это и по при­ро­де спра­вед­ли­во, и слу­жит доб­рым при­ме­ром, и спо­соб­ст­ву­ет сла­ве рим­ско­го наро­да. (18) Фабий же обра­тил­ся к рим­ско­му наро­ду с един­ст­вен­ной прось­бой: преж­де, чем три­бу­ны при­сту­пят к голо­со­ва­нию, пусть выслу­ша­ют доне­се­ния пре­то­ра Аппия Клав­дия из Этру­рии, и после этих слов поки­нул собра­ние. И тогда народ не менее еди­но­душ­но, чем сенат, поста­но­вил без жре­бия пору­чить Фабию вой­ну в Этру­рии.

25. (1) Тогда почти вся моло­дежь сбе­жа­лась к кон­су­лу Фабию, и каж­дый спе­шил назвать себя по име­ни — так силь­но хоте­лось им слу­жить под его нача­лом. (2) Окру­жен­ный этой тол­пою, Фабий ска­зал: «Я наме­рен набрать не более четы­рех тысяч пехо­тин­цев и шести­сот всад­ни­ков; кто запи­шет­ся сего­дня и зав­тра, тех я и пове­ду с собою. (3) Я не о том думаю, чтобы выве­сти на вой­ну мно­го­чис­лен­ное вой­ско, а боль­ше о том, чтобы при­ве­сти всех назад с боль­шой добы­чей». (4) Этим отка­зом от желан­но­го обыч­но мно­го­люд­ства вну­шив вой­ску надеж­ду и уве­рен­ность, он дви­нул послуш­ное вой­ско к кре­по­сти Ахар­на⁸⁸, воз­ле кото­рой нахо­дил­ся непри­я­тель, и подо­шел к лаге­рю Аппия Клав­дия. (5) В несколь­ких милях от лаге­ря навстре­чу ему попа­лись дро­во­се­ки с охра­ной. Завидев шест­ву­ю­щих впе­ре­ди лик­то­ров и узнав, что Фабий стал кон­су­лом, они с бур­ной радо­стью воз­бла­го­да­ри­ли богов и рим­ский народ за то, что имен­но Фабия посла­ли к ним вое­на­чаль­ни­ком. (6) А когда, обсту­пив со всех сто­рон, они при­вет­ст­во­ва­ли кон­су­ла, тот спро­сил, куда они дер­жат путь, и, услы­шав, что за дро­ва­ми, ска­зал: «Быть это­го не может! Раз­ве у вас нет часто­ко­ла вокруг лаге­ря?» (7) И когда на это ему закри­ча­ли, что есть и часто­кол двой­ной, и рвы, и все рав­но очень страш­но, Фабий про­из­нес такие сло­ва: «В таком слу­чае дров у вас хва­та­ет: сту­пай­те и выдер­ни­те часто­кол». (8) Те воз­вра­ти­лись в лагерь и ста­ли выдер­ги­вать там часто­кол, нагнав стра­ху и на вои­нов, остав­ших­ся в лаге­ре, и на само­го Аппия: (9) каж­дый объ­яв­лял дру­гим, что это с.481 дела­ет­ся по при­ка­зу само­го Квин­та Фабия. На дру­гой день лагерь снял­ся с места, а пре­тор Аппий был ото­слан в Рим. (10) С это­го вре­ме­ни рим­ляне нигде не раз­би­ва­ли посто­ян­но­го лаге­ря. Фабий счи­тал, что вои­нам вред­но сидеть на одном месте: пере­хо­ды и пере­ме­на мест дела­ют их подвиж­ней и креп­че. Но пере­хо­ды были, конеч­но, таки­ми, какие воз­мож­ны, когда зима еще не кон­чи­лась.

(11) А с нача­лом вес­ны, оста­вив вто­рой леги­он воз­ле Клу­зия, кото­рый в древ­но­сти назы­ва­ли Камарс, и поста­вив во гла­ве лаге­ря про­пре­то­ра⁸⁹ Луция Сци­пи­о­на, сам Фабий воз­вра­тил­ся в Рим для сове­ща­ния о веде­нии вой­ны, (12) — то ли по вызо­ву от сена­та, то ли по соб­ст­вен­ной воле, пред­видя вой­ну более тяже­лую, чем каза­лось по слу­хам; и о том и о дру­гом есть свиде­тель­ства. (13) Неко­то­рым хочет­ся пред­ста­вить дело так, буд­то это пре­тор Аппий Клав­дий вызвал его в Рим, рас­пи­сав и перед сена­том, и перед наро­дом ужа­сы этрус­ской вой­ны, что он и преж­де посто­ян­но делал в сво­их доне­се­ни­ях: мол, одно­го вое­на­чаль­ни­ка и одно­го вой­ска про­тив четы­рех наро­дов будет недо­ста­точ­но; (14) уда­рят ли вра­ги соеди­нен­ны­ми сила­ми на одно из войск, нач­нут ли вести вой­ну в раз­ных местах, чтобы не поспеть было одно­му кон­су­лу сра­зу всюду, — опас­ность оди­на­ко­ва. (15) Сам он оста­вил в Этру­рии два рим­ских леги­о­на да с Фаби­ем при­бы­ли не более пяти тысяч чело­век пехоты и кон­ни­цы. Теперь, по его мне­нию, кон­су­лу Пуб­лию Децию нуж­но при пер­вой воз­мож­но­сти тоже отпра­вить­ся в Этру­рию к това­ри­щу, а Сам­ний оста­вить Луцию Волум­нию; (16) если же кон­сул пред­по­чтет отпра­вить­ся в свою область, то в Этру­рию к кон­су­лу пусть идет Волум­ний с вой­ском, какое обыч­но быва­ет у кон­су­лов. (17) На боль­шин­ство речь пре­то­ра про­из­ве­ла впе­чат­ле­ние, и толь­ко Пуб­лий Деций, гово­рят, заявил, что все долж­но остать­ся, как есть, пока Квинт Фабий либо сам не явит­ся в Рим, — если это не будет во вред обще­му бла­гу — либо не при­шлет кого-нибудь из лега­тов, (18) чтобы сенат мог допо­д­лин­но узнать, сколь опас­на этрус­ская вой­на, каких сил она тре­бу­ет и сколь­ких пред­во­ди­те­лей.

26. (1) И вот Фабий, явив­шись в Рим, пред­став и перед сена­том и перед наро­дом, сво­ей сдер­жан­но­стью дал понять, что он не пре­уве­ли­чи­ва­ет и не пре­умень­ша­ет опас­но­сти вой­ны, а еще одно­го вое­на­чаль­ни­ка готов при­нять не из-за тре­во­ги о себе или о государ­стве, но ради снис­хож­де­ния к чужим стра­хам. (2) Но коль ско­ро ему при­да­ют кого-то, чтобы делить с ним тяготы вой­ны и бре­мя вла­сти, то может ли он забыть о Пуб­лии Деции, испы­тан­ном това­ри­ще столь­ких кон­сульств?⁹⁰ (3) Нет нико­го, с кем он пред­по­чел бы быть в паре. С Пуб­ли­ем Деци­ем ему все­гда будет хва­тать вои­нов и нико­гда не будет слиш­ком мно­го­чис­лен­ным непри­я­тель; если же това­рищ пред­по­чтет иное, то пусть дадут ему в помощ­ни­ки Луция Волум­ния. с.482 (4) Сенат, народ и даже това­рищ по кон­суль­ству пре­до­ста­ви­ли все на усмот­ре­ние Фабия, и когда Пуб­лий Деций заявил, что рав­но готов отпра­вить­ся хоть в Сам­ний, хоть в Этру­рию, такая была радость и такое тор­же­ство, слов­но заго­дя празд­но­ва­ли победу и три­умф, а не отправ­ля­ли кон­су­лов на вой­ну.

(5) У неко­то­рых писа­те­лей мы чита­ем, что Фабий и Деций отпра­ви­лись в Этру­рию тот­час по вступ­ле­нии в кон­суль­ство, при­чем ни о жре­бии, ни о выше­опи­сан­ных спо­рах това­ри­щей по долж­но­сти не упо­ми­на­ет­ся. (6) Зато дру­гим мало было рас­ска­зать об этих раздо­рах и они добав­ля­ют, как Аппий заоч­но обви­нял Фабия перед наро­дом⁹¹ и как он, пре­тор, сопро­тив­лял­ся кон­су­лу по при­езде его в Рим, и еще одну ссо­ру меж­ду кон­су­ла­ми, когда Деций наста­и­вал, чтобы каж­дый защи­щал ту область, кото­рая доста­лась ему по жре­бию. (7) Досто­вер­но обсто­я­тель­ства извест­ны лишь с того вре­ме­ни, когда оба кон­су­ла отпра­ви­лись на вой­ну.

Одна­ко, преж­де чем кон­су­лы достиг­ли Этру­рии, несмет­ные пол­чи­ща сенон­ских гал­лов, явив­шись к Клу­зию, оса­ди­ли рим­ский леги­он в его лаге­ре. (8) Сци­пи­он, сто­яв­ший во гла­ве лаге­ря, решил, что мало­чис­лен­ность его вои­нов сле­ду­ет воз­ме­стить выгод­ным поло­же­ни­ем, и повел вой­ско на холм меж­ду горо­дом и лаге­рем. (9) Но от поспеш­но­сти он не раз­ведал тол­ком доро­ги и взо­брал­ся на вер­ши­ну, уже заня­тую непри­я­те­лем, под­няв­шим­ся с дру­гой сто­ро­ны. Так что на леги­он обру­шил­ся удар с тыла, и тес­ни­мые ото­всюду вои­ны ока­за­лись во вра­же­ском коль­це. (10) Судя по неко­то­рым сочи­ни­те­лям, леги­он там и погиб, при­чем не спас­ся ни один чело­век, чтоб хотя бы сооб­щить об этом несча­стье, (11) и весть о нем дошла до кон­су­лов, быв­ших уже неда­ле­ко от Клу­зия, лишь когда они завиде­ли галль­ских всад­ни­ков: на груди их коней бол­та­лись голо­вы, голо­вы тор­ча­ли на пиках, а сами всад­ни­ки по сво­е­му обы­чаю гор­ла­ни­ли побед­ные пес­ни. (12) А неко­то­рые сооб­ща­ют, буд­то это были умб­ры, а не гал­лы, и не такое уж это было для рим­лян пора­же­ние: про­сто, когда несколь­ко вои­нов во гла­ве с лега­том Луци­ем Ман­ли­ем Торк­ва­том⁹² отпра­ви­лись за про­до­воль­ст­ви­ем, они были окру­же­ны, про­пре­тор Сци­пи­он дви­нул­ся из лаге­ря им на выруч­ку, бит­ва воз­об­но­ви­лась и, победив­шие было умб­ры раз­гром­ле­ны, а плен­ни­ки и добы­ча отби­ты. (13) Все же более веро­ят­но, что пора­же­ние нанес­ли гал­лы, а не умб­ры, ибо в этом году, как не раз и преж­де, граж­дане осо­бен­но боя­лись напа­де­ния гал­лов. (14) Вот поче­му не толь­ко оба кон­су­ла отпра­ви­лись на вой­ну с четырь­мя леги­о­на­ми и мно­го­чис­лен­ной рим­ской кон­ни­цей, с тыся­чей сна­ря­жен­ных на эту вой­ну отбор­ных кам­пан­ских всад­ни­ков и еще с вой­ском союз­ни­ков и лати­нов, пре­вы­шав­шим по чис­лен­но­сти рим­ское вой­ско, (15) но и два дру­гих вой­ска были постав­ле­ны для защи­ты от этрус­ков непо­да­ле­ку от Горо­да: одно у фалис­ков, дру­гое близ Вати­ка­на. Гней Фуль­вий с.483 и Луций Посту­мий Мегелл, оба про­пре­то­ры, полу­чи­ли при­каз раз­бить в этих местах посто­ян­ные лаге­ри.

27. (1) Пере­ва­лив Апен­ни­ны, в окрест­но­стях Сен­ти­на кон­су­лы встре­ти­ли про­тив­ни­ка. Там на рас­сто­я­нии от него при­мер­но в четы­ре мили раз­би­ли лагерь. (2) Вра­ги тем вре­ме­нем, посо­ве­щав­шись меж­ду собой, реши­ли не сме­ши­вать­ся всем в одном лаге­ре и не выхо­дить на бой всем одно­вре­мен­но; (3) сам­ни­ты соеди­ни­лись с гал­ла­ми, этрус­ки с умб­ра­ми. Назна­чи­ли и день бит­вы: сам­ни­ты и гал­лы долж­ны были завя­зать сра­же­ние, а этрус­ки и умб­ры в раз­гар боя напасть на рим­ский лагерь. (4) Этим наме­ре­ни­ям поме­ша­ли, одна­ко, три пере­беж­чи­ка из Клу­зия, про­брав­ши­е­ся тай­ком под покро­вом ночи к кон­су­лу Фабию; узнав от них вра­же­ский замы­сел, их ода­ри­ли и ото­сла­ли назад выведы­вать и доно­сить о вся­ком новом вра­же­ском реше­нии. (5) Фуль­вию и Посту­мию кон­су­лы отправ­ля­ют пись­мен­ный при­каз дви­гать­ся с вой­ска­ми из Фалиск­ской и Вати­кан­ской окру­ги к Клу­зию, бес­по­щад­но разо­ряя при этом вра­же­ские зем­ли. (6) Слух об этих разо­ре­ни­ях заста­вил этрус­ков поспе­шить из Сен­тин­ской окру­ги на защи­ту сво­их вла­де­ний. Тогда-то кон­су­лы и дви­ну­ли вой­ска, чтобы дать сра­же­ние в отсут­ст­вие этрус­ков. (7) Два дня, напа­дая, драз­ни­ли непри­я­те­ля, но за два эти дня не совер­ши­лось ниче­го достой­но­го упо­ми­на­ния, лишь несколь­ко чело­век с обе­их сто­рон было уби­то: не столь­ко победа тут реша­лась, сколь­ко вои­ны раз­за­до­ри­ва­лись для насто­я­щей бит­вы. На тре­тий день все силы про­тив­ни­ков вышли на поле боя.

