История Рима от основания города

Книга XLIV

т. III, с. 487 1. (1) Все это про­изо­шло зимой, а с при­хо­дом вес­ны из Рима в Брун­ди­зий при­был Квинт Мар­ций Филипп¹ с пятью тыся­ча­ми вои­нов, пред­на­зна­чен­ных для попол­не­ния македон­ских леги­о­нов. (2) За ним как вой­ско­вые три­бу­ны² сле­до­ва­ли Марк Попи­лий, муж кон­суль­ско­го зва­ния³, и дру­гие юно­ши, не менее высо­ко­род­ные. (3) Тогда же в Брун­ди­зий при­был и пре­тор Гай Мар­ций Фигул⁴ — ему доста­лось началь­ст­во­вать над фло­том; все вме­сте высту­пи­ли они из Ита­лии, на дру­гой день достиг­ли Кор­ки­ры, а на тре­тий — Актия, акар­нан­ской гава­ни. (4) Отсюда кон­сул, выса­див­шись у Амбра­кии, сушею напра­вил­ся в Фес­са­лию, а пре­тор, обой­дя вокруг Лев­ка­ты, вошел в Коринф­ский залив и, оста­вив­ши кораб­ли в Кре­усе, сам поспе­шил через Бео­тию в Хал­киду к флоту (налег­ке — день пути).

(5) В это вре­мя Авл Гости­лий сто­ял лаге­рем в Фес­са­лии под­ле Пале­фар­са­ла; он, хоть ничем на войне не отли­чил­ся, но вои­нов отучил от рас­пу­щен­но­сти и свое­во­лия, дер­жал их в стро­го­сти и о союз­ни­ках забо­тил­ся доб­ро­со­вест­но, защи­щая от вся­кой неспра­вед­ли­во­сти. (6) Про­слы­шав, что при­бы­ва­ет пре­ем­ник, он сде­лал тща­тель­ный смотр вой­ску и вывел его при пол­ном пара­де навстре­чу кон­су­лу. (7) И пер­вая их встре­ча про­шла, как подо­ба­ло досто­ин­ству обо­их и зва­нию рим­ских граж­дан; да и потом, (8) посколь­ку про­кон­сул остал­ся при вой­ске, они дей­ст­во­ва­ли в пол­ном согла­сии.

(9) Несколь­ко дней спу­стя кон­сул дер­жал речь перед воин­ст­вом. (10) Спер­ва он помя­нул Пер­се­е­вы зло­де­я­ния — бра­то­убий­ство и замыш­лен­ное было отце­убий­ство⁵, пре­ступ­ный захват цар­ской вла­сти, про­чие отрав­ле­ния и убий­ства, бес­чест­ные коз­ни про­тив Эвме­на, обиды, нане­сен­ные рим­ско­му наро­ду, разо­ре­ние союз­ни­ков вопре­ки дого­во­ру.

А насколь­ко все это, ска­зал он, про­тив­но богам, Пер­сей сам узна­ет в исхо­де зате­ян­ной им вой­ны, (11) ибо бес­смерт­ным любез­ны бла­го­че­стье и вер­ность, кои­ми достиг сво­его вели­чия рим­ский народ. (12) Потом Квинт Мар­ций срав­нил силы рим­ско­го наро­да, уже вла­де­ю­ще­го всем кру­гом зем­ным, с сила­ми македо­нян; срав­нил он и вой­ско с вой­ском: уж как вели­ки были пол­чи­ща и Филип­па, и Антио­ха, а рим­ляне справ­ля­лись с ними сила­ми, не бо́льши­ми нынеш­них.

2. (1) Оду­ше­вив такой речью вои­нов, кон­сул при­нял­ся обсуж­дать даль­ней­ший ход воен­ных дей­ст­вий. На сход­ку явил­ся и пре­тор Гай Мар­ций — он толь­ко-толь­ко при­был из Хал­киды во гла­ве флота. (2) Реши­ли не мед­лить в Фес­са­лии и вре­ме­ни даром не тра­тить, с.488 но тот­час же снять­ся с лаге­ря и дви­гать­ся в Македо­нию, (3) а пре­то­ру тем вре­ме­нем поста­рать­ся и флот под­ве­сти к вра­же­ским бере­гам.

(4) Отпра­вив пре­то­ра, кон­сул при­ка­зал вои­нам взять с собою съест­но­го на месяц и — на деся­тый день по при­ня­тии вой­ска — снял­ся с лаге­ря, (5) а после дня пути созвал про­вод­ни­ков и при­ка­зал, чтобы каж­дый из них объ­яс­нил в сове­те, какою доро­гой наме­рен он вести вой­ско; потом, уда­лив их, обра­тил­ся к сове­ту: какой же путь счесть за луч­ший? (6) Одни пред­по­чи­та­ли идти через Пифей, дру­гие — по Кам­бу­ний­ским горам, где год назад про­шел кон­сул Гости­лий, а третьи — мимо Аску­рид­ско­го озе­ра⁶. (7) Путь до раз­вил­ки был еще изряд­ный, а пото­му обсуж­де­ние отло­жи­ли — реши­ли стать лаге­рем у раз­вил­ки дорог, а там посмот­реть. (8) Кон­сул повел вой­ско в Перре­бию; меж­ду Азо­ром и Доли­хой⁷ оста­но­ви­лись и ста­ли опять сове­щать­ся, какой избрать путь.

(9) Тем вре­ме­нем Пер­сей, про­ведав, что при­бли­жа­ет­ся непри­я­тель, но не зная, каким путем, решил занять все про­хо­ды сво­и­ми отряда­ми. (10) На Кам­бу­ний­ские горы (к пере­ва­лу, что зовут Волу­стан­ским) он отпра­вил десять тысяч лег­ко­во­ору­жен­ных вои­нов, поста­вив над ними Аскле­пи­о­до­та; (11) к про­хо­ду у кре­по­сти над Аску­рид­ским озе­ром (это место зовет­ся Лапа­тунт) был послан Гип­пий с два­дца­ти­ты­сяч­ным отрядом⁸. (12) А сам Пер­сей с остав­ши­ми­ся сила­ми сна­ча­ла стал у Дия, потом начал метать­ся по бере­гу со сво­ей лег­кой кон­ни­цей — то к Герак­лею, то к Филе и сно­ва к Дию: каза­лось, он поме­шал­ся — так был рас­те­рян⁹.

3. (1) Меж­ду тем кон­сул решил идти мимо Отто­ло­ба¹⁰, где сто­я­ли люди царя. (2) Впе­ред реши­ли выслать четы­рех­ты­сяч­ный отряд, чтобы занять выгод­ное место; началь­ст­во­вать над ним поста­ви­ли Мар­ка Клав­дия и Квин­та Мар­ция, сына кон­су­ла. (3) Осталь­ное вой­ско шло сле­дом. Доро­га, одна­ко, была так кру­та, уха­би­ста и каме­ни­ста, что пере­до­вой отряд лег­ко­во­ору­жен­ных, едва одолев­ши в два дня пят­на­дцать миль, стал лаге­рем; место, кото­рое они выбра­ли, зовет­ся Диер. (4) На сле­дую­щий день они, прой­дя еще семь миль, заня­ли высоту близ вра­же­ско­го лаге­ря и посла­ли кон­су­лу доне­се­нье: враг в виду; место без­опас­но и во всем выгод­но; пусть спе­шит к ним, как может. (5) Кон­сул был уже встре­во­жен и труд­но­стью выбран­но­го пути, и судь­бою малень­ко­го отряда, по его воле ока­зав­ше­го­ся сре­ди вра­гов; тут и явил­ся к нему у озе­ра Аску­риды гонец. (6) Обо­д­рив­шись, кон­сул вывел все свое вой­ско бли­же к высо­те, заня­той пере­до­вым отрядом, с выго­дою исполь­зо­вав свой­ства мест­но­сти: (7) не толь­ко вра­же­ский лагерь, до кое­го было чуть боль­ше мили, но и все про­стран­ство вкруг Дия и Филы до само­го бере­га моря широ­ко откры­ва­лось с такой высоты взо­ру рим­лян. (8) Вои­ны, увидав­ши так близ­ко все попри­ще вой­ны, и силы цар­ские, и вра­же­скую зем­лю, вспых­ну­ли душой. (9) Окры­лен­ные, тре­бо­ва­ли они, чтобы кон­сул вел их пря­мо на вра­га, одна­ко тот дал им день отды­ху после труд­но­го пере­хо­да. (10) Лишь на тре­тий день, оста­вив в лаге­ре охра­ну, кон­сул дви­нул­ся на вра­га.

с.489 4. (1) Гип­пий толь­ко что отря­жен­ный царем для охра­ны про­хо­да, увидев оттуда рим­ское вой­ско на высо­те, при­гото­вил сво­их вои­нов к бит­ве и высту­пил навстре­чу кон­суль­ско­му вой­ску. И рим­ляне вышли на бой налег­ке, и враг послал в бит­ву лег­ко­во­ору­жен­ных — (2) род войск, все­гда гото­вый завя­зать сра­же­ние. (3) Сой­дясь, тут же в спеш­ке мет­ну­ли дроты — ране­ных с обе­их сто­рон было мно­го, уби­тых мало. (4) Раз­дра­жив­шись, сошлись на дру­гой день уже с боль­ши­ми сила­ми и боль­шей зло­стью. Здесь мог­ла бы решить­ся судь­ба вой­ны, если бы хва­та­ло места раз­вер­нуть строй, одна­ко на узком гор­ном хреб­те едва хва­та­ло места стать в три ряда. (5) А пото­му сра­зи­лись немно­гие, бо́льшая же часть, глав­ным обра­зом тяже­ло­во­ору­жен­ные, лишь наблюда­ла за сра­же­ни­ем; (6) а лег­кая пехота даже забе­га­ла впе­ред по изви­ли­нам хреб­та и напа­да­ла с флан­гов на лег­кую пехоту про­тив­ни­ка в местах удоб­ных и неудоб­ных. Ране­ных и в тот день было боль­ше, чем уби­тых, когда спу­сти­лась ночь и пре­рва­ла сра­же­нье.

(7) На тре­тий день рим­ский пол­ко­во­дец не знал, что делать: оста­вать­ся долее на голом гребне горы было невоз­мож­но, а отсту­пать — не толь­ко позор­но, но и опас­но — вдруг непри­я­тель уда­рит ему в тыл с высоты. (8) Ниче­го дру­го­го не оста­ва­лось: дерз­ко начав, и про­дол­жать надоб­но было дерз­ко, ведь порою дер­зость обо­ра­чи­ва­ет­ся в исхо­де бла­го­ра­зу­ми­ем. (9) В любом слу­чае все зашло слиш­ком дале­ко, и будь про­тив­ник кон­су­ла подо­бен древним царям македо­нян, рим­ля­нам не мино­вать бы раз­гро­ма¹¹. Пер­сей, одна­ко, хоть кри­ки и гул сра­же­нья доно­си­лись до Дий­ско­го бере­га (миль за две­на­дцать), где он разъ­ез­жал со сво­ею кон­ни­цей, не под­кре­пил уста­лое вой­ско све­жи­ми сила­ми и, (10) что еще важ­нее, не бро­сил­ся в сра­же­ние сам, тогда как рим­ский пол­ко­во­дец, будучи в пре­клон­ных годах (было ему более шести­де­ся­ти) и весь­ма тучен, при­нял на себя все рат­ные труды. (11) С заме­ча­тель­ным упор­ст­вом довер­шил он дерз­кое пред­при­я­тие: оста­вив Попи­лия охра­нять высоту, сам решил­ся прой­ти нехо­же­ны­ми места­ми, Атта­лу с Миса­ге­ном при­ка­зав­ши при­крыть пере­до­вых, кото­рые рас­чи­ща­ли путь, (12) а сам с леги­о­на­ми замы­кал строй, пустив­ши перед собой обо­зы и кон­ни­цу.

5. (1) Неизъ­яс­ни­мо труден был спуск: сры­ва­лись живот­ные, кати­лась вниз покла­жа; и четы­ре мили еще не про­шли, а толь­ко о том и меч­та­ли, чтобы воро­тить­ся назад, будь это воз­мож­но. (2) Да и сло­ны вно­си­ли смя­те­нье не хуже непри­я­те­ля: дой­дя до нехо­же­ных мест, они сбро­си­ли погон­щи­ков и под­ня­ли такой рев, что всех поверг­ли в тре­пет, осо­бен­но лоша­дей. Нако­нец при­ду­ма­ли, как их пере­ве­сти. (3) Несколь­ко ниже по скло­ну вби­ва­ли в зем­лю на одном уровне два креп­ких стол­ба, отста­вив один от дру­го­го чуть даль­ше, чем на шири­ну сло­на; (4) на попе­ре­ч­ную бал­ку накла­ды­ва­ли дос­ки по трид­ца­ти футов дли­ною, напо­до­бие мости­ка, и при­сы­па­ли зем­лею¹². (5) Еще ниже по скло­ну на малом рас­сто­я­нии устра­и­ва­ли такой же вто­рой, затем тре­тий мостик, и так далее у каж­до­го обры­ва. (6) С твер­дой зем­ли слон сту­пал на мостик, но с.490 преж­де чем он дохо­дил до края, стол­бы под­ру­ба­ли, и слон спол­зал до нача­ла сле­дую­ще­го мости­ка, (7) какой — дер­жась на ногах, какой — ска­ты­ва­ясь на заду; когда под ним вновь ока­зы­вал­ся ров­ный мостик, все начи­на­лось сна­ча­ла, покуда не спу­сти­лись в доли­ну.

(8) В тот день про­шли семь миль или око­ло того, и то боль­ше ска­ты­ва­ясь вниз с ору­жи­ем и про­чим гру­зом, тер­пя вся­че­ские муче­нья, так что даже кон­сул, зате­яв­ший все это, не отри­цал, что теперь враг мог бы уни­что­жить их всех и малой силой. (9) Ночью достиг­ли неболь­шой рав­ни­ны, но осмат­ри­вать­ся и разду­мы­вать, опас­но ли оста­вать­ся в таком ото­всюду замкну­том месте, не при­хо­ди­лось — и так уж не жда­ли стать сно­ва на твер­дую зем­лю. (10) Здесь при­шлось про­ве­сти и сле­дую­щий день, ожи­дая Попи­лия с осталь­ным вой­ском. И эти сол­да­ты, хоть враг не угро­жал им ниот­куда, были изму­че­ны труд­ной мест­но­стью. (11) На тре­тий день, соеди­нив силы, дви­ну­лись уще­льем (у тамош­них жите­лей зовет­ся оно Кал­ли­певк¹³), (12) а на чет­вер­тый спу­сти­лись вниз; шли по-преж­не­му по без­до­ро­жью, одна­ко уже иску­шен­ные и обна­де­жен­ные: и враг ни с какой сто­ро­ны не пока­зы­вал­ся, и море было уж близ­ко, и вышли в поля меж­ду Герак­ле­ем и Либет­ром¹⁴, где поста­ви­ли лагерь боль­шей частью на высотах. (13) Тут было место пехоты, но вал охва­ты­вал и часть поля, где мог­ла бы стать кон­ни­ца.

6. (1) О том, что непри­я­тель уж тут, Пер­сею сооб­щи­ли, когда он был в купальне. В испу­ге, рас­ска­зы­ва­ют, выско­чил он из ван­ны и бро­сил­ся вон, кри­ча: «Раз­бит без бит­вы!» (2) И тот­час пошли чере­дой трус­ли­вые реше­нья и при­ка­за­ния; так, с пере­пу­гу отпра­вил он двух сво­их дру­зей: одно­го в Пел­лу — бро­сить в море хра­нив­шу­ю­ся в Факе¹⁵ каз­ну, дру­го­го в Фес­са­ло­ни­ку — сжечь кораб­ли; Аскле­пи­о­до­та и Гип­пия и быв­ших с ними вои­нов он ото­звал из гар­ни­зо­нов — теперь путь вра­гу был открыт повсюду. (3) А сам Пер­сей, при­хва­тив­ши в Дие золо­че­ные ста­туи, чтобы не доста­лись они вра­гу, погнал мест­ных жите­лей в Пид­ну, (4) и если дей­ст­вия кон­су­ла до той поры мог­ли выглядеть без­рас­суд­ны­ми, ибо зашел он туда, откуда вый­ти не смог бы, решись непри­я­тель ему вос­пре­пят­ст­во­вать, то бла­го­да­ря Пер­сею опро­мет­чи­вость обер­ну­лась отва­гой. (5) И впрямь, ведь рим­ляне мог­ли отсюда вый­ти дву­мя путя­ми — через Тем­пей­скую доли­ну в Фес­са­лию или, минуя Дий, в Македо­нию, одна­ко и тут и там сто­я­ли цар­ские отряды. (6) И если бы царь не дрог­нул при пер­вых же при­зна­ках опас­но­сти и стой­ко защи­щал­ся бы, то путь через Тем­пей­скую доли­ну для рим­лян был бы отре­зан — ни отсту­пить, ни про­до­воль­ст­вия под­вез­ти!¹⁶ (7) В самом деле, Тем­пей­ским уще­льем и в мир­ное-то вре­мя прой­ти нелег­ко: (8) пять миль там нуж­но дви­гать­ся в таких тес­ни­нах, где и навью­чен­ный осел едва про­хо­дит, а ска­лы обры­ва­ют­ся так кру­то, что вниз смот­реть — кру­жит­ся голо­ва и сла­бе­ют чле­ны; стра­шен и рев глу­бо­ко­го Пенея, несу­ще­го­ся через середи­ну доли­ны. (9) И в таком вот месте, гроз­ном по самой при­ро­де сво­ей, засе­ли было цар­ские отряды: (10) один при вхо­де у Гон­на, дру­гой — в с.491 непри­ступ­ном Кон­ди­ле, а тре­тий под­ле Лапа­тун­та (по-мест­но­му — Хара­ка), (11) чет­вер­тый же пря­мо на доро­ге, в самом узком месте доли­ны, где для охра­ны доволь­но и десят­ка бой­цов. (12) Отрежь непри­я­тель путь — и рим­ля­нам не было бы ни под­во­за, ни отступ­ле­ния, а лишь обрат­ный путь через горы, откуда они толь­ко что спу­сти­лись. (13) Но там, где раз уда­лось воров­ски про­скольз­нуть, уже не уда­лось бы прой­ти на виду у вра­га, заняв­ше­го высоты; да и вос­по­ми­на­ние о недав­них тяготах отня­ло бы вся­кую надеж­ду на воз­вра­ще­нье. (14) Ниче­го не оста­ва­лось бы в отча­ян­ном этом пред­при­я­тии, как толь­ко ухо­дить через Дий в Македо­нию, сквозь самую гущу вра­га. Это тоже доро­го сто­и­ло бы, если бы боги не отня­ли у Пер­сея разум, (15) ведь сво­бод­но­го про­стран­ства меж подош­вой Олим­па и морем немно­гим более мили; на поло­ви­ну его раз­ли­то устье реки Бафир, часть зани­ма­ет свя­ти­ли­ще Юпи­те­ра¹⁷ либо город; (16) остав­ше­е­ся же кро­хот­ное про­стран­ство царь мог закрыть неболь­шим рвом с насы­пью: кам­ней и леса здесь под рукою столь­ко, что мож­но воз­ве­сти хоть сте­ну с баш­ня­ми. (17) Одна­ко царь ниче­го не видел — вне­зап­ный страх осле­пил его; он снял свои отряды, оста­вив все под­сту­пы откры­ты­ми для вра­гов, и бежал в Пид­ну.

