История Рима от основания города

Книга XXXIV

т. III, с. 109 1. (1) Сре­ди забот, что при­нес­ли рим­ля­нам вели­кие вой­ны — и те, что недав­но закон­чи­лись, и те, что вот-вот гро­зи­ли начать­ся, — воз­ник­ло дело, о кото­ром и упо­ми­нать бы не сто­и­ло, если бы не вызва­ло оно бур­ные спо­ры. (2) Народ­ные три­бу­ны Марк Фун­да­ний и Луций Вале­рий пред­ло­жи­ли отме­нить Оппи­ев закон. (3) Этот закон про­вел народ­ный три­бун Гай Оппий в кон­суль­ство Квин­та Фабия и Тибе­рия Сем­п­ро­ния [215 г.]¹, в самый раз­гар Пуни­че­ской вой­ны; закон запре­щал рим­ским жен­щи­нам иметь боль­ше полу­ун­ции² золота, носить окра­шен­ную в раз­ные цве­та одеж­ду, ездить в повоз­ках по Риму и по дру­гим горо­дам или вокруг них на рас­сто­я­нии мили, кро­ме как при государ­ст­вен­ных свя­щен­но­дей­ст­ви­ях. (4) Народ­ные три­бу­ны Марк и Пуб­лий Юнии Бру­ты защи­ща­ли Оппи­ев закон и ска­за­ли, что нико­гда не допу­стят его отме­ны. Мно­гие вид­ные граж­дане высту­пи­ли за Оппи­ев закон, мно­гие — про­тив него. На Капи­то­лии чуть не каж­дый день соби­ра­лась тол­па; все рим­ляне тоже разде­ли­лись на сто­рон­ни­ков и про­тив­ни­ков Оппи­е­ва зако­на, (5) жен­щин же не мог­ли удер­жать дома ни уве­ща­ния стар­ших, ни помыш­ле­ния о при­ли­чи­ях, ни власть мужа: они запол­ня­ли все ули­цы и все под­хо­ды к фору­му, умо­ля­ли граж­дан, кото­рые спус­ка­лись на форум, согла­сить­ся, чтобы теперь, когда рес­пуб­ли­ка цве­тет и люди день ото дня бога­те­ют, жен­щи­нам воз­вра­ти­ли укра­ше­ния, кото­рые они преж­де носи­ли. (6) Тол­пы жен­щин рос­ли с каж­дым днем, так как при­хо­ди­ли жен­щи­ны из окрест­ных город­ков и селе­ний. (7) Уже хва­та­ло у них дер­зо­сти надо­едать сво­и­ми прось­ба­ми кон­су­лам, пре­то­рам и дру­гим долж­ност­ным лицам; самым неумо­ли­мым ока­зал­ся один из кон­су­лов — Марк Пор­ций Катон; высту­пив на защи­ту зако­на, кото­рый пред­ла­га­ли отме­нить, он заго­во­рил так:

2. (1) «Если бы каж­дый из нас, кви­ри­ты, твер­до воз­на­ме­рил­ся сохра­нить в сво­ем доме порядок и почи­та­ние гла­вы семьи, то не при­шлось бы нам и раз­го­ва­ри­вать с жен­щи­на­ми. (2) Но раз допу­сти­ли мы у себя в доме такое, раз сво­бо­да наша ока­за­лась в пле­ну у без­рас­суд­ных жен­щин и они дерз­ну­ли прий­ти сюда, на форум, дабы попу­сту тре­пать и уни­жать ее, зна­чит, не хва­ти­ло у нас духа спра­вить­ся с каж­дой по отдель­но­сти и при­хо­дит­ся справ­лять­ся со все­ми вме­сте. (3) До сих пор, когда я слы­шал о заго­во­ре жен­щин на каком-то ост­ро­ве, где они лиши­ли жиз­ни всех муж­чин, мне каза­лось, что это все­го лишь сказ­ка, при­ду­ман­ная для раз­вле­че­ния³. (4) Но ведь доз­во­лять — что муж­чи­нам, что жен­щи­нам — соби­рать­ся, сове­то­вать­ся, дого­ва­ри­вать­ся, устра­и­вать тай­ные сбо­ри­ща с.110 дей­ст­ви­тель­но чре­ва­то вели­чай­шей опас­но­стью. И сей­час я даже затруд­ня­юсь решить, что опас­нее — эта исто­рия сама по себе или же тот дур­ной при­мер, кото­рый она пода­ет. (5) Пер­вое — забота наша, кон­су­лов и дру­гих долж­ност­ных лиц; вто­рое же, кви­ри­ты, боль­ше каса­ет­ся вас: ибо имен­но вы долж­ны подать свой голос и решить, полез­но или нет для государ­ства то, что вам пред­ла­га­ют. (6) Жен­щи­ны зате­я­ли бунт, может быть, сами, а может быть, и по ваше­му почи­ну, Марк Фун­да­ний и Луций Вале­рий; без сомне­ния, в том вина долж­ност­ных лиц; судить не берусь, ваша, три­бу­ны, или — и даже еще в боль­шей мере — кон­су­лов. (7) Ваша, три­бу­ны, если вы воз­му­ти­ли жен­щин, чтобы под­нять оче­ред­ную сму­ту⁴; наша, если ныне рас­кол в обще­стве, вызван­ный жен­щи­на­ми, вынудит нас при­ни­мать новые зако­ны, как вынуди­ла неко­гда сецес­сия пле­бе­ев⁵. (8) Ска­жу прав­ду: не без крас­ки в лице про­би­рал­ся я толь­ко что сквозь тол­пу жен­щин сюда, на форум. Глу­бо­кое ува­же­ние, кото­рое я испы­ты­ваю к неко­то­рым достой­ным и чест­ным жен­щи­нам, ско­рее удер­жа­ло меня, а не почте­ние ко все­му их полу. Мне не хоте­лось, чтобы каза­лось, буд­то к ним обра­ще­но кон­суль­ское осуж­де­ние; если бы не это опа­се­ние, я ска­зал бы им так: (9) “Что это за нра­вы — бегать по горо­ду, тол­пить­ся на ули­цах и обра­щать­ся к чужим мужьям? Каж­дая из вас раз­ве не мог­ла с теми же прось­ба­ми обра­тить­ся к соб­ст­вен­но­му мужу у себя дома? (10) Неужто вы дей­ст­ви­тель­но дума­е­те, что выгляди­те луч­ше, при­вле­ка­тель­нее, когда обра­ща­е­тесь к чужим, а не к сво­им и на наро­де, а не дома? Если бы дер­жа­лись вы в гра­ни­цах скром­но­сти, как оно подо­ба­ет мат­ро­нам, так и думать не ста­ли бы, даже дома, о том, какие зако­ны при­ни­мать, а какие отвер­гать”. (11) Пред­ки наши не доз­во­ля­ли жен­щи­нам решать какие-либо дела, даже и част­ные, без осо­бо­го на то раз­ре­ше­ния⁶; они уста­но­ви­ли, что жен­щи­на нахо­дит­ся во вла­сти отца, бра­тьев, мужа. Мы же попу­ще­ни­ем богов тер­пим, что жен­щи­ны руко­во­дят государ­ст­вом, при­хо­дят на форум, появ­ля­ют­ся на сход­ках и в народ­ных собра­ни­ях. (12) Ведь, что они сей­час дела­ют на ули­цах и пло­ща­дях, как не убеж­да­ют всех под­дер­жать пред­ло­же­ние три­бу­нов, как не наста­и­ва­ют на отмене Оппи­е­ва зако­на. (13) И не надей­тесь, что они сами поло­жат пре­дел сво­ей рас­пу­щен­но­сти; обуздай­те же их без­рас­суд­ную при­ро­ду, их неукро­ти­мые стра­сти. (14) Сде­лай­те это и имей­те в виду, что тре­бо­ва­ния Оппи­е­ва зако­на — самое малое из того бре­ме­ни, кото­рое нала­га­ют на жен­щин наши нра­вы, уста­нов­ле­ния наше­го пра­ва и кото­рое они хоть как-то сне­сут сво­ей нетер­пе­ли­вой душой. В любом деле стре­мят­ся они к сво­бо­де, а если гово­рить прав­ду — к рас­пу­щен­но­сти.

3. (1) Если вос­тор­же­ст­ву­ют они сей­час, то на что не поку­сят­ся после? Про­смот­ри­те зако­ны — ими наши пред­ки ста­ра­лись обуздать свое­во­лие жен­щин и под­чи­нить их мужьям, а вам все рав­но едва уда­ет­ся удер­жать их в пови­но­ве­нии даже свя­зан­ных таки­ми уза­ми. Что я гово­рю? (2) Если допу­сти­те вы, чтобы они устра­ня­ли одно за дру­гим эти уста­нов­ле­ния и во всем до кон­ца срав­ня­лись с с.111 мужья­ми, неужто дума­е­те, что смо­же­те их выно­сить? (3) Едва ста­нут они вро­вень с вами, как тот­час ока­жут­ся выше вас. Но, ска­жут мне, они тре­бу­ют лишь не при­ни­мать новых мер, направ­лен­ных про­тив них, про­сят не о том, чтобы при­ве­сти в рас­строй­ство зако­ны, а чтобы поло­жить конец без­за­ко­нию. (4) Осте­ре­гай­тесь им пове­рить. Они хотят заста­вить вас отме­нить закон, вами при­ня­тый, за кото­рый вы голо­со­ва­ли; закон, кото­рый после опы­та столь­ких лет вы при­зна­ли полез­ным; они хотят, чтобы, отме­нив­ши один закон, вы тем самым осла­би­ли и дру­гие. (5) Нету тако­го зако­на, кото­рый был бы хорош для всех. Одно важ­но: чтобы он был впрок боль­шин­ству и поле­зен в целом. Если каж­до­му, кому что не нра­вит­ся в законе, доз­во­лить нис­про­вер­гать его и рушить, к чему тогда соби­рать­ся всем и утвер­ждать закон, дабы тут же отме­нил его тот, про­тив кого он направ­лен? (6) А еще я все-таки хотел бы знать: ради чего в кон­це кон­цов мат­ро­ны в тре­во­ге высы­па­ли на ули­цы и толь­ко что не явля­ют­ся на форум и на сход­ки? (7) При­шли они про­сить выку­пить их отцов, мужей, сыно­вей, бра­тьев из пле­на у Ган­ни­ба­ла?⁷ Те скорб­ные вре­ме­на мино­ва­ли, и давай­те верить, что нико­гда они не вер­нут­ся! Одна­ко даже и тогда вы оста­лись глу­хи к бла­го­че­сти­вым их моль­бам. (8) Но коли не тре­во­га за близ­ких, не бла­го­че­сти­вый семей­ный долг дви­жет ими, так, может быть, в честь богов собра­лись они тол­пой? Быть может, они хотят встре­тить всту­паю­щую в Рим Идей­скую Матерь⁸ из Пес­си­нун­та Фри­гий­ско­го? Каким пред­ло­гом, более или менее бла­го­звуч­ным, при­кры­ва­ет­ся этот мятеж жен­щин? (9) Мне отве­тят: “Мы хотим бли­стать золо­том и пур­пу­ром, мы хотим разъ­ез­жать по горо­ду в повоз­ках в дни празд­неств и чтобы вез­ли нас как три­ум­фа­то­ров, одер­жав­ших победу над зако­ном, отверг­ших его, поправ­ших ваши реше­ния. Да не будет боль­ше пре­де­ла тра­там нашим и нашей раз­врат­ной рос­ко­ши”.

4. (1) Вы не раз слы­ша­ли от меня сето­ва­ния на рас­то­чи­тель­ность жен­щин, на рас­то­чи­тель­ность муж­чин, не толь­ко про­стых граж­дан, а даже и долж­ност­ных лиц, — (2) два поро­ка, враж­деб­ных один дру­го­му, рав­но под­та­чи­ва­ют наше государ­ство — ска­ред­ность и рас­то­чи­тель­ность; слов­но чума сгу­би­ли они все вели­кие дер­жа­вы. (3) Чем луч­ше и отрад­нее скла­ды­ва­ет­ся судь­ба наше­го государ­ства, чем шире раз­дви­га­ет оно свои пре­де­лы — а ведь мы уже в Гре­ции и в Азии вхо­дим в обиль­ные, пол­ные соблаз­нов края, овла­де­ва­ем сокро­ви­ща­ми царей, — тем в боль­ший ужас при­во­дит меня мысль о том, что, может стать­ся, не богат­ства эти нач­нут слу­жить нам, а мы — им. (4) Вот при­вез­ли мы ста­туи из Сира­куз, а ведь это беда для Горо­да, поверь­те мне⁹. Как это ни удру­ча­ет, но все чаще слы­шу я о людях, кото­рые вос­хи­ща­ют­ся раз­ны­ми худо­же­ства­ми из Корин­фа и из Афин, пре­воз­но­сят их и так, и эдак, а над гли­ня­ны­ми бога­ми, что сто­ят на кры­шах рим­ских хра­мов¹⁰, сме­ют­ся. (5) Ну а по мне эти бла­го­склон­ные к наше­му Горо­ду боги мно­го луч­ше, и они, наде­юсь, не пере­ста­нут бла­го­во­лить к нам, если оста­вим их на преж­них местах. (6) Отцы наши пом­ни­ли еще, как с.112 Пирр через посла сво­его, Кинея¹¹, пытал­ся соблаз­нить дара­ми не толь­ко муж­чин рим­ских, но и жен­щин. В ту пору не было еще Оппи­е­ва зако­на, дабы поло­жить пре­дел жен­ской рос­ко­ши, одна­ко ни одна не согла­си­лась при­нять дары Пир­ра. Поче­му отка­за­лись они, как вы дума­е­те? (7) По той же при­чине, по какой наши пред­ки не при­ни­ма­ли ника­ких зако­нов про­тив рос­ко­ши: коли нет рос­ко­ши, нече­го и пре­се­кать. (8) Преж­де чем искать лекар­ство, надо узнать, како­ва болезнь; так же и со стра­стя­ми — когда они роди­лись, лишь тогда начи­на­ют при­ни­мать зако­ны, при­зван­ные их обуздать. (9) Что вызва­ло к жиз­ни Лици­ни­ев закон о пяти­стах юге­рах?¹² Жад­ность вла­дель­цев, кото­рые толь­ко и меч­та­ли рас­ши­рить свои поля. Отче­го при­нят был Цин­ци­ев закон о подар­ках и воз­на­граж­де­ни­ях?¹³ Отто­го, что пле­беи уже и так пла­ти­ли сена­ту нало­ги и пода­ти. (10) Так что же уди­ви­тель­но­го, что сенат не видел необ­хо­ди­мо­сти ни в Оппи­е­вом законе, ни в любом дру­гом, при­зван­ном огра­ни­чить жен­щин в тра­тах? Ведь в те вре­ме­на жен­щи­ны сами упор­но отвер­га­ли золо­то и пур­пур, хотя бы им их и пред­ла­га­ли. (11) А если б Киней в наши дни обхо­дил со сво­и­ми дара­ми Город, нема­ло встре­тил бы он таких жен­щин, что с радо­стью при­ня­ли бы их. (12) Для неко­то­рых стра­стей я не могу даже най­ти при­чи­ну или разум­ные осно­ва­ния. Если тебе не доз­во­ле­но то, что доз­во­ле­но дру­гой, может, и в самом деле есть повод испы­ты­вать уни­же­ние или гнев; но если все вы буде­те выглядеть оди­на­ко­во, то какая же из вас может опа­сать­ся, что на нее не так посмот­рят? (13) Стыд­но казать­ся ску­пой или нищей, но ведь закон избав­ля­ет вас и от того и от дру­го­го — он запре­ща­ет иметь то, чего у вас и так нет. (14) “Вот как раз с таким равен­ст­вом я и не желаю мирить­ся, — гово­рит богач­ка. — Поче­му мне не поз­во­ля­ют при­влечь к себе взо­ры оби­ли­ем золота и пур­пу­ра? Поче­му бед­но­сти раз­ре­ше­но пря­тать­ся под сенью зако­на, и мно­гие дела­ют вид, буд­то име­ют то, чего на самом деле у них нет; ведь, если бы не закон, все увиде­ли бы их нище­ту”. (15) Ужель хоти­те вы, кви­ри­ты, чтобы жены ваши похва­ля­лись одна перед дру­гой рос­ко­шью? Чтобы богач­ки ста­ра­лись добыть укра­ше­ния, дру­гим недо­ступ­ные, а те, что побед­нее, выби­ва­лись из сил, чтобы не под­верг­нуть­ся пре­зре­нию за эту свою бед­ность. (16) И конеч­но, как толь­ко жен­щи­ны нач­нут сты­дить­ся того, что вовсе не стыд­но, они пере­ста­нут сты­дить­ся того, чего долж­но сты­дить­ся и в самом деле. Та, что смо­жет, будет на свои день­ги поку­пать укра­ше­ния, та, что не смо­жет, станет тре­бо­вать денег у мужа. (17) Горе и тому, кто усту­пит прось­бам, и тому, кто оста­нет­ся непре­клон­ным, ибо непре­клон­ный вско­ре увидит, как жена его берет у дру­го­го то, в чем отка­зал ей он. (18) Сего­дня жен­щи­ны при всех при­ста­ют с прось­ба­ми к чужим мужьям и, что еще хуже, тре­бу­ют ново­го зако­на, ново­го голо­со­ва­ния и даже лов­ко доби­ва­ют­ся кое у кого под­держ­ки. А ты досту­пен моль­бам в том, что каса­ет­ся тебя, тво­е­го досто­я­ния, тво­их детей? Не будет закон огра­ни­чи­вать тра­ты тво­ей жены — тебе само­му нипо­чем их не огра­ни­чить. (19) И не надей­тесь, кви­ри­ты, что вер­нут­ся преж­ние с.113 вре­ме­на, как до Оппи­е­ва зако­на. И дур­но­го чело­ве­ка спо­кой­нее ни в чем не обви­нять, неже­ли потом оправ­ды­вать; и рос­кошь, кото­рую никто не огра­ни­чи­вал, не была столь страш­на, как будет она теперь, когда, подоб­но дико­му зве­рю, поса­ди­ли ее на цепь, раз­драз­ни­ли, а после спу­сти­ли с цепи. (20) Итак, Оппи­ев закон, гово­рю я, ни в коем слу­чае не дол­жен быть отме­нен. Что бы вы ни реши­ли, да помо­гут вам боги».

5. (1) После это­го те народ­ные три­бу­ны, что были про­тив затеи сво­их сото­ва­ри­щей, под­дер­жа­ли в крат­ких речах дово­ды Като­на; тогда Луций Вале­рий высту­пил в защи­ту сво­его пред­ло­же­ния и ска­зал так: «Если бы одни лишь про­стые граж­дане высту­па­ли здесь в защи­ту мое­го пред­ло­же­ния или про­тив него, я счел бы, что ска­зан­но­го доста­точ­но и стал бы мол­ча ждать исхо­да ваше­го голо­со­ва­ния; (2) но коль ско­ро пред­ло­же­ние мое отверг достой­ней­ший муж, кон­сул Марк Пор­ций, да к тому же счел нуж­ным не толь­ко поло­жить­ся на вли­я­ние сво­его име­ни — како­вое и само по себе мог­ло бы решить дело, даже если бы он хра­нил мол­ча­ние, — но и напасть на пред­ло­же­ние мое в длин­ной и уме­лой речи, я вынуж­ден крат­ко отве­тить. (3) К тому же кон­сул потра­тил боль­ше слов на суро­вое осуж­де­ние мат­рон, чем на дово­ды про­тив мое­го пред­ло­же­ния, и даже усо­мнил­ся в том, что ради дела, столь ему про­тив­но­го, мат­ро­ны собра­лись по соб­ст­вен­но­му почи­ну, а не по мое­му нау­ще­нию. (4) Я буду защи­щать свое пред­ло­же­ние, а не себя, ибо про­тив меня кон­сул гово­рил пре­до­ста­точ­но, а про суть дела гораздо мень­ше. (5) Когда в дни мира и про­цве­та­ния государ­ства мат­ро­ны умо­ля­ют вас отме­нить закон, при­ня­тый про­тив них в суро­вые вре­ме­на, кон­сул назы­ва­ет это сго­во­ром, мяте­жом и даже рас­ко­лом обще­ства. (6) Кон­сул про­из­но­сит страш­ные сло­ва, пре­уве­ли­чи­ва­ет опас­ность; я знаю (как, впро­чем, знаю и мно­гое дру­гое) и все мы зна­ем, как ни мяг­ка душа Мар­ка Като­на, сколь гро­зен, а иной раз сви­реп быва­ет он в сво­их речах. (7) Неужто так ново, что жен­щи­ны вышли на ули­цы, если речь идет о деле, кото­рое пря­мо их каса­ет­ся? Раз­ве впер­вые видим мы их на людях? (8) Я при­зо­ву в свиде­тель­ство про­тив тебя, Катон, твои же “Нача­ла”¹⁴. Посмот­ри, сколь­ко раз жен­щи­ны так посту­па­ли и все­гда ради обще­го бла­га. Еще в цар­ст­во­ва­ние Рому­ла, когда саби­няне овла­де­ли уже Капи­то­ли­ем, завя­за­ли сра­же­ние за форум и бой шел уже там, раз­ве не жен­щи­ны оста­но­ви­ли кро­во­про­ли­тие? Не они раз­ве бро­си­лись меж­ду сра­жаю­щи­ми­ся?¹⁵ Да что гово­рить! (9) После изгна­ния царей, когда леги­о­ны воль­сков во гла­ве с Мар­ци­ем Корио­ла­ном ста­ли лаге­рем у пято­го кам­ня от Рима, не жен­щи­ны раз­ве отве­ли эту лави­ну, гро­зив­шую обру­шить­ся на Город?¹⁶ А когда Рим взя­ли гал­лы, не жен­щи­ны ли с обще­го согла­сия при­нес­ли свое золо­то, кото­рым и отку­пил­ся Город от вар­ва­ров?¹⁷ (10) Во вре­мя послед­ней вой­ны (чтобы не воз­вра­щать­ся к вре­ме­нам, столь от нас отда­лен­ным), когда слу­чи­лась нуж­да в день­гах, раз­ве не при­шли вдо­вы и не попол­ни­ли сво­и­ми сбе­ре­же­ни­я­ми государ­ст­вен­ную каз­ну?¹⁸ А когда исход вой­ны был неясен, и новые боги при­зва­ны были нам на помощь, кто как не с.114 жен­щи­ны Рима отпра­ви­лись на берег моря, дабы встре­тить Идей­скую Матерь? (11) Ты ска­жешь — это совсем раз­ные вещи; я вовсе и не рав­няю их. Я хочу лишь снять с жен­щин обви­не­ние в опас­ных нов­ше­ствах. (12) Нико­го не удив­ля­ло, что в деле, рав­но вол­ну­ю­щем всех, и муж­чин и жен­щин, при­ни­ма­ют они живое уча­стие; чему же удив­лять­ся теперь, когда дело пря­мо каса­ет­ся жен­щин? И потом: в чем про­ви­ни­лись они? (13) Не слиш­ком ли изыс­кан­ный у нас слух — гос­по­дам не про­тив­но выслу­ши­вать жало­бы рабов, а мы, слы­ша прось­бы чест­ных жен­щин, тот­час впа­да­ем в него­до­ва­ние?