(8) Когда оба вой­ска ста­ли, гото­вые к бит­ве, пря­ну­ла⁹³ с горы лань, спа­са­ясь от вол­ка, и про­мча­лась по полю меж тем и дру­гим стро­ем; потом зве­ри бро­си­лись бежать в раз­ные сто­ро­ны — лань к гал­лам, а волк — к рим­ля­нам. Вол­ку откры­ли про­ход сквозь ряды, лань же была зако­лота гал­ла­ми. (9) Тогда один из рим­ских пере­до­вых бой­цов объ­явил: «Бег­ство и гибель отвра­ти­лись туда, где вы види­те повер­жен­ной свя­щен­ную тварь Диа­ны⁹⁴; здесь же Мар­сов волк-победи­тель⁹⁵, целый и невреди­мый, напо­ми­на­ет нам о Мар­со­вом пле­ме­ни и об осно­ва­те­ле наше­го Горо­да⁹⁶».

(10) Пра­вое кры­ло заня­ли гал­лы, левое — сам­ни­ты. На пра­вом кры­ле про­тив сам­ни­тов Квинт Фабий поста­вил пер­вый и тре­тий леги­о­ны, на левом про­тив гал­лов — Деций выстро­ил пятый и шестой. (11) Вто­рой и чет­вер­тый леги­о­ны во гла­ве с про­кон­су­лом Луци­ем Волум­ни­ем вое­ва­ли в Сам­нии.

Пона­ча­лу силы в бою были точь-в-точь рав­ны­ми, так что, ока­жись тут в строю ли или в лаге­ре этрус­ки и умб­ры, там, куда бы они уда­ри­ли, рим­ля­нам не мино­вать пора­же­ния.

28. (1) Надо ска­зать, что хотя рат­ный Марс оста­вал­ся ко всем рав­но суро­вым, а Судь­ба не пока­зы­ва­ла, кому она даст пере­вес, все же на пра­вом и на левом кры­ле бит­ва шла по-раз­но­му. (2) Под нача­лом Фабия рим­ляне ско­рей отра­жа­ли с.484 напа­де­ние, а не сами напа­да­ли и затя­ги­ва­ли бит­ву сколь мож­но доль­ше, ибо вождь их знал твер­до: (3) и сам­ни­ты и гал­лы храб­ры в пер­вой схват­ке, и надо толь­ко выдер­жать этот их натиск; если же бит­ва затя­нет­ся, ярость сам­ни­тов мало-пома­лу осла­бе­ет, (4) а силы гал­лов, совер­шен­но не спо­соб­ных тер­петь жару и уста­лость, тают на гла­зах: в нача­ле бит­вы они силь­нее мужей, в кон­це сла­бее жен­щин. (5) Так что он ста­рал­ся как мог сохра­нить силы вои­нов све­жи­ми, дожи­да­ясь сро­ка, когда враг обыч­но начи­нал под­да­вать­ся. (6) Но Деций, в его воз­расте и при его отва­ге, склон­ный к более реши­тель­ным дей­ст­ви­ям, сра­зу же бро­сил в бит­ву все быв­шие в его рас­по­ря­же­нии силы. А когда пешая бит­ва пока­за­лась ему слиш­ком вялой, он бро­са­ет в бой кон­ни­цу (7) и, при­со­еди­нясь к самым отча­ян­ным отрядам юнцов, при­зы­ва­ет цвет моло­де­жи вме­сте с ним уда­рить на вра­га: двой­ная, мол, сла­ва их ждет, если победа при­дет и с лево­го кры­ла, и бла­го­да­ря кон­ни­це. (8) Два­жды отра­зи­ли они натиск галль­ской кон­ни­цы, но когда во вто­рой раз слиш­ком ото­рва­лись от сво­их и сра­жа­лись уже в самой гуще вра­гов, их устра­ши­ло небы­ва­лое еще напа­де­ние: (9) воору­жен­ные вра­ги, стоя на колес­ни­цах и теле­гах, дви­ну­лись на них под оглу­ши­тель­ный топот копыт и гро­хот колес и напу­га­ли рим­ских коней, непри­выч­ных к тако­му шуму. (10) Буд­то обе­зу­мев, рас­се­я­лась победо­нос­ная рим­ская кон­ни­ца: опро­ме­тью мчась прочь, пада­ли наземь и кони и люди. (11) Заме­ша­тель­ство пере­ки­ну­лось оттуда и на сами леги­о­ны, и мно­го пере­до­вых бой­цов погиб­ло под копы­та­ми коней и коле­са­ми телег, про­мчав­ших­ся вдоль строя, а сле­дом и галль­ская пехота, видя испуг про­тив­ни­ка, не дава­ла ни вздох­нуть, ни опом­нить­ся.

(12) Деций стал кри­чать сво­им, куда, мол, бежи­те, что сулит вам бег­ство? Он пре­граж­дал доро­гу отсту­пав­шим и скли­кал рас­се­яв­ших­ся. Нако­нец, видя, что рас­те­рян­ных ничем не сдер­жать, (13) Пуб­лий Деций, воз­звав по име­ни к сво­е­му отцу, вос­клик­нул так: «Зачем мне отла­гать долее испол­не­нье семей­но­го рока? Нам на роду напи­са­но при­но­сить себя в жерт­ву ради избав­ле­ния от общей опас­но­сти. Вот и я пре­дам на закла­ние в жерт­ву Зем­ле и богам пре­ис­под­ней само­го себя вме­сте с вра­жьи­ми ратя­ми!» (14) С эти­ми сло­ва­ми он при­ка­зы­ва­ет пон­ти­фи­ку Мар­ку Ливию (кото­ро­му, выхо­дя на бой, велел неот­луч­но быть при себе) про­из­но­сить сло­ва, чтобы он, повто­ряя их, обрек себя и вра­же­ские леги­о­ны за вой­ско рим­ско­го наро­да кви­ри­тов. (15) И обрек­ши себя теми же закли­на­ни­я­ми и в том же обла­че­нии, как и роди­тель его, Пуб­лий Деций^97—98, при­ка­зал обречь себя на Везе­ре в латин­ской войне, (16) он при­ба­вил к поло­жен­ным про­кля­ти­ям, что будет гнать впе­ре­ди себя ужас и бег­ство, кровь и поги­бель⁹⁹, гнев небес­ных богов и под­зем­ных и (17) обра­тит зло­ве­щие про­кля­тия на зна­ме­на, ору­жие и доспе­хи вра­гов, а место его гибе­ли будет местом истреб­ле­ния гал­лов и сам­ни­тов. с.485 (18) С эти­ми про­кля­ти­я­ми и себе и вра­гам он пустил коня туда, где при­ме­тил, что гал­лы сто­ят все­го плот­нее, и, бро­сив­шись сам на выстав­лен­ные копья, встре­тил свою смерть.

29. (1) С это­го мгно­ве­ния бит­ва пере­ста­ла похо­дить на дело рук чело­ве­че­ских. Поте­ряв­ши вождя, что обыч­но ведет к смя­те­нию, рим­ляне пре­кра­ти­ли бег­ство и воз­на­ме­ри­лись начать бой сыз­но­ва. (2) Гал­лы же, осо­бен­но сгрудив­ши­е­ся тол­пой воз­ле тела кон­су­ла, слов­но обе­зу­мев, мета­ли свои копья и стре­лы в пустоту, а иные цепе­не­ли, забыв и о бит­ве, и о бег­стве. (3) На рим­ской же сто­роне пон­ти­фик Ливий, кото­ро­му Деций пере­дал сво­их лик­то­ров и при­ка­зал остать­ся за пре­то­ра, стал гром­ко кри­чать, что победа — за рим­ля­на­ми, (4) а гал­лы и сам­ни­ты смер­тью кон­су­ла обре­че­ны теперь Мате­ри Зем­ле и богам пре­ис­под­ней, что Деций вле­чет и зовет за собою обре­чен­ное вме­сте с ним вой­ско, и все у вра­гов испол­не­но безу­мия и ужа­са. (5) Пока рим­ляне вос­ста­нав­ли­ва­ли бое­вой строй, к ним подо­спе­ли Луций Кор­не­лий Сци­пи­он и Гай Мар­ций, послан­ные това­ри­щу на под­мо­гу по при­ка­зу Квин­та Фабия с под­креп­ле­ни­я­ми из зад­них рядов вой­ска. Здесь им ста­ла извест­на судь­ба Пуб­лия Деция, побуж­даю­щая дер­зать на все ради обще­го дела. (6) И вот, хотя гал­лы, выста­вив перед собою щиты, сто­я­ли сомкну­тым стро­ем и ясно было, что руко­паш­ная будет нелег­кой, тем не менее по при­ка­зу лега­тов вои­ны подо­бра­ли копья, усе­яв­шие зем­лю меж­ду тем и дру­гим вой­ском и мет­ну­ли их во вра­же­скую «чере­па­ху»¹⁰⁰; (7) мно­го копий вон­зи­лось в щиты, а неко­то­рые даже в самые тела вра­гов, и клин их раз­ва­лил­ся, при­чем пова­ли­лось мно­го не ране­ных даже, а толь­ко оглу­шен­ных. Так пере­мен­чи­во было на левом кры­ле сча­стье рим­лян.

(8) На пра­вом же кры­ле Фабий, как было ска­за­но, весь день тянул вре­мя; а потом, когда уже ста­ло ясно, что и кри­ки вра­гов, и натиск их, и уда­ры их дро­ти­ков поте­ря­ли преж­нюю силу, (9) он при­ка­зал началь­ни­кам кон­ни­цы вести отряды в обход сам­нит­ско­го кры­ла, чтобы по зна­ку уда­рить на них сбо­ку всею силою; леги­о­не­рам же сво­им Фабий при­ка­зал шаг за шагом про­дви­гать­ся впе­ред и тес­нить вра­га. (10) Увидев, что непри­я­тель не сопро­тив­ля­ет­ся и явно измотан, он стя­нул все силы, какие сбе­ре­гал до вре­ме­ни, и устре­мил леги­о­ны впе­ред, а кон­ни­це дал знак бро­сить­ся на вра­га. (11) И сам­ни­ты не выдер­жа­ли натис­ка: мимо галль­ско­го вой­ска, бро­сив в опас­но­сти союз­ни­ков, они врас­сып­ную побе­жа­ли к лаге­рю. (12) Гал­лы же выстро­и­лись «чере­па­хой» и про­дол­жа­ли сто­ять пле­чо к пле­чу. Тут Фабий, узнав о смер­ти това­ри­ща, при­ка­зы­ва­ет отряду кам­пан­цев — око­ло пяти­сот всад­ни­ков — поки­нуть строй и, зай­дя гал­лам в тыл, напасть на их вой­ско, (13) а за ними идти прин­ци­пам¹⁰¹ третье­го леги­о­на и, где увидят заме­ша­тель­ство во вра­же­ских рядах под натис­ком кон­ни­цы, туда уда­рить и рубить дрог­нув­ших про­тив­ни­ков. (14) Сам же Фабий, дав обет с.486 посвя­тить храм и вра­же­ские доспе­хи Юпи­те­ру Победи­те­лю¹⁰², напра­вил­ся к сам­нит­ско­му лаге­рю, куда сте­ка­лись тол­пы охва­чен­ных стра­хом сам­ни­тов. (15) У само­го вала те, кого оттес­ни­ла тол­па сопле­мен­ни­ков, — ведь такие пол­чи­ща не мог­ли разом про­тис­нуть­ся в ворота — попы­та­лись отби­вать­ся; (16) здесь пал сам­нит­ский пол­ко­во­дец Гел­лий Эгна­ций. Нако­нец сам­ни­тов загна­ли за вал, и после корот­кой борь­бы лагерь был взят, а гал­лов обо­шли с тыла. (17) Два­дцать пять тысяч непри­я­те­лей было пере­би­то в этот день, восемь тысяч попа­ло в плен. Но победа не была бес­кров­ной: (18) из вой­ска Деция полег­ло семь тысяч, а из Фаби­е­ва — тыся­ча семь­сот. Фабий разо­слал людей на поис­ки тела това­ри­ща и, сло­жив в кучу вра­же­ские доспе­хи и ору­жие, сжег¹⁰³ их в жерт­ву Юпи­те­ру Победи­те­лю. (19) Отыс­кать тело кон­су­ла в тот день не уда­лось, так как оно было погре­бе­но под грудой повер­жен­ных гал­лов; но на дру­гой день его нашли, при­нес­ли в лагерь и опла­ка­ли всем воин­ст­вом. (20) И тут, отло­жив все дру­гие заботы, Фабий устро­ил похо­ро­ны това­ри­ща со все­ми поче­стя­ми и хва­леб­ны­ми реча­ми, какие тот заслу­жил по пра­ву.