7. (1) А кон­сул, обна­де­жен­ный цар­ской глу­по­стью и без­де­я­тель­но­стью, видя в них луч­шую для себя защи­ту, отпра­вил в Лари­су к Спу­рию Лукре­цию¹⁸ гон­ца с при­ка­зом занять все кре­по­сти при Тем­пей­ской долине, остав­лен­ные непри­я­те­лем, и напра­вил Попи­лия раз­ведать про­хо­ды вокруг Дия. (2) Уве­рив­шись, что путь открыт везде, он в два пере­хо­да дошел до Дия и при­ка­зал ста­вить лагерь под самы­ми сте­на­ми хра­ма, дабы убе­речь свя­щен­ное это место от вся­ко­го наси­лия. (3) Всту­пив­ши в город, хоть и неболь­шой, но пыш­но укра­шен­ный, в осо­бен­но­сти изва­я­ни­я­ми¹⁹, и укреп­лен­ный отлич­но, кон­сул с трудом мог пове­рить, что это вели­ко­ле­пье бро­ше­но было без вся­кой при­чи­ны, и опа­сал­ся како­го-нибудь ковар­ства. (4) Потра­тив день на раз­вед­ку окрест­но­стей, он снял­ся с лаге­ря, наде­ясь най­ти в Пие­рии вдо­воль хле­ба, и в тот же день достиг реки Митис. (5) На дру­гой день дошел он до Агасс, и горо­жане сами сда­лись ему; а чтобы заво­е­вать серд­ца и про­чих македо­нян, он обе­щал гар­ни­зо­на в горо­де не остав­лять, данью город не обла­гать, чужих зако­нов в нем не вво­дить, но удо­воль­ст­во­вал­ся залож­ни­ка­ми. (6) Поки­нув Агассы, кон­сул после дня пути стал лаге­рем у реки Аскорд; одна­ко, чув­ст­вуя с уда­ле­ни­ем от Фес­са­лии все бо́льшую нуж­ду в самом необ­хо­ди­мом, (7) кон­сул воро­тил­ся к Дию, и теперь всем было ясно, сколь пла­чев­на была бы участь вой­ска, ока­жись они отре­за­ны от Фес­са­лии, — ведь даже отда­лять­ся от нее было небез­опас­но.

(8) Пер­сей, собрав­ши вои­нов и пол­ко­вод­цев сво­их, обру­шил­ся на началь­ни­ков сто­ро­же­вых отрядов и преж­де всех — на Гип­пия и Аскле­пи­о­до­та, (9) кото­рые-де отда­ли рим­ля­нам клю­чи от Македо­нии. Но никто не был в том вино­ват боль­ше, чем сам царь.

(10) А кон­сул тем вре­ме­нем, завидев с высоты в море флот, пона­де­ял­ся было, что это под­во­зят про­до­воль­ст­вие, — ведь кру­гом была с.492 страш­ная доро­го­виз­на и почти что голод, — но когда он подо­шел, ока­за­лось, что гру­зо­вые кораб­ли оста­лись в Маг­не­сии. (11) Кон­сул не знал, что и делать, так все обо­ра­чи­ва­лось про­тив него и само собою без вся­ко­го уси­лия со сто­ро­ны вра­га, — но тут, по сча­стью, при­шло доне­се­нье от Спу­рия Лукре­ция: (12) все кре­по­сти над Тем­пей­ской доли­ной и вокруг Филы он дер­жит в сво­их руках; про­до­воль­ст­вия и про­чих необ­хо­ди­мых вещей най­де­но там с избыт­ком.

8. (1) Очень обра­до­вав­шись это­му, кон­сул повел вой­ско от Дия к Филе, чтобы сра­зу и тамош­ний гар­ни­зон укре­пить, и вои­нам раздать хлеб, не тра­тя вре­ме­ни на под­воз. (2) Такое пере­дви­же­ние вой­ска поро­ди­ло слу­хи, отнюдь не бла­го­при­ят­ст­во­вав­шие делу: одни гово­ри­ли, что кон­сул отсту­па­ет из стра­ха перед вра­гом, ибо в Пие­рии при­шлось бы сра­жать­ся, (3) дру­гие — что кон­сул не зна­ет, сколь пре­врат­но воен­ное сча­стье, — он-де думал, что дело его подо­ждет, и упу­стил то, что дер­жал в руках и чего уж не воро­тить. (4) Ведь он разом и Дия не удер­жал, и встре­во­жил вра­га — тот нако­нец понял, что все утра­чен­ное им по сво­ей вине надоб­но отбить. (5) Узнав, что кон­сул ушел из Дия, царь воро­тил­ся туда, вос­ста­но­вил все раз­ру­шен­ное там рим­ля­на­ми, вос­ста­но­вил сби­тые было зуб­цы на сте­нах, сами сте­ны со всех сто­рон укре­пил, а потом стал лаге­рем в пяти милях от горо­да с той же сто­ро­ны Элпея; он думал, что река, труд­ная для пере­пра­вы, послу­жит ему защи­той. (6) Элпей берет нача­ло в долине Олим­па, летом мель­ча­ет, а зимою взду­ва­ет­ся от дождей и обра­зу­ет на кам­нях огром­ные водо­во­роты, а про­рвав­шись к морю, уно­сит с собою столь­ко зем­ли, что рус­ло ста­но­вит­ся глуб­же, а бере­га — кру­че. (7) За этой вод­ной пре­гра­дой царь думал отсидеть­ся до кон­ца лета.

(8) Тем вре­ме­нем кон­сул отпра­вил из Фил в Герак­лей Попи­лия с дву­мя тыся­ча­ми вои­нов. (9) От Филы до Герак­лея миль пять, и сто­ит он меж Дием и Тем­пей­ской доли­ной на ска­ле, нави­саю­щей над рекою.

9. (1) Не под­ведя еще вой­ско к сте­нам горо­да, Попи­лий отпра­вил к его долж­ност­ным лицам гон­цов: не луч­ше ли вам, дескать, испро­бо­вать вер­ность и мяг­ко­сер­де­чие рим­лян, неже­ли их силу? (2) Сове­ты эти не возы­ме­ли дей­ст­вия на горо­жан, пото­му что сто­ро­же­вые кост­ры в цар­ском лаге­ре у Элпея им были вид­ны. Тогда пошли на при­ступ и с суши, и с моря, ибо флот уже подо­шел и сто­ял у бере­га; в ход пошло и ору­жие, и осад­ные устрой­ства.

(3) Там, где сте­на была пони­же, рим­ские юно­ши даже цир­ко­вое раз­вле­че­ние обра­ти­ли на поль­зу рат­но­го дела. (4) В ту пору, покуда не уко­ре­ни­лось нынеш­нее рас­то­чи­тель­ное обык­но­ве­ние²⁰ запол­нять цирк все­воз­мож­ны­ми зве­ря­ми, еще при­ду­мы­ва­ли раз­лич­ные зре­ли­ща, ведь забе­ги чет­вер­ка­ми и выступ­ле­ния искус­ных наезд­ни­ков дли­лись не более часа. (5) Сре­ди про­чих высту­па­ли и юно­ши в бое­вом сна­ря­же­нии, чело­век по шести­де­ся­ти, а в слу­ча­ях осо­бен­но тор­же­ст­вен­ных и боль­ше. Они пока­зы­ва­ли бое­вые при­е­мы и нечто более изыс­кан­ное, похо­див­шее ско­рей на при­е­мы гла­ди­а­то­ров. (6) Под конец сво­его пред­став­ле­ния они стро­и­лись с.493 четы­рех­уголь­ни­ком, плот­но сомкнув над голо­ва­ми щиты; пер­вый ряд сто­ял пря­мо, вто­рой — при­гнув­шись, сле­дую­щие — ниже и ниже, послед­ние сто­я­ли на коле­нях; так дела­лась наклон­ная, точ­но скат кры­ши, «чере­па­ха»²¹. (7) Потом два чело­ве­ка при ору­жии — меж ними было футов пять­де­сят, — гро­зя друг дру­гу, взбе­га­ли вверх по ска­ту по сомкну­тым щитам и там, пере­дви­га­ясь сво­бод­но, как буд­то по твер­дой зем­ле, то как бы отра­жа­ли про­тив­ни­ка с кра­ев «чере­па­хи», то всту­па­ли в схват­ку друг с дру­гом, схо­дясь посредине.

(8) Такую «чере­па­ху» и при­дви­ну­ли к стене в самой низ­кой ее части. Вои­ны, сто­яв­шие на верх­нем краю, ока­за­лись наравне с защит­ни­ка­ми сте­ны; их опро­ки­нув, два мани­пу­ла рим­лян пере­бра­лись в город. (9) Та «чере­па­ха» отли­ча­лась от потеш­ной лишь тем, что сто­яв­шие спе­ре­ди и с боков не под­ни­ма­ли щиты над голо­вою, а ста­ви­ли перед собой, как в бою, чтобы тело не оста­лось неза­щи­щен­ным. Пото­му пущен­ные со сте­ны стре­лы не мог­ли нико­го уяз­вить, а те, что попа­да­ли в «чере­па­ху», сколь­зи­ли по глад­кой ее спине точ­но дождь, не при­чи­няя вреда.

(10) Взяв Герак­лей, кон­сул пере­нес туда свой лагерь, соби­ра­ясь как буд­то бы идти к Дию и оттуда, потес­нив царя, в Пие­рию. (11) Но он думал уже о зиме и при­ка­зал при­ве­сти в порядок доро­ги для под­во­за про­до­воль­ст­вия из Фес­са­лии, выбрать под­хо­дя­щие места для скла­дов и устро­ить посто­я­лые дво­ры для достав­щи­ков.

10. (1) Пер­сей опра­вил­ся нако­нец-то от стра­ха, каким был пора­жен, и более все­го желал теперь, чтобы оста­лись без послед­ст­вий все рас­по­ря­же­ния, отдан­ные им в испу­ге, — а велел он в Пел­ле пото­пить каз­ну и сжечь флот в Фес­са­ло­ни­ке. (2) И впрямь Анд­ро­ник в Фес­са­ло­ни­ке тянул вре­мя²², ожи­дая, что царь опом­нит­ся, — так оно и слу­чи­лось. (3) А вот Никий в Пел­ле не был так осто­ро­жен: он сбро­сил в море то, что хра­ни­лось в Факе, (4) но про­мах его лег­ко попра­ви­ли — ныряль­щи­ки доста­ли почти что все. И так сты­дил­ся царь сво­его стра­ха, что велел умерт­вить тай­но — спер­ва ныряль­щи­ков, а потом и Анд­ро­ни­ка с Ники­ем, чтобы не оста­вить свиде­те­лей столь безум­но­го при­ка­за­ния.

(5) Тем вре­ме­нем Гай Мар­ций, явив­шись с фло­том от Герак­лея к Фес­са­ло­ни­ке и выса­див сво­их вои­нов во мно­гих местах побе­ре­жья, широ­ко опу­сто­шил поля, а кто выбе­жал на их защи­ту из горо­да, тех несколь­ки­ми успеш­ны­ми схват­ка­ми поверг в тре­пет и загнал обрат­но. (6) Он гро­зил уже само­му горо­ду, как вдруг защит­ни­ки его выста­ви­ли мета­тель­ные орудия всех воз­мож­ных видов, пора­жая сна­ряда­ми не толь­ко тех, кто, бро­дя вокруг, неосто­рож­но при­бли­жал­ся к сте­нам, но даже тех, кто оста­вал­ся на кораб­лях. (7) И пото­му рим­ляне ото­зва­ли сво­их вои­нов назад на кораб­ли и, бро­сив затею с оса­дой Фес­са­ло­ни­ки, напра­ви­лись к Энее. Город этот лежит в пяти­де­ся­ти милях от Фес­са­ло­ни­ки, напро­тив Пид­ны; зем­ли там бога­тые. (8) Разо­рив­ши эти места, дви­ну­лись в Анти­го­нию, дер­жась бере­га. Выса­див­шись тут, они про­из­ве­ли повсюду опу­сто­ше­нья и нема­ло добы­чи снес­ли с бере­га на кораб­ли. (9) Потом, одна­ко, на их рас­се­ян­ные отряды напа­ли македо­няне — с.494 и пешие, и кон­ные, — кото­рые пре­сле­до­ва­ли бежав­ших до само­го моря, пере­бив око­ло пяти сотен и в плен взяв­ши не мень­ше. (10) В отча­ян­ном этом поло­же­нии, отре­зан­ные от кораб­лей, рим­ляне при­шли в ярость — и от отча­я­нья, и от него­до­ва­нья. (11) На бере­гу воз­об­но­ви­лось сра­же­нье; с кораб­лей им была ока­за­на помощь. Там пере­би­ли око­ло двух­сот македо­нян и столь­ко же взя­ли в плен.

От Анти­го­нии флот дви­нул­ся к пал­лен­ской обла­сти²³, где сде­лал высад­ку, чтобы опу­сто­шить тамош­ние зем­ли, (12) кото­рые при­над­ле­жа­ли горо­ду Кас­сан­дрии. Зем­ли были самы­ми бога­ты­ми на всем пути рим­ско­го флота вдоль побе­ре­жья. Тут рим­лян встре­ти­ли царь Эвмен, при­шед­ший из Элеи²⁴ с два­дца­тью кры­ты­ми кораб­ля­ми, и пять таких же кораб­лей, при­слан­ных царем Пру­си­ем²⁵.

11. (1) Обод­рен­ный таким под­креп­ле­ни­ем, пре­тор решил­ся идти на Кас­сан­дрию. (2) Этот город был постро­ен царем Кас­сан­дром на самом пере­шей­ке, соеди­ня­ю­щем пал­лен­скую область с осталь­ной Македо­ни­ей, меж­ду моря­ми Торон­ским и Македон­ским²⁶: (3) тот полу­ост­ров, где рас­по­ло­же­на Кас­сан­дрия, вда­ет­ся в море не мень­ше, чем зна­ме­ни­тая гора Афон, и обра­щен к Маг­не­сии дву­мя мыса­ми, из коих боль­ший зовет­ся Посидей­ским, а мень­ший — Кана­ст­рей­ским²⁷.

(4) На Кас­сан­дрию пошли с двух сто­рон: у Клит, как их назы­ва­ют, пре­тор про­вел укреп­ле­ния от моря до моря, рас­ста­вив и рогат­ки, чтобы отре­зать путь вра­гу, а со сто­ро­ны кана­ла насту­пал Эвмен. (5) Труд­нее все­го ока­за­лось запол­нить ров²⁸, недав­но про­веден­ный Пер­се­ем. Когда пре­тор осве­до­мил­ся, поче­му нигде не вид­но куч выры­той зем­ли, ему пока­за­ли на кры­тые ходы²⁹, объ­яс­нив, что здесь сте­ны не так тол­сты, как ста­рые, а выло­же­ны толь­ко в один кир­пич. (6) Тут пре­тор и решил про­бить­ся в город, а непри­я­те­ля обма­нуть — под­ве­сти к сте­нам лест­ни­цы совсем с дру­го­го боку и так, вне­ся сумя­ти­цу, отвлечь защит­ни­ков горо­да.

(7) Гар­ни­зон Кас­сан­дрии состав­ля­ли моло­дые горо­жане — нема­лый отряд, а кро­ме них — восемь­сот агри­ан³⁰ и две тыся­чи столь же воин­ст­вен­ных илли­рий­ских пене­стов, при­слан­ных Плев­ра­том³¹. (8) Покуда они обо­ро­ня­ли город­ские сте­ны, а рим­ляне всею силою к ним под­сту­па­лись, сте­ны кры­тых ходов были про­би­ты в мгно­ве­нье, и брешь откры­ла доро­гу в город. Он был бы тот­час же взят, если бы в этом месте доста­ва­ло людей при ору­жии. (9) Когда изве­стие о таком успе­хе раз­ле­те­лось по вой­ску, все радост­но зашу­ме­ли, гото­вые немед­ля ворвать­ся в город кто откуда.

12. (1) Вна­ча­ле непри­я­тель изу­мил­ся, не пони­мая, что озна­ча­ет этот вне­зап­ный шум. (2) Когда же Пифон с Филип­пом, началь­ни­ки гар­ни­зо­на, узна­ли, что город открыт, то бро­си­лись через брешь на вылаз­ку с отрядом агри­ан и илли­рий­цев, решив, что дело обер­нет­ся на поль­зу тем, кто пер­вым ее захва­тит, и нестрой­ная тол­па рим­лян, (3) кото­рые схо­ди­лись и созы­ва­лись ото­всюду, чтобы ворвать­ся здесь в город, была ото­гна­на и в бес­по­ряд­ке бежа­ла; их пре­сле­до­ва­ли до само­го рва, и, загнан­ные туда, они пада­ли, запол­няя ров сво­и­ми тела­ми. До шести­сот было там уби­то, а ране­ны почти с.495 что все, кто был застиг­нут меж­ду сте­ною и рвом. (4) Так погу­би­ла пре­то­ра соб­ст­вен­ная его затея, и он уже боль­ше не мог ни на что решить­ся. Не дви­га­лось дело и у Эвме­на, при­сту­пав­ше­го к Кас­сан­дрии сра­зу с моря и с суши. (5) А поэто­му оба реши­ли, раз не удал­ся откры­тый натиск, рас­ста­вить под сте­на­ми осад­ные орудия, но преж­де уси­лить стра­жу, чтобы из Македо­нии не яви­лась ника­кая под­мо­га. (6) Но пока они гото­ви­ли оса­ду, десять Пер­се­е­вых лег­ких судов, при­слан­ных из Фес­са­ло­ни­ки с отбор­ным отрядом гал­лов, увидев с моря вра­же­ские кораб­ли, дожда­лись ночи и, выстро­ив­шись в ряд, самым бере­гом подо­шли к горо­ду. (7) Весть о при­бы­тии новых сил к непри­я­те­лю заста­ви­ла и рим­лян, и Эвме­на оста­вить мысль об оса­де. Обо­гнув мыс, они при­ста­ли у Торо­ны³² (8) и уж гото­вы были напасть теперь на нее, но увиде­ли, что город охра­ня­ет­ся силь­ным отрядом, и, бро­сив пустую затею, дви­ну­лись к Демет­ри­а­де. При­бли­зив­шись, они увиде­ли, что и тут на сте­нах пол­но вои­нов при ору­жии, а пото­му про­шли мимо и при­ча­ли­ли у Иол­ка с наме­ре­ньем отсюда напасть на Демет­ри­а­ду, опу­сто­шив преж­де здеш­ние места.