6. (1) Теперь перей­дем к сути дела. В речи сво­ей кон­сул гово­рит как бы о двух вещах: с одной сто­ро­ны, он счи­та­ет недо­стой­ным вооб­ще отме­нять какой бы то ни было закон, с дру­гой — осо­бен­но рья­но вос­ста­ет про­тив отме­ны имен­но это­го зако­на, (2) при­зван­но­го огра­ни­чи­вать страсть жен­щин к рос­ко­ши. Вро­де и в защи­ту вооб­ще зако­нов про­из­нес кон­сул свою речь, и вро­де этот закон, что направ­лен про­тив рос­ко­ши, ему по серд­цу и нра­вит­ся сво­ей суро­во­стью. (3) Поэто­му, если не сумею я пока­зать, что и в одном, и в дру­гом отно­ше­нии есть тут нелад­ное, то вы рис­ку­е­те не во всем разо­брать­ся и впасть в ошиб­ку. (4) Есть зако­ны, кото­рые при­ни­ма­ют не на какое-то вре­мя, а навеч­но, дабы поль­за от них была посто­ян­ной; я при­знаю, что ни один из них отме­нять не сле­ду­ет, раз­ве что сама жизнь осудит его или поло­же­ние дел в государ­стве сде­ла­ет этот закон бес­по­лез­ным. (5) Но есть зако­ны, отве­чаю­щие потреб­но­стям толь­ко опре­де­лен­но­го вре­ме­ни, — зако­ны, так ска­зать, смерт­ные, — вот их-то, на мой взгляд, сле­ду­ет менять, если вре­мя их мино­ва­ло. (6) Неред­ко вой­на застав­ля­ет отверг­нуть зако­ны, при­ня­тые в мир­ное вре­мя, и наобо­рот, когда царит мир, сле­ду­ет отка­зы­вать­ся от зако­нов воен­но­го вре­ме­ни подоб­но тому, как по-раз­но­му при­хо­дит­ся управ­лять кораб­лем в ясную пого­ду и в бурю. (7) Итак, зако­ны по самой сво­ей при­ро­де быва­ют двух видов. К како­му из них отне­сем мы тот, что пред­ла­гаю я отме­нить? Раз­ве то древ­ний закон, что уста­нов­лен еще царя­ми и родил­ся чуть ли не вме­сте с Горо­дом? (8) Или он из тех, что воз­ник­ли немно­гим поз­же и были запи­са­ны на Две­на­дца­ти таб­ли­цах кол­ле­ги­ей децем­ви­ров, создан­ной для состав­ле­ния зако­нов? Быть может, это закон, каким наши пред­ки охра­ня­ли честь жен­щин, и мы долж­ны чтить его, дабы не отме­нить вме­сте с ним стыд­ли­вость и свя­щен­ную чистоту нра­вов? (9) Да кто же не зна­ет, что закон этот вовсе не древ­ний и при­нят все­го два­дцать лет назад в кон­суль­ство Квин­та Фабия и Тибе­рия Сем­п­ро­ния? Ведь и без него наши жен­щи­ны столь­ко лет хра­ни­ли чистей­шие нра­вы, — так не без­рас­суд­но ли опа­сать­ся, что теперь, если отме­ним его, они пре­да­дут­ся соблаз­нам рос­ко­ши? (10) Конеч­но, будь этот закон древним, будь он при­нят с един­ст­вен­ной целью обуздать стра­сти, мож­но было бы боять­ся, что, отме­нив его, мы их про­будим. Но ведь при­нят-то он был по обсто­я­тель­ствам совсем ино­го вре­ме­ни: (11) Ган­ни­бал одер­жал тогда победу при Кан­нах и сто­ял в Ита­лии; в руках его были уже Тарент¹⁹, с.115 Арпы, Капуя, (12) каза­лось, вот-вот двинет он вой­ско на Рим; отпа­ли от нас союз­ни­ки; не ста­ло ни вои­нов для попол­не­ния леги­о­нов, ни граж­дан союз­ных горо­дов для служ­бы во фло­те; опу­сте­ла каз­на; мы поку­па­ли у хозя­ев рабов и разда­ва­ли им ору­жие, с тем чтобы те полу­чи­ли за них день­ги лишь по окон­ча­нии вой­ны²⁰; (13) откуп­щи­ки тогда сами вызва­лись пре­до­ста­вить государ­ству день­ги, хлеб и все про­чее необ­хо­ди­мое для вой­ны; каж­дый в соот­вет­ст­вии со сво­им раз­рядом постав­ля­ли мы рабов, чтобы слу­жи­ли они греб­ца­ми во фло­те и содер­жа­ли их на свой счет²¹; (14) все мы по при­ме­ру сена­то­ров отда­ва­ли государ­ству сколь­ко у кого было золота и сереб­ра; вдо­вы и сироты нес­ли свои день­ги в каз­ну; был уста­нов­лен пре­дел хра­ни­мо­му дома — будь то вещи из золота или сереб­ра, будь то чекан­ная моне­та, сереб­ря­ная или мед­ная²². (15) Уже­ли в такое вре­мя помыс­лы жен­щин были так заня­ты рос­ко­шью и укра­ше­ни­я­ми, что пона­до­бил­ся Оппи­ев закон, дабы обуздать их? Раз­ве нам неиз­вест­но, что, напро­тив того, глу­бо­кая все­об­щая скорбь не поз­во­ли­ла мат­ро­нам вовре­мя при­не­сти жерт­вы Цере­ре²³ и сенат огра­ни­чил вре­мя тра­у­ра трид­ца­тью дня­ми? (16) Кто же не видит, что лишь горе­сти и нище­та государ­ства, когда каж­дый дол­жен был отдать послед­нее на общие нуж­ды, поро­ди­ли этот закон? И пото­му сохра­нять его сле­ду­ет, конеч­но, лишь до тех пор, пока сохра­ня­ют­ся обсто­я­тель­ства, его поро­див­шие. (17) Если бы все реше­ния сена­та или народ­но­го собра­ния, при­ня­тые тогда по усло­ви­ям вре­ме­ни, ста­ли бы мы сохра­нять навеч­но, то чего ради воз­вра­ща­ем мы граж­да­нам день­ги, кото­рые они дали в долг государ­ству? Зачем сда­ем под­ряды за налич­ные день­ги? Поче­му не поку­па­ем рабов, чтобы они сра­жа­лись в вой­ске? (18) Поче­му граж­дане не постав­ля­ют боль­ше греб­цов, как постав­ля­ли тогда?

7. (1) Сей­час все сосло­вия в государ­стве, все и каж­дый чув­ст­ву­ют, как счаст­ли­во изме­ни­лась судь­ба государ­ства, и толь­ко одни наши жены не могут наслаж­дать­ся пло­да­ми мира и спо­кой­ст­вия. (2) Мы, муж­чи­ны, отправ­ляя долж­но­сти, государ­ст­вен­ные и жре­че­ские, обла­ча­ем­ся в тоги с пур­пур­ной кай­мой, дети наши носят тоги, окайм­лен­ные пур­пу­ром²⁴, мы доз­во­ля­ем носить окайм­лен­ные тоги долж­ност­ным лицам коло­ний и муни­ци­пи­ев²⁵ да и здесь, в Горо­де, самым малым из началь­ст­ву­ю­щих людей, стар­ши­нам город­ских око­лот­ков²⁶; (3) не толь­ко живые наря­жа­ют­ся, но даже и мерт­вых на кост­ре покры­ва­ют пур­пу­ром²⁷. Так уже­ли одним толь­ко жен­щи­нам запре­тим мы носить пур­пур? Выхо­дит, тебе, муж, мож­но коня покры­вать пур­пур­ным чепра­ком, а мате­ри тво­их детей²⁸ ты не поз­во­лишь иметь пур­пур­ную накид­ку! Что же, даже лошадь у тебя будет наряд­нее жены? (4) Конеч­но, пур­пур исти­ра­ет­ся, сна­ши­ва­ет­ся, и я могу еще при­знать, что мож­но на него поску­пить­ся, хоть оно и неспра­вед­ли­во. Но ведь золоту сно­су нет, раз­ве что при обра­бот­ке потрет­ся, так к чему же такое скряж­ни­че­ство?²⁹ Золо­то — оно ско­рее защи­та и помощь и граж­да­ни­ну каж­до­му, и государ­ству, вы по себе то зна­е­те. (5) Кон­сул здесь гово­рил, буд­то жен­щи­ны не будут друг с дру­гом сопер­ни­чать, если ни с.116 у одной золота нет. Но сколь­ко же, кля­нусь бога­ми, рож­да­ет­ся в их серд­цах боли и него­до­ва­ния, (6) когда они видят, что женам наших союз­ни­ков-лати­нов остав­ле­но пра­во носить укра­ше­ния, а им это запре­ще­но; когда видят, как те, бли­стая золо­том и пур­пу­ром, разъ­ез­жа­ют по Горо­ду в пыш­ных повоз­ках, а наши жены за ними идут пеш­ком, буд­то не Рим вла­ды­ка дер­жа­вы, а горо­да-союз­ни­ки. (7) Такое зре­ли­ще может ранить и муж­ское серд­це. Что же гово­рить о жен­щи­нах, кото­рых и обыч­но-то вол­ну­ют вся­кие мело­чи? (8) Государ­ст­вен­ные и жре­че­ские долж­но­сти, три­ум­фы, граж­дан­ские и воен­ные отли­чия, награ­ды за храб­рость, добы­ча, захва­чен­ная у вра­га, — все­го это­го жен­щи­ны лише­ны. (9) Укра­ше­ния, убо­ры, наряды — вот чем могут они отли­чать­ся, вот что состав­ля­ет их уте­ше­ние и сла­ву и что пред­ки наши назы­ва­ли их цар­ст­вом³⁰. (10) Чем же еще жерт­во­вать им в дни скор­би, как не золо­том и пур­пу­ром? И чем укра­сить себя, когда исчез­ла при­чи­на скор­би? На обще­ст­вен­ных празд­не­ствах, во вре­мя молеб­ст­вий чем могут они отли­чить­ся, как не ред­кост­ны­ми убо­ра­ми? (11) Когда отме­ни­те Оппи­ев закон, раз­ве не волен ты будешь сам запре­тить жене сво­ей наде­вать любое из укра­ше­ний, что ныне запре­ще­ны зако­ном? Ваши доче­ри, ваши жены, даже сест­ры не по-преж­не­му ли оста­нут­ся в вашей вла­сти?³¹ (12) Пока ты жив, ни одна не вый­дет из-под тво­ей руки, и не они ли сами нена­видят сво­бо­ду, какую дает им вдов­ство или сирот­ство; (13) да и в том, что каса­ет­ся их убо­ров, они пред­по­чи­та­ют под­чи­нять­ся ско­рее тебе, чем зако­ну. Твой же долг не в раб­стве дер­жать их, а под рукой и опе­кой; и вам же любез­нее, когда назы­ва­ют вас отца­ми и супру­га­ми, а не гос­по­да­ми. (14) Кон­сул тут дур­но гово­рил о жен­щи­нах, ска­зал, буд­то это мятеж, рас­кол. Опас­но, дескать, — того и гляди захва­тят наши жены, как неко­гда раз­гне­ван­ные пле­беи, Свя­щен­ную гору или Авен­тин! Жен­щи­ны сла­бы, они долж­ны будут под­чи­нить­ся ваше­му реше­нию, како­во бы оно ни было; (15) но чем боль­ше у нас вла­сти над ними, тем более уме­рен­ной долж­на она быть».

8. (1) После того как все было ска­за­но за и про­тив зако­на³², на сле­дую­щий день еще боль­ше жен­щин, чем преж­де, высы­па­ли на ули­цы Горо­да; (2) всей тол­пой кину­лись они к дому Бру­тов, кото­рые пре­пят­ст­во­ва­ли при­ня­тию пред­ло­же­ния дру­гих три­бу­нов, и до тех пор их упра­ши­ва­ли, пока не вынуди­ли отка­зать­ся от их наме­ре­ний. (3) Тогда ста­ло ясно, что Оппи­ев закон будет отме­нен голо­со­ва­ни­ем во всех три­бах; так оно и слу­чи­лось спу­стя два­дцать лет после его при­ня­тия.

(4) А после того как отме­ни­ли Оппи­ев закон, кон­сул Марк Пор­ций тот­час отпра­вил­ся с два­дца­тью пятью кораб­ля­ми, из кото­рых пять сна­ряди­ли союз­ни­ки, в гавань Лу́ны³³. (5) Туда же велел он собрать­ся вой­скам и разо­слал по все­му побе­ре­жью при­каз дать кораб­ли, а когда они при­бы­ли, вышел из Лу́ны и велел всем сле­до­вать за ним в гавань Пире­ны, откуда он дви­нет­ся на вра­га со всем фло­том. (6) Про­плыв вдоль гори­стых бере­гов Лигу­рии и оста­вив поза­ди Галль­ский залив, все собра­лись в назна­чен­ный день. Оттуда с.117 напра­ви­лись к Роде и выби­ли из этой кре­по­сти испан­ский гар­ни­зон, что нахо­дил­ся там. (7) От Роды поплы­ли даль­ше в Эмпо­рии при попу­т­ном вет­ре. Там кон­сул при­ка­зал сой­ти на сушу всем вой­скам, кро­ме моря­ков, набран­ных по союз­ным горо­дам.

9. (1) Уже тогда Эмпо­рии пред­став­ля­ли собой два горо­да, разде­лен­ных сте­ной. В одном жили гре­ки, пере­се­лив­ши­е­ся из Фокеи, как и мас­си­лий­цы, в дру­гом — испан­цы. (2) Гре­че­ский город выда­вал­ся в море и был окру­жен сте­ной про­тя­жен­но­стью менее четы­рех­сот шагов; испан­ский же город, более отда­лен­ный от моря, окру­жа­ла сплош­ная сте­на дли­ною в три мили. (3) Рим­ские коло­ни­сты (тре­тий род жите­лей Эмпо­рии) посе­ле­ны здесь были боже­ст­вен­ным Цеза­рем после его победы над сыно­вья­ми Пом­пея³⁴. Ныне все они сли­лись в еди­ное целое, после того как все жите­ли того горо­да, сна­ча­ла испан­цы, а потом и гре­ки, полу­чи­ли пра­ва рим­ских граж­дан³⁵. (4) А в те вре­ме­на мож­но было поди­вить­ся, как обес­пе­чи­ва­ли свою без­опас­ность те, кто был открыт с одной сто­ро­ны морю, а с дру­гой — испан­цам, пле­ме­ни сви­ре­по­му и воин­ст­вен­но­му. Охра­ня­ло их то, что обыч­но состав­ля­ет защи­ту сла­бых — стро­жай­шая бди­тель­ность, под­дер­жи­вае­мая стра­хом в окру­же­нии более силь­ных. (5) Часть сте­ны, обра­щен­ная к полям, была очень хоро­шо укреп­ле­на, и в ней были толь­ко одни ворота, кото­рые все­гда охра­нял кто-либо из долж­ност­ных лиц. (6) Каж­дую ночь треть граж­дан про­во­ди­ла на сте­нах; дозор и обхо­ды дела­ли не про­сто по обы­чаю или пото­му, что так пола­га­лось, а с таким тща­ни­ем, как если бы враг сто­ял у ворот. (7) Ни одно­го испан­ца в горо­де не при­ни­ма­ли, и сами жите­ли не выхо­ди­ли за сте­ны без важ­но­го на то пово­да. (8) Со сто­ро­ны моря, одна­ко, все выхо­ды были откры­ты. Через ворота, кото­рые вели в испан­ский город, гре­ки ходи­ли толь­ко сра­зу по мно­гу чело­век, и это обыч­но была та треть граж­дан, что нес­ли стра­жу на сте­нах про­шлой ночью. (9) Ходи­ли же они туда пото­му, что испан­цы, мало све­ду­щие в море­пла­ва­нии, и с охотой поку­па­ли при­во­зи­мое на чужих кораб­лях, и рады были про­да­вать пло­ды сво­их полей. Ради этой вза­им­ной выго­ды испан­цы и откры­ли гре­кам вход в свой город. (10) Гре­ки и отто­го еще не слиш­ком опа­са­лись, что жили как бы под сенью друж­бы с рим­ля­на­ми. Друж­бу эту они хра­ни­ли столь же исто­во, как и пре­вос­хо­див­шие их могу­ще­ст­вом мас­си­лий­цы. И в тот раз гре­ки при­ня­ли кон­су­ла и его вой­ско со всем госте­при­им­ст­вом и раду­ши­ем. (11) Катон про­был у них несколь­ко дней, пока раз­уз­нал, где нахо­дит­ся про­тив­ник и сколь­ко у него вой­ска. Не желая терять вре­мя в без­дей­ст­вии, он исполь­зо­вал его для обу­че­ния сол­дат. (12) Сто­я­ло как раз то вре­мя года, когда испан­цы соби­ра­ют зер­но в риги; Катон запре­тил под­ряд­чи­кам заку­пать хлеб для вой­ска и ото­слал их обрат­но в Рим, ска­зав­ши: «Вой­на сама себя кор­мит». (13) Высту­пив из Эмпо­рий, опу­сто­ша­ет он вра­же­ские поля, жжет уро­жай, все вокруг пре­ис­пол­ня­ет ужа­сом и обра­ща­ет в бег­ство.

10. (1) В это же вре­мя Марк Гель­вий³⁶ ухо­дил из Даль­ней Испа­нии с вой­ском в шесть тысяч чело­век, что дал ему для охра­ны с.118 пре­тор Аппий Клав­дий. Воз­ле Или­тур­ги­са³⁷ на Гель­вия набро­си­лись кельт­ибе­ры, и вой­ско у них было огром­ное. (2) Вале­рий Анци­ат пишет, что было их два­дцать тысяч; из них две­на­дцать тысяч пере­би­ли, взя­ли Или­тур­гис и всех взрос­лых муж­ско­го пола поуби­ва­ли. (3) Потом Гель­вий при­был в лагерь Като­на, и так как та область была уже вся очи­ще­на от вра­гов, он ото­слал свои вой­ска обрат­но в Даль­нюю Испа­нию, сам же отпра­вил­ся в Рим и всту­пил в город с ова­ци­ей за подви­ги, столь счаст­ли­во им свер­шен­ные. (4) Гель­вий внес в каз­ну четыр­на­дцать тысяч семь­сот трид­цать два фун­та сыро­го сереб­ра, чекан­ной моне­ты сем­на­дцать тысяч два­дцать три дена­рия и сто девят­на­дцать тысяч четы­ре­ста трид­цать девять оск­ских³⁸ сереб­ря­ных монет. (5) Но в три­ум­фе сенат ему отка­зал из-за того, что вое­вал он под чужи­ми ауспи­ци­я­ми³⁹ и в про­вин­ции дру­го­го вое­на­чаль­ни­ка. В Рим же он воз­вра­тил­ся с опозда­ни­ем на два года, ибо, пере­дав про­вин­цию сво­е­му пре­ем­ни­ку Квин­ту Мину­цию⁴⁰, оста­вал­ся в том краю еще и весь сле­дую­щий год из-за дол­гой и тяж­кой болез­ни. (6) Поэто­му и вышло так, что ова­ция его про­изо­шла лишь за два меся­ца до три­ум­фа его пре­ем­ни­ка Квин­та Мину­ция, (7) кото­рый так­же внес в государ­ст­вен­ную каз­ну трид­цать четы­ре тыся­чи восемь­сот фун­тов сереб­ра, семь­де­сят три тыся­чи дена­ри­ев чекан­но­го сереб­ра и оск­ско­го сереб­ра две­сти семь­де­сят восемь тысяч монет.

11. (1) В Испа­нии тем вре­ме­нем кон­сул сто­ял лаге­рем непо­да­ле­ку от Эмпо­рий. (2) В лагерь яви­лись три посла от Били­с­та­га, царь­ка илер­ге­тов⁴¹, один из них был его сыном; они ста­ли жало­вать­ся, что их кре­по­сти оса­жде­ны, и гово­ри­ли, что вся надеж­да у них на рим­лян, а без их помо­щи невоз­мож­но-де им высто­ять, (3) и ска­за­ли, что им хва­тит трех тысяч чело­век и про­тив­ник все­не­пре­мен­но отсту­пит, увидев­ши такое им под­креп­ле­ние. Кон­сул отве­чал, что горь­ко ему узнать, в какой опас­но­сти Били­с­таг, и слы­шать сето­ва­ния послов его; (4) но сам он сто­ит перед мно­го­чис­лен­ным вра­же­ским вой­ском и со дня на день ожи­да­ет бит­вы, а пото­му никак не может делить силы свои и тем их осла­бить. (5) При таких сло­вах кон­су­ла послы бро­си­лись к ногам его и закли­на­ли, рыдая, не оста­вить их в край­ней опас­но­сти, в како­вой пре­бы­ва­ют. К кому идти им про­сить помо­щи, если рим­ляне отка­зы­ва­ют. (6) Нет у них дру­гих союз­ни­ков и нет ника­кой надеж­ды нигде на зем­ле. (7) Они мог­ли бы спа­стись, если бы захо­те­ли нару­шить вер­ность сою­зу с рим­ля­на­ми, и всту­пи­ли бы в сго­вор с дру­ги­ми пле­ме­на­ми. Но и самые страш­ные угро­зы не поко­ле­ба­ли их, ибо наде­я­лись они, что рим­ляне помо­гут им и под­дер­жат. (8) И вот нет у них под­держ­ки, кон­сул отка­зы­ва­ет­ся помочь; богов и людей при­зы­ва­ют они в свиде­те­ли, что про­тив воли сво­ей, дабы избе­жать уча­сти, постиг­шей сагун­тин­цев, при­дет­ся им изме­нить Риму, ибо если уж суж­де­но им погиб­нуть, так луч­ше не в оди­ноч­ку, а вме­сте с дру­ги­ми наро­да­ми и пле­ме­на­ми Испа­нии.

12. (1) В тот день кон­сул ото­слал их от себя без отве­та; но ночью ста­ли его одоле­вать сомне­ния. (2) Бро­сить на про­из­вол с.119 судь­бы союз­ни­ков он не хотел, а осла­бить свою армию не решал­ся, ибо тогда при­шлось бы отсро­чить сра­же­ние или начать его с риском про­иг­рать. (3) Нако­нец решил он ни в коем слу­чае не умень­шать вой­ско, чтобы не было над ним угро­зы уро­нить честь рим­ско­го ору­жия, а союз­ни­кам вме­сто помо­щи подать надеж­ду, (4) ибо знал, как часто, а на войне осо­бен­но, види­мость име­ет такую же силу, что и самое дей­ст­вие; кто пове­рил, что помощь будет, все рав­но что полу­чил ее и тем сохра­нил в душе надеж­ду, веру в победу и отва­гу. (5) На дру­гой день кон­сул отве­тил послам, что хоть и опа­са­ет­ся, усту­пив союз­ни­кам часть сво­его вой­ска, осла­бить его, все же боль­ше забо­тит его опас­ность, навис­шая над ними, чем над ним самим. (6) И при­ка­зал объ­явить, чтобы треть сол­дат из каж­дой когор­ты спеш­но гото­ви­ла пищу, какую обыч­но берут с собою на кораб­ли, а кораб­лям быть гото­вы­ми на тре­тий день. (7) Двух послов кон­сул отпра­вил рас­ска­зать об этих при­готов­ле­ни­ях Били­с­та­гу и илер­ге­там, сына же царь­ка лас­ко­вым обра­ще­ни­ем и подар­ка­ми задер­жал при себе. (8) Послы отпра­ви­лись лишь после того, как сами увиде­ли, что сол­да­ты погру­зи­лись на суда; и при­нес­ши эту весть за досто­вер­ную, не толь­ко убеди­ли сво­их, но и сре­ди про­тив­ни­ков широ­ко разо­шел­ся слух, что рим­ские под­креп­ле­ния при­бли­жа­ют­ся.

13. (1) Пока­зав­ши сде­лан­ное послам, кон­сул при­ка­зал воро­тить сол­дат на сушу. (2) При­бли­жа­лось вре­мя года, удоб­ное для воен­ных дей­ст­вий, и он раз­бил лагерь, год­ный и для зимов­ки, в трех милях от Эмпо­рий. Отсюда кон­сул выво­дил сол­дат гра­бить вра­же­ские поля то в одну сто­ро­ну, то в дру­гую, в лаге­ре же остав­лял каж­дый раз неболь­шую охра­ну. (3) Они высту­па­ли перед рас­све­том, чтобы успеть уйти как мож­но даль­ше от лаге­ря и застать вра­га врас­плох. То было нау­кой новым сол­да­там, да и плен­ных они захва­ты­ва­ли нема­ло, так что по про­ше­ст­вии вре­ме­ни испан­цы вовсе уж пере­ста­ли выхо­дить за кре­пост­ные сте­ны. (4) Так кон­сул узнал, чего сто­ят его сол­да­ты и чего ждать от про­тив­ни­ка, и толь­ко тогда при­ка­зал он созвать три­бу­нов, пре­фек­тов⁴², всех кон­ни­ков и цен­ту­ри­о­нов и ска­зал так: (5) «Наста­ло вре­мя, кото­ро­го вы жда­ли, теперь вы може­те пока­зать свою доб­лесть. До сего дня вы не столь­ко вое­ва­ли как сол­да­ты, сколь­ко гра­би­ли, (6) но вот при­шла пора поме­рять­ся сила­ми с вра­гом и в насто­я­щем сра­же­нии; теперь смо­же­те вы не опу­сто­шать поля, а и захва­ты­вать богат­ства горо­дов. (7) В те вре­ме­на, когда в Испа­нии сто­я­ли вой­ска кар­фа­ге­нян во гла­ве с их вое­на­чаль­ни­ка­ми, а у рим­лян здесь вовсе не было вой­ска, отцы наши суме­ли все же насто­ять, что гра­ни­цей рим­ских вла­де­ний станет река Ибер⁴³. (8) Сей­час в Испа­нии два наших пре­то­ра, кон­сул и три вой­ска, о кар­фа­ге­ня­нах в этих про­вин­ци­ях уже почти десять лет и слу­ху нет, мы же утра­ти­ли власть даже и по сю сто­ро­ну Ибе­ра. (9) Вам пред­сто­ит вер­нуть ее ору­жи­ем и доб­ле­стью вашей, вновь надеть ярмо, кото­рое сбро­си­ли было с себя здеш­ние пле­ме­на, хоть и не вое­ва­ли про­тив нас как поло­же­но, а лишь под­ни­ма­ли при слу­чае бун­ты да мяте­жи». (10) Таки­ми сло­ва­ми воз­будил он до край­но­сти бое­вой дух вои­нов и ска­зал, что с.120 тою же ночью поведет их на вра­же­ский лагерь, а пока пусть поза­ботят­ся они о нуж­дах телес­ных.