30. (1) В те же дни и в Этру­рии про­пре­тор Гней Фуль­вий испол­нил дан­ное ему пору­че­ние и не толь­ко учи­нил страш­ное разо­ре­ние на зем­лях непри­я­те­ля, но даже нанес ему сокру­ши­тель­ное пора­же­ние в бит­ве, (2) в кото­рой перу­зий­цы и клу­зий­цы поте­ря­ли более трех тысяч уби­ты­ми и лиши­лись два­дца­ти воен­ных зна­мен. (3) А сам­нит­ское вой­ско, спа­сав­ше­е­ся бег­ст­вом через пелиг­ни­й­ские зем­ли, окру­жи­ли пелиг­ны и из пяти тысяч бег­ле­цов око­ло тыся­чи было пере­би­то.

(4) Даже если неукос­ни­тель­но дер­жать­ся исти­ны, вели­ка сла­ва бит­вы, быв­шей в тот день при Сен­тине. (5) Но у неко­то­рых сочи­ни­те­лей пре­уве­ли­че­ния выхо­дят за грань прав­до­по­доб­но­го: они пишут, что во вра­же­ском вой­ске было шесть­сот тысяч пехо­тин­цев, сорок шесть тысяч всад­ни­ков и две тыся­чи пово­зок, вклю­чая, конеч­но, силы умбров и тус­ков, кото­рые, мол, тоже участ­во­ва­ли в бит­ве. (6) А чтобы пре­уве­ли­чить и рим­ские силы, они при­ба­ви­ли к вождям-кон­су­лам про­кон­су­ла Луция Волум­ния и вой­ско его — к кон­суль­ским леги­о­нам. (7) В боль­шин­стве же лето­пи­сей победа эта при­пи­са­на двум кон­су­лам; а Волум­ний тем вре­ме­нем вел вой­ну в Сам­нии, загнал сам­нит­ское вой­ско на Тиферн­скую гору и там, не испу­гав­шись невы­год­но­го сво­его поло­же­ния, сумел раз­бить вра­га и обра­тить его в бег­ство.

(8) Квинт Фабий, оста­вив Деци­е­во вой­ско охра­нять Этру­рию, при­вел свои леги­о­ны в Город и спра­вил три­умф над гал­ла­ми, этрус­ка­ми и сам­ни­та­ми. (9) Вои­ны шли сле­дом и в гру­бо­ва­тых несклад­ных сво­их песен­ках¹⁰⁴ вос­хва­ля­ли победу Квин­та Фабия и не мень­ше того — слав­ную смерть Пуб­лия Деция, и, поми­ная об отце в похва­лах сыну, рав­ня­ли гибель его, кон­су­ла и чело­ве­ка, с подви­гом роди­те­ля. (10) Вои­нам разда­ли из добы­чи с.487 по восемь­де­сят два асса, дорож­ные пла­щи и туни­ки, что по тем вре­ме­нам было щед­рой награ­дою за воен­ную служ­бу.

31. (1) Но и после всех этих успе­хов все еще ни с сам­ни­та­ми, ни в Этру­рии не было мира. Дело в том, что перу­зий­цы после отво­да кон­суль­ско­го вой­ска сно­ва зате­я­ли вой­ну, (2) а сам­ни­ты отпра­ви­лись на раз­бой частью в вес­ций­скую и фор­ми­ан­скую зем­лю, частью в Эзер­нин­скую окру­гу и обла­сти по реке Воль­тур­ну; (3) про­тив них посла­ли пре­то­ра Аппия Клав­дия с Деци­е­вым вой­ском. Во вновь вос­став­шей Этру­рии Фабий истре­бил четы­ре с поло­ви­ной тыся­чи перу­зий­цев и око­ло тыся­чи семи­сот соро­ка захва­тил в плен; (4) за каж­до­го плен­но­го взя­ли выкуп — по три­ста десять ассов, а вся про­чая добы­ча доста­лась вои­нам. (5) Леги­о­ны сам­ни­тов, одни из кото­рых пре­сле­до­вал пре­тор Аппий Клав­дий, а дру­гие — про­кон­сул Луций Волум­ний, собра­лись на Стел­лат­ском поле и все вме­сте рас­по­ло­жи­лись там воз­ле Кай­а­тии. Аппий и Волум­ний тоже соеди­ни­ли свои лаге­ря. (6) Про­тив­ни­ки бились с край­ним оже­сто­че­ни­ем; одних воз­буж­дал гнев про­тив тех, кто вновь и вновь под­ни­мал мятеж, а дру­гие сра­жа­лись уже за послед­нюю свою надеж­ду. (7) Там пали шест­на­дцать тысяч три­ста сам­ни­тов и две тыся­чи семь­сот попа­ло в плен, а рим­ское вой­ско поте­ря­ло две тыся­чи семь­сот вои­нов.

(8) На войне этот год при­нес уда­чу, но его омра­чал мор и тре­вож­ные зна­ме­ния. Сооб­ща­ют, что зем­ля во мно­гих местах про­се­ла, а в вой­ске Аппия мно­гих пора­зи­ло мол­нией. По все­му по это­му при­шлось обра­тить­ся к Сивил­ли­ным кни­гам. (9) В тот же год сын кон­су­ла¹⁰⁵ Квинт Фабий Гур­гит взыс­кал по суду день­ги с несколь­ких мат­рон, обви­нен­ных перед наро­дом в пре­лю­бо­де­я­нии; взыс­кан­ные пенею сред­ства он употре­бил на построй­ку хра­ма Вене­ры¹⁰⁶, того, что рядом с Цир­ком.

(10) Теперь впе­ре­ди у нас сно­ва сам­нит­ские вой­ны. Уже в четы­рех кни­гах, охва­ты­ваю­щих сорок шесть лет, начи­ная с кон­суль­ства Мар­ка Вале­рия и Авла Кор­не­лия¹⁰⁷, кото­рым пер­вым при­шлось вторг­нуть­ся в Сам­ний, мы непре­рыв­но ведем речь об этих вой­нах. (11) Пусть даже я умол­чу о бед­ст­ви­ях и стра­да­ни­ях обо­их наро­дов, за дол­гие годы так и не сло­мив­ших эти непре­клон­ные серд­ца; (12) но ведь толь­ко за минув­ший год сам­ни­ты вме­сте с при­со­еди­нив­ши­ми­ся к их леги­о­нам ино­пле­мен­ни­ка­ми были наго­ло­ву раз­би­ты четырь­мя рим­ски­ми вой­ска­ми и вождя­ми: при Сен­тине, на зем­лях пелиг­нов, у горы Тифер­на и на Стел­лат­ских полях; (13) они поте­ря­ли само­го про­слав­лен­но­го вое­на­чаль­ни­ка сво­его наро­да; им при­шлось увидеть, как их союз­ни­ки в войне — этрус­ки, умб­ры, гал­лы — тер­пят ту же участь, что и они сами; (14) и уже не мог­ли они дер­жать­ся ни соб­ст­вен­ны­ми сила­ми, ни сто­рон­ней помо­щью; и все-таки они не отка­за­лись от вой­ны. Вот как пре­ти­ла им сво­бо­да, кото­рой не уда­лось защи­тить со сла­вою, вот насколь­ко даже с.488 пора­же­ние было для них желан­ней, чем упу­щен­ная победа. (15) Кому ж тогда наску­чит так дол­го писать и читать о вой­нах, если сами вой­ны не мог­ли исто­щить вою­ю­щих?

32. (1) После Квин­та Фабия и Пуб­лия Деция кон­су­ла­ми были Луций Посту­мий Мегелл и Марк Ати­лий Регул [294 г.]. (2) И тому и дру­го­му было пред­пи­са­но вести вой­ну в Сам­нии, ибо мол­ва донес­ла, что враг набрал три вой­ска, одно для воз­вра­ще­ния в Этру­рию, дру­гое — для воз­об­нов­ле­ния набе­гов на Кам­па­нию, а третье — для охра­ны гра­ниц. (3) Недуг задер­жал Посту­мия в Риме, Ати­лий же немед­лен­но отпра­вил­ся в путь, чтобы по реше­нию сена­та пода­вить непри­я­те­ля в Сам­нии, пока он еще не вышел из сво­ей зем­ли. (4) И слов­но так было заду­ма­но, рим­ляне столк­ну­лись с про­тив­ни­ком в таком месте, где ни сами они не мог­ли разо­рять сам­нит­ские зем­ли, ни сам­ни­ты — прой­ти в зами­рен­ные обла­сти союз­ни­ков рим­ско­го наро­да.

(5) Когда про­тив­ни­ки раз­би­ли друг про­тив дру­га свои лаге­ря, сам­ни­ты реши­лись на такое, на что едва ли осме­ли­лись бы даже рим­ляне, одер­жав­шие столь­ко побед, — напасть на рим­ский лагерь. Вот до како­го без­рас­суд­ства дово­дит край­нее отча­я­ние! И хотя это дерз­кое пред­при­я­тие не достиг­ло цели, оно ока­за­лось все же небез­успеш­ным. (6) Почти весь день сто­ял густой туман, лишив­ший всех спо­соб­но­сти видеть, и вид­но не было не толь­ко про­ис­хо­дя­ще­го за валом, но даже встреч­но­го на близ­ком рас­сто­я­нии. (7) Поло­жась на туман, как на укры­тье для заса­ды, сам­ни­ты, при пер­вых же утрен­них лучах¹⁰⁸, едва к тому же про­бив­ших­ся сквозь туман­ную мглу, под­хо­дят к рим­ским часо­вым, нес­шим у ворот свою служ­бу не слиш­ком при­леж­но. (8) Напа­де­ние было вне­зап­ным, и для сопро­тив­ле­ния не хва­ти­ло ни муже­ства, ни сил. С тыла, через Деку­ман­ские ворота¹⁰⁹ сам­ни­ты ворва­лись в лагерь. (9) Так был захва­чен кве­сто­рий и в нем убит кве­стор¹¹⁰ Луций Опи­лий Пан­са^[5]. Тогда во всех кон­цах лаге­ря раздал­ся при­зыв к ору­жию.

33. (1) Раз­бу­жен­ный шумом кон­сул при­ка­зы­ва­ет двум ока­зав­шим­ся рядом когор­там союз­ни­ков — из Лука­нии и Свес­сы — охра­нять пре­то­рий, сам же ведет мани­пу­лы леги­о­нов к глав­но­му про­хо­ду¹¹¹. (2) Вои­ны стро­ят­ся, едва успев кое-как воору­жить­ся, а вра­га раз­ли­ча­ют не столь­ко по виду, сколь­ко по кри­ку, и оце­нить его чис­лен­ность невоз­мож­но. (3) Пона­ча­лу, не пони­мая, какой обо­рот при­ни­ма­ет дело, рим­ляне отсту­пи­ли и впу­сти­ли непри­я­те­ля в глубь лаге­ря. Но потом, когда кон­сул вос­клик­нул, не наме­ре­ны ли они ока­зать­ся за валом и потом брать при­сту­пом соб­ст­вен­ный лагерь, (4) вои­ны, издав бое­вой клич и собрав все силы, спер­ва оста­но­ви­лись, а потом ста­ли насту­пать и тес­нить вра­га. Нагнав стра­ху на про­тив­ни­ка, они уже не ослаб­ля­ли натис­ка, пока не вытес­ни­ли его за ворота и за вал. (5) Гнать и пре­сле­до­вать даль­ше они не реши­лись, опа­са­ясь в таких потем­ках попасть в заса­ду, и отсту­пи­ли сно­ва за вал, с.489 доволь­ные уже тем, что очи­сти­ли лагерь, пере­бив при этом почти три сот­ни вра­же­ских вои­нов. (6) Рим­ляне поте­ря­ли уби­ты­ми семь­сот трид­цать чело­век из чис­ла часо­вых, пер­вы­ми под­верг­ших­ся напа­де­нию, и тех, кого застиг­ли врас­плох рядом с шатром кве­сто­ра.

(7) Эта небез­успеш­ная дер­зость под­ня­ла дух сам­ни­тов, и они не поз­во­ля­ли рим­ля­нам не толь­ко пере­но­сить свой лагерь даль­ше, но даже запа­сать­ся про­до­воль­ст­ви­ем на их зем­лях; так что за про­до­воль­ст­ви­ем при­хо­ди­лось отправ­лять­ся назад в мир­ные окрест­но­сти Соры. (8) Когда мол­ва о слу­чив­шем­ся, силь­но пре­уве­ли­чен­ная, достиг­ла Рима, кон­сул Луций Посту­мий, едва опра­вясь от неду­га, поки­нул Город. (9) Выслав при­каз вои­нам собрать­ся в Соре, сам он преж­де, чем высту­пить, освя­тил храм Победы, зало­жен­ный в быт­ность его куруль­ным эди­лом на сред­ства, взыс­кан­ные по суду¹¹². (10) После таких при­готов­ле­ний он напра­вил­ся к вой­ску и при­вел его из Соры в Сам­ний к лаге­рю това­ри­ща. Не наде­ясь выдер­жать натиск двух войск, сам­ни­ты отсту­пи­ли, и тогда кон­су­лы дви­ну­лись оттуда в раз­ные сто­ро­ны, разо­ряя зем­ли и горо­да про­тив­ни­ка.