13. (1) Тем вре­ме­нем и кон­сул, не желая сидеть в непри­я­тель­ской зем­ле сло­жа руки, отпра­вил Мар­ка Попи­лия с пятью тыся­ча­ми вои­нов брать Мели­бею. (2) Город этот лежит у подош­вы горы Оссы, там, где она обра­ще­на к Фес­са­лии; оттуда удоб­но угро­жать Демет­ри­а­де³³. (3) Сна­ча­ла появ­ле­ние вра­га вспо­ло­ши­ло жите­лей, но затем, взяв себя в руки и пре­одолев страх, они бро­си­лись с ору­жи­ем к воротам и сте­нам, туда, где мог под­сту­пить­ся враг, и тот­час его лиши­ли надеж­ды на успех пер­во­го натис­ка. (4) Тут рим­ляне при­ня­лись гото­вить­ся к оса­де и воз­во­дить надоб­ные для того соору­же­нья.

Пер­сей же, узнав, что и к Мели­бее при­сту­па­ет вой­ско кон­су­ла, и в Иол­ке сто­ит флот, гото­вый напасть на Демет­ри­а­ду, отпра­вил к Мели­бею вое­на­чаль­ни­ка сво­его, Эвфра­но­ра, с двух­ты­сяч­ным отрядом отбор­ных бой­цов. (5) Ему дан был при­каз: если суме­ет он оттес­нить рим­лян от Мели­беи, пусть тогда тай­ком вой­дет в Демет­ри­а­ду, преж­де чем рим­ляне пере­дви­нут туда свой лагерь от Иол­ка. (6) И вот, когда Эвфра­нор вдруг явил­ся на высотах над Мели­бе­ей, рим­ляне, пора­жен­ные стра­хом, осад­ные работы оста­ви­ли и все подо­жгли. (7) Так рим­ляне ушли от Мели­беи. А Эвфра­нор, осво­бо­див от оса­ды один город, тот­час повел сво­их к Демет­ри­а­де. Ночью он вошел в город, и жите­ли тут³⁴ уве­ри­лись, что не толь­ко сте­ны суме­ют они защи­тить, но даже поля от опу­сто­ше­ния; и дей­ст­ви­тель­но, их вылаз­ки про­тив гра­би­те­лей, бро­див­ших там и сям, ока­за­лись небез­успеш­ны­ми — у про­тив­ни­ка были ране­ные. (8) Одна­ко пре­тор с царем объ­е­ха­ли вокруг город­ских стен, при­смат­ри­ва­ясь, нель­зя ли где-нибудь под­сту­пить­ся к ним — оруди­я­ми ли, живой ли силой. (9) Разо­шел­ся слух, буд­то через кри­тя­ни­на Кидан­та³⁵ и Анти­ма­ха, началь­ни­ка Демет­ри­а­ды, Эвмен с Пер­се­ем дого­ва­ри­ва­ют­ся об усло­ви­ях зами­ре­нья. Во вся­ком слу­чае, оса­да Демет­ри­а­ды была остав­ле­на. (10) Эвмен отплыл к кон­су­лу и, поздра­вив его с с.496 успеш­ным вступ­ле­ни­ем в македон­скую дер­жа­ву, уда­лил­ся к себе в Пер­гам. (11) Пре­тор Мар­ций Фигул, часть флота ото­слав на зимов­ку в Ски­ат³⁶, сам дви­нул­ся в Орей, что на Евбее, — из это­го горо­да, счи­тал он, все­го удоб­ней снаб­жать вой­ска — и те, что в Македо­нии, и те, что в Фес­са­лии.

(12) О царе Эвмене пишут очень по-раз­но­му. Если верить Вале­рию Анти­а­ту³⁷, то он ни пре­то­ру не помог фло­том, хотя тот звал его, отправ­ляя пись­мо за пись­мом, ни с кон­су­лом доб­ром не рас­стал­ся, а ушел в Азию, него­дуя на то, что ему не поз­во­ли­ли-де сто­ять в одном лаге­ре с рим­ля­на­ми; (13) его не упро­си­ли даже оста­вить рим­ля­нам галль­ских кон­ни­ков, каких он при­вел с собой; (14) Аттал же, его брат, не толь­ко оста­вал­ся с кон­су­лом, но неиз­мен­но являл ему искрен­нюю свою пре­дан­ность и заме­ча­тель­ное усер­дие.

14. (1) Покуда вое­ва­ли в Македо­нии, из Зааль­пий­ской Гал­лии яви­лись в Рим послы от мест­но­го царь­ка по име­ни Балан, а како­го пле­ме­ни был он, неве­до­мо; они сули­ли помощь в войне с македо­ня­на­ми. (2) Отцы-сена­то­ры бла­го­да­ри­ли их и посла­ли дары — оже­ре­лье из золота в два фун­та весом, золотые чаши в четы­ре фун­та, коня в убо­ре и всад­ни­че­ское воору­же­ние. (3) За гал­ла­ми вослед яви­лись пам­фи­лий­ские послы³⁸, внес­шие в курию золо­той венок — был он сде­лан из два­дца­ти тысяч филип­пи­ков³⁹; послы про­си­ли доз­во­ле­нья посвя­тить его Юпи­те­ру Все­бла­го­му Вели­чай­ше­му, воз­ло­жив в Юпи­те­ро­вом свя­ти­ли­ще Капи­то­лий­ско­го хра­ма, а так­же при­не­сти жерт­ву на Капи­то­лии, что им и было поз­во­ле­но; (4) жела­нье пам­фи­лий­цев воз­ро­дить ста­рин­ную друж­бу так­же при­ня­ли бла­го­склон­но и высла­ли послам подар­ки — по две тыся­чи мед­ных ассов каж­до­му.

(5) Потом выслу­ша­ли послов царя Пру­сия, а за ними родо­с­цев. (6) Дело у тех и дру­гих было одно — о зами­ре­нии с Пер­се­ем, но вели они речь по-раз­но­му. Пру­сий не тре­бо­вал — он умо­лял: он-де за рим­лян сто­ял и будет сто­ять, покуда идет вой­на, (7) одна­ко, когда к нему яви­лись Пер­се­е­вы послы, он посу­лил быть их хода­та­ем перед сена­том; поэто­му он про­сит рим­лян — если толь­ко лежит у них к тому душа — забыть свой гнев, а вос­ста­нов­ле­нье мира зачесть в заслу­гу и ему, Пру­сию. (8) Так гово­ри­ли послы царя. Родо­с­цы же над­мен­но пере­чис­ля­ли заслу­ги свои перед Римом⁴⁰, при­пи­сы­вая себе глав­ную часть его побед — во вся­ком слу­чае над Антиохом, и при­со­во­ку­пи­ли такие сло­ва: (9) «Покуда рим­ляне с македо­ня­на­ми жили в мире, мы всту­пи­ли в друж­бу с Пер­се­ем; друж­бу эту разо­рва­ли мы про­тив воли — Пер­сей пред нами ни в чем не вино­вен, — но пото­му лишь, что рим­ля­нам угод­но было вовлечь нас как союз­ни­ков в вой­ну. (10) Уж тре­тий год стра­да­ем мы от этой вой­ны, и море закры­то; а ведь ост­ров наш скуден и надо снаб­жать его с моря, не то там и жить будет невоз­мож­но. (11) Уже нет боль­ше мочи тер­петь, пото­му и отпра­ви­ли мы посоль­ство к Пер­сею в Македо­нию — объ­явить, что родо­с­цы жела­ют мира меж­ду Пер­се­ем и рим­ля­на­ми; объ­явить о том же яви­лись мы и сюда. (12) И мы с.497 поду­ма­ем, что пред­при­нять про­тив тех, кто будет поме­хой пре­кра­ще­нью вой­ны». (13) Не сомне­ва­юсь: даже теперь нель­зя такое читать или слу­шать без него­до­ва­ния, так что мож­но пред­ста­вить себе, како­во было отцам-сена­то­рам⁴¹.

15. (1) Как утвер­жда­ет Клав­дий⁴², родос­цам отве­та не дали вовсе, а толь­ко про­чи­та­ли реше­нье сена­та; оно гла­си­ло: народ рим­ский велит дать сво­бо­ду карий­цам с ликий­ца­ми и гра­моты о том отпра­вить к ним тот­час же⁴³. (2) Услы­хав­ши это, гла­ва посоль­ства родос­ско­го, для чьей веле­ре­чи­во­сти дото­ле и курия каза­лась мала, упал замерт­во.

(3) Дру­гие пере­да­ют, что родос­цам все же отве­ти­ли: народ, мол, рим­ский еще в нача­ле вой­ны узнал от вер­ных людей о пере­го­во­рах родо­с­цев с Пер­се­ем, направ­лен­ных про­тив государ­ства рим­лян за их спи­ною⁴⁴, и если рань­ше было еще в том сомне­нье, (4) то теперь родо­с­цы сво­ей речью его рас­се­я­ли, как оно все­гда и быва­ет: ковар­ство хоро­нит­ся, а под конец вдруг все рав­но себя выдаст! (5) Теперь, зна­чит, родо­с­цы за целый свет реша­ют, войне ли быть или миру? Кив­нут — и возь­мем­ся мы за ору­жие, кив­нут — и сло­жим? Так, зна­чит, не богов уже, а родо­с­цев при­зы­вать в свиде­те­ли дого­во­ров? (6) Неуже­ли? Ну а если их не послу­ша­ют­ся и войск из Македо­нии не отве­дут, — тогда что? (7) О чем поду­ма­ют тут родо­с­цы — это их дело, а уж рим­ский народ поза­бо­тит­ся воздать каж­до­му горо­ду по его заслу­гам в этой войне, когда победит Пер­сея, и день этот, верит­ся, неда­лек! (8) Послам, одна­ко, высла­ли по две тыся­чи медью, но родо­с­цы даров не при­ня­ли.

16. (1) Потом про­чи­та­ли пись­мо кон­су­ла Квин­та Мар­ция о том, как через горы про­шел он в Македо­нию (2) и что на зиму заготов­ле­но про­до­воль­ст­вия, ото­всюду поне­мно­гу, да от эпир­цев полу­че­но два­дцать тысяч мер пше­ни­цы и десять — ячме­ня на том усло­вии, что за зер­но их людям запла­тят в Риме. (3) Из Рима кон­сул про­сил при­слать одеж­ды для вои­нов, а так­же коней око­ло двух сотен, луч­ше все­го нуми­дий­ских, — в тех-де местах их нету совсем. (4) Сенат решил: быть по сему. Пре­тор Гай Суль­пи­ций⁴⁵ сдал под­ряд на постав­ку в Македо­нию шести тысяч тог и трид­ца­ти тысяч туник⁴⁶ и двух­сот лоша­дей по запро­су кон­су­ла, а эпир­ским послам запла­тил за зер­но; он же пред­ста­вил сена­ту Оне­си­ма, сына Пифо­на, знат­но­го македо­ня­ни­на. (5) Оне­сим этот все­гда сове­то­вал Пер­сею жить с рим­ля­на­ми в мире и убеж­дал дер­жать­ся (пусть не все­гда, но поча­ще) отцо­ва, Филип­по­ва, обык­но­ве­нья, ведь тот, мол, до послед­не­го дня сво­ей жиз­ни пере­чи­ты­вал дого­вор с рим­ля­на­ми по два раза на дню. (6) Не удер­жав Пер­сея от вой­ны, Оне­сим стал то так, то эдак уви­ли­вать от дел, кото­рые не одоб­рял; нако­нец, увидев, что вызы­ва­ет подо­зре­нье и даже слы­ша порой обви­не­нья в измене, Оне­сим пере­бе­жал к рим­ля­нам и ока­зал­ся очень поле­зен кон­су­лу. (7) Пред­став­лен­ный сена­ту, он поведал обо всем об этом, и отцы-сена­то­ры рас­по­ряди­лись чис­лить его союз­ни­ком, пре­до­ста­вить ему жилье и бес­плат­ное содер­жа­ние и дать ему в тарент­ской обла­сти две­сти юге­ров зем­ли из обще­ст­вен­но­го поля наро­да с.498 рим­ско­го и купить ему дом в Тарен­те⁴⁷. Заботу обо всем этом воз­ло­жи­ли на пре­то­ра Гая Деци­мия⁴⁸.

(8) Ценз, про­веден­ный в декабрь­ские иды, был стро­же, чем преж­ний: у мно­гих ото­бра­ли коней и сре­ди про­чих у Пуб­лия Рути­лия — того, что, будучи народ­ным три­бу­ном, ярост­но напа­дал на цен­зо­ров; из три­бы его тоже исклю­чи­ли и пере­ве­ли в эра­рии⁴⁹. (9) Посколь­ку поло­ви­ну денеж­ных поступ­ле­ний это­го года кве­сто­ры по реше­нию сена­та назна­чи­ли цен­зо­рам для обще­ст­вен­ных постро­ек, (10) Тибе­рий Сем­п­ро­ний на день­ги, пере­дан­ные лич­но ему, отку­пил в каз­ну дом Пуб­лия Афри­кан­ско­го⁵⁰, что за Ста­ры­ми лав­ка­ми у изва­я­нья Вор­тум­на, а с ним — мяс­ные и дру­гие бли­жай­шие лав­ки (11) и оза­бо­тил­ся соору­же­ни­ем бази­ли­ки, кото­рая потом ста­ла звать­ся Сем­п­ро­ни­е­вой⁵¹.

17. (1) Год бли­зил­ся к кон­цу — толь­ко о том и было раз­го­во­ров, кто будет избран в кон­су­лы на сле­дую­щий год, чтобы закон­чить нако­нец вой­ну с македо­ня­на­ми. (2) Сенат поста­но­вил: Гнею Сер­ви­лию явить­ся как мож­но ско­рее для про­веде­ния выбо­ров. (3) Реше­ние сена­та пре­тор Суль­пи­ций напра­вил к кон­су­лу, а спу­стя несколь­ко дней зачи­тал посла­ние кон­су­ла с рас­по­ря­же­ньем выбо­ры назна­чить на день <…> и с обе­ща­ни­ем явить­ся в Рим нака­нуне это­го дня. Кон­сул и вправ­ду поспе­шил, так что выбо­ры состо­я­лись точ­но в назна­чен­ный день. (4) Кон­су­ла­ми избра­ли Луция Эми­лия Пав­ла повтор­но, на четыр­на­дца­тый год после пер­во­го его кон­суль­ства, и Гая Лици­ния Крас­са. (5) На сле­дую­щий день были избра­ны пре­то­ры — Гней Бебий Там­фил, Луций Ани­ций Галл, Гней Окта­вий, Пуб­лий Фон­тей Бальб, Марк Эбу­тий Гель­ва, Гай Папи­рий Кар­бон. (6) Забота о македон­ской войне торо­пи­ла: (7) реши­ли, что все ново­из­бран­ные тот­час же бро­сят жре­бий о про­вин­ци­ях, чтобы, как толь­ко выяс­нит­ся, како­му кон­су­лу доста­лась Македо­ния, како­му пре­то­ру — флот, они тот­час ста­ли обду­мы­вать и гото­вить все для вой­ны, а если бы дело потре­бо­ва­ло, обсуди­ли и в сена­те. (8) Латин­ские празд­не­ства реши­ли устро­ить тот­час по вступ­ле­нии кон­су­лов в долж­ность, как толь­ко поз­во­лят тре­бо­ва­ния бла­го­че­стия, чтобы не задер­жать кон­су­ла, высту­паю­ще­го в Македо­нию. (9) Все поре­ши­лось так: кон­су­лам — Ита­лия и Македо­ния, а пре­то­рам, поми­мо двух судеб­ных долж­но­стей в Риме, флот, и Испа­ния, и Сици­лия, и Сар­ди­ния. (10) Кон­су­лу Эми­лию доста­лась Македо­ния⁵², Лици­нию — Ита­лия. Пре­то­ру Гнею Бебию выпа­ла город­ская пре­ту­ра, Луцию Ани­цию — судеб­ные дела с ино­зем­ца­ми и осо­бые пору­че­ния от сена­та; Гнею Окта­вию — флот, Пуб­лию Фон­тею — Испа­ния, Мар­ку Эбу­тию — Сици­лия, Гаю Папи­рию — Сар­ди­ния.

18. (1) Тот­час ста­ло ясно, что Луций Эми­лий будет весь­ма реши­те­лен в македон­ских делах, и не толь­ко пото­му, что он был иску­шен в воин­ском деле, — все виде­ли, что ден­но и нощ­но он раз­мыш­ля­ет лишь о македон­ской войне. (2) Пер­вым делом он добил­ся того, чтобы сенат отпра­вил в Македо­нию лега­тов — осмот­реть вой­ско и флот и доло­жить о нуж­дах сил сухо­пут­ных и мор­ских, (3) а с.499 еще чтобы раз­веда­ли они, как смо­гут, сколь­ко у царя вой­ска, что нами заня­то, что непри­я­те­лем, сто­ят ли еще рим­ляне в горах или уже про­шли все тес­ни­ны и спу­сти­лись на рав­ни­ну, (4) и кто из наших союз­ни­ков надеж­ным кажет­ся, кто сомни­тель­ным и пере­кид­чи­вым, а кто — пря­мо недру­гом, и сколь­ко собра­ли при­па­сов, и где под­во­зят их по морю, а где — по суше, и что дела­лось этим летом на суше и на море, — ведь хоро­шо зная все это, мож­но будет уве­рен­но при­ни­мать и даль­ней­шие реше­ния. (5) Сенат пору­чил кон­су­лу Гнею Сер­ви­лию отпра­вить в Македо­нию тро­их по усмот­ре­нью Эми­лия. Два дня спу­стя отпра­ви­лись туда Гней Доми­ций Аге­но­барб, Авл Лици­ний Нер­ва и Луций Бебий.

(6) При­шли изве­стия о двух камен­ных дождях, слу­чив­ших­ся на исхо­де это­го года, раз в рим­ской зем­ле и раз в окру­ге Вей — оба раза совер­ша­лись девя­ти­днев­ные свя­щен­но­дей­ст­вия. (7) И двое жре­цов умер­ло этим годом — фла­мин Мар­са⁵³ Пуб­лий Квинк­ти­лий Вар и децем­вир Марк Клав­дий Мар­целл; его заме­стил Гней Окта­вий. (8) И в зре­ли­щах ста­ло боль­ше пыш­но­сти: пере­да­ют, что на цир­ко­вых играх, устро­ен­ных куруль­ны­ми эди­ла­ми Пуб­ли­ем Кор­не­ли­ем Сци­пи­о­ном Нази­кой и Пуб­ли­ем Лен­ту­лом, выве­ли шесть­де­сят три лео­пар­да⁵⁴ и сорок мед­ведей, а так­же сло­нов.