14. (1) Сре­ди ночи кон­сул совер­шил ауспи­ции и высту­пил, дабы занять зара­нее выбран­ное место преж­де, чем про­тив­ник дога­да­ет­ся о его замыс­ле. Он завел вой­ска в тыл испан­ско­го лаге­ря и с пер­вы­ми луча­ми солн­ца, выстро­ив их в бое­вом поряд­ке, послал три когор­ты к валам. (2) Вар­ва­ры, в изум­ле­нии увидев­ши рим­ское вой­ско у себя за спи­ной, схва­ти­лись за ору­жие. (3) А кон­сул обра­тил­ся к сво­им: «Теперь, вои­ны, боль­ше не на что вам наде­ять­ся, как толь­ко на свою доб­лесть, я нароч­но вас так и поста­вил. (4) Меж­ду нами и нашим лаге­рем — вра­ги, поза­ди — вра­жья зем­ля. Остал­ся лишь самый слав­ный, а пото­му и самый без­опас­ный путь. Спа­се­ние — в одной лишь вашей доб­ле­сти». (5) После этой крат­кой речи кон­сул при­ка­зал трем когор­там отсту­пать и при­твор­ным бег­ст­вом выма­нить вар­ва­ров из лаге­ря. Так и вышло. Испан­цы, увидев­ши, что рим­ляне испу­га­лись и бегут, высы­па­ли из ворот и запол­ни­ли все про­стран­ство меж­ду сво­им лаге­рем и когор­та­ми рим­лян. (6) В сума­то­хе они ста­ли стро­ить­ся, рим­ляне же были уже постро­е­ны в образ­цо­вом поряд­ке, и кон­сул дви­нул их на вар­ва­ров преж­де, чем те успе­ли при­гото­вить­ся к сра­же­нию. Сна­ча­ла он с обо­их флан­гов бро­сил в бой кон­ни­ков. Спра­ва, одна­ко, они были отбро­ше­ны и, отсту­пая в бес­по­ряд­ке, пере­пу­га­ли свою же пехоту. (7) Кон­сул это заме­тил и тот­час при­ка­зал двум отбор­ным когор­там обой­ти про­тив­ни­ка спра­ва и появить­ся у него за спи­ной, не дожи­да­ясь, пока столк­нут­ся меж­ду собою пешие строи. (8) Страх охва­тил испан­цев, и ход бит­вы, едва было не нару­шен­ный заме­ша­тель­ст­вом рим­ской кон­ни­цы, был вос­ста­нов­лен. Но все же на пра­вом флан­ге и сре­ди кон­ни­ков, и сре­ди пехо­тин­цев все настоль­ко сме­ша­лось, что кон­су­лу при­шлось соб­ст­вен­ной рукой оста­нав­ли­вать неко­то­рых и пово­ра­чи­вать на вра­га. (9) Так шло сра­же­ние, обе сто­ро­ны лишь мета­ли дроты, и исход его оста­вал­ся пока неяс­ным. На пра­вом флан­ге, где уже нача­лось было смя­те­ние и бег­ство, рим­ляне дер­жа­лись с вели­ким трудом. (10) На левом же флан­ге и в цен­тре они тес­ни­ли вар­ва­ров, и те непре­стан­но с ужа­сом огляды­ва­лись на когор­ты, наседав­шие на них с тылу. (11) Нако­нец испан­цы исто­щи­ли дроты, копья и стре­лы и взя­лись за мечи. Тут бой как бы начал­ся сно­ва. Боль­ше не мета­ли копья всле­пую, раня про­тив­ни­ка слу­чай­но и с рас­сто­я­ния, бились упор­но, не отсту­пая ни на пядь, и каж­дый наде­ял­ся толь­ко на свою доб­лесть и на свою силу.

15. (1) Кон­сул бро­сил в бой запас­ные когор­ты со вто­рой линии и тем вос­пла­ме­нил осла­бев­ших было сво­их. (2) На пер­вой линии вста­ли све­жие когор­ты, они забро­са­ли изну­рен­но­го про­тив­ни­ка новы­ми дрота­ми, про­рва­ли его строй кли­ном, а затем рас­се­я­ли вар­ва­ров и обра­ти­ли их в бег­ство; те врас­сып­ную бро­си­лись в свой лагерь. (3) Видя их бег­ство, Катон воз­вра­ща­ет­ся ко вто­ро­му леги­о­ну, остав­лен­но­му в запа­се, при­ка­зы­ва­ет выне­сти впе­ред зна­ме­на и сколь мож­но стре­ми­тель­нее идти на непри­я­тель­ский лагерь. (4) Если кон­сул заме­чал, что кто-либо из сол­дат в бое­вом пылу вырвал­ся с.121 впе­ред, он наез­жал на тако­го конем, уда­рял копьем и при­ка­зы­вал три­бу­нам и цен­ту­ри­о­нам так­же нака­зать его. (5) И вот уже идет бой за лагерь испан­цев, они ста­ра­ют­ся удер­жать­ся, пустив­ши в ход кам­ни, брев­на, око­ван­ные с кон­цов желе­зом, все виды мета­тель­но­го ору­жия. Появил­ся новый леги­он — и еще отваж­нее кида­ют­ся в бой напа­даю­щие, еще ярост­нее отста­и­ва­ют вал испан­цы. (6) Кон­сул стал высмат­ри­вать сла­бое место, где бы обру­шить­ся на лагерь. Он заме­тил, что у левых ворот защит­ни­ков мало, и тот­час напра­вил туда гаста­тов и прин­ци­пов⁴⁴ вто­ро­го леги­о­на. (7) Те, кто охра­нял ворота, не выдер­жа­ли бур­но­го натис­ка, осталь­ные же испан­цы, видя, что враг про­рвал­ся за вал, побро­са­ли зна­ме­на и ору­жие и устре­ми­лись из лаге­ря. (8) Мно­гие были уби­ты в воротах, где тол­па запруди­ла узкий про­ход. (9) Сол­да­ты вто­ро­го леги­о­на наседа­ли на них с тыла, осталь­ные при­ня­лись гра­бить лагерь. Вале­рий Анци­ат пишет, что погиб­ло в тот день более соро­ка тысяч испан­цев; но сам Катон, кото­рый отнюдь не имел при­выч­ки ума­лять свои подви­ги, гово­рит, что мно­же­ство вра­гов было уби­то, а чис­ла не назы­ва­ет.

16. (1) Три дела совер­шил кон­сул в тот день, весь­ма досто­слав­ных, по обще­му мне­нию. Пер­вое — он послал вой­ско в обход прочь от сво­их кораб­лей и от сво­его лаге­ря и пере­нес сра­же­ние в гущу вра­гов, не оста­вив вои­нам иной надеж­ды, кро­ме как на свою доб­лесть. (2) Вто­рое — он завел когор­ты вра­гу в тыл. И третье — пока осталь­ное его вой­ско пре­сле­до­ва­ло испан­цев, он стре­ми­тель­но повел вто­рой леги­он в бое­вом строю, под зна­ме­на­ми, к воротам непри­я­тель­ско­го лаге­ря. (3) Так что ничто не было упу­ще­но ради победы. Кон­сул при­ка­зал играть отбой, и сол­да­ты, нагру­жен­ные добы­чей, вер­ну­лись в лагерь; ночью он дал им несколь­ко часов отды­ха, а потом послал разо­рять поля. (4) Разо­ре­ны поля ока­за­лись тем боль­ше, что вра­ги и сами потоп­та­ли их, когда бежа­ли нака­нуне врас­сып­ную; так что испан­цы, жив­шие в Эмпо­ри­ях, сда­лись не толь­ко отто­го, что про­иг­ра­ли бит­ву, но и отто­го, что лиши­лись уро­жая. (5) Сда­лись и люди из дру­гих пле­мен, что иска­ли спа­се­ния в Эмпо­ри­ях. Кон­сул был к ним бла­го­скло­нен: велел уго­стить их вином, накор­мил и отпу­стил по домам. (6) И тот­час же снял лагерь и отпра­вил­ся даль­ше. На пути то и дело встре­чал он послан­цев от горо­дов, кото­рые сда­ва­лись ему, (7) и когда при­шел в Тарра­кон, вся Испа­ния до Ибе­ра ока­за­лась поко­рен­ной; в дар кон­су­лу вар­ва­ры воз­вра­ти­ли всех плен­ных — и рим­лян, и союз­ни­ков-лати­нов, что ока­за­лись в пле­ну по самым раз­ным при­чи­нам. (8) Потом пошли слу­хи, буд­то кон­сул наме­рен идти с вой­ском в Тур­де­та­нию⁴⁵, нашлись бол­ту­ны, что уве­ря­ли даже, буд­то он уже дви­нул­ся туда через непро­хо­ди­мые горы. (9) Пове­рив пустым слу­хам, кото­рые шли непо­нят­но откуда, семь укреп­лен­ных посе­ле­ний пле­ме­ни бер­ги­ста­нов⁴⁶ вос­ста­ли, но выслан­ное кон­су­лом вой­ско тот­час вер­ну­ло их под власть рим­лян, так что не было и сра­же­ния, о кото­ром сто­и­ло бы упо­ми­нать. (10) Одна­ко, едва лишь кон­сул вер­нул­ся в Тарра­кон и еще даже не высту­пил далее, они вос­ста­ли сно­ва и сно­ва были поко­ре­ны, но на этот раз с ними обо­шлись не с.122 столь снис­хо­ди­тель­но: всех про­да­ли в раб­ство, дабы непо­вад­но было столь часто нару­шать мир.

17. (1) Тем вре­ме­нем пре­тор Пуб­лий Ман­лий⁴⁷, при­няв от сво­его пред­ше­ст­вен­ни­ка Квин­та Мину­ция⁴⁸ испы­тан­ное в боях вой­ско и при­со­еди­нив к нему столь же зака­лен­ную армию, слу­жив­шую под нача­лом Аппия Клав­дия Неро­на⁴⁹ в Даль­ней Испа­нии, дви­нул­ся в Тур­де­та­нию. (2) Из всех испан­цев тур­де­та­ны счи­та­ют­ся наро­дом наи­ме­нее воин­ст­вен­ным. Одна­ко их было мно­го, и, наде­ясь на это, они высту­пи­ли навстре­чу рим­ля­нам; (3) удар рим­ской кон­ни­цы тот­час при­вел их в смя­те­ние, а пешее сра­же­ние даже не заслу­жи­ва­ет это­го назва­ния, ибо опыт­ные зака­лен­ные сол­да­ты хоро­шо зна­ли вра­га и сра­зу же реши­ли исход бит­вы. (4) Но и эта победа не поло­жи­ла конец войне. Тур­ду­лы⁵⁰ при­зва­ли десять тысяч наем­ни­ков-кельт­ибе­ров, дабы про­дол­жить вой­ну чужи­ми рука­ми. (5) Меж­ду тем кон­сул, встре­во­жен­ный вос­ста­ни­ем бер­ги­ста­нов и пони­мая, что дру­гие пле­ме­на, едва лишь пред­ста­вит­ся слу­чай, тот­час после­ду­ют их при­ме­ру, велел ото­брать ору­жие у всех испан­цев по сю сто­ро­ну Ибе­ра. (6) Сви­ре­пый род этот не мыс­лил жиз­ни без ору­жия, и так удру­чи­лись, что мно­гие покон­чи­ли с собой. (7) О том изве­сти­ли кон­су­ла; тогда при­звал он ста­рей­шин всех пле­мен и ска­зал так: «Не нам, а вам более было бы поль­зы, если бы пре­кра­ти­лись ваши мяте­жи, ибо до сего дня при­нес­ли они не столь­ко бед рим­ско­му вой­ску, сколь­ко зла испан­цам. (8) Одним лишь спо­со­бом, пола­гаю, мож­но от них обе­речь­ся — сде­лать так, чтобы не смог­ли вы более бун­то­вать. (9) Я желаю достичь того самы­ми мяг­ки­ми сред­ства­ми; помо­ги­те же мне, ваше­му сове­ту я после­дую охот­нее, чем любо­му дру­го­му». (10) Ста­рей­ши­ны хра­ни­ли мол­ча­ние, и кон­сул ска­зал, что дает им несколь­ко дней на раз­мыш­ле­ние. (11) Он при­звал их во вто­рой раз, они сно­ва мол­ча­ли. Тогда кон­сул при­ка­зал в один день сне­сти сте­ны всех посе­ле­ний; в те же места, кото­рые не сра­зу под­чи­ни­лись, отпра­вил­ся сам и всюду, где оста­нав­ли­вал­ся, при­ни­мал под свою руку окрест­ных жите­лей. (12) Толь­ко Сеге­сти­ка, мно­го­люд­ный и бога­тый город, не сда­лась, и при­шлось брать ее с помо­щью осад­ных орудий.

18. (1) Като­ну труд­нее было бороть­ся с вар­ва­ра­ми, чем тем, кто явил­ся в Испа­нию пер­вы­ми: в ту пору испан­цы, изму­чен­ные и озлоб­лен­ные вла­ды­че­ст­вом кар­фа­ге­нян, охот­но пере­хо­ди­ли на сто­ро­ну рим­лян; (2) Катон же при­шел как буд­то лишить испан­цев сво­бо­ды, к коей уже при­вык­ли, и вер­нуть их в раб­ство⁵¹. Отто­го он всюду и заста­вал сму­ту — одни взя­лись уже за ору­жие, дру­гих мятеж­ни­ки бра­ли в оса­ду, при­нуж­дая к измене, и если бы кон­сул не ока­зал им вовре­мя помощь, дер­жать­ся бы долее не смог­ли. (3) Но такою силой духа и ума отли­чал­ся кон­сул, что успе­вал сам забо­тить­ся и о важ­ных делах, и о мел­ких, что не толь­ко обду­мы­вал он и при­ка­зы­вал, (4) как посту­пать, а боль­шей частью сам все и делал. Пер­вым он под­чи­нил­ся суро­вым тре­бо­ва­ни­ям, кото­ры­ми обуздал дру­гих; (5) в непри­хот­ли­во­сти, бод­ро­сти и трудах сопер­ни­чал с.123 он с послед­ним сол­да­том, и воз­вы­шал­ся над вой­ском толь­ко сво­им поло­же­ни­ем и вла­стью, ему дан­ной.

19. (1) Тур­де­та­ны, как уже было ска­за­но, при­зва­ли наем­ни­ков-кельт­ибе­ров, и пре­то­ру Пуб­лию Ман­лию вести вой­ну здесь было гораздо труд­нее. Пись­ма его заста­ви­ли кон­су­ла дви­нуть­ся со сво­и­ми леги­о­на­ми в Тур­де­та­нию. (2) Тур­де­та­ны и кельт­ибе­ры сто­я­ли отдель­ны­ми лаге­ря­ми, и когда кон­сул при­был, рим­ляне тот­час ста­ли зате­вать лег­кие стыч­ки с кара­у­ла­ми тур­де­та­нов и, хоть и было оно под­час нерас­чет­ли­во, все­гда выхо­ди­ли победи­те­ля­ми; (3) затем кон­сул послал воен­ных три­бу­нов к кельт­ибе­рам, чтобы начать пере­го­во­ры, и пред­ло­жил им на выбор три усло­вия. (4) Пер­вое — перей­ти на сто­ро­ну рим­лян за пла­ту вдвое выше той, о кото­рой дого­во­ре­но было у них с тур­де­та­на­ми; (5) вто­рое — разой­тись по домам, и тогда не будет вме­не­но им в вину, что они помо­га­ли вра­гам рим­лян; (6) третье — если все же захотят они про­дол­жать вой­ну, пусть сами назна­чат вре­мя и место, дабы решить дело ору­жи­ем. Кельт­ибе­ры попро­си­ли день на раз­мыш­ле­ние; (7) но на их сове­ща­ние про­ник­ли тур­де­та­ны, и ста­ло оно таким бес­по­рядоч­ным и шум­ным, что ниче­го решить не суме­ли. (8) Рим­ляне так и не зна­ли, в войне они или в мире с кельт­ибе­ра­ми; про­дол­жа­ли брать, как в мир­ные вре­ме­на, съест­ные при­па­сы в усадь­бах и посе­ле­ни­ях вра­гов, захо­ди­ли ино­гда по десять чело­век в их укреп­ле­ния и жили­ща, слов­но был какой-то дого­вор о тор­гов­ле. (9) Видя, что никак не уда­ет­ся вызвать про­тив­ни­ка на бой, кон­сул послал сна­ча­ла несколь­ко лег­ко­во­ору­жен­ных когорт гра­бить их поля в тех местах, кото­рых вой­на еще не кос­ну­лась; (10) затем, узнав­ши, что кельт­ибе­ры оста­ви­ли свою покла­жу и обо­зы в Сагун­тии⁵², отпра­вил­ся брать этот город. Но кельт­ибе­ры и на это никак не отве­ти­ли. (11) Тогда кон­сул роздал жало­ва­нье⁵³ не толь­ко сво­им, но и вои­нам пре­то­ра, завел все вой­ско в пре­тор­ский лагерь, а сам с семью когор­та­ми воз­вра­тил­ся на берег Ибе­ра.

20. (1) С таким малым чис­лом вои­нов захва­тил он несколь­ко горо­дов; на его сто­ро­ну пере­шли седе­та­ны, авсе­та­ны и свес­се­та­ны⁵⁴. (2) Лаце­та­ны же, оби­тав­шие в местах леси­стых и без­до­рож­ных, не сла­га­ли ору­жия отча­сти по при­род­ной сво­ей дико­сти, отча­сти, пом­ня о том, как напа­да­ли они на союз­ни­ков рим­лян и опу­сто­ша­ли их зем­ли, пока кон­сул и его сол­да­ты сра­жа­лись в Тур­де­та­нии. (3) Пото­му и повел Катон на селе­ние лаце­та­нов не толь­ко когор­ты рим­лян, но и моло­дых сол­дат из союз­ни­ков, кото­рые рва­лись ото­мстить лаце­та­нам. (4) Посе­ле­ние их было про­тя­жен­ным в дли­ну, а в шири­ну не слиш­ком; оста­но­вясь при­мер­но в четы­рех­стах шагах, (5) кон­сул оста­вил на том месте несколь­ко отбор­ных когорт и при­ка­зал не дви­гать­ся с места, пока он сам не явит­ся к ним; с осталь­ны­ми же вои­на­ми дви­нул­ся он в обход к даль­не­му кон­цу посе­ле­ния. Вспо­мо­га­тель­ное вой­ско его боль­шей частью состо­я­ло из моло­дых свес­се­та­нов. Им и велел он пер­вы­ми бро­сить­ся на сте­ны. (6) Когда лаце­та­ны узна­ли вои­нов-свес­се­та­нов, вспом­ни­ли они, сколь­ко раз без­на­ка­зан­но разо­ря­ли их поля, сколь­ко раз били их с.124 и обра­ща­ли в бег­ство, и тогда, открыв вне­зап­но ворота, всем ско­пом обру­ши­лись на свес­се­та­нов. (7) Труд­но было свес­се­та­нам слы­шать их бое­вые кли­чи, еще труд­нее — выдер­жи­вать их беше­ный натиск. (8) Кон­сул, убедив­шись, что дело идет, как он и пред­видел, про­мчал­ся под сте­на­ми к когор­там, что оста­вил непо­да­ле­ку, и быст­ро повел их на город; город был тих и без­люден, ибо все в яро­сти бро­си­лись пре­сле­до­вать свес­се­та­нов; (9) кон­сул вошел с когор­та­ми в город и успел овла­деть им преж­де, чем лаце­та­ны вер­ну­лись. Ниче­го у них не оста­лось, кро­ме ору­жия, и вско­ре они сда­лись.

21. (1) Отсюда победи­тель тот­час повел вой­ско про­тив укреп­ле­ний Бер­гия. Там угнезди­лись раз­бой­ни­ки и совер­ша­ли набе­ги на зами­рен­ные зем­ли про­вин­ции. (2) К кон­су­лу явил­ся вождь бер­ги­ста­нов и стал оправ­ды­вать­ся: ни он-де, ни люди его пле­ме­ни не хозя­е­ва боль­ше у себя в город­ке, ибо при­ня­ли раз­бой­ни­ков, а теперь те и рас­по­ря­жа­ют­ся. (3) Кон­сул велел ему воз­вра­тить­ся домой, при­ду­мать что-либо, если спро­сят, куда ходил, (4) и ска­зал, что сам подой­дет и станет под сте­на­ми; раз­бой­ни­ки бро­сят­ся их защи­щать, пусть вождь со сво­и­ми людь­ми тем вре­ме­нем захва­тит город­скую кре­пость. (5) Как он при­ка­зал, так и сде­ла­ли. Раз­бой­ни­ки ока­за­лись меж­ду рим­ля­на­ми, что штур­мо­ва­ли сте­ны, и вар­ва­ра­ми, что овла­де­ли кре­по­стью, и страх ско­вал их. Тем, кто брал кре­пость, и их род­ст­вен­ни­кам кон­сул после победы сохра­нил сво­бо­ду и досто­я­ние, (6) про­чих же бер­ги­ста­нов при­ка­зал кве­сто­ру про­дать в раб­ство, а раз­бой­ни­ков каз­нить. (7) Зами­рив про­вин­цию, Катон обло­жил нема­лым нало­гом желез­ные и сереб­ря­ные руд­ни­ки, и после того про­вин­ция ста­ла бога­теть день ото дня. (8) В бла­го­дар­ность богам за все, что свер­шил кон­сул в Испа­нии, сенат назна­чил трех­днев­ные молеб­ст­вия.

22. (1) Тем же летом дру­гой кон­сул, Луций Вале­рий Флакк, в Гал­лии сра­зил­ся с вой­ском бой­ев и одо­лел их в бит­ве близ Литан­ско­го леса⁵⁵. (2) Восемь тысяч гал­лов, как пишут, оста­лись на поле боя; про­чие же не ста­ли боль­ше вое­вать и раз­бре­лись по сво­им домам и полям. (3) Конец лета кон­сул про­вел на бере­гах Пада воз­ле Пла­цен­тии и Кре­мо­ны и вос­ста­но­вил в этих горо­дах все, что было раз­ру­ше­но во вре­мя вой­ны⁵⁶.

(4) Вот как обсто­я­ли дела в Ита­лии и в Испа­нии. В Гре­ции же Тит Квинк­ций про­вел зиму так, что, исклю­чая это­лий­цев — ибо они не мог­ли ни наде­ять­ся на пло­ды победы, ни пре­бы­вать сколь­ко-нибудь дол­гое вре­мя в спо­кой­ст­вии, — все радо­ва­лись поче­ту, кото­рым теперь была окру­же­на Гре­ция, наслаж­да­лись миром и сво­бо­дой, вос­хи­ща­лись уме­рен­но­стью, спра­вед­ли­во­стью и тер­пи­мо­стью, про­яв­лен­ны­ми рим­ским пол­ко­вод­цем после победы, (5) как ранее вос­хи­ща­лись доб­ле­стью его в пору вой­ны. И тут Квинк­ций полу­чил поста­нов­ле­ние сена­та, кото­рым объ­яв­ля­лась вой­на царю лакеде­мо­нян Наби­су. (6) Про­чи­тав­ши пись­мо, Квинк­ций рас­по­рядил­ся, чтобы в Корин­фе в назна­чен­ный день собра­лись послы от всех союз­ных горо­дов. И вид­ней­шие граж­дане их съе­ха­лись ото­всюду; Квинк­ций, чтобы не дать это­лий­цам укло­нить­ся, ска­зал с.125 так: (7) «Рим­ляне и гре­ки вме­сте вели вой­ну про­тив Филип­па, не толь­ко спло­тив­шись в еди­ном поры­ве, но имея — и те, и дру­гие — свои осо­бые при­чи­ны. (8) Филипп нару­шил дого­вор о друж­бе с рим­ля­на­ми, то помо­гая их вра­гам кар­фа­ге­ня­нам, (9) то напа­дая на рим­ских союз­ни­ков; с вами же посту­пал он так, что, даже забудь мы о соб­ст­вен­ных обидах, ваши обиды ста­ли бы для нас закон­ной при­чи­ной под­нять ору­жие про­тив Филип­па. Сего­дня дело реша­е­те вы. (10) Ска­жи­те, хоти­те ли оста­вить Аргос во вла­сти Наби­са, кото­рый, как вы зна­е­те, захва­тил его, (11) или счи­та­е­те спра­вед­ли­вым осво­бо­дить город, столь зна­ме­ни­тый и столь древ­ний, рас­по­ло­жен­ный в серд­це Гре­ции, вер­нуть ему сво­бо­ду, чтобы жил он так же воль­но, как дру­гие горо­да Пело­пон­не­са и Гре­ции? (12) Как види­те, все теперь в ваших руках; рим­лян каса­ет­ся толь­ко одно: если хоть один город оста­нет­ся в раб­стве, непол­ной будет их сла­ва осво­бо­ди­те­лей Гре­ции. (13) Впро­чем, если не тре­во­жит вас участь жите­лей Аргоса, не забо­тит, какой при­мер и какая опас­ность кро­ют­ся тут, не пуга­ет зло, что подоб­но чуме охва­тит все и вся, мы при­зна­ем спра­вед­ли­вым любое ваше реше­ние. Об этом и хотел я знать ваше мне­ние, сде­лаю же я то, что реши­те вы боль­шин­ст­вом голо­сов».