34. (1) Посту­мий попы­тал­ся с ходу захва­тить Мили­о­нию, но не пре­успел в этом и взял потом город лишь боль­шим уси­ли­ем, при­дви­нув осад­ные наве­сы к город­ским укреп­ле­ни­ям. (2) Но и после взя­тия горо­да во всех его кон­цах еще дол­го — от чет­вер­то­го до вось­мо­го часа¹¹³ — про­дол­жал­ся бой с пере­мен­ным успе­хом. Нако­нец рим­ляне овла­де­ли горо­дом; (3) сам­ни­тов было пере­би­то три тыся­чи две­сти и захва­че­но четы­ре тыся­чи семь­сот плен­ни­ков поми­мо про­чей добы­чи.

(4) Вслед за тем дви­ну­ли леги­о­ны на Фери­тру. Но ее жите­ли ночью ушли поти­хонь­ку из горо­да через ворота с дру­гой сто­ро­ны со всем доб­ром, какое мог­ли уне­сти и увез­ти с собою. (5) А кон­сул, при­бли­зив­шись к горо­ду, под­сту­пил к сте­нам не рань­ше, чем при­гото­ви­ли все для при­сту­па, слов­но он ожи­дал встре­тить там столь же упор­ное сопро­тив­ле­ние, что и в Мили­о­нии. (6) И даже заме­тив­ши в горо­де пустын­ное без­мол­вие, а на баш­нях и сте­нах ни людей, ни ору­жия, он удер­жал вои­нов, рвав­ших­ся на поки­ну­тые сте­ны, опа­са­ясь по неосто­рож­но­сти попасть в какую-то хит­рую ловуш­ку. (7) Двум тур­мам союз­ни­ков из лати­нов он пору­ча­ет объ­е­хать город­ские укреп­ле­ния и все раз­ведать. Всад­ни­ки видят рас­пах­ну­тые ворота, непо­да­ле­ку от них — дру­гие, а на доро­ге из этих ворот — следы ноч­но­го бег­ства вра­гов. (8) Потом они осто­рож­но подъ­ез­жа­ют к воротам, видя, что по пря­мым ули­цам мож­но без­опас­но прой­ти из кон­ца в конец горо­да, и докла­ды­ва­ют кон­су­лу об ухо­де жите­лей: это вид­но с несо­мнен­но­стью по без­лю­дью, све­жим следам бег­ства и грудам вся­ко­го добра, остав­лен­но­го повсюду в ноч­ной сума­то­хе. (9) Выслу­шав эти изве­стия, кон­сул повел вой­ско вокруг горо­да к тому месту, куда подъ­ез­жа­ли всад­ни­ки. с.490 Оста­но­вив вой­ско непо­да­ле­ку от ворот, он при­ка­зы­ва­ет пяти всад­ни­кам въе­хать в город и, про­дви­нув­шись немно­го вглубь, тро­им оста­но­вить­ся на одном месте, а двум дру­гим, если все ока­жет­ся спо­кой­но, сооб­щить ему, что обна­ру­же­но. (10) Воз­вра­тясь, они рас­ска­за­ли, что дошли до места, откуда откры­ва­ет­ся вид во все сто­ро­ны, но везде и всюду обна­ру­жи­ли тиши­ну и без­людие. (11) Тогда кон­сул без про­мед­ле­ния ввел лег­ко­во­ору­жен­ные когор­ты в город, а осталь­ным при­ка­зал тем вре­ме­нем воз­во­дить лагер­ные укреп­ле­ния. (12) Вои­ны, всту­пив­шие в город, взла­мы­ва­ют две­ри и нахо­дят несколь­ких пре­ста­ре­лых или немощ­ных жите­лей, а так­же иму­ще­ство, кото­рое труд­но было уне­сти. (13) Это все раз­гра­би­ли, а от плен­ных узна­ли, что несколь­ко близ­ле­жа­щих горо­дов сго­во­ри­лись о доб­ро­воль­ном бег­стве; жите­ли это­го горо­да ушли в первую стра­жу ночи, и в дру­гих горо­дах, навер­ное, рим­лян встре­тит такое же без­лю­дье. (14) Ска­зан­ное плен­ны­ми под­твер­ди­лось, и кон­сул завла­дел поки­ну­ты­ми кре­по­стя­ми.

35. (1) Для дру­го­го кон­су­ла — Мар­ка Ати­лия — вой­на была дале­ко не столь лег­кой. Он вел леги­о­ны к Луце­рии, про­слы­шав, что она оса­ждае­ма сам­ни­та­ми, и у луце­рий­ских гра­ниц непри­я­тель пре­гра­дил ему путь. Оже­сто­че­ние урав­ня­ло силы про­тив­ни­ков; (2) бились с пере­мен­ным успе­хом, и явной победы не одер­жал никто; но для рим­лян послед­ст­вия ока­за­лись более тяже­лы­ми — они ведь не были при­выч­ны к пора­же­ни­ям, а ухо­дя с поля боя, они ясней, чем в пылу сра­же­ния, увиде­ли, насколь­ко боль­ше их соб­ст­вен­ные поте­ри и уби­ты­ми и ране­ны­ми. (3) От это­го всех в лаге­ре охва­тил такой ужас, что, слу­чись нечто подоб­ное во вре­мя сра­же­ния, рим­ля­нам не мино­вать сокру­ши­тель­но­го пора­же­ния. Ночь они про­ве­ли в тре­во­ге, ожи­дая вот-вот втор­же­ния сам­ни­тов в их лагерь или на заре — руко­паш­ной с победо­нос­ным вра­гом.

(4) Непри­я­тель понес мень­шие поте­ри, но духом пал не мень­ше. Когда рас­све­ло, не было у сам­ни­тов ино­го жела­ния, как уйти без боя. Но доро­га была толь­ко одна, и вела она как раз мимо вра­же­ско­го лаге­ря. Когда сам­ни­ты дви­ну­лись по ней, это выгляде­ло так, буд­то они пря­ми­ком пошли на лагерь при­сту­пом. (5) Кон­сул при­ка­зы­ва­ет вои­нам брать­ся за ору­жие и сле­дом за ним выхо­дить за вал; лега­там, три­бу­нам и началь­ни­кам союз­ни­ков он ука­зы­ва­ет, кому что нуж­но делать. (6) Все они заве­ря­ют, что сами-то они выпол­нят все, что тре­бу­ет­ся, вот толь­ко вои­ны пали духом, про­ведя целую ночь без сна, сре­ди сто­нов ране­ных и уми­раю­щих. (7) Пой­ди враг на при­ступ до рас­све­та, вои­ны от тако­го ужа­са мог­ли бы даже зна­ме­на свои поки­нуть. Сей­час стыд удер­жи­ва­ет их от бег­ства, но в осталь­ном они все рав­но что побеж­ден­ные. (8) Выслу­шав все это, кон­сул решил сам пой­ти к вои­нам и пого­во­рить с ними. Везде, где он появ­лял­ся, он торо­пил вои­нов, мед­ля­щих брать­ся за ору­жие, с.491 гово­ря: (9) к чему отсту­пать и пока­зы­вать тыл? Если не высту­пить на бой, враг сам всту­пит в лагерь, кто не хочет защи­щать вал, тому при­дет­ся защи­щать свои шат­ры. Если драть­ся с ору­жи­ем в руках, то еще неиз­вест­но, чья будет победа; (10) но кто сидит без­оруж­ный сло­жа руки и под­жида­ет вра­га, того ждет либо смерть, либо раб­ство. (11) А бой­цы на эти упре­ки отве­ча­ли, что вко­нец измота­ны, обес­си­ле­ны и обес­кров­ле­ны вче­раш­ним сра­же­ни­ем, меж­ду тем как вра­гов со вче­раш­не­го ста­ло, кажет­ся, еще боль­ше.

(12) Вой­ско сам­ни­тов тем вре­ме­нем при­бли­жа­лось. Рас­смот­рев их с близ­ко­го рас­сто­я­ния получ­ше, объ­яв­ля­ют, что сам­ни­ты несут с собою колья, не ина­че как желая оса­дить лагерь¹¹⁴. (13) Тут же кон­сул закри­чал, что позор­но и пре­ступ­но тер­петь такое оскорб­ле­ние и бес­че­стие от само­го ничтож­но­го вра­га. (14) «Так что же, — кри­чал он, — неуже­ли мы так и сядем в оса­ду в этом лаге­ре, пред­по­чтем постыд­ную смерть от голо­да доб­лест­ной, раз надо, гибе­ли от меча? Да помо­гут нам боги! Что кому достой­ней, тот то и делай, (15) а кон­сул Марк Ати­лий, даже если никто за ним не дви­нет­ся, в оди­ноч­ку пой­дет на вра­га, чтоб погиб­нуть меж сам­нит­ских зна­мен, лишь бы не видеть, как рим­ский лагерь вра­ги окру­жа­ют часто­ко­лом!» (16) Лега­ты и три­бу­ны, все тур­мы кон­ни­цы и цен­ту­ри­о­ны пер­во­го ряда одоб­ри­ли речь кон­су­ла кри­ка­ми. (17) Тогда при­сты­жен­ные вои­ны мало-пома­лу воору­жа­ют­ся, мало-пома­лу выхо­дят из лаге­ря длин­ной нестрой­ной вере­ни­цею. Угрю­мо, слов­но побеж­ден­ные, идут они на вра­га, столь же рас­те­рян­но­го и мало­душ­но­го. (18) Вот поче­му едва сам­ни­ты завиде­ли рим­ские зна­ме­на, тот­час от пер­во­го до послед­не­го ряда про­нес­лось: чего боя­лись, то и слу­чи­лось! рим­ляне выхо­дят из лаге­ря, чтобы пре­гра­дить им путь! (19) нет доро­ги даже для бег­ства: либо надо погиб­нуть на месте, либо опро­ки­нуть вра­гов и уйти по их телам.

36. (1) И сам­ни­ты, сло­жив в середи­ну сна­ря­же­ние, заня­ли с ору­жи­ем каж­дый свое место в строю.

(2) Рас­сто­я­ние меж­ду дву­мя вой­ска­ми было уже очень неве­ли­ко, и сто­я­ли они, ожи­дая, когда непри­я­тель пер­вым издаст клич и кинет­ся в бой. (3) Ни у тех, ни у дру­гих не хва­та­ло духу начать сра­же­ние, и они разо­шлись бы в раз­ные сто­ро­ны, целы­ми и невреди­мы­ми, когда б не опа­се­нье, что, сто­ит сде­лать шаг назад, и про­тив­ник перей­дет в наступ­ле­ние. Без при­ка­за, неохот­но и нере­ши­тель­но, с кри­ком неуве­рен­ным и сла­бым завя­за­ли вои­ны бит­ву, но никто не тро­гал­ся с места. (4) Тогда, чтоб рас­ше­ве­лить вои­нов, рим­ский кон­сул бро­сил в бой вне строя несколь­ко кон­ных турм. Мно­гих всад­ни­ков сби­ли с коней, дру­гих рас­се­я­ли, и сам­ни­ты кину­лись впе­ред доби­вать упав­ших, а рим­ляне защи­щать сво­их. (5) Но и это не слиш­ком ожи­ви­ло сра­же­ние. Сам­ни­ты, одна­ко, бро­си­лись впе­ред с гораздо боль­шим рве­ни­ем и боль­шим чис­лом, так что кони рас­се­яв­ших­ся с.492 всад­ни­ков в испу­ге потоп­та­ли сво­их же, при­шед­ших на помощь. (6) И тогда нача­лось бег­ство, и отсюда оно рас­про­стра­ни­лось на все рим­ское вой­ско. И уже сам­ни­ты нано­си­ли уда­ры в спи­ны бегу­щим, когда кон­сул, выехав к воротам лаге­ря, поста­вил там заслон кон­ни­цы и при­ка­зал счи­тать непри­я­те­лем вся­ко­го, (7) кто при­бли­зит­ся к валу, будь то рим­ля­нин или сам­нит, — а сам с тою же угро­зой пре­гра­дил путь сво­им пехо­тин­цам, в бес­по­ряд­ке устре­мив­шим­ся в лагерь. (8) «Куда спе­шишь, воя­ка? — гово­рил он. — Здесь тебя тоже ждут воору­жен­ные мужи, и пока жив твой кон­сул, ты не всту­пишь в лагерь ина­че как победи­те­лем! Выби­рай же, с кем луч­ше тебе драть­ся — с непри­я­те­лем или с сооте­че­ст­вен­ни­ком!»