19. (1) В кон­суль­ство Луция Эми­лия Пав­ла и Гая Лици­ния в мар­тов­ские иды, в нача­ле ново­го года, когда отцы-сена­то­ры ожи­да­ли преж­де все­го, что доло­жит им о македон­ских делах кон­сул, кое­му доста­лась эта про­вин­ция, Эми­лий Павел ска­зал, что докла­ды­вать пока нече­го, ибо послы еще не вер­ну­лись; (2) впро­чем, они уж в Брун­ди­зии, (3) плы­ли дол­го — их два­жды сно­си­ло назад к Дирра­хию. А теперь он, Эми­лий Павел, как толь­ко узна­ет все, что надоб­но знать, доло­жит сена­ту, и ждать оста­лось совсем немно­го. (4) А чтобы не задер­жать­ся ему с выступ­ле­ньем из Горо­да, уже назна­чен день Латин­ских празд­неств — канун апрель­ских календ⁵⁵, и оба они с Гне­ем Окта­ви­ем, испол­нив обряд, гото­вы будут отпра­вить­ся по пер­во­му сло­ву сена­та; (5) а здесь в его отсут­ст­вие всем рас­по­рядит­ся сото­ва­рищ его Гай Лици­ний: он и под­гото­вит, и отпра­вит все, что надоб­но для вой­ны; покуда же, ска­зал Эми­лий Павел, послу­ша­ем ино­зем­ных послов.

(6) Пер­вы­ми позва­ли послов из Алек­сан­дрии, от царей Пто­ле­мея и Клео­пат­ры. (7) В скорб­ной одеж­де, с отпу­щен­ны­ми боро­да­ми и воло­са­ми всту­пи­ли послы в курию, дер­жа в руках мас­лич­ные вет­ки, и пали ниц, а речь их была еще жалост­нее, чем вид. (8) В то вре­мя Антиох, царь Сирии, когда-то побы­вав­ший в Риме залож­ни­ком⁵⁶, под бла­го­вид­ным пред­ло­гом воз­вра­ще­ния цар­ства стар­ше­му Пто­ле­мею (9) вел вой­ну с его млад­шим бра­том, вла­дев­шим тогда Алек­сан­дри­ей⁵⁷, и, одолев его в мор­ском сра­же­нии при Пелу­сии, спеш­но навел мост через Нил, пере­пра­вил­ся с вой­ском и самой Алек­сан­дрии гро­зил оса­дой; вот-вот, каза­лось, бога­тей­шее из царств ока­жет­ся в его руках. (10) Жалу­ясь на это, алек­сан­дрий­ские послы моли­ли сенат ока­зать помощь цар­ству и царям, дру­же­ски рас­по­ло­жен­ным к рим­ской дер­жа­ве; (11) заслу­ги рим­ско­го с.500 наро­да пред Антиохом, гово­ри­ли они, столь вели­ки и сло­во его столь вес­ко для всех царей и наро­дов, что сто­ит ему отпра­вить послов к Антио­ху и объ­явить, что неугод­ны сена­ту вой­ны с царя­ми — союз­ни­ка­ми Рима, как он тот­час отсту­пит­ся от стен Алек­сан­дрии и уведет вой­ско в Сирию; (12) а если про­мед­лят рим­ляне, то ско­ро явят­ся к ним сами Пто­ле­мей и Клео­пат­ра, изгнан­ные из цар­ства, и стыд­но будет наро­ду рим­ско­му, что ничем не помог он союз­ни­кам, когда судь­ба их висе­ла на волос­ке. (13) Отцы-сена­то­ры, дрог­нув серд­цем, тот­час отпра­ви­ли посла­ми Гая Попи­лия Лена­та, Гая Деци­мия и Гая Гости­лия, дабы ула­дить дело миром⁵⁸. (14) Веле­ли им идти сна­ча­ла к Антио­ху, потом к Пто­ле­мею и объ­явить: кто станет пре­пят­ст­во­вать заклю­че­нию мира, тот рим­ско­му наро­ду впредь не друг и не союз­ник.

20. (1) Через три дня эти послы отбы­ли из Рима вме­сте с алек­сан­дрий­ца­ми, а в послед­ний день Квин­ква­т­рий⁵⁹ вер­ну­лись послы из Македо­нии, столь дол­го­ждан­ные, что кон­су­лы гото­вы были тот­час созвать сенат, но вре­мя было позд­нее, и заседа­нье отло­жи­лось до буду­ще­го дня. (2) Послы сооб­щи­ли, что вой­ско всту­пи­ло в пре­де­лы Македо­нии, пре­одолев тес­ни­ны нехо­же­ны­ми места­ми, и было в том боль­ше опас­но­сти, чем про­ку: (3) Пие­рия, куда они дер­жа­ли путь, в руках царя; лагерь рим­лян так близ­ко от непри­я­тель­ско­го, что разде­ля­ет их толь­ко поток Элпея; царь сам сра­же­нья не дает, а у наших нет сил его при­нудить к это­му; (4) поме­хой воен­ным дей­ст­ви­ям была и зима; в без­дей­ст­вии про­еда­ют вои­ны хлеб, кото­ро­го оста­лось не боль­ше чем на шесть дней. А у македо­нян, гово­рят, трид­цать тысяч чело­век при ору­жии. (5) Будь у Аппия Клав­дия⁶⁰ под Лих­нидом креп­кое вой­ско, он мог бы отвлечь царя, заста­вив его вое­вать на две сто­ро­ны, но сей­час сам Аппий с остав­ши­ми­ся сила­ми в боль­шой опас­но­сти, и нуж­но либо пото­ро­пить­ся послать туда насто­я­щее вой­ско⁶¹, либо нынеш­нее выве­сти оттуда совсем. (6) От вой­ска, про­дол­жа­ли послы, отпра­ви­лись они к флоту и там узна­ли, что часть моря­ков погуб­ле­на мором, а часть (в боль­шин­стве сици­лий­цы) разо­шлась по домам, людей на кораб­лях недо­ста­ет, а те, что оста­лись, ни денег не полу­ча­ют, ни одеж­ды. (7) Эвмен же со сво­им фло­том как при­шел, так и ушел, слов­но вет­ром их занес­ло, и вид­но, нету посто­ян­ства в царе⁶². Но насколь­ко нена­де­жен во всем Эвмен, настоль­ко же, гово­ри­ли они, заме­ча­тель­на пре­дан­ность его бра­та Атта­ла.

21. (1) Послов выслу­ша­ли, и тут Луций Эми­лий ска­зал, что теперь настал его черед доло­жить о воен­ных делах. (2) Сенат поста­но­вил, чтобы для вось­ми леги­о­нов кон­су­лы и народ избра­ли по рав­но­му чис­лу вой­ско­вых три­бу­нов; одна­ко в этот год реши­ли изби­рать толь­ко тех, кто уже побы­вал на высо­кой государ­ст­вен­ной долж­но­сти⁶³; (3) затем из всех вой­ско­вых три­бу­нов Луцию Эми­лию пред­сто­я­ло выбрать себе, кого он поже­ла­ет, для двух македон­ских леги­о­нов. Поста­нов­ле­но было так­же, что по завер­ше­нии Латин­ских тор­жеств кон­сул Луций Эми­лий и пре­тор Гней Окта­вий, кото­ро­му достал­ся флот, отпра­вят­ся к месту служ­бы. (4) К ним с.501 при­со­еди­ни­ли и пре­то­ра Луция Ани­ция, ведав­ше­го раз­бо­ром дел с ино­зем­ца­ми: сенат рас­по­рядил­ся, чтобы он сме­нил в Илли­рии под Лих­нидом Аппия Клав­дия. (5) Набор войск воз­ло­жи­ли на Гая Лици­ния. Он полу­чил при­каз набрать семь тысяч рим­ских граж­дан и две­сти всад­ни­ков, (6) от союз­ни­ков-лати­нов потре­бо­вать семь тысяч пеших и кон­ных две сот­ни, (7) а Гнею Сер­ви­лию, ведав­ше­му про­вин­ци­ей Гал­ли­ей, напи­сать, чтобы он набрал шесть­сот кон­ни­ков. (8) Такое вой­ско Лици­ний дол­жен был со всей воз­мож­ной поспеш­но­стью напра­вить к сото­ва­ри­щу в Македо­нию с тем, чтобы было там не более двух леги­о­нов по шесть тысяч пеших и по три­ста всад­ни­ков; остав­ших­ся рас­пре­де­лить по гар­ни­зо­нам. (9) А тех из них, кто ока­жет­ся негод­ным к воен­ной служ­бе, отпу­стить. Союз­ни­кам веле­ли пре­до­ста­вить пехоты десять тысяч чело­век и восемь­сот кон­ни­ков. (10) Эти силы при­да­ны были Ани­цию сверх двух леги­о­нов, кото­рые ему веле­но было пере­вез­ти в Македо­нию; в леги­о­нах этих было по пять тысяч две­сти пехоты и по три­ста кон­ни­ков. И для флота набра­ли пять тысяч моря­ков. (11) Кон­сул Лици­ний полу­чил при­каз дер­жать свою область дву­мя леги­о­на­ми, а к ним доба­вить силы союз­ни­ков — десять тысяч пеших и шесть­сот кон­ных.

22. (1) Когда сенат­ские поста­нов­ле­ния были при­ня­ты, Луций Эми­лий, вый­дя из курии, дер­жал речь перед наро­дом: (2) «Я, кажет­ся, заме­тил, кви­ри­ты, что теперь, когда жре­бий вве­рил мне про­вин­цию Македо­нию, вы изъ­яви­ли радо­сти боль­ше, чем преж­де, когда я был избран кон­су­лом или всту­пал в долж­ность, — (3) и все пото­му, что вы почи­та­е­те меня спо­соб­ным закон­чить затя­нув­шу­ю­ся эту вой­ну, как того тре­бу­ет вели­чие наро­да рим­ско­го. Наде­юсь, бла­го­во­ле­ни­ем богов выпал мне этот жре­бий — да не оста­вят они нас и впредь! (4) Но все это мои пред­чув­ст­вия и упо­ва­ния, и лишь одно осме­ли­ва­юсь ска­зать вам твер­до: я не пожа­лею сил, чтобы оправ­дать воз­ла­гае­мые на меня надеж­ды. (5) Какие нуж­ны для это­го при­готов­ле­ния, решил сенат, а испол­нять реше­ния будет мой сото­ва­рищ, ибо я дол­жен отправ­лять­ся немед­лен­но — так угод­но сена­ту, и я не мед­лю, а Гай Лици­ний, муж слав­ный, под­гото­вит все столь же усерд­но, как если бы сам шел вое­вать.

(6) А вы здесь не будь­те лег­ко­вер­ны и опа­сай­тесь слу­хов, иду­щих неве­до­мо от кого, а верь­те толь­ко тому, что я сам отпи­шу сена­ту и вам, и вот поче­му. (7) Я заме­тил, что нет чело­ве­ка, настоль­ко пре­зи­раю­ще­го мол­ву, чтобы не дрог­нуть перед нею душой: так выхо­дит все­гда, и в этой войне — осо­бен­но. (8) Ведь нын­че у нас зна­то­ки повсюду, даже — на все воля богов! — на пируш­ках, и вой­ско в Македо­нию они гото­вы вести хоть сей­час: уж они-то зна­ют, где лаге­рем стать, где стра­жу оста­вить, каким про­хо­дом и в какую пору вой­ти в македон­скую зем­лю, где скла­ды устро­ить, где при­па­сы морем под­во­зить и где сушею, когда с вра­гом схва­тить­ся и когда зата­ить­ся; (9) а уж если сде­ла­но что не так, как они рас­суди­ли, эти люди обви­ня­ют кон­су­ла, точ­но он перед ними ответ­чик. (10) Так они меша­ют тем, кто и вправ­ду дей­ст­ву­ет, ведь не вся­кий с.502 уме­ет с такой стой­ко­стью выне­сти злоб­ные тол­ки, как сумел Квинт Фабий, кото­рый поз­во­лил пусто­сло­вам ума­лить его власть, но не поже­лал искать доб­рой сла­вы в ущерб государ­ству. (11) Нет, я не из тех, кви­ри­ты, кто утвер­жда­ет, буд­то пол­ко­во­д­цам нет нуж­ды в сове­тах. Кля­нусь, ско­рее спе­си­вым, неже­ли муд­рым назо­ву я того, кто во всем упо­ва­ет на соб­ст­вен­ный ум. (12) К чему я кло­ню? А вот к чему: преж­де все­го пол­ко­вод­цев долж­ны настав­лять люди разум­ные, осо­бен­но све­ду­щие и иску­шен­ные в воен­ных нау­ках, потом те, что участ­ву­ют в деле, зна­ют мест­ность, видят вра­га, чув­ст­ву­ют сро­ки, — сло­вом, те, что в одном челне со все­ми плы­вут сквозь опас­но­сти. (13) И если кто-то из вас уве­рен, что в этой войне может дать мне сове­ты, полез­ные для государ­ства, пусть не отка­жет­ся послу­жить ему и отправ­ля­ет­ся со мной в Македо­нию. Корабль, коня, палат­ку, подо­рож­ные — все он от меня полу­чит. (14) Ну а кому это в тягость, кому город­ская празд­ность милее рат­ных трудов, тот пусть с бере­га кораб­лем не пра­вит. (15) В Горо­де доволь­но пищи для раз­го­во­ров — пусть ею и насы­ща­ет­ся, а нам хва­тит и поход­ных сове­тов».

(16) С этой сход­ки кон­сул отпра­вил­ся на Аль­бан­скую гору, совер­шил, как поло­же­но, жерт­во­при­но­ше­ния на Латин­ских празд­не­ствах (это было в канун апрель­ских календ⁶⁴) и сра­зу оттуда высту­пил в Македо­нию вме­сте с пре­то­ром Гне­ем Окта­ви­ем. (17) Кон­су­ла, как пере­да­ют, про­во­жа­ла тол­па гуще обыч­но­го, и люди пря­мо-таки с уве­рен­но­стью пред­ре­ка­ли конец македон­ской вой­ны, и ско­рое воз­вра­ще­ние кон­су­ла, и вели­кий три­умф.

23. (1) Пока все это про­ис­хо­ди­ло в Ита­лии, Пер­сей нако­нец собрал­ся довер­шить нача­тое было дело — скре­пить союз с илли­рий­ским царем Ген­ти­ем, хоть и не хоте­лось ему, ибо это тре­бо­ва­ло рас­хо­дов, (2) но когда увидал он, что рим­ляне уже сто­ят в уще­льях на под­сту­пах к Македо­нии и настал реши­тель­ный час, то рас­судил, что откла­ды­вать некуда и отпра­вил к Ген­тию одно­го из вер­ней­ших сво­их дру­зей, Пан­тав­ха, пору­чив ему испол­нить все, о чем преж­де сго­во­рил­ся с Ген­ти­ем дру­гой посол, Гип­пий⁶⁵: царю илли­рий­цев — три сот­ни талан­тов сереб­ром и обмен залож­ни­ка­ми. (3) Пан­тавх встре­тил Ген­тия в Метеоне, у лабе­а­тов⁶⁶, там при­нял от него клят­ву и полу­чил залож­ни­ков. Отпра­вил и Ген­тий сво­его посла Олим­пи­о­на тре­бо­вать того же от Пер­сея; (4) с Олим­пи­о­ном послал он и людей при­нять день­ги. Кро­ме того, по нау­ще­нию Пан­тав­ха он назна­чил тех, кому идти с македо­ня­на­ми в посоль­ство на Родос, — это был Пар­ме­ни­он и Морк⁶⁷. (5) Отправ­лять­ся на Родос они долж­ны были толь­ко после того, как Пер­сей со сво­ей сто­ро­ны даст клят­ву, залож­ни­ков и день­ги: име­на­ми обо­их сра­зу царей мож­но-де будет подвиг­нуть Родос к войне с Римом, (6) а уж если зару­чить­ся под­держ­кой родо­с­цев (без­раздель­но вла­дев­ших в ту пору мор­скою сла­вой), то не оста­нет­ся рим­ля­нам надеж­ды на успех ни на суше, ни на море.

(7) Пер­сей вышел встре­чать илли­рий­цев к Дию, где все свер­ши­лось соглас­но дого­во­ру и в окру­же­нии всей Пер­се­е­вой кон­ни­цы, с.503 при­веден­ной им из элпей­ско­го лаге­ря: (8) царь желал, чтобы его всад­ни­ки оду­ше­ви­лись при виде того, как освя­ща­ет­ся союз­ный дого­вор его с Ген­ти­ем. (9) На виду у всех обме­ня­лись и залож­ни­ка­ми, люди Ген­тия отпра­ви­лись за день­га­ми в Пел­лу, в цар­скую каз­ну, а послам, отправ­ляв­шим­ся вме­сте с илли­рий­ца­ми на Родос, при­ка­за­но было садить­ся в Фес­са­ло­ни­ке на корабль. (10) Там в это вре­мя был Мет­ро­дор, толь­ко что при­быв­ший с Родо­са; ссы­ла­ясь на Дино­на и Поли­а­ра­та, пер­вых людей государ­ства, он утвер­ждал, что родо­с­цы к войне гото­вы. Это­го Мет­ро­до­ра и поста­ви­ли во гла­ве сов­мест­но­го с илли­рий­ца­ми посоль­ства.

24. (1) В это же вре­мя Пер­сей обра­тил­ся к Эвме­ну и к Антио­ху с оди­на­ко­вы­ми пред­ло­же­ни­я­ми, под­ска­зан­ны­ми самим поло­же­ни­ем дел. Сво­бод­ное государ­ство и цар­ская власть, ска­зал он, — вра­ги по самой при­ро­де сво­ей. (2) Рим­ляне царей бьют пооди­ноч­ке и, хуже того, натрав­ли­ва­ют друг на дру­га, и это под­ло: (3) Филип­па они пода­ви­ли при пособ­ни­че­стве Атта­ла, Антио­ха одо­ле­ли с помо­щью Эвме­на и не без под­держ­ки Филип­па, отца Пер­се­е­ва⁶⁸; теперь Эвмен с Пру­си­ем опол­ча­ют­ся про­тив само­го Пер­сея. (4) А если падет Македон­ское цар­ство, насту­пит черед Азии, кото­рую рим­ляне и так уже отча­сти под­чи­ни­ли себе под пред­ло­гом осво­бож­де­ния горо­дов, а там и до Сирии дело дой­дет. (5) Рим­ляне и так уже Пру­сия ста­вят выше Эвме­на и лиша­ют Антио­ха его побед­ной награ­ды — Егип­та. (6) Так что пусть цари пораз­мыс­лят и оза­ботят­ся тем, как при­нудить рим­лян к зами­ре­нию с ним, Пер­се­ем, или же — если рим­ляне ста­нут упор­ст­во­вать в сво­ей нече­сти­вой войне — как царям всем вме­сте про­тив них опол­чить­ся.

(7) К Антио­ху Пер­сей обра­тил­ся откры­то, а к Эвме­ну отпра­вил посла под пред­ло­гом выку­па плен­ных, но в дей­ст­ви­тель­но­сти было меж­ду ними что-то более тем­ное, так что рим­ляне, и без того не любя и подо­зре­вая Эвме­на, теперь из-за обви­не­ний худ­ших, хотя и лож­ных, ста­ли видеть в нем пре­да­те­ля и почти что вра­га. (8) А оба царя меж­ду тем усерд­но состя­за­лись друг с дру­гом в ковар­стве и алч­но­сти⁶⁹. (9) Был там кри­тя­нин Кидант, один из при­бли­жен­ных Эвме­на. Он и рань­ше вел пере­го­во­ры с людь­ми Пер­сея: сна­ча­ла у Амфи­по­ля с Хима­ром, сво­им сопле­мен­ни­ком, слу­жив­шим Пер­сею, потом под­ле Демет­ри­а­ды с Пер­се­е­вы­ми пол­ко­во­д­ца­ми Мене­кра­том и Анти­ма­хом⁷⁰. (10) А нынеш­ний Пер­се­ев посол Геро­фонт еще рань­ше два­жды побы­вал послом у Эвме­на. (11) Пере­го­во­ры эти были все тай­ны­ми, и об этих посоль­ствах шла дур­ная мол­ва, но никто не знал, о чем гово­ри­лось там и было ли какое-нибудь согла­ше­ние меж­ду царя­ми.