23. (1) После речи рим­ско­го пол­ко­во­д­ца ста­ли по оче­реди выска­зы­вать­ся дру­гие. (2) Посла­нец афи­нян сколь­ко мог живо опи­сал бла­го­дар­ность сво­их сограж­дан, он пре­воз­но­сил бла­го­де­я­ния рим­лян, ска­зал, что по прось­бе афи­нян рим­ляне помог­ли им про­тив Филип­па, (3) а теперь вот не при­шлось даже и про­сить, они сами пред­ла­га­ют изба­вить гре­ков от тира­нии Наби­са. Посла­нец горя­чо него­до­вал на тех, кто в кле­вет­ни­че­ских речах пре­умень­ша­ет заслу­ги рим­лян, подо­зре­ва­ет их в дур­ных замыс­лах на буду­щее, (4) вме­сто того чтобы бла­го­да­рить за про­шлое. Упре­ки эти явно обра­ще­ны были к это­лий­цам. (5) Тогда Алек­сандр, один из пер­вых граж­дан Это­лии, сна­ча­ла с яро­стью напал на афи­нян, ска­зав­ши, что преж­де были они самы­ми пер­вы­ми и самы­ми рев­ност­ны­ми сто­рон­ни­ка­ми сво­бо­ды, а после изме­ни­ли обще­му делу и при­ня­лись льстить рим­ля­нам во имя соб­ст­вен­ной выго­ды; потом стал он жало­вать­ся, (6) что ахей­цы, вое­вав­шие спер­ва на сто­роне Филип­па, поки­ну­ли его, когда звезда его ста­ла зака­ты­вать­ся, и теперь вер­ну­ли себе Коринф и пыта­ют­ся захва­тить даже Аргос. (7) Это­лий­цы-де пер­вые ста­ли вра­га­ми Филип­па, все­гда были стой­ки­ми союз­ни­ка­ми рим­лян, дого­вор с кото­ры­ми пред­у­смат­ри­вал, что после победы над Филип­пом отво­е­ван­ные у него горо­да и селе­ния доста­нут­ся это­лий­цам⁵⁷, и вот теперь у них пыта­ют­ся обма­ном отнять Эхин и Фар­сал. (8) Рим­лян тоже обви­нил он в ковар­стве: они-де обо­льсти­ли гре­ков лож­ным при­зра­ком сво­бо­ды, а сами дер­жат гар­ни­зо­ны в Хал­киде и в Демет­ри­а­де, хотя, когда Филипп мед­лил выве­сти свои вой­ска из этих горо­дов, повто­ря­ли не раз, (9) что «Гре­ция не будет сво­бод­ной, пока Демет­ри­а­да, Хал­кида и Коринф оста­ют­ся во вла­сти чуже­зем­цев», (10) ныне же хотят оста­вить вой­ска свои в Гре­ции буд­то бы для того, чтобы защи­щать нас от Наби­са и осво­бо­дить Аргос. (11) Пусть уво­дят свои леги­о­ны в Ита­лию. Это­лий­цы с.126 обе­ща­ют, что Набис уведет вой­ско из Аргоса либо доб­ро­воль­но, как мы с ним дого­во­рим­ся, либо усту­пая силе ору­жия и под­чи­ня­ясь еди­но­душ­но­му реше­нию всей Гре­ции.

24. (1) Это хва­стов­ство вызва­ло гнев Ари­сте­на, пре­то­ра ахей­цев. (2) «Боги, покро­ви­те­ли Аргоса, — вос­клик­нул он, — Юпи­тер Все­бла­гой Вели­чай­ший, Юно­на Цари­ца⁵⁸, попу­сти­те ли, чтобы город этот стал добы­чей, за кото­рую спо­рят лакеде­мон­ский тиран и раз­бой­ни­ки-это­лий­цы? Чтобы под­верг­ся он в нашем сою­зе уча­сти еще более тяж­кой, чем под вла­стью Наби­са? (3) Море, что лежит меж­ду нами и эти­ми раз­бой­ни­ка­ми, Тит Квинк­ций, не спа­сет нас. Что ста­нет­ся с нами, если укре­пят­ся они посредине Пело­пон­не­са? Гре­че­ский у них лишь язык, а люд­ской толь­ко образ, (4) нра­ва­ми же и обы­ча­я­ми они сви­ре­пее, чем любые вар­ва­ры, да что там — чем дикие зве­ри! Отто­го закли­на­ем вас, рим­ляне: осво­бо­ди­те Аргос от Наби­са и устрой­те дела Гре­ции так, чтобы остать­ся ей мир­ной, избав­лен­ной от раз­бой­ни­ков-это­лий­цев». (5) Рим­ский вое­на­чаль­ник, видя, что все гре­ки ярост­но напа­да­ют на это­лий­цев, ска­зал: «Я бы отве­тил вам, но вижу, сколь силь­на нена­висть ваша, и пото­му пола­гаю важ­нее ее смяг­чить, неже­ли воз­буж­дать еще более». (6) И при­ба­вил, что удо­вле­тво­рен суж­де­ни­ем, какое име­ют гре­ки о рим­ля­нах и об это­лий­цах, но сей­час хотел бы знать толь­ко одно — решат ли они вое­вать про­тив Наби­са, если отка­жет­ся он вер­нуть Аргос ахе­я­нам. (7) Все реши­ли вое­вать, и тогда Квинк­ций при­звал в меру сил каж­до­го горо­да выста­вить вспо­мо­га­тель­ное вой­ско. К это­лий­цам он тоже отпра­вил посла, не слиш­ком наде­ясь добить­ся желае­мо­го, а дабы откры­ли свои наме­ре­ния, что и слу­чи­лось.

25. (1) Квинк­ций послал воен­ных три­бу­нов за вой­ском, что сто­я­ло в Эла­тии. (2) А послан­цам Антио­ха, кото­рые в те же дни яви­лись дого­ва­ри­вать­ся о сою­зе, отве­тил, что не может при­нять ника­ко­го реше­ния в отсут­ст­вие деся­ти лега­тов, а пото­му послан­цам над­ле­жит отпра­вить­ся в Рим и обра­тить­ся к сена­ту. (3) Вой­ска при­бы­ли из Эла­тии⁵⁹, и Квинк­ций повел их на Аргос. Пре­тор Ари­стен с деся­тью тыся­ча­ми вои­нов-ахей­цев и с тыся­чей кон­ни­ков встре­тил его в окрест­но­стях Кле­он⁶⁰, и оба вой­ска, соеди­нив­шись, ста­ли лаге­рем непо­да­ле­ку. (4) На дру­гой день спу­сти­лись в доли­ну у Аргоса и ста­ли лаге­рем в четы­рех милях от горо­да. (5) Гар­ни­зо­ном лакон­цев коман­до­вал Пифа­гор, зять тира­на и брат его жены⁶¹. При при­бли­же­нии рим­лян укре­пил он силь­ны­ми отряда­ми обе кре­по­сти (ибо в Арго­се их две) и про­чие места, кото­рые либо были для того удоб­ны, либо облег­ча­ли вра­гам втор­же­ние в город. (6) Все эти при­готов­ле­ния, одна­ко, не мог­ли заглу­шить страх, кото­рый вну­ша­ло при­бли­же­ние рим­лян. К опас­но­сти, что надви­га­лась извне, при­ба­вил­ся еще и мятеж внут­ри горо­да. (7) Был в горо­де некий Дамокл из Аргоса, юно­ша более храб­рый, неже­ли бла­го­ра­зум­ный; он сго­во­рил­ся с несколь­ки­ми вер­ны­ми людь­ми, свя­зав их клят­вою, что они изго­нят лакон­цев из Аргоса. Желая уве­ли­чить чис­ло заго­вор­щи­ков, он дове­рил­ся людям не слиш­ком надеж­ным, (8) и одна­жды, когда раз­го­ва­ри­вал он со сво­и­ми сто­рон­ни­ка­ми, к с.127 нему при­шел страж­ник с при­ка­зом Пифа­го­ра явить­ся к нему. Дамокл понял, что замы­сел его рас­крыт, и при­звал заго­вор­щи­ков, что были здесь, взять­ся с ним вме­сте за ору­жие, (9) ибо это луч­ше, чем уме­реть под пыт­кой. В сопро­вож­де­нии несколь­ких чело­век пошел он к фору­му, кри­ча, что вся­кий, кто хочет спа­сти государ­ство, пусть сле­ду­ет за ним, ибо он — вождь их и вос­ста­но­ви­тель сво­бо­ды. (10) Но никто, разу­ме­ет­ся, за ним не пошел, ибо виде­ли, что сил у него мало и надеж­ды на уда­чу ника­кой. (11) Лакеде­мо­няне окру­жи­ли кри­чав­ше­го Дамок­ла и его сто­рон­ни­ков и уби­ли. (12) После схва­че­ны были и дру­гие; мно­гих каз­ни­ли, а немно­гих бро­си­ли в тюрь­му. Сле­дую­щей ночью нема­ло горо­жан спу­сти­лись со стен с помо­щью вере­вок и укры­лись в лаге­ре рим­лян.

26. (1) Бег­ле­цы гово­ри­ли, что если бы рим­ское вой­ско сто­я­ло у самых ворот горо­да, (2) вос­ста­ние Дамок­ла мог­ло бы ока­зать­ся успеш­ным, и даже сей­час, при­двинь рим­ляне лагерь под сте­ны, аргос­цы не ста­нут сидеть сло­жа руки. Квинк­ций выслал лег­кую пехоту и кон­ни­ков; они обо­шли Кила­ра­бид (гим­на­сий, рас­по­ло­жен­ный мень­ше чем в трех милях от горо­да) (3) и ста­ли бить­ся с лакеде­мо­ня­на­ми, кото­рые устре­ми­лись бегом из ворот им навстре­чу: вско­ре лакеде­мо­нян загна­ли обрат­но в город, и рим­ский пол­ко­во­дец стал лаге­рем на том самом месте, где толь­ко что шел бой. (4) Выждав день, дабы посмот­реть, не будет ли в сте­нах вра­же­ско­го горо­да како­го вол­не­ния, он убедил­ся, что город подав­лен стра­хом, и созвал совет, чтобы решить, брать ли Аргос. (5) Все гре­че­ские вое­на­чаль­ни­ки, кро­ме Ари­сте­на, счи­та­ли, что город надо взять, ибо он был един­ст­вен­ной при­чи­ной вой­ны. (6) Квинк­ций не разде­лял их чувств и, с замет­ным одоб­ре­ни­ем выслу­шав Ари­сте­на, кото­рый высту­пил про­тив обще­го мне­ния, (7) при­ба­вил даже, что раз вой­на нача­та была ради избав­ле­ния аргос­цев от тира­на, то что же может быть более опро­мет­чи­вым, чем оса­ждать Аргос, забыв о глав­ном вра­ге? (8) Сам же Квинк­ций наме­рен идти на Лакеде­мон, про­тив тира­на, ибо Лакеде­мон и Набис — корень вой­ны. Рас­пу­стив совет, Квинк­ций послал лег­ко­во­ору­жен­ных сол­дат за фура­жом. Все созрев­шее зер­но, какое было на окрест­ных полях, они сжа­ли и свез­ли, недо­зрев­шее вытоп­та­ли и попор­ти­ли, чтобы не доста­лось вра­гу. (9) Потом Квинк­ций дви­нул­ся в поход, пере­шел через гору Пар­фе­ний⁶², оста­вил поза­ди Тегею и на тре­тий день раз­бил лагерь при Кари­ях, где, преж­де чем всту­пить в зем­ли про­тив­ни­ка, стал ожи­дать под­креп­ле­ний от союз­ни­ков. (10) При­шли пол­то­ры тыся­чи македо­нян от Филип­па и четы­ре­ста фес­са­лий­ских всад­ни­ков. Теперь вспо­мо­га­тель­ных войск у Квинк­ция было доста­точ­но, и он ждал толь­ко обо­зов с при­па­са­ми, кото­рые при­ка­за­но было поста­вить сосед­ним горо­дам. (11) Сошлись и вели­кие мор­ские силы. Уже из Лев­ка­ды при­был с соро­ка кораб­ля­ми Луций Квинк­ций, уже при­сла­ли восем­на­дцать палуб­ных судов родо­с­цы, уже сто­ял у Киклад­ских ост­ро­вов⁶³ царь Эвмен с деся­тью палуб­ны­ми суда­ми, трид­ца­тью лег­ки­ми и мно­же­ст­вом дру­гих мень­ше­го раз­ме­ра. (12) В надеж­де вновь обре­сти оте­че­ство стек­лись во мно­же­стве в рим­ский с.128 лагерь и сами лакеде­мо­няне, ранее поки­нув­шие город из-за при­тес­не­ний тира­нов. (13) Их было нема­ло, уже несколь­ко поко­ле­ний стра­да­ло от тира­нов, кото­рые сме­ня­лись в Лакеде­моне; (14) во гла­ве изгнан­ни­ков сто­ял Аге­си­по­лид, кото­ро­му цар­ское досто­ин­ство при­над­ле­жа­ло по пра­ву рож­де­ния⁶⁴. Еще ребен­ком был он изгнан тира­ном Ликур­гом после смер­ти Клео­ме­на, пер­во­го тира­на Лакеде­мо­на⁶⁵.

27. (1) И с суши, и с моря гро­зи­ли тира­ну столь вели­кие силы, (2) что, срав­ни он их чест­но со сво­и­ми, тот­час лишил­ся бы вся­кой надеж­ды; но он не желал отка­зать­ся от вой­ны. На Кри­те набрал он еще тыся­чу самых креп­ких юно­шей и при­со­еди­нил к той тыся­че кри­тян, что в то вре­мя были уже в его армии. Еще были у него под ору­жи­ем три тыся­чи наем­ни­ков и десять тысяч сооте­че­ст­вен­ни­ков, вклю­чая в их чис­ло и жите­лей укреп­лен­ных посе­ле­ний. Набис окру­жил город рва­ми и вала­ми, (3) а граж­дан жесто­ки­ми нака­за­ни­я­ми дер­жал в стра­хе, дабы пред­от­вра­тить любую попыт­ку мяте­жа, ибо не мог наде­ять­ся, что люди жела­ют уда­чи тира­ну. (4) Неко­то­рые граж­дане горо­да были ему подо­зри­тель­ны, пото­му он собрал вой­ска свои на рав­нине, (5) что зовет­ся Дро­мос, потом созвал лакеде­мо­нян, без ору­жия, окру­жил их сво­и­ми воору­жен­ны­ми страж­ни­ка­ми (6) и ска­зал: «В такие вре­ме­на сле­ду­ет мне быть насто­ро­же, те же, кто по нынеш­ним обсто­я­тель­ствам под­па­ли под подо­зре­ние, сами долж­ны желать, чтобы не дали им зло­умыш­лять, ибо, зло­умыс­лив, поне­сут кару. (7) И отто­го желаю я взять неко­то­рых из вас под стра­жу, покуда не минет гро­за; а как отбро­сим вра­гов (како­вые и не так уж мне опас­ны, если толь­ко сумею убе­речь­ся от внут­рен­ней изме­ны), то воз­вра­щу им тот­час сво­бо­ду». (8) Тут же велел он выкли­кать име­на при­мер­но вось­ми­де­ся­ти юно­шей из луч­ших и самых извест­ных семей и каж­до­го, когда отзы­вал­ся, при­ка­зы­вал отпра­вить в тюрь­му. Сле­дую­щей ночью все они были уби­ты. (9) Потом кое-кого из ило­тов (тех, что издав­на живут в укреп­лен­ных посе­ле­ни­ях, обра­ба­ты­вая зем­лю⁶⁶) обви­нил в стрем­ле­нии перей­ти к вра­гу; их про­ве­ли по ули­цам, изби­вая плетьми, и умерт­ви­ли. Страх все­лил­ся в серд­ца людей, и не ста­ли они стре­мить­ся к каким-либо пере­ме­нам. (10) Тиран же дер­жал сво­их сол­дат за город­ски­ми сте­на­ми: начать бой он не смел, видя, сколь нерав­ны силы, а оста­вить город опа­сал­ся, пони­мая, какие коле­ба­ния и неуве­рен­ность вла­де­ют жите­ля­ми.

28. (1) Окон­чив при­готов­ле­ния, Квинк­ций поки­нул сто­ян­ку и на дру­гой день при­был в Сел­ла­сию⁶⁷, на той сто­роне реки Энунт, в то место, где, как рас­ска­зы­ва­ют, Анти­гон, царь Македо­нии, бил­ся с Клео­ме­ном, тира­ном Лакеде­мо­на. (2) Узнав­ши, что спуск труден и доро­ги узки, Квинк­ций пред­по­чел неболь­шой обход по горам, послав впе­ред людей про­кла­ды­вать доро­гу, доста­точ­но широ­кую и с кото­рой было бы хоро­шо вид­но во все сто­ро­ны. Он дошел до Евро­та, кото­рый течет почти под сте­на­ми горо­да⁶⁸. (3) На рим­лян, когда раз­ме­ча­ли они место для лаге­ря, и на само­го Квинк­ция, кото­рый ушел впе­ред с кон­ни­ка­ми и лег­ко­во­ору­жен­ны­ми, напа­ли с.129 вспо­мо­га­тель­ные отряды тира­на; страх и смя­те­ние овла­де­ли рим­ля­на­ми; они тако­го не ожи­да­ли, ибо во все вре­мя похо­да нико­го ни разу не встре­ти­ли и зем­ли, по каким шли, каза­лись совсем мир­ны­ми. (4) Не пола­га­ясь на соб­ст­вен­ные силы, кон­ни­ки зва­ли на помощь лег­ко­во­ору­жен­ных, те зва­ли кон­ни­ков, и отто­го рос­ло общее смя­те­ние. Но появи­лись леги­о­ны, (5) и едва шед­шие впе­ре­ди когор­ты всту­пи­ли в бой, вра­ги, охва­чен­ные ужа­сом, тот­час укры­лись за сте­на­ми. (6) Рим­ляне же ото­шли от стен так, чтобы не доле­та­ли до них дроты, и сто­я­ли неко­то­рое вре­мя в пра­виль­ном строю; но никто на них не вышел, и тогда воз­вра­ти­лись в лагерь. (7) На дру­гой день Квинк­ций опять повел свои вой­ска стро­ем вдоль реки, мимо горо­да, мимо горы Мене­лай. Впе­ре­ди шага­ли леги­он­ные когор­ты, лег­ко­во­ору­жен­ные и кон­ни­ки замы­ка­ли строй. (8) Набис в сте­нах горо­да поста­вил в бое­вой готов­но­сти сво­их наем­ни­ков (на них он воз­ла­гал все надеж­ды) с наме­ре­ни­ем напасть на рим­лян с тыла. (9) И как толь­ко про­шли послед­ние ряды, наем­ни­ки выле­те­ли из горо­да через несколь­ко ворот разом — с тем же неистов­ст­вом, что и нака­нуне. (10) Лег­ко­во­ору­жен­ных и кон­ни­ков, что замы­ка­ли колон­ны, вел Аппий Клав­дий; пред­видя, что может слу­чить­ся, и не желая быть застиг­ну­тым врас­плох, он при­угото­вил сво­их, и они сра­зу же повер­ну­ли про­тив вра­га зна­ме­на и раз­вер­ну­ли весь строй. (11) Так сошлись два строя, нача­лась насто­я­щая бит­ва и дли­лась нема­лое вре­мя. Нако­нец вой­ска Наби­са не усто­я­ли. Они не бежа­ли бы в таком смя­те­нии и бес­по­ряд­ке, если бы не насе­ли на них ахей­цы, хоро­шо знав­шие здеш­ние места. Ахей­цы устро­и­ли вели­кую рез­ню, у мно­гих отня­ли ору­жие, когда те в бег­стве сво­ем рас­се­я­лись по окрест­но­сти. Квинк­ций стал лаге­рем неда­ле­ко от Амикл⁶⁹, (12) опу­сто­шил эти при­го­род­ные места, что радо­ва­ли взор и при­вле­ка­ли мно­же­ство горо­жан, а увидев­ши, что никто не пока­зы­ва­ет­ся из ворот, пере­нес лагерь на берег Евро­та. Оттуда разо­рял он доли­ну у под­но­жия Тай­ге­та и поля, кото­рые тянут­ся вплоть до моря.

29. (1) При­мер­но в то же вре­мя Луций Квинк­ций⁷⁰ вновь занял мно­гие при­мор­ские горо­да; какие сда­лись по доб­рой воле, какие от стра­ха, а какие взя­ты были силой. (2) Затем Луций удо­сто­ве­рил­ся, что Гитий⁷¹ — место сбо­ра всех мор­ских сил лакеде­мо­нян, и, зная, сколь близ­ко от моря сто­ят лаге­рем рим­ляне, решил напасть на город все­ми рим­ски­ми вой­ска­ми. (3) Гитий был тогда горо­дом креп­ким, жили там и свои граж­дане, и чуже­стран­цы, и хва­та­ло все­го, что надоб­но для вой­ны. (4) Так что дело пред­сто­я­ло нелег­кое, но, к сча­стью для Квинк­ция, подо­шли на помощь царь Эвмен и флот родо­с­цев, ока­зав­ши­е­ся весь­ма кста­ти. (5) Вои­ны трех союз­ных фло­тов сошлись во мно­же­стве и в несколь­ко дней под­гото­ви­ли все, что надо для оса­ды горо­да, укреп­лен­но­го и с суши, и с моря. (6) При­дви­ну­лись к сте­нам чере­па­хи⁷², вои­ны вели под­ко­пы, и таран уже сотря­сал сте­ны. Вско­ре под часты­ми уда­ра­ми обру­ши­лась одна баш­ня, а за нею и часть сте­ны. (7) Рим­ляне кину­лись в про­лом, дру­гие в это же вре­мя пыта­лись ворвать­ся в город со сто­ро­ны пор­та, там, где не так кру­то, и тем отвле­ка­ли вра­гов от про­ло­ма. с.130 (8) Цель была близ­ка, да рим­ляне осла­би­ли натиск, пона­де­яв­шись, что город сдаст­ся, но того не слу­чи­лось. (9) Власть в Гитии дели­ли меж собою Декса­го­рид и Гор­гоп. Декса­го­рид послал ска­зать рим­ско­му пол­ко­вод­цу, что готов сдать город; (10) и было уже дого­во­ре­но, когда это сде­лать и как, но тут Гор­гоп убил пре­да­те­ля. При одном вое­на­чаль­ни­ке защи­та горо­да уси­ли­лась. И взять его ста­но­ви­лось мно­го труд­нее, но тут явил­ся Тит Квинк­ций с четырь­мя тыся­ча­ми отбор­ных сол­дат. (11) И когда пока­зал­ся он во гла­ве вой­ска на гребне хол­ма непо­да­ле­ку от кре­пост­ных стен, а со сто­ро­ны сво­их осад­ных соору­же­ний стал наседать Луций Квинк­ций, дей­ст­вуя и с суши, и с моря, (12) Гор­гоп, поте­ряв­ши вся­кую надеж­ду, сде­лал то, за что пока­рал смер­тью Декса­го­рида, — сдал город, (13) дого­во­рив­шись, что ему раз­ре­шат выве­сти вои­нов, кото­ры­ми защи­щал его. (14) Еще до паде­ния Гития Пифа­гор, кото­ро­му тиран дове­рил защи­щать Аргос, пере­дал коман­до­ва­ние Тимо­кра­ту из Пел­ле­ны, а сам с тыся­чью наем­ни­ков и дву­мя тыся­ча­ми аргос­цев ушел в Лакеде­мон, к Наби­су.

30. (1) Неждан­ный при­ход рим­ско­го флота и сда­ча при­мор­ских горо­дов напу­га­ли Наби­са, (2) но потом упор­ное сопро­тив­ле­ние Гития затеп­ли­ло в нем неко­то­рую надеж­ду; когда же услы­шал он, что и этот город сдал­ся рим­ля­нам, не оста­лось у него боль­ше надежд, ибо ока­зал­ся окру­жен на суше (3) и совсем отре­зан от моря. Тогда Набис решил усту­пить судь­бе и послал в рим­ский лагерь раз­уз­нать, при­мут ли от него послов. (4) И когда сго­во­ри­лись, явил­ся к рим­ско­му коман­дую­ще­му Пифа­гор с одной толь­ко прось­бой — чтобы встре­тил­ся Квинк­ций с тира­ном. (5) Квинк­ций собрал совет, и все ска­за­ли — пусть встре­тит­ся, и назна­чен был день и место. (6) Квинк­ций и Набис — каж­дый с неболь­шим отрядом — сошлись на хол­мах посреди рав­ни­ны. Сол­дат сво­их оста­ви­ли тот и дру­гой в таком месте, чтобы их видеть, а сами сошли вниз — Набис с тело­хра­ни­те­ля­ми, (7) а Квинк­ций со сво­им бра­том, с царем Эвме­ном, с родо­с­цем Соси­лом, с Ари­сте­ном, вождем ахей­цев, и с несколь­ки­ми воен­ны­ми три­бу­на­ми.