(9) При этих сло­вах кон­су­ла всад­ни­ки, выста­вив копья, обсту­пи­ли пехо­тин­цев, при­ка­зы­вая им идти назад в бой. Здесь выру­чи­ла не толь­ко доб­лесть кон­су­ла, но еще и счаст­ли­вый слу­чай, пото­му что сам­ни­ты не насту­па­ли и была воз­мож­ность вер­нуть на места зна­ме­на и раз­вер­нуть вой­ско от лаге­ря навстре­чу вра­гу. (10) Вои­ны ста­ли под­бад­ри­вать друг дру­га вновь всту­пать в бой, цен­ту­ри­о­ны ото­бра­ли зна­ме­на у зна­ме­нос­цев и понес­ли их впе­ред, тем пока­зы­вая сво­им, что враг мало­чис­лен, что ряды его рас­стро­е­ны и что при­бли­жа­ет­ся он в бес­по­ряд­ке. (11) Тем вре­ме­нем кон­сул, воздев руки к небу, гром­ким голо­сом во все­услы­ша­нье дал обет посвя­тить храм Юпи­те­ру Ста­но­ви­те­лю¹¹⁵, если вой­ско рим­ское пре­кра­тит бег­ство и, воз­об­но­вив сра­же­ние, победит и пору­бит сам­нит­ские леги­о­ны. (12) Вожди, вои­ны, кон­ные, пешие, ото­всюду что было сил ста­ра­лись воз­об­но­вить сра­же­ние. Каза­лось даже, что боги скло­ни­лись на рим­скую сто­ро­ну — так лег­ко дело при­ня­ло иной обо­рот, непри­я­тель был отбро­шен от лаге­ря, а потом и оттес­нен туда, где нача­лась схват­ка. (13) Там на пути была куча покла­жи, преж­де сло­жен­ной в середи­ну, и сам­ни­там при­шлось оста­но­вить­ся, а потом, чтобы не дать рас­та­щить свое иму­ще­ство, окру­жить его коль­цом воору­жен­ных вои­нов. (14) Тут-то спе­ре­ди уда­ри­ла по ним пехота, в тыл к ним зашла кон­ни­ца, и они, окру­жен­ные, были пере­би­ты или захва­че­ны в плен. Плен­ни­ков было семь тысяч восемь­сот — всех наги­ми отпра­ви­ли под ярмо, а уби­тых, как сооб­ща­ют, ока­за­лось око­ло четы­рех тысяч вось­ми­сот. Но рим­ля­нам все же не в радость была победа. (15) Кон­сул про­из­вел под­счет потерь за оба дня, и объ­яви­ли, что пало до семи тысяч вось­ми­сот чело­век.

(16) Во вре­мя этих собы­тий в Апу­лии сам­нит­ское вой­ско попы­та­лось занять Инте­рам­ну, рим­ское посе­ле­ние на Латин­ской доро­ге, но не смог­ло им овла­деть. (17) Разо­рив­ши поля, сам­ни­ты шли с доб­ром, награб­лен­ным в этих местах, гоня как добы­чу людей, скот и плен­ных посе­лен­цев, как вдруг наткну­лись на кон­су­ла-победи­те­ля, воз­вра­щав­ше­го­ся из-под Луце­рии. Тут не толь­ко лиши­лись они сво­ей добы­чи, но и соб­ст­вен­ное их вой­ско, с.493 рас­тя­ну­тое длин­ной нестрой­ной вере­ни­цей и обре­ме­нен­ное покла­жей, было изруб­ле­но. (18) Кон­сул объ­явил, что вла­дель­цам иму­ще­ства надо собрать­ся в Инте­рамне, опо­знать свое доб­ро и полу­чить его обрат­но, а сам, оста­вив там вой­ско, отпра­вил­ся в Рим для про­веде­ния выбо­ров. (19) Здесь заго­во­рил он и о три­ум­фе, но ему в этой чести отка­за­ли, ссы­ла­ясь на поте­ри столь­ких тысяч вои­нов и на то, что он отпра­вил плен­ных под ярмо, хотя усло­вия сда­чи ого­во­ре­ны не были¹¹⁶.

37. (1) Дру­гой кон­сул, Посту­мий, не встре­чая в Сам­нии про­тив­ни­ка, пере­шел с вой­ском в Этру­рию и для нача­ла опу­сто­шил окру­гу Воль­си­ний, (2) а когда воль­си­ний­цы вышли на защи­ту сво­их вла­де­ний, раз­бил их воз­ле соб­ст­вен­ных их стен; уби­то было две тыся­чи две­сти этрус­ков, а осталь­ных спас­ла бли­зость горо­да. (3) Затем он пере­вел вой­ско в окрест­но­сти Рузел­лы, где не толь­ко разо­ри­ли поля, но и кре­пость взя­ли; более двух тысяч чело­век захва­ти­ли в плен и немно­го менее того пере­би­ли у стен горо­да. (4) Одна­ко слав­ней и важ­нее этих воен­ных дей­ст­вий, вед­ших­ся в Этру­рии, был мир, заклю­чен­ный там в этом же году. Три самых могу­ще­ст­вен­ных горо­да, сто­ли­цы Этру­рии — Воль­си­ний, Перу­зия и Арре­тий — попро­си­ли мира (5) и в обмен на постав­ку одеж­ды и про­пи­та­ния для вой­ска дого­во­ри­лись с кон­су­лом о раз­ре­ше­нии отпра­вить в Рим хода­та­ев о мире; те доби­лись пере­ми­рия на сорок лет. Каж­дая из общин долж­на была еди­новре­мен­но выпла­тить по пять­де­сят тысяч ассов.

(6) За эти подви­ги кон­сул про­сил у сена­та три­ум­фа, ско­рее по при­выч­ке, неже­ли в надеж­де на успех. (7) Он понял, что, хотя одни отка­зы­ва­ли ему в три­ум­фе за задерж­ку с выхо­дом из Горо­да, а дру­гие — за само­воль­ный пере­ход из Сам­ния в Этру­рию, но на деле одни про­сто были его недру­га­ми, а дру­гие — при­вер­жен­ца­ми его сото­ва­ри­ща и жела­ли уте­шить дру­га рав­ным отка­зом в три­ум­фе и вто­ро­му кон­су­лу. (8) И он ска­зал: «Отцы-сена­то­ры! Я не наме­рен забо­тить­ся о вашем досто­ин­стве настоль­ко, чтобы забыть, что я кон­сул. По пра­ву воен­ной вла­сти, кото­рой я вел вой­ну, выиг­ры­вал сра­же­ния, поко­рил Сам­ний и Этру­рию, одер­жал победу и заклю­чил мир, — я отпразд­ную свой три­умф!» (9) С эти­ми сло­ва­ми он поки­нул сенат. И тогда воз­ник спор у народ­ных три­бу­нов: одни обе­ща­ли нало­жить запрет на такой бес­при­мер­ный три­умф, а дру­гие — что высту­пят про­тив сво­их това­ри­щей в защи­ту три­ум­фа­то­ра. (10) Дело обсуж­да­лось перед народ­ным собра­ни­ем, и туда вызва­ли кон­су­ла. Он ска­зал, что кон­су­лы Марк Гора­ций и Луций Вале­рий¹¹⁷, а недав­но Гай Мар­ций Рутил, отец нынеш­не­го цен­зо­ра, спра­ви­ли три­умф не по воле сена­та, а по веле­нию наро­да¹¹⁸, (11) и при­ба­вил, что и сам обра­тил­ся бы к наро­ду, не знай он навер­ное, что неволь­ни­ки зна­ти — народ­ные три­бу­ны — нало­жат на закон¹¹⁹ запрет; а для него выше всех при­ка­зов и есть и будет соглас­ная воля наро­да и друж­ное его одоб­ре­ние. (12) На дру­гой день при с.494 под­держ­ке трех и вопре­ки запре­ту семи три­бу­нов, а так­же про­тив без­услов­ной воли сена­та, но при лико­ва­нии про­сто­го наро­да он спра­вил три­умф.

(13) Сведе­ния об этом годе тоже пло­хо меж­ду собой согла­со­ва­ны. Клав­дий пишет, буд­то это Посту­мий захва­тил несколь­ко горо­дов в Сам­нии, а потом был раз­бит в Апу­лии, бежал и, сам исте­кая кро­вью, вынуж­ден был с куч­кой спут­ни­ков искать убе­жи­ща в Луце­рии; Ати­лий же вел вой­ну в Этру­рии и полу­чил за нее три­умф. (14) Фабий¹²⁰ пишет, что оба кон­су­ла вели вой­ну и в Сам­нии и под Луце­ри­ей, что вой­ско совер­ши­ло пере­ход в Этру­рию (но какой из кон­су­лов его при этом вел, не уточ­ня­ет), и что под Луце­ри­ей обе сто­ро­ны поте­ря­ли мно­го уби­ты­ми; (15) имен­но в этом сра­же­нии дан был обет о хра­ме Юпи­те­ру Ста­но­ви­те­лю; этот обет еще ранее дан был Рому­лом, одна­ко тогда выде­лен был толь­ко свя­щен­ный уча­сток, то есть место, освя­щен­ное для хра­ма¹²¹, (16) и толь­ко в этом году сенат из бого­бо­яз­ни пове­лел все-таки выстро­ить храм, ибо государ­ство уже вто­рич­но было свя­за­но одним и тем же обе­том¹²².

38. (1) Сле­дую­щий год [293 г.] при­ме­ча­те­лен кон­суль­ст­вом Луция Папи­рия Кур­со­ра, про­слав­лен­но­го как отчей, так и соб­ст­вен­ной доб­ле­стью, при­ме­ча­те­лен вели­кой вой­ной и такой победой, какой до того дня, кро­ме отца его, кон­су­ла Луция Папи­рия, никто не одер­жи­вал над сам­ни­та­ми.

(2) Слу­чи­лось так, что сам­ни­ты и на этот раз при­гото­ви­лись к войне столь же тща­тель­но¹²³, разу­кра­си­ли свое вели­ко­леп­ное сна­ря­же­ние и ору­жие столь же пыш­но и вдо­ба­вок при­бег­ли к помо­щи богов, при­ведя вои­нов к при­ся­ге по неко­е­му древ­не­му обряду, слов­но это посвя­ще­ние в таин­ство. Набор же по все­му Сам­нию был про­из­веден по неслы­хан­но­му зако­ну: (3) кто из юно­шей не явит­ся по ука­зу вое­на­чаль­ни­ков или кто само­воль­но уда­лит­ся, тот голо­вой обре­ка­ет­ся Юпи­те­ру. (4) После это­го все­му вой­ску было при­ка­за­но при­быть в Акви­ло­нию. Здесь собра­лось до соро­ка тысяч вои­нов — все силы, какие были у Сам­ния. (5) Там, при­мер­но в середине лаге­ря, пле­те­ны­ми и кожа­ны­ми осад­ны­ми щита­ми огра­ди­ли пло­щад­ку почти по две­сти шагов во все сто­ро­ны, а свер­ху покры­ли полот­ни­ща­ми. (6) Про­чи­тав­ши запи­си на древ­нем полот­ня­ном свит­ке, здесь совер­шил жерт­во­при­но­ше­ние некий жрец — Овий Пак­ций, чело­век пре­клон­ных лет, заяв­ляв­ший, что такое свя­щен­но­дей­ст­вие он поза­им­ст­во­вал из ста­рин­но­го сам­нит­ско­го бого­слу­же­ния, кото­рое неко­гда отправ­ля­ли их пред­ки, замыс­лив тай­но отбить Капую у этрус­ков. (7) После жерт­во­при­но­ше­ния пол­ко­во­дец отда­вал гон­цу при­каз вызы­вать самых знат­ных по рож­де­нию и дея­ни­ям; (8) их вво­ди­ли по одно­му. Поми­мо про­чих обрядо­вых при­готов­ле­ний, спо­соб­ных вну­шить бла­го­че­сти­вый тре­пет, в том закры­том со всех сто­рон поме­ще­нии воз­вы­ша­лись посредине алта­ри, повсюду лежа­ли заклан­ные жерт­вы, а вокруг сто­я­ли с.495 цен­ту­ри­о­ны с обна­жен­ны­ми меча­ми. (9) Чело­ве­ка под­во­ди­ли к жерт­вен­ни­ку ско­рей как жерт­ву, а не при­част­ни­ка обряда и застав­ля­ли дать свя­щен­ную клят­ву не раз­гла­шать виден­ное и слы­шан­ное в этом месте. (10) Потом его при­нуж­да­ли поклясть­ся зло­ве­щим закля­ти­ем, обре­каю­щим смер­ти его само­го, его семью и род, если он не вый­дет в бой за вое­на­чаль­ни­ка­ми, если убе­жит из строя сам или если, увидев бег­ле­ца, не убьет его на месте. (11) Пона­ча­лу неко­то­рые отка­за­лись дать такую клят­ву; их обез­гла­ви­ли у алта­рей, и тела их сре­ди тру­пов жерт­вен­ных живот­ных пре­до­сте­ре­га­ли осталь­ных от отка­за. (12) Свя­зав пер­вых сре­ди сам­ни­тов таким закля­ти­ем, пол­ко­во­дец назвал поимен­но десять из них и при­ка­зал одно­му за дру­гим выби­рать себе сорат­ни­ка, пока их не набе­рет­ся шест­на­дцать тысяч. Этот леги­он, состав­лен­ный из закля­той общим закля­тьем зна­ти¹²⁴, полу­чил — по кры­ше того свя­ти­ли­ща — назва­ние «полот­ня­но­го», ему дано было вели­ко­леп­ное воору­же­ние и шле­мы с греб­ня­ми, чтобы вои­ны его выде­ля­лись сре­ди про­чих. (13) Дру­гое вой­ско — немно­гим более два­дца­ти тысяч — ни внеш­ним обли­ком, ни рат­ной сла­вой, ни сна­ря­же­ни­ем не усту­па­ло полот­ня­но­му леги­о­ну. Вот сколь­ко наро­ду — все в рас­цве­те сил — ста­ло лаге­рем у Акви­ло­нии.