25. (1) Эвмен не хотел победы Пер­сея и не соби­рал­ся помо­гать ему в войне — не столь­ко из-за ста­рин­ной враж­ды их отцов, сколь­ко из-за их соб­ст­вен­ной вза­им­ной нена­ви­сти. (2) И так рев­ни­вы были цари к успе­хам друг дру­га, что Эвмен не вынес бы зре­ли­ща Пер­се­е­вой мощи и сла­вы, кото­рую доста­ви­ла бы ему победа над Римом. (3) Да и Пер­сей, как заме­чал Эвмен, с само­го нача­ла вой­ны стал искать путей к зами­ре­нию⁷¹, и чем бли­же была с.504 опас­ность, тем быст­рее остав­лял он помыс­лы о чем-то ином. (4) Рим­ляне тоже — и сами пол­ко­вод­цы, и сенат — не прочь были закон­чить эту вой­ну, ибо, затя­нув­шись сверх ожи­да­ния, она ста­ла тяже­ла и невы­год­на. (5) Убедив­шись, что обе сто­ро­ны оди­на­ко­во жела­ют кон­ца вой­ны, и опа­са­ясь, что это вый­дет само собою, ибо силь­ные уста­ли, а сла­бые тру­си­ли, Эвмен страст­но захо­тел про­дать свои миротвор­че­ские услу­ги. (6) И он то обе­щал Пер­сею отка­зать рим­ля­нам в помо­щи на суше и на море, то добить­ся от них миро­вой, и за все выго­ва­ри­вал мзду — за невме­ша­тель­ство тыся­чу талан­тов⁷², за пособ­ни­че­ство в заклю­че­нии мира тыся­чу пять­сот. (7) И в том и в дру­гом он выка­зы­вал готов­ность не толь­ко клят­ву дать, но и залож­ни­ков.

(8) Понуж­дае­мый стра­хом, Пер­сей торо­пил­ся при­сту­пить к делу и тот­час повел речь о залож­ни­ках: сошлись на том, что их при­мут и отпра­вят на Крит. (9) Но когда речь зашла о день­гах, Пер­сей зако­ле­бал­ся: пла­та-де для столь слав­ных царей — все­гда срам и низость, брать ли, давать ли, но осо­бен­но брать; (10) ради мира с рим­ля­на­ми он от рас­хо­дов-де не отка­зы­ва­ет­ся, но запла­тит потом, когда дело сде­ла­ет­ся, а пока день­ги поле­жат на Само­фра­кии в хра­ме. (11) Эвмен не видел раз­ни­цы в том, где будут день­ги — на Само­фра­кии, тоже под­власт­ной Пер­сею, или в Пел­ле, и думал толь­ко о том, чтобы хоть сколь­ко-нибудь полу­чить в руки. (12) Так цари и ста­ви­ли друг дру­гу ловуш­ки, но не доби­лись ниче­го, кро­ме худой сла­вы.

26. (1) И не толь­ко это упу­стил Пер­сей из-за сво­ей ска­ред­но­сти, когда, запла­ти он Эвме­ну, мог либо добыть себе через него мир, кото­рый сто­и­ло купить хоть за часть цар­ства; либо, если бы ока­зал­ся обма­нут, мог выста­вить перед рим­ля­на­ми Эвме­на мздо­им­цем и навлечь на него — поде­лом — их враж­ду. (2) Нет, еще рань­ше гото­вый уже союз с Ген­ти­ем про­ва­лил Пер­сей сво­ей ску­по­стью. Упу­стил он и мощ­ную под­мо­гу гал­лов, бро­див­ших тогда по Илли­рии⁷³. (3) Шло к Пер­сею десять тысяч кон­ни­ков и столь­ко же пехо­тин­цев, быст­рых, как кон­ни­ки, — в сра­же­нии они вска­ки­ва­ли на коней, поте­ряв­ших всад­ни­ков, и про­дол­жа­ли бой. (4) Дого­вор с гал­ла­ми был такой: по при­бы­тии каж­дый кон­ный полу­чал десять золотых, пеший пять, а вождь — тыся­чу. (5) Пер­сей с поло­ви­ною сво­его вой­ска шел из элпей­ско­го лаге­ря им навстре­чу, объ­яв­ляя по окрест­ным селе­ни­ям и горо­дам вдоль дорог сбор про­до­воль­ст­вия, чтобы все­го было вдо­воль: хле­ба, вина, скота. (6) Сам он вез дары галль­ским началь­ни­кам — коней, кон­ские убо­ры, пла­щи; было у него и золо­то, но самая малость, чтобы раздать немно­гим, а тол­пу он думал завлечь посу­ла­ми. (7) Дой­дя до горо­да Алма­ны, Пер­сей стал лаге­рем на бере­гу Аксия, а галль­ское вой­ско уже дожи­да­лось обе­щан­ных денег под­ле Десудабы, в стране медов⁷⁴. (8) Туда Пер­сей отпра­вил одно­го из сво­их при­двор­ных, Анти­го­на, с при­ка­зом: пере­не­сти лагерь к Била­зо­ре (это в Пео­нии), а началь­ни­кам всем явить­ся в лагерь царя. А сто­я­ли гал­лы в семи­де­ся­ти пяти милях от цар­ско­го лаге­ря и Аксия. (9) Анти­гон испол­нил цар­ское пору­че­ние с.505 и от себя ска­зал, сколь мно­го вся­ко­го добра при­пас для них царь забот­ли­вою рукой, так что путь им лежит сре­ди пол­но­го изоби­лия, и каки­ми подар­ка­ми встре­тит царь их ста­рей­шин — будет там и одеж­да, и золо­то, и кони. На это гал­лы ска­за­ли, что там вид­но будет, (10) и спро­си­ли, при­вез ли он с собой золо­то, чтобы сей­час же раздать, как услов­ле­но, каж­до­му кон­ни­ку и пехо­тин­цу. (11) Отве­та не после­до­ва­ло, и тогда Клон­дик⁷⁵, галль­ский царек, ска­зал Анти­го­ну: «Сту­пай к царю и ска­жи: гал­лы с места не сдви­нут­ся, покуда не полу­чат золота и залож­ни­ков!»

(12) Когда царю об этом доло­жи­ли, он собрал совет, но, увидев, к чему все ста­нут скло­нять его, и при­вык­ши луч­ше сте­речь каз­ну, чем цар­ство, при­нял­ся твер­дить, что гал­лы и веро­лом­ны и дики, что и в преж­ние вре­ме­на от них мно­гие постра­да­ли (13) и что опас­но впус­кать в Македо­нию такую боль­шую тол­пу — как бы не натер­петь­ся от этих союз­ни­ков боль­ше, чем от вра­гов-рим­лян. (14) Доволь­но-де будет и пяти тысяч всад­ни­ков, кото­рые будут и на войне полез­ны, и не так мно­го­чис­лен­ны, чтобы их боять­ся.

27. (1) Всем было ясно, что царь боит­ся толь­ко пла­тить, но никто не отва­жи­вал­ся подать ему совет, хоть тот и про­сил его, и сно­ва Анти­гон отпра­вил­ся к гал­лам объ­явить, что царю надоб­ны толь­ко всад­ни­ки, чис­лом пять тысяч, а осталь­ных он не дер­жит. (2) Услы­шав это, вар­ва­ры под­ня­ли ропот. Воз­му­ща­лись остав­ши­е­ся без дела: пона­прас­ну-де сня­лись с места. А Клон­дик вновь спра­ши­ва­ет: есть ли у царя с собою золо­то хоть для тех пяти тысяч, кото­рых он хочет? (3) Но Анти­гон сно­ва пустил­ся в око­лич­но­сти, и гал­лы, не тро­нув лука­во­го вест­ни­ка, на что он и сам едва ли наде­ял­ся, воро­ти­лись к Ист­ру, опу­сто­шив по пути при­до­рож­ные обла­сти Фра­кии. (4) А ведь сто­и­ло про­ве­сти этих гал­лов по уще­лью Перре­бии в Фес­са­лию, и они бы не толь­ко поля ее опу­сто­ши­ли до послед­ней тра­вин­ки, оста­вив рим­лян без надеж­ды на про­пи­та­ние, (5) но и горо­да срав­ня­ли бы с зем­лей, а Пер­сей тем вре­ме­нем спо­кой­но сто­ял бы у Элпея, не пус­кая рим­лян за реку, чтобы не всту­пи­лись они за союз­ни­ков. Да и о сво­их делах при­шлось бы рим­ля­нам при­за­ду­мать­ся: (6) поте­ряв Фес­са­лию, они уже не мог­ли бы ни оста­вать­ся на месте, ибо здесь кор­ми­лись они, ни про­дви­гать­ся впе­ред, ибо пря­мо про­тив них был македон­ский лагерь. (7) Отка­зав­шись от гал­лов, Пер­сей при­вел в изряд­ное уны­ние сво­их вои­нов, воз­ла­гав­ших надеж­ду на эту под­мо­гу.

(8) Той же ска­ред­но­стью оттолк­нул Пер­сей и царя Ген­тия. Это было так: отсчи­тав в Пел­ле его послан­цам три­ста талан­тов, царь поз­во­лил им нало­жить на эти день­ги свою печать, (9) десять талан­тов из них он отпра­вил Пан­тав­ху с при­ка­зом тот­час вру­чить их Ген­тию, а остав­ши­е­ся день­ги, мечен­ные илли­рий­ской печа­тью, пору­чил вез­ти свои людям, часто оста­нав­ли­ва­ясь в пути, (10) а у македон­ской гра­ни­цы оста­но­вить­ся и ждать гон­цов от Пер­сея. (11) Полу­чив­ши ничтож­ную часть денег, Ген­тий под­дал­ся нако­нец непре­стан­ным уго­во­рам Пан­тав­ха, под­би­вав­ше­го его раз­драз­нить рим­лян какой-нибудь злост­ной выход­кой, и заклю­чил под стра­жу с.506 Мар­ка Пер­пен­ну и Луция Пети­лия, рим­ских послов, толь­ко что при­быв­ших к нему. (12) Узнав об этом, Пер­сей рас­судил, что теперь Ген­тию вой­ны с Римом никак уж не мино­вать, и рас­по­рядил­ся воро­тить людей, послан­ных было к нему с день­га­ми. Он как буд­то имел одну заботу — чтобы рим­ляне, победив его, полу­чи­ли добы­чу побо­га­че.

(13) Вер­нул­ся тогда и Геро­фонт от Эвме­на, а о чем они гово­ри­ли, оста­лось тай­ной. Но дело шло о плен­ных — это и сами македо­няне раз­гла­си­ли, и Эвмен сооб­щил кон­су­лу во избе­жа­ние подо­зре­ний.

28. (1) Когда Геро­фонт вер­нул­ся от Эвме­на, Пер­сей, отча­яв­шись, отпра­вил к Тенедо­су сорок лег­ких судов под нача­лом Анте­но­ра и Кал­лип­па, и еще пять «рыбок» в при­да­чу⁷⁶, (2) чтобы оттуда они охра­ня­ли суда, враз­брод иду­щие через Киклад­ские ост­ро­ва в Македо­нию с хле­бом. (3) Вый­дя из Кас­сан­дрии, суда Анте­но­ра дошли спер­ва до гава­ни, что под горою Афон⁷⁷, оттуда спо­кой­ным морем — до Тенедо­са, где отпу­сти­ли с миром сто­я­щие в тамош­ней гава­ни откры­тые суда родо­с­цев и началь­ни­ка их Эвда­ма. (4) Затем, узнав, что с дру­гой сто­ро­ны ост­ро­ва Эвме­но­вы таран­ные кораб­ли под нача­лом Дамия, став в устье гава­ни, (5) удер­жи­ва­ют там пять­де­сят гру­зо­вых судов, Анте­нор поспеш­но обо­гнул ост­ров и, угро­жая непри­я­те­лю, заста­вил его убрать кораб­ли, а гру­зо­вые суда отпра­вил в Македо­нию в сопро­вож­де­нии деся­ти лег­ких, так, чтобы они, обес­пе­чив гру­зам без­опас­ный путь, вер­ну­лись к Тенедо­су. (6) Те воро­ти­лись на девя­тый день, когда флот уже сто­ял у Сигея⁷⁸. Отсюда дви­ну­лись к Субо­те — это ост­ров меж­ду Эле­ей и Хио­сом. (7) Так вышло, что на дру­гой день после при­бы­тия флота к Субо­те трид­цать пять судов, так назы­вае­мых «коне­во­зов», с галль­ской кон­ни­цей на бор­ту, отпра­ви­лись из Элеи к Фанам, хиос­ско­му мысу, откуда мог­ли добрать­ся до Македо­нии. (8) Они были посла­ны к Атта­лу Эвме­ном. Когда с дозор­ной баш­ни Анте­но­ру пода­ли знак⁷⁹, что суда эти в море, он отча­лил от бере­га и встре­тил их меж­ду Эритр­ским мысом и Хио­сом, в самом узком месте. (9) Эвме­но­вы фло­то­вод­цы не жда­ли встре­тить в этом море флот македо­нян: они дума­ли, что это рим­ляне, либо Аттал, либо какие-то люди Атта­ла, отпу­щен­ные им из рим­ско­го лаге­ря в Пер­гам. (10) Когда же суда сбли­зи­лись и ясно вид­ны ста­ли и очер­та­нья кораб­лей, и мель­ка­нье весел, и загну­тые носы, то ста­ло ясно, что это враг; тут нача­лось смя­те­ние. (11) Сопро­тив­лять­ся не наде­я­лись — «коне­во­зы» были непо­во­рот­ли­вы, и гал­лы пло­хо пере­но­си­ли даже спо­кой­ное море; (12) поэто­му те, кто был бли­же к побе­ре­жью мате­ри­ка, пусти­лись вплавь к Эритрам, а дру­гие — на всех пару­сах к Хио­су, а там, бро­сив лоша­дей, в бес­по­ряд­ке кину­лись к горо­ду⁸⁰. (13) Но македо­няне, выса­див­шись бли­же к нему и в более удоб­ном месте, вышли напе­ре­рез бегу­щим гал­лам и пере­би­ли одних на доро­ге, а дру­гих — перед город­ски­ми ворота­ми, ибо хиос­цы, не разо­брав, кто кого пре­сле­ду­ет, ворота запер­ли. (14) При­мер­но восемь­сот гал­лов было уби­то, две­сти взя­то в плен; лоша­ди частью погиб­ли с с.507 зато­нув­ши­ми кораб­ля­ми, а уцелев­шим македо­няне на бере­гу пере­ре­за­ли под­жил­ки. (15) Два­дцать же лоша­дей отмен­ной ста­ти Анте­нор велел отпра­вить вме­сте с плен­ни­ка­ми в Фес­са­ло­ни­ку на тех же деся­ти суде­ныш­ках, что посы­лал и рань­ше; он при­ка­зал им, как толь­ко смо­гут, вер­нуть­ся к флоту; а он подо­ждет их у Фан⁸¹. У горо­да он про­сто­ял три дня, (16) потом дви­нул­ся к Фанам и по воз­вра­ще­нии деся­ти лег­ких судов, воро­тив­ших­ся быст­рей ожи­дае­мо­го, пере­пра­вил­ся Эгей­ским морем на Делос.

29. (1) Тем вре­ме­нем рим­ские послы⁸² Гай Попи­лий, Гай Деци­мий и Гай Гости­лий, отпра­вив­шись от Хал­киды на трех квин­кве­ре­мах, при­бы­ли на Делос, где обна­ру­жи­ли сорок македон­ских лег­ких судов и пять Эвме­но­вых квин­кве­рем. (2) Все были здесь в без­опас­но­сти — пору­кою в том была свя­тость ост­ро­ва и его хра­ма, где впе­ре­меш­ку отси­жи­ва­лись и рим­ляне, и македо­няне, и Эвме­но­вы моря­ки — свя­щен­ная сень понуж­да­ла к пере­ми­рию. (3) Но когда появ­ля­лись в море гру­же­ные суда, то с дозор­ных башен пода­ва­ли знак Анте­но­ру, Пер­се­е­ву фло­то­вод­цу, (4) и тогда он гнал­ся за ними с частью сво­их судов (осталь­ные сто­я­ли меж­ду Киклад­ски­ми ост­ро­ва­ми) и всех топил или гра­бил, не тро­гая толь­ко те кораб­ли, что шли в Македо­нию. Попи­лий помо­гал кому мог со сво­и­ми или Эвме­но­вы­ми суда­ми, (5) но македо­няне, выхо­див­шие ночью обыч­но на двух или трех кораб­лях, усколь­за­ли.

(6) В это вре­мя послы македо­нян и илли­рий­цев при­бы­ли на Родос. Вну­ши­тель­ность их посоль­ству при­да­ва­ло не толь­ко появ­ле­ние кораб­лей, бороздя­щих Эгей­ское море меж­ду Кикла­да­ми, но и само содру­же­ство царей Пер­сея и Ген­тия, а так­же слу­хи о при­бли­же­нии нема­ло­го галль­ско­го вой­ска, кон­ных и пеших. (7) Тут Динон с Поли­а­ра­том, сто­яв­шие здесь за Пер­сея, оду­ше­ви­лись, и послы полу­чи­ли не про­сто любез­ный ответ, но пря­мое обе­ща­ние родо­с­цев: всем сво­им вли­я­ни­ем они поло­жат войне конец, (8) а пото­му и сами цари пусть в спо­кой­ст­вии ожи­да­ют мира⁸³.

30. (1) Наста­ла вес­на⁸⁴, и новые пол­ко­вод­цы яви­лись в про­вин­ции: кон­сул Эми­лий — в Македо­нию, Окта­вий — в Орей⁸⁵, где сто­ял флот, Ани­ций — в Илли­рию вое­вать с Ген­ти­ем. (2) У это­го Ген­тия, сына царя илли­рий­цев Плев­ра­та и Эвриди­ки, было два бра­та, один кров­ный и еди­но­утроб­ный, по име­ни Пла­тор, а вто­рой, Кара­ван­тий, был рож­ден Эвриди­кой от дру­го­го отца. (3) Это­го Ген­тий опа­сал­ся мень­ше как без­род­но­го, а Пла­то­ра и двух его дру­зей, Этт­ри­та и Эпи­ка­да, мужей весь­ма дея­тель­ных, пред­по­чел убить, чтобы спо­кой­нее было цар­ст­во­вать. (4) Ходи­ли слу­хи, что он поза­видо­вал бра­ту, когда тот обру­чил­ся с Эту­тою, доче­рью дар­дан­ско­го вождя Мону­на, и как бы полу­чил себе вме­сте с женою все дар­дан­ское пле­мя. Это было похо­же на прав­ду, ведь Ген­тий, убив бра­та, и впрямь женил­ся на этой деви­це. (5) А изба­вив­шись от стра­ха перед бра­том, Ген­тий стал невы­но­сим для сопле­мен­ни­ков, ибо при­род­ную свою необуздан­ность усу­губ­лял пьян­ст­вом.