31. (1) Тира­ну пре­до­ста­ви­ли выбор, пер­вым ли гово­рить или слу­шать, что ему ска­жут; он пред­по­чел гово­рить и ска­зал так: «Если бы мог уга­дать я, Тит Квинк­ций и вы все, здесь при­сут­ст­ву­ю­щие, поче­му объ­яви­ли вы мне вой­ну, поче­му вою­е­те про­тив меня, я стал бы в мол­ча­нии ожи­дать, как решит­ся моя участь. (2) Но не могу заста­вить душу свою отка­зать­ся от вся­кой попыт­ки узнать перед смер­тью, за что пред­сто­ит мне погиб­нуть. (3) Кля­нусь бога­ми, похо­ди вы на кар­фа­ге­нян, кото­рые, как рас­ска­зы­ва­ют, ни во что не ста­вят свя­тость сою­зов, тогда, конеч­но, не дивил­ся бы я, видя, что вам ниче­го не сто­ит вести себя так со мною. (4) Но я смот­рю на вас, я вижу перед собою рим­лян, тех, для кого вер­ность дого­во­рам с дру­ги­ми наро­да­ми — самое свя­тое из всех боже­ст­вен­ных дел, а вер­ность союз­ни­кам — самое свя­тое из дел чело­ве­че­ских. (5) Я смот­рю на себя и льщусь надеж­дой, что я (если гово­рить об обсто­я­тель­ствах государ­ст­вен­ных) — тот, кто вме­сте с дру­ги­ми с.131 лакеде­мо­ня­на­ми издав­на свя­зан с вами дого­во­ром⁷³, а по-чело­ве­че­ски — тот, кто сам свя­зан с вами друж­бой и сою­зом, а недав­но и воз­об­но­вил их, когда вое­ва­ли про­тив Филип­па. (6) Но не нару­шил ли я друж­бу и союз, не подо­рвал ли я их, дер­жа под сво­ею вла­стью Аргос? (7) Что тут ска­зать? На суть ли дела сослать­ся или на обсто­я­тель­ства? Если по сути, то мне есть два оправ­да­ния: сами аргос­цы меня при­зва­ли, сами сда­ли мне город, и я при­нял его под свою власть, а не захва­тил: и было это тогда, когда аргос­цы дер­жа­ли руку Филип­па и не были ваши­ми союз­ни­ка­ми. (8) Что же до обсто­я­тельств, то и они в мою поль­зу: ведь я уже вла­дел Арго­сом, когда заклю­чил с вами дого­вор, и вы потре­бо­ва­ли при­слать вам вои­нов, а выве­сти вой­ско из это­го горо­да не тре­бо­ва­ли. (9) И, конеч­но, в спо­ре об Арго­се спра­вед­ли­вость на моей сто­роне, ибо не ваш при­нял я под власть город, а вра­же­ский, по жела­нию граж­дан, (10) а не при­нудив их силой; и сде­лал то с ваше­го согла­сия, ибо по усло­ви­ям дого­во­ра вы оста­ви­ли Аргос мне. (11) Кро­ме про­че­го, тяго­те­ет надо мной имя тира­на и мол­ва о делах, тира­нам свой­ст­вен­ных, — что при­зы­ваю рабов к сво­бо­де, а неиму­щих наде­ляю зем­лей. (12) Что до име­ни тира­на, могу ска­зать: кто бы ни назы­вал меня так, я-то остал­ся таким, каким был, когда сам ты, Тит Квинк­ций, заклю­чал со мною союз. (13) И пом­нит­ся, тогда назы­ва­ли вы меня царем, а теперь вот зове­те тира­ном⁷⁴. Если стал я власт­во­вать по-дру­го­му, то дол­жен отве­тить за непо­сто­ян­ство свое, а если та же власть ста­ла звать­ся у вас по-дру­го­му, то уж за ваше непо­сто­ян­ство над­ле­жит отве­тить вам. (14) А что давал я рабам сво­бо­ду, дабы уве­ли­чить чис­ло граж­дан, и оде­лял бед­ня­ков зем­лею, могу и тут сослать­ся на вре­мя, и буду прав. (15) Ведь делал я это тогда, когда вы заклю­чи­ли со мной союз и при­ня­ли от меня вой­ско про­тив Филип­па. (16) Но даже если бы и сей­час делал я то же, то не стал бы спра­ши­вать, что тут для вас оскор­би­тель­но­го и чем нару­шил я друж­бу с вами, а ска­зал бы лишь, что сле­дую обы­ча­ям и уста­нов­ле­ни­ям наших пред­ков. (17) Не суди­те о том, что дела­ет­ся в Лакеде­моне, по вашим обы­ча­ям и зако­нам. Не срав­ни­вай­те по отдель­но­сти то одно, то дру­гое. У вас по цен­зу наби­ра­ют кон­ни­ков, по цен­зу — пехо­тин­цев, и счи­та­е­те пра­виль­ным, что, кто бога­че, тот и коман­ду­ет, а про­стой народ под­чи­ня­ет­ся⁷⁵. (18) Наш же зако­но­да­тель⁷⁶, напро­тив, не хотел, чтобы государ­ство ста­ло досто­я­ни­ем немно­гих, тех, что у вас зовут­ся сена­том, не хотел, чтобы одно или дру­гое сосло­вие пер­вен­ст­во­ва­ло в государ­стве; он стре­мил­ся урав­нять людей в досто­я­нии и в поло­же­нии и тем дать оте­че­ству боль­ше защит­ни­ков. (19) Слиш­ком мно­го ска­зал я и гово­рил долее, чем при­ня­то было у отцов наших⁷⁷. Мож­но ска­зать и коро­че: после того как заклю­чил с вами союз, я ниче­го не сде­лал тако­го, дабы рас­ка­и­вать­ся вам, что при­ня­ли меня в дру­зья».

32. (1) Рим­ский пол­ко­во­дец отве­чал на это так: «Не с тобой вовсе заклю­чи­ли рим­ляне дого­вор о друж­бе и сою­зе, (2) а с Пело­пом, истин­ным и закон­ным царем лакеде­мо­нян⁷⁸; пра­ва его, как и власть, тира­ны захва­ти­ли силой и удер­жи­ва­ли за собой, ибо мы с.132 заня­ты были вой­на­ми то с кар­фа­ге­ня­на­ми, то с гал­ла­ми, то с дру­ги­ми наро­да­ми. Тем же вос­поль­зо­вал­ся и ты совсем недав­но, во вре­мя Македон­ской вой­ны. (3) Раз­ве подо­ба­ет тому, кто вел вой­ну с Филип­пом за сво­бо­ду Гре­ции, вести друж­бу с тира­ном, да еще с самым жесто­ким и самым сви­ре­пым к сво­им сограж­да­нам, какой когда-либо суще­ст­во­вал? (4) Даже если бы ты не захва­тил ковар­ным обма­ном Аргос, не удер­жи­вал бы его и даль­ше, нам все рав­но над­ле­жа­ло, раз уж осво­бож­да­ем мы всю Гре­цию, вос­ста­но­вить ста­рин­ную сво­бо­ду и зако­ны Лакеде­мо­на, на кото­рые ссы­ла­ешь­ся ты, слов­но вто­рой Ликург. (5) Как! Мы заста­ви­ли Филип­па выве­сти вой­ска из Иаса и из Бар­ги­лий, и если поз­во­лим тебе попи­рать Аргос и Лакеде­мон, два досто­слав­ных горо­да, неко­гда све­то­чи Гре­ции, то навек запят­на­ем свою сла­ву осво­бо­ди­те­лей Гре­ции! (6) Но аргос­цы, ска­жешь ты, были в сго­во­ре с Филип­пом. Не заботь­ся о наших обидах. Да к тому же мы зна­ем, что повин­ны тут два или три чело­ве­ка, а не весь город; (7) и, кля­нусь бога­ми, не по реше­нию наро­да при­зва­ли в город тебя и тво­их сол­дат и откры­ли вам ворота кре­по­сти! (8) Вот фес­са­лий­цы, фокей­цы и жите­ли Локр — те с обще­го согла­сия при­со­еди­ни­лись к Филип­пу, это нам извест­но; одна­ко и их мы осво­бо­ди­ли, как и всю осталь­ную Гре­цию. Как же, по-тво­е­му, долж­ны мы посту­пить с Арго­сом, где собра­ние граж­дан ни в чем не повин­но? (9) Ты гово­рил здесь — вме­ня­ют тебе в пре­ступ­ле­ние, что при­зы­вал рабов к сво­бо­де и разда­вал зем­ли неиму­щим. Про­вин­ность нема­лая, спо­ру нет. Но чего сто­ит она в срав­не­нии с неслы­хан­ны­ми зло­де­я­ни­я­ми, что вер­ши­те ты и твои при­спеш­ни­ки каж­дый день? (10) Вот созо­вем мы сво­бод­ные собра­ния граж­дан, будь то в Арго­се, будь то в Лакеде­моне, услы­шишь тогда, какие пре­ступ­ле­ния вер­шит самая наг­лая из тира­ний. (11) Я уж не гово­рю обо всех преж­них жесто­ко­стях; а какую рез­ню устро­ил зять твой Пифа­гор в Арго­се почти на моих гла­зах! Сколь­ко кро­ви про­лил ты сам, когда я уж почти всту­пил на зем­лю лакеде­мо­нян! (12) Ты при­ка­зал бы хоть при­ве­сти сюда, пусть в цепях, тех, кого схва­ти­ли на сход­ке, кому в при­сут­ст­вии сограж­дан обе­щал ты, что пре­бу­дут хоть и в тюрь­ме, да в без­опас­но­сти; несчаст­ные роди­те­ли, что опла­ки­ва­ют их как умер­ших, пусть уте­шат­ся, увидев­ши, что они живы. (13) А если и так, ска­жешь ты, вам-то, рим­ляне, что за дело? И такое посме­ешь ты мол­вить осво­бо­ди­те­лям Гре­ции? Вои­нам, кото­рые пере­сек­ли море, бились на море и на суше, чтобы воз­вра­тить вам сво­бо­ду? (14) Все рав­но, ска­жешь ты, я-то сам друж­бу с вами ведь не нару­шил, на наш союз не посяг­нул. Сколь­ко раз дока­зы­вать тебе, что имен­но это-то ты и сде­лал? Не ста­ну гово­рить о мно­гом, ска­жу лишь об одном, о глав­ном. (15) Каки­ми дея­ни­я­ми кла­дут конец друж­бе? Не тем ли, что напа­да­ют на союз­ни­ков наших как на вра­гов? Не тем ли, что всту­па­ют в союз с наши­ми вра­га­ми? (16) Ты сде­лал и то, и дру­гое. Союз­ник Рима, ты посмел силой ору­жия поко­рить себе дру­го­го союз­ни­ка Рима — город Мес­се­ну⁷⁹, при­ня­тый в чис­ло дру­зей наших на таких же пра­вах, что и Лакеде­мон⁸⁰. (17) С Филип­пом же, вра­гом нашим, не с.133 толь­ко заклю­чил ты союз, но — о боги! — всту­пил в род­ство через пре­фек­та его Филок­ла. (18) Слов­но непри­я­тель, веду­щий с нами вой­ну, запо­ло­нил ты море вокруг Малеи пират­ски­ми кораб­ля­ми. Рим­ских граж­дан убил ты и захва­тил в плен не боль­ше ли, чем сам царь Филипп? (19) Кораб­лям, что везут нашим вои­нам про­до­воль­ст­вие, спо­соб­нее теперь про­хо­дить даже у бере­гов Македо­нии, неже­ли мимо Малеи. (20) И нече­го тебе взы­вать к вер­но­сти друж­бе и сою­зу! Не пытай­ся гово­рить как про­стой чело­век, гово­ри истин­ным сво­им язы­ком — язы­ком тира­на и вра­га рим­лян».

33. (1) Тогда Ари­стен при­нял­ся уго­ва­ри­вать и молить Наби­са, чтобы тот спа­сал свою жизнь и досто­я­ние, покуда еще не позд­но. (2) По име­нам назы­вал он тира­нов сосед­них горо­дов, что по доб­рой воле сло­жи­ли с себя власть, вос­ста­но­ви­ли сво­бо­ду сограж­дан и потом жили до ста­ро­сти в мире и даже в поче­те. (3) Пока гово­ри­ли да слу­ша­ли, при­бли­зи­лась ночь и поло­жи­ла конец собра­нию. На дру­гой день Набис ска­зал, что раз рим­ля­нам так угод­но, он ухо­дит из Аргоса, выво­дит свой гар­ни­зон и наме­рен так­же вер­нуть плен­ных и пере­беж­чи­ков. (4) Если же рим­ляне захотят еще чего-либо, пусть пись­мен­но изло­жат свои тре­бо­ва­ния, чтобы мог он обсудить их с дру­зья­ми. (5) Тира­ну дали вре­мя посо­ве­то­вать­ся со сво­и­ми; Квинк­ций тоже собрал совет, на кото­рый допу­ще­ны были самые вид­ные граж­дане союз­ных горо­дов. (6) Боль­шин­ство твер­до сто­я­ло за то, чтобы про­дол­жить вой­ну и покон­чить с тира­ном, ина­че сво­бо­да Гре­ции все­гда будет в опас­но­сти; (7) разум­нее было не начи­нать вой­ну про­тив Наби­са, неже­ли теперь пре­кра­щать уже нача­тую; (8) ведь он укре­пит тогда свое вла­ды­че­ство, и полу­чит­ся, буд­то сам рим­ский народ вру­чил ему непра­вую власть; а это поощ­рит мно­гих дру­гих в стрем­ле­нии отнять сво­бо­ду у сограж­дан. (9) Одна­ко Квинк­ций мыс­ля­ми сво­и­ми скло­нял­ся к миру. Он видел, что враг запер­ся за сте­на­ми, и зна­чит, при­дет­ся оса­ждать город, а оса­да будет дол­гой и неиз­вест­но еще чем кон­чит­ся. (10) Лакеде­мон не Гитий, кото­рый даже и брать не при­шлось, ибо он сдал­ся сам, но город весь­ма могу­ще­ст­вен­ный, и мно­го у него ору­жия и защит­ни­ков. (11) Одна надеж­да, что, когда при­бли­зит­ся рим­ское вой­ско, нач­нут­ся рас­при меж­ду сами­ми сто­рон­ни­ка­ми Наби­са или жите­ли под­ни­мут­ся про­тив него. А тогда никто и не станет сра­жать­ся, едва увидят зна­ме­на когорт почти уже в воротах Лакеде­мо­на. (12) К тому же легат Вил­лий объ­явил ведь, воз­вра­ща­ясь от Антио­ха, что мир, заклю­чен­ный им с этим царем, нена­де­жен и Антиох уже пере­пра­вил в Евро­пу гораздо более сухо­пут­ных и мор­ских сил, неже­ли рань­ше. (13) Если армия заня­та будет оса­дой Лакеде­мо­на, какие вой­ска выста­вит он, Квинк­ций, про­тив столь могу­ще­ст­вен­но­го царя? (14) Так гово­рил кон­сул вслух, про себя же опа­сал­ся, что новый кон­сул полу­чит по жре­бию в управ­ле­ние про­вин­цию Гре­цию и при­дет­ся тогда почти уже добы­тую сла­ву победи­те­ля усту­пить пре­ем­ни­ку.

34. (1) Дово­ды его, одна­ко, нисколь­ко не убеди­ли союз­ни­ков; тогда Квинк­ций при­тво­рил­ся, буд­то согла­сен с ними и тем сумел с.134 добить­ся, что они согла­си­лись с ним. (2) «Ну, лад­но! — ска­зал он. — Раз вы так хоти­те, давай­те оса­дим Лакеде­мон. Но не надо обма­ны­вать­ся на этот счет: оса­ждать город — дело весь­ма дол­гое, так что зача­стую оса­ждаю­щие теря­ют тер­пе­ние преж­де, чем оса­жден­ные. При­дет­ся вам, зна­чит, при­гото­вить­ся зиму про­ве­сти под сте­на­ми Лакеде­мо­на. (3) Если бы дол­гое это дело сули­ло нам одни лишь опас­но­сти да труды, кои и души ваши и тела гото­вы выдер­жать, я сам при­зы­вал бы вас к оса­де; (4) но ведь потре­бу­ют­ся еще и боль­шие рас­хо­ды; чтобы оса­ждать столь огром­ный город, нуж­ны и осад­ные соору­же­ния, и мета­тель­ные устрой­ства, да и нема­ло пона­до­бит­ся обо­зов с про­до­воль­ст­ви­ем и для ваших вои­нов, и для наших, чтобы сыты были всю зиму. (5) Так что сле­ду­ет все пред­у­смот­реть, дабы после не ста­ли вы коле­бать­ся или не отрек­лись бы позор­но от нача­то­го. По-мое­му, сле­ду­ет каж­до­му из вас напи­сать в свой город и узнать, что там дума­ют и сколь­ко вой­ска могут выста­вить. (6) У меня вспо­мо­га­тель­ных войск хва­та­ет даже с избыт­ком, толь­ко чем мы мно­го­чис­лен­нее, тем боль­ше нам все­го нуж­но. Во вра­же­ской стране вокруг нас — голая зем­ля, а зима уже близ­ко, и труд­но будет достав­лять при­па­сы, да и при­во­зить их при­дет­ся изда­ле­ка». (7) Такая речь тот­час заста­ви­ла каж­до­го живо вооб­ра­зить, как встре­тят у него в горо­де пред­ло­же­ние начать оса­ду: рав­но­ду­шие, зло­ре­чие и зависть тех, кто оста­ет­ся дома, к тем, кто идет на вой­ну; (8) сво­бо­да мне­ний, из-за кото­рой труд­но достичь еди­но­ду­шия; скудость город­ской каз­ны да хит­ро­сти, на кото­рые пус­ка­ют­ся люди, когда при­хо­дит­ся отда­вать день­ги на общие нуж­ды. (9) И тогда они отка­за­лись от преж­не­го сво­его мне­ния и реши­ли: пусть пол­ко­во­дец сам выби­ра­ет путь, какой сочтет наи­бо­лее выгод­ным для рим­ско­го наро­да и его союз­ни­ков.

35. (1) Квинк­ций, посо­ве­то­вав­шись толь­ко со сво­и­ми лега­та­ми и три­бу­на­ми, соста­вил усло­вия, (2) на кото­рых мог бы быть заклю­чен мир с тира­ном. Усло­вия были такие: меж­ду Наби­сом, с одной сто­ро­ны, и рим­ля­на­ми, царем Эвме­ном и родос­ца­ми — с дру­гой, уста­нав­ли­ва­ет­ся пере­ми­рие на шесть меся­цев; Тит Квинк­ций и Набис пошлют в Рим послов, дабы дого­вор был скреп­лен вла­стью сена­та; (3) нач­нет­ся пере­ми­рие с того дня, когда эти усло­вия в пись­мен­ном виде будут вру­че­ны Наби­су; из Аргоса и из всех дру­гих горо­дов в его зем­лях Набис за пер­вые десять дней выведет свои гар­ни­зо­ны и пере­даст эти горо­да рим­ля­нам без­оруж­ны­ми и сво­бод­ны­ми; (4) Набис не уведет с собою ни еди­но­го раба, будь то рабы цар­ские, либо государ­ст­вен­ные, либо про­стых граж­дан; а если какие уже уведе­ны, воз­вра­тит их, как поло­же­но, гос­по­дам⁸¹; (5) Набис вернет при­мор­ским горо­дам кораб­ли, кото­рые у них отнял, себе же оста­вит лишь два лег­ких суд­на не более чем с шест­на­дца­тью греб­ца­ми каж­дое; (6) всем упо­мя­ну­тым союз­ни­кам рим­ско­го наро­да Набис воз­вра­тит плен­ных и пере­беж­чи­ков, а мес­сен­цам к тому же и иму­ще­ство, какое оты­щет­ся и узна­но будет вла­дель­ца­ми; (7) к людям, изгнан­ным из Лакеде­мо­на, отпра­вит Набис их детей и жен, тех, что поже­ла­ют вновь соеди­нить­ся со сво­и­ми мужья­ми, с.135 не при­нуж­дая ни одну разде­лять с супру­гом изгна­ние; (8) Набис вернет все доб­ро тем сол­да­там-наем­ни­кам, кото­рые либо вер­ну­лись домой, либо пере­шли к рим­ля­нам; (9) ни один город ост­ро­ва Кри­та не сохра­нит Набис под сво­ей вла­стью, и те, кото­ры­ми вла­де­ет на ост­ро­ве, воз­вра­тит рим­ля­нам; ни с кем из кри­тян и ни с каким дру­гим наро­дом не всту­пит Набис в союз и не будет вести вой­ну; (10) из всех горо­дов, какие он воз­вра­тил и какие сами отда­лись под власть и покро­ви­тель­ство рим­ско­го наро­да, Набис выведет все свои гар­ни­зо­ны; и ника­ко­го ущер­ба не будут чинить тем горо­дам ни сам Набис, ни его люди; (11) ни одно­го посе­ле­ния, ни одной кре­по­сти не станет стро­ить Набис ни на сво­ей зем­ле, ни на чьей-либо; а дабы не усо­мни­лись рим­ляне, что выпол­нит Набис эти усло­вия, даст он пяте­рых залож­ни­ков по выбо­ру рим­ско­го пол­ко­во­д­ца — и в их чис­ле соб­ст­вен­но­го сына — и упла­тит сто талан­тов сереб­ра сей­час, а по пять­де­сят талан­тов будет пла­тить каж­дый год восемь лет под­ряд.

36. (1) Усло­вия запи­са­ли, Квинк­ций пере­нес лагерь бли­же к Лакеде­мо­ну и послал усло­вия в город. (2) Неко­то­рые из них не слиш­ком при­шлись тира­ну по нра­ву. Он, одна­ко, не ждал, что вовсе не упо­мя­нут о воз­вра­ще­нии изгнан­ни­ков и весь­ма тому обра­до­вал­ся; более же все­го оскор­бил­ся Набис тем, что лиша­ли его кораб­лей и при­мор­ских горо­дов. (3) Он и вправ­ду стал чрез­вы­чай­но богат бла­го­да­ря морю, ибо его пират­ские кораб­ли бес­чин­ст­во­ва­ли по все­му побе­ре­жью Малеи. Да и сол­дат наби­рал он отлич­ных из юно­шей тех при­мор­ских горо­дов. (4) Хоть и обсуж­дал Набис усло­вия со сво­и­ми дру­зья­ми тай­но, вско­ре все о них узна­ли, ибо при­спеш­ни­ки цар­ские столь же мало спо­соб­ны блю­сти тай­ну сво­его госуда­ря, сколь мало надеж­ны и во всем осталь­ном. (5) Совет­чи­ки Наби­са хули­ли не все усло­вия, а каж­дый пори­цал лишь то, кото­рое было ему не в при­быль. Кто женил­ся на супру­гах изгнан­ни­ков или завла­дел их иму­ще­ст­вом, тот кри­чал про­тив воз­вра­ще­ния жен и иму­ществ, ибо, гово­рил, то не воз­ме­ще­ние изгнан­ни­кам, а гра­беж нам. (6) Рабы, осво­бож­ден­ные было тира­ном, теря­ли не толь­ко сво­бо­ду — взо­рам их пред­сто­я­ло раб­ство еще более ужас­ное, неже­ли преж­нее, когда ока­жут­ся вновь во вла­сти раз­гне­ван­ных сво­их гос­под. (7) Наем­ни­ки тос­ко­ва­ли, что с заклю­че­ни­ем мира лишат­ся наград за служ­бу, а домой воз­вра­тить­ся не смо­гут, ибо нена­висть их сограж­дан к пособ­ни­кам тира­на рав­на была нена­ви­сти к нему само­му.