39. (1) Кон­су­лы высту­пи­ли из горо­да. Пер­вым был Спу­рий Кар­ви­лий: ему реше­но было пере­дать леги­о­ны вете­ра­нов, остав­лен­ные в окрест­но­стях Инте­рам­ны Мар­ком Ати­ли­ем, кон­су­лом минув­ше­го года. (2) С эти­ми леги­о­на­ми Кар­ви­лий отпра­вил­ся в Сам­ний, и, пока про­тив­ни­ки за ужас­ны­ми свя­щен­но­дей­ст­ви­я­ми обсуж­да­ли тай­ные свои наме­ре­ния, они при­сту­пом отби­ли у сам­ни­тов кре­пость Ами­терн. (3) Там было пере­би­то око­ло двух тысяч вось­ми­сот чело­век, четы­ре тыся­чи две­сти семь­де­сят взя­то в плен. (4) А Папи­рий со вновь набран­ным вой­ском — тако­во было поста­нов­ле­ние — захва­тил город Дуро­нию; плен­ных он взял мень­ше, чем его сото­ва­рищ, а пере­бил вра­гов гораздо боль­ше. И там и тут захва­ти­ли боль­шую добы­чу. (5) Потом кон­су­лы обо­шли Сам­ний, более все­го разо­рив Атин­ский округ, и Кар­ви­лий явил­ся к Коми­нию, а Папи­рий к Акви­ло­нии, где собра­лись глав­ные силы сам­ни­тов. (6) Там до неко­то­рых пор хотя и не воз­дер­жи­ва­лись от сты­чек, но и не дра­лись, как сле­ду­ет: вра­гов драз­ни­ли, пока они сто­я­ли на месте, но, сто­и­ло им ока­зать сопро­тив­ле­ние, укло­ня­лись от боя, сло­вом, тра­ти­ли вре­мя ско­рей на угро­зы, чем на напа­де­ние. (7) Обо всем, на что реша­лись и от чего отка­зы­ва­лись, даже о самой мало­сти, доно­си­ли оттуда в дру­гой рим­ский лагерь, отсто­яв­ший от Папи­ри­е­ва на два­дцать миль, так что, несмот­ря на свое отсут­ст­вие, Кар­ви­лий участ­во­вал во всех замыс­лах и боль­ше следил за тем, когда решаю­щий миг насту­пит под Акви­ло­ни­ей, а вовсе не у Коми­ния, кото­рый он сам оса­ждал.

(8) Луций Папи­рий, по все­му уже гото­вый дать сра­же­ние, с.496 посы­ла­ет к това­ри­щу весть, что заду­мал назав­тра, если поз­во­лят пти­це­га­да­ния, схва­тить­ся с вра­гом; (9) пусть же и он, Кар­ви­лий, все­ми сила­ми под­сту­пит к Коми­нию, чтобы не было у сам­ни­тов пере­дыш­ки для помо­щи Акви­ло­нии. (10) У гон­ца был один день, чтобы добрать­ся до места; ночью он воз­вра­тил­ся с изве­сти­ем, что его сото­ва­рищ одоб­рил этот замы­сел. (11) Ото­слав гон­ца, Папи­рий тот­час собрал вой­ско­вую сход­ку; он про­стран­но гово­рил о войне вооб­ще и о нынеш­нем сна­ря­же­нии про­тив­ни­ка, в кото­ром мно­го показ­ной рос­ко­ши, но мало бран­ной силы: (12) не греб­ня­ми ведь пора­жа­ют вра­га, и даже разу­кра­шен­ный и раз­зо­ло­чен­ный щит прон­зят рим­ские копья, и, где мечом реша­ет­ся дело, там строй, бли­стаю­щий белиз­ною туник, ско­ро окра­сит­ся кро­вью. (13) Золо­тое и сереб­ря­ное сам­нит­ское вой­ско уже раз­бил когда-то наго­ло­ву его отец¹²⁵, и ору­жие то послу­жи­ло боль­ше к чести отбив­ше­го его вра­га-победи­те­ля, чем к спа­се­нью тех, кто его носил. (14) Как знать, быть может, таков удел нося­щих это имя в его семье — быть вождя­ми, когда надо вос­пре­пят­ст­во­вать самым отча­ян­ным уси­ли­ям сам­ни­тов и добы­вать тро­феи, кото­ры­ми вели­ко­леп­но укра­сят­ся даже обще­ст­вен­ные места.

(15) Бес­смерт­ные боги несо­мнен­но помо­га­ют рим­ля­нам после того, как сам­ни­ты столь­ко раз про­си­ли дого­во­ра и столь­ко раз его нару­ша­ли; (16) если мож­но как-то дога­ды­вать­ся о боже­ст­вен­ной воле, то не было еще вой­ска для богов нена­вист­нее это­го, ведь в нече­сти­вом сво­ем жерт­во­при­но­ше­нии оно запят­на­ло себя кро­вью чело­ве­че­ских жертв вме­сте со скот­ски­ми и обрек­ло себя двой­но­му гне­ву небес: им угро­жа­ют теперь и боги — свиде­те­ли дого­во­ров, тор­же­ст­вен­но заклю­чен­ных с рим­ля­на­ми, (17) и те про­кля­тия, что изре­ка­ли они, при­ся­гая дого­вор тот нару­шить. Кля­лись они про­тив воли, при­ся­гу свою нена­видят и разом стра­шат­ся богов, вра­гов и сограж­дан.

40. (1) Все это ста­ло извест­но со слов пере­беж­чи­ков, и, когда Папи­рий обо всем рас­ска­зал, уже и без того воз­му­щен­ные вои­ны пре­ис­пол­ни­лись надеж­ды на успех, раз тому есть и зем­ные и небес­ные при­чи­ны, и тот­час друж­ным кри­ком ста­ли тре­бо­вать бит­вы. Отсроч­ка даже до зав­тра была им в тягость, они недо­воль­ны были, что при­дет­ся ждать целый день и целую ночь. (2) В третью ноч­ную стра­жу, уже полу­чив от това­ри­ща посла­ние, Папи­рий мол­ча под­нял­ся с ложа и послал пул­ла­рия совер­шить пти­це­га­да­ние¹²⁶. (3) В лаге­ре народ вся­ко­го зва­ния был охва­чен жаж­дою бит­вы, выс­шие и низ­шие рав­но рва­лись в бой, и вождю вид­но было нетер­пе­ние его вои­нов, а вои­нам — нетер­пе­ние вождя. (4) Общее это нетер­пе­ние пере­да­лось даже тем, кто вер­шил пти­це­га­да­ния, ибо пул­ла­рий, хотя куры у него не кле­ва­ли, дерз­нул солгать о ходе гада­ний и сооб­щил кон­су­лу, буд­то они клю­ют в три при­прыж­ки¹²⁷. (5) Обра­до­ван­ный кон­сул объ­яв­ля­ет, что пти­це­га­да­ния на ред­кость удач­ны, что боги с.497 сами пове­дут дело, и велит тру­бить к бит­ве. (6) Когда он уже выхо­дил на поле боя, пере­беж­чик вдруг сооб­ща­ет, что два­дцать сам­нит­ских когорт, почти по четы­ре­ста чело­век каж­дая, дви­ну­лись к Коми­нию. Чтобы изве­стить това­ри­ща, Папи­рий немед­лен­но шлет гон­ца, а сам велит ско­рей выно­сить впе­ред зна­ме­на; вспо­мо­га­тель­ным отрядам он ука­зы­ва­ет, где им сто­ять, и каж­до­му назна­ча­ет началь­ни­ка: (7) на пра­вом кры­ле во гла­ве пехоты он поста­вил Луция Волум­ния, на левом — Луция Сци­пи­о­на, а во гла­ве кон­ни­цы дру­гих лега­тов — Гая Цеди­ция и Тита Тре­бо­ния; (8) Спу­рию Нав­тию он велит снять с мулов вьюч­ные сед­ла, с тре­мя вспо­мо­га­тель­ны­ми когор­та­ми быст­ро зай­ти за при­мет­ный холм и в раз­гар боя появить­ся оттуда, под­няв как мож­но боль­ше пыли.

(9) Пока пол­ко­во­дец отда­вал эти рас­по­ря­же­ния, меж­ду пул­ла­ри­я­ми начал­ся спор о пти­це­га­да­ни­ях на этот день, а спор услы­ша­ли рим­ские всад­ни­ки и, решив, что это­го нель­зя так оста­вить, донес­ли о сомни­тель­ных гада­ни­ях пле­мян­ни­ку кон­су­ла Спу­рию Папи­рию. (10) Это­му юно­ше дове­лось родить­ся, преж­де чем появи­лись уче­ния, ни в грош не ста­вя­щие богов¹²⁸, а пото­му он все рас­сле­до­вал, чтобы не оста­лось ника­кой неяс­но­сти, и доло­жил обо всем кон­су­лу. (11) Кон­сул ска­зал ему: «Доб­ле­сти тво­ей и усер­дию сла­ва и хва­ла! Что ж до того, кто был при гада­нии, то если он солгал хоть малость, на него само­го и падет божье нака­за­ние; мне, одна­ко, было ска­за­но, что куры кле­ва­ли в три при­прыж­ки, а такое гада­ние для рим­ско­го наро­да и вой­ска исклю­чи­тель­но бла­го­при­ят­но». (12) И тут же он отдал цен­ту­ри­о­нам при­каз поста­вить пул­ла­ри­ев в самый пер­вый ряд. Сам­ни­ты тоже вынес­ли зна­ме­на, сле­дом шло выстро­ен­ное для боя вой­ско в пыш­ных доспе­хах, чтобы пора­зить вра­гов вели­ко­леп­ным зре­ли­щем. (13) Еще не раздал­ся бое­вой клич и про­тив­ни­ки не сошлись вру­ко­паш­ную, когда слу­чай­но выпу­щен­ное копье прон­зи­ло пул­ла­рия и он упал перед зна­ме­на­ми. Кон­су­лу сооб­щи­ли об этом, и он изрек: «Сами боги участ­ву­ют в бит­ве: кто вино­вен, тот и попла­тил­ся жиз­нью». (14) При этих самых сло­вах перед кон­су­лом гром­ко карк­нул ворон. Обра­до­ван­ный таким зна­ме­ни­ем, кон­сул объ­явил, что нико­гда еще вме­ша­тель­ство богов в люд­ские дела не было столь оче­вид­но, при­ка­зал тру­бить к бою и издать бое­вой клич.

41. (1) Бит­ва завя­за­лась жесто­кая, хотя по духу дале­ко не рав­ны­ми были про­тив­ни­ки. Рим­лян тол­ка­ли в бит­ву гнев и надеж­да, жаж­да борь­бы и вра­же­ской кро­ви, а боль­шую часть сам­ни­тов — сила необ­хо­ди­мо­сти и страх перед бога­ми, и, при­нуж­ден­ные про­тив воли, они ско­рее сопро­тив­ля­лись, а не напа­да­ли. (2) При­учен­ные уже год за годом тер­петь пора­же­ния от рим­лян, они не выдер­жа­ли бы и пер­во­го рим­ско­го натис­ка и кли­ча, не гнездись в их душах иной, еще более силь­ный, страх и не удер­жи­вай он их от бег­ства. (3) Еще бы, ведь перед гла­за­ми у с.498 них сто­я­ли все те памят­ные при­готов­ле­ния к тай­но­му свя­щен­но­дей­ст­вию, и жре­цы с меча­ми, и груды заклан­ных впе­ре­меш­ку людей и живот­ных, и алта­ри, забрыз­ган­ные доз­во­лен­ной и недоз­во­лен­ной кро­вью, и зло­ве­щие про­кля­тия, и мрач­ные закли­на­ния, гро­зя­щие поги­бе­лью роду их и семей­ству. Вот какие око­вы пре­пят­ст­во­ва­ли их бег­ству, и они сто­я­ли на месте, стра­шась сограж­дан боль­ше, чем вра­гов. (4) А рим­ляне насту­па­ли на том и дру­гом кры­ле и посредине и руби­ли сам­ни­тов, оце­пе­нев­ших в стра­хе пред бога­ми и пред людь­ми; они сопро­тив­ля­лись вяло, как быва­ет, когда лишь страх удер­жи­ва­ет от бег­ства.