(6) Он-то, под­дав­шись, как уже было ска­за­но, под­стре­ка­тель­ствам, всту­пил в вой­ну с Римом и собрал свои силы в Лис­се⁸⁶, с.508 все­го пят­на­дцать тысяч вои­нов. (7) Отсюда Ген­тий отпра­вил бра­та Кара­ван­тия с тыся­чью пеших и пятью десят­ка­ми кон­ных на пле­мя кави­ев⁸⁷, чтобы под­чи­нить их силой или угро­за­ми, а сам пошел к Бас­са­нии, горо­ду в пяти милях от Лис­са. (8) Жите­ли Бас­са­нии были союз­ни­ка­ми рим­лян. Ген­тий выслал людей попы­тать их, не пере­да­дут­ся ли, но те пред­по­чли тер­петь оса­ду. (9) Кара­ван­тия у кави­ев встре­ча­ли по-раз­но­му — в Дур­нии при­ня­ли при­вет­ли­во, в Кара­ван­дис не пусти­ли, а когда он стал опу­сто­шать зем­ли это­го город­ка, люди с полей, сбе­жав­шись, уби­ли несколь­ко вои­нов.

(10) К тому вре­ме­ни Аппий Клав­дий, попол­нив свое вой­ско сила­ми бул­лид­цев⁸⁸, апол­ло­ний­цев и дирра­хий­цев, поки­нул место зимов­ки и сто­ял лаге­рем у реки Гену­са⁸⁹; (11) узнав о дого­во­ре Пер­сея с Ген­ти­ем и воз­му­тив­шись наси­ли­ем илли­рий­ско­го царя над рим­ски­ми посла­ми, он реши­тель­но воз­на­ме­рил­ся вое­вать. (12) Пре­тор Ани­ций в Апол­ло­нии, полу­чив тем вре­ме­нем сведе­ния об илли­рий­ских делах, отпра­вил к Аппию пись­мо с рас­по­ря­же­ни­ем ждать его у Гену­са, а через три дня и сам явил­ся в лагерь, (13) попол­нив свое вой­ско вспо­мо­га­тель­ны­ми сила­ми пар­фи­нов — дву­мя тыся­ча­ми пеших и дву­мя сот­ня­ми кон­ных (над пехотою началь­ст­во­вал Эпи­кад, над кон­ни­цей — Алгальс). Он гото­вил­ся идти на Илли­рию с глав­ной целью осво­бо­дить бас­са­ний­цев от оса­ды. Наступ­ле­ние его было задер­жа­но слу­ха­ми о раз­бое на побе­ре­жье: (14) там было восемь­де­сят лег­ких судов, послан­ных Ген­ти­ем по нау­ще­нью Пан­тав­ха для разо­ре­ния полей Дирра­хия и Апол­ло­нии. (15) Тогда флот у <…>⁹⁰ и сда­лись ему.

31. (1) Их при­ме­ру после­до­ва­ли и дру­гие горо­да этой обла­сти, чему нема­ло спо­соб­ст­во­ва­ла неиз­мен­ная мяг­кость и спра­вед­ли­вость рим­ско­го пре­то­ра, сумев­ше­го рас­по­ло­жить к себе жите­лей. (2) Отсюда путь рим­лян лежал к Ско­д­ре⁹¹. Это было самое серд­це вой­ны — самый креп­кий и непри­ступ­ный город, волею Ген­тия став­ший опло­том все­го цар­ства. (3) Ско­д­ру ограж­да­ют две реки — с восто­ка Кла­вза­ла, с запа­да Бар­бан­на, теку­щая из Лабе­ат­ско­го озе­ра. (4) Обе, сли­ва­ясь, впа­да­ют в Ори­унд⁹², кото­рый, рож­да­ясь в нед­рах горы Скор­да, несет свои воды в Адри­а­ти­ку, по пути при­ни­мая мно­же­ство дру­гих пото­ков. (5) Гора Скорд гос­под­ст­ву­ет над всей этой мест­но­стью: к восто­ку от нее про­стер­та Дар­да­ния, к югу — Македо­ния, а Илли­рия — к запа­ду.

(6) Но хоть поло­же­ние Ско­д­ры и было непри­ступ­но, хоть и защи­ща­ло ее все илли­рий­ское пле­мя и сам царь, рим­ский пре­тор решил, что успех пер­вых его шагов будет зало­гом сча­стья все­го пред­при­я­тия и что вне­зап­ным натис­ком он суме­ет добить­ся желае­мо­го, а пото­му он выстро­ил вой­ско и под­сту­пил к сте­нам горо­да. (7) Если бы защит­ни­ки Ско­д­ры, запер­ши ворота, разум­но раз­ме­сти­ли силы и обо­ро­ня­ли сте­ны и баш­ни над ворота­ми, затея рим­лян не уда­лась бы — их бы отбро­си­ли. (8) Вме­сто это­го они вышли за ворота в откры­тое поле и муже­ст­вен­но всту­пи­ли в сра­же­ние, но выдер­жать его не смог­ли: (9) были отби­ты, бежа­ли тол­пою, более двух сотен поте­ря­ли в самих воротах и такой страх наве­ли на сво­их, что с.509 Ген­тий тот­час отпра­вил к пре­то­ру Тев­ти­ка и Бел­ла, ста­рей­шин пле­ме­ни, с прось­бой о пере­ми­рии: надоб­но-де ему спо­кой­но пораз­мыс­лить о поло­же­нии сво­их дел. (10) На это Ген­тию дали три дня. Так как рим­ляне сто­я­ли все­го шагах в пяти­стах от горо­да, Ген­тий сел на корабль и отпра­вил­ся вверх по Бар­банне к Лабе­ат­ско­му озе­ру как бы в поис­ках тай­но­го места для сво­их дум, (11) но влек­ла его, как ока­за­лось, тщет­ная надеж­да на при­ход бра­та Кара­ван­тия с мно­готы­сяч­ным вой­ском, (12) набран­ным в той зем­ле, куда его посы­ла­ли. Одна­ко все ока­за­лось пустым слу­хом, и на тре­тий день он спу­стил­ся к Ско­д­ре на том же судне, а впе­ред послал гон­цов, про­ся у пре­то­ра доз­во­ле­ния гово­рить с ним. Полу­чив тако­вое, Ген­тий явил­ся в рим­ский лагерь. (13) Сна­ча­ла он каял­ся в мало­умии сво­ем, потом умо­лял и рыдал, и нако­нец, при­па­дая к коле­ням пре­то­ра, цели­ком пре­по­ру­чил себя его воле. (14) Ему веле­но было мужать­ся, и он даже позван был на обед — с тем и вер­нул­ся к сво­им в город. В тот же день, ото­бедав с поче­том у пре­то­ра, (15) Ген­тий отдан был под стра­жу вой­ско­во­му три­бу­ну Гаю Кас­сию: царь от царя, полу­чил он десять талан­тов — мень­ше, чем иной гла­ди­а­тор⁹³, — и вот какая участь его постиг­ла.

32. (1) Как толь­ко Ани­ций завла­дел Ско­д­рой, он преж­де все­го при­ка­зал разыс­кать и при­ве­сти к нему послов Пети­лия и Пер­пен­ну⁹⁴. (2) Вер­нув им преж­нее их досто­ин­ство, он немед­ля послал Пер­пен­ну схва­тить дру­зей царя и его семью. (3) Пер­пен­на отпра­вил­ся в Мете­он, город пле­ме­ни лабе­а­тов, и при­вел оттуда жену его, Этле­ву⁹⁵, с дву­мя царе­ви­ча­ми, Скер­ди­ле­дом и Плев­ра­том, и царе­ва бра­та Кара­ван­тия. (4) Так Ани­ций в трид­цать дней кон­чил илли­рий­скую вой­ну и отпра­вил того же Пер­пен­ну в Рим вест­ни­ком победы. Через несколь­ко дней вслед за ним отвез­ли само­го царя Ген­тия с мате­рью, женой, детьми, бра­том и дру­ги­ми знат­ней­ши­ми илли­рий­ца­ми-вель­мо­жа­ми. (5) Это была един­ст­вен­ная вой­на, кото­рая окон­чи­лась рань­ше, чем в Риме услы­ша­ли о ее нача­ле.

Пер­сей в эти дни тоже был в вели­ком стра­хе: при­бы­вал Эми­лий, новый кон­сул (и при­том с вели­ки­ми угро­за­ми, как слы­шал Пер­сей), а с ним пре­тор Окта­вий. (6) Не мень­ше тре­во­жил царя рим­ский флот и без­опас­ность побе­ре­жья. В Фес­са­ло­ни­ке началь­ст­во­ва­ли тогда Эвмен и Афи­на­гор с неболь­шим отрядом в две тыся­чи пел­та­стов⁹⁶. (7) Туда отпра­вил Пер­сей и Анд­рок­ла с при­ка­зом стать лаге­рем у самой вер­фи. (8) В Энею послал он Кре­он­та из Анти­го­нии с тыся­чью кон­ни­ков, чтобы следи­ли за бере­гом и спе­ши­ли помочь сель­ским жите­лям, чуть толь­ко при­ста­нут где-нибудь вра­же­ские суда. (9) Для защи­ты Пифея и Пет­ры⁹⁷ царь отрядил пять тысяч македо­нян под нача­лом Гисти­ея, Фео­ге­на и Мидо­на. (10) Отпра­вив их, Пер­сей стал укреп­лять берег Элпея, ибо рус­ло его пере­сох­ло и река ста­ла пере­хо­ди­ма. (11) Чтобы этой работой мог­ло занять­ся все вой­ско, жен­щи­ны из сосед­них горо­дов при­но­си­ли в лагерь сва­рен­ную пищу, а вои­нам при­ка­за­но было из окрест­ных лесов <…>⁹⁸.

с.510 33. (1) <…> нако­нец, кон­сул при­ка­зал водо­но­сам идти за ним к морю (до него было не более трех­сот шагов) и рыть колод­цы по все­му бере­гу через неболь­шие про­ме­жут­ки. (2) Горы здесь были огром­ны, а ручьев на поверх­но­сти не было⁹⁹, и это дава­ло надеж­ду, что есть скры­тые источ­ни­ки, кото­рые по невиди­мым жилам сте­ка­ют к морю и сме­ши­ва­ют­ся с вол­на­ми. (3) Едва свер­ху сня­ли песок, как откры­лись клю­чи — брыз­ну­ли мут­ной води­цей, а потом, как божий дар, заби­ли чистой и обиль­ной водой. (4) Это еще при­ба­ви­ло кон­су­лу сла­вы и ува­же­ния сре­ди вои­нов.

Отдав при­каз гото­вить ору­жие, кон­сул с три­бу­на­ми и стар­ши­ми цен­ту­ри­о­на­ми леги­о­на¹⁰⁰ про­шел впе­ред к Элпею осмот­реть пере­хо­ды — где лег­че спу­стить­ся с ору­жи­ем и где удоб­ней под­нять­ся на вра­же­ский берег. (5) Выяс­нив это вполне, кон­сул поза­бо­тил­ся преж­де все­го о том, чтобы на похо­де все дела­лось точ­но и без суе­ты, по мано­ве­нию и при­ка­за­нию пол­ко­во­д­ца, ибо знал: (6) когда выкли­ка­ет­ся один общий для всех при­каз, то, недо­слы­шав, одни про­яв­ля­ют излиш­нее рве­ние, а дру­гие не дела­ют и необ­хо­ди­мо­го: повсюду под­ни­ма­ет­ся шум, и враг узна­ет обо всем рань­ше самих вои­нов. (7) Поэто­му кон­сул ввел такой порядок: вой­ско­вой три­бун тай­но пере­да­ет при­каз цен­ту­ри­о­ну пер­во­го мани­пу­ла, тот пере­да­ет его бли­жай­ше­му по поряд­ку цен­ту­ри­о­ну, тот сле­дую­ще­му и так далее. Так все, что надо, пере­да­ет­ся от пер­вых до послед­них рядов или же от послед­них до пер­вых. (8) Ноч­ным дозор­ным по ново­му уста­ву запре­ще­но было брать с собой щит¹⁰¹: не в бой-де идут и ору­жие им ни к чему, их дело — при пер­вом появ­ле­нии вра­га воз­вра­тить­ся и под­нять всех дру­гих к ору­жию, (9) а то поста­вит дозор­ный перед собою щит и сто­ит в шле­ме, потом, уто­мив­шись, обо­прет­ся на копье, поло­жит голо­ву на край щита и стоя дрем­лет; вра­гу-то блеск его доспе­хов виден изда­ли, а сам он ниче­го кру­гом не заме­ча­ет. (10) Изме­нил кон­сул порядок и в пере­до­вых кара­у­лах. Преж­де там вои­ны сто­я­ли весь день — при всем ору­жии, а кон­ни­ки, не раз­нузды­вая лоша­дей, — и в жар­кие дни после столь­ких часов паля­ще­го солн­ца сла­бе­ли и люди, и кони, а вра­ги, пусть немно­го­чис­лен­ные, но све­жие и пол­ные сил, тер­за­ли рим­лян часты­ми вылаз­ка­ми. (11) Теперь было при­ка­за­но сме­нять­ся в пол­день: утрен­ний кара­ул ухо­дил, усту­пая место дру­го­му, и впредь уже не слу­ча­лось, чтобы враг све­жи­ми сила­ми напа­дал на уста­лых.

34. (1) Все эти рас­по­ря­же­ния кон­сул объ­явил на вой­ско­вой сход­ке, а потом про­из­нес речь, как буд­то перед наро­дом в Риме: (2) на войне, ска­зал он, лишь пол­ко­во­дец рас­суж­да­ет и выно­сит реше­ния — либо сам, либо с теми, кого позо­вет на совет, а уж кого не позва­ли, те суж­де­ний сво­их не выра­жа­ют ни вслух, ни тай­ком. (3) Вои­ну поло­же­но думать толь­ко о трех вещах — чтобы тело было креп­ко и гиб­ко, ору­жие спо­д­руч­но, а еда при­готов­ле­на на слу­чай неожи­дан­ных при­ка­за­ний; (4) о про­чем за него поза­ботят­ся боги бес­смерт­ные и пол­ко­во­дец. Не быть доб­ру там, где вои­ны рас­суж­да­ют, а пол­ко­во­дец, их слу­шая, мечет­ся. (5) «Я, — ска­зал кон­сул, — сумею дать вам слу­чай отли­чить­ся — это мой долг с.511 пол­ко­во­д­ца; а вы впе­ред не зага­ды­вай­те, жди­те при­ка­за и тогда пока­жи­те, какие вы вои­ны».

(6) С таки­ми напут­ст­ви­я­ми он рас­пу­стил сход­ку. Тут даже вете­ра­ны не стес­ня­лись при­знать­ся, что они, слов­но ново­бран­цы, впер­вые ура­зу­ме­ли воен­ный порядок. (7) Но не толь­ко эти сло­ва яви­лись зна­ком одоб­ре­ния кон­суль­ской речи — за ними тот­час после­до­ва­ли дела. (8) Теперь никто не сидел сло­жа руки: кто меч точил, кто чистил шле­мы или нащеч­ни­ки, щиты и пан­ци­ри, кто их при­ме­рял, про­буя, подвиж­ны ли в доспе­хах чле­ны, кто потря­сал копьем, кто играл мечом, раз­гляды­вая лез­вие, так что любо­му было ясно: (9) слу­чись схват­ка — и каж­дый будет бить­ся до кон­ца, до слав­ной победы или всем памят­ной смер­ти.

(10) Когда Пер­сей заме­тил, что с при­бы­ти­ем кон­су­ла и нача­лом вес­ны весь непри­я­тель­ский стан загудел и заше­ве­лил­ся, как перед новой вой­ной, что рим­ский лагерь сто­ит теперь не у Филы, а напро­тив македон­ско­го — пря­мо на дру­гом бере­гу, что кон­сул ходит кру­гом, раз­гляды­вая его укреп­ле­ния и явно ищет место для пере­хо­да, то <…>¹⁰².

35. (1) Это рим­лян оду­ше­ви­ло, а македо­нян и их царя вверг­ло в тре­пет. (2) Пер­сей, пыта­ясь не допу­стить оглас­ки, выслал людей навстре­чу Пан­тав­ху, чтобы тот не при­бли­жал­ся к лаге­рю, (3) но люди Пер­сея уже заме­ти­ли несколь­ких маль­чи­ков, кото­рых вели сре­ди илли­рий­ских залож­ни­ков, да и вооб­ще, чем тща­тель­ней что-то скры­ва­ет­ся, тем ско­рее и обна­ру­жи­ва­ет­ся из-за веч­ной болт­ли­во­сти цар­ских слуг.

(4) Тогда же при­мер­но при­бы­ли к рим­ля­нам в лагерь родос­ские послы с теми же мир­ны­ми пред­ло­же­ни­я­ми, что так раз­гне­ва­ли отцов-сена­то­ров. В лаге­ре воен­ный совет выслу­шал их еще менее бла­го­душ­но: (5) одни пред­ла­га­ли зако­вать послов в цепи, дру­гие — выгнать их вон, не давая отве­та, но кон­сул посу­лил им ответ через пят­на­дцать дней, (6) а чтобы было ясно, во что он ста­вит родо­с­цев с их миротвор­че­ст­вом, стал спра­ши­вать мне­ние сове­та о поряд­ке даль­ней­ших воен­ных дей­ст­вий. Одни, боль­шей частью моло­дежь, хоте­ли про­рвать­ся через укреп­ле­ния на Элпее: (7) сто́ит-де уда­рить друж­но, и македо­няне не усто­ят, как не усто­я­ли в про­шлом году, когда из столь­ких кре­по­стей их повы­би­ли¹⁰³, а были те кре­по­сти, не в при­мер выше, укреп­ле­ны луч­ше и охра­ня­лись силь­ны­ми гар­ни­зо­на­ми. (8) Дру­гие хоте­ли, чтобы Окта­вий с кораб­ля­ми отпра­вил­ся в Фес­са­ло­ни­ку разо­рять побе­ре­жье и отвле­кать цар­ские силы: обна­ру­жив-де вра­га у себя за спи­ною, Пер­сей раз­вер­нет­ся, чтобы защи­тить внут­рен­ние обла­сти цар­ства, а пере­ход через Элпей где-нибудь да оста­нет­ся неза­щи­щен­ным. Но кон­су­лу каза­лось, что вра­же­ско­го бере­га не взять — так он укреп­лен при­ро­дой и люд­ски­ми ста­ра­ни­я­ми; (9) к тому же там всюду рас­став­ле­ны мета­тель­ные устрой­ства, а враг, как он слы­шал, копья­ми, дрота­ми и про­чим подоб­ным ору­жи­ем вла­де­ет не в при­мер искус­ней.