37. (1) Пона­ча­лу ропот шел лишь по дру­же­ским круж­кам, но вско­ре недо­воль­ные устре­ми­лись к ору­жию. (2) По доно­сив­ше­му­ся гулу тол­пы тиран решил, что народ уже доста­точ­но нака­лен, и при­ка­зал созвать сход­ку. (3) Там он рас­ска­зал, что веле­но было рим­ля­на­ми, ковар­но при­бав­ляя от себя кое-что, сулив­шее жите­лям еще более тягот и еще силь­нее при­во­див­шее их в него­до­ва­ние. На каж­дое тре­бо­ва­ние тол­па отве­ча­ла кри­ком — то общим, то в какой-нибудь части сход­ки. Тут Набис и спро­сил, чего они от него хотят, что ему отве­чать и как дей­ст­во­вать. (4) И все почти с.136 закри­ча­ли в один голос: «Ниче­го не отве­чай! Будем вое­вать!» И как в обы­чае у тол­пы, каж­дый желал ему бод­ро­сти духа и доб­рых надежд и твер­ди­ли, что фор­ту­на помо­га­ет сме­лым. (5) Тиран и сам от их воплей оду­ше­вил­ся и стал хва­лить­ся, что Антиох и это­лий­цы при­дут на помощь, да, впро­чем, у него и без них хва­тит вой­ска, чтобы выдер­жать оса­ду. (6) О мире боль­ше не было и речи; все раз­бе­жа­лись по местам, назна­чен­ным каж­до­му зара­нее. Неко­то­рые тот­час сде­ла­ли вылаз­ку и ста­ли бро­сать в рим­лян дро­ти­ки, так что у тех не оста­лось боль­ше сомне­ний в том, что вое­вать при­дет­ся. (7) Потом четы­ре дня шли лег­кие стыч­ки, кото­рые ниче­го не дали. (8) На пятый же день начал­ся бой почти насто­я­щий. Лакеде­мо­нян загна­ли обрат­но за сте­ны и так напу­га­ли, что неко­то­рые из рим­ских вои­нов, когда пре­сле­до­ва­ли бег­ле­цов, смог­ли ворвать­ся, не встре­тив сопро­тив­ле­ния, в город, там, где в сте­нах обра­зо­ва­лись про­ло­мы.

38. (1) И тогда Квинк­ций, уве­рив­шись, что вра­ги, испол­нен­ные стра­ха, боль­ше не решат­ся на вылаз­ки, понял, что при­шло вре­мя ему при­нять­ся за оса­ду. Послав­ши людей за кораб­ля­ми союз­ни­ков, что сто­я­ли у Гития, сам он тем вре­ме­нем вме­сте с воен­ны­ми три­бу­на­ми стал объ­ез­жать сте­ны, дабы рас­смот­реть рас­по­ло­же­ние горо­да. (2) Неко­гда Спар­та вовсе не име­ла стен, их воз­ве­ли лишь недав­но тира­ны в местах откры­тых и ров­ных, а на труд­но­до­ступ­ных и воз­вы­шен­ных вме­сто укреп­ле­ний рас­ста­ви­ли кара­у­лы. (3) Осмот­рев все, Квинк­ций рас­судил, что сле­ду­ет взять город в коль­цо, и окру­жил его все­ми сво­и­ми сила­ми — было же их у него, счи­тая и рим­лян, и союз­ни­ков, пехоту и кон­ни­цу, назем­ные вой­ска и моря­ков, до пяти­де­ся­ти тысяч чело­век. (4) Одни тащи­ли лест­ни­цы, дру­гие — факе­лы и все про­чее, нуж­ное не толь­ко для оса­ды горо­да, но и чтобы наве­сти на оса­жден­ных страх; Квинк­ций при­ка­зал кинуть­ся на сте­ны с гром­ки­ми кри­ка­ми сра­зу со всех сто­рон, дабы лакеде­мо­няне, с ужа­сом видя опас­ность ото­всюду, не зна­ли, куда бро­сить­ся сна­ча­ла и куда бежать на помощь. (5) Луч­ших сво­их вои­нов разде­лил он на три отряда: пер­вый пошел на город со сто­ро­ны хра­ма Апол­ло­на, вто­рой — со сто­ро­ны хра­ма Дик­тин­ны⁸², а тре­тий — из мест­но­сти, назы­вае­мой Геп­та­го­нии; во всех этих местах город открыт и лишен стен. (6) Вели­кий ужас ото­всюду надви­гал­ся на Лакеде­мон, то тут, то там слы­ша­лись вне­зап­ные кри­ки, со всех сто­рон шли тре­вож­ные вести; все же пона­ча­лу тиран и сам кидал­ся туда, где было все­го опас­нее, и посы­лал сво­их вое­на­чаль­ни­ков; (7) но под конец, видя, что страх сде­лал­ся все­об­щим, впал в оце­пе­не­ние и не мог боль­ше ни гово­рить, ни слу­шать. Не толь­ко не в силах был он при­ни­мать реше­ния, но даже, каза­лось, совсем поте­рял рас­судок.

39. (1) В узких про­хо­дах, в трех раз­ных местах про­тив трех отрядов рим­лян сто­я­ли лакеде­мо­няне пона­ча­лу твер­до; но бой раз­го­рал­ся и мало-пома­лу стал нерав­ным. (2) Лакеде­мо­няне бро­са­ли дроты, но рим­ляне лег­ко защи­ща­лись от них сво­и­ми боль­ши­ми щита­ми, и дроты либо не доста­ва­ли вои­нов, либо заде­ва­ли лишь с.137 слег­ка; (3) а про­хо­ды были узки, и слиш­ком тес­ны, так что негде было раз­бе­жать­ся, чтобы бро­сить дро­тик с силою; даже дви­гать­ся сво­бод­но не уда­ва­лось и усто­ять при мета­нии было труд­но. (4) Бро­шен­ные без раз­бе­га дроты тел не дости­га­ли и лишь немно­гие воткну­лись в щиты. (5) Неко­то­рые из рим­лян были, прав­да, ране­ны дрота­ми, кото­рые бро­са­ли вои­ны, сто­яв­шие выше; когда же рим­ляне про­дви­ну­лись даль­ше, то ста­ли бро­сать на них с крыш домов уже не толь­ко дроты, но и чере­пи­цу. (6) Вои­ны Квинк­ция такой напа­сти не ожи­да­ли, одна­ко под­ня­ли щиты над голо­ва­ми, сошлись плот­но и тем самым не оста­ви­ли места, куда мог­ли попасть дроты, что мета­ли изда­ли и всле­пую, — даже вбли­зи не най­ти было места, куда воткнуть копье; и вот под защи­той такой «чере­па­хи» ста­ли дви­гать­ся впе­ред. (7) Сна­ча­ла шли мед­лен­но и с трудом, ибо ули­цы были узки и пол­ны тол­пою сво­их и вра­гов, но, тес­ня про­тив­ни­ка, достиг­ли улиц более про­стор­ных, и тут уж лакеде­мо­ня­нам невоз­мож­но ста­ло дер­жать­ся про­тив рим­ской силы и натис­ка. (8) Они повер­ну­ли назад и врас­сып­ную устре­ми­лись к тем частям горо­да, что лежат выше. Набис счел, что город уже взят, и, весь дро­жа, искал, куда бы спря­тать­ся. (9) Рим­ляне и в самом деле взя­ли бы Лакеде­мон, но тут Пифа­гор, кото­рый и вооб­ще дей­ст­во­вал сме­ло, как того тре­бу­ет долг пол­ко­во­д­ца, один из всех дога­дал­ся, как спа­сти город. Он при­ка­зал под­жечь дома, что воз­ле стен. (10) Разду­ва­ли пожар с тем тща­ни­ем, с каким обыч­но тушат, и отто­го дома заго­ра­лись вмиг; (11) на рим­лян обру­ши­лись кры­ши, оскол­ки чере­пи­цы, горя­щие бал­ки; вих­ри пла­ме­ни понес­лись по ули­цам, а в тучах дыма опас­ность каза­лась страш­нее. (12) Те рим­ляне, что бро­си­лись было в бой, отхлы­ну­ли от стен; те же, что ворва­лись уже внутрь, когда пожар под­нял­ся поза­ди их, испу­га­лись, что будут отре­за­ны от сво­их, и пото­ро­пи­лись выбе­жать обрат­но. (13) Увидев, что про­ис­хо­дит, Квинк­ций велел тру­бить отбой, и рим­ля­нам при­шлось отой­ти от горо­да, кото­рый они почти уже захва­ти­ли, и воро­тить­ся в лагерь.

40. (1) Квинк­ций боль­ше надежд воз­ла­гал на то, чтобы напу­гать вра­гов, чем на поло­же­ние дел. Поэто­му и сле­дую­щие три дня он ста­рал­ся все вре­мя их тре­во­жить: то зате­вал стыч­ки, то стро­ил соору­же­ния в раз­ных местах, чтобы закрыть непри­я­те­лю пути к бег­ству. (2) Дей­ст­вия эти испу­га­ли тира­на, и он вновь⁸³ послал Пифа­го­ра к рим­ско­му пол­ко­вод­цу. Пона­ча­лу Квинк­ций не поже­лал вовсе его слу­шать и при­ка­зал поки­нуть лагерь; но Пифа­гор при­нял­ся молить его самы­ми уни­жен­ны­ми сло­ва­ми, даже встал на коле­ни и нако­нец добил­ся-таки, что его выслу­ша­ли. (3) Спер­ва всё гово­рил он, что как рим­ляне решат, так оно и будет. (4) Когда же сло­ва эти не возы­ме­ли дей­ст­вия, ибо сочли их пусты­ми и ненуж­ны­ми, ска­зал, что, как и запи­са­но в усло­ви­ях, пере­дан­ных несколь­ки­ми дня­ми ранее, Набис согла­сен заклю­чить мир, упла­тить день­ги и выдать залож­ни­ков.

(5) Тиран был еще в оса­де, а вести, кото­рые непре­стан­но при­хо­ди­ли в Аргос, испол­ни­ли жите­лей муже­ства, (6) и они, с.138 пред­во­ди­тель­ст­ву­е­мые неким Архип­пом, изгна­ли спар­тан­цев из горо­да. Пифа­гор увел с собою луч­ших вои­нов, остав­лен­ных же в кре­по­сти было мало, и аргос­цы их попро­сту пре­зре­ли. (7) Тимо­кра­ту из Пел­ле­ны, так как поль­зо­вал­ся он сво­ею вла­стию мило­серд­но, сохра­ни­ли жизнь и отпу­сти­ли под чест­ное сло­во. Квинк­ций заклю­чил мир с тира­ном, отпу­стил Эвме­на и родо­с­цев, а бра­та сво­его Луция Квинк­ция отпра­вил обрат­но к флоту; после чего при­был в Аргос, где встре­чен был с радо­стью.

41. (1) В радо­сти жите­ли Аргоса на день при­бы­тия рим­ско­го пол­ко­во­д­ца и его вой­ска назна­чи­ли Немей­ские игры⁸⁴ — самые что ни на есть тор­же­ст­вен­ные, кото­рые преж­де не про­во­ди­лись по при­чине воен­ных бед; во гла­ве же Игр поста­ви­ли само­го Квинк­ция. (2) Еще мно­гое довер­ша­ло их радость: воз­вра­ща­лись из Лакеде­мо­на сограж­дане, кото­рых увел туда сна­ча­ла Набис, а недав­но Пифа­гор; (3) воз­вра­ща­лись и те, кто бежал из горо­да, когда Пифа­гор рас­крыл заго­вор⁸⁵ и стал уби­вать участ­ни­ков его; радо­ва­лись они и тому, что с ними рим­ляне, кото­рые ради них же взя­лись за ору­жие, изба­ви­ли от тира­на и после дол­го­го раб­ства⁸⁶ вер­ну­ли сво­бо­ду, — в самый день Немей­ских игр раздал­ся голос гла­ша­тая: отныне аргос­цы сво­бод­ны. (4) Радо­ва­лись и ахей­цы — тому, что вос­ста­но­ви­ли Аргос в Ахей­ском сою­зе; прав­да, и горечь тут при­ме­ша­лась отто­го, что Лакеде­мон остал­ся под игом тира­на. (5) И одни это­лий­цы на сво­их собра­ни­ях вся­че­ски поно­си­ли за то рим­лян и гово­ри­ли: «С Филип­пом вое­ва­ли до тех пор, пока не поки­нул он все горо­да Гре­ции, а Лакеде­мон вот оста­ви­ли под вла­стью тира­на. (6) Закон­ный царь, кото­рый бил­ся под рим­ски­ми зна­ме­на­ми, и слав­ные граж­дане горо­да осуж­де­ны про­ве­сти оста­ток дней сво­их в ссыл­ке; (7) выхо­дит, что рим­ский народ — пособ­ник все­власт­но­го Наби­са». Из Аргоса Квинк­ций увел вой­ско обрат­но в Эла­тию, откуда в свое вре­мя высту­пил на вой­ну про­тив спар­тан­цев.

(8) Неко­то­рые утвер­жда­ют⁸⁷, буд­то тиран вел вой­ну вовсе не из стен Лакеде­мо­на, (9) но сто­ял лаге­рем напро­тив рим­лян; и буд­то, пона­де­яв­шись напрас­но на помощь это­лий­цев и про­ждав­ши дол­го, вынуж­ден был нако­нец всту­пить в бой, ибо рим­ляне ста­ли напа­дать на обо­зы, что вез­ли ему при­па­сы; (10) и буд­то был он побеж­ден в том бою, лагерь же его взят, а уж затем при­шлось ему про­сить мира, после того, как поте­рял пят­на­дцать тысяч чело­век уби­ты­ми и более четы­рех тысяч плен­ны­ми.

42. (1) Око­ло того же вре­ме­ни достав­ле­ны были в Рим пись­ма: от Тита Квинк­ция обо всем, что про­изо­шло под Лакеде­мо­ном, и из Испа­нии от кон­су­ла Мар­ка Пор­ция. Сенат поста­но­вил про­ве­сти трех­днев­ные молеб­ст­вия⁸⁸ в честь обо­их вое­на­чаль­ни­ков. (2) В про­вин­ции кон­су­ла Луция Вале­рия после раз­гро­ма бой­ев у Литан­ско­го леса воца­ри­лось спо­кой­ст­вие, (3) и он явил­ся в Рим, дабы про­ве­сти выбо­ры, после кото­рых объ­явил кон­су­ла­ми Пуб­лия Кор­не­лия Сци­пи­о­на Афри­кан­ско­го во вто­рой раз и Тибе­рия Сем­п­ро­ния Лон­га. Отцы обо­их были кон­су­ла­ми в пер­вый год Вто­рой Пуни­че­ской вой­ны. (4) Потом про­ве­ли выбо­ры пре­то­ров: избра­ли с.139 Пуб­лия Кор­не­лия Сци­пи­о­на и двух Гне­ев Кор­не­ли­ев — Мерен­ду и Бла­зи­о­на, а так­же Гнея Доми­ция Аге­но­бар­ба, Секс­та Диги­тия и Тита Ювен­ция Таль­ну. После выбо­ров кон­сул вер­нул­ся в свою про­вин­цию.

(5) В том же году ферен­тин­цы попы­та­лись добить­ся новых прав для тех лати­нов, что при­пи­са­ны к рим­ским коло­ни­ям: чтобы счи­та­лись они рим­ски­ми граж­да­на­ми. (6) Те из них, кто запи­сал­ся в коло­ни­сты в Путе­о­лы, Салерн и Бук­сент, ста­ли и о себе утвер­ждать, буд­то они рим­ские граж­дане; но сенат рас­судил, что это не так⁸⁹.

43. (1) В нача­ле того года [194 г.], когда кон­су­ла­ми были Пуб­лий Сци­пи­он Афри­кан­ский во вто­рой раз и Тибе­рий Сем­п­ро­ний Лонг, в Рим при­бы­ли послы тира­на Наби­са. (2) Сенат при­нял их вне горо­да, в хра­ме Апол­ло­на. Они про­си­ли сенат утвер­дить мир, что заклю­чил Тит Квинк­ций, и того достиг­ли.

(3) Потом сенат занял­ся рас­пре­де­ле­ни­ем про­вин­ций; почти все сена­то­ры при­дер­жи­ва­лись мне­ния, что, коль ско­ро вой­на в Испа­нии и в Македо­нии кон­че­на, оба кон­су­ла долж­ны полу­чить в управ­ле­ние Ита­лию. (4) Сци­пи­он же пред­ста­вил мне­ние, что в Ита­лии доста­точ­но одно­го кон­су­ла, а дру­го­му сле­ду­ет отдать Македо­нию. «В ско­ром вре­ме­ни пред­сто­ит нам тяж­кая вой­на с Антиохом, — ска­зал он. — Если Антиох по соб­ст­вен­но­му почи­ну пере­пра­вил­ся уже в Евро­пу, поду­май­те, чего не сде­ла­ет он, (5) под­стре­кае­мый это­лий­ца­ми — а они нам вра­ги, тут сомне­вать­ся не при­хо­дит­ся, — да еще и Ган­ни­ба­лом, чья воин­ская сла­ва дер­жит­ся на победах над рим­ской арми­ей». (6) Пока обсуж­да­ли, какую про­вин­цию како­му кон­су­лу дать в управ­ле­ние, пре­то­ры бро­си­ли жре­бий. (7) Гнею Доми­цию доста­лось ведать судеб­ны­ми дела­ми в Горо­де, а Титу Ювен­цию — тяж­ба­ми меж­ду граж­да­на­ми и ино­зем­ца­ми; Даль­няя Испа­ния выпа­ла Пуб­лию Кор­не­лию, Ближ­няя Испа­ния — Секс­ту Диги­тию; два же Гнея Кор­не­лия полу­чи­ли: Бла­зи­он — Сици­лию, а Мерен­да — Сар­ди­нию. Посы­лать новую армию в Македо­нию не сочли нуж­ным. (8) Напро­тив того, реши­ли, что вой­ска, кото­рые там сто­ят, Квинк­ций воз­вра­тит в Ита­лию и рас­пу­стит; и Марк Пор­ций Катон тоже рас­пу­стит вой­ско, что сто­ит в Испа­нии. (9) Оба кон­су­ла полу­чи­ли в управ­ле­ние Ита­лию, и сенат пору­чил им набрать два город­ских леги­о­на, дабы у рес­пуб­ли­ки после пред­пи­сан­но­го роспус­ка войск ста­ло все­го восемь леги­о­нов.

44. (1) Свя­щен­ная вес­на справ­ля­лась в преды­ду­щем году⁹⁰ [195 г.] в кон­суль­ство Мар­ка Пор­ция и Луция Вале­рия, (2) но пон­ти­фик Пуб­лий Лици­ний доло­жил сна­ча­ла у себя в кол­ле­гии, а потом от ее име­ни в сена­те, что справ­ле­на она тогда была в нару­ше­ние свя­щен­ных уста­нов­ле­ний⁹¹; сена­то­ры, сле­дуя мне­нию пон­ти­фи­ков, поста­но­ви­ли спра­вить ее зано­во. И еще поста­но­ви­ли про­ве­сти обе­щан­ные вме­сте с нею Вели­кие игры, отпу­стив на них столь­ко денег, сколь­ко поло­же­но издав­на⁹². (3) В Свя­щен­ную вес­ну сле­до­ва­ло при­не­сти в жерт­ву весь при­плод скота, что наро­дил­ся с.140 меж­ду мар­тов­ски­ми и май­ски­ми кален­да­ми, в кон­суль­ство Пуб­лия Кор­не­лия Сци­пи­о­на и Тибе­рия Сем­п­ро­ния Лон­га⁹³.

(4) Потом про­ве­ли выбо­ры цен­зо­ров; цен­зо­ра­ми ста­ли Секст Элий Пет и Гай Кор­не­лий Цетег. Как и их пред­ше­ст­вен­ни­ки, они выбра­ли пер­во­при­сут­ст­ву­ю­щим сена­та кон­су­ла Пуб­лия Сци­пи­о­на⁹⁴. Из спис­ка сена­то­ров вычерк­ну­ли они все­го толь­ко тро­их, из кото­рых ни один не отправ­лял куруль­ной долж­но­сти. (5) Вели­кую бла­го­дар­ность все­го сенат­ско­го сосло­вия снис­ка­ли цен­зо­ры, велев куруль­ным эди­лам дать сена­то­рам отдель­ные от наро­да места на Рим­ских играх; преж­де сена­то­рам при­хо­ди­лось на играх сме­ши­вать­ся с тол­пою. Обще­ст­вен­ных коней отня­ли⁹⁵ лишь у немно­гих всад­ни­ков; и ни одно сосло­вие не постра­да­ло от суро­во­сти цен­зо­ров. По их при­ка­за­нию под­но­ви­ли и рас­ши­ри­ли Атрий Сво­бо­ды и Государ­ст­вен­ную вил­лу⁹⁶.

(6) Свя­щен­ная вес­на и игры справ­ле­ны были по обе­ту, кото­рый дал неко­гда кон­сул Сер­вий Суль­пи­ций Галь­ба⁹⁷. Пока все заня­ты были зре­ли­щем, (7) Квинт Пле­ми­ний, нахо­див­ший­ся в тюрь­ме за пре­ступ­ле­ния и свя­тотат­ства⁹⁸, совер­шен­ные в Локрах, под­го­во­рил несколь­ких чело­век, чтобы вне­зап­но, сре­ди ночи подо­жгли Рим в раз­ных местах и в Горо­де, встре­во­жен­ном ноч­ным смя­те­ни­ем, сло­ма­ли бы две­ри его тем­ни­цы. (8) Но заго­вор рас­крыт был пре­да­тель­ст­вом сообщ­ни­ков Пле­ми­ния; и доло­жи­ли о том сена­ту. Пле­ми­ния спу­сти­ли в ниж­нюю тюрь­му⁹⁹, и там при­нял он смерть.

45. (1) В тот год выведе­ны были коло­нии рим­ских граж­дан в Путе­о­лы, в Воль­турн и Литерн по три­ста чело­век в каж­дой. (2) И еще в Салерн и в Бук­сент. Выво­ди­ли коло­нии назна­чен­ные для того три­ум­ви­ры: Тит Сем­п­ро­ний Лонг^[2], быв­ший в то вре­мя и кон­су­лом, Марк Сер­ви­лий и Квинт Мину­ций Терм. Рас­пре­де­ли­ли зем­лю, что при­над­ле­жа­ла ранее кам­пан­цам¹⁰⁰. (3) Дру­гие три­ум­ви­ры — Децим Юний Брут, Марк Бебий Там­фил и Марк Гель­вий выве­ли коло­нию рим­ских граж­дан на Сипонт­ские зем­ли, что при­над­ле­жа­ли преж­де арпий­цам. Рав­но выве­ли коло­нии рим­ских граж­дан в Темп­су и в Кротон. (4) Темп­сан­ские зем­ли ото­бра­ны были у брут­тий­цев, кото­рые неко­гда изгна­ли с тех земель гре­ков. Крото­ном вла­де­ли гре­ки. (5) Коло­нию туда выво­ди­ли три­ум­ви­ры Гней Окта­вий, Луций Эми­лий Павел и Гай Лето­рий, а в Темп­су — Луций Кор­не­лий Меру­ла, Квинт <…> и Гай Сало­ний.

(6) И мно­же­ство зна­ме­ний вида­но было в тот год, а о дру­гих полу­че­ны изве­стия. На фору­ме, на Коми­ции, на Капи­то­лии виде­ли кап­ли кро­ви; (7) не раз шли зем­ля­ные дожди; голо­ва Вул­ка­на пыла­ла пла­ме­нем. Воды реки Нар¹⁰¹ потек­ли моло­ком; в Ари­мине в семьях сво­бод­ных людей яви­лись на свет дети без глаз и носов; а в Пицен­ских зем­лях родил­ся ребе­нок без рук и без ног. (8) Пон­ти­фи­ки поста­но­ви­ли во искуп­ле­ние этих зна­ме­ний про­ве­сти обряды очи­ще­ния; а когда жите­ли Адрии¹⁰² сооб­щи­ли, что у них шел дождь из кам­ней, реши­ли про­ве­сти девя­ти­днев­ные молеб­ст­вия с жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми.

с.141 46. (1) В Гал­лии про­кон­сул Луций Вале­рий Флакк воз­ле Медио­ла­на¹⁰³ дал сра­же­ние гал­лам-инсуб­рам, а так­же бой­ям, кото­рых вождь их Дору­лат пере­вел через Пад, дабы под­стрек­нуть к вос­ста­нию инсуб­ров; и в сра­же­нии том уби­то было вра­гов десять тысяч. (2) В эти же дни сото­ва­рищ Флак­ка Марк Пор­ций Катон отпразд­но­вал испан­ский три­умф. В три­ум­фе нес­ли два­дцать пять тысяч фун­тов сереб­ра в слит­ках, сто два­дцать три тыся­чи сереб­ря­ных дена­ри­ев¹⁰⁴, пять­сот сорок фун­тов оск­ско­го сереб­ра¹⁰⁵ и тыся­чу четы­ре­ста фун­тов золота. (3) Катон велел раздать из добы­чи каж­до­му пеше­му вои­ну по две­сти семь­де­сят ассов, а каж­до­му кон­но­му — в три раза боль­ше.