(5) Рез­ня шла уже почти у зна­мен, когда сбо­ку появи­лось обла­ко пыли, слов­но там дви­га­лось огром­ное вой­ско. Это со вспо­мо­га­тель­ны­ми когор­та­ми шел Спу­рий Нав­тий (а по сло­вам неко­то­рых — Окта­вий Меций). (6) Под­нять столь­ко пыли при их мало­чис­лен­но­сти им уда­лось, пото­му что погон­щи­ки, сидя на мулах, волок­ли по зем­ле густые вет­ки. Спер­ва сквозь пеле­ну ста­ло вид­но ору­жие и зна­ме­на, а по еще более высо­ко­му и густо­му стол­бу пыли за ними каза­лось, что замы­ка­ет отряд кон­ни­ца. (7) И не толь­ко сам­ни­ты под­да­лись на обман, но даже рим­ляне, а кон­сул еще под­кре­пил это заблуж­де­ние, закри­чав в пер­вых рядах да так, чтобы сло­ва его доле­те­ли до непри­я­те­ля, что Коми­ний взят и это с победою под­хо­дит его това­рищ; пусть, мол, под­на­ту­жат­ся и одер­жат победу, пока дру­гое вой­ско не пере­хва­ти­ло ее сла­ву. (8) Гово­рил он это с коня и при­ка­зы­вал три­бу­нам и цен­ту­ри­о­нам открыть доро­гу кон­ни­це; сам же он зара­нее нака­зал Тре­бо­нию и Цеди­цию, как заме­тят, что он потря­са­ет под­ня­тым вверх копьем, во весь опор ска­кать с кон­ни­цей на вра­га. (9) По его зна­ку все и про­изо­шло, как было заду­ма­но: меж­ду ряда­ми откры­ва­ют­ся про­хо­ды, выле­та­ет впе­ред кон­ни­ца и вры­ва­ет­ся, выста­вив копья, в гущу вра­же­ских рядов: где ни уда­рит, там и рвет их строй. (10) Сле­дом Волум­ний и Сци­пи­он тес­нят вра­га и повер­га­ют потря­сен­ных. Тут над­ла­мы­ва­ет­ся сила дер­жав­ших­ся стра­хом пред бога­ми и людь­ми, и бро­са­ют­ся врас­сып­ную «полот­ня­ные» когор­ты^129—130 бегут при­ся­гав­шие вме­сте с непри­ся­гав­ши­ми и, кро­ме вра­га, нико­го уже не стра­шат­ся.

(11) Остав­ши­е­ся в живых пехо­тин­цы были загна­ны в лагерь или в Акви­ло­нию, а знать и кон­ни­ца бежа­ли в Бови­ан. Кон­ни­ца пре­сле­ду­ет кон­ни­цу, пехота — пехоту, и пра­вое кры­ло спе­шит к сам­нит­ско­му лаге­рю, а левое — к горо­ду. (12) Волум­ний захва­тил лагерь немно­го быст­рее; Сци­пи­о­на же под горо­дом ожи­да­ло более упор­ное сопро­тив­ле­ние — не от муже­ства побеж­ден­ных, а отто­го, что сте­ны луч­ше, чем вал, сдер­жи­ва­ют воору­жен­но­го непри­я­те­ля; с этих стен сам­ни­ты кам­ня­ми отго­ня­ли напа­дав­ших. (13) Опа­са­ясь, что оса­да укреп­лен­но­го горо­да может затя­нуть­ся, если дело не дове­сти до кон­ца, пока враг еще не с.499 опом­нил­ся от пер­во­го стра­ха, Сци­пи­он вопро­ша­ет вои­нов, допу­стят ли они, чтобы дру­го­му кры­лу достал­ся захва­чен­ный лагерь, а их — победи­те­лей — ото­гна­ли прочь от город­ских ворот? (14) Когда все вос­ста­ли про­тив это­го, он сам, пер­вый, под­няв над голо­вою щит, устрем­ля­ет­ся к воротам; осталь­ные, выстро­ив­шись «чере­па­хой», сле­ду­ют за ним, вры­ва­ют­ся в город и, сбро­сив вниз сам­ни­тов, защи­щав­ших ворота, зани­ма­ют сте­ны. Про­ник­нуть внутрь горо­да при их мало­чис­лен­но­сти они не реша­лись.

42. (1) Пона­ча­лу кон­сул не знал об этом и наме­ре­вал­ся отво­дить свое вой­ско назад, так как солн­це уже быст­ро кло­ни­лось к зака­ту, а насту­пав­шая ночь даже для победи­те­лей все дела­ла опас­ным и подо­зри­тель­ным. (2) Но, про­ехав впе­ред, он видит спра­ва захва­чен­ный лагерь, а сле­ва в горо­де слы­шит раз­но­го­ло­сый шум, в кото­ром кри­ки деру­щих­ся меша­ют­ся с воп­ля­ми ужа­са. Это и была борь­ба воз­ле ворот. (3) Подъ­е­хав бли­же и раз­глядев на сте­нах сво­их вои­нов, он понял, что нача­ло уже поло­же­но, коль ско­ро отча­ян­ная дер­зость куч­ки людей откры­ла путь боль­шо­му делу, он при­ка­зал созвать оття­ну­тые было к лаге­рю вой­ска и ворвать­ся в город. (4) Ока­зав­шись в горо­де уже в сумер­ках, рим­ляне рас­по­ло­жи­лись на ноч­лег у самых стен. (5) Ночью враг оста­вил кре­пость. В тот день у Акви­ло­нии было пере­би­то два­дцать тысяч три­ста сорок сам­ни­тов, плен­ных захва­че­но три тыся­чи восемь­сот семь­де­сят, воен­ных зна­мен — девя­но­сто семь. (6) Еще, меж­ду про­чим, сооб­ща­ют, что едва ли когда-нибудь на поле боя виде­ли вождя в столь весе­лом рас­по­ло­же­нии духа. То ли нрав его был таков, то ли уве­рен­ность в успе­хе дела. (7) Бла­го­да­ря той же твер­до­сти духа он смог не отка­зать­ся от боя из-за сомни­тель­ных пти­це­га­да­ний, а в раз­гар боя, когда обыч­но обе­ту­ют хра­мы бес­смерт­ным богам, дал такой обет: если разо­бьют леги­о­ны вра­гов, то преж­де чем само­му пить креп­кое вино, воз­ли­вать Юпи­те­ру Победи­те­лю малую чашу медо­во­го вина¹³¹. Этот обет понра­вил­ся богам, и они обра­ти­ли пти­це­га­да­ния ко бла­гу.

43. (1) Такая же уда­ча сопро­вож­да­ла и дру­го­го кон­су­ла у Коми­ния. На рас­све­те он подо­шел к сте­нам со все­ми сво­и­ми сила­ми, окру­жил город коль­цом, а у ворот, чтобы нигде не слу­чи­лась вылаз­ка, поста­вил надеж­ное под­креп­ле­ние. (2) Он уже пода­вал знак идти на при­ступ, когда от това­ри­ща явил­ся гонец с тре­вож­ной вестью о при­бли­же­нии два­дца­ти когорт; это заста­ви­ло его отло­жить при­ступ и ото­звать часть войск, уже постро­ен­ных и гото­вых к напа­де­нию. (3) Кон­сул при­ка­зал лега­ту Децию Бру­ту Сце­ве^[7] с пер­вым леги­о­ном, деся­тью вспо­мо­га­тель­ны­ми когор­та­ми и кон­ни­цей вый­ти про­тив вра­же­ско­го под­креп­ле­ния, (4) в любом месте пре­гра­дить доро­гу и задер­жать вра­га, а если потре­бу­ет­ся, то всту­пить и в руко­паш­ную, лишь бы эти вой­ска не мог­ли дой­ти до Коми­ния. (5) Сам же кон­сул, отдав при­каз. со всех сто­рон при­дви­гать лест­ни­цы к сте­нам горо­да, постро­ил с.500 бой­цов «чере­па­хой» и под­сту­пил к воротам. Разом и ворота были взло­ма­ны, и вой­ска со всех сто­рон взо­бра­лись на сте­ны. Если и хва­та­ло сам­ни­там муже­ства отра­жать при­сту­пы вра­га до того, как увиде­ли на сте­нах воору­жен­ных непри­я­те­лей, (6) то когда бой вел­ся уже не на рас­сто­я­нии, стре­ла­ми да дро­ти­ка­ми, а лицом к лицу, вру­ко­паш­ную, когда рим­ляне, с трудом взо­брав­шись на сте­ны сни­зу, где осо­бен­но вели­ка была угро­за пора­же­ния, на рав­ной высо­те бились с нерав­ным про­тив­ни­ком, — (7) тогда сам­ни­ты оста­ви­ли баш­ни и сте­ны и, стол­пив­шись на пло­ща­ди, пред­при­ня­ли сла­бую попыт­ку повер­нуть воен­ную уда­чу в свою сто­ро­ну; (8) а потом, побро­сав ору­жие, око­ло один­на­дца­ти тысяч четы­рех­сот чело­век сда­лись на милость кон­су­ла; уби­тых же было око­ло четы­рех тысяч вось­ми­сот вось­ми­де­ся­ти.

(9) Так было дело у Коми­ния, так и у Акви­ло­нии; а меж­ду эти­ми дву­мя горо­да­ми, где пред­по­ла­га­лась третья бит­ва, с непри­я­те­лем так и не встре­ти­лись. Когда до Коми­ния оста­ва­лось семь миль, сам­ни­ты ото­зва­ли шед­ший туда отряд, и пото­му он не участ­во­вал ни в той, ни в дру­гой бит­ве. (10) На захо­де солн­ца, когда уже пока­за­лись перед ним и лагерь и Акви­ло­ния, крик, донес­ший­ся с обе­их сто­рон, заста­вил сам­ни­тов оста­но­вить­ся; (11) потом со сто­ро­ны лаге­ря, подо­жжен­но­го рим­ля­на­ми, вдруг широ­ко раз­ли­лось пла­мя — и этот несо­мнен­ный при­знак пора­же­ния удер­жал их от про­дви­же­ния впе­ред. (12) Тут они и зано­че­ва­ли на голой зем­ле, как попа­ло и не сни­мая доспе­хов, и всю ночь про­ве­ли в тре­во­ге, и ожи­дая утра и стра­шась его. (13) На рас­све­те, когда они еще не реши­ли, каким путем им идти, их заме­ти­ли рим­ские всад­ни­ки, кото­рые, пре­сле­дуя сам­ни­тов, поки­нув­ших ночью кре­пость, увиде­ли мно­же­ство вои­нов, не обез­опа­сив­ших себя ни валом, ни часо­вы­ми, и тот­час обра­ти­ли их всех в бег­ство. (14) Со стен Акви­ло­нии тоже их заме­ти­ли, и когор­ты пехо­тин­цев тоже нача­ли их пре­сле­до­ва­ние. Пехота, одна­ко, не смог­ла догнать бег­ле­цов, тогда как кон­ни­ца уни­что­жи­ла до двух­сот вось­ми­де­ся­ти чело­век, шед­ших в хво­сте. В испу­ге враг побро­сал мно­го ору­жия и восем­на­дцать вой­ско­вых зна­мен; (15) но уцелев­шие бла­го­по­луч­но, насколь­ко это воз­мож­но при таком смя­те­нии, добра­лись до Бови­а­на.

44. (1) Уда­ча дру­го­го вой­ска при­умно­жи­ла лико­ва­ние обо­их рим­ских войск; и тот и дру­гой кон­су­лы по вза­им­но­му одоб­ре­нию отда­ли заня­тые кре­по­сти вои­нам на раз­граб­ле­ние, (2) и, когда в домах уже ниче­го не оста­лось, их пре­да­ли огню. Так в один день сго­ре­ли Акви­ло­ния и Коми­ний, и кон­су­лы со сво­и­ми леги­о­на­ми, поздрав­ляя друг дру­га, объ­еди­ни­ли свои лаге­ря. (3) Пред лицом двух войск и Кар­ви­лий воздал каж­до­му из сво­их по заслу­гам хва­лой и дара­ми, и Папи­рий, при кото­ром было столь­ко схва­ток и в пешем бою, и при захва­те лаге­ря, и при взя­тии горо­да, пожа­ло­вал запя­стья­ми¹³² и золоты­ми вен­ка­ми Спу­рия Нав­тия, Спу­рия Папи­рия, сво­его пле­мян­ни­ка, и четы­рех с.501 цен­ту­ри­о­нов из мани­пу­лов пер­во­го ряда: (4) Нав­тия — за его появ­ле­ние с мула­ми, напу­гав­шее про­тив­ни­ка, слов­но при­ход огром­но­го вой­ска, юно­го Папи­рия — за рев­ност­ное испол­не­ние рат­но­го дол­га им и кон­ни­цей и за то, что сам­ни­там креп­ко доста­лось ночью во вре­мя тай­но­го их бег­ства из Акви­ло­нии; (5) цен­ту­ри­о­нам же и вои­нам — за то, что они пер­вы­ми захва­ти­ли ворота и сте­ны Акви­ло­нии; а всем всад­ни­кам — за их подви­ги, совер­шен­ные во мно­гих местах, были пожа­ло­ва­ны сереб­ря­ные рож­ки¹³³ и запя­стья.