(10) Замы­сел кон­су­ла был иной. Рас­пу­стив совет, он велел позвать к себе двух перре­бий­ских куп­цов, Кена и Мено­фи­ла, уже с.512 дока­зав­ших ему свои ум и пре­дан­ность, и тай­ком рас­спро­сил их, како­вы про­хо­ды в Перре­бию. (11) Куп­цы отве­ча­ли, что прой­ти там мож­но, но цар­ские заста­вы¹⁰⁴ повсюду, и тут у кон­су­ла появи­лась надеж­да решить дело вне­зап­ным натис­ком — под­красть­ся ночью с силь­ным отрядом, застиг­нуть вра­га врас­плох и выбить его из уще­лий: (12) ведь впотьмах он не смо­жет целить­ся и ока­жут­ся бес­по­лез­ны все его дроты и стре­лы, а в руко­паш­ной схват­ке дело реша­ет меч, и тут рим­ский воин все­гда вый­дет победи­те­лем. (13) Взяв куп­цов про­вод­ни­ка­ми, кон­сул вызвал Окта­вия, изло­жил свой замы­сел и велел вести флот в Герак­лей, а с собою взять съест­но­го для тыся­чи чело­век на десять дней. (14) Сам кон­сул отпра­вил туда Пуб­лия Сци­пи­о­на Нази­ку и сво­его сына, Квин­та Фабия Мак­си­ма¹⁰⁵, а с ними пять тысяч отбор­ных вои­нов¹⁰⁶ как бы для того, о чем гово­ри­лось на сове­те, — чтобы сесть в Герак­лее на кораб­ли и разо­рять побе­ре­жье внут­рен­ней Македо­нии. (15) Но тай­но Сци­пи­о­ну и Фабию дали знать, что на судах для них гото­вы съест­ные при­па­сы, дабы ничто их не задер­жи­ва­ло. Про­вод­ни­кам было веле­но рас­пре­де­лить путь так, чтобы подой­ти к Пифою на тре­тий день, в чет­вер­тую стра­жу.

(16) А сам кон­сул, чтобы отвлечь вни­ма­ние царя, на рас­све­те сле­дую­ще­го дня зате­ял бит­ву с кара­у­ла­ми Пер­сея в рус­ле реки. Обе сто­ро­ны сра­жа­лись лег­ким ору­жи­ем, ибо при­бег­нуть к тяже­ло­му тут было невоз­мож­но: (17) спуск вниз с того и дру­го­го бере­га — до трех­сот шагов, шири­на рус­ла — чуть боль­ше мили, а дно все в про­мо­и­нах, где какой глу­би­ны. (18) В таком-то месте и шло сра­же­нье, а царь и кон­сул с леги­о­на­ми — каж­дый на сво­ем бере­гу — наблюда­ли с валов. (19) Македо­няне с их дро­ти­ка­ми и стре­ла­ми сра­жа­лись успеш­ней, пока не дохо­ди­ло до руко­паш­ной, а тут уж твер­же и надеж­нее были рим­ские вои­ны с их щита­ми, круг­лы­ми или лигу­рий­ски­ми¹⁰⁷. (20) В пол­день кон­сул при­ка­зал тру­бить отступ­ле­ние, и бит­ва пре­рва­лась; поте­ри обе­их сто­рон были изряд­ны. (21) На дру­гой день, с вос­хо­дом солн­ца вои­ны, раз­дра­жен­ные вче­раш­ним, схва­ти­лись сно­ва и даже оже­сто­чен­ней, но рим­ля­нам боль­ше доста­ва­лось не от тех, с кем сра­жа­лись, а от про­че­го македон­ско­го вой­ска: раз­ме­стив­шись на баш­нях, македо­няне мета­ли в них копья, дро­ти­ки, кам­ни и мно­гих рани­ли. (22) А когда рим­ляне при­бли­зи­лись к их бере­гу, сна­ряды из мета­тель­ных орудий ста­ли дости­гать даже зад­них рядов. В этот день кон­сул отвел свое вой­ско чуть поз­же и с бо́льши­ми поте­ря­ми. (23) На тре­тий день он воз­дер­жал­ся от сра­же­ния и спу­стил­ся в ниж­нюю часть лаге­ря, как если бы он соби­рал­ся пре­одо­леть боко­вую линию укреп­ле­ний, иду­щую к морю. (24) Пер­сей, видя <…>¹⁰⁸.

36. (1) Шла вто­рая поло­ви­на лета¹⁰⁹; день бли­зил­ся к поло­вине. Весь путь был прой­ден в пыли и зное; (2) вой­ско уста­ло, мучи­лось жаж­дой, а к полу­дню жар обе­щал лишь уси­лить­ся, и кон­сул решил не вести изму­чен­ных людей на све­же­го и пол­но­го сил вра­га. (3) Но вои­ны так рва­лись в бой, что кон­су­лу пона­до­би­лось не мень­ше уло­вок, чтобы пере­хит­рить сво­их, чем вра­га. (4) Пока шло с.513 постро­е­ние, кон­сул торо­пил вой­ско­вых три­бу­нов, сам обхо­дил ряды, зажи­гая бой­цов воин­ст­вен­ны­ми реча­ми. (5) Окры­лен­ные, они толь­ко и жда­ли зна­ка к бою. Но вре­мя шло, жар ста­но­вил­ся нестер­пи­мей, и поне­мно­гу гас­ли лица, сти­ха­ли голо­са; кто-то уже нава­лил­ся на щит, кто-то опер­ся на копье. (6) Тогда кон­сул пря­мо при­ка­зал стар­шим цен­ту­ри­о­нам наме­тить пере­д­нюю гра­ни­цу лаге­ря и сло­жить тюки¹¹⁰. (7) Когда вои­ны поня­ли, что про­ис­хо­дит, иные ста­ли радо­вать­ся в откры­тую: теперь, мол, не пого­нят их сра­жать­ся после тяж­кой доро­ги под паля­щим солн­цем.

(8) Пол­ко­во­д­ца окру­жа­ли его лега­ты и пред­во­ди­те­ли чуже­зем­ных войск, сре­ди них был и Аттал. Все они друж­но одоб­ря­ли дей­ст­вия кон­су­ла, пока вери­ли, что он наме­рен сра­жать­ся (ибо даже им кон­сул не пока­зал, что мед­лит), (9) но теперь, увидав вне­зап­ную пере­ме­ну, они мол­ча­ли, и лишь один Нази­ка осме­лил­ся настав­лять кон­су­ла: не сто­ит, мол, выпус­кать из рук Пер­сея, кото­рый все­гда умел уйти от сра­же­ния, остав­ляя в дура­ках преж­них пол­ко­вод­цев; (10) как бы он и теперь не ушел под покро­вом ночи — ведь тогда при­дет­ся идти за ним в глубь Македо­нии, что мучи­тель­но и опас­но; и как бы все лето не про­шло в блуж­да­ни­ях по тро­пам и уще­льям Македон­ских гор, как это слу­чи­лось с преж­ни­ми пол­ко­во­д­ца­ми¹¹¹; (11) и он, Нази­ка, насто­я­тель­но сове­ту­ет кон­су­лу дви­нуть­ся на вра­га, пока тот сто­ит в чистом поле, и не упус­кать воз­мож­ной победы. (12) Сво­бод­ные речи слав­но­го юно­ши ничуть не заде­ли кон­су­ла.

«В тебе, Нази­ка, — ска­зал он, — я вижу себя преж­не­го, а ты ста­нешь похож на меня нынеш­не­го. (13) По опы­ту мно­гих войн я знаю, когда сра­жать­ся, когда выжидать. Теперь недо­суг мне тебя, сто­я­ще­го здесь в строю, настав­лять, рас­тол­ко­вы­вая, отче­го нын­че полез­ней пере­дох­нуть. Объ­яс­не­ний про­си в дру­гой раз, а сей­час хва­тит с тебя и того, что так дума­ет ста­рый пол­ко­во­дец». (14) Юно­ша смолк. «Нет сомне­ния, — думал он, — кон­сул видит какие-то пре­пят­ст­вия к бит­ве, мне неве­до­мые».

37. (1) Когда Эми­лий Павел убедил­ся, что место лаге­ря раз­ме­че­но и обоз раз­ме­щен, он отвел из строя спер­ва три­а­ри­ев, сто­яв­ших послед­ни­ми, (2) затем прин­ци­пов, оста­вив пере­до­вых гаста­тов для при­кры­тия на слу­чай, если враг заше­ве­лит­ся, а потом отвел и гаста­тов — неспеш­но, по отрядам, начав с пра­во­го кры­ла. (3) Так, без суе­ты и шума ото­шла пехота под при­кры­ти­ем кон­ни­цы и лег­ких войск — их ото­зва­ли поз­же, лишь когда выве­ли вал и ров лицом к непри­я­те­лю. (4) Тогда и царь увел сво­их вои­нов, — хоть при­гото­вил­ся было сра­жать­ся безот­ла­га­тель­но в этот день, одна­ко же вполне удо­воль­ст­во­вал­ся тем, что сво­им дал понять — в отсроч­ке сра­же­нья вино­вен-де непри­я­тель.

(5) Как толь­ко лагерь был вполне укреп­лен, Гай Суль­пи­ций Галл, вой­ско­вой три­бун вто­ро­го леги­о­на, пре­тор минув­ше­го года¹¹², созвал с доз­во­ле­нья кон­су­ла вои­нов на сход­ку и объ­явил, (6) что гряду­щей ночью, меж­ду вто­рым и чет­вер­тым часом луна — и пусть никто не почтет это зна­ме­ньем — исчезнет с неба¹¹³. с.514 И это, гово­рил Суль­пи­ций Галл, дело есте­ствен­ное, зако­но­мер­ное и своевре­мен­ное, а пото­му и пред­узна­вае­мое, и пред­ска­зу­е­мое. (7) Никто ведь не изум­ля­ет­ся, когда луна то пол­ным ликом сия­ет, то на убы­ли тон­ким рогом, ибо вос­ход и закат све­тил — дело извест­ное, и так же точ­но не сле­ду­ет при­ни­мать за чудо, что луна затме­ва­ет­ся тенью зем­ли. (8) Когда же ночью, нака­нуне сен­тябрь­ских нон¹¹⁴ в ука­зан­ный час дей­ст­ви­тель­но про­изо­шло затме­ние, то рим­ским вои­нам муд­рость Гал­ла каза­лась почти что боже­ст­вен­ной; (9) македо­няне же усмот­ре­ли в слу­чив­шем­ся знак недоб­рый, пред­ве­стье паде­ния цар­ства и поги­бе­ли наро­да, в чем не разу­ве­рил их и про­ри­ца­тель. Стон и вопли сто­я­ли в македон­ском лаге­ре, покуда луна, из мра­ка выныр­нув, не заси­я­ла сно­ва.

(10) На сле­дую­щий день (а оба вой­ска так рва­лись сра­жать­ся, что кое-кто из окру­же­нья царя и кон­су­ла стал их корить — зачем-де разо­шлись без бит­вы) (11) царь оправ­дал­ся с лег­ко­стью: непри­я­тель пер­вым-де уда­лил­ся в лагерь, явно ухо­дя от сра­же­ния, да и силы свои рас­по­ло­жил он в таких местах, куда нель­зя было дви­нуть фалан­гу, ибо самая малая неров­ность мест­но­сти для нее поги­бель. (12) А кон­сул, каза­лось, мало того, что упу­стил нака­нуне слу­чай к бою и дал воз­мож­ность вра­гу — толь­ко захо­ти он — ускольз­нуть ночью, но и теперь про­дол­жал впу­стую, как всем каза­лось, тра­тить вре­мя буд­то бы на жерт­во­при­но­ше­ния, вме­сто того чтобы с рас­све­том, как сле­до­ва­ло, дать знак к сра­же­нью и выстро­ить вой­ско. (13) Лишь в третьем часу свя­щен­но­дей­ст­вие было совер­ше­но, как долж­но¹¹⁵, и кон­сул созвал совет; но и там иным каза­лось, теря­ет он вре­мя, собе­се­дуя и сове­ща­ясь, когда при­спе­ло уже дей­ст­во­вать. На эти попре­ки кон­сул отве­тил такою речью:

38. (1) «Из всех, кто вче­ра так рвал­ся в бой, один лишь этот слав­ный юно­ша Пуб­лий Нази­ка открыл мне свои мыс­ли, и он же един­ст­вен­ный хра­нил потом мол­ча­нье, как буд­то про­ни­кал­ся моим мне­ни­ем. (2) А из дру­гих кое-кто почел за луч­шее заглаз­но пори­цать пол­ко­во­д­ца, а не ска­зать ему все откры­то. (3) Но и тебе, Пуб­лий Нази­ка, и всем, кто мыс­лил так же, толь­ко про себя, я не сочту за труд поведать, поче­му бит­ву я отло­жил, (4) ибо я не толь­ко очень далек от рас­ка­я­ния во вче­раш­нем без­дей­ст­вии, но смею даже думать, что этим спас вой­ско. А чтобы вы не счи­та­ли, что это мое мне­ние без­осно­ва­тель­но, про­шу желаю­щих вме­сте со мной рас­смот­реть, как мно­го пре­иму­ществ было у наше­го вра­га перед нами. (5) Вот пер­вое: насколь­ко пре­вос­хо­дит он нас чис­лом вои­нов, мы еще раз убеди­лись вче­ра, увидев его раз­вер­ну­тый строй. (6) А из нас, кото­рых и так немно­го, еще чет­верть была остав­ле­на охра­нять обо­зы, для чего, сами зна­е­те, годит­ся не кто попа­ло. (7) Но допу­стим даже, что вче­ра мы все были бы выстро­е­ны. Пустяк ли, что мы теперь, да помо­гут нам боги, вый­дем на бит­ву — сего­дня ли, зав­тра ли — из это­го само­го лаге­ря, где толь­ко что ноче­ва­ли? (8) Да раз­ве одно и то же — вести ли в сра­же­ние вои­на, не утом­лен­но­го за этот день ни пере­хо­да­ми, ни рат­ны­ми труда­ми, отдох­нув­ше­го и осве­жен­но­го сном в сво­ей палат­ке, чтобы в бой с.515 пошел он пол­ным сил, бод­рым и телом и духом, — (9) иль выста­вить его про­тив непри­я­те­ля уже уста­лым от дол­гой доро­ги и тяж­кой ноши, в поту, с заби­ты­ми дорож­ной пылью ртом и гла­за­ми, с гор­лом, пере­сох­шим под нещад­но паля­щим полу­ден­ным солн­цем. А враг меж­ду тем и свеж, и бодр, и нигде еще сил не тра­тил! (10) Да тут и лени­вый и роб­кий победит кого угод­но, даже храб­рей­ше­го! (11) А если к тому же непри­я­тель постро­ил­ся спо­кой­но, собрал­ся с духом и в строю каж­дый занял поло­жен­ное место, а нам нуж­но было стро­ить­ся впо­пы­хах и на бит­ву идти в бес­по­ряд­ке?

39. (1) Но, может быть, хоть и было у нас вой­ско без строя и поряд­ка, зато лагерь мы укре­пи­ли и воду отыс­ка­ли, огра­ди­ли кара­у­ла­ми под­ступ к ней и раз­веда­ли все вокруг; или же у нас не было ниче­го сво­его, кро­ме чисто­го поля, где идти в бой <…>¹¹⁶ (2) Пред­ки ваши счи­та­ли укреп­лен­ный лагерь гава­нью при всех пре­врат­но­стях воен­ной судь­бы: мож­но и вый­ти оттуда на бит­ву, и там укрыть­ся от бран­ных бурь. (3) А пото­му, окру­жив­ши сте­на­ми свой лагерь, они и надеж­ною стра­жей его укреп­ля­ли, ибо кто победил в поле, но выбит из лаге­ря, все рав­но счи­та­ет­ся про­иг­рав­шим. Лагерь победи­те­лю кров, побеж­ден­но­му убе­жи­ще. (4) Сколь­ко раз быва­ло, что вой­ско, не добив­шись уда­чи на поле и загнан­ное в лагерь, улу­ча­ло вре­мя и порой, и очень ско­ро, мощ­ной вылаз­кой обра­ща­ло победо­нос­но­го вра­га в бег­ство! (5) Вто­рая наша отчиз­на, где вме­сто стен вал¹¹⁷, а вме­сто оча­га и дома палат­ка, — вот что такое лагерь! Так нуж­но ли нам было бро­сать­ся в бой, не имея при­бе­жи­ща, куда воз­вра­тить­ся потом побеж­ден­ны­ми или победи­те­ля­ми?

(6) На это мне воз­ра­жа­ют: ну а если бы непри­я­тель, полу­чив отсроч­ку на ночь, ушел? Какую чашу трудов при­шлось бы испить нам, пустив­шись за ним сно­ва в глубь Македо­нии? (7) Но я-то знаю навер­ное: когда б он заду­мал уйти, то не оста­вал­ся бы здесь и постро­е­ния к бою не делал. Ведь намно­го лег­че он мог уйти, покуда мы были дале­ко, теперь же мы сидим у него на шее, и ему не увер­нуть­ся от нас ни днем, ни ночью. (8) Не это ли пре­дел наших жела­ний — уда­рить в тыл вра­гу в откры­том поле, когда ухо­дит он нестрой­ною тол­пою, бро­сив свой лагерь, сто­я­щий на непри­ступ­ном высо­ком бере­гу, окру­жен­ный валом и столь­ки­ми баш­ня­ми? А мы-то как бились, пыта­ясь под­сту­пить­ся к этим его укреп­ле­ньям!

Вот поче­му и отло­же­на была бит­ва со вче­раш­не­го дня на нынеш­ний. (9) А сра­жать­ся и сам я желаю, и, так как Элпей закры­вал нам под­ступ к вра­гу, я открыл новый путь, дру­гою доро­гой, выбив непри­я­тель­ские кара­у­лы из гор­ных про­хо­дов, и теперь, покуда вра­га не одо­лею, не отступ­люсь».