(4) Кон­сул Тибе­рий Сем­п­ро­ний воз­вра­тил­ся в свою про­вин­цию и сна­ча­ла повел леги­о­ны на зем­ли бой­ев; Бой­о­риг, царь бой­ев, и два его бра­та под­ня­ли все пле­мя и раз­би­ли лагерь на рав­нине, гото­вые к сра­же­нию, если рим­ляне перей­дут гра­ни­цы их вла­де­ний. (5) Узнав­ши, сколь мно­го­чис­лен­ны вра­ги и сколь уве­ре­ны они в победе, кон­сул поспе­шил послать гон­ца к сото­ва­ри­щу, дабы тот, буде не видит к тому пре­пят­ст­вий, шел к нему сколь воз­мож­но быст­рее; сам же, ска­зал, станет нароч­но мед­лить, ожи­дая его при­хо­да. (6) По той же при­чине, по какой кон­сул мед­лил, гал­лы, осмелев, спе­ши­ли дать сра­же­ние. Они хоте­ли покон­чить дело, пока не соеди­ни­лись оба вой­ска. (7) И одна­ко же, целых два дня толь­ко сто­я­ли, гото­вясь бить­ся, если рим­ляне вый­дут из сво­его лаге­ря; на тре­тий же день они дви­ну­лись, дошли до самых рим­ских валов и бро­си­лись на лагерь сра­зу со всех сто­рон. (8) Тогда кон­сул велел сво­им вои­нам взять­ся за ору­жие; когда же воору­жи­лись, задер­жал несколь­ко, чтобы еще воз­рос­ла сле­пая спесь вра­гов, а сам бы он мог за это вре­мя рас­пре­де­лить леги­о­ны и когор­ты по воротам, через какие каж­дой выхо­дить. (9) Два леги­о­на полу­чи­ли при­каз идти из двух глав­ных ворот, (10) но там такое мно­же­ство собра­лось гал­лов, что никак не мог­ли вый­ти. И бились дол­го в силь­ной тес­но­те не толь­ко меча­ми, но и щита­ми, и вру­ко­паш­ную: (11) рим­ляне — дабы вырвать­ся из лаге­ря, гал­лы — дабы ворвать­ся в лагерь или же хоть не выпу­стить рим­лян. (12) И дол­го напрас­но уси­ли­ва­лись, но нако­нец Квинт Вик­то­рий, цен­ту­ри­он пер­во­го пила¹⁰⁶ вто­ро­го леги­о­на, и Гай Ати­ний, воен­ный три­бун чет­вер­то­го, сде­ла­ли то, что часто помо­га­ет в тяж­ком бою: вырва­ли из рук зна­ме­нос­цев бое­вые зна­ме­на и бро­си­ли в самую гущу вра­гов. (13) И пер­вы­ми, дабы вер­нуть зна­ме­на, устре­ми­лись из ворот вои­ны вто­ро­го леги­о­на.

47. (1) И они бились уже по ту сто­ро­ну валов, а чет­вер­тый леги­он все еще оста­вал­ся в воротах; тут услы­ха­ли силь­ный шум с дру­го­го кон­ца лаге­ря. (2) Гал­лы ворва­лись через квес­тор­ские ворота¹⁰⁷; не менее двух­сот сол­дат уби­ли, кве­сто­ра Луция Посту­мия, про­зван­но­го Тим­па­ном, да еще Мар­ка Ати­ния и Пуб­лия Сем­п­ро­ния, кото­рые коман­до­ва­ли союз­ни­ка­ми; все они стой­ко бились с вра­гом. (3) Этой частью лаге­ря гал­лы вла­де­ли недол­го: вои­ны отбор­ной когор­ты¹⁰⁸, послан­ной кон­су­лом защи­щать квес­тор­ские с.142 ворота, пере­би­ли одних; тех, кто уже вошел, выгна­ли и не дали вой­ти новым. (4) Почти в то же вре­мя чет­вер­тый леги­он вме­сте с дву­мя отбор­ны­ми когор­та­ми вырвал­ся из лаге­ря. Так что у лаге­ря шли сра­зу три бит­вы, в трех раз­ных местах; невнят­ные кри­ки дохо­ди­ли до слу­ха вои­нов и отто­го рас­се­ян­но бились, ибо тре­во­жи­лись о това­ри­щах сво­их, коих судь­бу не веда­ли. (5) Так шло до полу­дня — и сила рав­ная с обе­их сто­рон и надеж­да на победу. Но гал­лы, телом сла­бые и изне­жен­ные, не вынес­ли столь дол­гий рат­ный труд, жару и более все­го жаж­ду и бежа­ли; на тех же, что оста­ва­лись, рим­ляне напа­ли ярост­но, рас­стро­и­ли ряды вра­гов и загна­ли обрат­но в их лагерь; (6) Кон­сул велел тру­бить отбой, и вои­ны послу­ша­лись почти все. Но неко­то­рые, раз­го­ря­чив­шись в бит­ве, пона­де­я­лись захва­тить вра­же­ский лагерь и гна­лись за бег­ле­ца­ми до самых их валов. (7) Увидев­ши, что рим­лян немно­го, гал­лы всей тол­пой высы­па­ли из лаге­ря и рим­лян раз­би­ли, так что кого не укро­тил при­каз кон­су­ла, тех укро­тил страх и вер­ну­лись обрат­но в лагерь. И рим­ля­нам, и гал­лам доста­ва­лось попе­ре­мен­но то бежать, то тор­же­ст­во­вать победу. (8) Все же гал­лы поте­ря­ли почти один­на­дцать тысяч чело­век, а рим­ляне — пять тысяч. И гал­лы ото­шли в глубь сво­ей стра­ны.

48. (1) Кон­сул повел свои леги­о­ны к Пла­цен­тии. Неко­то­рые пишут, что, соеди­нив­шись с сото­ва­ри­щем, опу­сто­ши­ли они зем­ли бой­ев и лигу­рий­цев до самых тех мест, где леса и болота пре­гра­ди­ли им путь; дру­гие же утвер­жда­ют, что Сци­пи­он не сде­лал вовсе ниче­го достой­но­го упо­ми­на­ния и воро­тил­ся в Рим про­во­дить выбо­ры.

(2) В том же году Тит Квинк­ций при­вел свою армию на зим­ние квар­ти­ры обрат­но в Эла­тию и всю зиму тво­рил суд, дабы испра­вить без­за­ко­ния, кои насаж­де­ны были в горо­дах прав­ле­ни­ем Филип­па и его пре­фек­тов, ибо, стре­мясь при­дать боль­ше сил сво­им сто­рон­ни­кам, ущем­ля­ли они пра­ва и сво­бо­ду дру­гих. (3) С нача­лом вес­ны Тит Квинк­ций явил­ся в Коринф, где по его ука­зу назна­чен был съезд горо­дов Гре­ции, и обра­тил­ся с речью к послан­цам их, обсту­пив­шим его буд­то на сход­ке. (4) Начав­ши с тех рим­лян, что пер­вы­ми всту­пи­ли в друж­бу с наро­да­ми Гре­ции, ска­зав после о пол­ко­во­д­цах, кото­рые коман­до­ва­ли до него в Македо­нии, оста­но­вил­ся он на делах, что совер­шил здесь сам. (5) Слу­ша­ли Квинк­ция с осо­бен­ным одоб­ре­ни­ем, но недо­воль­ны оста­лись тем, что ска­зал он о Наби­се. Сочли, что осво­бо­ди­те­лю Гре­ции никак не умест­но (6) остав­лять один из самых глав­ных горо­дов ее во вла­сти сви­ре­по­го тира­на, столь же нена­вист­но­го сограж­да­нам, сколь опас­но­го соседям.

49. (1) Квинк­ций знал об этих настро­е­ни­ях и ска­зал так: «При­зна­юсь, что слу­шать не стал бы я о мире с тира­ном, кабы была уве­рен­ность, что не погу­бим Лакеде­мон; (2) но так как спра­вить­ся с Наби­сом мож­но толь­ко, похо­ро­нив его под раз­ва­ли­на­ми вели­ко­го горо­да, то и рас­судил я, что доволь­но будет оста­вить все как есть, ибо тиран ослаб­лен сей­час настоль­ко, что обиды соседям сво­им не нане­сет; (3) если же при­бег­нем к более силь­ным сред­ствам, не погиб­нуть бы горо­ду от самих ста­ра­ний спа­сти его сво­бо­ду». Окон­чив с.143 речь о про­шлых делах, (4) Квинк­ций при­ба­вил, что наме­рен со всем вой­ском воро­тить­ся в Ита­лию; (5) не прой­дет и деся­ти дней, как услы­шат гре­ки об ухо­де рим­ско­го вой­ска из Демет­ри­а­ды и из Хал­киды; сей­час на гла­зах ахей­цев воз­вра­ща­ет он им Акро­ко­ринф; и пусть все увидят, кто при­вык лгать — рим­ляне или это­лий­цы; (6) они ведь упре­ка­ют гре­ков, что те сле­по дове­ри­ли сво­бо­ду свою рим­ско­му наро­ду, сме­ни­ли-де иго македо­нян на иго рим­лян. (7) Но ни делам это­лий­цев, ни речам их нико­гда нель­зя было давать веры, ска­зал Квинк­ций. И посо­ве­то­вал граж­да­нам дру­гих горо­дов ценить дру­зей не по сло­вам их, а по делам и рас­по­зна­вать получ­ше, кому долж­но дове­рять, а кого опа­сать­ся. (8) И сво­бо­дой сво­ей да поль­зу­ют­ся гре­ки в меру, ибо, разум­но огра­ни­чен­ная, она цели­тель­на для каж­до­го граж­да­ни­на и для все­го государ­ства, но изли­шек сво­бо­ды при­во­дит к рас­пу­щен­но­сти и необ­ду­ман­но­сти поступ­ков, что нетер­пи­мо для дру­гих и гибель­но для тех, кто ей пре­да­ет­ся; (9) да оза­ботят­ся гре­ки согла­си­ем меж­ду горо­да­ми, меж­ду пер­вы­ми граж­да­на­ми и сосло­ви­я­ми и меж­ду все­ми граж­да­на­ми в каж­дом горо­де: если все будут жить соглас­но, тщет­ны­ми ока­жут­ся про­тив них уси­лия царей и тира­нов; (10) а несо­гла­сие и мяте­жи бла­го­при­ят­ст­ву­ют зло­умыш­лен­ни­кам, ибо в город­ских сму­тах сто­ро­на, кото­рая потер­пит пора­же­ние, пред­по­чтет ско­рее при­бег­нуть к помо­щи чуже­зем­цев, неже­ли усту­пить сограж­да­нам. (11) Да хра­нят гре­ки сами и да обе­ре­га­ют сво­им попе­че­ни­ем сво­бо­ду, что добы­та для них чужим ору­жи­ем, воз­вра­ще­на им чужой вер­но­стью; пусть народ рим­ский зна­ет, что вру­чил сво­бо­ду достой­ным и не про­па­ли напрас­но бла­го­че­сти­вые труды его.

50. (1) Услы­ша оте­че­ские его настав­ле­ния, про­сле­зи­лись радост­но все, даже и сам Квинк­ций. (2) И ропот одоб­ре­ния слы­шал­ся то и дело, и при­зы­ва­ли друг дру­га сло­жить сло­ва его в памя­ти сво­ей и в серд­це подоб­но сло­вам ора­ку­ла. (3) А когда умолк­ли, ска­зал Квинк­ций, чтобы за два меся­ца отыс­ка­ли рим­ских граж­дан, кото­рые у них в раб­стве, и ото­сла­ли бы к нему в Фес­са­лию, ибо позор обру­шит­ся на их голо­вы, если в осво­бож­ден­ной стране осво­бо­ди­те­ли оста­нут­ся в раб­стве. (4) И гром­ко бла­го­да­ри­ли все Квинк­ция еще и за то, что побуж­да­ет их испол­нить долг столь свя­щен­ный и непре­лож­ный. (5) В Гре­ции в самом деле весь­ма мно­го было рим­лян, что попа­ли в плен во вре­мя Пуни­че­ской вой­ны, и, как никто из сво­их их не выку­пил, то Ган­ни­бал их про­дал. (6) Сколь вели­ко было чис­ло плен­ных, мож­но судить по рас­ска­зу Поли­бия: он пишет, что содер­жа­ние их обо­шлось ахей­цам в сто талан­тов; выкуп же за каж­до­го уста­нов­лен был в пять­сот дена­ри­ев. Так что, если рас­честь, выхо­дит, что было их в Ахайе тыся­ча две­сти чело­век, (7) а из того мож­но вывесть, какое чис­ло было во всей Гре­ции.

(8) Собра­ние не разо­шлось еще, когда увиде­ли, что гар­ни­зон, здесь сто­яв­ший, спус­ка­ет­ся с Акро­ко­рин­фа, шага­ет пря­мо к воротам и покида­ет город. (9) Пол­ко­во­дец после­до­вал за сво­и­ми вои­на­ми, а все шли за ним и гром­ко сла­ви­ли спа­си­те­ля и осво­бо­ди­те­ля; и рас­про­стив­шись с про­во­жав­ши­ми, воз­вра­тил­ся Квинк­ций в Эла­тию с.144 по той же доро­ге, по какой при­шел. (10) В Эла­тии он при­ка­зал лега­ту Аппию Клав­дию вести все вой­ско через Фес­са­лию и Эпир в Орик¹⁰⁹ и там ожи­дать его. Ибо имен­но из Ори­ка решил Квинк­ций пере­прав­лять вой­ско в Ита­лию. (11) И напи­сал тот­час бра­ту Луцию Квинк­цию, кото­рый был его лега­том и коман­до­вал фло­том, собрать в Ори­ке со всех кон­цов Гре­ции суда для пере­воз­ки вои­нов.

51. (1) Сам же Квинк­ций отпра­вил­ся в Хал­киду, вывел гар­ни­зо­ны не толь­ко оттуда, но и из Орея и из Эре­трии, а после того созвал послан­цев от всех горо­дов Евбеи; (2) он напом­нил, како­во было им, когда при­шел он, и како­во теперь, когда ухо­дит, и с тем отпу­стил послан­цев. (3) Потом Квинк­ций отпра­вил­ся в Демет­ри­а­ду и вывел оттуда гар­ни­зон; а про­во­жа­ли их так же, как было то в Корин­фе и в Хал­киде. И про­дол­жал путь к Фес­са­лии, (4) где пред­сто­я­ло не толь­ко осво­бож­дать горо­да, но так­же бес­по­рядок и без­вла­стие заме­нить разум­ным прав­ле­ни­ем. (5) При­чи­ной же бес­по­ряд­ков были не одни лишь поро­ки вре­ме­ни или наси­лия цар­ские и про­из­вол, но про­ис­хо­ди­ли они так­же и от бес­по­кой­но­го нра­ва наро­да; от самых исто­ков сво­их и до наших дней ни одно народ­ное собра­ние, ни одну сход­ку, ни какой-либо совет не уме­ли люди эти про­ве­сти без рас­прей и сму­ты. (6) Квинк­ций поста­вил судей и сенат, ото­брав­ши по состо­я­нию иму­ще­ства каж­до­го, и тем сде­лал власт­ны­ми в горо­дах таких граж­дан, кои более дру­гих стре­ми­лись сохра­нять мир и спо­кой­ст­вие.

52. (1) Устро­ив­ши так дела в Фес­са­лии, при­шел Квинк­ций через Эпир в Орик, чтобы плыть оттуда в Ита­лию. (2) В Ори­ке все его вой­ско погру­зи­лось на суда, и поплы­ли в Брун­ди­зий; а из Брун­ди­зия шли через всю Ита­лию до само­го Рима слов­но бы на три­ум­фе: впе­ре­ди вез­ли добы­чу, какую отня­ли у вра­гов, и вере­ни­ца пово­зок не коро­че была колон­ны сол­дат. (3) Когда дошли до ворот Рима, сенат встре­тил Квинк­ция вне горо­да; сена­то­ры выслу­ша­ли отчет о делах его и поспе­ши­ли при­судить ему три­умф, столь заслу­жен­ный. (4) Три­умф длил­ся три дня. В пер­вый день нес­ли ору­жие, дроты, брон­зо­вые и мра­мор­ные изва­я­ния — и боль­ше их было отня­тых у Филип­па, неже­ли взя­тых у город­ских общин; во вто­рой день нес­ли золо­то и сереб­ро, обра­ботан­ное, сырое и в моне­тах. (5) Было там сорок три тыся­чи фун­тов сереб­ра в слит­ках¹¹⁰ и две­сти семь­де­сят тысяч фун­тов обра­ботан­но­го; мно­же­ство сосудов вся­ких, боль­ше все­го чекан­ных, неко­то­рые весь­ма тон­кой работы, а так­же несчет­но пред­ме­тов из брон­зы, с вели­ким искус­ст­вом сде­лан­ных, и десять сереб­ря­ных щитов. (6) Сереб­ря­ных монет было восемь­де­сят четы­ре тыся­чи атти­че­ских, что зовут­ся там тет­ра­д­рах­ма­ми¹¹¹, каж­дая весом почти в три дена­рия. (7) Золота было весом до трех тысяч семи­сот четыр­на­дца­ти фун­тов, я уж не гово­рю о щите цели­ком лито­го золота, да еще четы­ре тыся­чи пять­сот четыр­на­дцать Филип­по­вых золотых монет; (8) на тре­тий день про­нес­ли полу­чен­ные в дар от гре­че­ских горо­дов золотые вен­ки чис­лом сто четыр­на­дцать. (9) Про­ве­ли и живот­ных, пред­на­зна­чен­ных в жерт­ву. Перед колес­ни­цей три­ум­фа­то­ра шли плен­ни­ки и залож­ни­ки из самых знат­ных родов, в их чис­ле и Демет­рий, сын царя Филип­па, и с.145 Армен Лакеде­мо­ня­нин, сын тира­на Наби­са. (10) Под конец въе­хал в город сам Квинк­ций; за колес­ни­цей его шага­ли сол­да­ты в вели­ком мно­же­стве, ибо он при­вел из Гре­ции все свое вой­ско. (11) И розда­но было каж­до­му пеше­му вои­ну по две­сти пять­де­сят ассов, каж­до­му цен­ту­ри­о­ну — вдвое боль­ше и втрое — каж­до­му всад­ни­ку. (12) И еще то отли­ча­ло три­умф Квинк­ция, что шли там рим­ляне, выз­во­лен­ные из раб­ства, все с обри­ты­ми голо­ва­ми¹¹².

53. (1) В кон­це того года [194 г.] народ­ный три­бун Квинт Элий Тубе­рон по сенат­ско­му поста­нов­ле­нию пред­ло­жил наро­ду закон, кото­рый и был одоб­рен: «Да выведе­ны будут две латин­ских коло­нии, одна — в зем­ли брут­тий­цев, дру­гая — в зем­ли фурий­ские¹¹³». (2) И для того назна­чи­ли три­ум­ви­ров, дав­ши им власть на три года. Три­ум­ви­ра­ми ста­ли для выведе­ния коло­ний в зем­лю брут­тий­цев Квинт Невий, Марк Мину­ций Руф, Марк Фурий Крас­си­пед; для выведе­ния коло­ний в зем­ли фурий­ские — Авл Ман­лий, Квинт Элий и Луций Апу­стий. Гней Доми­ций, город­ской пре­тор, созвал два народ­ных собра­ния на Капи­то­лии, где и утвер­ди­ли тех три­ум­ви­ров для обе­их коло­ний.

(3) В том же году посвя­ти­ли богам несколь­ко хра­мов: Юноне Мату­те¹¹⁴ — на Овощ­ном рын­ке, по обе­ту кон­су­ла Гая Кор­не­лия, дан­но­му за четы­ре года пред тем, во вре­мя вой­ны с гал­ла­ми; освя­тил же он храм, будучи уже цен­зо­ром; (4) храм Фав­ну эди­лы Гай Скри­бо­ний и Гней Доми­ций постро­и­ли за два года пред тем на сереб­ро, добы­тое от штра­фов; и Гней Доми­ций освя­тил его, будучи уже город­ским пре­то­ром; (5) храм Фор­туне При­ми­ге­нии¹¹⁵ на Кви­ри­наль­ском хол­ме посвя­тил Квинт Мар­ций Рал­ла, дуум­вир, нароч­но для того назна­чен­ный; (6) а обет дал кон­сул Пуб­лий Сем­п­ро­ний Соф за десять лет пред тем, во вре­мя Пуни­че­ской вой­ны; он же, будучи уже цен­зо­ром, сдал под­ряд на стро­и­тель­ство это­го хра­ма¹¹⁶; (7) дуум­вир Гней Сер­ви­лий^[1] посвя­тил на Ост­ро­ве храм в честь Юпи­те­ра, а обет же дал за шесть лет пред тем, во вре­мя вой­ны про­тив гал­лов, Луций Фурий Пур­пу­ре­он, в ту пору пре­тор; он же сдал под­ряд на стро­и­тель­ство уже как кон­сул¹¹⁷. Тако­во было свер­шен­ное в том году¹¹⁸.

54. (1) Пуб­лий Сци­пи­он воз­вра­тил­ся из сво­ей про­вин­ции Гал­лии для избра­ния новых кон­су­лов. Состо­я­лись кон­суль­ские выбо­ры; кон­су­ла­ми ста­ли Луций Кор­не­лий Меру­ла и Квинт Мину­ций Терм. (2) На сле­дую­щий день ста­ли пре­то­ра­ми Луций Кор­не­лий Сци­пи­он, Марк Фуль­вий Ноби­ли­ор, Гай Скри­бо­ний, Марк Вале­рий Мес­са­ла, Луций Пор­ций Лицин и Гай Фла­ми­ний. (3) Куруль­ные эди­лы Авл Ати­лий Серран и Луций Скри­бо­ний Либон устро­и­ли тогда в пер­вый раз на Мега­ле­сий­ских играх¹¹⁹ сце­ни­че­ские пред­став­ле­ния. (4) Рим­ские игры, дан­ные эти­ми же эди­ла­ми, сена­то­ры впер­вые смот­ре­ли, сидя на отде­лен­ных от наро­да местах¹²⁰, и отто­го, как при вся­кой новизне, пошли раз­ные тол­ки. Одни гово­ри­ли: (5) нако­нец-де цен­зо­ры возда­ли долж­ное выс­ше­му сосло­вию, дав­но бы так; дру­гие, напро­тив, тол­ко­ва­ли: что-де умно­жа­ет сла­ву сена­та, то ведь отни­ма­ет­ся от досто­ин­ства наро­да, и тако­вые с.146 разде­ле­ния по нера­вен­ству сосло­вий вредят согла­сию их и стес­ня­ют сво­бо­ду; (6) пять­сот пять­де­сят восемь лет смот­ре­ли рим­ляне игры все сооб­ща, и какая же при­чи­на, что ныне сена­то­ры не жела­ют оста­вать­ся сре­ди наро­да (7) и бога­тый брез­гу­ет бед­ным сосе­дом? О такой новизне в ста­ри­ну не слы­хи­ва­ли, и не быва­ло столь спе­си­вых сена­то­ров ни у одно­го наро­да. (8) И нако­нец, как рас­ска­зы­ва­ют, сам Сци­пи­он Афри­кан­ский¹²¹ рас­ка­ял­ся в том, что он же и при­ду­мал, будучи кон­су­лом. Забве­ние древ­них поряд­ков нико­гда не заслу­жи­ва­ет одоб­ре­ния; люди все­гда пред­по­чтут сохра­нить все, как было в древ­но­сти, раз­ве что соб­ст­вен­ный опыт заста­вит от того отка­зать­ся.

55. (1) В нача­ле кон­суль­ства Луция Кор­не­лия и Квин­та Мину­ция [193 г.] столь часто воз­ве­ща­ли о зем­ле­тря­се­ни­ях, что люди уста­ли не толь­ко от них самих, но и от дней и обрядов очи­ще­ния, кото­рые про­во­ди­лись вся­кий раз. (2) Кон­су­лы же толь­ко и дела­ли, что при­но­си­ли иску­пи­тель­ные жерт­вы, а сенат не соби­ра­ли и управ­ле­ни­ем государ­ст­вом вовсе не мог­ли зани­мать­ся. (3) Нако­нец веле­ли децем­ви­рам спра­вить­ся в Кни­гах и по отве­ту их устро­и­ли трех­днев­ные молеб­ст­вия. (4) И надев­ши вен­ки, воз­но­си­ли моле­ния у всех изо­бра­же­ний богов, и веле­но было, чтобы и в семьях каж­дый молил богов. По поста­нов­ле­нию сена­та кон­су­лы при­ка­за­ли: буде в день, что объ­яв­лен свя­щен­ным ради искуп­ле­ния про­шед­ше­го зем­ле­тря­се­ния, при­дет весть о новом, никто не смел бы ту весть огла­шать. (5) Потом мета­ли жре­бий об управ­ле­нии про­вин­ци­я­ми спер­ва кон­су­лы, а после пре­то­ры. (6) Гал­лия доста­лась Кор­не­лию, а лигу­рий­цы — Мину­цию. Что же до пре­то­ров, то Гай Скри­бо­ний полу­чил город­скую пре­ту­ру, а Марк Вале­рий — суды по делам ино­зем­цев; Луцию Кор­не­лию выпа­ла Сици­лия, Луцию Пор­цию — Сар­ди­ния, Гаю Фла­ми­нию — Ближ­няя Испа­ния, а Мар­ку Фуль­вию — Даль­няя.