(6) Затем дер­жа­ли совет, при­шло ли уже вре­мя уво­дить из Сам­ния оба или хотя бы одно вой­ско; (7) но было при­зна­но за луч­шее, напро­тив, чем боль­ше подо­рва­ны силы сам­ни­тов, тем упор­ней и бес­по­щад­ней про­дол­жать вой­ну и пре­сле­до­вать остав­ших­ся, чтобы сле­дую­щим кон­су­лам мож­но было пере­дать окон­ча­тель­но поко­рен­ный Сам­ний.

(8) Посколь­ку не было уже непри­я­тель­ско­го вой­ска, спо­соб­но­го дать рим­ля­нам сра­же­ние, оста­вал­ся толь­ко один вид вой­ны — оса­да горо­дов, чтобы разо­ре­ни­ем их дать воин­ству воз­мож­ность обо­га­тить­ся вся­ким доб­ром и истре­бить вра­га, сра­жаю­ще­го­ся за свои алта­ри и оча­ги. (9) И вот, отпра­вив сена­ту и наро­ду рим­ско­му доне­се­ние о сво­их успе­хах, Папи­рий и Кар­ви­лий ведут леги­о­ны, один — на оса­ду Сепи­на, дру­гой — на оса­ду Велии.

45. (1) С вели­кой радо­стью было выслу­ша­но кон­суль­ское посла­ние и в курии и в собра­нии, и все­об­щую радость каж­дый усерд­но отпразд­но­вал в четы­рех­днев­ных молеб­ст­ви­ях. (2) Для рим­ско­го наро­да эта победа была не толь­ко вели­кою, но и очень своевре­мен­ной, ибо как раз тогда при­шло изве­стие о новом вос­ста­нии этрус­ков. (3) И такая мысль при­хо­ди­ла на ум: что если б в Сам­нии слу­чи­лась какая неуда­ча, как было бы тогда выдер­жать натиск этрус­ков, вооду­шев­лен­ных сго­во­ром сам­ни­тов и вос­поль­зо­вав­ших­ся похо­дом обо­их кон­су­лов со всем рим­ским вой­ском в Сам­ний, чтобы вновь вос­стать, пока рим­ские силы отвле­че­ны?

(4) Посоль­ства от союз­ни­ков, кото­рые пре­тор Марк Ати­лий ввел в сенат, жало­ва­лись на соседей-этрус­ков, сжи­гав­ших и разо­ряв­ших их поля за отказ отло­жить­ся от рим­ско­го наро­да, (5) и умо­ля­ли отцов-сена­то­ров о защи­те от наси­лия и обид, чини­мых вра­гом. Послам отве­ча­ли, что сенат поза­бо­тит­ся, чтобы союз­ни­кам не при­шлось жалеть о сво­ей вер­но­сти, и этрус­ков в ско­ром вре­ме­ни ждет участь сам­ни­тов. (6) И все-таки этрус­ская вой­на оття­ну­лась бы надол­го, если б не изве­стие о том, что уже и фалис­ки, мно­гие годы дру­же­ст­вен­ные Риму, вме­сте с этрус­ка­ми тоже взя­лись за ору­жие. (7) Народ этот жил побли­зо­сти, так что отцы сена­то­ры встре­во­жи­лись и поста­но­ви­ли отпра­вить феци­а­лов с тре­бо­ва­ни­ем воз­ме­ще­ния; его не после­до­ва­ло, и тогда с одоб­ре­ния сена­та и по воле наро­да фалис­кам объ­яви­ли с.502 вой­ну, (8) а кон­су­лам было при­ка­за­но решить жре­би­ем, кому из них вести вой­ско из Сам­ния в Этру­рию.

(9) Кар­ви­лий уже отнял у сам­ни­тов Велию, Палум­бин и Гер­ку­ла­нум, при­чем Велию все­го за несколь­ко дней, а Палум­бин — сра­зу же, как подо­шел к сте­нам. (10) При Гер­ку­ла­ну­ме было даже дано сра­же­ние, шед­шее с пере­мен­ным успе­хом и с поте­ря­ми боль­ши­ми, чем у про­тив­ни­ка; тогда, раз­бив­ши лагерь, кон­сул запер вра­га за город­ски­ми укреп­ле­ни­я­ми, и после оса­ды кре­пость была взя­та. (11) В трех этих горо­дах было взя­то в плен или уби­то око­ло деся­ти тысяч чело­век, при­чем плен­ных было чуть боль­ше, чем уби­тых. Кар­ви­лию и выпал жре­бий вое­вать в Этру­рии, как того и хоте­лось его вои­нам, кото­рым уже нев­мочь было тер­петь холо­да в Сам­нии.

(12) У Сепи­на Папи­рий встре­тил сопро­тив­ле­ние более силь­но­го про­тив­ни­ка. При­шлось не раз бить­ся и в строю, и в похо­де, и под сте­на­ми горо­да, отра­жая вра­же­ские вылаз­ки. Это была даже не оса­да, а вой­на на рав­ных, ибо сам­ни­ты не столь­ко пря­та­лись за укреп­ле­ни­я­ми, сколь­ко сами с ору­жи­ем в руках защи­ща­ли сте­ны горо­да. (13) И все-таки кон­сул при­нудил непри­я­те­ля сесть в оса­ду, а затем силой и хит­ро­стью взял город. (14) В захва­чен­ном горо­де разо­злен­ные рим­ляне учи­ни­ли необы­чай­но жесто­кую рез­ню: пере­би­то было семь тысяч четы­ре­ста чело­век, а в плен взя­ли чуть мень­ше трех тысяч. Добы­ча, осо­бен­но бога­тая, отто­го что сам­ни­ты сосре­дото­чи­ли свое иму­ще­ство в немно­гих горо­дах, была отда­на вои­нам.

46. (1) Все уже было покры­то сне­гом, и доль­ше оста­вать­ся без кро­ва было невоз­мож­но, поэто­му кон­сул вывел вой­ско из Сам­ния. (2) По при­бы­тии в Рим ему еди­но­душ­но пре­до­ста­ви­ли три­умф. Он отпразд­но­вал его, еще оста­ва­ясь в долж­но­сти, с обыч­ной в ту пору пыш­но­стью. (3) Пешие шли, а кон­ные еха­ли сквозь тол­пу в пожа­ло­ван­ных им убо­рах, вид­но было мно­же­ство вен­ков за спа­се­ние граж­дан, за захват лаге­ря¹³⁴ или город­ских стен. (4) Народ глядел на доспе­хи сам­ни­тов и срав­ни­вал их с кра­сотой и пыш­но­стью тех доспе­хов, кото­рые добыл отец кон­су­ла¹³⁵, — их все зна­ли, так как ими часто укра­ша­лись обще­ст­вен­ные места. Вели так­же неко­то­рых знат­ных плен­ни­ков, про­слав­лен­ных сво­и­ми подви­га­ми и подви­га­ми отцов. (5) Про­вез­ли мед­ные моне­ты ста­рой чекан­ки¹³⁶ — два мил­ли­о­на пять­сот трид­цать три тыся­чи фун­тов, — гово­ри­ли, что эта медь была выру­че­на от про­да­жи плен­ных; сереб­ра, захва­чен­но­го в горо­дах, было весом тыся­ча восемь­сот трид­цать фун­тов. Всю медь и все сереб­ро поло­жи­ли в каз­ну, а вои­нам из этой добы­чи ниче­го не доста­лось. (6) Еще боль­ше воз­му­ти­ло про­стой народ, что при этом даже на жало­ва­нье вои­нам взи­мал­ся налог, тогда как, отка­жись кон­сул от сла­вы вне­сти в каз­ну день­ги, выру­чен­ные за плен­ных, он мог бы и ода­рить вои­нов из добы­чи, и за воен­ную служ­бу выдать им жало­ва­нье. (7) Еще Папи­рий освя­тил храм с.503 Кви­ри­ну. Ни у кого из древ­них писа­те­лей я не читал, чтобы он давал о том обет в раз­гар бит­вы, да и, пра­во же, он не мог бы, воз­ве­сти его за столь корот­кое вре­мя. Это был храм, о кото­ром обет дал его отец в быт­ность свою дик­та­то­ром¹³⁷, сын же, будучи кон­су­лом, освя­тил его и укра­сил вра­же­ски­ми доспе­ха­ми, (8) кото­рых было столь­ко, что не толь­ко убра­ли ими храм и форум, но даже уде­ли­ли часть их союз­ни­кам и сосед­ним посе­ле­ни­ям для укра­ше­ния хра­мов и обще­ст­вен­ных мест. (9) После три­ум­фа кон­сул повел свое вой­ско зимо­вать в вес­ций­ские зем­ли, так как эта область была под уда­ром сам­ни­тов.

(10) Тем вре­ме­нем в Этру­рии кон­сул Кар­ви­лий, заду­мав напасть преж­де все­го на Тро­ил, дого­во­рил­ся с четырь­мя­ста­ми семью­де­ся­тью бога­тей­ши­ми его жите­ля­ми, что за огром­ный выкуп им поз­во­лят уйти оттуда, (11) а отпу­стив их, силой захва­тил осталь­ное насе­ле­ние и саму кре­пость. Потом он заво­е­вал еще пять укреп­ле­ний, защи­щен­ных труд­но­до­ступ­ной мест­но­стью. (12) Там было уни­что­же­но две тыся­чи четы­ре­ста непри­я­те­лей и взя­то в плен менее двух тысяч. А фалис­кам на их прось­бы о мире кон­сул дал лишь пере­ми­рие на год при усло­вии упла­ты ему ста тысяч медью ста­рой чекан­ки и годо­во­го жало­ва­нья вой­ску. (13) Покон­чив с этим, он ушел, чтобы спра­вить три­умф; над сам­ни­та­ми три­умф его был не столь сла­вен, как у това­ри­ща, одна­ко срав­нял­ся с ним, когда доба­ви­лись победы в Этру­рии. (14) Кар­ви­лий внес в каз­ну три­ста восемь­де­сят тысяч мед­ных монет ста­рой чекан­ки, а остав­ши­е­ся день­ги из сво­ей доли добы­чи вло­жил в воз­веде­ние хра­ма Счаст­ли­во­го Слу­чая¹³⁸ рядом с хра­мом этой боги­ни, освя­щен­ным царем Тул­ли­ем. (15) Вои­нам из добы­чи он раздал по сто два мед­ных асса и по столь­ко же цен­ту­ри­о­нам и всад­ни­кам, и эта щед­рость при ску­по­сти его това­ри­ща при­ня­та была с тем боль­шей бла­го­дар­но­стью. (16) Покро­ви­тель­ство кон­су­ла защи­ти­ло от наро­да кон­суль­ско­го лега­та Луция Посту­мия: народ­ный три­бун Марк Скап­тий^[6] при­влек было его к суду, но от суда он ушел, как гово­рит мол­ва, сде­лав­шись лега­том; так что гро­зить ему было лег­че, чем дове­сти дело до кон­ца.

47. (1) По про­ше­ст­вии года [292 г.] новые народ­ные три­бу­ны всту­пи­ли в долж­ность; но из-за ошиб­ки, допу­щен­ной при их избра­нии, через пять дней при­шлось заме­нить их дру­ги­ми. (2) В тот год цен­зо­ры Пуб­лий Кор­не­лий Арви­на и Гай Мар­ций Рутул совер­ши­ли ценз и очи­сти­тель­ное жерт­во­при­но­ше­ние; в спис­ки были зане­се­ны две­сти шесть­де­сят две тыся­чи три­ста два­дцать один чело­век. Цен­зо­ры эти были два­дцать шесты­ми после пер­вой пары, а очи­ще­ние — девят­на­дца­тым. (3) В этом же году те, кто полу­чил вен­ки за подви­ги на войне, впер­вые смот­ре­ли Рим­ские игры, сидя в этих вен­ках, и тогда же впер­вые пере­ня­ли гре­че­ский обы­чай вру­чать победи­те­лям паль­мо­вую ветвь¹³⁹. (4) В том же году куруль­ные эди­лы, устро­ив­шие эти с.504 игры, на день­ги, полу­чен­ные с несколь­ких осуж­ден­ных ското­вла­дель­цев¹⁴⁰, вымо­сти­ли доро­гу от Мар­со­ва кам­ня до горо­да Бовил­лы.

(5) Кон­суль­ские выбо­ры вел Луций Папи­рий; он про­воз­гла­сил кон­су­лом Квин­та Фабия Гур­ги­та, сына Мак­си­ма, и Деция Юния Бру­та Сце­ву^[8]. Сам Папи­рий стал пре­то­ром.

(6) Сколь­ко бы радо­стей ни при­нес тот год, едва ли ее доста­ло для уте­ше­ния во вре­мя мора, косив­ше­го и горо­жан и сель­ских жите­лей; несча­стье похо­ди­ло уже на небес­ную кару, и тогда обра­ти­лись к кни­гам¹⁴¹ — узнать, какой исход и какое избав­ле­ние от этой напа­сти посы­ла­ют боги. (7) В кни­гах откры­ли, что из Эпидав­ра нуж­но доста­вить в Рим Эску­ла­па¹⁴². Одна­ко в тот год кон­су­лы были заня­ты вой­ною и пото­му ниче­го не мог­ли для это­го сде­лать, кро­ме как устро­ить одно­днев­ное молеб­ст­вие Эску­ла­пу.