40. (1) Отве­том кон­су­лу было мол­ча­нье: одни пере­ме­ни­ли мне­ние и согла­си­лись с ним, дру­гие боя­лись пона­прас­ну его раз­дра­жать — все рав­но ведь упу­щен­но­го не вер­нуть. (2) Одна­ко и в этот день ни царь, ни кон­сул не хоте­ли сра­жать­ся: царь — отто­го что враг перед ним теперь не был уже утом­лен с доро­ги, не был сует­лив и поспе­шен при постро­е­нии, как нака­нуне; кон­сул же — с.516 отто­го что в новый лагерь еще не при­вез­ли ни дров, ни кор­ма и он отпра­вил нема­лую часть сол­дат добы­вать это по окрест­но­стям. (3) Одна­ко судь­ба, все­гда спо­соб­ная взять верх над люд­ским замыс­лом, завя­за­ла сра­же­нье сама про­тив воли обо­их. (4) Дело было так. Реч­ка, откуда и рим­ляне и македо­няне бра­ли воду, охра­няя к ней под­ступ каж­дый со сво­ей сто­ро­ны, была чуть бли­же к вра­же­ско­му лаге­рю. У рим­лян там сто­я­ли две когор­ты — (5) марру­цин­ская и пелигн­ская — и две тур­мы сам­нит­ских кон­ни­ков под води­тель­ст­вом лега­та Мар­ка Сер­гия Сила, (6) а дру­гой отряд охра­ны под нача­лом лега­та Гая Клу­вия постав­лен был перед лаге­рем: там было три когор­ты — из Фир­ма, вестин­ская и кре­мон­ская — и две тур­мы всад­ни­ков — пла­цен­тий­ская и эзер­ний­ская¹¹⁸. (7) У реки сна­ча­ла все было тихо, про­тив­ни­ки друг дру­га не заде­ва­ли, но часу в девя­том мул выскольз­нул из рук слу­жи­те­лей и бро­сил­ся к дру­го­му бере­гу¹¹⁹. (8) Трое погна­лись за ним по коле­но в воде, а двое фра­кий­цев уже тяну­ли живот­ное от середи­ны реки к сво­е­му бере­гу; рим­ляне их догна­ли, одно­го уби­ли, отня­ли мула и воро­ти­лись к сво­им. (9) На вра­же­ском бере­гу сто­ял отряд охра­ны из вось­ми­сот фра­кий­цев. Спер­ва лишь несколь­ко из них, не стер­пев, что на гла­зах у них уби­ли сопле­мен­ни­ка, погна­лись через реку за убий­ца­ми, (10) за ними еще, и нако­нец пусти­лись все <…>¹²⁰.

41. (1) <…> вел бит­ву. Дух вои­нов воз­буж­да­ло и вели­чье вла­сти, коей наде­лен был Эми­лий Павел, и сла­ва его, а все­го более — годы: шел ему уж седь­мой деся­ток, но бре­мя трудов и опас­но­стей он брал на себя боль­шое, под стать моло­до­му. Леги­он кон­су­ла вкли­нил­ся меж­ду пел­та­ста­ми¹²¹ и фалан­га­ми и разо­рвал строй вра­га. (2) Пел­та­сты ока­за­лись у него с тыла, а перед ним — отряд так назы­вае­мых «мед­ных щитов». Вто­рой леги­он под води­тель­ст­вом быв­ше­го кон­су­ла Луция Аль­би­на полу­чил при­ка­за­ние идти на фалан­гу «белых щитов»¹²² — в самую середи­ну вра­же­ско­го строя. (3) На его пра­вое кры­ло, туда, где завя­за­лась бит­ва у реки, Эми­лий Павел пустил сло­нов и кон­ные отряды союз­ни­ков; отсюда и нача­лось бег­ство македо­нян. (4) Ибо, посколь­ку вооб­ще люд­ские выдум­ки быва­ют чаще хоро­ши лишь на сло­вах, а если попро­бо­вать их на деле, там, где надоб­но их при­ме­нить, а не рас­суж­дать об их при­ме­не­нии, то они не оправ­ды­ва­ют ожи­да­ний; так и в тот раз вышло со «сло­но­бо́рца­ми» — ока­за­лось, что это толь­ко пустое сло­во¹²³. (5) Вслед за сло­на­ми натиск про­из­ве­ли союз­ни­ки-лати­ны, кото­рые смя­ли левое кры­ло македо­нян. (6) А посредине фалан­га рас­сы­па­лась под уда­ром вто­ро­го леги­о­на. Глав­ная при­чи­на победы была оче­вид­на — бит­ва рас­сре­дото­чи­лась: сра­жа­лись повсюду, но порознь, и фалан­га зако­ле­ба­лась, а потом рас­сы­па­лась, ведь неодо­ли­мая сила ее — плот­ный и още­ти­нен­ный копья­ми строй¹²⁴, (7) а если напа­дать тут и там, вынуж­дая вои­нов пово­ра­чи­вать свои копья — длин­ные и тяже­лые, а пото­му и мало­по­движ­ные, — то в ней начи­на­ет­ся заме­ша­тель­ство, и если фалан­гу силь­но тре­во­жить с боков или с тыла, то все раз­ва­ли­ва­ет­ся, (8) как было и на этот раз, когда фалан­ге, уже разо­рван­ной, при­шлось идти про­тив вра­га, с.517 напа­дав­ше­го и тут и там. Рим­ляне не упус­ка­ли слу­чая вкли­нить­ся всюду, где толь­ко воз­ни­ка­ли про­ме­жут­ки во вра­же­ском строю. (9) А если б еди­ным стро­ем пошли они в лоб на сомкну­тую фалан­гу, как это вышло у пелиг­нов в нача­ле сра­же­ния, когда они неосто­рож­но столк­ну­лись с пел­та­ста­ми, то напо­ро­лись бы на копья и про­тив силы фалан­ги не усто­я­ли бы.

42. (1) Всюду шло изби­е­ние пеших (кро­ме тех, что, бро­сив ору­жие, бежа­ли), но кон­ни­ца вышла из бит­вы почти невреди­мой. (2) Воз­гла­вил бег­ство сам царь¹²⁵. Пря­мо от Пид­ны он со свя­щен­ны­ми отряда­ми кон­ни­ков¹²⁶ устре­мил­ся в Пел­лу. За ними без про­мед­ле­нья после­до­вал Котис и кон­ни­ца одри­сов. (3) Дру­гие кон­ные отряды македо­нян ухо­ди­ли тоже без потерь, ведь победи­тель был занят рас­пра­вой с пехотою и забыл пре­сле­до­вать кон­ни­цу. (4) С фалан­гой рас­прав­ля­лись дол­го — с пере­д­не­го края, с боков и с тыла. Под конец ускольз­нув­шие от рук вра­га бежа­ли, без­оруж­ные, к морю, иные даже вхо­ди­ли в воду и тяну­ли руки к людям на судах, умо­ляя их о спа­се­нии. (5) Увидев, что ото­всюду с кораб­лей спу­сти­ли лод­ки, несчаст­ные реши­ли, что это идут их подо­брать (едва ли для того, чтобы убить, — ско­рее взять в плен, наде­я­лись они), и в воду вошли поглуб­же, а кое-кто пустил­ся вплавь навстре­чу лод­кам. (6) Когда же с лодок их ста­ли злоб­но бить, те, кто мог­ли, поплы­ли назад, и там, на бере­гу, нашли поги­бель куда страш­ней: сло­ны, кото­рых при­ве­ли к бере­гу вожа­ки, топ­та­ли и дави­ли насмерть выхо­див­ших из воды.

(7) Бес­спор­но, истре­бить столь­ко македо­нян в одном сра­же­нье не при­хо­ди­лось рим­ля­нам еще ни разу; уби­тых было тысяч два­дцать; тысяч шесть из тех, кто с поля бра­ни бежал в Пид­ну, сда­лись живы­ми, пять тысяч захва­ти­ли из рас­сы­пав­ших­ся в бег­стве. (8) А победи­тель поте­рял не боль­ше сот­ни, и почти всё пелиг­нов; ране­ных было немно­гим боль­ше. (9) А нач­нись сра­же­нье порань­ше — и непри­я­тель был бы уни­что­жен вовсе, ведь тогда у рим­лян хва­ти­ло бы вре­ме­ни пре­сле­до­вать вра­га при све­те дня; теперь же надви­га­лась ночь, укрыв­шая бежав­ше­го вра­га, а у рим­лян отбив­шая охоту пус­кать­ся в пого­ню неве­до­мы­ми тро­па­ми.

43. (1) Пер­сей бежал воен­ной доро­гою к Пиэ­рий­ско­му лесу в пол­ном окру­же­нии всад­ни­ков и цар­ской сви­ты. (2) Как толь­ко добра­лись до леса, где раз­бе­га­лись тро­пы, и ста­ло тем­неть, Пер­сей с весь­ма немно­ги­ми, самы­ми вер­ны­ми, свер­нул с доро­ги. (3) Всад­ни­ки, остав­шись без пред­во­ди­те­ля, разо­шлись по домам кто куда, а неко­то­рые добра­лись до Пел­лы даже рань­ше Пер­сея, выбрав путь пря­мой и надеж­ный, (4) меж­ду тем как царь мучил­ся почти до полу­но­чи, плу­тая нелег­ки­ми тро­па­ми. (5) Во двор­це его встре­ча­ли Эвкт и Эвлей¹²⁷, началь­ст­во­вав­шие над Пел­лой, и цар­ские отро­ки. Царь звал к себе дру­зей — тех, что добра­лись до Пел­лы, спас­шись из сра­же­ния, кто как мог, — звал не раз, но никто к нему не при­шел. (6) Лишь трое спут­ни­ков оста­лось у царя — кри­тя­нин Эвандр, бео­ти­ец Неон и это­ли­ец Архидам. (7) С ними он и бежал с.518 в чет­вер­тую стра­жу, уже боясь, что те, кто отка­за­лись прий­ти к нему, решат­ся и на боль­шее. (8) Пер­сея сопро­вож­да­ло сотен пять кри­тян. Он направ­лял­ся в Амфи­поль, но Пел­лу поки­нул ночью, торо­пясь до све­та пере­брать­ся через Аксий в надеж­де, что река оста­но­вит пре­сле­до­вав­ших его рим­лян, ибо пере­пра­ва через нее труд­на.

44. (1) А кон­сул, хоть и воро­тил­ся в лагерь с победою, но радо­сти пре­дать­ся не мог, снедае­мый тре­во­гою за млад­ше­го сына. (2) Это был Пуб­лий Сци­пи­он, род­ной сын кон­су­ла Пав­ла и при­ем­ный внук Сци­пи­о­на Афри­кан­ско­го, впо­след­ст­вии, после паде­ния Кар­фа­ге­на¹²⁸, так­же полу­чив­ший про­зви­ще Афри­кан­ско­го. (3) Без удер­жу пре­сле­дуя вра­га, он ока­зал­ся отне­сен­ным в сто­ро­ну от лаге­ря, а было ему в ту пору сем­на­дцать лет, и это усу­губ­ля­ло тре­во­гу отца. Он воро­тил­ся мно­го поз­же, и кон­сул, увидев сына целым и невреди­мым, почув­ст­во­вал нако­нец, что рад сво­ей победе.

(4) Слух о сра­же­нии уже дошел до Амфи­по­ля, и мате­ри семейств сте­ка­лись в храм Диа­ны, кото­рая зовет­ся Тав­ро­по­лой¹²⁹, умо­лять боги­ню о помо­щи, и тут Дио­дор, началь­ст­во­вав­ший над горо­дом, опа­са­ясь, как бы фра­кий­цы, кото­рых две тыся­чи было в гар­ни­зоне, не раз­гра­би­ли сре­ди сумя­ти­цы город, пустил­ся на хит­рость: он нанял чело­ве­ка, кото­рый под видом пись­мо­нос­ца вру­чил ему посла­нье пря­мо посреди рыноч­ной пло­ща­ди. (5) Там гово­ри­лось, что рим­ляне при­ста­ли у Эма­фии¹³⁰ и разо­ря­ют поля вокруг; тамош­ние началь­ни­ки про­сят защи­ты от этих гра­би­те­лей. (6) Про­чтя пись­мо, Дио­дор обра­тил­ся к фра­кий­цам: иди­те, ска­зал он, к Эма­фии и защи­ти­те берег; покуда рим­ляне раз­бре­лись по полям и там рыщут, их мож­но пере­бить и пожи­вить­ся изряд­но. (7) Одно­вре­мен­но Дио­дор ста­рал­ся рас­се­ять слух о пора­же­нии: когда бы, дескать, был он верен, бег­ле­цы из бит­вы уже воз­вра­ща­лись бы один за дру­гим. (8) Уда­лив под таким пред­ло­гом фра­кий­цев и убедив­шись, что они пере­пра­ви­лись через Стри­мон, Дио­дор тот­час запер ворота горо­да.

45. (1) На вто­рой день после бит­вы Пер­сей явил­ся в Амфи­поль. (2) Отсюда он отпра­вил к Пав­лу послов с вест­ни­че­ским жез­лом¹³¹. Меж тем Гип­пий, Мидон и Пан­тавх, пер­вые дру­зья царя, доб­ро­воль­но яви­лись из Береи, куда бежа­ли с поля бра­ни, в лагерь кон­су­ла и сда­лись рим­ля­нам. Их при­ме­ру гото­вы были после­до­вать со стра­ху еще и дру­гие. (3) Кон­сул, отпра­вив с изве­сти­ем о победе в Рим сво­его сына, Квин­та Фабия, и Луция Лен­ту­ла и Квин­та Метел­ла, дал пехо­тин­цам пожи­вить­ся добы­чею с уби­тых вра­гов, (4) а кон­ни­кам — с окрест­ных земель с един­ст­вен­ным усло­ви­ем — не отлу­чать­ся боль­ше чем на две ночи. Сам кон­сул дви­нул­ся с лаге­рем побли­же к морю в направ­ле­нии Пид­ны. (5) Пер­вой сда­лась Берея, за нею — Фес­са­ло­ни­ка с Пел­лой, и нако­нец почти вся Македо­ния поко­ри­лась в какие-нибудь два дня. (6) Толь­ко Пид­на, хоть была бли­же всех, не при­сы­ла­ла послов — прий­ти к согла­сию граж­да­нам меша­ла раз­но­пле­мен­ная тол­па, сбив­ша­я­ся здесь после с.519 бег­ства с поля бра­ни. Ворота горо­да были не про­сто запер­ты, но даже зало­же­ны. (7) Мидо­на и Пан­тав­ха посла­ли под сте­ны горо­да вести пере­го­во­ры с началь­ни­ком гар­ни­зо­на Соло­ном¹³², при его посред­стве тол­пу вои­нов отпу­сти­ли. Город был сдан и отдан рим­ским сол­да­там на раз­граб­ле­ние.

(8) Пер­сей послал было за под­мо­гой к бисал­там¹³³, но тщет­но — так рух­ну­ла послед­няя надеж­да; тогда он вышел к собра­нию, ведя с собой сво­его сына Филип­па: (9) сло­ва­ми обод­ре­ния он хотел укре­пить дух самих амфи­по­ли­тан­цев, а с ними — кон­ни­ков и пехо­тин­цев, что после­до­ва­ли за ним или были зане­се­ны бег­ст­вом с поля бра­ни в Амфи­поль. (10) Пер­сей пытал­ся начать речь и раз, и дру­гой, но сле­зы не поз­во­ля­ли — он не мог выда­вить из себя ни зву­ка, а пото­му пре­по­ру­чил свой раз­го­вор с наро­дом кри­тя­ни­ну Эван­д­ру и поки­нул ора­тор­ское место¹³⁴. (11) Но народ, кото­рый сам пла­кал и сокру­шал­ся при виде царя и жалост­ных его слез, Эванд­ра слу­шать не стал, а иные, набрав­шись духу, кри­ча­ли из самой гущи: «Уби­рай­тесь, нас и так уже мало — не хотим из-за вас погиб­нуть!» Несдер­жан­ность этих кри­ку­нов заста­ви­ла Эванд­ра умолк­нуть. (12) А царь напра­вил­ся домой, велел сне­сти на кораб­ли, что сто­я­ли на Стри­моне, моне­ты, золо­то и сереб­ро, а потом сам спу­стил­ся к реке. (13) Фра­кий­цы вве­рить себя кораб­лям¹³⁵ не реши­лись и разо­шлись, как и весь воин­ский сброд, по домам; кри­тяне же в надеж­де на мзду после­до­ва­ли за ним, и так как при разда­чах быва­ло боль­ше обид, чем бла­го­дар­но­сти, им выло­жи­ли тут же на бере­гу пять­де­сят талан­тов, чтобы они бра­ли сами. (14) Когда же, рас­хва­тав день­ги, они в спеш­ке и суе­те гру­зи­лись на кораб­ли, то одно лег­кое суд­но, пере­пол­нен­ное людь­ми, зато­ну­ло в устье реки. В тот же день бег­ле­цы достиг­ли Галеп­са, на сле­дую­щий — Само­фра­кии, куда и дер­жа­ли путь; (15) при них, как пере­да­ют, было две тыся­чи талан­тов.

46. (1) А Павел разо­слал по всем сдав­шим­ся горо­дам сво­их людей, чтобы они там рас­по­ря­жа­лись и чтобы побеж­ден­ные в эти пер­вые дни мира не потер­пе­ли бы ника­ких обид; послан­цев цар­ских он задер­жал у себя и, не подо­зре­вая о бег­стве царя, послал в Амфи­поль Пуб­лия Нази­ку с неболь­шим отрядом пехо­тин­цев и кон­ни­ков — (2) и Син­ти­ку¹³⁶ разо­рить, и не поз­во­лить царю что-нибудь пред­при­нять. (3) Меж тем Окта­вий взял Мели­бею и раз­гра­бил ее; а у Эги­ния, брать кото­рый послан был легат Гней Ани­ций, при вылаз­ке защит­ни­ков горо­да рим­ляне поте­ря­ли две­сти чело­век — здесь не зна­ли еще, что вой­на окон­че­на.

(4) Кон­сул со всем вой­ском поки­нул Пид­ну, назав­тра был он у Пел­лы и поста­вил лагерь в миле от горо­да, несколь­ко дней сто­ял там, со всех сто­рон рас­смат­ри­вая рас­по­ло­же­ние горо­да, и убедил­ся, что не зря здесь обос­но­ва­лись цари Македо­нии: (5) сто­ит Пел­ла на хол­ме, глядя­щем на зим­ний закат¹³⁷; вокруг нее болота, непро­хо­ди­мые ни летом, ни зимою, — их пита­ют раз­ли­вы рек. (6) Кре­пость Фак воз­вы­ша­ет­ся, как ост­ров сре­ди болот, в том месте, где они под­хо­дят к горо­ду все­го бли­же; сто­ит она на гро­мад­ной с.520 насы­пи, спо­соб­ной выдер­жи­вать тяжесть стен и не стра­дать от вла­ги болот, ее обле­гаю­щих. (7) Изда­ли кажет­ся, что кре­пость соеди­не­на со сте­ною горо­да, хотя на самом деле их разде­ля­ет ров с водой, а соеди­ня­ет мост, так, чтобы вра­гу было не под­сту­пить­ся, а любой плен­ник, зато­чен­ный царем, не мог бы бежать ина­че как через мост, кото­рый лег­че все­го охра­нять. (8) Там, в кре­по­сти, была и цар­ская каз­на — тогда, одна­ко, пустая, если не счи­тать трех­сот талан­тов, кото­рые высла­ли было Ген­тию, но при­дер­жа­ли. (9) Покуда рим­ляне сто­я­ли у Пел­лы, к ним шли и шли посоль­ства с поздрав­ле­ни­я­ми, осо­бен­но от фес­са­лий­цев. (10) Затем при­шло изве­стие, что Пер­сей уже на Само­фра­кии. Кон­сул отпра­вил­ся к Амфи­по­лю и достиг его в четы­ре пере­хо­да. (11) Все жите­ли Амфи­по­ля высы­па­ли ему навстре­чу, и было ясно вся­ко­му — не доб­ро­го, не спра­вед­ли­во­го царя лишил их Павел <…>¹³⁸.