56. (1) На тот год кон­су­лы не ожи­да­ли ника­кой вой­ны, но достав­ле­но было пись­мо от Мар­ка Цин­ция, пре­фек­та в Пизе; (2) он писал, что по селе­ни­ям лигу­рий­цев про­шли сход­ки, заго­вор охва­тил все пле­мя, и два­дцать тысяч лигу­рий­цев с ору­жи­ем в руках обру­ши­лись на зем­ли Лу́ны и опу­сто­ши­ли их, после же вторг­лись в пизан­ские пре­де­лы и разо­ри­ли все побе­ре­жье. (3) Тогда кон­сул Мину­ций (ибо он ведал Лигу­рий­ской про­вин­ци­ей) под­нял­ся на рост­ры и от име­ни сена­то­ров объ­явил, что два леги­о­на, (4) набран­ные в про­шлом году в Горо­де, долж­ны собрать­ся в Арре­ции не поз­же чем через десять дней; он же, Мину­ций, набе­рет два город­ских леги­о­на им на заме­ну. (5) И еще при­ка­зал явить­ся на Капи­то­лий союз­ни­кам и лати­нам, а так­же долж­ност­ным лицам и послам горо­дов, кото­рые долж­ны были постав­лять вои­нов¹²². (6) И велел им под­нять пят­на­дцать тысяч пеших и пять­сот кон­ни­ков по чис­лу моло­дых муж­чин в каж­дом горо­де¹²³. (7) И ска­зал, чтобы с Капи­то­лия пря­мо шли к воротам и отправ­ля­лись бы, нима­ло не мед­ля, домой, дабы тот­час же при­сту­пить к набо­ру. (8) А Фуль­вию и Фла­ми­нию¹²⁴ пору­чи­ли набрать в Риме для попол­не­ния войск по три тыся­чи пеших вои­нов и по сотне кон­ни­ков каж­до­му, да пять тысяч с.147 пеших и две­сти кон­ни­ков из союз­ни­ков-лати­нов; этим же пре­то­рам при­ка­за­но было, как при­дут в свои про­вин­ции, рас­пу­стить по домам преж­них вои­нов. (9) Но вои­ны город­ских леги­о­нов при­ня­лись напе­ре­бой жало­вать­ся народ­ным три­бу­нам: кто — что отслу­жил уж свой срок, кто — что неду­жит, и по этим при­чи­нам они-де осво­бож­де­ны долж­ны быть от служ­бы. Конец тем жало­бам поло­жи­ло пись­мо Тибе­рия Сем­п­ро­ния; (10) он писал, что десять тысяч лигу­ров всту­пи­ли на зем­лю Пла­цен­тии, рез­ней и пожа­ра­ми дошли до стен коло­нии и до бере­гов Пада; (11) и бойи тоже не сего­дня-зав­тра вос­ста­нут. Тогда сенат поста­но­вил: народ­ным три­бу­нам при­чи­ны, что будут при­во­дить, дабы не идти на вой­ну, в ува­же­ние не брать и при­знать то мяте­жом. (12) И еще добав­ле­но было, чтобы союз­ни­ки-лати­ны, кои слу­жи­ли в армии Пуб­лия Кор­не­лия и Тибе­рия Сем­п­ро­ния и коих те кон­су­лы отпу­сти­ли, яви­лись в Этру­рию в тот день (13) и в то место, какое ука­зал в сво­ем рас­по­ря­же­нии кон­сул Луций Кор­не­лий; ему же при­ка­за­но было наби­рать в горо­дах и селе­ни­ях, какие прой­дет, направ­ля­ясь в свою про­вин­цию, вои­нов столь­ко, сколь­ко сочтет нуж­ным, их воору­жать и вести с собой, домой же отпус­кать, лишь кого и когда он захо­чет.

57. (1) Окон­чив­ши набор, кон­су­лы отпра­ви­лись по сво­им про­вин­ци­ям; тогда Тит Квинк­ций пред­ло­жил сена­ту рас­смот­реть и, если ему будет угод­но, утвер­дить поста­нов­ле­ния, что́ при­нял он вме­сте с деся­тью лега­та­ми в Гре­ции¹²⁵; (2) он доба­вил, что сде­лать это сена­то­рам будет лег­че, если выслу­ша­ют они послов, при­быв­ших со всех кон­цов Гре­ции, от мно­гих горо­дов Азии и от царей. (3) Гай Скри­бо­ний, город­ской пре­тор, ввел их в сенат, и каж­дый полу­чил весь­ма бла­го­при­ят­ный ответ. (4) Антио­ха же дело, как тре­бо­вав­шее боль­ше вре­ме­ни, дабы его обсудить, пере­да­ли рас­смот­реть деся­ти лега­там, из коих неко­то­рые быва­ли у царя в Азии или в Лиси­ма­хии. (5) А Титу Квинк­цию веле­ли собрать потом тех лега­тов, с ними вме­сте выслу­шать послан­цев Антио­ха и отве­тить им, как того тре­бу­ют досто­ин­ство и поль­за рим­ско­го наро­да. (6) Глав­ны­ми в цар­ском посоль­стве были Менипп и Геге­си­а­накт. Менипп стал гово­рить пер­вым: не видит он, какая труд­ность в их деле, ибо при­бы­ли они затем лишь, чтобы про­сить о друж­бе и заклю­чить союз с рим­ским наро­дом. (7) А в друж­бу всту­пать меж собой могут горо­да и цари толь­ко тре­мя путя­ми. Пер­вый — когда победи­те­ли пред­пи­сы­ва­ли усло­вия побеж­ден­ным; тогда кто силою ору­жия одер­жал верх, тот и полу­ча­ет все, а потом и по сво­им зако­нам и по сво­е­му бла­го­усмот­ре­нию реша­ет, что поко­рен­ным вер­нуть, а что себе оста­вить. (8) Вто­рой — когда силы ока­за­лись рав­ны, и сто­ро­ны заклю­ча­ют на рав­ных дого­вор о мире и друж­бе, согла­ша­ют­ся, кому что вер­нуть и какие тре­бо­ва­ния удо­вле­тво­рить; если же какое вла­де­ние или иму­ще­ство постра­да­ло от вой­ны, то ула­жи­ва­ют дело либо по древним уста­нов­ле­ни­ям, либо исхо­дя из вза­им­ной выго­ды. (9) И тре­тий — когда те, кто преж­де нико­гда не враж­до­ва­ли и сошлись, дабы заклю­чить союз и всту­пить в друж­бу; тут никто сво­их усло­вий не уста­нав­ли­ва­ет и чужих не при­ни­ма­ет, с.148 ибо нет ни победи­те­лей, ни побеж­ден­ных. (10) Так-то и обсто­ит дело с Антиохом, и царь никак не пой­мет, с чего бы это рим­ляне сочли себя впра­ве давать ему свои усло­вия, ука­зы­вать, кото­рые горо­да Азии долж­ны стать сво­бод­ны­ми, а кото­рые будут пла­тить пода­ти, да еще — в какие будет закрыт доступ и для вой­ска цар­ско­го и для само­го царя. (11) Так мож­но гово­рить об усло­ви­ях мира с Филип­пом, ибо Филипп — враг, но не так долж­но гово­рить о сою­зе с Антиохом, ибо Антиох рим­ля­нам друг.

58. (1) На это Квинк­ций отве­тил: «Если вам угод­но делить, какие есть сою­зы да друж­бы, то и я хочу пред­ло­жить два усло­вия; если же царь их не при­мет, то пере­дай­те ему, что он всту­пить в друж­бу с рим­ским наро­дом не смо­жет. (2) Пер­вое: царь тре­бу­ет, чтобы не вме­ши­ва­лись мы вовсе, когда речь идет о горо­дах Азии; тогда и сам он пусть не вме­ши­ва­ет­ся в дела Евро­пы. (3) Вто­рое: если не оста­нет­ся царь в пре­де­лах Азии, а пере­пра­вит­ся в Евро­пу, рим­ляне сочтут себя впра­ве про­дол­жать друж­бу, что вели до сей поры с горо­да­ми в Азии, а так­же еще и с дру­ги­ми азий­ски­ми горо­да­ми всту­пать в друж­бу». (4) От таких слов воз­не­го­до­вал Геге­си­а­накт: ему, мол, и слы­шать в поно­ше­нье, как закры­ва­ют Антио­ху доступ в горо­да Фра­кии и Хер­со­не­са, (5) кои­ми пра­дед его Селевк, победив и убив в бою царя Лиси­ма­ха, с честью овла­дел и пере­дал наслед­ни­кам и кои Антио­ху при­шлось потом либо отби­вать у фра­кий­цев, что и совер­шил он столь же досто­хваль­но, либо засе­лять сно­ва, при­звав­ши назад зем­ледель­цев в те горо­да, кото­рые были поки­ну­ты жите­ля­ми, как и сама Лиси­ма­хия; те же, что лежа­ли в раз­ва­ли­нах или были сожже­ны, он отстро­ил зано­во с вели­ки­ми для себя затра­та­ми. (6) Так при­об­рел и так вер­нул себе Антиох эти вла­де­ния. И раз­ве изгнать его оттуда все рав­но, что запре­тить рим­ля­нам вхо­дить в Азию? (7) Ведь они-то нико­гда не име­ли в Азии ника­ких вла­де­ний! Всей душой стре­мит­ся царь к друж­бе с рим­ля­на­ми, но на усло­ви­ях слав­ных, а не низ­ких. (8) На то Квинк­ций: «Если уж нача­ли мы рас­суж­дать о достой­ном и слав­ном (а ведь толь­ко об этом, или преж­де все­го об этом, и подо­ба­ет рас­суж­дать пер­во­му в мире наро­ду и столь могу­ще­ст­вен­но­му царю), (9) то ска­жи­те, что же достой­нее — доби­вать­ся сво­бо­ды для всех гре­че­ских горо­дов, где бы ни нахо­ди­лись они, или стре­мить­ся вверг­нуть их в раб­ство и обло­жить данью? (10) Антиох дума­ет, буд­то сла­ва его в том, чтобы пора­бо­тить горо­да, кои­ми пра­дед его овла­дел лишь по пра­ву вой­ны, дед же и отец вооб­ще нико­гда не счи­та­ли сво­и­ми наслед­ст­вен­ны­ми вла­де­ни­я­ми; (11) ну, а рим­ский народ будет, как преж­де, с посто­ян­ст­вом и вер­но­стью сто­ять за сво­бо­ду гре­ков. (12) Народ наш осво­бо­дил уже Гре­цию от Филип­па, и так же точ­но жела­ет он осво­бо­дить в Азии горо­да гре­ков от Антио­ха. (13) Не для того выво­ди­ли гре­ки свои коло­нии в Эолиду и Ионию, чтобы быть у царя в раб­стве, но для того, чтобы древ­ней­шее пле­мя гре­че­ское мно­жи­лось и рас­про­стра­ня­лось по всей зем­ле».

59. (1) Геге­си­а­накт не знал, что и ска­зать; не мог он того оспо­рить, что, кто дает сво­бо­ду, похваль­нее посту­па­ет, неже­ли с.149 кто обра­ща­ет в раб­ство; и при­стой­ный пред­лог для при­тя­за­ний Антио­ха тоже сыс­кать не сумел. Тогда Пуб­лий Суль­пи­ций, стар­ший года­ми из всех лега­тов, ска­зал: (2) «Что тут хит­рить? Квинк­ций ясно, кажет­ся, пред­ло­жил два усло­вия, вот и выби­рай­те одно, а нет — так и гово­рить о друж­бе не сто­ит». (3) «Мы, — отве­тил Менипп, — не хотим и не можем обсуж­дать усло­вия, кои­ми умень­шит­ся цар­ство Антио­ха».

(4) На дру­гой день Квинк­ций при­вел в сенат всех послан­цев из Гре­ции и из Азии, дабы зна­ли они, что дума­ет рим­ский народ и како­вы наме­ре­ния Антио­ха каса­тель­но гре­че­ских горо­дов. И в сена­те ска­зал так: да объ­явят они сограж­да­нам сво­им, что рим­ский народ, (5) столь же доб­лест­но и вер­но, как отсто­ял их сво­бо­ду от Филип­па, отсто­ит ее и от Антио­ха, если не уйдет царь тот­час из Евро­пы. (6) Тут Менипп при­нял­ся закли­нать Квинк­ция и отцов-сена­то­ров: да не спе­шат при­ни­мать реше­ние, кото­рым нару­ше­но будет рав­но­ве­сие в мире, (7) пусть дадут вре­мя пораз­мыс­лить и себе, и царю; Антиох-де выслу­ша­ет их усло­вия и при­ду­ма­ет, как быть, либо усту­пит, дабы сохра­нить мир. Так и отло­жи­ли все дело. (8) А к Антио­ху посла­ли тех, кто побы­вал уже у него в Лиси­ма­хии: Пуб­лия Суль­пи­ция, Пуб­лия Вил­лия и Пуб­лия Элия¹²⁶.

60. (1) Послан­цы отпра­ви­лись; но тут рим­ские послы, вер­нув­шись из Кар­фа­ге­на, при­нес­ли весть: Антиох гото­вит­ся к войне и того не скры­ва­ет; Ган­ни­бал же помо­га­ет царю; и еще ска­за­ли, что сле­ду­ет быть нагото­ве, ибо тогда же могут вновь начать вой­ну и пуний­цы. (2) Ган­ни­бал бежал из оте­че­ства к Антио­ху, про то я уже рас­ска­зы­вал, и был у царя в вели­кой чести по той лишь при­чине, что не сыс­кать ему было дру­го­го чело­ве­ка, чьи сове­ты были бы столь полез­ны в войне; вой­ну же про­тив рим­лян Антиох замыш­лял с дав­них пор. (3) А совет Ган­ни­ба­ла все­гда был один: вой­ну вести в Ита­лии, (4) ибо, когда при­дут вра­ги-чуже­зем­цы, Ита­лия-де сама поста­вит им и при­па­сы, и вои­нов. Если же не в Ита­лии вое­вать, а в дру­гих зем­лях, то рим­ляне обру­шат­ся на про­тив­ни­ка всей силой ита­лий­ской и все­ми сво­и­ми вои­на­ми, и тогда не срав­ня­ет­ся с ними ни один царь, ни один народ. (5) Себе же тре­бо­вал Ган­ни­бал сто палуб­ных кораб­лей, десять тысяч пеших вои­нов и тыся­чу кон­ни­ков. С тем фло­том мыс­лил он отпра­вить­ся в Афри­ку, ибо силь­но наде­ял­ся, что смо­жет и кар­фа­ге­нян подвиг­нуть взять­ся вновь за ору­жие. (6) Если же те про­мед­лят, он, Ган­ни­бал, под­ни­мет вой­ну про­тив рим­лян где-либо в Ита­лии. Царю же сле­ду­ет со всем осталь­ным вой­ском пере­пра­вить­ся в Евро­пу и сто­ять где-нибудь в Гре­ции; в Ита­лию не плыть, но под угро­зой рим­лян дер­жать, это­го будет доволь­но, ибо види­мо­стью и слу­ха­ми в войне мож­но мно­гое сде­лать.

61. (1) Ган­ни­бал заста­вил царя на то согла­сить­ся, но желал так­же рас­по­ло­жить в свою поль­зу умы сограж­дан; писать же им не посмел, ибо опа­сал­ся, что пись­мо пере­хва­тят и все узна­ют. (2) В Эфе­се свел он зна­ком­ство с неким тирий­цем по име­ни Ари­стон, а что тот был весь­ма ловок, Ган­ни­бал испы­тал уже ранее в делах не столь важ­ных. Он зада­рил Ари­сто­на, мно­го чего посу­лил, да без согла­сия царя, и уго­во­рил поехать в Кар­фа­ген; (3) его с.150 научи­ли, что ска­зать и кому, Ган­ни­бал дал ему тай­ные зна­ки, по кото­рым узна­ют, от кого он послан. (4) Ари­стон при­ехал в Кар­фа­ген и не успел еще опо­ве­стить дру­зей Ган­ни­ба­ла, как вра­ги Ган­ни­ба­ла о нем узна­ли. (5) И ста­ли все гово­рить об Ари­стоне в круж­ках и на пируш­ках. (6) А после и пря­мо в сена­те кто-то ска­зал, что ниче­го не выга­да­ли, изгнав Ган­ни­ба­ла, ибо он и в отсут­ст­вие пле­тет заго­во­ры, сеет смя­те­ние в умах и нару­ша­ет спо­кой­ст­вие; (7) и что при­был некий тири­ец Ари­стон от Ган­ни­ба­ла и царя Антио­ха, и кое-кто каж­дый день с ним сове­ща­ет­ся и зава­ри­ва­ет тай­но сму­ту, ско­ро варе­во их вырвет­ся нару­жу на поги­бель всем. (8) И закри­ча­ли все: при­звать-де Ари­сто­на да спро­сить, для чего при­ехал, а буде отка­жет­ся отве­чать, ото­слать в Рим с лега­та­ми, ибо и без того доро­го обо­шлось нам без­рас­суд­ство одно­го чело­ве­ка; част­ные лица могут делать ошиб­ки на соб­ст­вен­ный страх, (9) государ­ство же долж­но быть чисто не толь­ко от вины, но и от мол­вы о ней. (10) Ари­сто­на при­зва­ли, и он пытал­ся себя оправ­дать — сто­ял на том, что нико­му не при­нес-де ника­ких писем; (11) а зачем при­ехал, не нашел, что отве­тить, и вовсе сму­тил­ся, когда его ули­чи­ли в том, что бесе­до­вал толь­ко с теми, кто в друж­бе с Бар­кида­ми¹²⁷. (12) Нача­лась пере­пал­ка. Одни кри­ча­ли, что лазут­чик он, вязать его надоб­но и взять под стра­жу, дру­гие твер­ди­ли, что поды­мать шум нет ника­кой при­чи­ны; (13) опас­ный при­мер — хва­тать ни за что чуже­зем­ца, ведь так же ста­нут посту­пать и с кар­фа­ге­ня­на­ми, кото­рые часто ездят по делам в Тир и в дру­гие тор­го­вые горо­да. Так и было в тот день отло­же­но дело. (14) Ари­стон же, попав к пуний­цам, по-пуний­ски и посту­пил: как стем­не­ло, выве­сил испи­сан­ные дощеч­ки в самом люд­ном месте горо­да — над вхо­дом в дом, где заседа­ли каж­дый день долж­ност­ные лица; сам же после полу­но­чи сел на корабль да и сбе­жал. (15) На дру­гой день при­шли суф­е­ты¹²⁸ занять места свои и начать суд, увида­ли дощеч­ки, сорва­ли и про­чи­та­ли. И вот что там было напи­са­но: «Ари­стон част­ных пору­че­ний не имел ни к кому, а лишь государ­ст­вен­ное — ко всем стар­цам» (так назы­ва­ли в Кар­фа­гене сенат). (16) Выхо­ди­ло, что дело каса­ет­ся всех, и отто­го не ста­ли так уж упор­но вести розыск об отдель­ных лицах. В Рим все же отпра­ви­ли послов, дабы доло­жить кон­су­лу и сена­ту о слу­чив­шем­ся, а заод­но и пожа­ло­вать­ся на обиды, чини­мые кар­фа­ге­ня­нам Маси­нис­сою.

62. (1) Маси­нис­са, заме­тив­ший, что кар­фа­ге­няне мно­го поте­ря­ли в гла­зах рим­лян и меж­ду собой не ладят — сенат не дове­ря­ет пер­вым людям горо­да из-за пере­го­во­ров их с Ари­сто­ном, народ из-за того же не дове­ря­ет сена­ту, — (2) решил, что ему пред­став­ля­ет­ся слу­чай ото­мстить кар­фа­ге­ня­нам. Опу­сто­шив их бере­га, он обло­жил данью неко­то­рые горо­да, что пла­ти­ли преж­де кар­фа­ге­ня­нам. (3) Край тот зовет­ся Эмпо­рии¹²⁹ и лежит на побе­ре­жье Мало­го Сир­та, и зем­ля там весь­ма пло­до­род­на. Город толь­ко один — Леп­тис, кото­рый пла­тил кар­фа­ге­ня­нам дань по одно­му талан­ту в день. (4) Маси­нис­са разо­рил всю стра­ну, а частью ее как бы даже и завла­дел. Так она ока­за­лась разо­ре­на, что сомни­тель­но ста­ло, ему ли, с.151 кар­фа­ге­ня­нам ли она при­над­ле­жит. (5) Узнав­ши, что кар­фа­ге­няне отпра­ви­ли в Рим послов, чтобы очи­стить­ся от подо­зре­ний и пожа­ло­вать­ся на него, Маси­нис­са и сам отпра­вил послов в Рим, дабы поста­ра­лись уси­лить подо­зре­ния рим­лян и оспо­рить пра­ва кар­фа­ге­нян на подать. (6) Маси­нис­со­вы послы, когда выслу­ша­ли рас­сказ о чуже­зем­це-тирий­це, преж­де все­го поста­ра­лись вну­шить сена­то­рам опа­се­ние, как бы не при­шлось Риму вое­вать сра­зу и с Антиохом, и с Кар­фа­ге­ном. (7) Осо­бен­но подо­зри­тель­но было то, что, схва­тив Ари­сто­на и решив отпра­вить его в Рим, сенат Кар­фа­ге­на не оза­бо­тил­ся взять под стра­жу ни его само­го, ни его корабль. (8) А как пошла речь о земель­ных вла­де­ни­ях, то меж­ду посла­ми Маси­нис­сы и кар­фа­ге­ня­на­ми воз­ник­ла рас­пря. (9) Кар­фа­ге­няне уве­ря­ли, что гра­ни­цы у них все по пра­ву; Пуб­лий Сци­пи­он, гово­ри­ли они, после сво­ей победы уста­но­вил гра­ни­цы кар­фа­ген­ских вла­де­ний, (10) и та зем­ля, о кото­рой идет спор, в тех гра­ни­цах и была¹³⁰; Маси­нис­са и сам их при­знал, когда гнал­ся он за неким Афти­ром, бежав­шим из цар­ства Маси­нис­сы и бро­див­шим с отрядом сво­их нуми­дий­цев вокруг Кире­ны, сам же и про­сил кар­фа­ге­нян раз­ре­шить ему прой­ти по той зем­ле — счи­тал, зна­чит, без вся­ко­го спо­ру, что при­над­ле­жит она Кар­фа­ге­ну. (11) Нуми­дий­цы же дока­зы­ва­ли: неправ­да, буд­то Сци­пи­он про­вел так гра­ни­цы, а если уж судить по пра­ву да по спра­вед­ли­во­сти, то во всей Афри­ке не сыс­кать и одно­го поля, что было бы соб­ст­вен­ной кар­фа­ген­ской зем­лей. (12) Они ведь при­шли изда­ле­ка и выпро­си­ли кусок зем­ли, толь­ко чтобы постро­ить город¹³¹; опре­де­ля­ли же раз­мер участ­ка так: раз­ре­за­ли шку­ру одно­го быка на рем­ни и сколь­ко теми рем­ня­ми мож­но было окру­жить¹³², столь­ко им зем­ли и дали. И все, кро­ме Бур­сы¹³³, пер­во­го их посе­ле­ния, взя­то не по пра­ву, а силою. (13) Что ж до зем­ли, о кото­рой спор, не могут кар­фа­ге­няне дока­зать, ни что при­над­ле­жа­ла она им все­гда — т. е. с тех пор, как захва­ти­ли они ее во вла­де­ние, — ни даже сколь­ко-нибудь дол­гое вре­мя. По обсто­я­тель­ствам отхо­ди­ла эта зем­ля то к ним, то к царю нуми­дий­цев, и овла­де­вал ею вся­кий раз тот, кто мог оси­лить дру­го­го ору­жи­ем. (14) Пусть же сена­то­ры доз­во­лят остать­ся этой зем­ле, какой была она преж­де, — до того, как кар­фа­ге­няне ста­ли вра­га­ми рим­лян, а царь нуми­дий­цев их союз­ни­ком и дру­гом, и да согла­сят­ся рим­ляне, чтобы вла­дел ею тот, кто может ее удер­жать. (15) Сенат счел нуж­ным отве­тить и тем и дру­гим, что отпра­вит в Афри­ку послов, дабы рас­суди­ли кар­фа­ген­ский народ с нуми­дий­ским царем на месте и в их при­сут­ст­вии. (16) Посла­ны были Пуб­лий Сци­пи­он Афри­кан­ский и Гай Кор­не­лий Цетег и еще Марк Мину­ций Руф, а они, рас­смот­рев дело и выслу­шав спо­ря­щих, не сочли пра­вы­ми или вино­ва­ты­ми ни тех, ни дру­гих и оста­ви­ли все как было. (17) Реши­ли они так сами или был им наказ, неве­до­мо; а ведо­мо то, что рим­ля­нам в ту пору на руку была рас­пря меж­ду кар­фа­ге­ня­на­ми и нуми­дий­ца­ми. (18) Коли не так, Сци­пи­он и сам бы, сво­ею волею мог поло­жить ей конец, ибо и дело знал, и мно­го почте­ния заслу­жил, и заслу­ги имел перед одной и дру­гой сто­ро­ной.